Соловьев Антон Владимирович : другие произведения.

Всадник на холме

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Первый роман. Публикуется по просьбе читателей. Авторская редакция Обреченный мир. Мир, который рассыплется в прах под копытами Всадников Апокалипсиса. Мир, свыше приговоренный к гибели. Но - что, если в высший приговор вкралась ошибка, и заметил ее тог, кому надлежит привести приговор в исполнение? Что, если Всадник Апокалипсиса попыгаегся спасти обреченный мир?!.

(С) Соловьев Антон "Всадник на холме". 1999-2001 гг. Все права защищены

  
   "Нет, наверное, это все-таки ад, сказал я себе, и приговор Лорда Верховного Палача гласил: "Пусть кара будет достойна преступления!"
   Джеймс Макконелл "Теория обучения"
  
   Мы - пешки лишь, а опытный игрок -
   Не кто иной, как беспощадный рок.
   Он нами движет ради развлеченья
   И в ящик нас смахнет, когда наступит срок!
  
   Омар Хайям
  
   Пролог
  
   Я шел своим обычным маршрутом через сквер. Пышные кроны старых деревьев отбрасывали густую тень. По бокам дорожки стояли потемневшие от времени деревянные скамейки. В это время суток они обычно пустовали, но на одной из них я заметил темную фигуру, склонившуюся над книгой.
   Молодой человек читал. До сих пор не могу понять, что заставило меня остановиться? Я стоял и молча смотрел. Мне почему-то показалось, что он читает книгу не в первый раз, и даже не во второй. Но в тоже время было совершенно не похоже, что он учит наизусть учебник к экзамену. Слишком беззаботно и спокойно скользили его глаза по строчкам. Казалось, что он просто читает любимые стихи, которые и так знает наизусть.
   Это было странно. Молодой человек лет двадцати пяти, сидящий ранним утром в сквере с книжкой в руках. Сколько лет хожу по этому скверу, но такого не видел никогда. Книга тоже была нестандартного формата. Кроме того, мне показалось, что черная обложка сделана из кожи. Молодой человек перевернул страницу, и я перевел взгляд на лист: он был усеян странными символами.
   Не скрою, мне очень хотелось спросить: что же он все-таки читает? Но я, как всегда, постеснялся. Да и потом, вид у него был какой-то странный. Впрочем, я люблю разглядывать людей и подмечать всякие интересные детали, поэтому вполне возможно, что кому-то он показался бы совершенно обычным человеком, я бы даже сказал, типичным горожанином - взгляду не на чем остановится: обычная короткая стрижка, с какой ходят сейчас большинство мужчин, черный костюм и черная же рубашка. Несколько мрачновато, конечно, но молодежь всегда стремиться выделиться. Правдоподобие и обыденность никак не сочетались со странной книгой.
   Нет, что-то все же с ним было не так, и дело даже не в книге. Нечто абсолютно неуловимое или просто-напросто сознательно скрытое было в этом человеке, и это нечто странным образом притягивало мое внимание и в тоже время создавало незримый барьер межу ним и мной.
   Я стоял в нескольких шагах от него, не в силах ни отойти, ни приблизиться. И мне это казалось совсем невежливым. Кому понравится, когда над тобой стоят, смотрят, думают о тебе невесть что, но не заговаривают?
   Из-за серых туч выглянуло солнце, на мгновение осветив крыши близлежащих домов и верхушки деревьев. Это было холодное, совершенно не характерное для наших краев летнее утро. На земле все еще лежали остатки снега, при дыхании изо рта выходила слабая струйка пара, но все-таки это было лето. Трудно поверить, что еще вчера стояла нестерпимая жара, от которой не спасало ничего. На небе не было ни облачка. И так продолжалось почти месяц. А сегодня утром небо вдруг покрылось тучами. И пошел снег. Не дождь, не град, а именно снег. Причем, какой! Подул леденящий северный ветер, неизвестно откуда взявшийся в наших теплых широтах, и пошел снег. Густые, мягкие и пушистые хлопья падали на землю и не таяли. Люди выходили на улицу, надевая куртки. Они нагибались, не веря своим глазам. Нагибались и в ужасе отдергивали руки от снега. Потому, что он был черным. Черным как самая темная ночь. Белые снежинки, упав на землю, каким-то непостижимым способом становились угольно-черными. И люди в ужасе шарахались от черных сугробов. Но все кончилось так же быстро, как и началось. И о странном погодном явлении напоминали лишь полурастаявшие кучки черного снега. И люди уже без опаски ступали в мутные темные лужицы, и шли дальше.
   А молодому человеку было, наверное, все равно. Он сидел и читал, не обращая внимания ни на выглянувшее на минутку солнце, ни на необычную свежесть утреннего воздуха. Пожалуй, таким равнодушным может быть лишь человек, с которым все это случалось уже столько раз, что ему даже надоело. Он ничего ни от кого не скрывал. Лицо его было спокойно и открыто.
   Мне показалось, что я простоял рядом с ним целую вечность, а он даже не шелохнулся и не оторвал взгляда от книжки, хотя я чувствовал, что он меня все равно видит.
   Взгляд. Да, я как-то совсем упустил эту важную деталь. Действительно, он так ни разу и не взглянул на меня. Выражение его глаз могло бы рассказать мне многое, ответить на любой вопрос. Говорят, глаза - это зеркало души. Я с этим не согласен. Глаза - это все сразу: мысли, поступки, желания, радость и печаль, вся прожитая жизнь. Душа - это какое-то совершенно странное для меня слово, которое я никогда не понимал. Нельзя объединить в одно целое мысли, чувства и поступки, и назвать это одним простым словом. Но в глазах можно увидеть все это, конечно - по отдельности, а не все сразу.
   Я уже было собрался идти дальше, хотя для этого еще нужно было преодолеть незримый барьер, который совершенно необъяснимым способом держал меня на месте, когда молодой человек встал. Встал, как встают люди, которые присели перед порогом дома и сейчас пойдут далеко-далеко и, быть может, никогда не вернутся. У него был совершенно удрученный вид. Это было незаметно, пока он сидел и читал книгу. Равнодушное спокойствие исчезло. Мне показалось, что на него навалилась вся тяжесть этого мира: хмурое утро с изредка проглядывающим из-за туч солнцем, тишина сквера, очертания близлежащих домов и еще что-то свое, непостижимое и понятное, наверно, только ему одному.
   Но уходил он легкой и свободной походкой. У меня возникло чувство, что это повторялось уже сотни раз, когда он, сам не зная куда, уходил, и больше никогда не возвращался. Словно это было в последний раз. Он дышал каждой минутой, каждым мгновением, будто старик, который радуется лишней минуте жизни, чувствуя, как неумолимо она его покидает. Я видел все это, и в этот миг мне и вправду почудилось, что по тропинке между высокими деревьями, величаво ступает седоволосый старик.
   Очнулся я на той самой скамейке, а в руках у меня была книга с черной обложкой. Я хотел крикнуть молодому человеку вслед, но его уже не было. Взглянув на часы, я понял, что не прошло и двух минут, да и, пожалуй, не было никакого молодого человека, только книга лежала у меня в руках. Человек я любопытный, мне сразу захотелось перелистать несколько страниц. Но, непонятно почему, я вместо этого сунул книгу в сумку, решив разобраться с ней дома.
  
   Стоит только проснуться и открыть глаза, услышать раздирающие утро звуки будильника, как начинаешь понимать, что ничего хорошего новый день не предвещает. Ты одеваешься, завтракаешь на скорую руку, бежишь по делам и только к вечеру, остается совсем чуть-чуть времени, чтобы просто сесть в кресло и подумать, подумать о чем-нибудь таком, что не укладывается в бешеный ритм бесконечных скачек по городу, то, о чем, скорее всего, никому не захочется рассказывать.
   Это абстрактное нечто прячется в самой глубине души. Забитое, задавленное серостью жизни, оно вырывается на свободу, расправляет крылья и начинает плавно и грациозно летать, наводя смертельный ужас на обыденность. В такие минуты лучше не смотреть в окно: ничего, кроме многоэтажных коробок и унылых прохожих вы все равно там не увидите. Выключайте телевизор, радио, магнитофон, отключайте телефон (он вам тоже будет мешать) и смело, без колебаний выпускайте в свободный, грациозный бреющий полет свое воображение. Пусть оно порезвится и поиграет с вами в свои незатейливые игры, и вы хоть на час, хоть на несколько минут окажетесь действительно свободны.
   Я смог появится дома только в седьмом часу вечера. Снова плохо освещенный подъезд, знакомые надписи в лифте, знакомая дверь, и я дома. Конечно, многие скажут, что хорошо, когда тебя кто-то встречает и ждет, но это совершенно не актуально в моей маленькой однокомнатной квартире. Я открыл дверь, включил свет и, сняв туфли и куртку, сразу же направился на кухню, чтобы приготовить поесть. С утра, обычно, кроме чая ничего в рот не лезет, однако стоит организму проснуться как следует, он начинает отчаянно требовать пищи. Эти необузданные желания приходится сдерживать. Не люблю я перекусывать и перехватывать по дороге. Во-первых, это нарушает сам ритуал принятия пищи, а потом, ничего хорошего в горячих бутербродах я никогда не находил.
   Поев и окончательно выкинув из головы все свои житейские проблемы (нечего им здесь до утра делать), я сел в свое любимое кресло и достал из сумки ту самую книгу. Признаться, я знаю толк в книгах, моя библиотека, которая занимает пятьдесят процентов жилого помещения (то есть единственной комнаты), представляет собой довольно внушительное зрелище. Но это было нечто особенное.
   Во-первых, обложка, я такой никогда не видел. Кожа не кожа, даже не поймешь, что. Шероховатый черный материал аккуратно натянут на какую-то прочную основу, по-видимому, на металл. Как мне и показалось при первом взгляде на нее в парке, она была не большая: страниц сто.
   Признаюсь, у меня предательски задрожали руки, когда я раскрыл ее. Еле слышный возглас изумления вырвался из моего рта. Книга была написана на каком-то странном языке. Я по образованию лингвист, для меня не составляет особого труда определить если не язык, то хотя бы языковую группу. Но эта письменность ввергла меня в изумление.
   Знаки не были похожи ни на что когда-либо мной виденное. Палочки, перекрестия, замысловатые линии... Каждый символ отделен от другого одинаковым интервалом, и было непонятно, как читать: в столбик или в строчку, снизу вверх или справа налево. К тому же на страницах не было ни заголовков, ни какого-нибудь подобия нумерации страниц. Все это было довольно странно.
   Например, количество иероглифов велико, но все-таки конечно, и на нескольких страницах всегда можно отыскать одинаковые или хотя бы похожие знаки. Но, изучив несколько страниц этой книги и затратив на поиски целый час, я не смог отыскать ни одного хоть сколько-нибудь похожего на другой знака. Это было похоже на серию миниатюрных картинок, каждая из которых, по-видимому, несла индивидуальное смысловое значение. Да, это, поистине, великий язык, если каждая мысль имеет в нем собственное написание. Довольно логично, потому что слово, пускай даже оно олицетворяет однозначное понятие, к примеру "лес", породит в головах обитателя тропических островов и, скажем, жителя тайги совершенно разные образы. Это действительно гениально: всякий, кто захотел бы прочитать книгу, написанную подобным образом, увидел бы каждую мысль автора, каждый мельчайший нюанс. Но это же и абсолютно бессмысленно, потому что каждый из нас мыслит сугубо индивидуально, и в точности понять вашу мысль другому человеку не представляется возможным.
   Бумага тоже была необычная. С виду и на ощупь она напоминала самую обыкновенную, которую используют для книг в наше время. Единственное отличие - ее испещряли еле заметные точки. Первоначально я этому не придал значения. Но когда я понял всю тщетность моих стараний в определении языка, я принялся внимательно рассматривать и эти точки. Если вы когда-нибудь ездили в поезде на верхней полке, то я думаю, что вы без особого труда поймете мои объяснения. Дело в том, что потолок купе очень похож на эту самую странную бумагу: его покрывают множество дырочек. И если очень долго лежать и смотреть на эти дырочки, то постепенно они начинают сливаться в одно целое. Тот же самый эффект человеческого зрения был использован и здесь. Когда я начал разглядывать точки на бумаге, фокус моего зрения сместился, и я по-другому начал воспринимать написанные на страницах знаки. Они начали действовать на мое подсознание.
   Поистине, неописуемое ощущение. Я вдруг увидел все, что происходило внутри этих знаков, слышал каждый звук, почувствовал интонацию голоса, ощущал жару и холод, даже улавливал запахи, но в то же время и чувство реальности не оставило меня. Подо мной было мягкое кресло, а за окном с шумом проносились машины.
   Если кого-то подумает, что все это похоже на фильм, то я поспешу разочаровать его. Помимо образов и картинок, меня ни на минуту не покидало ощущение, что я к тому же читаю обычный текст на своем родном языке, с оборотами, предложениями и знаками препинания. Но образов было все-таки больше.
   Книга на удивление быстро читалась, как я и предполагал, в ней оказалось что-то около ста страниц, причем последние были пусты. Через два с половиной часа мне удалась добраться до этих пустых страниц, и я даже ощутил некоторое разочарование.
   Я закрыл книгу и отправился на кухню пить чай. Я испытывал непреодолимое желание поделиться с кем-нибудь своим открытием. Но, перебрав в памяти всех своих друзей, я понял: навряд ли кто-нибудь поверит. К тому же, и это главное, у меня не было уверенности в том, что эту книгу способен прочитать кто-нибудь еще.
   Поверьте, мне совершенно не хочется думать, что я хоть в чем-то лучше других, просто на этот счет у меня есть очень простое, хотя и не вполне логичное объяснение: книга разрешила мне себя прочитать.
   И я решил, что единственный способ рассказать - это самому написать книгу. Просто, ничего не придумывая, грубо говоря "перевести на доступный язык", желательно, слово в слово. Конечно, я не писатель. Да и все, "прочитанное" мною, вряд ли можно выразить просто словами. Но все же я очень хотел попробовать. Что касается авторских прав, то я не нашел на книжке ни названия, ни года издания, ни автора, ни, на худой конец, хоть какой-то пометки. Только текст и больше ничего. Впрочем, если бы этот молодой человек пришел ко мне и заявил об авторских правах, то я бы, пожалуй, не стал спорить.
   Но по этому поводу у меня есть два соображения. Первое заключается в том, что он уже никогда не заявится за книгой, он оставил ее мне. Скорее всего, он бы оставил ее любому, кто бы этим смог заинтересоваться. Второе соображение касается личности самого молодого человека. Не он автор этой книжки. Ни одному молодому человеку не может придти в голову идея писать книжки столь странным способом. Может быть, он нашел ее где-нибудь и, поняв всю ее суть, поспешил избавиться. Хотя это, наверное, тоже не так. Прошло уже целых два года, я давно уже все написал, но, проходя по той самой аллее, я невольно бросаю взгляд на ту самую скамейку, но она почему-то всегда пустует.
   Что же касается содержания книги, то я никак не могу его охарактеризовать. Здесь есть совершенно непонятные, по крайней мере, для меня, персонажи, здесь есть совершенно жуткие события, но самым непостижимым кажется то, что происходит это не где-то "там", а именно здесь и сейчас. Слишком уж похоже на нашу действительность. И оттого мне становится еще более жутко.
   Многие авторы любят украшать свои произведения различными цитатами, порой довольно пространными и не всегда, на мой взгляд, взгляд заурядного читателя, подходящими к тексту. Не устоял перед этим соблазном и неизвестный автор, включив в свое произведение цитаты из какого-то религиозного текста под странным названием "Откровения Знающих". Я читал Библию, изучал различные мифы, но ни о чем подобном никогда не слышал. Ради интереса я поспрашивал знакомых, они тоже ни о чем таком никогда не слышали. Скорее всего, автор придумал все сам. Хотя не исключено, что "Откровения Знающих" - произведение реальное, но у нас совсем не известное.
   Вот и все, что я счел необходимым сказать по поводу того, что будет дальше и, как бы не смея вас больше задерживать, перехожу к самой книжке в черной твердой обложке.
   Глава 1
  
   Солнце медленно поднималось из-за горизонта. Его ленивые лучи скользили по крышам многоэтажек, плотно прислонившихся друг к другу, частично поглощались потемневшими от городской пыли стеклами и сползали вниз, к не успевшему еще нагреться асфальту.
   Ветер разносил "ароматы" мусора и гари, столь обычные для города. Подобно солнечным лучам, он тоже был сегодня ленив и поэтому, не торопясь, гнал по проезжей части мусор, забирался в открытые настежь форточки и почти неуловимо колыхал длинные волосы незнакомца, стоявшего прямо посреди тротуара. Уверенная поза и широко расставленные ноги, казалось вросшие в асфальт, говорили о том, что, по-видимому, стоял он здесь всегда, и, скорее всего, будет продолжать оставаться в этой неподвижной позе до скончания времен.
   На самом деле он появился здесь, на грязном, уставшем от каждодневной жары тротуаре, чуть более трех секунд назад. Но произошло это в тот неуловимый миг, когда одна секунда спешила поскорее сменить свою предшественницу. Поэтому его очертания не проявлялись медленно и постепенно, как это бывает в детских мультфильмах. Он возник целиком и полностью настолько быстро, что стороннему наблюдателю показалось бы, что раньше он просто-напросто не замечал его, а теперь вот взгляд почему-то задержался на высокой фигуре.
   Никому не было дела до того, что кто-то совершенно ненормальным способом возник посреди тротуара. Утром у людей есть дела поважнее, чем глазеть на кого попало.
   Да и не будь обычной уличной спешки, все равно никому не было бы дела до человека, облаченного в сверкающие серебром рыцарские доспехи, подпоясанного ремнем с огромной пряжкой в виде какого-то странного вензеля. На поясе у незнакомца висели внушительных размеров ножны с мечом. В левой руке рыцарь держал шлем, а правая покоилась на эфесе меча. Русые волосы ниспадали на белый плащ с изображением солнца, наброшенный поверх доспехов.
   И что только не вытворяют компании ради рекламы! Равно как и люди, не нашедшие постоянной работы и готовые на все лишь бы не остаться без денег. Стоять под палящим солнцем в этой "консервной банке" и навязчиво всовывать в руки прохожим рекламные листки, было, наверное, уж самой распоследней работой, которую смог найти этот молодой человек, потому что в этом месяце солнце накаляло в городе воздух до тридцати пяти градусов по Телию.
   Но узнай кто-нибудь, кем на самом деле работает длинноволосый юноша, он, пожалуй, почувствовал бы себя очень испуганным. И, пожалуй, даже захотел бы убежать, куда глаза глядят...
   Впрочем, незнакомец был не так уж и молод, как казалось с первого взгляда. Он скорее выглядел моложаво за счет чисто выбритого лица. Рыцарь не носил бороды и усов, что в корне искажало представления историков о полном отсутствии личной гигиены во времена, к которым мог бы относиться его необычный наряд. И все же, верхний предел, который ему можно было бы дать - двадцать пять лет. Лицо его было довольно грубо скроено природой и не имело признаков того, что знающие в этом толк молодые девушки назвали бы красотой. Длинные волосы были аккуратно причесаны и перехвачены тонким кожаным ремешком.
   Незнакомец сосредоточенно осматривал окрестности, которые представляли собой груду поставленных вплотную друг к другу многоэтажных домов. По лицу его скользнула легкая усмешка, чуть-чуть наивная, но все же это была усмешка уверенного в себе человека. Затем он принялся внимательно разглядывать прохожих. Наконец, рыцарю в серебристых доспехах это надоело, он вздохнул и направился в арку ближайшего двора.
   Он шел абсолютно спокойно, словно уже множество раз проходил через эту вот арку, в этот вот подъезд. На самом деле, рыцарь шел наугад. Ему просто-напросто требовалось тихое место, где бы он мог решить кое-какие мелкие проблемы, возникшие в связи с прибытием на новое место.
   Железная дверь с кодовым замком не стала для него серьезным препятствием. Судя по уверенному движению, рыцарь просто собирался вырвать дверную ручку вместе с самой дверью. Но этого почему-то не произошло. Дверь с легкостью открылась, несмотря на четырехзначный код, и только услужливо скрипнула вслед вошедшему.
   Рыцарь, гремя доспехами, поднялся по каменным ступенькам и подошел к очень полезному изобретению цивилизации под названием "лифт". На дверцах были выведены какие-то надписи - не то имена создателей лифта, не то хозяев дома.
   Рука все тем же невозмутимым движением нажала кнопку вызова, и створки раздвинулись с глухим гудением. Взору неискушенного городской жизнью, совершенно не избалованного благами цивилизации человека предстала маленькая комнатка с грязным полом. Отвратительно пахнуло мочой и табаком. Рыцарь, ни на миг не поколебавшись, зашел в эту комнатку и нажал затертую кнопку. Двери закрылись, лифт загудел, неся пассажира вверх.
   Рыцарь вышел на последнем этаже: взору предстали тускло освещенные единственной лампой стены и дверь, очевидно ведущая на лестницу, по которой можно было подняться в случае поломки лифта, а лифт ломался очень часто.
   На лестничной клетке было тихо. Лестницы городских подъездов, отделенные от квартир коридором и дверью, представляют собой странное место. Ближе к сумерекам там бурно закипает жизнь, существующая по своим, отличным от норм человеческого общежития, законам. Но сейчас было утро, лестничная площадка девятого этажа была абсолютно пуста и представляла собой очень удобное, пусть и не вполне уютное место, где вдали от любопытных глаз можно заняться некоторыми насущными делами .
   Молодой человек вздохнул и присел на ступеньки. Сняв с плеч видавший виды дорожный мешок и основательно в нем покопавшись, он извлек расшитый кисет и трубку странного, с зеленоватым оттенком дерева. Она была украшена замысловатыми узорами. Можно даже сказать, что трубка являла собой верх искусства резьбы. Оттуда же рыцарь извлек зажигалку - массивное бензиновое чудовище, вроде тех, которые были популярны лет сорок назад. Ни трубка, ни тем более зажигалка, никак не сочетались с доспехами. Но, по-видимому, представляли для странника немалую ценность, судя по тому, что он не ленился всегда таскать их с собой.
   Голубоватый трубочный дымок, подсвеченный утренними лучами, мягко растекался по лестничной площадке, еле касаясь испещренных довольно странными рисунками стен, не мытых с самого строительства дома окон и потемневшего от грязи и пыли потолка, до которого неизвестные художники тоже ухитрились добраться.
   Рыцарь встал и взглянул на стену. Он слегка коснулся ее, и та превратилось в огромное зеркало, блестящее начищенной поверхностью. Рыцарь с критическим видом осмотрел себя и иронично покачал головой.
   Первым делом он с легкой небрежностью и, казалось без всякого сожаления, отшвырнул в сторону прекрасный шлем из серебристого металла, который, догремев по ступеням до следующего пролета, уже перестал быть таковым. На полу валялся старый закопченный алюминиевый чайник с большой дырой в боку.
   Затем юноша все с той же легкой небрежностью провел обеими ладонями по своей густой шевелюре. Прекрасные русые волосы медленно падали к его ногам, превращаясь в голубоватые брызги искр, и исчезали, оставляя на полу лишь кучки черного пепла.
   "Что ж, так значительно лучше", - подумал он и продолжил изменения. Пристально вглядевшись в импровизированное зеркало, рыцарь закрыл глаза, а когда он их снова открыл, то от прежнего человека, пришедшего, по-видимому, из глубины веков или даже откуда-то дальше, не осталось и следа.
   Перед зеркалом стоял обычный молодой человек, одетый, правда, несколько более изысканно и вычурно, нежели его сверстники, живущие в этом городе. Пиджак был словно сшит на заказ. Черная ткань плотно облегала плечи, но не доставляла этим неудобств хозяину. Под пиджаком была иссиня-черная рубашка из тонкого шелка, застегнутая, несмотря на надвигающуюся полуденную жару, на все пуговицы. Также юноша был облачен в того же цвета брюки, опоясанные тонким ремнем из темной шершавой кожи со странной пряжкой-вензелем, ничем не отличавшимся от того, что был на массивном кушаке, опоясывающем кольчугу. Вместо высоких кожаных сапог, заляпанных дорожной грязью, на его ногах теперь красовались изящные, начищенные до зеркального блеска черные туфли.
   В целом, его внешний вид наводил на мысль о похоронах и траурной церемонии, что было не далеко от истины. Но бывший рыцарь, а ныне Джон Райдер, - согласно паспорту, лежавшему во внутреннем кармане пиджака, - остался доволен этим своим новым видом. Помимо паспорта в том же кармане лежала толстая пачка банкнот, а в кармане черных брюк - антикварные часы-трехкрышечник. В мире постоянной суеты и бесконечного марафона по каменным джунглям не всегда возможно определить время по солнцу.
   "Джон - что за идиотское имя", - подумал он, внимательно разглядывая фотокарточку - маленький цветной квадратик на паспорте, который возник три минуты назад, и в подлинности которого не усомнилась бы ни одна спецслужба мира. Бросив рассеянный взгляд под ноги, он подобрал симпатичную, небольшого размера дорожную сумку из черной замши и бодро зашагал по ступенькам вниз. С гудящим и то и дело норовящим застрять между этажами изобретением цивилизации под ничуть теперь уже не странным названием "лифт" он больше не хотел общаться.
   Мысли бежали в голове столь же стремительно, как и ступеньки под ногами. Центральный архив работал как всегда слаженно и оперативно. Перед ним в безудержном полете проносились, как одно мгновенье, страницы истории, выдержки из книг, кадры кинохроники. Рушились и возводились храмы, люди приветствовали новых правителей и раздирали на куски портреты старых. Железные звери с металлическими колесами вместо ног наползали на пылающие огнем дома. Пронизывая воздух мириадами искр, в небе вырастал огромный гриб из огня и клубящейся пыли...
   Все становилось на свои места: стал понятен смысл таинственных надписей на стенах и в лифте - это всего лишь названия спортивных команд и имена популярных музыкальных исполнителей. К своему удивлению, Джон обнаружил несколько магически знаков и призывов к тьме, написанных столь наивно и с такими вопиющими ошибками, что он невольно усмехнулся. "Дети..."
   Жара с тупым упорством терзала пыльный асфальт, но вопреки всем законом физики боязливо обтекала человека в траурном костюме, шедшего в пока неизвестном ему направлении. Первая цель была благополучно достигнута: он ничем не отличался от толпы. Неспешно плывя в людской гуще, он думал их мыслями и смотрел их глазами, чувствовал за них, если они хоть что-то могли чувствовать. Он был одним из них, и это было лишь маленькой долей его нелегкой работы, чем-то схожей с работой дровосека, хладнокровно разрубающего чурбаки,. Махая острым топором, нужно просто забыть, что они были некогда живыми деревьями ,и не думать ни о чем, как эти поленья. Не думать, чтобы не стало жалко.
  
