Смарода Кастуш : другие произведения.

Лёгкий способ повзрослеть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Да потому что так уже было! Тогда мы сумели их прогнать: большаков было мало, а мы действовали неожиданно. И мы поклялись, что такого никогда больше не повторится, и создали свой собственный мир - мир справедливости и дружбы, добра и красоты; мир, где нет места принуждению и наказаниям, насилию и рабству, зависти, злобе и предательству. И что ты нам теперь предлагаешь? Отказаться от всего этого ради ласковых рук матери и небритой щеки отца? Байрон не знал, что ему на это ответить. Юный всё говорил правильно, но отчего-то всё же не хотелось с ним соглашаться. "Наверное это потому, - думал Байрон. - Что в нашем мире не может быть правды, одинаковой для всех; победы, при которой нет проигравших; счастья, не делающего несчастным кого-то ещё". - Мне пора, - сказал он, вставая. - Передавай привет мальчишкам. Он потрепал Юного по непослушным кудрям, как простого десятилетнего мальчугана, помахал Юрасю и, подхватив свой заплечный мешок, не оглядываясь пошёл к Порталу.
  ЛЁГКИЙ СПОСОБ ПОВЗРОСЛЕТЬ
  
  (Постапокалиптическая фантазия)
  
  
  
  Часть первая
  
  1
  
  Уже совсем рассвело, когда Байрону стало окончательно ясно - он давно миновал тропинку, ведущую к Ущелью, что было и не удивительно: в темноте, да при таком-то тумане. Туман, на границе с Гнилыми Топями, по ночам всегда бывал вязким и серым, будто кисель из гнилой брюквы: в пяти шагах от себя, не то что тропинку - Дорогу Предков, и ту не разглядишь. Фонарь погас почти сразу же, как на болото вышел: села батарея. Так что, теперь, надо было возвращаться и терять ещё полдня, или идти через Перевал и надеяться на лучшее.
  А вот вышел бы он на заре - и туман бы уже поредел, и фонарь бы до конца зарядился, и Горгона, глядишь, с охоты бы уже вернулась. И ведь, главное, ежели бы он в первый раз тут топал или даже, скажем, в четвёртый - так ведь нет, не одну пару болотных сапог в этой трясине оставил, да о коряги поизодрал. Сам же других учил: до зари на болота не суйся, дураками тех звал, кто в предгорья пёрся утра не дождавшись. Да, видно, и на старуху проруха бывает. Едва этот голубь весточку от Пижмы принёс - тут же мешок заплечный собрал, дальнобой за спину закинул, дверью - хлоп, и вперёд под ясные звёздочки.
  Утра дожидаться? Какое там! К утру чаял уже в Ущелье войти, а к завтрашнему вечеру - на Хуторе с медведем Пижмой обниматься, бимбер хлестать, да картой Великих Развалин шелестеть. Молодец всё-таки Пижма: сдержал слово. Пижма - это вам не Митрош Картавый и не Давишка Изгиб. Пижма - это, братцы, человек! Человечище! Пижма, если сказал: будет тебе карта Великих Развалин - непременно сыщет. Пижма бы ночью на болото ни за что не пошёл, фонарь как следует не зарядив, да Горгоны с охоты не дождавшись.
  А ведь Горгона тропинку бы мигом нашла, с Горгоной на болотах и ночью можно - не заплутаешь. С ней ни шипуны не страшны, ни брюхорезы, ни брат-копун, который и не брат тебе вовсе, если пустым с Развалин возвращается, и даже не товарищ, а самый настоящий волк, готовый, за мешок пустяшного хабара, утопить тебя в первой же бочажине с тухлой болотной водой. А Горгона - она, между прочим, тебя и из трясины, в случае чего, выволочить сможет; хотя случаи эти лучше всего свести к минимуму. Да оно-то, впрочем, и не трудно: нужно только вешек держаться, которые с фонарём - и в тумане завсегда различить можно. Ну это, конечно, ежели фонарь заранее "динамой" зарядить.
  Так что это повезло ещё, что к Перевалу вынесло. Могло ведь, и к Рудникам, и к Железному Камню, и к Красному Утёсу, и даже (не приведи Юпитер) к Серной Расщелине.
  Дорогу через Перевал Байрон знал почти так же хорошо, как и через Ущелье, но в это время года только самоубийца рискнул бы форсировать там Коровье Седло - угрюмую бурую каменюгу с раздвоенной вершиной - сердце Поющих Гор. Апрельское солнце подтопило ледники и снежные шапки, селевые потоки сходили чуть ли не ежечасно, редкий день не грохотали обвалы.
  "Тут вроде бы и решать-то нечего, - думал Байрон. - Надо поворачивать оглобли да дуть обратно. Переночую в Ущелье (есть там одна пещерка - как раз к ночи доберусь) и послезавтра, ещё до полудня, буду на Хуторе. Пижма, всё равно, раньше чем через неделю не отвалит".
  Но уж больно хотелось поскорее взглянуть на карту Великих Развалин, оценить, так сказать, масштаб величия Предков. А если он сейчас через Перевал рванёт, то уже завтра увидит её, родимую, собственными гляделками, ещё и солнышко сесть не успеет.
  "Да что я, никогда весной через Перевал не хаживал? - спрашивал он себя. - Чай, не молокосос какой, чтобы сгинуть на хоженой дорожке. А ущельем пусть дураки идут: там сейчас сыро и воды, наверное, по самые яйца".
  Байрон достал из кармана плоскую склянь с рябиновой настойкой, в которой плавала сморщенная оранжевая ягодка, приложился, мотнул головой и, жуя на ходу длинную молодую травинку, двинулся в сторону обветренной двугорбой вершины, одиноко торчащей на фоне чистого апрельского неба.
  
  
  
  2
  
  Грохот Водопада, слышимый задолго до подъёма на Плоский Уступ, постепенно нарастал, в воздухе оседала мелкая водяная взвесь, а над Коровьим Седлом отчётливо проступали изгибы нескольких призрачных радуг. Близился полдень и в безоблачном небе вовсю сияло солнце, обещая ясный и тёплый денёк, но здесь, внизу, среди нагромождений скальных обломков и одиноких замшелых валунов, было прохладно и сумрачно.
  Байрон наскоро перекусил вчерашней варёной фасолью и торопливо выкурил, пыхающую вонючим дымом, сигарету. Потом он надёжно заткнул за пояс полы длинного брезентового плаща, на всю длину раскатал болотные сапоги и, цепляясь за стебли жёсткой прошлогодней травы, быстро полез вверх по пологому склону.
  Плоский Уступ ещё называли Уступом Предков, потому что бытовало мнение, что когда-то здесь находилась посадочная площадка для их летательных кораблей. Это было похоже на правду: совершенно ровная поверхность Уступа была покрыта растрескавшимся асфальтом, так же как и любая Дорога Предков, а на его поверхности сохранились даже остатки разметки, нанесённой жёлтой светящейся краской. Только вот зачем нужно было Предкам сюда прилетать? Вроде бы и незачем. С одной стороны ущелье с водопадом, с другой - горный склон без признаков цивилизации. Разве что - на пикник?
  Байрон выбрался на уступ и огляделся. Здесь мало что изменилось с его последнего подъёма. По краям площадки, по-прежнему, торчали ржавые металлические столбики, жёлтая краска разметки, с прошлого года, облетела ещё сильнее, но, всё же, можно было различить большой полустёртый круг с легко читаемой буквой "Н" посередине. Мутный поток Водопада с шумом обрушивался на дно Ущелья и там, грохоча по перекатывающимся камням, устремлялся вниз, к Хутору, по пути превращаясь в ручей Студёный. Если бы Байрон не проморгал тропинку и сейчас шёл Ущельем, то уже, наверное, миновал бы это место.
  Долго задерживаться на Уступе Байрон не собирался, но и пройти просто так мимо наследия Предков, не пополнив запаса впечатлений, он тоже не мог. Он наковырял от разметки несколько кусочков светящейся краски и попробовал расшатать один из металлических столбиков, но тот сидел крепко. Тогда Байрон подошёл к краю Уступа, подальше от Водопада, чтобы не достало брызгами и неторопливо справил малую нужду.
  Застёгивая пуговки ширинки, он рассеянно глянул в на Водопад и остолбенел.
  Прямо из потока воды, нависая над Ущельем, к Уступу тянулась странная и хлипкая с виду конструкция, похожая на лесенку из положенных друг на дружку костяшек домино. Байрон, забыв про пуговки, как во сне, двинулся к основанию этой лесенки, скрывавшемуся где-то за краем Уступа. Он уже не боялся намокнуть: Его Высочество Случай позволял ему заглянуть в щёлочку приоткрывшейся двери покоев Её Величества Тайны.
  Лёгкий металлический мостик выныривал из Водопада и нырял прямо в каменную стену под Уступом - в полуметре от его верхнего края. Байрон улёгся на живот и попытался нащупать рукой место, где металл соприкасается с камнем, но это ему не удалось: край Уступа слишком выдавался вперёд и руки не хватало. Зато удалось потрогать и хорошенько рассмотреть сам мостик. Он оказался не металлическим, а сталепластовым (Байрон понял это по едва заметному внутреннему свечению), что сразу выдавало причастность Предков к его изготовлению. Сейчас со сталепластом никто работать не умел, потому что он почти не поддавался плавлению и ковке, а отколоть или отпилить от него кусочек было крайне проблематично
  Сердце в груди Байрона замерло на секунду, а потом бешено заколотилось.
  Вот так Перевал - хоженый-перехоженный! Вот так Предки! И ведь, главное, где? Под самым носом у Пижмы! В двух плевках от Хутора, где копун на копуне сидит и копуном погоняет. Кому расскажешь - не поверят.
  Мостик, скажут... Сталепластовый, скажут... Прям из Водопада, скажут... А не тот ли ты Байрон, что зимой из Овражек, зенки заливши, домой через Гнилые Топи возвращался, да летательный корабль Предков нашёл? Хабара там взял, отборного, цельный мешок, да только мешок этот потом в болоте взял и утоп... Гы-гы-гы!
  Нет, не поверят, нипочём не поверят. Сколько лет, скажут, тут ходили, ни про какой мостик слыхом не слыхивали, а Байрон поднялся с Уступа поссать...
  Или пусть даже, скажем, возьмут, да и поверят, побегут сюда мостик смотреть, а мостика-то и нет как нет - будет он тут меня дожидаться... Вот тогда-то припомнят мне и кабак в Овражках, и летательный корабль, и мешок с хабаром, в болоте сгинувший.
  А ведь был же корабль - и хабар был: хороший хабар, редкостный... Много копунов потом по Гнилым Топям шастало, всё корабль тот искали. Я и сам ходил, не раз и не два, но нету его - как в воду канул. Должно быть трясина засосала...
  А ведь как было бы распрекрасно: на Хутор не спеша завалиться, в карту пижмину, со скукой, глянуть, да и вывалить перед ним на стол полный мешок хабару разнообразного. Подумаешь карта, подумаешь развалин, хотя бы даже и Великих. Ключевое то слово - развалины! Может они уже давно развалились эти Развалины. Кто их видел? А хабар - вот он! Отличный хабар, первосортный... И, главное, где? Тут. Рядом. Пойдём, покажу!
  Только хабар-то, если и есть, то он там - за Водопадом, и значит, волей-неволей, надо через мостик на ту сторону перебираться. А как обратно возвернуться - это уже дело десятое. Кривая вывезет! Не в первый раз. Эх! Где наша не пропадала!
  Подбадривая себя таким образом, Байрон уселся на край Уступа и ногой попробовал мостик на устойчивость, а потом, перевалившись на живот, стал медленно переносить на него центр тяжести. Мостик слегка покачивался, никаких перил не было и в помине, но по краям сталепластовых пластин поднимался крохотный бортик. Байрон опустился на колени и, отползя назад, попытался разглядеть сквозь вуаль брызг, куда же всё-таки упирается этот конец мостика. Так ничего и не разглядев, он очень осторожно развернулся лицом к Водопаду и медленно, на карачках, цепко хватаясь за бортик, пополз в пугающую и манящую неизвестность.
  Через минуту он вымок насквозь, колени скользили по мокрому сталепласту, заплечный мешок норовил сползти на загривок, а, из-за хлеставшей в лицо воды, приходилось низко наклонять голову.
  Дальнейшее напоминало страшный сон.
  Что-то негромко щёлкнуло и Байрона принялось болтать, на потерявшем опору мостике, как комара на ветке. Распластавшись по его поверхности, он умудрился глянуть через плечо и, с отчаяньем, понял, что мостик начал складываться как тасуемая карточная колода: последняя сталепластовая пластина, скользнув по скрытым полозьям, со звонким щелчком задвинулась под предпоследнюю, а предпоследняя...
  Больше Байрон смотреть не стал. Хватаясь руками за бортик, оскальзываясь и путаясь в, выбившихся из-за пояса, полах мокрого плаща, он неуклюже, по паучьи, побежал вперёд.
  
  
  
  3
  
  Невысокий лаз пещеры петлял, делал резкие повороты в стороны и неоднократно раздваивался. Всякий раз Байрон сворачивал в тот проход, откуда струился тонкий извилистый ручеёк, пока в конце концов не упёрся в сплошной монолит скалы сквозь трещины которой сочилась вода. Тогда он вернулся до ближайшей развилки и выбрал смежное направление.
  Иногда казалось, что за ним кто-то идёт, чудились лёгкие шаги и обрывки шепотков. Тогда он останавливался и начинал напряжённо прислушиваться, одновременно вглядываясь в полутьму прохода, по которому только-что прошёл. Но всякий раз он слышал только гулкое падение капель с толстых известковых сосулек и видел ломкие шляпки светящихся подземных грибов на покрытых потёками стенах.
  Как долго он брёл, озаряемый их мертвенным голубоватым светом, Байрон не знал: часы, ещё накануне, остались в Овражском кабаке в счёт долга за четвертной бимбера, а новые он себе пока не схабарил. Мокрая одежда неприятно липла к телу, саднило рассаженное колено, а перед глазами снова и снова вставала одна и та же безрадостная картина.
  Мостик раскачивается под ним, сверху вовсю хлещет вода, заплечный мешок оттягивает плечи, а полы мокрого плаща норовят опутать ноги. И он действительно путается в них, падает, но, уже наполовину сползя в пропасть, вылезает-таки обратно и ковыляет дальше, когда мостик неожиданно заканчивается. Он спотыкается, больно бьётся обо что-то коленом, потом плечом и, едва не перелетев через голову, растягивается на твёрдой каменной поверхности. А в ушах: щёлк! щёлк! щёлк! - встают в пазы последние сталепластовые пластины.
  Байрон потряс головой, пытаясь прогнать наваждение и повернуть мысли в более спокойное русло.
  Сроду никто не слыхивал, что за Водопадом пещера имеется. Вот, стало быть, зачем сюда Предки летали. И похоже, что место это было секретное и не всякому известное - стало быть, что-то важное у них тут скрывалось. А от кого скрывали, спрашивается? От кого прятали? Не от нас же, не от потомков - друг от дружки, выходит, и скрывали. Почти сто лет как Цивилизация Предков медным тазом накрылась, а место их тайное осталось и никто его до сих пор не нашёл. А Байрон топал себе на Хутор по утреннему холодку, да секрет Предков нежданно-негаданно и вызнал. Ай да Байрон, ай да сукин сын!
  Только вот почему этот мостик гадский никогда раньше из Водопада не высовывался? Может я какую кнопку секретную нажал, когда тот столбик железный на Уступе тиранил? Или, скажем, он - мостик этот - только в какие-то особые дни раскладывается, на строго определённое время. Зимой да весной, если подумать, через Перевал-то почти и не ходит никто - вот и не замечали.
  Обогнув изгиб очередного поворота, Байрон не сразу заприметил впереди тусклое пятнышко далёкого света. Подземных грибов здесь росло мало, темень стояла почти полная, и значит ошибки быть не могло - впереди маячил долгожданный выход. Байрон подтянул сапоги и прибавил шагу.
  Выбравшись на свет божий, он сразу набрал полную грудь прохладного горного воздуха и подставил лицо свежему весеннему ветерку.
  То, что открылось его глазам, было потрясающе: внизу лежала обширная, окружённая горами долина, щедро освещённая лучами послеполуденного солнца. Долина изобиловала озёрами и лугами, невысокие покатые сопки предгорий густо поросли лесом. Окружавшие долину горы - сплошь в белых шапках снегов - были величественны и неприступны.
  С каменистого кряжа, на котором, распахнув рот, стоял Байрон, поражённый всем этим великолепием, спускалась, петляя между валунами, узкая горная тропа, уводящая вниз. У подножия кряжа тропа заметно расширялась и, уже почти по прямой, бежала, к искрящемуся в неглубокой каменной чаше, чистому горному озеру, на противоположном берегу которого раскинулся аккуратный маленький городок.
  
