После того, как по воле судьбы и выпавшего Жребия, я оказалась на поверхности, Корпорация дала мне год, свободный от службы. Это был необходимый срок, чтобы обжиться среди людей, привыкнуть к своему новому телу, понять его возможности и ограничения.
Несколько месяцев я тосковала по Преисподней, по ее горячим озерам, возле самого Источника...По потокам силы, проходящим сквозь почти невесомое тело, дарящим невиданное наслаждение...
Я тосковала по прекрасным существам, окружавшим меня в те блаженные времена - не имеющих единой формы и цвета, сменяющих за секунду тысячи обличий, не ограниченных куском нелепой, невообразимо уродливой плоти.
Эта тоска не прошла до сих пор, да и вряд ли я когда-нибудь смогу выбросить из своего сердца Преисподнюю. Но она притупилась, и на месте глубокой раны появился рваный, зудящий шрам. И, тем не менее, она в прошлом.
Со временем я привыкла к человеческому миру и даже стала находить его интересным. Я научилась понимать и ценить красоту человеческого тела, и вскоре поняла, что плоть, доставшаяся мне, весьма хороша. Тогда я еще не знала, что выпавший мне Жребий определил все: и место на поверхности, где отныне мне предстояло служить во славу Преисподней, и профессию асассина - наемного убийцы, и тело, максимально подходящее для нее.
Но год блаженного неведения прошел, и Корпрация AD, все это время исправно спонсирующая мою наполненную всевозможными развлечениями жизнь, предъявила на меня законные права.
Полное и страшное понимание того, на что обрек меня Жребий, и что за жизнь предстоит мне в будущем пришло после совершенного мной, по заказу Корпорации, первого убийства. Моей жертвой была пятнадцатилетняя девочка-подросток - детдомовская, а потому недоверчивая и озлобленная...Мне было сложно сблизиться с ней, завоевать драгоценное доверие. Но все же она была обычным ребенком, падким на нежность и искренность. Так я научилась лгать.
Сейчас, зная законы этого мира, я вижу, что могла бы справиться с этим заданием за один день, просто выманив жертву и прикончив в ближайшей подворотне. Никто бы не стал всерьез браться за расследование смерти детдомовского ребенка. Сколь бы явным не было убийство, списали бы на несчастный случай - эта практика мне хорошо известна. Но тогда, помимо того, что эти законы были мне еще неведомы, было сложно решиться на убийство. Это казалось таким простым делом - человеческие тела на удивление мягкие и хрупкие, что может быть проще, чем убить такое существо? Но от одной мысли об этом меня бросало в пот.
И все же я сделала это. AD требовала крови этого несмышленого агнца, а она была наместником Преисподней на Земле, чьи желания для меня - незыблемый закон. Я легче умру и сольюсь с Источником, чем не выполню хоть одно из них.
Корпорация никогда не называет исполнителям ее воли причин, по которым требуется смерть того или иного человека. Не назвала и тогда. Это сейчас я понимаю, что убивать агнцев и прочих посланцев Неба - наша священная обязанность. Ради Преисподней и всех наших братьев и сестер, кто наслаждается, нежась в потоках Источника. Пусть так. Ведь кто-то должен выполнять грязную работу.
Душа...Лишь спустя сутки после того, как тонкий острый стилет, направленный моей рукой, вонзился в затылок девочки, я ощутила ее.
В момент убийства я не чувствовала ничего, мое тело будто работало на автопилоте, четко выполняя заранее и тщательно продуманные действия. Еще в течение нескольких часов после этого я чувствовала эйфорию, невообразимую легкость во всем теле! Меня на все лады расхваливало начальство, мне был выплачен солидный гонорар...Я напилась тогда с друзьями и довольно неплохо провела ночь со своим бойфрендом.
Но наутро...
Вы спросите меня, что такое душа?
Это боль и страдание - отвечу я вам. Боль и страдание.
