Аннотация: Стены этого дома хранят молчание, ибо в пустых скорбях отрада живущим, но нет места радости каждому кто почил присутствием вечную осень.
Дом Дождя
Мудрость Великого имеет цену
Суть ее - страдание
Но отворятся врата желающим
И наполнены будут их души тоской
Сердца унынием, а разум знанием
(Книга Червя КнПрич 1:1-5)
1
...и он отправляет ее далеко-далеко, из места удивленного сознания в странные закоулки прошлого, в которых, возможно, Эрика сумеет найти ответы на свои вопросы. Это путешествие не длится долго, весь путь занимает время между четвертым и пятым ударами метронома, стоящего на столешнице из мореного дуба, там же, перед последним взмахом ресниц, она замечает хрустальную пепельницу с щербатым краем, торчащий из-под нее уголок зеленой велюровой ткани, и пожелтевшие игральные кости, показывающие две единицы. Она перетекает из дождливого сентября в солнечный май, который не здесь, и не сейчас, но где-то там в середине семидесятых - Эрика в Нью-Йорке, стоит на пересечении Бродвея и 10-й авеню, как раз неподалеку от Грейс-Черч. С того места, где находится Эрика, можно видеть кусочек фасада Семейной Церкви Благодати. Старое здание в неоготическом стиле чем-то похоже на ее дом, такой, каким он решил быть сегодня. Еще недавно Эрика находилась в старой части дома, за деревянной стеной - в щели между толстыми досками можно было просунуть пальцы, и чувствовать легкие прикосновения солнца. В темной комнате, расчерченной полосками света, танцевали серебристые пылинки, а завешенная серой, грязной тканью старинная мебель, хранила тайны этого проклятого места. Эрика мотает головой и пытается сделать шаг - получается не очень. По Бродвею движутся автомобили, солнце отражается в свежевымытых стеклах, по тротуару бежит мальчишка, держа в руке бутылку колы. Эрика щурится и оборачивается. По левой стороне дороги, если следовать за солнцем, сразу за палаткой торговца сувенирами начинается небольшой, огороженный строительным забором пустырь. Если подойти ближе, Эрика знает это наверняка, можно почувствовать странную вибрацию - как будто тонкая оболочка мира прорвалась и в темную бездну небытия непрерывным потоком вытекает все хорошее, что еще осталось здесь, на 10-й авеню, и в других местах. Она пытается уйти прочь, но вибрация овладевает ей, навевает сонную оторопь, увлекает обратно в темноту. Эрика глупо хлопает ресницами и возвращается в Дом Дождя.
Могло быть и хуже, по крайней мере сегодня она не слышит их голосов. Только звуки дождя, капли разбиваются о грязные стекла, барабанят по крыше, еще шелестит листва, и вспышки молний населяют пустоту дома призраками старых вещей. Она во тьме - это способ существования в данном месте, здесь и сейчас. Эрика видит все, что происходит вокруг, но тьма находится в ней самой, проникает в закоулки ума, проявляет свое отражение в мыслях, что беспомощно мечутся за беспокойными глазницами. Эрика ползет по "коридору перспективы", и тьма клубится за ней, передвигаясь такими же нервными рывками; девушка отталкивается от пыльного ковра, на котором вышиты некогда роскошные узоры. Сейчас рисунок окончательно выцвел, и можно только гадать о тех безумных очертаниях линий, что некогда радовали взор чужаков, имеющих несчастье оказаться в Доме Дождя. Коридор бесконечен, Эрика знает, и недавние события тому подтверждение, - это место растягивается по своему усмотрению. При желании можно попробовать пробежаться, отсчитывая дубовые панели со встроенными старинными светильниками, и, возможно, расстояние от одного конца коридора до другого сожмется до трех-четырех ударов смятенного сердечка жертвы, но сегодня все не так - коридор растянут во времени, и двигаясь вперед, поневоле остаешься на месте. Чтобы проверить эту нелепую идею, Эрика встает, царапая панели ногтями, и с трудом удерживая равновесие, делает первый шаг. Стенки коридора пляшут перед глазами, а темная часть уходит куда-то в сторону, словно два зеркала расположили друг против друга, но не позаботились о том, чтобы зеркальные проекции совпали как следует. Такое отношение к собственной персоне немного забавит Эрику, она смеется и плачет одновременно, в мыслях проклиная чертов дом.
- Иди к черту - шепчет она, размазывая слезы по щекам. - Отпусти меня...
Эрика рыдает не понимая, почему дом не внемлет ее желаниям.
- Как вы сказали?
Девушка открывает глаза, ее лицо выражает полную сосредоточенность, она видит кабинет, светлые стены, доктора Туки, в руках которого карандаш с обломанным грифелем.
- Ничего, ничего... - шепчет Эрика, и пытается приподняться. Доктор тихонько постукивает кончиком карандаша по столешнице. Среди разбросанных бумаг, Эрика выхватывает взглядом огрызок старой газетной вырезки.
Как всегда Эрика обретает себя выбираясь из сумрачного коридора, не доходя футов десять до лифта. Она открывает глаза широко-широко (на самом деле она и не закрывала их вовсе, но весь путь от кабинета доктора Туки до этой границы между мирами дождя и сумрачной осени она проделывает словно во сне, с трудом ориентируясь в темноте стен, покрытых пластиковыми панелями) и в который раз с непонятным самой себе удивлением рассматривает плакат, прикрепленный кнопками с разноцветными шляпками к пробковому прямоугольнику. На нем рекламный листок (все для тех, кто по-настоящему готов следить за собой) соседствует с плакатом, на котором изображен рисованный портрет женщины в очках и бейсбольной кепке, снизу скупым канцелярским языком написаны несколько предложений - в них жирным шрифтом выделено главное, но Эрика проплывает мимо, пошатываясь и прихрамывая, словно очередной сеанс доктора внес нарушения в работу ее вестибулярного аппарата.
Переступая невидимую черту, она возвращается в осень. Эрика не любит осень, эту пору года вообще невозможно любить - слишком мало солнца и света, ветер гоняет желтую листву по бульварам городка, и хмурое небо готово расплакаться в притворном сочувствии. Мир выцветает, в нем не хватает красок, но слишком много пасмурной мути, - доктор Туки вне сомнений отражает смятенное мироощущение Эрики в своем рабочем блокноте.
В лифте она окончательно приходит в себя, и когда дверцы расходятся в стороны, выпуская в вестибюль на подземном этаже, где распложена автостоянка, несчастная девушка выбирается из замкнутого пространства в плохо освещенный мирок бетонных стен, растрескавшегося асфальтового покрытия и добредает из последних сил до черного "Шевроле" с номерными знаками Ньюарка, того что в штате Нью-Йорк, возможно именно там живет бедняжка Эрика.
Стоя у машины Эрика собирается с мыслями, рассматривает содержимое сумочки, пытаясь отыскать подсказки. Вот билет на балет, купоны на скидку при покупке в "Пабликс", старбаксовский жетон, несколько мятых инструкций к лекарствам, рецепт на снотворное. Сколько не ройся, на трамвай билетов не отыскать при всем желании, поездки же на метро нисколько не привлекают Эрику, возможно это связано с тем, что она чувствует себя неуверенно в качающихся вагонах, уносящихся в тьму подземных тоннелей. Ключи, нужно найти ключи - если бы это помогло хоть немного, Эрика могла бы проговаривать все свои действия, но здесь, на стоянке, она вновь теряет ориентацию, наблюдая, как темнеет окружающее пространство, и лишь в последний момент нащупывает брелок. Мир дробится на мелкие противные фрагменты: вот она тычет ключ, отстранено наблюдая за движениями ставших вдруг чужими рук, уже в салоне она пытается завести машину, а чуть позже начинается приступ. Вначале Эрика открывает рот словно рыба на суше, шарит руками, проваливаясь в темноту, но в салоне "Шевроле" нет ничего, что могло бы помочь ей. Она кричит, но крик застревает в горле, Эрика пытается протолкнуть комочки страха, но рот заполнен глиной, вязкой и мокрой, она сплевывает на приборную панель окровавленные гроздья слов, но дыхание и не думает возвращаться к ней, Эрика хочет кричать, но в салоне автомобиля это невозможно - она судорожно бьет по обивке сидений, пытаясь расцарапать бархатные поверхности, но автомобиль уже начал движение, убираясь в запредел, вместе с нечаянным пассажиром, который тысячу раз успел проклясть этот вечер. Черный "Шевроле" уносится в темноту, забирая Эрику с собой; открыв глаза, она уже знает, что окажется в Доме Дождя, где-нибудь в мирах полуночи, осенних снов или слезных страданий. Там будет сыро, холодно и обязательно небеса уронят крупные прощальные слезинки, рождая причудливые следы на посеревших от старости стенах.
