В прекрасном и далеком государстве, что лежало на востоке от южных провинций метрополии, жизнь, в отличие от последней, текла легко, спокойно и размеренно. Государство это было так мало, что все целиком помещалось в уютной долине, между гор, которые несмотря на свою гордую величественность и неприступность, все же радовали глаз обывателя долины изысканными уступами, причудливо-фантастическими скалами, покатыми склонами с изумрудной травой, на которых виднелись белыми пятнышками редкие стада овец и коз.
Уже много веков никто не претендовал на эти земли, ибо, несмотря на то что они были тучны и плодородны, доставлять в метрополию их дары было так сложно, что все это не стоило никаких усилий. Туризм почему-то не приживался в этой местности. Золота, алмазов и нефти тоже никто никогда не находил.
Предоставленные самим себе жители сохранили многие архаичные и странные порядки. Уклад их жизни был таким же, как и три, и пять, и десять веков назад.
Изобретения цивилизации, которые попадалит сюда вместе с редкими туристами, путешественниками, опальными политиками и иными изгоями никого из местных жителей не интересовали, в лучшем случае вызывали вежливое и равнодушное внимание.
Воздух здесь не был отравлен машинной цивилизацией и был напоен прохладой горных ручьев и цветением трав. До сих пор в долине и окрестных горах встречались странные и вымершие в остальном мире животные: по склонам разгуливали мощные туры, планирующим прыщком из-за скал появлялся и вновь исчезал огромный белоснежный барс, нередко в рощах замечали благородного единорога с шелковой шерстью и печальным взглядом голубых глаз.
С какой-то то стороны, можно было заключить, что это был рай...кусочек Эдема не испорченный цивилизацией и...чуть было не сорвалось - первородным грехом.
Если бы...если бы не люди...Трудно соглашаться с теми, кто утверждает, что природа может благотворно влиять на человека. Ибо жители государства, не испорченные прогрессом и в течении многих веков предоставленные самим себе, были настоящими, отъявленными, последними дебилами и уродами. И царил над ними настоящее художественное произведение уродства - Его Величество Святейший Монарх Дебил 86-й.
Как и положено, в таком древнем королевстве, корона передавалась по наследству. Но если бы и существовал какой-то иной, более справедливый, разумный отбор или всеобщие выборы - то и тогда трудно было бы найти другого такого отчаянного идиота и ублюдка, как Дебил - 86. Ибо наслаиваясь с веками, рафинируясь и настаиваясь на инцестах, королевская порода производила не свет фантастических уродов, умалишенных и даунят. Большая часть из них, естесственно, не выживала и, как повелось издревле, ограда королевского сада была сделана из стеклянных колонн в которых плавали наформалиненные уродцы, по старинному обычаю украшавших королевский сад. Народ очень любил гулять около этого сада и этой ограды. Это очень успокаивало и вселяло надежды на возможное совершенство.
Давно было положено, чтобы после совершеннолетия, которое в этом государстве наступало в 12 лет, вступая на трон, молодой королевич убивал бы своего папашу и брал в жены свою мать, пока она не дарила ему наследника и пока тот не подрастал. Если же мать короля рожала ему дочь, то вторым, неприменным, правилом было замужество дочери за своим сановитым папашей. Мать, в подобном случае, естесственно, быстренько уничтожали.
Официальной религии в этом благословенном королевстве не было. Христианство, буддизм и мусульманство то ли не дошли, то ли не привились на этой благодатной почве, поощрявшей всякое безумие. И поэтому каждый новый король устанавливал нового Бога или божка. Обычно это было какое-то необычное животное или изумительный по отвращению трупик какого-нибудь фантастического урода, чаще всего, так сказать, "собственного" производства.
Король Дебил 12-й, например, поклонялся, а вместе с ним и весь народ, трех-головому теленку с четырьмя хвостами и одним крылом летучей мыши на лбу средней головы.
