Аннотация: Франческе и спустя годы очень не сиделось на месте. А героиня, знать, оказалась очень внимательным к жизн неконструктором :)
Мерно шуршала вода где-то надо мной, наверное, в номере сверху. Я мельком глянула в зеркало, закрыла глаза и снова сосредоточилась.
Когда я открыла их, сомнений не было. Из зеркальца, что над раковиной, на меня смотрела Франческа Ротондо, знатная авантюристка, профессиональная революционерка-подпольщица, и такая женщина... Было в ней что-то упрямое, гибкое, как сталь, упругое, как тетива, что однозначно позволяло мне сказать - это не я. Но теперь я знала о ней все, что мне было нужно.
Сразу после завтрака я вышла из гостиницы, подождала перед шлагбаумом, пока не спеша проехал на станцию Бруццано двухэтажный состав из центра Милана, и сразу после переезда свернула направо. Я вернулась к зданию, которое впервые увидела накануне вечером, когда мы шли в пиццерию неподалеку от гостиницы.
Кружили и падали на землю белые цветочные хлопья; я разглядывала дом, стоя у бульвара с мороженым. Я узнала, что именно здесь Франческа заключила договор, который стоил многих денег одному миланскому дельцу. Этот случай забросил саму Франческу на край земли, и вернул ее совершенно другим человеком. Это было очень увлекательно, но волновало меня гораздо меньше, чем ее качества переговорщика. Исключительные качества, особенно проявившиеся во время беседы, которая состоялась в этом доме около ста пятидесяти лет тому назад.
Доев мороженое, я вымыла руки в едва струившемся уличном фонтанчике. Где-то глухо ударил колокол. И зачастили автобусы к метро. А я быстрым шагом направилась обратно в гостиницу.
Я смотрела на нее в зеркало. Точно, это была Франческа Ротондо, вне всякого сомнения. Правда, на ней был какой-то нелепый по меркам ее времени кремовый костюм; ну так и что же, мало ли, как приходилось одеваться? Пожалуй, такая могла бы сломить сопротивление, которое мы должны были встретить днем. Было слышно, что в соседнем номере кто-то стучал дверцами шкафа; значит, и мне пора было спускаться вниз, где, вероятно, уже ожидал нас водитель от итальянских партнеров.
Перед отъездом в Италию я случайно услышала сквозь приоткрытую дверь разговор босса с сотоварищем:
- Нет, ты серьезно полагаешь, что она подойдет в качестве переговорщика?
Усмешка босса.
- Витя, ты просто не видишь, что она может. Другое дело, что ей надо стукнуть по башке, чтобы дурь из нее выбить...
Не надо. Мне хватило целого дня в дороге в такой компании, чтобы дурь повыветрилась. И как нам повезло с этим домом... а если бы не с ним, так с другим бы повезло. Не впервой.
- В.В.Ф., генеральный директор, вы знакомы. И Е.Л., менеджер по снабжению... Нет, я этим больше не занимаюсь, я больше вниманию уделяю продажам. Фирма растет... - Коллега, Д.П., на английском, жестикулируя, почти в лицах передавал рост фирмы. Я разглядывала местных партнеров, которых видела впервые: почти благородные, а потому немного некрасивые черты. Они друг другу родственники, кажется, дядя и племянница, или кузен и кузина, быть может. По-настоящему итальянские черты, подумалось мне - лишь потому, что я совсем не знала итальянцев. По крайней мере, до вчерашнего вечера, когда я впервые поняла, кто такая Франческа Ротондо. О ней не писали книжек и не снимали фильмов; но я знала, какой она была, и о ней впору было бы издавать пособия для торговцев и управленцев.
Ветер трепал кудри Франчески на том корабле у берегов Чили, как теперь развевал мои волосы вращающийся вправо-влево вентилятор. Вправо-влево, вправо-влево; итальянцы суетливы, но медлительны. В.В.Ф. начал нервничать и, нахмурившись, о чем-то шептать Д.П. Главное, чтобы он не передумал дать мне слово...