Эрика в подвале дома. Она бредет по закоулкам длинных коридоров, равнодушно отмечая разные несущественные детали. Облупившаяся плитка, грязь и мусор, соседствуют с разбитыми стеклами окон у потолка, забранных кованными чугунными решетками. На самом деле Эрика в Доме Дождя, который просто решил принять вид заброшенного места. Конечно же дом позаботился о том, чтобы Эрике не пришлось скучать - при всем желании она не сможет покинуть его гостеприимные стены, это было бы слишком просто и не интересно для всех, вдобавок слышны шорохи, которые с каждой минутой становятся все отчетливее, словно к ней приближается что-то нехорошее.
Сейчас утро, и солнце пытается пробиться сквозь грязные стекла, рисуя причудливые картины на кирпичных стенах, отражаясь в осколках плитки, и стеклянных осколках на земляном полу. Эрика перешагивает через кучи мусора, нащупывая руками путь. Все начинается с блужданий в подвальных помещениях, до тех пор, пока не найдется лестница ведущая на верхние этажи дома. Эрика хрипит, выдавливая из груди остатки дыхания и открывает глаза.
2
Она в машине, на обочине. Пахнет гарью, и ночная прохлада врывается в открытые двери "Шевроле", привнося приятную свежесть. Противный писк на приборной панели сигнализирует о том, что неплохо было бы захлопнуть двери авто, но сейчас Эрика не может думать об этом. Мир перевернут, и ее волосы стекают вниз окровавленными локонами, пачкая салон машины.
Она нащупывает рукой кнопку фиксатора ремня, освобождая себя из вынужденного плена, и сползает под собственной тяжестью вниз. Радиатор уже не шипит, только что-то капает там, за разбитым лобовым стеклом. Эрика чувствует холодную тяжесть в руке, и повернув голову замечает большой полицейский револьвер. Она пытается разжать пальцы, но вместо этого вновь погружается в дождь.
Дождь барабанит уже давно, иногда девушка пытается представлять, как этот грешный мир смывает ко всем чертям, но капли разбиваются о старую черепичную крышу, стекают по стеклам, набухают влагой и плесенью на отсыревших стенах, иногда даже срываются грязными ручейками по мокрой штукатурке, просачиваясь сквозь прогнившие балки и отставшие обои. Эрика в доме, она плачет прижимая руки к щекам, забившись где-то между подвалом и крышей на одном из этажей. Она плачет, потому что не знает, как иначе совладать с живущими во тьме, которые иногда шепчут ей из старинной печи в подвале, и кричат из темных углов, когда в дом приходит старик.
- Что-то случилось, детка? - Эрика шепчет, с трудом шевеля окровавленными, разбитыми губами. Она разговаривает сама с собой в трудные минуты, научившись этому в Доме Дождя. - У тебя пушка в руке, и ты в перевернутой машине. Это "Шевроле" с номерными знаками Ньюарка, того что в штате Нью-Йорк - ты живешь где-то неподалеку, но правда ведь не в том, что кое-кто иногда находит приключения на свою задницу, а в том, что эта машина не принадлежит тебе.
Ну конечно же нет - она живет в пригороде, в небольшом домике с башенкой и эркерами, с зеленой крышей, и плющом, что обвил полностью фасадную стену. За домом полукруглый бассейн, и сад с цветущими рододендронами и гортензиями, у нее двое очаровательных детишек, и муж Генри, который так потешно морщит лоб, в те нередкие минутки, когда они остаются вдвоем, и иногда забывают выключить ночничок с рубиновым огоньком. Рядом с домом, расположен гараж, в котором синяя "Хонда" Генри, и старенький мотороллер Эрики, на нем она иногда выезжает за город. У них нет черного "Шевроле", и никогда не было.
Тогда почему она сейчас в этой гребаной машине, которую совсем недавно считала своей? И откуда черт возьми, у нее в руках пушка? Эрике наконец удается распрямить непослушные пальцы, и револьвер выпадает из слабеющей руки. Сейчас она выберется из перевернутого автомобиля, и постарается убраться как можно дальше отсюда.
Ей больно, даже небольшое движение причиняет невыносимые страдания. Что-то с ногой, Эрика пытается ухватиться за покореженную дверь, чтобы подтянуть непослушное туловище, сломанные ребра стали похожи на раскаленные колосники, они выжигают разум, при каждом вдохе. Чтобы немного помочь себе, девушка чуть слышно бормочет:
- Хей-хо, подтянись, улыбнись и выпрямись. Раз, два...
Это не помогает. Может быть в другой ситуации считалка и действовала как следует, сейчас же, ей не хватает воли удержаться от сползания в вязкую тьму, в которой холод и сырость, страх и дождь, что льет из хмурых туч, пытаясь слить всю мерзость, что накопилась в этой осени. Дождь стучит по крыше, и дом слушает ветер, унося с собой в эту запретную пору все, что может помочь Эрике. Она в Доме Дождя, бредет по узким и длинным коридорам с дубовыми панелями, светильниками и роскошными коврами. Если идти достаточно долго, можно упереться в большую дверь, с изящной ручкой. За дверью тишина, холод, и скрежет.
Эрика выбирается из автомобиля, она уползает прочь, руки увязают в мокрой земле - совсем недавно прошел дождь, может именно поэтому асфальтовое покрытие не смогло удержать "Шевроле", и взбесившаяся машина пролетела поворот, унесясь навстречу темным небесам, высекая искры из покореженных столбиков-надолбов, чтобы рухнуть в грязь. Здесь и сейчас, Эрика пребывает в уверенности, что сможет удержаться от темноты, что живет где-то внутри, но отчего же так больно выбираться наружу из пропахшего кровью салона машины, под мерзкий писк датчика двери?
Это как совершить маленький подвиг - осторожные, поначалу незаметные даже движения; выбираясь наружу, Эрика стонет, размазывая кровь по лицу. Револьвер остался в машине, девушка даже не думает о том, чтобы забрать его с собой. Машина слетела с дороги, и перевернувшись от удара о камни насыпи, снесла несколько небольших деревьев, прочесав по пути стальной обезумевшей гребенкой густые кусты. Уползая от осточертевшего писка, Эрика начинает слышать звуки дороги, до которой добрых полсотни ярдов, если взбираться по насыпи, с другой стороны доносится шум океана. Она где-то на полпути к заливу Хука, не доезжая до Хайлендса, если двигаться вдоль побережья от Асбери Парк. Если встать на ноги, то увидишь далеко внизу пляж, к которому можно спуститься по наклонной тропинке, петляющей между камней.
Эрика даже не думает возвращаться на трассу, она оставляет позади разбитый "Шевроле", отползает прочь, двигаясь навстречу воде. Противный писк, сменяется еле слышным чихом, Эрика чувствует запах гари, чуть позже видит отблески пламени на мокрой земле, и только удалившись на безопасное расстояние она оглядывается - объятая огнем машина издалека похожа на большое умирающее животное. Еще чуть позже она слышит выстрелы. Скоро здесь будет людно, а значит самое время поспешить, нужно только стать на ноги, и тогда все будет хорошо, малышка, давай, сделай это - Эрика пытается подняться с земли, но нога подводит ее, и девушка падает в грязь.
Она вновь отталкивается от земли, и ползет на четвереньках, добираясь до следующего спуска. Немного помедлив, она сползает вниз, больно обдирая руки об острые камни, и наконец чувствует запах океана, еще пара сотен ярдов, и пальцы увязнут в холодном и грязном песке. Эрика не собирается нежиться на пляже, просто холодный и свежий воздух хорошо прочищает мозги, а это нужно ей больше всего, просто хотя бы для того, чтобы понять кто она такая. Впереди дорога к цели, позади горящий автомобиль и звуки полицейских сирен.
3
- Мама, долго еще? - Лили капризно хмурит лобик, в то время, как Аманда уткнулась лицом в телефон, водит пальцем по экрану, перемещая кубики. - Ну ма...
