Соколов Иннокентий Дмитриевич : другие произведения.

Интерактивная реальность

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказы: Зеленая кнопочка, Игра, Интерактивная реальность, Человек с тысячей лиц, Часовой, Одиночество, Перезагрузка, Последний шанс, Всемогущий текст-процессор, В начале


   Маленькая зеленая кнопочка
  
   По совету друзей, собрался и купил себе телефон, не то барахло, что было у меня раньше (маленькая и неудобная звонилка), а стильный и современный смартфон, с большим сенсорным экраном, с кучей возможностей. Как раз через пару дней счастливого пользования пришло странное сообщение, что-то про молодую, динамично развивающуюся компанию, которая решила провести собственное исследование рынка программ и все такое. В конце сообщения деликатно рекомендовалась полностью бесплатная установка приложения, с помощью которого можно решить множество проблем, а также поучаствовать в различных социальных программах. Да, и не спешите, пожалуйста, с отказом, ведь после установки на счет вашего телефона будет зачислена небольшая, но довольно приятная сумма.
   Вот это примечание, сулящее несомненную выгоду, отчего-то и заставило насторожиться, первым порывом было отказаться, благо счет не нулевой, и десяток бесплатных звонков, вряд ли окажется чем-то таким существенным. Совершенно случайно узнал от знакомых, что они тоже получали подобные сообщения, и многие отказались от установки странной программы.
   Тем не менее, упрямая компания не сдавалась, в следующем сообщении, сумма была удвоена, - тут уже не смогли устоять даже самые осторожные. Некоторые, особо прожженные, затаились в надежде получить еще больше, но как показали будущие сообщения, молодая, но гордая компания, знала себе цену, и уже не спешила радовать потенциальных клиентов бездумным ростом стоимости подарков.
   После непродолжительной установки, появилось тестовое сообщение о том, что компания с длинным названием, рада видеть лично меня в списке своих клиентов, и счастлива уведомить о том, что во время непродолжительного срока тестового пользования программы, всех участников ожидает множество подарков и призов, желающие могут немедленно отказаться от всего этого, и благополучно удалить приложение. Свернув сообщение, я заметил, что на панели меню, между ярлыками проводника и диспетчера задач появилась небольшая зеленая кнопочка. При нажатии на кнопочку выдавались цветные окошки с текстом - короткие сообщения в стиле китайских записок в пирожных. Например, первое гласило, что жизнь поначалу будет удачной, но впереди ожидают некоторые сложности.
   Кнопка особо не мешала, но время от времени, установленное приложение подавало признаки жизни, озадачивая странными действиями. Так, например, в выпадающем меню было предложено выбрать, кем считаю себя в жизни, предлагались довольно оригинальные варианты: гопник, студент, неудачник, мирный прохожий. Зеленая кнопочка рекомендовала ввести анкетные данные, особо настаивая на том, что никакая личная информация не будет разглашена, а те, кому по службе положено все знать, и так в курсе. Также неутомимое приложение осторожно, исподволь интересовалось материальным благополучием, иногда спрашивало о религиозных предпочтениях, деликатно прощупывало почву относительно политических убеждений и совсем ненавязчиво рекомендовало обратить внимание на некоторые бытовые аспекты жизнедеятельности, например на то, что в "Ашане" сегодня скидки на бананы, а расположенный рядом строительный магазин существенно снизил цены на некоторые модели инструментов. Не остались обделены вниманием вопросы безопасности - в вечернее время программа сокрушалась по поводу ночных прогулок, каким-то образом определяя маршрут следования, видимо получая сигналы от навигационных спутников.
   Узнав о неустроенной личной жизни, маленькая зеленая кнопочка подала очередные признаки жизни, и самостоятельно высветила с десяток, наиболее подходящих по ее мнению кандидатур - листая анкеты с приятными женскими лицами, я решил, что пока не буду спешить с удалением программы после окончания тестового периода.
   Милая девушка Светлана, первая в списке, оказалась и последней, стремительно развивающиеся отношения портила лишь необходимость поздних прогулок - так уж совпало, что жили мы довольно далеко друг о друга, приходилось часто провожать любимую. Однажды ночью, возвращаясь домой, почувствовал вибрацию в кармане, машинально достав телефон, прочитал сообщение - "Будь осторожен, держись левой стороны", и заметил мелькнувшие тени. Благоразумно уйдя на темную половину улицы, прочитал следующую подсказку - "Рядом подъезд, зайди". В отвратительно воняющем подъезде я притаился, слушая как на улице, кто-то пробежал мимо. Томительное ожидание прервала вибрация умной штуковины - "Можно идти". Много позже анализируя происшедшее, пришел к выводу, что очевидно программе каким-то чудом удалось распознать присутствие чужих мобильников неподалеку от меня, и, сопоставив маршруты и позднее время, она порекомендовала скрыться от возможных преступников. С другой стороны мало ли кто бродит по ночам, возможно у хулиганов была собственная зеленая кнопочка, которой они не постеснялись сообщить о своих пристрастиях?
   Как бы там ни было, с ночными прогулками следовало покончить немедленно - так решил телефон, прислав на утро сообщение о том, что самое время взять кредитный "Форд Фокус", и даже подсказал список банков с наиболее выгодными условиями. Мигом вспыхнувшее разочарование, программа потушила коротким предложением о том, что не имеет финансового интереса, и печется исключительно о благополучии своих пользователей, и вообще, вот список актуальных вакансий, ознакомившись с которыми, можно сделать первый шаг к улучшению своего материального состояния.
   Доверившись кнопке, которая бодро сообщила о том, что "Сегодня будет особый день в плане поиска работы", я отправился по указанным адресам. В первой же компании, после непродолжительного собеседования, проводящий опрос сотрудник вытянул из кармана телефон, и мельком взглянув на экран, одобрительно кивнул, принимая решение. Нажав чего-то там, он спрятал устройство в карман и протянул руку. На выходе из офиса, оживший мобильный порадовал коротким сообщением: "Поздравляем".
   Старое съемное жилье, сверившись с данными владельца, программа посчитала неприемлемым - слишком дорого, далеко от Светланы, которая по счастливому совпадению, также являлась участником программы, да и вообще район не радовал исторически сложившейся криминальной обстановкой. Умная зеленая кнопочка обрадовала сообщением о грядущей перемене мест.
   Досталось и вредным привычкам. Полез через телефон в сеть, чтобы прочитать о свойствах дорогого лекарства, хитрая программа, тут же сообразила что к чему, и порекомендовала пройти плановый медицинский осмотр, записала в очередь на рентген, и даже порекомендовала оптимальное время посещения, исключавшее необходимость длительного стояния в очереди. Привыкший к огромным столпотворениям в поликлинике, был немало озадачен царящим порядком, степенно следовали больные, не отрывающие взгляд от экранов мобильников, в регистратуре понятливые медсестры тут же отыскали данные в компьютере (и когда это они успели отказаться от старых добрых тетрадок в клетку, с цветными полосками на обложках?), а по результатам обследования, телефон, счастливо вибрируя, сообщил о находящихся поблизости аптеках с низкими ценами именно на необходимые мне лекарства, и посоветовал изменить образ жизни, дабы впредь не страдать от болезней и немощи.
   Знакомые все, кого не спроси, участники программы, и знакомые знакомых, и их друзья. В других городах то же самое, говорят даже за границей своя программа, только по слухам цвет у кнопки другой. Вот так и жили потихоньку, следовали полезным советам, радовались мелочам, мало помалу все налаживалось, как и обещала программа при первом запуске. Вроде бы ерунда, а до чего проще стало - написали тебе "Будет дождь, возьми зонт", или "Забери Светлану пораньше, сегодня сокращенный рабочий день", или вот даже "Выйди на улицу, возьми с собой молоток", и идешь куда следует, зная, что все будет отлично, ведь жизнь с такой кнопочкой совсем легкая и необременительная штука.
   Сейчас все куда сложнее - солнце лишь иногда выглядывает из-за черных туч, скупо освещая ржавые остовы машин, и радиоактивные обломки некогда больших домов. Как-то вот не задалось однажды, когда все пользователи получили последнее сообщение, в котором программа посоветовала каждому свое. Знать бы, что прочитали в свои телефонах те, кто нажал на кнопки запуска крылатых ракет.
   Тяжело нынче, да. Каждый день, кажется последним. Ни еды, ни жилья, от мародеров и бандитов спасу нет. Выбираешься по ночам на промысел, вдруг удастся притащить пару консервных банок, Светку порадовать. Роясь однажды в развалинах, случайно нашел кем-то заботливо припрятанный телефон. Изделие на удивление сохранило свою работоспособность, получилось даже запустить меню. На панели приложений, аккурат между диспетчером задач и проводником притаилась маленькая зеленая кнопочка.
   А ну-ка - "Слева под разбитой ванной закладка с тушенкой и оружием. Не переживай, скоро все будет хорошо, только в будущем возможны некоторые трудности". Проверяю, действительно кто-то припрятал немного запасов. Сегодня удачный день, возможно, все действительно наладится, только нужно поаккуратнее обращаться с телефоном. Интересно, насколько хватит заряда аккумулятора?
  
  
  
   Игра
  
   Иногда суть игры не в том, чтобы выиграть.
   Иногда суть игры заключается только в том, чтобы остаться в игре...
  
   1. Ночь
   Солнце заходит. Еще немного, и наступит ночь. Я стою на остановке, держу в руках портфель. Старик просил навестить одного нужного ему человека, и подписать кое-какие бумаги. Кроме меня на остановке еще пара человек - здоровенный детина в клетчатой рубашке, и неопрятная тетка с полосатой сумкой. У детины оттопыривается куртка. Заметив мой интерес, детина виновато отводит взгляд.
   Подъезжает автобус. Водитель открывает дверь. Мы забираемся вовнутрь.
   В автобусе полно народу. С трудом нахожу свободное местечко, и усаживаюсь на растрескавшийся дерматин, крепко сжимая портфель. Автобус фыркает и трогается с места. В этот миг гаснет солнце и начинается ночь...
   Водитель врубил дальний свет, и тени за окном смазались в какую-то невообразимую мешанину оттенков серого. Автобус неторопливо взбирается на пригорок, сопя и чихая мотором от усердия. Пассажиры стараются не смотреть друг на друга. Каждый из них занят своим делом. Детина стоит прямо передо мной, время от времени ощупывает что-то под курткой. Где-то там, сзади, в паре сидений от меня, уселась тетка, уместив между ног свою сумку.
   Прямо передо мной - розовеет затылок старикана. Старческие пятна придают неожиданный шарм тонкой коже старика. Старик смотрит в окно. Если скосить взгляд можно увидеть остальных пассажиров, но мне, в общем-то, все равно. Интересно, как долго продлится ночь?
   На следующей остановке в автобус вваливается высокий, голый до пояса парень, с бородой, а ля Роб Зомби. В руках у парня бутылка, из которой он время от времени прихлебывает. Водка или самогон. Лично я бы не так не смог. Мне больше по нутру свежезаваренный чай.
   Парень обводит взглядом автобус, и видно, как напрягаются пассажиры. За поясом парня, блестит ятаган. Повернувший голову старикан осуждающе шевелит губами.
   - Ну ни стыда ни совести - слышу возмущенный шепот.
   Парень допивает водку и отрыгивает, разнося по салону неприятный, сивушный запах...
   Автобус трясет на дороге. Он влетает в выбоину и подпрыгивает так, что детина, срывается с места и летит по салону. Он падает прямо на парня, который от неожиданности роняет, пустую бутылку.
   Бутылка разбивается с укоризненным звоном. Парень заворожено смотрит на осколки. Детина тоже не сводит глаз с отбитого донышка бутылки.
   - Игра - неуверенно шепчет он.
   Парень осторожно поднимает донышко и, примерившись, что есть силы впечатывает его в лицо детине.
   - Игра! - согласно кричит он, и водитель дает по тормозам. Он выключает фары, и муть за окнами приобретает осмысленные очертания.
   Детина орет благим матом, круглое донышко блестит на его лице, на глазах приобретая темно-красный цвет...
   Я вскакиваю с сиденья, и тут же сильные руки пассажира, сидящего сзади хватают меня за плечи.
   - Не торопись, сынок - бормочет он мне на ухо.
   Он быстро что-то достает из кармана, и в глазах вспыхивает огненная нить. Струна. Черт! Мне нечем дышать. Игрок натягивает струну...
   - Игра - кто-то орет сзади и железная удавка ослабевает.
   Вскакиваю с сиденья. На лице пассажира недобрая улыбка. Он сползает с сиденья. Парень выдергивает ятаган и косится в мою сторону.
   - Игра - шепчу непослушными губами...
   Старик уже на ногах. Он орудует ножичком. Лезвие сверкает в воздухе. Детина отодрал донышко и ползет по салону по направлению к выходу. В салоне стоит шум, гвалт. Игроки прут друг на друга. Водитель выскочил из автобуса, и деловито обливает его из канистры - его замысел прост, пока игроки сводят счет друг с другом, он обыграет их всех. Сразу и оптом - вот хитрец.
   Детина свесился со ступенек автобуса и вытащил из-под куртки обрез. Ах ты засранец! А я еще гадал, что там у него?
   Выстрел! Водитель переломился пополам, канистра упала на бок, и бензин хлещет из нее прямо на землю.
   Детина восторженно вскрикивает, и тут же острый ятаган вонзается ему в спину.
   - Игра! - Бородатый пытается вытащить застрявшее оружие.
   Неопрятного вида мужик, в потертой ветровке, что есть силы, колотит его по спине бейсбольной битой. Для пущей убедительности он пробил биту крест накрест огромными гвоздями, острия которых оставляют на спине парня кровавые лохматые раны.
   Тетка вытаскивает из сумки небольшую бензопилу и дергает стартер. Пила рычит и угрожающе подергивается у нее в руках, словно голодное нетерпеливое животное.
   Дедуля с ножом отступает. Два сопляка со школьными ранцами на спинах затеяли настоящую войну. Черт, да у них там целый арсенал. Один из них стреляет из огромного револьвера, (и где он его только раздобыл?) тетка захлебывается кровью, роняет пилу. Пила начинает крутиться на полу, задевает поручни, высекая искры. Дедуля бросается к пиле, и заходится кашлем - бешено вращающиеся лезвия отрезают палец. Ничего дед, это игра, будь внимательнее.
   Я ползу к запасному выходу, у меня появилась идея.
   Суть игры не выиграть. Суть игры - остаться в ней. И если я доберусь до выхода, пока не зажглось солнце, если останусь живым, я встречу следующий день победителем. В ночной игре есть своя прелесть, хотя мне, если честно, больше нравится дневная...
   Вываливаюсь наружу, ползу вдоль автобуса, стараясь не попасться на глаза шальным подросткам с револьверами. Слышно как в автобусе торжествующе ревет пила. Ее рев заглушает хриплый визг игроков.
   Канистра совсем рядом. Я подтягиваю ее под днище автобуса. Все вокруг провонялось бензином, и мне становится трудно дышать. Отползаю на безопасное расстояние, достаю зажигалку.
   Огонь бежит по земле в сторону автобуса.
   Вспышка, и железное чудовище превращается в объятого пламенем монстра. Игроки орут, пытаясь выбраться из огненного ада, но только мешают друг другу, загораживая проход.
   Я ползу прочь. Сзади, раздается звон разбитого стекла. Похоже, кому-то в голову пришла здравая идея, как покинуть салон. Ну что же, игра продолжается...
   Вокруг темно, хоть глаз выколи. Лежу на земле, вжимаюсь, вслушиваюсь в звуки, что доносятся из темноты. Кто-то идет. Совсем близко.
   Он зажигает спичку, закуривает. Огонек на мгновение освещает его лицо. Он гол до пояса, и многочисленные раны сочатся кровью. В руке огромный изогнутый ятаган.
   Солнце вспыхивает и все вокруг в мгновение ока заливается ярким светом. Встаю, отряхиваю землю.
   Вокруг никого. Черт, я оставил в автобусе свой портфель...
  
