Смолина Светлана Владимировна : другие произведения.

Спокойных дней не будет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


СПОКОЙНЫХ ДНЕЙ НЕ БУДЕТ

Когда ты вернешься -
Увидишь, что жребий давно и не нами брошен.

Зоя Ященко "Белая гвардия"

Отрывок из романа
   В назначенное время Илья в светлых брюках и легком свитере стоял перед подъездом городской квартиры. У его ног лежала дорожная сумка. Соня опаздывала, и он уже стал злиться на себя, что не догадался высмотреть ее из окна, а стоял на тротуаре, как дурак, на потеху соседям.
   Но вместо небесно-голубого Мерседеса к дому из-за угла, как-то нелепо дергаясь и виляя задом, подъехали темно-зеленые Жигули со стеклами, оклеенными черной светозащитной пленкой. Машина рывком остановилась напротив Ильи, и он отвернулся, услышав скрип открываемого окна.
   - Куда ехать, начальник? - раздался нарочито грубый женский голос, который он узнал бы из тысяч других. - Подвезу недорого.
   - Соня! - вздрогнул он и повернулся на звук.
   Она улыбалась ему из машины и кивала в сторону пассажирского сидения.
   - Давай скорей!
   - Что это за глупости? Где твой...
   - Садись, поговорим по дороге, - потребовала она, увидев в зеркало подъезжающую сзади машину.
   Он подхватил свою сумку и бросил ее в багажник рядом с Сониными вещами. Потом сел на пассажирское место и захлопнул дверь.
   - Не закрыл, - сказала она. - Сильнее. Еще раз. Да ты что, хлопнуть дверью не можешь?
   Он со всей силы шарахнул дверью, машина припадочно затряслась. Сзади посигналил натертый до зеркального блеска Лексус, требуя освободить дорогу, и Соня, нарочито вздохнув, взялась за ручку переключения передач.
   - Ну, с Богом.
   Машина прыгнула вперед, но не заглохла, к его изумлению, и, рыча, как бульдозер, тронулась с места.
   - Где ты это взяла? - спросил он, с презрением наблюдая, как рыскает автомобиль по дороге между припаркованных с двух сторон иномарок. - На какой свалке? И что с твоей машиной?
   - Так много вопросов, - нахмурилась она, пытаясь удержать руль и помнить о третьей педали. - С какого начать?
   - С главного. Какого черта?!
   - Да какая тебе разница, на чем ехать? - Она быстро покосилась в его сторону. - Я взяла машину у Насти на три дня. Мы не можем ехать на дорогой машине в самый обыкновенный дом отдыха для простых смертных.
   - Это почему?
   - Ты сам не хотел, чтобы мы привлекли к себе внимание. А эта машина такая же, как у всех. Ну, только буковка "У" сзади. Но ведь этим теперь никого не удивишь, правда?
   - Эй, руль держи! - крикнул он, когда она начала поворачивать из двора на улицу, и машина едва не зацепила столб.
   - Да я вижу, вижу, - спокойно ответила Соня. - У нее другой угол поворота, все никак не привыкну.
   - Это я заметил, - пробурчал он, с завистью глядя из окна на проплывающую мимо представительскую Ауди. - А ты не можешь ехать быстрее?
   - Да куда уж тут быстрее? - Она с усилием воткнула третью передачу. - Ни одна собака не пропустит. Все так и норовят пролезть первыми.
   - А раньше ты такого не замечала? - ехидно спросил он.
   - Честно говоря, я об этом совсем не задумывалась. Просто ехала и все. А теперь я минут десять стояла на повороте, и никто даже не попытался притормозить.
   - Странно, да? - поддел ее Илья. - Почтение не к человеку, а к его машине, одежде, положению в обществе, кошельку.
   - Хочешь провести со мной воспитательную беседу на тему: "Как хорошо быть богатым"? - съязвила она.
   - Нет, это я так.
   Из окна дешевой золотисто-коричневой иномарки на него смотрела хорошенькая блондинка с томным взглядом и тонкой сигареткой в руке. Он слегка наклонил голову и улыбнулся, но она вздернула брови и, облив его презрением, сделала музыку погромче и прикрыла окно. "Сука!" - сказал он про себя, представив, как бы она поступила, если бы на нее обратил внимание другой Илья - владелец последней модели Мерседеса.
   Блондинка, избавившись от сигаретки, первая стартовала со светофора, а Соня не справилась с первой передачей, и машина благополучно заглохла.
   - Ну, что же ты! - Он был недоволен ее оплошностью, слушая гудки из длинной очереди позади. - Сколько нам ехать?
   - Кажется, километров сто, плюс-минус...
   - Ты шутишь! Мы такими темпами никогда не доберемся.
   - Подожди, милый, - с мягким терпением принялась объяснять она. - Это в городе трудно. Все эти светофоры... А выйдем на трассу, и все станет куда проще. Настя сказала, что машина даже сто километров ходит.
   - Сто километров в час под горку или на буксире? - поинтересовался он. - Ты и на тридцати руль удержать не можешь.
   - Хочешь сесть сам?
   - Нет уж, уволь.
   - Тогда перестань меня все время подгонять.
   - Я и не подгоняю.
   - Нет, подгоняешь!
   - Не дерзи!
   Он положил руку ей на колено и повел вверх по ноге, наслаждаясь шелковистой мягкостью кожи.
   - Что ты делаешь! - взвизгнула она, и из стоящей рядом машины на нее уставился парень весьма развязного вида. - Убери руку.
   - Закрой окно, на тебя смотрят! - Ему пришлось убрать заигравшуюся руку. - Зачем так орать?
   - А ты знаешь, что секс за рулем - один из серьезных факторов аварийности на дорогах?
   - Я-то знаю. А вот откуда об этом знаешь ты, недотрога?
   - Из Интернета, - ответила она и оправила юбку. - И не хочу узнавать из личного опыта.
   - Ладно, выберемся из города, остановишься на обочине, и пересядем на заднее сиденье подальше от руля.
   - В машине неудобно, - сказала Соня, бросив быстрый взгляд назад.
   - Вот и проверишь, а то твоя теоретическая подготовка плохо подкреплена фактическим материалом.
   - Я предпочла бы добраться до кровати...
   - Ну, судя по скорости передвижения, нам много чего придется делать в машине. Ты едой запаслась? Котелок, тушенка, спички.
   - Угу! И в багажнике у меня био-туалет, - подхватила она.
   - Тогда можешь не торопиться. Попробуем походной экзотики.
   Он шутил, он был в хорошем настроении, и она чувствовала себя прекрасно, даже несмотря на то, что машина явно не признавала в ней хозяйку. Наконец они выехали из города, и дело пошло на лад. Соня увереннее управлялась с рычащей железякой, но, привычная к скорости и комфорту, всякий раз обижалась, когда мимо проскакивали шустрые "девятки" и "десятки", не говоря уже об иномарках.
   - Не лезь в скоростной ряд! - командовал Илья. - Прибавь газу! Так и будешь тащиться за фурой? Не связывайся с этим идиотом, не видишь, он все равно проскочит, а потом подставит тебе бампер. Забыла, что у тебя тормозной путь в три раза длиннее?
   - Ты можешь замолчать? - наконец спросила она без признаков раздражения. - Я еду, как могу. Все дело в машине. Хочешь сменить водителя?
   - Нет. Скорее, я просто хочу водителя. Сколько нам еще ехать до того момента, когда я получу своего водителя в постель?
   - Если будешь меня третировать, то тебе еще долго. Я тебя пешком отправлю.
   - Ладно. Цель у меня благая, так что я лучше потерплю, но уж потом пощады не жди. Я тебе припомню каждую яму на дороге, каждую аварийную ситуацию.
   - Припомни, пожалуйста, - проворковала она и с нежностью обернулась к нему. - Только ничего не забудь!
   - Не сомневайся!
   Витиеватая вывеска дома отдыха "Сказка" показалась между деревьями как-то неожиданно, и Соня в последний момент едва успела свернуть к воротам. Охранник не пропустил машину на территорию, сославшись на распоряжение дирекции, и возмущенный Илья подхватил обе сумки и направился в сторону белеющего в конце дорожки корпуса. Соня заперла машину, подергала все дверцы, и догнала его уже на середине пути.
   - Ну, вот мы и приехали, милый. Ты рад?
   - Что-то я не уверен, что здесь есть чему радоваться. - Он обвел мрачным взглядом ухоженные дорожки и подстриженные кусты. - Захолустье. Какой-то пионерский лагерь.
   - О, тоска по детству, - понимающе заулыбалась Соня. - Расскажешь?
   - Устрою тебе побудку утром в семь часов. Линейку. Уборку территории.
   - А зачем линейка? Что вы мерили?
   - Ох, Соня, я бы тебе сказал.
   - Что-то неприличное?
   - Мы были детьми и очень приличными, в отличие от вас.
   - Будешь меня перевоспитывать? - пококетничала она.
   - Да, прямо сегодня вечером и начну.
   Но вечер явно задерживался, потому что возле стойки администратора выстроилась большая очередь.
   Илья покосился на расстроенную Соню, но промолчал, поставил сумки с вещами у ног и скрестил руки на груди.
   - Ты похож на капитана Немо, - шепнула она, просунув руку ему под локоть и стараясь отвлечься от неприятных мыслей.
   - Я похож на идиота, если сюда приехал, - не удержался он.
   - Надеюсь, на влюбленного идиота? На князя Мышкина?
   - Тебе бы все смеяться...
   - А я тогда что же, Настасья Филипповна?
   - Нет, влюбленная идиотка.
   Он окинул ее неодобрительным взглядом, но она растянула губы в виноватой улыбке.
   - Ох, умеешь ты сделать комплимент.
   Через пятнадцать минут медленного продвижения в очереди он начал проявлять признаки нетерпения. Рылся в карманах в поисках зажигалки, вытащил сигареты, но курить на улицу не вышел. Потом достал мобильный и стал вызванивать какого-то Алексея Викторовича, разыскивая его по всем известным номерам, но не нашел, чертыхнулся.
   - Ну, что ты так волнуешься?
   - Не привык я к этому, - заворчал он, как пещерный лев. - Терять время в очередях...
   - Не хочешь посмотреть на это с другой стороны? Например, так: мы вместе, значит, ты не теряешь время, а пользуешься возможностью побыть со мной.
   - Это демагогия, Соня. - Она в недоумении нахмурилась, и он смягчил формулировку. - Я понимаю, что ты пытаешься меня утешить, но торчать в холле в этом Зажопинске... Согласись, не лучшее занятие для нас обоих.
   - Уже немного осталось, потерпи, милый.
   Их очередь подошла только через десять минут. Он, как жонглер, ловко крутил в пальцах сигарету, нервно выстукивал ею по исцарапанному покрытию на стойке какой-то сложный ритм, пока предпенсионного возраста дама с прической, похожей на опутанную паутиной Пизанскую башню, искала Сонину фамилию в списке зарезервированных номеров.
   - Вот! - Она ткнула пальцем в бумагу. - Паспорта давайте.
   Соня подвинула к ней заранее подготовленные паспорта и деньги и заглянула за стойку.
   - У вас двухместный номер на втором этаже в главном корпусе, двести шестнадцатый.
   - Это здесь? - спросила наивная Соня и заискивающе заулыбалась администраторше.
   - А где же, по-вашему, это может быть?
   Перед ней стоял немолодой мужчина с тяжелым подбородком, злыми глазами и мрачным выражением лица и смазливая девчонка в дорогих шмотках немного за двадцать. Небось, выскочила замуж за богатенького. Над приспущенными с мясистого носа очками дама окатила ледяным взглядом человеконенавистницы всю линию выстроившихся у стойки отдыхающих. Соня словно прочитала ее мысли и смутилась, поспешно кивнула, и та, не торопясь, взялась листать документы. Илья сильнее застучал сигаретой по стойке, не вмешиваясь в их диалог.
   - У нас не курят, молодой человек, - заметила специально для него сердитая дама, не отрываясь от своего занятия.
   - А чего еще у вас не делают?
   - Илюша!
   Соня дернула его за рукав и сделала большие глаза: не связывайся. Но дама проигнорировала хамский вопрос, вчиталась в открытый паспорт Сони, потом развернула второй документ и снова подняла на них прищуренные глаза. Значит, они не молодожены. Тогда зачем ей голову морочить?
   - Вы знаете, что в этих номерах только одна кровать?
   - Неужели? - Илья не на шутку завелся от этой бессмысленной реплики. - А сколько нужно кроватей человеку, чтобы спать?