В тот же день я попыталась вскрыть себе вены, и только чудо, а, возможно, моя неопытность...или же то, что, на самом деле, мне все же очень хотелось жить, не позволили мне погибнуть.
Нет, никто не предупреждал меня об этом! Никто не спрашивал, хочу ли я покидать Преисподнюю, но я покорилась, раз уж так распорядилась она сама...Но знай я, что вместе с человеческим телом обрету и душу, возможно, мое решение было бы иным. Возможно, я отказалась бы от такой жизни и растворилась в потоках Источника, как и любой, кто отказывается выполнять волю Преисподней...
Нет, я не была готова к этому. И все же я справилась. Я выкарабкалась, впиваясь зубами и когтями в отвесную стену, оставляя клочки своей шерсти вместе с мясом на ее острых выступах.
Я заплатила дорогую цену за то, чтобы стать тем, кто я есть.
Поэтому я ненавижу свою душу. Она делает меня слабой и ранимой. Она превращает меня в зверя с перебитым хребтом среди голодных хищников. Я научилась не замечать ее, прятать за семью замками. Я научилась не слышать ее криков, а когда их звук становится невыносимым, мне помогает алкоголь, заглушая и притупляя боль.
...Но иногда, в час, когда круглобокая луна скрывается за густыми молочно-белыми облаками, я просыпаюсь в холодном поту с одним и тем же именем на губах.
София. Ее звали София.
Пробуждение было мучительным. Голова раскалывалась, как переспелый арбуз, правый глаз почему-то не открывался. Рывком подняв налитое свинцом тело, я села в ворохе скомканных одеял и схватилась руками за голову. Волосы были всклокоченными и жесткими на ощупь. Кажется, вчера на них кто-то вылил пиво. Я в очередной раз посетовала на скупость Преисподней, даровавшей мне иммунитет к алкогольной зависимости, но не позаботившейся избавить от похмельного синдрома. Хотя в этом есть и разумное зерно. Не чувствуй я себя так гадко наутро, пожалуй, и вовсе не вылезала бы из запоя.
Поняв, что мыслить для меня сейчас - непозволительная роскошь, я поднялась и почти на ощупь побрела в ванную, то и дело натыкаясь на всяческие инородные предметы, в изобилии разбросанные по полу.
Ванной комнаты на привычном месте не оказалось, и я еще некоторое время поблуждала по незнакомой квартире, прежде чем нашла ее.
Ужаснулась своему виду, смыла остатки размазанной по лицу косметики и отправилась на поиски своих вещей.
В спальне меня ждал неприятный сюрприз.
На широкой неубранной кровати вольготно развалился совершенно незнакомый мне мужик. Он лежал на животе, широко разбросав бледные кривые ноги, покрытые клочковатой черной растительностью. Пухлое, щекастое лицо с обильной щетиной, повернутое ко мне, вызвало смутные воспоминания. Кажется, мы вчера с ним здорово нализались дешевой красной настойкой, которую с подозрительной настойчивостью пропагандировал нам бармен.
Мужик перевернулся на спину, обнажив круглый белый живот, всхрапнул и деловито почесал вялое достоинство.
Меня замутило. Так, нужно отсюда сматываться. И в следующий раз быть менее пьяной и более разборчивой.
Я довольно быстро нашла сове измятое платье и сумочку с пустым кошельком, но настойчиво продолжала обшаривать захламленную тесную комнату.
Не собираюсь оставлять свое дорогое французское белье этому противному...
Зазвонил телефон. Мой мобильный обнаружился под подушкой в пошлый розовый цветочек.
- Да, я слушаю.
- Как спалось, дорогая?
Голос Ридды был так полон приторного сочувствия, что мне моментально захотелось шарахнуть аккуратным пластиковым корпусом об стену.
- Весьма недурно, - сухо отозвалась я.
- Тебе не стоит так много пить, Янаро, - мягко заметила Ридда, - Ты и без того плохо выглядишь в последние дни.
