Возвращаемся во флайере, на котором примчалась за мной Изабелла. До него и от него до комнаты меня несут на носилках, будто мне только что сделали полостную операцию, а не перевязали лодыжку. Мрак.
Не могу определиться, чего мне хочется больше: закрыть лицо руками и притвориться мертвым или упасть перед окружающими на колени и просить прощения за придурства моей матери. С Изабеллой разговаривать в принципе бесполезно -- ее ребенок ранен и должен лежать. А еще заткнуться, чтобы не мешать ей проявлять свою удушающую заботу.
Наконец, меня сгружают на кровать в моей комнате, и все, за исключением Изабеллы, выходят. Куда во время этой процессии потерялась Нина, честное слово, не знаю, но нужно будет еще раз попросить у нее прощения за этот цирк.
-- Я распорядилась, сейчас тебе принесут ужин прямо сюда, -- Изабелла садится на кровати рядом и тянется к моему лбу, очевидно, чтобы удостовериться, что у меня нет жара.
Отшатываюсь, смотрю предостерегающе.
-- Это еще что за фокусы? -- хмурится.
А я сейчас готов биться головой о спинку кровати. Неужели это не притворство, она правда не понимает?
Сцепляю зубы, выдыхаю.
-- Со мной все хорошо, -- уверяю. -- Это всего лишь растяжение.
-- Может быть, воды?
-- Нет.
-- Холодный компресс?
-- Нет.
-- Помочь тебе сходить в туалет?
-- Нет!
Теперь Изабелла выглядит обиженной. Отворачивается, барабанит пальцами по своему бедру, о чем-то думает, но, слава богу, молчит.
-- Нет, -- вскакивает на ноги, -- я так не могу. Немедленно позову сюда Джорджа.
-- Кого? -- уточняю, выходит жалобно.
-- Наш врач, Джордж. Он прекрасный специалист. Пусть посмотрит, что тебе наделала та дамочка.
Аааааа!
-- Не надо Джорджа, -- прошу.
Но Изабелла и не думает слушать, она уже вызывает медика по коммуникатору.
-- Джордж, привет... Что значит -- занят?! Бросай все немедленно!..
Не выдерживаю, встаю и, прихрамывая, делаю к ней несколько шагов с намерением прекратить этот балаган.
-- Ты же упадешь! -- вскрикивает на высокой ноте и мчится меня подхватывать. Морщусь, но позволяю ей усадить меня обратно на кровать. -- Ты в порядке? -- вглядывается в мое лицо. -- Может, воды?
Обреченно вздыхаю.
-- Давай воды.
Что угодно, лишь бы "мамочка" успокоилась и ушла.
-- Изабелла? Изабелла?.. -- доносится из ее коммуникатора, и она раздраженно обрывает связь, так и не дав бедному Джорджу каких-либо объяснений.
Приносит воду, забираю стакан, пью до дна под пристальным взглядом.
Так, сейчас главное -- поставить стакан на тумбочку, а не запустить им ей в голову. Крепче сжимаю его в пальцах.
Нельзя.
Бросаться.
Посудой.
-- Что с тобой? -- что-то читает в моем лице.
-- Все хорошо, -- повторяю. -- Я в полном порядке, -- делаю над собой усилие и ставлю-таки стакан на прикроватную тумбу. -- Ты можешь идти, не нужно сидеть у моей постели.
Изабелла сжимает губы в прямую линию и так и стоит, возвышаясь надо мной, уходить не спешит.
-- Что там произошло? -- спрашивает затем.
Не понимаю.
-- Где -- там?
-- Как случилось так, что ты поранился? Это Нина виновата?
-- Господи, нет! -- к черту, я больше не могу не орать. -- Никто не виноват! Я оступился и упал! Виноват дурацкий булыжник!
Глаза Изабеллы превращаются в щелки. Мне уже страшно, что я такого сказал?
-- Прикажу заняться территорией, -- выдает она. -- Ты прав, булыжники на дороге не дело.
Я прав? Это я предложил?
-- Может, тогда асфальтом все тут закатаешь? Бетоном? Пластиком, в конце концов? Его тут с избытком.
Но Изабелла уже загорелась идеей, и ее не остановить.
-- Ты меня слышишь?! -- повышаю голос. -- Не нужно принимать меры. Со мной все в порядке. Я ломал кости, выворачивал суставы, выбивал зубы! Растяжение -- это ерунда!
Она переводит на меня взгляд и осуждающе качает головой.
-- Тебе вредно волноваться, -- изрекает, -- отдыхай. Позже поговорим, -- делает шаг в мою сторону.