  
   "В давние времена, когда само время еще не родилось на свет, а пространство было всего лишь условностью, Дай-мэ-рак решил создать Великую Игру с очень сложными правилами. Он зачерпнул своей могучей ладонью первозданную тьму.
   Она была холодна и податлива, словно горсть снега с ледяной горной вершины, и он назвал ее "Иншай'а", что значит Бездна. Так было произнесено первое слово, самого первого языка, на котором разговаривают лишь те, чьи слова рождают у других образы.
   Дай-мэ-рак сжал в ладони частицу Бездны и сказал "Ай'шай'а, так родилось второе слово первого языка и значило оно Свет. И разлился Свет над Бездной под строгим взглядом Дай-мэ-рака, образуя контуры доски для Великой Игры.
   И каждая клетка поля была столь велика, что в ней сходились сотни потоков света, образуя дороги, по которым полетели в свой первый полет самые первые звезды, а вокруг них, под их холодными или теплыми лучами, появились планеты, пока еще безжизненные, ибо Дай-мэ-рак не сделал еще игровые Фигуры и не расставил их по нужным клеткам.
   И были те клетки столь различны меж собой и число их было столь велико, хоть и известно Дай-мэ-раку, что тот не мог не радоваться своему творенью."
   (Книга Откровений Знающих стихи с 1-5)
  
   Глава 2
  
   Виктор установил вентилятор так, чтобы струя била прямо в лицо. Это не столько помогало от жары, сколько доставляло некое моральное удовлетворение. Делать было совершенно нечего. Можно было бы достать из ящика стола сигарету и закурить, но руки словно приросли к липкой полированной поверхности со следами от горячих кофейных чашек. Еще можно было развернуть газету и беглым взглядом просмотреть спортивную сводку, но солнце с такой яростью слепило сквозь окна, что даже темные очки, купленные по цене, о которой страшно вспоминать, не помогали. И все, что оставалось - это сидеть, уставившись на вращающиеся лопасти вентилятора, и слушать его монотонное жужжание.
   За последнюю неделю в гостинице не остановилось ни одного постояльца. Несмотря на "три звезды" и наличие кондиционера, никому из приезжих не приходила в голову мысль задерживаться в городе. Каждый командировочный, поддаваясь общему настроению, навеваемому жарой, стремился поскорее покончить со своими делами, и быстренько смотаться из этого проклятого пекла. В гостинице сейчас не больше пяти постояльцев. Это притом, что в здании было три этажа, на каждом из которых располагалось по десять номеров.
   Виктору принадлежала треть от всего гостиничного дела. Оставшиеся две трети поровну распределялись между десятью работниками гостиницы, которые вместе с ним и составляли весь рабочий коллектив. Нужды в наемных работниках никогда не было. Во-первых, воруют - все воруют, везде и всегда, и будут воровать, пока существует этот сумасшедший мир и пока существует эта страна. Другой причиной были довольно серьезные затраты: налоги, полиция, местные бандиты, плюс мелкие расходы на кое-какой ремонт. За вычетом всего, чистый доход составлял совсем небольшую сумму. Хватало на нормальную жизнь, но и только. Если бы не небольшой бар, то с гостиничным бизнесом однозначно пришлось бы завязывать, причем очень давно.
   "Когда же припрется этот пьянчуга и, наконец, починит этот проклятый кондиционер, будь он тысячу раз неладен? Небось, опохмеляется, свинья, после вчерашнего. А если он не придет, то все ломанут в летнее кафе к этим уродам. У них хоть и нет лицензии на торговлю спиртным, так из-под стойки все равно ж нальют. Если не сделает к вечеру кондишн, засуну сегодня лейтенанту хрустящую бумажку в карман, он-то припрется точно. Ему на жару наплевать. Пусть штрафанет мерзавцев, мне сразу на душе полегчает. Ишь, повадились - и бандитам не платить, и спиртное из-под стойки... Чтоб он сгорел, этот вонючий Покровски! Все-таки, он точно джеврей."
   Оторвавшись от стула и двинувшись к холодильнику в противоположном углу, Виктор только успел подумать о льде и холодном стакане в руках, как услышал звук открывающейся двери.
   "Ну что, свин ты недорезанный, проспался, скотина! Чтоб через час я побежал за шубой от холода! Кондиционер не работает уже целых..." - Виктор мысленно отрепетировал гневную речь, повернулся, и на лбу у него сразу же выступил пот.
   Приезжий - видно сразу. Ни один человек в этом городе, будь он хоть трижды кретин, не стал бы рядится в черный костюм в такую жару, хоть бы у него умерла любимая троюродная прабабушка.
   Лицо Виктора расплылось в унизительно глупой улыбочке, обнажая вставные зубы из металлокерамики. "Постоялец! Судьба услышала мои стенанья и решила обратить на меня взгляд! " По одежде и манерам видно, что человек при деньгах, загадка только, с чего бы это такую птицу вдруг занесло в его гостиницу. Вик выскочил из рецепшина, подбежал к гостю. "Главное, чтобы сразу же не ушел", - пронеслось в голове.
   - Проходите, садитесь, вон там креслице, там тенечек, слабенький, конечно. Сейчас, сейчас я принесу вас что-нибудь выпить. Давно приехали?
  -- Около часа назад приблизительно. - Незнакомец улыбнулся, Виктору показалось, как-то злорадно.
  -- Вы располагайтесь, располагайтесь. Извините уж, кондиционер у нас в холле пока не работает. Это самое... Сегодня будет работать, обещаю. Сейчас не сезон, вам в какой-то степени, если конечно так можно выразиться, повезло с этой жарой. У нас свободны почти все номера...
  -- В самом деле? - Незнакомец опять изобразил на лице зловещую ухмылку могильщика в отпуске.
  -- Что бы вы хотели выпить?
  -- Что-нибудь покрепче, на ваш выбор.
   "Такому дрэна нальешь, так он еще обидится". Поморщившись, Вик нехотя направился к холодильнику. Ничего не поделаешь, сам предложил.
  -- Итак, к делу. Прошу сюда. - Он указал правой рукой на гостиничное бюро, а левой протянул стакан трабана с содовой.
   Незнакомец отхлебнул, поморщился, а затем выпил залпом, словно воду. Аккуратно поставив стакан на бюро, он внимательно уставился на Виктора. Хозяина передернуло, но он был привычен к разного рода взглядам и невозмутимо попросил паспорт.
  -- Джон Райдер, - то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Виктор, хитро подмигнув. - Я ведь догадался, что вы иностранец, хотя говорите, считай, без акцента.
  -- Это моя работа, - совершенно серьезно ответил постоялец.
  -- Значит вы этот, как его... лингвист?
  -- Нет.
  -- Ладно, это неважно, - смущенно протирая лысину грязным платком, процедил сквозь зубы Виктор. - Чем будете платить: наличные, кредит, чек?
  -- Это, наверно, вам подойдет лучше всего - пробубнил в тон Виктору незнакомец, роясь во внутреннем кармане пиджака.
   На стойку легла увесистая пачка новеньких, будто с печатного станка купюр. Новый постоялец не отсчитывал их, просто достал из внутреннего кармана пиджака и положил перед самым носом Виктора.
  -- Разумеется, разумеется. Кто бы в этом мог сомневаться?
   Вик был из тех людей, которых могла вывести из себя только хорошо спланированная серьезная провокация. Такой вот провокацией и была пачка новеньких банкнот, сумма, даже на беглый взгляд значительно превышающая стоимость годового пребывания в его дыре. Хозяин не строил никаких иллюзий про сумасшедших миллиардеров, непонятно зачем разъезжающих по свету, он понял сразу: парень скрывается и не хочет быть на виду. Отсюда вывод... Что ж, тем лучше. Пожалуй, так даже лучше, теперь его уж точно не найдут. От практичных умозаключений его отвлек вопрос нового постояльца.
  -- Только послушайте, любезный, как вас там?
  -- Виктор... Но для своих постояльцев я просто Вик
  -- Хорошо, Вик. У нас тут намечается мероприятие с коллегами. В общем, мне нужно помимо моего еще три номера, и, желательно, рядом.
  -- А ваши друзья уже приехали? - вовсе не из праздного любопытства поинтересовался Вик.
   Молодой человек посмотрел куда-то в сторону, словно о чем-то сосредоточенно размышлял.
  -- Пока еще нет. Я не чувствую их присутствия в городе, но, видимо, скоро, - совсем серьезно ответил он.
  -- Интуиция - дело хорошее.
  -- Это работа, - как заученной фразой ответил молодой человек и опять посмотрел в глаза Вику.
   Теперь уже хозяина передернуло основательно, но виду он, опять-таки не показал. Это тоже была своего рода работа.
   Вик достал из ящика журнал регистраций, обслюнявив толстый мозолистый палец, перелистал несколько страниц, вынул из нагрудного кармана рубашки запачканную пастой авторучку и усердно стал выводить каракули, наподобие тех, что оставляют врачи в медицинских картах. Практически неузнаваемые буквы родного языка создавали у владельца подобной карты ощущение таинственности и необычайной сложности профессии врача.
   Вик не был по образованию врачом. Да, надо сказать, он вообще с горем пополам окончил среднюю школу и сразу же сел за грабеж. Это была история, окутанная густым мраком, в которую Вик не посвящал никого и никогда; именно поэтому все его знакомые знали ее в самых мельчайших подробностях.
   В возрасте двадцати семи лет, добросовестно отсидев, как говорится, от звонка до звонка, Виктор вышел из тюрьмы и поклялся, что больше туда никогда не вернется. Мать умерла за два месяца до его освобождения, а отца Вик не знал.
   Сразу же после освобождения Виктор умудрился вляпаться в крупную денежную аферу, которую проворачивал его старый школьный друг, который, кстати, и стоял на стреме, когда они чистили ту злополучную квартирку. Но он не сел. Вик не выдал его, да и полиции было не важно, замешан ли кто-то еще. Никто не копался. Украденное добро было свалено прямо на квартире Вика, вот и все.
   За услугу старый приятель щедро расплатился с Виком новой авантюрой, которая на этот раз увенчалась успехом. Они не только ухитрились не попасться, но ухватили приличный куш. Старый приятель переехал в другой город и, по слухам, все-таки потом сел. А Вик открыл свое дело, причем в районе, где он вырос, где его знали все - от полиции до местных "авторитетов". Новый хозяин сделал из проданного задарма районными властями трехэтажного полуразрушенного дома неплохую гостиницу, славившуюся среди приезжих дешевизной и даже некоторым удобством. И с самым хорошим баром для полиции и бандитов. Правда, вели там себя они все же прилично, дабы держать марку заведения своего друга. Ибо так сложилось, что все приятели детства, цвет уличной шпаны, работали или в полиции или, скажем так, зарабатывали на жизнь в противоположной структуре. Хотя зачастую это означало одно и тоже, и претензий никто ни к кому не имел.
   Вик владел заведением уже восьмой год, за это время случалось всякое, и от этого его некогда пышная шевелюра сильно поредела, оголив бугристый череп, что состарило его еще больше.
   Хозяин в который раз протер лысину засаленным платком и зычно крикнул: "Янка!" С лестницы послышались торопливые шаги, и у стойки появилась конопатая, полная девушка лет двадцати.
   Вик, осмотрев щиток с ключами, наконец, выбрал нужный и вручил девушке. "Проводи нашего гостя", - при этом широко улыбнулся своей коронной показной улыбкой, которую он до мельчайших деталей отработал за восемь лет. Новый постоялец ответил хозяину точно такой же улыбкой и, подняв с пола свою сумку, последовал за Янкой.
   Лестница была винтовая, и постояльца не покидало ощущение, что он вот-вот оступится на недавно вымытых, скользких ступенях. Что касается конопатой толстушки, она поднималась уверенно, правда, не пренебрегала перилами.
   Поднявшись на третий этаж, они прошли по тускло освещенному коридору, в котором не было ни одного окна, и единственным источником света была длинная газоразрядная лампа, которая светила в половину своей мощности, и к тому же постоянно мерцала. Зато было чисто, даже выцветшая ковровая дорожка и та тщательным образом пропылесосена. Дойдя до конца коридора, они остановились у номера 30. Девушка деловито порылась в кармане передника, извлекла оттуда ключ на массивном деревянном брелке и без особых усилий открыла замок. Янка прошла внутрь и жестом позвала за собой постояльца. Озираясь по сторонам, она делала вид, что проверяет, все ли в порядке. Затем стала объяснять, где туалет и как позвонить через коммутатор в город, но молодой человек оборвал ее на полуслове и, поблагодарив, выставил за дверь.
   Про номер, кроме того, что он самый обычный, нечего было больше сказать. Комната небольшая, но в ней размещались кровать, тумбочка, шкаф и даже небольшой письменный стол со стулом. Постоялец был доволен и этим, в конце концов, долго он здесь задерживаться не собирался.
   В комнате имелся балкончик с видом на оживленное шоссе. Из предметов роскоши, если их так можно назвать, наличествовала ковровая дорожка, очевидно ровесница той, что в коридоре, и зеркало над столом с трещиной посередине. С потолка свисало некое подобие светильника с совершенно нелепым и к тому же очень пыльным абажуром.
   Джон аккуратно повесил на стул пиджак, брюки и рубашку, достал из сумки бритву, вернее, старомодное складное лезвие, которое годилось больше для быстрого и бесшумного перерезания горла, нежели для бритья, зубную щетку, мыло и направился в ванную. Если здесь имеются блага цивилизации, то почему не воспользоваться ими? Вода, естественно, была только холодная, а полотенце имело характерный гостиничный запах хлорки. Но молодого человека это нисколько не смущало, ибо там, откуда он недавно прибыл, не было даже этого.
   Кондиционер работал на совесть. Он издавал громкие и нудные звуки, но все же наполнял комнату живительной прохладой, спасая от отбивающего охоту что-либо делать полуденного зноя.
   Развалившись в полулежачем положении на скрипучей и жесткой кровати, бывший рыцарь, а ныне Джон Райдер курил уже знакомую нам трубку с зеленоватым отливом и постепенно начинал дремать.
   Многие утверждают, что сон - это вторая жизнь человека. Некоторые также дискутируют на тему того, что же на самом деле является реальностью, а что иллюзией. Может быть, утверждают они, все, что окружает нас вокруг - это и есть сон, а реальная жизнь начинается, когда мы закрываем глаза?
   Постоялец номера тридцать никогда не задумывался над этим спорным вопросом. Когда ему хотелось спать, и он мог себе это позволить, он просто проваливался в глубокий черный колодец и медленно падал, до тех пор, пока не просыпался. Сны всегда обходили его стороной. Может быть, они его побаивались, но возможно, он и сам их боялся и поэтому отгонял подальше большой воображаемой палкой, перед тем как начать падение в этот черный колодец.
   Когда Джон проснулся, дневное марево отступало, и его место спешила занять сумеречная прохлада. В это время обычно закипает городская жизнь, люди спешат выбраться из душных контор, из бетонных склепов многоэтажек на свежий воздух, чтобы хоть чуть-чуть насладиться передышкой от невыносимого пекла.
   Джон сладко потянулся, нечаянно смахнув с постели уже потухшую трубку, и стал одеваться. Он вспомнил, что за последние сутки ему так и не пришлось ничего перекусить. Желудок усиленно требовал пищи, издавая неприятные звуки.
   В холле гостиницы наконец-то заработал кондиционер, довольный Вик сидел за стойкой бара и протирал сверкающим белизной полотенцем стакан. Это обычное занятие любого бармена указывает не столько на рвение в работе, сколько на то, что ему сейчас совершенно нечего делать.
   Небольшой бар, он же гостиничный холл, был почти пуст. За столиком у окна сидела троица молодых людей угрюмой наружности. Они потягивали пиво из больших кружек и играли в карты.
   У двери сидел человек лет сорока пяти - пятидесяти, одетый в яркую цветастую майку и налегал на салат, периодически подливая в рюмку чего-то крепкого из стоявшей рядом бутылки.
   Больше никого не было. Изредка по залу шустро пробегала официантка и, забрав пустые кружки у троицы, увлеченно играющей в карты, тут же ставила новые. Молодые люди одобрительно кивали, не отрываясь, впрочем, от игры.
   Джон подошел к стойке, зевнул и взгромоздился на высокую табуретку.
  -- Хорошо поспали? - осведомился тот.
  -- Как в колодце.
  -- Это как?
  -- В общем, наверное, неплохо. У вас тут можно поесть?
   Хозяин отставил в сторону стакан, по привычке повесил полотенце себе на плечо и, предложив Джону присесть за какой-нибудь столик, самолично отправился на кухню. Конечно, Вик был не только хозяином, но и работником тоже, однако еще ни разу за восемь лет он не опускался до уровня официанта. Но это он понял уже в тот момент, когда вошел в бурлящую и кипящую кухню, работать в которой человек, непривычный к такому делу, долго бы не смог не то, что в летнее пекло, но даже в лютый мороз.
   Вик не замечал за собой склонности к философии и абстрактным ощущениям. Он также не верил в приметы и предчувствия. И вообще, ни во что кроме здравого смысла, не верил. Поэтому он и в этот раз не спросил себя "Почему? и "Зачем?", а просто поставил на поднос тарелку супа, бутылку пива и жареную картошку и вернулся в зал.
   Джон ел с аппетитом бездомной сироты. При этом - красиво, аккуратно, не проронив ни единой крошки, не пролив ни единого глотка. Но настолько увлеченно и быстро, что его сосед напротив - грузный мужчина в цветастой рубашке, который, теперь уже не спеша, поглощал вторую тарелку салата, остановил на нем задумчивый взгляд, да так и остался сидеть с разинутым ртом и зажатой в руке вилкой.
   Пять минут понадобилось молодому человеку, чтобы опустошить содержимое подноса. Он встал, прилежно задвинул за собой стул и поставил поднос на стойку.
  -- Не стоило утруждать себя, - извиняющимся, но в тоже время восхищенным тоном промурлыкал Вик. - Чем намерены заняться?
  -- Собираюсь немного прогуляться по городу.
  -- Что ж, на мой взгляд, это неплохая идея. У нас в городе много замечательных мест.
   При этом ударение было сделано именно на "замечательных". Это было не столько предупреждение, - такого, похоже, вряд ли можно чем-нибудь испугать, - а шутка в жанре черного юмора, которую Джон скорее всего не понял, потому что уверенной походкой направился к двери. Вик же снова взялся за стаканы.
   Уже смекалось. Солнце медленно, словно колесо древней телеги, закатилось за горизонт. Город начали окутывать ласковые, прохладные и такие желанные сумерки. Ночь обещала быть ясной, в небе появлялись маленькие разноцветные огоньки. Для многих безнадежно далекие и холодные, а человеку, стоящему у входа в гостиницу, навевающие мысли о доме, которого у него никогда не было, и еще о дороге - бесконечно вьющейся куда-то линии, которая никогда не обрывалась и, похоже, еще не собирается кончаться. И неясно, куда она выведет в следующий раз.
   Место, где оказался Джон Райдер по воле судеб и по служебному распределению, не вызвало у него удивления. Подобных мест он повидал немало. Жители этого города вряд ли знакомы с теорией множественности миров. Но если бы они обладали хотя бы приблизительными знаниями в этой области, то им стало бы известно, что миров, похожих, не очень похожих и совсем не похожих на их мир существует превеликое множество. В тех, что похожи, их город отличается от таких же городов парой-тройкой названий улиц, в не очень похожих такого города попросту нет, ну а в совсем непохожих мирах дела обстоят гораздо сложнее.
   Джон рассеянно скользнул взглядом по улице и снова уставился в небо, где помимо звезд злобно сверкали два желтых глаза - две луны...
  
   Молодой человек стоял напротив огромных стеклянных дверей. Их створки сходились настолько плотно, что нельзя было разглядеть, где они соприкасаются. Создавалось впечатление, что вместо входа было огромное окно из затемненного стекла. Молодой человек сделал шаг вперед, почти вплотную приблизившись к дверям, и они бесшумно разъехались в стороны. Когда он вошел внутрь, они так же бесшумно сомкнулись, снова образовав полупрозрачную стену.
   Холл гостиницы поражал воображение своими размерами и великолепием. Огромный овальный зал украшали белоснежные колонны в два обхвата. Они испускали неяркий свет. Пол был выложен плитами бледно-синего полупрозрачного камня и тоже излучал свет. Материал, которым были облицованы стены, напоминал розовый коралл и тоже едва заметно светился. Вдоль стен стояли уютные мягкие диванчики с резными подлокотниками. Бледно-синее, белое и розовое свечение смешивались, создавая неповторимую атмосферу таинственности, словно это был не холл гостиницы, а какой-нибудь величественный храм. И было пусто, словно в покинутом святилище. Откуда-то доносилась тихая приятная музыка, напоминающая шелест волн.
   Вошедший посмотрел вверх. В вышине, там, куда упирались излучающие свет колонны, колыхались волны. Пестрые рыбы и причудливые морские создания плавно передвигались в воде. Колыхались разноцветные водоросли, среди которых сновали стайки мелких рыбешек. А чуть вдалеке виднелся остов затонувшего корабля. Потолок холла представлял собой огромный экран, на него транслировалось изображение морского дна, которое передавалось с помощью камеры, действительно установленной на глубине. Посреди овального зала журчал фонтан, помещенный в круглый бассейн, выложенный из материала, похожего на красный мрамор. Вокруг бассейна стояло несколько кресел. В одном из них сидела женщина лет сорока в роскошном голубом платье, и что-то пила из хрустального фужера. Рядом с ней с пустым подносом в руке, словно статуя, замер юноша лет восемнадцати. Когда гость прошел мимо женщины, она не удостоила его даже взглядом. Что же касается юноши, то он вовсе не смел шелохнутся. Вошедший заметил на лбу у юноши что-то вроде татуировки, очень сильно смахивающую на штрих-код.
   Миновав бассейн, молодой человек подошел к длинному овальному столу, выполненному из гладкого камня темно-зеленого цвета. За столом сидел человек лет тридцати, или немного старше. У него были не очень длинные кудрявые волосы золотистого цвета. Он смотрел на гостя и беззаботно улыбался. В его небесно-голубых глазах читалось вежливое любопытство. Он был облачен в белоснежную тунику, лоб украшал тонкий золотой обруч, выполненный в виде венка из виноградной лозы.
   - Добрый день, - поздоровался молодой человек.
   Человек за столом продолжал улыбаться, взглядом изучая гостя. Незнакомец, вошедший пару минут назад в гостиницу "Морское дно", был молод. От силы ему можно было дать двадцать пять лет. Он был облачен в просторную черную рубашку навыпуск, расшитую белым речным жемчугом, и такого же цвета широкие штаны. Рубашку подпоясывал изящный ремешок с перламутровой пряжкой, выполненной в виде странного вензеля. На ногах у незнакомца были черные же сандалии с серебряными застежками. В левой руке он держал небольшой кожаный чемоданчик. Все говорило о том, что гость не лишен вкуса и следит за модой. Правда, хозяин гостиницы, а это именно он дежурил в приемных покоях, пытаясь таким образом избавиться от вечной скуки, отметил, что молодой человек выбрал слишком уж мрачную цветовую гамму. Быть может, он приверженец какой-нибудь ультрамодной философской концепции?
  -- Здравствуйте! Что вам угодно? - спросил хозяин гостиницы. Голос у него был высокий и чистый.
  -- Я хотел бы снять номер.
  -- Вашу личную карточку, пожалуйста.
   Гость достал из нагрудного кармана рубашки карточку и протянул ее хозяину гостиницы. Стоит отметить, что личная карточка в том месте, куда прибыл незнакомец, заменяла очень многие необходимые вещи: удостоверение личности, страховой полис, медицинскую карточку и, наконец, кошелек. Хозяин гостиницы изящным жестом протянул руку и принял у молодого человека его карточку. Он поместил ее в небольшое углубление на столе и посмотрел на плоский дисплей гостиничного терминала.
  -- Все в порядке, господин Роллано. Желаете номер с видом на море или же на бассейн?
  -- С видом на море, пожалуйста, - в тон ему ответил гость.
  -- Хорошо, - снова улыбнулся хозяин гостиницы.
  -- Если вас не затруднит, то не могли бы вы мне сказать: могу ли я забронировать еще три номера в вашей гостинице. Желательно, поближе к моему. Я ожидаю друзей.
  -- К сожалению, свободных номеров рядом с вашим нет. Есть этажом ниже с видом на бассейн. Вас устроит?
  -- Вполне.
  -- Очень хорошо, - хозяин гостиницы взял со стола небольшой колокольчик и позвонил.
   На мелодичный звон явилась высокая молодая девушка в форме горничной. Девушка была красива: стройная фигура и очень милые черты лица, которые портила разве что странная татуировка на лбу.
  -- Покажи господину его номер, - сказал девушке хозяин гостиницы.
  -- Слушаюсь, - девушка поклонилась.
   Здание гостиницы "Морское дно" имело пять этажей. Номер Роллано находился на последнем. Сейчас был курортный сезон, а потому отель был более чем наполовину заполнен постояльцами.
   Двери лифта были сделаны из темного дерева. Тонкая резьба на створках изображала двух морских коньков, смотрящих друг на друга. Горничная нажала кнопку вызова. Через несколько секунд прозвучал мелодичный звонок, и створки лифта распахнулись. Горничная с почтением пропустила Роллано вперед, а затем зашла сама.
   Роллано шел по коридору, по щиколотку утопая в пушистом ковре. Стены коридора были сделаны из такого же материала, что и в холле гостиницы, и так же источали розовый свет. Горничная остановилась у одной из дверей, приложила электронный ключ, и дверь бесшумно распахнулось. Девушка жестом пригласила постояльца войти, а затем вошла следом за ним.
   Роллано оказался в просторной гостиной. Посредине стоял небольшой круглый столик и стулья, сделанные из темно-красного дерева. Около одной стены был небольшой уютный диванчик и два кресла. От стены струился все тот же розовый свет, перемешиваясь с солнечным, проникающим через балконную дверь и окна. Также в комнате был небольшой сервант, в котором стоял сервиз из разноцветного хрусталя. Рядом с сервантом имелся большой холодильник. Противоположную стену занимал огромный плоский экран. Горничная выжидающе посмотрела на постояльца, но Роллано ничего ей не ответил. Тогда она открыла следующую дверь. Это была спальня. Огромная кровать занимала почти всю комнату. Во всю стену тянулся шкаф с раздвижными створками, упирающийся в потолок. На кровати лежало около десяти белоснежных полотенец разной длины и ширины, и халат. На полу стояли домашние тапочки. На тумбочке около кровати лежал тонкий серебристый обруч и универсальный пульт управления.
  -- Ты свободна, - сказал Роллано горничной, с ожиданием смотревшей на нового постояльца.
   Девушка подошла ближе к Роллано и протянула электронный ключ от номера. При этом она старалась не смотреть в глаза постояльцу. Молодой человек еще раз отметил про себя, что девушка весьма хороша и ей очень идет униформа горничной с короткой, едва прикрывающей бедра, юбочкой. Единственное, что - этот штрих-код... Отдав ключ, девушка поклонилась и поспешила покинуть номер.
   Роллано взял с тумбочки обруч и пульт и вернулся в гостиную. В первую очередь он нажал на пульте кнопку и убрал начавший его уже порядком раздражать розовый свет. На улице было около трех часов дня, солнце, проникавшее сквозь затемненные окна, давало достаточно света, но не слепило глаза. Роллано взял в руки свой небольшой дорожный чемоданчик и, усевшись в кресло, открыл его. Он извлек оттуда трубку из зеленоватого дерева, массивную бензиновую зажигалку и кисет с табаком. Закурив, он стал обдумывать сложившееся положение.
   Как обычно, по прибытии на новое место Центральный архив предоставил ему всю необходимую для работы информацию. Мир, где сейчас находился Роллано, был очень стар. Разрушительные войны, голод и эпидемии остались в глубине веков. Люди, жившие здесь, добились немалых успехов в области науки и искусств. Роллано посмотрел на серебристый обруч, лежавший на столе. Он взял его в руки и хотел было надеть, но тут же, усмехнувшись, положил обратно на стол. Ментовизор был одним из многих замечательных изобретений этой цивилизации. Надев на голову специальное устройство, сделанное в виде обруча, и соответствующим образом настроив экран, можно было проецировать картины из собственного сознания: мечты, фантазии или же просто приятные воспоминания. И это здесь - самое банальное развлечение, порядком уже поднадоевшее местным людям. Скука - вот самая главная проблема в этом мире. Человечество решило все так долго мучавшие его проблемы. Погоду регулировали с орбиты спутники, за домом следила тщательно настроенная автоматика, готовая выполнить любое желание хозяина...
   Революционные открытия в области генной инженерии позволили не только синтезировать живую ткань, но создавать себе подобных, еще до рождения закладывая в их разум необходимый набор качеств. Так человечество разделилось на два подвида: людей, от рождения свободных и наделенных всеми правами полноценного гражданина, и клонов, которые не имели вообще никаких прав. Хитроумные генные инженеры предвидели проблемы, способные в будущем повредить "настоящему" человечеству. Поэтому каждый искусственно созданный человек появлялся на свет рабом не только в правовом значении этого слова, но и рабом в буквальном смысле. Каждый клон был генетически запрограммирован на абсолютное подчинение и послушание человеку, что бы тот ему ни приказывал или не делал с ним. Каждый клон с момента своего создания был предназначен для определенной профессии. Были клоны-врачи, инженеры, педагоги, рабочие, даже актеры и музыканты. Люди же занимали только руководящие посты или, что было не редко, вообще ничем не занимались. Физиологией же клоны в точности соответствовали людям. Они также старели и могли умереть. Но, как правило, клон, достигнувший возраста сорока-пятидесяти лет, подлежал уничтожению. Цивилизация видела в них всего лишь биологические машины. Исключение составляли клоны, которые по каким-либо причинам оказались особенно полезны обществу. Ведь и среди тех, кого люди не считали за людей, встречались очень талантливые индивидуумы. Во избежание всевозможных недоразумений, вызванных абсолютной внешней идентичностью людей и клонов, последним на лоб наносился штрих-код, в котором были зашифрованы номер, профессия, имя владельца и другие необходимые данные.
   Решение об обязательном введении штрих-кода было принято на государственном уровне и первоначально вызвало волну протеста у граждан. Многие сетовали на то, что штрих-код лишает клона привлекательности. Особенно сильное недовольство выказали владельцы публичных домов, где девушки-клоны, на генетическом уровне лишенные многих психологических барьеров, свойственных человеку, были крупным источником дохода. Но вскоре с этим смирились. Ведь никому не хотелось бы попасть впросак и быть высмеянным окружающими. Потому что разговаривать и вести себя с клоном на равных считалось даже не то, чтобы верхом неприличия или дикостью - это было все равно, что разговаривать на равных с автомобилем или, скажем, соковыжималкой. А с введением штрих-кода возможность ошибки была исключена. Клона можно было различить даже в абсолютной темноте, так как в темноте штрих-код начинал слабо люменисцировать.
   Роллано курил трубку, рассеянно созерцая морскую даль за окном. Он был совершенно равнодушен к роскоши и предпочел бы более скромный номер. Но, увы, в этом городе, равно как и в любом другом, можно было найти только такой или же еще более роскошный номер. Роллано докурил трубку и вытряхнул ее содержимое в хрустальную пепельницу. Затем он пошел в спальню. Раздевшись и повесив одежду в шкаф, он взял халат и одно из полотенец и отправился в ванную. Ванная лишь немногим уступала в размерах спальне. Здесь находились душевая кабина и огромная ванна, в которой запросто могло поместиться два человека. Роллано решил воспользоваться душем и открыл стеклянную дверцу кабины.
   На пульте, встроенном в стенку душевой, можно было выбрать мощность струи, температуру воды и даже режим гидромассажа. Роллано ограничился обычным прохладным душем.
   Запахнувшись в белоснежный халат, Роллано вышел из ванной и направился к холодильнику. Открыв дверцу, он обнаружил ряды бутылок и герметичные пакетики с закусками. В местных алкогольных напитках Роллано был не силен, поэтому, наугад выбрав одну из бутылок, закрыл холодильник. Раскрыв стеклянные дверцы серванта, Роллано взял самый большой фужер. Для начала он плеснул на донышко. Но, сделав глоток и оставшись довольным, наполнил фужер до краев. Напиток, вероятнее всего, был смесью фруктовых вин. Вкус у него был превосходный.
   С фужером в руке Роллано направился на балкон. Открыв дверь, он почувствовал, как ему в лицо дохнул соленый морской ветер. Он устроился в одном из двух плетеных кресел и стал обозревать окрестности. С высоты пятого этажа ему открывался живописный вид на море и прекрасные здания отелей, каждое из которых было выполнено в своем, неповторимом стиле. Роллано сделал большой глоток и, усмехнувшись, произнес:
   - Всему когда-нибудь приходит конец.
   Глава 3
  
