Если бы дельфийский оракул хоть раз в жизни сказал правду, он объявил бы мне: "Ты счастлив". Но он сказал: "Ты предашь родной город". Я поверил. Он сказал: "Выпей до конца вино моря с чужих ладоней, пресыться этим горьким ядом и плачь, лежа ничком на камнях".
Люди несчастны? Люди умирают? В нас стреляют наугад, нас убивают одного за другим, не глядя в глаза. Нас приучили к смерти, - а боги обрекают себя на вечную жизнь под крики агонизирующих - они тоже несчастны, а я, я хочу быть счастливым! Я хочу жить, но я знаю, что жизнь противоречит общепринятому порядку вещей, раз она невозможна, что ж, мне нужно невозможное! Ничего, кроме невозможного!
Солнце взойдет на западе!
Говорят, город осажден. Говорят, враги так близко, как никогда. Так пусть враги подойдут еще ближе! близость врагов лишает одиночества.
Рабская нация, ты сделаешь рабами нас! Как мы будем еще тебе благодарны! Как ты разрушишь наши храмы! и я сам, я забуду храм Гелиоса, я забуду самое имя Гелиоса, - но на что еще я пошел бы ради моря! Вырваться из осажденного города! А потом быть обвиненным в нечестии, в предательстве, в том, что город горит, возвращаясь в свой огонь... в том, что дельфийский оракул один раз в жизни сказал правду!
Что?! да я не желаю ждать решения суда. Я танцую, пока гелиасты решают мою судьбу. Судьбу? Смешно! Моя судьба - жить счастливым и умереть - ОНИ ЕЕ НЕ РЕШАТ. Я слишком счастлив! За всех людей, что есть и что были, я взял на себя их счастье!
Я вышел на свободу, пока за мной горел город, пока все кому ни лень убивали тех, кого я любил. Я горстями пил морскую воду. Море, взбитое в пену, стучало, билось о берег, раскалывало мир. А дальше все было просто и без излишнего придыхания.
Они скажут тебе, что я предатель - и будут правы. Они никогда не любили жизнь так, как я! Так назови - хоть раз в жизни - меня огнепоклонником, назови меня любимым и рассмейся мне в лицо! Мы еще будем пить за здоровье богов, за счастье героев, за то, что враг вошел в город и сжег стены домов, из которых каждый был моим, но я этого не знал, и думал о вкусе вина... В эту ночь я думал о вкусе вина.
Воздвигните над пепелищем статую бога с невидящими прекрасными глазами. Он благословит людей, забывших, какова цена морю. И новый мир воскреснет из крови невинных, или же больше не будет невинных, потому что не будет живых.
О, небо! О, герои и бессмертные боги! Разве молил я о солнечном ударе? Разве молил я о трагедии? Свобода окупается трагедией. Пусть так, пусть все по правилам. Но не слишком ли много правил?! здесь не хватает исключений, так пусть исключением буду я!
О, Эдип, злополучнейший из людей! предсказал ли кто тебе подобную любовь к морю? Подобную свободу? Послушай, я хочу открыть тебе тайну, о которой забыл дельфийский оракул - Эдип,
мы невиновны.
Рассвет. В ночь входит солнце, в воду вливается свет, в кратИре смешивается вода и вино три к одному, море светлеет от горизонта - вниз. Свет припадает к ногам, цепляется за песок, волна отшвыривает его назад, но прибой светлеет, успокаивается, застывает у ног...
Сейчас, море задержит дыхание, море перестанет дышать, мир обретет свои очертания, еще, еще немного, и он перестанет быть абсурдным...
Новая волна швыряет море мне в лицо. Заткнись!
А я ведь мог бы любить тебя все это утро!
Прежде чем вернуться в город, я решил еще раз нырнуть.
Небо вошло в море. Круг замкнулся.
Кто-то негромко окликнул меня по имени. Я обернулся. Весь город стоял передо мной. Я ждал ненависти. Весь город, вкруг храма. Я видел их губы, я видел твои губы. Кто-то первым сказал: "невиновен".
И я увидел, что там, где раньше о край неба разбивался в кровь закат, восходит рыжее солнце.
январь 2003
Песенка
Жил-был художник, не создавший за всю свою жизнь ни одной картины - настолько велик был его мир, что нечего в нем было писать.
