Аннотация: Облажался на ХиЖе-2008, отвергнут "Полднем" без объяснений. И до сих пор составляет гордость.
Продолжая смотреть на задержанных, Мучик погладил потемневшую от времени и бесчисленных прикосновений столешницу. Дерево под ладонью было теплым, жирным и соленым. И еще отдавало красным жгучим перцем - излюбленной приправой местных жителей.
--
Имена, звания? - в третий раз спросил он.
Задержанные молчали. Тот, что повыше, в солдатских ботинках и обмотках по галифе под самое колено, стоял неподвижно, вздернув подбородок и глядя в стену поверх головы Мучика. Второй, грузный, с двойным подбородком, непрерывно шевелил пальцами опущенных по швам рук, словно разминал их перед тонкой работой. И еще у него тряслись губы - это было видно даже отсюда, из-за стола.
Мучик скосил глаза на Проводника, но тот сидел как истукан: огромный, синекожий, с гладкой лысой головой. Широко раскрытые глаза, вытатуированные черной тушью на его затылке, пялились прямо в лицо командиру.
--
Криш, дай толстому в ухо - мне кажется, он меня не слышит! - приказал Мучик.
Сержант, стоящий позади задержанных, снял руки с "Клыча".
--
А-а-а! - заорал толстяк, падая на колени и зажимая обеими руками надорванное ударом ухо. - Не надо меня бить! Я не военный!
Конечно, он был обычным шпаком. Из тех, что "все пошли - и я пошел, все стреляли - я стрелял, все бежали - я бежал". Именно с него и стоило начинать.
--
Пусть заткнется!
Криш добавил толстому сапогом в крестец. Рев перешел в хлюпанье, человек бесформенной массой ворочался на земляном полу.
--
Хозяина кликни, - попросил Мучик сержанта.
Пока тот выглядывал за дверь, передавал распоряжение стоящим снаружи, Мучик еще раз протер ладонью столешницу, понюхал пальцы (действительно, пахли перцем), посмотрел на уставившегося выше его головы рослого. Что он там узрел, за спиной? - подумалось командиру. Обернувшись, кинул взгляд на плотно затянутую паутиной стену. С десяток паучков-почтальонов ползали по ней, по очереди роняя искорки электросварки. Лучше бы не поворачивался - только голова заболела.
Скрипнула дверь. Криш отступил, впуская хозяина.
--
Проходите, проходите, любезнейший! - попытался улыбнуться Мучик, но губы его слушались плохо, а непривычные иностранные слова вязли в зубах, отчего приходилось их почти выплевывать. - Посмотрите внимательно, сделайте милость, на этих двоих: не они ли покрали у вас хлеб, да еще и кулу со двора прихватили?
--
Ничего они не крали. Они пришли, голодные, грязные, попросились на ночлег. Я пустил. Накормил. Сегодня утром проводил, дав немного еды...
Хозяин говорил тихо, медленно, но вполне разборчиво. Глядя на его почти черное лицо с запавшими щеками и торчащим вперед горбатым тонким носом, трудно было отделаться от мысли, что никакой он не крестьянин - поганый подземельник, только вчера выбравшийся на поверхность и напяливший для маскировки деревянные сандалии с холщовыми портами.
--
Давай я спрошу, - сказал Проводник, повернув к Мучику огромное острое ухо.
--
Спрашивай, - согласился командир. - Устал я от них. Отвести бы к болоту, шлепнуть, и всех троих - в грязь.
--
Это хорошо. Это правильно, - согласился Проводник. - Но сначала про деревню пусть расскажут. Кто первым начнет говорить - тому шанс. Остальных можно и в грязь. Мне не жалко. Их таких много.
Он встал с пола, на котором сидел, скрестив ноги, и сразу заполнил всю комнату. Голый, мускулистый, с лошадиным по размеру членом, болтающимся между ног, и без единого волоска на теле.
