Впервые Олега я увидела в возрасте семи дней. Меня только что привезли из роддома. Я лежала в своей кроватке и принюхивалась к новым запахам, отличным от стерильных запахов больницы. Мама и папа, счастливые и гордые, сидели на диване и любовались сотворенным ими чудом.
Немногочисленные гости довольствовались местом у дверей. К кроватке им подходить было нельзя, чтобы дитя, то есть я, не подхватила какую-нибудь заразу.
Олег пренебрег этим запретом и подошел ко мне. Он был уже почти взрослым. Через два месяца ему исполнялось пять лет, и он мечтал о переводе в старшую группу детского сада.
Когда Олег подошел к кроватке и встал на цыпочки, чтобы заглянуть в нее, я открыла глаза.
Понравился ли он мне в нашу первую встречу, этого я не помню.
Но я ему не понравилась. Он внимательно посмотрел на меня, а потом изрек:
-Фу, кукла какая-то...
От этих слов или каких-то других своих проблем я заревела. Голос с самого рождения у меня был громкий. Гости поспешно стали выталкиваться из дверей, папа забегал по комнате, не зная что предпринять, а мама взяла меня на руки. От любви и теплоты ее рук я сразу успокоилась.
Олег со своей мамой жили в нашем подъезде на четвертом этаже. А наша квартира была на втором. Так что он каждый день проходил мимо наших дверей. Раза два в неделю вместе с мамой заходил к нам в гости. Наши мамы были подругами. Я думаю, что их сдружило одиночество. Иначе не понятно, что могло притягивать таких разных женщин.
Отца у Олега не было. Мать его растила одна. У такой женщины и не могло быть мужа. Тетя Аня, как я ее стала называть, когда немного подросла и научилась разговаривать, была красивой женщиной. Но не это было главным в ней. Она была очень целеустремленной и всегда знала, чего хочет в жизни. Так говорила моя мама. Работала Анна в фирме, название которой ни о чем мне не говорило, главным бухгалтером. Зарабатывала столько денег, что им с сыном хватало. Другого кормильца в семье не нужно было иметь.
А нам нужно было иметь. Поэтому папа у меня был. Но вместе с тем, как бы и не был. Мой папа работал машинистом поездов дальнего следования и большую часть времени отсутствовал. Так что моя мама была тоже почти одинокой женщиной.
Вот они и дружили. Женщина совсем без мужа и женщина почти без мужа.
А мы были их дети: я и Олег. Но мы не дружили. Я хотела с ним дружить. А он не признавал девчонок и малявок.
Но в гости к нам приходить любил.
Моя мама работала участковой медсестрой в поликлинике. Больные, приходящие на прием к врачу, часто дарили маме шоколадки. Я постоянно страдала диатезом, была в каких-то жутких прыщиках и шоколад мне был противопоказан. Поэтому он доставался Олегу.
Свой шоколад он должен был отрабатывать. Пока наши мамы на кухне пили кофе и разговаривали, Олег был в моем распоряжении.
Я показывала ему свои игрушки, которые совсем не интересовали его. А потом учила его танцевать. Я была смелая девочка и в садике мне дали главную роль в танце "Кукла и Мишка".
"Кукла с мишкой бойко топают, бойко топают.
Посмотри.
И в ладоши громко хлопают, громко хлопают.
Раз, два, три"
Топала я очень бойко и громко, и этим гордилась. Олег в роль Мишки вживаться не хотел, чем доводил меня до горьких слез. На шум вбегали мамы и попадало, конечно, всегда Олегу.
Каждый раз он обещал, что больше к нам не придет. Но приходил.
А потом я выросла. Свои шестнадцать лет я встретила испытавшей в жизни многое. Были и первая сигарета, и стакан противного дешевого портвейна, и всепоглощающая любовь к десятикласснику Роме.
Олег учился на последнем курсе политехнического института. К нам за шоколадками уже не приходил. Да я от этого не страдала. У меня была своя жизнь со своими друзьями, интересами и тайнами.
Папы по прежнему почти дома не бывало, а мама не могла справиться с моим юношеским максимализмом. Да и что она понимала в моих делах? Ей только и оставалось, что жаловаться на меня тете Ане. Та успокаивала ее и говорила, что все перемелется. Повзрослею - поумнею. Так и сидели два раза в неделю у нас на кухне две стареющие женщины. Одинокая и почти одинокая.
