Метель заканчивается, и мы отправляемся в путь. Снова ночуем то там, то здесь, и опять вышагиваем ночи напролет. Проходим множество жилых бараков и заброшенных, но еще сохранивших приемлемое для жилья состояние, где можно было бы на время осесть. Но мы вновь идем прочь.
Теперь уже не сомневаюсь, что цель Коэна не просто уйти подальше от дома Гвен. Куда уж дальше? Мы давно ушли за радиус контроля патруля, приписанного к ограбленному Проклятыми заводу. В Нижнем мире не принято передавать полномочия и устраивать полномасштабный розыск по всей территории. Здесь слишком низкая вероятность выжить. Стражи порядка полагаются на судьбу. К тому же, их вполне устраивает уверенность в том, что преступники напуганы и не вернутся.
Куда же несет нашего главаря? Морщусь от одной только мысли. "Нашего" тоже мне. Коэн мне не главарь. Но что он задумал, узнать мне нужно непременно.
-- Райан, -- на ходу ровняюсь с Кесседи, оглядываюсь, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы послушать.
-- Чего тебе, умник? -- несмотря на слова, тон вполне дружелюбный.
Мы больше не возвращались к разговору, состоявшемуся несколько дней назад. Да и вообще толком не разговаривали.
-- Есть идеи, куда мы идем?
-- Все не уймешься, умник? -- усмехается. -- Ты же умник вообще-то, мог бы и догадаться.
Сбиваюсь с шага. Что он имеет в виду? О чем мне следовало бы догадаться?
Злюсь.
-- Я уже говорил, что не претендовал на знание умника, -- напоминаю.
-- Ага, помню, -- подозрительно легко соглашается, но объяснять не спешит.
Пока не настаиваю, и мы просто идем рядом. Коэн, как всегда, во главе. Некоторое время слежу за его тощей гордо выпрямленной спиной, хорошо различимой даже в темноте на фоне снега. Что же на уме у этого типа? Но как ни ломаю голову, догадаться не могу.
-- Думаешь, у него назначена с кем-то встреча? -- закидываю удочку.
-- Возможно.
-- У него есть средство связи?
Пожимает плечами:
-- Не думаю. Я, во всяком случае, не видел.
-- Тогда как он мог договориться о встрече, -- ни черта не понимаю, и это заставляет злиться.
-- А разве для назначения встречи обязательно пользоваться коммуникатором? -- произносит Кесседи и резко понижает голос: -- Ты разве предварительно созванивался со своим связным?
Бросаю на него хмурый взгляд и не отвечаю. Коэн условился о встрече с кем-то заранее? Но ведь он не знал, что патруль схватит Пола, и придется спешно покидать убежище. То есть время встречи никак не могло быть обговорено заранее. А это значит только одно: есть какое-то конкретное место, до которого необходимо добраться, чтобы подать условный знак.
-- И с кем же, ты думаешь, у него встреча? -- спрашиваю напрямик.
-- Направление нашего движения говорит само за себя, -- получаю ответ.
Не выдерживаю и матерюсь. Грубо и совсем не литературно. Чертов сундук с секретом. Капля откровенности, и опять по новой.
-- Райан, -- шиплю, -- я уже сказал, что понятия не имею, куда мы идем. У меня же нет компаса... -- произношу и прикусываю язык. Ну, конечно же!
Кесседи косит в мою сторону и ухмыляется.
-- Дошло, умник?
-- Мы идем строго на юг, да? -- озвучиваю свою догадку.
-- Точно, умник. Так что вариантов немного.
Прикусываю губу и некоторое время шагаем молча. Все выглядит так, будто Райан сам до всего додумался, и Коэн не делился с ним планами. Только правда ли это? Чем больше общаюсь с Кесседи, тем больше мне хочется ему верить. Но верить никому нельзя, это аксиома Нижнего мира.
Может ли Райан водить меня за нос после того, что было уже сказано между нами? Что, если история про семью тоже была рассказана специально, чтобы побудить и меня рассказать о себе побольше, а потом сдать Коэну? Что если...
