* * *

Пока мы здесь, пока мы пьём из чашек
Дымящиеся терпкие составы,
За стенами качнётся и ударит
Тот самый ветер, прижимая травы,
Расплющивая тонкое железо,
Швыряя в землю хрупкими ветвями,
Пришедший выметать, свистеть по срезу,
А если мы готовы - и за нами.

Или не взять, но вымести до донца,
От самых глаз до глиняного днища,
От самого (невидимого) солнца
До древнего пустого городища.
Перед собой гляжу и обмираю.
Ни в руку взять, ни перебрать страницы.
Давлением прижато тело к краю,
И оттого же - там - немеют птицы.

Большой, шершавый, старый дом опешил,
Как будто первый раз ему такое.
Вся дрянь, которой год его обвешал,
Сдаваясь, исчезает в общем вое.

Рыдая, надрываются шакалы
На берегу невидимо и звонко,
Плетут узор, перемежают шквалы
Так страшно, так похоже на ребёнка.
И весел плач, и, стелясь, подступает,
Дразня собак, играя с ветром пару
И с тем, что в клочьях туч напоминает
Подбитую, притушенную фару.

Здесь, в доме, тоже весело и страшно.
Я шарю удивлённою рукою,
Не глядя, по стене, чтобы пространство
Ответило немедля темнотою.
Но мир в окне до самой тонкой ветки
Как светом электрическим просвечен.
Он долго не позволит смежить веки,
И сон придёт под утро, незамечен,

Когда от ветра воздух станет тонок,
Ещё готов выдерживать порывы,
Но ветер, наигравшись как ребёнок,
Развоплотится в такты и наплывы.

Над утренней чуть светлой полосою
Деревья руки вытянут устало,
И ветер, усмехнувшись, с быстротою
Немыслимой дойдёт до перевала.

Свет завладеет всем стеклом оконным,
Пока мы пьём дымящуюся воду
И смотрим с пониманьем затаённым,
Как что-то в нас выходит на свободу.



* * *

Я сны разгадывать не смею,
Но только станет свет неявен,
Ночная бабочка, нимфея,
Мерещится уже вне яви.

Освобождённый от конвоя,
Дух отлетает в одиночку.
Скользит над новою землёю
Сознанье, собранное в точку,

И смотрит разум удивлённый,
И приложенья не находит.
Свободно дух новорождённый
Один в пустынном мире бродит,
Пока сосуд его смирённый
Чуть слышно веками поводит.



* * *

Моя пугливая природа
Всечасно утешений просит.
Одно какое-нибудь слово
Как заклинанье произносит,

И вдруг дыхание пустыни
Меня касается рукою,
И думаю о бедуине
С глазами, полными покоя.

Он под защитой странной лени -
Он так и вырос вместе с нею -
Неотделим от света, тени,
Верблюда, выгнувшего шею
Под неразборчивое пенье
В шерстинках ветра-суховея.



* * *

По резкому ночному небу
Ноябрь пишет непогодой,
Драконам города и снегу
Грозит нечаянной свободой,

Он растревожил как хозяин
Существ рождения и смерти,
С ним кто-то движется с окраин,
Скользит, и мачтой небо чертит.

А двое в абажурной тени
Как бы совсем не замечают,
Что мир уж полон всеми теми,
Кого по осени встречают,

Зачем-то радио включают;
Но разговаривают тише.
Над мачтами флагшток качает
Звезду, но видно только с крыши,
Что эти звёзды означают.
Глядишь - и взгляд уходит выше.


* * *

Если будет мой голос негромок
И исчезнет однажды вдали -
Пусть услышит духовный потомок
Отдалённое эхо земли,
И потом, когда новые пряди
Ивы к той же воде припадут,
Пусть мои записные тетради
Этим прядям листы отдадут.

Если ж память уходит под воду -
Пусть вода затаится и ждёт,
И когда, вторя мне, сумасброду,
Этот дальний к воде подойдёт,
Пусть воды всколыхнётся прохлада,
И поднимется память со дна,
И проступят сквозь "нет" и "не надо"
Золотые её письмена.



* * *

Мне незнаком твой облик, мне знакомо
Лишь то, что было и во всём искомо.
Лишь то, что слитно в яви и во сне, - 
Рождает отклик медленный во мне.

Я пристально черты тогда читаю,
И вижу, что лица не разбираю,
И что перед завесой бытия
Лишь тень смешная движется твоя.

Пока завеса тянется и длится, 
Пусть время наши обобщает лица,
Впечатывает общие черты -
Немного "я" в совсем чужое "ты".
И, постигая мира измененье,
Вдруг оживает, вздрагивая, зрение,
Спешит уйти за видимого круг -
Вот там-то мы и связаны, мой друг,

Но тут же мир вбирает нас обратно,
Затем, что есть как будто зверь привратный,
Он спит, согласно правилам игры
Прижавши край завесы до поры.


Духов день

    Said the straight man
    To the late man:
    Where have you been?

    (King Crimson)


- Ну, что же ты видел? Ты с Ним говорил?
Быть может, Он не ответил?
- Нет, нет, Он и голову наклонил,
Но лик Его слишком светел.