Дебил 28-й официально объявил Главным Богом собственного отпрыска от третьей дочери, родившейся от его же первой дочери. Нужно добавить, что если у монарха рождалась не одна, а несколько дочерей, то они не уничтожались, а становились его женами. Это был единственный, узаконенный, случай полигамии в королевстве. Отпрыск Дебила 28-го, позже перенсенный в Пантеон Королей и Богов на Главной площади Святого Виттуса, прожил 10 минут, после чего издох в страшных корчах. У него был остроконечный, длинный как парниковый огурец, череп...длинная седая борода чародея, шесть глаз на затылке и один во лбу. Два симметричных горбика на спине и на груди оканчивались каждый аккуратным ухом, а между ног свисал, раздвоенный на конце, хвостик.
У Дебила 56-го объектом поклонения была громадная жаба фантастической окраски: ее 28 глаз излучали свет красного, рубинового, фиолетового, изумрудного, пурпурного, золотистого и многих других оттенков. Огненно-рыжие губы были щедро усыпаны синими бородавками, спина была иссиня-черной, а боюхо белоснежно-белым. Ростом она была с бегемота.
У папы ныне здравствующего монарха Главным Богом была дочка Дебилетта, законсервированная в стеклянном цилиндре в шестилетнем возрасте. Ее белокурые ангельские волосики стояли дыбом на добрые полметра вверх, нежные голубые глазки смотрели с невыразимой мукой и высоким безумием, повторяя живописный эффект старых мастеров - в какой точке Пантеона вы бы не стояли, всюду вам казалось, что она смотрит вам прямо в глаза - то ли моля о чем-то, то ли издеваясь. Несмотря на свой нежный возраст, Дебилетта обладала пышным бюстом 50-и летней матроны, венчающимся двумя морщинистыми, похожими на мозг или грецкий орех, сосками. По странной прихоти, Природа передвинула ее половые органы на спину, в район крестца и сделала их сквозными, так что "выходное отверстие" в аккурат распологалось на месте пупка. А он, в свою очередь, находился на левой пятке. Умерла она оттого, что Дебил 85-й, не в силах вынести ее совершенства и достижения совершеннолетия, овладел дочерью в тот момент, когда самолично купал королевское дитя в королевской кадушке. Умерла же она не от грубости самого акта или бешенной страсти папаши - к этому она привыкла еще в трехлетнем возрасте, отнюдь нет - просто ее голова, во время царственного соития, оказалось под водой...а так как акт продолжался не менее 78 минут, как обычно, то она, естесственно, задохнулась уже на исходе третьей минуты и папаша, к своему глубокому удовольствию, остальное время обладал, собственно, бездыханным трупиком дочурки...Потом папа очень жалел о безвременном уходе драгоценного дитяти, так как совершенство ее груди и в особенности сосков, которые он ежедневно любил покручивать, в задумчивости, решая государственные дела, между ладонями, так как между пальцами они, при всем желании, не помещались. После ее смерти, Дебил 85-й выбросил из Пантеона труп фиолетовой собаки до сих пор служившей объектом религиозного культа и поместил на ее место бедную Дебилетту.
Ныне здравствующий монарх Дебил 86-й, официальный Богом объявил самого себя. И он имел к тому все основания. Будучи единственным официальным отпрыском своего любвеобильного батюшки, много потрудившегося над увеличением населения своего государства и придания ему королевских изысканных уродств, Дебио 86-й еще в детстве поражал воображение челяди, придворных и всего народа - тем самым вызывая законную гордость и восхищение отца.
Его бугристый череп, без единого волоска, был покрыт толстыми корками лишаев, бляшками проказы, россыпью прыщей и созвездием фурункулов, постоянно источавшим терпкий запах. Зато его щеки, подбородок и шея были покрыты густой и благородной ассирийской бородой, кольцами спускавшейся на грудь. Эта борода была поистинне национальным достоянием. Мамаша Дебила 86-го, как только увидела между своих ног появляющуюся голову драгоценного сыночка, в ужасе завизжала по-заячьи и немедля скончалась. На щеках борода была нежно-голубого цвета, громадные гренадерские усы были оттенка свежей зелени, подбородок был благородно-седым, а шея была густо и со всех сторон покрыта огненно-багряными завитушками и кольцами.