Мой мозг упрямо порождает варианты коварства Кесседи, один краше другого. Мозг у меня рациональный, а вот я, кажется, уже нет. История Райана меня задела, по-настоящему. И может быть, если бы он рассказал, как плохо ему было, как он страдал и бился в истерике, у меня бы закралось сомнение в его словах. Но он говорил так коротко, так резко, озвучивая лишь факты и события, а не свое отношение к ним, что я знаю, это была правда.
Уже несколько дней прокручиваю историю семьи Кесседи в голове. Рассказ из тех, после которых снятся кошмары. Мне и моим родным тоже досталось. Мамы больше нет, отец неизвестно где и в каких условиях содержится, я (или, если уж говорить честно, то, что от меня осталось) мотаюсь с бандой предполагаемых террористов, полагаясь на обещания и самописный договор эсбэшников, вряд ли, имеющий реальную юридическую силу... Но зато у меня есть то, чего нет у Райана, -- мой отец меня не предавал. Даже когда его выводили в наручниках из зала суда, он пытался приободрить меня, просил не отчаиваться и убеждал, что все будет хорошо. Все не стало хорошо, но мой папа меня не бросал.
То, что сделал Генри Кесседи для меня просто непостижимо и лежит за гранью добра и зла. Как можно уйти из жизни добровольно, зная, что твой ребенок остается без всякой поддержки, один на один со своим горем? И что сделал отец Райана напоследок? Дал "бесценный" совет своему четырнадцатилетнему сыну -- последовать за ним!
-- Эй, ты чего удумал? -- окликает меня Кесседи, и только теперь понимаю, что иду, сжав кулаки и скрипя зубами от злости.
Честное слово, мне хочется оживить отца Райана, а потом убить снова, но на этот раз убивать долго и мучительно. За эти четыре года жизнь ломала и выламывала меня множество раз, но единственное, что осталось незыблемым, светлые воспоминания о семье. А что видит Кесседи, когда оглядывается назад? Тело отца, раскачивающееся на крюке в комнате общежития?
Смаргиваю видение, провожу ладонью по лицу.
-- Так, задумался, -- вру. Жалось и сочувствие здесь никому не нужны.
-- А то у тебя было такое лицо, будто ты хочешь кого-то убить.
-- Мне часто хочется кого-то убить, -- бормочу, -- но делать это мне совсем не понравилось.
Райан только хмыкает и больше ничего не говорит.
Странный ты тип, Кесседи, и моя симпатия к тебе пугает до дрожи в коленях.
***
Итак, мы идем к границе Нижнего и Верхнего миров. Но ведь там стена, ее не перемахнет любой, кому взбредет в голову. Какие же у Коэна связи, что он рассчитывает ее пересечь?
Мы находим нежилой барак и останавливаемся на отдых, как и всегда в светлое время суток. Настроение отвратительное. Какая-то мысль вертится в голове, но никак не может оформиться. Я упускаю что-то важное, но такое очевидное, что хочется биться этой самой головой о стену.
Думай, Кэм, думай.
В бараке много комнат, но проклятые, как обычно, размещаются в одной вокруг костра, возле которого раскладывает свои кости главарь. Надоело.
Не знаю, что со мной. Помню, что главное не высовываться. Хотя, признаю, получается у меня неважно. Но обычно я привлекаю к себе внимание при обстоятельствах, от меня не зависящих. Сейчас же меня вдруг закусывает. Часовые выставлены, барак охраняется, никто не подойдет незамеченным. Материала для растопки полно. Так какого черта нам ютиться в одном помещении у костра, к которому запрещено близко подходить, потому что там греется Коэн?
Близнецы уходят нести вахту, а остальные раскладывают одеяла, чтобы улечься спать. Осматриваюсь, потом подхватываю свои вещи и направляюсь в соседнюю комнату.
Театр абсурда. Спектакль под названием "Преклонение перед его величеством Коэном". В топку главаря с его самомнением.
Барак когда-то был жилым. Люди давно покинули это место, но осталось множество предметов мебели. Кровать, естественно, разломана, у стульев нет ножек, но зато их сидения и деревянные спинки отлично подойдут для костра.