   Он и так потерял в этой богадельне кучу времени, стоя в очереди, как в голодный год за колбасой. Желание разнести этот холл нарастало с каждым мгновением. Соня вцепилась в его ладонь, но он с раздражением вырвал у нее руку и перегнулся через стойку к даме.
   - Но вас же двое, - резонно заметила она, не почувствовав внешней угрозы.
   - А должно быть трое? Таков тут стандарт для двухместного номера? - с издевкой спросил он и рыкнул на пританцовывающую рядом Соню. - Не лезь, пока не просят!
   - И вы не женаты.
   - На ней - не женат. И что помешает мне спать с женщинами, на которых я не женат? Ваша полиция нравов?
   - Но ведь вы родственники!
   - А генетический анализ тоже надо представлять для заселения?
   Илья, казалось, перестал злиться и теперь глумился над администраторшей вовсю. Но Соня раньше брата поняла, что она имеет в виду, и не смогла сдержать испуганной улыбки в ожидании неизбежного скандала.
   - Илюша! - Она снова завладела его рукой, приподнялась на цыпочки, зашептала в самое ухо. - Кажется, у нас будут проблемы. Она подумала...
   - Я не могу поселить вас вместе с дочерью в один номер!
   Наконец, дама пришла в себя от бесстыдства ситуации и громовым голосом подвела итог перепалки.
   - С дочерью?
   Илья угрожающе опустил тяжелые руки на стойку, и сигарета рассыпалась на множество кусочков. Соня не смогла сдержаться, хихикнула и на мгновение уткнулась носом в его свитер, пахнущий французской туалетной водой.
   - У нас приличный отель, а не какой-то там московский бордель, - заключила дама, помахала паспортами и выложила их обратно на стойку.
   - Какого дьявола!..
   Соня знала, что это самое мягкое из того, что он может сказать буквально через мгновенье. Совещания в стиле "прораб на стройке" были его коньком.
   - Послушайте, просто поселите нас, - начала было она.
   - Не могу, - отрезала дама. - Вы ему не жена, а дочь.
   - Я не дочь!
   - Ладно, пусть дочь! - угрожающе начал Илья. - Перестань! - Он зло одернул Соню, которую внезапно скрутил приступ еле сдерживаемого хохота. - И что теперь делать? Писать отказ от отцовства?
   - Меня не касается, что вам делать! - Она наконец-то поняла, что посетитель издевается над ней, и возмущенно поджала губы. - Возвращайтесь к жене. Следующий, подходите.
   Их паспорта лежали на стойке в отказниках, но ей было почему-то не ясно, что так легко избавиться от этой парочки не удастся.
   - Хорошо, дайте мне еще один номер, - неожиданно мягко нашел компромиссное решение Илья. - Зарегистрируйте нас в разных номерах.
   - А где же я его вам найду в разгар сезона! Отпускники за три месяца пишутся.
   Она снова обвела глазами людей по ту сторону баррикады, призывая их в свидетели, но свидетели аполитично безмолвствовали и грели уши на чужом скандале.
   - У вас должен быть резерв, - настаивал он, снова готовый потерять остатки терпения.
   - Резерв у нас только для президентов, - съязвила администраторша, не желая признавать в нем значительную фигуру. - Или депутатов. И сейчас все номера заняты.
   - Депутатами, твою мать? Или президенты понаехали? - рявкнул Илья, отчего дама вздрогнула и начала озираться по сторонам, видимо, желая привлечь на свою сторону охрану.
   - Мужчина, не мешайте работать! Если у вас есть депутатская книжечка - предъявите, или освободите место.
   Соня прекрасно знала, что произойдет дальше. Илья, доведенный до крайности, потребует управляющего и устроит ему разгон. Она испуганно покосилась на мужчин и женщин, стоящих за ними в очереди. После того скандала, который сейчас раскрутит Илья, им будет совсем не просто получить свои законные места в этой "Сказке", но брат снова удивил ее, когда пошел по другому пути - пути банального подкупа. Илья достал из портмоне несколько сложенных пополам пятидесятидолларовых купюр и поставил их перед дамой.
   - Полагаю, - с опасной вкрадчивостью начал он, - что этого хватит, чтобы купить у вас второй номер?
   - Я же сказала вам, что номеров нет. И уберите вашу валюту.
   - Деньги-то я уберу, - подозрительно мягко сказал Илья, убедившись, что парламентская дискуссия зашла в тупик, и тут же перешел к экстренному введению чрезвычайного положения. - А потом я за пять минут разыщу вашего хозяина и через час перекуплю весь этот серпентарий! Позвольте, ваш отель, как вы смели выразиться! - Его голос взлетел вверх и заполнил все пространство холла, отчего даже привычной Соне захотелось забиться куда-нибудь в уголок и не высовываться до окончания бури. - И вы к чертовой матери потеряете эту ответственную работу, не дотянув до скорой пенсии! И будете торговать семечками на трассе до конца следующего тысячелетия! Я доступно излагаю свою несложную мысль?
   В очереди сзади кто-то злорадно хихикнул и получил за это звонкий удар ладонью между лопатками. Соня обернулась и увидела несколько пар глаз, горящих скандальным азартом. Однако, большинство было раздражено задержкой, и им не было дела до справедливого решения ситуации. Они хотели начать отдыхать, но слушая раскаты грома возле стойки, предпочли помалкивать и не вмешиваться.
   - Мужчина, не надо меня запугивать, - зашипела седовласая дама, вжавшись в стул. - Я тут выполняю прямые распоряжения дирекции.
   - Да хоть самого Господа Бога!
   - Илюша...
   - Где телефон дирекции?
   Он повел налитыми кровью глазами по стенду за спиной администраторши.
   - У нас проблема? Клиент скандалит?
   Невесть откуда появившийся молоденький охранник в черной форме и грубых армейских ботинках наконец-то поспешил на помощь подавленной администраторше.
   - Быстро развернулся и пошел искать своего директора! - скомандовал Илья, чем привел паренька в глубокий ступор. - Второй раз повторять не буду!
   - Илюша, позволь мне...
   - Дайте же им еще один номер или номер с разными кроватями и обслужите нас уже. Нам тут вечно торчать, что ли? - в конце концов возмутился женский голос из очереди.
   Соня воспользовалась тем, что Илья отвлекся на охранника, и заняла его место у стойки. Она просительно наклонилась к даме, вгляделась в табличку на столе рядом с настольной лампой.
   - Пожалуйста, Елена Ивановна, голубушка, всего на два дня.
   Дама посмотрела на нее испуганным и недоверчивым взглядом из-за подведенных бровей, хотела что-то сказать, но передумала и вытащила из ящика второй ключ.
   - Четвертый этаж, во втором корпусе. И не надо тут скандалить.
   - Спасибо вам огромное, - выдохнула Соня и подтолкнула Илью.
   - Мне еще и спасибо сказать?
   Он подхватил сумки с пола, схватил Соню за руку, как непослушного ребенка, и потянул в сторону лестницы.
   - Мужчина, ключ заберите, - скрипучим голосом вслед им бросила Елена Ивановна.
   - Нам он ни к чему.
   Но Соня вырвала руку и обернулась к стойке.
   - Давайте, я оплачу второй номер и ключ заберу.
   Она догнала брата уже на лестнице, смеясь, схватила за свитер.
   - Милый, ну, что ты там устроил, честное слово! У нее же есть распоряжение - разврат не поощрять ни под каким предлогом.
   - Все, закрыли тему, - огрызнулся он и переложил сумки в другую руку.
   - Брось, ну, брось, - все тянула за свитер она, не пуская его дальше.
   - Ну?
   Он уронил вещи на замызганную ковровую дорожку и в нетерпении повернулся к сестре. Она обхватила его шею, поднялась на цыпочки, прильнула долгим поцелуем и потерлась об него гибким телом, дразня то упругой грудью, то бедрами. Илья, заведенный сценой в холле, обхватил ее, как пьяный завсегдатай бара, притиснул к стене, запустил руку под тонкую кофточку.
   - Тебя это возбуждает, да, Соня?
   Она вырвалась, яростно блеснув глазами, оправила одежду, вытерла губы.
   - Вот еще! Ты грубиян, ужасный тип!
   - Хм, это тебе и нравится! И разве не так ты хотела? Естественные отношения на природе.
   Он насмешливо скривился и потянулся потрепать ее по щеке, но Соня уклонилась от этой снисходительной ни то ласки, ни то оплеухи и с видом капризного ребенка надула губы.
   - Хочешь со мной поссориться? Не выйдет. Лучше пойдем в номер.
   - Ну, может в номере и будет лучше...
   - Будешь так себя вести - ничего в номере не будет!
   Они шли по коридору, шутливо переругиваясь, и в какой-то момент у него возникло стойкое ощущение, что в этих шутках всего лишь доля шутки, и Соня сознательно и весьма умело обостряет обстановку, заставляя его думать о таком развитии любовной игры всерьез. Но даже понимая, что им манипулируют, он не находил в себе сил прервать эту игру.
   - Интересно, как ты меня остановишь?
   - Интересно, как ты будешь принуждать меня.
   - Пойдем, это я тебе легко покажу.
   - А не боишься, что я стану кричать?
   - Попробуй! Тогда я тебя еще и выпорю за эти фокусы.
   - Я подумаю, Илюша, предоставить ли тебе такую возможность.
   Они вошли в крохотный тесный коридорчик, где помещалась только настенная вешалка и мутное зеркало. Двухместный номер оказался двенадцатиметровой комнатенкой с двуспальной кроватью посередине, узким рыжим шкафом и журнальным столиком, на котором стоял телевизор. Единственный стул, играя роль кондиционера, подпирал балконную дверь, чтобы не закрылась от сквозняка.
   - Это дом отдыха или СИЗО? - спросил он и бросил сумки возле шкафа.
   - Я предупреждала тебя, что это не пять звезд.
   Соня пыталась казаться уверенной в себе и неприхотливой, как морской пехотинец.
   - Да уж, со звездами здесь не очень. Кажется, студенческие общежития сейчас куда лучше обставляют.
   - Откуда тебе знать, что делается в общежитиях? Или ты уже не брезгуешь и студентками?
   - Сонька, ты зарываешься!
   - Если ты будешь злиться, то испортишь выходные нам обоим. А мне здесь нравится! - Она сбросила туфли, вспрыгнула на застеленную покрывалом кровать, встала во весь рост, прошлась по периметру, заложив руки за спину, как франт на прогулке. - Стандартные удобства, господин миллионер, у вас будут дома. А здесь у вас буду я, между прочим, единственная и совершенно нестандартная.
   - И множество клопов, - с мрачным оптимизмом добавил он, разглядывая стены.
   - Что?! - Она соскочила с кровати и уставилась в потолок. - Правда?
   - Да пошутил я! Тут и без их участия бомжатник. В таких местах здоровые люди зарабатывают клаустрофобию, а больные окончательно сходят с ума.
   - Ну, нам с тобой это не грозит.
   - Я ненормальный, потому что приехал с тобой сюда, а ты совершенно чокнутая, потому что привезла меня, даже не задумываясь о последствиях.
   - Перестань брюзжать! Обычный номер, ничего особенного, - пожала плечами она, втайне проникаясь его уверенностью.
   - Когда это ты в таких ночевала?
   Она ничего не ответила, сдернула покрывало, с недоверием оглядела свежее постельное белье, заглянула под подушку и осталась удовлетворена результатами осмотра, насколько это было возможно в столь непривычных условиях.
   - Спать на ней можно. Что еще надо двум близким родственникам? Ты где будешь спать, папочка?
   Она оперлась коленом о край кровати, потянулась за полотенцем, лежащим на дальней подушке. Илья окинул ее соблазнительную позу откровенным взглядом и решил, что тянуть больше не следует.
   - Я - сверху, - заявил он. - Или вот так. - И, не долго раздумывая, грубо обхватил ее сзади, прижал к себе. - Ты, надо отдать тебе должное, прекрасно смотришься на любой кровати. Думаю, пора отметить наше успешное поселение самым разнузданным развратом, в котором нас заподозрили.
   - Пытаешься оправдать доверие общества? Как это называется в политике?
   - Я слишком долго ждал, чтобы рассуждать о политике.
   Соня выпрямилась, повернула к нему голову и приняла его поцелуй. Он в нетерпении помог ей избавиться от кофточки и бюстгальтера и толкнул на кровать. В эту минуту их бесцеремонно прервали. Звеня ведрами, в незапертую дверь ввалилась уборщица в неизменном синем халате и рыжих резиновых перчатках.
   - Мусор уже приготовили?
   - Пока нет, - машинально ответил он, и обернулся на голос, все еще прижимая к себе Соню с задранной почти до пояса юбкой.