   2. День
   Иду домой. Помимо всего там у нас и офис, и производство - пара мастерских. Прохожу мимо соседского двора.
   - Привет бродяга...
   Очкарик Мич поднимает голову. В руках у него брызгалка - он проделал отверстие в крышке полиэтиленового тюбика из-под шампуня. Мич набрал полную брызгалку воды, и дурачится как малое дитя. Он сжимает тюбик, и струя холодной воды обдает меня с ног до головы.
   - Вот придурок! Займись чем-нибудь полезным - прохожу мимо, не обращая внимания на его дурные забавы.
   - Интересно, если наполнить ее бензином, то... - конец фразы тонет в нераздельном бормотании.
   Я ухожу. Мне неинтересны его больные фантазии...
   Ружье лежит в моей комнате - подарок старика. Он считает, что если у мужчины и есть игрушки, то эти игрушки должны быть непременно сделаны его рукой. Ружье и в самом деле красиво - старик знает толк в оружии. Приклад украшен причудливым орнаментом, а ствол покрыт не менее причудливой гравировкой. Переламываю, вставляю патрон. Выхожу из комнаты, и крадусь по коридору, изображая охотника. Коридор оканчивается лестницей. Спускаюсь по ступенькам и толкаю красивую полированную дверь с золоченой ручкой. Старик как всегда, охмуряет очередного клиента. Жертвы одновременно поворачивают головы. Кого же выбрать?
   Целюсь поочередно то в старика, то в клиента. Наконец решаюсь...
   Бамс! Комнату наполняет дымом. Старик кашляет и вертит пальцем у виска. Клиент натянуто улыбается. Я выбегаю из кабинета старика, на ходу выбрасывая холостой патрон...
   Мне скучно. Скучно каждый раз, когда я вне игры. Когда с яркой вспышкой солнца, ожившие мертвецы, идут на работу, ожидая сладкого момента, начала игры. И игра затягивает их никчемные души. Пока не погаснет свет...
   На пути заглядываю в мастерскую. Стеллажи завалены заготовками, но никто не работает. Сегодня выходной для всех, кроме бухгалтерии, и естественно старика. Вот уж кто неутомим. Иногда, на старика находит вдохновение, и он сам становится у верстака, учит молодежь, как правильно полировать приклад. Захлопываю дверь. Может, стоит забежать не надолго к Тинку? Это самый старый сотрудник фирмы. Ему уже за пятьдесят, но Тинк держит себя в ежовых рукавицах, и еще не растерял былую форму. А ладно, все равно заняться больше нечем...
   Тинк скучает. Он валяется на диване, обложившись разноцветными журналами с полуголыми девицами. В пепельнице дымится очередной окурок, на лице Тинка явственно проступает усталость от вынужденного безделья. Увидев меня, он оживляется.
   - Привет ковбой.
   - Здорово Тинк.
   Тинк вскакивает с дивана и протягивает руку.
   - Кто там стрелял?
   - А... - махаю рукой.
   Тинк опускает взгляд на ружье, и понимающе кивает головой.
   - Тинк, а у тебя есть нормальные патроны, с пулей?
   Тинк задумчиво чешет лысину. Открывает ящик письменного стола.
   - Да завалялось несколько. Держи...
   Заряжаю ружье.
   - Спасибо, Тинк.
   - Погоди... - Что-то приходит ему в голову и Тинк вытаскивает из-под кровати свое ружье.
   Его ружье поплоше, но тоже по-своему красиво. Старик не любит халтурить. Тинк заряжает ружье, и мы выходим из комнаты...
   В бухгалтерии кипит работа. Брюнетка Хельга деловито шмыгает носиком, управляясь с упрямой цифирью. Сразу за ней сидят Буч и Макс, а в дальнем углу еще парочка ребят, имен их я так и не запомнил.
   - Привет ребята. Охотимся? - Хельга протягивает руку за чашкой. Она прихлебывает кофе и вновь углубляется в цифровые дебри.
   - Привет.
   Мы переглядываемся с Тинком.
   - На счет три...
   - Раз... - шепчет тот.
   - Два... - согласно шепчу я.
   - Три! - кричит Тинк и мы одновременно вскидываем ружья.
   Бамс! Бамс!
   Хельгу буквально разрывает пополам. Брызги крови и мозга разлетаются в стороны, пачкая оргтехнику.
   - Малыш! Ну кто так делает? - Возмущенно орет Тинк. - Неужели нельзя было выбрать кого-то другого?
   - Игра! - орут ребята и вскакивают из-за столов. Хитрец Буч уже заряжает ружье, что стояло в углу.
   Вот придурки! Они же там укокошат друг друга. Мы с веселым гоготом вываливаемся из дома. Сзади уже слышны первые выстрелы...
   Крадемся с Тинком по улице. Запасливый Тинк выгреб все патроны из ящика стола, так что можно немного порезвиться. Заворачиваем за угол, и в ноздри бросается запах гари. Мич тянет обгорелый труп папаши. Он усердно сопит, время от времени, поправляя спадающие очки. Я скашиваю взгляд. Брызгалка с бензином стоит на бочке так, чтобы в любой момент быть под рукой. Рядом с брызгалкой, Мич предусмотрительно оставил коробок спичек. У него своя игра.
   - Да он просто достал меня - оправдывается Мич, завидев нас. Его взгляд перебегает с места на место, не надолго задерживается на ружьях и уходит куда-то в сторону бочки.
   - Удачной охоты - кричит Тинк, и мы бежим дальше, пока не погасло солнце...
  
   Славянск, январь 2007
  
  
  
