Его милость был вне себя. Со сдерживаемым бешенством он смотрел на Крома, не смеющего поднять на хозяина глаза.
- Значит, вы просто уехали и оставили её в таверне??
- Ваша милость, там был ведьмак. Он превратил наше оружие в ржавую пыль. Мы ничего не могли сделать.
Ржавые обломки мечей валялись на ковре посредине кабинета. Лорд Нежин в гневе пнул их ногой. - От вас не требовалось нападать на него с оружием!! Чтоб Мрачный Косарь и все его нечистики побрали вас, дармоедов! Если бы вы вели себя вежливо с ним и девушкой, она уже была бы здесь! А ты, наверняка, тащил её и угрожал плетью! Он вынужден был вмешаться, болван ты этакий! - Он помолчал, собираясь с мыслями: - что было дальше, рассказывай, пока я не приказал выпороть тебя!
Кром поёжился: - мы, ваша милость, на следующий день опять в таверну пришли, а хозяин, наглый такой, вначале вообще не хотел разговаривать. Я его малость припугнул, ну, он и сказал, что девушка и ведьмак ушли, а куда - он не знает. Я думал, они так, по городу шляются, вернутся к вечеру, у городских-то ворот все кареты осматривают и всадников проверяют, чтобы, значит, девчонка в мужской одежде не проскочила. Градоправитель-то распорядился, я на вас сослался. Но они так и не появились. Городские стражники потом сказали, что через ворота всего четыре кареты проехало, а остальные всё подводы были. Рыбу везли, мясо..., крупу какую-то. - Кром замолчал, подобострастно глядя на хозяина.
Тот поморщился: - ну, дальше!! Какие кареты, куда ехали? Подводы куда направлялись? Шевели мозгами, не то я плетью твой мыслительный процесс ускорю!
Стражник переступил с ноги на ногу: - а кареты, ваша милость, всё знатным да известным людям принадлежали: - супруга градоправителя с дочкой в гости изволили отбыть, потом лекарь ихний вроде как к любовнице поехал, ещё настоятельница монастыря, матушка Рамона с сёстрами к источнику поехала, начальник городской тюрьмы с семейством тоже отбыл. А груз на подводах стражники палками потыкали и так, руками, поворошили.
Лорд Нежин совершенно успокоился: - как ведьмак выглядел, можешь описать?
- Парень не шибко заметный, - Кром пожал плечами, - ростом пониже меня будет, но жилистый, а взгляд нехороший, тяжёлый, прямо к земле гнёт. Брови чёрные и волосы тоже. Ещё губы помню, тонкие, ехидные, он их всё кривил, улыбался вроде как. Одежонка на нём совсем плохая, затрёпанная, грязная, наёмники и то лучше одеты.
Отпустив Крома, его милость задумался. В королевстве Семи Холмов он знал только одного ведьмака и по описанию тот вполне подходил, но что он делает так далеко от столицы? Может, приехал навестить родственницу? Лорд Нежин усмехнулся и покачал головой. Нет, едва ли. А настоятельница - то какова, а? Та ещё любительница приключений.
****
Уже два часа на дороге, ведущей в столицу, мягко покачивалась роскошная карета. Сидящая на сиденье, оббитом малиновым бархатом Констанца, украдкой посматривала на полную пожилую женщину в чёрном монашеском одеянии. Настоятельница женского монастыря святой Рубекии, матушка Рамона, ответила ей спокойным, безмятежным взглядом и вновь углубилась в чтение какого-то романа.
Констанца заново переживала все события вчерашнего дня.
Она лежала, притиснутая к телу наёмника его тяжёлой рукой и пребывала в глубокой растерянности. Её немного сердило, что он обращается с ней, как с маленькой девочкой, но она не смела протестовать. Даже себе она не хотела признаться, насколько это приятно, и какое облегчение доставляет тот факт, что заботу о ней в такой нелёгкой ситуации принял на себя взрослый и уверенный в себе мужчина. Внутренний голос шептал ей, что в его бескорыстие верится слабо, и она уже обожглась, безоговорочно поверив лорду Нежину, но Констанца старалась прогнать эту мысль.
