Соболев Павел Юрьевич. Радикальная психология: 3.5. Антропогенез и деинстинктация

3.5. Антропогенез и деинстинктация

Окружающий нас мир меняется так стремительно, что лучшее приспособление к нему

- не иметь к нему фиксированного приспособления. Вам понятен парадокс?

Ведь природа работала бы против человека, если бы эти новые изменения

и приспособления к ним записывались в его глубинном аппарате

и передавались в порядке биологического наследования.

А. Н. Леонтьев, "Лекции по общей психологии".

Понять, почему у человека не может быть инстинктов весьма несложно. Единственное, что для этого требуется - это знание истории зарождения рода Homo и вида Homo sapiens в частности, знание процесса антропогенеза и всех его тонкостей (читателю: антропогенез - процесс формирования человека как вида, от греч. "anthropos" - "человек" и "genesis" - "рождение").

Многочисленные эволюционные психологи и порой даже эволюционные антропологи зачастую демонстрируют полнейшую безграмотность, тотальное незнание всех принципиальных различий между развитием животных видов и развитием человека. А ведь различия эти именно принципиальны, несравнимы. И возникающая в итоге этого принципиально различного развития принципиальная же разница в психике животных и человека не есть лишь разница количественная, но исключительно качественная. Но при знакомстве с работами эволюционистов неизбежно складывается впечатление, будто они ведут речь не о человеке, а о среднестатистическом макаке со всем набором его безусловных рефлексов, которому просто приплюсована человеческая языковая речь.

Во многих печальных случаях эволюционисты прямо говорят, что психика и поведение современного человека несут в себе наследие эволюции всего нашего древнего вида - обезьяночеловека, голышом рассекавшего по африканским саваннам. Космидес и Туби, руководители Центра эволюционной психологии Университета Санта-Барбары, говорят: " ... в наших современных черепных коробках находится психика каменного века..." (Cosmides & Tooby, 1997). Они говорят, что психический аппарат современного человека "заточен" под решение проблем, "с которыми повседневно сталкивались наши предки".

Но эта позиция ошибочна и глубоко порочна. Поскольку развитие вида Homo sapiens и психики современного человека шло как раз по иному пути - по пути избавления от всякого биологического наследия древних предков, которое в новых, быстро меняющихся условиях, стало бы колоссальным грузом, препятствующим движению вперёд и освоению новых навыков.

Эволюционные психологи, утверждая, будто продолжая обладать инстинктами, унаследованными от своих мохнатых предков, современный человек без малейшего труда каждый день ваяет новую среду своего существования, демонстрируют фундаментальное непонимание природы инстинктов. Выше мы уже показали, что инстинкты самой своей структурой и предназначением связаны с неизменностью среды. Когда меняется среда, то дальше в эволюционном ряду либо исчезает конкретный инстинкт, либо исчезает сам вид, владеющий этим инстинктом (погибает, не успев приспособиться).

Можно ли представить, чтобы менялась среда, но инстинкт оставался бы неизменным?

Нет, конечно. Это исключено.

В ходе эволюции эти изменения всегда идут нога в ногу - параллельно друг другу. Меняется среда, непременно меняются и инстинкты. Но это возможно только при одном условии - что эти изменения среды, как уже говорилось, происходят очень медленно - в течение сотен тысяч и миллионов лет. Только в этом случае возможно и постепенное эволюционирование инстинктов в ходе медленного естественного отбора.

В том же случае, если средовые перемены происходят очень быстро (буквально за несколько тысячелетий, как ледниковые периоды, например) то изменение инстинктов вида просто не успевает произойти, вследствие чего вид попросту вымирает.

Только в неестественных условиях (взращиваемое и вскармливаемое человеком) животное может остаться живым и даже размножаться (что уже сложнее), но в естественных изменившихся условиях предоставленное само себе такое животное обречено на гибель.

Рассуждения эволюционистов о том, что сохраняя "психику каменного века", человек сумел организовать себе век космический, не содержат ни малейшей внутренней логики. Если человек создал и активно продолжает создавать себе нынешнюю "космическую" среду, то это возможно только лишь благодаря тому, что у него УЖЕ имеются все необходимые для этого психические структуры.

Выше уже говорилось о тождестве инстинктов (как специфических функциональных органов) и органов морфологических (зубов, ушей, глаз, лап и т.д.) - и инстинкты, и морфологические органы представляют собой средства, накрепко связывающие биологический вид с конкретной средой обитания. Так вот, можно ли себе представить, чтобы вид, не имеющий таких конечностей, как, к примеру, ноги, "вдруг" соорудил себе автомобиль с педалями для ног, которых у него нет?

Или же, например, вид, имеющий ноги, "вдруг" соорудил машину, в которой невозможно разместиться с ногами?

Конечно, нет. Это абсурд.

Но "логика" эволюционистов именно такова.

Они заявляют, что современный человек живёт в условиях, к которым он ещё сам не адаптировался. Но все эти рассуждатели упускают из виду тот факт, что свои нынешние условия существования человек создал себе САМ.

Именно САМ.

Никто однажды не поместил "вдруг" человеческий вид в условия, к которым тот теперь в силу обстоятельств вынужден приспосабливаться. Такого не было.

Свои нынешние условия человек создаёт себе САМ. Следовательно, он создаёт их ДЛЯ СЕБЯ и ПОД СЕБЯ.

Вот вам и пример про изобретение машины, которая бы не соответствовала возможностям и конституции человека... Это откровенный абсурд.

Можно ли представить себе, как бобры "вдруг" начали строить себе такие гнёзда, в которые не могли бы сами потом забраться?

Нет?

Конечно, нет, ведь это абсурд.

В животном царстве всякий вид вынужден приспосабливаться лишь к тем условиям среды, которые возникают сами, стихийно (перемена климата, повальное исчезновение привычного корма и т.д.), но никакому виду не приходится приспосабливаться к условиям, которые он сам создаёт своей деятельностью. Тем же бобрам не приходится приспосабливаться жить в жилищах, которые они строят - ведь сами эти жилища уже есть результат их приспособления к среде, и они, ведомые инстинктивной программой, оптимально соответствуют потребностям вида.

Вывод из этого таков, что животный вид вынужден производить адаптацию только в стихийно меняющихся условиях, но производить адаптацию к условиям, которые он целенаправленно сам же и создаёт - нет такого в природе, да и по логике вещей быть не может. Ведь результат всякой деятельности (инстинктивной или сознательной) является ответом на уже имеющуюся потребность. Ну а коль скоро имеется потребность, значит, психика уже "созрела" для её продуцирования, созрели соответствующие её структуры.

Миллионные города, скоростной транспорт, культурные ценности и много чего ещё - те условия, в которых сейчас живёт человек, они ему не с неба упали. Не космические пришельцы и даже не господь бог насадил как чуждую и неведомую среду, в которой у человека не осталось иного выбора, кроме как адаптироваться к ней.

Нет.

Человек эту свою нынешнюю среды создал САМ. Своими руками. А это говорит о том, что нынешняя среда сама по себе есть результат всех сложившихся человеческих потребностей.

Всё это возникло не стихийно, как горные хребты и русла рек, ни в коем случае. Как и животные не строят жилищ, к которым бы им пришлось приспосабливаться, так и человек не создаёт себе среды, которая была бы ему чужда. И именно тот факт, что человеческий вид изначально создаёт свою среду САМ и ПОД СЕБЯ, говорит о том, что психика человека к этим изменениям не просто ГОТОВА, но и НУЖДАЕТСЯ в них, ТРЕБУЕТ, в силу чего эти изменения и становятся возможны.

Кому-то сейчас может показаться, что это всего лишь философские разглагольствования, но именно этих "разглагольствований" не хватает в рассуждениях эволюционистов, которые видят во всех нюансах человеческой культуры нечто чуждое, противное его "истинной животной природе". Но нет у человека никакой иной "природы", за исключением общества и его культуры - в этих условиях человек рождается, в них развивается и в них же умирает. Если бы у человека и впрямь была бы некая "животная природа", то в силу чего же, спрашивается, тогда возникла вся его культура, которую эволюционисты расценивают как чуждую, сдерживающую его "настоящую" сущность?

В это же противоречие когда-то упёрся и Фрейд, утверждавший, что сексуальные инстинкты являются движущей силой человека, когда Юнг спросил у него, если сексуальность человека есть самое сильное и главное в нём, то какая же тогда сила заставляет его подавлять это начало?