Кажется, вжимаю голову в плечи -- если она решит поцеловать меня в лобик, я заору. Но Изабелла вовремя останавливается.
-- Отдыхай, -- повторяет строго. -- Ужин скоро принесут, -- и решительной походкой выходит из комнаты.
Теперь позволяю себе стукнуться головой о спинку кровати.
***
Заправляю постель, собираясь отправиться на завтрак. Вечером ужин мне принесла мать Нины, выглядела бледной и запуганной, в разговоры вступать не пыталась, только поставила поднос и ушла. Да и я после общения с Изабеллой не горел желанием с кем-либо беседовать.
Что с ней? За кого она меня принимает? Хотя о чем я? Изабелла относится так ко всем, ее главный жизненный принцип: существует одно единственное верное мнение, и это мнение принадлежит ей. Что при этом думают и чувствуют другие -- мало что решающий фактор.
Быстрый стук, а затем дверь приоткрывается, и в комнату заглядывает Гай.
-- Привет, -- удивленно здороваюсь. Помнится, в прошлый раз он топтался под дверью, ожидая разрешения войти.
Мальчик заговорщически оглядывается в коридор и только потом входит, притворив за собой дверь.
-- Привет, -- запоздало здоровается. -- Мама считает, ты при смерти.
Закатываю глаза.
-- Она сильно преувеличивает.
-- Ага, -- понимающе кивает. -- Есть у нее такая привычка. Так что если заболел, лежи, пей лекарства и не спорь.
Улыбаюсь, глядя на него. Из его уст строгость матери кажется вполне нормальной, ведь все дети не любят лечиться. Но только она забывает, что я-то давно не ребенок. Изабелла опоздала со своей заботой. Лет этак на семнадцать.
-- Я подвернул ногу, -- говорю.
Гай смотрит удивленно.
-- И все? -- не верит.
Развожу руками.
-- И все.
-- Тю, -- теперь смотрит как на полного идиота. -- Тогда ты дурак, что она об этом узнала. Я никогда не говорю ей о мелочах, иначе начинает носиться, будто мне оторвало ногу.
Смеюсь. В точку, именно так Изабелла вчера и носилась.
-- И надолго она теперь зарядилась? -- спрашиваю.
Дергает плечом.
-- Смотря как с работой. Будет свободна -- пиши пропало. Будет занята -- отстанет быстро.
Нехорошо желать своей матери проблем на работе, но, кажется, это мое единственное спасение.
Гай, не ожидая приглашения, плюхается на край кровати, болтает ногами в воздухе.
-- Ты не думай, -- говорит неожиданно серьезно. -- Мама хорошая. Она просто... -- хмурится, пытаясь подобрать подходящее слово, но не преуспевает, -- такая.
Хмыкаю.
-- Уже не ревнуешь?
Мотает головой из стороны в сторону.
-- Не-а. Мы с ней поговорили, все хорошо.
Удивленно приподнимаю брови. Ну надо же. Мнение младшего сына таки имеет для Изабеллы значение, и она снизошла с ним поговорить, а не отдать приказ.
Рад за Гая, не завидую и не ревную ни капли, хочу смотаться отсюда.
-- Пошли, -- тороплю, берясь за ручку двери, -- уже почти восемь.
-- Мама сказала, тебе принесут завтрак в постель, -- предостерегающе напоминает мальчик. -- Если мама сказала...
-- Ты совершенно прав, -- соглашаюсь. Что бы ни было между мной и Изабеллой, в жизни не скажу о ней ничего плохого перед братом. -- Поэтому нужно поторопиться, пока его не успели сюда доставить.
Гай предвкушающе щурится, впервые напоминая мне мимикой мать.
-- Мама будет в бешенстве.
Нет, он ее определенно не боится. И это дает мне надежду, что есть в Изабелле что-то человеческое, чего я до сих пор не увидел.
-- Я извинюсь, -- обещаю.
Кажется, мой ответ его удовлетворяет. Гай спрыгивает на пол и спешит к двери.
-- Тогда я вперед? -- оборачивается ко мне. -- А то мне влетит, что не сдал тебя.
Киваю.
-- Заметано. Беги.
Он аккуратно приоткрывает дверь, выглядывает в коридор и, только убедившись, что на горизонте нет шпионов, быстро выходит в коридор. Заговорщик юный.
Но ведь если Изабелла сумела воспитать такого отличного мальчишку, значит, и в ней есть что-то хорошее?
Или мне просто хочется так думать?
***
Когда я вхожу в столовую, Гай уже сидит возле Изабеллы с таким видом, будто находится тут давным-давно. Даже изображает удивление при виде меня. Актер растет.
