Снегова Светлана : другие произведения.

Стань героем

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
   1.
   В Лоренцию пришла ночь. С миллиардами звезд, заглядывающими в окна домов подобно тому, как влюбленные заглядывают в глаза любимых.
   Мягким крылом прошлась по улицам, сметая дневную суету и проблемы.
   Легким шепотом напомнила фонарщикам об их обязанностях. Засветились фонари, собирая вокруг себя ночных мошек, приглашая их к танцу.
   Эльфийки отпели ежевечерние гимны заснувшему светилу, протанцевали прощальные танцы, вознесли благодарность удачно закончившемуся дню. Растеклись голубыми ручейками по своим жилищам.
   Протрубили горны на Центральной башне замка.
   Стражники заперли городские ворота, укрылись в расположенной справа от ворот сторожке. Уселись кружком за дубовым столом, поставили перед собой кружки с горячим ароматным чаем. Из укромного уголка достали надежно спрятанные кости. Кинули их для первой игры. Подсчитали выпавшие зарубки, определяя кому начать бесконечную ночную игру. При этом чутко прислушивались, не раздадутся ли во дворе шаги начальника стражи, обходящего посты с проверкой.
   Игра в кости на посту не поощрялась, но, вместе с тем, и не наказывали за данное прегрешение строго. Чем еще заниматься стражникам длинными ночами? Скучно постоянно прислушиваться к тишине. А спать запрещено категорически. Вот за это спрашивалось по самому строгому. Вплоть до увольнения. Служба есть служба. Мало ли кто окажется у ворот? На то они и стражники, обязанность у них такая: успеть поднять тревогу, появись у ворот неприятель. Правда - Слава Солнцу! - никто уже и не помнит, когда последний раз поднимали тревогу.
   Лучше стражников охраняют Лоренцию расположенные вокруг болота. Ночью от них лучше держаться подальше. А пускаться в путь через их топи ночью, так это, вообще, гиблое дело. Себе дороже станет.
   Даже самые старые жители Лоренции не слышали, чтобы ночью кто-то живой вышел из болот. Не имелось таких сведений в истории города.
   Городская молодежь, те, что посмелее и поотважнее, устраивали соревнования кто после захода солнца ближе подойдет к болотам. Но стражникам приказано гнать таких от ворот подальше. Лихими играми нечего испытывать судьбу.
   Но все равно умудрялись прорваться через охрану смельчаки. И тот, кто оказывался победителем в этом соревновании, кто приносил горсть болотной земли, заслуженно гордился своей победой. Никто после этого не посмел бы назвать его трусом.
   Негайские болота... Проклятие Лоренции и защита ее.
   Что там ночью? Даже днем опасно на болотах. Не ошибись, не оступись с проложенной тропы. Шаг в сторону, и поминай, как звали. Затянет трясина.
   Недаром Негайские проводники, знающие болота, как собственный двор, - одни из самых уважаемых людей города. Вот кто никогда без пищи не останется. Большие деньги берут за работу. И секретов своих не выдают. Известные только им маршруты, необозначенные тропки, невидимые простому глазу вехи хранятся в страшной тайне. Передаются знания от отца к сыну, от сына к внуку. Проводник - наследная профессия. Никого чужого не посвящают в свои секреты. Знают, всегда найдутся желающие заплатить, чтобы выбраться из изолированной от основных дорог Лоренции поскорее.
   Кто поскупее, предпочитают окружной путь. Лишние ликры, конечно. Зато деньги целы. Каждому своя воля. Заплатишь - пройдешь быстро. Не заплатишь - целый день потеряешь.
   Но это только днем. Ночью пусты болота. Даже проводники с заходом солнца не решаются ступить на его зыбкие тропы. Ночью на болоте правят другие законы, выползают из топей другие хозяева. Те, которыми пугают непослушных детей, когда они слишком расшалятся. А потом боязливо оглядываются: не накликать бы беду поминанием. Хоть и знают, что не войти болотной нежити в город. Да мало ли что. На всякий случай лучше отвести беду четырехкратным поклоном во все стороны света. А еще лучше, совсем не поминать в доме.
   Тишина да смрадный дух доносится до города с болота. И туман, обволакивающий, приносящий сырость, струится по улицам. Даже зажженные фонари не имеют сил пробить его пелену. Туман словно длинными руками хватает за ноги запоздавших прохожий, заглушает своей густотой их шаги. Начинает казаться, что идешь ты не по улице, покрытой брусчаткой, родного города, а продираешься сквозь густой кисель ваты. Становится страшно, что в этой вате ты можешь запутаться окончательно, заблудиться, затеряться.
   Поэтому с приходом темноты пустеют многолюдные днем улицы. Жители и гости Лоренции растворяются в домах, принимаются за вечерние дела. Кто-то запоздало ужинает, кто-то обсуждает дела прошедшего дня, кто-то с кем-то спорит или, наоборот, находит примирение. Дома тихо и спокойно. За закрытыми дверями и окнами нет никакого дела до заполнившего город тумана.
   А он, словно чувствуя себя полным хозяином покинутого людьми города, становится все плотнее и плотнее, радуется своей власти. Но это он зря. Встанет солнце, пробежится по улицам, просочится меж домов своими лучиками и изгонит туман туда, откуда он незвано явился.
  
   Но иногда случаются неожиданности. Вот как сейчас.
   В это неподходящее время с трех сторон к дворцу Правителя подходили три человека. Закутанные в темные плащи, хоть и тепла ночь, да сырость пробирается до самых костей, беззвучными тенями скользили они по пустынным улицам. Словно и не люди, а какие-то фантомы, порождения болотного тумана, нежить, прорвавшаяся за городские стены. Но нет, люди это. Живые, те, которым положено находиться дома и готовиться ко сну. Слишком громко стучат их шаги по мостовой, слишком теплое дыхание вырывается из их ртов. Спешат, торопятся поскорее добраться до нужного места.
   Редко жители города в последнее время удостаивались чести быть принятыми во дворце. Даже днем, не говоря о ночи. Только Посвященные имели доступ туда в любое время суток.
   Стар стал Правитель. Старость добавляет мудрости, но расплачиваться за это приходится силой. И этот закон одинаков для всех. Будь ты простой ремесленник, будь ты правитель. Весы Жизни всегда находятся в равновесии. Приобретая одно, всегда теряешь другое.
   Посвященные пророчили Правителю долгие годы жизни. Говорили, что Путь его светел. То ли и вправду так считали, то ли лицемерили. Скорее всего, правду говорили. Зачем им пятнать себя ложью?
   Но никакие предсказания не могли обмануть Роллинга. Никто не знает себя лучше, чем ты сам. Роллинг чувствовал, знал, что силы в нем осталось совсем мало. И с каждым днем вытекает она по старым жилам и растворяется в небытие. И даже, если ждут его долгие годы жизни, то наполнены они будут немощью и болезнями. Такая жизнь страшит Роллинга больше смерти.
   Все чаще чувствует Роллинг за своей спиной ропот подданных, все чаще ловит недовольные взгляды. Все отчетливее он слышал шепот: "Не засиделся ли ты, дорогой, на Скамье Мудрости? Не пора ли уйти тебе в Залы Успокоения?"
   А, может быть, ему просто мерещится, и он свои старческие фантазии принимает за действительность?
   Как бы там не было, но каждый человек умеет оценивать свои силы. Никто лучше тебя самого не определит, на что ты еще способен. Роллинг знал, что его время уходит. Нет твердости в руках, нет зоркости во взгляде. Да и на принятие решений требуется все больше и больше времени. Начинаются ненужные рассуждения, оценивание ситуации. Появились колебания, абсолютно недопустимые для Правителя города.
   Лоренция любит своего Правителя. Много подвигов совершил он, мудро правил городом долгие годы. Служил на благо лорентийцев, забывая о себе. Но все уходит в прошлое, растворяется в реке времени. Прошлое уходит и зовет Роллинга за собой.
   Эх, некстати подкралась старость к нему. Не вовремя. Хотя, когда она приходит вовремя? Никто в мире с радостью не ждет ее прихода. Мудр тот, кто с достоинством встречает немощь свою. Роллинг - мудр. Он не противится неизбежному. Одно его печалит, что не вовремя, совсем не во время. В трудные времена придется выбирать Лоренции нового Правителя. В другое время спокойно бы передал Роллинг ключи от города преемнику. Уйдя в тень, подальше от правительственных забот, передавал бы молодому Правителю премудрости власти, секреты, накопленные за годы правления.
   Беда. Нет времени. Некогда учится преемнику.
   Посвященные предсказывают приближение Золотых Драконов. Близко они, уже близко.
   Все чаще ночами полыхает небо огненными зарницами, все чаще охотники встречают слишком близко от города нежить, эльфийки своим обостренным чутьем улавливают в эфире с каждым днем усиливающие враждебные эманации, маги в кристаллах наблюдают черные всполохи, а женщины в последний год рожают одних мальчиков.
   И на небе загорелась Звезда. Все предыдущие предсказания можно было бы отмести, не обращать на них внимания, но Звезда обмануть не могла. Она сверкала, горела, переливалась пурпурным светом. Пугала выглянувших случайно ночью в окно. Жители Лоренции с наступлением темноты плотно занавешивали окна и не разрешали детям подходить к ним до самого утра, до тех пор, пока теплый свет солнца не разольется по небу, не спрячет от глаз людских пурпурную Звезду предвестия.
   Попытка спрятаться от очевидного. Обман самих себя. Словно закрыв глаза на нее, можно оттянуть приближение. Но так людям легче. Кто осудит их? Никто не хочет впускать в голову мысли о несчастьях, что несет Звезда.
   И лишь Роллинг каждую ночь поднимается на крышу дворца, закутанный в плащ, скрытый от глаз своих подданных, и с тоской смотрит на небо. С приближением Звезды уходит эпоха спокойствия, мирной жизни, равновесия. Все то, что создавал он сам, жертвуя и собой, и своим счастьем. Ради чего жил, ради чего вершил свои дела.
   В эти длинные, бесконечно-бессонные ночи вспоминает Роллинг не свои подвиги, а свои поражения. Хочет разобраться, докопаться, понять, что в своей жизни он сделал не так, где поступил неправильно. Сквозь ночь просит прощения у обиженных им. Их образы окружают понуро сидящего Правителя, разговаривают с ним. Как и много лет назад они молодые, сильные и красивые. Живые. Сколько друзей он потерял за долгую жизнь. И в эти минуты ночных раздумий они приходят к нему.
   Если бы кто мог увидеть его здесь, не узнал бы Роллинга. Исчезали куда-то его гордо распрямленные плечи, ссутиливалась прямая спина, потухал ясный взор. Старик, слабый и больной, сидел на крыше в специально принесенном сюда кресле и разговаривал с бесплотными тенями.
   Лишь одна тень, самая зыбкая и светлая, молчала, не желала слушать его оправданий. Да и он сам не находил нужных слов, а лишь вглядывался в ночь.
   Лина... Прекрасная золотоволосая Лина, дочь сотника Вираса, под началом которого безусый молодой Роллинг постигал путь Воина.
   Как давно это было, как недавно.
   Лина, с развевающимися длинными волосами, в короткой желтой тунике, бежит по полю. Она хохочет. Звонкий молодой голос несется над лугом:
  -- Догоняй! Что же ты? Догоняй!
   И Роллинг бежит за ней. Ему никак не удается догнать быстроногую девушку, словно летящую над землей. Ее стройные открытые ноги мелькают впереди, волосы развеваются по ветру. Она сама похожа на ветер. Быстрая, легкая, красивая. Роллинг сам себе кажется неуклюжим увальнем, не способным догнать Лину. Но он несется за ней и кричит:
  -- Лина! Лина!
   А потом они, распаренные от бешенной гонки, лежат на берегу реки. Глаза их подняты к небу. А по нему бегут белые облака. Жизнь кажется бесконечно счастливой и вечной для них. Вокруг тишина, такая, что слышно, как бегущая река гладит каменные берега. Они одни в этом мире. Кроме них не существует никого. Солнце светит только для них, ветер ласкает только их. И хочется просто лежать на спине, ощущая мягкость травы, наблюдать за бегущими облаками и молчать. Ибо в этом счастье не нужны слова.
   Вдруг Лина приподнимается, подвигается к нему, нежно проводит рукой по щеке, а потом наклоняется к самому-самому лицу и целует в губы.
   Роллинг помнит то чувство, что охватило его во время того, давнего, первого, такого неумелого поцелуя. Тогда ему казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди и закружится в бешенном танце вокруг них. А глаза Лины, глаза цвета неба, смеются. В них пляшет озорной огонек. Девушке самой страшно, что решилась на отчаянный поступок, первая поцеловала. Как тогда Роллинг был счастлив. Ведь сам он никак не мог решиться. Еще бы. Лина такая красавица. А он кто? Просто ученик воина.
   Но он помнит и другие глаза Лины. Глаза, полные боли, страха и надежды. Помнит горячие, судорожные поцелуи. Роллингу предстоял первый боевой поход. Куда, против кого - забылось. А глаза Лины помнит. И помнит, что именно они вывели его из боя. Они звали его, защищали, приказывали вернуться домой живым. Он не мог обмануть их. И он вернулся. Хотя много товарищей остались навечно в том бою.
   Он помнит вспыхнувший румянец на лице Лины, когда он, смущаясь и волнуясь, протянул Лине Браслет Соединения. И она приняла его, тем самым давая согласие стать его женой.
   Но не стала.
   Роллинг сам отрекся от своего счастья, накинув на плечи Мантию Правителя, отдав себя служению города.
   Сейчас, прожив жизнь, он знал, что жертва была напрасна. Но тогда он думал иначе. О, молодость, молодость! Слишком дорого заплатил Роллинг за бездумные идеи бескорыстного служения народу.
   Но кто может осудить его за отказ от любимой? Кто может осудить за мысли о том, что Правитель не должен быть связан семейными узами, не может принадлежать семье, а обязан полностью посвятить себя служению города? Никто. Только он сам.
  
   - Признаю вас Избранными, - до сих пор еще громкий, не утративший с годами силу, голос Правителя пророкотал под сводами зала, но рука, прочертившая Знак Согласия, чуть заметно дрогнула. Чуть заметно. Вокруг никто и не заметил этого, наверное. Но эту дрожь почувствовал сам Роллинг, и от этого недовольно поморщился.
   Правитель поднялся с высеченной из цельного камня Скамьи Мудрости. Яркий свет свечей, окружающий полукругом Скамью, осветил, отразился в блестящей Мантии. Роллинг ощущал направленные на него взгляды.
   Зал был погружен в тьму. Освещается только место, где возвышается Скамья. Но Роллингу не требовалось освещения. За время правления он изучил зал до последней трещинки на стене. Он прекрасно знал, что в Зале, кроме него, как всегда, находятся тринадцать Посвященных, склонивших в почтении головы перед Правителем. Но кроме них в Зале еще трое. Стоят на одном колене в самом центре, в стороне от расположившихся по периметру зала Посвященных.
   Именно они - сегодня главные на Совете. Ради них собрались в зале все остальные.
   Роллинг подошел к ним и становился. Свет от факелов почти не достигал этого места. Для Посвященных и троица, и сам Правитель почти не были видны.
   Во взгляде Роллинга промелькнула искра жалости. Но троим не суждено было ее увидеть. Головы их были опущены. Без позволения они не смели подняться. Это и хорошо. Правитель не должен проявлять и капли жалости, не должен выказывать даже минутной слабости.
   Несколько минут Роллинг стоял над ними молча, глядя, почти не мигая, на склоненные фигуры.
   Опущенные головы не позволяли разглядеть лиц, но одежда, смутно видимая в темноте, выдавала принадлежность к кланам. Маг, воин, эльфийка. Посвященные выбрали их, лучших из лучших, только что Правитель подтвердил этот выбор.
   Сейчас в руках этих троих судьба Лоренции. Да что там Лоренции. Всего мира.
   Роллинг, как никто другой, понимал, что предстоит им. Поэтому глаза его светились добротой и озабоченностью, когда он разрешил им встать.
   Два юноши и девушка поднялись с колен. Правитель молча, жестом, пригласил подойти к Скамье Мудрости, выйти на свет, чтобы все присутствующие Посвященные, да и он сам, могли рассмотреть Избранных.
   Они были молоды. Совсем молоды. Наверное, совсем недавно приняли обряд Взросления. Но, навалившаяся на них со словами Правителя: "Признаю!" ответственность, сделала их будто бы старше и мудрее. С этими словами навсегда закончилось их детство. А, может быть, и молодость, так и не успевшая начаться. С этой ночи их ожидает совсем другая жизнь. И они сами уже другие. Их прошлое осталось там, на темных улицах Лоренции, по которым они шли во дворец. Оно растаяло, растеклось, растворилось в воздухе. Сейчас они - Избранные.
   Трое стояли они под взглядами, скрытых в темноте, Посвященных, открыто глядели в глубь темного зала. О чем они думали, что волновало их?
   Самый высокий, Чоусен, в голубом, расшитым золотыми звездами, плаще мага, с черными, абсолютно прямыми, до плеч, разделенными на прямой прибор, волосами. Нос чуть великоват, глаза глубокие. Кажется самым старшим среди Избранных. Маги взрослеют рано. Открывающаяся перед ними в процессе обучения мудрость заставляет проживать год за два. Чоусен спокоен. Скорее всего, он один из всех по настоящему понимает, что предстоит им в этом путешествии. Но не тени сомнения нет на его лице. Гордо и спокойно смотрит на Правителя.
   Прокилл - полная противоположность магу. Живой, подвижный, почти на голову ниже Чоусена. Ему трудно устоять на месте. Глаза и руки находятся в постоянном движении. Он готов к подвигу, ему не терпится этот подвиг совершить. Вперед и только вперед. Даже эта задержка у Правителя его раздражает. Прокилл знает, он лучший. Он может всех победить. Для него главное - действие. Стоять и выслушивать наставления не для него. От нетерпения Прокилл постоянно подергивает русоволосой, коротко остриженной, головой, и похож на молодого степного жеребца, рвущегося на волю, на просторы.
   Третья среди них Тинка. Кажется совсем девчонкой. Но такое впечатление скорее создается из-за ее худобы и маленького роста. Эта видимость обманчива. У Тинки достаточно сил для выполнения миссии, выпавшей на их долю. Тинка стесняется, старается спрятаться за спину своих спутников. Как и любая эльфийка, Тинка не любит открытых выступлений, предпочитает быть сзади, в тени. Чтобы легче было за всем наблюдать, чтобы не упустить момент, когда понадобиться ее помощь.
   Роллинг внимательно вглядывается в их юные лица, пытаясь разобраться: понимают ли они сами, во что превратилась их жизнь с момента вынесения им, Роллингом, своего решения? Знают ли, что одновременно с произнесенным им решением, Небеса переписали Книгу Судеб каждого из них, перечеркнули прошлое, не определив будущего? Ведь даже Небесам не дано знать, что ждет Избранных. Страшатся ли они? Жалеют ли о выпавшей им судьбе?
   Но ничего, кроме готовности к выполнению своего предназначения, не видел. Роллинг верил в них, знал, что они смогут.
   Давно ли он сам был таким же отчаянным и окрыленным?
   Давно ли?
   Целую жизнь назад.
   Почему не на его долю выпало время испытаний, почему не ему пришлось стать Избранным?
   Старый Правитель завидовал им. Как старость завидует молодости. Какой-то тайной завистью, грустной и печальной. Зная то, что молодость не знает. И не хочет знать. Потому что верит только в себя. А, может это и хорошо. Роллинг, как никто знал, что иногда судьба приводит на такие перекрестки жизни, где чужие советы, чужой опыт помочь не могут. Где все зависит только от тебя самого, от твоей решимости, от умения делать выбор, где чужие советы способны лишь навредить. Именно в такие моменты, молодость, отсутствие жизненного опыта не помеха, а удача.
   Роллинг смотрел на них, а они, будто не сознавая своей судьбы, во все глаза смотрели на него, и восхищение читалось в их взоре.
   Еще бы... Такая честь им оказана. Сам великий и могущественный Правитель Роллинг, живая легенда, стоит перед ними, разговаривает, как равный с равными.
   Каждый мальчишка Лоренции в душе мечтает стать таким героем, как он. Каждая девчонка мечтает о любви такого героя, как он.
   Мало кому выпадает счастье стать героем легенд еще при жизни. Обычно слава приходит со смертью. Словно переход человека в Залы Забвения дает некий импульс к рождению этой капризной девицы - Славы, которая, попав на благодатную почву, все сильнее расцветает с каждым годом, силится и множится, и обрастает новыми подробностями. И, вроде бы простой и обыкновенный человек, на памяти которого произросла Слава, становится Легендой. Только ему это уже ни к чему. Волны Забвения к тому времени смывают все воспоминания о прошлой жизни.
   С Правителем Роллингом все по-другому. Он сам живая легенда. Про него не требуется придумывать небылиц. Его подвигов хватило бы на троих.
   Походы в Пустые Земли, бой со страшным Королем Ящеров, освобождение маленького народа Рудокопов от ига Армии Воинов Пустыни и сотни других, больших и малых подвигов. Только их перечисление займет много времени.
   Мальчишки Лоренции играют в Правителя Роллинга. Каждому из них хочется исполнить его роль. Но только самым смелым и отважным, доказавшим свою смелость не на словах, а в деле, выпадает данная честь.
   А девчонки, от самых маленьких до тех, которые уже начинают приобретать формы женственности, мечтают в этих играх исполнить роль прекрасной Лины, сложившей голову в одном из боев в Пустых Землях. После того, как вернула Лина по просьбе Роллинга Браслет Соединения, стала она воином. Это был один из редких случаев, когда женщина вступала в войском. Ведь всем известно, что предназначение женщины давать жизнь, а не отнимать ее. Лина сумела доказать, что она достойна звания воина, и прошла много боев рядом с Роллингом. Пускай, не как жена, а как боевой друг. Но все равно рядом. До конца. До самой смерти.
   Но мальчишки не хотят принимать девчонок в свои игры. Во-первых, потому, что во все времена не любят мальчишки играть с девочками, считая их ябедами и слабачками. А во-вторых, потому, что такие игры не приветствовались в Лоренции. Лорентийцы боялись, что о них станет известно Правителю. И упоминание о Лине ослабит его силу.
   Старожилы города помнят, как три месяца без звука и движения пролежал их могучий Правитель после возвращения из того похода.
   Даже на проводы Лины в Залы Забвения не вышел.
   Смерть любимой чуть не сломила Воина. И только новая, нависшая над городом, опасность заставила Роллинга выйти из оцепенения. Долг перед городом опять оказался сильнее. И вновь вел Роллинг свои полки, сокрушая врагов и давая освобождение друзьям.
   Да, славное время было прежде, вспоминают старики. Время подвигов. Время, которое само рождало героев.
   Но сейчас Правитель постарел. Нет в нем былой силы и грозности. Никуда от этого не денешься, сокрушались лорентийцы. Не вовремя подкралась старость к Роллингу. Тяжелые времена приближаются. Тяжелые и страшные. И они требовали нового Правителя - молодого и отважного, способного встать один на один против Золотых Драконов.
   Роллинг смотрел на стоящую перед ним троицу и гадал: кто? Кто из них наденет Золотую Мантию Правителя и возьмет в руки Ключ Города? Воин Прокилл, маг Чоусен или эльфийка Тинка? Если они стали Избранными, то значит, каждый из них достоин.
   Кто?
   Роллинг не мог сказать с точной определенностью, кого бы он хотел видеть своим приемником.
   Ему нравилась серьезность, обдуманность поступков и слов Чоусена. Такой к любому делу подойдет добросовестно, и будет достойно выполнять по мере своих сил. К любому. Будь то работа в пыльных хранилищах библиотек, будь то правление городом.
   В беспокойном Прокилле он узнавал себя. Молодого и бесшабашного. Готового, ради блага других, пожертвовать всем, отступить от всего. Страшащегося только одного: чтобы его не признали трусом.
   Он видел в глазах Тинки мудрость Великой Матери, способной на вселенскую любовь ко всем своим детям. Но вместе с тем способной и на наказание нерадивых. Справедливость - неотъемлемая часть эльфиек.
   Кто?
   Роллинг не знал. А, значит, не знал никто.
  
   В последнее время жизнь стала мирной и спокойной. Благодаря объединению правителей городов наведен порядок. Вражеские силы, потерпевшие поражение, ушли в глубь материка, затерялись в Пустых Землях и не нарушали мирное течение жизни. Города заключили договоры. Земли разделили, каждый довольствовался своими территориями. Конечно, наблюдались мелкие стачки, которые старались разрешить мирными переговорами.
   Жить бы да радоваться.
   Но проклятие висело над миром. Примерно раз в четыреста лет приходили Золотые Драконы, несущие смерть и разрушения. Кто они? Откуда пришли? Никто толком не знал. Существовали только догадки, рождающие сказки. Золотые Драконы ни в какие контакты не вступали. Да и цель их прихода была не совсем ясна.
   Что они хотели? Разрушения. Только разрушения. Такое создавалось впечатление. Уничтожить, стереть с лица земли, не оставить следов. Глупая и бессмысленная задача. Лишенная простой человеческой логики.
   Только достойнейший мог противостоять им. Облаченный в Золотую Мантию Правителя, сжимая в одной руке Меч Архангела, а во второй - Щит Хаоса, накинув на плечи Темные Крылья, выходил он против Золотых Драконов. И лишь настоящий герой был способен на это.
   Собрать грозное оружие против Драконов и предстояло Избранным. Обладавшее огромной силой, оно в мирное время хранилось в разных местах. Золотая Мантия - во дворце Правителя Лоренции, Меч Архангела - в Замке Крови у Давиаса, Щит Хаоса - в подводном мире Атлансе, а Темные Крылья - в воздушном Икарусе.
   Поход за оружием нес за собой и другую цель. Именно в этом походе определялся достойнейший, тот, кто станет Победителем Драконов. Выбирали Избранные сами. И это считалось справедливым решением.
   Каждый из кланов - Воины, Маги и Эльфийки - выдвигали своих кандидатов, а Посвященные выбирали из них троих. На сей раз выбор пал на Прокилла, Чоусена и Тинку.
   "Эх! Какие же они еще дети," - со вздохом подумал Роллинг. - "Старых, проверенных бойцов бы собрать. Их отправить в поход. А не эту молодежь. Что знают они? Что умеют?"
   Но не мог Правитель высказать своих мыслей вслух, не мог внести даже тени сомнения и недоверия молодости.
   Да и не дети они уже. Они - Избранные. Они - лучшие представители мира. Надежда и спасение.
   А остальное - лишь старческие мысли. Роллинг подумал, что у старости есть, кроме потери силы, еще один неприятный момент - возросшее самомнение. Чем больше живешь на свете, тем больше начинаешь думать о своей незаменимости. О том, что ты сам все сделал бы лучше. Ибо у тебя опыт, знания. У тебя за спиной то, что молодым еще предстоит узнать.
   Но всегда ли это лучше? Недаром в народе говорят: "Лучше глядеть вперед, чем назад". Не всегда опыт помогает. Иногда нужен свежий взгляд.
   Но как это трудно признать. Но надо.
   Особенно сейчас, в канун наступления Тяжелых времен.
   Поэтому он не будет их ничему учить. Они все знают сами. Они к этому гтовы.
   Роллинг отошел от Избранных, тяжело, по-старчески, согнув плечи, и уселся на Скамью Мудрости. Пока она принадлежала ему. Хотелось откинуться, закрыть глаза, а еще лучше уйти наверх, на башню, к звездам. Побыть одному.
   Но нет, нельзя. Церемония не закончена. Никто не должен видеть слабости Правителя. Роллинг расправил плечи, подтянулся и вновь стал грозным Правителем, перед которым трепетали, склоняя головы, враги и не смели перечить друзья.
  -- Вы готовы?
   Голос Правителя вновь был громок и силен, словно и не мучили его мрачные мысли.
  -- Да, Правитель, - ответили Избранные хором.
   Наступила торжественная часть церемонии - Момент Клятвы.
   Избранные стали в круг, плечом к плечу, вытянули вперед правые руки и сжали их в единый кулак.
   Боясь нарушить торжественность и важность момента, Роллинг всеми силами постарался заглушить вздох. Неровный Круг Силы представляла собой эта троица. Слишком разные они, Избранные. Тинка еле доставала высокому Чоусену до плеча. Прокилл же и в это время словно не мог спокойно устоять на месте, а переминался с ноги на ногу.
   Но голоса, произносящие слова Клятвы, звучали ровно, единым звуком:
  -- Кто ты?
  -- Ты!
  -- Кто я?
  -- Я!
  -- Кто мы?
  -- Скрепленные словом!
   Они - воин, маг и эльфийка - стали едины. Клятва Соединения не нарушается.
   "Все у них будет хорошо. Они смогут. Они достойны зваться Избранными", - как заклинание шептал про себя Роллинг.
   Правитель верил в них. В них верили так и не проронившие ни одного слова Посвященные. В них верил мир. Мир, который этим ребятам предстоит защитить и сохранить.
  