В какой-то момент, пригревшись, она задремала, но сразу открыла глаза, когда её спаситель убрал руку и откатился от неё к стене. Она села на кровати. Он смотрел на неё, и смех искрился в его глазах.
- Ну что же, Констанца, пора приниматься за дело. Уже вечер, а нам обязательно нужно уехать завтра и, желательно, пораньше. Сейчас мы будем ужинать, а потом я уйду. Постараюсь вернуться побыстрее, но не обещаю. Ты должна закрыться в своей комнате и никому не открывать. Ты поняла? Что бы тебе ни говорили - не открывай. Исключение можешь сделать лишь для Линдсея. Его можешь впустить.
- Ален, вы обещали... Что ответите на мои вопросы...
Он недовольно поморщился: - у нас очень мало времени. Пойдём в обеденный зал, и пока накрывают на стол, ты спросишь всё, что хотела.
Констанца смутилась. Не могла же она сказать ему, что у неё совсем нет денег. - Я не хочу есть, Ален. Можно, я просто посижу с вами, пока вы ужинаете?
Он внимательно посмотрел на неё, но ничего не сказал. Они спустились вниз и сели за облюбованный наёмником столик. Девушка оказалась спиной к дверям, а у него сзади была стена.
К ужину в таверну набралось много народа. Торговцы, наёмники, мастеровой люд. Подавальщица торопливо носила по залу тяжёлые подносы с тарелками и большими кружками. Ей помогал сам хозяин. Он сразу же подошёл к ним, склонившись к наёмнику, тихо сказал: - всё готово.
Ален кивнул: - хорошо. Линдсей, принеси нам что-нибудь поесть. Потом я уйду, боюсь, что надолго. Присмотри, чтобы Констанцу никто не беспокоил.
Хозяин таверны внимательно посмотрел на девушку. Ей стало неловко, она хотела возразить, что не хочет есть, но не успела. Мужчина отошёл. Вскоре он вернулся с подносом. Ален поставил перед Констанцей большую тарелку с целым жареным цыплёнком, рядом такую же - с овощами. Следом на стол перекочевало блюдо с копчёной рыбой, хлеб, свежие сладкие булочки, кувшины с вином и подогретым сидром, в маленьких глиняных горшочках мясо, тушённое с грибами. От запаха блюд у девушки рот наполнился слюной. Она постаралась незаметно сглотнуть. Всё же уже несколько дней она жила впроголодь.
Не обращая на неё ни малейшего внимания, наёмник навалился на еду, так же широко расставив на столе локти, но при этом умело орудуя ножом и вилкой.
Она не знала, как ей быть. Отодвинуть тарелку было бы, пожалуй, невежливо. Кроме того, ей очень хотелось есть, но мысль об отсутствии денег повергала её в трепет.
Проглотив очередной кусок и, по-прежнему не глядя на неё, наёмник пробормотал: - ешь, глупышка!
И Констанца сдалась. В конце концов, они же договорились, что она расплатится, когда станет работать и получать деньги.
Она дождалась, когда Ален сыто откинется на спинку стула, опять пожёвывая веточку из вазочки на столе и внимательно оглядывая зал.
- Ален, можно мне вас спросить...?
Он перевёл на неё насмешливые чёрные глаза: - да, Констанца, я ведьмак, но слабый. Так, по мелочи, никакого серьёзного колдовства. Стражников там напугать, муху на расстоянии взглядом убить, заставить лошадь всадника сбросить. И да, с Линдсеем мы знакомы много лет. Он мой... впрочем, подробности тебе знать ни к чему. Что ещё ты хочешь узнать?
Ей хотелось узнать о нём многое: сколько ему лет, где он живёт, женат ли, но она видела, что он торопится. Поэтому Констанца вежливо улыбнулась и сказала, что больше не знает, что спросить. Ей показалось, что он облегчённо вздохнул.
Потом Ален ушёл, снова строго-настрого наказав никому не открывать.