Мы ждали владельца фирмы. А вот он и появился - еще более итальянское, чуть вытянутое, жизнерадостное и немного сонное лицо. Он мало что будет решать, поняла я. Мой главный соперник - управляющий, дядя (или кузен) Маргериты, которая все пыталась говорить с моим боссом по-русски.
Мы уселись за стол в переговорной комнате - Маргерита, ее дядя, я и коллеги. Я прикрыла глаза, доставая папки и бумаги; пусть меня не смутит ни галогеновая лампа, что смотрит в белый потолок, ни стеллажи за спиной, ни немного аляповатая реклама на стене. Франческа, как и сто пятьдесят лет тому назад, сидела в комнате на третьем этаже жилого дома, благосклонно кивала в ответ на предложенный чай, и медленно прицеливалась.
Вводные слова босса не могли сбить меня с толку; но вот его вновь прервали итальянцы своими вежливыми расспросами о перелете и о том, как нам гостиница и что изменилось в Милане... Тем временем, Д.П. пустился в объяснения об объемах продаж, и тем самым выпустил разговор из-под контроля. Поддался на ловкую заинтересованность Маргериты, которая только того и ждала. Из нас троих вменяемой осталась только я... точнее, Франческа.
Не может быть, чтобы босс знал об этой способности; он просто чувствовал ее своим многолетним опытом начальника. Чувствовал, когда говорил обо мне с коллегой, когда выбирал для меня пути дальнейшей работы, когда принимал меня на фирму. Он не раз говорил мне, чтобы я не отвлекалась, не зацикливалась на второстепенном; но сам словно намекал - смотри, впитывай, думай, везде, от аэропорта до последней забегаловки, от магазинчика на углу до приемных важных персон. "Читай, слушай, меньше говори и больше думай. И придумай нам культурную программу на выходной". Я виновато кивала: обязательно, постараюсь. Д.П. снисходительно ухмылялся, и только недоуменно скривился, когда я остановилась, оглянувшись на тот дом на центральной улочке миланского пригорода.
Итальянцы разбежались, вернулись и снова вроде бы собрались разбежаться, когда босс, закончив вводную, передал мне слово. И я тут же поняла, что Франческа не даст мне делать глупостей.
Я начала спокойно и благожелательно. Я изложила вкратце то, о чем упоминал босс, ссылаясь на его слова, на письма партнеров и на то, о чем мы прежде не говорили, но что следовало из сказанного. Уже спустя две минуты стали ясны все проблемы наших взаимоотношений, которые итальянцы могли бы обернуть против нас, не будь за нами первого слова. А они и вовсе перестали задавать вопросы, и даже не собирались никуда уйти; я заметила краем глаза, что Д.П. слушал меня, приоткрыв рот.
- Чего бы вы хотели? - спросил управляющий. Не нужно было переводить на русский или на английский; наверное, я поняла бы эти слова и без Франчески. А уж тем более с ней.
Босс повернулся в кресле; он явно не ожидал, что так выйдет. Признаться, и я тоже. Ну, Франческа... Не спеша, я достала из файла листок с детальным отчетом за полтора года; я знала, в каком порядке сопоставить цифры и факты...
- А вот мы к вам присоединились!
Эту фразу я бы не поняла без Франчески; это был голос владельца фирмы. Главный босс вошел в комнату. Я вежливо промолчала, улыбаясь; полуминутная пауза не помешает, пусть немного осознают то, что Франческа обрисовала им. Но жизнерадостный синьор вошел не один; вслед за ним в переговорную, чуть вытянув шею, заглянул молодой человек моего возраста, немного небритый, в очках, с лохматыми черными волосами.
Я почувствовала, как что-то покосилось у меня внутри, словно пол и потолок на миг поменялись местами (будто на то и указывал развернутый вверх галогеновый светильник). И случилось это не со мной, а именно с Франческой Ротондо.
Пока все вновь вставали, пересаживались и приветствовали друг друга, я, не снимая улыбки, пыталась вспомнить, разузнать, что это означало. И когда мы вновь расселись по местам, и все посмотрели на меня выжидающе, поняла.