Действительно, откуда вдруг берётся неведомая сила, которая непонятным образом подавляет другую, "главную", силу?

Логично предположить, что главная и движущая сила - это всё-таки та, что одерживает верх. И у человека эта сила - общество и его культура.

Человек существо не биологическое, а социальное. Исключительное в своей социальности. Но на самом деле не надо думать и так, что внутри каждого человека от рождения происходит борьба животного начала и социального, как думали фрейдисты и продолжают думать эволюционисты. Нет даже и такой борьбы. Ведь, как было сказано, если человеческая культура однажды возникла, значит, в этом уже была потребность, а это, следовательно, означает, что биологическая "природа" человека утратила свою силу, нивелировалась, и полноценной заменой ей как раз и послужила человеческая культура, формирующая все образцы человеческого поведения, все структуры его психики, все его потребности, которые, равно как и сама культура, продолжают меняться из года в год, изо дня в день.

Утверждая, будто человек создал себе среду, к которой сам же в силу своих "инстинктов" ещё не адаптировался, эволюционные психологи вступают в противоречие и с таким известным явлением, как инстинктивное смещение (известное так же как инстинктивный дрейф, англ. Instinctive drift).

Суть этого явления заключается в следующем...

В 60-е супруги Бриленд основали в Арканзасе предприятие "Animal behavior enterprise", где занялись тем, что у самых разнообразных видов животных методами оперантного научения добивались требуемого поведения - учили их трюкам и фокусам, а затем демонстрировали "способных" питомцев на выставках, в парках развлечений и даже выступали на телевидении.

Вырабатывая требуемые условные рефлексы путём подкрепления, Брилендам удалось добиться не только фантастических результатов, но и фантастического же размаха - к 1961-ому году супруги сформировали разнообразные действия у 38 животных видов, которые были представлены в общей сложности 6 тысячами особей (свиньи, курицы, олени, попугаи, дельфины и киты).

Но, занимаясь дрессурой своих питомцев, периодически Бриленды сталкивались с непонятными аномалиями в их поведении, со своеобразными "сбоями". С позиций теории оперантного научения объяснить данный феномен было невозможно. Подкрепляя формируемое поведение особи, удавалось добиться возникновения условного рефлекса в необходимом направлении, но вдруг в какой-то момент животное по непонятным причинам начинало демонстрировать иное поведение, которое не вырабатывалось и не подкреплялось в ходе обусловливания. Зачастую данное поведение совершенно "уводило" животное в сторону от выполнения требуемых действий, чем только задерживало дальнейшее подкрепление или же вовсе приводило к нецелесообразности его осуществления. Когда примеров подобных "сбоев" в вырабатываемом поведении животных накопилось порядком, Бриленды изложили их в своей работе "Аномальное поведение организмов" (Breland & Breland, 1961).

Работая с животными и подвергая их дрессуре, обнаружилось, что невозможно сформировать условный рефлекс в той области действий, где у животного имеется безусловный рефлекс (инстинкт). К примеру, были попытки обучить енота поднимать лапками монеты и класть их в коробочку. Научить енота непосредственно поднимать монету было нетрудно, но когда дальше от него потребовалось уже опускать монету в коробочку, стали возникать трудности.

Опуская лапку в коробку, енот не выпускал монету, а вдруг принимался втирать её в стенку коробки изнутри. Затем он мог вынуть монету обратно и продолжить держать её при себе, тем самым только отдаляя вручение ему подкрепления в виде пищи. В итоге после всех экзерсисов енот всё же клал монету на дно коробки и получал лакомство.

Но трудность, возникшая на данном этапе обусловливания, оказалась ерундой в сравнении с той, которая возникла уже на следующем этапе. Теперь от енота требовалось поднимать и укладывать в коробку сразу две монеты...

В принципе, на этом всё и закончилось...

Две монеты енот уже НИКАК не мог просто уложить на дно контейнера и даже выпустить из лап. Вместо этого он принимался активно тереть монеты друг о друга, всячески теребить их, но оставить в покое категорически не мог. Такое поведение, разумеется, напрочь исключало какое-либо пищевое подкрепление. Вся дрессировка "спотыкалась" в моменты подобных сбоев - дальнейшая выработка условного рефлекса становилась невозможной.

Тут-то Брилендов и осенило: действия, связанные с трением, которые становились всё более очевидными, представляли собой не что иное, как пищедобывательный инстинкт вида Procyon lotor (енот-полоскун). В природе этот самый вид селится вблизи водоёмов и часто с едой проделывает действия, напоминающие полоскание.

У данного вида енота все эти движения связаны с тем, что именно таким образом он ищет и достаёт со дна водоёмов моллюсков и раков - при этом перебирающие движения его лапок напоминают именно полоскание. Таким образом, мы наблюдаем инстинкт по добыванию пищи со дна водоёмов путём перебирания лапками, где релизером (ключевым стимулом) служит всякий попавший меж лап предмет - именно этот безусловный стимул и активирует "полоскательные" движения енота, перебирание и трение предметов в лапках.

Бриленды поняли, что ступили на территорию инстинктивного поведения. И территория эта проявила себя неожиданно - стало понятно, что на ней нельзя сформировать никакой новой реакции. Тот условный рефлекс, который поначалу удавалось медленно формировать в вотчине инстинкта, затем затухал и смещался в сторону непосредственных врождённых инстинктивных действий.

Так и было открыто явление, которое Бриленды назвали инстинктивным смещением (дрейфом). Они описали его так: "Если у животного существуют сильные инстинктивные паттерны поведения в области обусловленной реакции, после продолжительной работы организм сместится в область инстинктивного поведения в ущерб обусловленному, даже если он этим задержит или вовсе предотвратит появление подкрепления. В самой возможно упрощённой форме это можно выразить следующим образом: "Приобретённое поведение имеет склонность смещаться в направлении инстинктивного поведения" (p. 185).

Явление инстинктивного дрейфа при желании можно обнаружить у всех видов. К примеру, обучить цыплят стоять спокойно, не двигая лапками, невозможно. Они будут непременно сучить ими, поскольку в природе они таким образом добывают из земли корм (червячков и т.д.). Или свинья... Бриленды пытались научить свинью поднимать в пасти деревянную монету и, как и енота, класть её в копилку, выполненную также в виде свиньи. Поначалу обучение проходило очень успешно, животное умело овладевало новым навыком, и пищевое подкрепление не заставляло себя ждать. Но после определённого числа обнадёживающих попыток вновь проявился инстинктивный дрейф: свинья стала всё хуже справляться с заданием, она уже не могла просто подобрать монету и отнести в копилку, а непременно принималась проделывать с ней лишние манипуляции - она то толкала её мордой вперёд, то словно пытался зарыть её рылом в землю. Иными словами, свинья также начинала демонстрировать пищедобывательный инстинкт (в природе именно рылом свиньи разрыхляют почву в поисках еды), и все её действия в итоге постепенно сводились именно к нему. Образование нового условного рефлекса в данной двигательной сфере становилось невозможным.

Инстинкт препятствовал формированию нового навыка и с завидным упорством возвращал всё на круги своя.

Как резюмирует Ги Лефрансуа: "... инстинктивное смещение происходит, когда имеет место соревнование между поведением, имеющим биологическую основу, и приобретённой реакцией [...] при многократном повторении ситуации, характеризующейся подобного рода соревнованием, организм склонен обращаться к поведению, имеющему биологическую, эволюционную основу" (Лефрансуа, 2003).

Инстинктивный дрейф - явление замечательное в том плане, что чётко демонстрирует один несомненный факт: если у вида есть какой-либо инстинкт, то вид в своём поведении никак не может выйти за его пределы.

А ведь эволюционные психологи хотят уверить нас как раз в обратном. Они говорят, что человеческий вид каким-то фантастическим образом подавляет свои "инстинкты" и благодаря этому сформировал свои цивилизацию и культуру, которые встали в оппозицию к его же инстинктам. Но явление инстинктивного дрейфа нам показывает, что этого не может быть. Именно приобретённое поведение смещается в сторону инстинктивных реакций, а не наоборот. И чем больше попыток особь совершает в овладении новым поведением, тем стабильнее она "скатывается" к поведению инстинктивному.

У человека же всё с точностью до наоборот - чем активнее он осваивает новый навык, тем лучше тот усваивается. Число повторений ведёт исключительно к улучшению действия, и никаких инстинктивных смещений в помине не наблюдается. И, судя по всему, что мы знаем об антропоидах на данный момент, инстинктивный дрейф отсутствует не только у человека, но уже и у прочих высших обезьян - у шимпанзе, горилл, орангутанов и гиббонов (Фридман В.С, "Инстинкты, и почему их нет у человека", 2008).