   Город. Для кого-то уютнейшее место, а для кого-то самое ненавистное, откуда на протяжении всей жизни стремишься во что бы то ни стало выбраться. Но, только оказавшись у последней черты, понимаешь, что не в силах был прокопать голыми руками проход в кирпичной стене.
   Город представлял собой холодную сверкающую глыбу ясности. Того жестокого и беспринципного чувства, которое заставляет людей идти в ближайший бар или грязный бордель, садиться на иглу или лезть в петлю. Всякий, кто в достаточной степени ощутил на себе равнодушное к чужой боли прикосновенье этой ясности - одиночество или стадное чувство, стремился выйти из своей бетонной камеры и хотя бы на несколько часов подавить в себе все то, чем будет гордиться завтра на работе, с усердием писать в анкетах, или просто хвастаться старым друзьям, или новой симпатичной знакомой. От человека не должно остаться ничего, кроме самого человека. Пока еще теплой оболочки с двумя ногами и двумя руками и лицом, подобным дороге, по которой прошли сотни ног, обутых в солдатские сапоги. Как ни странно, многие понимали это, но, тем не менее, продолжали жить по-прежнему, не видя для себя другого выхода.
   Обо всем этом думал Джон, когда, наконец, отвел свой взгляд от неба и стал смотреть на страшное безликое чудовище, которое звали реальностью. Он еще думал о том, что город похож на гигантский муравейник, в котором каждый - лишь часть целого. Муравьи-рабочие, муравьи-воины, муравьи-воспитатели и только одна матка-правитель; если рождалась другая, то ее сразу же убивали.
   Город был не столь велик, как могло показаться с первого взгляда. Безусловно, он не был дальним захолустьем, затерявшимся где-то в глубинке, а целой областной столицей. Здесь даже было метро с двумя ветками.
   Город находился довольно далеко от моря. Правда, вокруг было множество лесов с живописными озерами, но рука могучей и бесстрашной сферы туризма так и не освоила этот ценный источник дохода. А посему хороших дорог не было, и лесная местность была заселена мало. К тому же, сейчас в прохладной тени лесов зверствовали кровососущие насекомые. Пожалуй, никто не рискнул бы провести вечер за городом, на лоне природы.
   Улица, где находился отель без названия, который все местные без затей называли "У Вика", была покрыта совсем новым асфальтом. Она вела на площадь к белоснежному зданию мэрии. Это была самая оживленная часть города, практически центр. На первых этажах кирпичных пятиэтажек, которые можно было встретить только здесь, расположились многочисленные магазины и увеселительные заведения, работавшие чуть ли не круглые сутки. И всю ночь от них исходил неоновый свет рекламы. Улица была освещена фонарями, стоящими вдоль дороги.
   Кафе напротив гостиницы, которое Вик настоятельно не рекомендовал посещать, постепенно заполнялось народом. Играла какая-то незатейливая музыка, и был слышен звон пивных кружек. В бар к Вику закатилась компания молодых людей. Были они уже навеселе, но еще в состоянии принять по кружечке-другой. Окинули взглядами мрачную фигуру в черном костюме и, громко рассмеявшись, ввалились в холл гостиницы.
   Джон проводил их задумчивым взглядом. Он все еще никак не мог решить, куда же ему сейчас все-таки отправиться. Джон вздохнул. Еще совсем недавно он праздновал победу...
  
   Зал был освещен десятками факелов. Величественные своды оглашали звуки прекрасной музыки и громкие возгласы пирующих. Герцог и его приближенные праздновали победу. Прекрасные девушки подливали вино в золотые чаши. Отовсюду раздавались здравницы во славу победителей. Красное, как кровь вино, проливалось на стол, словно следы недавней битвы. Слуги не успевали подносить все новые и новые блюда с едой. Победители ликовали, а герцог, несомненно, был главным виновником торжества. На него смотрели с благоговением, словно на бога. Он так и явился на пир - в серебристых своих доспехах, с мечом на поясе и шлемом в руке. Когда он заговорил, все до единого гости затихли, стараясь не пропустить ни одного слова. Он говорил о победе и о том, какой нелегкой ценой она далась. Он восхвалял мужество воинов, самоотверженно бившихся у стен столицы. Но его речи были во многом странны: герцог говорил о том, что каждый в этом мире должен выбрать свой путь. Он рассуждал о том, почему одни люди выбирают добро, а другие зло. Герцог говорил о том, что война - это самая крайняя мера и, что если бы люди были добрее, то не пришлось бы ковать мечи. Он говорил о будущем королевства и о том, что если каждый будет уважать другого, то времена тиранов больше никогда не настанут. Немногие смогли понять его речи. А некоторые решили, что герцог просто опьянен победой и вином. Но никто не дерзнул прервать его.
   Гости пили, ели и веселились. Акробаты выделывали невероятные трюки, менестрели распевали только что сочиненные баллады, посвященные подвигам герцога и других героев. Звуки лютни и свирелей разносились по залу. Горели факелы, вино лилось рекою, повсюду был слышен смех. И герцог радовался вместе со всеми. Но вдруг гости, сидящие рядом с ним заметили, что взгляд его помрачнел, а в глазах отразилась тревога. И тогда он встал из-за пиршественного стола и приказал оседлать своего белоснежного жеребца. Не мешкая ни минуты, он покинул пирующих, вскочил на коня и, словно вихрь, умчался из города, обещав, что вскоре вернется. А в голове у герцога вертелось всего лишь одно единственное слово: "эйта". И это значило, что ему снова пора на Дорогу. Он спешился в поле, далеко от города, ласково потрепал по холке своего коня. Затем сделал несколько шагов вперед и исчез.
  
   Могло пройти и пятьдесят лет, и двести после того, как он выполнит то, ради чего пришел, прежде чем ему назначат другое место. Но всегда это случалось именно тогда, когда жизнь вокруг, казалось, начинала налаживаться. Нормальная, человеческая жизнь.
   Он не боялся перемен. Его не страшила ни новая, непохожая на предыдущие работа, ни то, что опять приходилось менять и облик, и имя, и даже мысли. Гораздо хуже было то, что самому, по собственной воле попасть куда-либо не представлялось возможным. Потому, что его работа всегда требовала четкого выполнения приказа. И хотя он волен был уйти в любую сторону без всяких потерь для себя, он свято верил, что служит истинной цели. Может быть даже он незаменим, хотя это, наверное, тщеславие, с которым следует бороться так же беспощадно, как и со своей темной стороной.
   Сотни, тысячи имен, а он не помнил даже последних десяти. Эти имена давали ему местные обитатели, или он сам выбирал, что-нибудь на их языке, с намеком, как сейчас: Всадник. Черный Всадник. Вот он кто сейчас, и это действительно страшно. Прежде всего, за себя, сможет ли он сделать ЭТО еще раз? "Скорее бы появились остальные. Почему я - всегда первый?"
   Он и не заметил, как уже прошел два квартала вдоль длинной улицы. Еще одно кафе. Почти такое же, как и то, что напротив гостиницы. Лучше где-нибудь присесть. Действительно, подумать всегда есть о чем, особенно, когда столько свободного времени - целая вечность. Он зло ухмыльнулся и толкнул дверь.
   Народу здесь было уже полно. Густой табачный дым висел в воздухе и был так же сер, как и тугая завеса гремящей музыки. Здесь было неуютно, десятки глаз уставились на него и тут же отвернулись, возвращаясь взглядом к своим собеседникам или в дно кружек и стаканов. Усатый хозяин, напоминающий большого откормленного таракана, сверлил его маленькими глазками. Все это наводило на мысли о том, что чужаков здесь не очень-то не жалуют.
   - Все места заняты. У меня заведение не очень большое. Для СВОИХ - выделив последнее слово, любезно сообщил бармен, который, как и Вик, скорее всего, был и хозяином.
   То, что для своих, Джон понял сразу. Но стеснительность не была чертой его характера, и поэтому он невозмутимо взгромоздился на высокий стул у бара.
   - Приезжий? - глупый вопрос, заданный лишь для завязки разговора.
   Джон его проигнорировал. Затем достал из внутреннего кармана новенькую купюру и заказал два пива. Сидеть здесь он долго не собирался. Не потому, что на него хотя и не часто, но все же косо поглядывали, и не потому, что большая часть посетителей были людьми не только из одного района, но и, судя по всему, с одного предприятия. Он вообще не любил шумные места, особенно, когда был вынужден длительное время оставаться один. Но это, увы, происходило довольно часто. Он выпил одну кружку, и затем сразу вторую. При этом бармен тоже перестал обращать на него внимание, сообразив, что молодой человек мало того, что странно одет и мрачен, но и еще к тому же не расположен вести беседу. Джон вылез из-за стойки, кивнул хозяину в знак благодарности, хотя благодарить, собственно, было не за что. Пиво оказалось разбавленным, но он уже давно привык к этому и считал повсеместной болезнью подобного рода заведений во все времена, во всех мирах.
   На улице он встал прямо под слепящий свет фонаря и достал часы - половина десятого, а делать-то нечего. Но это всего лишь первый день. Пора в гостиницу. Обращать минусы в плюсы все же было его положительным качеством. Не оптимизм, оптимизмом здесь и не пахло, просто надо было действовать, а плохое настроение - не лучший помощник в работе.
   "Если ничего не случается, значит, это лучшее время для того, чтобы поспать" - вот как звучал его новый довод. Скука - наизлейший враг всех разумных существ. Но понятие это хитрое и абстрактное, так что Джон, наверное, затруднился бы его объяснить. "Скорее всего, - сказал бы он, - скука - это промежуток времени, который тянется невообразимо долго, и, что бы ты ни делал в этом промежутке, все кажется неинтересным".
   Но возвращаться в гостиницу и ложиться спать совершенно не хотелось. Он бесцельно прошагал еще метров сто и свернул в переулок. Здесь уже исправные фонари встречались значительно реже, асфальт сделался неровным, кочковатым, под ноги то и дело попадались пустые бутылки и мусор. "Поистине мир построен на противоречиях, которые расположены совсем близко друг от друга". Несомненно, Джона сегодня тянуло на философские рассуждения. Собственно, не только сегодня - почти всегда, особенно после двух кружек пива, пускай даже и разбавленного. Он прошел еще три квартала и чем дальше от освещенной главной улицы, тем ему становилось уютнее на душе. Нельзя сказать, что Джон не знал, чем чреваты подобные прогулки, напротив, он мог себя считать хорошим знатоком городской жизни. Хотя иной на его месте и остерегся бы праздно шататься в одиночестве по темным кварталам. Но это стадное чувство, чувство маленького муравья, заблудившегося в большом муравейнике, совершенно было чуждо Джону.
   Более того, от самой гостиницы его постоянно не покидало чувство, что кто-то идет вслед за ним. Вернее, это было не чувство, а одна из его многочисленных способностей. Но Джон лениво задвинул это ощущение куда подальше. Такое часто случалось. Новое место, нервы опять же... Мало ли кто там идет вслед за ним? Может и идет кто, время, как говорится, покажет.
   Пятиэтажки кончились, и их место заняли массивные двенадцати и пятнадцатиэтажные коробки. Свет горел почти в каждом окне. За каждым таким огоньком текла своя собственная, отделенная от прочих толстыми бетонными стенами жизнь, в которой, может быть, любили и ненавидели, ссорились и мирились или, гораздо лучше сказать, существовали люди. Ужин на кухне, телевизор, муж, пришедший домой опять пьяный, а завтра опять прозвонит будильник в шесть тридцать... Отдельная страница в книге закономерностей, отдельное звено в цепи множества жизней. Но кто им запретил быть другими? Они сами этого не хотели. Они даже боятся, что будет иначе. Неизвестное всегда их пугает, вызывает животный страх, подобный первобытному страху перед ярким, обжигающим и прекрасным пламенем.
   Большая компания подростков двигалась по улице навстречу. У каждого в руке или самодельная дубинка, или осколок бутылки. Старый разбитый магнитофон на всю улицу хрипел что-то совершенно немелодичное и громкое, а значит, подходящее. Уже настоящая стая, правда, еще не волков. До волков им было очень далеко. У волков есть вожак, сильный и умный самец, который знает, куда, в каком направлении вести стаю. У этих не было вожака, у них было лишь направление - вперед. Но если бы у них спросили, то они бы сказали, что у них есть идея. А еще у них есть ненависть - ненависть, которую они сами себе придумали, чтобы не было скучно идти по улице. "Кто не с нами - тот против нас". Подростковый максимализм без контроля это будущая деспотия и террор. Да, но лишь в том случае, если им не надоест, а то, что им надоест - это точно. Через каких-нибудь шесть-семь лет, когда у них будут деньги, собственные, а не те, что дают родители, их обостренная юношеская ненависть превратиться в зрелое ощущение безысходности. А когда свеча жизни догорит до середины, многие из них пойдут на ту улицу, где ярко горят фонари: пить в баре, дымить и обсуждать секретаршу босса, последний футбольный матч, и последние городские сплетни, что угодно, лишь бы только подольше не видеть надоевших до тошноты жену и детей. Найдутся и такие, кто захочет быстрее других сжечь свою свечу до конца, и они будут петь для таких вот пятнадцати- и шестнадцатилетних ребят в полуподвальных клубах, писать пространные книги, которые подростки будут цитировать друг другу, правда, не особенно задумываясь над их смыслом. А потом они будут умирать в пустых обшарпанных квартирах от передозировки, в полном одиночестве. В одиночестве будут умирать и те, по другую сторону, в баре на освещенной улице. В толпе одиноки все, потому что толпа не терпит разнообразия.
   Стая не терпит другую стаю. Район, одежда, музыка, любимая футбольная команда - ерунда, главное, что это ДРУГАЯ стая. Враг, которого жизненно важно придумать. Враг - любой, кто не с нами. Стая не любит слабаков, она не любит, когда ее боятся, и начинает злиться, и атакует. Она санитар этих улиц: бьет не потому, что ей это нужно, грабит пьяного прохожего не потому, что нужны его деньги - ей нужно утвердиться перед собой, чтобы подавить свой собственный страх перед этой темной замусоренной улицей, заставить себя поверить в то, что ей ничто не страшно.
  
   Войско окутало молчание. Было лишь слышно, как звенят доспехи, как нервно постукивают копытами и фыркают лошади. Войско ждало приказа. Разноцветные стяги развевались на ветру. Копейщики, мечники и лучники, прислуга у осадных орудий - все смотрели на герцога. И вот он выехал вперед на белоснежном коне и остановился у крепостного рва. На нем были серебристые доспехи, а на голове сиял серебристый шлем. Герольд трижды затрубил в рог. Знаменосец поднял стяг с ярко-красным солнцем на белом фоне. Свита герцога обнажила мечи и подняла их вверх. Снова пронзительно протрубил рог.
   Из-за крепостной стены раздался ответный троекратный зов рога. И над стеной тоже взвилось знамя: черный единорог на красном фоне. Затем на стене появилась фигура закованного в черные латы рыцаря. На нем был черный шлем с глухим забралом, украшенным красным плюмажем. Рыцарь поднял руку вверх, приветствуя герцога. В ответ герцог тоже поднял руку, приветствуя своего противника.
  -- Приветствую вас, ваше величество, король Эдингест!
  -- И тебе привет, пресветлый герцог Ламаш, - ответил воин в черных доспехах.
  -- Не хотели ли бы вы, ваше величество, дабы избежать лишнего кровопролития, сдать мне столицу без боя? - спросил герцог.
  -- Ты это мне говоришь? - король засмеялся, и громкий смех эхом отразился от крепостных стен.
  -- Да вам. Ибо вы незаконно занимаете трон. И не по праву владеете вы прекрасной столицей. Если в течении часа будет сдан город, то я обещаю вам и жизнь, и свободу.
  -- Скорее обрушатся древние горы и небо падет на землю, чем ты пройдешь дальше, чем стоишь. Убирайся вон, выскочка!
  -- В таком случае, не ждите пощады! - голос герцога не уступал по громкости голосу короля.
   Глухое забрало скрыло улыбку. Ритуал был соблюден. Что ж, теперь посмотрим, кто сильнее на этот раз: давний противник Шайхар, или он. Кто победит в этой битве: Фигура Света или Фигура Тени? Герцог еще раз бросил взгляд на крепостную стену: лицо короля тоже скрывало глухое забрало. Но герцог был уверен, что и его противник улыбается в предвкушении очередной битвы.
   Герцог обернулся и посмотрел на своих воинов. Вооруженные люди молча ждали приказа. Герцог проехался перед рядами, всматриваясь в лица. Затем он вынул из ножен меч. В полуденных лучах меч засверкал ярким пламенем. Вновь затрубил рог.
   Белоснежный плащ с ярко-красным солнцем развивался за спиной герцога. Сверкали доспехи и каждый, кто смотрел в этот момент на герцога, скачущего с воздетым к небу мечом, видел в нем воинственного бога, умереть за которого было великим счастьем. А когда герцог взмахнул мечом и чистым громким голосом воскликнул: "Да пребудут с нами Светлые силы!", многим, особенно самым молодым, на мгновение показалось, что от голоса предводителя пошатнулись мощные стены столицы, и на глазах у них выступили слезы. Еще раз протрубил рог. На этот раз ему ответили десятки рогов в разных концах войска. И тогда начался штурм.
   Это был день великой битвы, день, вошедший в летописи. День великой славы и великой скорби. Словно ужасные великаны, обступили стены столицы осадные башни. Небо потемнело от выпущенных стрел. Вода в крепостном рве сделалась красной от крови. На головы осаждающим летели камни, лилась кипящая смола из огромных чанов. Лязг металла оглашал местность на много поприщ от столицы. Воинственные крики и стоны умирающих смешивались в один непрерывный вой. Словно подбитые птицы, падали с осаждаемых стен воины герцога. Но вслед за ними взбирались новые. И взирали на свои воинства два бессмертных воителя. Смотрели, как воины, словно солома в огне, гибнут в битве. И каждый умирал с именем своего господина. А на лицах бессмертных воителей, Фигур Света и Тени, не было ни радости, ни горя, ни ненависти, ни сострадания. Лишь азарт горел ярким пламенем в их глазах.
   Воины короля защищались храбро и самоотверженно. Но как бы не искусны были в битве защитники столицы, все равно не смогли они устоять перед натиском воинства герцога. Звуки гигантского тарана, разбивающего ворота, были подобны ударом грома. И пали ворота столицы.
   Много часов еще не стихали звуки боя на улицах города. Горели ремесленные мастерские и дома зажиточных купцов, гибли мирные люди, не успевшие вовремя уйти из города. И вот осталась лишь горстка защитников под красным стягом с черным единорогом. Впереди всех стоял король, сжимая окровавленный меч. Протрубил он тогда в последний раз в рог, вызывая на поединок герцога. И сошлись в жестоком поединке на крепостной стене король и герцог. Каждый из них был искусен во владении мечом, и никто поначалу не мог взять верх. Длился их поединок два часа без передышки. И пал король, пронзенный в сердце мечом герцога, потекла кровь из разрубленных черных доспехов, и рухнуло его бесчувственное тело в крепостной ров. Ужаснулись тогда последние защитники столицы, но никто из них не бросил оружия и все они сражались до последнего, и были убиты. Ни один не сдался в плен.
   Протрубили победу десятки боевых рогов и взвились над стенами столицы разноцветные стяги. Но выше всех было белое знамя с ярко-красным солнцем. Был после битвы пир, который длился три дня и три ночи. И радовались победители и прославляли своего господина, поведшего их на битву.
  
   Джон прошел прямо сквозь них, словно так было и нужно. Он не думал о том, что может произойти, ему действительно не было дела до этих подростков. Он не испытывал к ним ни ненависти, ни страха, ни даже интереса. Он очень устал от самого себя, ему так хотелось, чтобы ЭТО ВСЕ поскорее закончилось. Питающееся эмоциями живое существо по имени "стая", не получив от него совсем ничего, даже малейшей доли страха или хотя бы сомнения, просто не заметило его. Для них он не существовал, потому что не боялся. Если бы он чувствовал себя хоть немного человеком, то где-то в глубине души мелькнула бы мысль, что они вооружены и могут ведь напасть. Но он мыслил совершенно по-другому. Словно птице, летящей над саванной, и глядящей сверху на стаю шакалов, ему не было дела до них.
   Расступившись, подростки машинально пропустили его, и пошли дальше. Лишь один, спохватившись, отделился от толпы и, подбежав, попросил закурить. Это не был предлог для нападения, просто парень хотел курить, а денег на сигареты не было. Джон, не отвлекаясь от своих мыслей, не глядя, вынул пачку местных сигарет все из того же кармана, в котором непостижимым образом появлялись самые различные вещи. Подросток дрожащими пальцами вытянул сразу две сигареты, пробурчал благодарность и, сообразив, что сильно отстал от компании, побежал догонять своих. Одному было очень страшно.
   Вероятно, время приближалось к полуночи, потому что на улицах перестали появляться компании подростков, все расходились по домам. Джон тоже стал склоняться к мысли, что ему пора возвращаться, но тут в его сознание ворвались чужие мысли. "Значит, я не ошибся, - подумал он, - шли-то, оказывается, именно за мной. Что ж, любопытно".
   Никто, даже такое поистине всемогущее существо как Черный Всадник, не мог прочесть человеческие мысли именно в том виде, в котором они возникают в сознании индивидуума. Человек, как известно, мыслит образами, а потому только у него находится тот ключик, который дает расшифровку его мыслей, переводя их в понятный для других вид. Так что понять, что в точности думает человек, невозможно. Но довольно легко уловить эмоциональный настрой, а также, на кого именно направлена положительная или отрицательная мыслительная волна.
   Джон был крайне удивлен, что кто-то позади, буквально в двадцати шагах, за ближайшим поворотом, беспрерывно думал о нем, думал агрессивно, думал совершенно безбоязненно и уж никак не мог предвидеть, что его мысли так хорошо слышны.
   Впервые за долгий, жаркий и скучный день Джон ощутил, что к нему возвращается хорошее настроение. Равнодушие ушло, сменившись эмоцией. Одной единственной, и он радовался этому. Это очень редко бывает у Всадника, чтобы что-нибудь чувствовать. Нет, он, конечно, чувствовал жару и холод, голод и жажду. Но он никогда не чувствовал страха, потому что ему некого было бояться. Он не чувствовал ненависти, потому что, пожалуй, ему некого было ненавидеть. А любовь... в любовь он не верил. По крайней мере, тогда, очень давно, пытался в этом себя убедить и почти поверил. Итак, чувством, которое зажглось яркой лампочкой в темной комнате сознания, было любопытство. И это была единственная неискусственная, не придуманная, а его родная эмоция. Интерес. Да, за это он много раз дорого платил. И сейчас был готов заплатить любую цену, лишь бы УЗНАТЬ. Любопытство это, безусловно, враг, но враг приятный и все-таки безвредный. Почти безвредный.
   Джон резко развернулся и твердой походкой направился к источнику мысли, если так можно выразиться. Идти пришлось недолго. Он прошел до конца переулка, все явственней чувствуя носителей мыслей. Их было трое. Они стояли за углом и озабоченно перешептывались. Очевидно, они очень хорошо знали город и шли за ним не по пятам, а параллельными улицами и переулками, не привлекая к себе особого внимания. Увидев его, они неожиданно вздрогнули, но тут же сориентировались.
   Буквально в доли секунды они надели на лица маски напыщенной серьезности и вперились в Джона мрачными взглядами. На вид они были чуть старше его, плотного телосложения, и все трое одеты в спортивные костюмы.
  -- Добрый вечер, господа! - съязвил Джон. Уж очень хотелось посмотреть на их реакцию.
  -- На ловца и зверь бежит, - решил поддержать разговор молодой человек, очевидно, главарь. Он был светловолос и коротко стрижен. Через щеку проходил шрам. Он улыбнулся Джону. Зубы были желтоватые, с табачным налетом, кроме одного - золотого. Бандит достал из-за пазухи пистолет и направил его Джону в лицо.
  -- Очевидно, господа, вы грабители? - вопрос конечно глупый, но в тупик завести мог запросто.
   Главарь пробурчал себе под нос что-то неразборчивое. Он даже растерялся на мгновение. Такой вопрос не задавал ему никто, даже на суде. Если бы не этот дурацкий вопрос, выстрел последовал бы незамедлительно, как и планировалось.
   Другой молодой человек, по-видимому, не столь сильно растерялся и утвердительно кивнул головой, одаряя Джона на этот раз совершенно белозубой улыбкой.
  -- По-нят-но, - непринужденно-светским тоном протянул Джон. Ему хотелось как можно дольше задержаться в подобном положении. Это хотя бы на время отгоняло скуку. Кроме того, известно, что сильные впечатления высвобождают немало нервной энергии, а значит, он может быть все-таки заснет сегодня ночью. - Итак, ваша работа заключается в том, чтобы подстерегать людей в темном переулке и путем угрозы оружием забирать у них деньги?
   Рука с пистолетом дрогнула. С Хлыстом такое было, наверное, впервые в жизни, а за свою жизнь в лучший мир он отправил человек двадцать. Немало и немного. Но сам он привык думать, что делает это легко и просто, невзирая на закон и, в особенности, на совесть, понятие расплывчатое, а значит, в реальности не существующее. Но этот франтик в черном костюме... Такая гнусная, ехидная рожа, к тому же, задает такие идиотские вопросы... Все шло не как надо. Хлыст к такому не привык. Все-таки его боялись очень и очень многие. А если б не боялись, то он, Хлыст, уж нашел бы способ испугать. Но здесь все было совершенно не так. Разговоры, взгляд... да и выскочил он вдруг на них самолично. Вот это было странно.
   Если бы Хлыст был хоть чуть-чуть знаком с азами психологии, то он, наверное, сделал бы глубокомысленный вывод, что его просто пытаются поставить в нестандартную для него ситуацию, заставляя тем самым пойти по непривычному сценарию поведения. Но с азами психологии он знаком не был, и потому вопросительно посмотрел на Игорана. Игоран закуривал сигарету. Он тоже не был знаком с психологией и тоже начал нервничать. Затем взгляд Хлыста обратился к Витале. Виталя все еще мучался сильной головной болью и никак не мог просечь суть. Он хмуро глянул на Хлыста и, потерев воспаленный от боли лоб, сказал: "Шлепни ты этого болтуна, Хлыст!"
  -- Господа, ну зачем же так грубо! - еще более язвительным и насмешливым тоном продолжал свой монолог Джон. Настроение все поднималось, скука убегала прочь, преследуемая страшным и зубастым интересом. - Шлепнуть вы меня, конечно, можете, только спрашивается зачем? Может это вам доставит удовольствие? А? - И он вопросительно посмотрел на Хлыста.
   Тот отошел на шаг и взвел курок, целясь в голову.
  -- Я не услышал ответа, - чуть повысив голос, сказал Джон. - Убийство вам приносит удовольствие или нет?
  -- Шлепни гада, и дело с концом! - закричал молодой человек, мучимый головной болью. Ему очень хотелось поскорее все закончить.
  -- Господа, вы явно не настроены со мной разговаривать. Может, если бы ответили на несколько моих вопросов, удовлетворив мое любопытство, я бы... - Он уже почти смеялся, вызвав у Хлыста состояние близкое к шоку.
   "Он чокнутый, настоящий псих, или нарк, или все вместе. Виталька прав, нужно валить его, и чем скорее, тем лучше. Сейчас я нажму на..."
   Хлыст не успел закончить свою мысль. Незнакомец поднял руку и щелкнул пальцами...
  -- Хлыст куда ты нас завел и зачем тебе пушка? Уж не хочешь ты нас здесь замочить? - сказал Игоран, озираясь по сторонам.
  -- Я и сам чего-то не пойму, чего я здесь... Подожди, мы вышли из бара и пошли. А куда мы пошли?..
  -- Допились... - горестно вздохнул Виталя - Даже не помним, зачем сюда пришли. То-то у меня голова разрывается...
  -- Пошли отсюда. Чо, здесь, что ли, выяснять, кто сколько выпил? Хлыст, да убери ты, наконец, свою волыну! - подытожил Игорь.
   Они медленно шли по пустому переулку, не переставая спорили, иногда срывались на крик и нецензурную брань, но никто из них так и не смог вспомнить, как и, главное, зачем они здесь оказались.
   Джон вернулся в гостиницу в великолепном настроении. То, что он прочувствовал около получаса назад, было приятно. Конечно, он не был всесильным божеством, от которого отскакивали пули, а простреленное сердце затягивалось и начинало снова работать. Он бы просто ушел за пределы мира для перевоплощения - процесса длительного и болезненного. Но, в сущности, он не рисковал абсолютно ничем. Хотя игра получилась забавная. Интересно. Как все-таки интересно. Во всех мирах у грабителей одна и та же реакция на его провокацию, и всегда это его непонятно почему очень сильно забавляет.
   Насвистывая и улыбаясь во весь рот, он подошел к бюро и окликнул Вика. Тот поднял затуманенный взгляд от каких-то бумаг. Последний клиент ушел из бара полчаса назад, и Вик решил заняться текущей бухгалтерией. Подняв усталые глаза, он увидел целого и невредимого Джона. Никогда еще за всю свою трудную жизнь Виктору не делалось так страшно. То, что запланированная встреча не состоялась, было исключено, и это могло означать только одно: три трупа и он, Вик, причастный к этому. Кот ему трех лучших бойцов не простит - это ясно. Нет, надо же - верхняя пуговица рубашечки застегнута, ни тебе крови, ни грязи. Ну почему, почему ему сразу не пришла в голову эта вполне здравая мысль? Профессиональный киллер. Гангстер из столицы. Ребята Кота уже в лучшем мире. Он молча протянул Джону ключи и бессмысленно уставился в свои записи расширенными от ужаса глазами.
   Молодой человек одарил его еще одной сияющей улыбкой и, насвистывая что-то, весьма похожее на похоронный марш, стал подниматься в свой номер.
  