--
Вы уж простите меня, любезнейший, - заговорил он на иностранном легко и весело, будто всю жизнь тем и занимался, что плел звуковые кружева из многосоставных и бессмысленных, в большинстве своем, слов. - Я нисколько - и можете мне в том совершенно довериться - не хотел вмешиваться в вашу с командиром беседу. Тем более, как успел я заметить неискушенным своим разумом, ведете вы себя вполне адекватно, не пытаетесь замолчать неудобные моменты. Искренне, я бы даже отметил, рассказываете о неизвестных нам обстоятельствах дела...
В отличие от привычного эффекта, на этот раз голос Проводника вызывал оцепенение. Мучик видел физическое распространение звука по комнате - в виде подрагивающих прожилок в сгустившемся воздухе, ставшем похожим на крахмальный клейстер. "Что-то затих там толстяк, - медленно и через силу подумал командир, из последних сил сопротивляясь впадению в транс. - Надо бы шугануть его из-под стола, нечего здесь разлеживаться!" Но если на размышления его силёнок еще хватало, то открыть рот и отдать команду было уже невмоготу.
Проводник же продолжал свою речь, из которой до сознания доходили лишь обрывки почти непонятных фраз: "...Смею заметить, милостивый государь, что... Я готов с вами согласиться на данном этапе обсуждения проблемы... "Ночевать", как вы изволили выразиться, не означает ли кроме предоставления крова еще и выделение постелей для сна?.. Так вы всерьез полагаете, что узы кровного родства превосходят крепостью своей чувство долга перед родом человеческим?" И с каждым таким обрывком от Проводника беззвучно отделялась громадная тень, медленно скользившая в угол направо и там застывающая, а с каждым своим ответом хозяин испускал изо рта розоватое дрожащее облачко, неохотно плывущее к полу и истаивающее по мере движения. У задержанного же, того, что в галифе, бесшумно открывались и закрывались отросшие за время допроса черные крылья.
--
Э, друг, да ты совсем отключаешься! - внезапно обернувшийся к столу Проводник сделал шаг и грубо схватил уже уплывающего в бескрайнее море Мучика. - Проклятье... Держи! - он протянул ему на ладони две белые круглые таблетки. - Да не торопись глотать, рассасывай медленно...
Мучик послушно взял антидот, положил таблетки в рот, и ощутил как безвкусную их шершавость сменяет бодрящая жидкая горечь. Почти сразу туман в голове развеялся, и только забухавшее вдруг сердце, срывающее ритм, потребовало сделать несколько глубоких и медленных вдохов.
--
Легче? - Проводник так внимательно смотрел своими белыми глазами с крошечными точками зрачков, что выдержать взгляд было почти не под силу. - Раньше не мог сказать? Хочешь совсем свихнуться?
--
Уже нормально, - выдохнул Мучик. - Было плохо совсем, но сейчас - нормально...
--
Иди на воздух, проветрись, - посоветовал Проводник, и все той же рукой, не снятой с плеча, легко поднял командира с табурета. - Иди-иди! - подтолкнул он его к двери. - Я тут сам разберусь!
Мучик выбрался наружу, под квадратное белое солнце, застывшее в зените, на пыльный, затоптанный двор. Борясь я подступающей к горлу тошнотой, он добрел до плетня, широко раскрыл рот и исторг из себя пенистый фонтан. Охватившая в ту же секунду слабость заставила его опуститься на землю и склонить голову на колени.
--
Что, хреновато, командир? - присел рядом Рябыл из второго отделения. - Трупятину едим - вот и мучаемся.
--
В каком смысле? - вяло поинтересовался Мучик, понимая, что от захотевшего поболтать рядового так просто ему не отделаться.
--
Ну, кулей этих наварили, нажрались, а они ведь дохлые были, кули!
--
Живыми их есть предлагаешь, прямо с шерстью?
--
Не-е... - протянул Рябыл. - Живыми не получится: пока от чешуи отчистишь, пока прожуешь - все равно сдохнут!
Какая-то странная, своеобразная логика присутствовала в рассуждениях солдата. Что из того, что он плотную пеструю шерсть кулей называет чешуей? Пусть хоть кожей зовет, или как там еще бывает, пыр... пир... Голова совсем чумная - простейшие, с детства памятные слова из нее исчезают.
--
Есть антидот с собой?