Отсутствие инстинктивного дрейфа у человека и остальных высших обезьян говорит лишь о том, что у них нет биологически значимого поведения, смещение к которому могло бы происходить - у них нет инстинктов.

Человеческая цивилизация, человеческие общество и культура - сами по себя ярчайшие свидетельства того, что у человека нет животных инстинктов. Инстинкт - это стагнация. Это законсервированное в тысячелетиях конкретное поведение при возникновении конкретных стимулов. Имея такой биологический груз, всякое движение вперёд, всякое развитие сделались бы невозможными, запредельными. И явление инстинктивного дрейфа выступает здесь хорошим наглядным пособием. Какое бы усилие ни прилагало животное, а сформировать новое поведение в той сфере деятельности, которое регулируется инстинктом, оно никогда не сможет. Чтобы освоить здесь новый навык, для начала необходимо избавиться от инстинкта. Именно отсутствие каких бы то ни было инстинктов открывает перед видом возможности безграничного научения, что мы и наблюдаем у человека.

Человек - единственный биологический вид, в ходе эволюции избавившийся от врождённых, заданных генетически образцов поведения. Человек - единственный биологический вид, который может научиться ВСЕМУ, освоить любой навык, поскольку не подвержен инстинктивному смещению.

Почему в ходе эволюции вида человек должен был избавиться от инстинктов и под действием каких факторов это произошло?

Давайте рассмотрим эту проблему, но только максимально сжато (по идее, этому вопросу легко можно посвятить отдельную, весьма объёмную, работу). Сжато - значит, без палеонтологических углублений в "семейные" дрязги между австралопитеками, Homo erectus'ами, неандертальцами и т.д. (речь о том, что "родственные" отношения между этими видами до сих пор не установлены абсолютно во всех тонкостях, хотя уже и с довольно основательной достоверностью - для рассмотрения этого вопроса въедливого читателя можно отослать к трудам Зубова, Вишняцкого, Дробышевского и прочих маститых палеоантропологов современности).

Итак, согласно общепризнанной в научном мире теории, которая с каждым годом только обрастает новыми фактами, несколько миллионов лет назад колыбель человечества находилась в Африке. Тогда на территории континента среди обширных тропических лесов обитали самые разнообразные приматы, включая больших и малых обезьян. В результате ряда геологических и климатических изменений произошли перемены и в жизни приматов. В частности в связи с быстрым сокращением лесов в результате наступившего ледникового периода часть обезьян стала адаптироваться к существованию в условиях открытой местности - саванн.

Советский зоопсихолог К. Фабри, ссылаясь на Нестурха, (Фабри, 1976) предполагает, что в такой изменившейся ситуации преимущество могли получить те виды приматов, которые прежде перемещались среди деревьев посредством круриации.

Круриация - это такой вид перемещения по деревьям, в котором активно участвуют лишь ноги примата, а руки же играют вспомогательную функцию, когда способствуют либо балансированию при ходьбе, либо иногда держаться за верхние ветви. Таким образом, при круриации наиболее активно используются именно ноги, в отличие от перемещения путём брахиации, при которой приматы передвигаются по деревьям преимущественно с помощью рук, раскачиваясь на них (как гиббоны, к примеру). Что интересно, детальное изучение костей рук австралопитека афарского показывает, что этот примат не был брахиатором (Зубов, 2004), что, в свою очередь, придаёт веса предположению Нестурха и Фабри.

Одновременно же выясняется, что афарский австралопитек вряд ли мог перемещаться по земле на четырёх конечностях, как это делают современные шимпанзе и гориллы, опираясь при ходьбе на костяшки пальцев рук. Как выяснилось в ходе одного недавнего исследования (Thorpe, Holder, Crompton, "Origin of human bipedalism as an adaptation for locomotion on flexible branches" // "Science". 2007. V. 316. P. 1328-1331), наибольшие задатки к прямохождению демонстрируют не шимпанзе и гориллы, а орангутан. Если первые, передвигаясь по земле, иногда и встают на две ноги, то обе они всё равно остаются полусогнутыми, да и случается это довольно редко. А вот орангутан, значительную часть времени проводящий именно на деревьях, регулярно демонстрирует хождение на двух выпрямленных ногах - и проделывает он это именно при круриации, особенно, когда приходится перемещаться по наиболее тонким ветвям: тогда орангутаны аккуратно идут на ногах, а рукой придерживаются за соседние ветви.

Таким образом, сейчас всё больше исследователей склоняются к мысли, что предки австралопитеков были круриаторами. Этим и объясняется такое, казалось бы, странное сочетание в морфологии конечностей австралопитека афарского, как ноги, уже очень хорошо развитые для прямохождения (что будто бы указывает на наземный образ жизни), но в сочетании с весьма длинными и цепкими руками (что будто бы указывает на древесный образ жизни). В действительности сейчас можно уже с довольно значительной степенью уверенности говорить, что предками современного человека были именно приматы, перемещающиеся среди деревьев посредством круриации, а прямохождение оказалось не следствием приспособления к жизни в саваннах, а результатом приспособления именно к древесному образу жизни.

В итоге приматы-круриаторы оказались просто наиболее приспособленными к жизни в условиях возникших саванн, поскольку лучше брахиаторов владели перемещением на двух ногах. В этих условиях невероятно выгодной оказалась способность стоять только на задних конечностях, так как давала возможность, занимая вертикальное положение, смотреть существенно вдаль в поисках как пищи, так и всяческих хищников, и, конечно, активно применять различные естественные орудия, поскольку обе руки оказались свободными.

Так сказалось прямохождение приматов в развитии на эволюционном пути к человеку. За сотни тысяч лет приматы всё активнее осваивали открытые равнины, делаясь всё менее зависимыми от лесов. Вертикальное положение тела сыграло решающую роль в дальнейшем развитии проточеловека, но не только за счёт возможности заранее отслеживать хищников на горизонте. Наверное, этот момент всё же был далеко не самым главным преимуществом. Главным же преимуществом оказалось высвобождение из процесса ходьбы второй пары лап, которую стало возможно использовать для манипулирования предметами. Иными словами, переход к прямохождению привёл к возникновению собственно рук. Это, в свою очередь, сделало возможным такой важный шаг в антропогенезе, как овладение орудийной деятельностью.

Надо сказать, значение способности изготовлять и использовать орудия человеком и по сей день сильно недооценивается в западной психологии, а зачастую не просто недооценивается, но и откровенно не понимается. Именно овладение орудиями вывело человека на новый виток развития и в итоге позволило ему даже выскочить из нескончаемой круговерти под названием естественный отбор (но об этом чуть дальше).

Французский антрополог Леруа-Гуран (1964), оценивая прямохождение нового вида приматов, заметил, что в результате этого процесса для деятельности высвободились не только руки, но и морда. Когда первые предки человека встали на две ноги, их морда оказалась в таком положении, что её стало затруднительно использовать для ряда прежних типичных для животных функций - нападение и пищевое обшаривание. Но освободившись от этих функций, морда позволила освоить новую, принципиально важную, без которой человек не смог бы стать тем, кем он является сейчас - это функция речи. Таким образом, произошедшее несколько миллионов лет назад похолодание на Земле привело не только к значительному сокращению лесов, но и вынудило часть древних приматов встать на две ноги. И уже это повлекло за собой освобождение рук и сделало возможным освоение орудийной деятельности и создало плацдарм для дальнейшего развития речи.

Фабри, изучая поведение шимпанзе и их способность периодически прибегать к орудийной деятельности в естественных условиях, пришёл в своих исследованиях к интересным результатам. Уже давно не секрет, что от случая к случаю высшие обезьяны способны применять посторонние предметы для ряда насущных задач. Использовать камень, чтоб раздробить орех, или палку, чтобы достать нужный объект.

На данный момент уже совершенно не секрет, что в естественной среде дикий шимпанзе не только используют орудия, но ещё и собственноручно изготавливают их. В совсем недавно опубликованном отчёте на эту тему Джилл Прутц подробно описывает орудийную деятельность группы сенегальских шимпанзе (Pruetz, McGrew, Baldwin et al., (2003). Ethoarchaeology and elementary technology of unhabituated wild chimpanzees at Assirik, Senegal. Paleoanthropology 1: 1-20).