  
   Глава 4
  
   Кот рассеянно крутил в руке остро заточенный карандаш. Три его предыдущих деревянных соплеменника валялись на массивном лакированном столе, сломанные по полам. Кот вот уже час пытался подумать о чем-нибудь отрешенном, чтобы хотя бы на небольшой промежуток времени уйти от воспоминаний о телефонном звонке.
   Жизнь у него никогда не была беспечной. Хотя и шел он по ней с самого начала, словно толстый домашний котяра по подоконнику, греясь в лучах восходящего весеннего солнышка, не думая о том, что запросто может упасть.
   Вик никогда не был паникером. Кто угодно, только не Вик. Если кто и полезет в петлю или взведет курок, так только не Вик. Или, на худой конец, сделает это последним. Кот слышал его голос в трубке почти каждый день. Иногда рассерженный, иногда - правда это уж совсем редко - пьяный, а чаще просто холодный и равнодушный, но никогда за все время, что он знал этого толстого, лысого, но энергичного человека Кот не слышал в его голосе отчаянья или страха. Да такого страха, который, небось, заставил губы Вика бессовестно дрожать. Впрочем, это невозможно было представить. Ведь невозможно представить то, что никогда не видел.
   Кот взглянул на часы: без пяти девять. Хозяин "трехзвездочного" отеля вот-вот должен объявится. Кот откинулся на мягкую спинку массивного кожаного кресла и отхлебнул уже давно остывший кофе. Четвертый сломанный карандаш присоединился к своим друзья. Кот ждал....
   Он умел ждать, можно сказать, он получал от этого удовольствие. Словно хитрый усатый хищник, неподвижный, как древняя статуя, он ждал, когда перед самым носом сядет наивная птичка. Школьную кличку редко кто вспоминает, когда ты становишься взрослым. Но Кот всегда был для всех именно Котом и никем другим. Его так называли друзья и родители, оправдывая все его поступки словами: "Да что с него, с котяры, возьмешь? Кот он и есть кот!". Лихо завитые усы, глубокие зеленые глаза, вьющие светлые волосы, и лишь очень, очень изредка - нервно подергивающаяся щека. Он был хищник, но хищник домашний. Сейчас его настоящее имя уже никто не вспоминал. И это его не раздражало. Он был Котом для жены, для друзей, даже для тех молодых головорезов, которые его боялись. Наконец, он был сам для себя просто Кот.
   Он был из тех людей, которые получали от жизни сразу все и без всяких проволочек. Благополучная семья, школа, в двадцать два года высшее образование в столице. Тридцать пять - его сегодняшний возраст. У него была небольшая конторка нотариуса, хорошее прикрытие для того, кого уважают все, боятся многие, а некоторых уже нет в живых. Его отец, всегда говорил: "Сынок, ты будешь удачлив, как я." Отца взорвали в его собственной машине. Кот знал, кто это сделал. Он также знал, что они будут мертвы. Но также закралась тревога, что теперь-то удача помахала ему изящной ладошкой и, гордо вскинув голову, ушла. Но он ошибался. Он захотел - и его стали слушать. Он уже тогда был в деле, помогая отцу. Но кто дал бы гарантию, что его будут слушать? Ему всегда казалась, что отца боялись не потому, что он держит все нити в руках и, натянув любую из них, может запросто кого-нибудь удушить. Просто все знали, что отец, если будет нужно, может убить и сам. Причем даже не из ствола, а голыми руками, и сделает это медленно. Достаточно медленно, чтобы тот, кого убивают мог прочувствовать все до самого конца. И Коту, тогда может быть даже Котенку, как его ласково называла жена, пришлось доказывать, доказывать долго, с упорством хищника, который, не шелохнувшись, часами лежит в засаде, что он тоже может убивать - и убьет всякого, кто не захочет его слушать. Слушать и выполнять его приказы.
   Лидер - это тоже профессия. Профессия сложная, требующая глубоких знаний, терпения и, самое главное, - природного, никогда не потухающего огонька внутренней злобы на всех, против всех и только ради себя. И это он понял, что должен стать лидером, когда видел как опускали в землю закрытый гроб, в котором лежало то, что и телом толком нельзя было назвать. Он это понял, когда повиснув на его плече выла мать. Не рыдала, не плакала, а именно выла. Она не кидалась в могилу, не рвала на себе одежды, она цепко держала своими тонкими костлявыми пальцами его плечо, и выла, словно волчица, которая оплакивала не друга, а вожака стаи. Он это понял, когда бритые головы бесцеремонно перешептывались за его спиной... И когда он въехал в незнакомый дворик, поднялся по лестнице, позвонил в дверь - и плюнул равнодушными кусочками металла не только в НЕГО, но и в его детей и жену. Он понял и теперь точно знал, он - лидер и с ним будут считаться и откормленные тузы и подтянутые молодые шестерки.
   Дверь бесшумно распахнулась, и в комнату вошел Вик. Точно в девять. Кот любил пунктуальность. И Вик это знал как никто другой. Он был бледен, но все же способности держать себя в руках еще пока не утратил.
  -- Привет Вик! - небрежно кивнув, Кот стал самим воплощением непринужденности. - Присаживайся, дружище.
  -- Ты сегодня разговаривал со своими ребятами?
   Да, что-то и вправду Вик плох. Пренебрег всеми правилами приличия: не поинтересовался здоровьем драгоценной супруги Кота и даже не поздоровался. Что же случилось? Какая оса ужалила его толстую задницу?
  -- Да нет. Проспятся - позвонят. А что?
  -- Да так... - Вик состроил варварскую гримасу. - Ни хрена не позвонят... их уже нет в живых.
  -- В самом деле? - искренне удивился Кот.
  -- Все шло как по-писанному. Игоран, Виталя и этот длинный, как его там?
  -- Хлыст.
  -- Ну да. Так вот, сидели они у меня в баре, потом спустился из своего номера, ну этот, сам знаешь кто. Ребята пошли за ним и все.
  -- Что все? Прекрати дергаться. Давай толком. - Кот сладко потянулся. Он уже почти успокоился. Предчувствие подсказывало ему, что все нормально, все хорошо. - Вон, в шкафу коняк, дерни, если хочешь.
  -- А то, что ночью заваливается обратно наш клиент. Веселый, блин, песенки насвистывает, и ведь, сволочь, не пьяный. Разве что чутка пива принявши.
  -- Ну?
  -- Что, ну?! Салазки гну. Жмурики твои ребята. Это я тебе говорю.
  -- Так может напились, не дошли? - Кот ухмыльнулся собственной шутке.
  -- Такое было?
  -- Нет. Я бы их в шею выгнал. Сам знаешь, сколько желающих у меня работать.
  -- В том-то все и дело.
   Вик достал платок и начал тереть лысину. Руки дрожали, платок упал на пол. Вик нагнулся, но руки не слушались. С третей попытки он поднял платок и быстро запихал в карман пиджака.
   Кот был невозмутим. Такая мелочь как три трупа его абсолютно не волновала. Полиция - пусть ловит нарков и развозит пьяниц по домам. Это ее удел, и она это знает. Черный Отдел Гвардии никогда не будет разбираться с трупами каких-то ублюдков, опять же своих проблем хватает. Да и кто будет соваться в нашу-то глушь? У них и филиал ближайший за шестьдесят километров. А вот человек с тугой пачкой денег в кармане - вот это гораздо интереснее. Если он смог замочить троих его лучших бойцов... Да, он в бегах. Ну и что с того? Кот со своими связями мог бы взять его себе под крыло и... Впрочем, Кот никогда не делал преждевременных выводов.
  -- Расслабься, дружище. - Кот встал из кресла и хлопнул Вика по плечу.
   Затем пододвинул к себе массивный аппарат, стилизованный под "ретро", и стал крутить диск. Пока в трубке плыли гудки, он быстренько кинул взгляд на Вика и снисходительно улыбнулся. Мол, успокойся сейчас все узнаем.
  -- Алло! Оленька, ты? Игоранчика пригласи, - дружески промурлыкал он в трубку.
  -- Да, босс. - голос был вполне бодрый.
  -- Ты в порядке?
  -- Да, босс.
  -- А Хлыст?
  -- Да что с ним сделается?
  -- Бери ребят и дуй ко мне.
   Кот бросил трубку, отодвинул "антикварный" аппарат и еще раз улыбнулся Вику.
  -- Вот видишь. Все живы. Через пятнадцать будут у меня. А ты иди к себе, и не забудь выпить чего-нибудь покрепче. Я позвоню.
   Вик не стал ничего говорить, он вышел и плотно затворил за собой дверь. Кот засмеялся. Он был заинтригован и к тому же жутко любил шокировать людей, особенно тех, кто слишком серьезно относился к жизни.
   Вик бросил мрачный взгляд на молоденькую секретаршу в приемной. Слишком молоденькая, слишком красивая. Резко развернувшись, рывком открыл дверь, бросил такой же замогильный взгляд на охранника и вышел. На улице, как всегда, ярко светило солнце. Слишком уж яркое, слишком жаркое, все в этот день как-то слишком. В гостиницу идти не хотелось. Что он там забыл? Он отдежурил всю ночь - все равно после такого не заснешь. Пусть теперь этот молодой да шибко ранний, этот блондинчик посидит на рецепшине. Вы говорите, - еще трое таких же головорезов, как это самый Джон, могут приехать в любой момент? А мне плевать! Да, теперь уже все по боку. Они живы. Это же просто бардак какой-то! Неужели Кот прав: напились. Тогда я этих ублюдков своими руками удушу, чтобы не портили мне нервы. Нет. Это последняя капля. Есть там кто-то на верху или нет - все равно. А я завязываю. Наводить бандюг на своих клиентов - все-таки паскудство, последнее дело. Если б еще только обчищать, ведь и убивали же, случалось, как, скажем, с этим черным хотели. Вот паскудство!, Но больно прибыльно. А вдруг, если все сейчас обойдется... Нет уж, хватит, надоело!
   Вик находился в полнейшей прострации. Весь яркий мир, с невыносимой жарой, с впивающимся в глаза солнцем, отступил на второй план, уступив место миру мыслей. Вик присел на мраморные ступеньки. Их было ровно шесть. Третья с небольшой трещинкой. Позолоченная вывеска "Нотариальная контора" горела ярким пламенем.
   Вик достал сигарету и закурил. Он курил, нервно затягиваясь и кашляя, словно мальчишка в подворотне школы. Одна, вторая, окурки падали на мраморные ступеньки. Прошло наверное минут пятнадцать.
   Вик ждал. Сейчас решался очень важный в его жизни вопрос: сошел он с ума или нет? Сейчас, сейчас вынырнет "Зеленый крокодил", как его называли все без исключения. Шестая модель "Мичел и Крейс", длинный, несколько узковатый, с открывающимися вверх дверьми и электрическим сердцем. На бензиновых развалинах уже не ездит никто, даже в этом городишке. Бензин вот уже двадцать лет стал непозволительной роскошью. Если бы не электрогенератор Петера, все бы ездили снова в бричках. Ну где же эта "зубастая зверюга"? А вот и они. Явились не запылились. Две выдвижные фары, словно два огромных глаза. Просто для шика. Для полной иллюзии: длинный зеленый хищник. Выходят, все трое, живы здоровы, не единой царапины.
  -- Приветик, Вик! Че расселся, солнышко сморило?
   Вик промолчал, а они, заржав как недоумки, один за другим скрылись в дверях офиса.
   "А вот теперь, мне точно пора отдохнуть. А может быть закрыть эту шарагу и уехать? Но сначала надо выпить".
  
   Три молодых подтянутых загорелых парня стояли возле самых дверей и сосредоточенно напускали на себя виноватый вид. Если уж босс поднял их в такую рань, значит что-то не так и лучше бы это понять сразу.
  -- Ну проходите, чего у дверей топчитесь?
  -- Да, босс, - сказали они в один голос.
   Спокойный и сосредоточенный, Кот был готов выслушать любые, даже самые дурацкие оправдания. В конце концов, что сделано, то сделано.
  -- Ну, рассказывайте.
  -- О чем, босс?
   Так, это уже ни в какие ворота не лезет. Неужели решили "дурака включить"? С кем - со мной? Ох, лучше бы вам сразу расколоться, злить меня не надо.
  -- О жизни, - невозмутимо предложил Кот.
   Троица одарила друг друга вопросительными взглядами.
  -- Ну... - с натяжкой в голосе начал туповатый Хлыст. - Жизнь она, босс, как жизнь. Вы лучше сразу скажите, что не так?
   Какая прямота мыслей и слов. Нет, правильно, что я его взял, дурак, ясное дело, но дурак злобный и исполнительный. А больше от него ничего и не надо. Злость и исполнительность. Что ж, и я темнить не буду, что ребят зря пугать, может это все пропойца Вик...
  -- Как наш клиент?
  -- Кто? - Виталька округлил глаза.
  -- Новый постоялец Вика. Вы его, конечно, вчера замочили, взяли деньги и ломанулись в кабак. Так или НЕТ, - почти утвердительно спросил Кот.
   Недоумение во взглядах троицы сменилось откровенным испугом. Они и так чуть ли не до смерти боялись своего босса. И дело тут не только в истории с убийцей его отца. Это знали все. Не поэтому так его боялись. Они и сами могли запросто замочить, кого скажут. Нет, что-то страшное было в этих зеленых глазах и никогда не повышающемся мягком голосе.
  -- Босс, простите нас. Делайте с нами, что хотите, ваше право. Но вчера... Вчера мы по ВАШЕМУ поручению съездили на станцию, встретили курьера, расплатились. Затем....
  -- Ну, продолжайте. Я вас слушаю - с льдинкой, плавно перерастающей в айсберг, подбодрил их Кот.
  -- Так вот - Хлыст кажется немного осмелел. - Ну, в общем, дальше ничего не было.
  -- Да, все правильно. Курьера вы должны были встретить, хоть это вы помните. - Так, что дальше-то было?
  -- Ну мы....
  -- Помолчи Хлыст. Тебя мы сегодня уже слышали. Теперь ты продолжай, Виталя. Итак, вы расплатись с курьером и сразу ко мне. Так или НЕТ?
  -- Вроде так, босс. - Виталик нервно кусал губу.
  -- Ну и что дальше? Меня интересует только ФАКТЫ: что, где, когда делали?
  -- Босс.. Я, мы...
  -- Не помните, да?
  -- Да.
  -- А вот Вик говорит, что вы у него вчера вечером пили... Это вам подсказка такая небольшая. Знаете, какие у нас дела с Виком?
   Он указал своим тонким изящным пальцем на Игорана, который уже успел спрятаться за тощую фигуру Хлыста.
  -- Мы обчищаем его клиентов. Не часто, но раз в месяц бывает точно. Если клиент при очень больших деньгах, один и все такое, то мочим его, отрапортовал тот.
  -- Молодец, - улыбнулся Кот, - Дрэн не до конца проспиртовал твои мозги.
   Да они и вправду ничего не помнят... Что ж, забавно. И уж очень непонятно. Ладно, эти остолопы все равно больше ничего интересного не скажут. Значит Вик прав: они действительно вышли за клиентом и... Исключено, что у всех троих одновременно амнезия, врать они тоже не будут - побоятся. Значит... А что значит? Ничего не выходит. Мистика какая-то. Но парень молодец! Непонятно, как он такое сотворил , но я уже знаю, что делать дальше.
  -- Ладно ребята. На сегодня разговор окончен. Можете катиться на все четыре стороны. А насчет того, что я спрашивал, настоятельно рекомендую это забыть и больше не вспоминать. Все ясно?
  -- Да, босс! - нескладным хором прогремели голоса.
   Бандюги, обрадовавшись, что не получили серьезного нагоняя, и к тому же располагают свободным временем, решили, не теряя его, этого самого времени, отметить такое дело в каком-нибудь кабаке. Правда, все сошлись во мнении, что это будет не забегаловка "У Вика".
   Когда дверь закрылась, Кот заказал у секретарши кофе и задумался. У босса местных рэкетиров была великолепная память. Он никогда не пользовался ни органайзером, чтобы составить список текущих дел, ни диктофоном, хотя и то, и другое для солидности красовалось у него на столе. Кот помнил содержание двух последних разговоров дословно. Но толку, конечно, было мало. История упорно старалась походить на бред. Но, как говорится, исходя из интуитивных соображений, Кот понимал - в случившемся можно видеть все, что угодно, но только не абсурд.
   Если отбросить мистическую чушь, то остается некий молодой человек, обладающий неординарными способностями, может быть, гипнозом, или, скажем, телепатией? Или психотронным приборчиком... В столице, говорят, у Черной Гвардии такие уже имеются. Конечно, заполучить этого человечка себе в команду было бы совсем неплохо. Можно расширить свое влияние на всю область. А там.. Но это всего лишь мечты.
   Моя бедная мама. Жаль, что ты не дожила до этого времени, и ушла сразу за отцом. Я никогда не прислушивался к твоим бредням о магии и заговорах. Ты, наверное, действительно что-то могла бы мне посоветовать. Но почему, почему же ты тогда не смогла уберечь отца? Может, во мне есть тоже частичка того, о чем ты всегда говорила. Если это все разговоры про ведьмаков - правда, то иметь в своем племени шамана...
   Впрочем это все чушь. Я так и говорил всегда матери, а она обижалась и отвечала, что я пожалею, что я очень сильно пожалею. Возможно, если моя догадка верна. Но что, если нет? Если все-таки - хитроумный изобретатель психотропного оружия, сбежавший от военных? Это гораздо лучше мистики и колдовства. Я смогу помочь с документами, даже поменять внешность. Абсолютное оружие, не убивающее, но подчиняющее волю. Вот истинная корона для повелителя. Наладить выпуск... Опять мечты, но все же, все же...
   Так, догадки пока оставим. Думай, Кот, думай, как его раскусить. Угрозы, насилие - это все ерунда, не для этого случая. Тут нужно действовать тонко. Он далеко не простачок с пачкой денег в кармане. У меня такое чувство, что он, скорее всего, похож на меня. Тогда это сложнее, такой ничем и ни с кем делится не будет. Деньгами его не прельстишь, ему нужно то же, что и мне - власть. Хорошо, я готов пожертвовать самым дорогим, что у меня есть в жизни, но только ради большего. Делить с кем-то власть так же непереносимо, как ее не иметь. Но это все потом, а сейчас... Я сам поеду к Вику, найду этого человека и поговорю.
   Впрочем нет, лучше, наверное, пригласить его к себе. Без лишних ушей. Тот же Вик не так прост, как хочет казаться. А с ЭТИМ. С этим человеком надо играть в открытую. Только так у меня появится некоторое преимущество. Все выложить начистоту, только так. Кто знает, может быть он способен и в мысли заглядывать. Это тоже необходимо учесть. Одна единственная ошибка, и можно не просто лишится памяти, но и вообще стать сумасшедшем. Это игра по-крупному и, наверное, впервые в жизни я ставлю на кон себя. Нет, жизнью приходилось рисковать множество раз, но это все не то. Тогда мне было совсем нечего терять и это было давно. Очень давно. Но другого выхода нет. Можно, конечно, все оставить как есть. И всю жизнь жить с мыслью, что упустил быть может единственный шанс, когда судьба решила вернуть мне долг за все, что так бесцеремонно у меня забрала и ничего не дала взамен, потому что все, чего я добился - я добился без всяких потусторонних сил. Никто мне не помогал... хотя и не мешал.
   Я не верю ни во что. Вот Храм на соседней улице: он восстановлен на мои деньги. Я хожу туда. Но я не верю, особенно, когда я смотрю в лица этих святош. Для них это бизнес, такой же, как для меня - убийство и обман. А разве не убийство и обман то, что у людей убивают всякое стремление к лучшему, когда им говорят смириться, разве не обманывают, когда говорят, что после бедности и нищеты их ждет Царствие Небесное. Откуда оно их там ждет, если они в этой жизни палец о палец не ударили? Не делать плохо - это не значит делать хорошо. Это ничего не значит. Наш мир катится не в пламенную пасть Ада, как кричат священники. Нет, наш мир катится в ничто.
   И я этому способствую тоже, нарушая закон, который нельзя не нарушить. Убиваю, правда, не из развлечения, как люди, а как хищник, чтобы выжить. Да, я плохой. Но хуже ли этих серых личностей, которые каждый день напиваются до чертиков и расползаются по своим углам - спать? За последний год я не видел ни одной хорошей книжки. Или церковно-оккультный бред, или сказки про мафию в карманном варианте. Сейчас нельзя ничего из классики достать, и не потому, что запрещают, а потому что ее просто перестали выпускать. А перестали выпускать потому, что никому, Кот, и на хрен не нужна эта твоя классика.
   Мэр, этот старый придурок, приползает на брюхе просить у меня денег для города и тут же выступает по телевиденью с разоблачительной речью о мафии. Почему им так важен способ, а не само дело? Я делаю то, что должны делать вы. Я собираю деньги со всех, кто их может заработать. Они отдают их мне, а не вашему Инспектору Податей. У него дом не хуже моего, а меня вы ненавидите больше - я знаю. Вам нужно найти врага. Это вечная истина. Почему бы вам самим не изменить все? Почему вы слушаете бредни о смирении? Да вы не верите в них! Вам просто подходит такое вранье, которое объясняет вашу бездеятельность. Спросите любого на улице, есть ли у него увлечение? Он скажет: футбол и пиво в кабачке после работы. А когда-то, говорят, люди собирались в специальных клубах и обсуждали новые книги и читали наизусть стихи. Наверное, это было очень увлекательно. Как никто другой я чувствую, что близится конец, но я, черт меня возьми, не хочу умирать с ними. НЕ ХОЧУ!
   Кот обхватил голову руками и с силой сжал. В пустом кабинете было отчетливо слышно, как скрипнули сжатые зубы. Он не умел плакать. Даже когда был мальчишкой и сильно получал в драке, он не плакал. Просто не мог. Он садился и вот так обхватывал голову руками и сидел, долго сидел.
  