Он вернулся поздно ночью. Констанца не спала, ей было тревожно. Она удивилась своему беспокойству за чужого малознакомого мужчину. Ей рисовались самые ужасные картины. То она представляла Алена, окровавленного, лежащего на земле, на тёмной улице. То ей виделось, что стражники лорда Нежина донесли на него, и он, избитый, в разорванной и ещё более грязной, одежде, валяется на каменном полу в мрачном подземелье.
Когда он, наконец, постучал в дверь и назвал её по имени, девушка от облегчения чуть не расплакалась. Он удивился радости, с которой она встретила его, но лишь велел собрать вещи и перейти в его комнату. На её вопросительный взгляд жёстко сказал: - тебе придётся спать в моей постели, если не хочешь вернуться к лорду Нежину, - потом добавил, увидев, как испуганно она опустила глаза: - Констанца, поверь, я не кусаюсь, тебе ничего не грозит.
Таким образом, они опять спали на одной кровати, только Ален велел ей ложиться у стены. Сам лёг с краю, прислонив к изголовью вынутый из ножен меч. Они, конечно же, не раздевались, и если наёмник
уснул, едва коснувшись подушки, то Констанца долго смотрела в темноту.
Всё же под утро она уснула, а проснулась оттого, что Ален осторожно освобождался из её объятий. Она почувствовала, что крепко прижимается к нему, обнимая за шею, её нос и губы касаются его щеки, а голова покоится на плече.
В ужасе Констанца села на постели. Наёмник хриплым со сна голосом засмеялся: - ты мне всё плечо отлежала! Выспалась?
Ей было ужасно стыдно. Что о ней подумает мужчина? Она чувствовала, что краснеет и просто не знала, куда девать глаза.
Продолжая улыбаться, Ален встал с кровати и направился за ширму. Она слышала плеск воды и поёжилась. За ночь комната выстыла, вода тоже была очень холодной.
Он вышел, обнажённый по пояс, продолжая растираться грубым льняным полотенцем. Капельки воды блестели на его плечах.
Констанца отвела взгляд. Было стыдно смотреть на полуобнажённого мужчину. Тем не менее, она успела заметить, как ладно он сложен, как перекатываются мускулы на его руках и груди. Ещё её взгляд зацепился за шрамы, один из которых, длинный, пересекал гладкую кожу на спине от левой лопатки вниз, почти до пояса.
Ален бросил ей другое полотенце: - бегом, Констанца. У нас совершенно нет времени. - Он хохотнул: - а ведь я рассчитывал задержаться у Линдсея на пару дней. Отдохнуть, отоспаться, вымыться, наконец!
О, Всеблагой! Она хорошо понимала, что повесилась на шею незнакомому человеку, у которого имеется своя жизнь, свои планы, которые она успешно нарушила: - Ален ..., мне, правда, очень стыдно, что я вторгаюсь в вашу жизнь... и - она подняла глаза и жалобно посмотрела на него, - у меня даже нет слов, чтобы сказать, как я вам благодарна за своё спасение!
Он скривился: - Констанца, бегом! Нам нужно ещё позавтракать и переодеться, так что поторапливайся.
Она юркнула за ширму. Холодная вода обжигала, но девушка мужественно поплескала её в лицо и быстро вытерлась сдирающим кожу полотенцем.
Наёмник стоял у окна, вглядываясь в темноту. Они быстро спустились вниз, в слабо освещенный обеденный зал. На их столике уже стояли тарелки с тушённым в сметане кроликом, отварным картофелем, неизменными овощами.
Ален быстро прошёл на своё место, придвинул к себе еду, хмуро посмотрел на девушку: - побыстрее, Констанца. Сейчас не до церемоний.
Сконфузившись, она села, неуверенно взяла вилку. Он торопливо ел, не глядя на неё. Подчистив свои тарелки, глянул на стол и поманил пальцем Линдсея, дремлющего у стойки: - заверни во что-нибудь этого несчастного кролика. Она его в дороге съест, как проснётся.
Улыбаясь, Линдсей сказал: - Ален, я же уложил для вас продукты, как ты велел!
- Неважно, это тоже туда, лишним не будет.
Хозяин таверны пожал плечами и отошёл.
