"Сто лет моего одиночества" придавили меня своей тяжестью и спрессовали в стройную пачку вчерашних газет. Вчерашние новости, вчерашняя музыка, неразгаданный кроссворд, неудачные карикатуры, постер с попсовой звездой. Вчерашнее, несвежее - никто уже не будет это читать, рассматривать, доразгадывать. Сдать на макулатуру бы, но далеко тащить, да и невелика цена за этот хлам: пара смятых бумажек, да звонкая мелочь. Не купить за них билет туда, куда так хочется уехать - туда, где тепло на душе, легко на сердце, улыбчиво на лице; где цветут жёлтые цветы и белозубый негр с сигарой во рту играет на рояле. И так хочется свободы. Пробежать бы босыми ногами по зелёному, в лютиках и васильках, полю, поймать шаловливую бабочку, умыться тёплым дождём. Да вот незадача - боязно обжечь босые ноги крапивой, уколоть репейником, испачкать сырой землёй. И пойманная бабочка, если рассмотреть, всего-навсего мерзкая гусеница с крыльями. Да и дождю отдаваться боязно: напугана Чернобылями и простудами. Что тут поделать...
А в моём воображении гостит кто-то голубоглазый, и, оскалившись улыбкой чеширского кота, рассказывает сказки о розовом закате и яблочных садах, о золотых дворцах и добрых феях, танцующих в белоснежных цветах, о том, чего не будет в моей жизни никогда. И я не плачу. А ты вытираешь мои слёзы ладонью и тихо убаюкиваешь, прижав меня к своей груди, а ведь тебя нет рядом. Ты далеко. Нас разделяет бесконечно много километров над уровнем моря, миллиарды песчинок времени, миллионы ненужных фраз, тысячи чужих лиц, сотни улиц и переулков, десятки троллейбусных остановок и несколько минут на такси.
Мне страшно, что я оборвусь, не успев сделать что-нибудь для тебя. Я всего лишь молекула, совокупность атомов. Но я умею превращаться в человека, обретать его форму и становиться осязаемой. Это всё для тебя.
Ты спишь в тесной комнате унылой хрущёвки, обклеенной советскими обоями. А я, споря о вечном с бессонницей, берегу твой сон, забившись в угол квартиры с евроремонтом. Стать бы радугой, и радовать твой взгляд размытым цветастым разнообразием, а с закатом солнца растаять в темноте, стать невидимкой. Только не получается, как не стараюсь. Цепко держит меня в руках этот мир, видать, нужна я ему.
Завтра я буду гадать на кофейной гуще, угадывать мысли людей с первого взгляда, пить вино через соломинку и писать сумасшедшие стихи. Я затею генеральную уборку в своей душе и поставлю там весеннюю мебель. Но это будет завтра, а сегодня осень. За окном, за дверью, в шкафу, на бумаге, в мыслях и в сердце. И вовсе не золотая и тёплая, пахнущая яблоками и кострами, а мрачная ноябрьская осень, предвестница зимы.
Грязный уродливый автобус выплюнул меня на мокрый тротуар. Прощайте, мягкое сиденье в оборванном чехле, дурно пахнущий тёплый салон, мятое лицо полупьяной кондукторши. Здравствуйте, серое "я" буднего дня, мрачное низкое небо, холодный осенний воздух. В небе под облаками пятнышки одиноких птиц, тех, которым по глупости или по недоразумению природы не нашлось места в тёплых странах. Не понять мне, то ли за окнами густой мокрый туман, то ли в голове моей глупой так мрачно, не видно не зги. Одену-ка я капюшон, стану "никого не вижу, ничего не слышу, никому ничего...". Ничего, ничего, ничего... Ничего после меня не останется, только труднодоступное место на кладбище, да горстка родственников, распивающих водку за упокой моей давно упокоившейся души.
Чай из бумажных пакетиков - горечь дешёвой жизни, без вкуса, без цвета, без запаха. Разбавляю кислым лимоном и сладким сахаром, разбалтываю серебряной ложечкой тёмную гладь кипятка.
С каким же эгоизмом полёт от твоей нужности кому то перекрывается падением из-за твоей же ненужности кому-то другому!
Он так любит меня! Какое досадное недоразумение, какая нелепость! Что мне делать с этой занозой в его сердце? Как спрятаться от жестокой неспособности ценить чужое чувство на фоне безответности чувству моему?
Ночь впереди, ночь справа и слева, ночь позади. Светом фар рассекаем пространство. Его рука уверенно лежит на руле, на руке помигивает знакомый циферблат его часов. Он моя стена, опора, крепость, тот, кто хочет спрятать за широкой спиной от ветра, боли, разочарований и нелюбви. Но не может. Потому как нелюбовь. И он с прищуренной надеждой в серых глазах смотрит на профиль своей девочки, всё ещё надеясь, но уже не веря. Наверно мне надо сказать "прости", но я так боюсь резать его тупым ржавым ножом, да и язык не поворачивается в нужном направлении. Неуправляем.
Каждый раз, когда я сижу в уютном кресле его серебристого "Опеля", я почему то думаю о смерти. Огни ночного города, окутывающая ласка велюрового чехла, огонёк спидометра, поющая магнитола. Тепло, спокойно и тихо. Влететь бы в вечность именно сейчас, разогнавшись по полной, оборвавшись со скалы. В бездну Большого Каньона. Или, заперевшись в серой пещере старого гаража, уснуть в облаке газа, и спать, спать, спать...
Но я ещё не видела ни одного живого небоскрёба, не считала его этажей, запрокинув голову, не видела пьянящих высот свободы и величия. Мне ещё рано.
Сейчас в моей комнате пахнет синтетическим кофе с синтетическим коньяком. Опять дешёвка. Запах дешёвого кафе, публичной жизни, дешёвый комфорт. Я ничего не стою в этом мире. Я просто недостающий, но тем не менее необходимый механизм с окутанным паутиной сознанием. Я ничего не стою, а купить пытаются. Но я пытаюсь жить за свои: я продаю надежду за копейки, по пустякам размениваю веру, бесплатно раздаю любовь. Вот только грош цена этим товарам: я не умею не надеяться, не верить, не любить. Товар не соответствует ГОСТу. Не выйдет из меня коммерсанта - линия Меркурия на правой ладошке коротка и незаметна. Впрочем, как и вся жизнь, что построена судьбой по прямой линии - от рождения и до смерти. А глупые люди ломают её, искривляют параболой, не понимая, что конец одинаков и неизбежен. Что есть судьба? Всего лишь шесть букв, выдуманное кем-то слово, не больше и не меньше. Какой смысл спорить с ней, подчиняться или бороться с ней, если её не существует? Если нет пути назад, а только вперёд, к концу...
Уставшей рукой я снимаю маску раздумий и печали, и одеваю своё лицо: светлый взгляд, яркая помада. Фрагменты кожи, хлопка и трикотажа. Я такая, какая есть, сумасбродная внутри и холодная снаружи, собранная из лоскутков тёмных тонов. Я не пишу тебе, я пишу из-за тебя, заглядывая в себя через призму любви к тебе, пытаясь прогнать страх... Страх забыть тебя и страх не забыть тебя никогда.
И всё же, я стану радугой, хотя бы на час. Пускай не для тебя. А значит, есть к чему стремиться, есть ради чего жить.