Две недели не просто проходят -- пролетают как в тумане.
С утра до вечера пропадаю на складе, вечер провожу в комнате за компьютером или на полу (что тоже уже стало нормой), возясь с "начинкой" для будущих Пятилапов. Для сна остается часа три-четыре, зато регулярно, что уже отлично.
И все же мы отстаем от плана.
"Как успехи? Сколько собрали?" -- этими вопросами Изабелла встречает меня каждый вечер в столовой. Беспокоится, что не уложусь в сроки, обещанные руководству. Напоминает, что их нельзя злить и просит поторопиться. Ну, как просит? Велит, скорее, но пытается завуалировать командный тон улыбкой.
В остальном Изабелла ведет себя терпеливо: не трогает Ди, не вредит рабочим, больше не отчитывает за мой внешний вид, не надоедает нравоучениями, на складе, чтобы лишний раз не отвлекать, не появляется.
Я это ценю, правда. Порой даже ловлю себя на мысли: "Она же моя мать, нужно тоже быть к ней терпимее". Но потом она произносит свое ежедневное: "Я тебе доверяю, и ты верь мне", -- как гипнотизирует, и я снова не верю.
С Ди после такого разговора (моего монолога, если уж быть честным) у нас устанавливаются вполне себе сносные добрососедские отношения. Она рассказывает мне сплетни, которые услышала на кухне, я ей -- как идет работа. Девушка больше не зажимается в моем присутствии и улыбается, что-то рассказывая. А однажды даже смеется в голос, пока я бегаю по комнате, запустив руки в волосы, и пытаюсь понять, что делаю не так (в тот день я решил внести в программу кое-какие изменения, а она взяла и "посыпалась").
В моем понимании, именно так живут в общежитиях: мы не враги, и не друзья, но при этом и не чужие.
Ди не жалуется мне, а я не жалуюсь ей. Да мне и не на что жаловаться, серьезно, дело-то движется. Ну, устал немного разве что.
О чем молчит Дилайла, не знаю, заверяет, что все хорошо. Спрашиваю Нину, говорит то же самое. Не донимаю.
Иногда помогаю Ди обрабатывать снова порезанные пальцы. По сравнению с тем разом, за который я расплатился кофеваркой, раны не такие глубокие, но от работы на кухне появляются с завидным постоянством.
Один раз и Дилайле приходится изображать медсестру и перематывать мою конечность -- сорвалась отвертка и воткнулась мне в руку между большим и указательным пальцем. Ночь, и травма не такая серьезная, чтобы бежать в медблок и будить Джорджа, так что справляемся самостоятельно. Мне даже не приходится просить, Ди первой предлагает свою помощь. Мы же добрые соседи, верно?
Вот и соседствуем.
Спина только побаливает от спанья на полу.
***
Давно уже сплю без снов. Просто проваливаюсь в темноту и, кажется, сразу же встаю под звон будильника.
Но сегодня все иначе.
Вроде бы понимаю, что вижу сон: ну не могу же я оказаться на Лондоре, когда засыпал на проклятой Пандоре. Но все слишком реально: и наша гостиная, и солнечный свет, льющийся из огромных окон, и летний ветерок, колышущий тюль, и даже Хрящ, вальяжно развалившийся на спинке дивана и время от времени обмахивающий себя пушистым хвостом. А еще Морган...
Она стоит напротив меня, уперев руки в бока, и не менее реальна, чем все остальное. На ней почему-то не гражданская одежда и не синяя военная форма Лондорского флота -- Миранда во всем черном, как работники Пандоры. Смотрит враждебно, даже зло.
Морган никогда на меня так не смотрит, поэтому отшатываюсь. В ответ на мое движение ее губы трогает ледяная, страшная улыбка.
-- Почему ты молчишь? -- произносит жестко, требует ответа, и у меня появляется ощущение, что я очнулся на середине разговора.
Не понимаю, качаю головой.
-- А что говорить? -- спрашиваю.