Время для Констанцы понеслось вскачь. Почти бегом наёмник вернулся в свою комнату, постоянно поторапливая девушку. Она увидела на стуле два больших узла, которых не было, когда они уходили. Констанца вопросительно глянула на мужчину, но он лишь удовлетворённо кивнул головой. Бросив ей узел поменьше, приказал: - Быстро переодевайся.
Он подхватил второй и скрылся за ширмой.
Констанца развязала концы плотной чёрной ткани и удивлённо уставилась на одежду. Потом осторожно её развернула. Просторное чёрное одеяние монашки, наглухо застёгивающееся под горлом, с капюшоном. Чёрный капор, напоминающий присборенный платок, один конец которого пришит к неширокой белой полоске ткани, плотно охватывающей лицо. Такой же чёрный монашеский плащ.
Девушка стала торопливо одеваться, натягивая одежду прямо поверх собственных треконды и брюк. Завязав под подбородком белые тесёмки капора, она присела на стул. Ждать пришлось недолго. Тихое шипение и негромкие неприличные ругательства свидетельствовали о том, что наёмник примеряет какой-то наряд.
В следующую минуту Констанца от изумления потеряла дар речи. Ален вышел из-за ширмы тоже в одежде монашки. Из наглухо застёгнутых манжет длинных рукавов торчали большие мужские ладони. Белая тесьма капора плотно облегала вокруг лица, опускаясь до самых глаз, скрывая густые чёрные брови. Лицо покрывала какая - то матовая сероватая мазь, - чтобы скрыть пробивающуюся чёрную щетину, - догадалась девушка. Она прыснула и тут же зажала себе рот, стараясь унять смех. Наёмник недовольно покосился, но ничего не сказал, лишь накинул поверх капора капюшон, отбрасывающий на лицо тень.
Мельком осмотрев Констанцу, он кивнул ей и быстро пошёл к двери.
К удивлению девушки, Ален не стал спускаться в обеденный зал, а направился в конец коридора, где толкнул такую же, как и все остальные, дверь. За ней открылась узкая крутая лестница. Наёмник торопился и пару раз, наступив на длинный подол, поминая Чёрного Косаря и всех нечистиков, с трудом удержался на ногах. Глянув на Констанцу, он тоже подобрал спереди одеяние и, продолжая ругаться, устремился вперёд.
Наконец, лестница кончилась и Ален, а вслед за ним Констанца, толкнув дверь, вышли на улицу. Они оказались в глухом переулке за таверной. Выход из него перегородила небольшая карета, запряжённая парой лошадей. На облучке, ссутулившись, дремал кучер.
Бесцеремонно схватив девушку за руку, мужчина почти бегом кинулся к ней. Он рванул дверцу и, схватив Констанцу за талию, приподнял её и втолкнул внутрь. Следом вскочил сам и быстро захлопнул
дверцу за собой, успев крикнуть кучеру: - поехали!
От рывка кареты девушка упала на сиденье. Прямо перед собой она увидела внимательные глаза на полном, без единой морщинки, лице. А потом разглядела и саму женщину в монашеском одеянии с белым капором, знаком принадлежности к высшей иерархии служителей Всеблагого. Растерявшись, Констанца попыталась встать, стукнулась головой о потолок кареты, снова упала на сиденье и, в смущении, хотела сползти на колени перед монахиней. Та тихо удержала её, и перед своим лицом девушка увидела протянутую ей мягкую белую руку. Она поцеловала её, а, разогнувшись, с изумлением наблюдала, как наёмник торопливо сдёрнул с головы капюшон и капор, невежливо схватил монахиню за пальцы, сначала прижался щекой к ладони, а потом поцеловал. Констанца поражённо увидела, как монахиня грустно улыбнулась, погладила грязную склонённую макушку, а потом, наклонившись, поцеловала! Тихо спросила: - Ален, Ален, куда ты влез на этот раз?
Он разогнулся, насмешливо сморщил нос: - позволь представить тебе Констанцу. Констанца, познакомься с настоятельницей монастыря святой Рубекии матушкой Рамоной! - Он расхохотался, вскочил, обнял монахиню: - и, по совместительству, моей родной тётей!