Прутц наблюдала, как обезьяна отложила подходящую ветку дерева, очистила её от листьев и заострила конец, соответствующим образом обгрызя его зубами. Затем с таким импровизированным копьём шимпанзе подобралось к дуплу, в котором в дневное время по обыкновению спят лори или галаго, или какой другой представитель низших приматов (в частности шимпанзе охотятся и на гверец, или колобусов), и нанесло в темноту дупла несколько сильных тычковых движений. Затем копьё извлекается, и обезьяна рассматривает или даже облизывает наконечник, силясь определить наличие на нём крови, то есть понять, оказалась ли жертва в дупле.

В дальнейшем такой вид охоты шимпанзе с применением и изготовлением орудий наблюдался не раз и другими исследователями и даже был зафиксирован на плёнку (подобные факты можно наблюдать в частности в фильме от "National geographic" "Warrior Chimps" или второе название "Chimps: Nearly Human" - "Шимпанзе: почти люди", режиссёр Eleanor Grant). Всего Прутц довелось зафиксировать 22 случая использования шимпанзе 26 разных видов орудий, среди которых и палочки для извлечения термитов, каменные молоточки, копья.

Иными словами, орудийная деятельность у высших обезьян - это известное и довольно обычное дело. Но вот беда - известен и тот факт, что обезьяна почти никогда не сохраняет своё орудие, а выбрасывает его, как только оно выполнило свою функцию. Обезьяна не ходит с палкой или камнем "авось пригодится", то есть в её поведении не проглядывается отношения к предмету как к полноценному орудию, которое всегда можно использовать снова. Но только столкнувшись с конкретной задачей, обезьяна вновь принимается искать подходящее орудие, которое затем также будет выброшено.

Фабри, пытаясь выяснить, при каких же условиях шимпанзе способно поменять своё отношение к орудию и начать относиться к нему хоть приблизительно так, как к нему относился бы человек, получил следующие результаты. Пока обезьяна находится в насыщенных условиях, богатой разного рода предметами (те же джунгли, к примеру), её отношение к орудиям сохраняет свой кратковременный интерес, очерченный условиями строго конкретной задачи. Этот интерес к орудию у обезьяны не выходит за пределы её биологической потребности, что говорит о том, что при сохранении подобных условий трудовая деятельность имеет очень мало шансов на развитие. Манипуляции с конкретным предметом всегда строго ограничены. То есть орудие в данном случае сиюминутно и никак не может быть охарактеризовано таким же отношением к нему, какое мы наблюдаем у первобытного человека, который орудия активно создавал и постоянно имел при себе.

Фабри установил, что коренные перемены в манипуляторной активности с предметом возникают в одном лишь случае - при резком обеднении среды. Когда обезьяна помещается в пустую клетку, где у неё уже не наблюдается обилия предметов, а имеются лишь несколько из них или вовсе один, тогда манипуляции с ним становятся более сосредоточенными и длительными. В итоге разные группы движений во взаимодействии с орудием имеют тенденцию, объединяясь, усложняться. Таким образом, пока обезьяна находится в насыщенной среде, её внимание по отношению к предметам носит кратковременный и рассеянный характер, что препятствует развитию сложных манипуляций с ними. В резко же обеднённой среде внимание обезьяны не рассеивается на посторонние отвлекающие факторы, а всецело сосредоточивается на имеющемся предмете, что в итоге способствует развитию сложных манипуляций.

Этот феномен, названный Фабри компенсаторным манипулированием, вполне мог иметь место и в жизни наших обезьяноподобных предков, поскольку известно, что на стыке миоцена и плиоцена (11-5 млн. лет назад) в силу наступившего ледникового периода в Африке началось повальное сокращение лесов, что в итоге и привело к образованию саванн. В этих изменившихся условиях, как говорилось выше, часть приматов и была вынуждена осваивать открытые пространства. И именно это же повальное исчезновение лесов и создало то самое обеднение среды, в условиях которой у приматов могло развиться компенсаторное манипулирование - в саваннах всякий подвернувшийся под руку предмет представлял собой ценность.

Те же представители высших приматов, что продолжили существовать во всё сокращающихся лесах, и от которых в дальнейшем произошли все современные обезьяны, так и не перешли в своей манипуляторной деятельности к стадии компенсаторных манипуляций. Поэтому их предметная деятельность за миллионы лет сохранилась на прежнем довольно низком уровне.

Уже одни из первых прямоходящих (австралопитеки), судя по всему, применяли в обороне от хищников палки, камни и кости крупных животных. Но изготовление орудий у австралопитеков находилось на более чем низком уровне - вероятно, они лишь разбивали камни и среди осколков выбирали наиболее подходящий отщеп.

Как показали исследования, даже шимпанзе способны освоить этот, казалось бы, несложный навык (Toth et al., 1993), хотя даётся он им и нелегко.

Австралопитеки (или протоантропы - предлюди, по советской классификации) существовали на территории Южной и Восточной Африки в течение примерно 4 миллионов лет (в период от 5,5 до 1 млн. лет назад). Внешне они были в целом похожи на обезьян (тело в значительной степени покрыто шерстью), но морфологически они были ближе к современному человеку, нежели к первым - в частности, у них уже было хорошо развито прямохождение.

Роста они были небольшого - около 120-150 см.

За миллионы лет существования от вида ответвлялись различные подвиды, имевшие свою специфическую морфологию - Australopithecus africanus, Australopithecus garphi, Australopithecus afarensis, Australopithecus anamensis, Australopithecus aethiopicus, Australopithecus bahrelghazali, Australopithecus robustus, Australopithecus boisei и некоторые другие.

Какие-то из этих подвидов оказались тупиковыми и вымерли, а какой-то один постепенно эволюционировал в новый вид - Homo habilis (человек умелый), который, согласно наиболее распространённой научной классификации, и стал первым представителем рода Homo. Случилось это приблизительно 3-2,6 млн. лет назад.

Анализ эндокрана (внутренней поверхности черепа) показывает, что в мозге у Homo habilis уже имелся зачаточный выступ в поле Брока, который, как известно, является моторным центром речи, хотя гортань ещё не была приспособлена к воспроизведению сложных членораздельных звуков, как у современного человека.

Интересной (и важной) особенностью человека умелого является то, что многие его каменные орудия (чопперы) были сделаны из кварца. Но в местах обнаруженных стоянок кварц не водился. Это указывает на тот знаменательный факт, что кварц первые Homo приносили из других мест, и уже затем изготавливали из него орудия. Данный момент подчёркивает принципиальное отличие в орудийной деятельности древних людей от таковой у современных человекообразных обезьян. Если у последних орудия носят сиюминутный характер, то у первых они заготавливались заранее, впрок и входили в постоянный бытовой обиход. Учитывая этот факт, Фабри совершенно справедливо отмечал, что "ныне живущие антропоиды в ходе своего развития от вымерших общих с человеком предков не только не приблизились к человеку, а, наоборот, отдалились. Поэтому они, судя по всему, находятся сейчас на более низком психическом уровне, чем этот предок" (Фабри, "Основы зоопсихологии", 1976).

Эволюция рода Homo продолжалась, менялись органы и внешний вид его представителей в целом. Немного позднее (около 2 млн. лет назад) от одной из линий австралопитеков (очень вероятно, что именно от Homo habilis) ответвился вид так называемых Homo erectus (или архантропы, т.е. древнейшие люди, по советской классификации), который первым из всех людей вышел за пределы Африки и разбрёлся по различным регионам Евразии.

Вид erectus (человек прямоходящий) (австралопитек тоже был прямоходящим, но у эректуса организм был для этого приспособлен ещё более оптимально - имея толстые и крепкие кости ног, он, судя по всему, мог отлично и долго бегать, чем не могли похвастать хрупкие австралопитеки) на Земле был представлен несколькими подвидами, среди которых питекантроп, синантроп, атлантроп и ряд других (в общем-то, к поздним erectus относится и так называемый гейдельбергский человек, который уже был переходным звеном от собственно вида erectus к другим более поздним видам - к неандертальцам в Европе и к Homo sapiens в Африке). Внешне эректусы ещё более походили на современного человека, но по-прежнему сохраняли некоторые обезьяньи черты и в первую очередь в лице и черепе в целом. Имея преимущественно крепкое телосложение, некоторые из эректусов достигали роста аж в 180 сантиметров.