  
   2.
   Прокилл, Чоусен и Тинка уходили на рассвете.
   Солнце только - только начало окрашивать розовым цветом краешек неба. Болотный туман еще не убрался с улиц города, но уже поредел и стал похож на грязные куски ваты, висящие загадочным образом над землей.
   Утренние птицы не затянули своих песен, и только то там, то здесь раздавались нерешительные посвисты. Птицы пробовали голоса, но пока не смели запеть во весь голос, боясь нарушить зыбкость рассвета.
   Было то время суток, когда снятся самые сладкие предутренние сны, когда хочется поглубже зарыться в подушку и успеть досмотреть их прежде, чем горны на Центральной башне возвестят о начале нового дня.
   Но не так все было в это утро. Вышли горожане из своих домов еще до того, как трубачи начали подниматься по крутой лестнице на башню.
   Сплошной людской поток тек к Восточным воротам, через которые уйдут из Лоренции Избранные навстречу своей славы. Шли и старики, с трудом передвигающие ноги, и молодые, резвые и быстрые. Шли семьями и по одиночки. Родители несли детей на руках, пусть посмотрят, сохранят в цепкой детской памяти знаменательное событие. Шли зрячие, шли и слепые, надеясь, что рядом стоящие расскажут об Избранных, через уши передадут, что видят. Шли богатые, оставив на время свое добро, шли и бедные, не успевшие накопить ни монетки. Все стали равны в этом бесконечном потоке, льющемся по улицам Лоренции. Кому же не хочется взглянуть на своих героев?
   По приказу Правителя, во избежание всяческих волнений на улице, вчерашняя церемония Признания Избранных проходила тайно. Под угрозой наказания всем участникам было запрещено распространяться о ночном сборе во дворце. Но, не смотря на все приказания и запреты, сведения просочились в город. Они передавались из одних уст в другие, от одного соседа к другому, и, не смотря на ранний час, успели обежать все дома. Вечная, неразрешимая загадка жизни: как тайное становится явным? Никто не может найти на нее ответа.
   Кто поторопился, проснулся пораньше или лучше поработал локтями в толпе, успел занять лучшие места у ворот. Опоздавшие теснились сзади, нетерпеливо спрашивая впередистоящих, что видно. А самые смелые и нахальные не поленились забраться на крыши соседних с Восточными воротами домов. Чем вызвали зависть у тех, кто не додумался до такого, и раздражение у хозяев самих домов, опасавшихся за сохранность крыш. Никакими криками не согнать наглецов оттуда.
   Толпа гудела. Отовсюду слышались выкрики. Кто-то кому-то мешал, кто-то кому-то отдавил ногу. Стоял тот шум, который всегда бывает при большом скоплении народа. Но явных потасовок не было. Все понимали важность и торжественность момента. Единственное, чем удовлетворялись недовольные, так это тумаком в бок соседа.
   С первыми звуками горна, возвестившими о начале шествия, толпа совсем смолкла, притихла, напряглась и лишь ждала момента появления Избранных, чтобы не пропустить, отдать им почести.
   Сегодня их день. Вся слава и преклонение им. Лучшим из лучших. Избранным.
   Звук горнов приближался, стражники расчищали дорогу, кулаками и дубинками прогоняя оказавшихся на ней. Толпа словно склеилась, стоящие сзади напирали, стоящие впереди отпрянули назад.
   Над толпой пронеслось:
   - Идут! Идут!
   Они шли первыми. Трое. Такие молодые и такие обыкновенные. Волна удивления пролетела по толпе. Неясным шумом. Но тут же смолкла.
   И все, от мала до велика, склонили в почтении головы, преклонились перед тем, что предстояло совершить этим троим.
   Они шли молча, крепко держась за руки. Два юноши и девушка. И лишь плащи кланов развевались за их плечами. Алый, зеленый, голубой. Плащи переплетались между собой подобно тому, как переплелись их жизни в момент Клятвы Соединения.
   Они шли гордо. Взгляды их были устремлены вперед, и словно не замечали склоненной перед ними толпы. Они еще были здесь, в родной Лоренции, и уже не здесь. Выпавшая им судьба отгородила, оторвала их от привычной жизни.
   Они шли.
   А за ними, в некотором отдалении, шел Правитель в окружении Посвященных. Но даже он терялся в величии Избранных. Не он был сегодня героем. И он знал это.
   За ними, уже совсем будто бы лишними, выпадающими из этой процессии, шли главы кланов, высокочтимые послы других городов и почетные жители Лоренции.
   Замыкали шествие горнисты.
   Стояла тишина. Тишина такая, что даже у этих дальних ворот, была слышна песня, которую на Главной площади Лоренции пели восходящему Солнцу эльфийки. Наступал новый день.
  
   Правитель Роллинг подошел к Избранным. Молча. Все слова были сказаны еще там, во дворце. Некоторое время он просто глядел на Избранных, переводя взгляд с одного на другого. Потом поклонился и тихо произнес:
   - Да будет с вами Солнце!
   И вместе с правителем Избранным до земли поклонились лорентийцы.
   Стражники сдвинули с ворот тяжелый засов. В толпе раздался протяжный плач. Но он утонул в гуле сотни выкриков.
  -- Да будет с вами Солнце!
   Избранные вышли за ворота, все так же держась за руки.
  -- Не оглядывайтесь только, - строго, но каким-то охрипшим голосом, прошептал Чоусен. - Знаете ведь, что плохая примета оглядываться.
   Вот и все. Стены города отделили их от прежней жизни, провели черту. Чтобы не случилось, как бы не сложилось их опасное путешествие, сюда они вернуться уже другими. Если вернуться. Об этом думать не хотелось. Они верили в свою силу, верили в удачу, верили в судьбу. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее уходили Избранные от города
   Чуть позже их из города вышел Микус. Это был молодой, чуть-чуть постарше героев, проводник. Ему выпала честь провести Избранных через Негайские болота.
   Как Посвященные выбирали Избранных, так и в клане Проводников выбирали того, кто поведет Избранных через болота. Обычная-то вроде работа, каждый день кого-нибудь ведут. Проводникам все равно кого сопровождать: торговца ли, путешественника. Или кого другого.
   Не пересохнет болото и не станет менее опасным, даже если по нему пойдут Избранные. На болотах все равны, не зависимо от чинов и званий.
   Да честь велика. Посвященные в Хроники Истории впишут, что тот-то и тот-то провел Избранных через Негайские болота. Будет чем перед потомками похвастаться.
   Вот и устроили Проводники меж собой соревнование. Старики отказались участвовать. Хватает им других забот. Да и жажда славы с годами приглушает свой голос, успокаивается, засыпает.
   А у молодежи эта жажда славы неуспокоенная. Волнуется молодежь, что не хватит времени, или обстоятельства так сложатся, что не успеют славу заполучить. Вот и стремятся при каждом удобном случае чем-нибудь прославиться.
   А такая слава, как нынче предстояла, вообще, раз в четыреста лет выпадает. Разве может молодежь от своего шанса отвернуться?
   Соревнование из двух частей состояло. На силу и сообразительность. Проверялись именно те качества, без которых в болотах лучше и не ходить. И сам пропадешь, и клиента сгубишь. Слабакам и дуракам в болота хода нет. Это всякий знает.
   Все молодые проводники высказали желание участвовать в соревнованиях.
   Но выбрать-то предстояло одного. Целой компанией не поведешь.
   Выиграл Микус. Честно. Без всякой подтасовки. И силой всех обошел, и в вопросах не запутался. Готовился он к этому, не просто все так вышло. Тренировался и в беге, и на снарядах. Даже несколько раз к магам в библиотеку наведывался, чтобы в вопросах неясных разобраться.
   Как объявили победителем, гордым был, до ужаса. И себя прославил, и род свой не посрамил. Важность своей миссии сознавал. Славой Избранных умывался.
   Поэтому подошел к ним вразвалочку. Шапка набекрень, ремень, охватывающий куртку, чуть приспущен, да брюки в сапоги залихватски заправлены. Сам себе молодцом казался, пока дома собирался.
   Про себя волновался, конечно, весь город ведь на него смотрит, но показывать волнение нельзя. Пусть горожане видят, что он тоже герой героем, а не так просто проходил мимо.
  -- Здорово, ребята, - пробасил значительно, как и подобает герою.
   Сам себе понравился, похвалил, что не сдрейфил, голосом не дрогнул. Почести он им, Избранным, в городе отдал, поклонился, как следовало. А в болотах он, Микус, главный начальник. Какими бы Избранными они не были, а с выходом из города да с приближением к болоту попадают под его власть. И во всем слушаться и подчиняться должны. Без него пропадут. Болоту все равно. Оно почести никому не привыкло отдавать. Болото само по себе.
   Вблизи Микус лучше рассмотрел Избранных и подивился их виду. Совсем молодые. Никакого геройства в облике. С такими и на улице задраться не страшно. Мальчишки так еще ничего. Маг ростом вышел, а воин, от тренировок, в плечах крепок. Эльфийка совсем же слабенькой казалась. И как такую выбрали? Хотя, кто их знает, этих эльфиек. В чем сила у них?
   Микус считал себя знатоком женщин. За свои годы не мало перевидал. Правда, больше хвастовства перед друзьями было, когда рассказывал про любовные похождения. Но все равно, были кое-какие женщины в его жизни. Знал он их натуру слабую. При малейшей трудности в панику пускаются, слезами заливаются. С ними Микус ни на одно серьезное дело не решился бы. Для мужских дел не годятся. Лишь одна от них польза: потискаться да позубоскалить. А, может, ему такие слабачки только попадались? Может, и среди них сильные личности попадаются? Что-то Микус в этом сомневался. Правда, среди его знакомых девчонок ни одной эльфийки не было. Так что об их силе судить Микус не мог.
   Тинка с виду ему понравилась. С такой не прочь был бы вечерок провести. Вот бы друзья обзавидовались. Да понимал, не для него она. Не просто девчонка, даже не просто эльфийка, Избранная она.
   Микус даже крякнул от досады. А потом заломил шапку еще дальше на затылок, вот - вот свалится, и сказал:
  -- Слушай меня внимательно. Болото - это вам не шутка. Поэтому никакой самодеятельности. За мной след в след. И по сторонам не зевать. Идем быстро. Когда привал, скажу. И не ныть!
   За последнее предложение самому стыдно стало. Переборщил он с ним явно. Не детей ведь на экскурсию в болото ведет. Знают, небось, как в болотах себя вести.
   Плюнул от этого со смаком под ноги, повернулся и зашагал к болоту.
  -- Да подожди ты, - остановил его чей-то голос.
   Микус оглянулся. Говорил маг.
  -- Подожди, не спеши. Давай хоть познакомимся. Я - Чоусен.
   Как будто Микус не знает, как их зовут. Весь город знает. И не только имена, но и чьего рода. Все известно. Пока в толпе стоял, ждал шествия, понаслышался. В толпе новости быстро передаются.
   Прокилл и Тинка тоже представились.
  -- Микусом меня кличут, - ответил и он.
  -- Микус, а чего ты сердитый такой? - спросила Тинка.
   Ехидство Микусу в ее голосе послышалось. Вот уж эти девчонки! Все бы им с подковыркой да с издевкой. И эта такая же. Не смотря на то, что и эльфийка.
  -- Не сердитый я, - буркнул Проводник. - А серьезный. Не в игры мы играть собрались. Болото шуточек не любит. Да и вы, чай, не на праздник отправляетесь.
   Избранные переглянулись.
  -- Так что, плакать нам от этого? - спросил Прокилл и в улыбке зубы ровные показал.
  -- Плакать- то не следует, но серьезность не помешает. Нас вон еще из ворот видать. Что люди подумают?
  -- А пусть думают, что не боимся мы дороги.
  -- А вы и вправду не боитесь?
   Избранные лишь плечами пожали. Микусу интересно было, неужели не боятся? Но допытываться не стал. Зашагал вперед.
   До болота так и дошли. Микус впереди, Избранные за ним. За руки уже не держались, но шли ровненько, рядком. Благо дорога, широкая и ровная, позволяла.
  -- По тропке пойдем гуськом, - сказал Микус, когда они остановились на краю болота. - Я - первый, за мной - Тинка, Чоусен. Прокилл идет замыкающим. И след в след. Молча. И не спорить.
   Никто спорить не собирался. Начиналось болото. А на болоте судьба любого, бедняка ли, богатея, труса или героя, в руках Проводника. От его знания и умения зависит, дойдешь ли ты до твердой земли или навсегда сгинешь в трясине или, еще того хуже, пополнишь ряды нежити.
   По традиции Микус повернулся к солнцу, поднял руки вверх и произнес:
  -- Да будет с нами Солнце!
   Избранные повторили хором:
  -- Да будет с нами Солнце!
  -- Да встретит нас твердая земля! - добавил Микус и ступил на тропинку, убегающую в болото.
   Не впервой Микусу вести людей через топи. Сызмальства осваивал эту науку. Малым мальцом с отцом вступил на зыбкую, колыхающуюся под ногами, почти невидимую тропу. Ходил учеником. Сейчас уже самостоятельно года два водит путников. А каждый раз замирает сердце перед первым шагом. Потом ничего, потом бояться некогда. А первый шаг всегда страшен. Даже старые Проводники, за кружкой пива, когда хмель в голову стукнет, признаются, что тоже страшатся первого шага. Им-то что, могут и признаться в своей слабости. А молодые так стесняются говорить о страхе. Хорохорятся, героями себя показывают. Но каждый знает этот страх.
   Для Проводника важнее, чтобы он так и остался "страхом первого шага", чтобы не задержался в сердце, не вылез нежданным подарком посреди пути. Страх на тропе - это уже другой страх. От него не излечишься, намертво в тебя врастает. Со встреченным страхом на тропе одна дорога - уходить из Проводников, искать более спокойную работу. И больше никогда в жизни не подходить и близко к болотам. Забыть, что ты был Проводником. Но разве можно такое забыть?
   Микус знает, что нельзя. И не понаслышке знает, а на деле. Отец Микуса, славный и уважаемый Проводник Чет, переправивший через Негайские болота ни одно войско, не говоря об отдельных путниках, полгода назад, в одном из переходов, уже почти на выходе на твердую землю, повстречал свой страх.
   Хорошо, что на выходе. Сумел довести троих из Давиаса до тверди. Помог опыт. А если бы посреди болота?
   Никогда Чет не рассказывал сыну, какой он, страх этот. А Микус первое время к отцу приставал с этим вопросом часто.
  -- У каждого свой, - отвечал Чет. - Каждый свой узнает.
   Микус жалел отца. Отлучение от любимой работы, от смысла жизни совсем подкосило Чета. За полгода постарел на десять лет, осунулся. И ночами кричит. Страшным голосом. Видимо глубоко внутри засел страх. Днем прячется, а как ночь наступит, и звуки и запахи Негайских болот проберутся в город, просыпается. И вылетает страшным криком из горла отца.
   Микус просил небеса, чтобы не пришлось ему никогда встретиться со своим страхом на тропе.
   А страх первого шага? Ну, им все страдают. Это как легкое недомогание. Как насморк, быстро проходящий при вступлении на тропу.
  
   До привала две с половиной ликры. По твердой земле прошли бы и не заметили. А по зыбкой тропе быстро не пробежишь. Но Избранные шли хорошо. Микус спиной, профессионально, чувствовал, что ребята идут ровно, без сбоев. Таких вести одно удовольствие. А ведь разных приходится водить. Семь потов спустишь, бывает, от волнения. А эти молодые, сильные, идут шаг в шаг. Только чавканье от шагов слышно. И все. На болотах днем тихо. Самое опасное, что может случиться - это выходящий наружу дух болотный. Как булькнет, бывает, рядом, у самого Проводника сердце ухает. Тогда только молись небесам, чтоб у клиента нервы не сдали. Не рванул со страху в сторону. Но это редко бывает. У Микуса самого лишь несколько раз случилось. Спит днем болото. Силы для ночи набирает.
   Привал - это полянка твердой земли посреди топи, небольшая, поросшая сочной травой. По воле какого случая она тут появилась, никто не знает. Но очень кстати. Потому как без отдыха пройти через болото трудно. Для нетренированного тела пять ликр по зыбкой, колыхающейся земле под ногами, многовато. Микус, конечно, мог бы весь путь без остановки пройти. Да и Избранные бы прошли. Молодые и сильные. Но так положено по правилам. А правила Микус нарушать не собирался.
  -- Отдыхаем тут, - сказал Проводник, когда Прокилл последним ступил на твердую землю. - Кустов тут не имеется. По надобности просто отойти в сторонку и там пос...
   Но остановился, прикрыл рот, увидев перед собой лицо Тинки.
  -- Ну, там что надо сделать, - добавил, покраснев.
   Тинка хихикнула.
   Солнце уже поднялось высоко, стало припекать. Все расположились на земле, с удовольствием давая отдых своим телам. Полежали, помолчали.
  -- Слушай, Микус, - нарушил молчание Чоусен. - А тебе не надоедает каждый день по этим болотам топать? Я тут совсем недолго, а мне уже надоело глядеть на унылую картину. Серость.
   Микус обиделся. От обиды даже отвечать не хотел. Но потом, взглянув на мага, как на неразумное дитя, сказал:
  -- Ерунду говоришь. Потому как болота не знаешь. Ведь оно что? Болото - скажешь. Скучное, говоришь. Болото увидеть надо. Оно ведь разное, каждый день разное.
   Сказал и сам испугался. С Избранным спорить вздумал.
  -- Ты не обижайся, Микус.
  -- Я и не обижаюсь. Больно надо.
  -- Вижу я, обижаешься. Но я, правда, понять хочу: что вас, Проводников, в болоте держит? Неужели деньги?
  -- Деньги - тьфу! - сплюнул Микус. - Деньги пришли и ушли. Тут другое.
   Тинка и Прокилл участия в разговоре не принимали.
   Эльфийка лежала на земле, раскинув руки, впитывала в себя энергию солнца, набиралась силой. Это в болоте можно идти не опасаясь. Днем здесь чужие не ходят. А на твердой земле всякие встречи могут произойти. И не очень желательные тоже.
   Воин же сам по себе, от природы, неразговорчив. Вот и сейчас сидит в сторонке, ножом счищает с сапог болотную грязь.
   А Чоусен поговорить любит. Но не только это. Ему интересны окружающие люди. Про всех хочет узнать, прочувствовать, залезть в самую глубь, прочитать мысли. На то он и маг. На роду у него написано всю жизнь учиться. А ведь известно, что каждый человек подобен книге. Много тайн и секретов хранит в своих глубинах. Надо уметь только перелистывать страницы души. Маги это умеют.
   При желании Чоусен легко и просто мог заглянуть во внутрь Микуса, узнать такое, что тот о себе и сам не знал. Но желания-то и не было. Да и нельзя своим знанием впустую пользоваться. Не для развлечений оно.
   Хотелось просто лежать на мягкой траве, расслабленным и спокойным, и вести простые разговоры, неважные и незапоминающиеся. Знать, что ты под защитой и опекой Проводника. Он сейчас обо всем думает, все решает. Когда и куда идти, когда отдыхать. А ты лишь подчиняешься его приказам.
   Не знал Чоусен, но чувствовал, как хорошо, когда кто-то другой несет ответственность за твою судьбу.
   Пройдет совсем немного времени, и, лишь солнце встанет в центр неба, распрощаются они с милым парнем Микусом и пойдут по предназначенной им дороге. И неизвестно, что встретится в пути. Неизвестно, какие силы придется применить.
  -- Ну, с деньгами все ясно, - не унимался Чоусен. - А что это "другое"? Я, правда, хочу разобраться.
   Микус перевернулся со спины на живот, устроился поудобнее лицом к магу.
   - Я впервые в болотах попал совсем маленьким. Даже уже и не помню, в каком возрасте вступил на тропу. Потому сейчас кажется, что всю жизнь был с болотами. Я другой жизни и не представляю. Мне по земле ходить труднее, чем по болоту. Вот в прошлом году заболел, хворь какая-то с жаром напала. Так я извелся весь. Только ночью оживал, когда в город вползали любимые запахи. Мать просил окно на ночь не закрывать. Представлял, что не в кровати лежу, а на этой полянке.
   Микус с нежностью погладил ладонью траву.
  -- А, может, ты просто привык к болотам? Другой жизни не знаешь?
  -- Не-а... Мы же, проводники, не сидим безвылазно на болоте. Видим и другую жизнь. У меня лучший друг кузнец. Так я ему часто помогаю. Полезная и важная у него работа. Но не для меня.
  -- Да?
  -- Да. У меня и отец - проводник, - сказал Микус и запнулся, вспомнив нынешнее состояние Чета. - И дед был. И прадед. С Золотых времен наш род занимается этим делом. А ты говоришь, другое.
   Эти слова заинтересовали Избранных.
  -- Так вы что, из Первейших? - с удивлением спросил Чоусен.
  -- Ага, - небрежно ответил Микус.
   А в душе загордился, что сумел удивить Избранных. Пусть не думают, что они только особые. Микусу тоже есть, чем гордиться. От Первейших его род идет. Потом, правда, вспомнил наставления отца, что не следует этим кичиться. Человека должны уважать за его дела, а не за заслуги предков. Но очень уж хотелось Микусу покрасоваться.
  -- Расскажи.
   От интереса Чоусен даже вперед подался. Мало осталось потомков Первейших. Тем важнее сохранить память о тех далеких Золотых временах.
   Микус уселся, скрестив под собой ноги. Не очень-то удобно рассказывать, лежа на животе.
   Прокилл и Тинка пододвинулись к ним поближе, чтобы лучше слышать и не пропустить чего-нибудь важного. Что правда, то правда, не каждый день такая удача выпадает. Никто из Избранных не мог похвастаться принадлежностью к родам Первейших. А вот Микус мог.
  
   Давно это было. Так давно, что даже солнце забыло то время, когда освещало дорогу бредущим людям, которых через века потомки назовут Первейшими.
Было их не больше трех десятков. Много дней шли по пустынным землям, не встречая ни городов, ни путников. Почему покинули свой родной край, и где он располагался, осталось их тайной. Говорят, что не по доброй воле пришлось отправиться им на поиски новой жизни, что за плохие дела были изгнаны с родины. Но только говорят. Как было на самом деле, неизвестно.
Начинаешь новую жизнь - отбрось старую. Вот и отбросили они, вычеркнули из памяти. Даже детям, родившимся на новом месте, не рассказали.
Словно из ниоткуда появились они и словно в никуда брели.
Счет дням потеряли в пути, много сил оставили на бесконечной дороге.
И вот однажды вывела их она к болотам.
Решили здесь остановиться на ночлег. Отдохнуть, набраться сил, чтобы на утро вновь пуститься в бесконечный поход.
Но не так распорядилась жизнь.
Ночью случилось чудо необъяснимое. Всем спавшим, от мала до велика, привиделся сон. Наутро, когда стали меж собой привиденное обсуждать, удивлялись, что сон был у всех один и тот же, похожий до мельчайших деталей. А, может, и не сон то был, а все на самом деле случилось? Нет, спали они. В этом уверены были.
Явился им во сне старик древний. Чудной старик. Роста невеликого. Со спины сходил за мальца только-только набирающего мужскую силу. Но с бородой, седой и спутанной. В бороде трава болотная вплетена. И пахнет сам болотом.
- Будьте здравы!
Рта не раскрыл, а все в головах голос услышали.
- Давно вас жду. Долго вы где-то плутали. Но как дороге не виться, все одно приведет к нужному месту.
Дивятся все. Хоть и знают, что сон это. И всех вопрос мучает, что за старик странный, откуда в этих местах пустынных?
А старик, словно услышав их невысказанный вопрос, отвечает:
- Хозяин я этих болот. Ко мне вы шли долгие ликры, ко мне вела, выбранная вами дорога. Радуйтесь, наступил конец вашим мытарствам.
Еще больше все удивились. Сами ведь не знают, куда они идут, какого пристанища ищут.
- Там, за болотом, - старик простер руку в сторону восхода солнца, - предстоит возвести вам город. Через века станет он сильным и могучим, и прославит ваши имена. Имена Первейших.
Воспротивились сердца слушавших. Не к этому они стремились. Не у болота гниющего остановиться хотели. Красивые места искали, чтобы жизнь новую начать.
Услышал, видно, Хозяин болота протест сердца путников.
- Неразумны вы, - сказал. - Не в вашей силе определять судьбу свою. Судьба ваша определена была в тот миг, когда покинули вы земли родные. И не вам ей противиться. А не верите, так проверьте.
Сказал и исчез.
Проснулись все, стали сон обсуждать. И, как один, решили быстрее покинуть место нечистое. Мало того, что нездоровое, сырое, так еще со всякой нежитью. А то, что старик из этой братии, поняли сразу.
Быстро собрали свои нехитрые пожитки и в путь от страшных мест двинулись. Даже не поели. Подальше, подальше...
Шли долго, солнце круг по небу успело пробежать. А как на покой оно готовиться стало, все с удивлением увидели, что опять на краю болота оказались.
Развели костры. Кто посильнее и покрепче, решили не засыпать, чтоб не встретиться с Хозяином болота. Заснули только самые слабые, у кого сил после дневного перехода не осталось. Но ни тем, ни другим в эту ночь со стариком встретиться не пришлось. Только страшные звуки неслись с болота, да окутывал их смрад гнильный.
С утра опять тронулись в путь. Но к третьей ночи вновь оказались на знакомом месте.
Поняли все, что не вырваться им из заколдованного круга, что кто-то, неподвластный, за них в данный момент решает судьбу. И смирились с этим.
Поэтому даже обрадовались, когда увидели подходящего к ним старика. Того самого, что во сне видели.
- Ну вот, видите, как все получается. Нет вам дороги от места этого. Вы радоваться должны, что сюда она вас привела. Могла и в более дурное место закинуть.
- Посмотрим, - ответили старику.
Все равно надо где-то пристанище искать, не всю же жизнь дорогу ногами сбивать. А раз судьба определила для них это место, то так тому и быть.
- А теперь отдохните, поспите. Ночью вам через болота не пройти. Нет живым места на болоте ночью. Другие законы вступают в силу. А утром к новому дому я вас проведу.
И исчез.
А с болота неслись уханье, стоны и страшные звуки. Под них путники и заснули. И, что интересно было, не боялись они этих звуков. Усвоили из слов старика четко: не суйтесь в болото ночью и не будет беды.
Утром, при свете солнца, увидели деревянный мостик, начинавшийся от места ночлега и убегавший вглубь болота. По нему и пошли.
Несколько ликр отшагали по мостку, дивясь размерам болота.
А когда вышли на твердую землю и огляделись вокруг, поняли, что не в самом плохом месте предстоит им жить.
Отдохнули после перехода через болото и приступили к обустройству своего нового дома.
   С их первых домов, неудобных, скроенных на скорую руку, и берет начало Лоренция.
  