Изабелла сжимает губы в линию. На мгновение мне кажется, что сейчас она вскочит и силой заставит меня вернуться в свою комнату. Но нет, она не трогается с места, только крепче сжимает в руке вилку, так, что бледнеют костяшки пальцев.
Гай был прав -- Изабелла в бешенстве.
Делаю вид, что ничего не замечаю, и спокойно направляюсь к перегородке к Миле и ее дочери. Не оборачиваюсь, но лопатками чувствую, что Изабелла взглядом прожигает дыру в моей спине.
Самое отвратительное, что нога правда побаливает, и я заметно хромаю.
-- Доброе, -- с сомнением в голосе отзывается Мила и предоставляет меня дочери.
-- Привет, -- улыбается Нина снова немного смущенно.
-- Тебе вчера влетело? -- спрашиваю серьезно, когда женщина отходит.
Качает головой.
-- Нет, -- отвечает тихо, -- пронесло. Грозилась поговорить со мной "позже", но так и не вызвала.
-- Ей было чем заняться, -- говорю, не вдаваясь в подробности. Зачем они Нине? Ей и так здорово досталось из-за гипертрофированной материнской заботы Изабеллы.
-- Что будешь? -- спрашивает девушка, меняя тему.
Улыбаюсь.
-- А что есть?
Нина перечисляет, тоже с улыбкой. Несколько минут дружелюбно болтаем, после чего беру поднос и направляюсь к уже закрепившемуся за мной месту за столом. Хотел бы я сесть подальше от Изабеллы, но это будет воспринято как открытая конфронтация.
Она следит за мной взглядом до тех пор, пока не ставлю поднос на стол и не сажусь напротив нее. Вилка по-прежнему крепко сжата -- не притронулась к еде за то время, что я ковылял туда и обратно и болтал с Ниной.
Продолжаю делать вид, что слеп на оба глаза и ничего не замечаю. Посылаю ей невинную улыбку, беззаботно отпиваю из кружки.
Убедившись, что ее непутевый старший сын не чувствует за собой никакой вины, Изабелле приходится заговорить самой:
-- Я велела тебе лежать, -- холодно, с упреком.
-- Мне лучше. Зачем гонять ко мне Милу? К тому же, ногу нужно разрабатывать.
Да отпусти ты уже эту вилку или тыкни меня ею, наконец!
-- Это та якобы врач сказала тебе разрабатывать больную ногу? -- нет, вилка все еще ждет своего часа в ее ладони.
-- Маргарет -- доктор, -- говорю твердо. -- И очень хороший доктор. Не "якобы".
Как я мог забыть о главном правиле -- нельзя опровергать мнение Изабеллы? Вилка с грохотом падает на тарелку, на нас оборачиваются.
-- Сегодня же пойдешь к Джорджу, и он проверит художества этой Маргарет, -- сквозь зубы выдает Изабелла. -- Это не обсуждается.
Пользуясь тем, что внимание матери целиком и полностью направлено на меня, Гай, сидящий сбоку от нее, делает мне знаки, чтобы заткнулся и не спорил, а именно: крутит указательным пальцем у виска, а затем проводит им поперек шеи, закатывая глаза. В другой момент я бы посмеялся.
Меня просто физически ломает. Меня с детства ни к чему не принуждали -- со мной договаривались. Спорили, убеждали, объясняли, но никогда в жизни ни к чему не принуждали.
Вцепляюсь в горячую кружку, как в спасательный круг.
-- Хорошо, -- сдаюсь, -- как скажешь. Джордж, так Джордж.
Черты Изабеллы немного расслабляются.
-- Я провожу тебя после завтрака, -- оставляет за собой последнее слово.
Я все равно сбегу отсюда, чего бы мне это ни стоило.
И друзей своих вытащу.
***
Джордж толст -- это первое мое о нем впечатление. Даже не так, слишком молод, чтобы быть таким толстым -- так вернее.
Медику в белоснежном халате устрашающих размеров (меня можно обвернуть им втрое, и еще останется ткань на бант) максимум тридцать, у него розовое гладкое лицо, три подбородка и огромное пузо.
-- Знакомьтесь, -- торжественно объявляет Изабелла. -- Джордж, это мой сын Александр. Александр, это Джордж.
-- Доброе утро, -- здороваюсь.
-- Доброе-доброе, -- расплывается в улыбке, заставив затрепетать все три подбородка. -- А что у нас стряслось?
Еще один потерявшийся во времени -- тон, будто к нему привели пятилетнего пациента.
Изабелла у меня стряслась. Уберите ее, и я буду здоров.
-- Александр поранил ногу, -- деловым голосом озвучивает проблему командирша. -- Именно по этому вопросу я вызывала тебя вчера вечером, -- добавляет с упреком.