Я быть такой не хотела. Я знала, что не повторю судьбу ни своей матери, ни тети Анны. У меня будет совсем другая жизнь. И в моих мечтах об этой жизни не последнее место занимал Ромка. Он был самым лучшим, самым любимым.
В школу я ходила только ради него. С нетерпением ждала окончания каждого урока, чтобы на перемене успеть нацеловаться с Ромкой на черной лестнице.
Классная жаловалась маме по телефону, что я в учебе совсем опустилась, и с такими успехами мне грозит исключение из школы. После этих разговоров мама ругалась и пыталась не выпускать меня вечерами из дома.
Я все равно уходила и возвращалась далеко за полночь. Я слышала, что мама не спит в своей комнате, но просить прощения у нее не собиралась.
А потом... Потом случилось то, что и должно было случиться.
Конец мая выдался на удивление жарким, совсем неподходящим для подготовки к выпускным экзаменам, которые предстояло сдавать Ромке. Для него отзвенел последний звонок. Мне в школе без него делать было нечего.
Каждое утро мы уезжали на автобусе к озеру. Я загорала, а Ромка готовился к экзаменам. Родители обещали подарить ему мотоцикл при успешной сдаче. Поэтому он старался изо всех сил.
Место, которое мы для себя выбрали, было пустынным. От остановки довольно-таки далеко. Так что одиночество, жара и минимум одежды сделали свое дело.
Я ничего не понимала в этих делах. Все мои познания о сексе были почерпнуты из разговоров с такими же неопытными девчонками, циничных фильмов и блистающих глянцем женских журналов. По каким источникам обучался Ромка для меня было не известно. Не сомневаюсь, что по подобным.
В памяти осталось только то, что было неудобно, неуклюже и даже неприятно. Осталось ощущение инородного тела, попавшего в интересное место.
О своей беременности я узнала к началу августа. Подруга объяснила причину моей тошноты, нервозности и слезливости.
Ромка готовился к очередным экзаменам, на этот раз вступительным в институт, и всячески старался увернуться от наших встреч. Ему надоели мои постоянные звонки по телефону с приглашением погулять. Ему надоела я.
Маме я не могла сказать о своей беде. Она так устала от моих выкрутасов, что перестала обращать на меня внимания.
-Живи, как знаешь, - сказала мама во время одной из наших ссор. - Ты уже достаточно взрослая.
Как знаешь... А именно сейчас я и не знала "как". В юности мы не понимаем полутонов, существуют лишь понятия "черное - белое". Для меня все было черным.
С друзьями видеться не хотелось. Я боялась, что они узнают о моем позоре и будут надо мной издеваться. Вечера стала проводить во дворе дома на детской площадке.
Раскачивалась на качелях, надеясь улететь на них в те счастливые времена, в которых не было никаких проблем. Раскачивалась до одури, до помутнения в голове. До тех пор, пока меня не начинало тошнить. Я находила упоение в издевательстве над собой. Хотелось, чтобы стало еще хуже. Хуже до нарушения грани между понятиями "быть или не быть".
В эти пустые и бессмысленные вечера я часто видела Олега, возвращающегося домой. Он был счастливым и сияющим. Причину его счастья я узнала позже. Это была девушка. Обыкновенная девушка. Ничего особенного. Такую в толпе и не заметишь. Это больно задело меня. Задела именно ее обыкновенность.
Они подошли к нашему дому со стороны автобусной остановки. Два влюбленных человека. Олег нежно обнимал ее за плечи, а она со щенячьей преданностью заглядывала в его глаза. Я ненавидела их в это мгновение.
Девушка (я так и не узнала ее имени) осталась сидеть на скамейке, а Олег ушел домой по своим делам.
Я слезла со своего насиженного места и подошла к девушке. Мои слова были грубы и циничны. Оказывается, я умела хорошо врать. Образ Олега получился отвратительным.
-Зачем ты мне это говоришь? - только и спросила девушка.
А потом встала и ушла.
В моей душе наступила тишина. Мне не было стыдно.
Я должна была думать об аборте.