- Потерпи немного - Эрика устало смахивает мешающую прядь, и в раздражении давит на руль, "Хонда" возмущенно сигналит, и фургон, наконец, убирается с дороги. Проезжая мимо, Эрика видит как водитель фургона вытаращился на нее из окна. Они выехали рано утром, чтобы ближе к вечеру быть дома. То-то Генри обрадуется. Она специально не сообщила ему, что приедет с девочками на день раньше, пусть это станет небольшим семейным сюрпризом.
Если признаться самой себе, то дело даже не в желании сделать приятно мужу, просто Эрике невыносимо еще один день оставаться с матерью. Слушать ее бесконечные излияния, доводы почему Эрика не может стать хорошей женой, почему не умеет воспитывать дочерей, не хочет правильно вести себя в хорошем обществе, ну и так далее. С самого детства Эрика привыкла отключаться, каждый раз, когда мать заводила свою старую пластинку, просто представляла себе океан, который накатывает одну волну за одной на песчаный пляж.
- Мамочка, я хочу пить!
- Аманда, дай ей немного сока - Эрика смотрит в зеркало заднего вида, пытаясь сосредоточиться на дороге. Острая боль пронзает затылок, и два детских силуэта сзади расплываются, становятся похожими на смазанные пятна.
- Почему я должна давать ей свой сок?
Эрика вздыхает.
- Потому что нужно делиться с младшими.
Упрямая Аманда отодвигается от сестры, и делает вид, что увидела что-то интересное за окном.
- Мамочка, пить очень хочется.
- Аманда...
- Она выпила свой сок, пусть теперь терпит до дома.
- Я не хочу терпеть.
- Если ты поделишься соком, я куплю всем чипсы - Эрика чувствует странную тревогу, которая становится все сильнее по мере приближения к дому.
- И колу.
- Хорошо - соглашается Эрика, съезжая с шоссе на дорогу, что приведет их домой.
- Мама, скажи Лили, пусть не толкается.
- Лили!
- Она первая начала - Лили картинно скрещивает руки, и отодвигается от сестры.
Эрика подъезжает к дому, уже затемно. В окнах темно, и это ничуть не удивляет ее. Возможно Генри за домом, возится в гараже, там у него небольшой верстак, и полка с инструментами, иногда, когда находит вдохновение, ее муж весь день может строгать какую-нибудь несчастную деревяшку. Машину она оставляет у въезда, (нужно будет напомнить Генри, чтобы он потом загнал ее в гараж), и с сумками в руках подходит к двери. Ключ обычно спрятан под большим горшком, с нарисованной геранью, но сейчас он не понадобится. Эрика останавливается у приоткрытой двери, за которой темнота. Она опускает сумки на влажную после вчерашнего дождя плитку, которой вымощена тропинка, ведущая от калитки, и толкает дверь, проваливаясь в холодную темноту...
- Один - Доктор Туки щелкает пальцами, и Эрика открывает глаза.
Они вдвоем в кабинете доктора. Эрика расположилась в небольшом кресле, с тканной обивкой, тогда, как мистер Туки восседает за огромным столом, на котором много разной всячины: там и метроном с никелированным маятником, и полная окурков пепельница, и игральные кости, показывающие две единицы, и ворох бумаг, которые уже не вмещает в себя картонная папка. Если присмотреться, то можно увидеть краешек пожелтевшей газетной вырезки - Эрика не очень любопытна, но в прошлый раз успела заметить отвратительного качества снимок женщины в очках и бейсбольной кепке. Портативный магнитофон заряжен бобиной, и продолжает записывать все происходящее в кабинете.
- Это очень интересно, Эрика - доктор Туки ободряюще смотрит на нее, между пальцами он держит карандаш, кончиком которого чуть слышно постукивает по столешнице. Со своего места девушка может рассмотреть каждый волосок в его бороде, пожелтевшие зубы, и серые глаза, что добродушно уставились на пациентку. - Возможно, мы сможем вдвоем разобраться что к чему, не так ли Эрика? Во всяком случае я вижу прогресс.
Несомненно. Каждый раз он погружает ее в осень и сны, отправляет прямиком в прошлое, в котором (возможно) есть ответы. Осталось только подобрать правильные вопросы. Отчего-то Эрика пребывает в полной растерянности, подспудно понимая, что идет не туда, куда хочется ей, но ведомая доктором в одному ему известном направлении, она не имеет сил сопротивляться его воле. Знать бы толком, чего ему нужно - каждый раз, Эрика выныривает из воспоминаний, словно из вязкого болота, вся испачканная грязной вонючей жижей. Это грязь прошлых грехов, детка, - так бы могла сказать мать, но Эрике нет нужды пользоваться ее мудростью, куда проще собирать обрывки дел минувших, чтобы получить полную картину.
- Когда я смогу уйти? - Эрика задает вопрос, пристально вперившись в белый халат доктора. Каждый раз он надевает этот не первой свежести халат, поверх коричневой жилетки, из кармашка которой выглядывает уголок клетчатого носового платка.
- А разве тебя здесь кто-то держит? - укоризненно качает головой доктор Туки, и складывает руки на животе. - А, Эрика?
Эрика вынуждена признать правоту слов доктора. Сейчас она немного посидит, соберется с силами, и покинет этот опостылевший кабинет, чтобы никогда больше не вернуться сюда. Во всяком случае до следующей среды точно. Ведь кто знает, что может случиться за неделю, особенно если за окнами конец октября, на улице ветер гоняет желтые листья по тротуарам, а ангелы в небесах только и ждут, чтобы окропить землю слезами, излив тоску мелким противным дождем.
4
В Доме Дождя не всегда царят тишина и покой, очень часто Эрика осознает, что не одна здесь. Девушка слышит голоса, но они слишком далеко, вязнут в стенах, искажаются в ее сознании. Дом слишком большой, чтобы девушка могла посетить все закоулки, но и того, что она видела хватит с головой. Иногда Дом Дождя - это просто дом, иногда это нечто большее, Эрике кажется что все то, что она видит, лишь некая ширма, за которой скрывается истинная суть этого страшного места. Сегодня дом принял вид трехэтажного здания, с подвалом, винтовой лестницей, ведущей на крышу, а значит скоро придет старик, и Эрика будет следовать за ним невидимым привидением, содрогаясь от мерзости и страха.
Старик делает нехорошие вещи, он приводит детей в потайную комнату на втором этаже. Слушая их крики Эрика зажимала уши, наполняясь отчаянной звериной яростью, но теперь, по прошествии стольких дней, проведенных в доме, только замирает каждый раз, когда хриплый крик боли переходит в судорожные захлебывающиеся звуки. Маленькие скрючившиеся тельца старик уносит в подвал, чтобы сжечь в огромной старинной газовой печи. Пламя гудит в форсунках из бронзы, унося все плохое через огромную каменную трубу, но и того, что остается, достаточно, чтобы считать Дом Дождя ужасным местом, в котором не следует находиться. Кроме старика есть и другие обитатели, все зависит только от желания самого дома пребывать в том или ином качестве.
Внизу, в холле, большие напольные часы, когда старик уходит, Эрика может часами стоять рядом с ними, вслушиваясь в мерное тиканье, большие золоченные стрелки показывают время, которое не имеет никакого значения в этих проклятых стенах, но она даже не думает о происходящем, завороженная движением блестящего маятника, что совершает движения, взад-вперед, взад-вперед...
- Ты опять видела дом? - Генри перестроил машину в крайний левый ряд, и теперь сосредоточенно посматривает на дорогу, время от времени переводя взгляд на сидящую рядом Эрику.
- Нет.
Генри, стискивает зубы. Иногда его поведение пугает. Особенно если настроение Генри вдруг резко меняется, как будто посреди теплого погожего денька на небо надвинулась черная туча, и сверху начинает лить и грохотать.
- Видела - Генри упрямо мотает головой, и вдавливает педаль газа. Синяя "Хонда" вырывается вперед, обгоняя серый универсал. Ее мужчина за рулем словно пилот самолета - весь во внимании, но даже повернувшись к ней, не перестает контролировать ситуацию на дороге.
- Куда мы едем? - Эрике неприятен этот разговор, и она старается перевести его на другую тему. Генри на миг отвлекается, и она чувствует некоторое удовлетворение от того, что небольшая хитрость удалась.
Генри пристально смотрит на дорогу, и нехотя начинает объяснять:
- Прокатимся кое-куда. Нужно будет присмотреть за домом одного клиента. Точно не знаю, но возможно получится заработать немного деньжат. Пока еще рано говорить.
- Что там?
- Говорю тебе не знаю толком. Клиент тот еще жук...
Они мчат по шоссе, обгоняя попутные автомобили, иногда Генри резко выворачивает руль, возвращая "Хонду" в правый ряд, но чаще они мчат по полосе обгона, там где нет сплошной разметки. Эрика отстранено слушает, погружаясь в дремоту; манера Генри водить машину - сущий кошмар, ее всегда укачивает, когда муж за рулем. Она обдумывает его слова, не насчет Дома, нет, куда больше ее интересуют новые дела Генри, у него нюх на всякое такое, хотя надо отдать должное, иногда он способен заглянуть в голову, чтобы как следует покопаться в чужих мыслях. Иногда Эрика пытается понять, о чем он думает в тот или иной момент, но похоже Генри и сам толком не знает, что творится у него самого в голове, во всяком случае сейчас он вновь бросает старушку "Хонду" в освободившийся ряд, готовясь съехать на объездное шоссе, не обращая внимания на возмущенный сигнал водителя черного "Шевроле", что чуть не протаранил их машину. Сзади слышен пронзительный визг шин, и обернувшись, Эрика замечает стремительно приближающийся "Шеви" отчаянно мигающий дальним светом фар.
Свет находит странное отражение в ее мыслях, словно она прошла мимо чего-то важного, что может помочь в будущем, а может быть совсем наоборот, станет той отправной точкой, с которой начинается персональное безумие. Они слетают на обочину дороги, и Генри, вжав педаль тормоза до упора кричит что-то нечленораздельное, пока "Хонда" не останавливается у самого съезда. Чорный автомобиль пролетает мимо, и скрипнув шинами, останавливается в доброй сотне ярдов от них. Хлопает дверь, и Эрика погружаясь в сумрачное всеведение, понимает, что Генри выбрался из салона, оставив ее одну в машине, на залитой солнцем дороге, где проносятся грузовые тягачи, посредине яркого октябрьского дня, не обремененного суетливым страданием осени.
Пока доктор Туки считает до одного, Эрика проносится сквозь облетающие листья дней, оставляя позади несущественное, и забирая малую толику важного, чтобы по крупинкам обрести саму себя, что уже само по себе маленький подвиг. Доктор останавливает маятник метронома пальцем, и Эрика обнаруживает себя в маленьком уютном кресле, обивка которого расчерчена простым узором, из пересекающихся треугольников разного цвета. За окнами все та же осень, только солнце не выглядывает из-за туч, как на той проклятой трассе, с которой все и началось.
Покидая кабинет доктора, Эрика спускается к стоянке, на которой поджидает черный "Шевроле", она даже не думает изменить привычному порядку вещей, и усевшись за руль стискивает его руками, чтобы не дай бог не пораниться, когда наступит очередной приступ. В зеркале заднего вида можно заметить кончик черной кепки, и если Эрика наберется смелости и чуть поднимет голову, то наверняка увидит женщину, что сидит на заднем сиденье.
- Привет Эрика - говорит незнакомка, одновременно мягким и хриплым голосом. Знакомым до отвращения. - Мы с тобой прокатимся немного. Только ты и я, дорога длинная, и у нас будет много времени, чтобы наговориться всласть. Расскажешь мне все, что я захочу узнать о тебе, поверь мне интересно. Давай, милая, включай зажигание.
Эрика затылком чувствует прикосновение холодного металла - в руках у незнакомки оружие. Женщина в машине пугает Эрику, она пытается что-то сказать, но из горла раздается противное сипение, и только чуть позже она кричит, проникаясь темным безумием, таким же темным, как цвет автомобиля, в котором они вдвоем. Эрика прижимает руки в лицу, сейчас она даже рада тому, что проникает в запретное место снов, поскольку даже там, ей не так страшно как сейчас. Еще немножко, и все окажется просто мимолетным мигом в бесконечной суете кошмаров, и когда незнакомка пытается что-то сказать, Эрике уже нет нужды слушать знакомый голос. Все неважно, ее здесь нет - Эрика за толстыми стенами, в небольшом домике, в котором она живет, в том самом, что с башенкой и эркерами, с зеленой крышей, и плющом, что обвил полностью фасадную стену...
6
В ее доме темно. Минутой ранее, Эрика протиснулась сквозь приоткрытую дверь, у нее в руках пакеты с покупками, которые девушка взяла из машины. Не сказать, что они чертовски мешают, но до сих пор Эрика не удосужилась нащупать выключатель на стене у входа. Прихожая встречает ее звонкой тишиной. Старые часы на каминной полке остановились, и уже не наполняют комнату тихим шелестом шестеренок. Нужно сбросить пакеты и включить свет, но почему-то эта простая мысль не приходит ей в голову. Она продолжает продвигаться по прихожей, сбивая стулья, в беспорядке расставленные у камина. Нужно позвать девочек, чего они там возятся в машине?
- Аманда, Лили... - Эрика зовет вполголоса, запоздало понимая, что в комнате есть еще кто-то.
Это застает ее врасплох, словно оглушив ударом по голове. Это не Генри, он не стал бы таиться от нее, но кто тогда в комнате? Кончиками волос Эрика чувствует легкий ветерок от чужого движения, кто-то (или что-то) совсем близко, и паника захлестывает через край, поскольку еще немного, и девочки добегут до двери, и окажутся в опасной темноте. Она пытается сообразить что ей делать, но мысли разлетаются встревоженными мотыльками, умирающими в протухшей тишине пустого дома.
- Здесь нет никого, милая, и быть не может - отчего-то шепчет она, пытаясь успокоиться, но даже в этом утверждении присутствует нечто тревожное, быть может потому, что это отчасти правда?
Так это или нет, Эрика не может ответить точно. Тишина давит своей недосказанностью, и время начинает дробится странными промежутками, словно нарезанное на множество снимков, снятых любительской фотокамерой. Вот Эрика в темноте, стоит у стены, прикасаясь кончиками пальцев к холодной поверхности, если было бы немного светлее в комнате, она несомненно заметила пар, выходящий изо рта. А вот она уже сместилась немного в сторону. Парой снимков спустя, можно заметить как она тянет руку к выключателю. Толку от этого немного - в старом заброшенном доме давно уже нет электричества. Эта мысль приходит позже, повергая в шок. Эрика кричит в пустоту, пытаясь отыскать выход, но ее голос многократно отраженный от стен с растрескавшейся штукатуркой лишь отдается слабыми вибрациями, что могут служить первыми предвестниками приступа.
Эрика у окна - она видит часть двора, заросший сорной травой сад, и табличку, на которой написано что-то о продаже участка с домом. Она оставила машину у въезда, но сейчас ее там нет, и вряд ли у Генри получится отогнать ее в гараж, поскольку здесь нет ни ее мужа, ни девочек. Больше всего на свете, она хотела бы выйти во двор, и убедиться самостоятельно, но скорее всего из этой затеи ничего не получится - Эрика в доме, который ни за что не отпустит того, кто однажды попал в него.
Девушка смеется, поскольку именно сейчас воспоминания становятся как никогда яркими - этот Дом Дождя стал частью ее самой, однажды хмурым дождливым днем, хотя нет, не так, день на самом деле был ярким и солнечным, просто есть такие места, например, в Нью-Йорке, у пересечения Бродвея и 10-й авеню, как раз неподалеку от Грейс-Черч, если стать таким образом, чтобы можно было бы увидеть кусочек фасада Семейной Церкви Благодати, - в них, даже не смотря на хорошую погоду кажется что солнце тускнеет, как будто ему приходится светить через полупрозрачные стекла. Достаточно двинуться вдоль улицы от того самого перекрестка, пройти палатку торговца сувенирами, и добраться до огороженного строительным забором участка, чтобы ощутить вибрации, зов которых сильнее с каждым шагом, приближающим к цели. Быть может не каждый способен ощутить их, но маленькая Эрика, сжимающая в руке две игральные кости, знает, что в этом месте прорвалась оболочка между мирами, и все что осталось хорошего и светлого исторгается прочь, наполняя ненасытную бездну.
Она одна на улице, поскольку мама попросила присмотреть за ней одну тетеньку, а сама отлучилась на минутку по делам. А может быть мама все время была рядом, - все это не важно, Эрика чувствует то, что не должны чувствовать другие, и странное влечение овладевает ею, она ощущает вибрации, что идут от асфальта, как раз в том месте, где от забора падает тень на мокрый после вчерашнего дождя асфальт. Эрика не способна точно описать все, что чувствует, но приятные вибрации наполняют ее от кончиков пальцев ног, и поднимаются выше, заставляя трепетать в непонятном ожидании. Ей очень приятно, и почему-то немного стыдно от этого, но девочка старается не обращать внимание, отдаваясь сладкой истоме, ее ноги сами делают первый шаг навстречу безумию, ведь если присмотреться как следует, можно заметить большую щель между досками забора, в которую с трудом, но пролезет ребенок ее возраста.
Там, за дощаным забором, большой пустырь, и поначалу Эрика ощущает легкое разочарование, хотя она и сама не смогла бы сказать что ожидала увидеть за оградой. Но пустырь на самом деле не прост, совсем не прост. Эрика заворожено смотрит, как в потустороннем мареве проступают непонятные очертания. Некоторое время спустя ее разум становится способным осознать часть того, что видят глаза, рисуя картину дома, что постоянно меняет свой вид. Это Черный Дом, потому что его стены не отражают света, они словно засасывают его в себя, и только так можно понять, что впереди темная бездна, в которой все тонет. Эрика плачет и смеется, одновременно приближаясь к источнику невыносимой сладости и ноющей противной боли. Дом зовет ее к себе, и по мере приближения солнце на небе тускнеет и выцветает, Эрика погружается в тягучее отрешение, словно засыпает, запинается на каждом шагу.
- Еще совсем немножко, совсем чуть-чуть, сделай еще несколько маленьких шажков - ей кажется, или она слышит на самом деле зов дома, но сейчас ему нет нужды убеждать Эрику, она и так идет покорная чужой воле.
Когда она останавливается не дойдя немного, дом проявляется во всей свой красе, и вступая на высокое крыльцо, Эрика разжимает вспотевшую ладонь. Игральные кости выскальзывают из пальцев, отскакивают от ступенек, и скатываются вниз; если посмотреть под ноги, можно увидеть две единицы, но сейчас девочке не до этого, - она толкает дверь и заходит в дом.
Внутри темно и тихо, когда захлопывается дверь, за окнами резко темнеет, и начинает идти дождь. Это Дом Дождя, и Эрика знает, что уже никогда не выйдет из него. Она смеется и кричит, бьет ладонями лакированную дверь, но стены дома хранят молчание, ибо в пустых скорбях отрада живущим, но нет места радости каждому кто почил присутствием вечную осень.
7
Сонные грезы Эрики наполнены безумием, с той самой минутки, как хлопнула дверь, и Генри вразвалку направился к черной машине, чтобы высказать водителю все что думает о подобной манере водить. Иногда он воспламеняется словно пересохший ковыль, наполняясь клокочущей яростью, в этом он немного похож на саму Эрику. Сейчас она отстранено наблюдает, как Генри приближается к "Шевроле", чувствуя при этом неприятную тяжесть где-то в между ребер. Ох что-то будет, Генри, не спешил бы ты навстречу снам, оставив ее одну, где-то между позолоченными осенними днями, на залитой ярким светом солнца дороге.
Генри уже возле "Шеви" но что-то пошло не так - он уже не машет руками изрыгая ругательства, а застыл в нелепой, странной позе, словно фигура из игры "Саймон говорит". Отсюда толком не рассмотреть, но Эрика понимает главное - он напуган, чертовски напуган, таким она еще не видела его никогда, и осознание этого служит толчком для всех последующих мгновений, что наслаиваются друг на дружку, создавая чертову реальность, одинаково неприменимую для смятенного рассудка Эрики и всех кто способен оценить свои перспективы, находясь у поврежденного "Шевроле".
Она толкает дверь, выбираясь наружу из пыльного салона машины прямиком в ласковую осень, что сумела обмануть, застав врасплох ее и Генри, который уже подошел к черному автомобилю, прочертившему на асфальте две параллельных полосы тормозного пути. Каждый шаг сдвигает очертания мира, поделенного на две половины черной линией шоссе - Эрика медленно движется по срединной границе, приближаясь к застывшему Генри, словно погружаясь в молчаливый, тихий кошмар.
Генри, наконец замечает ее, и медленно поворачивает голову, пугая девушку застывшим выражением лица. Он пытается махнуть рукой, чтобы Эрика оставалась на месте, но громкий выстрел нарушает плавное течение времени, и с этой секунды оно разгоняется безумным водоворотом, засасывая ее в черную воронку.
Сначала девушка не понимает, что происходит, но время уже не течет киселем, оно рвануло вскачь, и "Шевроле" разбухает огромной черной кляксой, по мере приближения Эрики к падающему Генри. Последние разделяющие их футы она преодолевает одним большим рывком, и только тогда замечает черный ствол пистолета, что направлен на нее. За рулем "Шеви" давно уже немолодая женщина в черной бейсбольной кепке и очках. Она открывает дверь со своей стороны, и делает приглашающий жест. Сначала Эрика даже не пытается осознавать произошедшее, она просто наблюдает, как кривая улыбка незнакомки сменяется странным выражением - и только потом понимает что кричит.
Генри еще жив, он повержен, и темная лужа, что расплывается под его телом, свидетельствует о том, что время не станет ждать. Эрика замолкает после того, как женщина в бейсболке покидает автомобиль, и бьет ее по щеке.
- Заткнись сука, заткнись - шипит незнакомка, и подталкивает ее к машине пистолетом. Эрика окунается в леденящий ужас, замирая от понимания сути происходящего, и медленно поворачивает голову в указанном направлении. Дверца водителя распахнута, по всей видимости, женщина, что стреляла в Генри, хочет чтобы Эрика села за руль. Она переводит взгляд вниз, но ее мужчины уже нет в этом мире, Эрика осознает страшное, увидев отрешенный пустой взгляд, потускневший под ярким, но холодным осенним солнцем. Его здесь нет, но остался пистолет в руке незнакомки, и если Эрика не собирается окончить свои дни на уходящем в никуда шоссе, ей следует следовать чужой воле.
В машине грязно, по всей видимости женщина с револьвером не задумывается о необходимости вытирать пыль с приборной панели, и имеет нехорошую привычку тушить окурки об обивку кресел. Незнакомка сзади, если захотеть как следует, можно ощутить ее присутствие, но она сама упрощает задачу, обращаясь к Эрике одновременно хриплым и мягким голосом.
- Как тебя зовут, красотка?
- Эрика - сейчас она называет свое имя, почему-то думая что вскоре пожалеет об этом. Где она сейчас? Ей хочется мечтать о том, что она бредет по ночному пляжу, где-то не доезжая до Хайлендса, но на самом деле все не совсем так. Она в черном "Шевроле" и к ее затылку приставлен пистолет.
- Эрика - повторяет незнакомка, и смеется.
Замершая Эрика затылком чувствует прикосновение холодного металла, все это уже было с ней однажды, наверняка было, ведь все так знакомо - и грязный "Шевроле" черного цвета, и даже оружие в руках у незнакомки. Эта женщина в машине пугает Эрику, и конечно же девушка не собирается слушать ее странно знакомый голос, - все очень просто, ее здесь нет, она рада оказаться где угодно, хотя бы в своем небольшом домике, в котором живет. Домике с башенкой и эркерами, с зеленой крышей, и плющом, в том самом, что она выстроила в своем воображении, пускай он никогда и не существовал на самом деле.
- Что тебе нужно? - Эрика выдавливает из себя слова, не зная чего боится больше - разозлить незнакомку, или наоборот спровоцировать новый всплеск безумной радости.
- Расскажи мне - шепчет женщина. И наклоняется ближе, чтобы не пропустить ничего, что может услышать.
Эрика не знает что нужно незнакомке, и пытается объяснить, но замирает в оцепенении, когда та перебивает ее:
- Расскажи мне все о Доме Дождя...
Эти слова словно вспышки молнии расчерчивают внутреннюю темноту салона "Шевроле", отдаются громовым эхом в замутненном сознании Эрики. Незнакомка в очках и черной бейсбольной кепке готова слушать каждое слово, и Эрика не может разочаровать женщину в ее желаниях. Она послушно рассказывает о стране вечных осенних грез, в ней все желания имеют цену, но не каждый готов заплатить ее за минутку счастья, сотканного из невесомых паучьих нитей, дрожащих на холодном ветру, в те редкие минутки, когда солнце выглядывает из-за туч, чтобы попрощаться вновь. Эрика рассказывает про шум ветвей за окнами, про слезы ангелов в небесах, про серые сумерки пустых комнат, в которых отсыревшая штукатурка и сгнившие половицы. Она спешит, выплевывая слова, что собираются в бессвязные предложения, в каждом из которых есть толика смысла, просто понять ее дано не каждому. Она рассказывает что Дом Дождя не такой как все.
8
Дом Дождя не такой как все. Он постоянно меняется, иногда Эрике кажется, что он живой и одновременно мертвый - словно взбесившееся существо, барахтающееся на границе яви и сна, и пытающееся прорвать тонкую грань между мирами. Дом может быть вполне себе приличным зданием, с заколоченными окнами или напоминать жуткие развалины, из которых нет выхода, может стать особняком в викторианском стиле, с теплицей и парком, с мощеной кирпичом дорожкой, ведущей к огромным кованым воротам, за которыми видна улица с проносящимися по асфальту автомобилями, но хуже всего, когда он принимает вид заброшенного госпиталя - Эрика следует бесконечными коридорами уходящими в темноту, всматриваясь в таинственный сумрак комнат, что за полуоткрытыми дверями. Пол госпиталя исчерчен цветными линиями, по которым можно попасть в нужное отделение, линии причудливо пересекаются, и расходятся в стороны, начиная свой путь в широком вестибюле с лестницами и навеки остановившимся лифтом. Эрика боится линий - ей кажется, что каждая из них, ведет к чему-то нехорошему, особенно это касается темно-красной линии, что будто нарисована кровью. В помещениях госпиталя царит бардак, все перевернуто вверх ногами, грязный пол завален разной рухлядью, тут и там взгляд выхватывает следы запустения и разрухи.
Госпиталь наполнен шорохами, Эрика слышит далекие крики, словно кому-то очень больно. Это место, в котором случаются нехорошие вещи, и голоса детей проникают сквозь пыльную темноту коридоров, чтобы легкими невесомыми касаниями тревожить возбужденный разум Эрики. Она пребывает в отчаянии, перебирает руками, бредя в темноте - некоторые участки коридора полностью погружены во тьму, и даже призрачный свет из-за приоткрытых дверей здесь непозволительная роскошь.
Громкое отчетливое рычание заставляет замереть. Она останавливается как вкопанная, наступив на кучу тряпья, из-под которой чувствуется движение. Впереди полоска света, если Эрика сумеет добраться туда, можно будет хоть немного сориентироваться, здесь же в темноте, она скорее чувствует чем видит опасность, исходящую из этого места. Она делает шаг, маленький, невесомый, стараясь переступить кучу так, чтобы не задеть опасный участок. Это удается с трудом - она чуть не теряет равновесие, и только в последний миг, успевает ухватиться за никелированную подставку для медицинских пакетов. Холод металла на миг приводит в чувство, и Эрика, решившись начинает движение, все больше удаляясь от источника звука. Кричащие в темноте на миг умолкают, и тишина обрушивается на мрачные стены. Эрика слышит свое дыхание, и шаги - она старается двигаться как можно тише, но получается совсем не так, как хотелось бы. Каждое движение отзывается множеством звуков, что разлетаются по коридору огромными встревоженными птицами. Низкий и глубокий рык, раздается где-то сзади, и Эрика, холодея, понимает что животное, издающее этот страшный звук не собирается вот так просто оставаться на месте.
- Оно приближается, Эрика! - странный голос в голове, отзывается чем-то забытым, Эрика слушает его словно находясь в полуденной дреме после жаркого и утомительного дня. - Сейчас оно поймает тебя, если ты и будешь вот так стоять как дурочка.
Эрике некогда погружаться в воспоминания, голос ей знаком и она отмечает где-то на периферии сознания, что неплохо было бы вернуться к этому вопросу немного попозже, если будет такая возможность, но сейчас нужно прислушаться к советам голоса, существующего в сознании, и возможно являющегося частью ее самой - девушка спотыкаясь бежит по удлиняющемуся на глазах коридору, оставаясь практически на месте. Рисунок линолеума, расчерченного разноцветными линиями бежит под ногами, но Эрика готова поклясться, что видит одну и ту же перспективу, в которой тьма впереди, разбавлена тусклым сиянием светильников на потолке.
Больше всего, ей хотелось бы оказаться в каком-нибудь другом доме, пускай даже оно будет одним из воплощений места скорбей и печалей. На крайний случай сойдет и викторианский особняк, лишь бы только за окнами светило солнце и не шел бесконечный дождь. Эрика мечтает оказаться в доме с часами и винтовой лестницей, ведущей наверх, в потайную комнату старика, в которой тот делает плохое, - это все потому, что она чувствует страх, а еще слышит вибрирующий рык существа, что вот-вот догонит ее.
- Отпусти меня - просит она. - Отпусти меня, пожалуйста.
В тот миг, когда темнота набрасывается на нее сзади, Эрика получает ответ. Простой и понятный. Дом не желает терять свое, и потому говорит с ней оттенками полуночи, шепотом, увядающим в старых стенах, криками неведомых существ, и просто тысячей голосов, что проносятся умирающим эхом:
- На за что на свете, милая...
9
- Отпусти меня - шепчет она, заранее зная ответ.
- Ни за что на свете, глупенькая, и мы обе понимаем это - Эрика открывает глаза, чувствуя тяжесть в затылке. Незнакомка забралась на заднее сиденье, и шепчет, обдавая сзади несвежим дыханием. - Я расскажу все, что знаю, и может быть тогда, твой путь не окончится во тьме, но растворится в свете. Всякая мудрость имеет цену, и суть ее страдание, но будут отворены врата желающим, и наполнены души тоской, сердца унынием, а разум знанием...
Незнакомка заполняет салон черного "Шевроле" странными словами, и Эрика поневоле окунается в ее безумие. Она слушает и одновременно видит, незримо присутствуя в сознании женщины - ее действия словно вырваны из мутной реальности вспышками молний. Эрика видит как незнакомка подбирается сзади, к фигуре в форме, чтобы завладеть оружием, - полицейским револьвером, из которого она выстрелит в Генри. Все потом происходящее остается закрытым для нее - Эрика вырывается, чтобы отринуть кровавое видение.
- Пожалуйста - плачет она, вмиг позабыв о случившемся на трассе, о том мгновении, что стало роковым для ее мужчины. Ей страшно от того, что в отрешенном взгляде незнакомки она читает свою судьбу.
- Замолчи сука!!! - незнакомка больше не шепчет. Она кричит, отчего каждое слово отдается болью в ушах Эрики. - Замолчи, замолчи, замолчи...
Женщина безумна, Эрика понимает это заглянув в зеркало заднего вида, в котором отражается горячечный взгляд, она зацепляется за него, словно за колючую ветвь дикой розы, и тонет в пронзительной мгле, уводящей куда-то за грянь сущего. Незнакомка замолкает, и Эрика замирает, вжимаясь в сиденье водителя. На передней панели автомобиля толстый слой пыли, словно "Шевроле" добрый десяток лет простоял в гараже, поджидая хозяйку.
- Поверни ключ - наконец говорит незнакомка нормальным голосом, от которого Эрике становится еще хуже. Она не может видеть будущего, но и так понятно, что линия ее жизни так же запутанна, как разноцветные полосы на грязном линолеуме заброшенного госпиталя, существующего где-то на темной половине расщепленного сознания.
На мгновение, Эрика пытается уцепиться за эту спасительную мысль, которая может стать ответом на главный вопрос, но мир тускнеет, теряя очертания, и время, что до сих пор было отмерено мерным тиканьем огромных напольных часов в холле, сжимается в тугую пружину, чтобы выскочить, взорваться, разлететься разноцветными конфетти, рассыпаться тысячей вздохов, наполнить тусклый мир сияньем нового смысла, разлиться огненной лавой, и застыть отблеском мерцающего фонаря в осколке разбитого зеркала, где-то в одном из множества коридоров Дома Дождя.
- Пожалуйста - Эрика уже не плачет, она шепчет, почти как незнакомка совсем недавно, но та даже не думает оценить произошедшие в ней перемены. Вместо этого она переваливается через спинку сиденья, так, чтобы видеть лицо Эрики, и касается кончиком дула ее лба.
- Поверни это гребаный ключ, сучка, или клянусь небесами я разнесу твою тупую башку.
Эрика хочет что-то ответить, но вместо этого глупо хлопает ресницами, наблюдая за дрожью руки, палец которой уже выбрал свободный ход спускового крючка пистолета. Каждый раз, перед приступом, она замечает всю фальшь и несостоятельность своего ограниченного мира, но сейчас происходящее начинает напоминать истрепанную страничку комиксов. Мир готов расползтись, разлететься сотнями нечетких фотографий, запечатлевших мгновения отслоившихся реальностей, и Эрика тянет руки, первыми робкими касаниями пытаясь собрать его обратно.
Она видит пальцы, вцепившиеся в оружие, и синие вены, выступившие на пожелтевшей коже. Незнакомка немолода. Впрочем это уже не имеет значения, выстрел оглушает ее, и Эрика проваливается в безвидную тьму, в которой нет ничего для нее. Там во тьме наверняка получше, чем в бредовых фантазиях больного разума, но мир не готов отпустить ее обратно, Эрика вдыхает ноздрями запах дыма, витающего в салоне "Шевроле" и зажмуривается, втягивая голову в плечи.
Женщина в машине мертва. Эрика несколько раз убеждает себя, что не произнесла это вслух. Просто голоса звучат в голове, помогают осознавать происходящее. Это нормально, так и должно быть. Нужно просто вытащить тело из салона, и поскорее убираться отсюда. Почему-то ей даже в голову не приходит вернуться в свою машину.
Эрика заводит автомобиль, и аккуратно трогается с места, она за рулем черной машины, но мыслями далеко-далеко. Возвращаясь на шоссе, Эрика бросает взгляд на обочину - тело Генри в дорожной пыли, он лежит раскинув руки, словно приветствуя новый день, поодаль, синяя "Хонда" зарылась передними колесами в песчаную насыпь, и с каждой секундой, улетающей вдаль, становится все меньше, постепенно съеживаясь в точку, поставленную безумной незнакомкой, в не менее безумной дорожной истории.
Ее тело она выбросит позже, остановившись ненадолго у Асбери Парк, чтобы двинуть потом к заливу Хука, двигаясь вдоль побережья.
10
Этот дом всегда разный, и время в нем не имеет смысла для Эрики. Она никогда не сможет сказать в какой момент своего существования находится в нем. Не всегда пребывание в доме сулит приятные впечатления, чаще наоборот - рык существа, что проносится по пустым заброшенным комнатам тому подтверждение. Оно даже не думает оставить девушку в покое. Эрика бежит по коридору, отталкиваясь ногами от вспучившихся квадратов линолеума, перепрыгивая через остатки мебели и огибая слишком крупные кучи мусора. Стены коридора некогда были закрыты деревянными панелями, в некоторых из них были вставлены большие, в рост человека, зеркала. Сейчас часть панелей изъедены паразитами в труху, и от зеркал остались лишь неровные грязные осколки. Проносясь мимо, Эрика на миг замечает смазанный силуэт, отраженный в полуночном сиянии, но сейчас ей не до этого. Преследующее ее существо даже не думает отставать, и Эрике приходится поднажать, для того, чтобы оторваться от него как можно дальше.
Коридор обрывается дверью, и Эрика влетает в нее со всего маха. Она больно бьется о иссохшее дерево, и замирает, не в силах развернуться, чтобы встретиться лицом к лицу с существом из кошмаров. Больше всего на свете, ей хотелось бы, услышать монотонный стук маятника, и щелчок пальцев доктора, возвращающий в мягкое и теплое кресло. Она бы сидела, обхватив себя руками, как делает это обычно, но даже пребывая в легком безумии от страха, Эрике хватает сил сообразить, что сейчас все будет по другому. Существо бросится на нее, и разорвет клыками тонкую кожу на шее, там, где пульсирует голубая жилка, или же вонзит свои острые когти под ребра, а может быть сначала собьет ее с ног, чтобы растерзать оцепеневшую плоть девушки...
Мысли заполняют мозг Эрики, однако царапая пальцами деревянную поверхность Эрика невольно отмечает странное. Ее представлениям о ужасном конце, не хватает главного - действия. Девушка у двери, но ничего не происходит целую вечность - она все также стоит в темноте, прислушиваясь к звукам дома, но кроме шума дождя за разбитыми окнами, забранными фигурными решетками, и ее прерывистого дыхания, ничто не нарушает тишины.
Эрика даже и не думает развернутся, чтобы рассмотреть коридор. Ей достаточно того, что она маленькая глупенькая трусиха, которая сама себе выдумала страшное существо, живущее в подвале заброшенного госпиталя, который на самом деле никакой не госпиталь, а просто одно из воплощений странного места, из которого не выбраться. Сколько раз она бродила коридорами, каждый раз убегая от неизвестности - сейчас Эрика отчетливо вспоминает, что этот короткий промежуток между реальностью запертой двери и отрывистым дыханием спасающейся бегством девушки словно дурной сон, который повторяется раз за разом, но время не имеет смысла в Доме Дождя, и то что происходило однажды, будет снова и снова повторяться здесь, каждый раз наваливаясь тоскливым ожиданием ужаса.
Дверь не заперта, Эрика самолично убедилась в этом, дернув металлическую ручку. Можно заглянуть за дверь, но что может быть за ней, кроме пустых комнат, полных пыли и мусора?
Сейчас ей даже смешно. Эрика толкает дверь, и обнаруживает за ней большой вестибюль, из которого можно подняться на второй этаж по широкой лестнице. Эрика шагает по ступеням, качаясь на ветру, и слушая шум волн, что становится сильнее с каждым ударом испуганного сердечка.
11
Они растянулись цепью, и следуют вдоль линии моря, обшаривая фонарями каждый укромный уголок. Эрика видит светящиеся точки, что приближаются к ней, но даже и не думает убегать, поскольку чувствует, что вскоре произойдет что-то важное для нее. Она закрывает глаза, впервые пытаясь оттолкнуть реальность, проникающую в ее разум звуками океана, ветром, принесшим запах гниющих водорослей, далеким лаем собак и щелчками затворов. Ей нужно оказаться в том самом месте, в котором можно разобраться что к чему - Эрика отвергает все лишнее, оставив только осеннюю сырость и дождь, и идет по коридору, ведя пальцами по грязным стенам, не решаясь довериться зрению.
Вот дверь, за которой слышен детский плач, вот дверь, за которой скребущие звуки, вот дверь, за которой шорохи. Эрика чувствует пальцами холод и грязь, но продолжает двигаться вперед. Сейчас ей не просто - иногда она выбирается наружу, обретая себя в царстве коротких снов и иллюзий, но не так-то и легко понять где реальность переплетенная с безумием, а где просто осенний кошмар, в который легкой зыбью проникает настоящий мир.
Эрика останавливается возле двери, за которой глухое безмолвие дома. Толкает ее и входит в небольшую, судя по отсутствию привычного эха комнату. И только потом открывает глаза. Она в уютном кабинете; несмотря на полумрак, можно рассмотреть большой стол, поодаль от которого разместилось кресло на четырех ножках. Обивка потускнела, и потеряла лоск, но при желании можно разобрать простой рисунок из пересекающихся разноцветных треугольников. На столе метроном, с блестящим металлическим маятником, хрустальная пепельница с щербатым краем, из-под которой виден уголок зеленого велюра, еще есть игральные кости, пожелтевшие от времени, которые показывают две единицы. Там же, на столешнице из мореного дуба, небольшой портативный магнитофон. Эрика касается выключателя на стене, и кабинет доктора заливает яркий свет.
Полки в кабинете заставлены книгами и высокими картонными коробками, в которых бобины с записями. Эрика следует вдоль полок, рассматривая большие фолианты, с золоченными надписями, затем возвращается к столу. Ей нужно немного времени, чтобы разобраться с кнопками и тумблерами, и дернувшись, бобины начинают синхронно вращаться, перематывая пленку. Повернув верньер, Эрика увеличивает громкость, слушая зазвучавшие в комнате голоса:
- Опишите, все что видите
- Я вижу... коридор, он темный. Пахнет грязью и еще чем-то... знакомый запах, но я не могу вспомнить что это.