--
Есть, как не быть! - Рябыл полез толстыми пальцами с обгрызенными ногтями в нагрудный карман гимнастерки, достал алюминиевый пенальчик с резьбовой крышкой.
Пока Мучик рассасывал очередную таблетку, солдат поднял глаза к звенящему зеленому небу, пошептал что-то себе под нос. Потом облегченно вздохнул, тряхнул головой.
--
А я так понимаю, что атмосферное давление здесь слишком высокое. Сердцу трудно кровь до головы прокачать, вот и чудит она, голова-то!
Мучик тоже взглянул на небо, будто и впрямь ожидая увидеть на нем написанную фразу, без запинки произнесенную рядовым на ломаном иностранном. Никаких букв, естественно, вверху не было.
--
Ты откуда это... Откуда, спрашиваю, знаешь про давление, да про сердце?
--
Так до войны я вроде ученым числился... - Рябыл с хитрой, самодовольной улыбкой крутанул перед лицом ладонью, показывая всю сложность выполняемых им в свое время функций. - До сих пор помню кое-что. Иногда сам поражаюсь: не нужно больше, а помню!
Отодвинувшись в узкую тень от плетня, солдат стащил сапог, начал перематывать портянку.
--
Песок проклятый - никуда ты от него не денешься! - поделился он с командиром своей неприятностью. - И ведь вроде хорошая обувка - сапоги, и портянки добрые выдали, из вафельных полотенец, а все равно задувает... У вас как, не стирает ноги? - обратился он к Мучику, шевеля на освобожденной от тряпки стопе тонкими пальцами-ресничками и явно этим наслаждаясь.
--
Нет, - рассеянно ответил Мучик.
Насколько он помнил, за весь переход от того места, где опустились на поверхность планеты три их малых десантных бота, до мазанки, возле которой они сейчас находились, пески им ни разу не попадались. Болота встречались на пути, лес тропический, равнину пересекли с сухим оранжевым мхом по колено - он тогда еще категорически запретил курить, потому что полыхнуть могло от малейшей искры, - а вот песка не было.
--
А у меня прямо беда. Подошва, что ль, прохудилась?
Пока Рябыл вертел в руках сапог, разглядывая подошву и придирчиво ковыряя швы ногтем, Мучик проводил взглядом аборигенку, выплывшую из-за мазанки в одном кружевном передничке и танцующей походкой, игриво привставая на цыпочки, пересекавшую двор. Круглые, темно-коричневые от загара ягодицы ее блестели, будто смазанные маслом, пятки же казались гладкими и розовыми, почти младенческими.
--
Тьфу, пакость! - сплюнул Мучик в сердцах.
Рябыл вздрогнул, поднял голову, покосился на командира - не в его ли адрес тот ругнулся - проследил направление взгляда Мучика.
--
Морок это все, - буркнул солдат. - Нет ничего - один обман!
Прежде чем скрыться с другой стороны дома, официантка обернулась и призывно махнула Мучику рукой. Тот ухватился за ремень, сомневаясь, идти или не идти.
--
Вы, командир, на глаз надавите... - посоветовал Рябыл, уловив колебание Мучика, - оно, если морок - то таким же и останется, а если реальная вещь - раздвоится и разъедется! - и он на своем веке продемонстрировал, как именно и куда нужно надавливать.
Мучик надавил - девушка с круглыми коленками, сладко притягивающими глаз, продолжала его звать, не дрогнув. Осталось только вздохнуть и опустить голову.
--
О, смотрите, Поводок наш выполз! - толкнул его в ту же секунду солдат. - Никак, вас кличет...
Увидев Проводника, Мучик торопливо поднялся, зашагал к нему, на ходу выбивая из штанов на заду пыль.
--
Ну как, удалось что-нибудь выяснить? - спросил на подходе.
--
Да, вполне достаточно, - улыбнулся гигант. - Ты иди, иди, отец, - выпустил он старика-хозяина, выглядывавшего из-под локтя, - к тебе нет претензий! Мы все понимаем, жить надо, есть надо... Кулей растить надо... - добавил ему уже в спину, с издевкой.