  
  
  4
  
  Наверное, когда-то на ту сторону ходил паром (сохранилась даже крохотная обветшалая пристань с покосившимся флагштоком), но сейчас оставался только один путь - в обход озера. Байрон напился прозрачной обжигающе-холодной воды и набрал полную флягу с собой. Солнце уже начинало клониться к закату, когда он добрался до городка.
  Он вышел на каменную набережную с лёгким ажурным парапетом, уставленную удобными низкими скамейками. Вдоль набережной тянулась редкая цепочка фонарных столбов; к озеру, расходящимися полукругами, сбегали две лестницы с широкими каменными ступенями. Правда, вблизи, оказалось, что все скамейки покрыты застарелым птичьим помётом, деревянные перила парапета почернели и рассохлись, в фонарях не хватает стёкол, а каменные ступени потрескались, и, сквозь трещины, вовсю пробивается молодая травка. Но Байрону всё равно здесь понравилось. Он посидел на скамейке (найдя сравнительно чистую), постоял, облокотившись на парапет, выкурил сигарету, спустился к озеру по одной из лестниц и поднялся по другой.
  На то, чтобы обойти городок много времени не потребовалось: в нём всего-то и были три недлинные улицы с двумя десятками одноэтажных и двухэтажных домов на каждой. Байрон побывал в десятках Развалин, перелистал сотни старинных книг, и неплохо разбирался в архитектуре и городской планировке Предков. Городок был спроектирован в стиле американского среднего запада, очень популярного в Эпоху Тотального Расселения. Все первые этажи зданий центральной улицы, судя по большим стеклянным витринам, были заняты магазинами, барами, кафе и прочей инфраструктурой. В самом большом и броском из зданий Байрон опознал кинотеатр. Крайние улицы были застроены жилыми домами - все похожи один на другой: с лужайками, подъездными дорожками и низенькими деревянными заборчиками. На холме поодаль виднелись строгие очертания корпусов какого-то научного или промышленного комплекса.
  Городок сильно обветшал (время и погодные условия сделали своё дело), но у Байрона язык бы не повернулся назвать это место Развалинами. И хотя в декоративных заборчиках зияли многочисленные дыры, лужайки и задние дворы заросли бурьяном и непролазным кустарником, со стен осыпалась краска, кое-где просели крыши, повсюду валялось битое стекло, труха и обломки черепицы, - Байрон мог бы поспорить, что он никогда не бывал в настолько хорошо сохранившемся поселении Предков.
  Однако, неплохо было бы заняться "раскопками".
  Хороший, дорогой хабар найти сейчас стало очень трудно: копунов развелось, что клопов в одеяле, а Развалин-то больше не становится. Все крупные города Предков, по ту сторону гор, давно покоились на дне Западно-Сибирского моря, а дальше, на восток, копуны предпочитали не соваться. Там лежали земли, покрытые непролазными болотами, изобилующие гнусом и ядовитыми змеями. Кроме того, населявшие их узкоглазые северные народы, промышляющие охотой и оленеводством, не жаловали чужаков.
  А в исхоженных Развалинах знатную вещь редко накопаешь - только ерундой поживиться и можно. Раньше как было: два дома обошёл - полный мешок доброго хабара нарыл и, потом, можешь полгода из кабака не вылазить, ежели, конечно, здоровье позволяет. Брата-копуна встретишь - расшаркаешься перед ним, бывало, вперёд себя пропустишь: чего делить-то, когда всего навалом. Брали тогда только "вечные" аккумуляторы, "умные штуки", старый алкоголь, огнестрелы, да патроны к ним.
  А сейчас целый день в Развалинах угробишь, хабар на Хуторе сбудешь - недели не пройдёт, как пора снова на "раскопки" собираться. Хабар-то копеечный: всё больше воздушные поршни от крутящихся стульев, из которых умельцы, потом, дальнобои ладят, да безделушки, которые от скуки берут или за-ради украшения. Огнестрелы не нужны сделались - патронов-то не достать; "умные штуки" уже никому года два как не попадались; "вечный" аккумулятор если и накопаешь, то больше чем на пять процентов заряда даже не рассчитывай; а старый алкоголь так редок сделался, что за бутылку коньяка фермер Шандор из Рачьего Омута годовой запас курева предлагает. Нынче, ежели брата-копуна в Развалинах заприметил - дорогу ему лучше не переходи, а в доме столкнулись, то коли в дипломатии не силён, так наружу только один и выйдет. Одно время договаривались тряпку на дверь вешать: ежели, мол, тряпка белая на дверях висит - в дом не суйся, мимо ступай, буде жизнь дорога. Но договор этот и тогда мало кто соблюдал, а теперь и подавно.
  По правде говоря, хабар Байрона интересовал не сильно - не бедствовал. Был у него и схрон секретный с "умными штуками" (на чёрный день), и погребок заветный со старым алкоголем. Привлекали его, главным образом, старинные книги и карты, он от них всегда сам не свой становился, жадный был до знаний: за свежую книжонку мог с мешком хабару, не глядя, расстаться. А в этом городке чаял он хоть немного утолить свою страсть к познанию.
  Байрон заглянул в ближайший домик (замок здесь был магнитный и без электричества не работал) и принялся с любопытством осматриваться. Весь первый этаж занимала обширная гостиная с эркером, почти такого же размера кухня и крохотная уборная. На втором этаже располагались три спальных комнаты и ванная с душевой кабинкой. Стёкол в окнах по большей части не было, повсюду лежал огромный слой пыли и валялись охапки сухих прошлогодних листьев. На торшере в гостиной свила гнездо какая-то птица.
  Байрон нашёл в одной из спальных комнат две книги, пролистал их (какая-то техническая литература), засунул в заплечный мешок (потом разберёмся) и занялся хабаром. "Вечные" аккумуляторы, почти во всех приборах, давно сели - только в каком-то устройстве неясного назначения, их оказалось целых два с пятнадцатипроцентным (о чудо!) зарядом. Огнестрелов и патронов не нашлось - зато нашлась початая бутылка столетнего виски. Байрон сделал добрый глоток, крякнул, отёр рукавом проступившие слёзы и затолкал бутылку в мешок. "Умных штук" хватало с избытком, но он не стал брать ни одной: впереди ждали ещё шесть десятков домов, не считая комплекса на холме.
  Солнце скрылось за горами и на улице стало стремительно темнеть. Байрон выколупал из фонаря самодельную батарею и впихнул на её место "вечный" аккумулятор подходящего размера. Фонарь вспыхнул, но Байрон сразу погасил его и повесил на пояс. Он добрёл до набережной и долго стоял у парапета, любуясь последними отсветами заката. Настала пора позаботиться о ночлеге.
  Он не спеша зашагал по центральной улице, водя перед собой лучом фонаря.
  Можно было переночевать в том доме, куда он уже заходил: содрать грязное постельное бельё с кровати, перевернуть пыльный матрас... забаррикадировать дверь, заслонить окно шкафом... Да, полно! Городок давно покинут. Кого здесь можно опасаться? Разве что духов Предков, которые, после прихода темноты, возвращаются в свои дома, бесплотными толпами заполняют бары и магазины, или колесят по улочкам на своих призрачных самоходных повозках, приветствуя друг друга вежливыми гудками клаксонов...
  Неожиданно вспыхнули все уцелевшие уличные фонари, а из-за поворота, со стороны набережной, пронзительно сигналя, визжа тормозами и слепя светом круглых фар, выскочила самоходная повозка Предков. Байрон сразу узнал её - не по тем искорёженным остовам, которых было полно в любых Развалинах, а по колымаге Хромого Михала с Вшивого Бугра, которую тот сам поставил на ход и с гордостью всем показывал.
  Повозка неслась прямо на Байрона и он побежал.
  Слева вынырнула громада кинотеатра. Байрон успел броситься под защиту нависающего козырька, в тот самый момент, когда призрачная повозка, чиркнув колёсами по бордюрному камню, пронеслась мимо. Она с неистовым визгом развернулась на перекрёстке, снеся ограждение тротуара, взревела двигателем и помчалась обратно.
  Байрон не в силах был отвести от неё взгляда. Сидя на каменных ступенях кинотеатра, он, задом, пытался отползти к поворотным дверям. На фоне темнеющего неба, он увидел, как из бокового окна повозки по плечо вынырнул чётко обрисованный силуэт в шляпе и с развевающимся рукавом на вытянутой вперёд руке. В руке ярко полыхнуло и тишина наполнилась глухими хлопками выстрелов, смешанными с замогильным лающим хохотом. Байрон заслонился руками и заорал.
  
  
  
  5
  
  В холле кинотеатра тоже горел свет, но Байрон этого даже не заметил: он проскользнул в темноту зрительного зала, ссыпался по обитым ковром ступенькам и забился в узкое пространство между креслами. Его трясло, но он быстро приходил в себя.
  В конце концов, в него не в первый раз стреляют, и хотя обычно удаётся договориться, но в Развалинах всякое случается. Да только с призраками, пожалуй, не очень-то договоришься. Но сначала надо посмотреть, что это за призраки.
  Он снял со спины дальнобой, зарядил его, оттянул до упора пусковую пружину и принялся, наощупь, доставать из заплечного мешка бумажные фунтики со стальными шариками, и распихивать их по карманам плаща.
  Дальнобой, конечно, маломощный - от шипунов отбиться или собак бродячих пугнуть - но и человеку мало не покажется, особливо ежели в голову попадёшь. А вот как быть, когда с призраками дело имеешь? Серебряных шариков он с собой прихватить не догадался. Но авось и стальной насквозь не пролетит.
  Байрон выудил из кармана липкую ленту и принялся прикручивать фонарь к дулу дальнобоя. Фонарь только чудом уцелел и давно бы уже потерялся, кабы не ременная петля на запястье. На дне заплечного мешка он нашарил, завёрнутый в промасленную тряпицу, девятизарядный огнестрел, размотал его, загнал на место обойму и засунул за пояс. Обойма была полная, но последняя: Байрон хранил её на крайний случай.
  Внезапно входная дверь с треском распахнулась, залив ступени лестницы ярким жёлтым светом и, сквозь спинки кресел, Байрон увидел в проёме чёрный силуэт высокого худого человека в шляпе и длинном плаще. Тот поводил головой, оглядывая зал.
  - Чего вы от меня хотите? - крикнул ему Байрон, не высовываясь. - Давайте поговорим!
  Человек, запрокинув голову, захохотал тем самым жутким смехом, который Байрон слышал на улице, и принялся палить из огнестрела.
  Байрон пополз между креслами, стараясь оказаться как можно дальше от того места, где чёрный человек в последний раз слышал его голос. Заплечный мешок он с собой брать не стал, затолкав его поглубже под одно из кресел. Огромный экран вдруг озарился, под потолком мерно загудело и, в луче рассеянного света, испуганно заметались потревоженные пылинки. Грянула оглушительная музыка и по экрану поплыли огромные буквы "Universal", астероидным кольцом обвивая планету с голубыми очертаниями континентов, такими, какими они были во времена Предков. Картина завораживала, но Байрону сейчас было не до неё: он заметил дверь аварийного выхода, прятавшуюся в тени.
  Чёрный человек, широко и упруго ступая, спускался по лестнице с противоположной стороны зала, держа в руках огнестрел необычного вида, и вглядывался в ряды кресел из-под надвинутой на глаза шляпы. В полумраке лицо его казалось непропорционально маленьким и очень бледным. Байрон дополз до двери, осторожно надавил на неё и, когда она бесшумно распахнулась, ужом проскользнул в темноту коридора.
  Стараясь не шуметь, он поднялся на ноги, включил фонарь и, ворочая дулом дальнобоя, огляделся. Коридор тянулся в обе стороны от двери и заканчивался поворотами.
  На центральную улицу Байрон выходить не собирался: где-то там всё ещё колесила призрачная повозка - до него доносился визг тормозов и звуки выстрелов. Он хотел отыскать служебный выход, укрыться в буйной растительности какого-нибудь из задних дворов и там дожидаться утра. Призраки они или нет, но днём растают как дым - в этом он был почти уверен. А к следующей ночи его здесь уже не будет. Но выбираться из кинотеатра нужно было как можно скорее: чёрный человек рано или поздно поймёт, куда он подевался.
  Байрон не успел даже добраться до поворота коридора, когда дверь позади него с громким треском слетела с петель и впечаталась в противоположную стену. Чёрный человек выскочил в проём и, заливаясь дьявольским смехом, принялся очередями поливать его из огнестрела. Байрон бросился к стене, понимая, что сейчас умрёт, что, возможно, уже умер, но всё равно пытаясь вжаться в неё, инстинктивно продолжая цепляться за жизнь. Он видел как гильзы, отскакивая от пола и стен, бешено крутятся в воздухе, как огнестрел дрожит и дёргается, пытаясь вырваться из рук чёрного человека.
  Прошло несколько мучительно долгих мгновений, пока он, вдруг, с удивлением не осознал, что всё ещё жив и даже не ранен: то ли призрачные пули не могли причинить ему вреда, то ли стрелок оказался очень уж никудышным. Тогда Байрон поднял свой дальнобой, поймал в луч фонаря нелепую фигуру и нажал на спусковой крючок.
  
