Слуцкий Вадим Ильич. Утренняя звезда

Вадим Слуцкий

Утренняя звезда

(о жизни и личности Иисуса Христа)

1.

Маленькая ящерица, похожая на крошечного крокодильчика, стремительно прошуршала по песку и остановилась. Остановилась резко, мгновенно, как механическая игрушка, у которой кончился завод. За ее спиной на красноватом песке остался извилистый змееобразный след.
Застыв, она сливалась с песком, растворялась в нем - в этом была ее защита. Ее крапчатая спинка - точно такого же цвета, как почва пустыни Негев - не шевелилась и даже не дышала. Левая передняя лапка так и осталась приподнятой. Казалось, мессалина (так называют сейчас этих ящериц) превратилась в камень. Совершенно неподвижно она простояла несколько минут. Она пыталась понять, есть ли опасность.
То, что ее привлекало, лежало на песке. Это был небольшой бурдючок из козьей шкуры, судя по его опавшим бокам, полупустой. Все же там была какая-то вода. С нашей точки зрения вода не пахнет, но ящерицы чуют воду за много сотен метров. Вода в пустыне - как россыпь алмазов и золота на мостовой. Ни один постоянный житель этих мест спокойно не пройдет мимо воды.
Бурдюк лежал на песке, недалеко от большого черного камня, торчащего из земли стоймя. Возле камня сидел на песке человек. Он сидел так, как всегда сидят на Востоке: скрестив ноги. И тело его, и голову покрывал бурый плащ, похожий по цвету на песок. Словно человек, подобно ящерице, маскировался, чтобы его не нашли.
Человек казался очень старым. Плечи его были опущены вниз; голова склонилась к коленям. И еще одним он был похож на ящерицу: полной неподвижностью. Прошло десять минут, двадцать, полчаса - он не пошевелил и пальцем. Не шевелилась и мессалина.
Наконец, ящерица решила, что это не живое существо: ведь все живое движется, - неподвижно только мертвое. Она опустила левую переднюю лапку и молнией метнулась прямо к бурдюку с водой. Человек рефлекторно обернулся в ее сторону. Но ящерицы там уже не было: только взметнулся песчаный вихрик и что-то невидимое мелькнуло и пропало за большим камнем.
Человека не заинтересовало все это. Он снова опустил голову. Снова все застыло в полной неподвижности: песок, камень, человек и ящерица, спрятавшаяся за камнем - они опять были одинаковыми: живые - как мертвые.
Начинался рассвет. Это были самые прохладные часы в пустыне, но у ящериц холодная кровь, а человек, закутанный в грубый шерстяной плащ (такие плащи в тех местах носило простонародье), видимо, не мерз. Солнце медленно, нехотя показывалось из-за горизонта, огромное, кроваво-красное, как открытая рана. Все вокруг осветилось мрачным и грозным светом. Потом сразу, почти мгновенно, стало совсем светло и тепло, даже жарко: будто включили мощный обогреватель. В пустыне температура меняется резко.
Мессалина на этот раз очень осторожно подкралась к бурдюку. Человек не обращал на нее внимания. Она с наслаждением слизнула крошечную капельку воды с шерсти на боку бурдюка. Но не убежала, а снова спряталась за камнем и зарылась в песок. Торопиться было некуда и бегать по солнцу незачем. Она решила подождать: может быть, удастся еще попить воды.

Человеку, сидевшему возле камня, на самом деле было только 33 года. Звали его Иисус из Назарета. Это обычное имя на Востоке: и сейчас на Кавказе многим мальчикам дают имя Иса.
Он уже больше суток сидел здесь. Ему нужно было принять важное решение, но он колебался. Он думал и вспоминал.
В 16 лет он ушел из дому. Он был странным ребенком. Мальчика не так просто усадить за книги: хочется поиграть и побегать с товарищами. Иисус же очень любил читать и задавал взрослым такие вопросы, на которые они не знали ответов. Он находил противоречия в разных книгах Торы (по-нашему - Ветхого Завета). Когда ему было 12 лет, родители взяли его с собой на праздник Пасхи в Иерусалим. В Храме мальчик куда-то пропал: искали его три часа и нашли сидящим со старейшинами, которые с интересом с ним беседовали. Один из почтенных мужей встал и, отведя отца Иисуса в сторону, сказал, что мальчик очень способный и ему обязательно нужно учиться. Пусть, когда мальчику исполнится 13 лет, его приведут в Иерусалим, он будет жить в доме этого почтенного человека и учить Тору от рассвета до заката.
Иисус видел, что Учитель о чем-то разговаривает с его отцом, и догадался, о чем шла речь. Ему очень хотелось жить в Иерусалиме, учиться у лучших учителей. Но отец не пустил его. Отец Иисуса был плотником и считал, что сын должен выучиться этому ремеслу. Поэтому он не отпустил сына от себя.
Когда Иисусу исполнилось 16 лет, отец решил женить его, не понимая, что для сына это хуже тюрьмы. Тогда-то Иисус ушел из дому, стал странником, побывал во многих землях, в том числе в Индии. Везде он интересовался священными книгами тех народов, у которых такие книги были. Он познакомился с Ведами и с буддизмом, бродил по дорогам вместе с бхикшу (странствующими буддийскими монахами), ел вместе с ними рис и слушал их рассказы. Однако эти люди разочаровали его: они ничего не делали, только умерщвляли свою плоть, что Иисусу казалось бессмысленной глупостью. Ведь тело человека сотворил Бог, зачем же его мучить и губить прежде времени?
Потом он 6 лет прожил в Джаггернауте, Раджагрихе и Бенаресе: ученые люди дивились его необыкновенному упорству в овладении знанием и его способностям. Он выучил пали и санскрит, прочел все Веды, какие мог найти, говорил со всеми мудрейшими людьми, какие только согласились с ним говорить.
Но вообще Индия ему не понравилась. Брахманы и кшатрии (высшие касты, занимавшие привилегированное положение в Древней Индии) жили роскошно, ничего не делая, а шудры и вайшьи голодали. Брахманы объясняли ему, что Великий Пара-Брама запретил разъяснять Священное Писание вайшьям и шудрам, потому что они созданы из чрева и ног Брамы и являются низшими существами. Брахманы относились к обезьянам лучше, чем к шудрам, а ведь и шудры, и вайшьи были людьми.
Исса (так его звали в Индии) не слушал брахманов: он с детства отличался абсолютной независимостью и самостоятельностью поступков и суждений. Он ходил к шудрам и вайшьям, рассказывал им о Вечных Истинах. Это было запрещено: только по праздникам вайшьям и шудрам разрешается слушать чтение Вед - да и то читали их так, что все равно ничего нельзя было понять.
Эти простые люди были благодарны Иссе за то, что он разъясняет им Писание, и считали его добрым, хорошим и даже Святым. Но брахманы и кшатрии злились на него.
Иисус был настоящим евреем: он не мог смириться с тем, что считал несправедливым. Беседуя с шудрами, да и с брахманами, он решительно протестовал против того, что одни люди лишают других человеческого достоинства и человеческих прав. Он говорил: "Бог-Отец не делает никакого различия между своими детьми, они все одинаково ему дороги". Он отрицал Вишну, Шиву и других богов и говорил, что Бог один.
"Не поклоняйтесь идолам, - говорил он вайшьям и шудрам, - не следуйте Ведам: там Истина искажена, - не верьте брахманам, потому что они заботятся только о своей выгоде и для того, чтобы угодить куску камня - идолу - приносят в жертву людей, в каждом из которых живет частица духа Всевышнего".
"Они унижают работающего в поте лица, чтобы приобрести милость тунеядца, сидящего за роскошным столом, - говорил Исса. - Знайте же, что в будущей жизни те, которые лишают своих братьев божественного света, будут лишены его сами, и брахманы и кшатрии станут шудрами шудр, когда настанет время Последнего Суда. Не они спасутся, а вы, если будете помогать бедным, поддерживать слабых и не пожелаете никому зла".
Слушатели Иисуса - простые люди - не всегда понимали его, но были очень довольны, что такой уже очень известный в их стране и уважаемый Святой Человек беседует с ними на столь серьезные темы.
Беседы эти обычно происходили на каком-нибудь мощеном камнем дворе или площади, в тени священного дерева (фикуса или пальмы): все участники религиозного диспута сидели прямо на земле, скрестив ноги. Слушатели Святого Иссы представляли своеобразную картину: тут были калеки, с бельмами на глазах, с искаженными лицами; некоторые с гниющими ранами на теле. Вайшьи и шудры, черные и грязные, со спутанными волосами, в основном, страшно худые, изможденные, почти голые, слушали проповедь, раскрыв рты. Некоторые, пока он говорил, протягивали руки, как дети, чтобы дотронуться до него: они верили, что это принесет им счастье.
Сейчас, сидя возле камня в пустыне, он вспоминал их лица: они проносились перед ним, как кадры кинопленки, прокручиваемой с бешеной скоростью. Вот черные печальные детские глаза заглядывают в его глаза: это один из его любимых учеников - Рами - четырнадцатилетний мальчик: он умер во время эпидемии тифа, через полгода после того, как они познакомились. Вот мелькнуло лицо Матхи: слепого с бельмами на обоих глазах, прикрытыми обвязанной вокруг головы тряпкой. Матхи всегда улыбался, отчего изо рта его высовывался единственный зуб. Быть может, он жив до сих пор?
Он любил этих людей. Они нуждались в нем, а он - в них. Для них он был самым лучшим человеком на свете, святым. И ему было хорошо оттого, что есть люди, которые так относятся к нему. В них он нашел себя.
Но когда Белым Жрецам передали, какие речи говорит Исса, они решили убить его и подослали к нему своих слуг. К счастью, шудры вовремя предупредили Иисуса, и с горечью в душе он покинул Джаггернаут.

Он отправился в Тибет. Почти два года он добирался туда. Потом пять лет жил в буддийском монастыре, осваивая йогу. Монастырь находился на склоне горы, заросшей лесом, и был похож на крепость. Когда Исса утром выходил во двор, он видел облака, проплывавшие снизу, у его ног. Иногда пролетал орел: он тоже летел внизу, Иисус видел его широкие распростертые крылья так, как их не видит никто, - сверху. Это была вершина мира, отсюда уже рукой подать до Бога.
В монастыре Иисуса все очень уважали. Там он научился впадать в транс и почти останавливать биение сердца, не подвергая опасности свою жизнь. Научился внушать человеку и животному свою волю и излечивать болезни с помощью внушения.
В монастыре ему нравилось, но там вокруг всегда были одни и те же люди. В конце концов, он ушел оттуда. Ему хотелось приносить пользу, а не только самосовершенствоваться.
Его тянуло на родину. Снова увидеть родную землю, услышать еврейскую речь. Он ведь немало понял и узнал за эти годы. Он уже зрелый мужчина. Он может помочь своему народу, принести ему Свет Истины.
Но нужно ли это евреям? Хотя он не был в родных местах больше 15-ти лет, но помнил, что евреи страшно упрямы и доказать им что бы то ни было почти невозможно.
Его уже один раз хотели убить. Стоит ли снова подвергать риску свою жизнь? То, что он будет говорить, вряд ли понравится всем. Может быть, лучше вернуться домой, примириться с отцом и матерью, жениться? Нет, он так не сможет жить, не сможет...
Сидя в тени большого камня, глядя на сожженную солнцем пустыню, усеянную черными камнями, он вспоминал картины зла и несправедливости, которые ему пришлось видеть за время своих странствий. Он прошел тысячи километров, бывал во многих землях и городах - и везде было одно и то же: везде люди слепо и безумно портили жизнь себе и другим; имеющие власть жестоко подавляли не имеющих ее - богатые губили свои души, а бедные не знали, чем накормить тело.
Он знал, что способен на многое. Он может привлекать к себе людей, он умеет лечить болезни внушением и наложением рук. Он многое знает.
Конечно, его могут и не понять. Но отказаться от своего призвания было бы трусливо и глупо. Зачем тогда он странствовал и учился 15 лет, сто раз рискуя погибнуть?
Иисус закрыл глаза. Солнце все равно жгло сквозь веки; ему казалось, что он плывет в дрожащем золотистом сиянии. Сквозь этот свет снова проступило милое давнее воспоминание: лицо индийского мальчика Рами - с огромными жадными блестящими печальными черными глазами, заглядывающими в его глаза. Эти глаза словно говорили: Дай мне то, что мне так нужно, дай мне: ведь ты можешь! Пожалуйста, дай! Рами всегда именно так смотрел на своего Учителя и именно так его слушал.
Может быть, здесь, на родине, он найдет другого Рами, которого сможет так же полюбить?
Тогда он почувствовал себя укрепившимся и отбросил, как невозможное, намерение вернуться домой. Нет, он будет выполнять свою Миссию: станет Учителем Истины для всего Израиля, а, может быть, и для других народов. Он ведь всегда думал, что Истина одна и она нужна всем, а евреи неправы, считая избранными Богом только себя, а Истину - предназначенной только для евреев.
Он допил воду из бурдюка, встал, поправил кожаный пояс и обмотал голову куском шерстяной ткани, служившей ему плащом. Теперь он не казался старым: стройный красивый человек. Подобрав с земли длинную палку, он твердой упругой походкой двинулся в сторону заката. Видно было, что ходить он привык и устанет нескоро. Он шел все быстрее и быстрее и вскоре скрылся за песчаным холмом.

Мессалина осторожно высунула головку из-под камня. Уже наступил вечер, на песок легли длинные тени от камней. Человека не было, он ушел. А едкий восхитительный запах воды остался.
Она выползла на еще горячую поверхность песка: человек бросил свой бурдюк у камня. Ящерица подбежала и долго слизывала воду с шерсти. Теперь она напилась надолго: на много недель вперед.

2.