   Уборщица задержалась на любовниках долгим осуждающим взглядом, нахмурилась, и Илья, закашлявшись, как застигнутый врасплох подросток, обхватил Соню обеими руками, пытаясь закрыть от постороннего взгляда. Незваная гостья заглянула в комнату, будто предполагала, что таких, как они, в номере еще несколько человек, посмотрела на сумки, лежащие у шкафа, на свесившееся с кровати покрывало, и, хмыкнув, подалась в ванную комнату. Зашумела вода в бачке, раздалось шуршание, и она вышла оттуда с пакетом, полным мусора.
   - Хоть бы после ужина занялись! - Она снова взглянула на застывшие от неожиданности фигуры. - А то прямо так, не распаковав вещи, как оголодавшие. Тьфу!
   И закрыла за собой дверь, бормоча что-то нечленораздельное. Соня, словно устыдившись ее справедливого обвинения, потянула вниз юбку, отодвинулась от мужчины.
   - Куда это ты, недотрога? Испугалась старой ведьмы?
   - Надо бы спуститься к ужину, - извиняющимся голосом сказала она.
   - Я не голоден. И, если помнишь, мы только что собирались...
   Но она уклонилась от его зовущей руки, достала из сумки джинсы, начала переодеваться, потом распустила волосы и заново собрала их на затылке заколкой.
   - Пойдем вниз, ужин уже в самом разгаре.
   - Я не хочу есть, я хочу тебя.
   - А я сначала хочу есть, а потом тебя, - возразила она, остановившись в дверях комнаты и приглашая его последовать за собой.
   - Если ты настаиваешь... Никогда раньше не видел, чтобы ты носила джинсы.
   - Так ты мне сам запрещал. Ты многого обо мне не знаешь.
   - Есть что-то существенное, что мне еще следует знать? Ты ведь не лесбиянка и не колешься?.. - Она засмеялась, махнула на него рукой, открещиваясь от глупых обвинений. - Кстати, джинсы на тебе сидят отлично. Боюсь только, что ты будешь привлекать к своей попке слишком много внимания.
   - Ну, милый, после той сцены внизу мы с тобой будем здесь мистер и миссис скандал нынешнего уик-энда. А ты заметил, что с нами в очереди стояли одни семейные пары?
   - Тем хуже для них, - пожал плечами Илья. - В Тулу со своим самоваром...
   - Мне кажется, или ты разочаровался в институте брака? - едва сдерживая улыбку, спросила она.
   - Слова-то какие! Не придумывай.
   Он ощутимо шлепнул ее ниже спины и вытолкнул в коридор.
   Соседи по столику в столовой разглядывали их так внимательно и смущенно, что Соня заподозрила, что они тоже были невольными свидетелями перепалки у стойки администратора.
   - Сто лет не бывал в столовых. - Он наклонился к Соне, стараясь умерить свой хорошо поставленный руководящий голос. - Как здесь принято?
   - Сейчас принесут еду, видимо, - шепнула она в ответ, оглядываясь на другие столы, к которым подкатывала тележка с едой.
   То, что приехало к ним на передвижном подносе, Илья не назвал бы едой ни при каких обстоятельствах. Худосочная официантка шваркнула перед ним тарелку с серой массой, в которой угадывалось картофельное пюре. Рядом в беловатой подливке, больше похожей на расслоившуюся побелку, плавали куриные кости. Альтернативой курице была серая котлета, на вид шершавая от панировки и оттого еще менее привлекательная. Творожная запеканка и булочка вызывали аппетита ничуть не больше, чем засохшие наутро остатки еды после попойки. Пятнадцати лет постперестроечного периода здесь словно не бывало.
   - А чай? - спросила Соня. - Или кофе?
   - Кофе только утром. А чай вон там! - официантка мотнула стриженой головой в сторону выстроившейся очереди с пустыми стаканами в стальных подстаканниках.
   По всему залу стоял торопливый металлический звон столовых приборов о тарелки, как в мрачных фильмах про армейские будни. Илья ковырнул котлету, которая тут же развалилась, словно только этого и ждала, недоверчиво понюхал то, что смогло зацепиться за вилку, но попробовать не решился. Пюре оказалось едва теплым и вызвало почти рвотные воспоминания о старшей группе детского сада, где за спиной воспитательницы они любили заряжать картошкой самодельные катапульты из столовых ложек. Соня даже не притронулась к тому, что стояло перед ней. Подперев подбородок обеими руками, она смотрела на брата, который пытался есть запеканку. Их соседи не жаловались на отсутствие аппетита и убирали все со своих тарелок за милую душу.
   - Ты двое суток будешь голодать? - спросил Илья, выведя ее из задумчивости.
   - Это уж точно лучше, чем отравиться, - тихонько посетовала она. - Прости, я не знала, что все будет так.
   - Не расстраивайся. - Он обернулся к соседям, отчего те дружно вздрогнули и вытянулись на своих стульях почти по стойке "смирно". - Вы не знаете, здесь есть бар, кафе или что-нибудь, где подают еду.
   - Конечно, есть, только он до одиннадцати работает.
   - Слышала? Мы еще успеем. Господи, какая дрянь! - Он отодвинул тарелку с недоеденной запеканкой. - Как думаешь, там кредитки принимают?
   Соня фыркнула и спрятала улыбку в ладони. Он понимающе покивал и полез в портмоне.
   - У меня только сто рублей. И доллары. У тебя есть местная валюта?
   - Даже не знаю, - спрятав хитрую усмешку, протянула Соня, засверкав глазами. - Я, между прочим, заплатила за оба номера. Может, съездим в соседний город в обменник? Хотя, наверное, все уже закрылось...
   - Тебе мало, что ты нас чуть не угробила по дороге сюда?
   - Садись ты за руль. Я же не против. - Она отломила кусочек черного хлеба и положила в рот. - А хлеб свежий.
   - Издеваешься, да? Я в эту развалину теперь ни за какие деньги даже пассажиром не сяду. Вызову машину.
   - Пожалуйста, - с поддельной обидой в голосе сказала Соня. - Мог бы сам побеспокоиться о транспорте. Настя и так с ума сходит за свою ласточку. А на электричке я все равно не поехала бы ни за что.
   - С чего вдруг тебя на экстрим потянуло? - глядя в ее бессовестно-серьезное лицо, спросил Илья. - В Москве тоже будешь на таком ездить, а своего любимчика Насте отдашь?
   - Она давно уже просит покататься.
   - Она пока еще не заработала. Я тоже на Волге начинал.
   - Ты шуток не понимаешь, да? - внезапно рассмеялась Соня, взяла его руку в свою и поцеловала, прижалась щекой, не заметив изумления соседей по столу. - Да есть у меня деньги, пойдем в бар. Ты когда голодный - просто ужас что за тип!
   - Я всегда ужас что за тип, - самодовольно сказал он, поднимаясь из-за стола.
   - Я знаю, - выражение нежности на ее лице сменилось выражением неподдельного восхищения. - И это меня ужасно заводит!
   В баре оказалось не в пример столовой приличнее. Во всяком случае, в съедобности поданных блюд уже никто из них не усомнился. Соне удалось заказать себе несколько бутербродов с семгой. Подумав, она попросила подать ее без хлеба, чем ввергла бармена в искреннее изумление. Илья попытался выбрать себе что-нибудь выпить, но она ласково попросила его обойтись без алкоголя в эти выходные.
   - Да я, собственно, и не пью, - удивился этой просьбе он. - Ты же знаешь.
   - Знаю. Вот и сейчас не нужно.
   - Но курить-то ты мне позволишь, женщина? - с издевкой спросил он.
   Едва они заняли крайний у окна столик, как бар стал стремительно заполняться людьми. У стойки образовалась очередь желающих расслабиться после трудовой недели. Бармен включил музыку на порядок громче, и вечер пятницы начался. Илья сам отодвинул от их стола два свободных стула, чтобы исключить возможность любого соседства. Теперь они были вдвоем посреди наполненной посетителями полутемной комнаты. Илья, насытившись мясом, как довольный хищник, откинулся на спинку стула и медленно потягивал средней паршивости кофе, Соня болтала соломинкой в стакане с апельсиновым соком.
   - Прости, милый, я, правда, не знала, что это такая дыра. Но отдыхать поблизости от города вместе в "Бору" или в "Ватутинках" мы ведь не можем...
   - Откуда ты выкопала этот, с позволения сказать, отель?
   - Нашла в Интернете ссылку, потом опросила всех своих знакомых и коллег, никто этого места не знал. То есть, встретить здесь кого-нибудь из наших на выходных - шанс минимальный. И на рекламной странице было, сам понимаешь, написано не вполне то, что мы увидели.
   - Можно привлечь их к ответственности за недобросовестную рекламу. Как потребители мы имеем право...
   - Ты будешь реализовывать это свое право? И я не буду. Мы же не хотим скандала в печати. Известный бизнесмен судится с домом отдыха "Сказка". А как он попал в эту "Сказку"? И зачем?
   - Затем чтобы впредь неповадно было!
   - О, они запомнят этот уик-энд навсегда...
   Она взяла его за руку и нежно ее пожала, он усмехнулся и сжал ее ладонь в ответ. Она поморщилась и выдернула руку, покрутила на пальце врезавшееся в кожу обручальное кольцо.
   - Сонька, ты пытаешься из меня веревки вить, что ли?
   - Позвольте пригласить вашу даму.
   Слегка подвыпивший молодой человек завис над их столом, переводя глаза с Ильи на его спутницу. Илья в недоумении посмотрел ему за спину, словно раздумывая, не спросить ли о том, куда он собрался ее пригласить. Но на выложенной плиткой круглой площадке, оказывается, на самом деле начались танцы.
   - Нет, - отрезал он. - Она не танцует.
   - Я не танцую? - переспросила Соня и, поймав его помрачневший взгляд, чуть кокетливо отказала чужому мужчине. - Да, я не танцую.
   - Жаль.
   Нежданный кавалер ретировался и тут же нашел себе пару из числа нескольких девиц, недавно заявившихся в переполненный бар и столпившихся у стойки в ожидании своей очереди. Илья отодвинул пустую чашку и снова завладел Сониными пальцами.
   - Да, милый?
   - Пойдем-ка в номер, - попросил он, понизив голос. - Иначе здесь я заработаю мигрень.
   - Может, пройдемся по улице? Вокруг лес, свежий воздух.
   - Хочешь потянуть время?
   - Ах, ты об этом! - Она заговорщицки улыбнулась и сразу же поднялась. - Нет, конечно. И он мне не понравился, я бы все равно не пошла.
   Илья промолчал, сделав вид, что не заметил поясняющей реплики, и, обняв за талию, провел ее сквозь круг танцующих. В коридоре она на минуту задержалась у расписания работы местного клуба, где сегодня была заявлена традиционная дискотека, и сразу оказалась в обществе двух праздношатающихся в поисках приключений мужчин. Илья вынужден был вернуться к стенду и взять ее под руку, чтобы избежать недоразумений.
   - Ты пользуешься слишком большим успехом. На работе тебе тоже прохода не дают?
   - Это из-за джинсов, ты же сам сказал, - хохотнула Соня, оглянувшись на замерших в удивлении неудачливых поклонников.
   - Так избавься от них.
   - Прямо здесь?
   В номере он первым же делом запер дверь на ключ, закрыл балкон и задернул занавески. Соня уселась на кровать по-турецки и включила телевизор. Сквозь хрипение и бегущие полосы пробился рекламный блок, после него сразу же началась новостная программа.
   - Выключи ты эту дрянь, - сказал Илья и расстегнул свою дорожную сумку. - Незачем забивать голову всякой ерундой.
   - Слушай, правда, что на самом верху подняли вопрос о пересмотре итогов приватизации?
   - Соня, я сказал, выключи.
   - Нет, подожди, пусть пока поговорит, в конце про погоду скажут. А у нас на работе все обсуждают возможность нового дефолта. Что ты думаешь по этому поводу?
   - Это интервью? Похоже, тебя подослали ко мне, красавица. Куда смотрела моя охрана! Где ты прячешь диктофон?
   - Нет, правда? - теребила его она. - Ведь может быть дефолт, и опять все рухнет.
   - Мне больше думать не о чем, по-твоему, да? А вы бы лучше там работали, приносили пользу обществу, а не трепались попусту.
   - Мы и работаем, - обиделась за себя и за коллег Соня. - Одно другому не мешает, мы ведь не механизмы.
   - Радеете за державу? Все равно вы ничего не решите, сколько бы ни обсуждали, - с презрением заявил он.
