- Ам-нис-ти-я, Грейнджер, - произносит Малфой по старой детской привычке растягивая слова, - Если ты не знаешь, что это значит, спроси. Я так и быть поясню. Не за бесплатно, конечно, но ты ведь умная девочка, стремящаяся к знаниям. 
Гермиона удивленно рассматривает вальяжно развалившегося в кресле Драко, с трудом удерживая себя от желания произнести короткую формулу заклинания изгоняющего фантомы. Ну не может же быть Малфой настоящим! Только не здесь, в ее родном министерском кабинете, и не сейчас, когда все только началось налаживаться. 
- Это же от переутомления? - на грани слышимости бормочет она. Впервые, за все то время, на протяжение которого они были знакомы, Грейнжер смотрит на него с надеждой, удивляя не только его, но и себя саму.
И что-то такое есть в ее взгляде, что вместо очередной колкости с языка срывается совершенно нелепое предложение: 
- Может поужинаем? 
На этот раз скрыть эмоции у Гермионы не выходит и Драко спокойно читает на ее лице как в открытой книге: растерянность, шок, неверие и подозрительность. 
- Это шутка? - и столько в ее голосе эмоций, что он просто не может сказать ей правды. 
- Я разве похож на твоего клоуна-Уизли? - откровенная насмешка коробит, но мужчина не дает ей собраться с мыслями, буквально затыкая на пол-слове: - Так как насчет ужина, заучка-Грейнжер? 
Она молчит, пораженная его беспардонностью. 
- Я принимаю молчание - за согласие. Заберу тебя после работы. 
Вот так просто. Словно не он доводил ее все эти годы, ну и, конечно же, не он хотел убить Дамблдора.

Амнистия - очень субъективное понятие. Для одних - близкие, вернувшиеся домой, для других - враги, вырвавшиеся на свободу. Но для себя Гермиона решила: амнистия - это когда твой враг приглашает тебя на ужин, а ты не знаешь, что на это возразить.

 

 

"Бывало и похуже", - мысленно идентифицирует Малфой собственное состояние, раздраженно отмахиваясь от жены, пытавшейся сказать по-видимому нечто важное, но ему было на это плевать. Он наблюдал за другой женщиной. Той, обладание которой стало навязчивой идеей, не отпускающей его ни на минуту. Заучка-Грейнджер выросла настолько, что привела на платформу "девять и три четвертых" собственных детей - двоих морковно-рыжих Уизли, вызывавших раздражение уже тем, что как две капли воды были похожи на собственного отца. 

"Бывало и похуже", - как мантру начинает повторять он, едва рука Рона ложится на ее талию. Непонятная неправильная ревность затапливает сознание и если бы не Астория, предостерегающе сжавшая его ладонь практически до боли, он бы сорвался. И этого бы ни одна из них не простила. Руки рефлекторно сжимаются в кулаки, но ожидаемого облегчения этот жест не приносит. 

- Бывало и похуже, - произносит он вслух и отворачивается. Астория улыбаясь переплетает их пальцы. Возможно хотя бы сегодня ему все же удастся побыть нормальным мужем, несмотря на явный раздражитель, в лице Грейнджер со своим Уизли. 

Бывало и похуже.
Однозначно.

 

 

Малфой - лорд. Не милый принц из доброй детской сказки, а именно лорд. И это обязывает. С самого раннего детства из него воспитывали мужчину, наследника, который сможет возглавить семейство, став опорой не только семье, но и государству. На ряду со многими чрезвычайно важными вещами, в его голову вложили и один простой постулат: "Лорды не воруют - они забирают своё". 

Драко знает, воровство не пристало Лорду, но забывает об этом, когда, в тени одной из колонн танцевального зала, крадет с губ чужой жены поцелуй. 

Или все дело в том, что он просто считает ее своей?

 

 

- Бред! - подытоживает Гермиона, брезгливо откидывая очередную газету. - Как только они могут печатать такую грязь, о тех, кто рисковал ради них жизнью!.. - продолжает она в запале, но потом ловит его взгляд и давится очередной порцией проклятий в адрес газетчиков. 
Малфой самая неудачная кандидатура для собеседника, сейчас она осознает это особенно четко, ведь многих, чью честь она упорно отстаивает, он презирает. 
Однако, ему удается ее удивить, задав простой по своей сути вопрос:
- Это так важно для тебя? - Драко смотрит пристально, а она не может подобрать уместных слов, поэтому отделывается лишь скупым кивком. - Я понял. 

На следующее утро, когда она раскроет свежую газету, то не сможет сдержать радостного вздоха: эти глупые неуместные публикации прекратятся. 

