Пока жду, когда закончится стирка, возвращаюсь в каюту, расстилаю белье и выношу мусор, по корабельному времени наступает вечер. Есть все-таки хочется, а бывший жилец не запасся ничем, кроме воды.
Излишняя скромность не входит в число моих добродетелей, поэтому отправляюсь на камбуз. Если уж капитан согласился некоторое время терпеть мое присутствие на судне, то, надо полагать, он понимал, что меня придется кормить.
Камбуз "Старой ласточки" предстает именно таким, каким я его себе и представлял: захламлен, но все же чище, чем большая часть корабля. Такая же копия "Прометея" по характеристикам от производителя, однако не имеющая ничего общего с уютным царством старика Кули.
Прихожу поздно, все уже поели, и за столиком у стены только двое: лысеющий любитель алкоголя и "среднестатистический" тип. Оба не выказывают к моему появлению особого интереса -- первый сидит спиной и не думает оборачиваться на звук шагов, второй лишь бросает быстрый взгляд в строну входа и тут же возвращается к беседе со своим приятелем.
Ясно, дружелюбие -- не конек экипажа "Старой ласточки".
Равняюсь с их столиком, расплываюсь в улыбке и бодро приветствую.
Мой энтузиазм таки заставляет обоих повернуть головы в мою сторону. Брови "среднестатистического" ползут вверх.
-- И тебе... добрый... -- бормочет он только потому, что не ответить на прямое обращение уже слишком невежливо, поворачивается к сотрапезнику и чуть округляет глаза.
-- Тайлер, -- скучающе подсказывает Томас, прикладываясь к стакану.
-- Тайлер, -- повторяет Норман и выжидающе на меня смотрит, ждет, что я либо продолжу беседу, либо уберусь восвояси. Не сомневаюсь, что мой уход для него предпочтительней.
-- Могу я тут похозяйничать? -- интересуюсь вежливо, делая взмах рукой, обозначая территорию камбуза.
Томас хмыкает и прячет взгляд в своем мутном пойле. Я ему явно не приглянулся. Норман пока что пытается держать нейтралитет.
Пожимает плечами:
-- Бога ради.
-- Спасибо, -- благодарно улыбаюсь и отправляюсь на поиски еды. Затылком чувствую, как его взгляд продолжает прожигать во мне дыру. Не оборачиваюсь, пусть смотрит, не жалко.
Беззастенчиво копаюсь в холодильнике. Печаль, что сказать. Куча замороженных полуфабрикатов, покрытых таким слоем льда, что сразу ясно, они тут давно и готовить их никто не спешит.
То, что экипаж клиркийского судна не укомплектован, я уже понял: восемь человек, включая капитана, для такого корабля слишком мало. Сейчас же убедился, что кем бы ни были обитатели "Старой ласточки", кока среди них нет. Чем вообще здесь питаются люди? Этим?
Не удерживаюсь и верчу в руках мерзлый пласт чего-то зеленого. Интересно, оно должно быть такого цвета или позеленело, потому что испортилось? От греха подальше возвращаю неизвестное нечто обратно на полку.
Холодильник ничем не радует, и я быстро оставляю его в покое. Нахожу под столом целый ящик пакетированного молока. Срок годности вроде бы не истек, стоит рискнуть.
На полках стеллажа обнаруживается целое изобилие сухпайков. Гадость какая! Это пища на черный день, но никак не ежедневное лакомство.
В итоге ограничиваюсь стаканом молока и пачкой крекеров, выруливаю из-за стойки и направляюсь к не успевшим ретироваться новым знакомцам.
На самом деле, не люблю навязывать свое общество, но я схожу с судна не сегодня и не завтра, нужно же как-то налаживать контакт.
-- Можно к вам присоединиться? -- спрашиваю для проформы, а сам уже отодвигаю ногой стул и устраиваю на краю стола свои богатства.