Одной из самых характерных черт, свойственной Homo erectus, является специфика изготовления ими орудий. Именно человеку прямоходящему принадлежит развитие так называемой ашёльской культуры в обработке камней - рубил, долбил и т.д. Данный вид обработки каменных орудий стоит уже на совершенно ином уровне качества, нежели можно было наблюдать у австралопитеков. Здесь камень уже не просто раскалывается и выбирается наиболее острый отщеп, а он именно обрабатывается посредством другого камня с целью получения наиболее удобного хвата рукой. Но в целом степень этой обработки ещё была довольно низкой.

Именно на стоянках эректуса впервые встречаются следы костров (к примеру, датировка возможного кострища в Чесованье, Северная Кения, около 1,6 млн. лет назад). Homo erectus были первыми людьми, кто приручил огонь. По всей видимости, приручение огня произошло как случайность как раз в ходе изготовления орудий. При обтёсывании одним камнем другого, нередким было высечение искр, от которых без особого труда воспламенялся любой трут - сухая настилка в пещерах древнейших людей.

Таким образом, огонь - постоянный, а вовсе не редкий, спутник в жизни Homo erectus, причём поначалу спутник случайный, непроизвольный, а затем уже и вполне целесообразный. Следует обратить особое внимание именно на то, что вряд ли огонь появлялся исключительно редко в жизни первых Homo, как раньше считалось, от удара молнии или от лесного пожара в сильный зной. Скорее всего, огонь стал регулярным явлением в жизни человека с тех самых пор, как тот начал изготовлять свои самые первые каменные орудия. Позицию постоянного присутствия огня в жизни архантропа категорически отстаивал ещё советский историк и философ (а по совместительству и еретик от палеоантропологии) Б.Ф. Поршнёв, в своих полевых исследованиях показавший лёгкость случайного высечения огня при изготовлении каменных орудий (Поршнёв, "О начале человеческой истории. Проблемы палеопсихологии", 1974).

Что интересно, у первых архантропов (erectus по устаревшей советской классификации) были ещё очень сильно развиты челюсти, что говорит об употреблении ими сырого мяса и жёсткой растительной пищи. Для активного пережёвывания массивными челюстями требовались очень сильные жевательные мышцы, крепящиеся к толстому черепному гребню. Освоение же огня позволило потреблять в пищу обжаренное мясо, которое требует уже существенно меньших усилий при пережёвывании, следовательно, отпадала необходимость в мощных челюстях. В течение дальнейших 1,5 млн. лет начала происходить постепенная редукция челюсти - она становилась всё меньше, делалась менее мощной. Освоение огня изменило морфологию человека - если ещё "недавно" естественный отбор осуществлялся по признаку мощных массивных челюстей (иначе невозможно пережевать пищу), в ходе чего все особи со слабыми челюстями "отбраковывались", то сейчас этот критерий оказался снятым, вследствие чего отбор по нему прекратился. Теперь любой человек был способен пережёвывать мясо - достаточно было его просто обжарить на костре.

Именно благодаря огню современный человек имеет свой аккуратный череп из лёгких костей и маленькой челюстью. Давайте запомним этот момент. Он принципиален, на самом деле, во многих отношениях, показателен и характерен для всего дальнейшего повествования. Прекращение естественного отбора в отношении свойства, которое делается излишним, ненужным - дальше мы увидим, как эта линия со временем стала магистральной во всём процессе антропогенеза. Давайте запомним сейчас его, чтоб чуть позже к нему снова вернуться.

Но естественный отбор у Homo продолжался по ряду других признаков. На протяжении примерно 2 млн. лет своего существования архантропы постепенно менялись - как внешне, так и по мозговому устройству. Если у ранних представителей вида объём мозга был около 800 см³, то у поздних он достигал уже примерно 1225 см³.

Homo erectus жили коллективно, коллективно трудились и охотились. Причём охотились уже и на крупных животных - носорогов, буйволов, махайродов (т.н. "саблезубые тигры") и других.

У архантропов речедвигательное поле Брока было выражено уже сильнее, чем у его предшественника, Homo habilis, но строение гортани, видимо, по-прежнему оставалось недостаточно приспособленным для членораздельной речи. Таким образом, речь, хоть и на уровне лепета, всё продолжала развиваться - тогда для неё уже вовсю закладывался филогенетический базис.

Как указывали Энгельс и Маркс, а за ними и целая плеяда солидарных советских психологов, речь в том виде, в каком мы её знаем, могла возникнуть только в процессе совместной трудовой деятельности для необходимой кооперации, координации действий. Речь не может возникнуть там, где есть лишь коллективное сожительство, но нет коллективного же труда.

И именно существование коллективного труда (в первую очередь, охоты) уже было присуще Homo erectus.

Забавно читать о теориях происхождения языка у западных эволюционных психологов, которые походят на откровенную смесь бульварных анекдотов и неприкрытой чепухи. К примеру, Роун Джозеф прямо пишет: "В процессе эволюции человека [...] женщины-матери и женщины-собирательницы имели возможность беспрепятственно разговаривать с детьми и друг с другом. [...] В противоположность мужчинам, которые были вынуждены подолгу пребывать в молчании, чтобы не спугнуть добычу, женщины могли болтать сколько их душе было угодно" (Rhawn Joseph, 2000).

Критикуя взгляды Джозефа и Данбара (Dunbar, 1996) на происхождение человеческого языка, социолингвист Дебора Кэмерон с печальным сарказмом подытоживает их позицию: "основная цель, ради которой появился язык, - дать людям возможность сплетничать..." (Кэмерон Д., "Миф о Марсе и Венере", 2008).

То есть вот именно такой точки зрения и придерживаются эволюционисты относительно возникновения речи - человеку ВДРУГ ПРОСТО захотелось поговорить...

И в головах этих западных рассуждателей даже мысли не возникает, почему тогда и собакам, и кошкам, и обезьянам до сих пор "вдруг просто никак не захочется поговорить"? Человеку "вдруг" захотелось, а им всё никак не захочется...

Только в работах советских психологов можно найти единственно правильный ответ на вопрос возникновения речи. И разгадка его кроется именно в совместной трудовой деятельности первобытных коллективов. Только в таких условиях и могла возникнуть речь как средство коммуникации и координации совместных действий.

Как говорил Энгельс, "человеку появилось, что сказать"...

Вся разгадка возникновения и развития речи исключительно и только в коллективном труде.

У Homo erectus такой труд уже был, а потому язык непременно продолжал развиваться. Но шло время, шли десятки и сотни тысяч лет... Новые условия жизни, новая среда, в которую тысячи поколений назад перебрался erectus, оказывала своё влияние, адаптируясь к которому, архантроп видоизменялся. Естественный отбор, хоть и прекратил своё воздействие по ряду признаков (упоминавшаяся челюсть и сам череп), всё же продолжал свою работу.

Так, примерно 300 тысяч лет назад одна из линий архантропов (так называемый "гейдельбергский человек", Homo heidelbergensis) преобразовалась в неандертальца (Homo neanderthalensis). Произошло это с той линией Homo erectus, которая около 800 тысяч лет назад добралась до территории нынешней Европы. Именно там со временем, много поколений спустя и начинает формироваться неандерталец (в советской науке вид неандертальцев было принято называть палеоантропом - т.е. древним человеком)

По некоторым классификациям неандерталец уже относится к виду Homo sapiens (Человек разумный), и тогда его называют Homo sapiens neanderthalensis, а по некоторым (наиболее признанным в научной среде) всё ещё таковым не является - и тогда он остаётся просто неандертальцем. Но как бы там ни было, а уровень мыслительной деятельности у неандертальца, если судить по сохранившемся следам его жизни, превосходил таковую у его предка - erectus'а. Орудия их стали ещё сложнее и тщательнее обработаны, к тому же они существенно разнообразились функционально - известны не менее 60 видов каменных орудий неандертальцев. С помощью некоторых из них палеоантроп охотился на таких крупных животных, как мамонты, шерстистые носороги, пещерные медведи, бизоны, олени, с помощью других - разделывал уже добытые туши и всячески обрабатывал. Важно заметить, что кисть неандертальца стала более развитой по сравнению с Homo erectus, что позволяло ему производить уже более сложные манипуляции с предметами.

Развивалась и нематериальная культура неандертальца, оставив этому вполне материальные свидетельства, в числе которых и ожерелья из зубов животных. Таким образом, у неандертальцев мы обнаруживаем украшения, которые указывают на развитие эстетического восприятия у древнего человека. Видимо, большое распространение у него получили и разнообразные верования и соответствующие ритуалы - повсеместно неандертальцы хоронили своих умерших соплеменников. Впервые в истории рода Homo.