Исследую помещение, оттаскиваю все, что может загореться, подальше от выбранного места, а то, что как раз хочу поджечь, сваливаю в кучу и достаю зажигалку. Знаю, что мое отсутствие скоро заметят, но не могу бороться с искушением. Пусть одну единственную стоянку, но проведу в одиночестве, так, как хочу.
Дерево сухое, разгорается легко, и уже через минуту я грею озябшие пальцы над огнем. Пускай, у меня нет котелка, обойдусь без кипятка и сухим пайком, зато несколько часов не буду видеть надменную рожу Коэна.
Раскладываю одеяло и устраиваюсь у костра. Мне тепло, и я в одиночестве. Рай для Нижнего мира. Мне нужно подумать, чему храп главаря не способствует.
Итак, пункт первый: я не умник, как называет меня Кесседи, потому что многого не понимаю. И это надо принять как данность.
Пункт второй, вытекающий из первого: я шестнадцатилетний подросток-беспризорник, а в СБ работают профессионалы с большим опытом, следовательно, я не умнее их.
Пункт третий: "верхним" наплевать на "нижних", но судьба своих их беспокоит, значит, как бы там ни пел дифирамбы мне и моим мозгам Коннери, поставить только на меня он не мог.
Пункт четвертый: раньше мне казалось, что в банде Проклятых есть еще шпионы, но больше так не думаю. Под человека СБ подходит только Райан, а он появился в банде слишком давно, так что не вяжется.
Пункт пятый, выведенный из третьего и четвертого: если Коннери не мог поставить только на меня, а шпионов больше нет, у него припрятан туз в рукаве, на случай, если не справлюсь.
Пункт шестой: у полковника нет оснований на полном серьезе считать, что я выполню задание, я, скорее, вариант из разряда "чем черт не шутит".
И что мы имеем из этих шести пунктов? А то, что Проклятые и я вместе с ними в западне. СБ умнее, у СБ есть ресурсы, полномочия, возможности. И они не допустят повторения терактов. Да, в идеале, Коннери хочет узнать имя заказчика, чтобы прекратить убийства жителей Верхнего мира раз и навсегда. А если отклониться от идеального плана? Разделаться с исполнителями ведь тоже неплохо, по крайней мере, организатор потратит время на то, чтобы найти других.
Вывод?
А вывод в том, что за передвижениями Проклятых следят через спутник. Если я не сообщу СБ имя заказчиков до того момента, как мы доберемся до границы миров, самым разумным будет разделаться с исполнителями. То есть с нами. Да-да, глупо пытаться отвертеться. Может, Коэн мне не главарь, но теперь я член банды.
Итак, как поступит полковник? Велит расстрелять на подходе к границе? Нет, недальновидно. Сперва допрос. Мы не в каменном веке (хотя, если посмотреть вокруг, и не скажешь), даже пытки не нужны, есть "сыворотка правды". Не сомневаюсь, допрашивать всех членов банды нет никакого смысла, а вот в голове Кесседи и Коэна может храниться нечто интересное. И все же не могу ничего с собой поделать, думаю, что, что бы там ни знал Райан, к терактам оно отношения не имеет.
Но тогда возникает вопрос: зачем в банде Проклятых шпионы, зачем здесь я? Уж явно не из симпатии Коннери. Я здесь потому, что Коэн слишком мелкая сошка, он явно работает на "верхних", но полагать, что заказчик работает с ним напрямую, было бы наивно. Главаря до сих пор не повязали и не допросили, потому что уверены, что он сам знает только малую толику из того, что происходит. А значит, если арест и допрос таки допустить, он даст мало результатов, зато Коэн и Проклятые будут выведены из игры, и ниточки, тянущиеся к организатору терактов, оборвутся. Да, думаю, Коннери, руководствовался именно этим. Но ведь лучше порвать "нити", чем допустить новый теракт? СБ может не захотеть рисковать.
Сижу, обхватив колени руками, и кусаю губы. Мне нужно связаться с СБ. Срочно. Если они схватят Проклятых, мне, вряд ли, что-то грозит. Вернут в Нижний мир как отработанный материал. Может, даже не в тюрьму, куда меня должны были отправить за глаз Боба, а на другой завод. Так сказать, из благодарности за попытку помочь. Зато точно не увижу отца и вытащить его не смогу.