На этот раз оба члена экипажа "Ласточки" смотрят на меня неодобрительно. Кажется, я им все-таки помешал.
Под этими недобрыми взглядами отпиваю из стакана, начинаю хрустеть крекером. В общем, чувствую себя как дома.
-- А кто у вас занимается закупкой продовольствия? -- задаю насущный вопрос до того, как терпение парней закончится, и они оставят меня на камбузе в компании сухпайков и странной замороженной зеленой субстанции.
Я вовремя, Норман как раз начинает вставать, и мой вопрос застает его врасплох.
-- Я, -- отвечает с вызовом. Понятно, его вежливости хватило лишь на приветствие.
Томас хрипло усмехается.
-- Пацан, видимо, хочет посоветовать тебе поставщика.
Дарю ему укоризненный взгляд -- очень смешно. Никогда не даю советов в том, в чем не разбираюсь.
Норман все же встает, задвигает стул обратно. Я еще ничего не сказал, но, кажется, вопрос как таковой ударил по его самолюбию.
-- Не нравится -- не ешь, -- отвечает он. -- Мы ограничены в финансах, так что не до изысков.
-- Что вы, я не с претензией, -- заверяю, продолжая хрустеть крекером, -- никогда не ел ничего подобного.
Молоко полпроцентной жирности с пятилетним сроком хранения -- просто находка: ни вкуса, ни запаха. Хотя бы жидкое, и на том спасибо.
Норман направляется к выходу. Томас, наконец, ставит опустевший стакан на стол и тоже встает, но задерживается. Опускает тяжелую ладонь мне на плечо, поднимаю на него глаза, чувствую запах крепкого алкоголя.
-- Парень, -- доверительно сообщает Томас, -- твое дружелюбие здесь никому не нужно. Не трать силы.
Какая неожиданная забота.
Смеряю его взглядом: глаза не менее мутные, чем та дрянь, которую он все время пьет.
-- Я учту, -- выдаю с улыбкой.
Не могу разобрать, он меня искренне предупреждает или угрожает? Мне не нравится его пристрастие к бутылке, но это личное дело каждого, а в остальном -- Томас кажется славным парнем.
Я вообще на полном серьезе считаю, что найти общий язык можно с каждым, просто с некоторыми на это требуется больше времени. По шкале от одного до десяти "девятку" по сложности в установлении контакта присуждаю любителю ножиков -- братцу Ди. Томасу -- от силы "шестерку".
-- Учти, -- удовлетворенно кивает лысеющий блондин и уходит. В отличие от своего приятеля, он не удосуживается поставить стул на место.
Задумчиво провожаю его сутулую фигуру взглядом. Ну и компания мне попалась -- скучно точно не будет.
Допиваю отвратительное молоко залпом, встаю, аккуратно приставляю к столу стулья. С тоской осматриваю опустевший камбуз. Уныло тут, как ни крути. Только вряд ли, если я попробую что-то изменить, команда "Ласточки" воспримет с энтузиазмом.
По крайней мере, пока.
***
В коридорах горит приглушенный свет, создавая иллюзию планетарной ночи. Интересный нюанс -- капитан корабля скрытый романтик?
Спать совершенно не хочется, хотя надо бы. Это был чертовски длинный день.
Прогуливаюсь по пустым палубам. Везде все то же запустение, что мне уже довелось наблюдать на борту "Старой ласточки".
Мой отец считал "Прометей" не только вторым домом, но и своим детищем, заботился о нем, холил и лелеял. После его смерти эту эстафету перехватил новый капитан, дядя Эш. Роу же, кажется, не просто не любит свой корабль, а будто винит в чем-то.
Прохожу мимо одного из складских помещений, дверь вышла из паза и перекосилась. Пока никого нет, потакаю своему любопытству, достаю из кармана миниатюрный фонарик, с которым никогда не расстаюсь, и свечу в темноту.
Луч фонаря выхватывает во мраке стеллажи с пустыми пыльными полками. Помещением явно давно не пользуются.