   - Конечно, мы всего лишь этот самый электорат, бессловесная масса. - Он усмехнулся, когда эта аристократка по духу и по рождению причислила себя к низшим слоям общества в новом для него демократическом порыве. - Мы не решим, а ты можешь решить, ведь ты и тебе подобные стоят во главе экономики страны. Поэтому я и задала вопрос тебе.
   - Не по адресу вопрос, мадемуазель избиратель. Не преувеличивай мои возможности. Я не Сорос и дефолтами не заведую.
   - И не Господь Бог? - поддела его она. - А я-то думала...
   - Для многих - нет, а для тебя - уж точно он.
   Он оставил сумку в покое, сел рядом, обнял ее за плечи и потянулся за ее спиной за пультом. Она вычислила его маневр и передвинула игрушку подальше от его руки.
   - Ну, выключи, девочка, - утомленно попросил он и поцеловал ее за ухом. - Меня тошнит от первого канала.
   - Но ведь кое в чем они правы, сознайся, - не сдавалась Соня.
   - Ты и в политике разбираешься? Я думал, что ты искусствовед, историк.
   - Не кусайся, - легонько стукнула его по руке она. - Они тебя замучили, мой милый, я знаю. Что им всем нужно от тебя?
   - То же, что и от других, - скандала, сенсации и денег в конечном итоге. Все всегда упирается в деньги. Власть действует через своих псов, пока не может напасть открыто. Сначала сильную дичь нужно измотать.
   - Но в чем смысл теперь нападать на тебя? Ты ведь уже создал свою империю, а теперь работаешь на общее благо. И победителей не судят.
   - Это ты так считаешь, детка, а в этой стране их и судят, и сажают, и даже физически устраняют. Разве история Российского государства тебя ничему не научила?
   - Но если все так плохо, тогда уедем отсюда. Многие так и делают и не мучаются угрызениями совести. С твоими капиталами тебя примет любое государство, и есть же еще оффшорные зоны...
   - По-твоему, я должен бежать? Разве я не работаю, как вол, почти тридцать пять лет, не создаю рабочие места, не привлекаю инвестиции, не вношу свою лепту в экономику? - возмутился он.
   - А они будут говорить людям, что ты не хочешь платить налоги, залезаешь в народный карман... Ну, не ты конкретно...
   - Лично ты знаешь хоть кого-нибудь, кто здесь исправно платит налоги? Вот скажи, сколько ты получаешь на своей работе, официально, по документам?
   - Полторы тысячи рублей, кажется. А остальное - неофициально в конверте.
   - Вот тебе типичный пример ухода от налогов. Так поступает любой бизнесмен, если хочет вести бизнес здесь, и это еще цветочки. Так что дело не только в налогах.
   - Значит, это все из-за приватизации, да? Благодаря ей ты оказался владельцем такой большой компании?
   - Послушай, девочка моя, я не стану говорить с тобой об этом ни дома, ни в офисе, ни тем более в постели.
   Он снисходительно потискал ее, как котенка, надеясь переключить на более близкую форму общения, чем обсуждение политической обстановке в стране.
   - То есть, ты не хочешь говорить именно со мной? - едко уточнила она.
   - Я устал от этих разговоров, бессмысленных дискуссий... А тебе достаточно знать, что у тебя будет все, что только пожелаешь, дефолт тебе не грозит, и твоим близким бояться нечего.
   - Но я хочу знать...
   - Не забивай свою красивую головку бесполезными мыслями.
   Он потянулся, чтобы снять заколку с ее волос, но она выскользнула из-под его руки и вернулась к прежней теме.
   - Но ведь речь идет о переделе собственности, а это означает революцию, национализацию...
   - И электрификацию всей страны, но это вотчина господина Чубайса, - хохотнул Илья, желая перевести разговор в шутку. - Глупости все это, Соня. Ты что, начиталась Маркса? Что бы ни случилось в этой стране, лично тебя никакой передел не коснется. У тебя есть недвижимость за границей, счета в зарубежных банках, акции серьезных западных компаний, которые никогда ни рухнут, что бы здесь ни стряслось. Ты и Белла обеспечены всем, что нужно для спокойной и безбедной жизни в любом уголке мира. А то, что ты вышла на работу, я расцениваю, как блажь. Хочешь побыть пролетарием, зарабатывать себе на колготки? Поиграй, я не против. На содержание своей семьи тебе здесь не заработать, так что и переживать незачем.
   Соня поморщилась на этот презрительный отзыв о ее работе, но затевать ссору не стала. Они договорились, что в этом вопросе останутся каждый при своем мнении. Нарушать перемирие не было причины.
   - Но я беспокоюсь о тебе. Ты столько вложил в свое дело и теперь в один миг можешь все потерять...
   - Ты, правда, такая наивная или прикидываешься? Никакой реставрации коммунистического режима не будет. Во всяком случае, ты можешь быть уверена, что один вид собственности я больше не потеряю никогда.
   - Вот как? И что же это за собственность?
   - Ты!
   Он все-таки исхитрился и, воспользовавшись тем, что она отвлеклась, выключил телевизор, столкнул пульт на пол. Соня укоризненно взглянула на него:
   - Я не собственность.
   - Пой, птичка!
   - Точно тебе говорю!
   Она оттолкнула его, попыталась сбежать с кровати, но он успел удержать ее. Соня приняла вызов, и в результате они устроили возню со смехом, визгом и обязательным насильственным раздеванием, входящим в программу вечера. Это не было похоже на любовную игру, которую она так трогательно и стыдливо описывала ему в прошлый раз, но, похоже, жаловаться на его невнимательность сейчас не собиралась. Двуспальная кровать под ними истерически заскрипела, как старая телега, грозя в любую минуту рассыпаться. Илья повалил Соню на живот поперек кровати, улегся сверху, выдернул из ее волос заколку, и они тяжелым потоком упали вниз, рассыпались по полу.
   - Все, сопротивление бесполезно. Ты - моя! Скажи, что будешь любить меня, что бы ни случилось.
   - А что может случиться?
   Она прищурилась, глядя в сторону, и приоткрытый рот дрогнул в сдержанной усмешке.
   - Например, я стану старым.
   - Ну, это нетрудно спрогнозировать...
   - Чертовка! - Он тронул губами ее шею и снова поднял голову. - Даже не думай, это будет еще очень не скоро. Так ты будешь любить меня?
   Он приподнялся, давая ей свободу, и она ловко перевернулась на спину.
   - А куда же я денусь?
   Он смотрел в ее запрокинутое смеющееся лицо и видел молодую женщину, которая дарит свою беспечную любовь и свое достойное поклонения тело и смеется, но уже над ним, а не вместе с ним. Пауза подозрительно затянулась, и Соня оставила своим вниманием потолок и перевела глаза на брата. Его глаза были серьезными и злыми.
   - Господи, какой же ты! - Она обхватила его за шею, наклонила к себе. - Почему ты боишься? Почему ты, такой сильный и независимый, так не уверен в себе, когда речь идет о нас? Или, может, во мне? Ты же знаешь, что я никогда тебя не оставлю. Я буду любить тебя до конца своей жизни. Моя последняя мысль, мой последний вздох будет о тебе. И я не хочу пережить тебя ни на день.
   - Не говори так. - Он категорически отказывался верить ее книжным признаниям. - Ты настолько моложе меня, что это даже неприлично. Ты моложе моей дочери.
   - Я не понимаю, зачем ты это говоришь! Для меня это не имеет никакого значения! - возмутилась она.
   - Это пока я могу быть для тебя мужчиной, а не лежачим больным.
   - Ты говоришь о сексе, да? Хочешь смешать понятия и запутать меня?
   - Ты на столько лет переживешь меня, малышка, - с удрученным видом вздохнул Илья, и она поняла, что шутить он не расположен.
   - Кто это может знать? Я убью себя, если тебя не станет, уйду вслед за тобой в вечность, как служанка за фараоном, как кошка фараона.
   - Замолчи! - Он снова поцеловал ее, на этот раз задержался губами дольше. - Что за страсть к древнему Египту? Хочешь повторить подвиг Клеопатры?
   - Вот еще! - Она фыркнула, заворочалась под ним, словно хотела освободиться, но тут же оставила эту попытку, заставив его вспомнить о том, ради чего они приехали. - Клеопатра была маленькая, толстая и страшная. Говорят, она завлекала мужчин умом и голосом. Даже Цезарь так попался.
   - Бедный Цезарь! - покачал головой он. - Значит, он попался не на ее красоту, а на свои политические амбиции? Впрочем, это делает ему честь.
   - В глазах мужчин, но не женщин. Мне нравился красивый миф о любви.
   - Женщины вечно придумывают себе мифы про любовь, - презрительно заметил он.
   - А мужчины про войну, - мгновенно парировала она.
   - И про женщин. Но мне даже ничего придумывать не надо: ты у меня красивая, стройная, умная. Наверное, потому что питаешься одной рыбой, как русалка.
   - А русалки едят рыбу?
   - Не знаю. Надеюсь, что не утопленников.
   - Фу! - Она скривилась и попыталась оттолкнуть его. - Какая гадость!
   Но он закрыл ей поцелуем рот, и она затихла под ним, крепче прижала его к себе.
   - Как думаешь, - наконец спросил он, отстранившись и любуясь ее пугливыми ресницами и выступившим на щеках румянцем. - В Ниле водятся русалки?
   - Крокодилы там водятся. - Она распахнула задорные глаза и придала лицу серьезное выражение. - А им все равно, что есть.
   - Жаль, что мы не крокодилы, а то сегодня нам туго пришлось в столовой.
   - Ты мне всю жизнь будешь это вспоминать?
   - Нет, только полжизни. Хочешь, увезу тебя зимой в Египет? Будем бродить по рынку в Каире, накупишь себе всякой ерунды.
   Ее волнующая близость рисовала в воображении картинки, которые имели мало общего с пирамидами, Красным морем и всем сонмом египетских богов.
   - Давай дождемся зимы, не будем загадывать.
   - Ах, какая разумная у меня девочка. За ней нужен глаз да глаз, а то появится такой Марк Антоний...
   - Опять ты за свое! Я не стану ждать никакого Марка Антония, мой Цезарь. Я знаю, что не могу принести тебе царство, не смогу помочь тебе в твоих делах. Я всего лишь смертная женщина, которая любит тебя.
   - Это уже немало. И ты обещаешь хранить мне верность?
   - Клянусь!
   - Ты ведь знаешь, я не потерплю соперников.
   - Перестань угрожать мне, мужчина. Лучше докажи прямо сейчас, что я нужна тебе. Или все-таки нет?..
   Когда кровать перестала скрипеть, они так и остались лежать поперек смятой постели. Илья протянул руку и подтащил к себе подушку, а Соня привычно расположилась у него на плече.
   - Мне нравится, когда ты сверху. - Она, вздохнула, пробежала пальцами по его груди. - Я чувствую себя совсем слабой и беззащитной, а ты даешь мне эту защиту.
   - Мазохистка.
   Он погладил ее по голове, прижался губами к влажному виску.
   - Наверное, так было раньше, - в задумчивости продолжила она, - давно, в древние времена. Женщина доставалась самому сильному воину, а у животных до сих пор так.
   - Хочешь сказать, что мы с тобой - как две домашние собаки?
   - Нет, вот еще! Как два диких льва. Правда, царь зверей живет в прайде и у него таких львиц...
   - Не думай о других, моя красавица, - приказал он и крепче прижал ее к себе. - Твой лев любит и будет любить только одну львицу.
   - И она любит только одного льва, - блаженствуя от его признания, замурлыкала Соня.
   - У тебя это так натурально получается! - Он с восхищением почесал ее за ухом, словно она и впрямь была большой кошкой. - Как ты издаешь такие звуки?
   - Не знаю. Просто мурлычу и все.
   Она потерлась о его плечо и, наслаждаясь его близостью, сомкнула ресницы.
   - Какой же ты все-таки еще ребенок!
   - С тобой я готова оставаться ребенком до конца жизни.
   Она тесно прижалась к нему, поискала щекой удобное положение и затихла. Илья подумал о том, что завтра не придется никуда спешить, мобильный телефон выключен, его никто не найдет в этой невероятной глуши, и закрыл глаза.
  
   Он проснулся, потому что ему на руку упала холодная капля. Узкий рыжий шкаф в углу справа, приоткрывший одну из створок, показался ему незнакомым. Зато женщина, сидящая в кровати слева от него в неизвестно откуда взявшейся ночной рубашке, улыбалась загадочной, но очень узнаваемой улыбкой. Солнце, бьющее в щель между занавесок, играло в ее волосах, покрытых легкой водяной пылью и оттого переливающихся всеми цветами радуги.
   Поймав его взгляд, Соня встряхнула мокрыми волосами, обдав его целым фонтаном брызг.