Позже, при личной встрече, она поблагодарит его за понимание, а он по старой привычке отмахнется от приписанного геройства. Малфою было плевать на светлую память неудачников, замаравшихся во время войны, а на сплетни о них, что всплыли по прошествии нескольких лет, и подавно. 

Но он ценил Грейнджер, а значит был обязан вмешаться.
 

 

 

Карта сегодня не шла. 
Этот факт Драко осознал практически сразу, но, тем не менее, упрямо отказывался покидать игральный стол. 
И дело тут было не в азарте или надежде на скорую победу, просто он не привык отступаться, даже в таких мелочах. Особенно в таких мелочах.
- Не везет в картах - повезет в любви! - назидательно произносит Гойл, поднимая вверх указательный палец, - Не отчаивайся, Малфой. 
Он хочет добавить что-то еще, но затыкается, поймав насмешливый взгляд оппонента. 
Драко недовольно хмурится, вот уже который кон, к нему в руки приходит карта, с легкой подачи которой, рушится весь расклад. 
- Ладно, сдавай еще раз и заканчиваем на сегодня, - говорит он, наконец, все для себя решив. 
Грегори сгребает пластиковые прямоугольники в кучу, а затем нетерпеливо тасует, раскидывает по кучкам и выжидательно смотрит на своего школьного, хотелось бы думать, друга. 

Драко запрокидывает голову назад и как-то надрывно хохочет, а отсмеявшись - швыряет карточный веер на стол. 
Ему снова выпадает Дама. Рыжая*. 

_______________________________
*В фильмах волосы Гермионы иногда отсвечивают рыжиной.

 

 

Драко просыпается резко, словно выныривает из ледяной воды. Служебная машина подъедет к его дому ровно в семь, а значит он должен покинуть гостиничный номер в шесть сорок, чтобы успеть вовремя. Астория уверена - он задержался у Гойла, тот знает, что Драко с любовницей, но не ведает кто эта загадочная женщина и значит, будет прикрывать его до последнего. 
Гермионе с этим проще. На этой неделе Рон с детьми гостят в "Норе". В министерство она поедет прямо отсюда, когда часы покажут семь тридцать утра. 

Этот порядок нерушим и стабилен. 
И будет оставаться таким пока им удобно. 

Сейчас без десяти пять и Малфой недоумевает, какой черт дернул его проснутся, ведь на то, чтобы побыть вместе у них остались ничтожные полтора часа. Драко укрывает раскутавшуюся Грейнджер одеялом, ловя себя на мысли, о "чертовой грязнокровке", и закрывает глаза. Уже погружаясь в сон, он чувствует как она закидывает ногу ему на бедро и утыкается носом в ключицу. 

В их иррациональных неправильных отношениях никогда не было нежности, лишь одна пламенная страсть, замешенная на ненависти, но в такие моменты Драко понимает, что там есть еще кое-что. 

Например, забота.

 

 

В этот небольшой магазинчик ее занесло не иначе, чем чудом. Ведь даже точно зная, куда вы хотите прийти, осуществить задуманное в этом месте не так-то просто. Косой переулок и есть Косой переулок - удивляться здесь нечему. 

Гермиона и не удивлялась, принимая происходящее как должное. Просто толкнула дубовую дверь, поддавшуюся слишком легко, и слегка поморщилась от противно прогрохотавшего колокольчика, пригвозденного к притолоке. Прошла вдоль прилавка, проводя рукой рядом с расставленными на нем товарами: амулетами защищающими от хворей и злого глаза; артефактами с самыми разными свойствами; и просто магическими и не очень безделушками. Но лишь одна вещица из огромного ассортимента заинтересовала ее по-настоящему - совершенно не волшебная, она была создана маглами и внешне напоминала небольшую подзорную трубу. Калейдоскоп. Детская забава, так похожая на взрослую жизнь. 

Разноцветные стекляшки - события, хорошие и плохие. 
Разномастные узоры - люди, всегда неповторимые. 
Калейдоскоп - жизнь, радостная и горькая. 

Так и они с Малфоем умудрились разными путями прийти к точке пересечения - их личному "нулевому километру", чтобы потом разойтись. Вот только даже располагаясь параллельно, линии их жизней умудрились наслоится одна на другую.

- Я пожалуй куплю его, - Гермиона не вздрогнула, когда в попытке развлечься, хозяйка этой лавки бесшумно появилась у нее за спиной. 
- С вас три галлеона. 
- Вот, возьмите, - Грейнджер отсчитала монеты и ушла, чтобы никогда больше сюда не возвращаться. 

