Аэродром, где базировалась эскадрилья, в которой Алексей служил и где был его самолёт ЯК-7, находился в лесочке на большой поляне километров в двадцати от Днепра, рядом со сгоревшей деревушкой, название которой никто не знал. В задачу этой эскадрильи входило наблюдение за воздухом вокруг переправы, которую фашисты всеми силами хотели уничтожить.
Поэтому через каждые два часа, когда воздушная обстановка была спокойна, с аэродрома для барражирования вокруг переправы улетали четыре самолёта, которое затем возвращались обратно и их сменяла другая четвёрка.
Так продолжалось до тех пор, пока над Днепром не появлялись фашистские самолёты с единственной целью - уничтожить переправу. Тут в воздух поднималась вся эскадрилья и над рекой разыгрывались нешуточные воздушные сражения, в которых были потери с обеих сторон, но наши всё-таки не подпускали близко для бомбометания фашистов к переправе, то есть справлялись со своей задачей.
И надо было такому случиться, что когда Алексей со своим ведомым Саньком и ещё двумя самолётами из их эскадрильи охраняли с воздуха переправу, над рекой появились фашистские самолёты "Мессершмиты" и "Хенкели". Алексей сразу сообщил это на аэродром, а пока им вчетвером суждено было сражаться с кучей фашистов, как с саранчой.
В первую очередь надо было уничтожить бомбардировщики "Хенкель 111", но это задача была для четвёрки наших "ЯК-7" очень трудной, так как их охранял целый рой "Мессершмитов". Алексей со своим ведомым Саньком сразу взяли на себя "Мессершмитов", чтобы второй паре наших самолётов разобраться с бомбардировщиками.. Надо было продержаться и не дать сбросить бомбы на переправу минут пятнадцать, когда в районе, где находился Алексей, появятся самолёты нашей эскадрильи. Тогда сразу станет легче. Но эти пятнадцать-двадцать минут надо было продержаться, а задача это была совсем не из лёгких.
Алексей и Санёк постарались оттянуть на себя как можно больше "Мессеров", чтобы двум другим самолётам было легче справиться с бомбардировщиками. А "Мессеров" была целая "стая". На самолёты Алексея и Саньки вначале приходилось по четыре "Мессера", поскольку видно немцы не заметили ещё пару наших "Яков". А когда заметили сразу два "мессера" кинулись на них, и Алексей с Саньком остались вдвоём против шести фашистов.
За себя Алексей особо не переживал. Он бывал в переделках и похлеще, а вот его ведомый Санёк ещё был совсем неопытным лётчиком, только-только из лётной школы.
Короче говоря, завязался бой два против шести. По три немца против одного нашего.
* * *
Одного фашиста Алексей срезал практически сразу. Тот пытался сделать что-то типа "бочки" и подставил нашему асу брюхо своего самолёта. Вот Алексей и вжарил в это брюхо из всех пулемётов. Немец сразу загорелся и пошёл вниз. Видно этот тоже был вроде Санька только что из училища, то есть без боевого опыта.
Своего ведомого Алексей тоже старался не упускать из виду и видел, как тот бьётся с тремя фашистами. Одного он умудрился тоже подбить и этот немец так же пошёл дымить к земле. Было видно, как фашист выпрыгнул из кабины, но до земли было недалеко и успеет ли его парашют раскрыться, было неясно. Но Алексею это было всё равно, даже если этот фриц успешно приземлится, то попадёт на наши позиции и что там с ним сделают, Алексей не знал.
Теперь перед Алёшой было два самолёта. Но один вдруг сделал разворот и пошёл вниз, очевидно так скомандовал третий немецкий лётчик, который был по всей видимости за командира.
Алексей краем глаза видел, что теперь на Саньку нападают опять три фашиста и такого боя он долго не выдержит. Так и получилось, самолёт ведомый Санькой задымил и медленно пошёл к земле.
Санька тоже выпрыгнул из кабины, но, повторюсь, до земли было недалеко, и успеет ли раскрыться парашют, было непонятно. Хотелось бы, чтобы успел.
Но дальше рассмотреть, что было с его ведомым, Алексей не успел, так как оставшийся против него фашист дал крупную пулемётную очередь по его самолёту. Это сразу привело в чувство Алексея и он забыл про Саньку.
А немец ему попался видать опытный, не хуже его самого.
.Одним словом в воздухе между Алексеем и немцем завязалась карусель. Каждый хотел зайти сопернику сзади, чтобы одной пулемётной очередью сразить его. Но пока это ни у кого не получалось.