   - Что ты делаешь!
   Он с непривычной для только что проснувшегося человека резвостью ухватил ее за запястье, дернул на себя, и она рассмеялась и, не удержавшись, упала к нему на грудь, но тут же коварно воспользовалась ситуацией и покрыла его бесчисленными поцелуями.
   - Все, все, остановись, ты меня задушишь! Хватит, Соня! Довольно уже, пощади!
   Теперь ему пришлось разжимать ее руки и отталкивать ее.
   - Как же я счастлива, любимый! С добрым утром! Ты так сладко спал, что я не решилась тебя будить, а ты проспал завтрак.
   - Думаю, мы не много потеряли, даже сэкономили на лекарствах от диареи. Можем открыть фонд помощи пострадавшим от диверсий местной кухни, тем более, что в нашей гуманной стране эксперименты на людях запрещены. Во всяком случае, в столовую я больше не пойду ни за какие деньги.
   - И не надо. Я уже побеспокоилась о завтраке.
   - Сидела и беспокоилась, как добрая фея?
   - Как практичная женщина, - с гордостью сказала она. - Просто сходила в наш любимый бар. Так что не пугайся, в любую минуту приедет кофе.
   - Ты не боишься, что нас отравят? - удивился Илья.
   - За эти деньги, что мне стоил завтрак в номер, можно отравить всех присутствующих и уехать на Мальорку с чистой совестью.
   - Ну, про чистую совесть ты загнула! - Он вспомнил вчерашнюю котлету и содрогнулся от отвращения. - У них тут явно двойная мораль. Людей за умеренную плату травят в столовой, чтобы они раскошеливались в баре. А медпункт у них бесплатный, как думаешь?
   - Думаю, платный. И хоронят они за дорого. Помнишь, мы кладбище проезжали? Мне показалось, довольно убогое.
   - Значит, на достойный пятиметровый монумент и уважение потомков рассчитывать не приходится? Тогда придется выживать изо всех сил!
   В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, дернули ручку. Соня соскочила с кровати, радуясь, что предусмотрительно заперлась, и пошла открывать.
   - Ты бы оделась, - крикнул ей вслед Илья.
   Но она уже распахнула дверь и предстала перед официантом в короткой ночной рубашке фисташкового цвета, которая смотрелась на фоне убогой обстановки номера, как последняя коллекция прет-а-порте в клубе деревни Гадюкино. Официант от увиденной роскоши обнаженного тела, едва прикрытого тканью, стоившей дороже, чем уик-энд в этом отеле, чуть не выронил поднос. Женщина уверенно перехватила его ношу и отнесла на край кровати. Как громом пораженный юноша все продолжал торчать в дверях. Спохватившись, Соня выдала ему пятьдесят рублей чаевых и закрыла перед его носом дверь. Илья покачал головой.
   - Зачем ты пугаешь людей? Спорим, если ты откроешь, он все еще стоит там.
   - Хочешь, проверю? - задорно спросила она и подалась в сторону двери.
   - Проверим ближе к обеду, а заодно прогуляемся по окрестным достопримечательностям. Ты заперлась? А то у нас с утра еще мусора недостаточно набралось.
   Соня расхохоталась и повалилась рядом, отчего кровать закачалась и посуда на подносе опасно зазвенела.
   - Ну, как яичница?
   - Вообще-то это омлет, но вроде ничего. Хотя, постой, кажется, они добавляют немного машинного масла для вкуса.
   Соня поперхнулась кусочком сыра и с хохотом снова рухнула на кровать, не в силах больше сносить его ядовитые комментарии. Илья снисходительно смотрел на ее конвульсии, уплетая свой омлет.
   - О, - наконец сказал он, когда она отсмеялась и вернулась в вертикальное положение с чашкой в руке, - неплохой кофе. Теперь я начинаю думать, что день может быть удачным.
   - Я уверена, что он будет удачным, - уверила его Соня. - Хочешь прогуляться?
   - Нет, попозже. Они еще не вынесли трупы из столовой.
   - Перестань! Я больше не могу смеяться. У меня и так все болит после вчерашней поездки.
   Илья, не вставая с кровати, переставил поднос с грязной посудой на прикроватную тумбочку и туда же отправил лежащий на полу пульт.
   - Ну, чем займемся?
   Соня обвела взглядом комнату, задержалась на телевизоре.
   - Э, нет, только не это! Не вздумай включать. Или хочешь посмотреть итоги субботней лотереи?
   - А вдруг я выиграю машину? - Она встряхнула кудрями и обвела комнату задумчивым взглядом в поисках других развлечений. - Все хотят выиграть квартиру или Мерседес.
   - Если будешь играть в лотерею, то ты его проиграешь. Тогда нового не жди, не куплю. Ты же знаешь, в азартные игры с государством...
   - Играть нельзя, - закончила она, как примерная девочка. - Хочешь принять душ?
   - А что, в бочке на улице уже нагрелась вода?
   - Перестань! Я серьезно. Я с утра помыла душевую кабину.
   - Душевая кабина, как ты это называешь, - это тот тазик с дыркой, занавешенный куском полиэтилена? - брезгливо скривился он.
   - А я помылась и тебе рекомендую.
   - Если только по твоей рекомендации, - нехотя согласился он и, придав строгости голосу, добавил: - Смотри, теперь ты лично отвечаешь за слив и подачу воды.
   - Так точно, товарищ генерал.
   Илья поднялся и, обернув полотенце вокруг бедер, проследовал в ванную. В кране зафыркала вода, и Соня услышала, как он старается соблюсти баланс между напором в кране и визгливым звуковым сопровождением. Отчаявшись, он чертыхнулся и влез в громыхнувший под его тяжестью поддон, зашуршал занавеской. Соня рассмеялась, вспомнив его вчерашние и сегодняшние комментарии относительно "сказочных" удобств, и взялась перестелить постель, скомканную их вечерними усилиями, радуясь, что хотя бы такое мероприятие, как помывка, прошло без эксцессов. Но уже через несколько минут комнату наполнил возмущенный голос Ильи:
   - Да что же это за бардак! Соня!
   - Что, милый? - подозревая худшее, заботливо откликнулась она и открыла дверь в ванную.
   У него под ногами была откровенно рыжая лужа, которая не торопилась убраться сквозь отверстие в душевом поддоне. Мужчина переминался с ноги на ногу с кислым выражением лица.
   - Я собирался мыться, а не краситься, - возмущенно сказал он без тени улыбки.
   - Это ржавчина? - робко спросила она, давясь очередным приступом смеха.
   - И, представь себе, чистый кипяток.
   - Вылезай оттуда скорей, дорогой. А то станешь похож на пасхальное яйцо или на Чубайса, а русский народ рыжих не любит.
   - Дался тебе Анатолий Борисович, - пробурчал Илья и без сожалений покинул ржавую лужу.
   - Это к слову пришлось. Просто его по всем каналам склоняют.
   Соня накинула ему на плечи полотенце и прижалась, оставляя темные мокрые пятна на фисташковом шелке.
   - Склоняют его не по каналам, а в Кремле. Вернее, наклоняют и...
   - Илья, что за выражения! Ты же не на заводе!
   - Хм, обычно при дамах я себе не позволяю, но это все ты виновата. - Никаких угрызений совести на его лице не отразилось. - Опять тебя с утра на политику потянуло?
   - Нет, теперь уже на романтику, - замурлыкала она, подталкивая его в комнату. - Забирайся в постель, будем общаться!
   - Это ты о чем? - подозрительно спросил он, снимая мокрое полотенце и укрываясь простыней.
   - Ни о чем! - невинно захлопала глазами Соня. - Просто, это единственное место в помещении, где можно разговаривать сидя.
   - И, похоже, самое безопасное, - проворчал он.
   - Ну, если ты только не считаешь опасностью меня.
   - В каком-то смысле, ты, конечно, дашь этой "Сказке" сто очков форы. Но я, слава Богу, пока уверен, что моего физического уничтожения ты не добиваешься.
   - Спасибо и на этом.
   Соня раздвинула пыльные занавески, и в тесную комнатку хлынул поток света. Она потянулась и забралась обратно на кровать. Теперь они сидели бок о бок, подложив под спины чахлые подушки.
   Он провел рукой по мокрым волосам, посмотрел на свою ладонь, словно боялся, что и впрямь мог поменять цвет волос.
   - Расскажи мне про маму, - вдруг попросила она. - Мы так редко говорим о ней. Какая она была?
   - Ты же видела фотографии.
   Вопрос застал его врасплох. Он ни с кем не говорил о матери и не знал, как о ней говорить, тем более с Соней.
   - Нет, на фотографиях она одномоментная. Красивая и неправдоподобная. Ты знаешь ее другой. Расскажи мне про свою маму. Какой она была, когда ты был маленьким? Ты очень любил ее?
   - Странный вопрос, Соня. Разве можно не любить свою мать?
   - Я не знаю. Я ведь люблю ее не так, как ты, и даже не уверена, что это можно назвать любовью, ведь я не знала ее ни дня. Я, когда была ребенком, придумывала ее себе или пользовалась чужими словами, когда говорила о любви к ней. Я собрала для нее самые лучшие определения. В моих фантазиях она всегда была идеалом. А ты знаешь ее настоящей, живой. Так расскажи мне. Мне нужны подробности, тонкие моменты, я ведь могу почувствовать ее только через тебя, через твои воспоминания и восприятие.
   - Ты очень сложно выражаешь свои мысли. - Он нахмурился, но в его глазах она увидела нежность и недоумение. - И хочешь этого от меня.
   - Нет, вовсе нет! Ты просто рассказывай с самого начала. Если мне будет что-то нужно еще, я спрошу.
   - Ну, хорошо, я попробую. С чего начать?
   Ему совсем не хотелось пробовать, но благовидного предлога отказать не находилось.
   - С самого начала. Что ты знаешь о ней до твоего рождения?
   - Соня, я не лучший рассказчик. - Он обнял сестру за плечи, прижал к себе и, глядя на залитые светом обои с вычурными цветами, попытался вспомнить то, о чем не думал уже много лет. - Ее родители были московскими интеллигентами. Мама - не слишком популярная в богемных кругах, но, кажется, талантливая художница. Хотя, в те годы, если не работать на фабрике, то что еще было делать? Она рисовала и растила троих детей. Наша мама была младшей. А ее отец был довольно известным потомственным юристом, за что в соответствующее время и пострадал. Кажется, его взяли зимой тридцать восьмого. Бабушка не стала рисковать собой и детьми и уехала под Киев к родственникам. Там перед войной наша мама вышла замуж за молодого амбициозного инженера. Во время войны молодая семья выехала в Сибирь, где отец возглавил один из оборонных заводов. Мама дважды пыталась родить ребенка. Оба мальчика умерли, один при родах, второй через две недели после рождения. Мама была в глубокой депрессии, отец работал по двадцать часов в сутки. Они вернулись в Киев в сорок шестом, потом родился я.
   - А что твой отец? Откуда он родом? - осторожно спросила Соня, боясь разбередить его раны.
   - Его родители были из-под Львова. Отец - заурядный бухгалтер, а мама, кажется, заведовала каким-то общепитом. Она была полькой, и как все поляки, гордилась какими-то шляхетскими кровями. Мой папа пошел в нее характером и внешностью. Он был сильный, властный, не терпел поперек ни единого слова. Считал себя настоящим пролетарием и пробивал себе дорогу сам, как мог. Совсем мальчишкой вступил в партию, начал делать карьеру, пытаясь выбиться из низов.
   - Разве ты был не таким же в молодости?
   Она кончиками пальцев провела по его мокрым вискам, по щеке, он поймал ее руку и поцеловал в ладонь.
   - Наверное, таким. Только у меня стартовая площадка была уже выше, чем у него. Я получил высшее образование, окончил аспирантуру, написал диссертацию, а он все начинал с нуля. Да и время было тогда другое. Он ведь женился на дочери репрессированного, а для этого нужно было обладать известной смелостью.
   - Ну, а мама? Как она уживалась с ним?
   Действительно, как? Он вытащил из памяти громкий голос, строгие голубые глаза, без снисхождения глядящие тебе в душу, несколько жестких поговорок про "честь смолоду" и представил с ним рядом маму. Наверное, недаром говорят, что противоположности притягиваются. Они были на разных полюсах.
   - Она любила его. Но теперь я понимаю, что больше него она любила меня, вся ее жизнь ушла в меня. Я рос слабым и болезненным ребенком и хорошо помню, как она сутками сидела возле моей кровати, читала мне книги, рассказывала какие-то истории, пела. Она хорошо пела, у нее был красивый высокий голос.
   - А что она пела, Илюша?