...Старая волшебница, хозяйка этой лавки, горько улыбнулась. Если эта уставшая запутавшаяся девочка поняла хоть часть из того, что она хотела ей сказать, значит она заслужила право пожить еще немного. 
- А ты как думаешь, пройдоха? - спросила она у питомца. 
Символично черный кот загадочно молчал: к проблемам магичек он был равнодушен.

Комментарий к части

Нулево́й киломе́тр - начальная точка отсчёта дорожных расстояний.
При́толока - верхняя горизонтальная перемычка в оконном или дверном проёме.

 

- О таких как ты не слагают легенды, - с трудом поборов стойкое желание швырнуть в оппонента толстый старинный гримуар, парирует она очередной словесный выпад. 
И Малфой с этим её заявлением даже соглашается. В книгах напишут о славной троице и главном враге всего мира - Том-Кого-Нельзя-Называть. А вот для Драко там места не будет, ну максимум пару строк, хулительных по смыслу. 
- Зато о нас напишут в учебниках истории, - уверенно заявляет он, с усмешкой наблюдая за такой приятной картиной как "Недоумевающая Грейнджер", и лишь спустя пару минут её задумчивого молчания, поясняет: - В тех, которые предназначены для будущих работников особых... структур. 
Теперь наступает ее очередь понимающе ухмыляться. Действительно, в определенных кругах фамильное имя "Малфой" еще долго будет нарицательным. 

Легендарными Малфоям уже не стать.
Однако, помнить их все же будут. 
И Драко это нравится.

 

 

Жуткая неловкость, то чувство, которое испытывает Гермиона, впервые попав на званный ужин. 
Она более чем уверена, что выглядит неимоверно глупо, стараясь уследить за каждым малейшим движением. 
Ещё и предательница-вилка слишком громко стучит о фарфор тарелки... Стоит ли тогда упоминать про задеревеневшие пальцы, отказывающиеся держать нож?
Когда после очередного крайне неловкого движения вилка, увлекаемая законом притяжения, падает на пол отличнице-Грейнжер хочется провалится под землю, ну или спрятаться под стол, но она остается неподвижна. 
Настроение портится окончательно, едва ей на глаза попадается Малфой. 
Насмешливо приподняв аристократичную бровь, он с брезгливым любопытством наблюдает за тем, как она будет выкручиваться из сложившейся ситуации. Гермиона больше чем уверена, что если бы рядом были Гойл и Крэбб, то они бы еще и пари заключили! 
В который раз, проклянув свою неуклюжесть, девушка обещает себе, что засядет за учебник этикета, чтобы соответствовать. 

Все же манеры - не ее сильная сторона. 
Однако, у Малфроя они безупречны.

 

 

Малфой не удивляется, когда во время очередной невозможной по определению встречи, она предлагает ему "прекратить весь этот абсурд и разойтись", ведь они "уже взрослые семейные люди". Он просто целует совсем не изменившуюся заучку-Грейнжер, вкладывая в этот поцелуй все то, что испытывают они оба: ярость, страсть, ненависть, злобу на самих себя и на этот гребанный мир, вогнавший их в рамки путем отсечения части души. И тогда ее принципы летят к черту, следом за пиджаком строгой министерской формы.

Гермиона гонит от себя образ милого родного Уизли, подарившего ей таких бесконечно любимых солнечных детей, но не смогшего стать катализатором. Рон - полная противоположность Драко. И даже мысль о том, что их, таких разных мужчин одной женщины, можно сравнить кажется ей кощунственной. Она уверяет себя, что этот-то раз точно последний и непременно с завтрашнего дня она начнет новую жизнь, в которой нахальному блондину не будет места. Гермиона из последних сил старается сопротивляться наваждению, но сдается, когда ладонь Драко накрывает ее грудь, а колено уверенно раздвигает ноги. 

Муж это ноша, которую она никогда не оставит. 
Точно такая же как и его жена. 
Они понимают это оба.

И от того каждое мгновение проведенное вместе на вес золота.

 

 

Он часто возвращается домой, когда часы уже показывают далеко за полночь. Работа - универсальное объяснение. Обычно, Астория уже спит, никогда его не дожидаясь, но сегодня она встречала его, сидя в кресле с идеально прямой спиной и бокалом чего-то темного из их бара, судорожно сжатом в пальцах. Малфою не нужно было использовать заклинания, чтобы понять одну простую вещь: его жена пьяна. Недостойное поведение для леди, и недопустимое - для его жены. Мужчина поморщился, заметив около ее ноги ополовиненную бутылку крепкого виски. 
- Кто она? - из-за выпитого, голос Астории звучит хрипло. - Та женщина, с которой ты мне изменяешь, - поясняет она, заметив его недоумение. Прекрасно сыгранное, стоит заметить. Он понял все как только вошел в гостиную и заметил свою супругу в непрезентабельном для Миссис Малфой виде. 
- Проспись, - за грубостью он старательно скрывает собственное замешательство, - я рад, что мой сын не может видеть тебя такой. - Тонкие аристократичные губы кривятся в презрительной усмешке, когда он окидывает ее взглядом. 

