Когда Вику по прозвищу Василек зачислили в училище, она вздохнула с облегчением: наконец-то ей удастся покинуть постылую деревню и перебраться в город. Ее давняя мечта, с годами превратившаяся в навязчивую идею, сбылась. Деревня с ее каторжной работой и отсутствием всего того, что пробуждает радость к жизни, - от денег до развлечений - тяготила девушку. Ее тянуло к асфальту, огням и той раскрепощенности, которая отличает городских жителей от деревенских. Словом, Вика хотела жить в городе и нигде более. Это была первая и наиглавнейшая цель ее жизни. Далее, как полагала она, все сложится само собой. И вот красотка Фортуна одарила молодую девушку своей улыбкой. Ей представился шанс.
Город встретил Вику неласково. Престарелая тетушка, жившая в одной квартире с дочкой и зятем, почти ничего не решала в их, а точнее, в своем доме. Всем заправлял зять. Это был человек тяжелого нрава, к тому же пьяница, а потому, как только на пороге "родственного" дома появилась отягощенная двумя сумками Вика, ей тут же было указано на дверь:
- Мы сами как селедки в бочке, - пьяно процедил "родственник". - Комнату себе снимешь - город большой!
Тетушка попыталась заступиться, но зять был неумолим:
- Нет. Я сам как в технарь приехал, а-а? Ни кола, ни двора. А вот же - обосновался!
После получасового препирательства зять все-таки уступил:
- Ладно, пусть поживет... Но три дня, не больше. Этого хватит, чтобы угол подыскать.
Тетушка, получив согласие, сразу же захлопотала по дому. Вике был выделен диван, на который горкой легло накрахмаленное белье, после чего ее с нескончаемыми расспросами усадили за стол и накормили щами. Тетушка радовалась гостье, улыбалась, однако девушке все равно было не по себе: трехдневный срок стал первым серьезным препятствием в осуществлении ее мечты...
Два дня пролетели впустую. То Вику не удовлетворяла предлагаемая комната, темная и сырая, то явно любившая заложить за воротник ее хозяйка, то оплата - словом, ей не везло. Кроме отекших от бесконечных поисков ног, результата не было никакого. И все же, как писано в Библии, ищущий да обрящет.
Под вечер третьего дня Вика забрела в старый город. Час скитаний от дома к дому, час расспросов: "Сдаете? Нет! Может, знаете кто?" - и вот ей назвали адрес и указали направление. Под конец добавили:
- Там-то уж точно повезет. А хозяйку звать Анастасия Петровна.
Окрыленная, Вика поспешила по указанному адресу.
На ее стук дверь открыла немолодая, но еще черноволосая женщина, от которой пахло блинами и еще чем-то по-домашнему теплым.
- Чего? - резко спросила она, вытирая руки о передник.
Вика стушевалась. Однако в этот момент в соседнем доме вспыхнул свет, и она, ощутив дыхание вечера, завершающего выделенный ей срок, решилась и выпалила:
- Анастасия Петровна, вы не сдаете комнату? - Накопившаяся за эти дни усталость выплеснулась из Вики целым потоком слов: - Понимаете, я в училище поступила, а жить негде. У тетушки зять гонит, три дня выделил на поиски угла - сегодня последний. Я вам, если надо, по хозяйству помогу. Я деревенская - все умею... Уезжать не хочу! - закончила она.
- Так, - улыбнулась хозяйка. - Что же мне с тобой делать? Комнатка-то у меня есть... - Вика в душе возликовала, а Анастасия Петровна продолжила: - Ничего комнатка: маленькая, но сухая. Да вот беда - окон в ней нет. Так что будешь жить, как в подполе, без свету дневного.
- Разве это беда?! - воскликнула Вика. - Я же днем учиться буду, возвращаться буду только к вечеру, а спать можно и без окон.
- Ну, коли так, входи, смотри, - и Анастасия Петровна, подвинувшись, пропустила девушку внутрь.
Комната действительно была хорошей, а Вике после стольких скитаний она показалась гораздо просторнее и роскошнее, чем была на самом деле. Оговорив оплату, которая, к ее радости, оказалась вполне приемлемой, Вика на крыльях полетела к тетушке. Город принял ее...
После переезда Вика четыре дня спала как убитая: сказывалась усталость прошлых дней. Утром, кое-как оторвав голову от подушки, она шла на занятия, затем возвращалась обедать и исчезала до вечера. Потом спать. Такая жизнь продолжалась до тех пор, пока ей окончательно не удалось втянуться в ритм ученической и городской жизни, когда она наконец-то осознала: все, с прошлым покончено.