В те времена - 2000 лет назад - пророки, странствующие проповедники вовсе не были редкостью.
Люди тогда много времени проводили в общественных местах: нам будет несложно это представить, если мы вспомним, что ни телевизора, ни компьютера еще не изобрели и получить какую-то информацию, на людей посмотреть и себя показать, можно было только в синагоге или на рынке. Причем, если сейчас главными считаются вопросы экономические и политические, то тогда их место занимали, как это ни странно, религиозные, философские и этические проблемы. Поэтому известные пророки и странствующие проповедники пользовались такой же популярностью, как сейчас - знаменитые телеведущие.
Пророк - это человек, который говорит не от себя, а от лица Бога: служит рупором Бога, посредством которого Всевышний обращается к людям. Проповедник говорит просто от себя. В остальном разницы между ними нет никакой.
Люди эти ничем иным не занимались, не зарабатывали себе на жизнь: их общественное положение, их единственная деятельность заключалась в том, что они пророчествовали. И это было очень видное и притом независимое общественное положение. Если народ верил такому пророку, то с ним вынуждены были считаться даже цари. Многие еврейские пророки говорили царям в лицо неприятнейшие вещи, и правители не решались им за это мстить, боясь как гнева Божия, так и гнева народного. Такой человек ходил, где хотел, спал и ел в тех домах, куда его приглашали, и если имел какие-то деньги, то только те, которые ему дарили его поклонники.
Именно эту жизненную стезю и выбрал для себя Иисус. И вскоре добился успеха: слава о нем распространилась по всей Иудее, и Самарии, и Галилее.
Как и в Индии, он предпочитал беседовать с простыми, некнижными людьми, причем относился к ним без всякого высокомерия, внимательно и уважительно; отвечал на все вопросы, к тому же умел говорить о сложных вещах простым и понятным языком. Он не гнушался принимать приглашения самых простых и бедных людей, охотно заходил в их дома, ел с ними и оставался ночевать.
Но больше всего способствовало славе Иисуса то, что он мог исцелять больных такими болезнями, которые считались неизлечимыми, - например, психически больных. В то время не существовало специальных лечебных учреждений, и сумасшедшие свободно бродили по улицам и площадям городов, бормоча бессмысленные слова, кривляясь и размахивая руками. Из жалости люди кормили их.
Однажды, когда Иисус проповедовал в синагоге (кстати, синагога - это вовсе не "еврейская церковь", как думают некоторые: у евреев была одна церковь - Иерусалимский храм, - синагога же - это просто общественное здание, где учились, молились, но и просто общались, заключали торговые сделки, обсуждали политические проблемы и всякие общественные дела), к нему подбежал один такой сумасшедший и громко закричал прямо ему в лицо:
- Уйди, какое тебе дело до нас, Иисус Назарянин?! Ты пришел погубить нас: знаю я, какой ты святой Божий!
Однако Иисус, нисколько не смутившись, властно сказал ему:
- Замолчи и выйди вон!
Этот человек послушался и вышел.
Впрочем, Иисус вообще был из тех людей, которых все всегда слушаются: такой у него был вид и так он умел себя держать и разговаривать с людьми. Так что удивительно не то, что тот человек послушался и ушел, а то, что он вскоре совершенно выздоровел и вернулся к своей семье.
Все рассказывали друг другу об этом случае и удивлялись, что Равви (т.е. "Учитель") приказывает бесам, и те повинуются ему: ведь евреи были уверены, что психически больной - это человек, в которого вселился бес, и, чтобы больной выздоровел, надо выгнать беса вон.
Иисус исцелял и прокаженных, и расслабленных (парализованных), и слепых, и больных горячкой. Делал он это без помощи каких бы то ни было лекарств, только благодаря искусству внушения, которое он освоил в Индии. Однако в те времена никто не знал, что такое внушение, и чудесные излечения объясняли тем, что Иисус имеет непосредственную связь с Богом и Бог по его просьбе исцеляет всякого, кого он - Иисус - захочет исцелить. Это больше всего убеждало людей в том, что Иисус - настоящий пророк.
Исцеленные им ходили по всей Иудее и Галилее и везде рассказывали о том, что с ними случилось, и слава Учителя из Назарета все росла.
Только в своем родном городе Иисус не мог никого вылечить, потому что здесь все знали его еще маленьким мальчиком, сыном плотника, и никто не верил, что сын Иосифа способен сотворить чудо. А ведь внушение происходит только тогда, когда человек в него верит. Поэтому - и еще потому, что Иисусу тяжело было встречаться со своей семьей, особенно с матерью - он редко бывал в родных местах.
Когда слава о нем распространилась по всей стране, Иисус решил, что пора ему найти себе учеников. Он считал, что будет лучше, если учениками его будут простые, некнижные люди, потому что они не станут перетолковывать его слова и донесут их до людей так, как они были сказаны.
Своих самых первых учеников Иисус нашел при очень любопытных обстоятельствах. Переночевав в доме одного довольно богатого купца, он утром очень рано встал и направился к берегу Галилейского моря (т.е. Тивериадского озера, очень большого и действительно похожего на море). Он очень любил это озеро: ему нравилось там бродить, там ему хорошо думалось.
Утро было тихое-тихое: совершенно гладкая поверхность воды, отражавшая небо, казалась голубым стеклом. Горизонт застилала легкая думка, сквозь которую золотились лучи только что показавшегося солнца. В этой удивительной красоте Иисусу чудилось что-то сладостное и грустное.
Однако очарование этого чудесного утра нарушали двое рыбаков. Они в лодке, недалеко от берега, возились с сетями. Притом один из них: черный, крепкий, загорелый до черноты, со спутанными волосами, повязанными ремешком, и такой же спутанной бородой, - больше похожий на разбойника с большой дороги, чем на рыбака, - громко ругался, и из его слов Иисус понял, что сеть с вечера запуталась, теперь ее придется долго распутывать, и день может пропасть даром: они ничего не поймают. На Иисуса эти люди не обратили никакого внимания.
Он довольно долго с берега рассматривал их и, как ни странно, тот самый ругатель, внешне смахивавший на разбойника, ему чем-то понравился. Возможно, тем, что у него было открытое и приятное лицо, и все его движения - а также и слова (хоть они и были не очень приличными) - выдавали человека ярко эмоционального и искреннего. К тому же этот рыбак явно отличался большой физической силой и был еще не стар, на вид лет 35-ти, а брат его (а в том, что второй человек в лодке - его брат, сомнений не возникало: они были очень похожи), видимо, еще моложе. Все это устраивало Иисуса.
Поэтому он окликнул их и сказал:
- Пойдемте со мной. Рыбы вы сегодня все равно не поймаете, а я сделаю вас ловцами душ человеческих.
Присмотревшись, эти люди узнали Учителя из Назарета, о котором слышали уже много рассказов. Иисус к тому времени выглядел уже совсем не так, как тогда, когда только что вернулся на родину: на деньги своих почитателей он купил себе красивый плащ бордового цвета и выглядел очень солидно. Из его слов они поняли, что он предлагает им стать его помощниками, что было очень лестно для простых рыбаков, так как общественное положение Пророка и Учителя было несравненно выше, чем у рыбака. Так что они недолго думали и сразу же, подплыв к берегу, выразили полную готовность следовать за Иисусом. Старшего из братьев, как оказалось, звали Петром, а младшего - Андреем. Это не еврейские имена, и Иисус понял, что оба - галилеяне, но его это нисколько не смутило. Петр и Андрей так были поражены тем, что Учитель позвал их с собой, что бросили и лодку, и сети прямо на берегу и пошли с ним.
Пройдя немного дальше, Иисус увидел еще одну рыбачью лодку, в которой сидели и чинили сети три человека: двое молодых - и один пожилой, почти старик. Старика звали Зеведеем, а его сыновей - старшего Иаковом, а младшего Иоанном. Особенно понравился Иисусу Иоанн: у него было умное и красивое лицо, хотя он и не отличался крепким телосложением. Нежной кожей и улыбчивостью этот юноша немного походил на девушку. Иисус и их позвал с собой, и братья, спросив разрешения у отца, тоже пошли с ним.
Еще одного ученика Иисус нашел прямо на дороге: это был мытарь (то есть сборщик податей для римского кесаря: самое презираемое занятие в тогдашней Иудее) Матвей, сидевший у дороги на камне и собиравший пошлину с проезжающих и проходящих. Его лицо, серьезное и сосредоточенное, хотя и некрасивое, понравилось Учителю, и он сказал:
- Встань и следуй за мной!
И Матвей послушался и тоже пошел за ним, захватив, конечно, и свою сумку с деньгами.
Вскоре из тех людей, которые приходили слушать его проповеди, Иисус выбрал себе еще семерых учеников: Филиппа, Варфоломея, Фому, Иакова Алфеева (то есть сына Алфея, в отличие от Иакова Зеведеева, старшего брата Иоанна), Фаддея, Симона Кананита (из города Кана) и Иуду Искариота - и всего у него теперь было 12 учеников (по числу колен, или племен, израильских). Из них всех только юноша Иоанн был относительно образованным человеком, мог свободно читать Священное Писание, остальные же были едва грамотны. Самый первый ученик Иисуса, Петр, как выяснилось, даже не умел подписывать свое имя.
Со своими учениками Иисус удалялся в пустынные места и там наставлял их в основах нового Учения.

3.
Однажды послушать проповедь Иисуса собралось так много людей, что говорить с ними так, чтобы все видели и слышали Учителя, было невозможно. Тогда Иисус повел всех на ближайший зеленый холм: его слушатели уселись по его склонам, а сам Равви стоял на вершине холма. Это была очень живописная картина, потому что люди были из разных мест, по-разному одетые, а кроме того, уже начался закат, и золотистые лучи солнца красиво драпировали холм и притихшую толпу, а плащ Иисуса благодаря солнечным лучам казался не бордовым, а почти алым - и это тоже было очень красиво.
Этой проповеди впоследствии суждено было стать самой знаменитой проповедью Иисуса, а назвали ее Нагорной, то есть той, что На Горе (ради вящей славы Учения Христа небольшой холм назвали "горой").
А говорил Иисус примерно вот что:
- Вы все, наверное, думаете, что образованный человек, такой, который читает Священные Книги, намного ближе к спасению души, чем невежда?.. Конечно, вы все так думаете. Но это не всегда так! Если человек понимает, что знает мало, он придет ко мне, чтобы я восполнил его знания, и, может быть, спасется. А если человек уверен, что он уже и так все знает, то вряд ли он спасется. Вот вы пришли - и хорошо сделали.
Может быть, кто-нибудь из вас боится, что за следование моему учению вас будут преследовать, потому что это учение не похоже на то, чему учат фарисеи (а фарисеи были тогда господствующей сектой в еврейской религии)? Не бойтесь, это не страшно: вспомните, что и древних пророков гнали и преследовали. Этими гонениями очищается душа человека, ведь самые душевно чистые люди никогда не бывают благополучными. Так что же лучше: внешнее благополучие в течение 50-ти или 60-ти лет - или вечное блаженство?
Впрочем, если вы думаете, что я пришел опровергнуть Закон и Пророков, то вы ошибаетесь. Я ничего не опровергаю. Все, что написано в древних книгах, правильно. Я только хочу кое-что дополнить к тому, что вы уже знаете.
Например, вы помните, что сказано древним: "Не убивай; если же кто убьет, подлежит суду"? А я говорю вам, что не только нельзя убивать, но и гневаться напрасно или ругать кого-либо тоже нельзя, потому что от избытка злобы, которая внутри вас, происходят все дурные поступки и преступления, в том числе и убийство.
Предстать перед земным судом - не самое страшное. Небесный же суд видит не только то, что вы сделали, но и то, что вы хотели сделать.
Помните, как сказано: "Око за око и зуб за зуб"? А я говорю вам: не противьтесь злому. Но кто ударит тебя в правую щеку, тому подставь и левую. И если кто хочет забрать у тебя рубашку (то есть нижнюю одежду, по-нашему - белье), тому отдай и верхнюю одежду. Потому что если ты будешь противиться, то начнешь злиться - а это портит душу человека.
А что толку человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?
Или, допустим, некоторые думают, что, подавая милостыню нищим, делают хорошее дело. Но что, если человек это делает только напоказ, чтобы все видели, какой он праведник, или только для того, чтобы убедить себя в том, что он праведник? Думаете, никто не знает о ваших настоящих побуждениях? Ошибаетесь: тот, кому надо знать, знает все.
Так что не тот праведник, кто только подаст милостыню, а тот, кто полон подлинного сострадания к нищему, которому подал милостыню.
Главное - не то, что снаружи, а то, что внутри.
Если же видите у кого-то какой-то недостаток, то не торопитесь его осуждать. Многие люди специально выискивают крошечные соринки в глазу брата своего, чтобы не замечать больших толстых бревен в своем собственном глазу. Но только тот, кто прежде вынет бревно из своего глаза, может помочь и брату своему избавиться от сучка в его глазу.
Если хотите, чтобы вас не осуждали, не осуждайте сами. Если хотите, чтобы вас прощали, прощайте сами. Помните, как сказано: поступай с людьми так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой. И я вам то же говорю.
Учтите, что то, что вы сейчас слушаете мои слова, еще ничего не дает. Надо не только слушать, но и исполнять. Итак, будьте не только слушателями Закона, но и исполнителями Закона. И тогда Отец мой Небесный вознаградит вас.

Когда Иисус кончил говорить, люди встали и удивлялись его Учению, потому что он учил их не как книжники и фарисеи, а совсем по-другому. Многие подошли к Учителю и обратились к нему с просьбами и вопросами.
Одним из первых подошел некий сотник (то есть начальник над сотней солдат), галилеянин, который сказал, что его слуга лежит дома в жестокой болезни, и просил Учителя исцелить его. Хотя у этого человека была грубая, типично солдатская, внешность, по лицу его читалось, что он ожидает исцеления своего слуги прямо сейчас, хотя Иисус стоял на холме, а слуга остался в его доме, в городе.
Нетерпеливый и несдержанный Петр, стоявший тут же, не дожидаясь, пока Учитель ответит, сказал этому человеку:
- Глупый ты человек, как может Равви исцелить твоего раба, пока он здесь? Пригласи нас к себе в дом, и мы придем и исцелим его: это для нас пустяковое дело!
Иисус поднял бровь и посмотрел на Петра так, что тот осекся, но тоже подтвердил, что он не исцеляет на расстоянии, но может пойти прямо сейчас и вылечить больного.
Но сотник возразил:
- Господи, я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой. Но скажи только слово, и выздоровеет мой слуга: ведь я хоть и сам подвластный человек, а мои солдаты подчиняются мне, и когда я говорю одному из них "иди", то он идет, куда я скажу, - и другому скажу "приди" - и он приходит.
Услышав такой ответ, Иисус удивился и сказал своим ученикам:
- Даже в Израиле я не нашел такой веры!.. Этот человек, хоть и галилеянин, а верует больше, чем иудеи, - так и в Царстве Божием будут прежде не те, кто принадлежит к избранному народу израильскому, а кто больше верует, неважно, какого бы они ни были народа. Запомните это!
А сотнику сказал:
- Иди, и как ты веруешь, так и будет тебе.
Сотник поблагодарил и ушел, и слуга его потом действительно выздоровел.
Во время этого разговора рядом стоял один фарисей, а фарисеи относились к Иисусу как к конкуренту и поэтому не любили его. Этот фарисей, одетый в роскошную, расшитую золотым и серебряным орнаментом, небесного цвета симлу (т.е. длинный плащ, вроде римской тоги), со скептической усмешкой слушал слова Иисуса и, когда сотник отошел, насмешливо спросил:
- Когда же именно придет Царство Божие и в каком месте?
На что Иисус серьезно ответил:
- Не придет Царство Божие видимым образом и в определенном месте, и не скажут: вот, оно здесь, или вот, там. Потому что Царство Божие внутри нас, в душе каждого человека. И каждый может войти в Царство Божие только своими собственными усилиями.
Фарисей не нашелся, что на это ответить, и отошел от них.
А Иисус и его ученики направились в галилейский город Капернаум , где остановились на ночь в доме Петра и Андрея.

4.