   Микус закончил свой рассказ. Молчали и Избранные. Вот ведь как получается. Сколько раз им приходилось слышать историю о рождении Лоренции, а каждый раз звучит по-новому. История Микуса несколько отличалась от общепринятой, имела незначительные, но отличия.
   Да это и понятно. История его рода, ведущего свои корни от тех тридцати Первейших, передавалась из уст в уста, от отца сыну, от сына к внуку. Передавалась в своем первозданном виде, без добавок и исправлений ученых Посвященных
   Чоусена заинтересовало упоминание о деревянных мостках через болото. О них он никогда не слышал. В легендах просто говорилось, что Хозяин болота перевел Первейших через трясину. Об этом он и спросил Микуса.
   От этого, вроде бы невинного вопроса, Проводник вспыхнул, вскочил на ноги.
  -- Разболтались мы тут. Дальше отправляться надо. Вон солнце уже высоко. А мне еще назад возвращаться. Вставайте! Хватит сидеть.
   Избранные переглянулись. Они не поняли быстрой перемены в настроении парня.
  -- Ты чего, Микус, подскочил, как ужаленный. Не хочешь, не отвечай. Подумаешь, про мостки я спросил, - Чоусен попытался успокоить Проводника.
  -- Нет никаких мостков. Нет. Сам ты про них выдумал, - не успокаивался Микус.
  -- Как же выдумал? Я же слышал. Да и остальные тоже.
   Прокилл и Тинка кивнули. По-хорошему надо было бы отстать от парня, но любопытство - вредная штука. Как завладеет человеком, не отвязаться от нее. А то, что Микус так расстроился, еще больше заинтересовало Избранных.
   А то, что Микус расстроился не на шутку, заметили все. Глаза его прямо сверкали, когда он выкрикнул Чоусену в лицо:
  -- Это ты, маг, своими чародейскими штучками заставил рассказать нерассказываемое. Знаю я вас, магов. Все норовите честных граждан охмурить.
   От несправедливого обвинения Чоусен сначала опешил, а потом рассмеялся.
  -- Ну, ты даешь, Микус. Буду я на выведование твоих секретов силу тратить. Для других дел она мне понадобиться.
   Смех Чоусен привел Микуса в себя. Он растеряно оглянулся и посмотрел на своих спутников.
   Избранные стояли плотно друг к другу. И хотя все трое улыбались, показывая, что зла на Микуса не держат, в глазах светилось напряжение.
   Микус вспомнил, кто они и куда направляются, что предстоит им совершить и кем станет один из них. Страшно стало Микусу. И стыдно. За свой поступок.
   Как он мог? Как мог? А вот ведь, смог.
   За такое короткое время совершить два проступка, которые впишутся траурными буквами в книгу его судьбы: оскорбил подозрением Избранного и тайну Проводников чуть не выболтал.
   Микус прекрасно понимал, что маг никакими тайными силами не заставлял его сболтнуть лишнего. Сам рассказал про мостки. Не подумав, или, наоборот, чтобы похвалиться: я тоже кое-что значу. У нас Проводников свои секреты, а я в клане не последний человек.
   Микус ведь не рассказал Избранным главную часть истории о Первейших. Ту, которую не включена в традиционную версию. Эта часть передается из поколения в поколение только в Клане Проводников. Чтобы помнили, чтобы знали, какой груз несут на себе.
  
   Не обманул их Хозяин болот. Всем хороша была новая родина. И земля плодородна - хлеба рожала достаточно. И деревья по краю болота на удивление здоровые и высокие. Как раз такие, из которых крепкие жилища выходили. И дичи на тех деревьях достаточно гнездилось, чтобы прокормить возрастающее с каждым годом поселение.
Нежить с болот не беспокоила, хоть и слышали поселенцы каждую ночь дикие крики и звуки. Но ночью туда не совались, а днем нежити не время. Тишиной и спокойствием несет с болот. Можно по краюшку пробежаться, ягоду какую сочную собрать. Да и грибы там водились.
Спокойно и размеренно текла жизнь поселян. От злых врагов надежно защищены. Чужой человек через болота не проберется.
Да вот беда! Не только от врагов защита, но и от друзей преграда. Сменилось поколение, скрывшееся в этой местности, от всего мира.
Молодежи уже не нравилось сидение средь болот. Хотелось другой мир посмотреть, торговлю наладить.
Да через болото без Хозяина не перебраться. Без его разрешения никто мостков найти не мог, как не искали. А приходил он в поселение не часто и переводил на ту сторону не охотно.
Однажды сговорились пятеро парней, кто посильнее и похрабрее, и пришли в неурочное время к болоту. Не ночью, конечно. Ночью к болоту подойти никакому смельчаку храбрости не хватит. А лишь темнеть стало, когда солнце только-только скрылось за лесом, но не убрала еще свои последние лучи.
Крикнули они Хозяина болота или другим способом каким позвали, неведомо. Но услышал он их. Вышел старичок с седой бородой, все такой же сухонький и маленький.
Стали просить смельчаки, научить их самих мостки, ведущие через болото, находить. Чтобы сами могли, когда пожелают, связь с большой землей поддерживать.
Как не удивительно, но согласился Хозяин болот, обещал раскрыть им тайну. Но добавил:
- За каждое знание платить нужно. Ничто в мире бесплатно не бывает.
- Да мы... Да мы тебе, чем хочешь заплатим, - загалдели обрадованные смельчаки. Вон, как все ладно складывается. - Хочешь хлебом, хочешь товаром каким.
Усмехнулся старик:
- Глупости вы несете. Зачем мне ваш хлеб? Зачем товар? Другая плата мне требуется. Жизнь человеческая. Да не просто жизнь, а жизнь, подаренная мне добровольно.
Повернулся после этих слов и ушел обратно в болото.
Запечалились смельчаки. Знание близко, а взять нельзя. Неразрешимую загадку загадал Хозяин болот. Кто же добровольно свою жизнь отдаст?
Долго смотрели друг на друга. Каждый ждал, что кто-то другой на жертву ради всех решится. Но так и не дождались.
А потом злое, непростительное дело придумали.
Была среди поселенцев молодуха одна. Красивая баба. Да вот беда, на голову больная. Болезнь у нее странная развилась: женихи ей всюду мерещились. А женихов-то и не было. Кто ж ее хворую возьмет? Вот и жила с отцом да матерью. Пользы от нее в поселении никакой не было. Ожидая женихов, она работать отказывалась. Целый день у болота под деревом сидела. На ночь родители ее в доме запирали. Могла ведь и ночью к болоту податься. Неразумная ведь, не понимает, что опасно.
Звали ее Негайя.
Вот и решили те смельчаки Хозяину болот за Знание жизнью Негайи заплатить. Все равно никакой пользы от нее нет. Пусть таким способом послужит, отблагодарит всех, что кормили-поили ее столько лет.
Однажды под вечер подошли смельчаки к Негайе, как обычно сидящей под деревом и высматривающей женихов, и начали говорить, что уже идут к ней женихи, через болото пробираются. Но надо их встретить самой Негайе и в поселение довести, а то дороги они не знают, заплутать в болоте могут и мимо пройти. Мимо нее Негайи.
Вскочила молодуха и кинулась к болоту с криком: "Вот я! Вот я!".
С тех пор Негайю никто не видел. На совете, после долгих поисков, порешили, что забрела она в беспамятстве в болота. Там и сгинула. С тех пор болота и стали зваться Негайскими.
А Хозяин болот не обманул, передал смельчакам Знание, как видеть мостки. Только никому они о том, как получили это Знание, не рассказали.
Страшной и запретной тайной осталось среди Проводников, так их стали называть. Ведь никакое Знание, сколько бы пользы не принесло людям, не стоит человеческой жизни.
  
   Вторую часть пути, после привала, прошли еще быстрее. Спешили. Шли молча. Только хлюпанье шагов разносилось над грязно-серой топью.
   Расстались на краю болота, перед гостевым домиком.
   Микус предложил Избранным отдохнуть после перехода через болота, а лишь потом отправляться в путь. Но они отказались.
  -- Ну, как хотите, - сказал Микус. - Я свое дело сделал. Да будет с вами Солнце!
  -- И тебе, Микус, твердой земли!
   Микус долго глядел уходящим на север Избранным. Они шли, не оглядываясь, постепенно становились все меньше и меньше.
  -- Да будет с вами Солнце! - прошептал про себя Микус и направился к гостевому домику.
   Нужно найти новых клиентов и отправляться обратно в Лоренцию. Солнце не собирается задерживаться на небе. А мостки через болото видны лишь при его свете.
   "А вечером - напьюсь", - решил Микус, с силой толкая дверь гостевого домика.
   - Эй! Кому в Лоренцию? - крикнул зычно в глубину зала.
  
  
   3.
  
   Дорога, по которой отправились Избранные, называлась Северной и соединяла два великих города. Лоренцию и Давиас.
   Испокон веков длилась негласная борьба между этими городами за право называться главным городом мира. Правда, борьба бескровная и чисто символическая, можно сказать, борьба ради интереса.
   Много веков назад в мире установился порядок, по которому каждый город считался независимым. В каждом городе был свой правитель, свое войско, свои подданные.
   В них царили свои законы и порядки, и никто, кроме самих жителей города, не имел права менять их.
   Но время от время, особенно когда наступали тяжелые времена, у правителей городов возникало желание объединиться, чтобы общими силами противостоять опасностям. Но дальше разговоров дело не продвигалось. И, как было всегда, города оставались независимыми.
   Иногда разговоры об объединении продвигались настолько далеко, что Посвященные почти дописывали бумаги, в которых подробно излагались законы альянса.
   Но вопрос о том, какому городу быть главным, всегда оставался неразрешимым.
   Давиас претендовал на лидерство по праву старшинства. Он был самый древний. Возник еще в те времена, о которых не сохранилось сведений даже в летописях. Считалось, что Давиас существовал всегда. История его возникновения покрыта таким слоем времени, что разрыть ее не представляется возможным. А все то, что говорят, не более чем легенды.
   Одна из них рассказывает, что Давиас - наследие Темных времен, когда и следа человека еще не было на земле. А построили город бесплотные духи, безмолвно носившиеся в те дни над землей. Правда, не понятно оставалось, зачем духам, если они бесплотны, город. Но легенда этого не объясняла.
   Лоренция требовала признания по праву срединного положения. Город располагался почти точно в центре готовых к объединению земель. В этом и был главный козырь Лоренции. Неудобное расположение среди болот было главной причиной несогласия большинства обсуждавших.
   Был еще один город - Нория. Но, как ни странно, он никогда не боролся за звание главного. Хотя имел не меньше причин, чем Лоренция или Давиас. Одним из них была красота и торжественность города. Расположенная южнее, чем остальные, Нория славилась своими великолепными парками, изумительной архитектурой и приятным климатом. А это тоже немаловажно для столицы.
   Потом споры утихали, и города продолжали жить по-старому, отдельными автономиями, но тесно связанными друг с другом.
   Если объединение городов не продвинулось дальше разговоров, разделение по интересам произошло надежно.
   Лоренция считалась городом ученых. Мало того, что в нем собрались лучшие маги планеты со своими лабораториями и книгохранилищами, так еще здесь сосредоточились и школы. Именно в Лоренции обучалась лучшая молодежь трех городов в школах Магов, Воинов и Эльфиек.
   Норию облюбовали эльфийки. Более нежные и слабые они не даром выбрали южный город, с теплым и приятным климатом. Для укрепления силы эльфиек, главное, наличие солнца. А Норию солнечные лучи баловали круглый год.
   Давиас, расположенный на севере, в месте более суровом, был вотчиной воинов.
   Конечно, такое разделение чисто условное. В Нории жили не одни эльфийки, а в Давиасе - не одни воины. Но все-таки... Когда в разговоре кто-то, например, произносил выражение "Город воинов", все понимали, что речь идет именно о Давиасе.
   Именно к Давиасу, родному городу Прокилла, и вела сейчас дорога Избранных.
   Чем дальше уходили они от Лоренции, тем больше волнения проникало в их сердца, тем больше начинали сознавать они, что им предстоит совершить.
   Когда шли через Негайские болота, почти не волновались. Негайские болота - это почти Лоренция, почти дом. Все здесь родное.
   А как простились с Микусом, поняли, что вся их дальнейшая судьба, да и не только их, зависит от них самих, их умения, смелости, знаний. Только сейчас осознали, какой груз ответственности лег на их плечи. От этой ответственности становилось жутко. Сейчас они сами за себя, помощи ждать не от кого.
   И чем дальше Избранные уходили по дороге, тем больше это осознавали.
   Шли молча, быстрым шагом, обгоняя путников, не обращая на них внимания. Да и их никто не останавливал, никто не пытался заговорить, а лишь все с почтением уступали дорогу.
   Наконец, когда молчание стало невыносимым, Чоусен заговорил:
  -- Прокилл, а ты видел Замок Крови?
   Чоусен чувствовал, что если он сейчас не заговорит, то навалившийся груз ответственности совсем его раздавит.
   Прокилл посмотрел на мага. За все время, что они были вместе, им как-то ни разу не пришлось поговорить.
   Сообщение об избрании застало каждого в своей школе. Аудиенция у Правителя, прощальное шествие, переход через болота не располагали к разговорам. Хотя и дали они друг другу Клятву Соединения, знакомы между собой, по сути дела, не были.
   Школы были разделены. Каждая жила своим миром. Впервые трое Избранных увиделись только во Дворце Правителя.
   Прокиллу Чоусен понравился. Как воин, Прокилл оценил физические данные Чоусена. Видно, что силы у него хватает. А ума, наверное, и подавно. Недаром на него выпал выбор Посвященных. С таким не страшно в бой отправиться.
   Большее опасение внушала Тинка. Худенькая и маленькая. Успокаивало только то, что у них, эльфиек, сила не мускулами определяется, а чем-то другим. Прокилл не совсем понимал чем. Внутренней силой, что ли? А непонятному Прокилл не очень доверял. Поэтому и опасался первого боя, который не за горами. А в Замке Крови, о котором и спросил Чоусен.
  -- Видел.
  -- Ну и как?
  -- Никак. Издали видел. Я еще маленьким был, когда с друзьями к нему решили добраться. Спор у нас был такой. Подойти как можно ближе.
  -- Добрались? - не отставал Чоусен.
   Не хотелось Прокиллу отвечать, но ответил. Чего уж скрывать? Не должно быть между ними никаких тайн.
  -- Подойти ближе, чем на четверть ликры даже не смогли. Бежали, как ошпаренные.
  -- Страшно стало?
  -- Скоро сам увидишь.
   Прокилл до сих пор помнит, тот всеобъемлющий ужас, что напал на них в тот день. И рядом ведь с Замком не были. Издали только смотрели. Больше никогда желания не возникало подойти близко к Замку.
   Чоусен усмехнулся:
  -- Не увижу. У нас Тинка имеется, чтобы страхи отводить. Отведешь, Тинка?
  -- Отведу, - ответила эльфийка.
  -- А без страха в бой нельзя, - сказал Прокилл. - Без страха чувство боя теряется.
  -- Так я не весь отведу. Чуточку оставлю.
   Тинка улыбнулась. Улыбка девушки отозвалась приятным теплом в груди Прокилла. Исподтишка воин глянул на Чоусена и тут же отвернулся. Боялся увидеть в глазах мага насмешку, боялся, что тот посчитал его трусом. Но Чоусен был спокоен, и Прокилл успокоился тоже. Скоро они узнают, кто на что способен. На деле. На словах такого не определишь. Словами что хочешь можно рассказать. Поэтому Прокилл не очень-то и верил в слова.
   Приятные ощущения, что охватывали при взгляде на Тинку, Прокилла волновали больше. Такие чувства совсем некстати. У воина в бою должно быть холодное сердце. И отношения между партнерами в бою должны быть деловыми. Никаких личных чувств.
   Ничего, до Замка еще не дошли. Он найдет способ охладить сердце. Недаром Прокилла считали лучшим учеником школы. Собрать волю в кулак и сосредоточиться на бое он сможет. А Тинка? Про Тинку он подумает, когда
   Назад в Лоренцию вернутся.
  
   На ночлег решили остановиться пораньше, чтобы хорошо отдохнуть. Завтрашний поход предстоял долгий, до самого Давиаса.
   Друзья свернули с дороги к лесу. Заходить в него не стали, а расположились на краю. Хотели разжечь костер, а огонь в лесу опасен. Чуть не усмотришь - быть беде.
   Опасностей в этих местах не ожидали. Лихие люди по большим дорогам не ходят. А о нежите в этих местах тоже сведений не поступало. Поэтому в эту ночь решили спать все, дежурства не устанавливать. Необходимо беречь силы. А сон - лучшее средство для их пополнения.
   Прокилл и Чоусен набрали сушняк. Чоусен дотронулся жезлом до сухих веток, и они весело затрещали.
   Пока юноши занимались костром, Тинка прошлась по краюшку леса и набрала съедобных, известных ей, трав и веточек.
   Прокилл сморщился от вида такой пищи. Ему, постоянно тренировавшему тело изнурительными упражнениями, требовалось мясо. Но он понимал, что сегодня на ужин никакого мяса не будет. Сам он отправляться на охоту не хотел, а Чоусен убить дичь своими магическими штучками не предложил. Прокилл решил, что не будет у него этого просить. Не слабак, может потерпеть. А мяса он поест скоро в Давиасе.
   Прокиллу скорее хотелось попасть домой. Соскучился без родных. И близость Давиаса еще больше разжигала его желание.
   Но он знал, что в Давиас они попадут не раньше, чем выйдут из Замка Крови.
   У костра поели собранную Тинкой пищу, поблагодарили лес за подаренную им еду. Эльфийка пропела гимн уходящему на покой солнцу. Странно звучал девичий голосок среди леса. Как-то привыкли они, что гимн всегда исполняется многоголосым хором эльфиек. От этого многоголосия гимн слышится торжественным и величественным. В исполнении Тинки он получился нежным и трогательным. Но эльфийке нельзя не проститься со светилом, источником ее силы и энергии. И даже в одиночестве эльфийка все равно поет свою песню.
   Избранные завернулись в плащи и улеглись у костра спать. Прокилл хотел лечь ближе к Тинке, чтобы в ночи согревать ее маленькое тело. Но не посмел, успокоив себя тем, что жар костра не даст замерзнуть девушке.
  
   Среди ночи Чоусен неожиданно проснулся. Резко сел, прислушался. Вокруг тишина. Рядом похрапывает Прокилл. Развалился на спине, руки в сторону. Тинку не слышно. Но в свете костра видно, что девушка спит, свернувшись в клубочек, не шевелится.
   Чоусен встал и огляделся. Ничего невидно. Свет от костра освещает только спящих. Дальше темнота. Чоусен помнил, что слева через поле дорога, справа лес. Ниоткуда не слышно ни звука. Но ведь что-то его разбудило, что-то заставило вскочить на ноги.
   И вдруг Чоусен услышал тихое, еле слышное:
  -- Чоусен! Чоусен!
   Зов шел от леса, такой нежный, призывный. Чоусену нестерпимо захотелось увидеть обладателя этого чарующего голоса. Ведь он звал, обещал спокойствие, ласку, обещал оградить от всех забот и проблем. Каждая частица тела рванулась навстречу зову. Скорее, в лес, забыв про все и вся. Какое ему дело до всех мелочных забот? Там, в лесу, под защитой голоса, он станет счастливым.
   Чоусен сделал шаг, второй, готовый переступить грань между светом и тьмой.
   Но вдруг что-то светлое метнулось к нему и тонкий, но властный девичий голос остановил:
  -- Не смей!
   И Тинка закружилась вокруг него, сплетая кружева защиты.
   Наваждение прошло. Чоусен, обессиленный, шлепнулся на землю. Эльфийка подошла и села рядом.
  -- Что это было? - спросил шепотом Чоусен, постепенно приходя в себя.
  -- Леснянки - хозяйки леса.
  -- Откуда? Откуда они здесь? Рядом с дорогой.
   Тинка вздохнула.
  -- Золотые Драконы близко.
   Да... Нарушилась гармония, сдвинулся мир. Нежить все ближе подбирается к городам. Знал это Чоусен. Знал. А потому ругал себя, что не учел, выпустил из виду. Поверил разговорам, что нежити в этих местах никто давно не встречал. Заснули беспечно и не подумали об опасности. Никакой защиты не наложили. Вот так и пропасть можно было в самом начале пути.
   Заманившего к себе леснянки не отпускают.
  -- Спасибо тебе, Тинка. - поблагодарил эльфийку маг. - Чуть сам не погиб и вас не погубил. До последнего вздоха я твой должник. Спасла ты меня.
  -- Да брось ты. Мы же одно целое. Пора тебе к этому привыкнуть. Мы же обязаны друг другу помогать. Сегодня я тебя, завтра ты меня. Без этого нам нельзя.
   Тинка погладила Чоусена по голове. Как маленького ребенка успокаивает мать, прогоняя пустые ночные страхи. Нервная дрожь исчесла.
  -- Ты же спала. Как успела мне на помощь?
  -- Ну, ты даешь. Я же эльфийка. Я раньше тебя зов услышала. Только не знала, кого из вас леснянки выберут. Лежала, прислушивалась.
  -- А на тебя их зов не действует?
  -- Нет. Наша сила ведь чуточку похожа на их силу. Мы ведь тоже черпаем ее из природы. Так что, в какой-то мере, нас, эльфиек, можно назвать сводными сестрами нежити, - хихикнула Тинка.
  -- Сводные - это не считается, - поддержал шутку Чоусен.
   От их разговора проснулся Прокилл и недоверчиво посмотрел на парня и девушку.
  -- Вы чего не спите? Шепчетесь? Случилось что?
   Тинка молча отошла на свое место. А Чоусен ответил:
  -- Все нормально. Просто одна девушка мне спасла жизнь. Да и всем нам.
   Прокилл окончательно проснулся:
  -- О чем ты говоришь, Чоусен?
   Чоусен вкратце рассказал о том, что случилось.
  -- Леснянки? Кто такие?- переспросил Прокилл.
   В отличии от ученого мага он плохо разбирался в вопросах нежити. Тонкости его никогда не интересовали. Закон в бою один: врага нужно убить. А нежить - это враг. Какое имя оно бы не носило.
  -- Пусть Тинка расскажет про ... своих сводных сестер, - пошутил уже совсем спокойный Чоусен. - А я тоже послушаю.
  -- И нечего смеяться. Будет сейчас издеваться, - обиделась девушка.
   Сон улетучился. Делать все равно было нечего, и Тинка начала свой рассказ.
  
   Однажды, на заре времен, когда мир был пустынен и молчалив, забрели сюда из неизвестных далей четыре брата - четыре ветра. Ветер Севера, ветер Запада, ветер Востока и ветер Юга. Пронеслись яростной волной по пустой земле. Подивились ее бескрайности. Послушали ее горестные стоны. Посмотрели на ее плодородное лоно, не дающее жизни.
Жалко стало братьям-ветрам одинокую землю. И подарили они ей деревья.
С благодарностью приняла истосковавшаяся земля подарок. Отдала принятым детям - деревьям соки свои и силу свою. Разрослись деревья могучими богатырями. Все больше и больше становилось их. Так появились на земле леса.
А потом появился человек.
И поклонялись люди лесам, приносили жертвы и совершали возлияния. Большим грехом считалось срубить дерево, не отдав лесу приношение.
Величественен и торжественен был обряд. Всем родом выходили вымаливать просьбу у леса отдать им дерево. Мудрейший из рода долго ходил среди леса, прислушиваясь только ему ведомым способом к деревьям, чтобы узнать, какое готово отдать жизнь и послужить людям. Когда он находил нужное дерево, самые молодые и красивые девушки и парни танцевали вокруг выбранного и пели благодарственные песни. Мужчины и женщины раскладывали рядом незамысловатые подарки и разливали вино. Потом самый старый человек рода сламывал веточку с дерева и втыкал ее в землю, приглашая душу дерева переселиться в новое жилище. И только когда все почести были отданы, все обряды совершены, старейшина давал разрешение рубить дерево.
Убивали дерево только в крайних случаях. Когда дом прохудится, и его надо поправить. Или когда новый род возникнет.
Ни одно дерево не было срублено впустую.
Но прошли времена, когда люди почитали дерево. Забыло нынешнее поколение старые законы и порядки. Ради своих целей или ради наживы губят бездумно леса, убивают деревья, забывая об их душе.
Вот и бродят по лесу неприкаянные души сгубленных деревьев, не нашедшие себе нового жилища.
Леснянками их зовут. Много страшных историй про леснянок сказывают. Говорят, что леснянки - души деревьев умеют разговаривать с душой человека. Если встретится человек на пути леснянки, начинает она с душой человека говорить. Зазывает его все ближе и ближе к себе. Не волен человек противиться желанию души своей, которая тянется к леснянке.
А когда подойдет живой человек, то вселяется леснянка в него, находит в нем утраченное жилище. И нет больше человека. Разве можно считать человеком существо с душой дерева?
  
  -- Ух! - передернулся Прокилл. - Страхи ты какие, Тинка, рассказываешь. Да еще ночью. Да еще около леса, где эти самые леснянки бродят. Жуть! Не заснуть мне больше.
  -- Можешь спать спокойно, - проговорил Чоусен. - Они больше сегодня здесь не появятся.
   Он тоже внимательно выслушал рассказ Тинки. Чоусен знал, конечно, про леснянок много. Но сейчас, после того, как испытал их зов на себе, рассказ Тинки воспринимал совсем по-другому.
  -- А ты уверен? - не унимался Прокилл.
   Прокилл злился на Чоусена, но сам себе в этом не признавался. Хотя и знал из-за чего. Очень уж ему не понравилось, как близко друг к другу сидели Чоусен и Тинка, когда он проснулся.
  -- Не появятся. Они меня чувствуют, - подтвердила эльфийка. - Так что давайте спать. Солнце еще не скоро проснется.
  
   А утром вновь дорога повела их на север. Странно, но обычно многолюдная дорога в этот день была пустой. За все время, что они продвигались к намеченной цели, не встретили на пути ни одного человека. Для Чоусена и Тинки, может быть, это и не казалось странным. Но Прокилл, часто путешествующий из Лоренции в Давиас, удивлялся. Обычно на ней не протолкнуться от народа.
   Что-то не так, чувствовал Прокилл. Или всех предупредили, что по ней пойдут Избранные, запретив простым путникам попадаться на их пути. Или, действительно, Золотые Драконы уже настолько близко, что народ, чувствуя их приближение, боится покидать свои жилища.
   Прокилл не чувствовал приближения Золотых Драконов. Хотя все вокруг только об этом и говорили. Всю сознательную жизнь он учился ведению боя. В этой науке - главное сила и быстрота. Область чувств - это по части магов и эльфиек.
   Чтобы как-то изгнать ненужное волнение, Прокилл спросил:
  -- А вы знаете, как зовут эту дорогу у нас в Давиасе?
   Чоусен и Тинка даже остановились от удивления. Надо же, молчун Прокилл сам заговорил.
   Они сами болтали о всяких пустяках, но Прокилл обычно не принимал участия в их разговорах.
  -- Северная? На всех картах она так обозначена.
   Чоусен хорошо знал картографию.
  -- Нет. Ее у нас называют Великановой дорогой.
  -- Почему Великановой? - удивилась Тинка. - Никогда такого названия не слышала.
  -- И я не слышал, - подтвердил Чоусен.
   Прокилл порадовался, что смог хоть чем-то удивить этого всезнающего мага. Пусть не гордится, что все на свете знает.
  -- Мне мама в детстве рассказывала, что дорога из Давиаса в Лоренцию Великановой зовется. Когда впервые шел по ней, все надеялся великаншу встретить. Но - увы! - не пришлось. Я помню, расстроился сильно и на маму обиделся, что обманула меня. С тех пор я больше в сказки не верю.
   Друзья улыбнулись. А Тинка сказала:
  -- Ты счастливый. Точно знаешь время, когда повзрослел.
  -- Как это?
  -- Человек становится взрослым, когда в сказки перестает верить.
  -- Ну, не правда, - возразил Чоусен. - Я тогда, по-твоему, совсем ребенком не был?
  -- Ты - другое. Ты - маг. Вы, маги, хоть и знаете подноготную всех сказок, но, вместе с тем, каждый день эти же сказки творите.
  -- А ты, Тинка, уже повзрослела?
   Прокиллу было приятно разговаривать с девушкой. А то все никак не мог придумать темы для разговора.
  -- О, нет! Мы, эльфийки, - всю жизнь среди сказок живем. И сила наша с нами, пока мы в них верим.
  -- Вот ведь как! Какие мы все-таки разные.
  -- Не совсем, Прокилл, мы уж такие разные. Мы живем в одном мире, дышим одним воздухом, ходим по одним дорогам. А, значит, мы очень-очень похожи. А теперь расскажи нам, почему дорога Великановой зовется. А то раздразнил и молчишь. Чоусен же заболеет от переживаний, что он что-то не знает. Правда, маг? - подмигнула эльфийка Чоусену.
  -- Угу! Давай, рассказывай. Быстрее дорога побежит.
   Прокилл усмехнулся про себя: сумел хоть чем-то досадить Магу. А то самым умным себя считает. И стал рассказывать сказку, что рассказывала ему мама.
  