   - Это были какие-то песни на идиш, грустные, с печальным концом. Отец был против того, чтобы я знал язык. Она иногда разговаривала со мной на идише, но я не слишком хорошо понимал ее. Я знал тогда русский и украинский, а для ребенка из советской семьи это было более, чем достаточно. Еще перед школой она нашла мне учителя, и я начал осваивать скрипку. Отец был в ярости, он говорил, что скрипка - инструмент, изживший себя, что мальчику вообще незачем учиться музыке, это женское дело. Достаточно и того, что я буду петь в пионерских отрядах. Когда я пошел в школу, со скрипкой было покончено.
   - Не могу представить тебя со скрипочкой, - улыбнулась Соня и взяла его руку в свою. - Вот эти пальцы скользили по струнам? Ты держал смычок, мучил соседей гаммами... Может быть, в тебе погиб гениальный скрипач?
   - Не думаю. Скрипку нужно не только любить, но и понимать, а я не понимаю.
   - Но если ты любишь музыку...
   - Да, как дилетант. Я ее, пожалуй, даже и не слушаю, она проходит где-то в фоновом режиме. Музыка дает мне возможность перестать упираться в реальный мир и подумать.
   - Значит, на концертах ты думаешь? О работе, о планах на будущее? А мне-то казалось...
   - Вот видишь, ты тоже обо мне много не знаешь.
   Он поцеловал ее в висок, и она замерла от нахлынувшего счастья.
   - Я знаю тебя лучше многих, знаю, какой ты сильный, великодушный, умный. Но хочу знать больше, - прошептала она. - Я хочу знать о тебе все.
   - Слава Богу, это невозможно, - рассудительно сказал он, не оценив ее душевного порыва.
   - Почему?
   - Даже себе я далеко не всегда нравлюсь.
   - Просто ты очень строг к себе, а я была бы снисходительна.
   - Мне не нужно снисхождения, - заявил он, словно речь шла о благотворительности.
   - Дурачок ты! Каждому человеку нужно снисхождение и любовь. Ты не щадишь себя, работаешь на износ, поэтому ты как никто другой нуждаешься в снисхождении и заботе.
   - И ты готова взять на себя столь тяжкий труд, зная о моем плохом характере, о раздражительности? - усмехнулся Илья, вовсе не рассчитывая на серьезный ответ.
   - А ты позволишь мне взять это на себя?
   - Смотря, что ты вкладываешь в эти слова.
   Она не ответила, повернулась, положила руки к нему на плечи, приблизила внимательное лицо. С минуту смотрела в насмешливые золотисто-карие глаза, робко поцеловала его в уголок рта, потом еще раз и еще.
   - Что ты, Соня?
   Одним движением она избавилась от рубашки, прижалась к нему, потянула вниз с подушки. Он растерялся, обнял ее, все еще думая о матери, не готовый так сразу перейти от рассказа о своем детстве к любовной игре, но она не позволила ему задержаться в мире воспоминаний. Скользила вдоль его тела горячими ладонями, касалась то бедром, то грудью, быстро целовала, словно торопила куда-то, звала за собой.
   - Ты не хочешь больше слушать про маму? - спросил он, продираясь сознанием сквозь морок ее ласк.
   - Я хочу услышать про себя...
   - Что?
   - Что ты любишь меня!
   - Я люблю тебя!
   - Нет, молчи! - Она приложила пальцы к его губам, потом заместила их своими губами, но через несколько мгновений снова дала ему свободу. - Не словами. Ты весь расскажи мне про меня и про себя. С тобой я узнаю себя, понимаю, кто я и зачем пришла в этот мир. Я так люблю тебя, что мне даже слов не нужно.
   "Что же ты делаешь со мной, Соня! Разве можно говорить такие вещи!"
   Ее страсть была искусно сплетенной паутиной, в которой он запутывался все больше. Попытки вырваться связывали его по рукам и ногам, лишали воли. Он становился зависим от ее тела, от ее холодности или желания, как младенец зависит от тепла, света, материнской ласки или одиночества в темноте. Но в одном она была права: получая на миг право владеть ею, он почти готов был признать тщетность своих попыток завоевать мир. К чему весь мир, если ты не можешь подчинить себе одну единственную слабую и хрупкую человеческую жизнь? Она ускользает от тебя тысячей способов, когда ты уже уверен, что имеешь безраздельную власть над ней. Тайна была в том, о чем она думает, какие видит сны, как, просыпаясь утром, впускает в свое сознание предметы и понятия, что чувствует каждой клеточкой, когда он входит в нее и называет это обладанием. Он объединяется с ней в страсти, слышит под пальцами стук ее сердца, слова, даже желания. Не угадывает, а кажется, что слышит. И все-таки, разъединяя свое тело с ее, ничего не знает о ней самой. Она вольна любить его или оставить, позвать или оттолкнуть. Она говорит о любви, о верности, о таинстве смерти, которое готова разделить с ним, как вечернюю трапезу, но когда его не станет, она переживет и эту потерю, как пережила уже много маленьких и незначительных, на его взгляд, потерь. И он может создать вокруг нее пустыню или райский сад, удалить всех реальных и придуманных соперников, но она, оставшись в железной, золотой, любой построенной им клетке, станет любить утраченное с еще большей силой, и он не удержит в руках ее мятежную и загадочную душу.
   Всего доля секунды ему понадобилась на то, чтобы понять, что не страсть, а острая боль в груди заставила его сердце повиснуть над пропастью. Весы замерли. Стрелка дрогнула между чашами, повременила, неуверенно качнулась в сторону вспыхнувшей ярче надписи "жизнь". Он даже не успел испугаться, когда понял, что снова вернулся, что ему позволили продолжить бороться, совершать ошибки, любить. И он воспользовался этим правом и заставил женщину почувствовать неуправляемую власть, беспомощность и ни с чем не сравнимый восторг.
   Илья откинулся на подушку и без мыслей уставился в потолок. Как всегда в такие моменты после приступа мучительно хотелось жить, и на жизнь не было сил, словно боль выпила из него всю энергию и оставила его опустошенным. Просто тело, отстраненно наблюдающее мир вокруг.
   Он повернул голову в ее сторону. Соня лежала на животе, подложив под голову скрещенные руки. Спутанные волосы упали ей на плечо, как тень распластавшей крылья птицы, а она плакала горько и безутешно, не скрывая своих слез.
   - Соня? - Он едва нашел в себе силы тронуть ее за плечо. - Я сделал тебе больно?
   Он знал, что сделал. Он вдруг понял, что сейчас она поднимется и уйдет, и все предыдущие ссоры показались ему обрывками черновиков в мусорной корзине. Как объяснить ей, что происходит между ними? Но она скинула его руку с плеча и зарыдала еще громче. Он со стоном выдохнул воздух, и в голове у него застучали металлические молоточки. "К чему все это, если ничего нельзя изменить? Что же ты делаешь со мной, Соня!"
   Когда он, преодолевая страх перед новым приступом, повернул ее к себе и заглянул в искаженное слезами лицо, то понял, что она не на шутку напугана.
   - Что ты сделал со мной? - прошептала она. - Что это было?
   - Прости, я был груб с тобой...
   Он еле ворочал языком. Хотелось лечь и остаться одному, просто полежать в тишине, слушая ритм жизни внутри себя, словно где-то там, в глубине, повернули ключ, и механизм, пусть с перебоями, неохотно и устало, заработал. Надолго ли?
   - Мне показалось... - Она с осторожностью подбирала слова, словно боялась произнести что-то страшное вслух, нежданно вызвать демона. - Я почувствовала, что мы умираем. Как будто я держала тебя за руку и уходила за тобой по дороге. Я знала, что нужно разжать пальцы и отпустить тебя, но я не хотела, не могла. Понимаешь? Я хотела, чтобы мы оба остались. Я цеплялась за твою руку, звала тебя назад, а потом все кончилось, и мы снова оказались здесь, на этой кровати. Да, ты сделал мне больно, но не так, как ты думаешь. Если боль - это то, что я почувствовала потом, когда ты оказался внезапно груб, то я не боюсь такой боли. Я боюсь одного: если снова увижу, что ты уходишь.
   - Ты придумываешь всякую ерунду! - Он заслонился от нее снисходительной иронией, как делал это всегда, когда мог показаться открытым или смешным. - Я просто не сдержался...
   - Неправда! Я знаю, что в тот момент что-то произошло между нами. Или не между нами. Я чувствую, но не могу объяснить. Это какая-то мистика...
   - Ты начиталась дурацких романов и ревешь, как экзальтированная школьница.
   Он вытер краем простыни ее слезы, мокрый нос, подложил ей под голову подушку, но она не поверила ни единому сказанному слову, замолчала, заперлась в себе, пытаясь разобраться со странным видением.
   Он не был застрахован от нового приступа ни с ней, ни с любой другой женщиной, но Сонина реакция оказалась такой непредсказуемой и странной... Если он не мог почувствовать ее радости или боли, то чем она отличается от него? Если их связывает какая-то невидимая нить, если эта нить где-то в другом мире реально существует, то разве возможно, что один это чувствует, а другой нет? А что, если она говорит правду? Разве возможно придумать такую историю? Она металась под ним, обнимала его, дарила себя, и у нее не было времени наблюдать, строить догадки и делать выводы.
   - Я хочу знать, что с нами было, - снова повторила она и посмотрела на него твердым и злым взглядом. - Если я буду знать, что случилось, я буду знать, как этого избежать. Или защититься.
   - Ты же говорила, что хочешь умереть вместе со мной? - съязвил он.
   - Я говорила, что хочу жить с тобой. Но если ты умрешь...
   - Так быстро идешь в отказ?
   - Тебе больше нечего сказать мне?
   - Нет, нечего. - Он погладил ее по голове, как маленькую девочку. - Ничего существенного. Ну, кроме того, что мне было хорошо с тобой.
   - Почему же тогда мне было так плохо? - оскорбленным тоном спросила она и отстранилась.
   - Потому что я оказался грубым, пока ты спасала мне жизнь.
   - Что? - Она посмотрела на него с ужасом. - Значит, все-таки?..
   - Прекрати! Я пошутил.
   Она знала, что он лжет, но в том, чтобы прижать его к стенке и заставить признаться, не было смысла. Он не хотел говорить о случившемся. Значит, это было или совсем пустяком или чем-то очень серьезным. Она поднялась с кровати и ушла в ванную, встала под горячий душ, пытаясь унять нервную дрожь. Ей больше не хотелось никакой любви, никакого отдыха вдвоем с ним. Вернуться бы поскорее домой, в привычный мир, на работу, к морю, неважно куда, лишь бы уехать из этих выходных, забыть только что пережитый кошмар. Или забиться в нору, как больной зверь, остаться одной, подумать о том, что делать дальше.
   - Я хочу прогуляться, - сказала она, выходя из ванны и выжимая концы волос в полотенце. - Душно здесь...
   Илья лежал на кровати в той же позе, как она оставила его - подложив одну руку под голову и отвернувшись к окну.
   - Составишь мне компанию?
   Он безучастно взглянул в ее сторону и покачал головой. Минуту они смотрели друг другу в глаза, и она подумала, что если он попросит остаться... Но он не попросил, отвернулся, и она с нарочитой легкостью приняла его молчаливый отказ.
   - Не скучай тут один. Я скоро...
   Соня сбежала вниз по лестнице, прошла мимо стойки администратора, пересекла уставленный цветочными горшками холл с мягкой мебелью и крохотным фонтанчиком, в котором плавали миниатюрные рыбки, и вышла на свежий воздух. От ступеней корпуса расходилось несколько асфальтированных дорожек, и ей нужно было выбрать одну, но она стояла, как витязь на распутье, с той только разницей, что в голову не приходили преимущества ни одного варианта. По каждой из дорожек прогуливались люди, но людей ей теперь хотелось видеть в последнюю очередь. В конце концов, она решилась и двинулась прочь от корпуса к лесному массиву мимо аккуратных зеленых скамеек по обе стороны дорожки. Прошла веселую компанию из нескольких человек, услышала вслед приглушенное: "Да, эта та самая..." и между двумя подстриженными кустиками отцветшей сирени углубилась в лес, не разбирая дороги.
   Когда следы человеческого пребывания в виде банок и пакетиков, голосов и автомобильных гудков остались далеко позади, она внезапно остановилась, словно отчаялась убежать от себя, прислонилась спиной к сосне и сползла на землю. Земля была теплая. Соня сгребла в ладонь сухие иголочки и пропустила их между пальцев, как морской песок. Ветер отнес их в сторону и развеял над круглыми головками желтых цветов.