Была суббота, когда неожиданно проснувшись среди ночи, Вика вдруг отчетливо услышала чье-то тихое стенание. Она присела на кровати и обратилась в слух. Минутное затишье, нарушаемое лишь тиканьем будильника, и вновь - совершенно явственный долгий, тоскливый вздох. Будто спящему приснился кошмар, отчего он мучается, но только стенает, будучи не в силах отогнать от себя терзающее дух видение. Еще стон. И еще. Вике стало не по себе. Черный, липкий страх стал тенью вползать в ее душу, запуская свои скользкие щупальца в самые потаенные ее уголки. Тик-так - часы лениво и бесконечно медленно отсчитывали секунды (а может, минуты - время растворилось) до следующих бередящих душу стонов. В мешке из четырех стен Вика чувствовала себя ужасно одинокой: все детские страхи и первобытные ощущения сейчас проснулись в ней и закружились в буйной пляске... Она уснула лишь под утро. О том, что она слышала ночью, Вика решила не говорить Анастасии Петровне, полностью списав все на расшатавшиеся нервы.
Так продолжалось неделю, а следующая субботняя ночь выдалась еще хуже предыдущей. Уже в полночь комната девушки огласилась жуткими стенаниями, которые прекращались лишь временами, будто бы человек, издававший их, впадал в забытье. Вика, крещеная, но без веры в сердце, притаившись в уголке кровати, у изголовья, в страхе целовала нательный крестик, осеняла себя святым знамением, однако тяжкие стоны не прекращались.
Утром, с опухшими, красными от бдения глазами она вошла в комнату хозяйки. Анастасия Петровна красилась перед зеркалом.
- Чего? - спросила она, вглядываясь в Викино отражение. - Я же говорила тебе: сюда ни ногой - телевизор в зале, если что варить - на кухне!
- Анастасия Петровна... - Вика теребила пальцами юбку и заметно нервничала. - Там звуки по ночам, в комнате. Будто стонет кто-то.
Хозяйка нахмурилась.
- Может, почудилось тебе? Осень за окном - вон какой ветер второй день. Мокрое белье с веревки рвет.
- Да нет же! - не унималась Вика. - Целую неделю все это продолжается. А вчера особенно жутко было.
- Что ж, съезжай, коли хочешь, - хозяйка пожала плечами. - Только выдумала бы что-нибудь поправдоподобнее.
- Но это правда!.. А потом, куда же я отсюда пойду...
- Ну, не знаю... - проворчала Анастасия Петровна, давая знать, что разговор окончен.
Совершенно разбитая от бессонных ночей, Вика побрела на кухню. Готовить ей не хотелось. Залив кипятком вьетнамскую вермишель, она долго ковыряла ложкой в чашке, но не съела и половины пресного блюда. Вымыв посуду, она отправилась спать. День сменил для нее ночь...
Возвращаться домой с дискотеки не хотелось. Хозяйкин наказ был строг: "Не позже одиннадцати". Однако идти домой, пусть даже в сопровождении одногруппника балагура Сашки, было страшно. Ему-то что, проводит и уйдет, а ей сидеть в этой комнате без окон. Когда они дошли до ворот, Вика, не выдержав, выложила Сашке все: о ночах, о стонах, о ее безотчетном страхе. Сашка как мог постарался успокоить ее, но все было тщетно: Вику уже начинала бить мелкая дрожь, появлявшаяся в последнее время при приближении двенадцати.
Наступила еще одна безумная ночь. Стоны, несущиеся ниоткуда и отовсюду, терзали воображение, и у Вики создалось ощущение, что кто-то, находящийся здесь, рядом, не может ничего сказать словами и передает свою боль только стенаниями: жутко... холодно... одиноко...
Наутро Сашка встретил Вику у дверей училища.
- Пойдем, - скорее приказал, чем сказал он.
- А первая пара?
- Бог с ней! Пойдем!
Он довел упирающуюся и ничего не понимающую Вику до своего дома и буквально силой втолкнул ее внутрь.
- Вот она, бабуль, - указывая на присмиревшую девушку, объявил Сашка. - Это о ней я вчера рассказывал, что у нее по ночам кто-то стонет.
Старушка оглядела Вику с ног до головы, заметив припухшие глаза, покачала головой и со вздохом произнесла:
- А чего же не стонать, коли удавил в этой комнатке сына своего купец Кожемякин. Почитай, сто лет назад дело было.
- Как это? - удивилась Вика.
- Известно, как... Лютень купец был страшный: он в комнатке этой всех провинившихся домочадцев на цепь сажал. Так и держал в наказание. А сын-то его не вынес пытки и скончался.
- Что же теперь делать? - спросил уже слышавший всю эту историю Сашка.
- Известно, что: священника звать да освящать.
- А почему раньше этого не сделали? - в свою очередь, спросила Вика.
- Да потому что и Анастасия - она сама-то из нечистых: в церкви ни разу не была! - Старушка разволновалась. - Я раньше напротив нее жила и все звала, бывало, пойдем, Анастасия, к вечерне. Ни в какую! Вот так-то, дочка. - Помолчав, старушка продолжила:
- А ты, дочка, перебирайся к нам. У нас хоть и тесно, но зато покойнее душе-то... Так-то оно лучше будет, Василек.
Примечание: купец Кожемякин - прототип: Шемякин - жил по ул. Калинина, имел комнату, где сажал на цепь провинившихся домочадцев, как и сказано в тексте. Старуха умолчала (а может, не знала) лишь о том, что под конец жизни купец раскаялся и пожертвовал деньги на строительство церкви и колокольни при Вознесенском соборе.