   В старые времена жили в наших краях великаны. Роста в десять раз больше человеческого. С ногами - в обхват башни пожарной, с руками - как дерево могучее. Ботинки носили размером с лодку рыбачью. Шаг шагнут - полликры одолеют. Подпрыгнут - горы от встряски шатаются.
Не было врагов у великанов. Кто же таким грозить будет?
Мирно жили великаны, но скучно. Никаких развлечений они не знали. День деньской на земле лежали и в небо глядели. А когда уж совсем невмоготу от скуки становилось, от нечего делать, бывало, яму под озеро какое выроют или из камней скалу соорудят.
Жила среди них великанша Эндора. Красавица. И, как всякая красавица, капризна была до жути. Никак жениха себе выбрать не могла. Никто ей не подходил. Кто ростом не вышел, кто умом, кто силой.
Разозлились тогда женихи - великаны на Эндору и условие поставили: если не выберет из них себе мужа, прогонят ее в Пустынные земли. Женихов много, а она одна. Хватит у них сил ее прогнать, хоть и выше Эндора каждого на голову. Поэтому и слыла красавицей. Свои же понятия красоты у великанов. Дали ей срок подумать. Обещали через три дня прийти за ответом.
Опечалилась Эндора. Не хочется ей замуж, да в Пустынные земли еще больше не хочется.
Лежит на земле, в небо смотрит, думу думает, как от женихов избавиться. И придумала.
Пришли через три дня женихи за ответом. А Эндора сидит на огромном валуне. Словно на кресле развалилась. И, не вставая с него, говорит:
-- Хочу мужа сильного и выносливого. Только такого смогу полюбить. Кто меня на этом камне десять ликр протащит, за того и замуж пойду.
Подбоченились великаны - женихи, груди выпятили. Ради любви Эндоры на все готовы. Хоть на валуне тащить, хоть на руках нести. Хотя, потом поняли, что погорячились. На руках красавицу далеко не унесут. А вот на валуне, да волоком... Это, пожалуйста.
Бросили кости, и кому больше всего зарубок выпало, тот первым и схватился за канат, который Эндора заранее к валуну привязала. Тащил, тащил, но и полликры не осилил. Выдохся.
Второй, поднапрягся, почти на четыре ликры перетащил красавицу, но обессиленный свалился на землю.
Остальные, сколько не старались, и столько осилить не смогли.
Тогда собрались женихи в круг и стали обсуждать, что же делать.
Эндора смеется над потугами женихов, радуется своей придумке.
Из-за смеха и не заметила, как подбежали к валуну все женихи сразу, окружили его и потащили всем скопом. Кто за канат тянет, кто сзади валун подталкивает. Вместе не тяжело, вместе и бегом можно. Так бегом и дотащили красавицу Эндору на валуне до озера глубокого, что сами на досуге вырыли. И сбросили красавицу в озеро. Та и смеяться не перестала, как все быстро случилось.
  -- А след от валуна, который тащили женихи, и стал дорогой, которую у нас, в Давиасе, называют Великановой дорогой, - закончил Прокилл сказку. - Так мама мне рассказывала.
  -- А как же ты хотел повстречать великаншу, если ее женихи в озере утопили? - спросила Тинка.
   Чоусен молчал, стараясь запомнить сказку, чтобы потом вписать ее в книги. В Лоренции такой сказки не знали.
  -- Мама говорила еще, что иногда Великанша Эндора вылезает из озера и на дороге подкарауливает непослушных детей. Вот я и хотел ее увидеть.
  -- Так ты был непослушным ребенком? - не унималась Тинка.
  -- Бывало.
  -- Ай, ай! А с виду-то и не скажешь.
   И Избранные рассмеялись.
   Погода стояла отличная, дорога ровной полоской вела на север, солнце ласкало кожу теплыми лучами. И им казалось, что все испытания и трудности далеки. Так далеки, что о них не стоит и думать.
  
   4.
   У каждого пути свой конец. Сколько дорожке не бежать, а все воротами заканчивается. Так в народе говорят.
   Но Великанова дорога Избранных не довела до ворот Давиаса. Не доходя где-то около ликры до городских ворот, свернули они в сторону захода солнца, прошли по лугу, поросшему травой в пояс, и остановились у рощицы.
   Тут им предстояло провести ночь перед первым боем.
   Прокилл, который знал эти места лучше спутников, сказал, что в роще даже птицы не живут и звери стороной ее обходят. Проклятое место. А люди так и глядеть в эту сторону боятся. А если посмотрят, то забыть поскорее стараются.
   С места, где расположились Избранные на ночлег, Замка Крови не видно из-за густых деревьев. Если забыть, зачем они сюда пожаловали, то вполне пригодное место для ночлега. Трава мягкая, и деревья от ветра защищают.
   Зато завтра, как минуют рощу, предстанет перед ними проклятый Замок во всей красе. Вернее, во всем ужасе. Ведь одно упоминание о нем вводит в содрогание самые смелые сердца.
   Насколько мужественными и отважными считались жители города Давиаса, но и они возвели вокруг города могучие каменные стены в пять рук человеческих толщиной. Только за такой стеной ночами могли чувствовать себя спокойно, сокрытыми от опасных соседей из Замка Крови.
   Беда тем путникам, кто не успевал до захода солнца дойти до спасительных ворот. Сколько их сгинуло. И все потому, что во время не ускорили шаг, не поторопились. В темноте стучи - колоти в ворота - никто не откроет. Приказ у стражников такой. Никого не впускать. Ни брата, ни друга. Поди угадай, что стучится добрый человек, а не нежить. Всякое обличье, говорят, она при желании принять может. И человека, и зверя, и птицы.
   Рассказывают, что встречалась нежить принявшая вид камня. Идет себе путник, устанет от дороги, а тут камень удобный на обочине. Только присядет отдохнуть и все, нет человека.
   Избранные рисковали, конечно, решив переночевать у рощи. Мало ли что случиться может в такой близи от Замка.
   Но из двух зол выбрали это.
   Зайди они в Давиас, приветствий и встреч со знакомыми не избежать. Где встречи, там разговоры. Где разговоры, там потеря силы на пустое.
   А силы им терять нельзя. Никак нельзя. Беречь надо силы.
   Поэтому они и между собой этим вечером не разговаривали. Разговор стал затихать еще на дороге. Через луг уже шли молча.
   Тинка и Чоусен, каждый своим методом, наложили двойную защиту на место ночлега. Рисковать после случая с леснянками не стали. Ночь длинная, мало ли каких сюрпризов преподнести может.
   Костра в эту ночь не разводили, решили, что не замерзнут, а поужинали еще на подходе. Сразу после захода солнца, укутались в плащи и улеглись на землю спать. Тинка пропела колыбельную песню. Песня помогла им быстро заснуть. Так и отоспали Избранные ночь, повернувшись спинами к Замку Крови.
  
   Когда-то, как гласит предание, этот замок построили Ангелы. В те времена назывался он Замком Счастья.
   Те же предания говорят, что Ангелы спустились с небес. Откуда пришли они, и что привело их в этот мир, осталось тайной.
   Ангелы не рассказывали, а люди не смели расспрашивать.
   Поэтому в преданиях просто записано: "Ангелы спустились с небес, построили Замок Счастья и стали в нем жить".
   Благодать принесли Ангелы людям. Излечивали страшные болезни, от которых не было лекарств. Новые знания давали людям. Научили строить города. Объясняли, как мирно сосуществовать с нежитью. Подарили людям грамоту. Научили возделывать землю и выращивать пищу.
   Золотым веком в людской памяти осталось то время. Как заботливым родителям доверилось человечество Ангелам. Во всем слушалось, почитало и училось. От доброты Ангелов и люди сами становились добрее.
   Но недолго длился Золотой век.
   И благодать обернулась бедой. Счастье превратилось в проклятие.
   Вслед за Ангелами пришли Золотые Драконы.
   Золотым дождем спустили они с небес на землю, выжигая засеянные поля и разрушая построенные города. Смерть принесли с собой Золотые Драконы. От беды такой стонала даже земля.
   Предание говорит, что не сама планета интересовала Драконов, а Ангелы, выбравшие ее своим домом.
   За ними пришли Золотые Драконы. Пришли, чтобы убить. И убили всех. В Замке Счастья.
   С тех пор он и стал зваться Замком Крови.
   Чувствовали Ангелы приближение смерти. Успели подарить людям оружие, способное противостоять силе Золотых Драконов: Меч Архангела, Щит Хаоса, Темные Крылья и Золотую Мантию.
   Сами не воспользовались ими, предпочли погибнуть.
   Ибо не желали Ангелы навести гнев Золотых Драконов на людей, которые дали им приют в трудные дни изгнания, которые стали для них, как оказалось последними, друзьями. Сами погибли, а род человеческий спасли.
   Оружие, подаренное Ангелами людям, было не только могучим, но и опасным. Особенно в недобрых руках. Об этом предупреждали Ангелы.
   Лишь отважный, бескорыстный и абсолютно чистый душой человек имеет право взять в руки грозное оружие. Лишь Избранному это позволено.
   Как находить Избранных научили перед смертью Ангелы первых Посвященных. С тех пор передаются знания от одного поколения Посвященных к другому, а от остального мира хранятся в страшной тайне.
   И само оружие хранится далеко от человеческих глаз, разбросанное по всему миру.
   Лишь в страшные времена прихода Золотых Драконов соединяет Избранный меч, щит, крылья и мантию. И становится непобедимым.
   Нет тогда спасения Золотым Драконам. В страшной панике бегут они в свои бескрайние дали.
   А ненужное на ближайшие четыреста лет оружие вновь, как по волшебству, возвращается на определенные Ангелами места хранения в Атланс, Икарус, Лоренцию и в Замок Крови, который когда-то, давным-давно, звался Замком Счастья.
  
   Первые лучи солнца застали Избранных уже на пути к Замку Крови. Еще затемно они миновали рощу.
   Впереди шел Чоусен в алом плаще мага, держа перед собой готовый к бою волшебный жезл. За ним, сжимая в руке меч, шагал Прокилл. Лицо его было напряжено, и мускулы перекатывались по всему телу при каждом шаге. Зеленый плащ развевался за плечами. Тинка в голубой накидке замыкала шествие, тихо нашептывая заклятия, подкрепляющие силы и отгоняющие страх. Шептала тихо, почти про себя. Идущие впереди Чоусен и Прокилл даже не слышали ее. Время громких заклинаний еще не наступило.
   Здесь, под открытым небом, они были в безопасности. Нежить из Замка под яркие лучи солнца не вылезет. Прячутся твари за толстыми стенами.
   Если и теснились какие-то страхи в груди у Избранных, самое время их прогнать. Этим и занималась Тинка. Страхам в бою места нет.
   А бой предстоял нешуточный.
   Уже долгие годы Замок Крови был пристанищем полчищ нежити. Запах крови Ангелов привлек их в эти места. Со всех сторон земли сползалась, слеталась нежить в Замок, чтобы стать проклятием и наказанием ранее счастливого города Давиаса.
   Свободным и открытым всем ветрам в старые времена стоял Давиас. Мужество жителей защищало город от врагов лучше всяких стен. Только с появлением нежданных соседей пришлось тратить деньги и силы на возведение крепкого укрепления. Отгородился Давиас от нападок нечисти толстыми стенами.
   Замок Крови приближался, наваливаясь своей громадой. Еще окончательно не проснувшееся солнце не высвечивало Замок со всех сторон. От этого он казался еще более зловещим и загадочным. Острые шпили уходили в подернутое дымкой небо, узкие черные глазницы окон наблюдали за смельчаками. Порывы сильного ветра тормозили движение, каменистая безжизненная почва проникала болью даже через сапоги. Каждый шаг сопровождался волнующим ударом сердец.
   Избранные подошли к замку и остановились. Через мощные стены, заросшие за многие годы мхом, не доносилось ни звука. Жуткая тишина окружала Замок.
   Но Тинка, своим обостренным чутьем, ощущала зло, окутывающее Замок, словно вуалью, и предупредила об этом спутников. Тайные надежды на то, что не придется им встретиться с нежитью, не оправдались. А ведь надеялись про себя, что нежить покинула Замок. Нет, никуда они не ушли.
   Затаившаяся, безмолвная, нечеловеческая сила ждала их прихода.
   И от этой тишины стало еще хуже.
  
   Чоусен протянул к мощным бревенчатым дверям жезл, и огненная молния, испущенная им, открыла их. И по-прежнему тишина, даже растворившиеся ворота не издали ни звука, не скрипнули. Лишь темнота, казалось, черными клубнями выползла из образовавшегося проема.
   - Вперед! - то ли прошептал, то ли прохрипел Прокилл и первым вошел в Замок.
   Остальные последовали за ним. Звук захлопнувшихся дверей прозвучал раскатом грома в окружающем безмолвии.
  -- Вперед! - повторил Прокилл.
   Чоусен, подняв горящий неярким светом жезл над головой, вступил в темноту. Света жезла хватало лишь на узкую полоску посреди прямого, выложенного из огромных булыжников, коридора, ведущего вглубь Замка. Стен видно не было. Не было видно и того, что ждет их впереди.
   Тинкины заклятия стали громче, Прокилл нервно оглядывался, словно ожидал немедленного нападения . Чоусен, чтобы успокоить друзей, проговорил:
   - Здесь можно не опасаться. Нежить нападает скопом. В узком коридоре не посмеют. Им пространство требуется.
   Но чувствовалось, что и Чоусен волнуется. Замкнутые пространства всегда действуют на магов удручающе. Сказывается опаска, что посланная магия, отразившись от стен, ударит по самому сотворившему ее. Магам нужен простор.
   Тишина давила на уши. В темноте всегда ее чувствуешь обостренно. Только звук шагов нарушал ее. Даже дышать Избранные старались как можно тише.
  -- А может, в Замке никого нет? - с надеждой спросил шепотом Прокилл.
  -- Есть. Я чувствую, - Тинка развеяла его надежды. - Осторожно, мы приближаемся.
   Только она произнесла эти слова, как свет жезла высветил мощную, кованную железом дверь. От двери несло опасностью. Даже Прокилл, не чувствительный ко всяким волшебным штучкам, ощутил излучаемое зло. Холодом пахнуло ему в лицо. Холодом и сыростью.
   Чоусен поднес к двери магический жезл. Ничего не произошло, дверь не открылась. Магия Чоусена оказалась бессильной против магии тех, кто находился за дверью. Чоусен вновь поднял жезл, намериваясь повторить попытку
  -- Отойди, - Прокилл отодвинул рукой мага. - Здесь требуется кое-что посильнее магии.
   Собрав всю силу, размахнулся мечом и ударил по дверям. Лязг металла о металл разорвал гнетущую тишину. Потом еще размах и еще удар, и еще, и еще. Щепки летели по сторонам, железо ломалось от ударов каленого меча. Такого грохота Замок не слышал, наверное, никогда. Мощная дверь не выдержала натиска и обрушилась.
   В первое мгновение друзья инстинктивно отскочили назад. Яркий свет ослепил их.
   Через мгновение, когда глаза привыкли к свету, они увидели огромный зал. Своды его уходили высоко вверх, и самого источника яркого света видно не было. Но то, что он неестественной природы, поняли сразу. Окон в зале они не заметили и гари факелов не почувствовали.
   Избранные ступили вперед.
   Полукругом по всему периметру зала, плотной толпой, стояла нежить. Отвратительная, испускающая невыносимый смрад жуть. Никакие страшилки, рассказываемые теми, кто с нежитью встречался, не могли передать истинного безобразия тварей. От ужаса хотелось бежать, вырваться на воздух, посчитать все это ночным кошмаром, проснуться. Но ходу назад не было. Не за этим они пришли, чтобы в страхе бежать.
   Молча, не издавая ни одного звука, толпа нежити всколыхнулась, стронулась с места, стала сжиматься, стремясь окружить Избранных. От этого молчаливого всколыха тварей застывала в жилах кровь. Еще мгновение, и, казалось, сердце не выдержит, и они рванут из зала.
   И они рванули. Но не назад, к выходу, а в бой.
   Меч в руках Прокилла мелькал, не останавливаясь, срубая головы нежити. Воин пел песню силы, но эта песня больше напоминала рев разъяренного зверя. Оскал злости, исказивший лицо воина, делал похожим его на нападавших врагов. Покрасневшие от напряжения глаза сверкали. Руки выворачивались в ненормальных движениях. Вихрем носился Прокилл по залу, крутился ураганом, успевая отражать приближающуюся нежить со всех сторон. Годы тренировки воспитали тело. В бою воину некогда задумываться, куда посылать удары. Словно сам меч, в руках воина, оживает, ведет свою кровавую игру. Воину требуется лишь поспевать за мечом.
   Чоусен сразу же прорвался в центр зала и там вертел магическим жезлом из стороны в сторону, словно жонглер на арене. Огненные сполохи рассекали смердящие тела тварей. Нежить в бессильной злобе кидалась на мага, но возведенный охранный круг не пропускал врагов. Единственное, чего опасался Чоусен, не попасть в вертящегося по залу Прокилла. Ни на мгновение не терял он бдительности, готовый прийти на помощь воину и эльфийке. Но они не хуже его знали свои задачи.
   Тинкино место не в гуще боя, в тени. И задача у нее другая. Не смерть нести, а жизнь давать, силой питать мага и воина. Раскинув руки стоит Тинка, сила истекает из ее рук, передается сражающим. Обходит нежить ее стороной - обжигает их сила живая. Распыляет, не хуже меча Прокилла и магии Чоусена. Кричит Тинка свои заклинания, ни на секунду не давая упасть Паутине Защиты с воина и мага. Без ее подпитки давно бы упали в изнеможении.
   Силен союз троих. Единое целое они в бою.
   Сколько длился бой? Мгновения? Вечность? Время течет по-другому закону в схватках. Нет ему счета. Отмеряется не мгновениями, а убитыми врагами.
   Победа всегда сопутствует смельчакам. Все чаще нежить, поверженная острым мечом воина и энергией жезла мага, падала на пол и с громким шипением и зловонным запахом растворялась в воздухе. Все реже натыкался меч Прокилла на нежить. Все реже вылетали сполохи из жезла Чоусена.
   И вдруг наступила тишина. Но не та тишина, тревожная и зловещая, что встретила Избранных на входе, а другая, спокойная и умиротворенная.
   Бой закончился.
   Избранные наконец-то смогли спокойно оглядеться. Огромный, все так же залитый ярким светом, зал был пуст. Словно и не случилось здесь боя. Не следа от нежити не осталось. Исчезли, растворились.
   И вдруг, у противоположной от двери стене, друзья увидели высокую хрустальную статую, стоящую на кубическом каменном подмостке. Статуя искрилась, сверкала, излучала изнутри свет. Избранные поняли, что свет в зал поступает не сверху, из-под свода, как им показалось вначале. А именно отсюда, из этой хрустальной статуи.
   В ней и находился Меч Архангелов.
   Избранные подошли к статуе и восхищенно, прикрыв глаза рукой от яркого света, глядели на заключенный внутри меч.
  -- Давай, Прокилл, бери меч, - сказал Чоусен, а Тинка кивнула. - Мы заслужили его.
   Прокилл размахнулся и ударил по стеклу мечом. Звонко щелкнув, стекло распалось и рассыпалось мелким бисером по полу. Но и в осколках продолжало освещать зал.
  -- Вот ты какой! - воскликнул Прокилл, беря легендарный меч в руки. - Красавец!
   Прокилл любовался мечом, перекладывал из руки в руки, пробовал на размах, нашептывал нежные слова, пробовал пальцем острые грани.
   Чоусен поторопил Прокилла, прервав обряд единения с мечом. Ослабевшей Тинке требовался солнечный свет. Девушка еле держалась на ногах. Хотя и старалась за улыбкой спрятать усталость. Эльфийки не могут без солнечного света и свежего воздуха. Соединенные своим существом с природой, они быстро ослабевают в закрытых помещениях. А Тинка потеряла столько сил в бою.
   Друзья, поддерживая ее с двух сторон, вышли из страшного Замка Крови. Первую часть оружия Победителя Золотых Драконов Прокилл торжественно нес перед собой.
   Когда Избранные оказались на улице, удивились. Солнце не дошло еще и до середины неба. Оказывается, прошло не так уж много времени.
   Утренний туман рассеялся, и ничто не мешало увидеть Давиас. Он, словно исполинский великан, облаченный в каменные одежды, своими глазами-бойницами смотрел на героев.
   Город ждал Избранных. И они, не обманув его ожиданий, направились в сторону Давиаса.
  
  
   5.
   Правду говорят: слава впереди героев бежит. Когда Избранные подошли к Давиасу, жители города вышел встречать их. То ли сторожа с башен донесли об их приближении, то ли еще каким способом узнали.
   Да этому и не удивились Избранные. Открыто же к городу подходили, не таясь. А со стен далеко видно. Не подойти незамеченным к воротам.
   Старались идти бодро. Как настоящим героям надлежит. Плечи расправлены, головы подняты. Шаг в шаг печатают.
   Правда, Чоусену и Прокиллу приходилось чуть притормаживать, чтобы сравняться с шагом Тинки. Но они надеялись, что эта мелочь общей картины не портила.
   Когда подошли к городским воротам, опешили. Не ожидали такой встречи торжественной. Народу столпилось у ворот видимо-невидимо. И старики, и дети. Словно других дел у горожан нет.
   Все, как по команде, приклонили перед героями колени. Даже прославленные воины, умнейшие маги и сильнейшие в своем мастерстве эльфийки, стоящие чуть в стороне от общей массы, склонились.
   Над толпой пронеслось:
   - Слава героям!
   Сам Правитель Давиаса, великий воин Пигайрон, вышел встречать Избранных. Стоит, окруженный Посвященными. Обернулся к сзади стоящему, взял кубок и преподнес героям. То был Кубок Чести, наполненный терпким вином. По пальцам можно пересчитать тех, кто удостаивался пригубить из Кубка Чести. Только самые - самые лучшие пили из него. Преподнесенный Кубок Чести - признание важности содеянного.
   Торжественность момента испортила мать Прокилла. Расталкивая всех, кто попадался на пути, она с плачем бросилась к сыну.
  -- Сыночек! - пронеслось над притихшей толпой. - Прокилл!
   За нею спешил отец Прокилла. Он схватил за руку жену до того, как она успела перебежать дорогу Правителю, и, что-то шепча ей на ухо, увел обратно в толпу.
   Прокилл даже покраснел от стыда.
   Конечно, он сам очень соскучился по родителям. Но так его позорить. Словно не Избранный он, а малец несмышленый из школы домой вернулся.
   Правитель Пигайрон лишь усмехнулся. Что с матери возьмешь?
   После слов приветствия и восхваления, произнес:
  -- Как солнце уйдет на покой, приходите во Дворец Правителя на пир.
   Избранные в знак согласия склонили головы.
  
   До дома Прокилла Избранные шли окруженные народом. Часть толпы, конечно, рассосалась по делам, но и оставшихся было предостаточно. Кто постарше, шагали с достоинством. А вот ребятня носилась взад-вперед. Каждый хотел дотронуться до Избранных, прикоснуться к героям. От постоянных похлопываний, подергиваний, щипков болели плечи и спины.
   Хорошо, что дом Прокилла находился недалеко от ворот. А если бы пришлось идти через весь город, то совсем бы плохо пришлось.
   Мать и отец Прокилла ждали у дверей дома.
   Мать кинулась к сыну, обняла, уткнув голову в грудь. Отец своей радости от встречи так бурно не проявлял, но и его глаза светились от счастья. Он провел Чоусена с Тинкой в дом, напоследок цыкнув на ребятню, пытавшуюся тоже проскочить за ними. Те с шумом разбежались, издали показывая кулаки.
   Дом Прокилла похож на сотни домов. Как обычно разделен на две части. Одна часть, меньшая по размерам, служила спальней. Во второй - готовили и принимали пищу.
   Сюда и провел отец Прокилла Чоусена и Тинку.
  -- Садитесь, - указал им на лавки, расставленные около стола. - Сейчас мать на сыночка налюбуется, про нас вспомнит. А то она от счастья голову потеряла, про обычаи забыла. Гостей встреть, накорми, а потом в разговоры пускайся.
   Чоусен и Тинка понимающе кивнули. Чего тут скрывать, завидовали они Прокиллу. С родителями встретился. А когда им еще придется?
   Чоусен так при уходе из Лоренции со своими попрощался. Всего несколько дней прошло, как расстались. Соскучиться по-настоящему не успел. А Тинка уже давно дома не была. Когда еще встретиться придется? Девочке всегда труднее, сильно их к дому тянет.
   Но об этом сейчас думать нельзя. Выполнят свой долг, тогда свидится. За Прокилла надо просто порадоваться, что ему так повезло.
   Пока ожидали Прокилла с матерью, Чоусен и Тинка огляделись по сторонам.
   Посреди комнаты круглый стол, покрытый белой скатертью. Стол большой. За такой много гостей посадить можно. Прокилл рассказывал, что мать его пироги вкусные печет. Любят к ним гости собираться.
   Вокруг него лавки. Чисто выскобленные.
   В дальнем углу печка. А на ней дымящие котлы, от которых распространяется умопомрачительный запах.
   Друзья только сейчас поняли, как они оголодали за дни путешествия. Раньше как-то не обращали внимания. Не до этого было. А сейчас, в доме, когда напряжение спало, когда расслабились, голод дал о себе знать.
   Отец Прокилла уловил голодные взгляды друзей сына, бросаемые в сторону печи, подошел к двери и гаркнул:
  -- Мать! Кончай миловаться. Гости за столом.
   В комнату вошли Прокилл с матерью. Она его ввела за ручку, как маленького. Ни на мгновение не могла оторваться от своего любимца, который возвышался над ней на пол головы.
   Нежности матери смущали Прокилла, он вырвал руку и уселся рядом с друзьями.
   Мать побежала к печи, застучала чашками, ложками, разливая горячее варево и расставляя его на столе.
   Потом, обтерев руки о чистое полотенце, уселась за стол, рядом с ненаглядным сыночком.
   Отец, как старший в доме, произнес благодарности небу за возвращение сына с друзьями домой и за сытный обед за столом.
   Потом сел, крякнул, взял ложку и потянулся к общей миске за варевом, в котором аппетитно плавали огромные куски мяса.
   Остальные тоже принялись за еду.
   Прием пищи священен. Нарушать его разговорами не принято. В комнате раздавался только стук ложек о чашки и чавканье.
   Избранные ели с аппетитом, сознавая, что следующий такой обед наступит не скоро. Даже Чоусен и Тинка, в обычной жизни почти не употреблявшие мяса, не отказывались от предложенных матерью Прокилла кусков. Что же касается самого Прокилла, которому для поддержания силы мышц мясо требовалось всегда, поглощал пищу с удвоенной скоростью.
   После жидкого варева мать подала на стол тушеные овощи, от которых тоже ничего не осталось.
   Когда же на стол мать поставила свои знаменитые пироги с ягодами, Тинка икнула и отказалась. Но все стали ее уговаривать, что пироги - это самое вкусное, Тинка отломила маленький кусочек и долго жевала.
  -- Мне будет плохо, - замахала руками девушка, когда мать положила перед ней еще кусок.
   Поблагодарив хозяйку дома, все отодвинулись от стола.
   Тинке, непривыкшей к такой обильной и сытной еде, действительно стало плохо, и мать отвела девушку в спальную часть дома, уложила в постель, поохав, что таким крошкам приходится терпеть столько трудностей.
  -- Кто ж тебя, милая, в Избранные гнал? Тебе б еще в игры играть. Ладно мой оболтус. Ему никогда дома не сиделось, а ты, видать, девушка смирная, а туда же, в герои, - отчитывала мать Прокилла Тинку, накрывая одеялом.
   Мать - она и есть мать. За всех детей в тревоге. Своих ли, чужих. Какая разница.
  -- Так получилось, - уже сквозь сон ответила Тинка.
  -- Горюшко - горе, - прошептала женщина, тихо прикрывая дверь в спальную комнату.
  -- Заснула малышка, - сказала мать мужчинам, все еще сидящим за столом.
   Прокилл даже подпрыгнул:
  -- Она - эльфийка, а не малышка, мать.
  -- Что так взвился? За порогом дома она эльфийка, а для меня - малышка. Как и ты, и ты, - ткнула пальцем в Прокилла и Чоусена. - Но вы, вон, какие здоровые. А девочка совсем маленькая.
   Подошла к сыну, положила руку на голову, погладила и добавила:
  -- Вы уж берегите ее, охраняйте и защищайте.
   Неожиданно для матери Прокилл и Чоусен захохотали, а отец буркнул:
  -- Ну ты, мать, даешь! Это ей, Тинке, положено беречь, охранять и защищать их. Эльфийка она, мать. Эльфийка...
   А потом сам вздохнул, недовольно подергав себя за ус.
   Чоусен засобирался в город. До начала пира у Правителя хотел побывать в Доме Магов. Прокилл с отцом как раз объяснили ему, как туда добраться.
   Когда Чоусен ушел, мать взялась за посуду. Прокилл хотел ей помочь, но отец сказал:
  -- Пойдем, сын, поговорим что ли.
   Мать тут же поставила чашку:
  -- А я?
  -- Мужской у нас разговор, а ты, давай, посуду мой.
   Мать недовольно отвернулась, но перечить мужу не стала.
   Отец и сын вышли через черную дверь во внутренний сад, уселись на лавку под раскидистым высоким деревом.
  -- Ну, как ты, сын?
  -- Нормально, отец.
  -- Значит, добился своего, шельмец?
  -- Добился.
   Отец и сын помолчали недолго. Они сидели плечо к плечу, как не сидели уже давно. Прокилл подумал, что, может быть, они вообще никогда так не сидели. Отец, жесткий по натуре, не допускал нежностей по отношению к сыну, держал всегда его на расстоянии. Да и сын не стремился к близости с отцом, лишний раз старался на глаза не попадаться. Вернее, не на глаза, а под тяжелую руку. Скор отец был на это дело. Не разберется, а так отходит, что пару дней на зад сесть больно. И никакие оправдания не слушает.
   Вот с матерью другое дело. Мать сына баловала. Хотя и ей, Прокилл понимал, доставил своим неуправляемым нравом много проблем.
   Но все в прошлом. Сейчас он другой. Сейчас он смело может смотреть в глаза отцу.
  -- Ты береги себя, сын. Один ты у нас.
  -- Да, отец.
  -- Не мне тебя учить. Ты уже опытнее меня. Знаешь, что почем. Скажи, страшно было там, в Замке Крови?
   Прокилл замялся.
  -- Говори правду. Матери здесь нет. Да и друзей твоих тоже.
  -- Страшно? Не знаю. Вначале - да. А потом перестаешь думать о страхе.
  -- Правильно, сынок. Настоящий мужчина не должен стесняться страха. Страх - это полбеды. Хуже надлом от этого страха. Если внутри проскочит трещина, тогда все, конец.
   Прокилл молчал. Он слушал отца, не перебивал. Молчун по жизни, Прокилл пошел в него, отец редко пускался в разговоры. Сейчас заговорил, и Прокилл ловил каждое слово.
   Оба понимали, что неизвестно, как все сложится дальше. Может, и не придется больше поговорить. В слух, конечно, это не произносили. Ни Прокилл, ни отец. Но знали. Знали, как мужчины.
  -- Я верю в тебя, сын. Ты сможешь, выстоишь. И за себя, и за меня. Ты сильный.
  -- Да, отец.
  -- Ты сможешь, я не смог.
   О молодости отец Прокилла никогда не рассказывал. Запретная тема в семье. Но тайн в городе не существует. Все про всех знают. Людям рты не закроешь, и тайны, о которых ты предпочитаешь не знать, всегда доходят до ушей.
   Так было и с Прокиллом. Историю отца он узнал от чужих людей, и рассказана она была совсем, может быть, не так, как рассказал бы отец. Но время вспять не повернешь. Река жизни не знает откатов. А люди рассказывали так.
  