-- Почему ты не явился к госпоже Корденец. Я трижды тебя спросила. Ты что, не слушаешь?
Моргаю от неожиданности.
-- При чем тут эта женщина?
-- Что значит -- при чем? -- Миранда злится. -- Ты же знаешь, что она обещала вложить в Академию большие деньги. Мы нуждаемся в инвестициях. Что тебе стоило заткнуться и пойти к ней, как она хотела? Я думала, мы договорились.
Что-что-что?
-- Ты продаешь меня? За деньги? -- не верю. Это же Морган, моя Морган, так не бывает. -- Мам, ты что?
В ответ Миранда запрокидывает голову и смеется. Вздрагиваю.
-- Ах, теперь ты зовешь меня мамой? Поздно, ставки сделаны. Дора ждет тебя у себя.
Все еще не верю, качаю головой.
-- Что за бред? -- делаю последнюю попытку достучаться до нее. -- Да не пойду я никуда!
-- Ах, не пойдешь?! -- Морган стремительно шагает ко мне и залепляет зубодробительную пощечину, так, что моя голова отлетает, как у тряпичной куклы.
Автоматически дотрагиваюсь до щеки, отступаю на шаг назад, снова увеличивая расстояние между нами. Смотрю на нее во все глаза, а у Морган почему-то светлые волосы, светлые, совсем как у меня.
Светлые...
Это неправильно...
Это ошибка в программе, Миранда -- брюнетка...
Я снова где-то слажал, данные легли неправильно...
Я перепишу...
-- Лаки! Лаки, проснись! -- доносится до меня, словно из другой реальности. -- Лаки, проснись немедленно!
Ди.
Выныриваю из сна, как из-под воды. Резко сажусь, судорожно хватая ртом воздух. Дилайла возле меня на полу, зажжен верхний свет. У девушки встревоженный вид.
-- Ты кричал, -- поясняет. -- С тобой все в порядке?
-- В полном...
Хочу ответить спокойно, сказать, что мне всего лишь приснился кошмар, но выходит слишком хрипло. Да и замолкаю, не договорив, потому что чувствую, как по губам и подбородку льется что-то горячее.
Опускаю голову и ошалело смотрю, как с моего лица срываются красные капли и падают на грудь, на живот.
-- Господи, Лаки! -- вскрикивает Ди. -- Сейчас, -- поспешно поднимается на ноги, -- задери голову, я сейчас принесу полотенце.
-- Не надо... полотенце, -- останавливаю ее, неловко зажимая себе нос. Это же надо, никогда в жизни такого не было. Кровь носом, конечно, шла и не раз, но тогда мне его как-никак разбивали. -- Я сам.
Девушка не спорит, отходит с дороги. Встаю и иду в ванную.
Мельком бросаю взгляд на свое отражение в зеркале (восставший зомби) и включаю воду. Кровь еще идет.
Где-то когда-то читал, что если из носа выливается не больше двухсот миллилитров крови, то это не страшно. Знать бы еще, сколько ее уже из меня вышло, кто ж ее мерил? Голова вроде не кружится, но все лицо в крови и на тело натекло, хорошо еще, что спал голым по пояс.
-- Ты как?
Оказывается, я не закрыл за собой дверь. Не оборачиваюсь, просто поднимаю голову и смотрю на замершую на пороге Ди через отражение в зеркале. Она снова в моей футболке, одной из двух, которые я ей отдал в виду отсутствия пижамы. Футболка слишком короткая, прикрывает разве что нижнее белье, и обычно Дилайла или надевает ее в темноте, чтобы немедленно лечь в кровать, или быстро пробегает из ванной до кровати, пока я сижу за компьютером и не смотрю в ее сторону. Сейчас же ей, кажется, совсем не до своего вида -- испугалась за меня.
-- Нормально я, -- пытаюсь ободряюще улыбнуться, но Ди только морщится. Да уж, надо бы сначала смыть кровь, потом ободрять. -- Нормально, -- повторяю, убеждаюсь, что кровь больше не идет, зачерпываю воды в ладони, плещу на лицо.