Астория зябко ежится, плотнее закутываясь в домашнюю трикотажную кофту. С каждой минутой она все больше уверена - затевать этот разговор было ошибкой. Молчать и во всем потакать мужу - участь женщин вступивших в семейство Малфоев.
Драко ослабляет галстук, а затем развернувшись на каблуках, уходит. С каждой минутой он все больше уверен - брать ее в жены было ошибкой. Жить с нелюбимыми женщинами - участь мужчин рожденных в семействе Малфоев. 

Они два таких похожих человека, хоть и не осознают этого. 
Извечные узники собственного статуса, обреченные быть вместе. 

Только у него есть возможность сбежать от опостылевшей жизни к другой, разогнавшей мрак в его душе собственным светом, а она обречена кусать подушку, лишь бы не зареветь в голос, когда он в забытье называет ее чужим именем, что камнем тянет ко дну их брак. 

"Гермиона".

 

 

Спать с женатым мужчиной - точно также как примерять чужое платье. Вроде и сшито оно словно под тебя - идеально ложиться на фигуру, и цвет глаз подчеркивает замечательно, да и слишком светлую кожу оттеняет ненавязчиво. Но вот чувствуешь: что-то не так, есть в этой идеалистической картине какой-то подвох! А присмотревшись по-внимательнее, невольно начинаешь замечать, и маленькие пятнышки у ворота, оставшиеся по неведомой причине не застиранными. И остаточный флер, от некогда использованных духов, режет ноздри столь остро, что не помогают даже кофейные зерна. Стоит ли говорить, про длинный русый волос бывшей владелицы, нахально зацепившийся за ткань?..

- Ну, что ты решила? - нетерпеливо интересуется Дженни, внимательно оглядывая Гермиону со всех сторон. - Как по тебе сшито!
- Знаешь, - Грейнджер проводит ладонями по бокам и на мгновенье прикрывает глаза, наслаждаясь ласковым скольжением, - оно замечательное, но я не могу его принять. 
- Почему? Мне оно все равно уже мало, - она кивает на свой заметно увеличившийся из-за беременности живот. 
- Во-первых, ты не вечно будешь такая, - выразительный взгляд на выдающуюся округлость. - Во-вторых, восхитительно оно смотрится только на тебе. 

Спать с женатым мужчиной - точно также как примерять чужое платье. 
Вот только от платья избавиться намного проще. 
 

 

Он дарит ей розы. В их личном уравнении одна запретная встреча его уверенной рукой приравнивается к насмешливо белому цветку. Неизменно снежно-невинному, вызывающему рвотный позыв одним своим видом - это их маленькая, практически семейная, традиция. Точно такая же, как пудинг на рождество: глупая, нелепая, но упорно существующая вот уже многие годы. 

Гренджер благодарно улыбается, с трудом удерживаясь от желания отшатнуться - словно перед ней не изысканная роза, а ядовитая змея, сокрытая иллюзией. 
Малфой продолжает покупать цветы, старательно делая вид, что не видит фальши в ее реакции, словно подобная наигранность естественна и не вызывает отторжения. 

Самообман - это тоже ритуал. 

...Однажды она не выдержит: с резким хрустом длинный стебель переломиться в пальцах и вместе с ним сломается привычная модель поведения - подлинные эмоции хлынут из под маски скованной благоразумности... 

Но это будет потом, а пока невинная снежная роза ложится поверх бесстыже смятых простыней, что бы быть найденной спустя пару тройку часов нерасторопной горничной. 

 

- Мы попадем в ад, - проводя по длинным темно-медовым прядям расческой, изрекает Грейнджер, - только там мы сможем искупить все это... - словно обрисовывая "это" она обводит рукой гостиничный номер. 
Драко с ней в корне не согласен. Он уверен: они уже в аду и этого не исправить. Слишком давно они пересекли гребанную точку невозврата и теперь у них только одна дорога - вперед, в не зависимости от того, что будет ждать их дальше. Однако, он лишь ухмыляется и в странной неуместной попытке её успокоить, произносит:
- Ты веришь в ад? - неприкрытая насмешка, которой сочится его голос, возвращает ее из невеселых мыслей в реальность к недорогой комнате, снятой на час, и бесстыже смятым простыням, напоминанием об измене лежащим на кровати. Но это странным образом помогает. Просто обыденного боишься куда меньше, чем неизвестности, а череда мотелей уже стала привычкой.
- Ты прав, - отложив расческу в строну она ладонью проводит вдоль лица, стряхивая наваждение.
Такая Гермиона привычна, поэтому он успокаивается, быстрым движением стягивая с бедер полотенце. 