  
  
  6
  
  Он лежал на полу, обхватив руками живот, и жалобно подвывал - нелепый и тощий - Байрону даже стало немного жаль его. Но всё равно, прежде чем подойти, он по новой зарядил дальнобой и оттянул пусковую пружину.
  Шляпа слетела с его головы вместе с чёрными космами парика, огнестрел валялся поодаль, светящийся край маленького экрана высовывался из кармана не по размеру широкого плаща. Байрон опустился на корточки и вытащил экран, на котором застыла кошмарная физиономия зубастого клоуна. Он тронул экран пальцем и клоун захохотал, щёлкая зубами.
  Байрон забарабанил пальцами по экрану и картинка разделилась на дюжину поменьше, кошмарный клоун застыл в правом верхнем углу, а в нижнем он увидел себя. На остальных картинках, в разных ракурсах, темнели улицы и дома городка. Он ткнул в своё изображение и оно тут же выросло во весь экран. Изображение моргало и пялилось на Байрона, а когда он почесал нос - экранный Байрон повторил его жест. На рамке экрана виднелось круглое стеклянное окошко, Байрон прикрыл его большим пальцем и экран стал чёрным. На всякий случай, он залепил окошко жёваной бумагой и спрятал экран в карман плаща. Настала пора заняться пострадавшим.
  Пострадавший уже немного очухался: он перестал стонать и, повернув набок голову, с болезненной гримасой смотрел на Байрона. Это был мальчишка лет десяти - белобрысый, всклокоченный, с круглым личиком, усыпанным бледными веснушками. Такого поворота событий Байрон никак не ожидал. Он скорее готов был увидеть призрака, но не ребёнка.
  - Ты кто такой? - ошалело спросил он у лежащего. - Откуда взялся?
  - Цыпа... - страдальческим голосом ответил пацан. - Живу я здесь.
  Байрон разрядил дальнобой, прислонил его к стене коридора, фонарём вверх, и уселся прямо на полу, рядом с мальчишкой.
  - Давай погляжу, - виновато предложил он, ложа ладонь на его вздрогнувшие руки. - Я ж не знал, что так выйдет, думал, по призраку стреляю.
  Мальчишка криво усмехнулся и нехотя убрал руки с живота.
  - А ты что же - доктор?
  - Я всего понемногу умею, у нас по другому нельзя. Меня, кстати, Байроном кличут.
  Он откинул полы плаща, задрал майку и принялся кончиками пальцев бережно ощупывать, стремительно наливающийся синевой, кровоподтёк на узком впалом животе мальчика. Шарик попал точно над пупком, но мышцы у парня крепкие, внутренних гематом не прощупывалось и, значит, за его здоровье можно было не опасаться.
  - Жить будешь! - констатировал Байрон. Его растерянность проходила и нарастало раздражение. - Ты что же это, брат-Цыпа, по живому человеку из огнестрела садишь?
  - Да ведь он же не настоящий, - принялся оправдываться тот. - Игрушка. Пугач. Здесь раньше кино снимали - ещё до Эпидемии - так реквизита много осталось.
  Байрон не стал выяснять значение загадочного слова "реквизит", его поразило другое.
  - Игрушка? Пугач? Так, выходит, что вы со мной просто играли - пугали меня?
  - Ну да! - угрюмо подтвердил малец. - Хотели, чтобы ты поскорей из посёлка ушёл.
  Он уже выбрался из своего непомерного плаща и, прислонясь спиной к стене, стягивал с себя длинные мятые брюки. Ноги у него оказались обутыми в пневмо-ходули - Байрон уже видел такие у хуторских ребятишек - они делали их обладателя выше чуть ли не на метр и позволяли передвигаться длинными пружинистыми скачками. Выпустив из ходулей сжатый воздух и став нормального детского роста, Цыпа сделал несколько коротких неуверенных шагов по коридору.
  - Болит, - пожаловался он.
  Байрон, не выключая фонаря, забросил за спину дальнобой (трофейный огнестрел отправил туда же) и ловко подхватил мальчишку на руки.
  - Хорошо бы тебя где-то уложить, брат-Цыпа, - сказал он. - Ты тут, наверное, всё знаешь, так что показывай дорогу.
  - За сценой есть комнаты для актёров, - на секунду задумавшись, вспомнил паренёк. - Гримёрки. Там диванчики удобные. И чисто, потому что окон совсем нет.
  
  
  
  7
  
  Уложив Цыпу на низкий диванчик, Байрон поставил фонарь на зеркальный столик, а сам уселся в крутящееся кресло, вытянув ноги на середину комнаты. На улице, по-прежнему, визжали тормоза и грохотали выстрелы.
  - И когда они тебя хватятся? - спросил он мальчишку.
  - Не знаю, - беспечно ответил тот. - Наверное скоро уже. В первую очередь по коммуникатору свяжутся.
  Байрон вытащил из кармана экран, повертел его в руках и положил на столик, рядом с фонарём.
  - Надо нам с тобой серьёзно поговорить, брат-Цыпа, - сказал он. - Чтобы объяснил ты мне толком: что это за место такое и откуда вы здесь такие взялись?
  Цыпа сразу как-то сник и погрустнел.
  - Вот этого, Байрон, тебе знать не полагается. Тебя здесь вообще быть не должно. И если кто из наших про это узнает, то мне с ребятами сильно не поздоровится.
  - Да тебе, по-моему, уже не поздоровилось, - угрюмо усмехнулся Байрон. - Дней пять, поди, разогнуться не сможешь. А если бы я из огнестрела пальнул? У меня-то патроны не игрушечные, лежал бы сейчас с дыркой в пузе.
  - Кто же знал, - парнишка потупился. - Мы за тобой через коммуникаторы следили - никакого огнестрела при тебе не было. А трубку эту, из которой ты меня приложил, вообще за оружие не посчитали. Думали: шуганём тебя - ты и сбежишь обратно к Водопаду.
  - Зачем это мне к Водопаду бежать? - не понял Байрон. - Мостик же сложился... Теперь надо обходную дорогу искать...
  - Нет здесь никакой обходной дороги, - отмахнулся Цыпа. - А мостик как сложился, так и разложится. Телемеханика. Удалённый доступ. И камер понатыкано... Ты бы только к Водопаду вышел, а мостик бы уже разложенный стоял - тебя дожидался. Так что, серьёзно, шёл бы ты отсюда, Байрон, а ребят я отвлеку...
  - Хрена с два я на этот мостик ещё раз сунусь! И в первый-то раз страху натерпелся. Какого чёрта он вообще разложенным оказался? Поиграть со мной захотели?
  - Какое там! - паренёк помрачнел. - Профилактические работы проводили. Чистка, смазка, замена узлов... Весной через Перевал давно уже никто не ходит: опасно стало - вот мы и расслабились, потеряли бдительность. Когда тебя Котя заметил, ты уже на посадочную площадку вылез, а у меня ещё подъёмный механизм до конца не собран.
  - А взрослые ваши куда смотрели? - возмутился Байрон.
  - Какие такие взрослые? Большаки? - удивился шкет. - Не было с нами никаких большаков! Зачем они нам. Мы и без большаков отлично справляемся.
  Байрон насмешливо посмотрел на него.
  - То-то я и погляжу, как вы справились.
  - Все ошибаются, - насупился Цыпа. - Лучше скажи, зачем ты через Перевал попёрся?
  - Дорогу проглядел... - нехотя признался Байрон.
  - Взрослый! - скривился пацан. - Сам-то хорош, а ещё мне выговаривает...
  Помолчали.
  - Ну так вот... - продолжил рассказывать Цыпа. - Ты, поначалу, мостик не замечал - краску колупал, железяку выдернуть пытался. В общем - вёл себя по-взрослому... А когда я подъёмный механизм собрал - ты уже мостик заметил и стал его обнюхивать. Я заволновался, конечно, и хотел побыстрее мостик сложить, а Котя говорит: погоди, мол - посмотрит, пощупает, да и уйдёт - тогда и сложишь. А если расскажет кому? - говорю. В любом случае расскажет, - говорит Котя. - Да только кто ж ему поверит?
  - Это точно, - подтвердил Байрон. - Я потому и на мостик зайти решился, поскольку знал: ни за что не поверят, если доказательств не принесу.
  - Вот-вот - малец с укором посмотрел на него. - Когда ты на мостик слез, уже и Котя заволновался: стряхивай его, говорит...
  - То есть как это - стряхивай?!.. - Байрон так и выскочил из кресла. - Это кого - стряхивай?! Это меня - стряхивай?!
  Раскачивающийся над пропастью мостик живо встал у него перед глазами.
  - Да не волнуйся ты так, - поспешил успокоить его Цыпа. - Там, под мостиком, силовое поле - съехал бы до своего Уступа, как по горке... Если бы цепляться не стал...
  - Цепляться!.. - Байрон навис над белобрысым гадёнышем, не находя слов от возмущения. - Я там не за мостик - я там за шкуру свою цеплялся! За такую дорогую мне шкуру!
  Мальчишка вжимался в диванчик и испуганно хлопал белёсыми ресницами.
  Ситуацию разрядил, зажужжавший на столике, коммуникатор.
  - Вспомнили о тебе, - криво усмехнулся Байрон, отступая.
  Он взял экран в руки и, помедлив, бросил его Цыпе.
  - Скажи, что ты меня не нашёл, - потребовал он, пристально глядя в испуганные цыпины глаза, а потом отвёл взгляд и устало добавил. - А, впрочем... поступай как знаешь.
  Мальчик с сочувствием посмотрел на его поникшие плечи и, секунду поколебавшись, тронул экран пальцем.
  - Цыпа! Мужик! Чё так долго? - с экрана зазубоскалило весёлое мальчишечье лицо. - Сам же сказал: через десять минут выскочит как ужаленный. Мы, понимаешь, ждём, ждём...
  Цыпа покосился на Байрона.
  - Наверное, я его упустил... - виновато забормотал он. - Нигде не могу найти... Видимо, через служебный выход ушёл...
  - Оболтус ты, Цыпа! Надо было сразу со мной связаться!- жизнерадостно заорали из экрана. - И кстати, почему изображения нет?
  - Камеру разбил... - уныло соврал паренёк.
  Из экрана заржали на два голоса.
  - Ладно, не парься! Далеко он не уйдёт! У Ящика его Вано караулит, а если к Пещере повернуть надумает - мешать не станем! Выходи. Ждём тебя на Центральной. Конец связи.
  Цыпа отдал экран Байрону.
  - Что ещё за Ящик? - подозрительно спросил тот.
  - Заброшенный научный центр, - неохотно отозвался мальчик. - На холме... Пожалуйста, Байрон, не делай глупостей - ступай к Водопаду!
  Байрон не ответил - он завозился, навешивая на себя дальнобой. Цыпа поймал его за рукав плаща.
  - Ты извини, что так всё получилось... - тихо попросил он. - И если уж мне тебя всё равно не переубедить, то обещай, хотя бы, что больше никто не пострадает.
  Байрон мягко улыбнулся в ответ и ласково потрепал парнишку по растрёпанным волосам. Потом он вдруг снова насупился и виновато поглядев на него, произнёс:
  - Ты уж извини, брат-Цыпа, но мне придётся тебя связать...
  
  
  
  8
  
  Подняв на ходу шляпу с париком и нахлобучив её себе на голову, Байрон по коридору вышел в холл кинотеатра. На ногах у него были нацеплены, отобранные у Цыпы, пневмо-ходули, сжатые на две трети от максимального подъёма, но не потерявшие своих пружинящих свойств. Конечно, он был гораздо шире парнишки, но авось в темноте не разглядят. Это было самое слабое место в его маскировке.
  Осторожно протиснувшись через поворотную дверь, Байрон украдкой выглянул наружу: самоходная повозка стояла на перекрёстке приглушив мотор. Он надвинул шляпу на глаза, неторопливо вышел из кинотеатра, держа на плече фальшивый огнестрел Цыпы и помахал повозке рукой, подзывая. Повозка завелась и медленно поехала ему навстречу.
  Дальше пошла импровизация.
  Байрон резко повернулся в сторону, сорвал с плеча огнестрел и, дав короткую очередь в тёмный проулок между домами, кинулся туда сам. На ходу он нащупал в кармане экран и тишина взорвалась жутким смехом зубастого клоуна. Повозка взревела и прибавила ходу.
  Перескочив через полуповаленный заборчик и продравшись сквозь густые заросли колючего кустарника, Байрон выбрался на соседнюю улицу, длинными скачками немного пробежал по ней вверх и снова остановился, ожидая. Повозка выскочила из-за поворота и покатила к нему, давя битую черепицу.
  И тут Байрон наконец сообразил, что ему нужно делать.
  Стреляя в темноту, он повторил свой манёвр и опять оказался на центральной улице. Забросив цыпин огнестрел в разбитую витрину какого-то магазина, он зашагал в сторону набережной, поглядывая через плечо. В кармане плаща зажужжал и завибрировал экран. Байрон достал его и хотел уже было отправить вслед за огнестрелом, но передумал. Он тронул экран пальцем и на нём появилось знакомое лицо. На этот раз приятель Цыпы не улыбался.
  - Ты что творишь, Цыпище?! - возмущённо и обиженно заговорил он. - Что ещё за игры? У нас тут нештатная ситуация, а ты нам голову морочишь!
  Фары осветили окраинные дома и самоходная повозка показалась в конце улицы.
  - А ну-ка быстро садись в машину и поехали беглеца искать! - неслось из экрана. - И почему ты не отвечаешь - может ещё и микрофон раскокал?
  "Потому что ты слова вставить не даёшь", - раздражённо подумал Байрон и издали помахал говоруну светящимся экраном.
  - Ну, точно - раскокал! - подтвердили из экрана другим голосом. - Руки-крюки! А ещё специалист по коммуникационным системам.
  Байрон сунул экран в карман и достал из-за пояса собственный огнестрел. Повозка подрулила и остановилась рядом с ним. За рулём, выставив в окно тощий локоть, сидел отчаянно рыжий парнишка с незажжённой сигаретой в зубах.
  - Ну залазь, чего встал? - лениво протянул он, не глядя на Байрона.
  - Курить вредно, - сказал ему Байрон, сдвигая на затылок шляпу и передёргивая затвор огнестрела.
  - Это не Цыпа! - в панике взвизгнул мальчишка, чуть не подавившись своей сигаретой. - Это... тот самый... которого...
  Он втянул локоть в раскрытое окно и повозка с места рванула вперёд.
  Байрон встал на одно колено, хорошенько прицелился и начал садить из огнестрела по колёсам. Пули скрежетали по металлу, звук выстрелов слился с хлопками простреленных шин, а он всё палил, пока обойма полностью не опустела. Повозка завиляла, не вписываясь в поворот, выскочила на набережную и, высадив несколько секций ажурного парапета, зарылась обтекаемым рылом в крупную озёрную гальку.
  