-- Голова не кружится? -- голос совсем рядом -- не ушла, а наоборот вошла в ванную. -- Я могу чем-нибудь помочь? -- тихонько дотрагивается до моей обнаженной спины.
Какая-то часть моего сознания умудряется отметить, что ее ладонь теплая, а кожа на ней немного загрубевшая из-за постоянной работы на кухне.
Зря она подходит так близко, потому что мне все еще сносит крышу от этой девушки. Хочется развернуться, перехватить ее руку, а лучше обе, притянуть Ди к себе и поцеловать, а потом...
Вот только она испугается и решит, что ее принуждают. Не ответит взаимностью, это уж точно.
Поэтому так и стою над раковиной, покрепче хватаюсь за ее края, чтобы не поддаться соблазну, и жду, когда девушка отойдет.
-- Не кружится, -- говорю. -- Иди спать, со мной все хорошо.
Ладонь исчезает. Выдыхаю, только когда убеждаюсь, что Ди вышла из ванной комнаты.
Опускаю взгляд на штаны. Надеюсь, не заметила?
***
На часах пять утра, лег я в два -- три часа сна, уже отлично!
Когда выхожу из ванной, свет по-прежнему горит, но Дилайла лежит под одеялом, на боку, спиной ко мне. Стараюсь не шуметь, чтобы не разбудить, беру чистые вещи и возвращаюсь в ванную переодеться.
Оказавшись снова в комнате, тушу большой свет и включаю настольную лампу. До подъема еще два часа -- уйма времени, которое можно провести с пользой.
-- Не будешь ложиться? -- доносится с кровати, когда я уже расположился на полу у стола с одной из недоделанных "лап" робота.
-- Не-а, -- отзываюсь. -- Лучше сделаю что-нибудь полезное.
Ди больше ничего не говорит, и я полагаю, что она снова заснула. Вожусь с "лапой" в полной тишине, жалея только о том, что стараниями Изабеллы на моем коммуникаторе стерта вся музыка, а скачать новую на Пандоре неоткуда.
-- Лаки, так нельзя.
-- А? -- удивленно поднимаю голову, я был уверен, что Дилайла спит. -- Что нельзя? -- переспрашиваю.
Я сижу на полу в кругу света, льющегося со стола. В той части комнаты, где расположена кровать, темно, поэтому силуэт девушки удается различить не сразу, приходится вглядываться.
-- Ты чего не спишь? -- задаю следующий вопрос, еще не получив ответа на первый, когда вижу, что Ди сидит на постели, обняв руками колени.
-- И я об этом: почему ты не спишь? У тебя уже кровь носом идет от переутомления. Так нельзя.
-- Нормально все со мной, -- заверяю с улыбкой (все-таки приятно, что беспокоится). -- Подумаешь, кровь.
-- Тебе нужно отдохнуть, -- настаивает.
В ее словах есть доля правды, поспать подольше мне бы не помешало, но нужно еще слишком многое успеть.
-- Ди, -- говорю мягко, -- после недели без сна я чувствую себя в десять раз лучше, чем после суток ничего неделания. Я с ума схожу, когда мне нечем занять руки или голову. Так что все нормально.
Глаза привыкают, вижу, как она ложится на бок, подпирает согнутой в локте рукой голову, смотрит в мою сторону. Кажется, кто-то тоже передумал спать. Ну ладно, я не против, поболтаем.
-- То есть ты и дома живешь в таком режиме?
Дома меня бы придушили за такой режим. Морган душила бы, а Рикардо держал, чтобы не рыпался.
Улыбаюсь при этой мысли. К черту прошлый сон. Миранда из того кошмара совсем не похожа на настоящую.
-- Дома я сплю часов по восемь, -- признаюсь. -- Но тоже не всегда ночью. Если меня что-то увлекает, то не останавливаюсь, пока не закончу, -- смеюсь сам над собой. -- А увлекаюсь я часто.