Они из тех несчастных, кто обречен сгорать.
Прижизненно.

 

 

- Разрешите пригласить вас на танец, моя леди, - произносит он полушепотом, а она в глаза его смотрит как зачарованная и молчит. Подавляет его взгляд. Что не говори, подавляет, даже сейчас. А еще дурманит, особенно когда он вот так смотрит - не пошло, но порочно. По-дьявольски. 

И не важно, что на ней не бальное платье из темно-зеленого муслина, то, которое она ни за что не наденет для милого домашнего Рона, а условно-белая простыня. Да и спутанные каштановые пряди, меньше всего напоминают элегантную прическу. Изрядно помятый Малфой тоже на прекрасного принца сейчас не тянет, скорее на разбойника. Но он и не принц вовсе, а так... Лорд. Странно, но последняя мысль звучит как грязное ругательство и от этого становиться гораздо слаще. 

Гермиона слишком долго боялась признаться себе самой, что все это ей нравиться. И такой неправильный Малфой, и этот номер, и даже никакие не белые простыни. Она делает реверанс и смело протягивает ему свою ладошку. 

Происходящее кажется правильным.

 

 

Малфой знал, что она всегда будет принадлежать другому. Будет чужой. И не на миг не забывал об этой вселенской несправедливости или все же... справедливости? Ведь нет способа лучше наказать мужчину за его поступки, чем дать сначала почувствовать каково это, когда твоя женщина рядом, а потом отнять это ощущение, заполнив пустоту болезненными картинками, на которых она с другим. Не просто с мифическим незнакомцем, а с жалким Уизли. 

Он понимал это даже тогда, когда весь израненный завалился к ней в дом и возблагодарил судьбу, поняв, что она там одна. Малфой пришел к ней за помощью - как мог прийти только к равной, не по магической силе и рождению, но по внутреннему стержню. Встревоженная поздним визитом, с взлохмаченными волосами и слегка помятым со сна лицом, Гермиона с порога кинулась к нему, проворно втащив в холл.

Намного позже, когда раны были обработаны, а придающий сил и ускоряющий регенерацию травяной сбор был заварен, он понял одну простую вещь:
Всегда такая бесконечно чужая... но для него она была роднее многих.

 

 

У Малфоя на теле множество шрамов. Одни, вечной памятью об отце, рассекают спину; иные - постоянное напоминание о ошибках, которое оставили ему щедрые учителя. Она проводит вдоль них подушечками пальцев: легко-легко, практически не касаясь, а потом зацеловывает каждый миллиметр, в попытке, если и не стереть тягостные воспоминания, то хотя бы отвлечь его от них. 

У Грейнжер тоже есть шрамы. Некрасивые. Безобразные. Отталкивающие. Они образовались в местах разрывов, тех самых, с помощью которых, были отсечены кусочки души. За каждым скрывается имя. Образ. Воспоминание. Драко ненавидит все до одного и даже не пытается заласкать. Просто знает - бесполезно. 

Как бы им обоим этого не хотелось - прошлого не изменить. 
И маховик времени здесь не помощник.

 

 

Малфой был антидотом. Ее личным противоядием от опостылевших будней и это пугало. Лекарством, которое вызывало привыкание, и страшный неправильный вопрос против воли срывался с губ стоном боли: что будет с ней когда он исчезнет? Ответа у Грейнджер не было, в отличии от уверенности - так просто соскочить не выйдет. 

Малфой был ядом. Ее личным ядом, что с упоением, словно мягкие ткани отравленного податливого тела, разрушал размеренную жизнь образцовой матери шумного семейства, разлагая, сложившийся за многие годы бесперебойной рутины, уклад. Такое непривычное ощущение бессилия претило. Но... Грейнджер опустила руки: усталость брала свое и сражаться с самой собой, в нелепой попытке избавится от зависимости, не было ни сил, ни желания. 

Малфой был. И этого уже не исправишь. Грейнджер отравлена им и их тайными встречами. Она чувствует как тягуче-медленно отрава распространяется по телу - от сердца к конечностям, но ей остается только смирится и покорно ждать физической смерти, изображая из себя эмоционально живую. Малфой действительно был в ее жизни. 

Гермионе остается только принять, что "был" - это прошедшее время. 

А прошлое принято отпускать.