Фарисеи не любили Иисуса, потому что боялись, что народ, следуя его учению, перестанет им верить, и они потеряют свое привилегированное положение. Поэтому они старались настроить людей против Учителя и старались при всяком удобном случае задать ему какой-нибудь коварный вопрос, на который было бы трудно ответить, чтобы скомпрометировать Равви в глазах народа.
Но были среди фарисеев и такие, на которых проповедь Иисуса и совершаемые им чудеса произвели глубокое впечатление, хотя таких было и немного. К тому же они боялись открыто признаться в своем обращении в новое учение, чтобы не быть отлученными от синагоги и не потерять своих привилегий.
В числе таких фарисеев был Никодим, один из начальников иудейских, добрый, умный, но довольно бесхарактерный человек. Он был членом синедриона, верховного суда, который решал важнейшие и духовные, и светские дела. Никодим слышал Нагорную проповедь и был потрясен ею, но не всё понял и хотел еще получить у Учителя дополнительные разъяснения. Но при множестве народа он не решился подойти к Иисусу, так как боялся, что его товарищи-фарисеи заподозрят его в сочувствии новому учению. Поэтому он пошел за Иисусом и его учениками и заметил, куда они вошли.
Поздно ночью Никодим снова пришел к этому дому, вошел во дворик (калитка, или, вернее, дверь, которая туда вела, оказалась запертой только на щеколду) и постучался в дом. Ему открыл заспанный Андрей. Увидев хорошо одетого пожилого солидного человека, он спросил, что ему нужно. Никодим объяснил, что хочет видеть Учителя.
Андрей провел его в переднюю комнату, где Иисус, еще не ложившийся спать, сидел в глубокой задумчивости. В комнате, небольшой и почти пустой, было совершенно темно, так как единственное, выходившее во двор окно уже закрыли ставней. Иисус сидел на коврике у стены, перед ним горел в плошке с маслом фитилек, сделанный из веревки: это и было единственным освещением.
Поздоровавшись и сев по приглашению Иисуса напротив него, Никодим сказал:
- Равви! Я знаю, что ты - Учитель, пришедший от Бога, потому что таких чудес, какие ты творишь, никто не может делать, если не будет с ним Бог. Ты совершен, и душа твоя - в Царстве Божием!
Иисус внимательно посмотрел на своего гостя и без труда - по одежде - признал в нем фарисея. Впрочем, лицо Никодима ему понравилось: гость производил впечатление искреннего и умного человека.
Поэтому Иисус решил быть откровенным с этим ночным посетителем и сказал:
- Правильно ты говоришь, что я пришел от Бога, потому что, кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божьего.
Никодим обрадовался, что Учитель заговорил об этом, потому что из всего его учения он никак не мог понять как раз то, как может человек, уже один раз рожденный, родиться еще раз. Поэтому он спросил:
- Но как может человек родиться, будучи стар? Вот я уже старик, могу ли я снова войти в утробу матери своей, которая умерла, и опять родиться?
Иисус покачал головой, усмехнулся и сказал:
- Я же не о телесном рождении говорю, а о духовном... От плоти рождается другая плоть, а дух человека рождается от Духа Божия... Не удивляйся тому, что я сказал тебе, а лучше подумай хорошенько. То, что ты рожден телесно, как может помешать тебе родиться духовно? Ведь дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа.
- Но как же это может быть?! - растерянно спросил Никодим.
- Ты учитель израилев, и неужели даже этого не можешь понять? - отвечал ему Иисус. - Пока в человеке не пробудились высшие потребности, пока он живет, как животное, до тех пор он еще не родился от Духа... Как же ты говоришь, что веришь в мое учение, если даже таких простых вещей понять не можешь?
У меня тоже есть мать, как и у тебя была мать и как есть мать у любого человека. Но одновременно я Сын Божий, потому что я слушаю, что говорит мне Бог и делаю Его дело на Земле. И ты то же можешь делать - и всякий человек.
Бог ведь любит мир, который Он сам создал, - как ты бы любил дом, который сам построил, или виноградник, который сам насадил. А больше всего Бог любит людей, потому что людей он создал, чтобы они помогали ему. Но люди не хотят жить для Бога, а живут только для себя. Поэтому Бог и послал меня - Сына Своего - чтобы помочь тем, которые уверуют в меня, чтобы с моей помощью они прозрели и встали на правильный путь.
Иисус помолчал, глядя Никодиму в глаза, и потом добавил:
- Кстати, вы, фарисеи, ведь думаете, что Бог - вроде жестокого царя, который всех, кто его не слушается, осуждает и казнит. Так вот - вы ошибаетесь!.. Бог послал меня в мир не для того, чтобы судить мир, а чтобы спасти его через меня.
Так что не жди такого суда, когда будет греметь гром и ангелы спустятся на Землю, потому что суд уже идет. Суд состоит в том, что свет пришел в мир, - а свет - это мое учение. Но всякий злой человек ненавидит свет, потому что боится, что этот свет высветит его злые дела. И поэтому он не идет к свету, а идет во тьму - и тем сам себя осуждает на вечные муки.
Так что ты правильно сделал, что пришел ко мне. Но в другой раз приходи открыто, днем, а не ночью.

5.

Подошел праздник Пасхи (у евреев он тоже бывает весной), и Иисус с учениками отправился в Иерусалим.
Когда они проходили через город Иерихон, у дороги собралось множество людей, чтобы посмотреть на Иисуса. Один богатый человек, по имени Закхей, начальник над мытарями, тоже очень хотел видеть Иисуса, но он был маленького роста и за толпой не мог ничего разглядеть. Тогда, забежав вперед, он влез на смоковницу, чтобы, когда Иисус подойдет к этому месту, увидеть его.
Разумеется, выглядело это очень смешно, потому что Закхей был уже не молодым человеком, довольно упитанным и богато одетым. Петр, Филипп и многие другие ученики Иисуса, заметив на дереве такую фигуру, стали громко хохотать и показывать на Закхея пальцами. В толпе тоже многие смеялись и шутили по его поводу.
Иисус же, увидев его, сделал ему знак рукой и, узнав у окружающих людей его имя, сказал ему:
- Закхей! Сойди скорее вниз, потому что сегодня я должен быть у тебя в доме.
Закхей поспешно, чуть не порвав свои богатые одежды, слез с дерева и, сияя от радости, повел Иисуса с учениками к себе домой.
Видя это, многие в толпе стали выражать недовольство тем, что Учитель решил остановиться в доме человека такой презренной профессии. Но Иисус на это не обращал никакого внимания.
Закхей же, дойдя до своего дома, торжественно стал в дверях и, обращайся к Иисусу, сказал:
- Господи! Половину имения моего я сегодня же раздам нищим и, если кого чем обидел, воздам вчетверо!
Иисус, улыбаясь, отвечал:
- Поступай так всегда, и снизойдет спасение на дом твой. Войдем же и накорми нас, потому что мы с дороги и голодны.
Они вошли и возлегли в горнице (в те времена ели полулежа). Закхей на радостях велел приготовить обед на многих человек и пригласил к столу всех своих друзей - мытарей - и некоторых людей с улицы, которые вошли в дом вместе с Иисусом. Кое-кто из этих приглашенных весьма напоминал бродяг и нищих.
Находившиеся здесь же несколько фарисеев, видя Учителя в таком окружении, неодобрительно переглядывались и шептались между собой. Наконец, один из них обратился к Петру и спросил:
- Для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками?
Иисус услышал этот вопрос и, догадавшись об их мыслях, сказал им:
- Не здоровые нуждаются во враче, а больные. Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию.
Другой фарисей, указывая на некоторых учеников Иисуса, за недостатком воды не умывшим рук перед едой, спросил:
- Для чего твои ученики не умывают рук? В нашем законе сказано, что должен человек, перед тем, как возлечь, омыть руки, чтобы не оскверниться...
Иисус на это ответил:
- Ты разве не знаешь, что не то, что входит в человека, оскверняет его, а то, что выходит из человека - то оскверняет его?
Фарисей презрительно пожал плечами, показывая, что ответ ему непонятен.
Иисус насмешливо сказал ему:
- Вот, они едят грязными руками, но не становятся от этого хуже. А ты злишься - и становишься от этого хуже... Злость исходит из тебя - и оскверняет тебя. А грязь входит в них - но не оскверняет их.
Услышав этот ответ, многие стали смеяться, а особенно громко - Петр. Фарисей, обидевшись и еще больше разозлившись, повернулся и вышел за дверь.

В это время одна женщина из этого города, узнав, что Иисус обедает у Закхея и страдая уже 12 лет кровотечением, пробралась в дом и незаметно за множеством народа подойдя к Иисусу, коснулась сзади его одежды. Она была уверена, что, стоит ей только коснуться края его одежды, как она выздоровеет. И действительно, в тот же миг кровотечение ее прекратилось.
Но Иисус заметил, как она коснулась его одежды, знаком подозвал ее и спросил:
- Для чего ты прикоснулась ко мне?
Женщина, очень испугавшись, упала перед ним на колени и сказала:
- Господи! Двенадцать лет страдала я кровотечением, и вот - оно прекратилось!
Иисус, видя ее искренность и жалея ее, сказал:
- Ступай! По вере твой да будет тебе!
Она вскочила и выбежала из дома.

Когда они кончили обедать и легли отдохнуть, а все фарисеи ушли, Иисус показал рукой на дверь и сказал бывшим вокруг него:
- Эти люди считают себя праведниками, а всех, кто на них не похож, - грешниками. Но они ошибаются! Послушайте, я расскажу вам притчу.
Однажды два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, встав, молился про себя так: "Боже! Благодарю тебя за то, что я не такой, как другие люди, грабители, обидчики, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю на храм десятую часть того, что приобретаю!" Мытарь же, стоя в самом углу храма, не смел даже поднять глаз на небо, а, ударяя себя в грудь, говорил: "Боже! Будь милостив ко мне, грешнику!"
Говорю вам, что этот мытарь пошёл оправданным перед Богом в дом свой, более, чем тот фарисей. Потому что всякий возвышающий сам себя, будет унижен, а унижающий себя - возвысится.
Вы, может быть, думаете, что в Царстве Небесном тоже так, как здесь, на Земле: кто здесь в чести, тот будет и там? Нет, многие там будут первые - последними, а последние - первыми!..

6.

На Пасху много народу собирается в Иерусалиме: приходят евреи отовсюду - из всех городов иудейских, и из Галилеи, и из-за Иордана, и из Десятиградия. Когда Иисус с учениками добрался до Иерусалима, праздник уже начался. Она остановились в доме одного фарисея, интересовавшегося учением Иисуса, и на следующий день утром отправились в Иерусалимский храм.
Этот храм, уже почти 2000 лет не существующий, представлял собой огромное, величественное, но довольно уродливое сооружение, окруженное высокой стеной, наподобие крепостной стены. Как раз часть этой стены, сложенной из огромных тесаных камней, сохранилась до наших дней и называется Стеной Плача. Ее и сейчас можно видеть в Иерусалиме.
Иисус с учениками вошли в ворота и оказались на мощеном крупным булыжником открытом дворе, куда пускали всех желающих, в том числе и неевреев. Здесь стояло и ходило множество людей, разговаривавших друг с другом, так что гул голосов шел по всему двору. Многие из них спорили об Иисусе и его учении: некоторые говорили, что он истинный Мессия (то есть посланник Бога, имеющий миссию - т.е. поручение - от Бога), а другие не верили в это.
Когда Учитель вошел во двор, люди расступились, дав ему дорогу, а некоторые из знавших его подошли поздороваться и подводили своих детей, чтобы он благословил их.
В конце двора находилось возвышение из каменных плит, за которым виднелся темный полукруглый проем в стене: вход в следующий двор храма, куда уже войти могли только евреи. Там стояли храмовые слуги и не пропускали тех, кто не принадлежал ни к одному из 12-ти колен израильских.
На этом каменном возвышении сидело множество торговцев голубями и менял.
Дело в том, что люди приходили в храм из разных мест, и у них были разные деньги: их требовалось обменять, чтобы можно было заплатить за вход в храм, за голубей и многое другое. Голубей полагалось отпускать на волю внутри храма: для этого их и продавали. Считалось, что это приносит счастье, хотя все знали, что голуби потом снова возвращаются к своим хозяевам, а те их снова продают - и так по многу раз. Иисус об этом тоже знал, и его всегда возмущало это жульничество, поощряемое левитами (то есть священниками, служившими в храме). Не нравилось ему и то, что за вход в храм священники берут плату.
Некоторое время Иисус молча наблюдал за продающими и покупающими, затем подошел к ним и, опрокинув меняльные столики (они были низенькие, вроде наших журнальных: менялы сидели за ними не на стульях, а прямо на земле), рассыпал деньги (золото и серебро), голубей выпустил из ящиков, в которых они сидели, а менял и торговцев стал бить палкой по плечам и спинам и всех прогнал вон со двора.
Видевшие это с недоумением, а кое-кто и с испугом, смотрели на то, что делает Учитель. Священники же и книжники (то есть знатоки Священного Писания), находившиеся здесь же, обступили Иисуса, требуя объяснить, какой властью он это делает (то есть, какое он имеет право так делать).
На что Иисус им отвечал:
- Отвечу вам, если скажете мне: крещение Иоанново от Бога или от людей?
В то время в Иудее было множество пророков, один из них - Иоанн - крестил людей в водах реки Иордан. Это означало символическое очищение от грехов. Такой обычай сохранился у христиан до сих пор, но ввел его именно Иоанн, а не Иисус. Иоанн был отшельником: жил один в пещере, прямо в пустыне. Народ ему верил, но книжники и фарисеи отрицали, что он пророк и что крещение в воде имеет какое-то значение. Вскоре Иоанна казнили, но тогда он еще был жив.
Книжники не знали, что отвечать Иисусу, потому что вокруг было множество народа, и многие верили в Иоанна. Они подумали: если скажем, что крещение Иоанна от Бога, то спросят: "Почему же вы не верите ему?" А если скажем, что от людей, то побьют нас камнями, потому что верят, что Иоанн - настоящий пророк.
Поэтому они осторожно отвечали:
- Мы не знаем.
Иисус усмехнулся и сказал на это:
- Ну, тогда и я не скажу вам, какой властью это делаю.
После чего, выйдя на середину притвора (двора), он обратился к народу:
- Слушайте, скажу вам притчу.
Один человек посадил виноградник и отдал его работникам, а сам отлучился на долгое время. Потом он послал к ним раба, чтобы отдать распоряжения и принести винограда, но они побили посланного и прогнали. Он послал другого раба, и этого, побивши и обругавши, прогнали. И третьего послал: выгнали и этого. Тогда хозяин виноградника послал своего сына, думая, что сына они постыдятся или побоятся прогнать.
Но работники, увидев, что это сын, решили между собой: Это наследник, убьем его, и виноградник будет наш. И убили сына.
Что же сделает с ними хозяин виноградника, как вы думаете? Придет и отдаст их в темницу, а виноградник свой отдаст другим.
Понимаете, о чем я говорю?
Люди молчали и перешептывались между собой, потому что многие догадались, что хозяин виноградника - это Бог, его сын - сам Иисус, а работники, которые решили убить сына, - это книжники и фарисеи.
Священники же, слышавшие рассказ Иисуса, отошли от того места и составили совещание между собой, как бы им погубить Иисуса, потому что они тоже поняли его притчу.
В это время к Иисусу подошел человек и, тронув его за рукав, сказал:
- Учитель! Там стоят твоя мать и твои братья, они хотят видеть тебя.
И показал на угол храмового двора.
Но Иисус нахмурился и ответил ему, показывая на своих учеников:
- Вот они - моя семья, и другой у меня нет... Кто слушает мои слова и исполняет их, тот мне и брат, и сестра, и мать.

7.

