Аннотация: ...Мне тогда было тяжело, Мне хотелось упасть, чтоб меня затоптали Я была так бела, будто снег, Что ведёт за собою метели.
...Мне тогда было тяжело,
Мне хотелось упасть, чтоб меня затоптали
Я была так бела, будто снег,
Что ведёт за собою метели.
___1___
ДОЛГИЙ ПУТЬ ДОМОЙ
Я думала об этом, глядя в окно вагона. Я развернулась к нему всем корпусом, чтобы никто не увидел слёз. Они молча катились вниз, потому что не могли остановиться. Они не могли остановиться, потому что пять часов назад на меня обрушилась новость до сих пор не позволяющая мне видеть, слышать, чувствовать что-то кроме боли. Эта новость не позволяла мне жить.
Пять часов назад, сидя поздним вечером в лаборатории за сотни километров от родного дома, опечаленного безучастным холодом смерти и утраты, я узнала, что сердце единственного родного мне человека перестало биться. В маленьком провинциальном городке, в котором я родилась и выросла, умер мой отец. Меня не было рядом...
Оглохшая от боли и лишённая всех ориентиров, я взяла срочный отпуск и после пяти часов в дороге, примчалась домой. Слёз больше не было, они высохли, а скребущая сухая боль осталась и нещадно жгла гортань. Слёз больше не было, потому что душа уже не могла больше испытывать боль, какой-то невидимый порог был пройден, и она уже не взвывала от боли при каждом вздохе, боль перестала быть обжигающей, и стала заунывно-саднящей. Боль безотчётно превратилась в фон, одновременно оглушительно тихий и безгласно грохочущий, обволакивающий тебя и поглощая без остатка. Я ехала в этой боли будто в коконе, закрывавшем меня от внешнего мира; в коконе, охранявшем мою скорбь, не позволяя видеть и слышать что-либо другое. Странно, но подсознательно мне думалось, что оттого, что я приеду как можно раньше, что-то изменится...
На маленькую, оцепленную изумрудной зеленью леса, железнодорожную станцию поезд прибыл в восемь часов вечера. Раньше, вспоминая о доме, мне казалось, что эта зелень дарит прохладу и свежесть, дарит ясность мыслям и чувствам. Но сегодня она лишь раскрасила мою печаль в свои унылые, лишённые надежды оттенки один безрадостней другого. Меня, как и прежде, встречал Сэм - друг и помощник отца и человек, помогший мне появиться на свет. Он помог отнести мои вещи в машину и открыл передо мной дверцу автомобиля.
-- Примите мои соболезнования, мисс Ларц. - сказал он. - Мне очень жаль.
-- Я знаю, Сэм, знаю... Спасибо. - ответила я.
Я села в машину, и мы отправились в недолгий и уж вовсе не весёлый, но отчего-то такой долгожданный путь домой.
-- Когда это случилось? - глухо спросила я, когда мы отъезжали от станции.
-- Вчера ночью мисс... - ответил Сэм, не отрываясь от дороги.
Чувство вины и сожаления, бесполезное и теперь уже ничего не стоящее, ост-рым осколком хлестнуло глубоко в душе. Я давно не была дома, судя по всему слишком давно, возможно непозволительно давно... Не знаю, что я упустила, что сделала не так, как следовало, чего не сделала вовсе, но на свет появилось это бездушное, сухое и далёкое слово "мисс", больно защипав мне глаза.
-- Сэм, для тебя я уже давно просто Мелиса... Как он умер? - снова спросила я, пытаясь побороть себя и проглатывая комок обиды.
"Я виновата! Господи, как же я виновата перед вами!" - с опозданием поняла я, жалея, что никто не может дать мне звонкую пощёчину.
-- Остановка сердца, Мелиса... Но... - Сэм замолчал на полуслове.
Он снова говорил как прежде, так будто я никогда и не уезжала из дома, словно я всё ещё была милой, наивной и искренней девочкой, их с отцом гордостью и отрадой. Я возненавидела себя в этот момент, бессильно борясь с душащими меня слезами.
-- Что "но", Сэм? - спросила я автоматически, ещё ничего не подозревая и будучи не в состоянии интересоваться чем-либо.
-- Ничего; ничего, девочка. - поспешно ответил он, и показалось, что голос переместился куда-то глубже и теперь был едва слышен.
"Девочка..." - мысленно повторила я, и спрятала лицо в шарф, так чтобы он не заметил. Я дышала часто и неровно, боясь собственных слёз: "Как же я виновата!" Когда мне показалось, что я могу с собой справиться, я снова выпрямилась на заднем сиденье.
-- Сэм, я слишком хорошо знаю тебя. Ты никогда не умел лгать, и нет смысла учиться этому теперь. - зачем-то настаивала я. - Расскажи мне всё.
-- Позволь мне рассказать всё дома. - попросил он, упавшим голосом.
Мне это совсем не понравилось, в душе нарастала тревога, выскребая все чувства и утрамбовывая их в единый тугой непробиваемый комок, мешавший вздохнуть, но я согласилась:
-- Хорошо...Когда похороны?
-- Завтра в полдень. Всё уже готово. - ответил Сэм, сворачивая на дорогу к городу.