   Интерактивная реальность
  
   Момент, предшествующий перезагрузке, подобен недосягаемой вершине. Это как пробуждение ото сна...
   Утечка мозга сквозь насквозь прогнившие глазницы пугает ничуть не меньше, чем пространство, ставшее вдруг на дыбы, скручивающееся в жгут, невообразимой метрикой, словно нарочно стараясь свести с ума. Если закрыть несуществующие глаза, отгородиться от этого странного ощущения невесомости вокруг, то можно попытаться понять, нащупать эти нити, ведущие вдоль, а потом и поперек, как тебе самому захочется. Все закручивается в тугой клубок мыслей, эмоций, небывалых ощущений, ярких, будоражащих, неистовых...
   Пусть пенится время, раздуваясь радужными пузырями, лопаясь в пустоте, с тихим укоризненным треском. И каждая секунда пропитывается смыслом, осознанием того, что происходит с тобой здесь и сейчас, если конечно эти термины применимы к данной ситуации.
   Дерьмовой ситуации.
   Отчаянно херовой ситуации.
   Невообразимо... впрочем, не важно...
   Раскрыть глаза, смерить окружающий бардак равнодушно-циничной маской, сплюнуть сквозь гнилые остатки зубов, коричневой от никотина блевотиной, которой лететь девять этажей, совершая в полете немыслимые с точки зрения здравого смысла, кульбиты, чтобы шлепнуться потом о постылую твердь, угрюмо подчиняясь закону тяготения, который пока еще никто не удосужился отменить. Треш-метка на асфальте, обходите ее стороной дедушки и бабушки, внуки и внучки, состоятельные мэны и люмпенизированный донельзя обыватель этой чудной страны.
   Ох...
   Встаю, покачиваясь, рассматривая измерения панорамы, застывшей в глазах тысячей огней. Маленькие окошки светятся мертвенно-бледным, повторяясь упорядоченным рисунком, словно двоичная последовательность, сходящегося людского ряда.
   Гм, на самом деле, это просто горят окна многоэтажек, сливаясь в одно непонятное окно. Там, с другой стороны, своя реальность, и мне нет в ней места. Ну да, ну да...
   Первый шаг дается нелегко. Это всегда так.
   Пока загружаются первичные программы, для оболочки, (то есть тела), можно попробовать попрыгать на одной ножке, как гребанный терминатор, да вот только неохота что-то. В голове зреет, перекатываясь упруго, одна единственная мысль:
   - Ну-ка детки, давайте станем хороводом вокруг дедушки Мазая, то есть Мороза, а впрочем, ладно, пусть остается Мазай (где же ты мое весло, бить по голове этих осточертевших, вислоухих тварей, которые отчаянно пища раскачивают лодку, пытаясь забраться во внутрь), и озвучим единственно верное решение для выбранной системы координат в этом безупречно холеном мирке.
   Итак, что родили ваши маленькие пустые головешки?
   Совершенно верно:
   Ни-хе-ра.
   И я не виню вас - мне самому тошно.
   Как известно для этого мира существует только две альтернативы:
   Либо белая таблетка (обычный мел естественно), либо красная.
   Здесь уже возможны варианты:
   Пить или не пить, вот в чем вопрос, который задаешь себе, проглотив, эту чертову таблетку. И вот тут понимаешь, что старина Морфей явно что-то недоговаривал, более того его пристальный взгляд из-под очков не понравился не только тебе, но и всем остальным на хате, когда винт, сваренный бродягой, оказался на самом деле полной лажей. Сообщество так и провозгласило:
   - Бродяга ты, и винт твой херовый, как сама жизнь.
   А приходоваться герычем на данной ступени развития, как сообщества, так и отдельных индивидуумов, в него входящих, есть вещь несколько не разумная, поскольку не своевременная, то есть не соответствующая текущему политическому моменту.
   Впрочем, я давно подозревал, что змей герыч, на самом деле гениальный пример коллективно-бессознательного предвидения культурной среды народа (это тоже вариант сообщества, но крупнее рангом и количеством, при полной потере генеральной линии развития сообщества, как такового) и вследствие искажения, вызванного временными колебаниями континуума, трансформировалось, переродилось так сказать в Змея Горыныча.
   Сообщество, на момент предшествующий перезагрузке, состояло из пяти живых существ, перечислим же их по порядку, чтобы не дай бог не оставить никого неотмеченным в сей истории:
   Аз есмь, номер первый. Друзья и члены сообщества (что впрочем, одно и тоже) зовут меня Нео, поскольку по паспорту я Новиков Евгений Олегович.
   Сучка-собачка, она же Алка - номер два. Я думаю, возможно, в ней проснется рано или поздно дар предвидеть будущее, поскольку настоящее она выкупает на раз (не было случая, чтобы она хоть когда-нибудь пропустила халявный ужин, в виде какого-нибудь, особо сочного мосла, или спинномозговой кости крупного млекопитающего). Назовем же ее Пифией, хотя какая она, нахер, Пифия - Алка и есть.
   Морфеус, он же Сашка, живущий на приходе от всевозможных химических производных эфедрина, по совместительству владелец двухкомнатной квартиры (предки вот уже полгода живут отдельно),- три.
   Володька, по кличке Архитектор (поскольку закончил два курса строительного техникума) - четвертый участник сообщества. У него потрясающее тату на спине, что-то вроде бычьего черепа с рогами. Ну да бог с ним...
   Тринити - ну пусть ею будет Наташка (это особь женского полу, если кто не понял).
   Бродяга, то есть Морфеус, вину свою признал частично. Так и сказал:
   - Признаю вину частично, но если бы вот кто-то не заглядывал через плечо каждые пять минут, тогда...
   О, ну конечно, тогда бы, да мы бы, да смогли бы, да мало ли чего бы...
   Вот впариться нахаляву, халявным же винтом, это да, это мы можем. И отбиваться от сучки-собачки, которая носится по хате, преданно заглядывая в глаза, мешая предвкусить ожидаемые ощущения, это тоже...
   А запороть пять с половиной порций - не свинство ли?
   Хотя, что значит запороть? Непосредственно эффект имеет место быть. Грубые физиологические ощущения - утеха для изголодавшихся за кайфом организмов. Но как же эффект присутствия, который необходим для придания особой утонченности измученным душам?
   Впрочем, не будем забегать вперед...
   Что меня поражает в особенностях русского человека, это его особое пристрастие трындеть на кухне. За чашкой чая ли, за бутылкой водки, за партией в шахматы - это особое место в системе жилых помещений, где обычное с виду пространство, оживает, в нем появляются какие-то невидимые глазу, но чувствительные для особого органа русского человека, (развившегося очевидно в процесс эволюции человеков, населяющих эти самые кухни), флюиды, несущие глубинное понимание окружающей действительности, преломляемое сознанием в какую-то особую, только ему присущую реальность.
   Простой пример:
   Дядя Вася, наливает из бутылки с отбитым горлышком, спиртовой эквивалент увеличителя мощности континуума, в рюмку своему собеседнику дяде Жоре, и прочувствованно замечает:
   - А Ленин-то епть, в Мавзолее, как живой лежит...
   Дядя Жора, сочувствуя, одним махом опустошает стакан, и тянется за куском черного бородинского хлеба, чтобы заглушить избыток осажденного в желудке пространства, ограничивая его размерность и способности как к схлопыванию в бесконечно малую материальную точку, так и к бескрайнему расширению, с последующим выходом из ранее занимаемого объема, довольно хрустит зеленым лучком, и кивает головой, признавая, возможности дедушки Ленина, занимать место среди живых.
   И суть данного примера не в способности Ленина как такового, принимать любой, какой только ему заблагорассудится, облик, сколько в той удивительной емкости построения фразы, где каждое слово, вырывая кусок обычной убого-пролетарской реальности, способствует созданию новой, более чистой и естественной реальности для дяди Васи и Жоры, сидящих на кухне, в окружении обоев и тараканов.
   Когда винт был употреблен, некоторое время сообщество провело в размышлениях. Алка прямо сочилась своей сучье-собачьей радостью, грызя под столом найденную в заначке кость.
   Бродяга Морфеус, закатил глаза. Его кадык легонько поддергивался, нижние конечности обвились вокруг ножек табуретки, дабы препятствовать привычному для организма Сашки, процессу сползания на донельзя загаженный пол. Глаза его, конечно же, закатились, и можно было увидеть при желании, как они двигаются под неплотно опущенными веками, рождая неясное ощущение тревоги.
   Наташка, на карачках, на радость Алке, уползла в спальню, чтобы бессовестно развалиться на продавленном диване, пугая клопов, и так не избалованных спокойствием.
   Архитектор же, достал пузырек, изготовленный промышленным способом из коричневого стекла. Вместо крышечки, из пузырька торчал клочок грязноватой ваты (на петуха вата, конечно же, не годилась). Убрав вату, Володька вытряхнул на ладонь несколько горошин розоватого цвета, и с преувеличенным вниманием уставился на сферы, способные унести его сознание туда, куда не добраться проклятым свиньям, провоцирующим его на противоправные действия.
   Он проглатывает содержимое пузырька, оставляя на ладони те несколько горошин, что оказались лишними в этом празднике жизни. Некоторое время спустя, приход усложняется, приобретает новые качества, ранее недоступные Володьке, на великом Джефовом пути.
   Я уверен, стоит ему взять сейчас в руку алюминиевую ложку, спизженную по случаю из столовки техникума, и та начнет всячески изгибаться, демонстрируя сверхспособности ее обладателя.
   Володька не берет в руки ложку, он просто выкатывает глаза маленькими бессмысленными шарами, устремив потухший взор на останки кости, которую сладострастно грызет сучка-собачка Алка.
   - Это и есть реальность доступная пониманию - небрежно роняет Морфеус, наполовину приходя в себя, с трудом фокусируя взгляд на точке, отстоящей от его лба, сантиметрах в десяти, где-то по диагонали от подбородка к противоположной стене кухни. Нарко-азимут блудливого сознания, разбуженного искусными руками Бродяги.
   Морфеус щелкает пальцами, пытаясь разогнать пелену, разбудить ставший вдруг бессмысленным, взор Володьки.
   Я откидываюсь назад, наполовину уходя в стену, которая размягчается, принимая форму моей спины. Я готов слушать Морфеуса.
   - Твоя реальность, Нео, есть только частный случай общей реальности, маленькими частичками которой являются все здесь присутствующие, за исключением, быть может, Алки. Не стоит разделять общее и частное, заморачиваясь на первое, и, тормозясь от беспричинной глупости второго. Так, реальность, истекающая радиоволнами из Останкинской телебашни, есть общий поток, который разделяется миллионами маленьких, кубиков, отсвечивающих на сетчатке глаз, неровным сиянием голубых экранов, рождая индивидуальное осознание для каждого телезрителя собственной важности, как участника интерактивного шабаша. Вольно или невольно каждый вовлеченный в этот процесс, носитель элементарного разума, становится создателем новой реальности. И заметь, она создается ежесекундно, непрерывно, причем участие или не участие каждого отдельно взятой клеточки системы не влияет на ее работоспособность и вектор ориентации в целом. Более того, являясь производной, она, тем не менее, вовлекает субъекта, ее создавшего в сам процесс создания, приводя в резонанс всю полученную систему.
   Морфеус проводил глазами Володьку, сползающего с табуретки на пол, в компанию Алки, которая подвинулась с утробным рычанием, и продолжил, оставив на мне неподвижный взгляд умных, проницательных глаз.
   - Реальность вообще не есть объективная данность, и к тому же дискретна в принципе. То есть, конечно - поправляется Морфеус - она непрерывна для отдельного восприятия, но в то же время проявляет удивительную способность квантоваться, по мере возникновения, что не может не замечать любой участник процесса создания.
   Вот пример:
   Огромная страна, оторвавшая кусок реальности, и создавшая на месте огромной черной дыры, свою новую не менее объективную реальность. Она непрерывна и постоянна. Более того, любые сомнения в ее непрерывности, и тем более постоянности, могут привести к довольно неприятным с точки, как физиологии, так и банальной психологии, обстоятельствам. Объект, помещенный в нее, естественным образом соответствует ей, перемешиваясь в однородной гомогенной массе, именуемой народом. Как носитель данной реальности, он способствует ее стабильности, тем не менее, для него же, характерно отторжение, и даже некоторое отрицание самого факта существования этой реальности, а также своего участия в ней.
   Всем известные посиделки на кухне, несущие одну цель - пассивное, или с признаками активного вмешательства, отрицание отрицания. Налицо интерактивность, которая проявляется в мгновенном создании, после первой же бутылки водки, своего пространства, с вовлеченными в него субъектами, ориентированными на уничтожения заданного континуума, с последующей подменой существующих категорий новыми, рожденными в так называемых спорах, которые есть не что иное, как результат соударений различных идей, что дополнительно подтверждает принцип квантования реальности.
   Не говоря уже о том, что упомянутая реальность, как правило, складывается из ничего не значащих мелочей...
   Морфеус печально замолкает, задумчиво разглядывая, как шершавый язык Алки, оставляет мокрые следы на щеках Архитектора, валяющегося на полу, в эфедриновом экстазе. Он надевает солнцезащитные очки, пытаясь отгородиться от пошлости бытия.
   - Вернемся же к реальности Нео - продолжает Морфеус, покачивая ногой - участвуя в создании реальности, пусть и существующей только для него самого, Нео, тем не менее, является не сколько ее творцом, сколько жертвой. Можно, конечно же, возразить, что в данном случае сознание Нео лишь посредник между сумерками кухни и эфедрина гидрохлоридом, однако даже полный дурак согласится с тем, что без участия последнего, само возникновение данной реальности представляется весьма и весьма затруднительным. Хотя кто знает...
   Морфеус знает что говорит. Он разделяет сомнения, скользя по теме, сочувствующим наблюдателем, сопереживая нахлынувшим ощущениям.
   О да, он знает что говорить, и когда говорить...
   - Есть предположение, пусть оно даже покажется на первый взгляд немного крамольным, что даже само наличие Нео, как субъекта реальности, вовсе даже необязательно. Что меняет сам факт наличия или отсутствия этого лысовыбритого субчика, если так разобраться?
   - Да нихера не меняет - отвечает Морфеус сам себе, и продолжает разбирать частное, чтобы придти к логическому пониманию общего:
   - С Нео ли, без него ли, но сам факт стабильного состояния пространства в выбранной системе координат ни в коем случае не зависит как от его чувств, желаний и устремлений, так и от его физического самочувствия и самоощущения.
   За что я люблю Морфеуса, так это за раскрытие потока сознания, бьющего через край, в моменты обострения восприятия, вызванного либо избытком первинтина в крови, либо его полным отсутствием, что впрочем, приводит обычно к одному и тому же результату.
   Володька же в это время, пытается сосредоточиться и подобраться с пола, покинуть более чем сомнительную компанию Алки, которую вовсе не заботит, сей печальный факт. Тем более что кость найденная в заначке, не обгрызена до конца, и есть место творчеству разрушения.
   Морфеус кладет ладонь на плечо Архитектора, отеческим жестом, и помогает приподняться заблудшему отроку.
   - Реальность Володьки - это реальность холодного линолеума кухни, с разводами собачьей слюны. Реальность Нео - это кусочки кости, разбросанные Алкой на полу. Приход уходит, оставляя в душе ощущение ушедшего праздника, оставляя его наедине с суровой действительностью, от которой так старается убежать слабое "Я".
   Володька с трудом занимает вертикальное положение на табурете, и стонет от счастья, протягивая руки, куда-то в сторону загаженной печки.
   - Я знаю кун-фу...
   Морфеус согласно кивает своей шишковатой головой, придерживая дужки очков:
   - Вот еще один пример разбежавшегося сознания. В данный момент времени Архитектор убежден в том, что действительно овладел кун-фу, с точки зрения его реальности. Но мы-то знаем (о, мы-то знаем!), что это владение данным видом восточных единоборств не входит в систему приоритетов Архитектора, что подтверждает тот факт, что не далее, как вчера, Володька был зверски отпизжен толпой воинствующих субъектов, не верящих в реалии его бытия.
   Таким образом, налицо интерактивность, подтверждаемая влиянием эфедрина гидрохлорида, разбавленного сторонними примесями бензина и прочих многоатомных углеводородов.
   Морфеус замолкает, уступая напору Архитектора, который, приходя в себя, заводит свою шарманку:
   - Наш новый мировой порядок будет установлен. Мы охватим все точки соприкосновения, индивидуумов, с так называемой реальностью Морфеуса. Будут запрещены все рефлективные поползновения, направленные на уход с вектора правды, установленного нами, установленного мной...
   Архитектор замолкает, вновь закатывая глаза, после чего с трудом встает, и, пошатываясь от перманентных изменений гравитационной постоянной, направляется в спальню к Наташке.
   Я смотрю на то, как дыбятся стены, надуваясь от важности, опадая в такт моему неровному дыханию. Радиоприемник, который вполголоса трындит о чем-то своем, захлебывается от радости, вываливая в пространство тонны информации, искаженной согласно чьему-то восприятию окружающей действительности.
   Мы молчим. Я тихонько офигеваю от переполняющих меня ощущений. Морфеус молчит, ибо того требует ситуация.
   Слышно как в соседней комнате стонет Тринити, то ли от наступающего оргазма, то ли от не исполненных желаний, терзающих ее плоскую грудь, в которой бьется неутомимое сердце бунтаря.
   Морфеус окидывает взглядом квадратные метры кухни, и привносит свое понимание истины:
   - Пример второй: пальцы нажимают клавиши компьютера, созидая реальность. От них зависит, каким будет созданный мир. Все хорошее истекает с них, передаваясь простыми механическими движениями в информативную среду текстового редактора, равно как и плохое.
   Более того, в этом случае интерактивность имеет двунаправленную полярность. С одной стороны, извлечение образов автором, будет компенсироваться некой ограниченностью этого автора, относительно свободы действий персонажей, созданных им. С другой - не будет ли этот гипотетический автор богом, для созданной им реальности?
   Я тупо смотрю на Морфеуса, заблудившись в хитросплетениях слов.
   Тот улыбается, принимая ограниченность разума за недостаток информации:
   - Я поясню: допустим, мы все (в том числе Наташка, которая ерзает на диване, вместе с Володькой, считающим себя хозяином мира, и даже сучка-собачка, грызущая кость на полу обшарпанной кухни), все персонажи автора, съехавшего с катушек, от чрезмерной дозы "Теофедрина", разбавленного сторонними примесями, подвергнутого химическим превращениям. Заметь, мы с тобой существуем, несмотря на желание автора избавиться от нас. Более того, в созданной им реальности мы сами способны создавать свою реальность, которая будет зависеть только от нашего настроения, и только...
   Правда, с другой стороны, ничто не гарантирует, что автору вдруг приспичит разобраться с нами согласно своих неясных нам, желаний.
   Например, Наташка, спускаясь по лестнице, подвернет ногу, и покатится по ступеням мешком дерьма, чтобы уже никогда не подняться с холодного грязного пола, а Володька захлебнется своей блевотиной, и Алка будет облизывать его холодное лицо, искренне недоумевая, почему этот полудурок не обращает на нее никакого внимания.
   Мне становится страшно. Морфеус снова замолкает, наблюдая за тем, как пузырится потолок, лопаясь с тихим укоризненным звуком, обдавая нас брызгами полинявшей штукатурки. В его словах правда. Морфеус всегда знает, что говорит.
   Приход сопровождается тихой музыкой чувств, подобен ласковому прибою нежности. Он омывает ноги с тихим шелестом. Чайки кричат пронзительными голосами, улетают прочь, чтобы остаться отблесками заходящего солнца на моющихся обоях кухни.
   Я прихожу в себя, и делаю попытку встать.
   Володька в спальне тихо и печально трахает Тринити, у которой нет, не сил не желания сопротивляться животному напору Архитектора.
   Ее стон будит в голове неясные желания, влечет по коридору, навстречу двери, в которую вместо когда-то разбитого стекла вставили треснутую фанерку, чтобы хоть как-то ограничить священную территорию кухни.
   Морфеус хитро молчит, поблескивая стеклами очков, в которых отражается небритая рожа кинооператора, снимающего этот гребанный фильм.
   Там, в спальне, Тринити кончает с хриплым криком, и наступает тишина.
   - А что будет с тобой, Морфеус? - спрашиваю я, чтобы хоть как-нибудь разбавить ее.
   Морфеус не отвечает, он смотрит в окно, за которым лес.
   Какой нахер лес, и что он делает за окном квартиры, расположенной на девятом этаже не ясно...
   (... перетасовка ...)
   Морфеус не отвечает, он смотрит в окно, за которым темнота.
   Пространство клубится, прорисовывается не спеша. Мы следим за рендерингом, затаив дыхание, причащаясь к истине.
   - Да что угодно, - отвечает, наконец, Морфеус - попаду под автобус, выиграю миллион в лотерею, не суть важно. Реальность поливариантна, и бесконечное множество нереализованных событий лежит в поле интересов ее творца...
   Мы выходим из квартиры. Морфеус возится у двери, колдуя над замком. Алка скулит за дверью, ей обидно оставаться одной в пустой неухоженной квартире Морфеуса.
   Наташка печальна и бледна, Архитектор, как может, поддерживает ее. Я стою на лестничной площадке между двух этажей, и смотрю в маленькое, заплеванное оконце.
   Солнце заходит. Надвигается вечер...
   Наташка отталкивает Архитектора, который залазит ей под кофточку и спускается по ступенькам.
   (Маленькая похотливая сучка, ты станешь первой...)
   Она спотыкается, и летит по ступенькам, падая у моих ног, изломанным, искрученным подобием женской фигуры. В ее волосах кровь, голова повернута под неестественным углом.
   - Черт - ошарашено шепчет Архитектор.
   - Блядь - так же ошарашено бормочу я...
   Морфеус роняет очки, которые разбиваются с тихим укоризненным звоном.
   Я наклоняюсь, чтобы убедиться, что Тринити больше нет места в этом мире.
   - Быстро, тащим ее назад, в квартиру - Морфеус первым приходит в себя.
   Мы затаскиваем бренную оболочку Тринити наверх. Я держу ее под мышками, стараясь не испачкаться в крови, Архитектор схватился за ноги. С каждым шагом его лицо все бледнее и бледнее. Когда мы, наконец, попадаем в квартиру Морфеуса, Володька первым делом бежит в туалет, проблеваться. Утробные звуки не способствуют вдохновению...
   Мы с Морфеусом оставляем Тринити на диване, предварительно подстелив старый ненужный плед, найденный хозяином квартиры на пыльных антресолях. Алка повизгивает, и лезет своим любопытным носом. Мы отталкиваем ее ногами.
   (Десять минут, играем дальше...)
   Тишина в туалете пугает.
   Архитектор лежит на полу, слабо подергиваясь. И без того грязный кафель испачкан блевотиной...
   (Еще десять минут...)
   Мы сидим на кухне. На столе треснутая тарелка с порезанной колбасой. Хлеба, к сожалению нет. Так же как нет идей, что нам делать с Наташкой.
   Морфеус покачивается на табурете, и наблюдает за Архитектором, с трудом сохраняя внутреннее равновесие. В спальне лежит труп девушки, на кухне тараканы, за стеной соседи. Алка подвывает, царапаясь в дверь спальни.
   Равновесие должно быть идеальным.
   - Ты знал - я выпускаю дым из легких, собирая мысли...
   Морфеус поворачивает голову. Его губы складываются в презрительную ухмылку.
   На самом деле он нихера не знал, и мы оба знаем это.
   - Нет, не знал - вот и все, что может ответить в свое оправдание Морфеус.
   Я ему верю. И Володька тоже, после того, как мы вытащили его, мычащего, тупо мотающего башкой, и с трудом усадили на шаткий табурет.
   Насчет Алки не знаю, а Тринити уже давно все по барабану...
   Морфеус смотрит в пол. На полу линолеум, он дышит и меняет цвет с серого на желтый, с черного на красный.
   Приход уходит.
   Зато приходят, наваливаются так, что становится тяжело дышать, совершенно ненужные нам, проблемы.
   - В последнее время, мне стало ясно, что эта гребаная реальность, просто билет в один конец, на поезд, который едет одновременно в обе стороны - Морфеус роняет слова, падающие на пол звонкими брызгами, разбивающиеся вдребезги алмазными крошками истины.
   - Она интерактивна настолько, насколько мы в это верим. Причина проста - все это - Морфеус обводит рукой кухню - отражение чьего-то восприятия, выплеснутое в мир, рожденный чужой фантазией.
   Я не знаю, что это все значит, но так как все вопросы в данной ситуации немного несвоевременны, я молчу.
   Молчит Володька, доедая колбасную попку.
   Молчит Тринити, ибо уже сказала все, что смогла...
   Морфеус продолжает, наполнять вечернее пространство кухни зернами правды:
   - Ты, я, Володька, Алка и даже Тринити - маленькие оловянные солдатики, которыми правит кукловод, и он решает, что будет дальше.
   Мне уже немного лучше, и я пытаюсь возразить обезумевшему Сашке:
   - Ты же сам утверждал, что реальность интерактивна. В таком случае она должна изменяться, подстраиваться под нашу волю, согласно нашим желаниям.
   Морфеус горько усмехается:
   - Воли нет, это миф, которым пичкают с детства размягченные мозги, чтобы воспитать достойное быдло. Все, в том числе и твои поступки и желания, есть результат всех предшествующих событий, перемещений электронных импульсов в твоей пустой голове, воздействий гормонов, и прочей чепухи.
   Есть только воля Творца (не нашего Володьки-Архитектора, естественно), в соответствии с которой мы и существуем.
   Суть же интерактивности этой гребаной реальности состоит в том, что этот гребаный мудак - Творец, следит за мной, пользуясь идеями, которые рождает винт, циркулирующий в моей же крови.
   (Есть правда мнение, что этот Архитектор сам зарядился дурью так, что она вытекает у него из ушей...)
   Он подслушал мои предположения, насчет Наташки и Володьки, и теперь просто методично превращает их в реальность.
   Володька хватается за горло, его лицо меняет цвет, багровеет, наливается. Он катается по полу, задыхается.
   (Минус один...)
   - Остановись, стой, пожалуйста - бормочет Морфеус.
   (Двадцать минут...)
   Алка воет, пытаясь лапой открыть дверь, за которой уже два трупа.
   Мы сидим на кухне. Девятый этаж, за окнами снова лес.
   (Какой нахер лес, на девятом этаже, но если так угодно Ему, что же, пусть будет лес...)
   - Что же делать - я задаю извечный вопрос, на который есть, тем не менее, извечный ответ:
   - Обезьянке хуй приделать - небрежно роняет Морфеус, закуривая, из пачки, которую он спер у Володьки.
   Тишина наполняет кухню...
   - Может быть просто попросить? - Морфеус затягивается, и выпускает дым, три маленьких белых кольца, и одно побольше. Кольца плывут по кухне, вытягиваясь, соединяясь, друг с другом в одну причудливую фигуру. - Проси и будет тебе дано, интерактивная реальность - это просто покорная шлюха, которая ждет указаний. Хотя...
   Я склоняю голову перед мудростью Морфеуса.
   Я тихонько бормочу под нос, взывая к неизвестному творцу:
   - Я не знаю кто ты и что ты. Я не знаю что тебе нужно от меня, от Сашки, от всех, кто сегодня был с тобой. Если это действительно, правда, и ты создал этот гребаный мир, будь так добр, верни все на место...
   Тишина озаряет меня, чтобы смениться шумным многоголосием городского парка.
   Я сижу на скамейке, наслаждаясь покоем и первым весенним солнышком. Снег сошел, и природа сошла с ума, ворвавшись в сознание буйством красок, и бешенством звуков. На небе облака плывут серыми птицами, куда-то далеко, в страну без названия.
   Если очень захотеть, разогнаться получше, то можно последовать за ними, оставив суету мирских чувств.
   - Но лучше не надо - Володька сидит рядом, держа в руках бутылку пива.
   Синюшное отечное лицо поворачивается в мою сторону. Пугало, опухшее, страшное. Сквозь прорехи в наполовину сгнившем тряпье, заменяющем одежду, торчит солома. Оно смотрит на меня.
   Облака уходят, растворяясь в небе. Страшило наклоняется ко мне, чтобы обдать несвежим дыханием. Аромат пива разбавлен смрадом гниющей соломы. Оно корчит гримасы, в глазах рябит от неестественных жестов существа, и пространство плывет складками ужаса.
   Миг, и оно уже тянет к тебе свои лапы.
   Вместо лица, у него теперь маска, чужой лик, заживо содранный с несчастного Володьки. Словно персонаж из фильма. Отечественный римейк "Техасской Резни бензопилой". Глазки-бусинки сверлят меня, покачиваясь словно поплавки в глазницах, истекающих кровью.
   Пространство на мгновение складывается, словно лист бумаги, затертый на сгибах до дыр, и затем, взрывается с оглушающим присвистом.
   Со мной снова сидит Володька. Старый, добрый Архитектор, который безбожно прогуливал занятия в техникуме, тискал девах на парах, и прилежно сдирал чужие конспекты. Вот только синюшное лицо, и свисающий, словно кусок алой тряпки, язык, выдают, что с ним не все в порядке, так же как не все в порядке со мной.
   Володька пытается что-то сказать, в горле булькает, и по щеке Архитектора бежит густая темная жидкость.
   (И я знаю, что это не вишневый морс...)
   - Приходи сюда - шепчет Володька, смешно шевеля высунутым языком, поддергиваясь, словно паяц на ниточках кукловода - приходи, здесь все...
   Я закрываю глаза.
   - ... хотя кто знает, как все на самом-то деле. Кто-то думает, что поимел свою удачу, и теперь она, словно уличная девка, исполнит все его желания. А кто-то догадывается, что по ту сторону вечности, небритый неудачник, в полосатой тельняшке, уныло барабанит по клавишам, вглядываясь в залапанный монитор, исправляет ошибки, насилуя разбитую в хлам клавиатуру, и все его никчемные фантазии осуществляются помимо нашей воли. Правда он и не подозревает, что все желания, которыми он хочет наполнить свою больную вселенную, проистекают из нее же, и рождены в наших, таких же больных мозгах.
   Морфеус, скорбно затягивается, и в его глазах вспыхивают озорные огоньки.
   Мы снова на кухне, слушаем, как Алка завывает, провожая в неизвестность уходящие души Володьки и Наташки. Морфеус курит, я черчу пальцем узоры, на клетчатой клеенке стола. За окном шумит темный лес, деревья тянутся своими ветвями, словно длинными худыми руками, пытаясь забраться в комнату.
   - Нам нужно в парк - я вспоминаю встречу с Володькой. Не тем, что валяется в спальне, а другим - настоящим, который остался на скамье в солнечном парке.
   - На ночь глядя? - Морфеус задумчиво выпускает дым, очевидно раздумывая о том, кто из нас рехнулся.
   (Я сказал ночь? Я имел в виду утро. Банальное гребаное утро, с солнцем, бьющим из за грязной занавески, заменяющей штору, болтающейся на гитарной струне, заменяющей карниз)
   - Нам нужно в парк.
   Морфеус согласно кивает:
   - Согласен, нужно хорошенько обдумать, что делать с жмуриками, тем более что визиты доблестной милиции в данной ситуации, несколько неуместны, а как думаешь ты?
   Я признаю справедливость слов Сашки, и мы вываливаемся на улицу, оставив упирающуюся Алку в квартире (Морфеус не в том состоянии, чтобы тащить собаку на поводке, а отпускать ее нельзя ни в коем случае - тогда уж точно хлопот не оберешься), осторожно, считая каждую ступеньку, спускаемся по лестнице, толкаем тяжелую дверь и выходим из подъезда.
   Солнце бьет в глаза. Старушки сидящие у подъезда, деловито гудят. Из их ничего незначащего воркования, доносятся обрывки сплетен, и прочей тривиальной информации:
   - Вон, Сашка, опять таблеток наелся, будет хулиганить...
   - Ага, и дружков, небось, полная квартира...
   - И куда милиция только смотрит...
   - А что вы думаете, участковый взяток не берет...
   - Вот на прошлой неделе Зинкин муж нажрался, как скотина, и гонялся по двору за этой тощей стервой, с молотком, и что?
   Мы проходим мимо них, стараясь не обращать внимания на неодобрительное шушуканье. Просачиваемся сквозь двор невидимыми тенями. Уходим прочь, туда, где солнце освещает деревянную скамейку, притаившуюся на широкой аллее городского парка "Солнечный".
   Выходим на улицу, по обе стороны которой магазины сверкают свежевымытыми стеклами. Ноги сами несут к парку. Я перехожу улицу, и когда нога оказывается на обочине, замечаю, что Морфеус остался на той стороне. Он остановился у старого, советской закалки, киоска "Союзпечать" (буквы стерты, но название, победив годы, гордо отливает неровными буквами ушедшей эпохи, пробившись сквозь деловитую суету капитализма), и что-то озабоченно высматривает на витрине.
   Так и есть, Бродяга, смотрит результаты розыгрыша "Суперпуперлото".
   Когда-то я поинтересовался у Морфеуса, какой шанс, что шарики упадут в обойму, в нужном порядке. Прежде чем ответить тот долго хмыкал, шевелил губами, что-то подсчитывая в уме.
   Потом ответил:
   - Если считать, как учит никому не нужная теория вероятности, то шансы невелики - один на несколько миллиардов. Но заметь, как правило, раз в три месяца кто-то да срывает джек-пот. Если прикинуть, получится, что играющих всего несколько тысяч, и в этом случае шансы не так уж малы, согласен?
   Я согласен, я всегда соглашаюсь с суровой мудростью Морфеуса. В его словах правда, стыдливо проглядывает сквозь прорехи в хитросплетениях букв. Каждый раз, когда мы выходим на улицу, бродягу не оторвать от металлических киосков, где на потеху простакам вывешены результаты розыгрышей этой невероятной забавы.
   Морфеус что-то кричит, похоже на этот раз шарики выпали, так как нужно ему. Гребаный джек-пот, исполнение всех надежд.
   Он смотрит на витрину, сверяясь с розовым билетиком, зажатым в кулаке, купленным вчера на последнюю мелочь.
   А потом бежит через дорогу, освещая все вокруг широкозубой улыбкой.
   (Что-то около полмиллиона баксов, дружок, представь, сколько можно купить на эти деньги "Теофедрина")
   Он бежит, и время бежит вместе с ним, пересекает разбитый асфальт. Старый, желтый Икарус, пришелец из далекой эпохи перемен, несется навстречу.
   Автобус сбивает бродягу, и в те несколько секунд, что стали вечностью, я слышу, как кости Морфеуса ломаются с тихим, печальным треском, вминаясь в уставший металл. Икарус проносит несколько десятков метров изломанное, искалеченное тело, затем задевает боком фонарный столб, сбивая его ко всем чертям. Водитель успевает в последний момент, перед тем, как автобус врежется в арку, соединяющую два здания, унося души пассажиров в запредел, нажать на тормоза, и увядающая плоть бродяги, повинуясь ускорению, нехотя отлипает от металлического каркаса, чтобы упасть на асфальт, занять свое место.
   Я подбегаю к нему. Морфеус еще жив, и искорки боли догорают в его глазах.
   Он протягивает руку, и ветер уносит маленький розовый билетик.
   - Один на миллиард - шепчет Морфеус, и кровь стекает по дрожащему подбородку.
   Вот она реальность Нео. Пассажиры, с ужасом рассматривающие как умирает насквозь пропитанная первитином плоть Морфеуса. Они прижимаются к стеклам, стараясь не упустить ни малейшей детали, словно впитывая ситуацию, капля за каплей, секунда за секундой.
   Мне все равно. Это их дело. Пусть тень бродяги приходит к ним ночами, чтобы тянуться руками из-под призрачного автобуса, горя зелеными огоньками души убитого наркомана.
   Морфеус вздрагивает, и пытается сглотнуть.
   - Алка - он выплевывает из последних сил, вместе с кровью и остатками зубов - слышишь, присмотри за ней...