  
  
  9
  
  - Ты же мне обещал! - укорял Байрона Цыпа. - Я тебе доверился, а ты меня обманул! Взрослый называется - хуже ребёнка! Пострелять ему вздумалось! Не наигрался! А если бы ты им бензобак прострелил? А если бы...
  Байрону было стыдно, но не очень. Он, опустив голову, слушал Цыпу и старательно делал вид, что раскаивается, а сам, украдкой, поглядывал на Котю и Юрася. Вокруг конопатой переносицы Юрася расплывался обширный двухсторонний фингал, а у Коти была рассечена бровь, и его, когда-то красивый, тонкий нос сильно повело набок.
  "Так тебе и надо, красавчик", - ехидно думал Байрон.
  Они, все вчетвером, собрались в тесной гримёрке, чтобы решить, как им быть дальше. Байрон приволок из соседней комнаты ещё один диванчик и поставил его у противоположной от Цыпы стены. На него уселись Юрась и Котя, Цыпа лежал на своём месте, а Байрон сел в крутящееся кресло у него в ногах.
  - Да брось ты, Цыпкин! Вечно занудствуешь... Сам же видишь: человек уже всё осознал, человек раскаивается. Ты, ведь, больше так не будешь? Правда, Байрон? - Котя снова был весел и улыбался во весь рот.
  - Не защищай его! - возмутился Цыпа. - Ты посмотри на своё лицо! Посмотри на Юрася!
  - А по-моему не так уж и плохо, - сказал Котя подходя к зеркалу и разглядывая свой нос. Он потрогал его пальцами и болезненно скривился. - Очень... мужественно. Не находишь?
  - Прекрати паясничать! - взвился Цыпа. - Пижон дешёвый...
  - А ну хватит! - вмешался, молчавший до этого, Юрась. - Ещё подеритесь...
  Цыпа моментально надулся, а Котя, как не в чём не бывало, продолжал скалить зубы.
  "Мальчишки", - глядя на них, думал Байрон.
  - Лучше подумайте, как нам быть с большаком, - Юрась упорно не желал называть Байрона по имени. - Его нельзя отпускать: он слишком многое узнал и увидел. Но и оставить его здесь мы тоже не можем.
  Он злобно поддал ногой валявшуюся на полу шляпу.
  - Посмотрите какую кашу вы... мы заварили!
  - Нужно связаться с Вано, - угрюмо сказал Цыпа. - И решать всем вместе.
  - Он не взял коммуникатор, - раздражённо сказал Юрась. - Ты же знаешь этого упрямца - не признаёт ничего, сделанного большаками!
  - Тогда пусть кто-то из вас сходит за ним.
  Котя и Юрась остались сидеть на месте.
  - Это ничего не изменит, - сказал Юрась. - Мы все уже давно поняли, как нам следует поступить, но не хотим себе в этом признаваться.
  - Эй-ей! Полегче, приятель! - вмешался в разговор Байрон. - Шлёпнуть себя я не дам! Даже и не мечтай!
  Юрась неприязненно глянул на него и отвёл глаза. Он избегал смотреть на Байрона: ему было стыдно, за свой испуг в машине, когда вместо Цыпы он неожиданно увидел перед собой незнакомого взрослого.
  - Мы никого не убиваем, - сказал он. - Вы - большаки - и сами прекрасно с этим справляетесь...
  - Что ты всё заладил: большаки, большаки... - взорвался Байрон. - Почему бы не сказать: взрослые? В конце концов это оскорбительно! Я же не называю вас коротышками!
  - Потому что, в этой комнате все взрослые, - влез Котя. - Но не все большаки... А на коротышек мы не обижаемся: нас ещё и не так называют...
  - Захлопни варежку!.. - прошипел Юрась. - Ни слова больше! А не то я сверну твой нос на другую сторону!
  - Да, брось... - отмахнулся Котя. - Он всё равно узнает. Рано или поздно...
  - Лучше поздно! И не от нас!
  До Байрона наконец стало кое-что доходить. Он даже вскочил от внезапного понимания.
  - Не хотите же вы мне сказать, что я нахожусь в легендарной Долине Недомерков? - поочерёдно заглядывая в лицо каждому из мальчишек, спросил Байрон. - Но это же просто сказка, легенда...
  Цыпа опустил глаза, Юрась с упрёком смотрел на лыбящегося Котю.
  - Это просто невероятно! - Байрон схватился за голову и принялся мерять комнатку шагами. - Кто бы мог подумать? Сколько про неё врали! А поди ж ты! Сколько я сам врал...
  Он повернулся к двери и замолчал. На пороге стоял угрюмый большеротый паренёк, стриженный наголо, и исподлобья смотрел на него. Секунду они разглядывали друг друга, а потом парнишка неожиданно оказался рядом с Байроном, и тот вдруг почувствовал, как маленький твёрдый кулак впился ему прямо в солнечное сплетение, вышибая воздух из лёгких и заставляя тело согнуться пополам. И тут же острая коленка больно ударила его в лицо. У Байрона всё поплыло перед глазами, он схватился руками за пульсирующие разбитые губы, когда тяжёлый удар по затылку свалил его на пол.
  
  
  
  10
  
  Ему скрутили руки за спиной, надели на голову мешок (Цыпа пробовал было протестовать, но угрюмый Вано был непреклонен) и повели куда-то, подталкивая в спину дулом дальнобоя. Сначала они шли по одной из улиц (Байрон понял это по трещавшим под сапогами осколкам стекла) и, когда дорога пошла вверх, он решил было, что его ведут обратно к Пещере, но потом сообразил, что они не огибали озеро.
  "Стало быть, повели в Долину", - подумал он.
  Дорога то и дело вспучивалась буграми и проседала рытвинами. Байрон, несколько раз, споткнулся и чуть было не упал, но чья-то рука (должно быть, цыпина) всякий раз заботливо придерживала его за локоть. Потом его силой усадили, надавив на плечи, и привалили спиной к чему-то металлическому и рифлёному. Сидеть было неудобно, а руки сильно затекли, но Байрон терпел и не жаловался.
  "Сам виноват, - думал он. - Старый дурень! Нужно было Цыпу послушать".
  Но, с другой стороны, он был даже рад, что всё так вышло. Долина Недомерков! Кто бы мог подумать, что она и в самом деле существует! Он никогда, по-настоящему, не верил в неё, но отдал бы руку за возможность оказаться там. Теперь его мечта сбывалась - конечно, не совсем так, как ему бы этого хотелось.. ну да ведь давно известно, что в бочке мёда всегда окажется ложка дёгтя.
  Издали донеслось урчание двигателя, становящееся всё громче: сюда ехала самоходная повозка Предков. Зашуршали шины - повозка остановилась рядом с Байроном, хлопнула дверь, послышались какие-то лязгающие звуки. Его рывком подняли на ноги, повели и, вскоре, что-то упёрлось в его бёдра выше колен.
  - Залезай! - отрывисто приказал Юрась.
  Байрон задрал правую ногу и нащупал край какой-то площадки. Он хотел осторожно перенести на неё центр тяжести, но его грубо толкнули в спину и он повалился лицом вперёд.
  "А они со мной не церемонятся", - подумал он, грохнувшись на скрипнувшую дощатую поверхность.
  Он перекатился на спину и сразу же упёрся плечом в холодный металлический борт.
  "Самоходная повозка с открытым кузовом", - понял Байрон.
  Снова залязгало, захлопнулись дверцы, кто-то запрыгнул в кузов рядом с ним и повозка тронулась.
  Они ехали около часа, Байрона подбрасывало на кочках и прижимало к борту на поворотах. Под голову ему подсунули что-то сравнительно мягкое, но остро пахнущее плесенью.
  - Цыпа... - зашептал Байрон. - Это ты?
  - Да, - так же шёпотом ответил Цыпа. - Но ты помолчи... Нам нельзя разговаривать.
  Больше за всю поездку он не сказал ни слова и только негромко цыкал на Байрона, когда тот несколько раз пытался разговорить его.
  Потом повозка остановилась, снова захлопали дверцы, кузов дёрнулся - Цыпа тоже выбрался наружу, но Байрона оставили лежать на месте. Он заворочался, ругаясь сквозь зубы, и сел, прислонясь к низкому борту. Потянуло дымком разведённого костра, вскоре запахло и жаренным. Рот Байрона наполнился слюной: он вспомнил, что не ел с самого утра.
  Невдалеке послышались тревожные возгласы мальчишек.
  - Он знает, что нужно делать! - надрывно выкрикнул кто-то.
  В кузов снова запрыгнули, с головы Байрона стянули мешок. Было ещё очень темно, но в кабине повозки горел свет, и он различил бледное лицо Цыпы.
  - Ты должен помочь ему! - чуть не плача заговорил мальчик. - Сам же сказал, что доктор!
  - Да что случилось? - встревоженно спросил его Байрон.
  Цыпа принялся рассказывать, распутывая его связанные руки.
  Оказалось, что Вано никогда не ездит в самоходной повозке, и поэтому он пошёл напрямик через холмы, когда все остальные покатили по окружной дороге. Здесь они должны были встретиться, переночевать, а утром отправиться к Южной Заставе, но Вано не появился в назначенное время и Котя пошёл его поискать. Он нашёл его в полукилометре от места стоянки: Вано укусила змея, и тот, судя по всему, умирает.
  К концу рассказа, Цыпа всё-таки расплакался.
  - Ты мой мешок заплечный забрал? - спросил его Байрон, растирая затёкшие запястья.
  - Да, - кивнул Цыпа. - Он здесь, в кузове.
  Байрон поспешно вытащил из мешка аптечку и нож в чехле.
  - Веди, - приказал он пареньку.
  Возле костерка никого не было - на оструганных палочках шипело подгорающее мясо.
  Цыпа повёл Байрона по тропинке в сторону недалёких холмов. Впереди, над высокой травой, метались огоньки фонариков - Байрон обогнал Цыпу и побежал на их свет.
  Бледный, с закатившимися глазами, Вано лежал в примятой траве и часто-часто дышал. Заплаканный Котя сидел на коленях рядом с ним, поддерживая его голову и гладя по запавшей щеке. Мрачный Юрась бродил поодаль, водя лучом фонарика по траве - должно быть искал преступную змею.
  - Куда его? - спросил запыхавшийся Байрон, подбегая.
  - В ногу, - всхлипнул Котя.
  Байрон содрал с худых ног мягкие кожаный мокасины и сдёрнул длинные шерстяные гетры грубой вязки. Левая нога уже начала опухать, но время ещё не было потеряно. Он сразу заметил два маленьких чёрных пятнышка на белеющей икре, сделал аккуратные надрезы ножом и, не раздумывая, приложился к ним губами. Сдавив зубами сухую горячую кожу, он всосал отравленную ядом кровь мальчика и выплюнул её в траву. Во рту защипало - Байрон, с запозданием, вспомнил про свои разбитые губы - но было уже слишком поздно, чтобы останавливаться.
  Он сдавливал кожу зубами, высасывал и сплёвывал до тех пор, пока у него не онемели дёсны. Тогда он достал из аптечки банку спирта, плеснул на ранку, а потом тщательно прополоскал рот.
  Мальчишки окружили Байрона и с надеждой наблюдали за его действиями.
  - Юрась, - сказал он. - Быстро дуй за водой. И прихвати какую-нибудь палку.
  Юрась молча убежал в темноту. Байрон достал из аптечки бинт и принялся туго бинтовать ногу Вано. Тот пришёл в себя и мутным взглядом смотрел на Байрона. Когда он закончил бинтовать, прибежал Юрась, принёс с собой чайник и, выдранный из кузова самоходной повозки, обломок доски.
  Байрон поднёс носик чайника к запёкшимся губам Вано, тот стал вяло глотать. Отдав чайник Цыпе, он примотал доску к ноге мальчика, зафиксировав её в одном положении, и, крякнув, поднял его на руки. Голова закружилась, ноги налились свинцом, но он, собравшись, понёс Вано к самоходной повозке. Котя шёл рядом и поддерживал голову друга.
  - Держись, Ванечка... - шептал он.
  - У вас врачи-то хоть есть? - спросил его Байрон, с трудом ворочая языком.
  - Нет, - всхлипнул Котя. - Нужно везти его к большакам...
  - Через Заставу, на машине не пустят, - вставил Юрась.
  - Пусть только попробуют не пустить! - сверкнул глазами Цыпа. - Я им тогда устрою! А ну живо заводи колымагу!
  Юрась пожал плечами и полез в кабину.
  Байрон донёс Вано до повозки и, поднапрягшись, уложил в кузов. Цыпа тут же засуетился, устраивая его поудобнее.
  - Давай ему пить побольше и держи голову на бок...
  Байрон попытался сам закинуть ногу в кузов, но у него не вышло. Жалко улыбаясь, он огляделся вокруг: Юрась возился в кабине, Котя остервенело затаптывал костёр.
  - Что с тобой, Байрон? - встревоженно спросил Цыпа, вглядываясь в его лицо.
  - Всё будет хорошо, брат-Цыпа... - ответил он и мешком повалился в траву.
  
  
  
  Часть вторая
  
  11
  
  Наверное, через Заставу, их тогда всё-таки не пустили: ненадолго вынырнув из беспамятства, Байрон ощутил, что повозка не движется, услышал, как пронзительно кричит Цыпа, чего-то требуя и кому-то грозя; где-то рядом чуть слышно стонал Вано.
  Потом он ещё несколько раз приходил в себя; его рвало, живот сводило спазмами, глаза застилал багровый туман, а голова раскалывалась на части. Кто-то всё время находился рядом: ко лбу регулярно прикладывали свежий холодный компресс, к губам подносили тёплое сладкое питьё. А он опять проваливался в забытьё, и в бреду видел Пижму (Байрон пытался что-то втолковать ему, но тот только ухмылялся и наливал себе новый стакан бимбера), видел отца, строго и печально глядящего из-под кустистых седеющих бровей, видел брата Гришу... И снова приходил в себя, и снова бредил... Казалось, это будет длиться вечно, но однажды всё закончилось и Байрон окончательно очнулся.
  Он лежал, прислушиваясь к своим ощущениям: саднило горло, горели воспалённые веки, голова была словно набита ватой, а в висках нервно пульсировала кровь, но боль ушла. Байрон приоткрыл глаза и, слегка оторвав голову от мягкой подушки, огляделся.
  Он лежал в большой идеально круглой комнате на груде одеял и подушек, до подмышек укрытый пушистым пледом. По всему периметру светлели широкие окна с узкими простенками между ними. На окнах трепетали лёгкие бледно-изумрудные занавеси, создавая в комнате зеленоватый подводный полумрак. Высокий потолок красиво выгибался полусферой, разделённой на узкие треугольные сегменты.
  Рядом с его ложем торчала какая-то нелепая конструкция, похожая на вешалку для пальто; на ней висели прозрачные мешочки с жидкостью, и от одного из них к его руке тянулась длинная тонкая трубка. Конец трубки исчезал под, наложенной на предплечье, аккуратной повязкой.
  На противоположной стороне комнаты, боком к Байрону, стояло массивное низкое кресло, а в нём, забравшись с ногами и укутавшись в клетчатый плед, кто-то спал, мерно и глубоко дыша. С пола Байрон не мог видеть кто это: он углядел только острое плечо, торчащее над подлокотником, и, вылезшую из-под пледа, босую пятку.
  Больше в комнате никого не было, но снаружи, за окном, обретался кто-то ещё: ходил, бросая размытую тень на колышущиеся занавеси, дудел под нос весёлый мотивчик, журчал водой и негромко грюкал железом о железо.
  Луч света брызнул в глаза Байрону, в носу зачесалось и он чихнул. В кресле сразу заворочались и над подлокотником показалось заспанное лицо Вано.
  "Привет", - хотел сказать ему Байрон, но из горла вырвался только болезненный сип.
  Вано выпорхнул из кресла и мгновенно оказался рядом с ним. Байрон даже ничего не успел возразить, когда его голову бережно приподняли и в рот потекла прохладная чистая вода. Он сделал несколько глотков и отвёл чашку рукой.
  - Хватит, - просипел он, - Я уже в порядке.
  Вано отставил чашку на низенький столик, и так же бережно опустил голову Байрона на подушку. Он сидел переплетя ноги, с обожанием глядел на Байрона и улыбался так, что тот, не удержавшись, растянул губы в ответной улыбке.
  Вано немного осунулся и похудел, но выглядел вполне здоровым. Он был одет в одни только полотняные шорты, сильно загорел, а на его голове топорщился густой ёжик тёмных волос. Байрон помнил эту голову остриженной наголо.
  "Сколько же я тут провалялся?" - с беспокойством подумал он.
  - Почти три недели, мой добрый Байрон, - раздался высокий насмешливый голос. - Сейчас уже середина мая - впрочем, здесь всегда весна. Но ваши планы оказались безнадёжно порушены, и Пижма, по всей вероятности, отправился на поиски Великих Развалин без вас.
  - Какого?.. - Байрон повернул голову на звук голоса. - Откуда?..
  У одного из окон (оказавшегося застеклённой дверью), откинув рукой занавесь, стоял мальчик в белоснежной матроске и смотрел на Байрона живыми смеющимися глазами. У него были жёсткие курчавые волосы, нос пуговкой и слегка оттопыренные уши; в руке он держал большую садовую лейку.
  - Нет, я не читаю ваши мысли, - сказал мальчик, ставя лейку у двери и проходя в комнату. - Вопрос о том, сколько вы находились без сознания, я прочитал на вашем лице, когда вы уставились на голову Вано - трудно было не догадаться. А про Пижму и Великие Развалины я узнал из вашего горячечного бреда - кстати, весьма любопытного.
  Байрон не нашёлся что сказать. Он снова посмотрел на Вано: тот сидел с прямой спиной, сложив руки на коленях, перестав улыбаться и потупив глаза.
  - С кем... Имею честь... - Байрон перевёл взгляд на вошедшего.
  - Меня здесь все называют Юным - это что-то вроде титула, но вы можете звать меня Пётр. Пётр Панов. Я владыка здешних земель и населяющих их народов.
  - Очень приятно, - Байрон откашлялся. - А я - Байрон, владыка населяющих меня вшей.
  Юный прыснул, зажимая рот ладонью, а потом не выдержал и звонко расхохотался.
  