--
Ты, я помню, - перевел Проводник взгляд на Мучика, - хотел их всех в болото уложить?
Сейчас у командира уже не было такого желания. Недавнее раздражение схлынуло, уступив место усталости.
--
Было дело, - признал Мучик. - А что, они нам больше не понадобятся?
--
Да на кой они теперь сдались! Соглашатели, с мозгами, варгами промытыми... Возьми пару солдатиков, да отведи их недалече. Шибко-то не уходите - заплутаете в лесу. Сотни на три-четыре шагов, и хватит - лишь бы не воняли.
Мучик затосковал, обернулся нерешительно. Рябыл, намотав к тому времени портянку, вбивал ногу в сапог, Сухич только выполз из сортира, почесываясь в заднице, словно в ней застряла газета, Брюри, стоя возле плетня, пьяно раскачивался. Остальные, по всей видимости, заползли в тень: может, в сарайку, может, на ту сторону избы, где была возможность привалиться к потрескавшейся глиняной обмазке и неспешно поболтать обо всем на свете.
--
Рябыл, Брюри - ко мне! - каркнул Мучик.
Брюри вздрогнул, пригнулся, будто его стукнули по спине.
--
Не спи, солдат, замерзнешь! - подбодрил его командир. - Ко мне живо!
Рябыл подбежал первым, за три шага перешел на уставной шаг, вскинул руку к непокрытой голове, забыв пилотку под левым погоном. Мучик опустил веки, чуть не застонав от обиды: Боже мой, с кем приходится идти рейдом по варговским тылам!
--
Рядовой Рябыл по вашему приказанию...
--
Накройся, голову напечет! - буркнул командир, не дослушав, и повернулся к Брюри. - Ты как? Держишься?
Парнишка облизал растрескавшиеся в кровь губы, попытался улыбнуться.
--
Все нормально, господин бригадир! Чуть не сморило меня от этого пения... И до чего ж тоскливо ветер в бамбуке воет - просто плакать хочется...
Мучик прислушался - нет, все тихо. Какой ветер, какой бамбук?
--
Таблетку когда принимал?
Брюри испуганно вытаращил глаза, сглотнул.
--
Не... Не помню, господин бригадир!
--
Дай руку!
Взяв парнишку за запястье, Мучик посчитал пульс. Совсем редкий - ударов двадцать в минуту, максимум - шестьдесят. Без часов точнее не определить.
--
Сейчас же прими!
Пока Брюри возился с аптечкой, командир задрал голову, чтобы спросить у Проводника:
--
Каков запас времени?
--
Вагон, - усмехнулся тот. - Излучатель варги пригоняют в деревню раз в сутки, утром. Местным этого хватает. Вот, с рассветом мы их там и возьмем, тепленьких...
Вывели пленных. Криш, подталкивающий их сзади, монотонно перемалывал челюстями никотиновую жвачку - на операцию он прихватил пачек тридцать и ни с кем из бойцов не делился.
--
Может, этого возьмешь? - кивнул в его сторону Проводник.
--
Не-е... - отказался Мучик. - Сами справимся. Да и молодого учить пора.
--
Как знаешь!
Выдвинулись в следующем порядке: Брюри впереди, двое пленных с завязанными за спиной руками - сразу за ним, Мучик с Рябылом замыкающими.
Тропинка вела сквозь лес от мазанки к холму, тянулась по выползшим на воздух корням деревьев, огибала кусты проволочника, ныряла в овражки, по дну которых текли мелкие глинистые ручьи, заросшие по берегам веерной травой.
--
Вот вы спрашивали намедни, откуда у меня эта цацка, - начал вдруг Рябыл, - так я могу рассказать! Было это еще в предпредыщую войну, не в ту, что в пустыне, и не в ту, что на островах, а вовсе даже на побережье...
Начав говорить, Рябыл болтал уже без умолку, но Мучик не сразу понял, что речь идет о медали "За отвагу", невесть откуда появившаяся на груди солдата дня два назад. Награда была старинная, с неуклюжим многобашенным танком, но Рябыл ей очень гордился и чистил клочком фетра чуть не на каждом привале.