   "И простер тогда Дай-мэ-рак свою могучую длань и отдал каждой Фигуре частицу своей великой силы. Мощным потоком разлилась она по Игровому Полю, достигнув самых ее окраин и никто из Фигур не остался обделенным той силой.
   Но каждая Фигура была рознь другой, хотя в сути своей все они были творениями рук Дай-мэ-рака. И в каждой сила засветилась ярким огнем познания и поняли они суть всех вещей, познав правила Великой Игры, и открылся их пониманию мир Великой Игры.
   И пошли они бродить по ней, подчиняясь правилам Игры и используя свою силу каждая по своему разумению, но никто из них никогда не отступал от правил ибо не было это дано понять Фигурам в замыслах Дай-мэ-рака, еще не знавшим разницы между Светом и Тенью.
   Cмотрел Дай-мэ-рак на Великую Игру и возрадовался он великому своему замыслу, потому как воплотился он. Множество Фигур странствовало тогда между звездами, помогая Дай-мэ-раку превращать бесплотную материю в жизнь и у каждой из Фигур была своя сила и свой замысел. Но замысел тот был суть Дай-мэ-рака, ибо они были его Фигуры.
   Когда же готово было то многотрудное дело, увидел он, как прекрасна сотворенная им Великая Игра, и решил, наконец, начать ее. И взял он в руки огромные песочные часы и сказал "Эй-та'йа", что значит Время и полился песок в великих песочных часах, отмеряя срок Великой Игре и каждой клетке отдельно, ибо даже у самой малой песчинки в Великой Игре был свой срок исчезнуть.
   Но увидел Дай-мэ-рак, что играть одному в великую игру неинтересно, ибо во всякой игре нужен противник, дабы помериться с ним силой, а такого у Дай-мэ-рака не было. И посмотрел взглядом мудрым Дай-мэ-рак на противоположную сторону доски, что пустовала, и воскликнул "Шайрах", что значит Противник. И на том конце доски возник другой игрок.
   Он не приходил из великой первозданной тьмы Иншай'а, он не был одной из Фигур Дай-мэ-рака, он был сам суть Дай-мэ-рак, его тень, воплотившаяся в произнесенном Дай-мэ-раком слове и был он столь же могущественен и мудр как сам Дай-мэ-рак и так же сильно хотел победить в Великой Игре. И возрадовался этому Дай-мэ-рак, думая что Игра будет поистине Великой."
   (Книга Откровений Знающих, стих 6-13)
  
  
  
   Глава 5
  
   Белоснежный электромобиль плавно остановился у сверкающих на солнце дверей. Это была двухместная спортивная машина марки "Венсон". На таких любят ездить по ночному городу богатые юнцы, высматривая голосующих девочек.
   Коту гораздо более подошел бы тот же "крокодил", на котором разъезжала уже порядком поднадоевшая за сегодняшнее утро троица. Но Кот относился к машинам совершенно спокойно. Единственное, чего он в них не любил, так это езды с водителем. Двухместная дешевка, как бы ее назвал любой из людей равного с Котом достатка, вполне его устраивала по двум причинам: она быстро ездила и редко ломалась.
   Кот не спеша выбрался из машины, демонстративно не закрыв на замок дверь и оставив внутри ключи. Конечно таких "Венсонов" десятой модели в городе был пруд пруди. Но машину Кота знали чуть ли не все горожане. На левой дверце, словно пригревшись на солнце, распластался внушительных размеров рыжий кот, и хитро прищурив один глаз смотрел на прохожих. Он был почти живой. Словно вот-вот спрыгнет с дверцы и медленно и вальяжно пойдет вслед за хозяином машины. Художник разрисовывал дверцу при непосредственном присутствии самого Кота. Впоследствии он был щедро вознагражден, а затем спустя два дня уехал из города в неизвестном направлении. Трудно сказать, насколько правдива была эта история. Но она заняла достойное место среди других полувымышленных историй из жизни зловещего мафиози. Правда сам Кот не считал себя уж очень-то зловещим, и уж тем более, совершенно не думал об этом Джон Райдер когда впервые его увидел.
   Кот по-хозяйски пересек холл гостиницы, заметив при этом испуганный взгляд Саши, племянника Вика, который сегодня был на рецепшине. Остановившись, он стал внимательно оглядывать столики кафе. Все они пусты, все кроме одного. С первой взгляда Коту стало понятно, что за столиком сидит ОН.
   Джон, уютно устроившись за самым дальним столиком, с большим аппетитом поглощал кашу, заедая ее огромным куском белого хлеба. На столе также стоял стакан с соком и лежала трубка. Джон был настолько поглощен своим занятием, что не обратил никакого внимания на подошедшего к его столику Кота.
   Кот галантно откашлялся и свои обычным мягким голосом промурлыкал: "Можно присесть?"
   Джон, не отрывая глаз от тарелки, пробурчал набитым кашей ртом: "Здесь не занято".
   Кот бесшумно отодвинул стул и сел напротив Джона. Тут же рядом с ним словно из-под земли возник официант и, поставив чашку с кофе, также бесшумно испарился.
   Джон продолжал уплетать за обе щеки и не обращал на соседа никакого внимания. Конечно, Кот предвидел такой поворот событий, и у него на этот случай уже была заготовлена соответствующая тактика.
  -- Доброе утро!
  -- Доброе, - так же, как и в первый раз, с набитым ртом пробурчал Джон.
  -- Прошу меня извинить за то, что я отрываю вас от завтрака.
  -- Да не стоит. Во-первых, я уже почти закончил, а во-вторых, я в городе человек новый и, к сожалению, практически ни с кем не успел здесь как следует познакомиться.
   "Да, воистину все злые гении и ужасные маньяки в жизни - премилые люди", - подумал Кот и протянул через стол свою изящную руку:
  -- Меня зовут Кот. Пожалуйста, не удивляйтесь моему странному имени. Это прозвище настолько прочно утвердилось за мной, что я сам иногда забываю свое настоящее имя, - с извиняющейся улыбкой сказал Кот.
   Джон, наконец, соизволил оторвать от тарелки глаза и посмотрел на нового знакомого. Взгляд, конечно, не оказал столь ужасающего действия, как это произошло с Виком, но все-таки Кот почувствовал как Джон медленно и осторожно, отнюдь не грубо, а скорее просто из праздного любопытства, заглядывает ему в самую душу. "Что ж пусть смотрит, мне нечего от него скрывать"
  -- Признаться, вам это имя подходит, - Джон улыбнулся и тоже протянул свою руку, - Меня зовут Джон Райдер и, как я уже говорил, я здесь недавно.
   К удивлению Кота, рука была очень похожа на его собственную: такая же худая с длинными изящными пальцами. Она была теплая и мягкая, словно у ребенка, и коснувшись ее, Кот почувствовал странное умиротворение, словно его лица коснулся легкий морской ветерок. Мысли стали гораздо яснее и главное: пропала эта ужасная нервозность. Коту даже показалось, что он пожимает руку старого друга, а не возможного противника.
   Мягко и слегка небрежно Джон отпустил руку Кота и взял со стола трубку. Откуда-то из недр его пиджака появилась старомодная бензиновая зажигалка, по пустынному залу поплыл синий дымок. Не обыкновенная серая табачная завеса, а тоненькая струйка, которая, слегка рассеявшись, стала плавно переходить из синего, в темно-фиолетовый. В воздухе обозначился приятный пряный запах. Коту сначала показалось, что это наркотик, но запахи дурманящего зелья он слишком хорошо знал, хотя и никогда не курил - просто это было одной из частей его бизнеса.
  -- Интересный у вас табак.
  -- Да, - глубоко затянувшись выдохнул Джон - я его везде с собой вожу. Поверьте мне, он встречается далеко не везде, а курить местный меня совсем не прельщает
  -- Поистине, привычка - сильная вещь - подытожил Кот.
  -- Пожалуй...
   На некоторое время воцарилась тишина. Кот смотрел как изо рта собеседника ловко выплывают фиолетовые колечки и тут же распадаются, образуя легкую дымку, постепенно меняющую цвет.
  -- Я к вам по делу.
  -- Ну вот так всегда. Нет, чтобы просто прийти поболтать. Как встретишь культурного человека и весьма общительного к тому же, так сразу оказывается, что он по делу, - Джон скорчил недовольную гримасу и, отложив трубку, стал пить сок.
  -- Так вот, - продолжал Кот, воодушевленной такой характеристикой в свой адрес, - Первым делом, приношу свои глубочайшие извинения за некоторое недоразумение, которое имело место вчера между вами и моими... хм... скажем, работниками.
  -- Отчего же. Очень милые ребята. Они прекрасно мне подняли настроение. Правда, пришлось несколько подправить им мозги за излишнюю горячность, но все же я был так удручен скукой, что это своего рода приключение достаточно меня позабавило.
   Кот смущенно молчал. Все его самые нехорошие предположения удивительным образом обретали плоть. Хотя все и шло по плану, но все-таки было как-то жутковато.
  -- Но все же примите мое искреннее сожаление.
  -- Хорошо, если это вам будет приятно
  -- Понимаете, я буду с вами предельно искренен: мы действительно обчищаем клиентов Вика, но поверьте мне...
   Кот запнулся, не зная что и сказать. От собственной откровенности, в таком примитивном виде, его самого чуть не передернуло. Нелегальный бизнес еще как-то... Но "мы обчищаем".... Да, чего не сделаешь ради дела?
  -- Продолжаю вашу мысль: если бы вы знали, какими возможностями я обладаю, то не стали бы со мной связываться, а тем более пытаться убить.
  -- Именно так, - хитро прищурившись, ответил Кот, - Более того, я хотел бы предложить вам некоторое сотрудничество
  -- Что ж, этого следовало ожидать. Но, боюсь, вы не совсем понимаете, с кем имеете дело.
  -- Я прекрасно понимаю, что деньги вас не интересуют. Но подумайте, какие дела мы могли бы проворачивать с вашим... Кстати, как называется ваш прибор?
  -- О, это довольно долгая история, и я не хочу отвлекать вас. Вы ведь очень занятой человек.
  -- Отнюдь. Мне было бы очень интересно послушать ее. Сегодня пятница и я совершенно свободен. Если бы вы согласились отобедать у меня дома...
  -- А где находится ваш дом?
  -- За городом, около часа езды отсюда.
  -- В какую сторону? - спросил Джон
  -- На юго-восток в строну Третьей магистрали. - ответил Кот, недоумевая зачем Джону понадобилась это знать.
  -- Хорошо, я поеду с вами - немного подумав, ответил Джон,.
  -- У меня машина, мы можем отправиться прямо сейчас.
   Джон ничего не ответил. Он улыбнулся Коту, давая понять, что он согласен. Как и Кот, он был совершенно свободен. Его коллеги, очевидно, задержались, а ему все равно нужно осмотреть окрестности города. Где-то здесь, Джон приблизительно знал где, находится Место Силы и необходимо было выяснить точное место.
   А насчет Кота... Что ж, этого следовало ожидать. Но что сказать этому весьма энергичному и вовсе не глупому человеку? Нет, дело не в том, что информация совершенно секретная. Просто он навряд ли поверит, и тем самым я могу очень сильно обидеть его. Прибор... Я был бы сам рад, если бы дело обстояло именно так. Некоторое устройство, позволяющее воздействовать на сознание человека.
   Нет, я прекрасно понимаю, что этот Кот готов был бы душу продать, чтобы заполучить побольше власти. Деньги для него не имеют ни малейшего значения так же как и для меня, это он верно заметил. Он жаждет власти и чем больше, тем лучше. А много власти никогда не бывает. Универсальное правило для любого места и времени. И всегда находятся такие, как Кот.
   Может быть, много лет назад я презирал бы этого человека. Презирал бы искренне и самозабвенно. Как же все меняется со временем. Ненависть уходит, радость уходит, даже боль потерь уходит. Есть, конечно, кое-что, что нипочем не хочет меня оставить, но я про это думать не буду. Хандра и скука - вот что меня больше всего сейчас беспокоит. А Кот? Он чем-то мне напоминает меня сегодняшнего. Власть и целеустремленность, разум и равнодушие ко всему, кроме собственно дела. Вот, что нас с ним объединяет. Но ради этого я выбрал свой путь? Ради власти? Но тогда власти над кем? Не над собой ли? Не над своим ли страхом, не над своим ли бессилием? Возможно. По крайне мере себе я никогда не врал и не буду. Да и другим пора бы уже перестать врать, хотя бы сейчас. Все равно я этим ничего не изменю, разве, хотя бы на полшага продвинусь в нелегком поединке со своей тенью.
   Наверно, моим коллегам эти рассуждения показались бы чудовищно глупыми. Ну и пусть. Они никогда не принимали меня всерьез. Они никогда даже и не задумывались над своей жизнью. Чем они лучше тех же людей?
  -- Джон! Мы едем?
   Кот склонился над сидящим в полном оцепенении Джоном. Он боялся вздохнуть, настолько был поражен. Джон не шевелился, казалось даже дыхание прекратилось. Его глаза были раскрыты и зияли настолько чудовищной пустотой, что взглянув в них лишь раз, он тут же в ужасе отвернулся.
  -- Простите, Кот, я несколько задумался. Со мной иногда такое бывает, знаете ли иногда какая-то совершенно простая фраза или ситуация наводит на совершенно отрешенные размышление.
  -- Признаюсь, что со мной это тоже часто бывает.
   Джон медленно встал из-за стола, положил в карман трубку и, к немалому удивлению Кота, оставил на столе самую крупную банкноту, которая была в обращении.
  -- Знаете ли... - сказал он, перехватив взгляд Кота. - Пока совершенно не могу разобраться в местных финансовых единицах. Я вообще-то не сторонник спускать деньги на ветер. Ну что, мы едем?
  -- Разумеется, - ответил Кот, который почти смирился с мыслью, сегодня ему, похоже, еще не раз придется удивляться.
  
   Кабину для перемещений Роллано отыскал без особого труда - прямо у входа в отель "Морское дно". Вернее, это был целый ряд кабин. Снаружи кабина напоминала душевую, которая была установлена в ванной комнате его номера. Зайдя внутрь, Роллано обнаружил там компьютерный терминал с сенсорным экраном, на котором была высвечена карта курортного городка. Светящиеся точки на карте обозначали места других кабин для перемещения. Роллано заметил, что все кабины располагались на открытом месте, а не внутри зданий. Вероятно, это было вызвано некоторыми техническими особенностями данного устройства.
   Роллано нажал на одну из точек, которая располагалась на улице, ведущей к пляжу. Можно было бы выбрать и кабину на самом пляже, но Роллано хотел немного прогуляться и осмотреть окрестности. Он почувствовал легкое головокружение и на мгновение закрыл глаза. Отодвинув стеклянную дверцу, Роллано вышел наружу. Он находился на тихой улочке, которая вела к морю.
   Солнце медленно опускалось за горизонт, окрашивая небо ярко-красным заревом заката. Это был первый вечер Роллано на новом месте. Быть может, он же и последний. Все зависело от того, когда прибудут остальные. Роллано, не торопясь, шел по улице, любуясь окрестностями. Здания здесь стояли все больше двух-трехэтажные, и в большинстве своем это были частные дома граждан. Причем, судя по всему, граждан весьма состоятельных. Роллано не мог не поразиться фантазии хозяев, а так же мастерству архитекторов, художников и строителей. Ни один дом не был похож на другой. Здесь были и величественные дворцы и небольшие замки, будто бы перенесенные из далекого прошлого, и даже строения столь необычной формы, что нельзя было отнести их к какому-нибудь из известных архитектурных стилей. Стены домов были украшены фресками или великолепным орнаментом. Кое-где на прилегающих к домам участках стояли скульптуры или даже целые скульптурные композиции. Журчание десятков фонтанов сливалось в шум небольшого водопада.
   Сама же улица, выложенная белоснежными каменными плитами, сияла идеальной чистотой. То и дело по ней проезжала небольшая уборочная машина, шлифуя щеткой и без того белоснежную поверхность мостовой. Людей на улице было мало. Как правило, они проходили мимо, не замечая Роллано, как впрочем и друг друга. Они шли неторопливо, с гордо поднятой головой, даже если возвращались с пляжа в одном халате и шлепанцах. Клоны попадались чаще. В основном это были садовники, подстригающие кусты около домов или же просто спешащая по поручениям своих хозяев домашняя прислуга. Улица вывела Роллано к широкой каменной лестнице, которая спускалась прямо к морю.
   Море было спокойным. Волны, окрашенные лучами заходящего солнца, терпеливо облизывали песок. Пляж был практически пуст. Аккуратные ряды шезлонгов и зонтиков дожидались нового дня. Проходя мимо, Роллано заметил, что два шезлонга не пустовали. Юноша лет восемнадцати и девушка приблизительно такого же возраста сидели, любуясь погружающимся в море солнцем. Это были люди. Роллано понял это прежде, чем убедился, что на их лбах нет штрих кода. Они молча сидели и смотрели на море. Юноша задумчиво курил сигарету, а девушка потягивала вино из бокала. Они даже не смотрели друг на друга. Изредка кто-нибудь из них произносил короткую фразу, а другой лениво отвечал. Роллано обратил внимание на выражение их лиц. Они напоминали уже пресыщенных жизнью пожилых людей. За день пребывания в этом мире Роллано видел множество таких же равнодушных лиц и пустых взглядов. Взглядов, в которых не было места ни горю, ни радости, ни жалости, ни даже ненависти.
   И закатом эти двое, скорее всего, пришли полюбоваться не потому, что им хотелось побыть вдвоем в романтической обстановке. Любоваться закатом было сейчас в моде. Это говорило о том, что человек не лишен чувства прекрасного. Так же модно, как ходить в театр или на художественные выставки, небрежно роняя пустые, лишенные эмоций замечания. Двое молодых, удивительно красивых людей, сидели, каждый погруженный в свое я, и никому из них не пришло в голову, что можно было просто поцеловать друг друга или хотя бы взяться за руки. Не ради какой-то определенной цели, а просто так, чтобы доставить удовольствие себе и другому человеку.
   Роллано прошел мимо, сомневаясь, что его не замечают. "Было бы интересно у них спросить, сколько они могут подобрать эпитетов к слову "закат"?" - мелькнула странная мысль. И вообще, для чего любоваться морем, если тебе все равно? Для чего тогда жить, если окружающее тебя совсем не интересует? Роллано достал кисет и, усевшись в шезлонг, закурил. Фиолетовый дымок тонкой струйкой поднимался из трубки, сделанной из странного зеленоватого дерева, и тут же, подхваченный легким морским ветерком, уносился куда-то в даль. Может быть, в те далекие края, где произрастают необыкновенные деревья, из которых делают подобные трубки...
   Роллано шел по самой кромке берега. Теплые волны изредка дотрагивались до его сандалий, утопающих в мокром песке. Он очень любил море. Наверное, потому что ему казалось, что он сам на него похож. Море могло быть приветливым и ласковым, а могло неожиданно разразиться бурей, сметая все на своем пути и никого не жалея. И, как и Роллано, море тоже было одиноко.
   Волны что-то шептали или, может быть, тихо напевали. Но Роллано не мог понять эти слова, а быть может, просто не хотел. В такие минуты, когда вокруг кроме тебя и стихии ничего нет, ему всегда хотелось думать о чем-нибудь приятном. Но ничего хорошего, как обычно, в голову не приходило. Тогда он пытался думать о чем-нибудь отвлеченном: о вечности, о бесконечности пути, о Великой Игре. Но его сознание упорно отталкивало эти мысли и на смену им приходили вопросы, на которые он не знал ответов. Можно ли судить людей, за то что они выбрали такой путь? Прав ли он и остальные, когда разрушают целые миры? Наверное, правы, потому что другого пути нет. Пустота порождает только пустоту и ничего больше. А где появляется пустота, там нарушается ход Игры и рано или поздно это может отразится и на других мирах. Истина всегда одна и она не нуждается ни в каких доказательствах. Но что бы было если... Если бы люди покаялись. Или хотя бы некоторые из них. Смог бы он разрушить тогда еще один мир? Бывали случаи, когда люди каким-то непостижимым образом чувствовали конец или признавали в нем того, кем он являлся на самом деле. Но что они говорили ему? О чем просили? Они хотели спастись сами. Он не забыл их глаза, дрожащие руки, взгляды и отчаянные мольбы о том, чтобы их забрали отсюда, позволили уйти вместе с разрушителями. Никто никогда не задумывался о том, что он ничуть не лучше, чем остальные, возможно даже - намного хуже.
   Он уже собирался вернуться в гостиницу, когда заметил две фигуры, стоящие невдалеке. Больше всего его удивило то, что они стояли около мольберта. Одному было около двадцати пяти, а другому что-то около шестидесяти. Молодой, жестикулируя руками, что-то объяснял пожилому, все время тыча пальцем в мольберт. "Неужели спорят два художника?" - удивился Роллано. Подойдя поближе, он понял, что ошибается. Пожилой был клоном, а молодой - человеком.
  -- Вот здесь. Да, не так, клон ты паршивый! - наставлял человек.
  -- Извините господин! - оправдывался пожилой клон.
   Роллано подошел поближе. Оба не обратили на него никакого внимания. Картина была просто великолепной. Берег и огромное кровавое солнце, опускающееся в море.
  -- Вот здесь добавь мазок, идиот!
   Роллано подошел совсем близко, встав за спиной у клона. "Красиво!" - не очень громко произнес он. Пожилой клон, вздрогнув от неожиданности, сделал неверный мазок.
  -- Что ты наделал, ублюдок! - завопил человек, - Ты испортил мою картину!
  -- Виноват, господин! Но ведь можно исправить!
  -- Руки твои кривые надо исправить! Поломать и срастить заново, - на Роллано человек не обращал никакого внимания.
   Он схватил картину и в бешенстве разорвал ее пополам. Затем, швырнув ее на землю, он развернулся и со всей силы ударил кулаком клона. Тот схватился за лицо, бормоча извинения. Затем молодой человек ударил клона ногой в живот, тот, согнувшись пополам, повалился на песок.
  -- Будешь знать, урод меченный, как портить мои шедевры.
  -- Господин, я не виноват!
  -- Не виноват говоришь? - человек ударил пожилого клона ногой по ребрам. Тот жалобно заскулил, совсем как собака.
   Роллано не стал смотреть, чем все закончится. На душе было гадкое чувство, словно вляпался в дерьмо начищенным ботинком. Создавать себе помощников, а затем превращать их в безвольных рабов, которые даже если бы и хотели, то не смогли бы ответить обидчику. Это была не жестокость. Нет, это было нечто более страшное. Это была пустота. Можно быть жестоким к врагам. Наконец, можно быть жестоким на войне, когда нет другого выбора. Или ты их, или они тебя. Но быть жестоким к клону - к домашнму животному, живой игрушке, хотя, возможно, и гораздо умнее и талантливее хозяина? Даже собака, доведенная хозяином до крайности, может показать клыки. Неужели, люди уже заранее знали, что так может произойти? Неужели они блокировали в клоне всякого рода агрессию против человека только лишь затем, чтобы потом с упоением наслаждаться своей безнаказанностью? Клоны были зеркалом вырождающегося человечества. Но где же кроется причина всех жестокостей, которые творит человек? И, главное, как это можно предотвратить? Или остался только один выход: черный ветер разрушения и четверка несущихся во весь опор Всадников. В такие минуты ему казалось, что он делает правильное дело. Но снова и снова он возвращался к одному и тому же вопросу: имеем ли мы право судить? За спиной все еще слышались ругань и жалобные мольбы. "Интересно, - с холодным равнодушием подумал Роллано, - забьет ли он его насмерть?" А человек между тем обрушивал все новые и новые удары на клона, совсем не задумываясь имеет ли он на это право.
   Роллано дошел до кабины для перемещений и сразу же отправился домой. В этот вечер он еще долго сидел на балконе, медленно потягивал зеленый напиток и курил трубку. Откуда-то долетали звуки музыки и смех. На небе давно уже зажглись яркие звезды. Но они были одинокими на черном полотне неба. У этого мира не было луны.
   Он уже порядочно выпил, но сон, тем не менее, не хотел к нему идти. Тогда Роллано вернулся с балкона в гостиную и, не придумав ничего лучшего, надел на голову серебристый обруч. Затем включил экран и выбрал режим ментовизора. Устроившись на диване, он сосредоточился на одном из приятных воспоминаний.
   Это был один из первых миров, в создании которого он принимал участие. Мир, где люди еще на заре своего развития сами отказались от зла. Цветущий и благоухающий сотнями ароматов, мир без войны, зла и ненависти. Мир, в котором хотелось называть все только на своем родном языке. Теплый весенний ветер - эльтена-аре , чуть заметно колеблющий разноцветные листья причудливых деревьев - аэй-нера. Люди, высокие, красивые. Но не такие как здесь. Прекрасные, как могут быть прекрасны только хрупкие весенние цветы с нежными белыми лепестками - шей-а-ра. В их глазах свет, в их душах радость от сознания того, что они понимают и берегут красоту своего мира. Белоснежные стены замков, замков, лишенных рвов. Ибо хозяевам не от кого было защищаться. Двери без запоров, дома, где всегда рады гостю. Сплетенные в объятьях руки любимых, словно переплетающиеся линии созвездий. Эляшь най-ре-не! Звезды прекрасны! Язык, удивительно похожий на язык Первых. Язык, в котором нет слов "меч", "убью" и "ненавижу". Море, с ревом бьющееся о скалы, полная луна и далекий, пронзительный звук свирели, где-то у зажженного в поле костра. Най'-а - огонь, который будет давать людям тепло, а не плясать на крышах домов. Огонь, в котором никогда не будут гореть те, кто думает по-другому. Таким запомнился ему тот мир. И таким он предстал на плоском экране ментовизора. Но каким же он стал, спустя тысячи лет, после того, как он его покинул? Остался ли миром без зла или уже скоро придет срок застучать по каменным мостовым его городов копытам четырех черных коней. Ему почему-то казалось, что в том мире это не случится никогда. Ведь там, еще в самом начале своего существования, люди сами отказались от зла.
   Глаза Роллано слипались, и он начал клевать носом. Он так и уснул на диване в гостиной, даже не раздевшись и забыв снять серебристый обруч. И как только Роллано погрузился в глубокий сон, экран тут же погас. Роллано никогда не видел снов, каждую ночь проваливаясь в бездонный колодец темноты.
  