Настоятельница улыбнулась ему, как шаловливому малышу, а потом перевела взгляд на девушку: - мы поговорим чуть позже, если ты не возражаешь, Констанца. Скоро городские ворота. Возьмите молитвенники и сосредоточьтесь на молитвах.
- Тётя Рамона!
- А уж тебе-то, Ален, сам Всеблагой велел молитвенник хотя бы в руках подержать!
Наёмник фыркнул, но подчинился. Пассажиры склонились над раскрытыми книгами в чёрных переплётах, низко надвинув на лоб капюшоны монашеских одеяний. Настоятельница погасила один из двух фонарей, освещавших внутренность кареты.
Вскоре в крышу постучал кучер. Он сообщал, что карета подъезжает к городским воротам.
Лошади остановились, дверца открылась. Мужской голос сказал: - прошу великодушно простить, матушка Рамона! По приказу градоправителя мы проверяем всех, выезжающих из города.
- Понимаю вас, данн. Не думаю, что вы должны извиняться за честное исполнение долга. Мы с сёстрами едем поклониться источнику святой Рубекии и набрать целебной воды.
Констанца просто физически ощущала взгляд, которым её окинул стражник. Затем он сказал: - благословите, матушка! - и наклонился к руке настоятельницы. Та очертила над его головой знак Всеблагого - треугольник, заключённый в круг, и прошептала:
- пусть хранит тебя святая Рубекия!
После этого стражник пожелал им счастливого пути, и дверца захлопнулась.
- Фу-у-у, тётя Рамона, ты спасла нас от крупных неприятностей! - Ален с омерзением содрал с головы капор, обращаясь к Констанце, сказал: - менять одежду пока не будем. К вечеру пересечём границу Кремонского лордства, тогда и снимем эти тряпки.
Но к концу дня они всё ещё были во владениях лорда Нежина. Несмотря на нетерпение Алена, настоятельница категорически отказалась заставлять кучера погонять лошадей. Констанца подумала, что матушка Рамона права. Неторопливо едущие монахини не привлекают внимания, тогда как мчащаяся карета всегда притягивает любопытный взгляд.
Вечером путники подъехали к высоким глухим воротам на окраине небольшого городка. Кучер соскочил с козел и рукоятью кнутовища постучал в небольшое, закрытое металлической заслонкой, окошко. Спустя некоторое время оно открылось, и в нём показалось бородатое мужское лицо. Глянув на карету, мужчина что-то пробормотал и захлопнул заслонку, а спустя минуту ворота заскрипели и медленно открылись. Кучер взял лошадей под уздцы и повёл их во двор. Проезжая мимо открытой створки ворот, Констанца увидела монаха, согнувшегося в поклоне до земли. Она поняла, что они приехали в мужской монастырь.
Карета остановилась, кучер открыл дверцу. Матушка Рамона, а вслед за ней Ален и Констанца ступили на вычищенный от снега, мощёный гладкими каменными плитами двор. Навстречу им от длинного приземистого здания монастыря уже спешил высокий дородный мужчина в тёплом меховом плаще поверх чёрной монашеской рясы. Концы его высокого белого клобука развевались за спиной.
- Матушка Рамона! - Он притянул настоятельницу за руки и расцеловал в обе щёки. Женщина чинно ответила на поцелуи, приложившись к гладким румяным щекам встречающего:
- батюшка Михасий, благополучен ли ты, свет мой?
Настоятель расхохотался густым сочным басом: - да что мне сделается, матушка! Святой Амвросий нас с братией бережёт!
- Ну - ну, - настоятельница усмехнулась, - не позволишь ли ты мне с сёстрами переночевать в твоих гостевых покоях? Мы направляемся к святому источнику, но не успели добраться засветло.
- Добро пожаловать, в нашу скромную обитель, святые сёстры! - Настоятель Михасий посмотрел на стоящих у кареты монахинь. Они низко поклонились ему, потупив глаза и спрятав руки в рукава мешковатых одеяний.