Но Ди по-прежнему серьезна.
-- Ты за две недели ни разу не спал больше четырех часов.
Засекала, что ли?
-- Ерунда, -- отмахиваюсь, -- вернусь домой, отосплюсь. Ну, или, наоборот, привыкну спать всего несколько часов, и у меня будет еще больше времени на подвиги, -- подмигиваю в темноту и возвращаюсь к разложенным на полу деталям. -- Вот что, -- говорю. -- Если ты не хочешь спать, одевайся и иди сюда, подержишь кое-что, а то неудобно.
-- Ладно, иду, -- легко соглашается девушка, откидывает одеяло, встает с кровати.
Поспешно отвожу глаза, не подглядываю. Что я, маньяк какой-нибудь?
Дилайла быстро надевает свой черный комбинезон и подходит ко мне, опускается на колени напротив.
-- Что держать?
Какой-то подозрительный энтузиазм. Неужто так моя кровь впечатлила? Странно, когда на прошлой неделе я пропорол себе отверткой руку, кровища хлестала что надо, но Ди отнеслась к этому совершенно спокойно.
-- Вот тут, -- протягиваю ей "лапу". -- Ага, вот так, чтобы свет падал.
-- Может, тогда включим основной свет? -- порывается встать.
-- Не-а, -- останавливаю. -- Сиди уже. Мне все видно.
Ди не спорит, послушно держит железку, пока я пытаюсь приделать к ней нужную деталь.
Минут десять вожусь в полной тишине. Откладываю один ключ, тянусь к другому и тут ловлю на себе изучающий взгляд.
-- Что? -- спрашиваю с усмешкой.
У Ди розовеют щеки, будто ее поймали с поличным. Отводит глаза, но продолжает крепко держать "лапу" -- молодец, можно, не боясь, брать в напарники.
-- Думала, что в нашу первую встречу мне бы и в голову не пришло, что ты такой.
-- Э-э... -- тяну, как полный кретин. -- Ненормальный, что ли?
Девушка смеется, но детали в ее руках не двигаются. Ух ты!
-- Я думала, ты самоуверенный богатенький сынок, -- признается.
Хмыкаю, достаю-таки ключ, продолжаю работать.
-- Вообще-то, я очень даже уверенный в себе, и семья у меня богатая. Ну, и сынок, ясное дело. Не дочка же? Так что попадание по всем трем пунктам.
-- Ты понял, о чем я, -- поднимаю глаза, вижу смущение на ее лице. Конечно, понял -- о том, что я пустоголовый избалованный мальчик, цель которого забраться к ней под юбку, вернее, на тот момент под бежевую форму абитуриента. -- А когда увидела, как на тебя пялятся те блондинка и рыжая, окончательно уверилась в своей правоте.
Ого, даже цвет волос запомнила. Я вообще уже забыл о тех девчонках. Лиза и... как там ее? Шила? Шайла? Да, кажется, Шайла.
Бросаю на девушку хитрый взгляд.
-- Это что-то вроде извинения?
-- Не знаю, -- пожимает одним плечом, второй рукой крепко держит железо. -- Наверное.
-- Забудь, -- отмахиваюсь. -- Я необидчивый.
-- Ты -- хороший.
Замираю с ключом в руке. Нет, ну это уже фотофиниш какой-то. Девушка, которая мне нравится, говорит мне, что я хороший. Еще бы почесала за ушком и дала котлету. Я Хрящу тоже часто говорю: "Хороший мой, ах ты наглая черная морда".
-- Что? -- теперь не понимает Ди.
-- Ничего, -- отвечаю и отворачиваюсь, потому что понимаю, что, как дурак, пялюсь на ее губы.
Не хороший я, иначе бы не мечтал раздеть ее и уложить в постель прямо сейчас. Девушку с психотравмой после черт-те скольких уже попыток изнасилования, ага.
"Хорошесть" из меня так и прет.