Мне нужно связаться с СБ и убедить их, что наше приближение к границе Верхнего мира ничем не грозит мирным жителям, и что я все держу под контролем. Ага, как же... Ну, ладно, что все вижу, за всем наблюдаю и точно успею дать знать, если нужно будет срочно устранять Коэна. Да, так правдоподобнее.
А как связаться с СБ? Питер сказал, что за нами будут следить, и он сам найдет способ со мной встретиться. Только кто сказал, что наша встреча не состоится уже после ареста Коэна? "А, а этого парня мы знаем. Привет, Кэм". Нет, так не пойдет.
Если главарь намерен подать условный знак своим "верхним", то что мешает мне сделать то же самое "моим"? Но что это должен быть за знак? Выложить из костров надпись на снегу: "Пит, подними свою задницу и срочно иди сюда"? СБ точно заметят, а заодно и Коэн, и остальные. И здравствуй, "пугало". Бр-р. Нет, знак должен быть заметен тем, кто следит за нами, но не тем, кто рядом.
Мне нужен фонарик, вот что!..
Моя блестящая мысль обрывается покашливанием совсем рядом. Вздрагиваю, поднимаю глаза. Райан стоит в дверном проеме, подпирая его плечом.
-- Фред требует тебя на аудиенцию.
Хмурюсь, силясь вернуться мыслями в реальность.
-- А ты, что, любимый паж королевы? -- огрызаюсь.
-- Поговори мне еще, -- голос Кесседи предельно серьезен. -- Он очень зол.
Поднимаюсь.
-- Комнат жалко?..
-- Кэм, -- обрывает.
Что ж, когда что-то делаешь, нужно быть готовым к последствиям. Мой маленький протест принес мне моральное удовлетворение, парочку умозаключений и одну блестящую идею, так что плата оправдана.
-- Я понял, -- киваю. -- Куда?
-- Комната справа от входа.
О, аудиенция по всем правилам, в отдельных покоях.
-- Угу, -- и собираюсь пройти мимо.
-- Пойти с тобой?
Моя нога замирает в воздухе, не успев совершить шаг до конца. Мне показалось? Он, что, серьезно? И голос такой... Участливый!
Мне становится не по себе.
Свожу в шутку:
-- Мы же договорились, ты вступишься, только если меня начнут убивать, -- в ответ ни подобия на улыбку. Вздыхаю, говорю откровенно: -- Мы оба знаем, что там будет. Свидетели унижения мне не нужны.
Райан кивает и отходит в сторону, пропуская. Прохожу, передергиваю плечами.
Кесседи, если ты так мастерски играешь, то это хуже ножа под ребра...
***
Коэн стоит, привалившись бедрами к подоконнику, руки скрещены на груди. На улице светло, а в помещении мрачно. Из-за контраста плохо вижу его лицо. Психологический прием, чтобы напугать? Но я не боюсь. Вот когда Райан предложил свою помощь и поддержку, меня пробрало, а гнев главаря -- нет, не страшно.
-- Кэмерон, -- произносит Коэн сквозь зубы.
Меня редко зовут полным именем. Так и хочется передразнить и ответить: "Фредерик". Но торможу себя. Нужно знать меру.
Молчу. Стою, вытянув руки по швам, и молчу. Он ударит, я знаю. Сейчас или чуть позже, но ударит. И если хочу выполнить задуманное, мне придется стерпеть.
-- Как это понимать? -- молчу. Пусть сам распинается. Мой расчет верен. Не получив от меня реакции, Коэн продолжает: -- Я не разрешал никому уходить от общего костра. Банда должна быть вместе, -- может еще в туалет вместе ходить? -- Один костер, одно помещение, это необходимо для безопасности и единства, -- теперь меня подмывает рассмеяться. О каком единстве ты говоришь, самокоронованный садист? У тебя единство только с собственным эго. -- Никто не должен самовольно уходить от остальных, не поставив меня в известность. Ну что же ты молчишь?! -- вдруг срывается на крик. Нервы-то у тебя, Коэн, ни к черту. -- Говори и объясняй!