Вскоре они сидели в уютной комнате гостевых покоев мужского монастыря святого Амвросия. Скромно обставленная не новой мебелью, она, тем не менее, была чистой и тёплой. Две двери в противоположных её стенах вели в такие же чистенькие бедные спальни. В каждой из них стояло по две узких кровати, застланных бельём из грубого отбелённого холста. Голый каменный пол, тонкое вытертое одеяло, стол под домотканой тёмно-синей скатертью и два жёстких деревянных стула. За ширмой - таз и кувшин с холодной водой.
Заглянувший в одну из комнат Ален присвистнул: - ну и ну! Хуже, чем в таверне! Тётя Рамона, что, монастырь святого Амвросия на самом деле такой бедный?
Та улыбнулась: - Ален, это комнаты для вас, чужих. Вы должны с благоговением взирать на скудость и аскетизм, с которым живёт братия. Считается, что женские монастыри более подвержены соблазнам, а вот в мужских нечистики не имеют никаких шансов заполучить грешную душу. - Она хмыкнула и весело добавила: - но вот если бы я приехала одна, то жила бы в покоях с толстыми дамьянскими коврами и спала на постели с бельём из нежнейшего хлопка и под пуховым одеялом.
Ален засмеялся: - надо полагать, кормить нас станут холодной кашей без масла, сваренной на воде!
Монахиня не успела ответить. В дверь постучали и, получив приглашение, вошёл отец - настоятель.
- Ну что же, гости дорогие, не обессудьте, в вашем-то монастыре побогаче будет, а мы с братией плоть умерщвляем, дённо и нощно молимся Всеблагому и святому Амвросию, чтоб отринули люди мерзость богатства и довольства благами мирскими! - Он размашисто очертил знак Всеблагого. Ален негромко хмыкнул. Отец Михасий покосился на него и сказал: - ужин вам сюда принесут, дабы лик ваш не смущал душевное спокойствие братии. А тебя, матушка Рамона, я приглашаю к себе в покои, разделить со мной мою скромную трапезу.
Констанца украдкой, недоверчиво поглядывала на монаха. Как-то не походил он на человека, умерщвляющего плоть. Громадный колышущийся живот, тройной подбородок, уютно устроившийся на широкой груди, гладкое розовое лицо человека, любящего много и вкусно поесть.
Настоятельница улыбалась: - батюшка Михасий, прости за то, что ввели тебя в заблуждение. Во дворе-то ты не один нас встречал! Это не монахини, а Ален и с ним девушка, которую он... опекает.
Монах растерянно сел: - Ален??
Тот поднял голову, стянул с себя капор, криво улыбнулся настоятелю: - благословите, батюшка Михасий и за обман простите!
- Да... как же..., Ален..., откуда ты..., почему..., - он машинально осенил наёмника знаком Всеблагого, подал руку для поцелуя. Тот прикоснулся губами к пухлому запястью:
- дела у меня тут были, святой отец. Теперь вот надо бы в столицу, но так получилось, что нас с Констанцей, - он улыбнулся девушке, глядящей на них широко распахнутыми глазами, пытаются изловить. Спасибо тёте Рамоне, вывезла нас из Гваренеда.
- Да-а, дела-а... Ну, ладно, - теперь настоятель был деловит и собран: - давайте-ка сейчас переезжайте в хорошие комнаты, там и поужинаем. А потом ты, Ален, скажешь мне, чем я могу вам с девушкой помочь. Может, охрану дать? У нас братия много с мечами упражняется, глядишь, тебе и пригодится их умение.
- Спасибо, батюшка Михасий, - Ален отрицательно мотнул головой, - не надо нас переселять, мы здесь переночуем. Разве что тётя Рамона? - Он вопросительно посмотрел на монахиню. Та махнула рукой:
- я тоже здесь останусь. Хочу с вами поговорить, прежде, чем лечь спать.
- Ну, смотрите, - отец Михасий пожал могучими плечами, скомандовал: - Ален, накинь капюшон на голову, - потом оглушительно хлопнул в ладоши. Дверь тихо отворилась, вошёл молодой послушник, поклонился присутствующим. - Накрывай на стол, брат Феофил!