***
-- Завтра приедет госпожа Корденец, -- "радует" меня за завтраком Изабелла, сидит напротив, внимательно следит за моей реакцией.
Ком встает в горле, с трудом не давлюсь. Умеет же испортить аппетит.
-- Эта бабуська, -- бурчит брат.
-- Гай! -- немедленно возмущается Изабелла. -- Как не стыдно! Госпожа Корденец -- уважаемая женщина. И она еще далеко не стара.
-- Кто ж тогда "далеко"?.. -- начинает мальчик, но быстро замолкает под убийственным взглядом матери.
Согласен с ним целиком и полностью.
-- Зачем она приедет? -- спрашиваю.
-- Как -- зачем? -- в глазах Изабеллы искреннее удивление моим вопросом. -- Посмотреть, как идет работа, разумеется.
Фото и письменного отчета ей явно мало...
-- Прошла всего лишь половина обговоренного срока, -- напоминаю. -- Что она хочет увидеть?
-- Алекс! -- обрывает Изабелла. -- Она приедет, и точка. Госпоже Корденец виднее, где и когда ей стоит быть, -- потом замечает, как от ее резкого тона у меня каменеет лицо, и пытается сгладить ситуацию улыбкой: -- Кроме того, она едет по большей части ко мне. Заглянет, конечно, на склад, но затем мы засядем с ней в моем кабинете. Не волнуйся, мы не будем тебе мешать.
-- Хорошо, -- говорю, больше мне сказать нечего. Вспышка гнева Изабеллы только лишний раз напомнила, что расслабляться не стоит.
Всякий раз, когда мне начинает казаться, что с ней можно нормально общаться и глубоко внутри начальницы сектора наркокорпорации все еще есть живая чувствующая женщина, она выкидывает что-то в этом роде. "Ты мой сын, верь мне", -- твердит ежедневно, как мантру. А после таких речей, чувствуешь себя вещью.
Правда, ценной вещью, надо отдать ей должное.
-- Но побеседовать с тобой она тоже захочет, -- продолжает Изабелла, решив, что конфликт исчерпан. Не исчерпан, ни капельки. -- Так что, будь добр, веди себя с ней повежливее и посговорчивее.
Как раз пытаюсь попить, на слове "посговорчивее" захлебываюсь и начинаю отчаянно кашлять. Хватаю ртом воздух, на глаза выступают слезы.
-- Постучать по спине? -- заботливо предлагает Изабелла.
-- Не... не... надо, -- хриплю, мотая готовой.
-- Просто нужно сначала есть или пить, а потом говорить, -- выдает свое понимание причины произошедшего. -- Тебя это, кстати, тоже касается, -- достается и Гаю.
***
День проходит продуктивно. Почти не участвую в сборке железа, занимаюсь исключительно "мозгами" Пятилапов.
Работаю на автомате, а из головы не выходит информация о приезде бабули Доры. Закроются в кабинете? Что они планируют там обсуждать? Отчеты об истраченных нами материалах? Раньше Изабелла со своими отчетами всегда сама ездила во второй сектор, где обретается руководство. Зачем на этот раз Корденец рвется сюда? Визит вежливости?
Идет третья неделя нашей упорной работы. Думаю, что если поднажмем, таки уложимся в обещанные четыре. Тогда, по плану, Изабелла отпускает рабов нашего сектора, а я переезжаю во второй, чтобы продолжить работу там. По плану...
День верю Изабелле, день не верю, день верю... Пора рвать эту цепочку, а приезд госпожи Корденец -- мой шанс что-нибудь разузнать.
Встаю со своего места.
-- Ребят, пока без меня, -- говорю своей команде. -- Я отойду.
-- Как скажешь, шеф, -- в шутку изображает воинский салют Спик, с которым мы в последнее время стали неплохо общаться.
-- Ты -- за главного, -- подмигиваю ему и направляюсь к выходу.
-- Ты куда это? -- тут же пристраивается слева от меня Вилли.
Кошусь в его сторону, но не останавливаюсь.
-- Что? Есть запрет на выход?