Днем, пока было жарко, Иисус и его ученики отдыхали в доме того фарисея, по имени Симон, у которого они остановились. А вечером Иисус снова пошел в храм учить народ.
Книжники и фарисеи к тому времени составили заговор: они решили поймать Учителя на каком-то высказывании, которое по их законам считается преступлением, схватить и бросить его в темницу.
Для этого они привели женщину, уличенную в прелюбодеянии (то есть - в измене своему мужу) и, подведя ее к Иисусу, когда он с учениками проходил по двору храма, спросили его:
- Вот ты называешь себя пророком, тогда скажи, что нам делать с этой женщиной. Потому что в Законе Моисеевом написано, что надо побивать таких камнями.
Это был очень хитрый вопрос, потому что, если бы Иисус сказал, что ее надо побить камнями, это было бы несогласно с его учением; а если бы сказал, что не надо, то тогда получилось бы, что он против Закона Моисея.
Но Иисус отошел от них, сел на каменную скамью у стены, ограждавшей двор, и, наклонившись, стал чертить палкой по земле - как будто что-то писал - и ничего не отвечал им.
Они снова подошли к нему, повторяя свой вопрос:
- Скажи же, что нам делать с этой женщиной?
Женщина, молодая и очень красивая, страшно бледная и не помнившая себя от страха, видимо, еле держалась на ногах, и ее поддерживали за руки. Одежда ее была разорвана во многих местах, волосы растрепаны. Иисус на секунду поднял глаза на нее и быстро их снова опустил, потому что она вызывала огромную жалость. За спиной женщины стояли фарисеи, с длинными расчесанными бородами, в разноцветных богато расшитых одеждах, - а за ними толпился народ: собралась уже целая толпа.
Наконец Иисус, подняв голову и пристально оглядев фарисеев, сказал им с холодным гневом:
- Что искушаете меня, порождения ехиднины?!
Ехидна - животное, которому на Востоке приписывают примерно те же свойства, что у нас - лисе: то есть хитрость и коварство.
- Скажите, кто из вас без греха, тот пусть первый и бросит в нее камень! - добавил Иисус.
Но никто из фарисеев не хотел быть первым. Они боялись, что, может быть, Иисус - действительно посланник Бога, а так как каждый из них знал за собой множество грехов, то никто не хотел объявлять себя безгрешным. Некоторые из тех, кто стоял сзади, стали незаметно уходить. Те, что стояли впереди, заметив, что их осталось мало, тоже повернулись и ушли, так что не осталось ни одного. Народ смеялся им вслед.
Тогда Иисус сказал женщине:
- Ну что, никто не обвинил тебя?
- Никто, Господи! - дрожащим голосом ответила она.
- И я не виню тебя... Иди - и больше не греши.

Иисус вошел во внутренний двор храма, куда допускались только евреи. Этот двор был крытый, и так как наступил вечер, здесь по стенам горело множество факелов. Все молча ждали, когда он начнет говорить.
Повернувшись к книжникам и фарисеям, стоявшим кучкой отдельно от народа, и посмотрев на них с отвращением, он сказал:
- О, род лукавый и развращенный! Сколько еще быть мне с вами? Сколько еще буду терпеть вас?!
И, повернувшись к народу, продолжал:
- Они говорят с вами от имени Моисея и пророков, эти порождения ехиднины... А вы, что положено вам соблюдать по Закону, соблюдайте, но им ни в одном слове не верьте и так, как они, не поступайте, потому что они говорят, но сами не делают того, что говорят. Они придумали тяжелые и ненужные правила, которые заставляют вас исполнять, а сами не исполняют их. И все это они делают для того, чтобы славиться перед людьми и иметь власть. Еще они любят возлежать на пиршествах, и председательствовать в синагогах, и чтобы народ звал их: "Учитель! Учитель!"
Иисус внезапно замолчал. В храме стояла напряженная зловещая тишина. Только потрескивали смолистые факелы, и огонь плясал по стенам и по лицам толпы.
Помолчав две-три минуты, видимо, пытаясь взять себя в руки, Иисус продолжал:
- Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное людям: и сами не входите, и тех, кто хочет войти, не пускаете. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что прячете свет от людей: и сами не ходите во свете, и другим не даете! Горе вам, что притворяетесь праведниками, потому что только внешность свою очищаете, а внутри полны корысти и неправды. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что тщательно омываете руки перед едой, а сердца свои не омываете от грязи. Фарисей слепой, подумай: не тот же ли, кто сотворил внешнее, сотворил и внутреннее? И что важнее: то, что снаружи, или то, что внутри?
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь раскрашенным гробам, снаружи красивым, а внутри полным смрада и мертвых костей! Горе вам, вожди слепые, которые говорят: Если кто поклянется храмом, то ничего, а если поклянется золотом храма, то виновен.
Безумные и слепые! Что важнее: золото - или храм, в котором золото?
Также: если кто поклянется жертвенником, то ничего, а если поклянется даром, который на жертвеннике, то виновен.
Безумные и слепые! Что важнее: дар или жертвенник, освящающий дар?
Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что воздвигаете памятники пророкам, которых убили отцы ваши. Потому что воскресни эти пророки, и вы бы снова убили их! Змеи, порождения ехиднины! Как избежите вы осуждения в геенну (то есть - геенну огненную, в которой после смерти должны вечно гореть все грешники)?! Безумные и слепые, для чего губите сами себя?! Потому что взыщется с вас кровь праведников, которых убили отцы ваши, а вы строите им памятники...
О, Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз я хотел собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, - и вы не захотели!.. Но придет час, когда меня уже не будет с вами, и тогда заплачете и воскликнете: Благословенно имя Сына Господня!
И, сказав так, Иисус быстро вышел вон из храма.
Многие из фарисеев ушли, еще пока он говорил. Другие же стояли и дрожали от злости, и, когда он вышел, составили совещание, как бы убить его.

8.

Возможно, вам, дорогой читатель, поведение Иисуса кажется неосторожным? Может быть, вы считаете его хотя и умным, но чрезмерно эмоциональным человеком, который не умеет сдерживать свои эмоции? Если так, то вы ошибаетесь.
Иисус с самого начала составил себе определенный план и с тех пор воплощал его в жизнь. Чтобы его учение, которому он придавал исключительное значение, сохранилось, было мало того, чтобы многие поверили в него. Ведь пророков и проповедников в Иудее было много, и все они учили чему-то своему. Иисус же был уверен, что именно он открыл Истину, которая нужна всем людям, и надо сделать все возможное, чтобы она сохранилась.
Но как же это сделать?
Евреи ждали (и, кстати, верующие евреи ждут до сих пор!) прихода Мессии, то есть посланца Бога, который освободит их от власти Рима, сделает евреев первыми среди всех народов Земли и установит Царство Божие, когда все люди будут следовать Божьим заповедям. Об этом написано в их священных книгах.
И было там сказано, что этот Мессия приедет в Иерусалим на осле, что будет убит - и на третий день воскреснет. И вот тот самый, с которым все это случится, это и есть истинный Мессия.
Иисус решил, что нужно сделать так, чтобы все это как раз и случилось с ним. Разумеется, вплоть до воскресения на третий день, потому что это и было самое главное. Когда его ученики, простые люди, увидят, что тот, которого на их глазах убили, воскрес и явился им живой, они уже не станут ничего бояться и пойдут на что угодно ради его учения.
Но как это все устроить?
Не будем забегать вперед: тут нужно сказать только то, что он специально раздражал фарисеев, чтобы они составили заговор, как бы убить его, - потому что это входило в его планы. Он еще не знал, как все получится, но то, что фарисеи его возненавидели, не было ошибкой, а было точным расчетом с его стороны.
Вот почему он дал себе волю и высказал все, что думал о них.
Правда, ему самому еще не все было ясно в этой чрезвычайно рискованной театральной постановке, которую он хотел разыграть для своих учеников, чтобы внушить им безоглядную веру в свое учение. Поэтому он считал, что час его "гибели" еще не пробил, и на следующий день вместе с учениками ушел из Иерусалима, где книжники и фарисеи хотели убить его. Они остановились в Вифании, в доме одной женщины, по имени Мария, которая раньше была блудницей (то есть проституткой), но потом раскаялась, а Иисус простил ей ее грехи, и она была ему за это очень благодарна.
Когда Иисус с учениками вошел в дом Марии, та, всплеснув руками, села на пол у его ног (Иисус, войдя, сел на маленькую скамеечку, потому что устал с дороги), и он, улыбаясь, говорил с ней. Мария, между прочим, была очень красива.
У Марии была сестра, Марфа: узнав, кто их гость, она стала готовить большое угощение и убирать в доме, доставать лучшую посуду, и вообще всячески суетилась. Когда она совсем сбилась с ног, то вбежала в комнату, где отдыхали ученики Иисуса и где он сам сидел и беседовал с Марией, и закричала:
- Господи! Или тебе все равно, что я одна всё делаю, а сестра сидит, сложа руки?! Скажи ей, чтобы помогла мне!!
Иисус, улыбаясь, сказал ей:
- Марфа, Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно... Мария правильно поступает, и я не стану ругать ее.
К сожалению, и в Вифании Иисус не мог долго оставаться, потому что местные фарисеи тоже озлились на него за то, что Иисус однажды в синагоге, в субботу, когда евреям запрещено что бы то ни было делать, исцелил больного человека. Фарисеи считали, что в субботу этого делать нельзя. Именно тогда Иисус задал свой знаменитый вопрос: Так суббота для человека - или человек для субботы? Но фарисеи считали, что человек для субботы, поэтому Иисус решил идти дальше, в Галилею.
Там они остановились в городе Тивериада, на берегу того самого озера, которое так любил Иисус и где он встретил Петра, Андрея, Иакова и Иоанна.
Теперь он часто посылал учеников проповедовать и учить народ одних, а сам уходил на берег озера и проводил долгие часы в уединенных размышлениях. О чем он размышлял, мы уже знаем.

9.

Прошел год, и снова наступил праздник Пасхи. Иисус решил отправиться в Иерусалим.
- Настало время исполниться тому, что сказано в Писании о Сыне Человеческом, - сказал он своим ученикам. - Должен он пострадать от первосвященников и книжников, и быть убитым, и в третий день воскреснуть.
Услышав такие слова, Петр стал отговаривать Учителя, говоря:
- Будь милостив к себе, Равви! Да не будет этого с тобою!
Но Иисус отвечал:
- Не понимаешь ты, что говоришь... Кто боится страданий и смерти, тот не о Боге думает, не о душе своей, а о теле. Отойди и не соблазняй меня. Мне нужно делать дело Отца моего, а ты мне соблазн!.. Потому что, кто хочет жизнь свою сберечь во что бы то ни стало, тот потеряет ее, - а кто не боится ее потерять, тот обретет жизнь вечную... И разве ты не знаешь, что всегда мучили праведников и пророков и убивали их? Так что будет так, как я сказал!
И они пошли в Иерусалим.
По дороге они остановились в Вифании, в доме Марии и Марфы. Иисус был очень задумчив и печален. Когда он возлежал за трапезой, Мария взяла сосуд, полный драгоценного мира (то есть благовонного масла), полила этим миром ноги Иисуса и вытерла их своими длинными красивыми волосами.
Один из учеников Иисуса, Иуда, увидев это, сказал, что неразумно расходовать так драгоценное миро, которое можно было бы продать за 300 динариев и раздать деньги нищим. Впрочем, говорил он так не потому, что заботился о нищих, а потому что был вором: он носил денежный ящик и покупал пищу для всех, - и из этих предполагаемых 300 динариев он бы большую часть, несомненно, оставил себе.
Иисус на его слова недовольно сказал:
- Что ты ее смущаешь? Она доброе дело сделала для меня. Ведь нищие всегда с вами, а я скоро уйду от вас. Умастив этим миром тело мое, она приготовила меня к погребению.

На другой день Иисус приказал своим ученикам попросить у кого-нибудь из своих поклонников или, в крайнем случае, купить молодого осла и привести ему, потому что в Писании сказано, что Царь Израилев должен въехать в Иерусалим на молодом осле. Петр, исполнявший это поручение, поступил очень просто: отвязал первого попавшегося ему по дороге осленка (он был привязан к изгороди какого-то земельного участка с внешней стороны) и привел его Учителю, разумеется, не сказав, как к нему попал этот осел.
Иисус, сев на него, - что выглядело несколько комично, так как он был представительным мужчиной выше среднего роста - поехал по дороге к Иерусалиму, а народ, среди которого было множество людей, видевших его исцеления или исцеленных им, приветствовал его. Многие даже подстилали свои одежды там, где он ехал; другие срывали с деревьев цветущие ветки и бросали в воздух над ним.
Когда они приблизились к Масличной горе (это святое для евреев место, где, по преданию, похоронены многие древние пророки), всё множество народа и его ученики стали громко петь и славить Бога, примерно такими словами:
- Благословен Царь, грядущий во имя Господне! Мир на небесах и слава в вышних Богу!
Под Царем, грядущим во имя Господне, разумеется, имелся в виду Иисус.
Некоторые из фарисеев, шедших в Иерусалим на праздник и видевших это, говорили Иисусу:
- Запрети ученикам своим! Кем ты себя делаешь? Разве ты царь?
Но он с насмешкой отвечал им:
- Говорю вам: если они замолчат, то камни возопиют!
Когда вдали показались стены города, Иисус, глядя на лежащий в дымке у его ног Иерусалим, заплакал и с болью сказал:
- О, если бы ты знал, что тебе во благо! Но это скрыто от тебя. Скоро настанут дни, когда придут твои враги, и погубят тебя, и не оставят тут камня на камне за слепоту твою, за то, что ты не узнал посланного к тебе!
Так, плача, обсыпанный белыми и розовыми лепестками и сопровождаемый ликующей толпой, Иисус въехал в город.

Пока остальные ученики Иисуса пошли искать, где бы им остановиться в Иерусалиме, который буквально был забит паломниками, Иуда тайком от всех отправился к первосвященникам.
Иуда давно уже мучился завистью к Иисусу, о чем тот, читая в душах людей, как по книге, конечно, знал. Однако Иисус рассчитывал использовать зависть Иуды в своих целях - в том грандиозном спектакле, который он затеял, - и поэтому ничего не говорил ему.
Иуда был довольно благообразный с виду и неглупый, но бесхарактерный и жадный молодой человек. Он был к тому же чрезмерно самолюбив, а никакими талантами Бог его не одарил. В сравнении с Иисусом он казался сам себе полным ничтожеством, и это его мучило.
Хотя его восхищали проповеди Иисуса и его дела, но он не радовался им, а огорчался, потому что чем величественнее выглядел в его глазах Учитель, тем ничтожнее - он сам.
И Иуда давно уже решил предать Иисуса первосвященникам, зная, что те мечтают его погубить.
Придя в дом, где жил первосвященник Каифа, и куда его пустили только в переднюю комнату (по-нашему - прихожую), он сказал вышедшему к нему ученику первосвященника, кто он и с какой целью пришел, и спросил:
- Что вы дадите мне, если я вам предам его?
Тот человек ушел, видимо, спросить у самого Каифы. Затем он вышел и сказал, что дадут 30 сребреников. Это была довольно незначительная сумма, но Иуде стыдно было торговаться. Он согласился, и с этого дня искал удобного случая, когда можно будет предать своего Учителя.

10.