В последующий час они предавались греху чревоугодия. Громадная жареная индейка, тающая во рту рыба, копчёные колбасы, пироги с дичью, мясом, соленья и маринады, маленькие сладкие пирожки с яблоками, вишней, медовые коврижки, красное и белое вино.
Настоятель с аппетитом вкушал яства, шутил, громко и со вкусом хохотал, не забывая подкладывать куски то индейки, то рыбы матушке Рамоне и Констанце. Ален в уговорах не нуждался, успевая энергично подчищать тарелку и расспрашивать отца - настоятеля о жизни в монастыре.
Насытившись и допив оставшееся в кувшинах вино, гостеприимный хозяин и гости распрощались до утра.
Констанца поняла, что сейчас ей предстоит разговор с матушкой Рамоной. Она была полна решимости рассказать ей всю историю своей коротенькой жизни и, может быть, даже попросить совета.
Монахиня зевнула, деликатно прикрыв рот ладонью: - Позволь мне умыться первой, Констанца. - Потом повернулась к наёмнику: - шёл бы ты, Ален, к себе в комнату. Завтра рано вставать.
Девушка встала, нерешительно двинулась вслед за настоятельницей, но мужчина придержал её за руку. Глядя в спину скрывающейся в спальне матушке Рамоне, прошептал: - Констанца, пообещай мне, что не станешь безоговорочно соглашаться с ней, что бы тётушка тебе не предлагала!
Констанца с недоумением посмотрела на него: - но, Ален, она хорошая! Мне кажется, она сможет посоветовать, как мне жить дальше!
- Конечно, хорошая, и я искренне люблю её, но дай мне слово, что не будешь принимать никаких решений сегодня вечером! Обещаешь?
Она неуверенно кивнула, - хорошо, не буду.
Наёмник облегчённо вздохнул: - вот и умница. Не забудь - ты дала мне слово.
****
Констанца постелила постель себе и монахине. Та вскоре вышла из-за ширмы, одетая в длинную, до полу, шёлковую ночную рубашку. Такую же она подала девушке: - я думаю, твой багаж остался в таверне, так что не побрезгуй принять от меня эту. Слава Всеблагому, я успела собрать свой дорожный сундук.
- Матушка Рамона, у меня нет никакого багажа! Спасибо вам за рубашку, иначе я бы спала в одежде.
Та спокойно кивнула: - садись, милая. Расскажи мне, как же получилось, что молодая невинная девушка путешествует с чужим незнакомым мужчиной.
Констанца покраснела, опустила голову: - матушка, я... потеряла невинность... - слёзы заструились из глаз против её воли. Монахиня нахмурилась:
- Ален??
- Нет - нет, Ален не причём. Я расскажу вам всё...
Сцепив руки на коленях так, что побелели косточки, сдерживая дрожь, Констанца рассказала настоятельнице, как она не верила тому, что говорили о лорде Нежине, как встретилась с ним и почти влюбилась, как стражники увези её из родного дома, а он обманом удерживал её в замке. Она снова заплакала, рассказывая, как его милость лишил её невинности, а потом наказал за побег. Девушка даже решилась приспустить с плеч ночную рубашку, показывая рубцы. Монахиня ахнула, увидев три грубых багровых полосы, изуродовавших девичью спинку.
- Матушка Рамона, я глупая, неблагодарная, падшая женщина! Я принесла несчастье и горе папе, я не верила людям старше и умнее меня и за это жестоко наказана! Я не знаю, что будет со мной и, порой, мне кажется, что было бы лучше, если бы я умерла! - Рыдания сотрясали её тело. Тронутая таким отчаянием, мать-настоятельница села рядом с Констанцей на постель, обняла за плечи, привлекла к себе.
- Не плачь, девочка, всё пройдёт, твоя боль заживёт, твой папа простит тебя, ведь он тебя любит. Успокойся, расскажи мне, где ты встретилась с Аленом.