Свечу на пол и удивленно моргаю, увидев целую груду роботов-уборщиков. В полумраке они напоминают мертвых выпотрошенных жуков с поломанными лапками. Разбитые, помятые, с торчащими в разные стороны проводками -- гнетущее зрелище. Особенно для меня.
Люблю все собирать и чинить с самого детства. Вот и сейчас руки прямо-таки тянутся отогнуть дверь, чтобы расширить проход, пробраться внутрь и вытащить несчастных роботов на свет. Уверен, смогу их починить, стоит вооружиться нужным набором инструментов...
Но я убираю фонарь в карман и отхожу от манящих дверей. Самоуправство на чужом корабле не поможет мне в установлении дружеских отношений с его экипажем.
Прохожу мимо, поднимаюсь на палубу выше, направляюсь в нос "Старой ласточки".
Коридоры по-прежнему пусты, меня никто не окликает и не останавливает. Я со спокойной совестью разгуливаю по кораблю, передвижения по которому капитан так убедительно грозился мне ограничить.
В темноте смотровая палуба ничем не отличается от той, что находится на борту "Прометея". Иллюзия полная.
Помню, как впервые побывал на папином корабле. Мне было восемь, только-только улеглась шумиха вокруг имени Морган. Ей самой, наконец, разрешили покидать поверхность планеты, и она взяла меня с собой, чтобы навестить старых друзей, которые как раз вернулись с задания. К тому времени, я уже был знаком почти со всем экипажем "Прометея", время от времени приезжающих к нам в гости, но на борту настоящего космического корабля мне довелось побывать впервые.
Помню восторг от своего первого посещения смотровой палубы и уже тогда прочно поселившуюся в сердце уверенность, что я непременно буду летать. Тот, кто хоть раз протянул к космосу руку, уже никогда не сможет жить без него.
Потом были множество полетов на катерах, на громоздких рейсовых кораблях, постоянные посещения "Прометея", на котором меня принимали как родного. Но того первого ошеломляющего ощущения, посетившего меня при первом знакомстве с космосом, больше не было.
-- Что ты здесь делаешь? -- резкий оклик вырывает из воспоминаний, возвращая из детства в реальность.
Когда глаза привыкают к темноте, замечаю на одном из диванов Дилайлу. Она одна и явно не рада компании.
Пожимаю плечами.
-- Твой отец меня не запирал. Осматриваюсь.
В темноте вижу только ее силуэт и блестящие глаза.
А вот с Ди совсем другая история. Первое впечатление от близости к космосу потускнело и превратилось в нечто привычное уже во второй раз, а при виде Дилайлы мое сердцебиение до сих пор учащается точно так же, как когда я увидел ее в аудитории ЛЛА.
Ди опирается ладонями о край дивана, подается вперед с явным намерением встать и уйти. Раздумываю, стоит ли опять пытаться ее удержать, но она сама меняет решение. Остается, расслабляется, откидывается на спинку, перекидывает ногу на ногу.
-- Чего тебе от нас надо? -- спрашивает холодно и требовательно.
Нет, можно не надеяться, она осталась не ради той беседы, которой бы мне хотелось и к которой так располагает вид с погруженной во тьму смотровой палубы.
-- Я же сказал, хотел помочь.
-- "Потому что мне понравилась ваша дочь", -- передразнивает Дилайла.
Усмехаюсь, пользуясь темнотой. Она все-таки внимательно меня слушала и запомнила.
-- Ну, в общем, да, -- не отрицаю.
Осматриваюсь, надоело стоять столбом перед сидящей девушкой. Но второй диван далеко, а что-то подсказывает, что если я решу присесть рядом, Ди воспримет это как угрозу своему личному пространству и точно уйдет. А я предпочитаю-таки ловить подходящие моменты. Поэтому сажусь прямо на палубу, скрестив ноги.