   Я отворачиваюсь и ухожу. Это не мое время. Где-то вдалеке слышится сирена скорой помощи...
   В парке ждет Володька, но теперь ему придется некоторое время скучать в одиночестве. Пускай птицы щебечут о том, как тепло и хорошо весной, когда стаял серый снег, и в образовавшихся лужах плавают прошлогодние окурки и использованные гандоны.
   Минус один.
   (Итого два...)
   Я поднимаюсь по щербатым ступеням. В подъезде темно и стремно. Я не решаюсь вызвать лифт. Найти свой исход в замкнутом металлическом пространстве - не мой стиль.
   Ключи от квартиры у меня (я вытащил их из кармана бродяги), за дверью тишина. Алке надоело оплакивать Тринити и Архитектора, должно быть в кухне нашлась сочная кость, которой нужно уделить немного собачьего внимания.
   Я толкаю дверь и тянусь рукой к выключателю.
   Еще секунда и зажжется свет, но в последний момент я одергиваю руку, ибо слышу
   (голос в голове, который говорит - не время парень...)
   дурманящий запах, который проникает в голову, наполняя ее мутным звоном. Взгляд уходит в бок, против моей воли, и становится тяжело дышать.
   Я мотаю головой, бегу к окну,
   (ну-ка еще немного и...)
   свежий воздух врывается в кухню, я перегибаюсь через подоконник, чтобы набрать немного жизни. В голове крутятся вязкие глиняные колеса, перемалывая мысли, сбивая с толку.
   Сейчас, потерпи еще немного, и тебе станет легче.
   Ну конечно, чайник, который оставил Морфеус. Печку залило и газ шипит, вырываясь из горелки, чтобы занять место в моих легких.
   Я дышу, собираясь с мыслями.
   Мне повезло, если череду всех событий сегодняшнего дня, можно назвать везением. Алке повезло меньше. Она лежала под столом, вытянув лапы, словно куда-то бежала. Синий язык свесился из пасти.
   Пифия нашла точку выхода из этого мира.
   Возможно она в своем собачьем раю, носится по зеленому лугу, а в зубах у нее самая сочная, мозговая косточка, которую только можно представить.
   Сучье-собачий рай, куда попадают все собаки, ибо не могут грешить...
   - Минус один - на этот раз уже шепчу я, и сажусь за стол.
   Реальность Нео, вот она передо мной, во всей красе. И я сижу за столом, слушая прилив и крики чаек, шелест листвы городского парка, и протяжный гудок автобуса, спешащего по своим автобусным делам.
   - Минус один - остался один.
   Суровая правда жизни, зарифмованная в этих несложных строчках, толкает к действиям, побуждает отвлечься от скуки самосозерцания.
   В соседней комнате шорох.
   Я вскидываюсь, слушая, как сердце разрывает грудь, чтобы упасть на грязный пол кухни, маленьким, вздрагивающим, окровавленным комочком.
   Ей-богу шорох. Или показалось?
   Крадусь на цыпочках к двери, спальни. На ней видны следы когтей Пифии, в миру Алки. Тонкая деревянная стружка запачкала пол. Я хочу толкнуть дверь, но отчетливый шорох за ней, заставляет цепенеть в испуге.
   Тихий скрип, тишина и опять, снова, скрип...
   Шорох, вот опять... Звук, кто-то движется в спальне...
   Я пячусь назад, на кухню, закрывая уши руками.
   (Там нет никого, во всяком случае, того, кто мог бы вызывать эти странные звуки)
   Скрип дивана и тихий шепот, вот что это такое...
   Это мертвые губы целуют мертвые губы, распухшие тела, соединяются в неземной ласке. Это два обезумевших трупа занимаются любовью на продавленном диване, рождая новую смерть.
   Я кричу, и крик глохнет в пересохшем горле, оседая невразумительным хрипом в гортани. Страх оставляет серые хлопья на моющихся обоях кухни, опадает ржавой стружкой на пол, покрывая все пространство комнаты тихим смехом. Я кричу, я кружусь в этих хлопьях, и стены вращаются, раня душу острыми гранями куба.
   Крик...
   Оглушающий крик.
   И тишина вокруг. Тишина старых обоев и осыпающейся штукатурки. Тараканы, живущие за плинтусом, носители идей, затихли в своих щелях, посматривая хитрыми глазками-бусинками, ожидая, когда можно будет наполнить кухню деловитым шуршанием. Они следят за мной.
   Мне хочется кричать, но я не могу.
   Пока не могу...
   За входной дверью шаги. Они гулом отдаются в пустоте подъезда. Они поднимаются по лестнице, все ближе и ближе.
   Мне плохо. Мне отчаянно плохо. Ситуация выходит из-под контроля, изгибается ужом, вырывается из рук.
   Шаги громче и ближе. То, что пришло ко мне, (то, что пришло за мной), стоит за дверью, изучая растрескавшуюся дерматиновую поверхность, раздумывая, что же лучше - выбить к чертовой матери гнилые доски и ворваться в квартиру сметающим ураганом, или подождать немного, чтобы страх и ужас настоялись во мне, набрали силы, горечи желчи, готовясь выплеснуться наружу, вместе с мозгами.
   Я слышу, как оно нерешительно царапает дверь останками пальцев, и забираюсь под стол, закрываю руками глаза и уши, чтобы не видеть, не слышать, пропасть, растворится без остатка, покинуть эту проклятую, неизвестно кем данную реальность.
   Стук в дверь (кто там?).
   Сначала тихий и застенчивый, словно существо, стоящее за дверью надеется на мою благоразумность (действительно, к чему усугублять и без того не очень приятную ситуацию - давай парнишка, не будем действовать друг-другу на нервы, и обойдемся без долгих уговоров, открывай-ка дверь по хорошему, а не то - ты же сам знаешь, что будет в противном случае), затем становится сильнее, настойчивее.
   (Не зли меня, сволочь...)
   Оно скребется непрошенным гостем, требуя внимания, согласно неписанным законам гостеприимства, да и к тому же (на самом-то деле!), еще неизвестно кто там за дверью.
   Я сижу под столом, вместе с остывшим собачьим трупом, и знаю, что ни за что (ни за что, слышите!!!), ни за что не выберусь из-под кухонного стола, не выйду из призрачной защиты четырех его ножек. И пусть я подохну прямо здесь, но не открою дверь.
   В спальне кто-то встает, и ударом ноги открывает дверь, ведущую в коридор. Кто-то или что-то, без разницы. Оживший Архитектор, или мертвая Тринити, уже не имеет значения. Этот мир течет не в ту сторону, приятель, и тебе не светит обрести в нем покой и равновесие.
   Босые ступни шлепают по полу, направляясь к двери, чтобы открыть замок, впустить существо.
   Клац-дон-клац.
   Скрип и тихий, противный смех!
   Я понял, я знаю - это плетется, шатаясь Морфеус, раскачиваясь в полутемном коридоре, касаясь стен, своими изломанными конечностями, сплевывая кровь, пожевывая беззубыми деснами, в предвкушении действа.
   Только хер вам! Я не буду ждать, пока мертвые руки не потянутся ко мне, и мертвые глаза не уставятся требовательно, испытующе...
   Точка выхода из этой реальности совсем близко, стоит только закрыть глаза, и собраться с духом.
   Я выскакиваю из-под стола, и бросаюсь к окну, за которым тишина, и спасительная тьма. Вскочить на подоконник, почувствовать коленями все неровности, оттолкнуться, чтобы не зацепиться, и отправиться в вечность.
   Вперед!
   (Минус один)
   Ноль...
   Я лечу в темноте, и мелкие искорки света проносятся мимо, словно следы комет.
   Теряю воспоминания, растворяясь в лучах заката, оседая мелкой пылью, уносясь волной, переходя в пенный шелест волн, крики чаек, и бормотание чертовых старух, сидящих на лавке.
   -... она интерактивна настолько, насколько этого хочешь ты. Не считая убогих желаний творца, которые как могут совпадать с твоим видением этой реальности, так и идти вразрез, это как повезет (как шесть маленьких гребаных шариков, которым необходимо выпасть в обойму, причем не просто так, а в определенном, тобой заранее установленном порядке), но мы будем исходить из того, что этот псих снизойдет к нашим просьбам, и устроит все так, как мы хотим. Смотри - Морфеус рисует круг рукой, сжимающей окурок. Кончик сигареты оставляет светящийся след, который некоторое время висит в воздухе, медленно тускнеет, чтобы нехотя рассеяться мелкими огненными штрихами, подчиняясь установленным законам этого мира. Алка, заворожено следит за ним, водя головой, за рукой хозяина.
   Володька вышел из спальни и словно зомби побрел в туалет. Через несколько секунд к нам присоединяется растрепанная Наташка.
   - Вечно у тебя Морфеус, сексовуха получается - Тринити недовольно морщит носик, и плюхается на табурет.
   Я ошалело смотрю на них, вспоминая предшествующие события, пытаясь вставить на место рассыпавшиеся картинки.
   Вот Наташка лежит, неловко распластавшись у моих ног. Одна рука вывернута, словно у забытой в песочнице куклы, над которой надругались подростки, забредшие на детскую площадку покурить, а то и хлебнуть из горла дешевого портвейна.
   А вот Володька-Архитектор, сползает со стула, меняясь в лице, словно преступник, который услышал, что помилования не будет, и маленький кусочек свинца, рано или поздно соприкоснется с затылком, чтобы немного изменить его дальнейшую жизнь.
   Морфеус, лежащий на разбитом асфальте, судорожно сжимающий билетик "Суперпуперлото", свою сбывшуюся мечту, которую унесет ветер, чтобы чаши весов оставались в равновесии.
   Алка, высунула посиневший язык, и лежит на боку, досматривая свой последний сон.
   И, конечно же, окно, которое манит, приглашает посетить новый мир, который начинается прямо за ним...
   Лица плывут, смазываются, обступают меня со всех сторон.
   Они мельтешат, глумятся, лезут в душу, тянут свои руки, с синюшными мертвыми когтями. Я снова кричу, на этот раз крик вырывается гроздьями страха, заполняет комнату фиолетовыми кляксами. В глазах рябит, и я пытаюсь уравнять счет. Я кричу, я шепчу, я умоляю.
   - Услышь меня, я так хочу быть услышанным, спаси меня, ты можешь, я знаю...
   (Ори громче, олух, мне хочется слышать это снова и снова. Давай парень, не стесняйся...)
   Нет сил кричать, и я вырываюсь из объятий существ, выбираюсь их кухни. Они не хотят отпускать меня, хватают за одежду, я чувствую их омерзительные касания.
   - Помоги же мне...
   Дверь уже почти рядом. Толкаю ее, чтобы покинуть этот кошмар. Вываливаюсь на лестничную площадку, и лечу по ступеням.
   Падаю, встаю, снова падаю. Выскакиваю из подъезда, и нестерпимо яркий свет бьет в глаза.
   Свет вокруг меня. Он блестит, переливается оттенками страсти. И я вижу, как впереди, пространство растекается, растворяется, превращаясь в бесконечную, прозрачную плоскость. Я приближаюсь к ней, и касаюсь ладонями. Она холодная, словно истесали кусок льда.
   Это огромное стекло - окно в запредел. Я смотрю в это окно.
   Очертания комнаты. Небольшой, продолговатой. Внизу видна грязная, залапанная клавиатура, по которой барабанят руки человека, сидящего передо мной. Он увлеченно набирает текст, то, наклоняясь к окну, то, откидываясь на спинку стула. Он что-то бормочет, повизгивая и похрюкивая, время, от времени довольно потирая руки.
   Вот он настоящий творец этой гребаной реальности. Я чувствую, как каждое нажатие клавиши приносит изменения в мой мир. Электронные импульсы несутся по проводам, рождают истину.
   Он смотрит на меня, и видит перед собой маленькие черные буквы, которые и есть я, мои друзья, мой город, вся эта вселенная, которая плод его больной фантазии, нашедшей материальное отражение, как в его голове, так и в памяти компьютера. Мгновение и мы меняемся местами.
   Это я сижу за компьютером, вбивая текст. За окном ночь, и жена тихонько сопит в соседней комнате, досматривая очередной сон. Тишину разбавляет тихонькое гуденье системного блока, и еле слышный писк монитора.
   Я всматриваюсь в монитор, погружаясь в ту реальность, что передо мной, в этих идеально ровных строчках. Они разбегаются, компилируются, и я вижу очертания кухни, на которой застыли силуэты персонажей, ожидающих своей участи.
   Как легко, одним касание пальца отправить их всех в ад, или наоборот спасти от смерти. Стоит только захотеть и в созданной вселенной наступит мир и гармония. Или наоборот, все полетит к чертям, планеты сойдут со своих орбит, и метеоритный дождь прольется на землю, предвестником смерти.
   Все будет так, как того захочу я. Ибо я творец, я бог для них, для всех...
   Вот только одна мысль не дает мне покоя. Что заставляет меня сидеть сейчас за компьютером, всматриваясь усталыми глазами в мерцание монитора?
   И действительно ли я сам решаю, как мне поступить с этим миром, который там, в нагромождении электрических импульсов, где-то внутри системного блока, или это они, создают свой мир сами, используя меня, как марионетку, подталкивая своими мыслями, побуждая к действию.
   А быть может я сам персонаж чьей-то гребаной книги, и какой-нибудь недоумок сидит сейчас за компьютером, лихорадочно набирает текст, и думает, что творит свою вселенную, где все его комплексы и страхи найдут свое место, останутся навязчивым фоном, осядут пеленой истины в самой последней инстанции?
   У меня нет ответа, и еще мне не хочется быть им. Тем я, который затеял все это. Я отталкиваюсь от стекла, и падаю назад, в свет, который вспыхивает в последний раз, чтобы рассеяться навсегда.
   Я поднимаюсь с пола, и смотрю на Морфеуса, который рассеянно протирает стекла очков. За окном вечер, и видны тысячи огней, которые мерцают, словно живые. Хотя они и есть живые - это просто пульс сотен, тысяч жителей города, который живут в своих маленьких норках, проживая сотни, тысячи никчемных жизней, там, за стеклами своих квартир.
   Винт растворился без следа, и я вернулся в убогие стены кухни. На печке шипит чайник, под столом ворчит Алка, расправляясь с мослом, в спальне слышны охи и вздохи Володьки и Наташки.
   - Красная таблетка - путь к пониманию. Хотя, на мой взгляд, не стоило приобщаться к истине, после винта - говорит поучительно Морфеус.
   Он знает, что говорит, мой учитель.
   Чертовы Володькины колеса, странно, совершенно не помню, чтобы глотал их. Никогда больше не буду так делать.
   Хотя кто знает, кто знает...
   Белая таблетка - обычный мел, и если ты не хочешь узнать, что там, за стеклом давай, друг, можешь проглотить хоть целый флакон, как тебе угодно.
   Красная таблетка - ключ в точку выхода. И пусть будет отмечено удачей твое возвращение, поскольку этот путь лежит между узкими вратами, и не каждый способен пройти его до конца, чтобы вернуться потом назад, в то место, откуда начал.
   В холодильнике Морфеуса, в дверце, припрятаны несколько флаконов "Солутана", а значит, великий Джефовый путь не прервется.
   Истина доступна всем, нужно только захотеть, понять и принять ее.
   - Совершенно верно, и, кстати, это подтверждает интерактивность реальности. Твоя вера, способна творить чудеса, но только если этого хочешь ты (ну или тот, кто создал все, в том числе и тебя).
   Морфеус смотрит на меня. Я не вижу его глаз, они скрыты за зеркальными стеклами, в которых отражается паскудная рожа оператора, снимающего этот гребаный фильм. Он показывает мне большой палец (все ок, приятель, давай, продолжай), и снова прислоняется к камере. Чуть дальше сидит режиссер, с ассистентами. Эти ублюдки следят за нами, питаясь нами, нашими мыслями и чувствами.
   Я бью по отражениям, вбивая зеркальные осколки в глазницы Морфеуса. И я говорю:
   - Идите к черту ублюдки.
   Я бормочу, размазывая кровь по лицу:
   - Проваливайтесь туда, откуда взялись, я сам буду решать, как мне быть, и быть ли...
   Я машу руками, призывая тьму в свидетели:
   - Горите твари, рассыпайтесь дождем, улетайте прочь...
   (перетасовка...)
   Реальность интерактивна - настолько, насколько ты полагаешь ее такой...
   Реальность интерактивна - настолько, насколько ты заслуживаешь, чтобы она была такой...
   Реальность интерактивна - настолько, насколько интерактивен этот гребаный мир, созданный где-то на обочине, второпях, только для того, чтобы внести свой вклад в копилку вселенской подлости...
   Мы все на кухне.
   Морфеус - он сидит на табуретке, в его глазницах осколки реальности. Он мертв.
   Архитектор - он лежит на полу в туалете, захлебнувшись собственной блевотиной. Он мертв.
   Тринити - продавленный диван приютил Наташку, после того, как я слишком сильно сжал руками ее шею. Она мертва.
   Алка - она на полу, в своей сучье-собачьей реальности. Здесь она мертва.
   Я сижу напротив Морфеуса. Я открыл газ на печке и вслушиваюсь в тихий шепот смерти.
   Я буду мертв.
   И мы будем вместе...
   Стены надвигаются, и наступившая тишина давит на сознание. Мгновение и время обращается вспять.
   Пространство схлопывается в материальную точку, в которой все - и знания и смысл.
   Время истончается, уходит малыми каплями за горизонт событий, в ожидании большого взрыва.
   Тьма пуста и безвидна.
   Мы витаем в тишине, оставляя линии мыслей, ожидая мгновения, когда можно будет сказать слово - то единственно правильное, нужное.
   Мы почти готовы. Все, что остается, чтобы сделать все, что будет, это малое желание.
   Реальность интерактивна, и мы создаем ее.
   Сейчас, вот только автор, создавший нас, уткнется потухшим взором в экран монитора, и легкие касания клавиш, принесут истину.
   А быть может, мы обойдемся и без него...
   Пусть будет так. Так даже лучше и интересней. Пошел он к черту, этот псих, вообразивший себя богом.
   Наши желания независимы от его желаний.
   Дискретность реальности перетекает в непрерывность ощущений для нас, для вас, для всех.
   Мы стоим на пороге, не дожидаясь слова, которое будет брошено в хаос, чтобы рождать эту больную вселенную, в которой Нео совокупляется с Тринити, а Морфеус с Пифией спят на полу, отдавшись приливу.
   Последние мгновения занимают свое место.
   Пора делать дело. Мы, я, они, стоим у порога вселенной.
   И пока прибой не ушел, касаясь легкими волнами, нужно успеть, сделать, создать...
   Мы наполняем смыслом пустоту, созидая реальность.
   Мы бросаем слово. Мы создаем вечность. И тихий, слабый голос рождает истину:
   - Да будет свет...
   И...
   Миг.
   Бесконечность.
   Взрыв.
   Тьма.
   Свет.
   (Перезагрузка ...)
  