  
  
  12
  
  Невесомый сталепластовый балкончик опоясывал Гостевую Башню Цитадели узкой серебряной змейкой. К перилам, по всей окружности, были приторочены ребристые ящики для цветов, густо засаженные сочной декоративной зеленью. Байрон стоял на балкончике, небрежно утопив локти в разлапистых листьях какого-то тропического лопуха, и курил.
  Среди живописных холмов, к западу от Цитадели, виднелись яркие черепичные крыши Цветочного города - одного из трёх основных поселений Долины. В Цветочном городе всё было крохотное и миниатюрное - проходя мимо его игрушечных домиков, Байрон мог бы коснуться рукой карнизов второго этажа и чувствовал себя там великаном. Улицы городка были покрыты булыжной мостовой, на маленьких площадях били фонтаны и стояли бронзовые скульптуры зверей и птиц.
  Два других поселения были совершенно не похожи на первое. Футуристический Метрополис, на севере, походил на грандиозный парк аттракционов, а в Лихолесье, на юго-востоке, жили на деревьях - в домиках, соединённых между собой подвесными мостками и верёвочными лестницами. И там, и там Байрон тоже успел побывать.
  Юный разрешил ему остаться в Долине до Праздника Выбора, когда каждый её обитатель должен решить, что ему предпочтительнее - взросление или вечное детство. В этот день, Байрон должен будет покинуть Долину через Портал - сенсорные врата, выпускающие всех, а впускающие только детей без необратимых признаков взросления. Юный объяснял насчёт их избирательности: что-то связанное с гормонами и эндокринной системой, но Байрон мало что понял. Главное, что он уяснил - взрослые не могут попасть в Долину, а дети свободны шастать туда-сюда когда им вздумается.
  Байрон тоже волен был уйти через Портал в любое время, если бы решил не дожидаться Праздника Выбора, который, по традиции, проводился в ночь летнего солнцестояния. Юный взял с него слово, что тайна сталепластового мостика умрёт вместе с ним, однако не преминул предупредить, что если у Водопада будет замечена хоть какая-нибудь подозрительная активность - проходы Пещеры будут дистанционно обрушены - их уже заминировали.
  Кроме как через Портал (если не брать во внимание мостик за Водопадом) попасть в Долину было невозможно: со всех сторон её окружало мощное силовое поле, созданное ещё до Эпидемии, когда здесь располагался секретный научный центр занятый проблемами практического бессмертия. Автономные источники питания располагались здесь же, на территории центра и обеспечивали силовое поле энергией на сотни лет вперёд. Они же питали излучатель, дарящий жителям Долины вечное детство.
  Излучатель создал отец Юного, когда-то руководивший научным центром. Он оказался иммунным к "ускорёнке" (так называли темпоральную чуму - болезнь, которая в те годы косила человечество, как расторопный жнец созревшие колосья) - и продолжал совершенствовать свои разработки ещё годы спустя после того, как великая цивилизация Предков превратилась в руины. Это именно он спас Юного и десятки других детей от чудовищной участи: повзрослеть и состариться за считанные годы, оставленные темпоральной чумой человеку после заражения. Но всех остальных он спасти не смог.
  Байрон любил слушать истории Юного о тех страшных и романтических временах. Правитель Долины оказался на редкость хорошим рассказчиком: словоохотливым, с живым образным языком - Байрону, мнилось, будто он видел всё своими собственными глазами.
  Впрочем, кое-что он и в самом деле видел: в Цитадели оказалась небольшая фильмотека, и Юный с удовольствием позволил Байрону просмотреть записи старинных видеохроник.
  В Долине, вообще, было много удивительных и загадочных вещей, которые давно исчезли во внешнем мире, уничтоженные вандалами и стихией, но Байрон довольно быстро ко всему привык и перестал поражаться.
  Ход его мыслей прервал Вано, как всегда, неслышно возникая рядом. Он стоял чуть позади и, снизу вверх, вопросительно глядел на Байрона.
  - Угу, - Байрон закивал головой, поспешно затягиваясь, и затушил окурок в рыхлой жирной земле, наполняющей цветочный ящик. - Уже иду.
  Сегодня они собрались посетить восточную часть Долины, где дети, подобно Вано мечтающие об автономии и независимости от взрослых, занимались натуральным хозяйством: возделывали поля, выращивали животных и домашнюю птицу, сучили пряжу, ткали холсты, изготавливали одежду и обувь. Байрону всё это было не особенно интересно, но он хотел порадовать Вано, который очень гордился достижениями своих товарищей и мечтал, чтобы Байрон тоже восхитился предметом его гордости.
  Он очень привязался к Байрону, полагал его поступок верхом благородства и самопожертвования - чувств, на которые большаки, как он считал раньше, вообще были не способны в принципе. Он даже пересмотрел свои взгляды на пользование транспортными средствами большаков, чем очень порадовал своих друзей.
  Когда их с Байроном привезли в Цитадель, от большаков уже доставили ампулы с антидотом. Юный лично сделал им инъекции и Вано быстро пошёл на поправку - видимо, Байрону всё же удалось отсосать большую часть яда, а иммобилизация конечности не дала его остаткам сильно распространиться по организму.
  Самому Байрону повезло гораздо меньше: антидот не вызвал существенного улучшения его самочувствия - вероятно яд уже успел поразить нервную систему. Выздоровление шло крайне медленно и Вано, окончательно оправившийся уже через двое суток, не отходил от него ни на шаг, меняя холодные компрессы, поднося питьё и вытирая блевотину.
  "Это Вано меня выходил, - подумал Байрон с неожиданной нежностью. - Я в долгу перед этим мальчишкой, не меньше, чем он передо мной".
  Они спустились на нижний ярус и зашагали к посадочной площадке - она напоминала блюдо на отставленной в сторону руке. На площадке, вращая лопастями стоял маленький лимонно-жёлтый геликоптер, а из его кабины, поверх больших солнцезащитных очков, глядел рыжий Юрась с вечной незажжённой сигаретой в зубах.
  - Здорово, штурман, - сказал ему Байрон.
  - Здорово, большак, - ответил тот, перебросив сигарету из одного угла рта в другой.
  Байрон улыбнулся, а Вано угрожающе глянул на Юрася и недовольно засопел. Он никому не позволял называть Байрона большаком, но Юрасю готов был спускать многое.
  Они протиснулись на узкое заднее сиденье, пропеллер зажужжал громче, набирая обороты, и Юрась, восторженно заорав, свечкой бросил геликоптер в высокое синее небо.
  
  
  
  13
  
  Несмотря на вечную весну (царящую, по словам Юного, под куполом силового поля), фрукты, овощи и злаки здесь созревали в свой срок. Дети отвоевали у холмистых предгорий обширные площади плодородной почвы и, теперь, там вовсю цвели сады. У подножия холмов тут и там были разбросаны прямоугольные лоскуты обрабатываемой земли.
  Восторженный Вано, вместе с пухлым румяным карапузом, водил Байрона между рощами плодовых деревьев, вспаханными полями, загонами с овцами, коровами и лошадьми. Карапуза звали Валёк и он был здесь за главного. Он тоже был восторжен и горд, но если восторг Вано выражался только в блеске чёрных глаз, то Валёк открыто торжествовал. Он всё время что-то показывал и объяснял, срывал соцветия и совал их Байрону под нос, по локоть зарывался в жирную чёрную землю, хватал за вымя коров и обнажал зубы лошадей. Карапуз почему-то считал Байрона выходцем из Города Большаков, каким-то образом прошедшим через Портал, и ему было лестно похвалиться перед ним своим хозяйством.
  - Посмотри! Посмотри, Байрон! - кричал он. - Правда, отлично придумано?! В Городе так сделать ещё не догадались! Дед Семён говорил, что ничего у меня не выйдет - ты скажи ему потом, когда обратно вернёшься: Валёк, мол, привет тебе передаёт, и всё у него получилось. Не забудешь? А, Байрон? Передашь?
  Валёк надоел Байрону через пять минут знакомства, но, чтобы не обидеть Вано, он продолжал с внимательным видом слушать его трепотню, кивать в нужных местах, задавать ничего не значащие вопросы и натужно подыскивать слова восхищения. Когда карапуза окликнули из курятника и он убежал, обещав вскорости вернуться и продолжить экскурсию, Байрон наконец-то вздохнул с облегчением.
  - Ну, что, пойдём поищем Юрася? - спросил он, закуривая.
  Вано пожал плечами и они двинулись к стоящим в отдалении приземистым постройкам, возле которых солнечным зайчиком поблёскивал жёлтый корпус геликоптера. В постройках размещались ткацкий, прядильный и пошивочный цеха, скорняжная и сапожная мастерские, столярка, кузня, склады готовой продукции.
  На одном из таких складов они и нашли Юрася. Тот стоял к ним вполоборота и, выставив вперёд руку с небольшим круглым зеркалом на подставке, скептически себя разглядывал. На голове у него была напялена широкополая шляпа из пятнистой коровьей кожи, а узкую талию крест-накрест перепоясывали широкие ремни с массивными коваными пряжками.
  Заметив вошедших, Юрась медленно поставил зеркало на письменный стол и стал пятиться, держа правую руку у бедра и смотря куда-то мимо Байрона узкими щёлочками глаз. Байрон заозирался и, с удивлением, увидел, что Вано, хищно поглядывая на Юрася, начал мягкой крадущейся походкой обходить письменный стол по широкой дуге. Девчушка, сидящая за столом переводила взгляд с одного на другого и её глаза постепенно расширялись: она тоже не понимала что происходит.
  Внезапно Юрась выбросил вперёд правую руку и заорал: "Бдыщ, дыщ, дыщ!", имитируя, по-видимому, звук выстрелов из огнестрела, а Вано метнулся к письменному столу и затаился за ним, прижавшись спиной к боковой стойке. Девчушка пронзительно взвизгнула, выскочила из-за стола, повалив стул, и убежала за стеллажи, плотно уложенные разнообразной одеждой.
  - Благородный дон поражён в пятку! - засмеялся Юрась, сдувая дымок с воображаемого огнестрела и засовывая его в воображаемую кобуру.
  Вано выбрался из-за стола, отряхивая колени, указал на Юрася пальцем и, со зверским выражением лица, провёл по своей шее ребром ладони. Девчушка, наблюдавшая за ними из-за стеллажей, покрутила пальцем у виска и вернулась к столу.
  - Беру, - сказал ей Юрась, сбивая шляпу на затылок. - Запиши на меня. И ремни, и шапку.
  Девчушка, с любопытством поглядывая на Байрона, подтянула к себе толстую тетрадь в твёрдой картонной обложке и принялась её быстро перелистывать.
  - Отработаешь две смены на птицеферме, - сказала она, делая пометку в тетради.
  - Ну, Стелла... - заныл Юрась. - Давай лучше на конюшне.
  - Нет, - отрезала девчушка. - На птицеферме или в коровнике. Выбирай. А не хочешь - иди к большакам побираться.
  - Тогда уж лучше в коровнике, - сдался Юрась.
  - Когда? - спросила непреклонная Стелла.
  - Ребята, - Юрась с надеждой повернулся к Вано и Байрону. - Мы завтра куда-нибудь летим?
  Байрон неуверенно пожал плечами, а Вано, мстительно улыбаясь, покачал головой.
  - Ладно, - вздохнул Юрась. - Записывай на завтра. На обе смены.
  
  
  
  14
  
  - Сколько детей живёт в Долине? - спросил Байрон, намазывая масло на хлеб.
  Они с Юным сидели в Обзорной Башне, в уютных плетёных креслах, и пили чай из тончайших фарфоровых чашек.
  - Около двух тысяч, - ответил Юный. - Мальчиков вдвое больше, чем девочек. Каждые пять лет я провожу перепись. Однако, приходят к нам гораздо чаще, чем от нас уходят, поэтому население Долины постепенно растёт. Когда я проводил первую перепись, в Долине не насчитывалось и тысячи человек.
  - А сколько человек в Городе Большаков?
  - Никогда не задавался подобным вопросом, но если судить по тому, что за пятьдесят лет население Долины выросло едва ли не вдвое - их там никак не меньше, чем нас.
  - Как часто дети выбирают взросление?
  - Раньше часто выбирали - почти половина новичков уходила - сейчас почти все остаются. За последние десять лет вообще ни один взросление не выбрал. Большаки на взводе: думают, что мы их тут чем-то опаиваем, чтобы домой не тянуло.
  - Тогда почему большаки отпускают своих детей в Долину?
  - Дети уходят сами, поди их удержи. К тому же, это один из пунктов Договора заключённого между большаками и недомерками после Трёхдневной Войны и Восьмилетнего Противостояния: разрешать детям делать осознанный выбор между взрослением и вечным детством. Кто не хочет давать своим детям такого выбора, тот покидает Город Большаков и уходит во внешний мир.
  - Как работает излучатель?
  - Я не физик и не химик, но отец многое рассказывал мне о своей работе, и я кое-что запомнил. Как я понял, излучение подавляет работу желёз внутренней секреции, не давая им вырабатывать вещества, вызывающие взросление тела. Что же касается психики, то она тоже напрямую связана с химией: излучение контролирует выделение тестостерона у мальчиков и эстрогена у девочек, подавляя в человеке инстинкт к продолжению рода, который, по-видимому, в психологическом аспекте, и делает взрослых взрослыми. Это понятно?
  - Более или менее, - с умным видом ответил Байрон, который вообще ни черта не понял.
  - Подавлять работу желёз можно только до достижения десяти-двенадцатилетнего возраста, когда выделение секретов крайне незначительно, - продолжал Юный. - После этого возраста уже никакое излучение не поможет. Поэтому, для большаков не будет прока от переселения в Долину: их взросление и старение не прекратятся. Да им этого и не нужно: они только хотят, чтобы их дети не уходили в Долину, а оставались с ними.
  - Как воздух проходит через силовое поле?
  - Никак. Он нагнетается под купол искусственно: через многочисленные вентиляционные каналы, пробуренные в горах. Кстати, Пещера - один из этих каналов, одновременно выполняющий роль служебного выхода.
  - А зачем, вообще, понадобился этот выход?
  - До того, как смонтировали Портал, это был единственный выход из Долины за пределы силового поля. Изредка сюда прилетали с проверками какие-то комиссии. А после начала Эпидемии отец, время от времени, летал на научные симпозиумы по обсуждению методов лечения темпоральной чумы, но потом все заражённые умерли и обсуждать стало нечего. Про проход благополучно забыли и, если бы Вано не обнаружил его несколько лет назад, то не вспомнили бы и по сей день.
  - Как создаётся силовое поле?
  - Вот этого я вам не сумею объяснить при всём желании, поскольку совершенно не разбираюсь в принципах действия магнитных ловушек. Отец, наверное, сумел бы. А сейчас об этом может что-то знать только Лесик Сергеев... Цыпа... Спросите его при встрече.
  - Хорошо. Спрошу. А что случилось с вашим отцом?
  - Погиб, - сухо ответил Юный.
  