Когда он умер, его дети и внуки отправили в крупнейшие картины галереи мира образцы его почерка, и толпы туристов ходили в Лувр только чтобы увидеть эти полотна.
Жил-был композитор, не сочинивший за всю свою жизнь ни одной мелодии - настолько велик был его мир, что в одном его конце не было слышно звуков, раздававшихся в другом.
Когда он умер, его дети и внуки собрали образцы его почерка и понесли их в Лувр, расталкивая туристов и срывая со стен полотна великого художника, заменяя их полотнами великого композитора.
Жил-был писатель, не написавший за всю свою жизнь ни одной книги. Настолько велик был его мир, что книги никому не были нужны - мир был сплошь уставлен Луврами, в которых жили и множились толпы туристов, а вокруг были картины великого художника, полотна великого композитора.
Когда он умер, ничего не изменилось.
END.
AND...
& жил-был бог, не создавший за всю свою жизнь ни одного мира. Но вокруг миров было предостаточно, и бог легко нашел себе подходящий. Мир был так мал, что бумажные журавлики, которых складывал бог, не помещались в нем - и тогда бог легким щелчков пальцев сбрасывал журавлика в пустоту.
И жил человек, мечтающий обрести Знание. Он прочел уйму книг и, путешествуя по миру, без толку разговаривал с мудрыми людьми. Говорят, однажды ему повезло, он нашел на дороге бумажного журавлика, сложенного богом. И жадно развернул человек листок бумаги - и ничего не нашел, ни знака, ни штриха. Напрасно он смотрел сквозь листок на солнце - ничего не проступало.
И попытался он сложить листок снова, как было, и не смог.
май 2004
Дельта
Если ты любишь ветер - ты полюбишь и меня, если ты любишь жизнь - ты уже любишь меня. Я пишу письма тебе на набережных всех городов. Я посвящаю тебе несколько строчек на чужом языке на сложенном вдвое листке тетради.
Мне снится один и то же сон: много солнца и зелени и незнакомые люди. Я подхожу к ним и спрашиваю, как называется этот город, надеясь услышать знакомое имя, но они лишь пожимают плечами, потому что они никогда не искали имен для своих городов.
Я люблю море. А еще - дельтапланы, взлетающие над побережьем. С высоты полета - другие очертания и другая свобода. Здесь времени и пространства нет, и все вершится в одной точке. Небо - это одно сплошное солнце, солнце без граней, а наше, привычное, искажается в этом сиянии в узкий вытянутый блик. Для этого разомкнутого света нужно найти иное слово, нежели "небо". А пока слово не найдено, и нет правил для человеческих игр, и как не кричи - не слышно слов, и мой диалог с пилотом сводится к обмену восхищенными жестами. Он небрежно бросает сигарету за борт - и дельтаплан отвесно падает в море и снова, и снова - взлетает.
Твоя жизнь идет в лабиринте, где ты в одиночестве играешь в свои странные игры. Найти за несколько лет заточения выход для тебя не составило бы большого труда, но ты остаешься здесь и рисуешь на стенах солнце. Рано или поздно ты покинешь эти стены раз и навсегда ради того, чтобы несколько секунд своей жизни быть ближе к самому солнцу. Твой мир погибнет. Я не жалею этот мир. Солнце растопит воск и сожжет крылья Икару. Сейчас я объясню, почему я не жалею Икара.
Может, я не прав, но я в это верю, потому что мне нравится в это верить, потому что этому учит моя свобода жить без страховки, потому что, когда дельтаплан кренит набок так, что перехватывает дыхание, я знаю:
Тот, кто потерял крылья, обретает единственный шанс научиться летать.
сентябрь 2002
Introduction
... Театр был небольшой и неприглядный, но дождь все усиливался, и он заплатил, не считая, за билет в первом ряду.
Его особо не беспокоил тот факт, что спектакль закончится поздно, и ему придется ночью искать номер по гостиницам незнакомого города...
Я хочу рассказать тебе историю о человеке, который полюбил артистку и забыл имена всех богов ради имени одного, еще не обретшего власти над Словом - кроме самых банальных или тех, что были положены по роли в грубом фарсе ночного кошмара.
Я хочу рассказать тебе о человеке чуждом и ночи, и кошмарам, но кровью связанном с этим помпезным городом.