А еще упади на колени и трижды стукни лбом об пол в покаянии. Ну-ну...
Разлепляю губы:
-- В следующий раз я обязательно спрошу.
-- В следующий?! -- взвизгивает Коэн. -- Мы говорили с тобой несколько раз. Я ясно сказал тебе, что требуется, чтобы быть в банде. Ты хорошо показал себя и, что, зазнался? -- он разъединяет руки и грозит пальцем. -- В банде есть четкие границы. И без согласования со мной ты не имеешь права ступить и шагу. Ты меня понял?
-- Понял, -- отвечаю равнодушно. Хорошо бы изобразить испуг, но настроение у меня сегодня отвратительное. Заканчивай свою речь, Коэн, и иди ко всем чертям.
Я этого жду, поэтому не удивляюсь. Не пытаюсь защититься. Главарь бьет по лицу. Слева в челюсть. Рука у него тяжелая. В глазах темнеет, падаю на пол на колени, как свежеспиленное дерево. Во рту вкус крови.
Жду, что Коэн прикажет вставать, как тогда Мышонку, чтобы ударить вновь. Но нет. Главарь просто подходит ближе, присаживается на корточки, чтобы его глаза были на одном уровне с моими.
-- Ты мне нравишься, Кэм, -- говорит приторно-добрым голосом, -- правда, нравишься. У тебя есть мозги и быстрая реакция, ты совершаешь нужные поступки в нужное время, -- Коэн протягивает руку и поднимает мое лицо за подбородок, дергаюсь от прикосновения. Кровь из моей разбитой губы течет по его пальцам, но главаря это не смущает. -- Ты хороший парень, Кэм, -- произносит, заглядывая в глаза, -- но ты должен помнить о границах. Если я говорю прыгать, ты прыгаешь, помнишь? Мне не нужны сюрпризы. Это ясно?
-- Предельно, -- разлепляю разбитые губы.
-- Вот и славно, -- Коэн убирает руку (о, блаженство!) и встает на ноги со свойственной ему кошечьей грацией. -- Без обид? -- и он подмигивает мне, на лице улыбка.
-- Без обид, -- повторяю эхом.
На этом Коэн уходит, остаюсь сидеть на коленях в пыльном, давно заброшенном помещении. По подбородку течет теплая струйка крови, подхватываю ее ладонью. Хорошо хоть нос не стал ломать, и зубы на месте. Появится кровоподтек, да губа будет несколько дней заживать и снова лопаться от движения. Ничего, проходили.
Ловлю себя на том, что ничего не чувствую. Ни обиды, ни злости. Мне наплевать.
Встаю и бреду к выходу, зажимая губу. Кровь долго не останавливается. У меня в рюкзаке, наверно, нет ни одной чистой тряпки, чтобы можно было зажать рану.
Выхожу в коридор.
-- Эй, Кэм, -- выныривает из темноты Мышонок, заставляя меня шарахнуться от неожиданности и удариться плечом о стену.
-- Ты чего пугаешь? -- шиплю, пытаясь не шевелить губами.
-- Вот, держи, -- протягивает мне кусок белой ткани и маленький бутылёк, -- Райан просил передать.
Я удивленно моргаю, а мальчишки уже и след простыл. Правильно, не стоит ему сейчас попадаться главарю на глаза в моей компании.
В коридоре темно, прохожу несколько метров, подхожу к окну. Рассматриваю то, что дал мне Мышь. В бутыльке спиртовой раствор. Все верно, помню, у Кесседи был в запасах спирт. Довелось увидеть, когда он зашивал Гвен.
Спирта в сосуде на донышке, но мне много и не надо. Выливаю содержимое на ткань и прикладываю к губе. Щиплет ужасно.
Так и сползаю спиной по стене на пол -- с пустым бутыльком в одной руке, а второй зажимаю разбитую губу.
Мне сейчас нужно поменьше говорить и не двигать губами, чтобы рана затянулась. Но не могу ничего с собой поделать. Сижу и улыбаюсь.