Гортхейм сидел на берегу лесного ручья. Тень от раскидистого дерева прикрывала его от солнца. В ветвях щебетали птицы. Журчание ручья напоминало ласковый шепот. Такой убаюкивающий и успокаивающий. Гортхейм закрыл глаза и прислонился затылком к шершавой коре. От ручья повеял легкий освежающий ветерок. Человек вдохнул полной грудью кружащий голову аромат леса и улыбнулся
День только начинался. Один из дней бесконечного лета, полного ласкового солнца, теплых проливных дождей и радуги над заливом.
Придя в восторг от мысли, что счастье и покой будут длиться целую вечность, Гортхейм вскочил, разбежался и, перепрыгнув ручей, понесся сквозь лес, пугая своими криками лесными обитателей. Он выбежал на широкий луг и помчался по нему, продолжая восторженно кричать. Вскоре Гортхейм, уставший, выбившийся из сил, повалился на траву и тут засмеялся от приступа безудержной радости.
Здесь всегда было весело, как на пиру среди старых, проверенных на войне друзей. Гортхейм постоянно чувствовал себя так, будто бы он только что выпил кубок прекрасного вина, которое подают разве что при дворе какого-нибудь правителя. Только здесь опьянело все: воздух, прекрасные картины природы, закаты и рассветы.
А ночи! Здесь были такие прекрасные ночи, что хотелось не переставая кричать от восторга. В полях зажигались огни и приходили дивные женщины, подобных которым было не отыскать в том месте, откуда был родом Гортхейм. Их взгляды завораживали, их ласки кружили голову так, словно ты был шестнадцатилетним мальчишкой, впервые вкусившим радость от прикосновения к женскому телу.
Здесь можно было часами бродить в одиночестве, а если становилось скучно, то очень быстро находился такой же молодой и веселый приятель, с которым так приято сидеть на берегу реки, предаваясь воспоминаниям о былых временах, бегать на перегонки или отправившись на ристалище взять пару прекрасных мечей и пока не одолеет усталость соревноваться в мастерстве владения оружием.
Слова боль, голод, жажда, тревога, печаль и тоска были неведомы этому миру. И даже, несмотря на то, что Гортхейм прекрасно помнил, кем он был до того, как попал в это прекрасное место, он думал о прошлом почти без сожаления. Почти...
Иногда ему казалось, что он хочет туда вернуться. Но ему тут же вспоминалась боль загноившейся раны, которую прижигали каленым железом, теплая липкая кровь друга, умирающего на твоих руках. Но при этом он хорошо помнил развивающееся на ветру боевое знамя и опьяняющий вкус победы. Он помнил полные трюмы добычи и рабов. Но после этого была немощь старости, боль в старых ранах и последний его военный поход, куда он отправился вместе с двумя сыновьями, которые, когда-нибудь тоже присоединяться к нему на этом бесконечном пиру, полном радости и восторга.
Горттхейм поднялся с травы и медленно пошел в сторону залива. Как ни странно, этот прекрасный, вечно радостный и теплый мир был не так велик, хотя огромному число людей, которые здесь находилось, не было тесно и они виделись друг с другом только если это сами этого хотели.
Мир ограничивался несколькими лесами, несколькими полями, неширокой извилистой рекой, протекающей через весь мир, и небольшим заливом. Да и зачем нужен большой мир, если и так здесь было так хорошо, так спокойно и уютно и никто никому не мешал?
Но было здесь место, которое пугало Гортхейма: огромная бронзовая дверь в скале. На ней были изображены страшные чудовища с оскаленными мордами, а от самой этой двери веяло жутким могильным холодом. Гортхейм спрашивал у тех, кто был здесь почти с самого начала, куда ведет эта дверь и они отвечали, что это путь в преисподнюю, где мучаются трусы, бежавшие с поля боя, клятвопреступники, лжецы и предатели. Половина преисподней объято жарким пламенем, а половина покрыта ледяными глыбами. Жуткие чудовища населяют ее и постоянно терзают, обреченных на вечные муки.
Сначала Гортхейму насмехался над попавшими в туда. Мол, надо было думать раньше, когда они вместо того, чтобы сражаться до последнего бежали с поля боя или за несколько золотых монет предавали близкого друга. Пусть мучаются. Но со временем он пришел к мысли о том, что муки длинною в вечность не заслуживает ни один злодей.
И вот сейчас, пройдя по благоухающему и вечно цветущему лугу, Гортхейм подошел к этой страшной двери. Он приложил ухо, но не услышал ни криков о пощаде, ни грозного рыка чудовищ. За дверью была тишина. Вдруг какое-то странное чувство овладело им. Ему захотелось приоткрыть дверь и хотя бы на миг заглянуть внутрь и увидеть преисподнюю. Однако Гортхейм отчетливо понимал, что ее вид может быть настолько ужасен, что надолго омрачит его пребывание в этом прекрасном месте. Но он все-таки решился и потянул за массивное медленное кольцо. Несмотря на то, что дверь была огромной, открылась она с удивительной легкостью. А за нею...
За нею Гортхейм увидел то, что никак не ожидал увидеть. Он увидел то, место откуда он был родом: поля, реки, ледяные озера и заливы, где у пристани стояли боевые корабли. Он увидел людей, бредущих по дорогам, работающих на полях, сражающихся и пирующих. Гортхейм увидел женщин, конечно, не таких прекрасных и доступных как те, что приходили здесь по ночам, но в то же время таких привычных, таких земных и теперь таких далеких от него. Он вдруг остро ощутил тоску по прежнему миру, миру, где он родился и прожил долгую жизнь. И если даже ему снова придется испытать всю душевную и физическую боль прожитой жизнь, то он хотел бы вернуться обратно. Вернуться ради взглядов живых людей и полощущегося на ветру знамени. Да, правы были те, кто предостерегал его не открывать эту дверь. Ведь увиденное ранило его душу гораздо сильнее, чем зрелище мук преисподней.
И тогда на краткий миг пред ним пронеслись все шесть десятков лет, которые он отдал миру, за бронзовой дверью. Тяжесть меча в руке, вкус эля, звук боевого рога и запах домашнего очага, около которого долгими зимними вечерами старики рассказывали истории о богах и героях.
Гортхейм обернулся назад, бросил последний взгляд на прекрасный, вечно зеленый и вечно счастливый мир и шагнул за порог бронзовой двери.
В главном зале длинного деревянного дома ярко горел очаг. Факелы, развешанные по стенам, отбрасывали причудливые тени. Зал был полон людьми. Юноши, у которых едва прорезался на щеках первых пух, бывалые воины с заплетенными в две маленькие косички бородами, старики с мудрыми и печальными глазами, юные девицы с непокрытыми головами, хозяйки усадеб с массивными связками ключей на расшитых бисером поясах. Здесь собрались друзья и родичи Хордгада Сильные Руки, наследника древнего рота Элриков, сына прославленного Гортхейма Мудрый Взгляд, который погиб в своем последнем походе три весны назад, так и не увидев своего шестого внука.
--
Внесите, - громко приказал Хордгар своим воинам, - Послушался мерный стук боевого барабана и в длинный зал внесли круглый боевой щит, на котором лежал голый младенец.
Когда двое воинов поднесли щит к Хордгару, отец чуть привстал с массивного, потемневшего от времени деревянного кресла и посмотрел на сына. Увидев, склонившееся над ним лицо отца, ребенок заулыбался и, потянувшись к нему маленькими ручонками, вцепился в бороду.
--
Добрый знак! - зашептали собравшиеся вокруг люди.
--
Слушайте меня! - громко начала хозяин дом, - Именем богов наших: Вартана Мудрого, Тортхома Громовержца и светлоликой Фаэри, а так же властью, данной мне моим правителем, великим королем Северного предела Олриком Правдивые речи, я признаю это дитя своим сыном, принимаю его в свой род и нарекаю ему имя Гортхейм, в честь его деда, великого воина и мудрого человека, ушедшего в край вечного блаженства.
В этот самый момент, малыш с силой дернул Хордгара за бороду, но тот даже не шелохнулся, продолжая ритуальную речь.
--
Пусть он будет храбр и честен, хранит традиции и закон нашего рода, служит королю. Я желаю ему судьбы своего бесстрашного отца, человека, который навечно прославил род Элриков.
В этот момент глаза отца и сына встретились. И на секунду главе дома Элриков показалось, что вместо пока еще бессмысленных глаз малыша, на него смотрят умудренные тяжелой жизнью глаза старика. Глаза его отца - Гортхейма Мудрые Речи. Но наваждение тут же исчезло.
Вокруг радостно кричали собравшиеся гости, слуги спешно сдвигали скамьи и вносили в зал блюда с едой и кувшины с элем. Торжество по случаю рождения нового члена древнего рода Элриков только начиналось.