- Где этот коридор?
(Тихий всхлип, еле слышный шорох)
- Он под землей, глубоко. Здесь слишком темно и сыро, и я слышу голоса. Это они... зовут...
- Чьи это голоса? Вы можете сказать чьи они?
(Постукивание)
- Голоса детей. Я слышу плач, они зовут по имени и...
- Пять.
- Они ближе, и становятся громче! Коридор под землей, я чувствую как сверху давит потолок. Сырые стены, а еще голоса, они зовут, но не меня...
- Четыре
(Женщина смеется, слышен хриплый кашель и шорох)
- Три.
- Зовут, но я не могу разобрать, понять точно.
- Два.
- Они знают кто им нужен, это...
- Один...
(Шорох, и тихое постукивание).
Услышанное ни о чем не говорит девушке. Она удобно устраивается за столом, и изучает бумаги, разбросанные в беспорядке. Среди бумаг много газетных вырезок, но одна из них, пожелтевшая, надолго привлекает внимание. На ней обрамленный текстом снимок женщины - Эрика знает ее, ведь на фото она сама, в черной бейсбольной кепке и очках. Эрика смеется, хохочет утирая слезы, поскольку в смазанных мгновениях наложены разные воспоминания, но некоторые из них не доступны ее расщепленной действительности.
12
Она снова в черном "Шевроле" несется по федеральной трассе, отмеряя мили с той самой минутки, когда полицейский револьвер с тяжелой рукояткой выплюнул свинцовые пули. Эрика насвистывает несложный мотив, ведь это она за рулем автомобиля, а та, вторая мертва. Она избавится от ее тела чуть позже, остановившись ненадолго где-нибудь у Асбери Парк, и направится потом к заливу Хука, двигаясь вдоль побережья.
Время от времени поглядывая в зеркало заднего вида, Эрика смотрит на женщину в очках. Козырек кепки скрывает волосы, но Эрика и без того знает цвет ее волос.
- Это ведь ты убила ее, Эрика, не так ли? - Доктор Туки стоит у двери, прислонившись к стене; его руки спрятаны в карманах белого халата, и Эрика вынуждена согласится со словами доктора. Так или иначе, револьвер рано или поздно выстрелил бы, разница только в том, кто остался за рулем.
Доктор нехотя отлепляется от стены, и подходит к столу. Бобины магнитофона неподвижны, Эрика остановила воспроизведение, дослушав сессию до конца, но голоса по прежнему звучат в ее голове. Она слышит их, сидя за рулем "Шеви", слышит, стоя на песчаном берегу, слышит все время. Доктор Туки поворачивает ручку, и бобины начинают крутиться в обратную сторону, перематывая пленку в начало записи.
Что-то щелкает в голове Эрики, и она возвращается в пыльный салон автомобиля:
- Расскажи мне о Доме Дождя - этот голос знаком ей. Возможно она слышала его раньше, ну конечно слышала. Просто очень немногие способны сразу разобрать что к чему. Все очень просто - Эрика слышит свой голос, искаженный динамиками магнитофона.
- Пожалуйста, пожалуйста, не стреляйте... Я прошу вас, пожалуйста... - голос женщины в автомобиле.
- Ты знаешь что нужно мне!
- Не нужно, не делайте этого...
Женщина плачет, и это выводит Эрику из себя. Она кричит:
- Замолчи сука!!! - и повторяет вновь и вновь. - Замолчи, замолчи, замолчи...
Эрика безумна, чтобы понять это можно даже не заглядывать в зеркало заднего вида, в котором отражается ее перекошенное лицо. Женщина в салоне автомобиля замирает, вжимаясь в сиденье водителя. На передней панели "Шевроле" толстый слой пыли, словно машина добрый десяток лет простояла в гараже.
- Поверни ключ - наконец говорит Эрика нормальным голосом.
- Пожалуйста - в который раз шепчет женщина, и Эрика переваливается через спинку сиденья, так, чтобы видеть лицо; коснувшись кончиком дула ее лба, она говорит:
- Поверни это гребаный ключ, сучка, или клянусь небесами я разнесу твою тупую башку.
Звуки возни, звучит выстрел и доктор Туки останавливает запись.
- Тебе нравится делать это, Эрика? - спрашивает он, пристально смотря на нее.
Эрика растягивает в улыбке рот.
- Еще как нравится - отвечает она, и встает из-за стола.
Сейчас она даже жалеет, что оставила револьвер в машине. Впрочем, тут же одергивает она себя, в нем все равно нет патронов. Барабан пуст, и почти каждая из выпущенных пуль нашла свою цель.
Она в кабинете доктора и одновременно на побережье - холодный океанский бриз взъерошивает кончики волос, выглядывающие из-под черной кепки, что словно приклеилась к голове, и не слетела даже после того, как "Шеви" нашел свое последнее пристанище неподалеку от уходящей в чертову ночь дороги, унесясь с дороги, разорвав шины о стальные шипы растянутой на асфальте ленты.
- Ты все еще хочешь уйти? - Доктор постукивает карандашом по столешнице. Он всегда делает это, и Эрика смеется, не может остановится, несмотря на то, что ей совсем не до смеха. Дыхание доктора отдает гнилью, словно он набрал полный рот водорослей.
Дом Дождя всегда разный, но в ее мироощущении найдутся изъяны связанные с особенностями этого странного места. Здесь можно найти все что угодно, достаточно одного взгляда, и реальность наполнится ненастоящими сюжетами, маленькими жизнями. Эрика смеется оттого, что наконец полностью осознает глубину своего безумия, в котором пребывает с того самого момента, как выброшенные кости показали две единицы. Достаточно взгляда, и мир наполняется новыми лицами, что до сих пор кружились серыми тенями, где-то поодаль, поджидая момента, когда время, застывшее между взмахами ресниц не помчит вскачь, обузданное волей сумасшедшей. Достаточно маленького потаенного желания, и события окунут ее в водоворот приключений. И простая поездка станет дорожной историей, и там, на дороге, она найдет себе новую жизнь, наполнив ее придуманными персонажами: муж Генри, которого никогда не было у нее, двое очаровательных девчушек, увиденных однажды в Доме Дождя - старик уводил их в потайную комнату, и Эрика следовала за ними до самой двери, закрывая потом уши, чтобы не слышать истошные детские крики. И даже сама Эрика не знает, где начало ее пути, если она похожа на даму в автомобиле в очках и с оружием, словно двойник персонажа одного прочитанного бульварного романа.
Доктор Туки все так же постукивает карандашом, он всегда делает это, и Эрика ловит глазами никелированную поверхность маятника, стоящего на столешнице из мореного дуба. Доктор в белом халате уже успел запустить метроном; ей незачем знать, кто он такой, возможно лишь одно из порождений чертового дома. Сейчас Эрика на пляже, она смотрит на дергающиеся в темноте лучи света от фонариков, что приближаются к ней. Ей хочется думать, что она никогда больше не вернется в Дом Дождя, и эти надежды наполняют разум холодным спокойствием. Эрика слышит крики, ей приказывают встать на колени, и зачем-то прижать руки к затылку, но все это так не к месту и отдает чем-то не настоящим. Эрика смеется в ответ на глупые просьбы, и просто движется навстречу, не обращая внимание на предупредительные выстрелы в ночное небо. Доктор все так же стучит по столу, Эрике даже нет необходимости слушать его вкрадчивый голос, ведь маятник метронома уже начал движение, перемещаясь влево-вправо, влево-вправо, отблески света на блестящем металле рождают странные чувства. Мерный стук, и сбивчивое дыхание Эрики, шум океана и смешные крики людей, разгоняющих тьму своими фонариками, запах гниющих водорослей, все это смешивается в один тугой ком ощущений, и даже погружаясь в лабиринт запутанных мыслей, она осознает, что еще не все кончено, и возможно доктор Туки сможет помочь ей. Все так и происходит - человек в белом халате знает свое дело, и где-то между четвертым и пятым ударами метронома, он отправляет ее далеко-далеко, из места удивленного сознания в странные закоулки прошлого, в которых, возможно, Эрика сумеет найти ответы на свои вопросы...