   И тогда она подумала, что им больше не следует встречаться. То, что начиналось, как обещание новой жизни, как искушение страстью вопреки установленным не ими правилам, теперь пугало ее и угрожало человеку, которого она любит. Она готова была принести в жертву этому чувству всю свою жизнь, а оказывалось, что и его жизнь тоже. Значит, так любить, как любит она, нельзя. Есть Белла, есть семья, в которой она выросла, есть даже Николай, что бы ни происходило между ними. Дом, родные, работа, друзья. Бог не позволит ей тратить все чувства на одного человека, тем более что этот человек - ее брат. Ведь не этого хотела мама, оставляя беззащитное дитя на попечении самого близкого человека. Она слишком любила своего сына и не допустила бы, чтобы кто-то причинил ему страдание, даже если этот кто-то - ее непутевая дочь.
   "Боже, как больно! За что ты наказываешь меня? Ты даешь любовь и требуешь, чтобы я от нее отказалась! Я хочу остаться с ним и должна уйти навсегда! Почему?"
   Но небо с редкими серебристыми облаками, как обычно, промолчало, а может быть, она просто не умела слушать. В любом случае, на помощь рассчитывать не приходилось.
   Она прислонилась затылком к стволу и зажмурилась, пока под веками вместо разноцветных пляшущих кругов не наступила темнота. Принять решение в одиночестве было мучительно, но сообщить ему об этом решении было просто невозможно.
   Она не знала, сколько времени провела в лесу. Солнце в кронах сосен переместилось, на землю у ее ног упали длинные тени. Соня заставила себя подняться, отряхнула джинсы и наугад пошла в сторону дома отдыха. Вскоре она выбрела на утоптанную дорожку между обнажившимися корнями деревьев и через несколько минут увидела утопающие в зелени белые корпуса.
   Илья спал, повернувшись лицом к окну. Солнечные лучи ушли из комнаты, и она казалось более тесной и убогой, чем утром. Соня обошла кровать и села возле него, прислушиваясь к его ровному дыханию, наклонилась, поцеловала в висок.
   Он открыл глаза сразу, удержал ее за талию возле себя.
   - Где ты была?
   - Не знаю, - шепотом ответила она и посмотрела в сторону, избегая его взгляда. - Забрела в лес, села под дерево.
   - Одна?
   - Как тать в ночи.
   - И что дальше?
   - Ничего, просто сидела.
   Он подвинулся, давая ей место. Она послушно прилегла рядом, стараясь казаться беспечной и спокойной, осторожным взглядом скользнула по его лицу и улыбнулась куда-то в пространство.
   - Ты думала о том, как оставить меня.
   Он ничего не спрашивал, он был уверен в сказанном. Соня почувствовала страх и облегчение и не стала отпираться. Кто-то должен был заговорить об этом первым, так что не было смысла играть в кошки-мышки.
   - Да.
   - Ничего из этого не выйдет, Софья. Мы оба знаем, что это невозможно.
   - Но я боюсь за нас, за тебя. Я так не смогу.
   - То, что может случиться со мной в любую минуту, не зависит от тебя, и тем более ты в этом не виновата. Даже если ты сегодня смогла мне помочь, завтра все может измениться. Однажды это все равно произойдет, и тебя не окажется рядом.
   - И ты хочешь, чтобы я смирилась? - возмутилась она.
   - А ты знаешь другой путь? Я не могу жить иначе, чем живу сейчас, и не смогу уделять тебе больше времени, не смогу быть с тобой каждую минуту, как ты того хочешь.
   - Если ты не хочешь, то что я могу изменить? - сказала она поникшим голосом.
   - Разве я это сказал? - Он крепко прижал ее к себе. - К чему жалеть о том, чего уже не вернуть? Я получил тебя в награду слишком поздно.
   - Или в наказание.
   - Может и так. Даже, скорее всего. Но что это меняет? Я не стану любить тебя меньше.
   - Но что же делать мне?
   - Жить и не думать о том, что может произойти, не мучить друг друга.
   - А как же придумать себе жизнь? - вспомнив напутствие Марины, вслух сказала она.
   - Что?
   Он не понял, удивился, подумал, что ослышался, и она не решилась объяснить, пожала плечами, словно речь шла о какой-то ерунде.
   - Нет, ничего.
   - Надеюсь, мы договорились? Ты не станешь ничего предпринимать?
   - Не стану, - не слишком уверенно пообещала она. - А как ты узнал, о чем я думала, пока гуляла?
   - Ну, это совсем просто: я тоже думал об этом и не хотел, чтобы ты поставила меня перед фактом.
   - Не любишь, когда тебя бросают? - улыбнулась она. - Последнее слово должно остаться за тобой. Да, мужчина?
   - Если хочешь, то можно и так сказать. - Он не стал поддерживать скользкую тему. - Надеюсь, мы обо все договорились.
   Она вздохнула, поднялась с подушки, покивала в знак согласия, сгорбила спину и некоторое время молчала, обдумывая что-то свое. Он нарушил молчание первым:
   - Может, спустимся в бар? Завтрак канул в Лету, а организм требует свое.
   Она промолчала, рассматривая что-то за окном.
   - Эй, ты меня слышишь?
   - Женись на мне, - негромко сказала она, но не посмела обернуться.
   - Очень смешно!
   Илья почувствовал, как не по-доброму застучало в висках. Смешно ему не было, и Соня явно не была настроена шутить.
   - Сделай мне предложение, и услышишь в ответ "да", - упрямо повторила она.
   - Я женат, Соня, - напомнил он.
   - Ну, так что? - Она резко повернулась, придвинулась к нему с лихорадочно горящими глазами. - Ты мог бы развестись.
   - Ты сама не понимаешь, что несешь! Это просто абсурд!
   - Нет, и не хочу понимать! Если мы любим друг друга, почему нам не быть вместе?
   - Да потому что существует миллион причин против такого брака! - вспылил он.
   - И самая главная - "за", - гнула свою линию Соня. - Так что это не ответ.
   - Я уже сказал тебе "нет". Это мой ответ. Я даже слышать не желаю об этом.
   - Но я буду тебе хорошей женой. Я стану заботиться о тебе.
   Она обняла его, прижалась, поискала в его лице понимание, но он сделал собственные выводы.
   - Ты можешь любить меня и заботиться обо мне. - Он милостиво разрешил ей быть любящей женщиной, словно султан, сошедший в гарем, чтобы выбрать наложницу на следующую ночь. - Но ты не можешь быть моей женой, а я буду считать этот странный разговор шуткой. Поговорили и забыли.
   Она выслушала его с немым укором на окаменевшем лице и отвернулась, поднялась с кровати, обошла стоящий в проходе стул, вышла на балкон. Он посмотрел ей в спину и подумал о том, что начинается новая полоса отношений. Теперь между ними не было недосказанного. Она не забудет его отказа, а он не сможет преодолеть ее обиду ни лаской, ни подарками, ничем. Мир снова ополчился на них в тот миг, когда показалось, что с трудом завоеванное счастье безусловно и никто не в силах отнять его.
   - Вставай, милый. Или хочешь, я закажу обед прямо в постель?
   Соня заглянула в открытую дверь. Она снова улыбалась, и от этой ее старательной, ученической улыбки ему стало совсем тошно. Она играла беспечную бабочку, живущую одним днем, но он знал, что время ее радости прошло, что нужно поговорить с ней как-то иначе, найти слова. Но любые аргументы причинят ей еще большую боль.
   - Может быть, вернемся в Москву? - спросил он, мучаясь угрызениями совести и невозможностью разрешить конфликт.
   Ее глаза наполнились слезами так быстро, словно она успела прочитать его мысль еще до того, как та прозвучала.
   - Нет, нет, прошу тебя! Я не скажу больше ничего подобного, не стану просить! - Еще секунда, и она упала на колени возле кровати, схватила его руку, прижала к губам. - Оставь мне эти дни, умоляю, милый мой, единственный!
   - Соня, что ты! Нельзя жить на таком надрыве! - испугался Илья, безуспешно пытаясь поднять ее с пола. - Я говорил вовсе не об этом. Я сниму номер в гостинице или увезу тебя в Европу, куда скажешь. Но я не собирался оставлять тебя, даже не думай!
   - Господи, кажется, я схожу с ума! Прости...
   Она выпустила его руку, устыдившись своего порыва, поднялась с колен и ушла в ванную. Пока он одевался, за стеной шумела вода, но когда он постучал в дверь, она вышла в прихожую без следов слез на лице, спокойная, сдержанная, чуточку отстраненная, как раньше, когда они еще не были близки.
   В баре было пусто. Время подходило к ужину, и люди стягивались к столовой небольшими группками, парами или поодиночке, переговаривались и мельтешили за стеклянными дверями.
   Отодвинув полупустую тарелку, Соня закинула ногу на ногу и, как ни в чем не бывало, вернула его к утреннему разговору.
   - Значит, мама никогда не работала?
   - Пожалуй, что так. - Он обрадовался тому, что молчание было нарушено нейтральной темой. - Во всяком случае, на моей памяти.
   - Она красилась?
   - Что?
   - Ну, волосы красила? На фотографиях она почти блондинка.
   - Не думаю. Они были светло-русые. Кажется, это так называется? И светлые глаза, наверное, серо-голубые.
   - А у тебя они светло-карие. Получается, что я пошла в своего отца, и ты пошел в своего.
   Соня, потупившись, накрутила на палец длинную прядь и отпустила. Черная пружинка подскочила вверх и задрожала у нее на плече. Илья следил за ней, пока не унялась эта испуганная дрожь. О чем этот разговор? К чему она клонит? Он ощутил металлический вкус опасности во рту.
   - Я никогда не видел твоего отца, - сглотнув ком в горле, негромко сказал он.
   - Надо же какое совпадение, - улыбнулась она, изображая наивное дитя. - Но ты хотя бы знаешь, кто он?
   - Понятия не имею. Я ведь уже говорил тебе сто раз, что она оставила эту тайну при себе.
   - Почему? - не сдавалась Соня. - Не хотела ему неприятностей? Твой отец занимал высокое положение и мог испортить ему жизнь.
   - И был бы прав, - неожиданно жестко сказал Илья, не столько одобряя отца, сколько защищаясь от ее коварной наивности. - Его жизнь пошла прахом.
   - Око за око? Есть только мои чувства, остальные не существуют?
   - Из меня тоже не получился бы Иисус Христос.
   Он понимал, что все фокусы Розы не идут ни в какое сравнение с преступлением матери. И образ отца, вершащего правосудие, и страдающей матери каждый раз ввергали его в бездну противоречий.
   - Никто этого и не требует, но ведь можно хотя бы попробовать уважать чужой выбор. Если люди больше не любят друг друга, зачем сохранять то, что умерло? Ведь это только видимость, лицемерие.
   - Она его не любила, но ведь и не он разрушил их жизнь. У него была семья, а она не захотела считаться с этим. Она все принесла в жертву своей любви, даже себя. Разве странно, что он не смог простить?
   Илья метался между пониманием и сочувствием и злился на сестру.
   - Странно, что ты не можешь простить, - сказала Соня и с тревогой посмотрела ему в глаза. - Она предала тебя ради любви к другому человеку. Ты ведь всегда будешь помнить об этом?
   - Ты решила провести со мной сеанс психоанализа? - окончательно рассердился он.
   - Только если он тебе нужен, - без обиды сказала она. - Но тогда я найду лучшего в стране специалиста. Здесь важен известный принцип "не навреди".
   - Тогда оставим эту тему. Ты ведь спрашивала про маму, а не про меня.
   - Мне важно знать, откуда появились мы, - возразила упрямая Соня.
   - Тем более тогда вернемся к нашей родословной.
   - Нет, ты не хочешь понять. Дело не в бабушках и дедушках, о которых ты знаешь больше меня. Важна не фамильная история, хоть я и не хочу быть Иваном, не помнящим родства, а другая, не видная на фотографиях или в письмах. Правда о том, откуда в нас появилось это стремление друг к другу.
   - Ах, вот ты о чем! Ищешь фамильные тайны, родовое проклятье? Ну, тогда тебе лучше обратиться к какому-нибудь модному экстрасенсу. Или к самому Фрейду, - усмехнулся Илья, не слишком обрадованный тем, что стал объектом исследования. - Все их теории...
   - На эту тему я знаю достаточно, не сомневайся, - холодно заметила она, но тут же смягчилась. - Я хочу знать, что происходило между вами тогда, до моего рождения. Ведь в основе наших с тобой отношений лежит не секс.
   - Ну, если в этом ты действительно разбираешься лучше меня, то тогда, может, сама поделишься информацией? Ведь у тебя уже заготовлен ответ.