   Молодым отец был, чуть постарше Прокилла, когда отправился с войском под командованием тоже тогда молодого Пигайрона на границу с Пустынными землями. Разошлась в тот год нежить, обнаглела. Не давала покою жителям Давиаса.
   От стен города полчища тварей отогнали, но потеряли в бою много славных бойцов. Притаилась нежить на границе, ждала удобного случая снова напасть на город.
   Порешил тогда молодой Правитель выйти самим к границе и показать ненавистным врагам, что с людьми такие шутки не проходят, что сильнее человек всякой твари неживой. Набрали молодежь в войско для количества и отправились.
   Среди новобранцев был и отец Прокилла, только-только принявший обет взросления. Как и большинство мальчишек Давиаса, мечтал он в ту пору о поступлении в клан Воинов. Да и как не мечтать, если и силой наделен, и отваги хватает, и в голове мысли о подвигах роятся. А поход этот, как первое испытание.
   Но не стал отец Прокилла воином. В позоре бежал с поля боя, лишь увидел отвратительные морды нежити. Говорили, струсил, не выдержал испытания. Позором себя покрыл, и на семью будущую позор наложил.
   Отмыть этот позор, скинуть его с рода - стало главной задачей Прокилла. Сколько насмешек он от друзей перетерпел. Поэтому и старался быть самым задиристым на улице. Силу и смелость в нужных и ненужных случаях демонстрировал.
   И он выполнил свою задачу. Доказал всем. Стал лучшим из лучших воинов, стал Избранным.
  
   Чтобы не продолжать больную для отца тему, Прокилл спросил:
  -- Как Вил?
  -- Вил? А что Вил? Живет пока, - оторвался от горестных мыслей отец. - Зашел бы ты к нему, сынок.
  -- Зайду, отец. Сейчас и схожу.
   Вил... Лучший друг детства, партнер по всем детским проказам и поверенный во все сердечные тайны. Преданный и верный друг. Единственный.
   Прокилл тяжело вздохнул. Надо зайти, хоть не надолго. Он знал это, но боялся. Боялся увидеть Вила не таким, каким помнил, не таким, каким его любил.
   Прокилл подумал, что после того, как все случилось, он ни разу не видел друга. Вил не разрешал ему приходить.
   Ну, и пусть не разрешает, Прокилл все равно зайдет к нему. Он обязан. Это его долг.
  -- Я зайду к нему, отец.
  -- Иди. А я матери передам, что ты скоро вернешься. Соскучилась она без тебя, - сказал отец.
   А потом добавил:
  -- Да и я тоже.
  
   Рядом дом Вила, всего несколько шагов до него. А как трудно преодолеть даже несколько шагов, если на плечах лежит непомерный груз вины. Давит, пригибает к земле плечи, не дает подняться голове.
  -- Проходи. Он ждет тебя.
   Немолодая, уставшая женщина, мать Вила, растворила перед Прокиллом двери. Сразу, только он успел постучать. Словно стояла за дверьми и ждала его стука. А, может, в окно увидела, как он подходит.
   Прокилл прошел в спальную часть дома. В комнате пахло болезнью, травами и бедой.
   Вил лежал на кровати у дальней стенки. Глаза его были закрыты, но Прокилл знал, что друг не спит.
  -- Что у дверей топчешься? Проходи, на лавку садись.
   Голос друга был все такой же, глуховатый, с чуть заметной хрипотцой. А вот внешне Вил изменился. Похудел и побледнел. Некогда густые, спадающие до плеч, волнистые волосы коротко подстрижены. Нос словно вытянулся. А, может, от впавших, с черными кругами, глаз таким казался.
  -- Здравствуй, Вил.
  -- Здравствуй, Прокилл.
   Друзья молча разглядывали друг друга. Почти четыре лета не видели друг друга. Один из них возмужал, окреп, налился силой. Второй так и остался мальчишкой, только - только готовившимся принять обет взросления.
   Но не суждено ему поклясться на огне и мече. Упустил он свое время. Повзрослел без обета.
   И вина эта лежала тяжелым грузом на Прокилле.
   До мельчайших подробностей помнит тот день и бой. Тренировочный, ничем не примечательный. Но, может быть, только тем, что Учитель перед первогодками выставил старших учеников. Пару на пару.
   Но первогодки сильны были и задиристы. Учитель радовался, глядя на них. В бою, как звери. Никакого страха.
   Вся школа собралась посмотреть на тренировочный бой. Ни Прокилл, ни Вил не боялись. Смело, глаза в глаза, встретили противников, хоть те и старше были их на несколько лет.
   Прозвучал гонг, и бой начался.
   А потом... Потом Прокилл увлекся, разошелся и забыл, что в бою важно не только нападение, но и защита. Не только защита себя, но и своего товарища, сражающегося с тобой плечом к плечу и верящего тебе, как самому себе. Он забыл.
   Никто не думал, что бой обернется трагедией. Ни Учитель, ни Прокилл, ни те старшие ребята, ни, тем более, сам Вил.
   Один из противников подкараулил момент, подскочил к Вилу сзади, обхватил его крепко руками и, изловчившись, перекинул через плечо. То ли Вил не успел сгруппироваться, то ли судьба так распорядилась, но падение Вила закончилось сломанной спиной.
   Диким криком закричал Прокилл, бросился к противнику, чуть не задушил. Еле оттянули его, кричащего и плачущего.
   Но ничто не помогло Вилу. Друг стал калекой.
  
  -- Я ждал тебя, Прокилл.
  -- Я пришел.
  -- Я всегда знал, что ты лучший. Я верил в тебя. Ты только дойди., Прокилл. За себя дойди, за меня, за наш мир, пускай и несправедливый, но единственный.
  -- Прости меня, Вил. Ты же знаешь...
  -- Не надо слов, друг. Сейчас не надо. Мы потом поговорим. Обязательно.
  -- Обязательно, - как эхо повторил Прокилл. - Ради этого стоит вернуться. И я вернусь. Ты веришь мне, Вил?
  -- Верю.
  
   Пока Прокилл разговаривал с отцом и ходил в гости к другу, Тинка выспалась.
   Тихонько, бочком вышла из спальной комнаты. Мать Прокилла сидела за столом и протирала посуду.
  -- Выспалась, милая? Может, покушаешь что?
  -- Нет, нет, - испугалась Тинка. - Вы только не обижайтесь, все вкусно у вас. Как у моей мамы. Но я не могу.
  -- С виду ты слабенькая. Тебе много кушать нужно.
  -- Нет. Мы, эльфийки, от обильной еды слабеем. Нам другая пища нужна.
  -- Все у вас никак у людей. Другая, так другая.
   Тинка почувствовала, что обидела женщину отказом. Поэтому потихоньку, чуть-чуть, погладила ее теплотой. Та улыбнулась.
  -- Мне на улицу надо, к солнцу, - сказала Тинка.
  -- Иди, милая, во внутренний дворик. Там тебе никто не помешает.
  -- А где Чоусен с Прокиллом?
  -- По делам разбежались. Нет им покоя. Все бегают, бегают. Мужчины...
   Тинка не стала выяснять, одобряет ли это мать Прокилла или нет, а вышла через дверь во двор.
   Женщина встала из-за стола, подошла к окну и стала наблюдать за эльфийкой.
   Тинка подняла к солнцу руки, потянулась к нему худеньким телом и замерла. Так она стояла долго, не шелохнувшись. Потом, словно очнулась от оцепенения, закружилась на месте. Все быстрее и быстрее. Волосы и платье развивались в этом кружении, и казалось, что девушка исчезла, а на ее месте образовался водоворот. У наблюдавшей женщины даже голова закружилась.
   А Тинка ничего, после такого бешенного кружения направилась к дереву и даже не пошатнулась. Прижалась к стволу, обняла, слилась с ним в одно целое. Потом легла на траву, распласталась, раскинув руки по земле, и замерла.
   Долго смотрела мать Прокилла, но так и не дождалась, когда девушка с земли поднимется.
   - Чудно, - сказала и продолжила вытирать посуду.
  
   Дворец Правителя встретил Избранных во всем своем могуществе. В нем не было того великолепия и изящества, что видели Избранные во Дврце Правителя Лоренции.
   Здесь царила мощь, надежность, даже грубая сила. Суровым нравам жителей северного города ближе были простота и надежность.
   Обеденный зал с крепконогими деревянными столами и лавками возле них заполнен народом. И опять никаких изысканных нарядов, украшений. Удобная и добротная одежда - такова мода Давиаса.
   Избранных ввели в зал. Все присутствующие встали и склонили перед ними головы в низком поклоне.
   Друзья чувствовали робость от такого отношения к ним. Разве они герои? В зале находились такие, которым они и обмывать ноги недостойны были.
   Их посадили во главе стола рядом с Правителем Пигайроном и поставили перед ними приборы.
   На пиру друзья почти не ели. Разве может сравниться пусть даже и царская пища с едой, приготовленной мамиными руками. В доме Прокилла они наелись до отвала.
   Ели все молча, как и подобает. А вот потом, когда начались выступления артистов, все загалдели, задвигались, стали расспрашивать Избранных о Замке Крови и Мече Архангела.
   Отвечали не впопад, от волнения часто сбивались. Прокилл показал Меч Архангела. Ничего особенного с виду. У иных из присутствующих пристегнуты к поясу покрасивее, побогаче и, казалось, поопаснее.
   Но все-то знали цену меча. Никакой внешний вид их обмануть не мог.
   Еще пир находился в самом разгаре, когда Избранные попросили у Правителя разрешения удалиться.
   Завтра на рассвете они отправлялись дальше.
   Прокилл пошел на ночлег домой. А Чоусена и Тинку сам Правитель Пигайрон довел до предоставленных им во Дворце спальных комнат, пожелав спокойного сна и отдыха.
   Ночь, проведенная на мягких постелях, пролетела быстро.
  
   6.
   Утром Избранные покинули Давиас.
   Вышли еще затемно, пока город по-настоящему не проснулся. Пристальное внимание к себе их смущало. Не привыкли к большим почестям.
   С Пигайроном Чоусен и Тинка простились в Замке, поблагодарили за теплый прием, выслушали последние наставления.
   Прошли по тихим улицам Давиаса, радуясь их пустынности в это время.
   С Прокиллом еще вчера договорились встретиться у ворот. Но его на месте не оказалось.
   Стражники увидели подходящих к воротам юношу и девушку и вышли из своей сторожки, намериваясь отчитать ранних путников. Не время еще городские ворота отпирать, солнце-то не взошло.
   Но, узнав Избранных, почтительно поклонились и пригласили зайти в строжку.
   Чоусен и Тинка согласились. Стоять в ожидании Прокилла на площадке перед воротами, на виду у всех, не хотелось.
   Стражники провели их в небольшую комнату. Один из стражников, что постарше, бросился к лавке, протер ее неизвестно как появившейся у него в руках тряпкой и почти силой заставил Избранных присесть.
   Тот, что помладше, стоял у дверей и, раскрыв рот от удивления, смотрел на героев.
   Как ему повезло! Как удачно, что вчера поддался на уговоры Криса и согласился подменить его в ночном дежурстве.
   Вчера молодой стражник стоял в толпе встречающих Избранных. Но место ему досталось неудобное, в самом дальнем ряду. Так что и рассмотреть героев как следует не смог. Зато сегодня... Вот они, рядом. При желании можно подойти и дотронуться.
   Стражник вздохнул. Везет же некоторым в жизни. И подвиги у них, и признания. А он? Большее что достиг, вот тут, у ворот стоять, город охранять. От кого только?
   - Уходите уже? - спросил старший стражник.
   - Да. Пора, - ответил Чоусен.
   - И куда сейчас?
   - На юг. К Атлансу.
   - Да... Далековато. За день не дойти. Да и за два, наверное. Хотя... молодые вы и сильные. Если поспешите, то, может, и управитесь.
   Стражник говорил протяжно, медленно. Ему-то спешить некуда. До конца дежурства вообще из сторожки не выйти.
   Молодой напарник на него злился. Не о том говорит. Расспросил бы про Замок Крови, что ли. Вот это интересно! У самого от робости язык не поворачивается спросить.
   - Ходил я по этой дороге, - продолжал стражник. - Ничего. Спокойная дорога. А знаете, что я вам присоветую? Попробуйте до ночи добраться до Готорского поселения. Там и переночевать сможете.
   - Мы и собирались так сделать, - сказал Чоусен.
   - Вот и хорошо. Деду Кригу привет передайте от Луса из Давиаса. Он знает.
   Наконец-то Тинка, которая во время разговора смотрела в окно, заметила приближающегося Прокилла.
   Воина провожали мать и отец. Прокилл нес тяжелый мешок.
   - Вот, мать с собой собрала, - сказал Прокилл, показывая на ношу. - Тащи сейчас тяжесть.
   Всем своим видом, воин показывал, что заботой матери не доволен. Чоусен подумал, что Прокилл просто стесняется, поэтому сказал весело:
   - Вот и отлично! В пути о еде не придется заботиться.
  
   Их путь лежал на юг, к Атлансу, что лежит посреди пути между Давиасом и Норией.
   В былые времена Атланс, небольшой, тихий городок, славился своими оружейниками. Изготовленные в Атлансе мечи были самыми острыми, арбалеты - самыми меткими, а стрелы, испускаемые луками, - самыми дальними.
   Со всех сторон съезжались покупатели в Атланс. Процветал и развивался город.
   Но не этим прославился Атланс в веках. Хорошие дела забываются быстро. А вот страшные помнятся.
   Разрушен был Атланс Золотыми Драконами в устрашение. Не осталось следа от этого славного города. На его месте разлилось глубокое море. И только название сохранилось - море Атланс.
   Никто не знает, почему для страшной кары выбрали Золотые Драконы тихий, маленький городок. Говорили, что случайность.
  
   Как и планировали, добрались Избранные к ночи до Готорского поселения. Правда, на последних ликрах пришлось шаг прибавить, почти в бег пуститься. До захода солнца стремились успеть до первых домов дойти.
   В темноте никто бы их не приютил.
   Ночь - время не для добрых людей. Ночью и светлое кажется темным.
   Люди, особенно в таких маленьких поселениях, отрезанных от больших городов, осторожны. А в нынешнее неспокойное время осторожность стала просто необходимой.
   Всем известно, нежить, она такая, любое обличье принять может. Тем более под доброго путника подделаться.
   С наступлением темноты и в Готорском поселении двери и окна плотно затворялись. Стучи не стучи, никто не впустит.
   Днем, пожалуйста. Днем двери домов открыты, и гостям хозяева рады. Про гостеприимство готорцев легенды ходят, передаются из уст в уста.
   Но не только про это легенды ходят. Ходит среди народа и другая легенда, главная. Про то, как возникло это поселение.
  
   Правда то была или не правда, никто толком не знает. Но так рассказывают.
Давным-давно в Атлансе, а, может, и в другом городе, что совсем не важно, жил юноша по имени Готор.
Забияка и драчун - такая слава ходила про него. И не наговоры то были, а истинная правда. Чуть что не по его выходит, сразу в позу становится, кулаками махать начинает. А кулачищи у него, надо сказать, знатные. С кувалду весом. Да и весь он сам силы непомерной. Его бы силу да на благое дело. Много бы пользы принес. Если бы не норов неуправляемый.
За это и в клан воинов не приняли. Воин-то не только силу должен иметь, но и понятие о дисциплине и порядке. А у Готора понятия и не было.
Мать и отец от стыда за сына не знали, куда и глаза прятать, сторониться соседей начали.
Матери и отцу стыдно, а сам Готор героем по городу ходит, посмеивается над теми, кто в страхе от него разбегается.
Так бы и жил Готор, и не известно, куда бы его кривая дорожка вывела. Но однажды случилось событие, изменившее Готора. Событие-то незначительное. Но ведь из таких мелочей и складывается жизнь. Умные люди про это знают, стараются обращать внимание на мелочи.
Трудно сказать, был ли Готор в то время умным. Скорее всего не был. Потому по первому делу и не обратил внимание.
В одном из своих бесцельных шатаний по городу, повстречал он девушку. Девушка как девушка, таких Готор сотни видел. Но ни одна его сердце не тронула.
А на эту внимание обратил. Стояла девушка посреди улицы и, подняв голову к небу, что-то там разглядывала. Да так внимательно, что даже внимания не обратила на Готора, не уступила дорогу забияке. Не привык Готор к такому неуважению. Привык, что из страха все с его пути скорее сойти стараются.
Остановился, тоже глаза к небу поднял. Но ничего не увидел. Обыкновенное небо, каждый день над городом такое. И чего она там разглядывает?
- На что ты там смотришь? - не удержался, спросил Готор.
- А ты разве ничего не заметил?
Надо же, увидела, как Готор поднимал голову к небу.
- Нет. Там же ничего нет.
- Как, нет? - встрепенулась девушка. - Неужели ты ничего не видишь?
Готор недовольно засопел. Она издевается? На зрение он никогда не жаловался. С пятнадцати шагов букашку на стене разглядит.
- А ты что там видишь?
- Красоту.
И ушла, словно показывая, что человек, неспособный увидеть красоту в небе, ей неинтересен.
А Готор долго смотрел в небо, стараясь увидеть красоту. Но так и не смог.
Назавтра юноша вновь пришел на то место, где повстречал странную девушку.
Она стояла у дерева и поглаживала рукой изрезанную морщинами кору ствола.
- Правда, красиво? - спросила подошедшего Готора, словно ждала его.
- Кора как кора, - ответил юноша.
- Не правда. Ты только посмотри, в какие картинки складываются дорожки. Ни один художник не в силах нарисовать такое.
Готор стал вглядываться со всех сил, до боли в глазах смотрел. Но ничего, кроме трещин на коре, вдоль и поперек изъеденной жучками, не увидел. Никаких картинок.
И на следующий день Готор пришел, и на следующий. Много раз пытался юноша увидеть красоту, что показывала ему девушка: и в изрезе листочка, и в неповторимости цветка, и в изогнутости улицы. Ничего не мог разглядеть Готор. Листок ему казался гладким и зеленым, цветы все одинаковыми, улица грязной и узкой.
Печальным стал Готор, молчаливым. Давно никакие потасовки не затевал, ни на ком силу кулаков не испытывал.
Все о девушке думал. А сам даже имени ее не знал. Не удосужился спросить. Просто привык, что встречает ее каждый день на одной и той же улицы, в один и тот же час.
Однажды спросил.
- Влора, - ответила девушка.
- А я...
- Я знаю. Ты - Готор.
- И?
- Что "И"?
- И ты меня не боишься?
- Зачем тебя бояться?
Непривычны были слова Влоры. Его все бояться. Одна она не боится.
- Ну, как же... Ты ничего не знаешь обо мне?
- Знаю.
- И не боишься?
- Ты добрый.
Готора словно холодным дождем окатило от этих слов, словно вспышка молнии ослепила глаза, словно землетрясение тряхануло его тело. От негодования Готор даже глаза закрыл, готовясь напуститься на девушку с кулаками. Никто не смеет называть его добрым!
А когда открыл глаза, будто бы в другом мире оказался. Ничего привычного не увидел. Все вокруг стало удивительно красивым: и улица, и небо, и деревья, и цветы, и Влора.
Как бы человек не прятался, как бы не сторонился, но любовь находит его. Так любовь нашла и Готора с Влорой, соединила их сердца, сплела их руки.
Воспротивились родители Влоры против такой любви. Хоть и странная у них дочь, с придурью, красоту во всем найти пытается, но родная кровиночка. Разве о таком муже мечтали для дочери своей? Уж точно, не за хулигана, забияку и лентяя выдать собирались.
Решили тогда Готор и Влора уйти из города, от непонимания человеческого. И ушли. Дом построили в стороне ото всех, хозяйство развели, детей нарожали.
Жили они так счастливо, и любовь их была такой сильной и светлой, что притягивала к их дому других людей. Люди всегда тянутся к светлому.
Так и возникло целое поселение, названное по имени основателя Готорским.
  
   - Давно Готора с Влорой нет, и детей их, и внуков, и правнуки по миру разошлись, а, надо же, помнят о них люди и сказки рассказывают, - закончил свой рассказ Криг.
   Дом старика Избранные нашли на краю поселения. Добрые люди подсказали. Криг гостям обрадовался, с благодарностью принял привет от Луса из Давиаса.
   - Родственник мой дальний. Уважаемый человек в Давиасе. Да вы знаете его, раз привет принесли, - тараторил старик, проводя гостей в дом.
   В Готорском поселении ничего о путешествии Избранных, наверное, не знали или просто не подумали на них. Поэтому никакой торжественной встречи и приветствий друзья не встретили. И очень этому обрадовались.
   Кригу представились путниками, идущими в Норию. Старик не стал выпытывать подробностей. Мало ли людей через Готоры проходит. Сегодня зашли, ночь переночевали, а назавтра навсегда исчезли.
   Но, по закону гостеприимства, всех подобает приютить надлежаще.
   Старик первым делом направился к печи, ужин разогревать, но Прокилл его остановил, вывалив из мешка на стол припасы, что мать собрала.
   Пироги Кригу понравились. Съел кусок, за вторым потянулся.
   - Моя старуха тоже мастерица по пирогам была. Эх, любил я, как она тесто разводит да в печь ставит. Но и эти не хуже.
   - Мама напекла, - сказал польщенный похвалой Прокилл.
   - Передай ей, что знатные пирожки. Так и скажи: "Старый Криг сказал, что знатные пирожки".
   - Передам, - ответил воин. - Если увижу.
   Криг встрепенулся:
   - Что за разговор? С виду по тебе не скажешь, что больной. Или мать хворает?
   - Почему хворает?
   - Говоришь ты как-то странно, словно на встречу не надеешься. А во встречу всегда верить нужно. Даже, если она и предстоит в Залах Забвения. Эх, заболтал я вас. Спать пора.
   Криг заметил, что девушка совсем головой поникла, а юноша, что повыше ростом, зевнул несколько раз.
   Старик провел Избранных в спальную комнату, где, как и в любом гостеприимном доме, стояли кровати для гостей.
  
   На рассвете старик проводил гостей до дороги.
   - Не знаю, куда вы путь держите и что ищете, но перед дорогой принято желать удачи и гладкого пути. Вы - хорошие ребята. Я сразу это понял. Хорошего человека сразу видно. И глупости говорят те, что утверждают: только время позволяет узнать человека. Я-то вижу сразу. Прошел хорошую школу - жизнь прожил. Так что: удач вам!
   Избранные поклонились Кригу.
   - Спасибо. Нам она не помешает, - за всех ответил Чоусен.
   Старик долго смотрел вслед уходящей троице, потом горько, по-старчески, вздохнул и отправился домой.
  