   Глава 6
  
   Машина вихрем неслась по городу. Кот не церемонился с другими водителями. Он обгонял справа, подрезал, в общем, всяческими способами нарушал все мыслимые правила дорожного движения. Но это получалось у него на удивление ловко. Казалось вот-вот бедолага "Венсон" врежется в очередной автобус, так некстати подвернувшийся на пути. Но всякий раз Коту удавалась в считанные доли секунды среагировать и избежать столкновения. Похоже, что водители встречных машин не успевали даже как следует испугаться.
   Электромобиль стремительно несся по запруженным машинами улочкам, отчаянно пытаясь выбраться за город. Кот не был водителем-самоубийцей. Он просто хорошо умел водить машину и мысли об аварии никогда не приходили ему в голову. По статистике вот такие, уверенные в себе, чаще всего и гибли в автокатастрофах, но, как известно, у кошки девять жизней, а у кота за рулем уж наверняка их в два раза больше. Но судьба была настроена к водителю этого "Венсона" дружелюбно, и пока что ему столь внушительный запас жизней был очевидно лишним.
   Джон смотрел в окно на стремительно проносящийся мимо городской пейзаж. Уютные пятиэтажки и огромные двадцатиэтажные муравейники, магазины и всяческие конторы и мастерские. Редко, но все же встречались небольшие парки и искусственные водоемы. Но это не представляло для него никакого интереса.
   Главное - это были люди, совершенно непохожие друг на друга. Они могли быть одинаково одеты, даже лица их могли бы быть чем-то схожи. Но все таки каждый из них - неповторим . По крайней мере в это очень хотелось верить. Верить, что все же серость не окончательно захлестнула их. Но увы. Они сами не хотели отличаться друг от друга: шли по своим делам, стараясь не выделяться ни походкой, ни даже самым малейшим движением лица. Улыбнись - и тут же подумают, что ты пьян, поздоровайся - поскорее поспешат прочь, думая что ты очередной рекламный агент или того хуже - религиозный проповедник. Не обстоятельства и нормы морали сделали людей такими, а страх. Единственный двигатель, которые вообще как-то еще поддерживает в людях жизнь. Страх перед непониманием, страх перед презрением и еще целая куча страхов. Удивительно только, почему никто из них не умирает от страха к самому себе.
   Размышления Джона нарушил пронзительный писк. Кот забеспокоился и, перехватив руль одной рукой, стал рыться в недрах пиджака. Он извлек маленькую черную коробочку. Оказывается, это она так пронзительно верещала. Кот аккуратно раскрыл ее и, приложив ее к уху, сказал: "Слушаю!"
   В трубке послышалось чье-то невнятное бормотание, а затем последовали короткие и суровые реплики Кота: "Что? Нет. Я занят. Сегодня я занят. Это подождет до понедельника. А с этим..... С этим обращайся к Алексу, он тебе...." Дальше посыпались нецензурные выражения, значение многих из них Джону было не совсем понятно, после чего Кот захлопнул черную коробочку и, сунув во внутренний карман пиджака, снова взялся двумя руками за руль.
  -- Извините, - смущенно пробормотал Кот, - мобильный телефон это конечно здорово, но не в конце рабочей недели.
   Джон кивнул, как бы соглашаясь с услышанным, и, отвернувшись, стал опять смотреть в окно. Город кончался, многоэтажные муравейники уже не мозолили глаза. Стали попадаться полуразвалившиеся избушки с огородами, напротив которых в теньке расположились торговцы овощами и фруктами.
  -- Вот мы почти и в пригороде - прокомментировал Кот, - я, знаете ли, так устаю от своей работы, а паче от города, что очень люблю одиночество. Два года назад я построил небольшой дом за городом и сразу же туда перебрался. Живописное место, природа. Очень помогает от стрессов. Ну что я вам рассказываю, вы все сами скоро увидите. Минут через пятнадцать будем на месте.
   Джон улыбнулся и снова промолчал. Ему и сказать было нечего. Он опять упрямо уставился в окно. Покосившиеся домики кончились и вокруг до горизонта простирались поля. Изредка попадались небольшие подлески. Мирная картина сельской местности понемногу начинала действовать на него как успокоительное, он прикрыл глаза и решил немного подремать.
   Он почти погрузился в легкую полуденную дремоту, окунувшись в кипящее марево, не враждебное и жгучее как в городе, а теплое и приятное, как вдруг его неожиданно обдало холодом. Это не был легкий летний ветерок, невесть откуда взявшийся, это было словно прикосновение к холодной руке мертвеца. Джон почувствовал знакомое покалывание по всему телу. Где-то рядом было Место Силы.
  -- Кот! Остановите пожалуйста машину.
  -- Хорошо, - вежливо отозвался водитель и плавно затормозил у обочины.
  -- Не бойтесь, я скоро вернусь, - заверил Кота Джон и вышел из машины.
   Этот участок местности не был еще распахан или засеян. Может быть, у местных агрономов руки не дошли или они посчитали это место неблагоприятным. Здесь была густая некошеная трава и множество полевых цветов.
   Невдалеке виднелся осиновый подлесок, что было за ним, Джон разглядеть не мог. Но именно оттуда он чувствовал холодное дуновение спавшей Силы.
   Джон, не торопясь, шел сквозь густую траву, руководствуясь только внутренним чутьем. Изящные черные ботинки наступали на хрупкие стебельки полевых цветов, переламывая их пополам. Подошвы втаптывали нежные лепестки в землю, но Джон не обращал на это ни малейшего внимания. Он шел к заданной цели, точно заведенная игрушка.
   Чем ближе он приближался к подлеску, тем сильнее стучало сердце, холод подкатывался к вискам и ноги почти не чувствовали земли. Он вошел в подлесок и почувствовал живительную прохладу тени, впрочем ненадолго. Подлесок быстро кончился и перед глазами Джона простерлось еще одно поле. Здесь тоже была высокая некошеная трава и множество цветов. А посередине возвышался неизвестно откуда взявшийся холм. Он был словно огромный зверь, забредший сюда неизвестно откуда, да так и оставшийся здесь спать, постепенно обрастая травой.
   У Джона стало перехватывать дыхание, он присел на траву и расстегнул ворот рубашки. Сила уже не била его по вискам, настойчиво призывая к себе. Она была здесь повсюду: в небе, в земле, в траве и цветах, ею было пронизано все до мельчайшей песчинки. И сосредоточием ее был холм.
   "Значит здесь", - прошептал он. И словно вторя ему, по полю зашелестела трава. Зашелестела без ветра, словно живая. Она тоже знала, что это место именно здесь. Именно сюда они придут очень скоро. Так скоро, что лучше об этом не думать. Когда не ждешь и не считаешь дни, время проносится гораздо быстрее. Лучше не думать о дне, который неизменно приходит. Когда они должны будут делать то, ради чего и пришли сюда. Но по крайней мере это будет не сейчас и можно еще раз пройтись по зеленому полю, усеянному всеми цветами радуги, пахнущему солнечным утром и покоем, уйти подальше от этого отвратительного прыща на нежной зеленой коже земли...
  -- Извините, меня немного укачало и захотелось пройтись.
  -- Ну что ж, это бывает, тем более так жарко. Знаете у нас действительно сказочно красивые места. Даже не верится, что совсем рядом город. Кстати, об этом месте. Про него ходят самые разнообразные байки. - Кот провел рукой по взмокшим волосам и завел двигатель. - Говорят, что здесь нечистое место. Тут в трех километрах к югу есть небольшая деревенька. Так вот, среди местных жителей существует поверье...
   Кот машинально оглянулся на Джона. Джон безмятежно спал, прислонившись щекой к стеклу. Его грудь равномерно вздымалась, волосы трепал ветерок, врывавшийся в открытое окно.
   Просто спит, словно мальчишка, который поехал с отцом на пикник. Кот мельком глянул на его лицо и снова стал смотреть на дорогу.
   Неужели для него все так просто: взять и заснуть, и на лице ни единой складки, ни единой морщинки? А ведь он, наверное, бежал, спотыкался, падал и опять бежал, сам не зная куда. Потому, что если бы он не хотел бежать, то, наверное, стал бы властелином этого бренного мира. Такие возможности... Наверное, они не ограничиваются стиранием памяти у каких-то трех ротозеев. Если бы он только захотел. Но он не хочет. А может быть, не может?
   Все же, скорее всего, эта штука у него - что-то научное, хитрый прибор. Сам по себе человек не способен на такое. Что там бы не кричали святоши о возможностях человека, одухотворенного силой небес. Я в это не верю. Но зато я уверен, что человеческие руки с помощью умной головы способны создать что угодно. И этот мальчишка, вчера только закончивший университет, додумался до того, над чем бились и будут биться ученые всегда и везде. Абсолютное оружие. Не нужно никаких ракет, автоматов. Просто выйти на улицу, или в толпу, или к вражескому войску и просто отдать приказ. Словно в той старой сказке, где мальчик сделал дудочку и повел за собой целое полчище крыс. Именно крыс, очень удачное сравнение. Крысы - хорошо организованные животные с вожаком и армией.
   Как это странно: видеть его безмятежно спящим. Почему он не боится? Почему я боюсь его, а он этого, кажется, и не замечает? Настолько уверен в себе? Не думаю. Самоуверенный человек в жизни никогда ничего не добьется. Может быть, он уверен во мне? Тоже нет. Человек, добившийся такого, не верит ни в кого и ни во что. Слишком много вопросов и я впервые в жизни не могу найти на них подходящих ответов.
   Кот упрямо глядел на дорогу. В душе творилось что-то невообразимое. Словно бушующий весенний ветер ворвался в холодную и пустую зимнюю ночь, разметал прошлогодние листья, поставил все с ног на голову. Да, именно вверх ногами. Этот человек ничего, почти ничего не говорил. Он в основном молчал и улыбался. Неожиданно Коту вспомнились бледные, испуганные лица в его кабинете.
   Как же он ошибался, самонадеянно думая, что они боятся его, своего босса. Нет, они боялись этого странного молодого человека. Хотя и ничего не помнили, но страх неосознанно впечатался в их память, и они будут теперь его чувствовать всегда.
   Кот словно наяву представил себе события вчерашнего вечера. Дуло пистолета, направленное в лицо, стандартные, отработанные до автоматизма угрозы, а в ответ - веселая улыбка и несколько совершенно не подходящих фраз. И, главное, глаза, добрые и равнодушные, жизнерадостные и пустые, красивые, но абсолютное бездонные. Что в них? Очередной вопрос, на который я опять не могу ответить. И не смогу никогда. Нет, дело не в приборе, дело в человеке, который его изобрел. Этот прибор лишь часть его души, часть его отчаянного равнодушия к окружающему миру. О небеса, я никогда к вам не обращался, потому, что никогда не верил, что меня оттуда услышат. Не верю и сейчас. Но я все равно обращаюсь к вам, потому, что мне больше не к кому обратиться. Я боюсь этого человека. Боюсь, хотя почти вдвое старше его. Боюсь, хотя и чувствую, знаю, что это ему абсолютно безразлично. Боюсь, потому, что он не такой как все. И, главное, я его боюсь, потому что мы с ним очень похожи, но он сильнее.
   До загородного поселка оставалось около пяти километров. Две, три минуты и они будут на месте. Надо было что-то решать... И Кот затормозил у обочины.
   Поля кончились и по обе стороны дороги раскинулся густой хвойный лес. Лохматые ветки, словно лапы древних чудовищ, свешивались вдоль дороги. Было очень тихо, лишь где-то вдалеке перекликались птицы. Кот взглянул на своего попутчика. Тот продолжал так же безмятежно спать, прислонившись к стеклу.
   Медленно, стараясь не дышать, он полез в карман пиджака. Рука нащупала теплую рукоятку пистолета. Он сжал ее покрепче - ладонь потная, того гляди, соскользнет и быстрым, но плавным движением извлек оружие, и впился взглядом в лицо Джона. Тот не проснулся.
   Предательски задрожали руки, с виска на щеку медленно потекла ледяная капля пота. Кот перевел взгляд на пистолет. Гладкий, с лакированной деревянной рукояткой, на рукоятке выгравированы инициалы его отца. Полная обойма. Она очень долго была полной, и ему очень хотелось, чтобы так было всегда. Он стрелял из него только в тот день, когда мстил за своего отца. Больше ему не приходилось. Он, конечно, убивал, но не раскаленными кусками свинца, а словами. Что было, конечно, не столь неприятно. Но все таки это тоже были убийства, счет которым он никогда не вел.
   И вот опять настал черед разрядить обойму. Этот человек. Он слишком сильный, слишком бесстрашный и поэтому он не должен жить. Если его не удастся уговорить, он превратится в бесконтрольную силу, подобную убийственному смерчу, который выворачивает с корнем деревья, рушит дома и забирает жизни не потому, что хочет этого. Нет, он просто идет своей дорогой, а они стоят у него на пути.
   Уговаривать или запугивать ураган бесполезно, успокаивать бессмысленно, а бежать некогда и некуда. Кот уже понимал, что не сможет уговорить этого человека. И этому была веская, очень веская причина: нельзя уговорить того, кому ничего не нужно. Но действительно ли это так или все это старые страхи, всплывшие в ответ на его сомненья? Безусловно, можно найти оправдания: возможно, я освобождаю людей от надвигающегося зла. Я не знаю, правда, что это такое, и в чем именно угроза, но я уверен, что она реальна. Нет, это всего лишь слова, высокие и слащавые слова, густо политые сиропом из собственного эгоизма. Вспомни свой главный принцип - никогда не лги самому себе. Чего я хочу и чего не хочу? Правильно, я всего лишь не хочу, чтобы этот человек достался кому-то, кроме меня. Вот и все. И поэтому я хочу его убить.
   Кот еще раз посмотрел на безмятежное лицо спящего и поднял пистолет, направив его прямо в висок Джону. Осталось только взвести курок и... Кот вздохнул и, положив пистолет обратно в карман, завел машину.
   Когда он уже подъезжал к свежевыкрашенному шлагбауму дачного городка, в голову пришел еще один вопрос, на который он тоже не знал ответа: "А что если он не спал?"
   Нет, этого, конечно, не могло быть. Просто потому, что не могло быть. Хотя, кто его знает. Может он и над ним проводит психологический эксперимент, правда, заранее зная результат?
   Но Джон действительно спал. Он безмятежно падал в черную пропасть. И ему было там хорошо и спокойно. Он ничего не знал и не чувствовал, он был никто и ничто. И осознание себя пустотой придавало сил. Потому, что силы вот-вот понадобятся. Холм разбудил старые страхи и угрызения совести, необходимо было забыться, чтобы не наделать глупостей.
   Как же странно все устроено в этом мире. Ты делаешь свою работу вот уже долгое время, делаешь ее хорошо, даже отлично. А все потому, что ты был рожден для этого и больше ничего делать не умеешь. И работа твоя у тебя не вызывает никаких эмоций, потому что ты не представляешь, как может быть по-другому. Как можно жить без приказа? Все, что ты делаешь, можно считать правым делом, а также своим моральным долгом потому, что никто за тебя эту работу сделать не сможет. Как и Кот, Джон задавал вопросы и не мог найти на них ответы. Но разница все же была. Кот задумался только сейчас, а Джон думал целую вечность. Он задавал множество вопросов, но в ответ получал лишь вежливое "потому что так надо".
   Джон открыл глаза и, сладко потянувшись, спросил у Кота: "Что, уже приехали?" "Да", - буркнул Кот. У него теперь тоже были свои вопросы без ответов.
  
   " И смотрели друг на друга Дай-мэ-рак и Шайрах и не было в их глазах ненависти друг к другу, ибо только смертным свойственен этот порок. Лишь только уважение к противнику и жажду играть чувствовали они
  -- Давай разделим между собой Фигуры, - сказал Шайрах Дай-мэ-раку.
  -- Давай. Пусть, что ближе к твоей стороне Игрового поля будут твои, а те что ближе к моей будут мои. А количество Фигур у каждого из нас будет равным.
  -- Тай-й'а-ш'а - сказа Шайрах, что значило "да будет так".
   И стали они делить меж собой Фигуры. Но получилось так, что количество Фигур было не равно и поделить их никак не удавалось. Долго они сидели за Игровым полем и не знали как им поступить и тогда услышали они вдалеке чью-то прекрасное пение.
   - Кто дал тебе право петь на языке Первых ибо только мне, Дай-мэ-раку, моему противнику Шайраху, да нашим Фигурам дозволено знать его?
  -- Я Иншай'а - Бездна, которую ты создал первым своим словом.
   И удивился Дай-мэ-рак подобным речам. И спросил он тогда Иншай'а: "Как можешь ты быть, ибо ты суть неупорядоченное? Нет в тебе ничего, ибо ты есть только материал для создания сущего. Ты лишь глина, из которой я лепил Великую Игру, ты ничто и ты все. "
  -- И только поэтому ты считаешь, что я не могу говорить с тобой и знать то, что ведомо лишь тебе? - усмехнулась Иншай'а - Я достаточно долго была рядом с тобой, чтобы многому научится от твоей мудрости, о Великий Дай-мэ-рак. Однако многое я поняла и сама и поэтому хочу помочь тебе и твоему противнику. Ведомо мне, что вы не можете разделить между собой Фигуры, потому что хотите делить их поровну.
  -- Уж не хочешь ли ты забрать эти Фигуры себе?
  -- Мне чуждое все сущее, ибо я есть ничто, - горько усмехнулась Иншай'а - Но вы можете оставить некоторое количество Фигур ничейными. Они будут принадлежать лишь сами себе и ходить меж мирами, присматривая, не нарушаются ли правила Игры. Но не будут они помогать ни тебе, Дай-мэ-рак, ни тебе, Шайрах.
  -- Тай-й'а-ш'а - ответил Дай-мэ-рак
   И стали цвета белого Фигуры Дай-мэ-рака потому как сутью его был Свет, а Шайраха Фигуры стали цвета черного ибо суть его была Тень . А посередине остались те немногие, что равнодушны были и к Тени, и к Свету. Они жаждали лишь чистого знания и соблюдения правил Великой игры. И за это наделил их Дай-мэ-рак могуществом равным белым и черным Фигурам, и дал им свой цвет - Ал'-й'-а-на", что значит Знание.
   И началась Великая Игра и продолжается она до сих пор, и когда кончится - не ведомо никому. "
   (Книга Откровений Знающих стихи 14-28)
  
  
  
   Глава 7
  
   Машина, словно гигантский муравей, ползла по тенистой аллее. По бокам виднелись кирпичные дома, окруженные заборчиками - скорее для эстетики, нежели ради прямого назначения. Весь поселок утопал в зелени. В многочисленных маленьких садиках с деревьев свешивались спелые фрукты. То пронзительно, то удивительно красиво пели птицы. Казалось, в самом воздухе витал аромат спокойствия. Время здесь тянулось неспешно. Даже люди двигались медленно, словно бы во сне.
  -- Дома, - вдохнув воздух полной грудью, довольно промурлыкал Кот.
  -- Я вам завидую. И даже не потому, что здесь так хорошо. А потому, что у меня никогда не было дома.
  -- Жаль, - только и мог сказать Кот.
   Он чувствовал себя виноватым перед этим странным молодым человеком, перед его доброй улыбкой и грустными глазами. Неужели я становлюсь сентиментален? Пять минут назад я хотел стрелять, а сейчас я жалею, что у него нет дома. Странно... В жизни никогда никого не жалел, даже отца. Просто испытывал ненависть к его убийце. Никакой жалости. Нет, все же правда, мы, люди - очень странные существа.
  -- Похоже вы заразились от меня молчанием? - нарушив философские размышления Кота, спросил Джон
  -- Нет, просто последнее время так много вопросов.
  -- И нет ответов. Я прав?
  -- Пожалуй, - ответил Кот, окончательно уверившись, что каждая его мысль похожа на крик во все горло.
  -- Ну так где же ваш дом? - поинтересовался Джон.
  -- А вы догадайтесь! - Кот остановил машину и вышел наружу.
   Джон не торопясь последовал за ним. Он вообще не любил торопиться, а сейчас это тем более было неуместно.
  -- Дайте подумать, - попросил Джон, теребя свой гладковыбритый подбородок.
  -- Думайте, - подбодрил его Кот и задорно подмигнул.
   Дом, особенно если это действительно дом, а не каменная клетка в многоэтажном сарае, где отдельные миры скрываются за одинаковыми железными дверьми, может много рассказать о своем хозяине. Джон начал озираться по сторонам. Каждый из домов был не похож на своего соседа: трехэтажные зАмки с зарешеченными окнами первого этажа, изящные одноэтажные, с небольшими пристройками-флигельками для гостей и просто обычные двухэтажные коттеджи для небольшой семьи. Трудно что либо однозначно сказать о Коте. С его самоуверенностью и честолюбием он запросто мог отгрохать вон ту махину напротив. Три этажа, массивная кладка, арки, масса архитектурных изысков, потребовавших немало денег и труда. Или вот этот двухэтажный домик из белого кирпича с ярко-красной черепичной крышей и синим аккуратным заборчиком. Уютно, но в тоже время слишком ярко. Нет, все это не то.
   Джон, не обращая на Кота внимания, двинулся по аллее. Каждый из этих домов подходил Коту, но в тоже время находилась какая-либо деталь, дававшая Джону основание отбросить очередной вариант. Внезапно его внимание привлек дом, стоявший чуть-чуть поодаль от остальных. Он его не сразу заметил из-за густо разросшейся вокруг зелени совершенно дикого сада. Забор напрочь отсутствовал. Самый обычный дом, но было в нем некоторое спокойствие, архаичность. Крыша, покрытая темно-зеленой черепицей, издали казалось заросшей мхом. Кладка же была действительно сделана из старого, местами поросшего настоящим мхом, камня. Наверное, хозяин отдал немалые деньги, чтобы аккуратно разобрать какое-то древнее здание. Уютный балкончик на втором этаже был полностью увит плющом, а заброшенность сада еще более усиливала впечатление. Окончательно сомнения развеял изящный флюгер в виде кота, с поднятым трубой хвостом. Похоже, этот символ стал для хозяина чем-то вроде фирменного знака.
  -- Я нашел, - радуясь словно ребенок, закричал Джон и помахал Коту рукой.
   Кот подошел к Джону, со смехом, шутовским жестом пожал ему руку и пригласил следовать за собой.
  -- Машину поставит мой работник, он у меня, в отличии от некоторых, - Кот презрительно фыркнул, - один. Он у меня и садовник, и машину ремонтирует. Не люблю я много прислуги. А по дому все жена делает. Она у меня из простой семьи. Не любит без дела сидеть. Я уж столько горничных ей нанимал - всех выжила. Хозяйка!
   Кот довольно улыбнулся и неторопливой походкой зашагал к дому. Джон шел рядом, с интересом изучая все вокруг.
  -- Что-то не очень-то ваш слуга следит за садом.
  -- Это моя прихоть. Мне нравится такое все, вроде как дикое. Правда, за садом все равно уход нужен, но с виду все как бы запущено.
   Джон посчитал вежливым промолчать. В садоводстве и хитростях интерьера он не понимал ничего, да и не пытался. Ему просто интересно было наблюдать за этим человекам: за его походкой, жестикуляцией, мимикой лица. Он был действительно не похож на остальных. Трудно сказать, в худшую или в лучшую сторону он отличался. Но Джон ему симпатизировал, хотя и с некоторой долей иронии.
   Вообще такое отношение к людям было ему свойственно. Некоторые, из таких как он, ненавидели людей или, в лучшем случае, относились к ним как к маленьким детям. Но он всегда считал подобные взгляды заблуждением. Каждое мыслящее существо достойно уважения. Нет никакой разницы, живешь ты тысячи лет или всего пять-шесть десятков. Когда твои взгляды, твое виденье мира окончательно сформируются, сложатся, словно складки и морщины на лице старика, - ты останешься таким навсегда. Редко что-то способно поменяться. Да, множество продолжают вечное скитание от Света к Тени, неизменно проходя через середину, но по кругу дорога всегда ведет обратно. Во всяком случае, он так считал. Иногда Джону казалось, что и ему когда-нибудь предстоит совершить этот страшный круг, а может быть, он его уже совершает. Где именно, на какой стороне он находится сейчас, было неизвестно. Но всегда так хочется видеть себя в Свете.
   На крыльце их уже встречала хозяйка. Она была ровесницей Кота. Высокая, красивая, загорелая женщина с длинными русыми волосами. Она стояла на крыльце и улыбалась, а длинное белое платье развевалось на легком ветерке. Черные подведенные брови, острый подбородок, слегка впалые щеки говорили о том, что это довольно прямолинейный и серьезный человек. Но ее улыбка подсказывала, что эти качества всего лишь маска, маска на лице человека, который достаточно знает жизнь, чтобы не доверять людям, но улыбаться. Под небесно-голубыми глазами залегла тоненькая сеточка морщин. Она не пыталась их скрыть. Может быть, она даже ими гордилась. На ее руках не была маникюра, правда, сказать, что их покрывали мозоли от непосильного домашнего труда, тоже было нельзя. У нее были изящные тонкие пальцы. Она сделала шаг с лестницы и, не переставая улыбаться, вопросительно посмотрела на мужа.
   В связи с особенностями жизни Кота ей приходилось принимать в их доме самых разных людей. Одни из них были врагами его мужа, других можно было с натяжкой назвать друзьями, и каждого из них нужно было принять по-своему. И поэтому сейчас, как и много раз прежде, она смотрела в глаза Коту, ожидая его неслышного распоряжения. Может быть, это невидимое постороннему человеку движение бровей или губ, может, просто взгляд. Но всегда жена принимала гостя так, как хотел ее муж.
  -- Ну, что стоишь? - уперев руки в бока, сказала она мужу, - Представь мне нашего гостя.
   Кот едва заметно усмехнулся, затем посмотрел на Джона и опять перевел взгляд своих хитрых глаз на жену.
  -- Джон, проездом в нашем городе.
  -- И все? - удивилась она.
  -- Большего и я не знаю, - оправдался Кот.
  -- Ну, а свою женушку ты гостю не хочешь представить?
  -- Катерина, моя жена.
  -- Вот так то, - она хитро подмигнула. - Проходите, отдыхайте, а я обедом займусь.
  -- По-моему, для обеда еще слишком рано, - возразил Кот.
   Катерина укоризненно посмотрел на мужа. И Кот решил не спорить.
   Жена была в своем репертуаре. Каждый раз Кот боялся, как бы она не сказала чего-нибудь лишнего перед гостем. Правда, каждый раз она говорила то, что нужно, да и молчала, когда это было необходимо. Но все равно, понять до конца свою жену Коту было тяжеловато, хотя, может быть, поэтому он до сих пор ее не бросил.
   Кот повел гостя в сад. Джон присел в тени старой вишни, достал кисет с трубкой и закурил. Коту показалось, что гость вполне доволен тем, как его принимают в этом доме. Он подошел к вишне и сел рядом с Джоном.
  -- У вас очень милая жена.
  -- Вы действительно так думаете или просто меня утешаете? - усмехнулся Кот
  -- Я не люблю никого утешать. Я лишь констатирую факт: у вас милая жена.
  -- Спасибо, - Коту больше нечего было сказать.
   В ответ Джон лишь улыбнулся и выпустил фиолетовое колечко дыма.
   В тени старой вишни было уютно и прохладно. Густые зеленые ветви заботливо укрывали сидящих под ними людей от палящего зноя. Было тихо. Тихо, как в лесу, когда отдаленные голоса птиц, легкие шорохи ветвей нельзя считать за звуки - это всего лишь голос тишины. Он почти беззвучен и так спокоен. Джон, выпустив очередное колечко, прислонился затылком к теплому шершавому стволу и закрыл глаза. Кот, все еще пребывавший в напряжении, тоже несколько расслабился. Он уже не думал о предстоящем разговоре. Вернее, старался заставить себя не думать. Но говорить придется. Спросить что-нибудь напрямую. Хотя гораздо приятнее было сидеть с этим человеком в тени старой вишни и просто молчать.
  -- Вы, кажется, хотели со мной о чем-то поговорить? - негромко спросил Джон.
  -- Слишком много вопросов, и каждый из них вызывает у меня страх. Я не знаю с чего начать , даже не знаю, для чего мне вообще нужно спрашивать. - Неожиданно Кот решил сказать правду.
  -- Наверное, для того, чтобы что-то для себя решить. Хотя нет. Вы, наверное, уже все решили и для себя, и для меня, и даже для всех остальных.
  -- Может быть и так. Но скорее всего, за нас решает самое великое божество в этом мире - власть.
  -- Власть - это очень абстрактное понятие и не нужно на него спихивать свои и чужие решения. Вы способны сами решать свои проблемы, но почему-то боитесь этого. Разве я не прав?
  -- Не знаю, - вздохнул Кот.
   Джон не ставил его в тупик, не загонял в угол. Он подвергал его более жестокому испытанию: говорил ему только правду. И это было очень необычно.
  -- А хотите, я вам скажу, какой вопрос вас больше всего волнует, а вы мне скажите, как бы я мог, по вашему мнению, на него ответить?
  -- Ну, скажите, - необыкновенно спокойно ответил Кот.
  -- Так вот. Насколько я могу судить по вашим поступкам и некоторым намекам, вы очень бы хотели знать, кто я? Или, может быть, что я? Не правда ли?
   Джон улыбнулся. Он сидел все так же, с закрытым глазами, прислонившись затылком к дереву. Но казалось, сквозь прикрытые веки, он видит все, что его окружает и даже больше.
  -- Да, это действительно так. Я очень хотел бы знать кто вы или, как вы выразились, что вы. По этому поводу у меня масса различных идей. Многие из которых настолько невероятны, что, боюсь, вы сами в них не поверите.
  -- Это звучит довольно забавно. Хотя для меня в мире не существует ничего такого, во что бы я не смог поверить. Пожалуйста, продолжайте...
  -- Вы действительно готовы выслушивать подобную чушь?
  -- Кот, в своей жизни я наслышался столько баек о себе, что еще две-три мне не повредят.
  -- Хорошо, тогда я начну с самой правдоподобной версии: вы - молодой ученый-изобретатель и сконструировали некий сверхмощный прибор, способный влиять на психику человека. Этим прибором заинтересовались военные, и вы вынуждены скрываться.
  -- Звучит действительно логично, но, увы, я совершенно не знаком ни с математикой, ни с физикой, ни, тем более, с электроникой. К тому же, с чего вы взяли, что я от кого-то скрываюсь? Посудите сами: я остановился в гостинице под своим настоящим именем. Хотя, конечно, это спорно. Но все же поверьте, паспорт у меня самый настоящий и единственный. Я свободно разгуливаю по городу, всячески привлекая к себе внимание. Разве так должен себя вести человек, скрывающийся от спецслужб?
  -- Наверное, нет. Но все же это действительно более или менее правдоподобная версия. Знаете ли, я не очень верю во всякого рода мистику о чародеях и экстрасенсах. Моя мать очень этим увлекалась и все время пыталась мне это навязать. Но я более склонен считать, что все эти знахари - отличные артисты и психологи, не более того.
  -- Вынужден с вами согласиться. Действительно, многие из них просто предприимчивые люди.
  -- Но все же, есть хотя бы доля истины в моем предположении?
  -- Увы. К сожалению, нельзя предположить того, что себе не представляешь.
  -- Вы правы. Но я готов услышать пусть даже самую невероятную историю. И мне почему-то кажется, что вы не будете мне лгать.
  -- Это уже вам решать, ложь это или истина. Я только расскажу, а вы послушаете. Итак, вы готовы?
  -- Да, - ответил Кот.
   Кот считал себя достаточно опытным человеком в плане выявления лжи, поэтому сел поудобней, так, чтобы лицо собеседника все время оставалось в поле его зрения. Но это была лишь одна причина. Другой было то, что рассказ Джона не будет полноценен без движения губ, изгиба бровей, без взгляда этих удивительных глаз, которые Джон снова открыл, скорее всего для того, чтобы их видел его собеседник.
   - Итак, прежде всего хочу сказать, что я - существо подневольное. Я живу вечно и вечно служу своему Хозяину и лишь выполняю его волю. Имя ему Дай-мэ-рак.
  -- Никогда о нем не слышал. Должно быть, он действительно обладает абсолютным могуществом и властью, раз у него такие слуги, как ВЫ.
  -- О, вы правы. Он действительно самый могущественный из всех властителей, самый мудрый из всех живых существ. Он вездесущ и воля его есть закон для всех.
  -- Вы говорите загадками и я никак не могу понять. Хотя постойте, я, кажется, начинаю что-то припоминать. У меня в библиотеке есть очень редкая книга, это вообще единственный ее экземпляр. Напоминает Священное писание, хотя и весьма отдаленно. "Дай-мэ-рак" похоже на "Демиург" - так они называли Бога.
  -- Слово из моего языка утратило свое первоначальное значение и оказалось искаженным в вашем.
  -- Тогда получается, что вы служите Богу, а он за это дает вам такие немыслимые возможности. Но ведь есть множество священников, или хотя бы просто искренне верующих. Почему силы дали именно вам?
  -- Вы должны понять разницу между мной и всеми остальными: они всего лишь люди, смертные, а я не человек.
  -- У вас две руки, две ноги. В общем, вы ничем не отличаетесь от других.
  -- А почему бы мне просто не принять человеческий облик?
  -- А смысл?
  -- Но хотя бы для того, чтобы я смог общаться с людьми, да и просто ходить по земле.
  -- Пожалуй, это логично. Но как же вы выглядите на самом деле?
  -- Трудно сказать. Еще труднее представить. Скорее всего наиболее близко к истине будет то, что я выгляжу так, как меня хотят видеть другие.
  -- Вы живете вечно... Это совершенно невозможно. Особенно, когда смотришь на вас. Я не дал бы вам и двадцати пяти.
  -- По паспорту мне именнно двадцать пять, так что вы не далеки от истины.
  -- Но сколько же вам на самом деле?
  -- Я никогда не думал об этом. Я помню себя с самого сотворения всего сущего. Вашего мира тогда еще не было. Но были многие другие и мы странствовали по ним, а потом началась Великая Игра.
  -- Борьба Света и Тьмы? То, что описывают все религиозные тексты?
  -- Именно так. Сначала мы были все одинаковы. Но потом кто-то встал на сторону Света, а кто-то на сторону Тени. Некоторые остались посередине.
  -- И где же находитесь вы?
  -- Я стою на стороне Света.
   Звонкий женский голос позвал их с крыльца: "Все готово. Мойте руки и за стол."
   От неожиданности Кот вздрогнул. Рассказ гостя на какое-то время вырвал его из окружающей действительности, заставив забыть обо всем.
  -- Пойдемте, - сказал Кот.
  -- Кот! - Тот обернулся и посмотрел на Джона. - Вы очень интересный человек. Мне даже кажется, что мы чем-то похожи, - гость улыбнулся.
  -- Но я всего лишь смертный. Кто я, по сравнению с вами? - слова вырвались сами собой, напугав самого Кота.
  -- Я не делю мыслящих существ на первый и второй сорт. Если бы я действительно так считал, то мне нечего было бы делать на стороне Света. Но в сущности это ведь все очень условно. Поверьте, мы не многим отличаемся от людей. Конечно, нам несвойственны некоторые ваши пороки и слабости, правда у нас есть свои собственные. Но мы всего лишь Фигуры, которыми играют, и все.
  -- И все, - тихо повторил за ним Кот
   Они вышли из сада и направились к дому. Катерина приветливо улыбалась, жестом приглашая их войти. Солнце по-прежнему нещадно палило, и на небе не было видно ни единого облачка, но Коту стало почему-то нестерпимо холодно. Холодно, только от одной мысли, что он хотел нанять на работу самого настоящего ангела.
  