  
  
  15
  
  Портал был похож на здоровенную сковороду без дна, как бы вкопанную боком в землю и слегка наклонённую в сторону Долины. Он был покрыт блестящими чёрными панелями ромбической формы, бликующими на солнце. Сходство со сковородой добавляла боковая стойка, похожая на ручку. По ней тянулись провисающие гирлянды кабелей, сцепленных между собой в толстые пучки. Портал издавал негромкое низкое гудение.
  Вокруг расстилалась обширная цветущая степь. Пыльная грунтовая дорога пробегала через Портал и, изогнувшись, уводила в сторону городка, раскинувшегося невдалеке. Городок напоминал Байрону тот, в котором он встретил мальчишек, за исключением одного: в его центре возвышались несколько высотных зданий. Здания сверкали стеклом и металлом, но даже издали было заметно, что они давно заброшены.
  Байрон прилетел сюда вместе с Котей, чтобы взглянуть на Портал и попытаться разжиться куревом: сигареты уже два дня как закончились - курить хотелось дико. Несмотря на то, что Юный категорически запретил рассказывать о нём в Городе Большаков, весть эта всё же просочилась за пределы Долины, и теперь Байрон мог не скрывать своего присутствия.
  Несколько большаков праздно стояли в стороне от Портала, негромко переговариваясь, и ощупывали его цепкими взглядами. Байрон пошёл к ним с выставленной вперёд рукой, чтобы не впечататься в силовое поле, которое было абсолютно невидимым. Вскоре пальцы наткнулось на что-то плотное и упругое как резина, тёплое и мелко вибрирующее. Он поспешно отдёрнул руку. Большаки с презрительным интересом наблюдали за его манипуляциями. Все они были молоды (не старше двадцати), кроме одного - крепкого сухого старика с растрёпанными пегими волосами и глубокими морщинами у рта.
  - Здорово, мужики, - сказал им Байрон. - Закурить не найдётся?
  - Отчего же? - с лукавым добродушием ответил старик. - И закурить найдётся, и выпить... Ты выходи - в кабаке посидим, с умными людьми побалакаем, бабу тебе хорошую найдём. А назавтра я тебя обратно сюда свезу, чин по чину.
  - Да если я выйду - как же назад зайду?
  - Как в первый раз зашёл, так и во-второй зайдёшь. А мы заодно и посмотрим, как это у тебя получается.
  Байрон насупился. Старик продолжал разглядывать его с насмешливым видом. Молодые большаки за у него спиной гаденько похохатывали.
  - Мне бы курева, - угрюмо напомнил Байрон.
  - Будет тебе курево, - сжалился старик. - Сигаретами не угощу - не обессудь: они у нас тут в дефиците, но кисет табака я твоему пацану передам. И бумаги папиросной. А коли пожелаешь - могу и трубочку тебе выстругать, да с малышнёй переслать.
  - Спасибо, - сказал ему Байрон. - Очень выручите.
  - А в Город ты всё равно рано или поздно заявишься: надоест тебе у карапузов, да и бабу захочется. Вот тогда и потолкуем.
  Он подмигнул Байрону и пошёл в сторону крытой тентом самоходной повозки, с которой уже вовсю шла отгрузка. Молодые большаки потянулись за ним.
  Полдюжины крепышей, голых по пояс, таскали из повозки ящики, бочки, коробки, тюки и раскладывали их на плоской металлической платформе, неизвестно каким образом висящей в метре над землёй, без каких-либо видимых опор. По периметру платформы мигали красные и жёлтые огни, а из-под её днища, на прибитую к земле траву, лилось холодное голубое свечение. Взъерошенный Котя стоял поодаль, с пультом управления в руке, и орал на большаков, чтобы равномерно распределяли груз по платформе. Большаки вяло отбрёхивались: им было жарко и они хотели поскорее закончить работу.
  Старик подошёл к Коте с какими-то бумагами и тот, не глядя, их подмахнул. Они немного постояли рядом, наблюдая за отгрузкой, а потом старик достал что-то из кармана куртки (должно быть, обещанный Байрону кисет) и протянул Коте. Котя, поморщившись, взял кисет двумя пальцами, как дохлую крысу, и поспешно положил его на край платформы. Старик обернулся, поймал взгляд Байрона и помахал ему рукой. Байрон помахал в ответ.
  Наконец погрузка закончилась, большаки попрыгали в крытый тентом кузов и самоходная повозка, пыля, укатила в сторону городка. Котя заставил платформу подняться повыше, легонько пошевеливая пальцами маленькие рычажки на пульте управления, провёл её через Портал и погнал к Северной заставе, где их ожидал грузовой геликоптер.
  - Тебе там передали... - сказал он, проходя мимо Байрона.
  Байрон отыскал кисет, наполненный рассыпчатым подвяленным табаком (тут же лежала, плотно скатанная в трубочку, папиросная бумага) и, без промедления, соорудил себе тонкую пахучую самокрутку.
  
  
  
  16
  
  Геликоптер, словно нехотя, оторвался от земли, разметав по площадке обрывки упаковочной бумаги, посрывал шляпы с голов и, натужно завывая, улетел в сторону Цитадели. Дети, как муравьи, накинулись на платформу и за полчаса растащили её содержимое по ангарам, крытым рифлёным железом.
  Товарная База немного напоминала хозяйство Валька, но всё здесь было оборудовано с куда большим размахом. На верхние ярусы грузы доставлялись механическими подъёмниками, вглубь ангаров бежали ленты транспортёров, вся продукция вносилась в электронные картотеки. Любой желающий, в считанные минуты, мог найти ту вещь, которая ему требовалась и, без лишних физических усилий, получить её. Каждый сам находил и брал то, что ему нужно - дежурные смотрители требовались только для того, чтобы следить за порядком и соблюдением очерёдности. Смотрителей назначали из добровольцев, которых хватало с избытком, поскольку Юный поощрял общественно-полезный труд, а все дети хотели заслужить его благосклонность.
  Один из ангаров был оборудован под рефрижератор, на крюках, вдоль стен висели свиные, бараньи и коровьи туши, на пластиковых поддонах навалом лежали ощипанные безголовые куры и утки, запаянные в целлофан. Из щелястых отдушин, покрывающих стены, лениво тянулись шлейфы разряжённого воздуха.
  Валёк о таком не мог и мечтать - в его хозяйстве мясо, предназначенное для долгого хранения, коптили, вялили или солили. Впрочем, друзья Вано не искали лёгких путей.
  Байрон ходил, раскрывши рот, стараясь не мешать кипучей деятельности, царившей в ангаре. Разок его едва не сбили с ног, обозвав тупым большаком, и он, от греха подальше, поспешил выйти на свежий воздух.
  Цыпу он заметил сразу: тот стоял возле какой-то кубической пристройки, распахнув настежь низкую дверцу и ковырялся в переплетении цветных проводов. Байрон подошёл к нему и остановился в двух шагах позади, не отвлекая от дел.
  Цыпа шипел и ругался вполголоса. Байрон хотел было уже незаметно уйти, чтобы ему не мешать, но тут Цыпа почувствовал его присутствие и обернулся. Его лицо расплылось в широчайшей улыбке, он бросил инструменты, которые держал в руках, прямо на землю и, подойдя к Байрону, крепко обнял его за талию.
  - Ну, здравствуй, брат-Цыпа, - сказал Байрон, ероша его мягкие волосы.
  - Здравствуй, Байрон, - глухо отозвался Цыпа, уткнувшись лицом в его живот.
  Он постоянно навещал Байрона в Цитадели, пока тот валялся в беспамятстве (Байрон помнил, как приходя в сознание, видел его бледное заплаканное лицо), но когда он пошёл на поправку, паренёк появился у него только однажды. Под куполом начались непонятные проблемы со связью, и Юный отправил Цыпу во всём разобраться, поскольку тот был лучшим специалистом по коммуникационным системам.
  - Чем ты тут занимаешься? - спросил его Байрон, когда Цыпа, наобнимавшись, отлепился от его живота.
  - Чиню этот гадский холодильник, - ответил тот, раздражённо. - Он за месяц уже пятый раз ломается. Столетнее старьё!
  - Ну-ну, - Байрон похлопал его по плечу. - Полегче, дружок. Оно того не стόит.
  - Извини, Байрон, забыл, что тут кругом дети. Сейчас я доделаю свою работу, а потом мы полетим в Цитадель и, как следует, отметим твоё выздоровление. У меня припасена для нас бутылочка отличного шотландского скотча?
  - А разве Кодекс Долины не запрещает вам употреблять алкоголь?
  - Кодекс-шмодекс, - скривился Цыпа. - Если Петя меня изгонит, то пусть потом сам ковыряется во всём этом металлоломе.
  
  
  
  17
  
  В Гостевой Башне горел свет. Котя с Юрасем были заняты метанием дротиков по картине в узкой деревянной раме, висящей в одном из простенков. Картина изображала всадника в потёртых чапах и кожаной безрукавке, усмиряющего гнедого жеребца на родео. Вано сидел в кресле с ногами и листал потрёпанный томик стихов из байронова заплечного мешка.
  - Мушкетёры снова в сборе! - закричал Цыпа и побежал обниматься.
  За последний месяц им, действительно, впервые удалось собраться всем вместе. Мальчишки были так рады встрече друг с другом, что на какое-то время совершенно забыли о Байроне, чему тот был только рад: он устал от постоянного внимания.
  - Скажите, это правда, что Стефана из Метрополиса Портал обратно не пропустил? Или, может, меня просто разыграли?
  - Правда. Он у отца в Городе гостил, да на месяц задержался - на днях вернуться захотел, а Портал его не пускает. Я к нему ходил потом - плачет, говорит, думать не думал, что так получится. Отец его рядом вертится, успокаивает, а сам-то рад радёшенек.
  - Жаль Стефана. Он, ведь, у нас плотником был, одним из лучших. Подтверди, Вано! Теперь Вальку придётся кого-то ещё искать, а рук и так не хватает. Курятник, вон, разваливается, в дырах весь - куры по полям шастают.
  - Вот сам бы и пошёл в плотники, да курятник починил.
  - А кто с Юным летать будет - ты, что ли? Да я тебе не то что геликоптер - самокат, и тот бы не доверил. Руки-крюки!
  - А на Южной Заставе опять змею видели. Расплодились они там, в запретных районах. Что будет, если в Долину наползут? Тогда уже по травке босичком не побегаешь. Пора облаву устраивать - давно Юного прошу.
  - Не наползут. Там заграждения специальную вибрацию создают, которая их отпугивает. Я же тебе объяснял, голова садовая!
  - А как идёт подготовка к Празднику Выбора?
  - О-о-о! Полным ходом. От большаков привезли два ящика с фейерверками и шутихами. Будет настоящий салют! Но пока никому ни слова: это секрет.
  - Слышал, что Юному пришлось сделать большакам серьёзные поблажки по Девятому Пункту: порох - это товар, которым они ещё могут нас шантажировать.
  - Праздничный костёр обещает быть до небес: вырубили и попилили сухостой по всему Западному склону.
  - Интересно, в этом году кто-нибудь выберет взросление?
  - Сомневаюсь. Такого уж лет десять не было... Разве что, Байрон!
  Все посмотрели на него со смущёнными улыбками. Даже Котя, отмочивший эту шутку.
  Байрон и сам понимал, что время его пребывания в Долине, неумолимо подходит к концу и расставание неизбежно.
  - А вы сами когда-нибудь думали повзрослеть? - спросил он. - Думали покинуть Долину? Сколько вам лет? Давно ли вы здесь живёте?
  - Думали, - ответил за всех Котя. - Но выбрали вечное детство. С большаками у нас свои счёты. Я сбежал из Города в Долину ещё во времена Противостояния, а Юрась лично участвовал в Трёхдневной Войне. Нам обоим уже за пятьдесят.
  - А у Вано, кроме Долины, другого дома вообще нет, - подхватил Юрась. - Так, что ему некуда уходить. Он подкидыш. Сирота. Большакам не нужен оказался, вот они его Юному и спихнули. Ему ещё и тридцати нет - совсем зелёный.
  - Зато наш Цыпкин - самый настоящий дедушка, - Котя смешно, по-стариковски, пошамкал губами. - Ещё до Эпидемии родился...
  - Хватит! - вдруг, с неожиданной злобой, выкрикнул Цыпа. - Замолчи! Байрон! Неси уже, наконец, стаканы!
  Байрон с трудом осознавал, что этот трогательный малыш старше его самого, как минимум, втрое. Но если это действительно так, то тогда Цыпа был одним из старейших жителей Долины - только Юный, да ещё несколько десятков человек могли быть старше него. И значит он, с большой вероятностью, являлся "ускорёнщиком" - носителем вируса темпоральной чумы. Поэтому, понял Байрон, Цыпа просто не мог выбрать взросление: за пределами Долины он состарился бы за считанные годы - и умер.
  
  
  
  18
  
  - Почему большаки снабжают обитателей Долины всем необходимым? - спросил Байрон. - Они ведь ничем вам не обязаны.
  Он только что уложил спать пьяного Цыпу и, теперь, сидя в глубоком кресле в Башне Юного, потягивал остатки виски из тяжёлого хрустального стакана. Сам Юный сидел напротив, за письменным столом, и делал пометки в толстенном гроссбухе, сверяясь с какими-то исписанными листками.
  - Это ещё один пункт Договора, - ответил Юный, продолжая писать. - Но Договор - просто формальность, ни к чему не обязывающая традиция: на самом деле причина в другом. Здесь живут их дети, многие из большаков сами жили в Долине, пока не решили повзрослеть - они дадут то, что мы попросим и даже больше, они отдадут всё: они нас любят и ненавидят, презирают и восхищаются. Во время Противостояния Договор ещё не был подписан, и мы бы просто не выжили, если бы большаки сами, тайком, не снабжали нас: ночью приносили еду и одежду, а днём обвиняли друг друга в предательстве.
  - Что оговаривается в Девятом Пункте?
  - Договор с большаками обоюдосторонний - и мы тоже должны давать им что-то взамен. Девятый Пункт Договора обязывает детей возвращаться в Город Большаков, если там есть кто-то, кто желает их видеть. Разумеется, это не касается "ускорёнщиков". Понимаешь, детям, оставшимся в Долине, здесь так нравится, что, зачастую, они забывают возвращаться к своим родителям даже на короткое время. А ведь родители не могут прийти к ним сами. Этот пункт часто пересматривается, и срок, обязательный для посещения родных, постоянно меняется. Сейчас он составляет: четыре недели в году.
  - Для чего был создан Портал?
  - Его велел смонтировать мой отец, когда окрестности Долины наполнились отчаявшимися людьми, не желавшими, чтобы их детей постигла участь остального населения Земли. Симптомы темпоральной чумы начинали проявляться с десятилетнего возраста и родители, не зная, заражены их чада или нет, везли их в Долину, чтобы правдами и неправдами проникнуть за силовое поле. Хорошо ещё, что про существование секретного научного центра знали очень немногие: работники высших эшелонов власти, крупные финансисты, представители научной элиты, их родственники и друзья. Они толпились у периметра, требовали и умоляли, рыдали и грозились. Тогда отец принял решение о создании прохода через силовое поле, благо техников, способных справиться с такой задачей, ещё хватало. Конечно, многие из взрослых умерли от чумы в последующие годы, но иммунные продолжали жить рядом со своими заражёнными детьми и надеяться на изобретение вакцины.
  - Значит, вначале, Портал пропускал всех?
  - Да. Но потом вести о Долине каким-то образом распространились и со всей страны сюда потянулись остатки выживших. Отец не мог принять их всех и его программисты настроили избирательность Портала таким образом, чтобы она пропускала за силовое поле только тех, чей уровень тестостерона/эстрогена не превышал допустимого порога, а эндокринная система ещё не была расторможена. Но принцип работы Портала я вам уже, кажется, рассказывал? Те, кто не попал под купол, расселились за его пределами: в гостевом комплексе - который, впоследствии, превратился в Город Большаков. У вас есть ещё вопросы?
  - Да, последний. Зачем нужны Заставы?
  - Южная Застава нужна для того, чтобы не пускать особо любопытных в районы, где находятся генераторы силового поля и излучатель. Они, конечно хорошо защищены - и дверями, и электроникой - но от детей всего можно ожидать. Кроме того, там водятся змеи. А Северная Застава выполняет всего лишь декоративную функцию - детям нравится играть в солдатиков и я им это позволяю - но изначально она создавалась для того, чтобы не пропускать в Долину изгнанников.
  - Изгнанников? - удивился Байрон.
  Он уже слышал об изгнании от Цыпы, но подумал, что тот просто шутит.
  - Да. В долине нет тюрем и палачей - мы обходимся воспитательными мерами - но некоторые преступления просто нельзя оставлять безнаказанными. Для этого и существует такая мера, как изгнание. Но уже много лет она не применялась.
  - А "ускорёнщика" тоже могут изгнать?
  - Будь уверен, - невесело усмехнулся Юный.
  