В то время, когда Иуда сговаривался с первосвященником, Иисус с остальными учениками отправился в храм.
Он, кстати, заметил отсутствие Иуды и догадался, в чем дело. Это он давно предвидел и, если бы захотел, мог легко предотвратить, однако поведение Иуды, который все же был его учеником, принесло ему лишнюю боль. А на душе у него и так было очень тяжело. То, что он хотел сделать, было крайне рискованно и вряд ли могло закончиться благополучно. Вероятнее всего, он погибнет. Но больше всего его волновало не это, а то, что тогда напрасно пропадет его учение. Если он не "воскреснет", его ученики - он это понимал - рассеются, как осенние листья, и некому будет проповедовать людям Истину. Пройдет несколько лет - и все его забудут. Забудут и его учение.
Но назад дороги уже не было, раз он пришел в Иерусалим. Оставалось только надеяться, что все получится так, как ему нужно.
Когда Иисус с учениками появился в храме, книжники и фарисеи стали ходить среди народа и всем говорили:
- Смотрите, не слушайте этого лжепророка, потому что, послушав его, ослабеете и уже не сможете идти за истинным Мессией! Ведь вы - избранный народ Божий, и когда придет настоящий Мессия, он вознесет вас и поставит над всеми народами. А этот лгун вас не считает избранным народом, а учит смирению и покорности. Если его послушаете, то будете под властью Рима вечно!
Многие, особенно из тех, которые раньше не видели Иисуса, прислушивались к их словам.
Ученики Иисуса и без того были изрядно напуганы тем, что тут происходило в прошлом году и словами Учителя, что ему предстоит пострадать и быть убитым. Поэтому они, видя, что некоторые в толпе глядят на них враждебно, и преувеличивая опасность - потому что, как известно, у страха глаза велики - предложили Учителю пока прогуляться, объяснив это тем, что народу слишком много и проповедовать все равно неудобно. Чтобы отвлечься самим и отвлечь Учителя, они повели его смотреть постройки храма.
Иисус пошел с ними, но слушал невнимательно и не глядел на то, что ему показывали. Когда им надоело бродить и они сели на скамью, Иисус сказал им:
- Скоро настанут дни, и от того, что вы здесь видите, не останется камня на камне: всё будет разрушено.
Они снова испугались, и Иоанн спросил его:
- Равви! Когда же это будет? И как мы узнаем, что этот день близок?
Иисус ответил:
- Смотрите, чтобы не ввели вас в заблуждение, когда меня уже не будет с вами. Потому что многие придут под именем моим, и появятся многие лжехристы и лжепророки, и будут обещать вам великие блага. Но вы не верьте, а то они вас погубят.
Если же услышите о войнах и смятениях, не ужасайтесь, потому что это случится прежде разрушения храма, но это еще не конец.
Тогда восстанет народ на народ, и царство на царство, и будут мор и голод по всей Земле, и люди забудут имя мое. И вас они будут гнать, и предавать в темницы, и некоторых из вас убьют. И многие ваши близкие, и братья, и друзья, и даже родители будут ненавидеть вас за имя мое, но вы не бойтесь: все так и должно быть. Если все это вытерпите, тогда спасетесь!
Все это будет отмщением за то, что люди ходят во тьме, не зная имени моего.
А когда это случится, я вам не скажу. Потому что и во дни потопа люди ели, пили, женились до последнего дня, и никто не знал, пока не пришел потом и не погубил всех. Так будет и в том, о чем я вам говорю. Вы же будьте готовы всегда!
Сказав так, он встал и пошел в тот внутренний предел храма, где он обычно проповедовал народу.

В храме многие стояли и спорили о нем, сомневаясь, кто он такой, и зная, что он здесь, во дворе храма. Одни говорили: "Это пророк!" Другие: "Это Илия воскресший (Илия - один из древнейших еврейских пророков)". Третьи утверждали, что это лжепророк.
Иисус, медленно, дав возможность людям расступиться, прошел посреди толпы и вышел на середину, где было возвышение для проповедей в виде обычного плоского камня в локоть вышиной. Дождавшись, пока все смолкли, он начал говорить:
- О, род лукавый и прелюбодейный! Что соблазняетесь обо мне? Разве мало видели вы славы Божией? Разве забыли, как слепые прозревали, и расслабленные вставали, и прокаженные очищались? Я говорю не от себя, а от Отца своего. Вы же какого отца дети?
Тут некоторые из народа стали кричать:
- Что ты бесчестишь нас?! Мы все одного отца дети - Бога!
Иисус им отвечал:
- Нет, вы не Божьи дети! Если бы вы были его детьми, вы бы любили меня, как братья, сыны одного отца, любят друг друга. И вы бы тогда слушали слова мои, потому что я не от себя говорю, а Отец мой Небесный говорит моими устами. Ваш же отец - дьявол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего! Вы живете во лжи, а раз я истину говорю, то вы не верите мне... Кто из вас обличит меня в неправде? Если же я говорю правду, почему вы не верите мне?
На это некоторые из толпы начали громко роптать и кричать ему:
- Не правда ли, что ты самарянин (евреи враждовали с самарянами и ненавидели их) и что бес в тебе?!
Иисус, повысив голос, отвечал:
- Во мне беса нет, но я чту Отца моего, а вы ненавидите его... Говорю вам, кто последует моему учению, тот никогда не умрет, - а кто не последует, пойдет в геенну огненную.
Но толпа кричала, подступая к нему:
- Теперь мы узнали, что бес в тебе! Авраам умер, и пророки умерли, а ты неужели не умрешь никогда?
Иисус, с трудом перекрикивая их, отвечал:
- Авраам рад был увидеть меня, и увидел, и возрадовался!
Из толпы кричали:
- Тебе еще нет 50-ти лет, и ты видел Авраама?!
Иисус на это сказал:
- Говорю вам, я был еще раньше Авраама и раньше всех людей.
Разумеется, он хотел сказать, что в нем живет вечный дух Божий, но евреи не поняли его. Некоторые, решив, что он издевается над ними, подняли камни, чтобы побить его, но из-за множества народа не могли подойти к нему.
Ученики его, перепугавшись, дергали его за полу одежды, чтобы уйти. Иисус и сам уже опомнился и понял, что зашел слишком далеко в своих обличениях.
Напоследок он сказал толпе с горькой насмешкой:
- Много добрых дел сделал я для вас: за какое же из них вы хотите побить меня камнями?
Ему в ответ кричали:
- Не за добрые дела хотим побить тебя, а за то, что ты, человек, называешь себя Богом!
Он с горечью смотрел на окружавшую его толпу, где виднелись и испуганные лица его сторонников, и возбужденные, враждебные и дикие лица, и ехидные лица фарисеев. Потом повернулся, прошел между ними и вышел вон из храма.

В тот же день храмовые священники и фарисеи собрали совещание в доме первосвященника Каифы.
Cовещание происходило в большой комнате верхнего этажа дома Каифы. Эта комната не имела окон. Все ее стены, от пола до потолка, покрывали прекрасные персидские ковры; такие же ковры лежали на полу. Больше в комнате ничего не было, кроме горящих по всем четырем углам толстых свечей в стоявших прямо на полу высоких серебряных подсвечниках. Все члены синедриона - в основном, пожилые люди - сидели вдоль стен прямо на полу.
На этом совещании были и тайные друзья Иисуса: Никодим, который приходил к нему ночью, и Иосиф из Аримафеи, - но больше было его врагов.
Никто не хотел признаться перед другими, что хочет смерти Иисуса потому, что боится потерять свою власть и привилегии, а говорили так:
- Этот человек смущает народ. Если оставим его на свободе, многие уверуют в него, потому что народ глуп. Тогда римляне будут вечно владеть нашей страной.
Но никто не решался первым сказать, что его надо убить.
Тогда Каифа, который был в тот год первосвященником, встал, чтобы говорить.
Это был большой, лысый и толстый человек, с глазами навыкате, надменный и холодный, с брезгливой складкой на тонких губах. Одет он был в ярко-голубую, сверкавшую золотым шитьем, длинную, до пола, симлу.
Он сказал:
- Разве вы не понимаете, что для блага страны не грех пожертвовать жизнью одного человека? Лучше пусть он погибнет, чем весь народ погибнет из-за него.
Тут Никодим, хоть и боялся Каифы, не смог смолчать. Он сказал:
- Разве Закон велит нам осуждать человека, даже не выслушав его?
На что фарисеи ответили ему:
- И ты не из Галилеи ли? (Иисус был из Назарета, а этот город находится в Галилее) Подумай и поймешь, что из Галилеи не может придти настоящий Мессия.
Был на этом совещании и Гилель, знаменитый еврейский мудрец, в то время уже старик. Это был хотя и весь седой, но очень красивый человек, настоящий патриарх, с умным и добрым лицом. Однако он не симпатизировал Иисусу и его учению, хотя и не принадлежал к числу его явных врагов.
Ему не нравилось, что Иисус считает свои слова такими важными, в то время как согласно еврейской религии слова не имеют большого значения, кроме тех, что записаны в Священных книгах. По еврейскому Закону важнее поступки человека, его образ жизни. В образе жизни же Иисуса Гилель видел много ошибочного. Например, еврей обязательно должен жениться и иметь детей, а Иисус и сам не женился, и учеников своих держал так, что они тоже не могли жениться. Фактически Иисус был аскетом. Хотя он ел и пил, как все люди, однако вел крайне замкнутый образ жизни, не интересовался ничем, кроме своего учения. А еврейская религия предписывает человеку быть жизнерадостным: ведь у евреев каждая суббота - праздник, и кроме того еще много других веселых праздников.
Не нравилась ему и нескромность Иисуса, то, что он любит возвеличивать сам себя. В еврейской религии только тот считается настоящим праведником, кто не выставляет свою праведность напоказ. Есть даже такая еврейская легенда (правда, она возникла не в те времена, а намного позже) - о 36 тайных святых: портных, сапожниках, водоносах - которые скрывают свою святость и благодаря которым существует мир. Иисус совсем не соответствовал таким представлениям.
Гилель не знал об отношениях Иисуса с родителями, а если бы знал, то ему они тоже не понравились, потому что сказано "Чти отца твоего и мать твою", а Иисус своих отца и мать знать не хотел.
Не знал Гилель и о том, как Иисус прогнал торговцев из храма, побив их палкой, - а если бы знал, то удивился, что человек, проповедующий кротость и смирение, сам ведет себя отнюдь не в соответствии со своим учением.
И многое другое в поведении Иисуса Гилелю тоже не нравилось.
В то же время он понимал, что Иисус - особенный человек, раз он может делать то, что делает. Однако он приписывал творимые им чудеса не его особой связи с Богом, а каким-то его необычным способностям. Нравилось ему в Иисусе и то, что тот умел очень просто и доходчиво объяснять Закон самым простым некнижным людям. Но все же отношение его к Учителю из Назарета было скорее отрицательное.
К тому же, хотя он и был очень авторитетным человеком, но сомневался, что Каифа и его приспешники, которых там было большинство, его послушают. Поэтому он промолчал.
В результате было решено схватить Иисуса (то есть - арестовать), но сделать это так, чтобы не знал народ, так как можно было опасаться протеста со стороны сторонников нового учения.

11.

Оставшиеся до праздника дни Иисус с учениками провел в пустынном месте, недалеко от селения Гефсимания.
Когда настал день Пасхи, ученики спросили его, где он велит приготовить себе пасхальный седер (так называется у евреев ритуальная трапеза, когда полагается есть мацу, то есть пресные лепешки, испеченные только из муки и воды, и горькие травы, и вспоминать, как евреи после исхода из Египта блуждали по пустыне).
Иисус сказал им:
- Идите в деревню и скажите, что учитель ваш просит приготовить комнату для седера, и куда пустят вас, там и приготовьте.
Они ушли в деревню. Иисус остался один.
В последние дни ему редко удавалось побыть одному. Он закутался в свой плащ так, что почти совсем закрыл лицо, и сидел в глубокой задумчивости. Место, где он скрывался, было глухое: вокруг - одни камни и колючий кустарник, почти без листьев: в его тонких ветвях сиротливо и жалобно посвистывал дувший из пустыни сухой и жаркий ветер.
На душе у него было тяжело. Он понимал, что, чем бы ни закончилось задуманное им, его нынешняя жизнь все равно кончается. Ему придется расстаться со своими учениками, с родиной, со всем, что он любил.
В сущности, не все ли равно, умрет ли он или нет? Так или иначе - это все равно будет почти равносильно смерти.
Но больше всего его мучило не это. В его душе снова поднялись прежние сомнения.
То, что он хочет сделать, - это ведь грубый обман. Ему придется заставить всех поверить в свое телесное воскресение. Но телесное воскресение - и по его убеждению, и по еврейскому Закону - это величайшая нелепость и глупость. Как может воскреснуть то, что обречено тлению? Если тело умерло, его участь - гнить и разлагаться. Воскресает душа - не тело.
Имеет ли он право ради сохранения своего учения пойти на такой обман, создать такой величайший соблазн для невежественных диких людей? Но неужели отказаться от всего?
В сущности, еще не поздно. Можно встать и уйти. Ученики его разбредутся по домам и будут заниматься своими прежними делами. О нем скоро забудут. Может быть, он даже сможет, если уйдет подальше, жениться и завести семью. Вот только сможет ли?
Иисус никогда не знал женщин, а было ему тогда уже 37 лет. Ему очень нравилась та самая Мария, бывшая блудница, которой он простил ее грехи и которой он сам - он это знал - тоже очень нравился. Но она же еврейка. Если он откажется от своей Миссии, ему придется покинуть родину навсегда. Захочет ли она все бросить и уйти с ним? Имеет ли он право позвать ее с собой?
Велика была тяжесть, которую он взвалил на себя. Он изнемогал под этим грузом.
Он добровольно взял на себя обязанность спасти всех людей, все человечество. Возможно ли это? Под силу ли одному человеку такая ноша?
Но отказаться от нее было уже выше его сил.