Почти не вслушиваясь в его речь, Мучик воспринимал лишь отдельные фразы, выделенные эмоциональными "бац!", "ша-рах!" и "ё-моё!". Бессмысленно было пытаться сейчас понять, зачем солдат врет об участии в боях, отгремевших лет полста назад, да еще на голубом глазу уверяет в своем героизме.
Чем дальше они шли, тем сильнее охватывало Мучика чувство нереальности происходящего. Тропинка - театральный помост, говор Рябыла - вроде музыки из оркестровой ямы, мешанина цветных пятен по сторонам - декорации с реквизитом. И пара скучающих актеров впереди, готовых отыграть последний акт.
--
Стой! - скомандовал он. - Хватит.
Все остановились, и задержанные повернулись к командиру. Высокий смотрел на него даже с некоторой иронией, зато у толстого снова затряслись губы.
--
А ты вот скажи, Рябыл, - будто не замечая их, подтолкнул Мучик плечом солдата, - и как же твоя рука?
--
Какая рука? - отступил от него рядовой.
--
Ну, та рука, которую тебе снарядом оторвало! Снова отросла?
--
Господи, помилуй! - Рябыл быстро перекрестился. - Что это на вас нашло, командир? Как скажете - просто хоть в гроб ложись! Обе руки у меня на месте, вот, посмотрите! - он протянул их вперед, пошевелил пальцами для убедительности. - Никакими снарядами мне ничего не отрывало, я и на войне-то вторую неделю!
Мучик хмыкнул, мазнул взглядом по пленным, призывая их посмеяться над вралем. Вместо ожидаемой реакции - а что, собственно, он хотел увидеть и услышать: презрительный смешок? ухмылку? и это в считанные мгновения оставшейся жизни? - высокий сплюнул под ноги, растер влажное пятнышко ботинком и попросил.
--
Вы, если кончать нас здесь будете, так руки хоть развяжите! Куда ж мы, к бесу, денемся от автоматов...
--
Развяжи, - кивнул Мучик в ответ на немой вопрос Брюри.
Тот подошел со спины к толстому, завозился с ремнем на его запястьях. Мучику стало вдруг так тошно, что заныли зубы.
--
Да что ты чикаешься - резани штыком, и всего делов!
Толстый освободился, стал суетливо потирать запястья, переступая с ноги на ногу. Тот, что в обмотках, спокойно ждал, пока и его освободят от вязок.
Дальше все произошло мгновенно. Брюри едва успел разогнуться, как длинный, вроде бы опустивший голову, чтобы взглянуть на руки, резко откинулся назад, ударив солдата затылком в лицо. Раздался звонкий треск, будто от удара слегой по дереву, Брюри упал на спину, а пленный метнулся с тропинки направо, проломившись сквозь кусты.
--
Стой! Куда? - закричал Мучик, но было уже поздно. - Держи второго! - рявкнул он Рябылу, потому что от Брюри толку сейчас не было - тот выл и катался по земле, зажав руками окровавленное лицо.
Пистолет он достал уже на бегу, потеряв еще пару драгоценных секунд. Длинный мелькал между кустами шагах в тридцати, стрелять по нему было можно, но без гарантий. Оставалась надежда лишь на собственные ноги да на злость.
Мучик не выбирал дорогу - местности он не знал, и попытка срезать могла завести его в овраг или в болото. Он просто бежал следом, повторяя все зигзаги беглеца, и следил за сбившимся дыханием. Несмотря на все усилия, расстояние не сокращалось. Лишь на мгновение Мучик выпустил беглеца из виду, перепрыгивая через трухлявое дерево, но и этого оказалось достаточным, чтобы Длинный исчез. По инерции пробежав еще несколько шагов, бригадир остановился и прислушался. Ничего. Даже птицы, испуганные их топотом, смолкли. Ориентируясь на точку, в которой он видел беглеца в последний раз, Мучик затрусил вперед, уже предчувствуя неудачу. Огибая разлапистый куст, сплошь облепленный пузырчатой осенней слюнкой, он запоздал с уклоном от взметнувшейся тени.