Дилайла следит за моим перемещением, складывает руки на груди, принимая закрытую позу.
-- Для тебя это все развлечение? -- задает новый вопрос. То, что она со мной разговаривает, расцениваю как несомненный прогресс в наших отношениях.
-- Приключение, -- поправляю.
Ди фыркает.
-- Может, ты и помог нам вырваться с планеты, но когда власти до нас доберутся, то точно не погладят по головке. Мы по уши в дерьме, в том числе и по твоей милости, а для тебя это приключение, -- разражается она гневной тирадой. Только приподнимаю брови, хотя в темноте Ди не может этого видеть, и не перебиваю. Высказать -- это тоже шаг навстречу. -- Такие, как ты, только и делают, что развлекаются за чужой счет, -- заканчивает девушка совсем не в мою пользу.
Все-таки у семейства Роу аллергия на меня на генетическом уровне. Черт!
Хмыкаю и интересуюсь:
-- Каких -- такие?
-- Что? -- переспрашивает Ди с удивлением в голосе, будто не ждала от меня возражений в ответ на свою обличительную речь.
-- Какие -- такие, как я? -- повторяю. -- Ты вроде как отказалась со мной знакомиться и ничего обо мне не знаешь.
-- Золотые мальчики, -- отвечает с готовностью и без раздумий. -- Богатая семья, огромный загородный дом, поступление в престижный вуз по одному щелчку пальцев, где ты любимчик преподавателей и тупоголовых девчонок, которые падки на сладкие речи. Продолжать? -- уточняет мстительно, на сто процентов уверенная в своей правоте.
Насчет загородного дома и богатой семьи она угадала, хотя и интересно, как ей удалось определить это "на глаз". Про любимчика учителей -- явное преувеличение, а тупоголовых в ЛЛА не берут ни по чьей протекции, так что тут Ди ошиблась.
-- Продолжай, -- разрешаю.
Кажется, у Дилайлы накопилось много претензий. Не ко мне, а к собирательному образу "таких, как я", потому что она, действительно, продолжает:
-- Никаких проблем в жизни, кроме как охмурить новую девушку. Все блага к твоим ногам. А если отказала, то можно и рискнуть, прикинуться заложником, пробраться на корабль -- все, что угодно, лишь бы добиться своего. Таким, как ты, наплевать на других людей.
Похоже, кто-то ее серьезно обидел, и почему-то этот кто-то ассоциируется у нее со мной.
-- Неприятный я тип получаюсь, а? -- подытоживаю с усмешкой.
-- Вот именно, -- отчеканивает.
Склоняю голову набок, пытаюсь рассмотреть ее лицо в темноте.
-- А если ты ошибаешься на мой счет?
-- Не думаю, -- снова уверенно.
Да что ж за категоричность в отношении малознакомых людей? А как же видеть во всех только хорошее, пока не убедишься в обратном?
-- Мне не наплевать на других людей, -- говорю, не возражаю, не спорю, просто сообщаю.
-- Ага, конечно, -- фыркает Ди и на этот раз встает. -- Прошу тебя по-хорошему, не трать больше мое время, навязывая свое общество. Я не доверяю таким, как ты.
-- Как скажешь, -- развожу руками в воздухе, не предпринимая попыток ни встать, ни остановить ее. Мне нужно больше информации, просто необходимо.
Дилайла обходит меня по большой дуге, чтобы, не дай бог, не приблизиться к такому отвратительному типу, как я, и быстрым шагом покидает смотровую палубу.
Смотрю ей вслед. Надо же, а обычно девушки считают меня обаятельным...
Как сидел на полу, так и откидываюсь назад, ложусь на палубу и закидываю руки за голову. В темноте тут уютно.
Лежу несколько минут, пока в коридоре вновь не раздаются шаги, но гораздо тяжелее, чем легкая поступь ушедшей Ди.