Вот змея подколодная!
- Я подумаю над этим, Рита. Ты звонишь только для того, чтобы пожелать мне хорошего утра?
Мужик беспокойно заворочался, открыл глаза и осоловело уставился в потолок. Ну вот, только этого еще не хватало...
- Нет, я звоню по делу, - голос Ридды зазвучал сухо, - Ты сегодня выходишь на задание. Прости, что ты осталась без выходных, но дело срочное, а свободных агентов сейчас нет.
Я машинально пожала плечами. Так оправдывается, будто это происходит впервые.
- Мужчина, в чьей квартире ты сейчас находишься, - наш осведомитель. Он должен передать тебе информацию о новом клиенте.
Мне стало неприятно. Да-да, я не идиотка и знаю, что на крючке! Корпорации вовсе не обязательно напоминать, кто здесь хозяин, давая понять, что ей известно о каждом моем шаге!
- Хорошо, я поняла.
- Да, кстати, его зовут Вениамин. Но, полагаю, вы теперь - хорошие знакомые, и ты можешь звать его просто Веня, - Ридда хихикнула.
Не прощаясь, я положила трубку. Стерва.
- Ладно, вставай...Веня.
Я швырнула в мужика подушкой. Но он лишь невнятно промычал что-то в ответ, прижал ее к животу и продолжил задумчиво пялиться в потолок.
- Ну же, вставай! - я обошла кровать и ткнула его ногой в бок.
Веня грузно приподнялся, чмокнул губами и протянул ко мне руки:
- Бу-бу-бу, моя врединка, иди ко мне!
Мне нестерпимо захотелось свернуть его жирную шею.
- Ты должен был передать мне информацию, - сказала я, брезгливо отступая на шаг, - Где она?
- Вчера ты была более сговорчива, - он обиженно насупился.
На этот раз я не выдержала. Резко шатнулась вперед и заехала ему кулаком в челюсть.
Мужик отлетел, смешно перекувыркнулся и с грохотом свалился с кровати.
Я потрясла рукой, стараясь унять боль в покрасневших костяшках. Все же рукопашная - не мой стиль.
- Ты лучше не зли меня, Венечка, - дружелюбно сказала я.
- Да ладно, понял я! - Веня потер вздувшуюся скулу, присел, и, порывшись в валявшихся на полу джинсах, извлек на свет тонкую пластиковую коробочку, - На, держи.
Я взяла диск и спрятала его в сумочку.
- Что ж, спасибо. Думаю, мы еще увидимся и не раз. Нам предстоит долгая и плодотворная работа вместе, - я подмигнула окончательно сникшему мужику, - Чао!
Я не люблю свою работу. Знаю, многие из моих коллег работают с наслаждением, получают истинное удовольствие, расправляясь с очередной жертвой. Я же равнодушна к смерти. Я убиваю не ради убийства, а во славу Преисподней и, разумеется, ради денег.
Большинство людей в этом мире сутками прозябает в офисе за мизерную зарплату, чтобы после прийти домой, отчитать неблагодарных детей и разделить ложе с нелюбимым супругом. Такое существование кажется мне гораздо более бессмысленным.
И все же иногда я почти физически ощущаю липкую грязь на своих ладонях, которую не отмыть - хоть сдирай до мяса кожу. Грязь, в которую со временем превращается свернувшаяся кровь.
Информации о моем новом клиенте было немного. Мне хватило полминуты, чтобы ознакомиться с его краткой биографией. Эдуард Кауфман - бывший доктор медицинских наук, профессор Московского государственного университета, а ныне жилец дома престарелых.
Когда-то был выдающимся хирургом, сделал крупный вклад в науку но, как большинство людей великого ума, окончил свои годы в нищете.
Семьи никогда не имел, ни дальних, ни близких родственников нет. Теперь сдает квартиру государству, а мизерную пенсию и пособие отдает на свое содержание дому престарелых.