Также были найдены останки инвалидов, доживших до весьма преклонного возраста (в частности, череп взрослого абсолютно без зубов), что почти наверняка говорит о том факте, что в сообществах неандертальцев уже активно заботились о старых и немощных своих представителях. Особенно познавательной в этом плане выглядит находка возрастом в 50-70 тысяч лет в иракской пещере Шанидар (Зубов, "Палеоантропологическая родословная человека", 2004). Там обнаружены останки 45-летнего мужчины, ещё в молодости лишившегося правой руки, но его рана была успешно исцелена, и в итоге ему самому довелось дожить до столь преклонного возраста (для неандертальцев 45 лет - это просто нечто невероятное). В те суровые времена без поддержки своих сородичей ампутант не прожил бы и дня, и, судя по находке в Шанидаре, сородичи не только выходили больного, но и в дальнейшем заботились о нём, полностью кормя результатами своей охоты, в которой он сам, конечно, уже не мог участвовать. Иными словами, социальное взаимодействие у палеоантропов находилось на очень высоком уровне развития. Но ещё более важным является то, что неандерталец, видимо, первым из рода Homo владел членораздельной речью. Как удалось показать Ф. Либерману путём реконструкции глотки и голосового аппарата данного гоминида, его речь была медленнее и беднее в плане артикуляции, но всё же она уже была и была членораздельной.

Внешний вид неандертальца был уже очень близок к современному человеку - средний рост около 160 см, уже с почти освободившимся от волосяного покрова телом. Лишь в чертах лица оставались некоторые более-менее архаичные черты в виде выраженных надбровных дуг и всё ещё чуть более массивной челюсти. Телосложением неандерталец был коренаст и необычайно крепок. Мышечной массой он превосходил современного человека примерно на 30%.

Но это не спасло его от вымирания около 30 тысяч лет назад. И очень вероятно, что он не просто вымер, а был истреблён.

Кем?

Судя по всему, современным человеком...

Раньше считалось, что неандерталец был нашим предком, родителем современного человека. Считалось, что именно неандертальцы под действием отбора преобразовались в неоантропа (т.е. новый человек, современный по советской классификации, собственно Homo sapiens). Но позже было установлено (и сейчас это общепризнано), что неандерталец представлял собой лишь одну из линий, по которой пошло развитие Homo erectus. Как говорилось выше, erectus представляли собой довольно обширный вид, в ряды которого входили не менее 9 подвидов (Homo rudolfensis, синантроп, питекантроп или Яванский erectus и т.д.). Каждый из этих подвидов жил на своей территории - от Африки до Китая и чуть в Европе. От одного из этих подвидов и произошёл неандерталец, впоследствии успевший освоить значительную часть Евразии. Почти все прочие подвиды Homo erectus со временем вымерли, так и не оставив после себя подходящим образом адаптированного потомства.

Около 800 тысяч лет назад формируется очередной подвид Homo erectus - так называемый "гейдельбергский человек" (Homo heidelbergensis). Он формируется на территории Африки и оттуда начинает потихоньку мигрировать в разные части света. По ходу этого процесса, занявшего сотни тысяч лет, гейдельбергский человек эволюционировал, приобретая в каждом регионе свои специфические черты. Именно этот подвид Homo erectus - Homo heidelbergensis, добравшись до территории современной Европы (около 800 тысяч лет назад) под действием местного ледникового периода постепенно преобразуется в неандертальца - коренастого человека с короткими руками и мощными ногами.

Но неандерталец не был единственным потомком "гейдельбергского человека"... Одна из групп гейдельбергского человека, что не пошла ни в Европу, ни на Ближний Восток, а осталась на территории Африки также оставила после себя функциональных отпрысков, которые за длительный срок адаптации изменились и стали известны как современный человек (неоантроп) или Homo sapiens (европейских представителей вида называют кроманьонцами, находки которого датируются 40 тыс. лет назад, но иногда в литературе термин кроманьонцы употребляется и в широком смысле, и тогда под ним подразумевается весь вид Homo sapiens, то есть термины становятся синонимами).

Впервые человек современного нам типа появляется именно на территории Африки около 200 тысяч лет назад. Хотя есть отдельные находки, датировки которых дают возраст и в 279 тысяч лет (Зубов, 2004).

Примерно около 200 тысяч лет назад в Европе формируется и неандерталец - то есть по сути, оба эти вида ровесники, либо же Homo sapiens даже старше.

Оттуда он в довольно сжатые сроки предпринимает попытку миграции в прочие районы Земли и в первую очередь - в Европу. Именно там, на территории тогдашнего Средиземноморья, современный человек впервые сталкивается с крепким коренастым неандертальцем, который уже был полновластным хозяином Европы. Они воевали, это несомненно. Причём, по всей видимости, это была самая затянувшаяся война в истории человечества - она длилась не десятилетие и даже не сто лет, она длилась несколько тысячелетий. И в ходе этого противостояния культура Homo sapiens непрерывно развивалась - совершенствовались орудия, становясь всё более лёгкими и лучше обработанными. Виды орудий становятся ещё более разнообразными, чем у неандертальцев. Именно Homo sapiens изобретают лук и копьеметалку - теперь они способны разить жертву с весьма солидного расстояния.

Почему у неандертальцев не происходило столь же стремительного и адекватного ситуации преобразования культуры? Однозначного ответа нет, но есть ряд предположений.

Вероятно, в силу иного устройства мозга (а мозг неандертальца действительно отличался от мозга Homo sapiens, и в первую очередь - менее развитыми лобными долями, которые, как говорит нам нейропсихология, отвечают за построение планов и реализацию сложного волевого поведения). У Homo sapiens лобные доли были выражены уже существенно больше, что, несомненно, говорит о том, что ему было доступно планирование и осуществление более сложных поведенческих актов. Иными словами, культура неандертальцев была существенно инертней, а культура Homo sapiens подвижна и исключительно адаптивна, как того и требовали условия.

Другое предположение делает упор на менее развитую речь неандертальцев, по способности к которой он, опять же, уступал кроманьонцу. Якобы первым было несколько сложнее осуществлять кооперацию и координацию действий своих сообществ в противостоянии с неоантропами. Но, в принципе, данная позиция вновь отсылает нас к развитию лобных долей, поскольку реализация сложного целенаправленного поведения, как снова известно из нейропсихологии, происходит в лобных долях как раз посредством внутренней речи - всё это представляет собой аутоинструкцию, которую индивид сам себе задаёт и сам же выполняет (Лурия, "Основы нейропсихологии", 1973).

Таким образом, больший успех Homo sapiens так или иначе всё равно связан с отличным устройством его мозга.

Примерно 30 тысяч лет назад последний неандерталец издал свой последний вздох...

А современный человек принялся очень быстро расселяться по территории всей планеты - он очень быстро освоил Ближний Восток, Сибирь, Дальний Восток, перебрался в Австралию и острова Океании, а через замёрзший Берингов пролив добрался до Северной и Южной Америк.

Homo sapiens вовсю разрисовывали пещеры, украшали себя различными амулетами и красками, создавали сложные орудия, включая неутилитарные - некоторые музыкальные инструменты (костяные флейты, например). Чуть позже Homo sapiens приручили собаку и лошадь, освоили земледелие.

Размер и структура мозга, окончательно оформившиеся у Homo sapiens около 50 тысяч лет назад, и по сей день остаются прежними, чего, собственно, оказалось достаточно для того, чтобы в 1969-ом Нил Армстронг прошёл по Луне...

Морфологически Homo sapiens был уже много "стройнее" всех прежде существовавших представителей отряда Homo. Лицо уже без каких-либо остатков "обезьяньих" черт - никаких надбровных валиков, никакой массивной и выдвинутой вперёд челюсти. Если взять типичного кроманьонца (европейского Homo sapiens), то фактически перед нами тело уже именно современного человека. Кроманьонцы, жившие в Европе около 40 тысяч лет назад, представляют собой биологически завершённого человека, как мы его знаем сейчас. С тех самых пор человек никак морфологически существенно не менялся.

Собственно, и меняться уже никогда не будет.

Эволюция с её естественным отбором для человека завершились тысячи лет назад.

Почему?

Вот именно на этот важный вопрос сейчас и предстоит ответить...