Примерно через четыре часа пришли Иаков и Иоанн и сказали, что все готово, а все остальные их ждут на окраине деревни.
Они пошли и пришли в деревню, когда солнце уже садилось. Иисусу показали на невзрачный низенький глинобитный домик: по восточной традиции снаружи в нем не было окон. Они вошли в утоптанный дворик, а оттуда - в переднюю комнату, где и был приготовлен пасхальный ужин.
Когда Иуда достал из своего дорожного ящика две свечи и зажег их, а все возлегли по обеим сторонам низенького столика, на котором в глиняных мисках лежала наломанная маца и пучки горьких трав, Иисус, вместо того, чтобы присоединиться к ним, снял с себя верхнюю одежду и, взяв у Иуды полотенце, опоясался им, потом попросил принести умывальный таз и влить в него воды, что и было сделано. Взяв таз с водой, Учитель стал, подходя к ученикам, омывать им ноги и вытирать полотенцем, которым был подпоясан.
Ученики были в недоумении - и даже в испуге - не понимая, что это значит. По восточным обычаям омывать ноги другому человеку может только раб или слуга, то есть тот, кто занимает самое низкое общественное положение.
Когда Иисус подошел к Петру, тот воскликнул:
- Господи! Тебе ли умывать мои ноги?
Иисус сказал:
- Того, что я делаю, ты пока не понимаешь, а после поймешь.
Тогда Петр говорит:
- Не умоешь ног моих вовек!
И поджал ноги под себя.
Иисус сказал ему:
- Если не умою тебя, ты не ученик мне.
Тогда Петр говорит:
- Господи! Тогда не только ноги мои, но и руки, и голову!
Иисус, омыв ему ноги, сказал:
- Вам только ноги нужно омыть, потому что вы чисты, но не все.
При этом он оглянулся на Иуду и пристально посмотрел ему в глаза. Тот смутился и отвернулся.
Умыв всем ноги, он надел свою симлу и, возлегши с ними, сказал им:
- Знаете, что я сейчас сделал? Вы называете меня учителем и господином, и правильно делаете. Но если я, ваш учитель, умыл вам ноги, как слуга, то и вы должны умывать ноги друг другу и не гордиться друг перед другом, потому что я подал вам пример, чтобы вы делали то же, что я. Итак, вкусим трапезу, и да не будет она горька никому из нас.
Сказав так, Иисус снова покосился на Иуду. Тот, опустив глаза, взял из миску горсть горькой травы и стал жевать, очевидно, не чувствуя ее вкуса.
Иисус раздал всем куски мацы. Когда они начали есть, он, внимательно оглядев всех, сказал:
- Очень хотелось мне сегодня посидеть среди вас, потому что уже недолго быть мне с вами... Вы - как дети для меня!.. Но один из вас предаст меня.
И, сказав так, он помрачнел, нахмурился и замолчал.
Ученики, испуганные, перестав есть, перешептывались и переглядывались друг с другом, не зная, о ком он говорит. Молчал только юноша Иоанн, самый умный и тонкий из них, единственный из учеников обо всем догадывавшийся. Иуда же отвернулся к стене.
Помолчав, Иисус продолжал:
- Итак, теперь продайте свою одежду и купите меч, потому что предстоит исполниться на мне тому, что написано: "И к злодеям причтен".
Фома сказал:
- Вот, здесь два меча.
- Этого достаточно... Впрочем, я иду, как написано обо мне, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше бы ему не родиться на свет.
Конечно, Иисус собирался использовать подлость Иуды в своих целях. Однако он все же хотел хотя бы в какой-то мере очистить свою совесть и дать шанс Иуде раскаяться в своем намерении, для чего это все и говорил.
Тут Петр, которому не сиделось на месте, сделал знак любимому ученику Иисуса Иоанну, возлежавшему ближе всех к Учителю, и Иоанн тихо спросил у него:
- Кто же это?
Иисус посмотрел ему в глаза и сказал:
- Тот, кому я, обмакнув кусок, подам.
И взяв кусок мацы, обмакнул его в кружку с водой и подал Иуде, сказав:
- Что хочешь делать, делай скорей!
Иуда, которому стало уже невмоготу все это терпеть, не глядя на Иисуса, взял поданный кусок и, положив его, быстро встал и, накинув плащ, вышел. С одной стороны, он чувствовал сильнейшие угрызения совести, а с другой - боялся, что его изобличат.
Никто, кроме Иоанна, не понял того, что сказал Иисус. Зная же, что Иуда носит денежный ящик, подумали, что Учитель послал его купить еще что-нибудь к столу.
Только Петр, не переставая взглядывавший то на Иисуса, то на Иоанна, то на дверь, в которую вышел Иуда, вдруг догадался, вскочил, схватил меч и хотел преследовать и убить предателя, но было уже ночь, небо заволокло облаками, и стало совсем темно. Петр остановился в дверях, не зная, в какую сторону идти.
Иисус окликнул его и властно приказал ему сесть. Затем, разломив остатки мацы и раздав ученикам, сказал:
- Возьмите, ешьте: это тело мое!
И, взяв чашу с вином, стоявшую перед ним на столе, подал им, сказав:
- Пейте из нее все. Это не вино, а кровь моя нового завета, проливаемая за грехи людские!
Чтобы эти слова Иисуса были понятны, надо сказать, что в Иудее было принято на праздник приносить жертву, обычно это был "агнец" - ягненок - и кровью этой жертвы окроплять всех собравшихся за праздничной трапезой. Делалось это в знак союза - или завета - с Богом, в знак верности ему.
И вот Иисус вместо крови подал ученикам вино, сказав, что это "кровь нового завета" - нового союза с Богом; а вместо агнца - мацу, назвав ее своим телом, так как он приносит себя в жертву в знак нового завета с Богом, подобно тому, как евреи приносили в жертву агнцев.
И пока они ели "тело его" и пили "его кровь", Иисус сказал им:
- Дети! Недолго уже быть мне с вами! Будете искать меня и не найдете, потому что, куда я иду, вы не сможете пойти со мной.
Фома, не дожевав куска, спросил его:
- Господи! Куда же ты идешь, и почему мы не можем идти с тобой?
- Я иду к Отцу, а вы после придете к нему, если будете исполнять мое учение.
Тогда Филипп сказал ему:
- Равви! Покажи нам Отца - и этого нам будет достаточно!
Иисус отвечал ему:
- Сколько времени я с вами, и ты не знаешь меня, Филипп? Видевший сына - видел и Отца. Как же ты говоришь: покажи нам Отца?.. Говорю тебе: Бога не видел никто никогда, одного только сына можно видеть.
Помолчав, он продолжал:
- Не огорчайтесь тому, что я ухожу от вас. Это вам на пользу, потому что только своими делами может человек укрепиться и найти путь свой. Я не бросаю вас одних, а оставляю вам вместо себя Дух Истины, который лучше меня наставит вас во всем. Только тогда, когда вы познаете Истину, вы станете свободными людьми!.. Я же многое еще мог бы открыть вам, но вы теперь не сможете понять, а потом поймете все сами, если захотите.
Слушайте, даю вам новую заповедь: любите друг друга! Потому что, не по вашим словам узнают, что вы мои ученики, а потому, как вы будете относиться друг к другу. И не называйте друг друга учителями, пусть только я один останусь вашим учителем. Также не думайте, что то, что вы знаете больше других, делает вас лучше людей, потому что, кому много дано, с того многое спросится!
Когда он кончил говорить, Петр воскликнул:
- Равви! Зачем тебе оставлять нас?! Будь всегда с нами!
Иисус сказал ему:
- Говорю тебе: если пшеничное землю, упав на землю, не умрет, то останется бесплодным; а если умрет, то принесет много плода. Я иду, как написано обо мне, и да будет так. Неужели я скажу: Отец, избавь меня от этого!? Но ради этого я и пришел... Так пусть будет по воле его!
Иисус посмотрел в окно и увидел темное ночное небо, на котором в пронзительной высоте ярко горела одна-единственная звезда.
Повернувшись к ученикам, он сказал им:
- Все вы соблазнитесь обо мне в эту ночь, все бросите меня, потому что написано: "Поражу пастыря (то есть - пастуха), и рассеются овцы стада". Когда же я на третий день воскресну, ищите меня в Галилее, в том месте, где мы были в последний раз.
Петр сказал ему:
- Господи! Я не брошу тебя никогда!
И многие другие ученики говорили то же.
Петр снова, еще с большим воодушевлением, сказал:
- Господи! С тобою готов я и в темницу, и на смерть! Если и умру, не отрекусь от тебя!
Иисус спокойно и с грустью посмотрел на него и сказал:
- Говорю тебе: прежде, чем прокричит петух, ты трижды отречешься от меня.

12.

Глубокой ночью, когда многие из учеников уснули, Иисус встал и, взяв с собой Петра, Иакова и Иоанна, пошел в Гефсиманский сад, который лежал на горе сразу за селением.
Когда они пришли туда, Иисус сказал им:
- Стойте тут и молитесь!
А сам отошел от них.
Пожалуй, только теперь он ясно представил себе все, что ему предстоит. И, став на колени прямо под деревом, горячо молился:
- Отец! Если бы ты мог пронести эту чашу мимо меня! Но пусть будет не как я хочу, а как ты хочешь!
И, борясь с собой, прилежнее молился: "и был пот его, как капли крови, падающие на землю", - говорит евангелист Лука.
Встав от молитвы, он пошел к ученикам и застал их спящими. Он разбудил их и сказал:
- Что вы спите? Разве не можете побыть со мной? Встаньте и молитесь!
В эту минуту под горой послышался шум, замелькали огоньки.
- Пойдемте, приближается предатель! - воскликнул Иисус.
Сделав несколько шагов в ту сторону, откуда слышался шум, он остановился возле последних деревьев сада.
Иуда подходил в окружении вооруженных людей с факелами. Он заранее условился со своими сообщниками, что тот человек, которого он приветствует, поцеловав его, это и есть его Учитель. Преодолев секундную слабость, Иисус шагнул им навстречу и спросил:
- Кого вы ищете?
- Иисуса Назорея! - отвечали голоса.
С Иудой были несколько стражников: все вооруженные пиками и короткими мечами. Двое держали смоляные факелы.
- Это я ! - сказал Иисус.
Они остановились, ожидая, пока Иуда подаст им условленный знак.
Иисус, овладев собой, сказал им:
- Итак, если меня ищете, не трогайте этих людей, - и да сбудется написанное обо мне: из тех, которых ты мне дал, я не погубил никого.
Между тем, слабодушный Иуда, сначала спрятавшийся за спинами других, наконец, выступил вперед и, быстро подойдя к Иисусу, сказал ему, не глядя на него:
- Приветствую тебя, Равви!
И поцеловал его.
Иисус ответил ему:
- Друг, целованием ли предаешь меня?
Увидев, кого поцеловал Иуда, стражники подошли к Иисусу и окружили его. Петр, видя, к чему идет дело, выхватил меч, ударил им раба первосвященника и отсек ему правое ухо.
Но Иисус властно приказал ему:
- Вложи меч в ножны! Потому что всякий, взявший меч, от меча и погибнет!
Воинам он сказал:
- Как на разбойника вышли вы на меня с мечами и копьями, а ведь я открыто учил вас в храме, и вы не брали меня. Но теперь ваше время и власть тьмы.
Воины попытались схватить вместе с Иисусом и Иакова, то тот, оставив в их руках свою одежду, убежал.
Тогда, взяв Иисуса и связав ему руки, они повели его в Иерусалим. Петр и Иоанн шли за ними сзади.

13.

Уже занималась заря, когда связанного Иисуса привели в Иерусалим, к дому первосвященника Каифы, где уже собрался весь синедрион: не было только Никодима и Иосифа из Аримафеи , которых не пригласили, зная их сочувствие новому учению. Не позвали и Гилеля, так как он был известен своей гуманностью, и Каифа опасался, что Гилель может воспротивиться смертному приговору, а настаивать просто на высылке арестованного из страны.
Синедрион не имел права вынести окончательный смертный приговор, потому что власть в Иудее принадлежала Риму. Но еврейский суд должен был объявить свой приговор, чтобы представить его потом на утверждение римскому наместнику.
В ожидании, пока соберутся последние члены синедриона, Иисуса оставили на некоторое время во дворе под надзором солдат, которые издевались над ним и били его. Некоторые, закрыв ему глаза плащом, ударяли его по лицу и говорили:
- Эй, пророк, прореки, кто ударил тебя?
Когда же небо просветлело, Иисуса ввели в дом и, поставив посреди комнаты (не той ковровой комнаты, а другой, с голыми белеными стенами), приглашали многих лжесвидетелей, и они говорили о нем. Но того, что они говорили, было недостаточно, и никто не решался обвинить его.
Первосвященник задавал арестованному вопросы об его учении.
Иисус сказал ему:
- Я говорил явно людям и всегда учил в синагоге и в храме, а тайно не говорил ничего. Что ты спрашиваешь меня? Спроси слышавших: они знают, что я говорил им.
Когда он сказал это, один из служителей первосвященника, стоявший близко, ударил его по щеке, сказав:
- Так отвечаешь ты первосвященнику?!
Иисус сказал ему:
- Если я сказал плохо, покажи, что плохо; а если хорошо, что ты бьешь меня?
Наконец, пришли еще два свидетеля и сказали:
- Он говорил: могу разрушить храм Божий и в три дня построить его.
Иисус действительно однажды говорил это, но он имел в виду не Иерусалимский храм, а храм тела своего, намекая, что его убьют, и он на третий день воскреснет.
Пока все это говорили и свидетельствовали против него, Иисус стоял совершенно спокойно, не спорил и, как казалось, почти не слушал.
Каифа, встав, сказал ему:
- Что же ты ничего не отвечаешь? Слышишь, что они против тебя свидетельствуют?
Но Иисус молчал.
Тогда Каифа, подойдя к нему, сказал ему:
- Заклинаю тебя Богом живым, скажи нам, ты ли Сын Божий?
Иисус отвечал ему:
- Если и скажу вам, вы не поверите. Если и спрошу вас, вы не ответите мне и не отпустите меня. Говорю вам: отныне Сын Человеческий станет равным Богу!
Тут заговорили все:
- Итак, ты Сын Божий?
Он отвечал им:
- Вы говорите, что я. Говорю вам: отныне будете видеть Сына Человеческого, сидящего рядом с Богом на облаках небесных!
Услышав эти слова, которые по понятиям евреев были величайшим кощунством и которые Иисус, конечно, произнес специально, Каифа разодрал на себе одежды и громко возгласил:
- Вы слышали, как богохульствует этот человек? Какое еще нужно вам свидетельство?!
И постановили предать его смерти.
После чего вывели со двора и повели к римскому наместнику Пилату, чтобы тот утвердил их приговор.

14.

В то время, как синедрион допрашивал Иисуса, Петр и Иоанн подошли к воротам дома первосвященника. Иоанн раньше бывал здесь. Он попросил знакомую привратницу пропустить его и Петра, и та пропустила их.
Во дворе стояли вооруженные солдаты с факелами, в коротких черных туниках и стальных наколенниках, с копьями и мечами. В центре двора горел костер, вокруг него толпились слуги и служанки первосвященника, которых просто выгнали из дома, чтобы никто ничего не мог подслушать.
Когда Петр входил в ворота, одна из служанок посмотрела на него и громко спросила:
- И ты не из учеников ли этого человека?
Петр, испугавшись, что его узнают, отвечал:
- Нет!
Поспешно подойдя к костру, он сделал вид, что греется, ожидая, не выведут ли Иисуса.
Тут один из рабов первосвященника, родственник того, которому Петр отсек ухо, подошел к нему и сказал:
- Не тебя ли я видел с ним в саду?
Но Петр снова отрекся, говоря:
- Клянусь, я не знаю этого человека!
И еще одна служанка подошла и сказала:
- И речь его обличает его, ведь он галилеянин!
Но Петр, встав, в страхе стал клясться, что не знает, о чем они говорят, и в этот момент открылись двери дома, и стражники вывели Иисуса. Это отвлекло внимание слуг от Петра, и они отошли от него.
Иисуса вели по двору. Многие из стоявших там, смеясь, плевали ему в лицо; другие, подходя сзади , ударяли его, говоря:
- Эй, прореки, кто ударил тебя?
И всячески издевались над ним.
Петр же не мог двинуться с места.
Когда стражники с арестованным проходили мимо него, Иисус повернул голову и посмотрел на него. Во взгляде его, странно спокойном, не было ни гнева, ни укора, - только глубокая грусть и жалость.
Тут громко прокричал петух, и Петр вспомнил слова Учителя о том, что он еще до петухов трижды отречется от него.
И, закрыв лицо руками и зарыдав, он выбежал со двора.

Иуда, также бывший во дворе и видевший как вели Учителя, только теперь, видя Иисуса униженным, понял, как любит его. Он так мучился угрызениями совести, что, раскаявшись в своем поступке, вошел в дом первосвященника и возвратил слуге 30 сребреников, сказав:
- Согрешил я, предав кровь невинную!
Слуга, ухмыляясь и пожимая плечами, сказал ему:
- Нам-то что до того? Смотри сам!
Бросив сребреники на пол и видя, что ничего уже не сделаешь, он вышел из дома, пошел и удавился.
Первосвященников в этом происшествии заинтересовало только то, на что можно употребить эти деньги. Подобрав сребреники, они сказали:
- Нельзя их положить в церковную сокровищницу, потому что это цена крови.
И, посовещавшись, они решили купить на них землю для погребения чужестранцев, умерших в городе.