Единственный глаз, с успехом заменявший обычную пару, вращался в своей орбите над переносицей. Это был классический вариант кошачьего желтого ока с вертикальным зрачком. Крючковатый нос оканчивался ноздреватой лиловой гулей, источенной громадными угрями. Заячья губа открывала два белоснежных зуба, достававших до середины подбородка. Больше у него зубов не было.
Одна рука монарха была сухой, зато с восьмью пальцами, на второй же, покрытой бицепсами и мышцами циркового атлета, было всего три пальца. Вздутое брюхо и впалаю грудь с недоразвитым горбом на спине завершали картину. К сожалению, подкачали царственные ноги. Они были обычными человеческими ногами, за исключением того, что левая коленка смотрела вперед, а правая назад. Поэтому Дебил 86-й передвигался странными рывками - то вбок, то прямо. Казалось, что он собирается сделать шаг вперед, но неожиданно заваливался назад, крутанувшись в полуобороте, делал решительный выпад в сторону и каким-то чудом все же передвигался на пару сантиметров вперед. Поэтому он предпочитал сидеть и даже приказал приделать к трону колесики от инвалидной коляски.
Одним из основных нововведений Короля было лингвистическое определение полового акта. Так как его громадный и вечно опухающий член распологался на седалище, то и соответственно, чтобы Дебил 86-й мог кого-то "облагодетельствовать" и почтить своим царственным вниманием, ему приходилось садиться на свою избранницу и подпрыгивать на ней. Поэтому в обиход королевства вошло словечко "посидеть", заменившее все прочие определения соития. "Брачные посиделки", "заседания", "усаживаться", "присесть" стали неприличными для употребления на улицах и в присутствии детей. Однако можно отметить, что оно было не таким пошлым и грязным, как все прежние определения любовного труда...
Общественное устройство государства было предельно простым - вся верховная власть, право казнить и миловать принадлежали только Королю. Двор располагался по иерархии, определяемой степенью уродства. Так первые советники и министры были не просто шизофрениками, маразматиками и дебилами, как и во всем остальном мире, нет - от них еще требовался высокий уровень внешнего уродства и тех или иных странностей...как-то: патологическая истерия, всевозможные фобии и мании, особым почетом пользовались клептомания и агарофобия и особенно склонность к сексуальным извращениям. Наиболее уродливыми и следовательно наиболее приближенными к королю были: генералиссимус Некрофил, министр внутренних дел Юдофоб, министр народного образования Педофилия-Нимфоманотти и министр продовольствия Винни Де Спиритус. Но так как населения в королевстве было достаточно мало, все эти должности были скорее почетными и символическими чем реально-действенными, впрочем так же как и в остальном внешнем мире. Что мог сделать в случае вражеского нападения боевой генерал Некрофил со своим единственным солдатом Кузьмой, вывезенным из далекой северной варварской страны?
У него, бедняги Некрофила, даже офицеров не было и поэтому все приказы ему приходилось отдавать самому, да еще и устно, так как Кузьма, следуя обычаям своей далекой родины, читать не умел. Поэтому Некрофилу приходилось играть в оловянных солдатиков, что он делал, нужно признать, с громадным уловольствием, пуская слюни на маршальский мундир. На громадном полигоне, за городской свалкой, он устраивал настоящие сражения, подключая к пехоте игрушечных всадников, забытый мальчиком-туристом, пластмассовый самолетик и боевых слонов, тайно украденных из коробки с королевскими шахматами. Кузьма почтительно стоял навытяжку рядом с Некрофилом, а потом срывался во весь опор, для изменения диспозиции, производя марш-броски и танковые атаки, отдавая воинские почести погибшим и в конце сражения складывал армию в большие коробки со сложными запорами и намалеванными грифами "Совершенно секретно". Потом загадочно улыбаясь в рыжие усы он с любовью смотрел вдаль или в шелковую траву, притворившись мертвым, пока генералиссимус оправдывал свое боевое имя...
