|
|
||
Три взгляда на одного человека | ||
|
Каждый человек всегда
чей-нибудь ребенок П. де Бомарше |
|
Опустив глаза в пол, Кирилл задумчиво тёр носком клетчатого тапка засохшее тёмное пятно на сверкавшем лаком дубовом паркете. Поправив плечом трубку радиотелефона у левого уха, он почесал обросший короткой клочковатой бородой подбородок. ―Да, мама, - устало вздохнул он в трубку. - Нет, мама, раньше не мог. Мученически закатив глаза, Кирилл запахнул махровый халат и тревожно оглянулся по сторонам. ―Потому что телефон нам провели только вчера, а сотовый здесь не ловит. Предчувствуя следующий вопрос, он уже внутренне сжался и, зажмурившись, слегка наморщил нос. ―Здесь - это в Красноярске. Некоторое время Кирилл стоял молча, вслушиваясь в доносившийся из трубки голос. ―Нет, мама, в самом Красноярске связь есть, но мы не совсем в городе. Кирилл подошёл к окну и, отодвинув рукой украшенную роскошными ламбрекенами шёлковую портьеру, выглянул на улицу. Повсюду кипела жизнь: десятки бородатых мужчин что-то пилили, таскали и строили; женщины, воздев к небу пышные зады, копошились на бесчисленных грядках. ―Мы..., - тут Кирилл осёкся, словно подбирая наиболее правдоподобное объяснение. - Ну, мы вроде как в деревне. Разговор начинал напоминать хорошо отрепетированную пьесу, когда все реплики партнёра известны заранее и стараться повернуть разговор в какое либо другое русло как минимум непрактично. Всё что тебе остаётся - это, дождавшись очередного вопроса дать собеседнику заранее приготовленный ответ. ―В обычной русской деревне. А какие ещё бывают? Брови Кирилла встретились у переносицы. ―Я не ёрничаю, - почти обиженно сообщил он в трубку. ―Что-что... Живу я тут. ―Хорошо живу. ―Да. ―И Ира тоже хорошо живёт. Массивная двустворчатая дубовая дверь в спальную отворилась и в проёме появилось худое морщинистое лицо с козлиной бородкой и бегающим взглядом. Скорчив жалобно-просительную гримасу, человек несколько раз настойчиво постучал указательным пальцем по своему запястью, словно указывая на невидимые часы. Кирилл раздражённо отмахнулся от него и лицо исчезло за дверью. ―Да, ей очень нравится в деревне. Нервно ходивший взад и вперёд по комнате мужчина остановился и взглянул на спавшую в огромной кровати с балдахином женщину. Румяное безмятежное лицо гармонично дополняло разметавшееся по мягкой постели полнокровное изнеженное тело. ―Да, она любит в огороде копаться. Представь себе! Перехватив телефон правой рукой, Кирилл неспешно, громко шаркая клетчатыми тапочками по полированному паркету, направился к гардеробу. ―Да, и я тоже. Оказавшись у встроенного в стену шкафа гардероба, он одним движением открыл беззвучно скользнувшую в сторону дверь с зеркалом. ―Ну вот с таких пор и стал колхозником. Небрежно скинув с себя махровый халат, Кирилл остался стоять посреди комнаты в том виде, в котором его произвела на свет его невидимая собеседница. ―Нет, мама, я в свиньях не понимаю. Но у меня есть люди, которые в них разбираются. В дверях снова появилось уже знакомое лицо с козлиной бородкой. Его не по годам суетливого обладателя окружающие обычно звали Архипычем. ―Ну да, нанял, - не слишком уверенно сказал Кирилл. - Что-то вроде того... Увидев Кирилла в костюме раннего библейского периода, гость едва заметно смутился. Его взгляд, скользнув по нагой фигуре, словно ужаленный, отскочил в сторону, а затем и вовсе опал куда-то вниз, на пол. Впрочем, внезапное замешательство было недолгим и уже секунду спустя Архипыч, глядя Кириллу прямо в глаза, настойчиво стучал пальцем по несуществующим часам. ―Ой, мам, не начинай! Не нужен он мне тут. Давай я ему лучше денег пришлю. Сколько нужно? Рука Кирилла вытянула из шкафа на свет божий вешалку со странным балахоном с широкими рукавами. Это шерстяное чудо рукоделия более всего напоминало свитер-переросток, связанный сердобольной старушкой с избытком свободного времени и полным отсутствием чувства меры. ―Хорошие люди, мама. Не переживай. У меня тут и врачи и учителя... Даже академик один есть. Мгновенно оказавшийся рядом Архипыч услужливо перехватил трубку радиотелефона, пока Кирилл натягивал на себя светло-серый вязаный балахон. Едва только голова и левая рука успели появиться над поверхностью шерстяного водоворота, как он снова прильнул ухом к телефону. ―Да, мам, - согласился он с трубкой. - Да, я помню, как было в прошлый раз. ―Обещаю. Да. Ни капли. Никакого алкоголя. ―Нет, мам. Они у меня все непьющие. ―Да не издеваюсь я... Уже направляясь к выходу из спальной, Кирилл на ходу ловко подцепил свободной правой рукой бутерброд с чёрной икрой со стоявшего на журнальном столике золочёного подноса. Рядом с подносом на столе стояла недопитая бутылка дорогого французского коньяка. ―Да, мам, кушаем мы хорошо, не волнуйся. Сопровождаемый семенившим за ним неугомонным старичком Архипычем, Кирилл прошествовал размашистым шагом по нескончаемому коридору почти до самого выхода. Не доходя нескольких шагов до дверей он остановился и едва заметно кивнул двум стоявшим у дверей накаченным молодым парням в косоворотках. ―Ну всё, мам, мне пора идти уже. Да, свиней доить. ―Да, мама, и я тебя. Целую! Кирилл, не глядя, кинул трубку одному из громил и, выдохнув, потянулся рукой к дверной ручке. Заботливо поправлявший в это время похожий на рубище шерстяной балахон Архипыч одёрнул его руку. На вопросительный взгляд Кирилла, Архипыч молча кивнул головой на роскошные золотые часы фирмы "Бреге́" у того на запястье. Кирилл в сердцах хлопнул себя по лбу ладонью и быстрым движением снял с себя часы, мгновенно исчезнувшие в необъятных ладонях одного из охранников. Вновь оглядев себя с головы до ног и убедившись, что на этот раз всё в порядке, Кирилл снова взялся за ручку двери. Легонько щурясь на ярком весеннем солнце, он стоял перед парадным входом огромной, похожей на древнерусские хоромы усадьбы из обтёсанных брёвен. Стоило только ему появиться на крыльце, как всякая работа на улице замерла и люди потянулись к нему со всех сторон, бросая на ходу поклажу и инструменты и сбиваясь в плотную человеческую массу. ―Учитель, - звучало тут и там. ―Великий Илларион! - отвечали им другие. Кирилл стоял воздев смиренный взгляд небу. Длинные разметавшиеся по плечам волосы, короткая тёмная борода, сверкавшее в лучах солнца шерстяное рубище - всё это придавало его облику сходство с библейским персонажем. Театрально разведя руки в стороны в приветственном жесте, он обратился к своей пастве: ―Чада Божии! Взгляд Кирилла остановился на секунду на огромной свежевыкрашенной вывеске на въезде в поселение. Яркими кривыми буквами пестрело название "Край Солнца". ―Пришла пора, когда должна разрешиться необходимость великая сделать шаг первый. Шаг на пути истинного совершенства человечества. Кирилл-Илларион сделал паузу, украдкой оглядывая свою аудиторию. Люди стояли, не сводя глаз с окутанного сияющим ореолом оратора. Несколько старушек усердно крестились. ―Время сие - великое, ибо подведет оно вас либо к небывалому взлету, либо к небывалому падению, - продолжил он после короткой паузы. - Близится грань, за которой преобладание хлада сердечного неминуемо повлечёт уплотнение сути великого целого и приведёт к изначальному! Стоявшего чуть в стороне Архипыча душили слёзы. Он стоял, закрыв лицо руками и едва заметно подрагивал. Лишь хорошенько присмотревшись к старику можно было заметить, что плечи его ходили вверх и вниз не от рыданий, а от с трудом сдерживаемого смеха. ―Дух жизни, нисходящий от Единого, проходя через плоть человеческую... - тут Илларион запнулся, наморщив лоб. Секунду или даже две Учитель стоял в полной тишине, судорожно пытаясь нащупать утерянную нить мысли. Архипыч затрясся пуще прежнего. Илларион бросил короткий испепеляющий взгляд в сторону старика. ―Проходя через плоть человеческую, - продолжил он проповедь. - взывает к разуму нашему. Стремление ублажить плоть кончается страданием. Стремление к обогащению плоти рождает преграду против проникновения Благодати в души ваши. Народ стоял, безропотно внимая учителю. Люди стояли открыв рты, время от времени приглаживая волосы и бороды мозолистыми трудовыми руками и осеняя себя крестными знамениями. Невозмутимые охранники в косоворотках равнодушно сверлили взглядами горизонт. ―Неразумное потребление алкоголя вызвано больным разумом. Стремление к богатству и роскоши вызвано больной душой. Улучив момент, Великий Илларион незаметно подмигнул, утиравшему сухонькой ручонкой слёзы Архипычу. Из всех собравшихся на проповедь людей, казалось, он один видел ехидную усмешку, перекосившую уста учителя. |
|