Констанца выпила воды из стоящего на столе кувшина, постаралась взять себя в руки. Монахиня смотрела на неё печально и ласково, и сердце Констанцы переполнилось благодарностью к этой спокойной доброй женщине, жалеющей её, готовой выслушать и, может быть, наставить на верный жизненный путь.
- Матушка Рамона, я снова убежала от его милости. Он... он снова пытался сделать ЭТО со мной. Он смеялся и говорил, что я буду спать в его спальне и ..., - она замолчала, стискивая пальцы. - Добрые люди помогли мне, дали одежду и лошадь, научили, что говорить. Я приехала в Гваренед, но оказалось, что данн Отис уехал на каникулы к родителям. Он был моей единственной надеждой, поэтому я решила ждать, когда он вернётся. Я поселилась в "Кружке наёмника". У меня оставалось совсем мало денег, я боялась, что его милость меня найдёт, поэтому совсем не выходила из таверны. Но это не помогло. Меня нашли стражники лорда Нежина, а самый страшный из них Кром. Он потащил меня на улицу, а я плакала и отбивалась. В обеденном зале сидел наёмник. Это был Ален. Он вступился за меня. Я напугалась, когда он оказался ведьмаком. Ален спас меня от возвращения в замок, а потом не бросил. Матушка Рамона, - Констанца подняла на монахиню заплаканные глаза, - прошу вас, не ругайте Алена за то, что он связался с глупой девчонкой! Я...не знаю, что бы было со мной, если бы не он! Я всю жизнь буду молить за него Всеблагого!
- Констанца, ты, действительно, глупышка, - мать-настоятельница мягко улыбалась, - я не собираюсь его ругать, Алену тридцать один год, он взрослый человек и сам решает, как ему поступать. Но скажи мне, с чего ты взяла, что он наёмник? Это он тебе сказал?
Девушка пожала плечами: - нет, он ничего не говорил, это я сама догадалась. Он...такой...какой-то жёсткий, у него большой длинный меч и рукоятка сильно потёрта, а одет он плохо и, когда я его увидела, он ел... так жадно, быстро... Я подумала, что ему мало платили, он был голодный и усталый. А он не наёмник?
Матушка Рамона развеселилась: - ну, если он показался тебе наёмником, значит, так и есть! Констанца, - она серьёзно посмотрела на девушку, - твоя жизнь не определена, вернуться домой ты не можешь, но я могу предложить тебе замечательное будущее...
- О, матушка, я знаю, что вы не посоветуете мне плохого!
- Да, милая, я предлагаю тебе жизнь, полную добра, мира и спокойствия. Ты станешь послушницей, а потом и монахиней в моём монастыре. Поверь, лорд Нежин не сможет достать тебя из обители, а ты посвятишь свою жизнь молитвам, заботам о бедных и болящих, отринешь все мирские суетные тревоги.
Констанца мрачно подумала, что ей предлагают заживо лечь в гроб. Не зря Ален требовал, чтобы она не соглашалась на предложение его тётки. Он догадывался, какое оно будет. Мысль об Алене тёплой волной накрыла всё её существо. Она поймала себя на мысли, что, если бы не настоятельница, она побежала бы сейчас в его комнату, чтобы только посмотреть, как он спит, твёрдо сжав сухие губы и хмурясь даже во сне.
- Констанца, ты слышишь меня? - Голос монахини вернул её к действительности. Она покраснела:
- простите меня, матушка Рамона. Я думала о ваших словах. Матушка, я не могу так сразу решиться. Позвольте мне подумать!
Настоятельница укоризненно покачала головой: - твоё сердце в смятении, Констанца, но разум должен подсказать, что ты не можешь стремиться к замужеству и семейной жизни обычной женщины. Ведь это значило бы обмануть поверившего тебе мужчину. Каждый из них ждёт, что его избранница придёт к нему непорочной девой.
- Матушка Рамона, - Констанца упрямо стояла на своём, хотя в её голосе звенели слёзы, - позвольте мне дать вам ответ завтра утром!
- Хорошо, милая, надеюсь, ты примешь верное решение, - сухо сказала настоятельница, выпустив девушку из объятий и укладываясь в свою постель.