Сухая, закованная в гипсовый корсет, от шеи до лобка, дама Педофилия-Нимфоманотти больше других министров была вынуждена, в действительности, исполнять свои обязанности министра народного образования. Толпы улыбчивых даунят требовали забот и неустанного попечения. Здоровых детей почти не рождалось, а те немногие, которые не теряли свой разум и физическое здоровье, появившись на свет в этом лучшем из миров, отсылались на самые тяжелые и грубые работы: рытье канав, уборку общественных туалетов и строительство свинарников. Но так как их, к счастью, было немного, и к тому же под страхом смертной казни, населению запрещалось учить их грамоте, обыкновенно, годам к 15 они уже почти ничем не отличались от остальных жителей-дебилов. И тогда они, естесственно, могли занимать более почетные места в королевском обществе. Правда, порой, можно было видеть, как вполне приличный, на вид, добропорядочный дебил внезапно останавливался посреди площади или улицы и изумленно оглядывался вокруг...но проходила минута и взгляд его гас, на лице появлялась обычная довольная улыбка и выражение восхищения миром и самим собой.
Да и как всем этим можно было не восхищаться?" С едой и питьем проблем не было, что понятно снимало всевозможные социальные конфликты и напряженности. Золото, драгоценности не имели никакого значения, кроме чисто декорационного. Наряду с ними одинаково ценились и восковая веточка плюща, кусочек гранита, вспыхивавший на изломе, зеленый жук в золотый волосах любимой дебилки...
Денег не было вообще. Покупать было нечего, да и это было не принято вообще. Все обстояло просто: пастухи пасли коз и овец потому что этим занимались их предки и потому что им это просто нравилось, да и почему бы им не пасти коз?
Состриженную с овец и коз шерсть, молоко, сыр, масло и мясо они отдавали горожанам - ну, не выбрасывать же их?! До такого дебилизма даже они не доходили. Горожане разбирали сии дары природы и не возражали, когда пастухи и пастушки забирали себе добротно изготовленные утварь и одежду. Виноделы просто выставляли бочки с вином и пивом на улицу, когда веселящие напитки были готовы. Пекари и кондитеры выставляли в окнах хлеб и пирожные. Все, в общем-то, жили состоятельно и примерно одинаково. Эта состоятельность могла простираться от завалов имущество и до полной нищеты: кому как нравилось. Обладание предметами, едой и вином не считалось чем-то вызывающим уважение, да и никаких преимуществ не давали. Преимуществ вообще ни у кого не было. Даже слава, которая способна расслоить общество на завистников и фанатичных последователей и воздыхателей - абсолютно ничего не значила в этом обществе, все достаточно хорошо знали друг друга и если кто-то из добрых шизоидов мог воспроизвести на полотне, более удачно чем другие, лица и фигуры или сыграть затейливую мелодию на флейте или трубе, то это вызывало лишь апплодисменты и смех разной степени горячности, не более.
Наибольшее уважение, почет и даже смесь восхищения с удивлением вызывали только личные качества того или иного жителя: раздувшаяся от водянки голова была гораздо интереснее и предпочтительнее умению слагать оды, а фантастическое заикание королевского портного Иголкуса, способного в течении получаса произносить короткое слово "Да", вызывало уважение гораздо большее чем умение вычислять траектории планет.