Обычная, в сущности, история.
Я выключила компьютер и немного покрутилась на стуле, шлепая босой ногой по полу.
Потом взяла коробочку из-под диска. На внутренней стороне была наклейка, с выведенной черным фломастером единственной буквой "А".
Так я и думала. Надеюсь, на этот раз обойдется без подводных камней. Хотя всегда есть шанс, что очередная жертва окажется не безобидным агнцем, а существом гораздо более опасным и почти равным мне по силе - ангелом. И, вместо того, чтобы спокойно выполнить свою работу, мне придется изрядно попотеть, чтобы уничтожить его без катастрофических для своей репутации следов. За столько лет работы на Корпорацию я успела свыкнуться с мыслью, что почти каждое ее задание содержит в себе элемент неожиданности, теста на выживание - это не позволяет ее агентам расслабиться и потерять форму.
...Хотя, признаться, прошлый инцидент напрочь лишил меня самовлюбленной уверенности в том, что фиаско мне не грозит ни при каких обстоятельствах. Остается надеяться лиш на то, что я все еще нужна Корпорации, и она не повторит попытку убрать одного из своих агентов столь оригинальным способом.
Ибо даже на секунду я не позволяла в своей голове зародиться мысли о том, что смогу выйти победителем из схватки один на один с серафимом.
Ридда сказала, заказ срочный. Неудивительно. Будь мой клиент помоложе лет эдак на двадцать, можно было бы и помедлить, проследить - а вдруг на него выйдут агенты Неба? А после устроить облаву, прямо во время "вербовки" агнца, и взять тепленькими всю дружную братию. Корпорация не раз проводила подобные операции.
Но на пороге смерти агнцы ведут себя особенно активно. Именно в это время у них может неожиданно открыться второе дыхание: некоторые вдруг обретают пророческий дар, удивительные целительские способности, а некоторые становятся великолепными проповедниками.
И неважно, насколько безнадежно больным или стесненным жизненными обстоятельствами был такой агнец - он моментально, будто на крыльях, возносится над всеми мирскими печалями, быстро становится известным - люди нынче так падки на любую, пусть даже ложную, благость. А уж после подобраться к нему даже самому опытному из агентов - задача не из легких.
Да и к тому же, в этом случае моментально активизируется Небо, вербуя уже "готового" агнца и добавляя его в список "официальных боевых единиц".
И тогда уже агнец для Преисподней потерян окончательно. Как и тысячи просветленных им душ. А это - существенная потеря ресурсов для Источника.
За такого упущенного агнца Корпорация не просто погладит против шерсти, а сдерет ее вместе со шкурой.
Конечно же, шанс, что именно мой клиент пробудится - один из тысячи, но AD рисковать не любит.
Значит ли это, что завершить задание я должна уже сегодня? Да, вероятно.
К тому же, мне это на руку. Не люблю слишком долго возиться со столь простыми делами.
Дом престарелых, крупное неухоженное здание, находился в парковой зоне на окраине города.
Уже возле самого входа случился неприятный инцидент.
Занятая тяжеленными пакетами с фруктами, консервами и прочей ерундой, которые я тащила от ближайшего магазина с целью конспирации, я налетела на грузную парочку, застрявшую в проходе.
Полная сиделка в белом халате поддерживала под руки тщедушную старушку, всем своим жалким видом напоминавшую только что вылупившегося цыпленка, и, видимо, собиралась вывести ее в парк на прогулку.
Я инстинктивно, с брезгливостью отстранилась.
Демоны, поднявшиеся на поверхность по воле Преисподней, бессмертны. Сам Источник питает нас своей силой, а потому дряблая кожа, пустые выцветшие глаз и старческая немощь нам не грозят.
И все же...меня угнетает вид стареющей человеческой плоти. Самая страшная и неизлечимая болезнь на Земле - старость. Меня удивляет, как при этом спокойно могут жить люди и не терзаться постоянным страхом, что вскоре их цветущие тела станут вялыми и бесполезными, что борьба бессмысленна, и однажды все закончится...
