- Я не хочу... я правда не хочу. Давай, пожалуйста, вернемся домой...
У нее были яркие голубые глаза, и она смотрела на него с надеждой - Олег, да разве нам такое нужно, да разве ты со мной так поступишь, да разве ты - убийца? Он тоже смотрел - сосредоточенно и холодно. У него глаза были карие, и в них отражался одинокий оранжевый огонек свечи.
- Олег, мы не имеем на это права, - убеждала Кристина. - Мы люди... новые люди, и мы должны задумываться - хоть немного задумываться! - о тех, кто будет жить на этой планете после нас. Мы должны задумываться о своих детях... и еще о внуках, ты понимаешь? Их пока что нет, но они появятся, мы первоисточники, мы... не должны заканчиваться вот так. Олег, пожалуйста...
Тем не менее, она была покорна. Он умел делать так, чтобы люди становились покорными - и поэтому она сидела на краешке холодного алтаря, поэтому она шептала: хватит, перестань, ты-не-должен; но она была неподвижна, она от него не убегала, и он думал: ну да, все верно, ты послужишь первоисточником, ты ни в чем не допустила ошибки. Максимум - тебе не стоило со мной связываться, но я же такой таинственный, такой интересный, что устоять было выше твоих сил...
Он улыбнулся и сел рядом с ней. Она тут же подалась к нему - доверчиво и невероятно нежно, ни на секунду не замолкая; он смутился, а потом сообразил: это испытание. Меня испытывают запахом ее тела, меня испытывают ее голосом, и соприкосновениями наших рук; у нее такие теплые и такие крохотные ладони.
Он криво усмехнулся и поцеловал ее в щеку; он видел в ней океаны и видел великолепные сады, он видел в ней бесконечные пустыни - и видел солнце. Он любил ее... он очень ее любил, и это идеально вписывалось в условия ритуала: принеси мне самое важное. Принеси мне самое драгоценное, что у тебя есть - а взамен...
- Ты мое все... - пробормотал он, и она прижалась к нему, как будто в поисках защиты. - Ты мой мир. И поскольку ты мой мир, ты сегодня умрешь...
Она дернулась. Она не поверила; пламя танцевало на промасленных фитилях, периодически вспыхивая зеленым. Пламя здоровалось: отец, доброй тебе ночи, неужели мы наконец-то соединимся, неужели ты наконец-то меня используешь? Олег наблюдал за ним с явным удовольствием и едва заметно кивал: да... наконец-то. Прямо сейчас.
У него был простуженный хрипловатый голос. Она слушала, замерев; он подумал: это вежливо, какая ты умница; ты высказала мне все, а теперь моя очередь...
Зеленые отблески ложились на его худое лицо, на его тонкие губы и на его шрамы; он по-прежнему улыбался:
- Я знал... еще задолго до того, как научился говорить - я знал, кто я такой. Но мне отказали в помощи - и поэтому ты здесь, ты мое лекарство, ты меня разбудишь... меня - и мою магию. Не сопротивляйся, Тина... это все равно бесполезно.
В первом полицейском отделении царил хаос. Виртуальные окна пламенели карминовыми шкалами: полотно не выдерживает, уцелевшие города ходят ходуном, за ночь служба спасения зафиксировала шестнадцать землетрясений, а над Маковым Краем лопнули небеса - и люди были вынуждены активировать спасательный купол, и сидят в нем, как в мыльном пузыре, ожидая спасения. Кошмар, подумал капитан Титов, и ему очень захотелось домой.
- Женя, собирай наших, - скомандовал он, не успев даже заглянуть в рабочий кабинет. - У нас код восемнадцать... курс на Западное Святилище. Я зайду к майору, и потом со свежими новостями - к вам. И еще... - он поймал своего подчиненного за локоть. - Я вам шеи сверну, если вы будете курить в салоне.
По коридору носились перепуганные секретари, в кабинете майора было темно и пусто; майор сидел на подоконнике у подножия лестницы, любовался блеклым золотым сиянием уличных фонарей и пил; капитан Титов на секунду остолбенел, а потом выдавил:
- Разрешите... к вам обратиться?
- Угу, - едва различимо отозвался майор. - Что у тебя, Игорь?
Капитан Титов замялся. Это некорректно, подумал он, это с моей стороны плохо - но по-другому я не умею.
- А у вас?
Майор помедлил.
- А у меня Искристая Гавань, - сказал он. - Мегаполис. Там жила моя дочь, и там... тряхануло по десятибалльной. Дома - в обломки... а выживших нет.
У капитана Титова пересохло во рту. Он подумал: мой-то ребенок тут, недалеко от меня, чтобы в случае беды я успел за ним вернуться. А Искристая Гавань... это полтора дня пути от нашего отделения.
- Она училась, - пояснил майор. - В технологическом колледже. Она говорила: отец, я буду создавать роботов... магия недоступна, магия спит - и в то же время вот магия, ее затянуло под крепежи, она под корпусом, она в камерах и в процессоре, она в параметрах, она... да. - Майор усмехнулся. - Игорь... известно, что код восемнадцать - некромант. И поэтому смерть... поэтому стихийные бедствия. Он зеленый, он себя недооценивает... и недооценивает свой дар. Он дурак, он поплатится, даже если мы его не найдем.
- В каком смысле?
Фонари погасли. Над катерами, готовыми к отлету, нависло блеклое розовое небо - оно пыталось вытащить солнце из океана, а океан почему-то не отпускал.
- В таком... шутка, - неискренне ответил майор. - До свидания, Игорь - иначе ты опоздаешь.
- Чего так долго? - мрачно осведомился Женя, перезапуская двигатели. Ходовая часть катера завыла и застонала, как привидение; Женя потянул штурвал на себя, и под обшивкой пола оглушительно лязгнули стыковочные узлы.
Приблизились пушистые облака и черные пятна выходов. Женя старательно их избегал - если бы с полотном все было в порядке, они вели бы в космос, но полотно разваливалось - и космоса не было.
- Майор был немного не в себе, - поделился капитан Титов. - Или наоборот: немного в себе. Спасибо, что вы не курили.
- Пожалуйста, - пробормотал Женя. - Капитан... через пять минут высадка. Будут какие-нибудь приказы?
Игорь задумался.
Западное Святилище поблескивало на карте - одинокий алый огонек; капитан Титов смотрел на него и кусал губы. Некромант... повелитель мертвых. Повелитель демонов, если не повезет; интересно, чем он занимается - и в курсе ли он, что на него охотятся пятеро полицейских?
- Возьмите гранаты, - попросил мужчина. - И винтовки. У меня пока что нет идей, ориентироваться будем на месте... он опасен. Индекс: четыреста восемь, плюс ядовитое излучение... и это у алтаря, а он ведь наверняка ушел. Можно редактировать до ровных пятисот. Как будешь выходить - маякни командованию, пускай оформляют нужные бумаги.
- Угу, - согласился Женя. - Две минуты. Садиться будем на песок.
Артем, Никита и Сергей что-то обсуждали у запертого шлюза; гранат у них было - по три штуки на человека. Капитан Титов сдержанно с ними поздоровался; они заулыбались - насквозь фальшивыми улыбками.
Игорь подошел к иллюминатору. За иллюминатором была пустыня, а в пустыне - пышная зелень оазисов; Западное Святилище - белоснежный замок со шпилями и башнями - высилось над барханами, как надгробие.
Воспаленными красными глазами он смотрел на восходящее солнце. Оно выкрасило тучи в киноварь, и оно было отвратительное; он подумал: вот бы накинуть на голову капюшон, вот бы спрятаться от этого палящего света, я не нуждаюсь в нем, я превосходно вижу и в темноте.
Солнце подарило пустыне краски, но ему эти краски были без надобности. Он думал: вот бы все вокруг стало монохромным, к чему эта яркость, к чему это праздничное великолепие; а впрочем, у меня сегодня праздник. Я победил, и я - проснувшаяся магия, во мне живут заклятия и отголоски чужих судеб, а еще...
Во мне живут мертвые. Они ворочаются во сне; они называют меня хозяином, и если я потребую - они покинут свои могилы. Они пойдут за мной - колоссальное неуязвимое войско, они поддержат меня, они обеспечат меня силой; он почему-то всхлипнул и осел на разогретый солнцем рыжий песок.
Ему показалось, что Кристина жива и следит за ним с порога Святилища; он обернулся, а на пороге никого не было. Там радостно - не хуже огоньков на свечных фитилях - танцевали раскаленные белые лучи; солнце продолжало ползти наверх, расталкивая тучи. Он подумал: полчаса, и они станут пушистыми облаками - нет, они станут бесформенными клочьями бесполезного для магии тумана, а мне надо отыскать что-нибудь полезное, что-нибудь питательное - что-нибудь питательное, повторил он сам за собой - и всхлипнул опять.
Магия была прекрасна. И была беспомощна, как ребенок; она умоляла: покорми меня, и он оглядывался по безучастной пустыне, прикидывая: чем? Ей понравилась далекая городская стена; он моргнул - стена была миражом, и магия взвыла: какого Дьявола?
Он поднялся и двинулся к своему катеру. Он запустил двигатели и потянул на себя штурвал; катер словно бы оттолкнулся от рыжего песка и полетел - железная птица у неба в животе.
Ему вспоминалась Кристина - как она встречала его у ворот Университета, как он рассказывал ей о своих мнимых достижениях, а она едва не лопалась от восторга - ну до чего же ты умен! О да, он был умен. И всей душой ненавидел Техногенный Век, ненавидел роботов с их продвинутыми искинами, ненавидел компьютеры и ненавидел, черт возьми, катера; он мечтал о сказке, о чуде, и вот - какое счастье! - он ее получил.
Кристине следовало сказать: ты молодец. Ты храбрый, ты настойчивый, и ты маг - первый за четыре столетия. Но Кристина сказала: я не хочу умирать; она как будто лежала, распластанная, у него под ботинками, и подошвы упирались в ее тошнотворно мягкий живот - мертвецам положено разлагаться... это закон, а я, в отличие от тебя, никогда не нарушала законы.
Он кривился и отворачивался. Мертвая Кристина была ему не интересна; она его пугала, и он бы с удовольствием от нее избавился - если бы знал, как.
Выбраться на поверхность было невозможно, и он решил обойти подземные тоннели - поначалу его преследовали неудачи, а потом он вышел к изуродованной станции метро. Он поднялся по уцелевшей лестнице и зафиксировал: вот мой город, нет - вот его руины, а вот океан, а вот луна - о, я так боялся, что больше не увижу луну, я так боялся, что мне больше не достанется ни единого глотка воздуха, но я дышу - пускай даже искусственными легкими. Я обрабатываю воздух, как информацию: содержание, ой, сколько в нем лишнего, и никак не почистить - я маленький глупый робот; но, кажется, до того, как стать маленьким глупым роботом, я был кем-то еще.
Капитан Титов остановился у двери, похлопал по карманам - нитки есть, иглы есть, нормально; Сергей показал ему старомодную бензиновую зажигалку, и он кивнул: хорошо. Авось проклятый дым до моего носа не доберется.
Старому Святилищу до лампочки была жара, и оно сохраняло неизменный холод; приборы показывали -3 по шкале Цельсия. Тот, кто разбудил свою магию, зажег в холле свечи, и они до сих пор освещали мраморные колонны, постаменты со странными глиняными скульптурами и серебряную сеть паутины под сводами потолка.
Сергей курил, заинтригованно изучая скульптуры. Женщины и мужчины, дети и старики стояли на украшенных позолотой камнях, и у них у всех были одинаковые оплавленные лица; кожа, словно потеки воска, словно они вот-вот станут лужей. Отличное зрелище, подумал Сергей, как раз под сигарету - без нее перенести эту гадость мне было бы сложнее.
В ритуальном зале свечи не горели. Не было жертвы, не было никаких следов использования магии - кроме черного пятна под алтарем; дыра в полотне, подумал капитан Титов, выход из мира живых - к тем, кого живые навсегда потеряли.
- Безопасно, - констатировал Сергей. - Ловушек нет. Он бесхитростный... или до него не доходили слухи о полицейских патрулях.
Игорь кивнул:
- Прекрасно, если не доходили.
Нитки путались - бесцветные шерстяные нитки; в Академии убеждали: эта гадость ни на что не реагирует, ей непременно подавай шерсть, и непременно бесцветную. Зашивайте аккуратно - и ни в коем случае не прикасайтесь к черному пятну; капитан Титов зашивал, а Сергей наблюдал за его действиями, нервно щелкая своей бензиновой зажигалкой. Одна осечка, размышлял он, и мы погибнем - а с нами, вероятно, погибнет и этот проклятый замок; не дергайтесь, капитан. Сохраняйте спокойствие. Сохраняйте гребаное ледяное спокойствие - у меня дома жена и дети, и больная мать, и ей необходима моя забота...
Капитан Титов собрал нитки в узел. Пятно исчезло, покалеченная материя медленно, страшно медленно заживала; Сергея скрутил болезненный приступ тошноты. Он подумал: мы в чьей-то утробе, мы гребаные паразиты; покалеченная материя разгладилась и застыла.
Сергей выдохнул и вытащил из помятой пачки новую сигарету.
- Капитан, - предложил он, - вы не будете?..
- Нет, - отмахнулся Игорь. - Спасибо.
Мама была занята - на экране ее ноутбука сменялись цифры и позиции, она составляла очередную бесполезную ведомость; она не обратила на Олега внимания, и он заперся у себя в комнате. Он вроде бы хотел спать, но сон все никак не шел; поэтому он просто лежал на пуховых подушках и прикидывал, как ему теперь быть.
Магия предостерегала: ты в опасности. Магия предостерегала из последних сил; она была голодная, а он понятия не имел, как ей помочь. Он поужинал сам, но ей не подходила человеческая еда; а снаружи повсюду было чертово солнце, и он думал: вот бы поскорее полночь. Вот бы звезды, вот бы уличные фонари, вот бы 00:15 на часах; и я стою у ворот кладбища, как на сцене, и пожилой смотритель задает мне вопрос: молодой человек, а какого, собственно, Дьявола вы тут забыли? Я отвечаю: голодного, а ну-ка уйди с дороги - и его размазывает по асфальту, как масло по хлебу: ароматный свежий бутерброд...
Меня вывернет, подумал Олег. Еще секунда - и меня вывернет.
Она долго сидела за компьютером; у нее болела спина, а на экране были графики и таблицы, уравнения и алгоритмы - она копалась в них, как в сундуке с сокровищами, и на ее губах цвела торжествующая улыбка. Остывал чай, из жалости принесенный коллегами-студентами, а рядом с чашкой валялся разряженный телефон; кажется, недавно она беседовала с подругой, но подруга заявила, что боится подземных тоннелей и познакомится с Free-8 попозже.
Угу, думала она, перебирая установленные функции. Попозже тебе не с кем будет знакомиться - и некому звонить, потому что я не намерена сдаваться.
Free-8 громоздился в углу - консервная банка с ногами и руками, с крохотной приплюснутой головой и единственным карминовым глазом; он внимательно следил за своей хозяйкой. Она была очень бледная, а еще у нее не было шансов. У нее не было абсолютно никаких шансов.
- Мы не в том положении, - мягко произнесла она, - чтобы откладывать. По крайней мере, я не в том положении. Ну-ка, Free-8, как меня зовут?
- Елизавета Стоцкая, - доложил робот. - Тебе шестнадцать лет. Ты дочь майора Владислава Стоцкого, который находится в первом полицейском отделении Западного Мрака. Моя обязанность - доставить тебя к отцу, в любом виде, даже если ты станешь цифровыми сведениями. Елизавета, - робот окликнул ее потрясающе вежливо, не то, что коллеги-студенты: Лизка, Лиза, Лизок! - Ты хочешь стать цифровыми сведениями?
Он был очаровательным, этот робот, и она подумала: превосходно. Моя цель достигнута, и я не оборвусь, как недописанная кем-то книга. Моя болезнь меня не оборвет.
Она улыбнулась:
- Я хочу стать тобой. Потому что если я стану тобой, я буду жить вечно.
Его магия была - космос, и он падал, натыкаясь на звезды и разбиваясь о луны; он уклонялся от астероидов и погружался в туманности, а космос гудел - размеренно гудел миллиардами человеческих голосов.
Приходи поскорее. Ты мой воздух. Ты мое все. Ты мой самый любимый - ты моя самая любимая.
Включите, пожалуйста, кто-нибудь свет. Я боюсь темноты, а под землей неуютно и тесно. Что высекли на моем надгробии? Почему такая глупая эпитафия? Я не умер, я здесь, я вот он - я наблюдаю за вами из черных пятен, я - суть незашитого разлома, и вы можете меня выпустить. Правда, если вы это сделаете, я буду вашим слугой, я буду вашим верным слугой; но это ведь не минус, вам не помешает слуга, тем более - способный разорвать на кусочки тех, кто вынуждает вас испытывать ненависть.
Я тебя люблю, ты меня спас - или ты меня спасла. Я буду с тобой. До последнего. Я буду с тобой - в этом мире и в следующем, и после него, - я тебе клянусь.
Пожалуйста, подумал Олег, пожалуйста, замолчите - я не вынесу, для меня это непомерно тяжело. Вы мертвые - вам не положено ненавидеть и не положено любить, вам положено спать - так спите и смотрите свои сны, как фильмы, и не лезьте в мою голову, это моя голова, и она вам не принадлежит.
Ты уверен? - уточняла его магия. И напоминала: я голодная, покорми...
Он очнулся у ворот кладбища. Он подумал о свежих бутербродах - но асфальт у него под ботинками был чистый и сухой. Кладбище никак не охранялось; его магия выбрала самый подходящий момент, и распахнутые ворота словно бы скалились жизнерадостной улыбкой: ну же, входи, юный некромант, не стесняйся, без тебя у моих жителей было так мало развлечений, а с тобой будет наконец-то по горло - ты ведь не подведешь?
Он сглотнул. В детстве он иррационально боялся кладбищ - или нет, вернее: он думал, что боится их иррационально. Мама объясняла: мертвые ни о чем не жалеют и ни на кого не злятся, их, по сути, вообще нет в этих могилах, там сохранились разве что пылинки - погибший человек постепенно исчезает, а они покоятся под этой землей вот уже сорок лет, и за сорок лет...
Угу, сказал себе Олег. Они покоятся. Еще как - и стелется, и стелется, и стелется хриплое хищное бормотание над коваными оградами и деревянными крестами: освободи, некромант... выпусти. Позволь еще раз полюбоваться ночными небесами - или тебе жалко?..
Там черные пятна, оправдывался он. Там выходы. С тех пор, как вы умерли, наш с вами общий дом необратимо изменился - и, говорят, его подтачивала магия, а ведь многие из вас владели магией наравне со мной, вы были некромантами и заклинателями, вы были несоизмеримо талантливее и ярче нынешних моих сородичей-людей.
Глупенький, шепнули ему погибшие. Глупенький, а ты заглядывал в эти пятна, а ты заглядывал в эти выходы - мы стоим за ними, мы их привратники и одновременно узники. Ты включи воображение - и представь, что тебя нарисовали гуашью на бумаге, ты картинка, ты валяешься на какой-нибудь полке и покрываешься пылью, выцветаешь, выгораешь, тускнеешь... точно так же и с нашим миром. Его создали не всерьез, и мы в нем банально не поместились.
Олег шел по кладбищу, прислушиваясь и наслаждаясь. Ну вот, обезоруживающе улыбнулась его магия. Ну вот, а ты беспокоился, а ты отнекивался - не пойдем, и хоть разорвись... они хорошие. Они искренние и честные - они куда честнее живых.
И они действительно будут тебе служить, если ты не откажешь им в этом праве. Они будут твоими друзьями и последователями, твоими верными воинами, твоими учителями... ты, главное, не тормози. Дело за малым - они рядом с тобой, тебе достаточно их позвать - и они появятся...
Мы первоисточники, бормотала Кристина. Их-пока-нет.
Черные пятна были - тени за спинами у звезд. Олег зажмурился, и магия подсказала ему: подними руки - ладонями вверх, умница, - и выпрямься, ты же некромант, а не куча мусора. Отпусти меня, и я полечу - я полечу, как эхо твоего голоса, и мы вывернем кладбище наизнанку, мы будем эпицентром заклятия - повторяй за мной...
Он повторял; он был человеком - и одновременно уже не был, и собственное тело показалось ему тюрьмой, показалось ему... могилой, из которой надо непременно вылезти.
- ...и отныне... я рассвет и закат, - цитировал он, - я океан и пустыня, я - ваш повелитель, ваш хозяин, ваш господин...
И еще я был прав, отрешенно подумал Олег. В день, когда я сделал человека подарком заброшенному святилищу... я был прав.
- Госпожа Руднева? Меня зовут Игорь, капитан Игорь Титов, - он показал ей свое удостоверение. - Госпожа Руднева, я хотел бы кое-что обсудить с вашим сыном.
- Его нет, - негромко ответила женщина.
У нее были воспаленные измученные глаза. Она предложила капитану Титову осмотреть ее дом, и он осмотрел - захламленные пыльные комнаты, горы немытой посуды, и повсюду - нитки для вышивания, белые или бежевые ткани, цветные схемы - красиво получится, если госпожа Руднева за них все-таки возьмется...
- Когда он был дома в последний раз? - поинтересовался Игорь.
Женщина задумалась.
- Позавчера, кажется... или вчера. Понимаете, у меня отчет, а у него лекции, и мы оба заняты, мы даже толком не разговариваем...
Прекрасно, подумал он и кивнул: да, я понимаю. У меня такая обязанность: понимать.
На каминной полке стояли фотографии - госпожа Руднева и высокий худой мужчина, вероятно, ее муж. Они вдвоем в парке аттракционов, они в ресторане, они у океанского побережья. Но детских фотографий не было, как если бы эта женщина не любила своего сына, как если бы она считала его бузой - или как если бы она в нем разочаровалась.
- Сообщите нам, когда... если он вернется. И спасибо за помощь следствию, - поблагодарил капитан Титов.
Женщина помедлила. Женщина замялась, а потом поймала полицейского за манжету рукава:
- Погодите... в чем его подозревают?
Это был какой-то особенный мир - или нет, какой-то обособленный; его спутники двигались беззвучно, его спутники рассказывали ему о своих жизнях, о том, как познавали и как учились управлять магией; они укоризненно качали раздутыми жуткими головами: ты, повелитель, танцуешь под ее дудку. Она играет какую-то свою партию, а ты стараешься не допустить резонанса - но, поверь, этот резонанс тебе необходим. Ты должен быть выше, быть искуснее, быть больше - затмить собой закаты и рассветы, о которых ты упоминал, затмить собой пустыню и обитаемые города. Кстати о городах: ты не будешь против, если...
Он был слепым, а они были его поводырями. Они вели его - сквозь ослепительные краски, опять - мимо звезд и мимо астероидов, погружаясь в туманности и выныривая, чтобы мимолетно вдохнуть. Они дышали хрипло и жадно - дышали едва-едва восстановленными легкими, не живые и не мертвые - они были вне этих дурацких понятий.
Не быть, размышлял Олег, пока они устраивали шумные праздники и допоздна бегали по улицам, раздобывая мясо и вино. Ни тем, ни другим - потому что превосходишь то и другое.
Он пил и ел, и на душе у него было невероятно светло. Он как будто зафиксировал там бесконечное весеннее утро - и поселился в нем, напрочь забыв о всяких там Университетах и о всяких там родителях. Но, кстати об этом...
Один из его учителей был до странности на него похож. Худой и высокий, он сидел по правую руку от своего создателя - и периодически грустно поглядывал на запад; поглядывал туда, откуда они ушли.
Артем сидел в обитом кожей кресле, как на иголках; ему не нравился этот дом. Ему не нравилась комната предполагаемого некроманта, ему в целом не нравилась история, в которую он ввязался; он бы немедленно сбежал из команды капитана Титова, если бы у него был выбор. Женщина - красивая, но угрюмая женщина лет сорока пяти, госпожа Инна Руднева, - беседовала с капитаном Титовым о своем ребенке; он задавал ей вопросы, а она кусала губы и хмурилась; у нее были короткие иссиня-черные волосы без малейшего намека на седину.
- Он с раннего детства... мечтал о магии. Я покупала ему игрушечных солдатиков - таких, знаете, из пластика, в темноте нечаянно на них наступишь - раздавишь... А он их выстраивал - насколько хватало, вот здесь, в углу, и хвастался: мама, это мое непобедимое войско, непобедимое, потому что мертвое, кто же одолеет мертвых...
Цепочка выстраивалась медленно и мучительно. Госпожу Кристину Полякову никто не видел с позавчерашнего полудня; она была девушкой господина Олега Руднева. Какая неудача, думал капитан Титов, какое печальное совпадение; вот бы отыскать этого гребаного некроманта, вот бы как следует его допросить, вот бы не казнить его сразу - а казнить понемногу, заставить мучиться, заставить расплатиться; стоп, тут же одергивал он себя. Я полицейский, и мне нужно... мне нужно быть беспристрастным.
- Я пыталась объяснить ему... так, чтобы он понял. Я пыталась объяснить, что мертвых нельзя тревожить, что они отдыхают, они устали, что им не до нас. Он обижался... он ревел, он говорил: ты плохая, ты дура, ты во всем ошибаешься... потом он остепенился. Как и все, это же нормально - вот вы, капитан, вы в детстве не тянулись к своему настоящему "я", к тому, что у вас отобрали, что могло бы сделать вас великим? Вам не чудилось, что вы неполноценный, что вы осколок, что вы... как бы это сказать... чашка, вас уронили, а поднимать и склеивать не спешат?
- Поднимать и склеивать запрещено, - отозвался Игорь. - Естественно, меня тянуло, но мои родители совладали с этой тягой.
- А я создавала големов, - очень тихо призналась госпожа Руднева. - Когда была еще девочкой... и играла в песочнице. Я думаю, он это унаследовал... унаследовал мою непокорность.
Нам пора, подумал капитан Титов. Мы опаздываем. У меня такое чувство, что мы опаздываем - но я продолжаю сидеть и вникать в причуды господина Олега Руднева, и мне вспоминается, как я был огнем, как я угасал и как я загорался - и как во мне это убили, и как до меня дошло, что я ненавижу запах дыма. Любого дыма, не только сигаретного.
У Артема под мочкой уха поблескивала полицейская клипса. Он был сейчас приемником, он отслеживал сигналы - и в затянувшейся глухой тишине выдал:
Робот шел мимо развороченных кладбищ и мимо развороченных городов. У него было ужасное настроение; а что, размышлял он, если я иду напрасно, если Западным Мраком тоже завладели мертвые, если они шастают под городскими стенами, охраняя захваченную территорию? Что, если я несу Елизавету Стоцкую - в виде цифровой информации - к смерти, что, если я облажался, и моя миссия не будет выполнена?
Он шел, и черный песок поскрипывал под его железными стопами. Пустыня вздрагивала и стонала, пустыня расслаивалась и делилась: в ней было как минимум два обитаемых измерения. В одном жили дикие племена в своих неказистых каменных крепостях и еще кочевники - а в другом жил человек, владеющий магией, и этот человек видел не то, что происходило в реальности - а то, что ему хотелось видеть.
Елизавета Стоцкая сказала, что было бы неплохо ему помочь, но робот не согласился. Таким не помогают, возразил он. Такие не принимают помощь.
- ...и огромные человеческие жертвы.
Лицо у госпожи Рудневой было белое, как сметана. Молоденькая ведущая говорила "неизвестный маг" - и говорила, что "полиция отмалчивается"; Игорь слушал ее бесстрастно, а его спутник хлопал себя по карманам в поисках сигарет.
- Он идет по миру, уничтожая все на своем пути, скармливая своим солдатам жителей захваченных городов и расшатывая полотно - отсюда наводнения и смерчи, отсюда кислотные дожди, отсюда аварии на промышленных очистных сооружениях и аварии с выбросом биологически опасных веществ. А тем временем на юге...
Капитан Титов отобрал у госпожи Рудневой пульт и выключил телевизор. Она посмотрела на него с отчаянием:
- Капитан, а может... может ли быть, что вы не правы, и все это делает не Олег?
- Капитан, я покурю? - невозмутимо вмешался Артем.
Игорь тяжело вздохнул.
- Покури, - согласился он. - И... нет, госпожа Руднева. Не может... извините.
Они были Смертью, Болезнью, Голодом и Войной; по крайней мере, так думала его магия. Он спал, и она рисовала для него сны: посмотри, мы с тобой скитаемся по черной пустыне; тут раньше были сады и фонтаны, тут были переполненные людьми площади, соборы и замки. Они были, пока была я; а потом от меня отреклись, меня выбросили - и все это умерло, и все это вычеркнули из летописей. Посмотри: тут жили принцессы и принцы, тут жили королевы и короли; золото лилось рекой, никто ни в чем не нуждался, и праздники сменялись праздниками - вот прямо как у тебя и у твоих воинов...
Он пил вино и ел мясо. Он смеялся, он с кем-то разговаривал, он шутил, он любовался чудесным сентябрьским полнолунием; но это был он-после-ритуала. А он-до-ритуала так и болтался в космосе, разбиваясь о горячие звезды - пока, после очередного падения, не попал в церковь.
Церковь была заброшенная, вся в паутине и вся в пепле; скамейки были опрокинуты, а под ботинками у Олега скрипело битое цветное стекло.
Она сидела возле органа, она - не имеющая облика, одетая в простое белое платье. Она сидела и плакала, а ему почему-то стало невыносимо больно, и он попросил:
- Не надо.
- Люди от меня отреклись! - безысходно повторила она. - Люди меня выбросили!
Она была - не женщина и не девочка. Она была - что-то, принявшее подобные очертания; он опустился на пол у ее ног, и она посмотрела на него - блестящими алыми глазами.
В ней было что-то от Кристины и было что-то от его матери. Она была как будто соткана из тумана, и она пыталась наполнить себя красками: волосы медные, а на щеках болезненный румянец. На воротнике платья голубая вышивка, а на рукавах - зеленая; ей было интересно, как на ее внешность отреагирует Олег. Она следила за ним, не отрываясь; ее нежно-розовые губы растянулись в улыбке.
- Ты - моя магия? - спросил он.
У нее были темные витые рога, и от нее пахло кладбищем.
- Я - твоя магия... не совсем, но в принципе - да. Я была в начале и буду в конце - это твоя заслуга, и я бесконечно благодарна. Если бы ты не разбудил меня... если бы не ты...
Ее улыбка померкла, она всхлипнула и неуклюже вытерлась рукавом.
- Ты открылся мне, - сказала она. - Ты не струсил. Каким-то образом - ты все обо мне знал... хочешь, теперь я помогу тебе проснуться? Ты ведь спишь. Ты в курсе, что тебя называют Людоедом? Что я превратила тебя в убийцу, и что вместо вина у тебя в кубке человеческая кровь? Ты в курсе, чье именно мясо подают тебе твои отважные воины - и чье именно мясо ты с таким аппетитом ешь?
Он сглотнул.
- Ты проснешься, - добавила она, - и пойдешь к Западному Святилищу. Ты пойдешь домой... Запомни, пожалуйста - это важно.
Первым они похоронили Никиту. Это почти не было грустно, потому что на фоне миллионов смертей вокруг его смерть выглядела нелепо - он давно, как выяснилось, болел, просто никому не рассказывал - боялся, что уволят.
Вторым они похоронили Женю - в заколоченном гробу, потому что, во-первых, его размазало в кашу, а во-вторых, он так и рвался присоединиться к армии господина Руднева - и без разницы, в каком виде. Эти похороны дались капитану Титову гораздо тяжелее; он стоял у свежего деревянного креста и курил, и Сергей косился на него с удивлением: какого, мол, Дьявола?
Терять нечего, думал капитан Титов. Над нами больше нет неба, над нами нет солнца и нет луны, и своим огнем я никому не помешаю, никого не убью - всех, кого было можно убить, взял на себя уважаемый господин Руднев.
...Кстати, госпожу Рудневу они похоронили тоже. Госпожа Руднева повесилась, и капитан Титов долго упражнялся в догадливости: почему? Ведь ее ребенок был ей без надобности. Она могла отстраниться, могла отмахнуться: я не я и ни в чем не виновата, но все-таки не выдержала - как это получилось?
На мужчину давило колоссальное черное пятно высоко вверху. Это пятно было уже никак не зашить, оно умножалось и умножалось, оно впитывало континенты и океаны, оно урезало обитаемый мир до крохотного кусочка: пустыня, Западный Мрак и Западное Святилище. Полное отсутствие связи, полное отсутствие техники. Безучастное мертвое электричество, и - в первом полицейском отделении - свечи на столах, чтобы зачем-то - бессмысленно - подшивать к по-прежнему не закрытым делам какие-нибудь бумаги.
Люди выходили на улицы и собирались - молчаливыми компаниями в парках; устраивались на лавочках или на траве и ждали своей участи. Капитан Титов избегал таких собраний, они его пугали; женщины и мужчины, дети и старики были похожи на бескрылых птиц.
Напоследок он похоронил свою дочь - в ее тринадцатый день рождения. И ушел, прихватив пачку сигарет, бензиновую зажигалку и гранату.
Он очнулся посреди праздника - должно быть, она хотела, чтобы это случилось так. Он очнулся и сообразил, что с удовольствием жует человечину, а на него с одобрением таращатся несколько тысяч мертвых остекленевших глаз.
И тогда он их отпустил. Это обошлось ему дорого, но он их отпустил - своих отважных воинов и своих учителей; они ушли, не упрекнув его ни единым словом.
Он помнил, что надо идти в Западное Святилище, и помнил, что это важно. Он помнил, как его магия (или вовсе не его магия) сидела у органа, а еще помнил запах кладбища, и как скрипело у него под ботинками цветное битое стекло - витражи...
Он встал и с горем пополам сориентировался; ему было трудно без поводырей. У него под ботинками скрипел странный голубоватый песок: ну точно, подумал он, я же родился в пустыне.
Не было ни ветра, ни света, и он великолепно вписывался в этот пустой мир. Он заполнял его собой, он был огромным и был невероятно глубоким, он вмещал в себя все тот же недружелюбный космос и церковь - и вмещал в себя миллиарды жизней; в нем - как тень или как эхо - по-прежнему были живы все те, кого он убил.
Она доверила мне их нести, отрешенно подумал он, и я должен с этим справиться. Я убивал их, потому что мир вспучивался и лопался, потому что возникали черные пятна, потому что им - так или иначе - предстояло умереть; и теперь я - съемный носитель, их просто надо с меня скопировать. И она это сделает, она перенесет их куда-нибудь, где магия не будет пороком; я их спасу. Я думал, что все происходящее не имеет смысла, но теперь-то я знаю - и я готов...
Натянуто улыбалась Кристина: ладно, Олег, здесь мы с тобой все равно бы ничего не успели. Ты принес меня в жертву - и этим сохранил; ты поступил так ради собственной гордости, или ради алчности, или ради чего-нибудь еще - но ты как будто чуял неотвратимую беду, и ты был моим единственным шансом от нее сбежать.
...проходили дни. Где-то вдалеке продолжали умирать люди - и эти люди притягивались к нему, как железо к магниту, а он горбился и горбился под их весом.
...проходили месяцы. Он ощущал время, как ощущают перемену погоды: вот поздний вечер, а вот рассвет. Картинка не меняется, и я очень этому рад: я прекрасно вижу и в темноте.
В какой-то момент он упал, попробовал подняться и не сумел. И сказал себе: ничего, если так, я буду ползти - и действительно пополз, потому что его упрямство было сильнее его усталости.
А потом он встретил в пустыне робота. Он подумал, что это галлюцинация, и не обратил на нее внимания, пока робот не подошел к нему вплотную и не сообщил:
- У меня есть вода и еда... И убежище, и я буду не против, если вы ко мне присоединитесь.
Он со мной разговаривает, флегматично подумал Олег. Он со мной разговаривает, как будто я человек и как будто я его понимаю; он улыбнулся и присмотрелся к своему внезапному собеседнику получше.
- Эй, консервная банка... ты чего тут?
- Мне надо к папе, - немедленно признался робот. - Я под землей и не могу выбраться, но мне надо к папе.
- Тогда расходимся, - предложил Олег. - Потому что и мне... кое-куда надо.
И он пополз дальше, а робот с упреком заявлял ему вслед, что он измотан и что ему требуется отдых, что если он не поест, его непременно доконает голод; Олег рассмеялся и мысленно возразил: да ну, какие глупости, Голод - это я сам...
Робот был ниточкой, а ниточка вела в тоннели под Искристой Гаванью. Там лежала на сырой земле неизлечимо больная девушка, и под лопаткой у девушки был окровавленный, абы как вмонтированный разъем; а из разъема торчала флешка.
...Ты гений, подумал Олег и продолжил путь, потому что боялся опоздать.
Он полз, полз и полз, а потом все-таки нашел в себе силы оторваться от песка и выпрямиться. Кто-то зажег свечи у порога Западного Святилища, и на белоснежных ступеньках танцевало теплое оранжевое сияние.
Игорь спал и видел сны - о своей дочери и о своем напарнике Жене, и еще почему-то о госпоже Рудневой, которая убеждала: я пыталась объяснить ему... объяснить, что мертвых нельзя тревожить. Нельзя тревожить, упрекал себя Игорь - и красочно воображал, как Женя щелкает колесиком бензиновой зажигалки, потому что испытывает желание покурить...
У Игоря больше не было сигарет, но его это не заботило. Давай, думал он, иди ко мне - и снова, и снова, и снова зажигал свечи, пока пламя не соблазнило, наконец, желаемого мотылька.
Господина Руднева шатало, и он еле-еле дотащил себя до входа в ритуальный зал. Он с кем-то говорил, с кем-то невидимым и, скорее всего, воображаемым: да, Кристина, я уже рядом... что ты говоришь? Какая опасность?
- Такая, - неожиданно для себя отозвался Игорь.
Господин Руднев обернулся. У него были иссиня-черные волосы - длинные и такие неопрятные, что Игорю захотелось их вырвать.
- А-а-а, - улыбнулся господин Руднев, - это вы.
- Это я, - согласился мужчина. - Я долго тебя ждал.
У некроманта были безучастные карие глаза - как пуговки на лице у тряпичной куклы.
- Я ему скажу, ладно? - негромко уточнил он. - Это же твой отец... который по тебе скучает. - Он посмотрел на Игоря более-менее осмысленно и сказал: - Господин Титов... я своего рода посланник от вашей дочери. Она волнуется, она говорит, я должен объяснить: если я убью вас, вы будете спасены, вы перейдете из этого мира в... как бы соседний. Прости, - господин Руднев отвлекся и опять обернулся - через левое плечо на дверь. - Он, кажется, не понимает. Он злится, а людям, которые злятся, не свойственно понимать. Да, хорошо, сдаваться я не буду... господин Титов, я - флешка с колоссальным объемом информации. Ваша дочь... ваши родители... ваш напарник Евгений... будут жить во мне, пока их не перезапишут на отдельные носители. И вы... как и они... будете жить, если пойдете со мной.
Бред, непреклонно подумал Игорь. Он сумасшедший. Все маги сумасшедшие; вот, о чем предупреждал меня майор Стоцкий: он себя недооценивает - и он поплатится...
Игорь осторожно погладил чеку гранаты. Его задание было: найти и уничтожить господина Олега Руднева. Господин Руднев стоял у входа в ритуальный зал Западного Святилища, где он однажды принес человека в жертву неизвестному богу, и виновато улыбался: ну что же вы, господин Титов? Что же вы?
Я не поддамся на эти нелепые провокации, подумал Игорь. У меня была семья, и я был счастлив; а потом я все потерял и оказался в этом гребаном холле, и у меня есть ровно одна граната - и я надеюсь, ее достаточно, потому что если нет...
- Господин Титов, - окликнул его некромант. - Нас окружает апокалипсис. Он ничего не знает о жалости и о совести. У него свои методы, а вы маленький слабый человек, и вы на его пути - последняя преграда. Неужели вы думаете, что он с вами не совладает?
- А мне все равно, - честно ответил Игорь. - Слышишь меня, нечисть? Мне все равно.
Господин Руднев помедлил.
- Я слышу, - мягко произнес он. - А вот вы меня не слышите. Я говорю: ваша дочь со мной. Вашу дочь скопируют и перезапишут. Она будет точно такой же, она будет...
- Заткнись, - в тон ему, очень-очень мягко, попросил Игорь. - Затихни. Моя дочь - не цифровое понятие, она человек - и по твоей вине она погибла. Она погибла, потому что ты, забери тебя Дьявол, не мог отказаться от своей магии, не мог взять себя в свои гребаные руки, не мог... боже, - простонал он, - я так тебя ненавижу.
Некромант кивнул:
- Это правильно. Я это заслужил.
В холле тоже повсюду были свечи - под колоннами и под стенами, сотни уютных золотых огоньков, нашептывающих: ты дома, и ты в порядке. Все в порядке, кроме вот этого человека у дверей: он и не человек вовсе, он нечто из ряда вон, он, может быть, и не обманывает тебя - он ведь маг. И ты - полюбуйся на себя, Игорь! - ты колеблешься, ты предполагаешь: а что, если мой ребенок и правда с ним? Что, если он спасет ее - и спасет меня, и мы будем вместе, как были до этого кошмара?..
Он стиснул гранату в кулаке. Всего-то и нужно было - выдернуть чеку и бросить, но ему - будь он проклят! - не хватило на это сил.
Кристина сидела на краешке холодного алтаря. Он потянулся к ней - поцеловать, обнять, вспомнить, что такое прикосновение - и ощутил под кончиками пальцев размеренное тепло ее кожи.