Франческа бросила революцию. Франческа больше не хочет играть в авантюристку. Она хочет убежать в Швейцарию. Ей нужно только забрать поддельные документы поздним вечером, на платформе станции Бруццано, под светом скрипящего на ветру фонаря.
А вот он всего этого не хочет. Он скучает. Он декадентствует, чуть опережая свое время; это войдет в моду лишь пару десятилетий спустя. Он еще не знает, что рушатся на биржах акции металлургических заводов, что будущая гордость ломбардской промышленности под угрозой, что десятки итальянских имен, которые будут воспеты при всех коммунистических режимах, могут остаться в неизвестности, оттого что Франческа выпустила нити, замыкавшиеся на ней, из рук. А если пока не выпустила, то опустила руки и выжидающе смотрит на него - пока все смотрят на Франческу.
Меня охватила паника; я поняла, что пока моя союзница Ротондо взяла тайм-аут на неясный срок, мне не справиться одной. Но меня вдруг охватил жгучий интерес - а что же было дальше?
Был лишь один способ узнать это: продолжать. И я старалась продолжать, хотя Франческа вместо того, чтобы вдохновенно обводить взглядом переговорщиков, то и дело поглядывала на Альберто. Альберто! Его даже представить забыли, но я знала, что это сын владельца фирмы - как был он чьим-то сыном сто пятьдесят лет назад, когда его тоже звали Альберто.
Босс первым почувствовал неладное и неодобрительно засопел; а за ним Маргерита взглянула на меня с легким сочувствием. Ее дядя вытянул губы; он собирался что-то сказать, задать один из тех убийственных вопросов, которые так выбивали меня из колеи даже в переписке...
Еще полминуты, подумала я, и все обрушится. А тогда-то что случилось дальше? Это беспокоило меня едва ли не больше, чем то, что могло случиться с ходом наших переговоров.
Вдруг я остановилась, глядя прямо перед собой, в глаза дяде Маргериты. Он даже передумал задавать свой вопрос; на него смотрела не я, а Франческа. И она больше не обращала внимания ни на галогеновую лампу, ни на бумаги, ни на Альберто.
Остальное могло бы быть делом пары минут, но из взаимной вежливости мы трещали с итальянцами еще часа два, и позволили сводить нас в ресторан (очень кстати, впрочем), и лишь после обеда закрепили достигнутые договоренности. Больше, чем можно было ожидать; нашлось место и для пожеланий Д.П. касаемо продвижения продукции, и для вопросов В.В.Ф. о производстве и обслуживании. Мы прошлись по цехам и по складу; Франческа немного расслабилась, и я подумала, что мы могли бы и расстаться.
На обратной дороге я долго думала, удастся ли нам разойтись мирно. Был со мной случай, когда одна склонная к депрессии концертмейстерша (тоже знатная переговорщица) моими руками чуть не выкинула в окно нашей переговорной половину мебели. И хотя это было после ухода гостей, нервы я себе и коллегам попортила изрядно...
С Франческой не было проблем. Я почти не сомневалась в этом, когда мы вновь присели в пиццерии на углу. Мы молчали; каждый переваривал прошедший день, а мы с Ротондо анализировали, каждая по-своему, - насколько это напоминало историю со стачками в концерне Д.?
- Ты не шутишь? - переспросил босс, словно проснувшись. - Ты правда будешь пиво?
- Да, - произнесла я не без труда, а повторила тверже. - Я точно буду пиво.
Это были первые из многих слов, которые сказала я, а не Франческа. В тот же миг мы расстались - Ротондо была в еще худшем ступоре, чем при виде Альберто.
Ведь я-то знала о ней все. И знала, что она на дух не переносит пива...
- Слушай, - сказал Д.П., прогулочным шагом направляясь к гостинице, - а это что такое? Этого тут не было...
Я прищурилась. На доме по другую сторону улицы, в котором я никогда не была, но который теперь хорошо могла представить себе изнутри, сияла неоновая надпись: