Ты был дарящим свет и нежность,
Ты был лелеющим добро,
Ты охранял чужую прелесть,
И свои чувства гнал в нутро.
И одарен ты был крылАми
За свою святость и дела,
Не мог ты выразить словами
Всю благодарность, лишь едва.
И вот твой час, добра защитник,
Лети, на свет всех оберни,
Храни тот одинокий листик,
Что не упал с листвой, лети.
Все дни ты одиноко смотришь
С небес за бедными людьми,
И часто беды от них гонишь,
Считая, что они твои.
Ты раны людям излечал,
Кровавые нарывы боли,
Но очень четко понимал,
Всю безнадежность своей доли:
Ведь невозможно рану смыть,
И невозможно опечатать,
И очень трудно их забыть
И непосредственно залатать.
С улыбкой раны забирал,
И прятал под своей одеждой.
Светясь добром, ты улетал,
И жил с тех пор, одной надеждой.
Надеждой, верой, что тебя
Избавят от таких мучений,
Казнил в безволии себя,
И не искал себе лечений.
Так продолжалось много лет,
Лечение, та боль, полеты,
А ты все так же любишь свет,
И не разрушат верность годы.
Ты днем летал, в ночи сидел
И одиночеством увлекся,
Порою очень тихо пел,
Душе твоей, ведь, все неймется.
Ты стал картины рисовать,
Излил на холст свои идеи.
Ты смел лишь так все понимать,
От холода всех ран немея.
Почти никто о том не знал,
Что под улыбкою и светом,
Ты раны все свои скрывал
Их часто обзывая бредом.
Лишь звезды ночи иногда
Тебя подбадривали нежно.
Но ты их слушал не всегда,
Оно тебе не было важно...
И вот однажды так случилось,
Иначе быть и не могло.
Твоя судьба переменилась,
Ты не летал, и все одно.
Стал обессилен своей болью,
Упал с вершины облаков.
Теперь не хвастаешься волью,
Прощенья просишь у богов.
Когда же боль то остановят,
Ведь ты не ангел то уже.
Но тишина лишь слово молвит,
Ну а тебе все хуже, хуже.
Тебя отвергли, что за ужас,
Ты ненавидеть стал себя.
Печаль струилася из глаз
А так хотелось жить летя...
Ты умер тихо - раны жили,
Не залечил совсем едва,
А за спиною всегда было
Два твоих порванных крыла...