   Дорога бежала, вилась, изгибалась в своем бесконечном движении. "Нет конца дороги, есть только другое начало", - так принято говорить.
   С погодой Избранным повезло. Стояла пора теплого и сухого времени года. Поэтому путешествие не причиняло неудобств. Даже если бы на их пути не попадались такие поселения-пристанища как Готор, ночь могли бы провести под открытым небом. Конечно, в доме на мягкой кровати совсем другое дело. Но все-таки...
   Шагать налегке одно удовольствие. Обсуждая путешествие, Избранные определились сразу - никакого лишнего груза. На плечах добротные плащи, способные согреть ночью. Еду всегда можно взять у природы. Знаний у Тинки достаточно. Умеет она из множества растений выбрать то, что годиться в пищу. Чоусен и, особенно, Прокилл удивлялись, что можно стать сытым, просто пожевав корешков и травинок.
   Единственная проблема - жажда. За быстрый ход под жаркими лучами солнца тело требует платы в виде воды. А с водой - проблемы.
   Чоусен во время посещения Дома магов в Давиасе серьезно обсуждал эту проблему, выслушивал советы.
   На переходе от Готорского поселения до Атланса, как поведали маги, да и старик Крис подтвердил, есть только одно место, где путешественники могли напиться. Располагалось оно в стороне от дороги. Чтобы до него добраться, приходилось жертвовать несколькими ликрами пути.
   Но Избранным ничего не оставалось, пить-то хочется, как свернуть в сторону к источнику.
   Избранные прошли луг, раскинувшийся слева от дороги. Трава достигала почти до пояса. Шли гуськом, один за другим, шаг в шаг. Жалко топтать свежую, сочную траву. Пусть растет, колосится, набирается сил. Сколько сил ей нужно было выпить из земли, по крошечки вобрать в себя жизнь, чтобы из маленького семечка вырасти до таких размеров.
   За лугом раскинулся лес. В какую сторону не поверни голову, а он все тянется и тянется, и конца ему не видно. С краю довольно-таки редкий, а чем дальше вглубь, то все более непроходимый, дремучий.
   Но живительный источник, к которому направлялись Избранные, по всем рассказам находился недалеко. Пробираться через заросли не потребуется.
   Тинка вела друзей к воде. Своим внутренним чутьем, позволяющим видеть и без глаз, она четко чувствовала направление.
   Днем лес не казался опасным, все в нем было спокойно. Весело верещали птицы. Ветки деревьев пытались замедлить движение друзей, хватая их за края одежды. Но они осторожно отодвигали их, продвигаясь к цели.
   Вдруг Тинка остановилась и прошептала:
   - Тихо!
   Чоусен и Прокилл замерли на месте.
   Тинка помахала рукой, подзывая друзей к себе. Те осторожно подошли.
   - Посмотрите! Только без шума.
   Тинка показывала вперед рукой. Раздвинув ветки и посмотрев туда, куда указывала Тинка, друзья застыли.
   Над маленьким озером, образованном источником, что-то сверкало, серебрилось, переливалось в лучах солнца. Казалось, озеро испускает загадочные протуберанцы, пытаясь дотронуться ими до неба.
   Маг и воин вначале и не поняли, что творится с озером, заволновались, как всегда происходит при встрече с неизвестным. Но это замешательство длилось мгновение. Потом все встало на свои места, сказка отступила.
   - Да это же рыба, - разочаровано протянул Прокилл. - А я-то уже подумал...
   - Это не просто рыба, - поправил Чоусен. - Это Летающая рыба. Да, Тинка?
   - Она. Странно увидеть их в этих местах. Говорили, что они исчезли.
   - Как видишь, не исчезли.
   Избранные подошли к озеру и уже вблизи наблюдали за удивительными полетами. Появление зрителей не потревожило Летающих рыб. Они все так же танцевали на солнце. Их танец казался бесконечным, но не хаотичным. Словно рыбы слышали не уловимую человеческим ухом музыку и полностью были под ее властью. Вылеты их из воды подчинялись определенному ритму, завораживали зрителя, вводили его в некоторый транс. Не было сил отвести взгляд.
   Избранным потребовалось усилие, чтобы совершить то, зачем они свернули с дороги и пробирались сквозь заросли леса.
   Им повезло - источник, родничком бивший из земли, находился с этой стороны озера. Пили долго и с наслаждением. Зачерпывали воду руками и подносили ко рту. Вода, кристально чистая и обжигающе-холодная, хорошо утоляла жажду. И пахла лесом, травами, свободой. Они, дети города, наслаждались каждым глотком. Когда жажду утолили, Избранные умыли лица, шею, протерли холодной водой руки.
   Прокилл захотел искупаться, но Тинка сказала, что вода в этом озере очень холодная.
   Прокилл, не желая показаться слабаком, все же разул сапоги и подошел к воде. Опустив ногу в озеро, тотчас вытянул ее. Вода действительно оказалась ледяной.
  -- Не расстраивайся, - подбодрил воина Чоусен. - Завтра накупаешься.
   Напоминание об Атлансе, заставило друзей поторопиться. Они хотели, как можно ближе подойти к Атлансу, чтобы завтра совершить погружение.
   Идя через лес и луг, разговаривать было неудобно. Но когда вышли на дорогу, Прокилл сказал:
  -- Какие странности встречаются в мире. Например, Летающие рыбы. Всегда считал, что место рыбы в воде. Плавают они там и жизни радуются. А эти летают подобно птицам. Чудно!
  -- Да уж, - подтвердил Чоусен. - Каких только невероятностей в природе не бывает.
  -- А, может, они волшебные?
   Прокилл никак не мог успокоиться после встречи с Летающими рыбами. Сколько отжил, а о таких не слышал.
  -- Да нет в них никакого волшебства. Правда, Тинка? Рыба как рыба.
  -- Может, нет, а может, есть, - неопределенно ответила эльфийка.
  -- Зачем ты так говоришь? Прокилла в заблуждение вводишь.
  -- А вот и не зря. Никто не в силах разобраться, где волшебство, а где его нет. Слишком все перепутано в нашем мире. А знаете, что говорят о Летающих рыбах среди нас эльфиек? Хотите, расскажу?
  -- Да! - хором ответили Прокилл и Чоусен, посмотрели друг на друга и улыбнулись.
  
   Когда появились первые эльфийки неизвестно. Официально принято считать, что девушки с необычными способностями стали рождаться со времен первого прихода Золотых Драконов, когда нарушилась гармония мира.
   Эльфийки говорят, что это не так. Утверждают, что существовали всегда, испокон веков. Но в мире, отрицающем волшебство, не было им места. Семьи, в которых появлялись непохожие на остальных девочки, всячески скрывали этот факт от окружающих, с детских лет учили дочерей никогда и никому не показывать своих способностей, держать тайну внутри себя. Если же тайна становилась известной, то ретивые поборники за чистоту человеческой расы просто уничтожали иную. Сколько их сгинуло, пропало.
   О, невежественные времена и нравы! Они, те далекие предки, от которых не осталось и следа, не понимали, что ничто в природе не возникает просто так. Если миру были подарены эльфийки, значит, это нужно. И не только миру, но и его обитателям.
   Сейчас трудно представить, как древние обходились без эльфиек. Без их защиты, охраны, дарения теплоты и целительства. И ведь не просто обходились, но и сознательно их уничтожали. Изводили под корень, чтобы и следа на земле не осталось. Даже в виде праха.
   Поэтому излюбленным способом казни девушек считалось утопление. Пойманную эльфийку с завязанными глазами, чтобы не сглазила, и с заклеенным ртом, чтобы не исторгала вредных речей, приводили к озеру. Выбирали самые глубокие, чтобы не всплыла, чтобы надежно упрятать. Отвозили на лодке на середину озера и сбрасывали девушку в воду.
   Говорили, что отходя в Залы Забвения, передавали эльфийки душу свою рыбам.
   Но нет жизни эльфийке без солнца, источника ее энергии и силы. Вот и стремится она, даже после смерти, из темноты глубин озерных к нему. И стремление настолько сильное, что даже рыб научило летать.
  -- Такую легенду о Летающих рыбах рассказывают эльфийки, - закончила рассказ Тинка.
  -- Ерунда это, сказки, - сказал Чоусен.
  -- Сказки? - обиделась Тинка. - Сказки - что уничтожали эльфиек? Сказки - что множеством лежат сгубленные невежеством на дне озер? Сказки? Ты так считаешь?
  -- Тинка, я же не об этом, - попытался оправдаться Чоусен.
  -- А я об этом.
   Прокилл не знал, как остановить ссору друзей. Вот только переругаться им и не хватало. Поэтому, встряв в разговор мага и эльфийки, спросил:
  -- Тинка, а как ты стала эльфийкой? Урожденная?
   Урожденные, те, кому сила передалась по наследству, считались сильнейшими в клане эльфиек. Естественно было предположить, что и Избранная из таких.
  -- А вот и нет. Я сама к эльфийкам пришла. Когда я жила с родителями в Нории, около нас по соседству жила эльфийка Малена, очень сильная эльфийка. Так я за ней по пятам ходила с детства. Влюблена просто была. Ни одного Шествия эльфиек не пропускала. Как видела их, шагающих в развевающихся голубых плащах, сердце завистью заливалось. Вот и пришла к ним. Меня брать не хотели. Говорили, что силы во мне мало. Но я упорная - добилась своего, постигла все тайны.
  -- По тебе не скажешь, - удивился Прокилл.
  -- Точно, не скажешь, - подтвердил Чоусен. - Я, когда узнал, что Тинку выбрали Избранной, удивился очень. Даже справки навел.
  -- Ах, ты противный!
  -- А как же? Должен же я был знать, с кем подвиги совершать предстоит.
  -- Ну и как?
  -- По всем сведениям - высший класс!
   Мир был восстановлен. А как же иначе? Без этого нельзя, когда смерть заглядывает в глаза, когда она протягивает к тебе руки. Когда ты отвечаешь не только за себя, но и за рядом стоящего.
  
   7.
   Утро выдалось прохладное. Просыпающееся солнце никак не могло проложить путь через тучи, разбежавшиеся по небу. То там, то там оно пыталось острым лучиком пробить себе дорогу. Но, словно, не имея сил, вновь пряталось в серую вату.
   Стелящийся по земле туман искажал окрестности, создавал какую-то нереальность. Даже в нескольких шагах ничего не было видно.
   Костер еще горел, когда Избранные вынырнули из сна в явь. Но и его тепло не смогло защитить от сырости. Плащи, служившие в эту ночь и постелью, и одеялом, отсырели и отяжелели.
   Избранные вчера успели дойти до берега Атланса. Но только что дойти. Удобного места для ночлега выбрать не смогли. Последнего лучика солнца хватило лишь на то, чтобы собрать немного веток для костра.
   Сейчас, утром, они рассмотрели место, где провели ночь.
   Если стать лицом к восходящему солнцу, то справа виднелся лес. В тумане было не рассмотреть его, виднелись только силуэты деревьев. Но он не интересовал Избранных. Это был тот же лес, вдоль которого они шли весь вчерашний день. Лес не кончался здесь и не начинался.
   А вот слева раскинулся Атланс, их цель. Насколько возможно было рассмотреть, озеро было огромным. Противоположного берега не видно. В этом нельзя винить туман. И в ясный день не рассмотреть края.
   Озеро лежало перед Избранными спокойным и гладким. В его водах, словно застывших, как в зеркале отражались бегущие по небу облака.
   Тишина и безмолвие вокруг. Впрочем, как и всегда.
   Люди не жаловали это место. После катастрофы, уничтожившей некогда процветающий город Атланс, печать проклятия и забвения защищала лучше всяких заграждений. Лишь смельчаки, искатели приключений, да скрывающиеся преступники ступали здесь, оставляя следы на песчаном берегу. Но набегающие волны смывали следы, как бы стараясь стереть напоминание о том, что где-то там, далеко, есть другая жизнь, иная. Жизнь, в которой стоят города, живут люди, кипят страсти. Атланс, сокрытый толщей воды, знал, что никогда не будет ему возврата к той жизни. И чтобы не бередить больными воспоминаниями душу, а ведь у городов тоже есть душа, просил поскорее уничтожить все воспоминания о прошлом.
   Но самое печальное в том, что не мог Атланс забыть. Сколько времени прошло, а помнит. Помнит своих создателей, возводивших на краю леса первые дома, помнит жителей своих с их бедами и радостями. Помнит, как они любили, работали, умирали. Помнит смех детей и быстрый топот их ножек по мостовым. Помнит мудрые речи стариков и шепот влюбленных.
   От этих воспоминаний горько вздыхает город, плачет. И от плача его вздымаются волны.
   А еще город ждет. Ждет, что его спасут, освободят от непосильной ноши толщи воды, навалившейся на него. Но не приходит спасение. Но он продолжает ждать. Ведь с гибелью веры и надежды жизнь угасает.
   Но город Атланс пока живой. В нем поселились другие жители, ранее неизвестные и на первых порах пугающие. Атланс приютил и их, сроднился, заставил себя полюбить новых жителей. И все равно, не сознаваясь в этом даже себе, продолжает ждать людей.
   Появление людей на берегу не осталось незамеченным для города. Он почувствовал, ощутил прикосновение их мыслей, строгих, напряженных. И хотя город определил, что люди очень молоды, в них не было характерной для молодых беспечности и бездумности. Напротив, в них чувствовалась отвага, мудрость и желание достичь цели. Город не знал их цели. Но надеялся вскоре узнать. Поэтому просто притаился в ожидании.
   Избранные даже подумать не могли о мыслях города, они готовились к спуску. Перекусили оставшимся пирогом, попили воды, набранной в источнике. Разошлись, чтобы не мешать друг другу, и совершили принятые в их кланах ритуалы.
   Прокилл пробежался, сделал несколько физических упражнений, разминая немного вялое после сна тело.
   Чоусен проверил свой жезл.
   Тинка пыталась поймать хоть один лучик солнца, но ей никак не удавалось.
   - Не хорошее здесь место, - с горечью сказала она. - Никак не могу поймать нужных энергий.
   - Ничего удивительного, - Чоусен закончил последние приготовления. - Над озером висит, никак не рассеется ужас. Представляете, какие мысли исходили от людей, покидающих тонущий город.
   - Да, можно себе представить, - Прокилл подготовился к бою.
   - Это и представить нельзя, - сказала Тинка. - Паника, страх, неразбериха. Я прямо ощущаю все это. Жуть! Не могу даже собраться, сосредоточиться.
   - Плохо это.
   - Знаю, что плохо. В этом слабость эльфиек. Слишком мы чувствительны к окружающему миру. Ему плохо, и нам не по себе становиться.
   - Тинка, соберись, - строго сказал Чоусен. - Не время расслабляться.
   - Не время, - эхом отозвалась эльфийка и первой направилась к озеру.
   Чоусен и Прокилл пошли следом.
   Спуск в Атланс предстоял трудный. Избранные это знали. Погружение под воду всегда тяжело. Толща воды давит на плечи, прижимает ко дну. Движения замедлены. Вода искажает предметы, пропадает ориентировка в пространстве. Свет солнца почти не проникает в глубины.
   Прокилл из всех тренировочных боев больше всего не любил подводные. Он чувствовал себя под водой неуклюжим и медлительным. Скорость, которой всегда отличался Прокилл, исчезала, растворялась. И сам себе он казался медузой, неповоротливо барахтающейся в воде.
   Но сейчас эти отвлекающие от главного мысли необходимо отбросить, не дать им себя расслабить, уменьшить боевой дух.
   Ведь Прокилл знал, что вся надежда в этом спуске под воду возлагается на него, Прокилла. Тинке держать Паутину Защиты, а Чоусену - воздушный кокон. Без него под водой никак. Ни один человек не умеет дышать под водой. Хотя Прокилл, благодаря своим тренированным легким, под водой может провести долгое время.
   Он предлагал друзьям вариант, что спустится под воду один и найдет Щит Хаоса. Мало ли он за свою жизнь нырял в озеро за ракушками. Из самых глубоких мест доставал самые красивые трофеи. За это всякий раз получал нагоняй от матери. Ругалась мать на сына за его опасные игры, но, вместе с тем, и гордилась. На видном месте хранила добытые Прокиллом ракушки, перед соседями хвасталась.
   Чоусен и Тинка отвергли предложение друга. Здесь ему не игры. В Атлансе Щит Хаоса. А, значит, он, как и любой волшебный предмет, окружен недобрыми силами. Нежить чувствует подобные места, и слетается на них. И нет разницы наземная эта нежить или подводная. Всюду ее хватает.
   Прокиллу одному против нежити не устоять. Только все вместе они сила.
   Спустились друзья под воду не очень удачно, далеко от нужного места, на самом краю затонувшего города. Потеряют много сил, пока дойдут до Замка Правителя, в котором, согласно предсказаниям, хранится Щит Хаоса.
   Город, как увидели Избранные, оказался почти неразрушенным. Толща воды не раздавила, не сплющила добротно построенные дома. Друзьям казалось, что идут они по улицам обыкновенного города. Вот только тишина кругом стояла, бесконечная, непробиваемая тишина. Даже шагов их не было слышно. Все звуки поглощались водой.
   Шли почти в темноте. Чоусен не тратил силы на яркое освещение. Он понимал, что жизнь друзей в его руках. Главное, не развалить воздушный кокон. Тинка, как могла, поддерживала его своей силой. Но ей нужно было еще думать и о Прокилле, который крепко сжимал свой меч, готовый к любым неожиданным нападениям со стороны.
   С приближением к центру города, к Замку Правителя, Избранные поняли, что в Атлансе они не одни. То там, то здесь мелькали неясные тени, показываясь и вновь исчезая за домами. Казалось, что какой-то невидимый эскорт сопровождает их, следит за каждым их щагом. Но к отважной троице пока никто не приблизился. Не было даже попыток к нападению То ли ждали подмогу, то ли изучали героев. От этого становилось еще страшнее. Нагнеталась нервозность. Прокилл постоянно оглядывался. Не по нему была эта неизвестность. Ближе и понятнее открытый бой, в котором ты точно знаешь, где друг, а где враг. Тинка, заметив, что Прокилл нервничает, послала ему успокоение.
   Вдруг перед друзьями появилась прекрасная дева. Избранные даже остановились.
   Дева вышла из-за угла дома и казалась совсем неуместной в подводном мире. Очень красивая, но какая-то совсем земная. Длинные волосы струились по плечам и уходили вниз. Платье, перетянутое чуть выше талии серебряным пояском, мягкими складками доставало до земли. Обнаженные руки с множеством серебряных браслетов призывно протянуты к Избранным.
  -- Серебряная Валькирия, - прошептала Тинка. - Только не смотрите ей в глаза.
   Прокилл и Чоусен тоже увидели, что это не девушка, а порождение глубин. Пусть прекрасное в своей красоте, но неживое. Пустые, бессмысленные глаза цвета зеленой травы смотрели на них. И от этих неживых, нечеловеческих глаз становилось жутко. Все отвернулись.
   Про Валькирий ходило много легенд. Считалось, что это души утонувших девушек. Их взгляд замораживал - человек превращался в глыбу льда, навеки похороненную в глубинах моря.
  -- Она к нам не приблизиться, - шептала Тинка. - Только вы не попадите под ее чары.
   И, словно услышав слова Тинки, Серебряная Валькирия затянула песню, сулившую молодым людям ласку и негу в ее объятиях. Чоусен и Прокилл понимали, что все это фантом, иллюзии. Но как трудно удержать молодую плоть. Тинка громче зашептала свои заклинания, стараясь отогнать наваждение, навалившееся на молодых людей. Жизнь и Смерть вступили в бой. Юноши понимали, какое напряжение сейчас испытывает Тинка. Но ничем не могли помочь подруге. Это был не их бой. Это был бой за них.
   Живая сила победила. Валькирия словно сморщилась, осела, потеряв всю свою красоту.
   Друзья быстро прошли мимо Валькирии, которая разразилась страшным скрежетом им в след. От былой нежности, созданной песней, ничего не осталось.
   Чем ближе Избранные приближались к Замку, который в былые времена был Замком Правителя, тем чаще на их пути возникали мерзкие подводные твари. Ужасные, с огромными, выпученными глазами, искаженными гримасой ртами, торчащими во все стороны острыми плавниками. Они подплывали молча, бросались быстро, стремясь прорваться через Паутину Защиты. Меч Прокилла не давал им это совершить. Точными и резкими выпадами воин отгонял нежить.
   Друзья понимали, что защитные силы Чоусена и Тинки не бесконечны, и ускорили свой шаг настолько, насколько его можно ускорить, продираясь сквозь толщу воды.
   Наконец черным силуэтом встал Замок Правителя перед друзьями. Громадой, огромной и величественной, возвышался над Избранными. Даже сейчас, в момент нечеловеческого напряжения, под угрозой смерти, Избранные не могли не восхититься мастерству строителей, сотворивших это чудо. Множество колон и башенок опоясывало здание, создавая впечатление кружевного переплетения. Каким же мастером был исчезнувший в водовороте времени безымянный архитектор. Какой причудливой фантазией обладал он, создавая сначала в мечтах, а потом воплощая в камне эту красоту. Ни в Лоренции, тяготеющей в своей архитектуре к удобности и многофункциональности, ни в Давиасе, с его мощными, надежными зданиями, ни даже в Нории, гордящейся своей красотой, не приходилось видеть Избранным ничего подобного. Даже здесь под водой, в слабом, еле доходящем сюда, свете Замок выглядел прекрасно. Каким же, наверное, красивым был он под яркими лучами солнца.
   Избранные дошли до Замка, но главную задачу еще не выполнили.
   Осталось самое трудное, попасть вовнутрь, забрать Щит Хаоса и вернуться назад на землю.
  
  -- Ты готов? - с волнением спросил Прокилл у Чоусена.
   Сейчас надежда только на него. Стоя под стенами замка, не видя, что творится внутри, Избранные не сомневались - Замок полон чудовищ. Как не сюда, мелькающими тенями, собирались они, предвкушали счастье разорвать осмелившихся вступить на их территорию смельчаков. Друзья понимали, что в открытом бою у них нет шанса на победу. Слишком неравные силы. Да и подводный мир не лучшая арена для боя. Здесь они чужаки.
   Против ужасных порождений темноты и глубин существовало только одно оружие - яркий свет.
   Прокилл волновался, хватит ли у Чоусена сил сотворить его. Долгий путь по улицам затонувшего города, создание и сохранение воздушного купола истощили силы.
  -- Да! - выдохнул Чоусен. - Вперед!
   Прокилл ударом ноги, замедленным, но сильным, распахнул двери. Избранные оказались внутри Замка. Темнота стояла полная. Они не видели даже друг друга.
   Но вот магический посох в руке Чоусена вспыхнул, как тысячи солнц, озаряя все вокруг. Именно так показалось друзьям, уже привыкшим к темноте подводного мира. Сотни подводных тварей, хвостатых и зубатых, с выпученными глазами и совсем без них, разлетелись от этого света в разные стороны, освобождая проход к алтарю. На нем лежал Щит Хаоса.
   В распоряжении Прокилла было всего несколько секунд, чтобы схватить его, и вернуться под надежный воздушный кокон. Но и этих несколько секунд хватило, чтобы обессилить воина. Вся мощь воды свалилась на его плечи. У Тинки, посылающей силу Прокиллу, подкосились ноги от напряжения. Но и упав на колени, она не остановила заклятий.
   Слава учителям Прокилла, заставлявшим его ежедневно заниматься непосильными тренировками! Закаленное тело выдержало бросок, и он благополучно вернулся к друзьям, сжимая в руках добытый Щит.
  -- За мной! - крикнул Чоусен и рванулся к выходу.
   Силы уходили, испускаемый магическим посохом свет начал тускнеть.
   Но друзья вырвались из Замка Правителя и быстро стали подниматься вверх, к свету и солнцу.
   А сзади неслись осмелевшие подводные твари. Желание жить и ответственность за выполняемое дело прибавляли сил Избранным. Они не имели права остаться здесь, похороненными в морских глубинах. Они обязаны были прорваться к свету.
  
   Раскинув руки и подставив лицо солнцу, друзья лежали на песке у кромки воды.
  -- Да, долго мне не захочется купаться, - проговорил Прокилл.
   Побывав там, в вечной темноте, по-другому начинаешь относиться к свету, ценить ласковые прикосновения солнечных лучей.
  -- Это точно, - подтвердил Чоусен.
   Тинка лежала молча, впитывая в себя энергию солнца. Когда подплывали к берегу, эльфийка совсем обессилила, и Чоусену с Прокиллом пришлось толкать ее перед собой. На руках они вынесли Тинку из воды и осторожно положили на землю. Девушка молчала, не двигалась и только вздымающаяся грудь говорила о том, что она жива.
   За время, что Избранные были под водой, туман рассеялся, тучи разбежались. Солнце, достигшее середины неба, ярко светило.
   Время от времени то Прокилл, то Чоусен подходили к неподвижной девушке и с опаской заглядывали в лицо. Наконец Тинка пошевелила рукой, вся дернулась, словно выходя из оцепенения, и открыла глаза.
  -- Ну, как ты? - спросил Прокилл.
  -- Нормально, - ответила Тинка и попыталась встать.
   С первой попытки у нее ничего не получилось, она шлепнулась на землю. Вторая оказалась более удачной. Тинка, пошатываясь, побрела к хорошо видимому днем лесу. Он оказался совсем близко.
  -- Восстановится, - сказал Чоусен. - Природа даст ей сил. К вечеру вновь будет здорова.
  -- Ага, - согласился Прокилл, а потом добавил: - А мне бы сейчас мяса хороший кусок не помешал.
  -- Увы, ничем помочь не могу. Я ярый противник убийства любого живого существа. Будь-то человек, будь-то зверь.
  -- Зато нежить уничтожаешь здорово.
  -- Нежить - не живая. Нежить можно.
   Друзья по-прежнему лежали на берегу. Вокруг стояла тишина, и лишь набегающие на берег волны издавали шуршание.
   Прокилл перевернулся на живот, чтобы лучше видеть Чоусена.
  -- Вот скажи мне, Чоусен, помоги разобраться. Все говорят, что нежить неживая. А правда ли это?
  -- Правда.
  -- Но они же ходят, и голова у них есть, и глаза, и даже звуки какие-то издают. Порою ведут себя как люди. Мы в школе даже тактику боя их изучали.
  -- Не живые они, Прокилл. Зато и называют нежитью. Вспомни Замок Крови. Что происходило, когда ты головы им срубал?
  -- Исчезали они. С вонючим и противным шипением.
  -- Вот то-то. Исчезают, и следа от них не остается. Будто и не было этой твари только что перед тобой. Поэтому и называют нежить. Не живет она в нашем мире. Неживые они для нас.
  -- Но где-то же они живут? - не унимался Прокилл. - Расскажи. Все равно пока Тинка не отойдет в путь не тронемся. А за разговором время быстрее пролетит.
  -- Поговорить - это дело. Только тему ты для разговора выбрал неподходящую. Меня до сих пор мутит, как вспомню тварей подводных.
  -- Да ладно тебе, - Прокилл не хотел сознаваться, что и ему до сих пор тошно. - Не в первый и не в последний раз встречаемся.
  -- Это точно. Только рассказывать про них не хочется. Да ты и сам знаешь, наверное. Сказок-то в детстве наслушался.
  -- То сказок. А я хочу знать, что вы, ученые-маги, об этом думаете.
  -- Надоедливый ты. Как пристанешь, не отстанешь. А вначале молчуном показался. Ну, если интересно, так слушай.
  
   Раньше, в старые времена, о нежити никто и не слышал.
   С первой нежитью человек встретился вскоре после прихода Золотых Драконов.
   Только-только мир стал приходить в себя после страшного потрясения, только-только люди перестали в страхе вскакивать ночами, прислушиваться к тишине, ожидая новой беды.
   В то время люди не боялись ночи. Ночь была таким же спокойным временем суток, как и день. Только темным. Путники не пугались, если ночь заставала их в дороге. Факелы хорошо освещали путь.
   Но однажды все переменилось.
   Впервые с нежитью встретился отряд охотников. Видно, охота случилась удачной. Шли тяжело нагруженными добычей, устали и решили переночевать на полянке у леса. Развели костер, туши убитых зверей подвесили на дерево, чтобы ночные хищники не утащили. Легли спать, даже охранника не поставили. Огонь костра лучше любого охранника защищает от ночного зверья.
   Так случилось, что одному из охотников потребовалось ночью отлить сверх меры выпитое пиво, которым они побаловались перед сном. Встал охотник, отошел в сторонку, к лесу, чтобы не гадить на месте стоянки.
   Только сделал свои дела и, блаженно улыбаясь, готовился опять отойти ко сну, даже несколько шагов сделал к костру, как вдруг остановился и поежился. Показалось охотнику, что кто-то смотрит на него. Вгляделся в сторону, откуда взгляд почувствовал - два горящих глаза увидел. Неужели зверь так близко к огню подошел? А зверь, видать, немаленький, глаза почти на уровне с его глазами. Посмотрел в сторону спящих товарищей. В свете костра хорошо их видно. Непроизвольно пересчитал - все на месте, спят.
   В темноте нащупал палку на земле и бросил в сторону горящих глаз, чтобы отогнать непрошеного гостя. Палка со свистом пролетела, ударилась о что-то твердое, никак о дерево стукнулась. Глаза в темноте на мгновение пропали, но вскоре вновь вспыхнули чуть в стороне от прежнего места. А рядом с ними еще одни, и еще, и еще.
   Неробкого десятка охотник себя считал, а тут испугался. Целая стая зверей, наверное, к костру пробралась. Повадки зверей он знал, охотник же. Нынче не голодный сезон для зверья на человека нападать. Да всякое бывает.
   С криком бросился товарищей будить. Сам себя не узнает, ужас словно какой подгоняет. Вскочили охотники. Спросонья понять ничего не могут. А он кричит:
  -- Звери! Звери!
   Тогда и остальные заметили, за топоры и луки схватились. Плечом к плечу встали, готовясь нападение отразить.
   А за несколько шагов от костра темень. В темноту стрелы пускать пустое дело. Стоят, ждут, когда зверье приблизиться.
   Со стороны приближающихся зверей звук послышался. Рык не рык, скрежет какой-то. От звука этого кровь застывает, волосы на голове шевелятся. Волосы-то шевелятся, а руки словно онемели и ноги тоже.
   А глаза все ближе и ближе. Наконец настолько приблизились, что свет от костра их осветил, и охотники увидели, кому принадлежат горящие глаза. Что-то невиданное окружало их, уж точно не звери. Отвратительные твари на кривых ногах, с вытянутыми вперед руками с длинными когтистыми пальцами, с впалыми, словно приросшими к сгорбленной спине, животами, с оскаленными безносыми мордами, безволосые, тошнотворного розово-синюшного цвета.
   Крик ужаса вырвался из груди охотников. Протяжный, почти нечеловеческий, пронесся в темноте ночи.
   Несколько охотников, с этим же криком, диким и раздирающим, бежали прочь. Бежали, не разбирая дороги через лес, не замечая изодранных о ветки лиц и одежды, подвернутых ног. Бежали, пока в изнеможении не падали на землю.
   Но большая часть охотников не смогла сдвинуться с места, оцепенев от представшей перед глазами картиной.
   Что случилось с ними, узнали через несколько дней.
   Спасшиеся охотники, постепенно пришедшие в себя при свете дня, вернулись домой и рассказали, что произошло ночью в лесу. Им не верили, даже насмехались над ними. Но потом все-таки собрали отряд из добровольцев и направили в указанное охотниками место. Никто из охотников не осмелился вернуться.
   Картина, открывшаяся перед глазами добровольцев, выворотила нутро даже у самых смелых и привычных к смерти воинов.
   То, что несколько дней назад было охотниками, лежало вокруг потухшего костра. Но это уже не было человеческими телами. Рваные куски мяса, растянутые по траве внутренности, расплющенные головы.
   Весть о страшной трагедии разнеслась по всем близким и дальним землям, заставив содрогнуться мир в ужасе.
   Но это было только начало.
  