15.
Наместник римского кесаря Понтий Пилат был невысокий, тучный и лысый человек с крючковатым носом. Это был типичный римский царедворец, хитрый, жестокий, беспринципный, но очень дипломатичный, умевший, когда нужно, поладить со всеми. Он умел добиться расположения Рима, - что же делать для этого, казнить или миловать, ему было все равно. При этом человек он был не злой и далеко не глупый.
Когда Иисуса привели к Пилату, солнце стояло уже высоко. Во дворец Пилата евреи не вошли, чтобы не оскверниться, так как день был праздничный (Пилат был римлянин, то есть язычник, так что для евреев его дворец был нечистым местом). Они остановились перед воротами, над которым возвышалась огромная терраса с колоннами. По обеим сторонам ворот стояли легионеры с копьями и в полной форме, то есть в латах и со значками своего легиона.
Когда Пилату доложили, по какому делу пришли к нему первосвященники, он поморщился и, встав с плетеного кресла, где он читал донесения, вышел на террасу и там, в еще остававшейся тени, сел в другое, золоченое и высокое кресло, похожее на трон.
Пилату ничего не стоило казнить одного человека: незадолго до того он схватил нескольких иудеев без всякой видимой причины и казнил их. Но в данном случае он был не склонен подчиниться требованию иудеев. Во-первых, он не хотел показать, что слушается их, и они могут командовать им. Во-вторых, это дело было связано с религиозными верованиями иудеев, которые Пилат глубоко презирал. Наконец, в-третьих, смерти осужденного требовал Каифа, которого Пилат не любил.
Поэтому он очень надменно выслушал то, что говорил ему снизу Каифа о вине Иисуса, о том, что тот возмущает народ, и, прервав его на полуслове, сказал по-арамейски:
- Так в чем же вы обвиняете этого человека?
Тут многие первосвященники и книжники заговорили разом:
- Если бы он не был злодей, мы бы не привели его к тебе!
Пилат сказал им:
- Так возьмите его и по закону вашему судите и казните.
Пилат очень хорошо знал, что иудеи не имеют на это права, а сказал так, чтобы поиздеваться над ними.
Первосвященники отвечали ему:
- Нам не позволено предавать смерти никого.
Тогда Пилат встал и, войдя в комнаты, приказал привести к себе Иисуса.
Два огромных легионера ввели связанного пленника. Он остановился посреди почти пустой комнаты, напротив сидевшего в том же плетеном кресле Пилата. Комната была с нишами в стене, с барельефами, изображавшими головки вакханок, с инкрустированным яшмой потолком, но без всякой мебели: кроме кресла, в котором сидел наместник, и маленького мраморного столика перед ним, там ничего не было. Яркий солнечный луч проникал сквозь отдуваемую ветром драпировку и высвечивал на мраморном полу, прямо под ногами арестанта, светлую полосу.
Некоторое время Пилат и Иисус молча смотрели друг на друга: первый - пристально и с интересом; второй - спокойно и как будто с жалостью.
Пилат вспоминал обвинения, предъявленные Иисусу иудеями, и, наконец, вспомнил, что ему вменяется в вину то, что он называл себя Царем иудейским.
- Скажи, ты царь иудейский? - спросил его Пилат по-арамейски.
Иисус отвечал ему:
- От себя ли ты говоришь, или другие сказали тебе это?
Пилат усмехнулся:
- Разве я иудей? Твой народ и первосвященники предали тебя мне: что ты сделал?
Иисус сказал:
- Царство мое не от мира сего. Если бы от мира сего было царство мое, то воины мои защитили бы меня, чтобы не схватили меня иудеи. Но царство мое не отсюда.
Пилат, не совсем поняв его, спросил:
- Так значит, ты все-таки царь?
Иисус отвечал ему:
- Ты говоришь, что я царь. Я для того родился и пришел в мир, чтобы свидетельствовать об Истине: тот, кто жаждет Истины, тот понимает меня.
Услышав это, Пилат, считавший истину пустым звуком, а людей, ищущих ее, кем-то вроде тихо помешанных, решил, что перед ним безобидный мечтатель-философ, и, усмехаясь, спросил Иисуса:
- Что есть "истина"?
Сказав это и не дожидаясь ответа, он опять встал, вышел на террасу и сказал иудеям:
- Я никакой вины не нахожу в этом человеке.
К тому времени перед дворцом собралось уже довольно много народа, в большинстве те, которые ненавидели Иисуса. Они стали кричать:
- Предай его смерти!
Тут Пилат вспомнил, что у евреев есть обычай отпускать на Пасху одного осужденного, и, подняв руку, чтобы они молчали, сказал им:
- У вас же есть обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху: хотите, отпущу вам царя иудейского?
Но они кричали:
- Нет, не его, а Варавву!
Варавва был разбойник, которого за убийство должны были в этот день казнить.

Видя, что иудеев собирается все больше и что просто так они не успокоятся, Пилат отдал приказ публично высечь Иисуса, надеясь, что это наказание удовлетворит их. Заодно он решил еще поиздеваться над иудеями, для чего Иисуса одели в багряницу (то есть в одежду багряного цвета, какую носили иудейские цари), а на голову ему вместо короны возложили терновый венец (венок из ветвей колючего кустарника - тёрна). Когда легионеры стали бить его, то, смеясь, громко кричали:
- Радуйся, Царь иудейский!
Пилат с усмешкой наблюдал, сидя в своем золоченом кресле.
Но первосвященники и народ еще громче кричали:
- Распни, распни его!!
Пилат сказал им:
- Берите и распните его, потому что я не нахожу в нем вины.
Но они кричали:
- Мы имеем закон, и по закону нашему он должен умереть, потому что сделал себя сыном Бога!
Говоря так, первосвященники забыли, что Пилат не еврей, а римлянин, то есть язычник, и в его представлении быть сыном бога - это вполне возможная вещь. Ведь римские боги, например, Юпитер, женились и имели детей, подобно людям.
Услышав эти слова, Пилат смутился и даже испугался и, войдя опять в комнаты и приказав ввести Иисуса, стал спрашивать его:
- Откуда ты?
Но Иисус молчал.
Пилат сказал ему:
- Мне ли не отвечаешь? Разве не знаешь, что имею власть распять тебя и имею власть отпустить тебя?
Иисус сказал:
- Отнять у меня жизнь может только тот, кто ее дал. Ты лишь орудие в его руках. Поэтому больше греха на тех, кто предал меня, чем на тебе.
Пилат, услышав эти загадочные слова, еще больше убоялся. Он опасался оказаться обидчиком настоящего сына одного из богов. Кроме того, абсолютное спокойствие пленника и его ответы внушали ему все большее уважение.
Тут к Пилату вышла его жена и, вызвав его в другую комнату, рассказала ему, что она видела сон, из которого по всем приметам вытекает, что этого человека нельзя казнить, а нужно оставить в живых, иначе могут произойти большие несчастья. Жена Пилата, очень белокожая, молодая и красивая, пользовалась его расположением. Кроме того, римляне были очень суеверны, и эти слова жены еще больше смутили наместника.
Наконец, не зная, что делать, и слыша все нараставший шум и крики иудеев, Пилат вспомнил, что Иисуса называли галилеянином, и что, значит, он подданный галилейского царя Ирода. Ирод в этот праздничный день находился тоже в Иерусалиме. Поэтому Пилат, чтобы избавиться от этого неприятного дела, а также для того, чтобы проявить любезность к Ироду, с которым он до сих пор был во вражде, послал Иисуса к нему. Народу он приказал объявить, что Иисус у Ирода, а сам ушел во внутренние комнаты. Но никто не расходился, все ждали, когда решится участь пленника.
Иисуса по самой жаре, по-прежнему связанного, повели к Ироду. Тот очень обрадовался, потому что много слышал об Иисусе и давно хотел видеть его.
Ирод позвал Иисуса к себе в комнаты и задавал ему множество вопросов, просил показать какое-нибудь чудо, но Иисус ничего не отвечал ему и не смотрел на него. Первосвященники и книжники, которые тоже пришли к Ироду и стояли тут же, всячески обвиняли Иисуса, говорили, что он бунтовщик и возмущает народ.
Но Ирод, польщенный тем, что Пилат прислал ему этого арестованного и желая ответить любезностью на любезность, приказал отвести Иисуса обратно к Пилату. Перед тем, чтобы как-то позабавиться, он велел одеть его в шутовской наряд и, посмеявшись, отпустил его.
После этого Пилат и Ирод помирились друг с другом.

Когда Иисуса снова привели к Пилату, иудеи, стоявшие перед дворцом, начали еще громче кричать, и многие в толпе подняли камни и размахивали ими, а первосвященники подойдя близко к террасе, кричали:
- Если ты отпустишь его, ты не друг кесарю! Всякий, делающий себя царем, враг кесарю!
Пилат, услышав, в чем его обвиняют иудеи, понял, что такая постановка вопроса очень опасна для него, так как, в случае, если он не сумеет унять возмущение в народе, его обвинят перед Римом в потворстве врагам кесаря.
Тогда он вызвал из казарм центурию (сотню) легионеров в полном боевом вооружении. Центурия явилась через несколько минут. Солдаты были в латах, наколенниках, с мечами и копьями и даже в шлемах с темно-красными плюмажами, и в красных плащах.
В сопровождении центурии Пилат вышел из дворца и пошел на место публичного суда, называемое Гаваффа, или Каменный Помост. Это было невысокое каменное возвышение на площади.
Сев там в принесенное центурионом (то есть начальником центурии) кресло, Пилат сказал иудеям:
- Вот - это царь ваш! Неужели хотите казнить его?
Но они еще громче кричали:
- Возьми, возьми, распни его!
Пилат спросил их:
- Царя ли вашего распну?
Первосвященники отвечали:
- Нет у нас царя, кроме кесаря!
Тогда, видя, что ничего нельзя сделать и опасаясь бунта и кровопролития, так как иудеи кричали все громче, Пилат встал и, приказав принести себе кувшин с водой, умыл руки перед народом и сказал:
- Невиновен я в крови этого человека, смотрите вы.
Сделал он так на всякий случай, чтобы, если Иисус действительно сын бога, не быть виновным перед богом.
Иудеи же кричали:
- Да! Кровь его на нас и на детях наших!
Тогда Пилат махнул рукой, вперед вышел центурион и, взяв своих солдат, повел Иисуса на распятие.

16.

Был уже вечер, и солнце клонилось к закату. Небо на востоке сделалось темно-сливового цвета, и там показалась уже первая звезда. Стало гораздо прохладней.
Идти нужно было на лобное место, называемое по-еврейски Голгофа. Место это было на горе.
Сначала большой грубый деревянный крест для распятия дали нести самому Иисусу, но он, давно ничего не пивший и не евший, за недостатком сил не мог. Тогда по приказу центуриона легионеры схватили какого-то ничего не подозревавшего человека, крестьянина, с виду очень крепкого, по имени Симон Киринеянин. Он шел домой с поля. Его заставили нести крест на Голгофу.
Вели также казнить двух разбойников, а Варавву отпустили.
Рядом с Иисусом шли женщины, в том числе Марфа и Мария из Вифании. Они плакали. Иисус, посмотрев на них, сказал им:
- Не обо мне плачьте, плачьте о себе и о детях своих. Вы видите, что со мной делают: до чего же дойдет подобный дух в вашем народе?
Кресты установили на самой вершине горы, откуда виден был почти весь Иерусалим. По краям распяли разбойников, а между ними - Иисуса. Когда ему прибивали гвоздями руки к кресту, Иисус громко воскликнул:
- Боже! Прости им, потому что не знают, что делают!
Ему было очень больно, и этим криком он старался скрыть боль, потому что стыдился Марии и людей.
Всех распятых раздели, и на крестах они висели только в набедренных повязках. Солдаты внизу, под крестами, бросая жребий, делили их одежду.
Евреи, стоявшие тут же, были недовольны тем, что над крестом Иисуса была прибита табличка с надписью на греческом, римском и еврейском языках "Это Царь иудейский". Сделано это было по приказанию Пилата, который не упустил случая лишний раз поиздеваться над иудеями. Они же, видя эту надпись, роптали, говоря:
- Эй ты, если ты пророк, спаси сам себя, - сойди с креста!
Были здесь и те, которые веровали в него, у кого он исцелил кого-либо из родных. Из таких многие плакали и молились.
Ученики Иисуса стояли поодаль и со страхом наблюдали за казнью. Все, во что они верили, рушилось. Их учитель оказался бессилен перед земной властью, его распяли, как разбойника. Что теперь делать, они не знали. Им было стыдно и страшно.
Здесь же стояла и мать Иисуса, пришедшая тоже на праздник, и горько плакала. Возле нее стоял Иоанн, поддерживая и утешая ее, хотя тоже плача. Иисус, увидев их с креста, сказал Иоанну:
- Это мать твоя!
А ей:
- Это сын твой!
Когда на горизонте кровавым колесом закатилось солнце, Иисус, нестерпимо мучавшийся от жажды и истекавший кровью, подняв голову и вытянувшись на кресте, громко вскричал по-арамейски:
- Или! Или! Лама савахфани!
Что означает: "Боже мой! Боже мой! Почему ты меня оставил? (то есть бросил)"
Люди, стоявшие внизу и слышавшие это, не разобрав, что это по-арамейски, говорили между собой:
- Слышите? Илию он зовёт. Посмотрим, может быть, придет к нему Илия?
И смеялись над ним.
Наконец, Иисус, видя, что его час настал, громко закричал:
- Пить! Дайте мне пить!
Один из легионеров взял губку, намочил ее в уксусе и, насадив на копье, подал Иисусу. Иисус припал к ней губами. Затем закричал громким голосом:
- Свершилось!
После чего уронил голову на грудь, тело его дернулось на кресте и затихло.
Так как этот день был пятница, наступала первая суббота Пасхи, то иудеи, чтобы не оставлять тел на крестах в субботу, просили римлян, перебив им голени, снять их. Воины подошли и перебили голени обоим разбойникам и сняли их.
Когда же подошли к Иисусу, увидели, что он висит, как мертвый. Один из легионеров пробил ему ребра копьем, чтобы проверить, действительно ли он мертв. Из раны потекла кровь, но казненный не дернулся и не реагировал на удар копья. Тогда легионеры, не перебивая ему голеней, ушли, оставив тело Иисуса иудеям.
Видя это, тайные ученики Иисуса, члены синедриона Никодим и Иосиф из Аримафеи вышли вперед. Иосиф, приставив лестницу к кресту, при свете факелов снял тело.
Никодим отправился к Пилату с просьбой отдать им тело для погребения. Пилат очень удивился тому, что Иисус уже умер. Прошло лишь около часа, как его распяли, а казненный производил впечатление еще молодого и крепкого мужчины. Пилат, большой специалист по такого рода казням, прежде никогда не слышал, чтобы распятый умер так быстро, даже если это был старик. Он подумал, что, может быть, Иисус и впрямь был сыном бога, раз боги решили его так скоро избавить от мучений. Значит, он, Пилат, хорошо сделал, что умыл руки перед казнью: может быть, теперь боги не будут гневаться на него за казнь этого человека. Никодиму же он, конечно, разрешил взять тело.
Уже совсем стемнело, когда Никодим вернулся на место казни, где его ждали мать Иисуса, Мария и Марфа, а также его ученики. Иосиф из Аримафеи умастил тело умершего смирной и алоем, принесенными Никодимом. После чего завернул его в плащаницу (то есть в большой кусок материи, как принято у евреев).
Петр, Филипп, Иаков и Фома подняли тело и, сопровождаемые плачущими женщинами, отнесли его в пещеру за городом и, привалив ко входу в пещеру большой камень, оставили там.