  
  
  19
  
  Подготовка к празднику заняла весь день. Отовсюду раздавался стук молотков, визжала дрель, где-то стрекотал сварочный аппарат. Все работали с видимым удовольствием, охотно демонстрируя друг другу своё мастерство.
  - Где они всему этому научились? - спросил Байрон Юрася, дежурившего у геликоптера на тот случай, если понадобится срочно куда-то слетать.
  - В Городе, конечно, - рассеянно ответил тот. - Большаки учат неохотно: не хотят, чтобы мы от них зависеть перестали, но своим детям, братьям или сёстрам они отказать не могут.
  Вдоволь понаблюдав за приготовлениями, Байрон заскучал и взялся было помогать группке мальчишек сколачивать небольшой деревянный помост, когда его окликнул Цыпа.
  На склонах окрестных холмов были смонтированы большие экраны, составленные из нескольких экранов поменьше - и Цыпа только что закончил их подключать и настраивать. Теперь он сидел на раскладном стуле в тени обширного полосатого зонтика и мелкими глотками пил лимонад из высокого стакана.
  - Привет, брат-Цыпа, - поздоровался Байрон, присаживаясь напротив.
  - Привет, Байрон. Завтра уходишь?
  - Ухожу.
  - Жаль... Хочешь - я попрошу Петю и он разрешит тебе остаться?
  - Нет, приятель, - Байрон посмотрел Цыпе в глаза. - Это ни к чему. Мне здесь очень нравится, но мой дом во внешнем мире. Я не останусь.
  - Знаю. - ответил тот. - Я бы и сам с тобой ушёл, чес-слово, но ты же понимаешь...
  Они помолчали.
  - Знаешь, Байрон, вечное детство - не такая уж плохая штука. - сказал Цыпа. - Ну что такого может мне предложить унылый мир взрослых?
  - Ты ворчишь, как маленький старичок, - засмеялся Байрон.
  - А я и есть маленький старичок! - ответил Цыпа с вызовом, но тут же взял на полтона ниже. - Ты не подумай... Я ведь не боюсь повзрослеть - и умереть не боюсь. Но старость... она меня пугает. Слишком долго я от неё бегаю. Я ведь из Долины ни разу не выходил с тех пор, как меня сюда привезли. Может быть я и не "ускорёнщик" вовсе: мне ведь тогда ещё и восьми не было, а в этом возрасте диагностировать темпоральную чуму невозможно. Но когда-нибудь я всё же это проверю. Обещаю.
  Он, украдкой, посмотрел по сторонам, склонился к Байрону и быстро протянул ему маленький плоский экран в кожаном чехольчике.
  - Возьми это... Спрячь, и никому не показывай, - прошептал он.
  Байрон поспешно сунул экран за пазуху.
  - Это коммуникатор, - пояснил Цыпа, откидываясь на стуле. - Ловит в весьма широком диапазоне - будем с тобой связь держать. Защитное поле сигнал почти не задерживает: я проверял - в Городе Большаков отлично берёт. А батарею новую поставил - надолго хватит.
  - Молодец! - обрадовался Байрон. - Это ты хорошо придумал!
  На душе у него сразу стало как-то спокойнее, щемящая тоска почти совсем отступила. Незаметно для себя, Байрон очень привязался к Цыпе и остальным мальчишкам - ему было больно думать, что он никогда их больше не увидит.
  Сзади подошёл запыхавшийся Вано, бесцеремонно стряхнул их со стульев и потащил к широкой утоптанной площадке, куда Котя пригнал летающую платформу, требующую немедленной разгрузки. Цыпа вскоре улизнул, а Байрон, вместе с весёлой кодлой мальчишек, до самых сумерек таскал ящики и коробки, катал бочонки, расставлял столы и разносил подносы с закусками, накрытые прозрачными колпаками.
  Из звуковых устройств лилась ненавязчивая танцевальная музыка. Экраны, в разных ракурсах, показывали Долину. Вся Долина сияла огнями.
  Байрон не заметил, когда их зажгли. Он вытер рукавом пот со лба и огляделся: никогда в жизни ему не доводилось бывать в месте, где было так много электрического света. Огни были повсюду: на деревьях, в траве, на перилах деревянных мостиков и на крышах уютных беседок. Вся Цитадель тоже светилась огнями, как звёздное небо в ясную ночь. На её шпилях трепетали жёлтые флаги с символом Долины: маленький человечек, с мечом в отставленной руке, попирает ногами безобразного великана в рогатом шлеме.
  Байрон поднялся в Гостевую Башню и переоделся, заодно переложив в заплечный мешок цыпин подарок. Он тщательно выбрился электрической бритвой, когда-то принадлежавшей отцу Юного, не тронув лишь усы и аккуратную бородку.
  Юный настоял, чтобы на Празднике Выбора, Байрон был при параде. Котя с Юрасем специально летали на заброшенную киностудию, чтобы подобрать ему, подобающую случаю, одежду. Они привезли сорочку с кружевными манжетами и пышным жабо, просторные кожаные штаны с широким кушаком, ботфорты со шпорами и мягкий берет с потрёпанным фазаньим пером. Одежда пришлась впору, хотя и была изрядно заношенной.
  Освежившись глоточком виски, Байрон спустился в Долину. Приготовления закончились, и народ начал стягиваться в обширную седловину меж двух пологих холмов, где был установлен помост, обитый складчатой тканью и украшенный полевыми цветами. Все были в праздничных костюмах. Девочки щеголяли в пышных бальных платьях, легкомысленных полупрозрачных нарядах восточных танцовщиц, кожаных доспехах амазонок. Мальчики предпочитали длинные плащи, свисающие с одного плеча, куртки с бахромой, широкополые шляпы и пышные головные уборы из перьев.
  На помост легко взбежал Юный в свободной зелёной рубахе, перепоясанной тонким пояском, мягких остроносых мокасинах и разбойничьей шляпе с пером. Экраны, крупным планом, показали его лопоухое раскрасневшееся лицо.
  - Друзья мои, - сказал он и его голос зазвучал, казалось, со всех сторон, усиленный десятками резонаторов. - Поздравляю вас с Праздником Выбора!
  Поднялась буря аплодисментов, вокруг закричали и заулюлюкали, на помост полетели извивающиеся ленты серпантина и цветные брызги конфетти. Юный, сорвав шляпу, остервенело махал ею над головой.
  - Сегодня, - сказал он, когда толпа немного успокоилась. - Вам всем предстоит решить, останетесь ли вы в Долине или навсегда уйдёте в Город Большаков к своим родителям, братьям, сёстрам и друзьям, выбравшим взросление. Конечно, никто не станет вам препятствовать, если вы передумаете и решите вернуться обратно, однако я призываю отнестись к своему выбору серьёзно.
  Он замолчал, давая собравшимся прочувствовать всю ответственность момента. Сотни свежих румяных лиц с обожанием смотрели на него.
  - А сейчас будем веселиться! - нараспев крикнул Юный, ловко соскакивая с помоста.
  
  
  
  20
  
  По всей Долине, в окрестностях Цитадели, были расставлены небольшие столики в окружении лёгких плетёных стульев. То тут то там раздавались взрывы весёлого хохота, стреляли хлопушки и расцветали бенгальские огни. Кое-где столики стаскивали вместе и веселились большими шумными компаниями. Все без исключения принимали участие в организации празднества - и теперь, с удовольствием, пожинали плоды своих трудов.
  Юный прохаживался от столика к столику, обнимаясь со всеми, рассыпая комплименты и не скупясь на похвалы. Он был похож на сказочное лесное божество - и Байрон, невольно, залюбовался им.
  Он сидел, вместе с Цыпой, Вано и Юрасем на самой вершине одного из холмов, откуда вся западная часть Долины была видна, как на ладони. Повсюду, провозглашая тосты, взлетали руки с бокалами, наполненными лимонадом, пуншем и легчайшим сидром. Байрон захватил с собой заветную бутылочку с остатками виски и, не скрываясь, подливал из неё в свой бокал с пуншем.
  Котя, следящий за тем, чтобы на Празднике всего было вдоволь, время от времени подскакивал к столу, бросал в рот первое попавшееся - и уносился вниз с холма, ругаясь с кем-то по коммуникатору. На нём был длиннополый камзол, шитый золотым позументом, туфли с большими квадратными пряжками и напудренный белый парик.
  Цыпа, отвечающий за натурные съёмки, давно зашвырнул свой пульт управления куда-то в кусты и, теперь, все экраны показывали мерцающее звёздное небо. С костюмом он тоже не заморачивался и пришёл в том, в чём ходил обычно: широких синих шортах и растянутой серой безрукавке с непонятными разводами на животе.
  - Вот бы этот вечер никогда не кончался, - мечтательно протянул Юрась, одетый в клетчатую рубаху, кожаную жилетку с бахромой и свою новую пятнистую шляпу.
  Вано, улыбаясь, ткнул его кулаком в плечо и налил всем пунша. Его отросшие тёмные волосы были схвачены белой повязкой с красным кружком над переносицей, а руки утопали в широких рукавах шёлкового халата, украшенного изображениями усатых драконов. На ногах у него были надеты, крайне неудобные на вид, деревянные сандалии, а из-за пояса торчала переплетённая рукоять изогнутого меча.
  - За Байрона! -Юрась поднял свой бокал. - Лучшего из большаков!
  Вано снова ткнул его в плечо, но уже посильнее. Все чокнулись бокалами и выпили.
  Юный наконец добрался до их столика.
  - Отличная шляпа! - похвалил он выбор Юрася. - Попрошу Валентина, чтобы он прислал мне такую же. Покажешь мне свою катану, Вано? Или это вакидзаси?
  Вано извлёк из-за пояса свой меч и, коротко поклонившись, протянул его Юному. Тот внимательно осмотрел рукоять и маленькую круглую гарду, на пол-ладони выдвинул лезвие из ножен и, с ответным поклоном, вернул меч владельцу.
  - Отличное оружие, самурай! - сказал он. - А вы, Байрон, ну просто вылитый французский шевалье семнадцатого века.
  Байрон стянул с головы берет и небрежно помотал им в воздухе.
  - Похоже, - сказал Юный. - Но вам нужно ещё чуть-чуть потренироваться. Цыпа! Друг мой! Что это за живописные пятна? Борщ? Лимонный пудинг? Баранья нога?
  Цыпа молча покосился на свой живот и долил себе пунша.
  - А какое чудесное звёздное небо! - Юный указал рукой на ближайший экран. - Воистину, лучшего ракурса не смог бы выбрать и я сам!
  - Ну чего ты ко мне пристал, Петя? - сварливо спросил его Цыпа. - Тебе заняться нечем?
  Из темноты вышел Котя. Он повалился на свободный стул и, залпом, осушил первый попавшийся бокал с пуншем.
  - Фейерверки заряжены, - сказал он, обмахиваясь париком. - Можно начинать.
  - Премного благодарен, маркиз! - Юный, с чувством, прижал правую руку к груди. - Я знал, что на вас можно положиться.
  Котя мигом вскочил со стула, напялил на голову парик и, расшаркиваясь в шутовских реверансах, принялся, с самым уморительным видом, лобызать Юному руку.
  - Польщён, Ваше Величество... Весьма польщён... - бормотал он.
  Это выглядело настолько смешно, что Байрон захохотал, как сумасшедший, хлопая себя ладонью по колену - Юный вторил ему визгливым дискантом. Далеко брызгая слюной, зареготал Юрась, а Вано, начисто лишённый чувства юмора, недовольно заслонился от него рукавом халата. Цыпа зашёлся от смеха, схватившись руками за живот - из его глаз ручьями бежали слёзы. Котя упал на землю и хихикал, комично дёргая в воздухе ногами.
  - Ну ты дал! - сказал ему Юный, отсмеявшись. - Комик!
  Они вместе стали спускаться с холма, направляясь в сторону помоста. За соседними столиками приумолкли и поглядывали на их компанию с уважением.
  - А теперь самая долгожданная часть нашего вечера! - разнёсся между холмами, слегка осипший, голос Юного. - Праздничный салют!
  Поднялась новая буря аплодисментов, загрохотали петарды, в воздух полетели шляпы.
  Едва только Юный сошёл с помоста, как раздались первые хлопки канонады и в ночном небе начали вспухать ослепительные огненные шары, распускающиеся огромными косматыми астрами. С пронзительным свистом заметались шутихи, сыпля холодными искрами, на опушке леса забили фонтаны сверкающего огня. Байрон никогда такого не видел - забыв обо всём на свете, он смотрел на небо, которое взрывалось ему в лицо мириадами разноцветных огней. Это было самое удивительное зрелище на свете.
  Когда он вновь обрёл способность видеть, слышать и соображать, в голове у него сладко шумело, а в груди таяло чувство какой-то возвышенной грусти. За столом, кроме него, уже никого не было: все спустились вниз.
  Внизу готовились разжечь праздничный костёр - хворост складывали прямо на увитом цветами помосте. Заметалось несколько факелов, и вскоре весь помост заполыхал, подожжённый сразу с четырёх сторон. Сухие дрова трещали и выстреливали в ночь длинными оранжевыми искрами. Огонь, и вправду, взвился до небес.
  Загрохотали барабаны, их варварский ритм, постепенно нарастая, разносился по Долине. В освещённое костром пространство выскочила маленькая человеческая фигурка и принялась выламываться и извиваться, отбрасывая длинную чёрную тень. Фигурка скакала и кружилась, дрыгалась и припадала к земле, пронзительно вскрикивала и вскидывала над головой тонкие подвижные руки.
  Неожиданно барабаны смолкли - и танцевавший застыл на месте, запрокинув голову к небу. Байрон, с удивлением, понял, что это Юный. Несколько мгновений тот стоял неподвижно, а потом, встрепенувшись, издал очень натуралистичный петушиный крик. Снова ударили барабаны и все желающие, с радостными воплями, повалили к костру, чтобы присоединиться к завораживающему первобытному танцу.
  Байрон побрёл по вершине холма, огибая покинутые столики и, поваленные в траву, стулья. Он дошёл до окраины опустевшего Цветочного города (ни одно окно не светилось, потому что все были на Празднике) и неторопливо пересёк его, стуча каблуками по брусчатке.
  Извилистый ручей привёл его в сумрачную дубовую рощу, куда почти не долетал грохот барабанов. В роще было совсем темно, но невдалеке Байрон заметил мерцающий свет и, вскоре, выбрался на дорожку, петляющую между деревьев. Дорожку освещали разноцветные фонарики, развешенные среди ветвей.
  