Но даже уродства, та или иная степень дебильности или размягчения мозгов, вряд ли дарила их обладателю какие-то преимущества - ведь никому не нужно было бороться за кусок хлеба или золототканную накидку - все это и так у всех было. Тех же предметов, которых в королевстве не было в достатке, для жителей просто не существовало, ибо они расходились по тем кто первым успевал их взять себе. Вот и все. Да и в сущности - какая разница, у меня есть чарка с чернением по золоту, а у соседа не имеющей таковой, есть древняя кофемолка. И что с того? Обладание ими не вызывало ни обид ни зависти. Часто можно было видеть, по вечерам, у калиток домов почтенных матрон, дразнящих друг друга с добрыми дебильными улыбками:
А у меня вот что есть! Ага! - и показывался, например, оригинальный золотой браслет с кусочками придорожных камней и деревяшками.
На что следовал такой же жизнерадостный ответ:
А у меня вот что есть! - и соседка, задрав юбку, показывала парчовые панталоны с вышитым на заду профилем Дебила 86-го.
И товарки, довольные собой и друг другом, расходились по домам. Жизнь в уютной долине можно было бы назвать "золотым веком". Ибо даже с точки зрения населения остального мира, страшные преступления и извращения, как-то: пледание собственных младенцев, сожительство с соседскими кошками, собаками или лесными ежиками, было личным делом каждого жителя этого дебильного мира и не вызывало никакого протеста, как со стороны поедаемых младенцев, так и со стороны насилуемых ежей.
Все воспринималось философски - так хочет Бог! И если принять во внимание, что за Бог был в этом королевстве, то все ставало на свои места. Сомнений и противоречий в том, что у каждого был свой Бог тоже не возникало - ибо, если сегодня побеждал Бог шестидесятилетнего маньяка, в течении трех минут, насилующего трех годовалых младенцев и скворца в клетке, даже не открывая дверцы, то завтра, вполне мог восторжествовать Бог 12-и летнего юнца с наслаждением и унаследованной параноей, втыкающему, ради чистого любопытства, нож в горло любвеобильного старикашки и размазывающего его кровь, причем с явным удовольствием, по своей умильной рожице.
Подобные многовековые взаимоотношения, конечно, не могли не оказать влияния на нравы, мораль и философию дебильного народа. Постоянная возможность стать объектом чьего-либо пристального "внимания" или "интереса" и собственные импульсивные выходки выработали спокойное и тихое доброжелательство и покорность, можно даже сказать - вежливость. Поэтому неведомые на этой земле христианские заповеди типа: "подставь другую щеку обидчику" - были естесственны и понятны, а такие, как "не убий" или "не возжелай жены ближнего своего" абсолютно непонятны. Как это - не убий?! Как это - не укради?! А если мне этого, сейчас, сию минуту, очень хочется???...Почему бы мне не выполнить этого страстного желания, и в свою очередь не доставить такого же удовольствия кому-нибудь завтра?
Можно было заключить, с точки зрения европейской или восточной философии и морали, что такой мир должен быть сосредоточием зла и анархии. Ничего подобного. Удельный вес добра и зла в этом мире был точно таким же, как и во внешнем, ибо подобные вещи или "преступления", если угодно, творились и творятся и там, но только они вызывают целую бурю отрицательных эмоций, реакций и наказаний, страшных возмездий - а следовательно и зла. Добра же от этого больше не становится - так как если я хочу, к примеру, немедленно, прямо тут же, на городской клумбе, поиметь хорошенькую дочку прогуливающегося семейства и вынужден отказаться от этого желания в угоду так называемой христианской морали, то тяжесть этого неисполненного желания, оставшаяся у меня, отразится на моих детях, жене, друзьях и подчиненных. А если я осуществлю свое желание, без задней мысли, естесственно и бездумно и объект моихх притязаний, а никакая ни "жертва" примет их так же легко и беззаботно - то все мы останемся в отличном расположении духа - я уже не говорю о прогуливающейся толпе, которая сможет полностью отдаться во власть положительных или отрицательных эмоций - то есть тоже окажется свободной и счастливой в своем выборе.
Те же, кто не хотел, чтобы их кто-то трогал - уходили жить на склоны гор, в труднодоступную чащу или на обрывистые скалы. Там они могли спокойно жить по своим правилам и молиться своим Богам.
Искусства здесь были развиты в высшей степени - ибо художнику никто не мешал выражать свои чувства в той форме, какая ему заблагорассудится. Поэт мог написать оду или сатиру на кого угодно и как угодно, даже на самого Короля - это никого не трогало, не обижало и не возмущало - скорее наоборот -ибо говоря о патологических наклонностях своего объекта, поэт всего лишь льстил их обладателю. Да и что значит слово Поэта? Звук, не более, а кто может обижаться на звук? Уж во всяком случае не дебил.
Музыка, как еще более абстрактная материя, воспринималась, как и должна восприниматься абстракция - чисто подсознательно и инстинктивно: кому хотелось плакать-тот рыдал, кому было смешно-тот хозотал во все горло, кому было страшно-тот опрометью срывался со своего места и бежал из концертного зала. Никто не сдерживал себя - поэтому исполнение музыкальных произведений: симфоний, концертов и арий всегда было настоящим праздником и разгулом чувств, в сущности тем, чего и добивается любой композитор или музыкант.
В театрах играли не только те кто мог, но и те кто хотел. Какая, в сущности, разница? Уровень мастерства при одинаковой отдаче во власть игры и страстей был уже не столь важен. Так как не существовало социальных тем, то театр занимался своим прямым делом - исследовал, препарировал и демонстрировал подсознательные мотивы человеческих поступков и взаимоотношений. К тому же актеров не сдерживали ни мораль, ни иные условности и поэтому каждый спектакль был предельно искренен и достоверен, если в нем была сцена убийства - значит жертву убивали по-настоящему, если была сцена любви - то и играли ее те кто в действительности любили друг друга. Действие происходило там, где задумывал автор: в замке, на дороге, в квартирах...Количество зрителей не имело значения, их могло быть несколько тысяч или всего лишь один человек, важно было не количество наблюдающих, а страсть и интерес самих участников спектакля.
Часто, для достижения идеала, сохранялось единство места и времени: порой спектакль продолжался два-три года или пять-десять минут...если только он не прерывался каким-нибудь зрителем, вторгшимся в ткань пьесы и убивавшим не понравившегося ему персонажа. Тогда актеры, со слезами на глазах, благодарили публику и расходились по домам, чтобы больше никогда не играть в театре...или завтра же выйти в новом спектакле...
Ничему не придавалось чрезмерного значения - все было одинаково важно и одинаково бессмысленно. Всем было очень хорошо и интересно жить. А сама жизнь была разнообразной и пряной, как горячий глинтвейн. В любую минуту можно было умереть - поэтому все и жили каждую минуту, как последнюю. Это не приводило к массовым истерикам, как можно было бы того ожидать, нет, но к наполненности и к счастью. Никто ничего не боялся и потому не думал о смерти. Она была ничем. Конечно, доставляла неприятности боль, но она воспринималась как нечто свыше данное - ведь никто не пытается отрицать Бога за муки от зубной боли, геммороя, или мужчину-самца за боль причиняемую родами...
Текли годы и века и ничего не изменялось. И уж совсем было непонятно почему, так называемое "мировое сообщество", обнаружив это идеальное государство, ужаснулось до такой степени, что созвало мировой синклит, который принял поистине дебильное решение - наиболее опасных маньяков счатсливого мира посадить в специальные сумасшедшие дома, более тихих в закрытые пансионаты, тех же кого синклит посчитал опасными преступниками, были посажены в, специально построенные для этой цели, тюрьмы, ну а особо отличившихся - казнить. В их число, конечно, вошел и Дебил 86-й и его ближайшее окружение. И лишь те, немногие, которых синклит посчитал норальными, естесствоенно, относительно...расселили по городам и деревням всего мира...
Это-то и было главной ошибкой синклита...ибо они все равно были дебилами, свободными в своих чувствах, желаниях и помыслах. И она начали...
Борьба, неравная борьба, свободных с рабами длилась очень долго...Она длится и до сих пор...