Иисус очнулся на следующий день.
Он был весь разбит и измучен, и не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Все, что произошло с ним - не только за последнее время, но и за всю жизнь - казалось ушло куда-то далеко-далеко, на тысячи лет, в прошлое. Трудно было поверить, что это было на самом деле.
Однако руки и ступни его были пробиты, и из ран все еще сочилась кровь.
Его страшно мучила жажда. Во рту было сухо и горько: язык царапал небо, словно сделанный из наждачной бумаги.
В пещеру, где лежал Иисус, проникали два тонких солнечных лучика. Он кое-как освободился от плащаницы и осмотрелся. Место было сухое, под ним был камень. Но на одной из каменных стен, довольно высоко, проступала вода.
После долгих мучительных усилий он сумел встать и, держась на стену, слизывал эти капли воды с прохладного камня. Кажется, никогда в жизни он не испытывал подобного наслаждения. В то же время, слизывая воду, он громко стонал от боли в боку, где была рана от копья, и в пробитых руках и ногах.
Потом он снова лег и забылся тяжелым сном.

День прошел и наступила ночь. Иисус более или менее пришел в себя. Он снова встал и снова слизывал капельки воды, теперь с другой стены пещеры.
Надо было отвалить от входа камень. Он понимал, что его оставят именно в пещере и вход завалят камнем: таков был обычай. Но не думал, что камень окажется таким большим. А главное, он не думал, что сам будет так слаб. Сил не оставалось совсем. Но надо было выйти.
Всю ночь он пытался сдвинуть этот камень. Когда ему уже казалось, что ничего не получится: скорее, он умрет от этих мучительных усилий - а камень все равно останется на месте - ему в голову пришла спасительная мысль. Полежав еще немного, полизав еще капельки воды, он стал искать маленькие камешки и вбивать их более крупными камнями под основание камня.
Но когда снова рассвело, работу пришлось прекратить. Не было сил, да и опасно было работать днем.
Он снова спал, просыпался, видел лучи солнца, проникающие в пещеру, снова слизывал капельки воды, проступающие на камнях, снова спал.
Под утро ему приснился сон. Он был один в саду своего отца. Уже много лет и десятилетий он не видел себя во мне ребенком. Он ел спелые фиги, потом стал срывать виноградные гроздья и тоже есть. Они были невероятно сладкие и брызгали фиолетовым соком.
Потом он увидел, что в саду вместе с ним находится какая-то девушка. Это оказалась Мария из Вифании. Она подошла к нему, он дал ей гроздь винограда, и она тоже стала есть. Пока она ела, она улыбалась ему.
Он проснулся, улыбаясь. Как ни странно, острая боль в ране в боку и в руках и ногах почти прошла. Болело все тело, болели, но уже не так сильно, и пробитые руки и ноги, но бок совсем замолчал.
Это все-таки было чудо, что у него все получилось. Настоящее чудо. Конечно, он еще в Индии научился по своему желанию приводить себя в состояние, почти похожее на смерть. Но на кресте он все сделал очень плохо. И все-таки ему поверили. Значит, Отец все-таки не оставил его!
Он встал, полизал капельки воды и снова принялся за камень у входа.
В середине ночи он отвалил его. Камень откатился совсем чуть-чуть, но Иисус сумел пролезть под ним и выбраться наружу. Свою белую погребальную плащаницу он превратил в плащ, потому что другой одежды у него не было.
Идти было очень тяжело. Но у него был только один день. Вернее, половина этой ночи - и еще следующая. Днем, при свете, идти было опасно. Он должен показаться своим ученикам на третий день после казни. Тогда все будет хорошо.
Зайти бы куда-нибудь, взять хоть кусок хлеба. Но это было опасно. Впрочем, есть ему не хотелось. По-прежнему мучительно хотелось только пить.
Иисус спустился с горы, добрался до ближайшей деревни, где нашел общественный колодец. Там он оставался почти час. Ему казалось, что он выпьет весь колодец, хотя он и знал, что это невозможно. Один раз он даже заглянул в темное жерло колодца, чтобы проверить, осталась ли еще вода. Но там ничего не было видно.
Когда взошло солнце, он уже шел по пустыне, среди песка, камней и колючих кустов, беспокойно оглядываясь, не едет ли кто на верблюде, не заметит ли его. Ему надо было успеть в Галилею, обязательно успеть.

В пустынном месте, на голой равнине, среди чахлых кустов можжевельника и боярышника, сидели все 11 оставшихся учеников Иисуса. Именно в этом месте они скрывались недавно вместе с Учителем. Именно тут он приказал им себя дожидаться.
Они сидели молча, изредка обмениваясь отдельными словами. Настроение у всех было подавленное. Особенно страдал Петр, который страшно терзался угрызениями совести, вспоминая о своем трехкратном отречении от Учителя. Он не понимал теперь, как мог так себя вести. Иоанн часто начинал плакать: старший брат, Иаков, успокаивал его.
Наступила уже третья ночь. По ночам в Иудейской пустыне бывает холодно. Они все сгрудились поближе друг к другу, чтобы согреться, но все-таки мерзли и от этого плохо спали. Не спалось им еще и потому, что время, отведенное на воскресение их Учителя, подходило к концу. Если завтра он не придет, надо уходить.
Но куда им идти и как жить после всего, что было?
Начался рассвет. Восток зарозовел, как огромный нежный лепесток. Песок пустыни стал золотистым.
Петр отошел в сторону справить малую нужду. Вдруг его словно что-то толкнуло в сердце. Он оглянулся и увидел вдалеке неясную фигуру человека. Почему это его так взволновало, он не мог понять. Человек был в белой одежде, значит, не еврей. Евреи белых одежд не носят. Может быть, араб?
Петр вернулся к своим, ничего не сказав им, но продолжал наблюдать за этим человеком. Он шел то прямо к ним, то поворачивал, как будто блуждал. Двигался он очень медленно и как-то странно. В руках человек держал палку и опирался на нее.
Наконец, Петр догадался встать во весь рост и попросил встать также Фому и Иоанна, которые были высокого роста. Увидев это, встали и остальные.
Они молча ждали. Человек был действительно в белом плаще, правда, сильно замазанном и помятом. Голову он тоже обмотал плащом.
Он уже увидел их и явно шел к ним. Но что тут удивительного? Ведь никого вокруг больше нет. Он, наверное, заблудился и хочет спросить дорогу.
Вдруг Иоанн, у которого было очень хорошее зрение, громко вскрикнул, вхмахнул руками и побежал прямо к этому человеку. За ним сорвались и остальные. Петр сам не заметил, как добежал до него и остановился. Иоанн тоже сначала остановился, потом с громкими рыданиями, бросился перед пришедшим на землю и стал целовать его ноги. Человек не останавливал его. Он стоял молча и смотрел на них.
Все остальные, кроме Иоанна, просто молча стояли и тоже смотрели на него: на них словно нашел столбняк. Ни он, ни они даже не поздоровались друг с другом.
Это был Иисус. Но какой-то другой. Прежний Иисус, какого они хорошо знали, был человеком загадочным, никого не допускавшим до себя. Хотя они ели и пили с ним, спали рядом с ним, между ними все равно сохранялось расстояние, преодолеть которое не казалось возможным. Он - Равви, Учитель, Чудотворец. Они - хотя и его ученики - но простые люди.
Человек, который стоял перед ними, был им и знаком, и незнаком. Он в чем-то очень сильно изменился, но трудно было сразу понять, в чем именно.
Странно было то, что Иисус не выглядел измученным. Лицо его было хотя и усталым, бледным, но каким-то светлым. Словно тень улыбки бродила по его губам. Это был человек, который казался ближе, проще, роднее.
Наконец, Петр первый бросился на шею Иисусу, но тот сразу же вскрикнул от боли. Все стали обнимать его, но очень осторожно.
Руки Иисуса были замотаны той же белой материей. На ногах - веревочные сандалии, которые он украл в деревне: без них он не смог бы так долго идти. Поэтому ни рук, ни ступней ног не было видно.
Фома долго смотрел на Учителя, но все-таки сомневался, что это действительно он. Но он стеснялся прямо выразить свои сомнения, поэтому попросил показать дырки на ладонях от пробитых гвоздей.
Иисус чуть улыбнулся и, подняв руки, показал свои ладони. Раны уже подживали, но следы от гвоздей были явными.
Чудо произошло! Учитель сказал правду: он действительно воскрес!
Когда все немного пришли в себя, Иоанн, перестав плакать, спросил:
- Что тебе нужно, Равви?
Иисус снова еле заметно улыбнулся:
- У вас найдется что-нибудь поесть?

17.

По проселочной дороге на севере Самарии шел одинокий человек. Он был одет в темно-бурый шерстяной плащ, какие в тех местах носило простонародье. В руке человек держал суковатую палку и опирался на нее. Он сильно прихрамывал. На боку у человека висела кожаная пастушья сумка.
Всякий, увидевший этого человека, подумал бы, что это бедняк, бредущий куда-то в поисках заработка. И не очень бы ошибся.
Человек шел к видневшемуся впереди по дороге небольшому селению. Здесь евреев уже не было, тут жили другие народы: самаряне, филистимляне. С этими народами у евреев была исконная непримиримая вражда. Так что ожидать в этих местах появления хотя бы одного еврея было бы смешно и странно.
Человек очень устал. Но лицо его, темное, изможденное, не выглядело несчастным. Оно его светилось каким-то странным внутренним светом. Иногда он улыбался, как ребенок, хотя по виду ему можно было дать не меньше 40-45-ти лет, а по походке - и все 60.
Человека этого уже больше не звали Иисусом. Он сам не знал, как его теперь зовут. Все, что было в его прежней жизни: родной дом, мать, отец, братья, родина, его поиски и скитания, его ученики, Мария, все, что он пережил, - все ушло, отлетело в далекое-далекое прошлое, умерло. Назад вернуться было нельзя. Ему предстояло начать новую жизнь.
Он шел и не думал ни о чем.
Он не думал о том, что пройдут сотни лет, и люди воздвигнут по всей Земле сотни церквей во славу его, и миллионы будут называть себя в его честь "христианами", и читать книги, в которых рассказывается о его жизни и его учении. Он не думал о том, что когда-нибудь эти книги станут самыми тиражированными и читаемыми книгами на Земле. О том, что сама Новая эра, в которой будет жить человечество, возьмет за точку отсчета год его рождения - эта Эра будет считаться "от рождества Христова".
Он не думал и о том, что эти люди, называющие себя "христианами", не будут исполнять даже сотой доли того, что он им заповедал. Что они станут главными врагами и гонителями его народа, евреев. Что спустя почти 2000 лет эти "христиане" замыслят уничтожить всех евреев и миллионы их удушат газом и сожгут. Не думал о том, что эти самые "христиане" зальют землю кровью, прославятся своим хищничеством и зверством по отношению друг к другу и к другим народам. Что его безмерно расплодившиеся последователи будут в массе своей очень похожи на тех самых книжников и фарисеев, которые так хотели убить его.
Ни о чем этом он не думал. Он вообще не думал ни о чем. Он был счастлив.
Ему удалось сделать все, что он хотел. Теперь эта безмерная, тяжкая ноша, которую он сам взвалил на себя, свалилась с его плеч. Теперь он может просто жить. Пусть - без родины, без близких, без имени даже. Но - жить!
Он чувствовал только одну радость чудом сохраненного существования. Это не была высшая духовная радость. Это была радость, доступная буйволу, овце, макаке. Может быть, даже дождевому червю.
Он жил. Он будет жить!
К вечеру человек дошел до деревни. Он постучался в ворота первого же двора. Двор был большой: как видно, хозяин был зажиточным человеком. Изнутри топали копыта, слышалось блеянье и мычание.
Ворота открыл маленький, почти совсем черный и курчавый мальчик. Он улыбнулся человеку и помахал ему рукой: заходи!
Человек вошел на утоптанный двор и остановился у дверей дома. Оттуда вышел большой полный мужчина, голый по пояс и с деревянными вилами в руках. На боку у него болтался в кожаном чехле большой нож. Человек остановился напротив него. Это был, несомненно, не еврей. Наверное, самарянин, а, может быть, перс.
Вошедший поклонился хозяину, поздоровался. Тот, не отвечая, изучающее глядел на гостя. Что ему надо?
- Я хочу работать у тебя, - сказал человек. - Можно немного поработать у тебя?
Человек говорил по-арамейски.
- А ты не еврей? - подозрительно спросил хозяин.
- Нет, я больше не еврей, - сказал человек.
Хозяин не обратил внимания на странную форму ответа.
- А что ты умеешь делать? - спросил он.
- Ухаживать за скотом. Вообще все могу делать, - поспешно сказал человек.
Хозяин вытер запачканной в навозе рукой почти такую же грязную щеку. Кусочки навоза застряли в его черной, кудрявой бороде.
Он долго думал, недоверчиво глядя на этого человека.
Конечно, ничего особенного: бедняк. Много их бродит по дорогам. Наверно, устал скитаться и решил осесть на одном месте. Но что, если он вор? Правда, телом он слабоват, но если он стащит что-нибудь ночью и сбежит? Однако же соблазнительно иметь такого работника: ему, наверное, и платить не нужно - только бы не голодал.
- Ладно, - сказал хозяин. - Ты можешь работать у меня, сколько захочешь. Мне нужен пастух овец. Будешь пасти?
- Да, - кивнул головой человек.
- Хорошо. Платить я тебе не буду: еда и крыша над головой. Согласен?
Человек снова закивал:
- Да, да.
Это понравилось хозяину. Он смотрел на пришедшего уже более добрыми глазами.
- Учти, в дом я тебя пускать не буду. Там, в хлеву, найдется местечко: будешь там спать. А днем тебе будет не до сна, понял?
- Да, да. Я согласен.
Человек улыбнулся.
"Хороший человек! - подумал хозяин. - Если он будет хорошо работать и не сбежит, я заведу еще сотню или даже две сотни овец и, может быть, разбогатею".
- Хорошо. Как тебя звать?
- Называй меня Иса.
- Иса? Хорошо... Идем, Иса. Я дам тебе лепешку и покажу, где тебе спать. Завтра на рассвете выгонишь овец.
Человек улыбнулся, как будто слова хозяина были ему очень приятны.
Он пошел за ним в хлев и очистил себе место в углу. Тот самый мальчик, который открыл ворота, прибежал и принес охапку свежей соломы. Новый работник поблагодарил мальчика и взял у него большой отломленный кусок свежей лепешки. Мальчик убежал.
Человек лег на солому. Лепешку он не стал есть, а положил себе в сумку. Он лежал на соломе и смотрел вверх.
Крыша загона была плохая, с огромными дырами. Через одну дыру видно было небо, черное-черное, с одной единственной яркой звездой.
Он вспомнил такую же звезду, которую видел у себя на родине. Это было в ту ночь, когда он в последний раз перед казнью был со своими учениками, - в ночь пасхального седера.
Он смотрел на звезду, и вдруг она стала расплываться у него перед глазами. "Что это? Неужели я плачу?" - подумал он. Да, он плакал от счастья.
Он все сделал так, как надо. Теперь его учение не умрет. И он тоже будет жить. Жить! Жить - на этой Земле, которую он так любил.

Наступила ночь. Овцы перестали возиться на соломе и уснули. Человек не спал. Он смотрел блестящими от слез глазами на одинокую звезду в черном бархатном небе и улыбался. Он был счастлив.

Оставить комментарий © Copyright Слуцкий Вадим Ильич (slutcki@yandex.ru) Размещен: 10/11/2014, изменен: 10/11/2014. 159k. Статистика. Повесть: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Автор рассказывает о том, каким человеком на самом деле был Иисус Христос и как ему удалось убедить своих учеников в том, что он сначала умер, а потом воскрес

Слуцкий Вадим Ильич : другие произведения.

Утренняя звезда