Как говорилось выше, произошедшее несколько миллионов лет назад вследствие наступления очередной ледниковой эпохи повальное исчезновение лесов на Африканском континенте привело к тому, что часть больших обезьян, перемещавшихся в прежних джунглях путём круриации, спустилась на землю и была вынуждена осваивать возникшие саванны и адаптировать свои поведение и телесную конституцию к этим новым условиям.

Так развивалось прямохождение.

Это был важный шаг, без которого процесс антропогенеза, конечно, был бы невозможен. Шаг был важным, но не исчерпывающим. Как справедливо указывают некоторые авторы (в первую очередь, разумеется, выдающийся советский бунтарь от науки Б.Ф. Поршнёв), само по себе прямохождение ещё ни к чему не обязывает, не приводит. В пример обычно приводятся те же ориопитеки, мегантропы и гигантропы, которые хоть и относились к отряду обезьян, но всё же, как и древнейшие люди, были прямоходящими и, несмотря на это, так и не получили своего пышного развития и не покорили всех морей и континентов планеты. Именно поэтому последовавший за развитием прямохождения у австралопитеков шаг повёл по пути, в дальнейшем и приведший Армстронга на Луну...

Этим шагом оказалось изготовление и применение орудий.

На самом деле, именно этот шаг и можно назвать поворотным во всём процессе антропогенеза, ключевым в обособлении человека от всего животного мира.

Можно точно и смело сказать, что такое масштабное и активное использование орудий, какое получило распространение у человеческого вида, является беспрецедентным для всей истории жизни на Земле.

Энгельс и Маркс поняли всю капитальную важность этого феномена и его вклад в развитие человека, что позволило им выдвинуть свою, трудовую, теорию антропогенеза. Она гласит, что именно овладение орудиями сообществом приматов и применение их в процессе коллективной трудовой деятельности привело не только к преобразованию кисти для более удобного хвата, но и перестроило всё социальное устройство тех ранних сообществ. Таким образом, с позиций трудовой теории антропогенеза, активная орудийная деятельность за миллионы лет изменила не только некоторые органы протоантропов (австралопитеков), но и привела к возникновению другой, параллельной эволюции - к эволюции социальной. Развитие кооперации для достижения общих целей (коллективная охота, оборона от хищников) приводило к постоянному совершенствованию средств коммуникации - первоначально её выполняли жесты, но затем эта микроэволюция вновь пошла по уже проторенному пути высвобождения рук для деятельности, что и привело к смещению коммуникативной функции в область речевого языка - так возникла устная речь.

Ещё австралопитеки 4 млн. лет назад использовали острые отщепы расколовшихся камней с целью обороны от хищников или же разделки своей добычи. Даже современные шимпанзе применяют разные виды орудий в зависимости от конкретных обстоятельств. Но, как упоминалось выше логичное заключение К. Фабри, протоантропы (австралопитеки) находились на более высоком уровне интеллектуального развития, чем современные высшие обезьяны. Поздние австралопитеки (Homo habilis) не просто применяли орудия и не просто их изготовляли, но и приносили для обработки кварцевые заготовки за многие километры. Это говорит о том, что уровень их интеллекта действительно уже превосходил современных шимпанзе. Поэтому вероятно, что применение орудий у австралопитеков не ограничивалось одной лишь обороной от хищников. Орудия могли находить самое разнообразное применение в нехитром быту тогдашних сообществ.

Более достоверно известно про употребление каменных орудий Homo erectus: микроскопический анализ износа найденных рубил показывает, что они применялись и для разделки туш животных, и для обработки их шкур, и для обработки кости и дерева. То есть около 1,5 млн. лет назад рубило было универсальным средством по изменению окружающей среды.

Здесь просто нельзя не упомянуть о позиции некоторых авторов-примитивистов, которые никак не могут принять трудовую теорию антропогенеза и всячески пытаются отрицать ключевую роль орудий в процессе развития человека. В советские времена к числу таких авторов относился упоминавшийся палеоантрополог Б.Ф. Поршнёв, в 1974-ом написавший свой колоссальных размеров труд "О начале человеческой истории. Проблемы палеопсихологии" (монография эта, надо сказать, чрезвычайно обстоятельна и поражает широтой взглядов автора - один лишь минус, что взгляды эти были "не туда", "не в ту сторону", отчего академической наукой данная монография была абсолютно справедливо проигнорирована). Из современных же авторов к числу наиболее ярких примитивистов можно отнести орнитолога В. Дольника, в 1993-м написавшего откровенно популярную работу препаршивейшего качества под названием "Непослушное дитя биосферы"...

Если Поршнёва и можно назвать примитивистом, очень сильно при этом слукавив, то всё того же Дольника назвать примитивистом - это уже даже сродни солидному комплименту, ибо подобные авторы не заслуживают слов лучше этих. Когда доктор биологических наук, орнитолог по специальности, приступает к описанию поведения человека, то любое его изречение тут же превращается в комедию, в фарс. Причём в комедию такого скверного характера, что если бы в первом акте висело ружьё, то лучше бы оно там же и выстрелило...

Исключительно методом внешнего сравнения с поведением животных Дольник с лёгкостью расклеил ярлык "инстинкт" абсолютно на все акты человеческого поведения, в большинстве случаев доходя до откровенного абсурда. К сожалению, неискушённому российскому читателю сложно критически отнестись к словам человека со степенью доктора биологических наук, потому "Непослушное дитя биосферы" за 16 лет выдержало уже три издания и по сей день часто упоминается в интернет-форумах по этологии и психологии ребятами совсем юношеского возраста до 50 лет.

По всей видимости, о прискорбной книге Дольника придётся написать отдельное приложение, поскольку нескольких коротких абзацев явно недостаточно для доски позора такому постыдному детищу постсоветской науки... Но об этом потом, сейчас же о примитивистском подходе к теории антропогенеза.

Авторы-примитивисты по обыкновению ссылаются на поведение животных, чтобы доказать, что изготовление и применение орудий не приводит к какому-либо эволюционному скачку в развитии. В пример они приводят дятловых вьюрков, которые выковыривают насекомых из коры деревьев, орудуя кактусовой колючкой зажатой в клюве. Они приводят в пример и стервятников, которые разбивают яйца страусов, бросая на них с высоты камни. Приводят выдру, которая разбивает раковины моллюсков о камень. Приводят муравьёв, которые также орудуют разнообразными природными объектами...

И ссылаясь на всё это, примитивисты, что удивительно, не забывают отметить, что у всех упомянутых видов данное поведение носит врождённый (инстинктивный) характер. То есть оно не требует никакого научения и возникает даже у особей, выращенных в полной изоляции от сородичей: выдра всегда будет долбить моллюски о камень, дятловый вьюрок всегда будет искать любую колючку, чтобы выковыривать насекомых из коры.

И при этом, то есть при всей инстинктивности орудийной деятельности животных, примитивисты не чураются приводить её в пример, дабы доказать, что и у раннего человека эта деятельность, следовательно, также не могла привести к скачку в развитии.

Но это до смешного абсурдный подход, абсурдная позиция.

Во-первых, инстинктивная орудийная деятельность, которую мы наблюдаем у некоторых видов животных, носит врождённый, а потому навсегда строго заданный характер. Выдра никогда не сможет использовать камень как-то иначе, кроме как наковальню для моллюсков, как это записано в её генах. Точно так и все прочие животные.

Инстинкт - это стагнация.

А какой характер носит орудийная деятельность у человека?

Инстинктивный? Запечатлённый в генах?

Разумеется, нет. Использование орудий у человека носит самый разнообразный характер, и, наверное, нет такой сферы жизни, где человек бы не применял специфических орудий. Тот же примитивист Дольник описывает орудийное использование дятлом дупла, выдолбленного им в дереве (данный пример Дольник без каких-либо ссылок заимствовал у Поршнёва - примитивистская преемственность, не наследственность ли?): насобирав по лесу сосновых и еловых шишек, дятел поочерёдно вставляет их в это дупло, заклинивает там и принимается обдалбливать клювом, извлекая из них орешки. Обдолбив одну шишку, дятел вставляет в дупло другую - так в течение пяти часов каждый день.

За день для добывания орешков дятел наносит в общей сложности до 40 тысяч точных ударов клювом. Дольник противопоставляет этому факту, что несколько миллионов лет назад Homo habilis на изготовление своих каменных орудий затрачивали всего несколько минут и не более четырёх ударов одним камнем о другой.

Всего четыре удара, чтобы изготовить орудие...