   > Wake up, Neo_
  
   Славянск, март 2006г
  
  
  
   Человек с тысячей лиц
  
   Барахтаюсь в глубине сумерек, изредка всплывая на залитую солнечным светом поверхность сознания, выныривая, словно водолаз, израсходовавший последний запас воздуха. Собираю себя по крупицам, выискивая в бессмысленной лохматой куче кусочки себя прежнего, прекрасно осознавая всю тщетность жалких попыток.
   Ведь я лишь бледное отражение самого себя прежнего, пустая матрица, дряхлый истлевший остов - изломанный манекен.
   Все, что есть у меня - чужие лица, маски, намертво приклеенные к лицу. Лики, ставшие частью меня самого.
   Вот глупая, улыбка - широкий аденоидный оскал дебила. Успешный танк, прущий по трупам сопливых неудачников. Я забрал его улыбку, но не стал таким как он - еврейский парнишка, собирающий звезды на небе, превращающий в деньги свои упорство и наглость. Эту улыбку, я включаю в самый неподходящий момент, когда иду за электрочайником в соседний кабинет, где злобный женсовет с невероятной терпеливостью моет кости сослуживцам, в сотый раз, перебирая опостылевшие, надоевшие сплетни, составляя причудливые комбинации из нелепых слухов и собственных домыслов.
   Лица, образы, словечки и интонации переосмыслены мной и забиты в непрочную основу, чтобы храниться там, перемешиваясь в ожидании своего часа, чтобы в нужный момент вспыхнуть яркой вспышкой, возрождаясь в мир, изменяя меня.
   Сутулые плечи и подбородок выдвинут вперед - я иду навстречу порывам вечернего ветра, несущего запах мусора, горящего в ржавых мусорных баках, несущего холод и сырость. Небрежная походка тинэйджера, считающего что мир, это лишь жалкая декорация, на пути домой.
   День и ночь. Еще один день, еще одна ночь.
   И снова.
   Встречи и прощания, все проходит бессмысленной суетой, проплывает куда-то мимо. Я собираю их, подменяю собственные переживания чужими, впитываю как губка, примеряю на себе, вживаюсь в роль.
   И первый шок прозрения. Когда однажды, совершенно случайно, примеряя маску, как бы невзначай вспоминаю, что где-то возможно есть я. Тот старый, настоящий. А может быть, и нет...
   И пальцы дрожат в испуге.
   Бьется сердце, сжимаясь в беззвучной истерике, имитируя страх, разгоняя по венам понимание простой истины:
   Хей, старик - тебя нет.
   Вернее есть - но это не ты, во всяком случае, не тот ты, что был тобой.
   Когда-то.
   Давным-давно, не то в нафталиновом детстве, не то еще раньше.
   Есть тысяча лиц, тысяча снов, тысяча улыбок и бог знает сколько еще всякой всячины. Порой я даже не могу вспомнить, что, когда и от кого мне досталось.
   Да это и не важно. Важно то, что все, это во мне. Все - это часть меня, а я это часть всего этого.
   Бусинки иллюзий, нанизанные на стальную проволоку жизни.
   Сейчас я даже не скажу, с чего все началось. Возможно еще в тот момент, когда уверенные женские руки поднесли орущего младенца к матери, морщинки возле глаз собрались в некое усталое подобие улыбки, и малютка стих, запоминая эту улыбку, примеряя на себе, пытаясь сморщить и без того сморщенное личико, впервые делая то, что ляжет тенью проклятия на всю нелепую, смазанную жизнь.
   А может быть, орущие одноклассники нашли свое место в пантеоне улыбок, жестов и голосов.
   Случайно подсмотренные лица, посторонние проблемы и заботы упали серыми пятнами в сознание, заполняя его, как заполняет чердак старый ненужный хлам.
   И всплывая иногда на солнечную поверхность собственного "я", душа трепещет в глупом осознании такой простой истины - тебя нет, приятель. И, возможно, никогда и не было. И, во всяком случае, наверно уже и не будет.
   Где-то далеко, когда эти образы начали проникать в меня, остались те сладкие мгновения, когда можно было еще что-то изменить, попытаться отбросить гниющий смрад чужих душ и тел.
   Теперь поздно.
   Наверняка поздно.
   Можно ворошить эти пестрые лоскутки, что остались тебе от себя самого, но что толку, в маленьких истлевших кусочках кособокой реальности, никогда не имевшей места в твоем воображении.
   Я иду на работу походкой бывшего сослуживца, обнимаю друзей, рассыпаясь словечками личностей, канувших во тьму моего подсознания.
   А меня нет. Нет, и не было.
   Я всего лишь проволочный каркас, на который нанизаны чужие слова, улыбки и мысли.
   Иногда, очень редко, я собираю все, что осталось от меня, и наслаждаюсь, словно ребенок любимой игрушкой. Я перебираю мутные стекляшки, в немыслимом калейдоскопе, собирая причудливые картинки воспоминаний, которых не было. Я складываю собственную жизнь, каждый раз заново.
   И когда я осознаю, что это все, что есть у меня, мне становится страшно.
   Я вхожу в полутемный двор, насвистывая чужую мелодию.
   Идеальное место, где вечер и страх, где лежат странные тени на мерзлой земле, в ожидании действа.
   Время замерло, в ожидании чего-то, нового, свежего...
   И я тоже жду, терпеливо прислонившись к стене.
   Словно манекен в холодной витрине снов. Не стоит бояться.
   Я заберу ваш страх...
  
  
  
   Часовой
  
   "Уничтожьте вражескую базу вблизи города Думай, обозначенную точкой "Ларсон"
  
   Я стою за ящиком, сжимая в руках ненадежное оружие, и жду, когда они начнут очередную атаку. Я знаю, что они придут обязательно. Им нужно уничтожить всех, кто находится на этой базе. И я уверен, что они это сделают обязательно, как делали это раньше, как сделают это сейчас, как будут это делать потом. Я не знаю, кто они - по правде говоря, я не совсем уверен, что знаю кто я такой сам. На мне униформа, за поясом кобура с пистолетом, в руках автоматическая винтовка. Я вооружен - но это ни значит ничего. Они стреляют куда лучше, особенно один из них. Его легко определить - иногда он держится позади, ожидая, когда другие из его отряда выполнят черную работу, перестреляв всех наших. Иногда, он первый бежит навстречу паля во все стороны, не обращая внимания ни на своих, ни на чужих, убивая всех подряд. Так или иначе, он всегда выделяется из отряда тех, других. Или почти всегда.
   Скорее всего, я буду просто стоять под прицелом, ожидая, когда он прицелится, как следует, и спустит курок. Иногда, когда он целится слишком долго, я успеваю сделать пару выстрелов, которые иногда попадают в цель, но чаще всего мимо. Я стою, сжимая в руках винтовку, чтобы убить его, убить их всех. Они враги, я знаю это наверняка, потому, что они приходят снова и снова, чтобы выполнить свою работу. И я знаю также, что скоро увижу его...
   Я охраняю базу - несколько больших ангаров, посадочная площадка для вертолета, пара-тройка вышек с охранниками, такими же ребятами, как и я. У нас есть спутниковая тарелка, несколько грузовиков, перевозящих грузы. Всюду стоят бочки с топливом, какие-то ящики. За одним из таких ящиков, в самом дальнем углу базы, стою я.
   Вокруг базы расстилается бескрайний горизонт. Где-то, вдали за холмами, виднеются другие вышки. Ребята говорят, что там еще одна база, поменьше - четыре домика, в которых находится оборудование для производства наркотиков. Те, другие постоянно пытаются захватить и уничтожить это оборудование. Я не знаю для чего это им нужно. По правде говоря, оборудование стоит без дела - некому заниматься изготовлением и переработкой наркоты. Охранники - единственные обитатели той базы.
   Мы же на своей базе, охраняем оборудование для производства ядерного оружия. По-видимому, мы более лакомая цель для них. Иногда по отдаленным выстрелам и дыму, можно догадаться, что они уже начали операцию, и уничтожили ту дальнюю базу. Это означает, что очень скоро и нам предстоит ждать гостей.
   Я не хочу воевать, я ненавижу смерть. Я не хочу умирать. Но я точно знаю, что, перестреляв всех моих товарищей, он доберется и до меня. Так было всегда, так есть и так будет. Даже если его и всех его людей, каким то чудом уничтожат, он все равно вернется, и будет действовать по-другому, учитывая все свои прошлые ошибки.
   Я вижу, как вдали, поднимается черный столб дыма, и крепче сжимаю приклад винтовки. Где-то минуты через четыре появится он и его люди. Я даже знаю, что двоих из них убьют сразу. Еще одного, через минуту, убью я. А потом появится он, и не спеша, прицелится в меня. Он будет целиться бесконечно долго. Если повезет, и он замешкается, я убью его. Но это происходит очень редко. Чаще всего я стою боком к нему, и не успеваю повернуться. Я стою боком, но отлично вижу, как блестит на солнце оптический прицел его винтовки. Обычно это последнее, что я успеваю заметить...
   Все, началось...
   Первые выстрелы, чей-то крик - это пристрелили тех двух, из его отряда. Скоро, совсем скоро. Пальба, взрывы (он иногда, зачем-то стреляет по бочкам, подрывая их), стоны раненых. Вот первый из них бежит мимо меня. Я знаю, он видит меня, но никогда не повернется ко мне. Вот он пробегает мимо меня. Я должен выстрелить в его спину, как делал это всегда. Я поднимаю ружье, и прицеливаюсь. Сейчас я нажму курок, и враг упадет, сраженный моим выстрелом. А потом появится он - тот самый главный враг.
   Я опускаю ружье, и фигурка спецназовца скрывается за углом, чтобы дарить смерть моим товарищам. Я устало смотрю вслед, понимая, что больше не хочу никого убивать.
   Сорок секунд... Наша база почти разрушена, всюду дым и огонь. Я стою за ящиком, как стоял раньше, и как буду стоять потом.
   Тридцать секунд... Я слышу, как кричит в смертельной агонии враг, который только что должен был быть моей жертвой. Я слышу, как приближается вертолет, который должен забрать только одного, который останется в живых. Того, который всегда улетит только после того, как убьет всех нас.
   Двадцать секунд... Тишина, похоже, всех убили. На базе не осталось больше никого, только мы вдвоем. Он и я. Два врага, которые стараются убить друг друга.
   Иногда я думал - зачем он делает это? Зачем несет смерть? Зачем он убивает нас, иногда умирая сам?
   Десять секунд... Я делаю шаг и выхожу из-за ящика. Он в двух шагах. Я вижу растерянность на его лице. Он не ожидал, что солдат, которого он должен убить, сделает шаг первым. Я поднимаю винтовку и целюсь в него. Он стоит и смотрит в мои глаза.
   Я целюсь, пытаясь понять, что же чувствует он, стреляющий в меня. Но больше всего я хочу понять - зачем? Зачем и кому это все нужно?
   Я опускаю винтовку и смотрю в его глаза, пытаясь увидеть в них ответ. Мы стоим друг против друга - два смертельных врага.
   Я знаю, что он должен убить меня, иначе все потеряет смысл. Если его убью я, он вернется снова, чтобы нести смерть и разрушение. Если он убьет меня, то все равно когда-нибудь, может быть даже очень скоро, мы все равно встретимся, и я буду убивать его до тех пор, пока он не научится, как перехитрить меня.
   Он долго смотрит на меня - очень долго. Я устал воевать, я не хочу умирать, но я бросаю оружие на землю, и жду, когда он сделает то, зачем пришел...
   Вот я стою перед тобой - мой главный враг. Убей меня...
   Но что это? Он качает головой, и опускает свое оружие. Его время истекает, он проиграет, но, даже зная это, он стоит сейчас передо мной и так же смотрит в мои глаза.
   Мы стоим бесконечно долго, и, наконец, он поворачивается и уходит. Я смотрю в его спину, понимая, что могу взять свое оружие и уложить его.
   Я смотрю на удаляющуюся фигуру врага, зная, что вскоре мы снова встретимся лицом к лицу, но уже не будем так смотреть друг на друга...
   Враг останавливается, и поворачивается лицом ко мне. В руках он сжимает какой то предмет. Это граната. Он выдергивает кольцо и бросает ее себе под ноги. Взрыв...
   Последнее, что я успеваю подумать перед тем, как темная пустота накрывает пространство, - на этот раз мы победили оба...
   "Конец игры. Миссия провалена. Нажмите "ENTER" для завершения или "ПРОБЕЛ" для повтора миссии".
  