- Где же наши, - думал Алексей, - уже прошло минут двадцать, а эскадрильи с лесного аэродрома что-то не было видно. Ладно, Бог с ними, мне бы вот этого гада свалить, а ведь опытный мне он попался, не зря оставил нас один на один.
В общем, они кружились так в воздухе достаточно много времени, и никто не совершал ни малейшей ошибочки, чтобы ею мог воспользоваться противник.
Тогда почти одновременно они, то есть Алексей и фашист, полетели на встречу лоб в лоб. У кого первого не выдержат нервы. Тут у Алексея было небольшое преимущество, солнце светили ему сзади, а немцу прямо в лоб. Вот он первый и не выдержал и дал очередь по самолёту Алексея. Но солнце видно мешало ему и его попадания в наш самолёт ни к чему не привели. ЯК-7 выдержал. Зато не выдержал Алексей. Он почувствовал, что ранен, причём тяжело и с трудом нажал на гашетку пулемёта.
Немец вспыхнул почти сразу и весь, и пошёл вниз к земле.
- Так тебе и надо, гад, - подумал Алёша.
Когда напряжение боя немножко спало, Алесей почувствовал боль во всем теле. Он почувствовал также, что по лицу его и ногам бежит кровь, и руки его еле ему подчинялись. Но с самолётом было почти всё нормально, хотя он видел пробоины и на крыльях и на двигателе.
- Если я сам помру в этой кабине, это будет плохо, вот поэтому надо дотянуть до аэродрома. Всё равно выпрыгивать с парашютом у меня нет сил. А самолёт надо спасти, он ещё пригодится если не мне, то другому.
* * *
Пока Алексей размышлял, он, наконец, увидел своё эскадрилье, которое спешила к переправе. Он машинально посмотрел на часы и оказалось, то что с ним приключилось заняло всего семнадцать минут.
- Наконец-то, - подумал он, - теперь фрицам дадут жару. И переправу отстоят и этим гадам достанется. Ну, а моя задача дотянуть до аэродрома.
Он машинально посмотрел на счётчик топлива. Топлива оставалось мало, но до аэродрома должно было хватить.
Тут он почувствовал, что руки его немеют и руль поэтому не слушается его, а его верный ЯК-7 выписывает в воздухе всевозможные зигзаги. Алексей собрал всю свою силу воли и вцепился в руль изо всех сил. Самолёт его выровнялся в полёте и лёг на прежний курс.
Тут в наушниках Алексей услышал голос диспетчера с аэродрома. Вызывали его. Алексей с трудом проговорил:
- Да...
- Наконец-то хоть один откликнулся, послышалось в наушниках. Неужели остальные три самолёта с ребятами погибли?
И вновь прозвучали позывные Алексея.
- Где ты? -спросили с земли.
- Иду домой, - с трудом ответил Алексей.
- Что-то нам твой голос не нравится, ты ранен? - опять послышалось в наушниках.
- Прилечу, увидите, - сказал лётчик и отключил рацию, потому что сил на разговоры у него больше не было.
А под его самолётом уже мелькал знакомый лесок, окружавший поляну, где базировалась эскадрилья.
- Значит, скоро я буду дома, - с облегчением подумал Лёша.
А минут через пять он увидел знакомую поляну и пошёл на посадку. Но с первого раза не получилось. Руки не слушались Алексея и самолёт трясло и болтало. Лётчик собрал тогда в кулак все оставшиеся силы и всё-таки посадил самолёт, правда, с третьей попытки.
На земле уже поняли, что с Алексеем не всё в порядке, и как только самолёт остановился, все кто оставался на аэродроме, в основном механики, бросились к самолёту.
- Бог ты мой, - воскликнул кто-то, смотря на пробоины в фюзеляже самолёта, - ну и досталось же Алексею! Почему же он только не вылезает из кабины. Дай Бог, чтоб он был только ранен.
Но когда механики открыли кабину, то все сразу сникли и смолкли. Алексей был мёртв. Он спас машину, а вот себя не сберёг.
Вот так окончился последний бой для хорошего, смелого и доброго парня Алексея из Свердловской области.
Тело его вытащили из кабины и положили на траву возле самолёта. Все сняли кепки и пилотки.
Похороны были недолгими, едва возвратилась эскадрилья на аэродром, в которой, кстати, тоже были потери, но все восхищались мужеством Алексея, который смог довести машину до аэродрома и умер сразу после посадки. Похоронили его тут же в лесочке, где уже было с десяток могил.
