Выскочив на лестничную клетку босиком, Рахиль сразу ощутила ступнями резкий холод. Всё еще весело смеясь, она страстно желала увидеть продолжение Дуняшеного позора, но благоразумие повернуло её назад за обувью.
В это мгновение, перед самым её носом, дверь с громким стуком захлопнулась и открыла перед Рахиль человека, так бесцеремонно толкнувшего, её личную, собственную дверь.
Она уже хотела надерзить наглому гражданину. Взгляд её, начал изучение незнакомца снизу. Он был обут в черные остроносые полусапожки, наподобие ковбойских, - Странно в такую жару и в сапогах, - подумалось Рахиль. В сапоги были заправлены черные джинсы, чуть выше начинался длинный черный плащ, как видно из очень дорогой, тончайшей, натуральной кожи. Плащ был расстегнут и открывал доступ к шелковой черной рубашке. По логике представления вещей, Рахиль ожидала увидеть, лицо чернющего, как вакса негра с такой же шевелюрой, но неожиданно ей улыбнулось абсолютно белое лицо старика с глубокими, очень выразительными морщинами. Его седые, длинные волосы, волнами спадали до плеч. Небесно голубые глаза светились неподдельной радостью, как будто вторя радостному настроению Рахиль и с нежностью смотрели на нее. Его стройное, статное, гибкое тело, никак не вязалось с головой старика и руками, покрытыми старческой, морщинистой, пергаментной кожей. Вид старика настолько завораживал, что у Рахиль невольно вырвалась, - Вы, как волшебник из сказки.
- Напротив я самый, что ни наесть, настоящий, обычный старичок. - спокойно отвечал веселый незнакомец. - Хочешь пойдем посмотрим на эту нелепую Дуньку и посмеемся вместе, - с этими словами он просто и естественно протянул руки к девочке, так как будто знал её уже тысячу лет, - Босиком я думаю тебе не очень удобно - в ответ она не раздумывая протянула руки к нему. Он подхватил её как пушинку. Удобно расположившись у него на руках, она продолжала в упор рассматривать его лицо. Его глаза, улыбка, каждая черточка грубого старческого лица излучали нежность и ласку. Она вспомнила, что кто то, давным-давно уже смотрел на нее также. И у нее сразу перед глазами возник образ матери. Она совершенно забыла о Дуняше, о своих злорадных чувствах, обо всем мире,
продолжая и продолжая бесконечное падение в его бездонные синие глаза. Любовь исходящая из них поглощала её, как морская пучина, окутывала и усыпляла и она с удовольствием закрыв глазки и прикорнув к его плечу, улетела в сказочный сон.
Рахиль очнулась от холода и чириканье птиц. Она лежала на спине, на какой-то каменной, гладко отполированной плите, как и была в одной длинной ночной сорочке. Сев, и коснувшись, голыми ступнями холодный бетонный пол, она ощутила липкую влагу покрывающую, его. Вся комната, напоминающая скорее тюремный каземат, чем жилое помещение, погружена в полумрак. И только где то под потолком, маленькое, узкое окошко, без стекла, заделанное грубой металлической решеткой, давала свободу, пробивающемуся внутрь свету и открывала вид на кусочек голубого неба и птиц весело снующих туда сюда.
Один наглый самоуверенный воробей уселся на краешке окна и принялся деловито осматривать комнату, своими маленькими блестящими глазами - бусинками. Не найдя для себя ничего интересного и главное съедобного, он деловито полетел дальше по своим делам.
Если бы и у неё были крылышки, она с удовольствием последовала бы за воробьем, это мрачное, темное, холодное место, ей совершенно не нравилось.
Большая каменная, отполированная сверху, плита на которой сидела Рахиль, опиралась на такие же массивные каменные стойки. Чуть дальше через метр, параллельно располагалось еще одно каменное ложе, а за ним еще, и еще. Всего четыре. Напротив окна присутствовал небольшой проход метра полтора, а за ним еще четыре параллельных каменных ложа. На противоположенной от окна двери находился дверной проём закрытый мощной металлической дверью.
Осторожно ступая по липкому, влажному каменному полу, босыми ногами, морщась от холода, девочка добралась до двери, и сначала слегка, а затем изо всей силы толкнула её, но дверь не поддавалась. Из за двери послышалось, чуть слышное хихиканье. В самом низу двери отодвинулась металлическая заслонка и в маленькое окошко кто то с силой кинул небольшой кусок хлеба, который пролетев до противоположенной стены, глухо шмякнулся на грязный пол. Потом, в эту же дыру небрежно пихнули глубокую помятую алюминиевую тарелку, наполненную серо-коричневой жижей, половина которой от сильного толчка, вылилась на пол. За тарелкой влетела, погнутая алюминиевая ложка. После этого заслонка вновь захлопнулась и послышались звуки мелко семенящих, удаляющихся шажков, сопровождаемых таким же мелким, противным хихиканьем.
Кинувшись к двери, Рахиль принялась изо всех сил колотить по ржавому металлу. Она кричала и звала этих не видимых насмешников, умоляя открыть дверь и объяснить , что происходит. Но всё было тщетно, никто не отвечал ей. Барабаня в дверь, она перевернула, стоящую на полу тарелку с жижей и та растеклась по полу большой лужей. До её носа быстро дошла вонь от этого блюда. Зажимая нос, она отошла к окну и нашла на полу кусок черствого хлеба. С неожиданной для себя жадностью она впилась зубами в эту грязную краюшку и несмотря на её необыкновенную жесткость, сгрызла в одно мгновение.
Никогда она не была ещё так голодна. Сколько же времени прошло, сутки, двое? Неужели она так долго здесь. И никто не нашел её до сих пор. - Где же ты Митенька? Где ты счастье моё? - только он её Митя был для неё спасителем. И ни кто другой. Отца она вспомнила и представила, только , как несчастного убитого горем старика. - Милый мой я обязательно вернусь, - мысленно говорила она с ним, обращая свой взор в темноту. Она как будто зажала в своих ладонях его небритые щеки, и целовала его в сбегающие между щетинками струйки слез. Губы ощутили соленый привкус, а нос запах дорогого табака исходящий от отца. Впечатление было настолько сильным, что открыв глаза и увидев расставленные в стороны, дрожащие от напряжения ладошки и между ними пустоту, она горько заплакала, ощутив невыразимую таску и страх. В мгновенье ей всё стало ясно. Это тюрьма и она узница, заключенная в одну из тюремных камер. Но тогда ей кто-нибудь обязательно должен объяснить за что она здесь. И тогда она обязательно расскажет этому неизвестному тюремщику, что она невинна, совершенно невинна. Надо ждать, надо ждать он обязательно должен прийти. Она легла на каменную плиту, закрыла глаза и дрожа от холода, попыталась заснуть.