Это немного печально и немного жестоко, я мог бы найти подарок получше к твоему дню рождения, но теперь уже поздно, сходится ночь, образ тает во мне вместе с сутью умираний и воскресений, море смоет и эту кровь.
Я-то знаю, он скоро ее бросит, он уедет на юг, он будет там счастлив, но не держи на него зла, знаешь, он очень ее любил...
Жалкое оправдание.
... Дыхание прервалось. Прикрытые глаза и лицо, залитое дождем, а остальное - жалкие попытки разговора, обрывки фраз и жгучая немота. Чужой город переполнен грозой. В висках стучит блюзовый стандарт...
Послушай, подожди немного...
Ну да, это не литература - любить да плакать под дождем на глазах толпы. Только вчитайся - знакомый голос учит наизусть горькое признание в любви.
Я уже научился говорить о себе в третьем лице - и я говорю тебе: в нем много невинности - больше, чем он сам думает, он непредсказуем только для самого себя, и он не знает, каким ты увидишь его завтра, но я обещаю тебе: он будет счастлив.
Ты молчишь и куришь, и завтра тебя ждет новый бездарный спектакль и новый алкоголь, а меня судорога, смеси огней и редчайшее счастье. Хочется сказать привычное "Все будет хорошо" - но ты в это не поверишь, и это правильно, зачем лгать - все уже хорошо...
Еще столетия пройдут с этой минуты - и в начале будет Слово. А пока мы говорим на диком языке двусмысленностей, мы ищем нужные фразы, а, отчаявшись, чужие губы - и находим в общей немоте, общем дыхании невысказанное и ненужное. Так зачем терять время, и в изнеможении исписывать страницы или набирать чужой номер и путаться в словах - прости, эта сказка так неуклюжа, а главный герой все никак не может выучиться дышать и думать так, как того требует город, он не осознает, где находится, он мешает наречия и диалекты, как коктейли, и до сих пор не может привыкнуть, что ночью не светит солнце.
... Ночь была с прояснениями. Время от времени выглядывало солнце и заливало липко и жарко пустынные сияющие улицы ...
Между нами каждую ночь разводят мосты, и мы терпеливо сносим это?!
Здесь играет музыка, на улице играет светотень, мне играть негде... Впрочем, я не напрашиваюсь. Хочешь, полюбим что-нибудь - одно на двоих, хочешь, полюбим море - море - это нейтральная территория, no man's land, там не обязательно видеть себя в других глазах... хочешь?!
Слушай, этой истории никогда не было, я придумал ее от первого до последнего слова.
Он знает цену своему отчаянию, пусть ответа на его любовь не будет, они - параллельными прямыми, но значит - им не разойтись, они лишены одиночества быть одним, изумительное сплетение судеб, которые никогда не смогут насытить друг друга.
Нас разделяет ... часов езды на автомобиле - больше нас не разделяет ничто
Слушай, осталось недолго...
Что происходит с героями сказок, подходящих к концу? Не думай об этом, я оборву на полуслове, этот герой любит жизнь, все остальное он выдумал - ты это знаешь, вот и хорошо, больше этого не знает никто.
Я хочу набрать твой номер в три часа ночи и услышать короткие гудки. А если удастся дозвониться, то не буду тебя тревожить, не буду много болтать и скажу только - как пароль, как "я люблю тебя" -
- Heartbreak hotel.
май 2002
Сказка
По сообщению Платона, древнегреческого философа, мудрецу Сократу, сыну Софрониска, некий Хейрефонт сообщил о том, что дельфийский оракул назвал его самым мудрым из людей. Известно, что Хейрефонт, вернувшись из Дельф, передавая слова жрецов Пифии Сократу, солгал. Известно также, что жрецы Пифии, в свою очередь, солгали Хейрефонту, отвечая на его вопрос о мудрости Сократа, передавая записанный гекзаметрами текст оракула. Более того, ряд ученых убедительно подтверждают гипотезу, согласно которой ложь - судя по всему, по метрическим соображениям - вкралась уже в текст оракула, изложенного Пифией. Доказано, что, передавая оракул Аполлона жрецам, Пифия их обманула. Современные исследования показали, что в оракуле, явленном Пифии, солгал и сам Аполлон.
Вопрос: что можно сказать о мудрости Сократа, если известно... если ничего не известно?