   На город медленно надвигались сумерки. Гостиницы и дома, клубы и рестораны - все постепенно погружалось в вечерний полумрак. Солнце, по своему обыкновению, опустилось в море, чтобы за ночь отдохнуть от дневной стражи. Первые звезды осветили темное полотно неба холодными огнями. На пустынные, раскаленные от дневного марева улицы опустилась долгожданная прохлада. Сотни людей, прятавшихся весь день в тени садов или под пляжными зонтиками, теперь устремлялись в центр города.
   Роллано шел по улице. Люди были повсюду. Они неспешно прогуливались по широким проспектам, заходили в кафе и рестораны, а потом снова отправлялись бродить по городу. Их одежда поражала воображение разнообразием цветов и фасонов. Создавалось впечатление, что здесь собрались люди не только из разных исторических эпох, но и из разных миров. Строгие фраки и легкие туники, пышные вечерние платья и полупрозрачные одеяния, едва прикрывающие наготу. Но Роллано не обращал особого внимания на одежду. Он всматривался в лица, в глаза людей. Он сам не мог понять, что искал: оправдания ли себе или же еще одно подтверждение человеческой жестокости, эгоизма и равнодушия. Он смотрел на лица, читая в них, словно в открытой книге. Самое поразительное, что в этих людях не было страха. Того непонятного и противоречивого чувства, которое так свойственно людям в других мирах. Люди здесь ничего не боялись. Они чувствовали себя полноправными хозяевами своего мира.
   Они сумели покорить природу, они сделали себя создателями живых существ, для которых стали господами. Они смогли покорить пространство, научившись мгновенно перемещаться. Они даже сумели частично подчинить время, с помощью новейших технологий омолаживая свои организмы. Здесь не было войн, не было преступности. Но люди, разрешив многие извечные проблемы, вместе с голодом, преступностью и войной уничтожили в себе огонь жизни. Они уже не могли любить так, как любили их предки. Они давно уже не создавали шедевров культуры, вменив это в обязанности клонам. Решив все свои проблемы, они не смогли решить самой главной, следствием которой и являлись все беды человечества. Они не смогли победить в себе зло, не смогли отказаться от него. Они считали свое общество гуманным, потому что в нем давно уже не было воров и убийц. Но при этом убить клона, который начал стареть, считалось вполне нормальным. Хотя клон был тем же человеком, только со штрих-кодом на лбу. Пройдя через сотни войн, варварство и невежество, они сами не заметили, как снова вернулись к одному из самых страшных пороков общества - рабовладению.
   Роллано продолжал идти и размышлять. Ему казалось, что он вот-вот поймет главное, ответит на свой вечный вопрос: почему именно этот мир? Он любовался великолепием жизни. Он смотрел на людей, евших с золота и пивших из хрусталя. Он смотрел на людей, которые никогда не испытывали страха потерять работу. Так чего же они все таки боятся? Смерти? Но разве может страшиться смерти тот, кто никогда и не жил по-настоящему, не боролся за то, во что верит, не боялся потерять любимого человека. Словно животные, которые каждый день только спят и едят, едят и спят, люди этого мира никогда не задумывались о смысле жизни. Они могли жить гораздо дольше, чем люди во многих других мирах, омолаживая свое тело, но рано или поздно все равно умирали. И единственное, что их волновало на смертном одре - похоронят ли их с должной пышностью. Словно правители древности, они возводили себе могильные курганы или вырубали в скалах гигантские пещеры, украшая их фресками. Даже смерть для них была развлечением. У них не было ни веры, ни даже религии. Роллано не встретил в городе ни одного храма. И не удивительно - храмом для этих людей были их собственные тела, их дома и роскошь. В этом они видели величие своего существования. Они придумывали себе все новые и новые философские учения, оправдывая свою бездеятельность и равнодушие к жизни. Многие кончали жизнь самоубийством, считая, что в праве распоряжаться ею по собственной воле.
   Они изобретали все новые и новые забавы, чтобы показать свое мнимое величие и развеять скуку. И в городах стали появляться огромные арены, где на глазах восхищенной толпы дикие звери раздирали клонов на части, или клоны убивали друг друга древним оружием. Но этому не суждено было продлится слишком долго, потому что сегодня наступил последний вечер этого мира, последние его часы перед уходом в небытие. Но люди этого мира не боялись конца света. Ведь они давно перестали верить. Они забыли сказания своих предков. Ему так и не удалось найти ни один религиозный текст, повествующий о конце времен. И он решил придумать свои знамения. Такие, чтобы люди этого мира поняли бренность своего бытия, или хотя бы в самые последние минуты смогли осознать свою беспомощность перед Силами, о которых давно забыли.
   Роллано без цели бродил по городу. По-хорошему, ему надо было давно возвращаться в отель. Завтра надо было очень рано вставать. Да и трое коллег давно его заждались. Роллано уговаривал их пойти вместе с ним, в последний раз посмотреть на город, на людей, которых вскоре поглотит Бездна. Но они отказались. Нет, они не боялись мук совести, потому что были абсолютно уверенны в правильности своего дела. Просто им было не интересно. Для них этот мир уже не существовал. Он уже был в Бездне. К тому же, им очень редко выпадали свободные дни, когда можно хотя бы на время забыть о тяжелом бремени бесконечной борьбы Света и Тени. Поэтому, трое коллег того, кого в этом мире звали Роллано, сидели в одном из номеров отеля "Морское дно", пили вино и предавались воспоминаниям.
   Но Роллано никогда не упускал возможности в последний раз посмотреть на обреченный мир. В последний вечер перед концом света он прогуливался по улицам города и старался запомнить все, что увидит. Ведь он был, возможно, единственным, кто смог бы сохранить память о мире, который поглотит Бездна. И не важно было, что мир погряз в грехе и обрек себя на гибель. Все равно Роллано казалось, что он должен отсюда что-то вынести, сохранить в своей памяти, которая будет существовать вместе с ним до тех пор, пока не закончится Великая Игра.
   Напоследок, перед тем как возвращаться в гостиницу, Роллано решил заглянуть в один из многочисленных клубов. Он несколько раз в нерешительности останавливался у дверей, но в последний момент уходил прочь. Наконец, он все таки решился и вошел в роскошные резные двери.
   Его привлекла музыка. Почти во всех заведениях грохотало что-то совершенно жуткое и быстрое, а в окнах мигали разноцветные огни. Этот же заведение было сделано в старинном стиле. Здесь горели электрические люстры, какие использовали в этом мире несколько веков назад. Завсегдатаи клуба были одеты соответственно моде тех лет. Мужчины - в пиджаках и галстуках, женщины в длинных вечерних платьях. К тому же здесь играла музыка тех лет. Небольшое оркестр выводил медленные красивые мелодии, в которых была грусть скрипки, красота гитары, нежность флейты и строгость саксофона. Присмотревшись к музыкантам, Роллано заметил, что все они были клонами. Посетителей, по сравнению с другими заведениями, было немного. Они сидели за небольшими столиками: ужинали или просто, не торопясь, пили вино. Некоторые, устав сидеть за столом, вставали, чтобы потанцевать.
   Роллано присмотрел себе столик, из-за которого только что ушли посетители. Столик находился совсем близко к оркестру и Роллано сидел, наслаждаясь музыкой. Но не успело пройти и нескольких минут, как его окликнули. Немало удивившись, он обернулся. Он уже успел привыкнуть к тому, что в этом мире мало кто удостаивает других вниманием. У его столика стояла женщина лет тридцати. Она была одета в длинное, облегающее стройную фигуру вечерние платье из черного бархата, расшитое серебром и жемчугом.
  -- Здесь можно присесть? - скорее с утвердительной, нежели с вопросительной интонацией спросила она.
  -- Пожалуйста, здесь не занято, - ответил Роллано, отметив про себя, что женщина появилась в клубе сразу же вслед за ним.
  -- Кэтера, - представилась она.
   Роллано поднялся и, коротко кивнув головой, тоже назвал свое имя. Он отодвинул соседний стул и женщина села напротив него. Роллано подозвал официанта и, узнав, какое вино предпочитает дама, заказал бутылку.
  -- Очень рад, что вы мне составили компанию.
   В ответ женщина улыбнулось, обнажив жемчужно-белые зубы. У нее были длинные каштановые волосы и темно-карие глаза. Роллано затрудился бы сказать, понравилась ли ему Кэтера с первого взгляда или же несколько позже. Да, безусловно, она была очень красивой. Но в ее манерах, взгляде, улыбке Роллано сразу же почувствовал хищницу. К тому же, ее надменность, присущая все людям этого мира, поначалу несколько отталкивала.
   Кэтера продолжала обворожительно улыбаться. А Роллано пытался прочитать в ее глазах хоть что-нибудь, что помогло бы ему понять, ее намеренья. Было очень странным, что такая красивая женщина вдруг снизошла до общества незнакомца. Возможно, это было бы вполне нормальным в каком-нибудь другом мире, но только не здесь.
  -- Вам нравится это заведение? - спросила Кэтера.
  -- Да, здесь уютно. К тому же я не очень люблю шумные места.
  -- Наши взгляды совпадают, - она снова улыбнулась, - А вы часто здесь бываете?
  -- Нет, я только пару дней назад приехал в этот город.
  -- Ах, вот почему я вас раньше здесь не встречала. И как вы находите наш город?
  -- Я нахожу его весьма привлекательным для провинциального городка.
  -- Вы живете в столице?
  -- Нет. Но люблю там бывать, - соврал Роллано.
   Официант принес бутылку вина и два хрустальных бокала. Он начал разливать вино по бокалам, когда подвыпивший человек, проходивший рядом, задел его локтем, и немного вина пролилась на рукав платья Кэтеры.
  -- Ах ты, клон, неуклюжий, ублюдок паршивый! - Женщина была взбешена. Ее глаза мгновенно налились злым огнем.
   Официант, отступив на шаг от Кэтеры, зажмурившись, ждал удара. Но Кэтера, посмотрев на Роллано, несколько смягчилась, поняв, что подобные ругательства могут повредить ее имиджу в глазах нового знакомого.
  -- Простите, клоны такие неуклюжие. Это место настолько приятно, что его не стоило осквернять подобными словами.
  -- Даже, если они относятся к клону, - поддержал ее Роллано.
   Он забрал бутылку у застывшему, как статуя, официанта.
  -- Разрешите мне лично за вами поухаживать.
  -- Буду весьма признательна вам.
   Роллано разлил вино по бокалам и уселся на свое место.
  -- За приятное знакомство, - провозгласил он тост.
  -- Присоединяюсь, - ответила Кэтера.
   Некоторое время они просто сидели молча, наслаждаясь игрою оркестра. Первой молчание нарушила Кэтера.
  -- А вы чем занимаетесь, Роллано? - спросила Кэтера.
  -- В общем-то ничем. Я люблю путешествовать.
  -- Да, путешествия сейчас снова входят в моду.
  -- А вы? - спросил Роллано
  -- Я, как вам это не покажется странным, работаю в филиале одной исследовательской организации.
  -- Любопытно. Знаете, а у меня при первом взгляде на вас, как раз возникло чувство, что вы человек, связанный с наукой. Это большая редкость.
  -- Вовсе нет, - смущенно улыбнулась Кэтера, - просто каждый борется со скукой по своему, - Кто-то увлекается живописью, кто-то философией.
  -- И какие же исследования проводит ваша организация?
  -- Филиал организации, - поправила Кэтера.
  -- Хорошо, так все же?
  -- Это секрет.
  -- Страшная государственная тайна? - улыбнулся Роллано.
  -- Приблизительно так.
   Оркестр заиграл новую мелодию. Несколько пар поднялись, чтобы потанцевать.
  -- Я вас приглашаю, - сказал Роллано. Кэтера кивнула.
   Роллано поднялся из-за стола и, подав руку даме, повел ее на круглую танцевальную площадку, расположенную посередине клуба.
  -- Где вы учились танцевать? - спросила Кэтера после нескольких па.
  -- В детстве у меня был хороший учитель танцев.
  -- Это очень заметно.
   Платье Кэтеры имело широкий разрез на спине, так что рука Роллано прикасалось к ее горячей коже. Они кружились по залу, вплетая свои движения в мелодию музыки. Роллано чувствовал аромат духов Кэтеры. Ее волосы иногда касались его щеки.
  -- Мне кажется, что на нас все смотрят, - не без гордости шепнула ему на ухо Кэтера.
  -- Возможно, - согласился Роллано, - Но сейчас мало кто помнит, как правильно нужно исполнять старинные танцы.
  -- Может быть, это когда-нибудь войдет в моду.
  -- Благодаря вам, - ответил Роллано.
  -- И вам тоже.
   Музыка стихла и они уселись за стол, и снова выпили по бокалу вина. Лицо Кэтеры сияло румянцем и удовольствием.
  -- Который сейчас час? - спросила она.
   Роллано извлек из кармана брюк старинные часы на серебряной цепочке.
   - Начало десятого.
   - Ой, какая чудесная вещь! - восхищенно воскликнула Кэтера. - Ей, наверное, не меньше нескольких веков.
  -- Я точно не знаю. Эти часы достались мне в наследство от отца, - смущенно ответил Роллано. Вы куда-нибудь торопитесь? - спросил он, убрав часы в карман.
  -- Нет, просто в десять этот клуб закрывается.
  -- Почему так рано?
  -- Говорят, что в старину подобные заведения закрывались именно в такое время.
  -- И это заведение придерживается древних традиций?
  -- Именно так, - уточнила Кэтера. - Вот что, если вы никуда не торопитесь, то я предложила бы вам прогуляться по городу.
  -- Согласен, - Роллано подозвал официанта и попросил принести счет.
   На улице совсем стемнело. Яркие звезды рассыпались по небосводу, и их свет смешивался со светом фонарей. Кэтера и Роллано, не торопясь, шли по широкой улице.
  -- А вы далеко живете от центра?
  -- Нет, буквально на соседней улице. Я даже редко пользуюсь кабиной, чтобы посещать заведение, в котором мы только что были.
  -- Я тоже люблю ходить пешком.
  -- А вы не хотели бы зайти ко мне в гости? - спросила Кэтера, лукаво улыбнувшись.
  -- Был бы весьма рад.
   Дом Кэтеры находился в десяти минутах ходьбы от клуба. Они свернули с широкого проспекта и пошли по улице, освещенной ярким светом фонарей. С двух сторон их обступали особняки с прекрасными садами, фонтами и скульптурами. Они остановились у одного из них. Дом, вернее сказать, дворец, имел три этажа. Полукруглую крышу венчали высокие декоративные башенки, а стены украшали изысканные фрески с изображениями людей и мифических существ. Около дома находился фонтан в виде мускулистого мужчины, льющего изо рта воду. В стенки бассейна были вмонтированы прожектора, так что Роллано без труда мог разглядеть резвящихся в воде разноцветных рыбок. Кэтера приложила к замку электронный ключ и, услышав мелодичный сигнал, открыла дверь.
   Внутри дом был еще живописнее, чем снаружи. Половину первого этажа занимала гигантская гостиная. Пол был устелен пушистыми коврами с изысканным орнаментом, а стены украшали гобелены, в основном изображающие сцены романтических свиданий влюбленных. Как только Кэтера вошла внутрь, с потолка и от стен начал струиться мягкий свет, заиграла приятная мелодия.
  -- Вам нравится? - спросила хозяйка у гостя.
  -- Очень мило.
  -- Гостиная специально предназначена для приемов. Вечеринки у меня бывают не так уж часто, но зато народу приходит много. Вы любите, когда собирается много людей и все разговаривают между собой, потягивая из бокалов напитки?
  -- Даже и не знаю, что ответить. У меня никогда не было дома. Я странствую по свету, ищу новых ощущений в жизни. Природа успокаивает, а город наводит на множество мыслей.
  -- О, да вы философ?
  -- Всего понемногу: немного романтик, немного философ, немного поэт.
  -- Поэт? - восхищенно переспросила Кэтера.
  -- В некотором роде. Делом в том, что хочешь того или нет, но дорога навевает тебе определенные мысли, которые можно выразить только в стихах.
  -- Может вы мне прочтете что-нибудь?
  -- Как-нибудь потом.
  -- Жаль, что я распустила прислугу. Признаться, я очень устаю от этих клонов... - Кэтера томно вздохнула. - А то бы я приказала приготовить нам ужин при свечах.
  -- Спасибо, я не голоден.
  -- Ладно. Что это я держу вас у порога? Давайте, я покажу весь дом.
   И Кэтера, взяв Роллано под руку, повела его по многочисленным комнатам. Один великолепный интерьер сменялся другим. Мебель из темно-красного дерева, фарфоровые вазы в половину человеческого роста, великолепные картины и фрески на потолке и стенах. Каждая комната была по-своему неповторима, но вместе с тем удачно вписывалась в общий интерьер дома. Роллано затруднялся сказать, сколько же времени они бродили по дому Кэтеры: час или, быть может, больше. Женщина с упоением рассказывала о каждой вещи. Откуда эта ваза или с каким трудом она приобрела вон ту картину. Вероятно, ей редко предоставлялось возможность найти столь благодарного слушателя. Ее многочисленные знакомые сами были не прочь, не закрывая часами рта, рассказывать о великолепии собственных особняков. А Роллано молча слушал Кэтеру и лишь изредка задавал вопросы, в основном, касавшиеся живописи. Оказалось, что большинство произведений искусства делают клоны. И хозяину клона, у которого вдруг обнаружился какой-нибудь талант, можно только позавидовать, потому что все доходы от продаж его произведений искусства шли в его карман.
  -- Это последняя комната, - сообщила Кэтера, когда они с Роллано вошли в одну из комнат на третьем этаже. - Я, наверное, вас утомила?
  -- Это была очень познавательная экскурсия, - улыбнулся Роллано.
   Комната была небольшая, по сравнению с остальными. Здесь находился небольшой круглый столик, два кресла и диван. Также в комнате была небольшая стойка бара с четырьмя высокими стульями. В стену был вмонтирован плоский экран, превосходящий по размерам тот, что был установлен в номере у Роллано.
  -- В этой комнате обычно я провожу время с самыми близкими подругами или же... - Кэтера лукаво улыбнулась.
  -- С самыми близкими друзьями, - ничуть не смущаясь, добавил Роллано.
  -- Выпьем чего-нибудь, - предложила хозяйка. - Что вы предпочитаете?
  -- Я полностью доверяюсь вашему вкусу.
  -- Тогда я сделаю вам мой любимый коктейль.
   Роллано согласно кивнул. Кэтера смешала содержимое пяти бутылок в разных пропорциях. Конечно, названия смешиваемых напитков ничего не могли сказать Роллано. Ведь из Центрального архива он получал только самые основные данные о мире. Коктейль получился темно-синего, почти черного цвета. Роллано с подозрением посмотрел на содержимое своего бокала.
  -- Вы никогда не пробовали "Ночной огонь"? - удивленно спросила Кэтера.
  -- Никогда не приходилось, - признался Роллано.
  -- Очень странно, это довольно популярный коктейль. Вы же говорили, что много путешествовали.
  -- В мире существует множество вещей, которые нам никогда не суждено попробовать. Мир слишком большой, чтобы оценить все его достоинства и недостатки.
  -- Опять вы начинаете философствовать, - Кэтера рассмеялась.
   Роллано сделал небольшой глоток, подержал жидкость во рту, смакуя вкус напитка, затем проглотил.
  -- Ну как вам? - поинтересовалась Кэтера.
  -- По-моему неплохо. Я теперь понимаю, почему этому коктейлю дали название "Ночной огонь".
  -- Я рада, что вам нравится, - Кэтера сделала глоток из своего бокала.
   Затем она положила свою руку на плечо Роллано. - Я чувствую, что в вас есть что-то необычное, словно вы не от мира сего.
  -- С чего вы это решили? - спросил Роллано, сделав большой глоток из бокала.
  -- Это складывается из многих моментов: ваша манера держать себя, ваши взгляды на жизнь.
  -- А что не так с моим взглядами?
  -- Однажды, я так же сидела в ресторане с одним человеком, и случился подобны случай.
  -- На вас что-то пролил официант-клон?
  -- Да. Так вот, тот человек, с которым я была в ресторане, просто свернул ему шею. Нет, конечно же, это крайность. Ему пришлось заплатить владельцу большой штраф. Но вы просто взяли у клона бутылку и сами налили мне вино.
  -- Это ненормально?
  -- Не знаю. Все давно привыкли не считать клонов людьми. Это длится уже много веков. Это традиция, это у нас в крови. Я тоже не люблю клонов. Не знаю даже почему. Очень давно, когда я еще училась в университете, то читала древнюю статью одного профессора, которая была написана несколько веков назад. Он считал, что клонирование - это начало заката нашей цивилизации.
  -- Так все же, почему вы не любите клонов?
  -- Не могу точно сказать. Просто они мне отвратительны. Они жалкие, не могущие за себя постоять существа. Они вечно улыбаются. Говорят "Да, госпожа", а сами невесть что думают о людях.
  -- Видимо, ненависть к клонам, действительно, в крови у людей. Даже не смотря на то, что многое в этом мире создано их руками.
  -- И после этих слов вы продолжаете утверждать, что вы нормальный человек? - глаза Кэтеры вспыхнули гневом, и она тут же убрала руку с плеча Роллано.
  -- А что я не так сказал?
  -- Ни одни человек в мире не считает, что это все достижения клонов. Клоны - вторичны, они продукт деятельности человека. Следовательно, все созданное ими, создано человеком. То что клон нарисовал картину - это заслуга его хозяина. Клон лишь исполнитель замысла человека.
  -- Вы считаете, что без человека клоны никогда ничего бы не создали?
  -- Вы меня удивляете, Роллано, это истины, которые известны даже ребенку.
   Роллано понял, что его спровоцировали на нежелательный разговор. Информация из Центрального архива - это, конечно, хорошо. Но многие вещи можно понять, только долгое время живя в этом мире.
  -- Вы обиделись, Роллано? - спросила Кэтера, заметив, что Роллано ушел в глубокие размышления.
  -- Нет, это все коктейль, - улыбнулся Роллано.
  -- Может поговорим о чем-нибудь более приятном, - Кэтера встала со своего высокого стула и, подойдя сзади к Роллано, начала массировать его плечи. Затем она наклонилась и укусила его за мочку уха.
  -- Вы быстро сменили гнев на ласку.
  -- Я очень переменчивая натура, - ласкова прошептала Кэтера.
   Роллано, встав со своего стула, бережно взял ее за талию.
  -- Музыка! - громка сказала Кэтера, - тут же в комнате заиграла тихая приятная мелодия.
   Роллано медленно провел ладонью по щеке Кэтеры, а затем поцеловал ее в шею.
  -- Я наврала вам.
  -- На счет чего? - спросил Роллано.
  -- Вы не видели еще одну комнату, самую главную.
  -- Спальню?
  -- Не будем терять времени даром, - она взяла его за руку и повела за собой.
   Кровать занимала большую часть спальни. На ней запросто могло разместится три человека, а может быть даже и больше.
  -- Ты знаешь, что означает твое имя? - шептала Кэтера, расстегивая пуговицы на рубашке Роллано.
  -- Никогда не задумывался над этим.
  -- Ролланхами в древности называли кочевников, всадников, приходивших с востока и оставлявших руины на месте цветущих городов.
  -- Это любопытно, - он прикоснулся губами к ее обнаженному плечу.
   Глупее ситуацию представить было сложно. На рассвете этому миру придет конец, а он развлекается с одной из местных женщин.
  -- Всадник, оседлай меня этой ночью, - шептала ему на ухо Кэтера.
  