Его голова доставала до звёзд
Сквозь небо, и солнце, и выше,
А в храме на Троицу маленький дрозд
Свистал на разрушенной крыше,

Семь батюшек строгих кадили ему,
О ветки шуршали их ризы,
И свет проливался туда, в полутьму,
На камень, от сырости сизый,

На лица - и пел удивлённый приход,
Полсотни песчинок от моря, -
И дрозд выщебетывал свой перевод,
Их пенью старательно вторя.

И батюшки брызгались от души,
Три веничка в воду макали,
И брызги хлестали по коже в тиши,
И лица от смеха дрожали.

- Ну что же ты делал, куда ты ходил,
Знамения видел какие?
- Не знаю. Я воду свячёную пил
И стебли держал золотые.

(2002, Буково.)



* * *

Пламя сдули. Пахнет парафином.
Гости тоже клонятся ко сну.
Ближний шарик жарким апельсином
В ёлочную катится страну.

За столом возня, бубненье, толки.
Телевизор выплыл, да зачах.
Тише, тише, кажется от ёлки
Музыка расходится в лучах.

В пепельницах тлеют головешки,
Раздувая вдруг до костерка
Паузу, подаренную в спешке
С красками и с зайцем из мешка.


* * *

Как будто что-то пережилось -
И дальше.
Тоска сегодня вчерашних слёз
Не жальче.
Снялось, отхлынуло и ушло
С ног в землю.
Не вздрагиваю, не тяжело.
Приемлю,

А кроме прочего, пусть велико
Именье,
Укореняется в нём легко
Забвенье,
И это свойство их нам подчас
Как милость.
Жглось, разъедало, и вдруг на раз
Забылось,

Как будто вылетел самый дух
Из комнат.
Твержу безгласно и даже вслух -
Не помнят.
Переменили ли облик свой
Предметы:
Ни слова прошлого, ни одной
Приметы,

Лишь сердце держит в себе печать.
Бледнее
Его желанья, зато печаль
Вернее,
И взгляд острей, и проходит сквозь,
Не судит.
Как будто взгляду передалось,
Что будет.


Дорожная песня

Блажен, кто мир своим
От века почитал.
Тот миром был храним
И страха не узнал.
Как птица напевал,
Как ветер мог вздохнуть,
Он с песней выступал
Под вечер в дальний путь,
И палки он не брал:
Зачем она ему?
Кто б с палкою шагал
По дому своему?

И тот благословен,
Кто землю полюбил.
Тот помощь всякий день
В дороге находил,
А ночью приютят
И корни, и трава,
Из горла полетят
Весёлые слова.
Где слово прорастёт,
Там выпадет роса,
И с солнцем попадёт
Опять на небеса.

Блажен, кто знал, зачем
Мы в мире рождены.
Его глаза совсем
От снов ограждены.
Когда проходит он,
И ветер не качнёт
Цветка у ног его,
И птица не вспорхнёт,
Но песенкой своей
Рассыплется в ветвях.
Кто знает, что мы ей,
Тому неведом страх.



* * *

Щенком кидался мир безродный
Под ноги Яблочного Спаса,
Телёнок матери безрогой -
Рогатый месяц - в небе пасся,
Дышали тёплыми парами
Смешные ноздри чернозёма,
Над ними горы подпирали
Небесный свод как крышу дома.
Он шёл, лесные насажденья
За ним как овцы шли гурьбою.
Он размышлял о дне рожденья
И трогал небо над собою,
Где звёзды бледные, как плошки,
Над горизонтом разгорались,
И ветра тёплые ладошки
Трепали яблочную завязь,
И было в мире всё возможно,
И, остановленный минутой,
Его Спаситель осторожно
Шептал: "Смотри, не перепутай".
И шла по краешку зарница
Как знак на новом переплёте,
Или как новая страница
И крик "Своих не узнаёте!"
И потянулись караваны
От колыбели к Воскресенью,
И вспять, и видеть было странно,
Как люди учатся забвенью.



***

У Бога все перечтены:
Травинки, бабочки и мошки
Кора, ольховые серёжки
И дом паучий на окошке -
Все на примете, все нужны.

Но оттого ещё трудней
Быть на земле, ступать по травам
И с теми, кто живёт на ней,
Пожизненным делиться правом,

И быть собой, и слышать стон
Свой собственный, как от удушья,
И вдруг понять, что это сон,
Усаживаясь на подушке,

Что вот и лампа, и комод,
И, вглядываясь осторожно,
Додумывать: и в этот год
Пока ещё дышать возможно,

И понимать, что город спит,
И, вслушиваясь в зуммер ночи,
Шептать: ведь ни один, мой Отче,
В конечном счёте не забыт?

(Но сам забудешь, только свет),
В проём окна глядеть сквозь влагу,
Всё мять какую-то бумагу
И вспоминать, что смерти нет.

Тот, Кто сказал, что не умрут, -
Не то, чтобы Он не был понят,
Но как понять, когда несут,
И опускают, и хоронят.

И наступает тишина,
Когда платок последний роздан, 
И вдруг восходит жизнь со дна,
И как питьё холодный воздух,

И на деревьях дивный свет.
Наверное, так видят дети,
И сразу знают: смерти нет.
Все сочтены, все на примете.


2002-2003, Нижний Архыз