Поднимаюсь с пола как раз вовремя -- зажигается яркий свет, от которого приходится заслонить рукой глаза, а в следующее мгновение на палубу врывается темная фигура кого-то высокого и широкоплечего и бросается на меня с кулаками.
От резко включившегося освещения не успеваю толком рассмотреть нападающего. Действую на одних рефлексах: уклониться, присесть под занесенной для удара рукой в лицо, отвести эту самую руку...
Сержант Ригз, в свое время всерьез занимающийся моим обучением рукопашному бою, придерживался мнения, что схватка не должна быть больше минуты, в идеале -- несколько секунд.
Мне хватает двадцати. Долго, сержант отчитал бы меня по полной программе. Но только по прошествии этого времени и попыток не получить в челюсть от размахивающего длинными руками нападающего, мне удается сделать ему подсечку и уложить разъяренного брата Дилайлы лицом в палубу.
-- Какого черта? -- шиплю, наваливаясь сверху на его заведенные назад руки всем весом.
-- Что ты сказал моей сестре? -- дергается Дилан. -- На ней опять из-за тебя лица нет! -- опять? Хорошенькое дельце. А когда был прошлый раз? -- Пусти меня, ублюдок!
Кажется, кому-то надо подарить толковый словарь. Я кто угодно, но не ублюдок -- мои родители состояли в законном браке, когда я появился на свет.
-- Выдохни, ковбой, -- усмехаюсь и отпускаю.
Дилан совсем не умеет драться, но он прыткий малый: принимает вертикальное положение с ловкостью кошки и снова бросается на меня.
Отскакиваю назад. Совсем не хочу с ним драться. В мои планы входило подружиться с экипажем "Старой ласточки", а не бить им лица. Если бы брат Ди не вздумал напасть на меня неожиданно, я бы вообще попытался избежать потасовки.
-- Что здесь происходит?! -- гремит голос капитана, как гром среди ясного неба, как раз тогда, когда я укладываю Дилана носом в палубу во второй раз. Ну а что? Стоять и ждать, когда он меня нокаутирует?
Поспешно выпускаю капитанского сына и выпрямляюсь. Дилан же, зараза, на этот раз поднимается медленно, явно изображая для отца избитую жертву.
-- Он напал на тебя? -- потемневшие от гнева глаза капитана впиваются в лицо сына.
Дилан утирает рукавом кровь, тонкой струйкой сбегающую из его носа вниз и бросает на меня ненавидящий взгляд. Однако, к его чести, молчит.
-- Ты на него? -- быстро понимает капитан. -- Опять?
-- Он обидел Ди! -- парень дергает головой, как строптивый конь, челка падает на глаза.
Взгляд-прицел перемещается на меня.
-- Что ты сделал? -- требует капитан таким тоном, будто еще мгновение -- и он продолжит дело, которое не закончил его сын.
Убираю руки в карманы штанов, пожимаю плечами.
-- Ничего.
Роу скрипит зубами.
-- Кто-то из вас двоих явно врет, -- грозит он пальцем. -- Ди! -- рычит в коммуникатор на руке.
-- Да, пап? -- быстрый ответ, включена громкая связь.
-- Тайлер к тебе приставал?
Моргаю, услышав именно такую интерпретацию фразы: "Он обидел Ди!".
В ответ молчание, кажется, Дилайла тоже опешила от подобного предположения.
-- Боже, нет! -- возмущенное. -- Что за ерунда? Конечно, нет!
-- Все, милая, спокойной ночи, -- удовлетворенно говорит капитан.
-- Папа, что... -- не дает ей договорить и прерывает связь.
-- Сын, нам предстоит серьезный разговор, -- говорит безапелляционно. -- А ты -- уйди с глаз моих, -- это уже мне, причем так обреченно, будто я древнее зло, которое невозможно изгнать.
Какое чудесное выдалось окончание этого длинного дня.
Молча покидаю палубу и направляюсь в свою каюту. Зеваю, теперь я, наконец, хочу спать.