Задумывается.
-- Вроде нет, -- говорит, -- но ты же помнишь, что тебе запрещено гулять по сектору везде, где тебе заблагорассудится?
Закатываю глаза.
-- Ходить в барак к рабочим, самостоятельно спускаться в шахту, -- перечисляю. -- Помню, Вил, -- на память, вообще-то, не жалуюсь. -- Я просто подышать, -- заверяю, -- душно у нас и пыльно. Можно?
Охранник пожимает могучими плечами.
-- Но только в зоне видимости, -- разрешает.
-- Есть, шеф, -- передразниваю недавние слова Спика. Вилли все еще смотрит подозрительно. Усмехаюсь. -- Можешь достать пистолет и целиться в меня все это время, -- предлагаю. -- Если побегу -- стреляй.
-- Да иди ты, -- Вилли выглядит оскорбленным, будто бы, если ему прикажут в меня стрелять, он откажется. Выстрелит как миленький. Понимаю, без обид.
-- Я не сбегу, -- обещаю. -- Пройдусь, брату звякну. Скучно ему там, бедняге.
-- Угу, -- бурчит охранник и остается у входа на склад, а я отхожу подальше.
Под ногами потрескавшаяся серая глина, над головой такое же серое небо и редкие облака. Натягиваю капюшон куртки на голову. Не знаю, чья это вещь, но теплая и удобная. Изабелла лучилась от гордости, когда вручала ее мне, мол, добыла, позаботилась о сыне.
Останавливаюсь, когда прохожу достаточное расстояние, чтобы мой разговор не смогли подслушать. Оборачиваюсь -- Вилли на прежнем месте, пистолет не вытащил, но внимательно следит за моими перемещениями.
Машу ему рукой, показываю поднятый вверх большой палец. Вилли грозит мне кулаком. Нянька моя.
Набираю Гая.
-- Привет, что делаешь?
-- М-м... -- раздается нечто нечленораздельное в ответ. -- Пять секунд!
-- Окей, -- соглашаюсь, жду, не обрывая связь.
Задираю голову и смотрю в серое небо. Такое чувство, что оно очень низко и давит сверху, как крышка от коробки. Или от гроба, хм.
-- Ага, -- отзывается брат. -- Все. Тест на время решал. Девяносто три балла. Привет!
Боже, если бы я в свое время делал уроки с таким рвением, то был бы уже профессором.
-- Гай, у меня к тебе дело, -- выдаю прямо.
-- Ага, давай, -- мгновенно соглашается.
-- Возьми, -- смеюсь. -- Гай, я серьезно. Мне нужна твоя услуга, но если ты не сможешь не проболтаться матери, лучше скажи сразу, и я придумаю, как выкрутиться без тебя.
Повисает молчание. Думает.
-- Это не повредит маме? -- спрашивает спустя секунд тридцать, не меньше.
-- Нет, -- отвечаю уверенно.
Еще чего, вредить Изабелле руками ребенка. Да и не собираюсь я ей пока вредить в принципе.
-- Тогда сделаю. Что нужно?
-- Сегодня после ужина зайди к матери в кабинет.
-- И все? -- удивляется.
-- И все.
-- Зачем?
-- Просто зайди. Придумай причину сам, ладно?
-- Ладно, -- с явным скептицизмом в голосе. Ну, вот и мой брат посчитал меня ненормальным.
-- Я потом расскажу, -- обещаю.
-- Ладно, -- повторяет мальчик, немного приободрившись.
-- Спасибо, дружище, -- благодарю, сбрасываю вызов и убираю руки в карманы.
Возвращаюсь к Вилли.
-- Как у Гая дела? -- спрашивает, стоит мне подойти.
Как тонко он решил узнать, правда ли я разговаривал с братом. Еле сдерживаю смех.
-- Тест на время решал, -- отвечаю спокойно. -- Девяносто три балла. Молодчина.
Вилли задумчиво чешет в затылке и плетется за мной обратно на склад.