   Чоусен замолчал. Прокилл так и лежал на животе, слушая рассказ мага. Рядом примостилась Тинка. Они и не заметили, как она вернулась.
   Словно очнувшись, Прокилл помотал головой, прогоняя наваждение, сел, обхватил руками колени и сказал:
   - Ну, это все легенды. Их детям малым для устрашения рассказывают. Я о другом у тебя, Чоусен, спрашивал. Откуда нежить у нас появилась?
  -- А про это тебе точно не только я, но и самые умные маги не ответят. Никто точно не знает. Одни догадки, предположения.
  -- Вот и поделись предположениями.
  -- Хорошо. Но чуть позже. Пора нам отсюда убираться. Нет у меня желания у Атланса ночь проводить. Тинка, ты как?
  -- В порядке.
   Тинка и вправду выглядела прекрасно. Ни следа не осталось от усталости. Природа излечила свою дочь.
   Избранные подхватили вещи и направились к дороге.
  
   8.
   За оставшуюся часть дня Избранные отошли довольно-таки далеко от Атланса.
   Казавшийся бесконечным лес закончился и сменился также казавшимся бесконечным полем. Для путешественников ровное поле вдоль дороги хорошо. Далеко видно, и можно не ожидать никаких неприятностей. А вот для решивших провести ночь в дороге - плохо. Поблизости никаких деревьев, сучьев не найти для костра.
   Пришлось Чоусену зажигать свой посох, пока ко сну готовились. Вокруг места ночевки провели Круг Защиты. Да не один, а целых два. Чоусен и Тинка постарались.
   До темноты они как раз дошли до развилки главной дороги, как и планировали. В этом месте дорога разделялась на две. Одна, более широкая, вела в Норию. Вторая, почти неприметная и начавшая зарастать травой, в Икарус, куда и готовились Избранные наутро отправиться.
   Еще по дороге Тинка постоянно сворачивала с дороги в поле, набирала съедобной травы для еды. Ею и поужинали.
   Спать решили лечь пораньше. Уставшие тела требовали отдыха.
   Но, как ни странно, Прокилл долго не мог уснуть с вечера. Все ворочался, завидуя сладко посапывающим во сне Тинке и Чоусену.
   У него в голове вертелся рассказ мага о нежити.
   Когда они вышли на дорогу, оставив позади Атланс, Прокилл снова пристал к Чоусену с вопросами о нежити и не отвязался до тех пор, пока тот не продолжил рассказ.
   Много в нем для Прокилла непонятного было. Но в общих чертах разобрался.
   Понятно, что ученые-маги не могли оставить без изучения нежить. Собирались целые экспедиции для поимки тварей. Но чаще всего они заканчивались неудачей. Нежить в руки не давалась. Вернее, растворялась прямо в руках. До лабораторий не могли донести даже слизь, оставшуюся после исчезновения нежити. Вроде бы и успевали сложить ее в кувшины, пробкой плотно закрыть не забывали и ученым быстро доставляли, А те, как откроют пробку, видят только пустоту. Ничего в кувшинах не находят.
   Пришлось различные штучки магов в полевые условия, как говорится, доставлять. Но и это мало помогло. Изучить-то изучили, но ничего не поняли. Ни разу с таким раньше не встречались.
   Сколько времени исследования проводят, а результатов никаких. Только предположения.
   Чоусен сказал, что по общепринятой среди магов версии считается, что нежить - порождение не нашего мира. Будто бы приходят они откуда-то извне.
   Маг рассуждал еще о каких-то порталах, дырах, пересечении временных интервалов, но в этом Прокилл уже ничего не понимал. Трудно обыкновенному человеку с учеными разговаривать. Все норовят неясными словами выражаться.
   Перед тем как заснуть, Прокилл пришел к выводу: нежить он может, должен и обязан уничтожать. Неживая она. С этим и заснул.
   Нельзя сказать, что сны ему снились приятные. Наоборот, кошмарные. Поэтому и проснулся рано, еще солнце из-за горизонта не появилось.
   Думал, что первым проснулся, но ошибся.
   Тинка уже не спала. Сидела, завернувшись в голубой плащ, и на дорогу смотрела. Ту, что убегала в сторону Нории.
   Прокилл встал, подсел к Тинке и тихо, чтобы не разбудить спящего Чоусена, спросил:
  -- Не спится?
  -- Нет.
  -- И мне. Сны какие-то плохие видел.
  -- И что снилось?
  -- Не помню совсем. Что-то страшное. А что именно, не помню.
  -- Плохо, когда сны убегают. У нас, эльфиек, говорят, что если человек сна не помнит, то, значит, судьба с ним в прятки играет, прячется. А потом из-за угла неожиданность принести может.
  -- Плохую?
  -- Не обязательно. Может, и хорошую. Плохо другое: человек перестает распоряжаться ею. Он, как щепка в реке становится, куда понесет, туда и поплывет.
  -- Да... Плохо это. Особенно сейчас. А тебе что снилось?
   Тинка опустила голову:
  -- Дом снился, родители, Фиола, сестричка моя.
  -- Скучаешь по ним?
  -- Скучаю. Я давно дома не была. А сейчас мы так близко от него, что совсем загрустила. И, знаешь, тревожно мне как-то. Никак не могу понять почему. А от этого еще тревожнее становится.
   Прокилл посмотрел на опечаленную девушку. Она сидела такая грустная, так тоскливо смотрела на дорогу, ведущую к дому, что Прокилл, проглотив образовавшийся в горле комок, неожиданно для себя сказал:
  -- А давай на денек в Норию свернем.
   Тинка от неожиданности дернулась:
  -- Ты что?
  -- Ничего. Мы же не надолго. На один день. Ты с родителями, с сестрой встретишься, а я ... Я мяса хоть поем. Отощал совсем.
  -- А Чоусен? Он не согласится. Ему больше, чем нам ведомо. Спешит он. Не согласится.
   Как не странно, но Чоусен согласился. Вначале, спросонья, когда Прокилл бесцеремонно вырвал его из объятий сна, никак не мог понять, о чем наперебой говорят Тинка и Прокилл. Потом разобрался и согласился.
  -- В Норию это хорошо. Надо мне кое-что про Черных Птиц уточнить.
   Потом почесал голову и добавил:
  -- Только в Норию тайно войдем. Чтоб никаких почестей. Тинка, родители твои не разболтают, кто к ним пожаловал?
  -- Нет.
   Тинка так повеселела, что могла в данный момент наобещать что угодно.
  
   В Норию вошли обыкновенными путниками. Стражники у ворот никакого внимания на троицу не обратили. Меч и щит надежно запрятали в складках плаща, чтобы кто невзначай не заметил.
   И по улицам спокойно прошли. Чоусена и Прокилла в Нории никто не знал, а Тинке повезло, знакомые не встретились.
   На всякий случай к дому Тинки пробирались по маленьким, безлюдным улицам.
   Чоусен и Прокилл удивлялись, что и в этих кварталах, заселенных не самыми знатными и почитаемыми жителями города, дома удивительно красивые и нарядные. Хотя ничего в этом удивительного нет. Каждый город имеет свое лицо и свои традиции. Нория всегда славилась изысканностью. Так повелось издавна.
   Радости родителей Тинки, когда они увидели дочь, не было предела. Мать целовала дочь, ее друзей. Отец почтительно пожимал им руки и тоже целовал дочь.
   Мать забегала по кухне, накрывая на стол. Отец расспрашивал об их походе, восхищенно рассматривал меч и щит, радовался, как ребенок при виде любимых игрушек.
   Тинка помогала матери, расставляла на столе чашки, но все чаще и чаще стала оглядываться, словно надеясь увидеть кого-то. Потом не выдержала и спросила:
  -- А где Фиола?
   Мать и отец переглянулись, а потом отец, кашлянув, ответил:
  -- Да вышла куда-то. Придет скоро.
   Но разве эльфийку обманешь словами? Тинка поставила последнюю чашку на стол и спросила:
  -- Что-то случилось?
   Мать и отец опять переглянулись.
  -- Нет, все в порядке. С чего ты взяла? - сказал отец, стараясь как можно шире улыбаться.
   Эта его широкая улыбка насторожила и мага с воином. Не все в порядке в доме Тинки.
  -- С ней что-то случилось? - строго спросила Тинка, переводя взгляд с одного родителя на другого. - Рассказывайте.
  -- Да у нас все нормально, - оправдывался отец. - Зачем тебе еще в наши проблемы вникать? Тебе сейчас не до этого.
  -- Отец, что ты говоришь? - разозлилась Тинка. - Фиола - моя сестра. Что может быть важнее в мире? Рассказывайте.
   Мать отошла от печи, села рядом с отцом и вытерла передником навернувшиеся на глаза слезы.
  -- Говори ты, отец, - сказала Тинка.
   Она хорошо знала мать. Если что-то случилось плохое, а Тинка чувствовала, что случилось, то рассказ матери превратится в плач. Отец приобнял мать, похлопал по плечу ободряюще, шмыгнул носом и начал рассказывать.
  
   Прихода Золотых Драконов все ожидают по-разному. Кто-то смиряется с судьбой - будь как будет. Кто строит укрытия, надеясь переждать в нем страшное время. Кто-то надеется и верит в Избранных, продолжая жить по-старому. А кто-то стремится извлечь для себя выгоду.
   О братьях и сестрах Морина в Нории узнали недавно. Никто не скажет, откуда они появились в городе. Просто однажды город стал свидетелем шествия небольшой группы людей в черных плащах, с надвинутыми на лица капюшонами. У каждого в руках был бубен, и каждый шаг их сопровождался его ударом, зловещим и глухим.
   Люди в черном через весь город прошли на Центральную площадь, а за ними, словно в трансе, следовала толпа горожан, все более и более разраставшаяся.
   Один из непонятных людей взошел на помост, с которого глашатаи объявляют главные городские новости, поднял руки к небу и закричал:
   - О, жители Нории, возрадуйтесь! К вам пришли мы, братья и сестры Морина. Пришли, чтобы возвестить благую весть: Золотые Драконы, наши спасители и избавители близко.
   Мир погряз в пороке и злобе. Мир катится к гибели. Страшные времена грядут. Друг готов предать друга. Брат готов убить брата.
   И только они, наши спасители Золотые Драконы, готовы очистить мир от скверны. Не будет спасения нечестивцам и предателям, убийцам и насильникам. Смерть принесут им Золотые Драконы. Возрадуемся же этому! Принесем клятву нашим избавителям! Кто не с ними, тот против них! И не будет им пощады!
   Голос черного несся над городом, проникая на каждую улицу, созывая все новых и новых людей на площадь.
   Кто-то, послушав эти фанатичные выкрики, плюнув через плечо, уходил. Таких было большинство. Но кто-то и остался.
  -- Не знаю, - продолжал рассказ отец Тинки. - Может быть, они какими-то методами воздействовали на толпу, и самые слабые или чувствительные попали под их влияние. Но в Нории братьев и сестер Морина прибавилось.
  -- И Фиола с ними? - пугаясь своего вопроса, спросила Тинка.
  -- Да.
  -- Ну а вы? Вы? Что же не остановили ее, не запретили, в конце концов, - почти кричала Тинка. - Фиола - послушная девочка, она бы не пошла против вас.
  -- Не горячись, Тинка. Все намного сложнее. Нет уже послушной девочки Фиолы. Есть сестра Морина, и она уже совсем другая.
   Мать плакала.
   Прокилл и Чоусен сидели, не шевелясь. Про такое они и не слышали. Они сильно волновались за Тинку. Маг и воин достаточно хорошо знали эльфийку, чтобы подумать, что она так все и оставит. И они не ошиблись.
  -- Где сейчас Фиола?
  -- С ними, - прошептала мать.
  -- Где? Они в Нории?
  -- Да, в доме у Центральной площади, где раньше булочная была. Но, Тинка, не ходи туда. Фиолы уже нет.
  -- Да замолчите вы. Как вы можете? Она же ваша дочь, - Тинка кричала и топала ногами.
   Потом успокоилась, повернулась к друзьям.
  -- Прокилл, дай меч, - сказала тихо и спокойно.
   Чоусен и Прокилл встали с ней рядом.
  -- Мы с тобой, - сказали оба.
  -- Нет. Это мое дело. Вам нельзя рисковать. Я сама.
   Тинка стояла полная решимости и гнева. Ее ничто не могло остановить в желании спасти сестру.
   Мать и отец сидели, сжавшись, рядышком, боясь поднять глаза на дочь. Она на них не смотрела.
   Прокилл протянул руку вперед, Чоусен взял руку Тинки и положил на руку Прокилла.
  -- Кто ты? - произнесли Чоусен и Прокилл.
  -- Ты!
  -- Кто я?
  -- Я!
  -- Кто мы?
  -- Скрепленные словом!
   Клятву они закончили в три голоса.
  
   Тинка, хорошо знавшая город, быстро нашла нужный им дом. В детстве она часто приходила сюда за булочками. Запах от них, вкусных и сдобных, чувствовался уже за несколько кварталов.
   Сейчас никакого запаха не чувствовалось, люди не входили и не выходили, как раньше, из его дверей. Да и сами двери имели странный вид. Были задрапированы черной тканью.
   Избранные, не постучавшись, толкнули дверь. Она, как не странно, открылась. Видимо, эти братья и сестры так обнаглели, что ничего не боялись.
   Дверь открылась в большой зал, некогда торговый. Сейчас в нем не было ни столов, ни прилавков. Абсолютно пустой. Завешенные окна создавали полумрак. Воняло какими-то благовониями.
   В дальней части зала на кресле восседала фигура в черном, а остальные, такие же черные, сидели, согнувшись, на полу.
  -- Фиола! - крикнула Тинка с порога.
   Никто не пошевелился, не повернулся в их сторону.
  -- Фиола!
   И, когда опять никто не ответил, Тинка направилась к восседавшей на кресле черной фигуре. Прокилл и Чоусен двинулись за ней.
   Прокиллу стало неуютно в зале, появилось ощущение, что кто-то скребется у него по груди.
  -- Здесь магия, - шепнул рядом идущий Чоусен. - Незнакомая, злая. Я тебя постараюсь защитить, но если станет невмоготу, беги на улицу. Сам понимаешь, я не Тинка. Правильно защищать не умею.
   Прокилл молча мотнул головой, чувствуя, как ноги наливаются тяжестью.
   Тинка уже стояла у кресла. Прокилл и Чоусен встали рядом.
  -- Где Фиола?
   Фигура в черном молчала.
  -- Я спрашиваю, где моя сестра?
   Черный встал с кресла, протянул руку в сторону Избранных и громко заговорил:
  -- О, братья и сестры! Нечестивцы посмели войти в нашу чистую обитель. Да разразятся грозы над их головами1 Да будет им...
   Договорить он не успел. С началом его речи неприятные ощущения покинули Прокилла, поэтому он без всякого напряжение, быстро, что никто и не заметил, подскочил к проповеднику и подставил к его горлу меч.
  -- Молчать! - крикнул тому в самое ухо. - И отвечать, о чем тебя девушка спрашивает. Где Фиола?
   Черный пытался вырваться из цепких рук Прокилла, извивался всем телом, изрыгал проклятия. Но даже эти действия не вывели из оцепенения толпу сидящих на полу. Все происходящее словно их не касалось.
  -- Ничего себе! - проговорил Чоусен. - Что же он с ними сделал?
  -- Гипноз, - ответила Тинка, обводя взглядом зал.
   Она прекрасно осознавала происходящее.
  -- Ну-ка, Чоусен, поддай сюда света, - сказала эльфийка, направляясь к бездвижным теням. - А то в темноте сестру не признаю.
   А потом повернулась к Прокиллу и сказала:
  -- Да сделай что-нибудь, чтоб этот замолчал. В ушах от его крика режет.
   Прокилл, изловчившись, нажал на хорошо известную воинам точку в верхней части спины. Черный дернулся, два раза беззвучно раскрыл рот и осел на землю.
  -- Вот так, отдохни, - сказал Прокилл, вытирая руки о черный плащ.
   Чоусен поднял магический посох над головой и осветил зал.
   Тинка ходила между рядами сидящих на полу, наклонялась над ними, поднимала капюшоны, заглядывая в лица.
   Наконец увидела родное лицо.
  -- Фиола, Фиола, - трясла Тинка ее за плечи.
   Та никак не реагировала.
  -- Да что же это такое? Фиола, очнись.
   Маленькая фигурка лишь безвольно болталась из стороны в сторону.
  -- Давай я.
   Прокилл подошел к девушкам, поднял Фиолу на руки. Веса в девушке почти не ощущалось, легкая, как пушинка.
  -- Пошли отсюда.
   Чоусен, освещая дорогу, направился к дверям. Тинка и Прокилл с Фиолой на руках за ним.
   Вышли на улицу и повернули в сторону дома Тинки.
   Редкие прохожие молча смотрели им вслед.
  
  -- Знаешь, Прокилл, что меня больше всего раздражает в людях?
  -- Что?
   Маг и воин сидели в обеденной комнате.
   Тинка с Фиолой находились в спальной. Родители, безмолвными тенями, стояли там же.
  -- Их покорность, - сказал Чоусен. - Ты же видел, во что превратил людей этот проповедник. И никто, никто из жителей Нории не попытался спасти своих родных. Все, как и Тинкины родители, смирились с этим. Лишь молча оплакивали потерянных. Там же почти одни дети. Я не могу этого понять.
  -- Не все там просто. Я на себе почувствовал. Если бы не ты со своей защитой, еще не знаю, что со мной произошло. Может быть, уселся со всеми на полу и сидел мертвой куклой.
  -- Да, магия там присутствовала. Какая-то незнакомая и злая.
   Чоусен потер лоб рукой, будто бы стараясь что-то вспомнить, а потом продолжил:
   - Среди магов давно ходят слухи о появлении чего-то злого и темного. Обладая огромной силой, маг всегда ходит по тонкой кромке между злом и добром. Мы, если смотреть на вещи реально, можем творить не только добрые дела. Соблазн сделать нечто на пользу себя всегда велик. Вот почему при посвящении будущие маги проходят жесточайшую проверку. Только чистые душой допускаются в наш клан. Иногда, очень редко, я знаю лишь несколько случаев за всю длительную историю, случаются проколы. И тогда наш клан может быть очень жестоким по отношению к отступнику. Нет, даже в этих случаях убийство претит нашей природе. Мы просто лишаем его памяти.
   Прокилл внимательно слушал. Всегда, всю свою жизнь, он привык верить магам, считая их образцом честности, порядочности и непорочности. Оказывается, и у них не все так просто.
  -- Но неужели вы не можете выследить, как ты их называешь, отступников? - спросил он у Чоусена.
  -- Мне стыдно признаться, но, видимо, спокойные времена ослабили наш дух. Слишком мы привыкли, что в мире все благополучно. Вот и приходится расплачиваться. Обязательно нужно сообщить о случившимся магам Нории. Пусть разберутся с братьями и сестрами.
   Из спальни вышла Тинка, бледная, но улыбающаяся.
  -- Все в порядке. Фиола спит, - сказала она друзьям. - Спасибо вам. Что бы я без вас?
   Она подошла к Прокиллу и Чоусену и, чуть смущаясь, поцеловала обоих в щеку.
  -- О чем ты, Тинка? Мы же - одно целое, - возразил Чоусен. - Как Фиола?
  -- Очень истощена. Из нее, словно, всю энергию выпили. Но сейчас все нормально.
  -- А ты сама?
  -- Сейчас на солнышко выйду, погуляю. Устала я, ребята. Ничего, если мы выйдем чуть-чуть попозже?
  -- Погуляй, - сказал Чоусен. - А я в Дом Магов зайду.
  -- А у тебя, Прокилл, какие планы?
  -- Никаких. Я с тобой, Тинка, погуляю. Не помешаю?
   Чоусен ушел, а воин и эльфийка отправились в сад, где каждый занялся своими процедурами. Прокиллу тоже не вредило покачать мышцы.
   Когда Тинка совершила свой обряд, а Прокилл сделал комплекс укрепляющих упражнений, они уселись на траву. Тинке домой заходить не хотелось, и Прокилл чувствовал это.
  -- Тинка, а зачем ты меч просила? Неужели смогла бы применить? - спросил Прокилл.
  -- Смогла бы, - вскинув голову, ответила эльфийка. - И не надо об этом.
  -- Ладно, оставим. Я знаешь, что сказать тебе хочу: не обижайся на родителей.
   Тинка молчала. Прокилл хотел объяснить девушке, что злость на родителей - недоброе дело. Но не мог найти подходящих слов. Собирался даже рассказать о своих отношениях с отцом.
   Но не успел. Вернулся Чоусен, и, заметив друзей в саду, направился к ним.
  -- Надо срочно уходить. А то сейчас тут такое начнется. На три дня придется задержаться. Как узнали маги, что мы в Нории, всполошились, забегали, заохали: Избранные в городе, а их не встретили надлежащим образом. Еле успокоил их. Но, думаю, что Правителю донесут и тогда... А нам задерживаться никак нельзя. Или вы так не думаете?
   Все-таки понял, что не одному ему решать такие вопросы. Но друзья согласились.
   Тинка зашла к Фиоле, удостоверилась, что с сестрой все в порядке, пошепталась с родителями, дав указания, что делать дальше, поцеловала отца и мать на прощание. Мать собрала им еды на дорогу, чем несказанно обрадовала Прокилла.
   Как пришли, так и ушли из Нории тайно. Жители города так и не узнали, что Избранные почтили своим присутствием Норию.
  
  
  
   9.
   Когда-то давно Икарус построили маги. Наградив его способностью висеть в воздухе, они сделали его местом отдыха и развлечений. Нарядные дворцы, со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами, великолепные оранжереи, радующие глаза экзотическими растениями, фонтаны и бассейны, дающие прохладу в самый жаркий день, увеселительные заведения, способные удовлетворить любой вкус, прекрасный свежий воздух, - все способствовало веселому времяпровождению.
   Икарус создавался как город - праздник.
   Он, свободный от всяких влияний, жил по своим правилам и законам. Запрещались обман и ссоры, враги, если им приходилось встретиться в Икарусе, становились друзьями, торговцы не обманывали покупателей, товар продавался не дороже, чем стоит, не существовало разделения на сословия. В Икарусе все были равны, забывали о своем происхождении, не кичились богатством или талантами.
   Люди приходили в Икарус отдыхать, и они отдыхали.
   Любого, нарушившего законы Икаруса, изгоняли с позором. И этот позор неумения себя вести преследовал нарушителя чуть ли не всю жизнь.
   Икарус любили игроки. Игровые комнаты, удобные и красивые, были в их распоряжении.
   Икарус любили романтики. Здесь они были ближе к небу и могли спокойно наблюдать за звездами.
   Икарус любили влюбленные. Множество укромных уголков позволяло им уединиться.
   Икарус любили дети. Игровые площадки, аттракционы и карусели ждали их.
   Икарус любили модницы. Широкие и светлые улицы города идеально подходили для демонстрации нарядов.
   Икарус любили художники. Прекрасный вид открывался на землю с высоты.
   Все любили Икарус, восхищались им и благодарили создателей.
   Так было на протяжении долгого времени. И казалось, так будет вечно.
   Но ныне все изменилось.
   Сейчас Икарус - обитель Красных Драконов, и давно нога человека не ступала по его улицам.
  
   Когда-то давно люди и Красные Драконы жили в мире и согласии. Особенно не дружили, но и вражды меж ними не было. Жили каждый своей жизнью.
   Как и положено жить по соседству двум разумным расам, отличным и непохожим.
   Все изменилось с приходом Золотых Драконов.
   И если быть справедливыми до конца, в нынешней непримиримости виноваты люди.
   Они первыми объявили войну Красным Драконам, обвинив их в чужих грехах. Виноваты те были лишь в том, что имели несчастье носить имя Драконов. Правители Красных Драконов оказались разумнее, пытались примириться с людьми, объясняя, что приход Золотых Драконов также опасен и для них. Но беда застлала глаза людям, мешала услышать голос разума.
   С тех пор вражда между людьми и Красными Драконами зашла далеко.
   В одной из битв, которые часто происходили между ними, Красные Драконы захватили счастливый город Икарус и поселились в нем.
   К настоящему времени страсти утихли и улеглись. В открытую борьбу люди и драконы не вступали. Они просто перестали замечать друг друга, исключили из своей памяти.
   Не известно как у драконов, но у людей упоминание о Красных Драконах считалось дурным тоном.
   Избранным предстояло переступить через эти предрассудки, предстояло встретиться с Красными Драконами, великими и могущественными.
   Их путь лежал в Икарус.
   Ни сила, ни магия не в силах помочь Избранным в этом походе. Не бой им предстоял, а нечто более сложное и трудное.
   Избранные получат Темные крылья, только если Красные Драконы отдадут их добровольно. Иногда убедить противника словами труднее, чем победить в бою.
   Это и предстояло сделать друзьям - убедить Красных Драконов отдать им Темные Крылья, составную часть оружия против их общих врагов Золотых Драконов. Избранные понимали, что разговор предстоит трудный. И еще понимали Избранные, что разговор состоится только в том случае, если их не сожгут при первом же появлении в Икарусе. А то, что такое не произойдет, друзья поручиться не могли.
  
   И вот Избранные снова у развилки дорог. По двум они прошли, перед ними третья. Последняя.
   Завтра они войдут в Икарус. Если войдут, конечно, если не превратятся в пепел еще на подходе к Потерянной Башне.
   Об этом думать не хотелось. Хотя Избранные и понимали, что встреча с Красными Драконами наиболее тяжелая.
   В Замке Крови и в Атлансе все было ясно и понятно. Там враги, нежить, и твоя победа зависит лишь от смелости, быстроты и умения. Все действия сводились к отработанным годами приемам. Бей, круши, обороняйся, нападай! Меньше думай - больше действуй!
   В Икарусе думать придется. Сумеют ли Избранные убедить Красных Драконов? Сумеют ли Красные Драконы простить людей?
   Обо всем этом станет известно завтра. Завтра - день победы? Завтра - день поражения? Каким он станет? Завтра...
  