   Он скрестил руки на груди, всем своим видом демонстрируя подчеркнутое внимание.
   - Ты перенес на меня свое отношение к матери, - спокойно и уверенно ответила она, словно действительно решила просветить его относительно истинного положения дел. - Ты любил ее и боялся отца.
   - Я любил мать. Но я не меньше любил и уважал отца.
   - И боялся. Ты ведь даже не поехал на его похороны, - с уверенностью врача, объявляющего смертельный диагноз, напомнила она. - Потому что винил его в смерти матери.
   - С чего ты решила? Он сам не пожелал меня видеть. Никого из моей семьи за все двадцать три года.
   - На похоронах он не могу тебя видеть, - терпеливо вздохнула она. - Его вина была в том, что он мог проявить благородство и поместить ее в лучшую клинику. И не сделал этого. И не надо возражать, ты знаешь, что я права. Ты винил в ее смерти и того мужчину, ради которого она ушла из своей прежней жизни и погибла. Ты винишь себя, потому что не мог ничем помочь ей. И меня, потому что я родилась.
   - Глупость какая! У тебя мания все видеть в перевернутом виде.
   - Может и так, - вдруг легко и непринужденно согласилась она и, не задумываясь, переменила тему. - Когда ты в последний раз ходил в кино?
   - Зачем?
   - Ты не знаешь, зачем ходят в кино?
   - Сейчас, когда есть видео, кабельное и спутниковое телевидение, не знаю.
   - А как же эффект присутствия? Сопереживание, когда таких, как ты в зале несколько сотен?
   - Я не люблю толпу, даже когда она молчит. Думаю, что в темноте ощущал бы ее еще хуже.
   - А мне понравилось в кино. Дома на диване получается очень ненатурально, расслабленно. Голова отвлекается на удобства и мелочи.
   - Ты ходишь в кино? После работы? С кем же, если не секрет?
   - С коллегами.
   - Ах, вот как! Все триста человек, конечно? И один из них держит тебя за руку, или трогает твое колено, или во время скучной или постельной сцены...
   Он пытался найти на ее спокойном и непроницаемом лице подтверждение своим подозрениям, вспомнив себя двадцатилетним на заднем ряду в кинотеатре.
   - Ты ревнуешь? - без улыбки спросила она. - Тебя задевает, если все обстоит именно так? Если другой человек...
   - Новый эксперимент, Соня? Что будет с крысой, если увеличить силу электрического разряда? Сдохнет в мучениях или у нее возрастет уровень интеллекта?
   Его тут же затрясло, как упомянутую крысу. Он никому не позволял играть своими чувствами, а она смотрела внимательно, будто знала, что причиняет боль, но шла на это ради высшей цели. Чего она добивалась, он не знал.
   - Я однажды позволила одному человеку поцеловать меня, - не слушая, объявила она.
   И он испытал острое чувство "дежа вю". Когда-то после выпускного она рассказывала про мальчика, которому тоже было позволено... И ревность снова вернулась.
   - Избавь меня от подробностей.
   - И ничего не почувствовала, совсем ничего. Неужели ты думаешь, что я бы захотела это повторить? Еда без вкуса, цветы без запаха, все оттенки серого вместо красок спектра.
   - Зачем ты рассказываешь об этом мне?
   Его разум метался в поисках ответа, а она безмятежно смотрела куда-то за стойку бара и раздумывала, заставляя его сходить с ума. Наконец, она вернулась из страны своих мыслей и покачала головой.
   - Не знаю. Мне хочется, чтобы ты меня понимал.
   - У тебя же есть друзья, вроде Насти, любимый муж и твои драгоценные коллеги-киноманы, - желчно напомнил он.
   - При чем здесь они? Проблема в том, что именно ты не хочешь меня услышать. Я тебе не интересна.
   - Я не хочу слушать о твоих похождениях на стороне, - придав строгости голосу, заметил он.
   - Никаких похождений нет. Я все это время была верна Николаю.
   - Мне не интересно и о том, как ты проводишь время с мужем. Поговорим о чем-нибудь другом, нейтральном.
   - Не существует ничего нейтрального. Во всем есть ты или я и наше отношение к предмету разговора, - сообщила его не в меру разумная девочка, и он поморщился.
   - Раньше у нас получалось говорить, не напрягаясь, о разных вещах.
   - Хорошо, я подумаю.
   Она замолчала, словно и впрямь придумывала тему.
   Илья смотрел на нее, не отрываясь. Ее взгляд, заглядывающий внутрь себя, скользил между опустевшими тарелками, нервные пальцы прижимались к губам, касались виска, крутили обручальное кольцо. Эта пантомима была видимым мыслительным процессом, только он не знал, играет она или так живет.
   - Ничего не получается, - наконец объявила Соня и вскинула на него виноватые, но улыбающиеся глаза. - Предлагаю прогуляться по улице, наверняка, зацепимся за что-то, а если нет, тоже неплохо, просто помолчим вместе.
   Он согласился с разумностью предложения и, не заходя в номер, они вышли из бара. На этот раз Соня выбрала другой путь, и почти сразу за территорией дома отдыха нашлась прекрасная тема. Уродливые каменные особняки, выжившие с законного места ветхую деревеньку, вернули их к живой и непосредственной беседе, где Илья, выступив в роли сурового, язвительного судьи мог проявить свое отношение к миру, а Соня спорила с ним, соглашалась или вовсю хохотала над его ядовитыми репликами.
   День завершился почти так же, как начался: смехом, взаимопониманием, нежностью, когда она прижалась к нему в постели и зашептала трогательные и неосторожные слова. Он дал волю рукам, она сопротивлялась, уклонялась от его ласк, отводила от себя его поцелуи, но, наконец, сдалась, обвилась вокруг него, как лиана, и уснула почти сразу, за что-то извинившись и что-то попросив напоследок. Но он не разобрал ее невнятных слов и из черной бездны снова выплывших сомнений, немного погодя, незаметно перешел в тревожный и спасительный сон без образов и эмоций.
   Все следующее утро они провели в постели с доставленным из бара завтраком, но на этот раз придумывать темы для разговоров не было нужды. Разговор цеплялся то за одно, то за другое, и шелковой лентой скользил от книг к воспоминаниям, от шутки к историческим экскурсам и обратно.
   Они пообедали возле озера в открытом кафе, где на углях жарился неплохой шашлык и мимо проплывали лодки с влюбленными парочками. Сонины глаза казались совсем светлыми, когда в них отражались блики с поверхности воды, и Илья почти не курил, отвлекаясь от ее лица лишь на пролетевшую мимо птицу или на дворняжку, выпрашивающую свою порцию мяса.
   - Больше всего мне не хватает моря этим летом, - пожаловалась Соня, не в силах отвести взгляд от бегущей по воде ряби. - Я так привыкла к этим поездкам.
   - Ты просто устала. - Он тронул ее руку у плеча, спустился к тонкому запястью. - Николай в августе поедет с тобой?
   - Нет, конечно... - Она осеклась, бросила на него быстрый взгляд. - Он будет занят.
   - Может, тогда я смогу навестить вас.
   - Это не очень хорошая мысль, милый. Там будут чужие глаза и уши, и я не хочу, чтобы пошли слухи.
   - Значит, мне придется скучать без тебя в Москве?
   - Тебе будет некогда скучать, ты же все время в разъездах. - Она мельком взглянула на циферблат его часов. - Ой, давай-ка собираться! Сегодня воскресенье, и все дачники поедут обратно в город. А мне снова придется усмирять Настиного скакуна.
   - Черт, я и забыл! - От непривычной романтики он сразу же перешел к своему естественному язвительному состоянию души. - Может, лучше я сяду назад? Говорят, там безопасней!
   - Ну, с таким сумасшедшим водилой, как я, ты везде страху натерпишься, - подхватила Соня. - А сзади еще и укачивает.
   - Ремонт кузова и чистка салона - за счет водителя! - уточнил он.
   - Вот еще, даже не думай. Я и так спустила две зарплаты на эту поездку, - проворчала она.
   - Ну, если тебе не по карману содержать мужчину, то зачем тогда берешься? Живешь не по средствам, милочка!
   - Просто мужчина уж больно привередливый попался! То ему номера маловаты, то котлеты не из мяса. В следующий раз возьму кого-нибудь другого, посговорчивей и побогаче.
   - Только попробуй! - Он стиснул ее запястья и поднес прохладные пальцы к губам. - Запру его в номере и насмерть закормлю местными котлетами.
   - А меня?
   - А тебя привяжу к кровати и выпорю.
   - Значит, придется купить цепи, плетки и кожаное белье... - мечтательно перечислила она и покосилась в сторону соседнего столика хитрыми глазами.
   - Ах ты, паршивка! Думаешь, я извращенец?
   Всю обратную дорогу они глотали пыль от пролетающих по обочине машин, возмущались наглостью, с какой дорогие иномарки проскакивали мимо их Жигулей, нарушая все мыслимые нормы поведения и дистанции. К концу поездки, которая с учетом вечерней пробки заняла в два с половиной раза больше времени, чем дорога в "Сказку", оба они взмокли от жары и напряжения. Центр города, куда они добрались только около девяти, был забит гудящими и газующими автомобилями, но у них уже не было сил комментировать последние километры дороги.
   Соня довезла Илью до городской квартиры на Чистопрудном и заглушила двигатель, остановившись возле дома. Они молча смотрели друг на друга, прощаясь на неопределенный срок.
   - У тебя на лице грязные разводы от пыли. - Она протянула руку, но почему-то не коснулась его щеки. - То-то консьерж удивится.
   - Скажу, что участвовал в ралли Париж-Даккар. Штурманом на КАМАЗе, - усмехнулся он и брезгливо размазал грязь по щеке.
   - А я так себя и чувствую, словно водитель КАМАЗа, - пожаловалась Соня.
   - Просто ты сумасшедшая! - Он взял ее руки в свои, повернул вверх ладонями. - Мозоли останутся.
   - Ничего. Зато теперь это руки рабочего человека.
   - С таким-то маникюром? Благодари Бога, что эта железяка не сломалась по дороге, а то хороши бы мы были с тобой, стоя перед открытым капотом.
   Но она поблагодарила не Бога, а его, нерешительно потянулась поцеловать, прижалась горячими солеными губами. Он неосторожно и горячо ответил на поцелуй, в последний миг подумав, что кто-нибудь из соседей может их узнать. Соня словно поняла его мысль, разжала объятия.
   - Иди уже, вымойся, выспись.
   - Да куда уж тут выспись. - Илья вспомнил о делах и вздохнул. - Сейчас начнутся звонки, неотложные проблемы.
   - Забудь о них. У тебя все еще выходной.
   Он снисходительно кивнул, зная, что выходной уже закончился, и за два дня дел накопилось выше крыши. Соня ждала, когда он выйдет из машины. Он уже открыл дверцу, но задержался, снова повернулся к ней.
   - Ты не спрашиваешь, когда мы увидимся?
   - Как только ты решишь, что я уже достаточно долго жду этой встречи, - дипломатично ответила она.
   - В прошлый раз ты все время отказывалась от нее, - напомнил он. - А теперь?
   - Ты позвони и узнай. Не будем загадывать.
   - Иногда меня пугает твоя рассудительность.
   - Это не я, а мое имя. Назвали бы как-нибудь попроще...
   Она перевела разговор, как секретарша в приемной - звонок, и он почувствовал внезапное облегчение. Планировать новую встречу сейчас у него не было сил.
   - У тебя самое красивое имя.
   - На этой оптимистической ноте мы и разойдемся по домам. Только знаешь... Сходи-ка ты к врачу, на всякий случай.
   - Хорошо. Уговорила.
   Он кивнул и с нежностью пожал ее пальцы. Соня как-то странно посмотрела на их соединенные руки, и ему показалось, что она хочет что-то сказать.
   - Спасибо за эти дни, любимый.
   - Соня? - позвал он.
   - Что?
   - Если бы ты знала, как трудно от тебя уйти, - сказал Илья, словно прочитал ее мысли.
   "Так не уходи! Останься со мной навсегда!" - беззвучно закричала она, но он одарил ее последним беглым взглядом и с грохотом захлопнул дверцу. Соня не стала ждать, пока он скроется за углом дома с сумкой в руке. Она повернула ключ в замке зажигания и, снова с усилием воткнув первую передачу, рывком бросила машину прочь от тротуара, бесцеремонно вклинившись между двух дорогих иномарок. Приклеенный треугольник с буквой "У" на заднем стекле вызвал раздражение у идущей за ней машины. "Стерва" - просигналил обиженный автолюбитель, и Соня едва удержалась от неспортивного жеста, которым так любили хвастаться ее коллеги по работе.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"