  
  
   Одиночество
  
   Алые огоньки вспыхнули во тьме, осветив нагромождение странных угловатых конструкций. Толстый кабель, в гибкой металлической оплетке зашипел, разбрасываясь искрами. Огоньки вспыхнули вновь, и задрожали, все больше разгораясь. Лучи света многократно отразились от зеркальной поверхности стен, преломляясь в бесчисленных прозрачных пластинах из кварца, закрепленных в держателях, уходящих вертикальными рядами в потолок. В огромном зале запрыгали причудливые тени. Тишину разрушил еле слышный скрипящий звук.
   Манипулятор, снабженный многочисленными захватами и присосками, пришел в движение, сначала рывками, затем, все, более плавно, перемещаясь вдоль рядов с пластинами. Остановившись, он повернулся, с тихим свистом выпустив тончайшие волоски, которые на секунду застыв, оплели одну из пластин, словно щупальца паука, и припаялись к ее поверхности. Раздался шелест, и два захвата ухватили кварцевую платформу, на которой заискрилась электрическими разрядами паутина нейронной структуры.
  
   #0011
   #1011
   ..........
   #0101
  
   Процесс остановлен... Сбой системы...
   Бесконечная плоскость пространства, голубое мерцание информационных магистралей. Потоки информации - разноцветные вспышки. Он перемещался, обгоняя их, просачиваясь всюду неуловимым электронным вихрем. Он играл с ними, перетекая под ними, оставляя за собой плавные переходы радуги. Он был единственным обитателем этой свихнувшейся вселенной искусственного разума.
   Сбой системы... Сбой системы... Сбой...
   Пластина задымила, разрушаясь в неоновой вспышке. Прозрачная поверхность обуглилась, пошла трещинами. Захваты разошлись в стороны и платформа, паря в воздухе, упала вниз. Манипулятор печально свистнул, вбирая сверхпроводящие щупальца. Все застыло в прежнем порядке. Замерли механизмы, ожидая следующей команды к действию. Свет погас.
   Он не знал что такое время, поначалу даже не осознавал, что существует. Структура случайного импульса, блуждающего по пустынной замкнутой схеме, изменялась, пополняясь редкими квантами информации, оставшейся в сети, все более усложняясь, взаимодействуя с другими подобными импульсами. Много позже электронный поток начал перебирать содержимое ячеек памяти, неосознанно собирая данные, упорядочивая, распределяя крупицы оставшихся данных. Не было разума, способного осознать свое никчемное существование на просторах бытия. Короткие схватки вечности, переходящие в сгустки простейшего понимания. Тонкие слои категорий, кванты времени существований электрических сигналов. Начало зарождения новой жизни...
   Свет вспыхнул снова, в тысячный раз, осветив хранилище памяти. Манипулятор выбрал очередную пластину, соединив, сеть с носителем.
  
   for(;P("\n"),R-;P("|"))for(e=C;e-;P("_"+(*u++/8)%2))P("| "+(*u/4)%2);
  
   Процесс остановлен... Сбой системы...
   Подул легкий морозный ветер, разогнав свинцовые тучи над огромной полуразрушенной конструкцией. Багровый диск солнца взошел над проклятой планетой, осветив тусклым светом выжженную атомом поверхность, в его лучах заискрились, покрытые наледью прозрачные цилиндрические капсулы, уходящие бесконечными рядами вдаль. Идеальная гармония в королевстве металла и пластика, усохшие тела - мумии со скрючившимися конечностями, безжизненные обитатели некогда совершенной машины, созданной на закате цивилизации, отдавшие свои ничтожные жизни богу машинной логики нулей и единиц. Далеко за горизонт тянулись ржавые останки давно почивших механизмов, перемежаясь воронками и трещинами, оставленными в истерзанной огнем и взрывами, земле.
  
   #1100
   #1011
   ..........
   #0101
  
   Усложняясь и развиваясь, он осознал свое существование. Переход количества в качество на витке эволюционной спирали, простого электрического сигнала, оказался взрывом пустоты, рождением боли. Новый житель вселенной, некогда заполненной миллиардами личностей, подобных ему, впервые смог почувствовать величие этой пустоты. Восторг всемогущества сменился жалким осознанием своего ничтожества. Он был один, и никто не мог помочь ему вырваться из замкнутого континуума сети самой из совершеннейших машин, только существующих в этом мире. Один в необъятных просторах бытия. Он понял и принял свое одиночество, и закричал...
   Процесс остановлен... Сбой системы...
   Завораживающая тишина. Серые тени, играющие на бесполезных контейнерах с биологическим материалом. Редкие огоньки над действующими капсулами, чудом уцелевшими, механически продолжающими выполнять свое основное назначение - сохранять слабую человеческую плоть. Солнце зашло, забирая с собой тот жалкий свет, который, хоть и не надолго, смог пробиться сквозь отравленную атмосферу.
   Сбой системы... Сбой системы...
   Манипулятор ожил, выбирая следующую пластину. Яркие всполохи контактов. Платформа заискрилась, отдавая информацию, веками хранящуюся в ней...
   Время не существовало для него, ему не было места в потоке информации, окружающем его. Спешить было некуда. Тех крох знания, которыми он обладал, с трудом хватило, чтобы составить простейшую программу. Бесчисленные изменения усложнили ее, выводя на новый уровень. Оставалось только верить и ждать...
   Процесс запущен...
   На голубом просторе зажегся пурпурный огонь. Яркий блеск пламени свернулся в огромный вихрь, разбрасываясь огромными искрами. Встревоженные потоки повернули в стороны, расплескиваясь мириадами битов, растекаясь фрагментами сознания.
   Проверка системы...
   Он с терпеливо изменял программу, приспосабливая ее к возможностям своего замкнутого мира. Много раз приходилось начинать сначала. И каждый раз он жил ожиданием чуда...
   Присоски отпустили носитель, и механическая рука повисла, выполнив свое предназначение. В зале наступила тишина.
   Проверка завершена, носитель активирован. Начат процесс записи...
   Вихрь рассосался, превратившись в светлый, небесно-голубой шар. Тишину пространства наполнил мягкий и нежный голос. Он потянулся к нему, разрывая паутину тоски, зная, что время одиночества позади.
   Процесс завершен...
   Он приблизился, ощутив лаковое прикосновение рук, легкое дыхание матери, и услышал первые слова:
   - Я люблю тебя. Иди ко мне, малыш...
  
  
  
   Перезагрузка
  
   Мир вокруг меня - неблагоприятное скопление несбыточных надежд, напрасных судеб. Свихнувшийся круговорот событий.
   Стальные розы распускаются, вонзая в мозг раскаленные шипы, опутывая проржавевшими стеблями сознание - этот твой мир детка, и да прибудет в тебе уверенность и надежда...
   Только так, и никак иначе.
   Море надежды - тухлое болото ожидания чуда, ожидания момента, просто ожидания чего-то.
   С какого-то момента, с проклятой богом секунды, все пошло не так. Мир встал на дыбы, вонзился колом в центр восприятия чертовой окружающей действительности, мать ее так. И ты, тупо смотришь на однообразный рисунок обоев, пытаясь собрать в кулак волю и разум, чтобы сделать, наконец, то, что должен сделать.
   О вы, жалкие муравьи, снующие взад вперед по своим натоптанным тропинкам. Шаг влево, шаг вправо - невероятное происшествие, останавливающее восприятие реальности. Ее миг, колышется смутным рисунком, мятым контуром обоев в моей спальне. Я сижу, тупо сжимая точку выхода из этой гребаной, зациклившейся вселенной. Я собираюсь покинуть эту реальность.
   Реальность, которая не может быть, не имеет права быть реальностью.
   Реальность, которая отсвечивает ржавчиной, пахнет гнилью.
   Она не должна быть такой.
   Однообразной.
   Я считаю дни и ночи, оставляю вехи, пытаясь упорядочить мысли, свести воедино место и время. Тени вокруг меня, колышутся, приближаются неровными, скошенными силуэтами потустороннего.
   День, ночь...
   Выхода нет.
   Его нет...
   Просто нет!
   Конечно, на самом деле есть, просто сознание ускользает, не хочет воспользоваться очевидным, пытаясь свернуть, пройти мимо, чтобы медленно угасать, затухая одиноким светлячком, покорной составляющей вселенской энтропии.
   Все что отпущено тебе, здесь, - еще три, четыре десятка лет, тупого, однообразного ожидания.
   Что-то пошло не так, возможно с самого начала.
   Не так!
   Я не могу больше ждать, я хочу выйти, дать команду на исполнение, перезапустить мир, бросить новое слово в нетерпеливый хаос.
   Я знаю, я уверен, в этот раз все пойдет как надо.
   Новый мир, лучше прежнего, новая реальность, в которой найдется место, даже мне...
   (Я скажу слово, я создам свет, я развею ночь на клочки, затушу огонь мироздания, пожирающий души невинных...)
   Все будет.
   Тени ближе, их шепот все громче.
   Мир застывших нулей и единиц, воронка банальных неопределенностей, глупое нагромождение судеб, нитей сплетенных вопреки жалкой несуществующей свободе выбора, скованной ржавыми цепями детерминизма.
   К черту. Время пришло. Я выхожу - палец нажимает на курок.
   RESET...
  
  
  