Ударом головой в живот беглец сбил его на землю. Пистолет вылетел из руки - и Мучик успел еще заметить, что падает он далеко, не дотянуться будет до него, не достать, - а сам уже барахтался, пытаясь сбросить с себя тяжелого и сильного противника. Молчаливая возня продолжалась недолго: изловчившись, Длинный сомкнул пальцы на его горле, отмахиваясь головой от рук бригадира, тянущихся к глазам. Вскоре Мучик перестал различать на фоне меркнущего неба белое лицо противника с провалом открытого рта - свет погас, и его не стало.
--
...Да очнись же, мать твою!
Его тормошили так сильно, что блаженство лопнуло. С нарастающим звоном в ушах Мучик пришел в себя.
--
Вот, смотри, бл..., вроде очухивается! - орал кто-то над ухом. - Я ж говорил, на х..., надо было его сразу колоть! А ты, бл..., "травма, травма!" Какая, в п...у, травма! Еб...ли по башке - это не травма, это х...ня! Мучик, ё... твою мать! Открывай глаза, слышишь!
Он попытался выполнить требование, и со второй попытки это удалось. Над ним склонилось полузнакомое лицо - смуглое, с глубокими морщинами, будто прорезанными бритвой по лбу, длинным носом, расширяющимся от тонкой переносицы книзу, и блекло-голубыми - почти белыми - глазами с точками зрачков.
--
Вы кто? - попытался он отстраниться, привстав.
--
Как кто? - неподдельно удивился обладатель белых глаз. - Х... в пальто! Ты, б..., не выё...ся, очнулся - ништяк! Нас... на пистолет - уже то зае...сь, что сам живой!
Мучик никак не мог сообразить, где, в каком сумасшедшем доме он вдруг очутился. Лишь смутное воспоминание о человеке с провалом вместо рта и меркнущем небе удерживало его от немедленных действий. Он затягивал паузу, скользя взглядом по помещению.
Внушающий брезгливость Белоглазый стоял прямо перед ним, шагах в двух позади - сутулился парень с землистым лицом печеночника. Сзади него были стол, шкаф из тех, что называются "горка", непонятное кресло с деревянными подлокотниками и такой же окантовкой жестко выпрямленной спинки. Картинка выглядела неестественно резко, крупитчато, царапала глаз.
--
Вы кто? - повторил он. - Какого черта вы на меня орете?
Белоглазый обернулся к парню.
--
Что за х...я? Память ему, в п..., отшибло, что ли?
--
Такое бывает, - кивнул тот. - Я не врач, конечно, я только фельдшер. Но придушили его крепко, да и по лбу, похоже, приложили. Судя по тому, сколько он без сознания пробыл - наверняка сотряс получил.
--
И чё сейчас? Мне, на х..., бригадир нужен, а не баклан беспамятный. Может, его кольнуть чем? Первый укол продернул, может, ему, б..., от второго еще лучше станет? Чего ты ему засандалил?
--
Кофеин с кордиамином.
--
Кофеин-пох...ин... Насрать. Еще один укол набери!
--
Эй! - остановил парня Мучик, увидев, что тот двинулся к столу, на котором стояла дерматиновая сумка с красным крестом. - На хрен все ваши лекарства - я нормально себя чувствую!
--
Во! - обрадовался белоглазый, резко обернувшись к нему. - Он уже и говорит нормально! Может, и меня вспомнишь?
Мучик посмотрел на него, сосредоточился на мгновенье и вздрогнул от выскользнувшего из глубины памяти на поверхность образа.
--
Проводник!
--
Во, б..., дошло!
--
А почему вы...
Это была ошибка. Белоглазый присел, не отвечая, на корточки возле дивана, посмотрел на него снизу вверх. Нехорошо посмотрел, изучающе.
--
Капуль, выйди! - скомандовал он.
Русоволосый попятился, нащупал задом дверь, развернулся и быстро за нее скользнул. Проводник улыбнулся тонкими губами.
--
Ну, а теперь, б..., колись на месте: что это во мне изменилось?
Мучик только теперь испугался. Он вдруг осознал, что перед ним - не посторонний, от которого можно отделаться, послав подальше. Перед ним Проводник, от которого зависит, жить ему или сдохнуть.