В меру своих способностей Дольник приходит к заключению: "для такого дела увеличивать мозг не надо - хватит и обезьяньего. И если в день оббить по гальке, от такого "труда" умнее не станешь ни за одну жизнь, ни за миллион лет". А дятлы, мол, наносят до 40 тысяч ударов, "а в умники так и не выбились"...

Вот это и есть комедия, которую может устроить орнитолог, пытаясь описать возникновение человека и его сложного поведения.

Вообще, хотелось бы отметить, что в примере с этим дятлом и Поршнёв, и цитирующий его Дольник совершают ошибку, каким-то боком относя данное пищевое поведение дятла к орудийной деятельности. Да, дятел фиксирует шишки в дупле, что ещё можно отнести к орудийной деятельности, но дальше-то он наносит свои пресловутые "40 тысяч ударов" уже исключительно КЛЮВОМ, то есть в данном случае он никакого орудия не применяет. Господа орнитологи явно что-то здесь недосмотрели...

Как уже было сказано под пунктом "во-первых", если какая-либо орудийная деятельность в ходе эволюции фиксируется в геноме вида (т.е. превращается в инстинкт), то ни к какому развитию это не приводит, а приводит только лишь к ФИКСАЦИИ сложившегося положения. То есть инстинктивная орудийная деятельность, какую мы наблюдаем у животных, - это не шаг вперёд, а возможность устоять на месте.

Во-вторых, не сам факт изготовления орудия только и важен, но в неразрывной связи с его дальнейшим же применением.

Пусть Homo habilis для изготовления своего каменного орудия (чоппера) наносили всего четыре удара (и обезьяньего мозга было для этого достаточно), но зато как они этот чоппер потом использовали? Только по одной лишь строго конкретной схеме? Только лишь для удара по голове своей добычи?

В том-то и дело, что нет. Дальнейшее применение орудия носило довольно разнообразный характер - не только убить жертву ударом рубила, но и затем освежевать его труп, снять с него шкуру, пользуясь острыми краями камня. А после всего и раздробить оставшиеся кости с целью извлечения из него питательного костного мозга.

Этим и отличается РАЗУМНАЯ орудийная деятельность от ИНСТИНКТИВНОЙ орудийной - разнообразным применением даже самого простого орудия. При инстинкте же орудие применяется всегда строго заданным образом и по отношению к строго заданной цели (вспомним явление ключевых стимулов) - вариаций быть не может (поскольку инстинктивное смещение).

Если бы всё дело было только в сложности орудия (даже в числе ударов при его изготовлении), то, безусловно, бобров с их действительно сложными плотинами мы должны были бы признать венцом творения. Но плотины изготовляются инстинктивно, а потому никакого изменения у этой деятельности быть не может - ни по какому иному пути она дальше не пойдёт.

К примеру, как может использовать человек даже простой округлый (совсем необработанный) морской булыжник? Он может его метать, он может им дробить, он может применять его в качестве груза, чтобы нечто лёгкое не было унесено ветром или не всплыло, он может раскалять его на огне и использовать как кипятильник, утюг или грелку, он может им, в конце концов, банально забить гвоздь.

Именно поэтому если существу не требуется большой мозг, чтобы несколькими простыми ударами изготовить орудие, то больший мозг требуется уже для более разнообразного применения этого орудия.

Если Homo habilis создавали свои рубила не более чем четырьмя ударами, то использовали их они уже всё равно с большим назначением, чем всякий инстинкт позволяет животному. И именно этот аспект (всё расширяющееся предназначение орудия) и требовал дальнейшего и постоянного развития мозга. Уже потомки habilis - Homo erectus - лишь незначительно усовершенствовали каменные орудия (так называемая ашёльская культура), но зато существенно расширили сферу их применения - стали обрабатывать ими шкуры животных, кости и дерево.

Но надо заметить, что и по сей день в среде палеоантропологов (поскольку в их обязанность не входит изучение зоопсихологии и психологии в частности) очень распространена идея о том, что австралопитеки и даже Homo erectus изготавливали свои орудия чисто "инстинктивно". Они делали "инстинктивно" не только рубила и долбила, но и деревянные копья и "инстинктивно" же разводили огонь. Это заблуждение до сих пор очень распространено по причине поверхностности мышления многих исследователей и попросту отсутствия у них малейшей заинтересованности в прояснении этого вопроса.

А некоторые авторы идут и вовсе дальше всех и утверждают даже, что статуэтки палеолитических венер древний человек также изготавливал "инстинктивно" - об этом прямо заявляет популярный психолог В.И. Искрин ("Происхождение палеолитических венер" // "Санкт-петербургский университет", 2008, N 3). Он пишет: "Все данные - и исторические факты, и исследовательская логика - говорят за то, что еще наши далёкие животные предки, не на разуме, а на инстинкте, сумели выработать брачный обряд, центральным моментом которого стало использование сексуально-отказных статуэток".

То есть понимаете, все сомнительные "исторические факты" и столь же сомнительная "исследовательская логика" говорят об инстинктивном характере изготовления статуэток?

Статуэтки делались инстинктивно... Это невероятная "исследовательская логика", конечно.

Что характерно, никаких упомянутых "исторических фактов" Искрин дальше, собственно, не приводит. Вопрос об инстинктивности производства статуэток, в статье в принципе не рассматривается, а лишь голословно постулируется в самом её начале, что кажется автору достаточным.

Грош цена таким работам.

Грош цена таким работникам.

Оторви да брось...

Один из немногих здравых палеоантропологов современности Зубов А.А. пишет на тему "инстинктивной" орудийной деятельности древнего человека:

"Совершенствование орудийной деятельности гоминид связано не только с исходным материалом, но также с целесообразностью формы орудий, соответствующей выполняемой ими функции. Описанные выше чопперы олдувайской культуры, несомненно, были полифункциональными орудиями, но они не были единственными в "арсенале" Homo habilis. Исследователи выделяют также "чоппинги" - гальки, обработанные с двух сторон, а также сфероиды - многогранники-камни оббитые с разных сторон. Использовались простые отщепы - сколы с острым краем, как необработанные, так и слегка "подправленные". [...]. Разнообразие орудий - зачаточная стадия полифункциональности инвентаря и указание на нестереотипный характер обращения с предметами. Возрастающее число типов орудий и всё большее их соответствие умножающимся функциям свидетельствует о сознательном (курсив Зубова - С.П.) характере деятельности гоминид. Если принять гипотезу Дарта об остео-одонто-кератической культуре, характеризующейся уже разнообразием форм, связанным с разным назначением предметов, то становится ясным, что ни о каком "инстинктивном" труде (или отборе предметов) предшественников человека и ранних Homo не может быть и речи. Сложный конструктивный, созидательный процесс человеческой деятельности с самого начала был творчеством и отражал высокий уровень развития мозга в отличие от застывших, неизменных, наследуемых форм созидательных действий других животных [...]. На линии эволюции Homo постоянно развивались такие феномены, как обучаемость, передача прижизненного опыта, изобретательская активность, что создавало условия для быстрого подъёма организации вида по магистрали" (Зубов А.А. "Палеоантропологическая родословная человека", 2004).

Орудия были разнообразными уже у протоантропов (австралопитеки), что, как верно и подмечает Зубов, говорит о неуместности применения такого термина, как "инстинкт", для данной сферы их деятельности.

Не в том дело, "сколько ударов" было нанесено при изготовлении орудия, а в том, в какие новые сферы деятельности оно вовлекается. Несомненно, именно с этим (в том числе) и связан дальнейший рост мозга ранних гоминид. Ведь это не что иное, как ход мысли, интеллектуальное движение - именно оно позволяет проследить и понять, что вот здесь и здесь орудие можно применить так и так. Для большинства животных видов это невероятная задача. А вот отбор у человека пошёл именно по этому качеству - по увеличению объёма мозга и общих интеллектуальных способностей. И именно использование каменных орудий в этом деле сыграло ключевую роль. Каким образом?

Да самым простым.

Оставить комментарий © Copyright Соболев Павел Юрьевич (tyfoon@inbox.ru) Размещен: 10/09/2011, изменен: 10/09/2011. 73k. Статистика. Глава: Естествознание Радикальная психология Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Антропогенез как результат непрерывного уменьшения удельного веса инстинктивных актов в поведении ранних приматов

Соболев Павел Юрьевич : другие произведения.

Радикальная психология: 3.5. Антропогенез и деинстинктация