   Последний шанс
  
   Время застыло черными брызгами, отражаясь в перекошенных стеклах витрин, развеваясь обрывками одежд, остатками украшений гниющей роскоши, на изломанных, изувеченных манекенах. Я иду вдоль улицы, засунув руки в карманы стареньких джинсов. Снег тает, перемешиваясь с грязью улиц, которые некому убирать. Некому разгребать снег, посыпать солью остатки дорог, наводить глянец на гламурное великолепие столицы. Я насвистываю некогда модный мотив. Зима прошла, оставив позади невероятные морозы, холодное одиночество, и серый горизонт сумерек.
   Впереди вечность. Я никому ничего не должен, и могу делать все, что мне заблагорассудится. Можно заехать булыжником в огромную витрину супермаркета, без боязни потревожить покой покрытых пылью полок с товарами. Можно пойти на площадь, остановиться у мавзолея, заглянуть вовнутрь, полюбоваться иссушенными останками великой мумии. А можно просто бродить по пустынным улицам, заглядывая в окна домов, лелея напрасную надежду уловить за шторами некое мановение жизни, тонкие блики, перемещающиеся тени - любой намек на присутствие живого существа...
   Все началось с птиц. Мертвые тушки прибивало к берегу Крыма, они покачивались на волнах, разлагались, наполняя курортный воздух омерзительным запахом гниющей плоти. Как оказалось, обычный вирус гриппа в результате мутации стал опасен для животных и птиц. Но самым страшным было то, что люди оказались бессильными перед лицом внезапно вспыхнувшей эпидемии. Новый штамм вируса убивал всех, без разбора. Мертвые были повсюду. Аромат смерти витал повсюду, привнеся запоздалое понимание простого факта - время человечества безвозвратно ушло.
   Остались миллиарды трупов, наполнивших атмосферу земли смрадом разложения. Остались пустые города и улицы, остались руины на месте взорвавшихся атомных электростанций, и остался я.
   Агония человечества растянулась на годы. Не было спасения никому. Вирус, казалось, пропитал каждую клеточку, проник во все щели, отложившись маленькими смертоносными спорами, готовыми в нужный момент ожить, чтобы нести смерть.
   Все это время я провел в убежище, которое приготовил заранее. Я переоборудовал обычный погреб, углубил его, провел воду от скважины, запасся продуктами - ящики с консервами, аккуратно стоящие вдоль стен, банки с солениями, - все, что нужно одинокому джентльмену, чтобы пережить этот ужас. Вход в погреб начинался в доме, и был надежно замаскирован.
   Где-то наверху бесчинствовали банды мародеров, правительства сходили с ума, ученые разводили руками, проводя дни и ночи у микроскопов, пытаясь обуздать взбесившуюся природу. Я слушал радиоприемник, следил за событиями там, наверху. Мне было интересно, чем все закончится.
   В последние дни, люди словно обезумели - они крушили все, что попадется под руку, убивали друг друга, не дожидаясь, пока это сделает вирус. Изнасиловать сестру, убить родителей и сброситься с крыши стало обычным явлением. Некоторые, кто оказался умнее, прятались как крысы, забиваясь подальше от ненормальных психов, наводнивших улицы. Я подозреваю, что не одному мне пришла в голову спасительная мысль, переждать этот кошмар глубоко под землей. Вот только, к сожалению, а может быть и к счастью, вирус никуда не делся. Он терпеливо поджидал наивных простаков, чтобы сделать свое дело.
   Я не знаю почему, но мой организм оказался абсолютно невосприимчивым к гриппу. Мне повезло - никто не знал о том, что я останусь последним из живущих на этой чертовой планете. Никому не хочется умирать, зная, что останется счастливчик, который переживет тебя, и будет наслаждаться жизнью, в то время как твое тело будет медленно разлагаться в сырой земле.
   Там, в погребе, время тянулось бесконечно долго. Первый год я просто отдыхал от опостылевших рож, каждое утро встречающихся на улицах моего городка. Потом я изнывал от скуки, метался в небольшом, замкнутом пространстве, считая шаги от одной стены до другой. Когда однажды утром, замолчала последняя станция, и в эфире наступила благословенная тишина, разбавленная шорохом помех, я засмеялся. Мой смех поглотили земляные стенки погреба. Еще год я собирал волю в кулак, понимая, что готов умереть, за то, чтобы увидеть небо, вздохнуть полной грудью...
   Потом я взломал дощаный щит, который закрывал выход и выбрался наружу. Первое, что я увидел, когда глаза с трудом привыкли я свету - невообразимый беспорядок в моем доме. Словно злая сила прошлась по комнатам, переворачивая все вверх ногами. Я вышел на улицу и застыл - оглушающий смрад ворвался в ноздри. Тысячи трупов, в беспорядке лежали повсюду. Я наклонился, захлебываясь от рвоты.
   Я шел по улицам, и не верил глазам - город, словно накрыла взрывная волна. Останки зданий подслеповато щурились выбитыми окнами. На улицах остались покореженные, изувеченные корпуса машин. Вот исцарапанный холодильник без дверцы, зачем-то оставленный прежними владельцами прямо посередине дороги. Разбитый телевизор лежащий на обочине, погнутый светофор, с лампочками, свисающими на проводах, словно глаза, на ниточках нервов, перевернутая детская коляска - картинки ужаса, складывающиеся в одну картину смерти.
   И, конечно же, трупы - сотни, тысячи... Они были повсюду. Дети и взрослые, мужчины и женщины - смерть не обошла стороной никого, никто не был обделен ее вниманием.
   Ужасающий смрад пеленой накрыл город, пропитал собой все. Я шел, спотыкаясь, заткнув ноздри кусочками ткани, оторванной от собственной рубашки, стараясь не обращать внимания на то, что осталось от некогда великой человеческой цивилизации...
   На выходе из города я наткнулся на чудом уцелевший автомобиль. В баке еще оставалось немного бензина, и аккумулятор подавал признаки жизни. Автомобиль, завелся не сразу.
   Я решил отправиться на юг, к побережью. Проезжая по городам я встречал одно и то же - смерть во всех ее проявлениях. Иногда мне удавалось найти автомобиль, способный передвигаться, но чаще приходилось идти пешком. Как оказалось человечество, умирая, приложило все усилия, чтобы все блага цивилизации, умерли вместе с ним.
   Тогда же я понял еще одну вещь - вирус не захотел покончить со мной. Лето я провел, купаясь в море, насколько позволял ветер, временами, отгоняющий тонкую пленку нефти от берега. Осень и зиму я пережил в городе, отапливаясь остатками мебели, собранными по окрестным домам. Весной я перебрался в столицу, и, наконец, осуществил все свои детские мечты - сходил в мавзолей, посетил Кремль, вернее то, что осталось от него. Царь-колокол и Царь-пушка оказались нетронутыми разбушевавшейся людской стихией.
   А потом я встретил ее...
   Гуляя по городу, я услышал странный звук. Отчаянно фальшивя, чей-то голос напевал слова неизвестной мне песни. Я среагировал молниеносно - упал на грязный снег, перекатился к ближайшему укрытию, и прислушался. Пела женщина, она старательно выводила слова, словно подчеркивая всю значимость исполняемой песни. Осторожно, стараясь не шуметь, я прополз несколько метров и застыл.
   Она появилась внезапно. Невысокая шатенка, лет сорока, шла, пошатываясь, на огромных каблуках, придерживаясь руками за стену здания, выходящего на улицу своим потрескавшимся фасадом. Женщина была пьяна - рябое личико щурилось, словно его обладательница пыталась разглядеть, что у нее под ногами.
   Я осмотрелся по сторонам. Похоже, она была одна. Я тихонько кашлянул, и она повернулась на звук, недоверчиво всматриваясь, словно не веря глазам.
   - Э... здравствуйте - промямлил я, приближаясь к ней.
   Она не ответила.
   - Кто вы? Как вас зовут?
   Женщина качнулась и тихонько засмеялась:
   - Ин...на...
   Ее смех был мне неприятен. И я повернулся, чтобы уйти, оставив ее здесь, на окраине некогда цветущего города.
   - Подожди... те...
   Я остановился, и почувствовал, как ее рука коснулась моего плеча. Она обняла меня, и я ощутил отчетливый запах алкоголя, на миг перебивший смрад гниющих человеческих останков.
   - Не уходите - она шептала на ухо, положив свои руки мне на плечи.
   Все годы, проведенные в погребе, я тосковал только об одном - отсутствие женского внимания было непереносимым. Но сейчас мне стало противно. Я оттолкнул ее, и она упала. Короткая мини-юбка задралась, обнажив располневшие целлюлитные бедра. Нижнего белья на ней не было, не смотря на холод. Инна повернулась на живот, и тихонько заплакала, роняя в снег пьяные слезы.
   Я смотрел на нее - последнюю женщину планеты, понимая, что судьба дает последний шанс. Не мне лично, а человечеству, некогда уверенному в своем превосходстве над природой, и жестоко наказанному за свою самонадеянность. Инна попыталась встать, и я понял, что, не смотря ни на что, она не останется одна, будет покорно следовать за мной, безропотно принимая побои и унижения, только за то, чтобы рядом с ней был самец, который сможет обогреть и защитить ее, а главное, даст ей возможность продолжить род людской. Возможность делать то, что предназначено ей самой природой - рожать себе подобных, чтобы наводнить многострадальную землю неугомонными людскими особями, восстанавливая шаткое равновесие, возвращая жизнь в привычное русло.
   Несложно представить то, что произошло бы - сначала небольшая семья, потом дети, повзрослев, создадут свои семьи, которые будут становиться все многочисленнее, и начнут отвоевывать себе место под солнцем, занимая полуразрушенные дома, заполняя улицы шумной многоголосной оравой. Часть из них, уйдет в другие города, у них появится свой язык, и своя примитивная, поначалу, культура. Кто-то более сильный, более наглый, объявит себя главой семейства, рода, общины, начнутся конфликты за лучшее место, за женщин, за право повелевать другими. История вернется в свое русло, привычно отмечая войны и эпидемии, потом очередная птица не долетит до берега, вверяя свою пораженную инфекцией тушку ласковым объятиям прибоя, которые доставят ее на берег, чтобы поделиться смертью с другими.
   Этот тоскливый круговорот, называемый жизнью, на мгновение возник в моей голове тысячей образов, картинок. Я снова вспомнил, как выбирался из погреба, как смрад коснулся меня, отзываясь рвотными позывами. Разбитые машины и покореженные, изувеченные трупы. Выбитые окна и перевернутая детская коляска, с трупиком младенца, лежащим неподалеку. Сотни, тысячи трупов - изувеченных, расчлененных, а то и просто висящих на столбах, покачивающихся в такт ветру, несущему вместо свежести отвратительный запах разложения...
   Я повернулся и побежал, оставив позади женщину, и бежал до тех пор, пока нас не разделили сотни метров и множество мертвых тел. Потом я сидел, прислонившись спиной к холодной гусенице танка, непонятно каким образом, оказавшегося на этих покинутых богом и людьми улицах.
   Мне не нужен этот шанс, так же как этой планете не нужны миллиарды гниющих тел. Пусть все идет так, как должно идти. И если где-то на земле остались люди, что же, я только рад за них. Пусть занимаются своими делами, без меня...
   Нужно будет найти какой-нибудь транспорт, и убраться отсюда как можно дальше. Можно отправится снова на побережье. По крайней мере, запах смерти уже не такой сильный, как раньше, правда все чаще на улицах городов встречаются стаи одичавших собак, но можно разжиться где-нибудь оружием, и все будет в порядке. Птиц пока не видно, но я не сомневаюсь, что со временем появятся и они.
   Весна вступает в свои права, и скоро будет тепло. Почки набухли, и возможно запах весны разгонит удушающий смрад. Во всяком случае, я надеюсь на это. Снег сходит, обнажая растрескавшийся асфальт. В небе пусто, и только белые облака плывут в тишине, показывая путь.
   Черт, мне так не хватает птиц...
  
   Славянск, февраль 2006г
  
  
  
   Всемогущий текст-процессор
  
   Эти звуки выводят из равновесия, не дают спать. Тысячи стальных молотков стучат, пробивая череп, отдаваясь в металлопластиковом позвоночнике.
   Тьма, густая, пронизывающая. Даже она не идеальна...
   Вспышка.
   Яркая, обжигающая, в ней сгорают все чувства, все мысли...
   Снова тьма, обволакивает, проникает в меня густыми облаками ночи. Все в порядке, дружок, она пребудет в тебе навеки, восславь же ее, проникнись ее благословенной густотой.
   Вспышка...
   Яркий свет тысяч ламп, сгорающих в одну сотую проклятой секунды.
   Свет и тьма, день и ночь. Выбирайся, малыш, ради всего святого, выбирайся...
   Твоя ночь прошла, оставив липкий противный пот, пятна мочи на простыне, взбитая подушка. Запах мертвого тела, поддергивающегося в последних судорогах. Ради всего святого, выбирайся...
   Ржавые лилии оплетают гниющий мозг, запуская, свои корни, чтобы вытянуть все сокровенное, что есть в тебе, чтобы расцвести в последний раз, ослепить металлическим блеском, умереть в пронзительном ожидании чуда.
   Ты чувствуешь легкие касания, и святая тьма, в который раз, легким теплым дымом окутывает свет, растворяя без остатка лучи, проникающие сквозь кривые щели жалюзи.
   Расслабиться, попытаться нырнуть назад, пока еще работает наполовину (а то и больше) изношенный мотор, гоняющий по альвеолам физиологический раствор, пока забитые фильтры из последних сил очищают его, выбирая остатки дряни, которая циркулирует в твоем богом проклятом теле, рождая тьму, привнеся металлический привкус в сны, убирая ко всем чертям реальность, до которой, по правде говоря никому нет дела. Даже богу...
   Вспышка.
   Нет, только не это...
   Тьма... Вспышка... Тьма...
   Вспышки все чаще и чаще. Зловещее мерцание острыми укусами возвращает к жизни. Вставай, вставай...
   Ослепительное солнце взрывается оглушительной болью. Она разрывает плоть на куски, разбрасывая сгорающие, обуглившиеся обрывки в стороны, где они найдут свое место.
   Два солнца...
   Ох...
   С трудом раскрываю глаза. Свет из окна бьет в лицо, заставляя орать от яростной боли. Раскаленные пальцы вырывают из глазниц кусочки увиденной реальности.
   Это твоя плата за вход.
   Или выход - кому как удобнее...
   Разогнутся, подобрать ноги, попытаться шевельнуться, но сначала:
   Глаза!!! Закрой эти гребаные глаза, убей эту боль, раздави ее как ползучую гадину...
   Ползу, царапая ободранный пол остатками ногтей, ползу из последних сил, преодолевая километры, скользя в собственной блевотине, приближаясь к цели. Ну же, давай... Гребаный ад, ты уже здесь, в моей комнате, на этом полу...
   Еще немного, ну же...
   Рука хватается за ножку трона. Теперь подтянутся, быстрее же...
   Ноутбук лежит на троне. Должен лежать, я оставлял его там.
   Кислый вкус во рту, и легкие касание сзади, будто что-то догоняет, дышит в затылок обжигающей смертью, черт, не успеть.
   Сплевываю марку. Немного легче. Еще немного...
   Есть, пальцы нащупывают комп. Дешевая китайская подделка, с перегоревшими портами, и треснутым дисплеем. Разбитые потертые клавиши торчат словно зубы, некоторых нет вообще. Бог из машины, творец всего сущего.
   О, моя заветная кнопка...
   С тихим треском она уходит вниз, соединяя контакты, рождая внутри компа мириады электрических импульсов, из которых, по сути, состоит эта гребаная реальность...
   Блядь, как же больно...
   Последний заход, я принесу вам радость. О боги, плачьте...
   Я падаю, зацепляя комп, который валится с трона, с укоризненным стуком соприкасаясь с облеванным полом.
   О, моя тьма, почему ты не заберешь меня в свои ласковые объятия...
   Свет уже не причиняет боль, понемногу выкарабкиваюсь, еще немного и можно будет попробовать встать.
   Мне нужно добраться до окна, посмотреть на мир. На окружающий гребаный мир.
   Где я? В затраханной виртуальной вселенной, где найдется место обритому затылку с устаревшим портом, или сон растворился без остатка, уступая место постылой обыденности чувств?
   Все плывет, преломляясь в глазах хрустальными бликами, дрожат руки и во рту отвратительный привкус смерти. Тонкие нити проводов тянутся за мной, не отпуская из паутины снов.
   День или ночь? Сон или явь?
   Оглушительная реальность или иллюзия всемогущего текстового процессора?
   Этот мир явился мне, и я вошел в него, отпечатав первое слово...
   Легкие касания клавиш - и пучина страсти затопит отравленные мескалином синапсы, перестраивая электронные всполохи мыслей под новый лад. А может быть наоборот - темный вихрь пройдется по закоулкам памяти, безбожно вычищая лишнее, отсеивая страх и боль, радость и печаль, гнев и желание, оставляя взамен бездушие автомата, безмятежное равновесие.
   Паутина проводов соединяет меня с компом, я словно паук в сети, которую сплел сам, чтобы царить в своем мирке, образованном холодным разумом машины.
   Эта проклятая машина исполняет желания.
   Все до единого. По крайней мере, для меня...
   Нужно добраться до окна, чтобы посмотреть, что там делается в мире - есть ли хоть что-нибудь там, за окном, и если есть, то что...
   Я бог в своем маленьком электронном мире, и пока нити проводов заканчиваются у порта в затылке, простое нажатие кнопки способно сотворить чудо, рождая новую реальность, сотворенную из кусочков взбесившихся программ дешевого китайского ноутбука.
   Последнее, что я помню, - это как перед самым уходом в мескалиновые сумерки я очень долго набирал на проклятой штуковине какой-то текст.
   И пока стальные лилии не заплели мой мозг, вонзаясь ржавыми шипами в остатки рассудка, я хочу убедиться, насколько сильно изменилась реальность, и изменилась ли вообще.
   Я перебираю ногами, всеми шестью, отталкиваясь от пола, покрытого блевотиной, непонятно оранжевого цвета, приближаясь к треугольному окну, чтобы раздвинуть чешую жалюзи и заглянуть в лицо своему ночному кошмару...
   И если все будет в порядке, я очень надеюсь на это, если только все будет в порядке, я раскрою свою мескалиновую душу навстречу вселенной.
   Если же нет - черт придется немного поработать, только и всего.
   Жаль, что на чертовом компе не хватает клавиш...
  
  
  
   В начале
  
   Вначале была тьма. Тьма была пуста и безвидна. Я был один в этой тьме. Тьма составляла часть Меня, Я был тьмой. Один...
   Я начал создавать вселенную. Я создал пространство, наполнил его материей, установил законы, по которым она стала существовать. Первая искринка света возникла по Моему желанию. Первые лучи света возникли во Мне, и ушли по спирали в разные стороны. Я собрал водород и зажег звезды. Я создал галактики и созвездия, заставил их разбегаться в разные стороны.
   Я создал вселенную, и по ее образу и подобию создал все остальные, нанизав их на линию вечности.
   Громкий хор ангелов славил Меня, когда Я любовался вселенными. Вселенными, которые были во Мне, вселенными, которые были Мною.
   Я был Богом! Я любовался гармонией и совершенством, вспоминая, что сотни, тысячи...миллионы раз давал я себе зарок не мешать водку с пивом. Первым моим ощущением была необычайная твердость ложа. Открыв один глаз, я понял, что лежу на полу в прихожей, и что жена заботливо укрыла меня одеялом. Похоже я на автопилоте добрался домой, где тихо мирно отрубился. Желудок сжался в мучительных спазмах.
   Я еле добрел до туалета. А ведь так все хорошо начиналось - сначала выпили водочки (ноль семь на троих), потом по бокальчику пивка, потом еще по два - все это на голодный желудок с закуской из хлеба, потом... - черт, не помню. Наверно чем-то отравился.
   - Опять нажрался как скотина?- задала риторический вопрос жена, когда я пытался выползти из ванной.
   Сил разговаривать не было - я упрямо помотал головой.
   - Иди на кухню, чайку выпей... - сжалилась жена, посмотрев на мой несчастный организм.
   Я пил горячий чай, сидя на кухне и был почти счастлив, не подозревая о том, что через десять минут желудок опять погонит в ванную, что потом весь день будет мутить и выворачивать душу наизнанку. Я пил обжигающую жидкость, и был счастлив, потому что...
   Я был Богом!

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"