   Завтра наступит завтра. А сегодня Избранные готовились к ночлегу. Ночь решили провести на том же месте, где и вчера, на развилке.
   Тинка сразу же закуталась в плащ и свернулась калачиком. За всю дорогу от Нории она не произнесла не слова. Чоусен и Прокилл пытались ее разговорить, но у них ничего не вышло. Потом они оставили свои попытки, понимая, что день для Тинки выдался не из легких. Но надеялись, что к утру с эльфийкой вновь все будет в порядке. Просто ей необходимо успокоиться, подумать, разобраться в поступке родителей и ... простить.
   Чоусен и Прокилл спать не хотели. Солнце спряталось за дальним концом поля, но узкая розовая полоска заката еще давала свет. Яркие глазки звезд только начали проступать на небе.
   - Я люблю смотреть на звезды, - сказал Чоусен. - Тебе никогда не казалось, что они зовут тебя?
   Чоусен лежал на спине, устремив взгляд в небо. Прокилл сидел рядом, обхватив руками колени.
   - Да нет, наверное. У нас на севере, в Давиасе, звезды редко видны. Небо затянуто тучами. А в школе, в Лоренции, не до звезд было. Строгий режим. Спать ложились с заходом солнца. За день так уставали, что не до звезд небесных, у самих в глазах звездочки сверкают.
   - А нас специально на звезды смотреть учат. Даже ночные уроки проводят на первом году учебы. Выведут малышню на крышу, рассадят кружком и заставляют часами на звезды смотреть. Интересные мысли в это время в голову приходят.
   - И какие же?
   - Да разные. Словно картинки в голове складываются. Правда, не запоминаются эти картинки чаще всего. Учитель, когда я ему сказал, что не могу запомнить картинку, успокоил, что так и должно быть. Объяснил, что когда долго смотришь на звезды, тело расслабляется и все, что в нем лишнего накопилось, собирается в картинки и уходит из человека.
   - Мудрено как-то.
   - Я тоже вначале так думал. А потом понял - правда. После этого становишься чище и легче.
   Прокилл улегся на спину и стал смотреть на звезды. Молчал и Чоусен.
   Прошло много времени, Чоусен подумал, что Прокилл заснул. Но тот вдруг спросил:
   - А что такое - звезды? Помню мама в детстве говорила, что это души неприкаянных людей, тех, кого не допустили в Залы Забвения. Плохое что они в жизни совершили или еще за что-то. Я очень испугался тогда, что если буду плохо поступать, то и моя душа появится на небе.
   - Да, я тоже слышал такую сказку, - подтвердил Чоусен. - Но это только сказка. Говорят, что звезды - это такие же миры, как и наш. Их очень много. Видишь сколько звезд? Вот столько и миров.
   Прокилл даже сел, услышав такое.
   - Не выдумывай! Миры... Они же маленькие эти звезды.
   - Потому что далеко от нас.
   - Как это?
   - Ну, например, ты видишь где-то далеко от себя человека или дерево, они кажутся тебе меньше, чем есть на самом деле. Вот так и со звездами. С расстоянием размеры уменьшаются, - объяснил Чоусен Прокиллу, словно маленькому ребенку, удивляясь, что тот не знает обычных вещей.
   - Вот как! - протянул восхищенно Прокилл. - Вот бы побывать там, посмотреть на другие миры. Интересно, наверное.
   - Не только интересно, но и опасно, - охладил его пыл Чоусен. - Ведь Золотые Драконы приходят именно оттуда, со звезд.
   - Но не забывай, что оттуда же пришли и Ангелы.
   - Тоже верно. В мире Ангелов я бы хотел побывать.
   - И я.
  
   Просыпаться, когда светит яркое солнце и от этого наступающий день кажется радостным, всегда приятно.
   Чоусен и Прокилл проснулись позже Тинки. Когда они встали, увидели, что эльфийка танцует в лучах солнца. Друзья порадовались, что от вчерашней печали у Тинки не осталась и следа. Ночь хорошо подействовала на нее, изгнав прочь печальные мысли.
   Позавтракав тем, что дали им в дорогу Тинкины родители, Избранные направились к Потерянной Башне, входу в воздушный город Икарус.
   Высоким куполом Башня врезалась в небо. И там, высоко, через облака, просматривались очертания Икаруса. Зачарованные красотой, подняв головы, друзья любовались чудом. Самого города с земли видно не было. Лишь его основание. Но и оно представляло собой впечатляющую картину. Все изрисованное яркими красками, призвано было создавать праздничное настроение. Избранные удивились, что за столько времени краски не потускнели и не утратили своего свечения.
   Но не долго длилось их любование. Откладывать восхождение не имело смысла. Они и так подошли к Башне позже, чем планировали.
   Семиэтажная Потерянная Башня встретила Избранных запустением и следами разрушений. Никто давно не пользовался ею для восхождения в Икарус. Мощные крылья Красных Драконов сами поднимали их в небо.
   Продираясь через наваленные камни и сети паутины, сплетенной невиданными существами, Избранные начали подъем. Никто их не остановил, и это вселило надежду, что разговор с Красными Драконами состоится, что те их, по крайней мере, выслушают.
   В былые времена Башня, которая еще не называлась Потерянной, а просто служила соединительной дорогой между землей и Икарусом, говорят, представляла собой настоящий музей. Картины признанных мастеров висели по стенам. Любой художник, каким бы именитым не был, считал за честь выставить в Башне свои произведения. На площадках между лестничными пролетами красовались скульптуры. Сами лестницы были покрыты коврами невиданной красоты, сотканными по одной ниточке мастерицами.
   Сейчас ничего этого не было. Все уничтожилось во время последнего боя между людьми и Красными Драконами, все сгорело в огне.
   Подъем по лестнице получился долгим. Да и лестницей ее трудно было назвать. Не хватало ступеней, а на тех что сохранились во многих местах зияли дыры. Только смотри, чтобы провалиться. В былые времена башня ярко свещалась факелами, закрепленными на стенах. Сейчас никаких факелов, естественно, не осталось. Чоусена приходилось освещать путь посохом. Использовал он его в полсилы, чтобы не вызвать преждевременного недовольства Красных Драконов. Избранные прекрасно знали, что за ними наблюдают, хотя пока и не видели нынешних хозяев Икаруса.
   Да это и неудивительно. Непрошенных гостей, а они были определенно непрошенными, никто не любит.
   Тинка особенно враждебных настроений не чувствовала. Но могла и ошибаться. Иное мышление, отличное от человеческого, ей было не слишком понятно.
   Прокилл нервничал. Он понимал, что в этой схватке, схватке умов, его умения и опыт вряд ли пригодятся. Против Красных Драконов с мечом не попрешь. Пользы никакой. Слишком неравные силы. Мощная лапа Дракона, опустившись на голову, оставит от человека лишь мокрое место.
   Когда Избранные поднялись на верхнюю площадку Потерянной Башни, громовой голос, звучащий с небес, оглушил их:
  -- Ни с места, людишки! Что ищете вы тут?
   Холод страха пробежал по спинам Избранных. Чоусен вздрогнул. Тинка прижалась к Прокиллу, словно ища у него защиты. Своим худеньким плечом почувствовала, как напряглось тело воина.
   По прежнему никого не было видно. И от этого становилось еще страшнее. Невидимая опасность всегда раздувается до непомерных размеров.
   Стоять и молчать не имело смысла. И Чоусен, лучше других державший страх под контролем, заговорил:
  -- О, великие и могучие, с миром мы пришли к вам. Выслушайте нас. Ничего другого мы не просим.
  -- Ха, ха! - казалось, от громкого голоса разорвутся перепонки. - Да кто вы такие, чтобы просить? Как вы осмелились подняться сюда?
  -- Не по собственной воле мы пришли, не ради любопытства. Страшная беда приближается на нашу землю, общую с вами землю. Только мы вместе сможем противостоять ей. Только вместе. Забудем обиды, забудем все несчастья, что принесли друг другу. Я не прошу дружбы, лишь прошу выслушать нас.
   Тишина была им ответом. Избранные стояли на крыше, обдуваемые ветрами, и не знали, что их ждет. Огненное пламя, испущенное пастью Дракона, в любое мгновение могло испепелить. Взмах крыла Дракона мог сбросить с крыши семиэтажной башни.
   Но, к счастью, дождались они не пламени, не взмаха крыла, а спустившейся из облаков лестницы с золотыми ступенями.
   С трепетом и волнением поднимались по ней друзья, ожидая встречи с Драконами. Первой встречи человека с Драконом за многие годы.
   Лестница привела их на огромную квадратную площадь, по периметру которой расположились Драконы. Их было много. Они были прекрасны и ужасны одновременно. Огненно-красная чешуя переливалась в лучах яркого солнца, сияла, искрилась, создавая вокруг них багряную завесу. Горячее дыхание из пастей опаляло друзей. Их огромные, но грациозные, тела заслоняли дома, построенные человеком.
   Избранных охватило чувство ничтожности, мелочности. Величие Драконов придавливало вниз. Хотелось спрятаться, испариться, стать незаметными. Хотелось распластаться по земле в признании их силы. Но не за этим поднялись Избранные в Икарус. Остаться человеком в унижении. Не это ли высшее достоинство?
   Чоусен выступил вперед и начал речь. Он напомнил Драконам о страшной опасности, грозящей миру, рассказал о миссии Избранных, о необходимости помощи друг другу в трудные времена. Драконы слушали молча. Нечеловеческие лица не выражали никаких эмоций.
   Когда Чоусен закончил, наступила тишина. Красным Драконам не нужно произносить слова вслух. Вечная мечта людей - Драконы понимали друг друга без слов.
   Ожидание для друзей показалось бесконечным. Мгновения растянулись в вечность. Затаив дыхание, Избранные ожидали решения. Нет, не своей судьбы. Что их судьба по сравнению с судьбой мира?
   Наконец над площадью прозвучало:
  -- Человеки, возомнившие себя великими, и в этом самомнении совершившие много ошибок, забывшие законы порядка, нет вам прощения. Но мы знаем о приближающейся опасности. Понимаем, что она затронет не только вас, но и нас. Поэтому, не смотря ни на что, мы поможем вам. Поможем не ради вас, а ради нас самих. Берите Темные Крылья и разнесите славу о нашем великодушие.
   Красные Драконы расступились, и друзья увидели, скрываемый за их спинами, обелиск, наверху которого развевались Темные Крылья.
   Один из Драконов беззвучно взлетел к верху обелиска, снял Крылья и бережно опустил к ногам Избранных.
   Потом Красные Драконы повернулись и молча покинули площадь. Растворились между построенных людьми когда-то давно домов. И лишь тяжелая поступь их шагов звучала в ушах Избранных.
  
  
   10.
   И вот они, разложенные на земле, лежат перед ними.
   Меч Архангела. Грубый, словно наспех изготовленный неумелым оружейником. Острие потемнело, покрылось пятнами, затупилось. На рукоятке трещины. Уважающий себя воин, не задумываясь, запрятал бы его подальше, чтобы не позориться перед товарищами. Запрятал бы. Потому что другой пользы, на первый взгляд, из такого меча не извлечь. И в бою ненужный груз, и в лавку торговца не отнесешь. Ни один опытный торговец не возьмет его на продажу. Ни боевой силы в нем, ни украшений. Одно место такому мечу в пыльном углу, рядом со старой рухлядью. Да еще малым ребятишкам на потеху сгодился бы. Руку потренировать, вес металла почувствовать.
   Щит Хаоса. Черным зеркалом блестит, гладким, без единого изъяна. Но посмотришь в него, жутко становится. Странное то зеркало, не отражается в нем ничего. Ни лица человеческого, ни луча солнца. Словно все уходит в бездонную глубину черноты и исчезает в ее бездонных далях, откуда не существует возврата, где погибают надежды. А в бой с таким щитом не пойдешь - мал размерами. Не прикрыть им и трети тела. Висеть бы ему на входной двери, врагов от дома отпугивать.
   Темные крылья. Мятой тряпкой распластались по земле. Такую только ногой пнуть, проходя мимо. Темно-серая, лежалая. Ни на одежду не годится, ни на стол не застелешь. Только если приглядишься, то увидишь, что не тряпка это вовсе. Мелкие перышки снизаны ниткой крепкой. Сколько же птичек-пичужек погубить требовалось, чтобы изготовить крылья, сколько времени потратить. И зачем? Неужели надеялся неизвестный мастер, что, накинув крылья, оторвется от земли, воспарит в небо. Не летать тому, кому суждено ходить.
  
   Путь домой всегда короче кажется, чем из дома. Сердце подгоняет ноги, ускоряет шаг.
   Но как Избранные не спешили, дойти до ночи до Лоренции не успели. Оставалось несколько ликров пути, но продолжить путь в темноте по Негайским болотам, окружающим город, не осмелились. Ночь - не время для людей.
   Заночевать решили на опушке леса, наверное, последней перед началом болота. Близко до дома, да не добраться. Никакая магия в этом не поможет.
   И еще была причина, не позволившая пуститься Избранным в бег, чтобы успеть уйти в Лоренцию с последним Проводником. Если бы поднапряглись, пробежались из последних сил, может, и успели.
   Останавливала их одна нерешенная проблема.
   Помнили они, что в славной Лоренции их ждет Золотая Мантия, звено, связывающее между собой трофеи, лежащие сейчас перед ними на земле. Только соединенные в одно целое они имели силу. А по отдельности они ничто. Ненужный хлам.
   Знали Ангелы, что совершают, разбрасывая все составные части Оружия по миру, знали. Спасали людей, вручая его, но и защищали одновременно. Защищали от них самих. Мудры были Ангелы. Понимали слабость человеческую. Трудно устоять перед властью над тебе подобным.
   И этой власти страшились Избранные. Не боялись смотреть в глаза смерти, не боялись открытого боя, не боялись врага. А вот принять на себя власть боялись. Боялись не груза ответственности, что падет на их молодые плечи, не встречи один на один с Золотыми Драконами, неизвестными, а оттого пугающими, не того, что дрогнет сердце в страшном бою. Боялись другого - смогут ли устоять перед властью полученной, не сломаются, останутся ли так же чисты сердцами? Оттого, хоть невольно и неосознанно, задержали на ночь свое возвращение в Лоренцию.
   И еще знали Избранные: Золотую Мантию придется надеть кому-то одному. В походе они доказали, что каждый достоин ее. Предстояло сделать выбор, выиграть, может быть самый трудный, бой с собой. Бой со своей гордыней. Признать, что кто-то лучше тебя, чище, достойнее. А, может наоборот, отказаться, свалить ответственность на другого, отойти в сторону, оставить лишь память о том, что ты был Избранным. А потом с важностью и гордостью рассказывать своим внукам, не слова не упоминания о том, что струсил на самом финише.
   Об этом Избранные пока думать не хотели. Они просто мечтали о скором возвращении в Лоренцию к учителям, друзьям, нормальному обеду и мягкой кровати. К той жизни, которую они оставили так давно и так недавно. Все зависит от того, в каких единицах измерения времени рассчитывать их поход.
   А обо всем остальном они подумают потом. И каждый из них верил, что он сможет принять правильное решение. То, о котором не пожалеет никогда.
  
   Развели костер, поужинали остатками еды и решили пораньше лечь спать.
   Чоусен и Тинка завернулись в плащи и быстро заснули, Прокилл сидел у костра, охраняя сон друзей. Сам вызвался. Его мучил стыд за свою бесполезность в Икарусе. Решил ночным бдением отработать.
   Хотя и ни к чему то было, а совесть все равно не давала спать. Что может их ожидать так близко от дома? Вон, даже звук вечерних труб слышали. Тихим отголоском, но слышали. От этого на душе так тепло стало.
   Около полуночи внимание Прокилла насторожил треск веток в лесу. Успокоив себя мыслью о звере, пробежавшим по своим делам, Прокилл продолжил ворошить палкой костер. Но треск повторился. Зверь слишком наглый, или еще что. Решил не рисковать, молча разбудил Чоусена и Тинку. Объяснять им, что случилось, не требовалось. Они знали, Прокилл просто так не нарушил бы их сон.
   Тройка встала в круг, спина к спине, зорко вглядываясь в темные заросли. Тишина, ни звука, ни шороха.
   Напали на них резко, со всех сторон.
   - Армия Черного Рыцаря! - выкрикнули друзья одновременно.
  
   Армия Черного Рыцаря - проклятие, страшная сила, не ведающая ни жалости, ни сострадания, несущая только смерть, сметающая все на своем пути. Армия мертвецов, для которых нет понятия жизни. Жизнь и смерть - два конца бытия, две противоположности одного общего. Несоедимые, несовместимые, непризнающие и непринимающие друг друга.
   Армия не похороненных погибших воинов, вчерашних друзей, сегодня ставших врагами. Друзей, не только забывших понятие дружбы, но и ныне не признающих ее.
   Не нашедшие покоя души требовали мщения, убивая живых, тем самым пополняя свои ряды.
   Черной смертью носилась Армия Черного Рыцаря по миру. Никто не мог предугадать, где и когда она появится в следующий раз.
   Ни один раз уже Посвященные поднимали вопрос об организации экспедиции по захоронению мертвых. Ведь только земля могла успокоить мятущиеся души. Но другие дела отодвигали эту проблему.
   И не выполненный долг живых в отношении погибших ради них, лежал тяжелым грузом. Легче было обойти, отмахнуться от проблемы, сделать вид, что ее не существует. Днем ее и не существовало.
   Армия Черного Рыцаря - войско ночи, при свете солнца ее не встретишь.
  
   С диким скрежетом и стонами мертвецы приближались к друзьям, окружая кольцом, плотным, безжалостным. Прокилл беспрестанно махал мечом, отражая их нападения. Посох Чоусена, казалось, раскалился до красна, посылая искры во врагов. Тинка почти кричала заклятия, прикрывая друзей защитой. Но мертвецов было много, слишком много. Втроем просто не выстоять против бесчисленного количества, выплывающего из леса.
   У мертвецов одна задача - разорвать круг друзей, оттеснить друг от друга, ослабить их связку. Вместе они сила, сила, способная противостоять смерти. Одна беда - мало их. Что могут эти трое, измотанные днями пути и напряжением боев? Как им выстоять против безжалостной Армии Черного Рыцаря?
   И рвется круг. Свора окружает Чоусена. Затухает посох в его руке.
  -- Тинка, помоги Чоусену! - кричит, хрипя, Прокилл. - Я сам.
   Еще яростнее машет воин мечом, изрыгая проклятия. Вечные и страшные, идущие изнутри. Находит слова, которым нет места в нормальном мире. Отбрасывает от себя мертвецов, рассекая их надвое. Но вновь они встают плотными рядами. Мертвые не боятся смерти, мертвые презирают жизнь.
   Тинка отвернулась от Прокилла, бросила все силы магу, помогая тому вырваться из кольца мертвецов. Подпитанный силой Тинки посох Чоусена вновь засветился, расшвырял врагов, выжигая их и пугая. Разбушевавшаяся, потерявшая контроль, магия страшна для всех.
   Но Тинка, не рассчитав свои ослабшие силы, сама осталась без защиты. Припала к земле, стараясь вобрать в себя ее силу, зарядиться ее энергией. Не заметили ни Чоусен, ни Прокилл, разгоряченные боем, слабости эльфийки. На мгновение упустили ее из виду.
   И этого мгновения хватило, чтобы мертвецы с дикими воплями набросились на нее. Прокилл и Чоусен кинулись на помощь. Но было уже поздно. Лишь предсмертный стон, еле слышимый, долетел до них.
   С диким хохотом воины Армии Черного Рыцаря потащили ту, что несколько мгновений назад была эльфийкой Тинкой, в лесную чащу. Армия мертвецов пополнилась новым воином.
   Получив свою добычу, они отступили в лес, оставив воина и мага в покое. Прокилл и Чоусен кинулись за ними. Отбить Тинку, не допустить для нее страшной участи воина черного войска. Не спасли живую, так хоть спасти мертвую.
   Но живым не угнаться за мертвыми. Ведь для тех уже не существует времени.
   Долго бежали Чоусен и Прокилл по лесу. Неизвестно куда и неизвестно за кем. Невидимой для них стала Армия Черного Рыцаря. Лишь хохот и скрежет слышали впереди себя. Но и они растаяли с первыми лучами солнца.
  
   Грязными, оборванными, изможденными подошли Чоусен и Прокилл к гостевому дому у Негайских болот.
   Хозяин и на порог не пустил оборванцев, чтобы не пугали честных людей. Так и заснули воин и маг у крыльца, сидя на земле, прислонившись спиной к стене домика.
   Долго спали Избранные, не слыша недовольных ворчаний и не видя косых взглядов в свою сторону. Никто не любит бродяг и бездельников. А только такие могли дойти до подобного состояния, до почти полной потери человеческого облика.
   Хозяин уже подговаривал гостей взять палки покрепче и прогнать нечестивцев подальше, но тут, на счастье, Проводник Микус вывел группу торговцев из Нории к гостевому домику.
   Изумленный застыл он, глядя на спящих. А потом ближе подошел, чтоб разглядеть, не ошибся ли он.
   Ошибки не было.
   С руганью бросился он в дом, проклиная хозяина за его неразумность.
   Ну и страха натерпелся в тот день хозяин гостевого дома, себя уже видел на месте, так нелюбимых им, бродяг, голову сгибал, готовясь принять все мыслимые и немыслимые проклятия, отлучения от дела и изгнания из родного города.
   Зря боялся. Все обошлось.
  
   Лишь на следующий день Чоусен и Прокилл, вместе с Микусом перейдя болота, подошли к воротам Лоренции.
   Вчерашний день выветрился у них из головы, улетел туманом в неебо. Не помнили, как спали прямо на улице, не помнили, как с почетом провели их в гостевой дом, как кормили и поили, как вновь уложили спать в самой лучшей спальной комнате. Как заискивающе бегал перед ними хозяин, а Микус, злой на него, отгонял чуть ли не тумаками. Память, опасаясь возвращения к боли утраты друга, выветрила и все остальное из головы. Словно прошлась мокрой тряпкой по пыли, стирая и уничтожая ее.
   Когда заботливый Микус оставил их, ускорив шаг и уйдя вперед,Чоусен остановил Прокилла:
  -- Давай, друг, присядем.
   Это были первые слова, произнесенные Чоусеном после бешенной гонки по лесу. Всю дорогу Прокилл старался убедить друга, что его вины в смерти Тинки нет. Ведь они знали, на что идут, отправляясь в поход. Каждый был готов к смерти. Но, казалось, Чоусен просто его не слышит. Он шел, низко опустив голову, и молчал. И вдруг заговорил сам.
   Друзья уселись на обочину дороги, не обращая внимания на проходивших мимо и с любопытством выглядывающего из ворот стражника. Второй, что есть мочи, помчался во Дворец Правителя с вестью о возвращении Избранных.
  -- Знаешь, Прокилл, не будем тратить время на взаимные расшаркивания, - глухо, будто с трудом, проговорил Чоусен. - Я свой выбор сделал. Больше всего, признаюсь, я боялся возвращения в Лоренцию. Выбирать лучшего из лучших, а тем более из друзей, так сложно. Я рад, что мне не придется этого делать. Судьба все разрешила сама. Золотую Мантию наденешь ты.
  -- Чоусен...
  -- Молчи, пожалуйста. У каждого своя судьба. Она предрешается не нами. Мы лишь идем по дорогам, указанным ею. Твоя дорога вывела тебя к бою с Золотыми Драконами. Ты - достойнейший.
  -- А твоя, Чоусен? Куда твоя тебя поведет? - Прокилл смотрел на друга.
  -- Я должен отблагодарить Тинку за помощь. Я найду ее. Чего бы мне это не стоило. Ты мне веришь, друг?
  -- Верю.
   Слов больше не требовалось, пора было идти. Лоренция ждала нового Правителя.
  
  
   ПРОЛОГ.
   И всколыхнулось небо, вспыхнув золотом, озарив в страхе содрогнувшуюся землю.
   Застыло время, боясь сдвинуть равновесие. Не ему решать, куда склонятся чаши весов судьбы. Не ему диктовать условия, не ему решать, кто прав, а кто виноват.
   Другие законы вступили в силу. Не подвластные ни времени, ни человеческой совести. Перепутались понятия зла и добра, вечности и мгновения.
   Перевернулось нутро земли, застыло в ужасе. Остановили реки бег, заплакали горы. Спрятались звери лесные, застыли птицы в полете. Опустили деревья ветви могучие, свернулись цветки полевые.
   Даже солнце, вечное и негасимое, приостановило свой бег.
   Две силы сходились, два разума.
   Золотые Драконы, могучие, необъяснимые и непостижимые, несущие смерть и смертью питающиеся, не знающие ни страха, ни сомнения, порождения чужого мира, и человек, такой мелкий, по сравнению с ними, такой незначительный, по сравнению с ними, такой беззащитный, по сравнению с ними.
   Но поднял руки Правитель Прокилл, в одной меч, в другой щит, всколыхнулись от рывка крылья, заструилась золотом мантия, и дрогнули Золотые Драконы, остановились. И лишь неслыханный рык пронесся над землей.
   И проникал он в каждую трещинку, в каждую расщелину, и в озера глубокие, и горы высокие, в каждый дом, где за закрытыми дверями и ставнями прятались люди, ради которых Прокилл и вышел один против Золотых Драконов.
  
   В одном доме, содрогнувшимся как и все от этого рыка, прижимался в страхе к старику маленький мальчик. Старик гладил ребенка по голове и успокаивал:
  -- Не бойся, малыш. Все будет хорошо. Не бойся.
   А мальчик, пряча головку на груди деда, спрашивал:
  -- Они уйдут? Правда, уйдут?
  -- Уйдут, малыш.
  -- Мне страшно, - хныкал мальчик.
  -- А хочешь, я расскажу тебе сказку, чтобы не было так страшно?
  -- Хочу. Я люблю твои сказки, деда.
  -- А какую сказку ты хочешь послушать?
  -- Про Золотых Драконов.
  -- И тебе не будет страшно?
  -- Но это же только сказка.
  -- И то, правда, малыш. Слушай!
  
   Было время - перед ними трепетала Вселенная, Галактики падали ниц, Созвездия замирали при одном упоминании имени, Планеты содрогались лишь от мысли о них. Не существовало в мире никого могущественнее.
И возгордились они, возомнили себя равными Первозданным. За это и наказаны. Что позволено Вечным, не разрешено смертным. Пусть и живущим века.
В те давние времена, память о которых не сохранилась даже в легендах, задумали они пойти против природы, стать умнее ее. В научных лабораториях создавался невиданный организм, совершенный во всех отношениях. Создавался человек разумный.
Трудно быть постоянным устрашением всего живущего. Душа, даже и у Золотых Драконов она есть, требовала любви и заботы. И этой любовью и заботой окружили они свое творение.
Мудрыми учителями и наставниками стали для молодого человечества. Учили его познавать мир, радовались его успехам и достижениям, мирили в ссорах, помогали создавать законы. Во всем доверяли им люди, поклонялись, считали богами.
Богами быть опасно. Не даром об этом предупреждали их Первозданные еще в самом начале эксперимента. Не трудно творить, трудно сохранить в равновесии созданный мир. Этого-то они и не смогли сделать. За это и расплачиваются.
Как бы не был идеален мир, всегда найдутся недовольные. И люди, сотворенные ими и получившие от них все, восстали против своих же создателей. Надоела людям постоянная опека, надоело навязывание чужих правил. Люди - разумны, а, значит, в праве решать судьбу самостоятельно.
   Разгневались их создатели. Изничтожить ими же созданный мир задумали, как неудавшийся эксперимент.
   Но не могли допустить этого Первозданные. Послали на помощь людям Ангелов. Защитили те молодое человечество, изгнали с планеты ее же создателей.
   Нет с той поры покоя и пристанища некогда сильным и великим Золотым Драконам. Носятся неприкаянно они средь просторов Вселенной, совершают круг в бесконечности.
   И вновь, и вновь возвращаются к людям с одной целью: отомстить за свое бродяжничество, за потерю родины.
  
- Плохая, деда, у тебя сказка получилась. Не интересная. Не люблю я такие непонятные.
   Мальчик слез с колен деда. Тишина наступила в мире. Утих, растворился страшный рык. А вместе с затихнувшим рыком ушел и страх.
  -- А какие ты сказки любишь, малыш?
  -- Про героев и подвиги. Расскажи мне, деда, лучше про Правителя Прокилла сказку.
  -- Молодой он еще, только-только Правителем стал, не придумали про него сказок.
  -- А ты сам придумай.
  -- Сам? Ну, что же. Кто-то же должен быть первым. Слушай.
  
   "В Лоренцию пришла ночь...
   В это неподходящее время с трех сторон к Замку Правителя подходили три человека. Закутанные в темные плащи, хоть и тепла ночь, да сырость пробирается до самых костей, беззвучными тенями скользили они по пустынным улицам. Словно и не люди, а какие-то фантомы..."
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"