Странные существа. Даже обретя человеческую душу, я вряд ли когда-нибудь смогу понять, что же это такое - быть человеком.
Бросив в пакет выкатившийся из него апельсин, я подняла глаза.
И тут старуха закричала. Прижав худые, как птичьи лапы, к груди и вытаращив бесцветные глаза. Ее голос застыл на одной высокой ноте, врезался в мозг, как нож в подтаявшее масло.
Она ничего не говорила, ничего не пыталась сделать, только кричала - жалобно и надрывно и, кажется, не собиралась прекращать.
Неожиданно возникло кровожадное желание протянуть руку и вырвать ее худосочное, дергающееся горло, только бы прекратить этот отвратительный звук.
Не сдержавшись, я зашипела. Перехватила остекленевший взгляд и позволила тьме хлынуть в свои глаза. Лишь на секунду, но этого оказалось достаточно.
Старуха отчаянно икнула и умолкла.
После того как побледневшая сиделка рассыпалась в извинениях и увела все еще находящуюся в прострации старушку, я позволила себе расслабиться.
Нет, ну надо же мне было именно сегодня наткнуться на сенсора и такого сильного! Хорошо хоть заказ пустяковый, да и стариковские причуды в этом заведении - вряд ли такая уж редкость.
Обычно сенсорами бывают дети. Чистые, еще не опороченные, не приверженные ни свету, ни тьме, они особенно сильно чувствуют горячее дыхание Преисподней или ледяные порывы Небес рядом с собой.
Вот почему меня так не любят человеческие чада. И я отвечаю им полной взаимностью. В моем присутствии они начинают плакать, пускать слюни и сопли, а я терпеть этого не могу.
С возрастом человеческое сознание грубеет, обрастает толстой кожурой, и эта способность утрачивается.
Сегодняшнее происшествие стало для меня откровением.
Детские фантазии не слишком интересуют взрослых...Положим, и старческие домыслы никто не примет всерьез, но полностью вменяемый, в трезвом уме и памяти человек со способностями сенсора может быть для нас опасен.
Беспечность Корпорации в этом вопросе оправдывается, пожалуй, лишь тем, что подобных "чистых" сенсоров в мире единицы. До сегодняшнего дня мне повстречался лишь один, но его тело давно покоится в земле...
Я подошла к вахтерше, жадно поглощавшей оплывший бутерброд с колбасой.
К кому я иду? К Эдуарду Кауфману, разумеется. Я его бывшая аспирантка и вот, пришла навестить любимого профессора, принесла фруктов - ему полезно. Для убедительности я потрясла тугими пакетами.
Пухлая вахтерша окинула мрачным взглядом мой элегантный, но довольно скромный по столичным меркам брючной костюм и величественно вытерлась салфеткой.
Да, я могу повидаться с Эдуардом Исааковичем, но недолго - он лежит в палате, в последнее время ему что-то нехорошо.
В больничном отделении пахло болезнью и смертью. Их тяжелый, удушливый смрад не могли заглушить ни резкий запах медицинского спирта, ни вонь испражнений.
Свесив сумки на одну руку, а другой зажав нос, я принялась судорожно отыскивать нужную мне палату.
Она находилась в самом конце коридора.
Я осторожно толкнула скрипучую дверь, неаккуратно выкрашенную белой краской.
Мой клиент в палате был один. Низкая кровать с возвышавшейся над ней цаплей капельницы стояла возле приоткрытого окна.
Беззвучно ступая, я склонилась над человеком, чья жилистая белая рука была обвита тонкими хоботками капельницы. Он спал. Одеяло было скомкано и сброшено вниз, из чего я заключила, что у старика жар. Костлявая грудь под сорочкой вздымалось рывками, а дыхание вырывалось с надсадным хрипом. Я вглядывалась в черты незнакомого, заостренного лица с землистого цвета кожей и запавшими глазами, не находя ни единого сходства с фотографией седовласого, розовощекого старикана.