Джордж пожимает плечами.
-- Надо было перезвонить.
-- Вчера я опрометчиво поверила, что в этом нет необходимости, -- отвечает Изабелла, не забыв стрельнуть глазами в меня. -- Но сегодня действия якобы врача, которая обработала ему рану, вызывают у меня сомнения. Посмотришь?
И снова "якобы" по отношению к Мэг. Своего мнения Изабелла не меняет.
-- Посмотрю, -- обещает Джордж.
-- Тогда я пойду, -- решает к моей величайшей радости, постукивает пальцем по коммуникатору на запястье, -- сообщи, как сделаешь выводы.
-- Обязательно, -- раскланивается перед ней медик, прямо-таки образец поведения для того, чтобы стать любимчиком такого человека, как Изабелла.
Она уходит, не прощаясь, и в медблоке будто бы становится больше места.
Теперь уже спокойно осматриваю помещение. Оно небольшое, но видно, что оснащено по последнему слову техники. Все вокруг белое и стерильное.
-- Ну что? -- продолжает неприятно улыбаться медик. -- Садись, посмотрим, что у тебя там.
-- Может, ну его? -- предлагаю миролюбиво. -- Скажем, что все хорошо, она успокоится, и все счастливы?
Джордж одаривает меня возмущенным взглядом.
-- Я обещал Изабелле! -- сообщает пафосно. Ну, хоть кулаком в грудь себя бить не стал, и на том спасибо.
-- Угу, -- сдаюсь, плюхаюсь на койку, вытягивая ногу.
Медик делает вокруг меня несколько кругов, будто не зная, с какой стороны ко мне подступиться, потом наконец убирает перевязку, сделанную Мэг, долго и внимательно рассматривает все еще опухшую лодыжку.
-- Ну да, ну да, -- цокает языком.
-- Споткнулся, -- поясняю.
-- Ну да, ну да, -- повторяет. -- С каждым может случиться.
Уж не знаю, как Маргарет с первого взгляда определила, что я сам себя покалечил, но Джордж охотно принимает мою версию случившегося, после чего повторно перевязывает мне ногу. А потом еще раз, потому что с первого раза у него получается совсем плохо.
Теперь-то мы и обнаружили "якобы врача"... А если Гай болеет, его тоже лечит Джордж? Вот черт.
-- Так, ложись ровно, вытяни руки и ноги, -- решает толстяк после недолгого раздумья и достает медсканер.
Ну, понеслось...
***
Изабелла появляется под вечер, испортив отличный день, который я провел за работой над коммуникатором. Еще пара таких дней, и им можно будет пользоваться. Жаль только, что без доступа в сеть его все равно полностью не восстановить.
Когда она входит, не встаю, так и продолжаю сидеть на кровати, скрестив ноги. Знаю, что невежливо, но я же инвалид, верно? Значит, мне простительно.
-- Джордж прислал мне отчет о твоем сканировании, -- заявляет с порога.
Кто бы сомневался.
Делаю вид, что удивлен, приподнимаю брови.
-- Ты знаешь, что у тебя больше сломанных костей, чем целых?! -- восклицает Изабелла.
Она думает, я сломал их и не заметил?
Ну да, я был гиперактивным ребенком, а кости у меня обычные, естественно, они не выдерживали всего того, что я вытворял: откуда прыгал и падал.
-- В теле человека больше двухсот костей, -- напоминаю с усмешкой, -- так что я и половины не попортил.
Но Изабелла решила воспылать праведным гневом, и ничто ее не остановит.
-- Это она, эта ужасная женщина, которая тебя воспитывала? Она не заботилась о тебе? Не следила?..
Усмешка слетает с моих губ.
-- Не смей, -- обрываю ее тираду.
Не кричу, не повышаю голос, но что-то в моем лице заставляет ее замолчать.
Изабелла передергивает плечами, словно от холода (я уже понял, она так делает, когда нервничает).
-- Ты должен понимать, я волнуюсь, -- впервые говорит что-то, хотя бы отдаленно напоминающее извинения.
-- Я понимаю, -- отвечаю, продолжая прямо на нее смотреть, как и она на меня. -- Но не надо. Со мной все хорошо, а переломы все старые и давно заросли.
Вижу, как дергается уголок ее губ -- ей хочется возразить. Тем не менее Изабелла в кои-то веки решает придержать свое мнение при себе.
-- Мы поговорим об этом позже, -- сдается и направляется к двери. -- Отдыхай.
-- Угу, -- отзываюсь. -- Спасибо!
Но мое "спасибо" летит уже в захлопнувшуюся дверь.