Вот на этом и кончилась история про последний бой. Впрочем, нет, стоит ещё добавить, что через четыре дня на аэродром в грузовике привезли Санька, который был жив и здоров. Парашют его всё-таки успел раскрыться над землёй и Санёк приземлился прямо на наши позиции, где его накормили, дали отдохнуть и на попутке отправили на аэродром.
А ещё два самолёта, которые вместе с Алексеем и Саньком барражировали над Днепром, так и пропали без вести. Может лётчики погибли сразу, может самолёты врезались в землю и лётчики не успели выпрыгнуть с парашютом, может и что самое страшное попали в плен к немцам. Судьба их так и осталась неизвестной. Как говорится: "Вечная им память!".
22.04.2022 6:35
Смолюк А.Л.
Смолюк Андрей Леонидович
Рассказ о моём деде, отца моей матери
Снежинск март 2023
Введение:
Д
едов я своих не видел и не знаю. Просто была война, которая выбила практически весь цвет нашей интеллигенции, да и рабочих. Но одного деда я всё-таки застал живым, правда, когда он умер от ранения и контузии, мне было всего два года и я его совершенно не помню, но остались фотографии и я знаю, какой он был хотя бы внешне. Это был отец моего отца. А вот отца моей мамы я вообще не представляю, даже фотографии не осталось. Он пропал не в самом начале войны, а чуть попозже, где-то в сентябре сорок первого, когда меня ещё и в планах не было.
И пусть то, что я сейчас расскажу - плод моей фантазии, но мне кажется, что всё так и было, как придумала моя буйна головушка.
* * *
Деда моего по материнской линии звали Гаврилой. Отчество я его не знаю, да и имя-то знаю только потому что у мамы моей отчество было Гавриловна.
Когда началась война, а у моего деда военная специальность была артиллерист, то его сразу в армию не призвали, а призвали где-то в конце августа, начале сентября, когда немцы уже нацеливались на Смоленск. И дорогу на Смоленск надо было защищать изо всех сил.
И вот артиллеристов, в том числе и моего деда, с четырьмя пушками поставили именно защищать эту дорогу. Позиция у них была очень удобная, дорого проходила между двумя холмами и вот на каждом из холмом было установлено по две пущёнки. Пущёнки сорок первого года, судя по картинкам были весьма маломощными, но броню немецких танков всё же пробить могли. Так что с этой стороны все было сделано правильно. Единственным недостатком было то, что к пушкам не дали пехотинцев, не роты. Обещали, что пехотинцы подойдут, но обещанного в начале войны надо было ждать, как известно три года. Так что пехоты не было и четырём пушкам надо было противостоять против и танков, и пехоты фашисткой.
Немцы появились неожиданно. Наши ещё даже толком не успели окопать пушки и приготовится к бою. Немца появились откуда-то справа и было их по нашим подсчётам до двадцати пяти танков и ещё пехота. Сколько пехоты, сосчитать было трудно, но если учесть что у наших артиллеристов пехоты вообще не было, то ситуация складывалась явно не в нашу сторону. Нужно было отступать, но был приказ стоять насмерть.
- Слушай, Гаврила, - сказал Фёдор, друг моего деда и заряжающий при пушки, - а ведь нам хана сейчас придёт. Смотри сколько танков да ещё пехота, а у нас всего четыре пушки.
- Да, - согласился мой дед, - но делать нечего, будем стоять насмерть.
Когда немецкие танки подошли поближе к холмикам, командир батареи поднял красный флажок, он расположился на другом холмике, где не стояла пушка с моим дедом. Рации тогда ещё ни у кого не было, и командовали по старинке, флажками. Так вот командир батареи, поднял красный флажок, что означала "Огонь!".
Позиция у нас была удобная, и нам почти сразу удалось подбить три танка, а потом огонь пушки перевели на пехоту, и это заставило сначала фашистов остановиться, а затем немного отступить. Просто они не ожидали такого отпора, всё ещё вспоминая лёгкую прогулку по Европе.
На поле боя наступила некоторое затишье, неприятное затишье, несущее собой огонь и смерть.
Видимо посовещавшись немцы решили просто расстрелять наши пушки из танков не привлекая пехоту. Они подошли поближе к нашим орудиям и открыли по ним огонь. Стрелять им было неудобно ещё и потому, что солнце слепило им глаза, но одну нашу пушку вместе с командиром батареи они всё-таки уничтожили.
Отбиваться тремя пушками было уже сложнее. Немцы видя наши потери вновь пошли в наступление, а наши открыли огонь. Но и фашисты не молчали, и на наши позиции буквально обрушился шквал снарядов. Была разбита сначала вторая пушка, затем третья и осталась одна, где был мой дед.