Случай уже второй раз облегчает мне работу, подсовывая спящую жертву.
Я открыла сумочку и извлекла шприц, наполненной прозрачной желтоватой жидкостью. Старик не будет мучиться. Просто через пару часов крепкого спокойного сна перестанет дышать.
- А я все ждал: когда же Преисподняя заявится по мою душу?
Скрипучий, как несмазанные дверные петли, голос заставил меня вздрогнуть так, что я едва не выронила шприц.
Я ошеломленно уставилась на старика. Он не спал, смотрел на меня желтыми, прозрачными, как жидкость в шприце, глазами.
Он знает...кто я?
- Вот только ей невдомек, что какой бы грешной не была душа старика Кауфмана, она все равно достанется Небу!
Старик мелко захихикал.
Я выдохнула воздух сквозь плотно сжатые зубы.
Так, спокойно. Этот престарелый агнец просто выжил из ума и несет невесть что. Плохо, что он не спит. Теперь придется зажимать ему рот, прежде чем вводить смертоносный препарат, иначе своими воплями он поднимет на ноги всю богадельню.
- Лежите спокойно, я введу вам лекарство, - мягким властным голосом сказала я.
Может быть, насилия не понадобится, и спятивший старик примет меня за медсестру.
- Да, мне знаком этот препарат, - неожиданно спокойно сказал старик, - Я сам не раз применял его. Через некоторое время я засну крепким и на первый взгляд здоровым сном (при моей комплекции мне хватит и часа) и уже не проснусь. Отличное алиби. В этой обители немощи и старости люди часто умирают во сне. Почему же старик Кауфман должен быть исключением?
На этот раз я не выдержала. Свободной рукой схватила разговорчивого еврея за горло, вжимая его голову в подушку.
- Кто ты? - я приблизилась, пожирая морщинистое лицо глазами.
Старик не отвечал. Только беззвучно открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег.
Я слегка ослабила хватку.
- Я всего лишь старый еврей, уже занесший ногу над порогом смерти, - прокашлявшись, хрипло сказал он, - Да, мне известно, кто ты и зачем пожаловала. Ты можешь хоть сейчас закончить свою работу...
Я убрала руку, в изумлении глядя на бледное, заостренное лицо.
Агнец...и в то же время удивительной чуткости сенсор? Обычно у сенсоров лишь слегка портится настроение в присутствии порождений Преисподней, но этот сходу определил мое происхождение. Что за странные совпадения преследуют меня сегодня...
- Но не откажи в последнем желании старику, - тихо продолжал агнец, - Вот уже три года, как никто не говорил с ним и старый Кауфман будет рад беседе с любым, даже с демоном. Старикам вроде меня, за которых не доплачивают родственники, здесь приходится туго. Ко мне редко заходят посетители и еще реже - сиделка. Так что можешь не беспокоиться: убить меня ты всегда успеешь.
Я придвинула стоявший неподалеку стул и присела рядом с кроватью.
Моя природная подозрительность подсказывала мне, что пора бы уже заканчивать и рвать когти...Но старый еврей неожиданно заинтересовал меня. Его странная манера выражаться, отзываясь о себе то в первом, то в третьем лице, наводила на мысль, что он уже давно и качественно повредился рассудком, но ему явно было что-то известно - слишком уверенно и со знанием дела он говорил о том, о чем, по идее, не должен был даже догадываться.
Мое любопытство подстегивало и то, что от немощного старика не исходило ни малейшей опасности.
Меня занимал вопрос, откуда смертному агнцу известно о делах Неба и Преисподней, и я решила не уходить, пока не получу ответ.
Предусмотрительно не выпуская из руки шприц, готовая в любой момент воспользоваться им, я откинулась на спинку стула и приготовилась слушать.