--
Мне просто показалось. Померещилось... - соврал он.
Выкрутиться не удалось.
--
В глаза смотри, сука! - рявкнул Проводник, оставаясь на корточках и продолжая имитировать своим оскалом улыбку. - Сдается мне, что неспроста ты меня забыл. Этот Капуль, балбес, жердина х...ва, в медицине соображает еще хуже, чем я думал. Уж не спал ли бригадир Мучик, пока мне баки заколачивали, что он в полном отрубе? А, Мучик? Спал? Колись, сука! - взвился Проводник с корточек, кошачьим движением хапнув из кобуры пистолет.
--
Я? - дернулся Мучик.
--
Головка от х...я! Ну! Спал, сука, и сны смотрел? Когда, б..., народ, не смыкая глаз, пашет у станков и в полях... Когда солдаты, б..., пачками жизни свои кладут! Присягу забыл, падло? Забыл, что враг не дремлет, что нельзя тратить попусту ни единой секунды времени, что наш единственный выход - вперед и только вперед?!
--
Да успокойтесь... успокой...ся, Проводник!
--
По-интеллигентски, сука, забазарил! Я тебя шлепну сейчас, к х...ям собачьим, и спишу на боевые потери! - продолжал яриться белоглазый. - Одевайся быстро, ты!
Он ногой подшвырнул к дивану хромовые сапоги. Мучик, не возражая, принялся натягивать их на босые ноги.
--
На улицу! - скомандовал Проводник, мотнув головой на дверь. - Быстро ж... в горсть, и на выход! Я тебе щас контрольный диктант устрою!..
На улице было так хорошо, что закружилась голова. Солнце еще не достигло зенита, темно-голубое небо выгибалось над головой мягким куполом, над астрами, росшими в круглой клумбе, оконтуренной вкопанными наискосок кирпичами, сновали работящие пчелы. Ответвление от центральной дорожки вело налево, к деревьям с оттянутыми тяжестью персиков и слив ветвями.
--
П...уй дальше! - приказал Проводник, и Мучик послушно направился к приоткрытым воротам.
Это была не та деревня, которую он помнил. Здесь были высокие крепкие заборы, роскошные черепичные крыши, почтовые ящики на воротах. И улица была асфальтированная, гладкая и чистая, словно городская. Лишь невдалеке бугрился закопченный остов сожженной машины - судя по силуэту, внедорожника. Рядом с машиной лежали три трупа в полицейской синей форме.
--
Кто? - спросил Проводник, обходя на последних шагах Мучика сбоку и пиная крайнее тело.
--
Враг... Варг! - ответил Мучик.
--
Что? - взмах пистолетом в сторону обгорелого кузова внедорожника.
--
Зачет, - отозвался Проводник. - Там что? - теперь он показывал на белую тарелку метрового диаметра, установленную на крыше ближайшего дома.
--
Антенна связи с орбитальной базой варгов - признак, позволяющий распознать среди местных жителей предателей, - отрапортовал Мучик, вспоминая все больше и больше.
--
Сойдет, - кивнул Проводник, убирая пистолет в кобуру. - Меня ты не... проведешь, но в первый раз прощаю. И помни, Мучик: еще закемаришь - пуля в лоб без объяснений. Ясно?
--
Так точно, Проводник!
--
Свободен!
Проводник повернулся и зашагал к дому. И чем дальше отходил, тем выше становился. А потом с влажным чмоком раскрылись оба его затылочных глаза.
Мучик надавил пальцем на верхнее веко. Фигура Проводника раздвоилась, и вместе с ней раздвоились заборы, дома, дорога. Когда же вновь запахшая перцем рука убралась, Мучик расслабился - наваждение кончилось. Асфальт под ногами превратился в пыль, дома оказались глиняными мазанками, за спиной вспучился варговский танк, а у ног валялись омерзительно воняющие дохлые варги. Он был снова на порабощенном Уоррене, в области высокого давления.
Мучик вздохнул, вытер запястьем пот со лба и поспешил за Проводником - нельзя было терять ни минуты, ведь борьба за свободу этой планеты только началось...