  
  
  21
  
  На Северной Заставе никого не было: на время празднования Юный распустил все посты и караулы. Да и вообще, вся караульная служба на Заставах была, по сути, всего лишь игрой: детям нравилось носить военную форму, совершать конные объезды, обращаться друг к другу по званию. Юный поощрял эти игры - регулярно устраивал учения и смотры - полагая, что воинская служба дисциплинирует.
  Миновав пустующую будку часового и поднырнув под полосатый шлагбаум, Байрон вышел в степь. Он не пошёл сразу к Порталу, а взял немного левее - туда, где на горизонте тлели редкие огоньки Города Большаков.
  Впереди, в высокой траве, кто-то сидел, обхватив руками колени. Байрон не мог понять: по ту сторону силового поля находится сидящий, или по эту.
  Он поднял с земли сухую ветку, непонятно как здесь очутившуюся, и, помахивая ею перед собой, побрёл по колено в траве. Когда конец ветки упёрся в невидимую преграду, Байрон остановился и попытался получше рассмотреть сидящего.
  Это был не большак - мальчишка. Он сидел к Байрону вполоборота, его спина и плечи подрагивали: должно быть он плакал.
  - Эй, - тихонько позвал его Байрон. - Что ты там делаешь?
  Мальчишка вздрогнул и повернул к нему искажённое плачем лицо. Он некоторое время молча вглядывался, а потом глаза его расширились.
  -Ты! - взвизгнул он и бросился к Байрону.
  Байрон отступил на шаг. Мальчишка добежал до купала и принялся колотить по нему кулаками - это было только видно, но не слышно.
  - Почему ты? - всхлипывал он. - Почему не я? Почему ты можешь, а я нет? Чем я хуже?
  Байрон припомнил недавний слышанный разговор, и начал догадываться, что происходит.
  - Успокойся Стефан, - ласково сказал он. - Ты ведь, Стефан? Да? А меня зовут Байрон. Сейчас я выйду наружу и мы с тобой пойдём домой, к твоему отцу. Он, наверное, ужасно волнуется за тебя.
  - Расскажи-и-и-и... - ныл Стефан, размазывая по щекам слёзы и сопли. - Как ты это делаешь? Почему Портал пропускает тебя?
  - Я ни разу не проходил через Портал, - спокойно сказал Байрон. - Ни внутрь, ни наружу. Сегодня я пройду через него в первый и последний раз.
  Стефан ошалело посмотрел на него.
  - Ты врёшь, - выдохнул он. - Вы - большаки - известные вруны!
  - Я не вру и ты сам это понимаешь. Портал не пропускает взрослых в Долину.
  - Но тогда как? Как ты попал туда? Я хочу знать! Я должен знать! Я же не хотел взрослеть. Это всё отец... Он так просил меня... Проклятый большак! А я, дурак, согласился! Всего лишь только месяц... Я же и на дольше оставался.
  - Я не могу научить тебя как пройти через Портал, - сказал ему Байрон. - Наверное, это невозможно. Но я знаю способ, с помощью которого ты сможешь снова вернуться в Долину. Только для этого тебе придётся немножко повзрослеть.
  Стефан прижался лицом к невидимой преграде и с надеждой смотрел на него.
  - Когда ты повзрослеешь, то непременно встретишь хорошенькую девушку. Я уверен, что в Городе много хорошеньких девушек и, может быть, ты уже сейчас знаешь одну или двух. Или трёх. А, Стефан?
  Тот неуверенно повёл плечом.
  - А потом какая-то из девушек вдруг станет для тебя особенной. Сначала будет казаться, что она ничем не отличается от всех других хорошеньких девушек, но тебе почему-то захочется, чтобы рядом с тобой была только она одна. И если она согласится - ты станешь самым счастливым человеком на свете.
  Стефан слушал с недоверчивой гримасой, но в глазах у него проступало смирение.
  - Потом у вас появятся дети, - продолжал Байрон. - Они будут частью вас - частью её и частью тебя - со временем ты меня поймёшь. И это будут самые прекрасные дети в мире. А когда они немного подрастут, то уйдут жить в Долину, но всегда будут возвращаться к вам и приносить её кусочек с собой. В этом и заключается способ о котором я тебе говорил - способ повзрослеть и всё же остаться частью Долины. Это не самый лёгкий способ (взросление, вообще, не бывает лёгким), но доступный всем, у кого Долина в душе.
  Стефан смотрел на Байрона, кусая губы.
  - Всё действительно будет так? - угрюмо спросил он, наконец. - Обещаешь?
  - Обещаю. Пока дети будут возвращаться к родителям, у тех всегда будет свой маленький кусочек Долины. Поэтому, ступай к отцу, Стефан - наверное, он уже заждался тебя.
  Тот, неохотно, отошёл от силового поля и медленно, ссутулясь и опустив голову, поплёлся к Городу Большаков. Постепенно голова его поднималась, плечи расправлялись, а походка становилась бодрее. Он обернулся, помахал Байрону рукой и припустил бегом.
  
  
  
  22
  
  - Я хочу задать тебе ещё один вопрос.
  - Всего один? - Юный усмехнулся.
  Они с Байроном сидели в траве, недалеко от Портала. На Байроне была его прежняя одежда, рядом лежал заплечный мешок. Жёлтый геликоптер стоял неподалёку, в его кабине, мусоля незажжённую сигарету, маялся угрюмый Юрась.
  - Неужели нельзя сделать так, чтобы родители могли жить в Долине вместе со своими детьми?
  - Можно. Нужно просто перепрограммировать Портал и впустить большаков под купол. Цыпа сумел бы это сделать. Но мы этого не хотим.
  - Но почему? Почему нужно обязательно делать выбор между любовью родителей и вечным детством? Разве нельзя выбрать и то - и другое?
  - Нельзя. Потому что, когда большаки придут в Долину - они установят здесь свои порядки, и тогда вечное детство превратится в вечный кошмар!
  - Ну почему ты считаешь, что обязательно будет именно так?
  - Да потому что так уже было! Тогда мы сумели их прогнать: большаков было мало, а мы действовали неожиданно. И мы поклялись, что такого никогда больше не повторится, и создали свой собственный мир - мир справедливости и дружбы, добра и красоты; мир, где нет места принуждению и наказаниям, насилию и рабству, зависти, злобе и предательству. И что ты нам теперь предлагаешь? Отказаться от всего этого ради ласковых рук матери и небритой щеки отца?
  Байрон не знал, что ему на это ответить. Юный всё говорил правильно, но отчего-то всё же не хотелось с ним соглашаться.
  "Наверное это потому, - подумал Байрон. - Что в нашем мире не может быть правды, одинаковой для всех; победы, при которой нет проигравших; счастья, не делающего несчастным кого-то ещё".
  - Мне пора, - сказал он, вставая. - Передавай привет мальчишкам.
  Он потрепал Юного по непослушным кудрям, как простого десятилетнего мальчугана, помахал Юрасю и, подхватив свой заплечный мешок, не оглядываясь пошёл к Порталу.
  
  
  
  Эпилог
  
  В кабаке собралась едва ли не половина городка: все хотели увидеть Байрона собственными глазами и узнать у него, как это он умудрился попасть в Долину Недомерков. Байрон отшучивался, но народ подобрался настойчивый, так что пришлось пойти на хитрость.
  - Нужно закрыть глаза и представить себя ребёнком, - с серьёзным видом говорил он. - Отбросить все сомнения - и тогда Портал пропустит тебя.
  - Всего-то?! - сомневались пьяные большаки.
  - Это не так просто, как кажется, - убеждал их Байрон. - Для этого нужно быть ребёнком в душе. Я даже не уверен, что у меня самого получится проделать это ещё раз.
  - Вот завтра и проверим! - кричали большаки. - И пусть только попробует не получиться! Мы тебя по силовому полю размажем!
  За одним из столов сидел, с кружкой мутного пива, тот самый старик, который когда-то угостил Байрона табаком. Старик прислушивался к разговору и посмеивался, украдкой бросая на Байрона лукавые взгляды.
  К полуночи все разошлись. Трактирщик дал Байрону стёганное одеяло и отправил его спать на конюшню. Несмотря на обильные возлияния, он никак не мог уснуть, думая о том, как будет завтра выкручиваться из создавшегося положения. Тайну Пещеры за Водопадом нельзя было выдавать ни в коем случае. Он уже жалел, что не воспользовался последним предложением Юного и не покинул Долину тайно.
  Заполночь в конюшню пришёл давешний старик.
  - Поднимайся, - сказал он Байрону. - Нужно идти.
  Тот не стал ни о чём его спрашивать, а просто закинул мешок на плечо и пошёл следом.
  Они вышли на окраину Города, где старика ждал один из его взрослых сыновей с самоходной повозкой, и поехали в сторону гор. Дорόгой старик, которого звали дедом Семёном, всё больше помалкивал.
  Уже начало светать, когда они добрались до места. Повозка остановилась на краю горного плато и все трое выбрались наружу. С плато открывался вид на равнину, покрытую тёмными пятнами лесов и извилистыми лентами рек. За долиной, в лучах восходящего солнца, сверкала обширная водная гладь, в которой Байрон без труда узнал Западно-Сибирское море.
  "Вот я почти и дома", - с неожиданной ностальгией подумал он.
  На краю плато громоздилась конструкция из двух треугольных стоек, между которыми стояла маленькая железная кабинка с зарешёченными окошками. Между стойками располагался барабан, с намотанными на него толстыми тросами из переплетённой стальной проволоки. Концы тросов крепились за крышу кабинки, а к оси барабана с обеих сторон были приторочены небольшие цилиндры с закруглёнными концами - должно быть, двигатели.
  "Лебёдка", - понял Байрон.
  Рядом с лебёдкой стояла деревянная хибарка, из которой, зевая, вышел плюгавый человечек с заспанным помятым лицом.
  - Спусти-ка нас, Саня, - сказал ему дед Семён.
  Саня кивнул и принялся расчехлять пульт управления, похожий на тот, который был у Коти, только соединённый с одним из двигателей коротким толстым кабелем.
  Байрон со стариком протиснулись внутрь кабинки, пластины пола под ними с громыханием разъехались, и кабинка, раскачиваясь над пропастью, поползла вниз под тоскливые скрипы вращающегося барабана.
  - Почему ты мне помогаешь? - спросил Байрон.
  Старик задумчиво смотрел в зарешёченное окошко.
  - У меня пятеро детей, - сказал он, наконец. - Двое из них в Долине. И все семеро внуков тоже там. Я не хочу новых войн и противостояний. Не понимаю, как ты прошёл через Портал, но узнать об этом не должен больше никто.
  Только тут Байрон заметил, что через плечо у него перекинут охотничий огнестрел.
  - Ты меня убьёшь? - спросил он напрягшись.
  Его дальнобой, в разобранном виде, лежал в заплечном мешке, а обойма огнестрела была пуста. Байрон не собирался давать себя пристрелить и приготовился драться до последнего, но старик выглядел ещё очень крепким - было неясно, чья возьмёт.
  Дед Семён глухо засмеялся.
  - Только, если вернуться надумаешь, - сказал он.
  - А зачем огнестрел взял?
  - С тобой пойду, провожу до реки. Там внизу, под скалой, какая-то нечисть поселилась: из генно-изменённых - с весны никому житья не даёт. Дичь распугала, за грибами и ягодами не сходить, Лазарю Скорняку ногу до кости прокусила, торговцы у нас уже месяц не появляются. Пробовали было на неё облаву устроить, да только бестолку: если огнестрел в руках видит - ни за что на глаза не покажется. Хитрая тварь.
  Кабинка ударилась дном о камни, заскрежетала по ним, съезжая в сторону и, качнувшись, замерла на месте. Дед Семён приоткрыл дверцу и осторожно выглянул в щель.
  - На месте, родимая, - злорадно сказал он. - За камнем притаилась и зубы скалит.
  Он снял с плеча огнестрел и высунулся в щель вместе с ним.
  - Смотри-ка, не уходит, - в голосе старика слышалось удивление. - Ещё и из-за камня вышла. Вот я тебя сейчас пощекочу.
  Байрон глянул через его плечо и, вдруг, поспешно выйдя из кабинки, отвёл рукой дуло огнестрела.
  - Ты что, сдурел? - зашипел на него старик. - Уйдёт ведь!
  - Не уйдёт, - сказал Байрон. - Это моя зверюга.
  Он тихонько свистнул и Горгона, опасливо косясь на деда Семёна, подбежала к нему, с ходу ткнувшись зубастой мордой в подставленную ладонь. Она была грязная, худая и заметно припадала на заднюю лапу.
  - Как же ты меня отыскала, моя Горгонушка? - нежно бормотал Байрон почёсывая ей загривок, заросший жёсткой клочковатой шерстью, и стараясь не задеть рукой острые костяные наросты. - Крокодилушка, моя... Сколько же ты меня тут прождала?
  Горгона довольно урчала, повиливая куцым хвостом.
  Старик смотрел на них, всё выше и выше задирая брови, а потом зашёл в кабинку и, нажав кнопку переговорного устройства, прокричал:
  - Саня! Через пять минут поднимай!
  Из устройства что-то пробубнили в ответ.
  - Всё! Ушла тварюка! - закричал старик. - Больше не вернётся!
  Он обернулся к Байрону.
  - Ну, провожать тебя, как я понимаю, уже не нужно. Давай прощаться.
  Он протянул Байрону широкую сухую ладонь и тот крепко пожал её.
  - Будь здоров, дядя Семён, - сказал он. - Не поминай лихом.
  Дед Семён закрыл кабинку изнутри и поглядел на Байрона через зарешёченное окошко. Байрон вдруг кое-что вспомнил.
  - Валёк просил передать, что у него всё получилось, - сказал он.
  - А я всегда знал, что получится, - улыбнулся старик. - Толковый парнишка растёт. Весь в папашу. То внучок мой от младшего сына, от Яшки. Ещё годик-другой и они там, в Долине, всё сами делать научатся, а мы им тогда вовсе не нужны сделаемся.
  Он горько вздохнул.
  Кабинка дёрнулась и медленно поползла вверх - Байрон, задрав голову, задумчиво провожал её взглядом.
  
  Лангепас
  октябрь, 2015
  
  
  
  Примечания:
  
  1. Бимбер (польск., зап. укр.) - крепкий спиртной напиток, изготавливаемый в домашних условиях путём перегонки, самогон.
  2. Чапы (от англ. сhaps) - кожаные ноговицы, рабочая одежда ковбоя, которые надеваются поверх обычных штанов, чтобы защитить ноги всадника во время езды по зарослям чапараля (карликового дуба и можжевельника), от укусов лошади, от ушибов при падении и прочего.
  3. Катана (яп.) - длинный японский меч; Вакидзаси (яп.) - короткий японский меч.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"