  
   Глава 8
  
   Столовая была самой что ни на есть типичной для семьи со среднем достатком. Посередине стоял большой стол, накрытый белой скатертью. В углу находился камин, самый обыкновенный: простая кирпичная кладка без всяких излишеств. В комнате было несколько шкафов с сервизами и все. Скромно, но на редкость уютно. Это не было показухой. Просто хозяева дома чувствовали себя уютно именно в такой обстановке.
   Когда они вошли, стол был накрыт на две персоны. Жена Кота, очевидно, решила, что мужские разговоры ей совсем не интересны. Она принесла дымящуюся супницу и молча удалилась.
   Несмотря на то, что им никто не мешал, двое мужчин ели молча. Коту нужно было многое обдумать перед продолжением странного разговора, а Джон решил ему не мешать. К тому же, беседы на глобальные философские темы совершенно не годятся для застолья. За обедом можно говорить о чем угодно: погоде, работе, общих друзьях или просто болтать, что попало, но тема их последнего разговора никак не годилась для обсуждения за вкусным домашним обедом. Оба ели не торопясь, но с завидным аппетитом, правда, уставившись каждый в свою тарелку.
   Джона тоже мучили некоторые сомнения: стоило ли рассказывать так все сразу? Конечно, можно было еще в гостинице очень быстро решить эту проблему. Но какая теперь разница? К тому же, если быть честным перед самим собой, то не так уж и легко жить, когда не с кем поговорить откровенно. С остальными Всадниками не сильно поделишься. В лучшем случае просто предложат выпить. "Полегчает сразу", - скажут они. Как он попал в эту компанию? Ведь он совершенно не похож на них. Но против воли Дай-мэ-рака ничего не сделаешь. Его выбрали. Конечно, можно было отказаться, но это было бы проявлением трусости. Так что, выговориться тоже не помешает, тем более, что скоро все будет кончено. Жалко? Конечно жалко. Вопрос только, кого. Уж во всяком случае не себя. Да и их жалеть не стоит. Дай-мэ-раку виднее, кто заслуживает кары, а кто нет. Наше дело - только исполнять ЕГО волю и не забивать себе голову глупыми сомнениями. Сомнения нужны только перед тем, как куда-то идти. А я уже пришел, вот и все.
   Через некоторое время появилась Катерина и принесла на большом фарфоровом блюде жареное мясо с овощами. Все выглядело очень аппетитно, и на вкус оказалось выше всяких похвал. Кот несколько приободрился и с интересом разглядывал Джона. Видимо, ему очень хотелось продолжить разговор прямо сейчас, но то ли он боялся, что неожиданно появится супруга, то ли еще окончательно не собрался с мыслями.
   Так они молча съели горячее, затем десерт и только после продолжительного молчания над пустыми тарелками, Кот предложил перейти в кабинет на втором этаже.
   Они поднялись по лестнице и, пройдя по небольшому коридорчику, вошли в самую дальнюю дверь. Помещение по размерам было чуть меньше столовой. Кабинет Кота являлся одновременно и библиотекой. Обстановка здесь была такая же скромная и уютная. Единственным исключением был антикварный стол из красного дерева. На столе был идеальный порядок. Два телефона, сделанные в старинном стиле, письменные принадлежности, пресс-папье и компактный вариант персонального компьютера, который абсолютно не вписывался в такую антикварную обстановку. Оказалось, что именно кабинет выходит на тот самый увитый плющом балкончик, который приглянулся Джону, когда он впервые увидел дом.
   По стенам комнаты до самого потолка возвышались книжные полки, битком набитые книгами. Даже Джон, повидавший на своем долгом веку множество книг на самых разнообразных языках, был искренне удивлен. Книги были аккуратно расставлены по тематике. Здесь была и классическая литература и современная фантастика, множество справочников - в основном по огнестрельному оружию, химии и юриспруденции. Также в коллекции Кота было множество трудов по философии и теологии. Но самым ценным в коллекции был стеллаж со старинными фолиантами. Трудно себе даже такое представить: стеллаж. Это стоило, наверное, целое состояние. Вот куда уходили его деньги. Пусть и неправедно нажитые.
   Хозяин с гордостью наблюдал за искренним восхищением гостя. И с удовольствием рассказывал о содержании той или иной полки. Он, казалось, даже на время забыл, кто у него в гостях. Он был страстным библиофилом. Странное увлечение для состоятельного человека. Конечно, многие богатые люди собирают коллекции чего-нибудь дорогого и редкого. Кто-то картины, кто-то старинное оружие или монеты, некоторые даже коллекционируют машины. Но увлечение книгами - это было действительно редкостью.
   - А вот, так сказать, жемчужины моей коллекции, - Кот с важными видом указал на последний стеллаж, - многие из этих книг можно найти только в нескольких музеях мира, а некоторых и там нет. Конечно, здесь стоят точные копии, а оригиналы находятся в подвале в специальной комнате, где постоянно поддерживается определенная температура, иначе они просто рассыпались бы в прах.
   Джон одобрительно кивнул головой.
   - Так, - потирая руки промурлыкал Кот, - нас интересует...
   Он подошел к стеллажу со старинными книгами, в считанные секунды отыскал нужную, бережно взял ее в руки и положил на стол.
  -- Знаете, что это за книга? - спросил он у своего гостя.
  -- Вероятно, это и есть то самое пресловутое "Откровение знающих"
  -- Вы угадали. Это единственная копия с единственного в мире оригинала, который, кстати, находится тоже у меня.
  -- Любопытно. Неужели остальные экземпляры не сохранились?
  -- А вам неизвестна история этой книги?
  -- Я не так давно в вашем мире и очень многого не знаю.
  -- Вообще-то про "Откровение знающих" очень мало что известно. Многие даже утверждают, что она вообще не существует, - Кот нежно провел рукой по обложке. - Ее написал религиозный орден, существование которого многими историками тоже ставится под большое сомнение. Все историки немного агностики. И это в общем-то понятно: никто не знает, как все было на самом деле.
  -- Вы мне сказали, что в этой книги Бога называли Дай-мэ-рак? - в глазах Джона читался интерес.
  -- Именно так, - Кот был рад, что смог заинтересовать гостя. Еще за обедом ему казалось, что они так и не смогут продолжить разговор.
  -- Расскажите поподробнее об этой книге.
  -- Предлагаю перейти на балкон, - Кот жестом указал на дверь. Гость утвердительно кивнул.
   Обвитый зеленью балкон с трудом вмещал пару плетеных кресел и столик. Вероятно, хозяин любил смотреть отсюда на звезды и думать о вечном. И судя по втором креслу, изредка разрешал супруге разделить с ним одиночество. Дождавшись, пока Джон поудобнее устроится в кресле, Кот начал свой рассказ.
  -- Эта история произошла около шестисот лет назад. В семье очень бедного крестьянина родился мальчик. Родители назвали его Мартин. Был он не первым сыном, да и к тому же имел несчастье родится глухонемым. Как раз в это самое время в деревне остановились монахи, возвращавшиеся из Святой земли. Они пожалели мальчика и предложили родителям калеки отдать его к ним в монастырь. Родители с радостью согласились, решив, что их несчастному сыну будет там гораздо лучше, чем в родном доме.
   Так и стал мальчик жить в монастыре. Монахи научили его кое-какой работе, мальчик рос не хилый. Все у него было: и сложен неплохо и на лицо тоже не урод, вот только не слышал ничего и говорить не мог. Монахи поручали ему самую тяжелую работу и в общем-то были им довольны. И так бы все и продолжалось, но вот Мартину стали сниться странные сны, в которых он видел каких-то незнакомых людей и места, совершенно непохожие на его родной монастырь. Поделиться ни с кем он, конечно, не мог, а грамотой тоже не владел. Так он и мучался, не зная, что и предпринять. Однажды во сне он увидел лесную поляну, а на ней старика, который сидел и кого-то ждал. Он сразу узнал это место. Было это совсем недалеко, в лесу, куда монахи посылали Мартина за дровами.
   Не долго думая, мальчик собрал все свои пожитки и следующей ночью отправился в лес. Он добрался до той самой поляны, где и вправду сидел старик.
  -- Здравствуй, Мартин, я давно тебя здесь жду, - сказал старец и положил свою костлявую руку на плечо малика.
   И тут Мартин понял, что он может слышать. Старик оказался отшельником и жил где-то в самой глубине леса. Что было дальше, сам Мартин никогда не рассказывал. Спустя месяц он вернулся в свой родной монастырь, умеющим слышать и говорить. Монахи очень обрадовались и решили, что Бог явно благосклонен к их монастырю. От черновой работы мальчика освободили и решили его к тому же научить грамоте, дабы он смог написать что-нибудь наподобие откровения и тем самым навечно прославить свой монастырь. Для этого к нему был приставлен пожилой монах, а заодно, чтобы и шпионить за ним. Неизвестно ведь, где Мартин целый месяц шлялся. Кто знает, может ему черные силы помогли излечиться?
   Так Мартин под бдительным оком своего учителя стал осваивать грамоту. Он оказался на редкость смышленым малым и уже через два месяца мог читать и писать.
   Нельзя сказать, что со счастливым исцелением он обрел всеобщую любовь и признание. Конечно, монахи стали относиться к нему уважительнее, чем раньше, но при этом не забывали и попотчевать розгами за всякие житейские провинности.
   Прошел год с тех пор как Мартин вернулся в монастырь. Все свободное время он уделял чтению книг, коих было в монастыре всего ничего. Как-то раз, сидя в дождливый день в своей келье, в голову ему пришла замечательная идея: записать все, что он видел в своих снах, и что ему рассказывал исцеливший его старик. Недолго думая, он сел за работу. Учитель его, конечно, обрадовался, что Мартин наконец-то решил написать книгу и уж теперь точно прославит их никому не известный монастырь. Естественно, он решил, "помочь" мальчику. Но Мартин, не будь дураком, сослался на волю Божью и тут учитель поделать ничего не смог. Мартина даже освободили от повседневной работы, предоставив ему в распоряжение все свободное от молитв время.
   Надо сказать, что друзей среди монахов у него не было. Раньше он не мог иметь их по причине недуга, а когда стал здоровым с ним почему-то вообще предпочитали не общаться. Может, побаивались, или просто завидовали. Единственным, кому он мог более или менее доверится, был его учитель. Но Мартин прекрасно понимал, зачем его к нему приставили.
   Прошел еще год и Мартин наконец объявил, что труд его закончен и он готов прочитать книгу всем желающим. И вот в один вечер все монахи собрались в главном зале и приготовились слушать. Мартин читал свой труд до рассвета.
   То, что они тогда услышали не походило абсолютно ни на что. Да, это действительно было некое подобие откровения, но книга полностью расходилось с канонами христианства. Здесь тоже присутствовали Бог и дьявол, но совершенно в иной ипостаси. История о сотворении мира вообще ввергла всех в шок. Короче говоря, его сочинения объявили богохульными и потребовали немедленно сжечь.
   Правда, нашлись у Мартина и сторонники, в основном из числа монахов, что помоложе. Не знаю, какие этим они преследовали цели. Но скорее всего, им просто осточертели монастырские порядки, да и к тому же новое учение всегда находит сторонников. Дело чуть не кончилось поножовщиной. Но то ли монахи вспомнили о заповедях, то ли просто не хотели сами лезть под нож, в общем, решили они прийти к какому-нибудь согласию.
   Тут в спор вмешался сам Мартин. Он предложил своим сторонникам вместе с ним уйти из монастыря. Так они и порешили: Мартин и еще около десяти человек на рассвете покинули монастырские кельи.
   Дальнейшие события сохранились в истории в несколько разрозненном и противоречивом виде. Одни говорили, что Мартин основал собственный монастырь, другие, что он долгое время скитался по миру и проповедовал свое учение. Наверное, и одно, и другое верно. Но итог этому был весьма печальный.
   Глава церкви, узнав о том, что новое религиозное движение набирает силу и собирает вокруг себя все больше сторонников, лично занялся этим вопросом. Если люди перестанут уважать церковь, то налогов в ее пользу они платить, естественно, не будут. И эти мысли подтолкнули главу церкви на серьезные меры. Взвесив все "за" и "против", он заручился поддержкой короля, и в считанные дни инквизиция выследила и арестовала смутьяна.
   Дальше все пошло своим обычным чередом. Со времен пришествия Мессии ничего не изменилось. История имеет такую хитрую особенность: она очень любит повторяться. Конечно же, бедолагу Мартина обвинили во всех смертных грехах, а равно в дьяволопоклонстве, колдовстве, мятеже против монарха и тому подобное. И сразу после этого повели на костер. Сторонников его как ветром сдуло, остались только несколько человек, как раз из числа тех монахов, которые ушли с ним из монастыря. Вот они и приняли вместе с ним страшную смерть. Поскольку были они не просто заштатные деревенские колдуны, а самая что ни на есть реальная угроза для церкви, то и казнили их соответственно: оскопили, ослепили, вырезали языки, ну а потом уж придали всеочищающему священному пламени. Книгу его запретили, правда, как оказалось, всех экземпляров они все-таки не нашли. История это очень быстро забылась, а спустя два столетия Мартина даже причислили к лику святых, объявив его мучеником, погибшим от рук язычников. Имя святого Мартина как раз носит церковь, расположенная недалеко от моей конторы, - Кот вздохнул, вспомнив, что это именно тот храм, которому он регулярно перечисляет деньги.
  -- Весьма любопытная история, - Джон улыбнулся.
   Кот смотрел на гостя, пытаясь понять его реакцию на услышанное, но так и не смог ничего прочитать на лице Джона
  -- Послушайте, Джон, мне бы очень хотелось кое-что понять... - Кот на секунду задумался, подбирая нужные слова, - То, что было написано в "Откровении знающих" соответствует тому, что есть на самом деле?
  -- Почему вы так решили?
  -- Ну, хотя бы потому, что вы говорили мне в самом начале слова, довольно близкие к тем, что есть в этой книге.
  -- О, вы глубоко заблуждаетесь, Кот, - Джон усмехнулся, - то, что я говорил это еще не показатель. Если бы вы встретили кого-нибудь другого, подобного мне, то вы бы услышали совершенно другую историю. Возможно, она даже была бы полной противоположностью моей. Просто мы, как и люди, по-разному видим окружающее. Знать, как устроена вселенная, как зародилась в ней жизнь может только тот, кто это все создал. Другим этого понять не дано. Даже нам, живущим вечно. Поэтому каждый выбирает именно ту версию, которая ему наиболее близка.
  -- То есть вы хотите сказать, что никто не в состоянии объяснить устройство мира кроме самого Бога?
  -- Именно. Даже среди нас найдутся такие, которые будут утверждать, что и Бога, как такового, нет.
  -- Это просто поразительно.
  -- Нет, Кот. Это просто характерно для всех мыслящих существ во всех мирах.
  -- Да, но мне это все же очень трудно понять. Хотя я вам почему-то верю. Но все же, что вы делаете здесь, в моем мире?
  -- Зря вы задали мне этот вопрос. Вы действительно хотите это узнать?
  -- Конечно. Какой смысл читать книгу, если в ней нет последней страницы?
  -- Хорошо, Кот. Вы сами напросились. Не могли бы вы мне принести "Откровение знающих"?
   Кот вернулся в кабинет и принес книгу. Взяв ее в руки, Джон сосредоточенно начал ее листать. Кот терпеливо ждал.
  -- Нашел - Джон протянул Коту книгу, раскрытую в начале главы под названием "Откровение конца".
   Кот пролистал несколько страниц вперед , освежая в памяти текст.
  -- Эта часть книги вызывает у меня больше всего вопросов, но все же я кое-что понял, - ответил он после небольшой паузы.
  -- Прекрасно. Тогда мне будет значительно легче. Так вот, согласно вашей же книге, конец света ознаменует приход в мир четырех Черных Всадников, которые повергнут мир в Бездну.
   Джон с интересом следил за реакцией собеседника. Это уже был не первый в его жизни случай, когда он рассказывал кому-нибудь из местных о том, что его мир будет разрушен. Как правило, в подобных случаях люди, в зависимости от их характера, либо бухались на колени и молили о пощаде, или говорили, что это бред сумасшедшего. Стоит отметить, что как первый, так и второй вариант случались одинаково часто. Правда, бывали и случаи, когда второй вариант предшествовал первому.
   Но Кот казался абсолютно спокойным. Вероятно то, что он узнал от своего гостя за последние несколько часов, настолько его потрясло, что мысль о скором разрушении мира абсолютно не пугала. Или, может быть, он просто не верил?
  -- Кот, вы правильно меня поняли?
  -- Вполне. Вы пришли разрушить наш мир. Но у меня тогда возникает вопрос: зачем? Что в нашем мире происходит такого страшного и греховного, что он заслужил гибели?
  -- Вы мне задали непростой вопрос. - Джон вздохнул.
  -- Но все же. Почему? Зачем?
  -- Когда вы приказываете убить того или иного человека, разве ваши подчиненные задают вам вопросы? Они просто выполняют приказ, не задумываясь, заслуживает смерти человек или нет.
   Подобное сравнение сразу же поставило Кота в тупик. "Действительно, какая пистолету разница, в кого стрелять? Он всего лишь орудие в руках убийцы."
  -- А вы? Разве вы не возомнили себя ангелом, пришедшим судить людей от имени Бога? - в глазах Кота блеснули злые искорки, но он тут же рассмеялся. - О чем же это я... Ведь вы и есть ангел возмездия. Вам дана лицензия на убийство, как полицейским при задержании, как солдатам на войне.
  -- Именно так. Вы все совершенно правильно поняли.
  -- Но сами вы как считаете? Все же почему именно наш мир заслужил смерти?
  -- Не знаю. И не хочу знать.
  -- Вы тоже боитесь. Боитесь, что можете этого не сделать.
  -- Все мы чего-нибудь боимся... - вздохнул Джон.
   Оба собеседника молчали. Тяжелая, давящая на голову тишина, встала невидимой стеной между ними. Кот и его гость сидели молча и старались не смотреть друг на друга. Оба погрузились в нелегкие раздумья. Первым молчание нарушил Джон:
  -- Большое спасибо за беседу, но мне нужно идти.
  -- Что, уже идете разрушать мир? - мрачно пошутил Кот.
  -- Нет. Один я ничего не смогу сделать. Я должен дождаться остальных Черных Всадников, и тогда уж мы примемся за дело. Поверьте, никаких болезненных ощущений. Все произойдет в считанные минуты.
  -- Можно вам на последок задать еще вопрос?
  -- Пожалуйста задавайте. Иногда люди просят меня перенести их в другой мир.
  -- Нет, я не прошу у вас этого. Наверное, я действительно достоин того, чтобы быть низвергнутым в Бездну. Я всегда жил только для себя: грабил, убивал, продавал наркотики. Даже по законам нашего мира, если, конечно, суд сможет доказать мою вину, мне грозит смерть, так что уже говорить о суде Божьем. Но все же и у нас есть действительно верующие люди, которые не нарушают заповедей, живут не ради себя, но ради других. Почему бы их не забрать в рай? Почему эти души навечно поглотит Бездна?
  -- Чем больше я с вами общаюсь, тем больше вы завоевываете мое уважение. Почему же ваш ум, ваши способности не воплотились в чем-нибудь другом?
   Кот промолчал.
  -- Да потому, что все вы, люди, всегда идете по пути наименьшего сопротивления. А что касается незаслуженно загубленных душ праведников, так это очень легко объяснить. Понимаете, Бездна есть ничто, и она не может принять что-то доброе или злое, оно может принять только пустоту. Когда душа становится пустотой, ее место лишь в Бездне. Зарабатывая деньги, вы стремитесь лишь к собственной выгоде. А есть люди которые, делая добро, просто хотят извлечь ту же выгоду. Просто хотят купить себе место в раю. Вас, Кот, не связывают никакие правила. Вы плюете на законы своего мира и на законы Божьи. Так называемые, праведники тоже их презирают, только нарушать боятся. Если бы в вашем мире официально разрешили всем убивать, то разве не началась бы резня?
  -- Но тогда получается, что хороших людей не бывает, - возразил Кот.
  -- Только тот, кто думает так же, как и поступает, поступает так же, как и думает, и при этом совершает добро, достоин войти в рай. Хотя на самом деле и рая, какой сложился в вашем представлении, не существует. Все гораздо проще и сложнее. Мысль так же материальна, как и действия. Разве вы можете поручиться за каждого жителя вашего мира, что, пожимая соседу руку, он не желает ему мучительной смерти?
  -- Как же все это сложно, - Кот вздохнул и посмотрел в глаза Джону.
  -- Да, вы правы. Но все же не стоит понимать это буквально. И к тому же, как я уже говорил, вы можете услышать совсем другую точку зрения даже от Фигуры Света.
   После этих слов они долго сидели в полном молчании. Затем Джон поднялся из кресла и очень тихо сказал: - Мне пора.
  -- Пойдемте я вас провожу.
   Они вышли из дома и остановились на пороге. По-прежнему было очень жарко, хотя солнце уже почти опустилось за горизонт.
  -- Мне вас отвезти?
  -- Нет, спасибо. Я лучше один. Не беспокойтесь за меня, ведь я смогу поймать на шоссе такси?
  -- Да, конечно.
  -- Ну тогда прощайте.
   Джон протянул Коту руку, но тот помедлил с рукопожатием.
  -- Подождите, Джон. Я хочу сказать вам кое-что напоследок. Понимаете, тогда, в машине, ну когда вы заснули. Я вас хотел застрелить. Правда, я не думаю, что это причинило бы вам существенный вред. Но все же я этого не сделал. Знаете, почему?
  -- Почему? - удивленно спросил Джон
  -- Потому, что вы спали. Вы были абсолютно беззащитны. Да, я, конечно, виноват во множестве смертей беззащитных людей, но вы тогда... Ну, не знаю даже, как вам и сказать.... Вы, действительно, мне сразу понравились. Вы добрый человек, хотя мне нечем подкрепить свои слова. Да, вы не ослышались, именно человек. Вы были одним из немногих, кто попытался принять меня таким, какой я есть. И я... - Кот на секунду замолчал, будто бы собираясь с силами - Я не верю, что вы не будете переживать за наш мир. Я понимаю, что вы не в силах, что-либо изменить, но все же подумайте над моими словами. И еще.... Видите ли, я все-таки человек и я слаб. Надеюсь своей просьбой я не опущусь в ваших глазах слишком низко... Сделайте так, чтобы я вас забыл.... Иначе. Иначе я просто застрелюсь. Правда, есть еще один человек, который кое-что о вас знает - это хозяин гостиницы, где вы остановились.
  -- Я и сам жалею, что все это рассказал. Ладно, будь по вашему...
   Он посмотрел Коту в глаза, резко поднес руку к его лицу и щелкнул пальцами. Затем повернулся и пошел в сторону выхода из поселка. Кот продолжал стоять в оцепенении. Казалось, он просто превратился в статую.
   Сзади подошла жена и обняла его за плечи. Кот улыбнулся и погладил ее по ладони.
  -- Котик, а все же, кто этот человек?
  -- Какой человек? - искренне удивился Кот
  -- Ну тот, что был у нас в гостях
  -- У нас в гостях? Когда?
  -- Сегодня. Не притворяйся. Да вот он, видишь, уходит. Вон, почти скрылся за тем домом. Кто он?
  -- Понятия не имею, - беспечно пожал плечами Кот и поцеловал жену.
  
  
   "Заметил как-то Дай-мэ-рак, что не все в порядке в Великой Игре: существа из некоторых миров стали равнодушны как к Свету, так и к Тени, но и сторона Знания была им тоже чужда.
   И понял Великий и Всезнающий, что существа из этих миров презрели правила Великой Игры и не хотят более быть в ней. Но не знал Дай-мэ-рак, что же с ними делать. И снова, как и в прошлый раз, услышал он прекрасный женский голос, который сказал ему: "Здравствуй, Дай-мэ-рак!"
  -- И тебе здравствовать, Иншай'а, суть все и ничего. Зачем ты опять зовешь меня из-за Врат Бездны, где я повелел тебе оставаться?
  -- Я вижу, что ты не знаешь как поступать с теми, чьи души тянутся ко мне.
  -- Это так, о Иншай'а.
  -- Так отдай их мне, ибо их души пусты, как Бездна, и суть их ничто так же, как и я.
  -- Но если я выпущу тебя из-за Врат, то ты затмишь собой все пространство и время, и нам с Шайрахом придется заново начинать Великую Игру.
  -- А ты найди средь своих светлых Фигур ту, что смогла бы подчинить себе Врата Бездны. Но тебе понадобится еще три Фигуры. Одной из них ты должен дать силу управлять временем, второй Фигуре должен дать власть над пространством, а последней должен дать силу низвергать души в Бездну.
  -- Хорошо. Я подумаю над твоими словами Иншай'а, - сказал Дай-мэ-рак.
   И стал Он искать среди своих Фигур Света тех, кто будет низвергать целые миры в Великую Бездну Иншай'а."
   (Книга "Откровения знающих" стихи 73-83)
  
  
   Глава 9
  
   Джон вышел за территорию коттеджного городка, выбрался на шоссе и минут через десять поймал попутку. Правда ей оказалась не легковая машина, а громадный грузовик, но Джону было все равно,на чем ехать.
   По дороге он старался не думать о разговоре с Котом, но мысли сами лезли в голову. Особенно больно было вспоминать последние слова Кота. Конечно же, он будет думать об этом мире, хотя толку от этого действительно никакого. Приказ есть приказ. Тут уже ничего не поделаешь. Наверное, не стоило говорить Коту, что тот не имеет морального право убивать. Как такое могло сорваться с языка? Кто он такой, чтобы судить кого-то? Самому ведь приходилось убивать даже просто так. И в дуэлях, и в пьяных драках: немало погибло по его вине. А что уж говорить о битвах? Не всегда же он - Черный всадник, и других дел у Фигуры Света хватает, кроме как миры разрушать. И дела эти до сих пор поддерживают в нем веру, что он пока еще Фигура Света. Но как же быть, когда один мир спасаешь от неминуемой гибели, и тут тебя вызывают, чтобы уничтожить другой, почти такой же? "Зачем?", "почему?", эти вопросы задавал ему человек и он, бессмертный, не мог найти на них ответа, и Кот наверняка это понял, да виду не подал. Бедняга Кот. Ведь из него еще мог бы получиться хороший человек. Надо лишь заставить его в это поверить. Хотя уж очень не просто убедить человека идти по более сложному, а не по привычному пути.. Но почему Дай-мэ-рак не захотел, чтобы мы попытались помочь этому миру? Ладно, не стоит заниматься самобичеванием. Прийти, лечь и забыться.
  -- Эй, приятель, знаешь гостиницу Вика?
  -- Ну, знаю и что?
  -- Сможешь меня туда подвести?
  -- Да пожалуйста, командир. Мне все равно на завод загружаться, так что крюк будет небольшой.
  -- Спасибо.
  -- Да все нормально. Что ль не местный?
  -- Вроде того.
  -- Понятно. А то у нас так странно никто не одевается. В такое-то пекло в черном костюме ходить. Небось приехал на денек, другой да не ожидал, что у нас так жарко?
  -- Да, в общем терпимо. А костюм... Не так уж в нем и жарко.
  -- Чудно как-то.
   Джон решил не вступать в полемику с водителем, потому что можно сказать что-нибудь эдакое и опять потом исправляй. Стирание памяти вообще-то очень глупая затея. Остальные в такую историю никогда бы не вляпались. Убили бы тех троих, да и дело с концом. Вечно хочется, чтобы все по-хорошему: без крови и насилия. Нет все-таки зря Он избрал меня Черным всадником. Как там говорил про меня Кот: "вы добрый человек", - значит я все-таки слаб. Хоть я и прожил сам не знаю сколько, но страхи свои все равно не могу побороть.
  -- Командир, приехали. Заснул что ль?
  -- Да нет, задумался просто. Вот держи.
  -- Спасибо. Только вот у меня сдачи нет.
  -- Возьми без сдачи, после работы пива попьешь.
  -- Ладно, мы люди не гордые, - ухмыльнулся водитель. - Ну, бывай.
   Джон вышел из машины как раз напротив дверей гостиницы. Настроение было прескверное. Он рывком отворил дверь и, стараясь никого не замечать, быстрым и уверенным шагом направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Он уже поднялся на несколько ступенек, как его окликнул чей-то взволнованный голос: "Джон, Джон подождите!"
  -- Ну, что вам еще от меня надо? - раздраженно пробурчал Черный Всадник.
  -- Джон, у меня кое-что есть для вас.
   Джон остановился и медленно повернулся. Как ни странно, его окликал Вик. Он уже успел сменить своего племянника и восседал за рецепшином.
  -- Извините, что задерживаю вас, - начал оправдываться Вик, - но тут у меня для вас есть письмо.
  -- Да, все в порядке, Вик, - Джон улыбнулся, он почувствовал смущение из-за собственной грубости.
   Конечно же, Вик отнюдь не святоша. Ведь, по сути дела из-за него заварилась вся эта каша. Но грубость не была вообще свойственна Джону. Добродушность, правда, являлась его личным качеством и не зависела от принадлежности к Фигурам Света и уж тем более к Черным всадникам.
  -- Ну так вот, - продолжал несколько озадаченный Вик, - сегодня в два часа дня я сменил своего племянника. Вообще-то сделать я это должен был вечером, но он отпросился, и я не стал особо упорствовать. Все равно потом отработает. Ну так вот, сидел я за столом просматривал кое-какие бумаги и вдруг вижу - письмо на столе лежит. Причем, может это и покажется вам странным, но еще полчаса назад его здесь не было. Я никуда не отлучался, да и не заметит его разве только слепой. Такой большой белый конверт без почтовых штемпелей, без обратного адреса. Странно, очень странно.
  -- А почему вы решили, что письмо предназначается именно мне?
  -- Ну как же, там написано было таким крупным и разборчивым подчерком "Господину Джону Райдеру". Других постояльцев с такой фамилией и именем у меня нет. Да что я вам рассказываю. Вот оно.
   Вик достал из ящика стола большой белый конверт и протянул его Джону.
  -- Большое спасибо, Вик.
  -- Всегда рад помочь, - любезностью на любезность ответил хозяин гостиницы и улыбнулся своего мерзопакостной улыбочкой.
   Джон уже собирался идти к себе в номер, но вдруг вспомнил о просьбе Кота. "Ах, да чуть не забыл", - сказал он и изящным движением щелкнул пальцами у самых глаз Вика. Затем развернулся и направился к себе.
   В номере он скинул ботинки и, плюхнувшись на кровать, стал разглядывать конверт. Подчерк был вроде бы знакомый, но из-за того, что его имя написано на местном языке определить, кто именно подписал конверт не представлялось возможным. Недолго думая, Джон распечатал его и вынул оттуда сложенный пополам листок. Развернув его, он просиял от радости: письмо написано на родном языке. Тщательно выведенные знаки, каждый из которых не был похож на другой. И, главное, письмо, а вернее небольшую записку, написал Мастер Пространства, один из четырех Черных Всадников. Всего несколько строчек, а вернее сказать менее двадцати причудливых знаков, и все сомнения отступили от Джона.
  
   "Привет! Извини, что задержались. У Мастера Душ были неотложные дела в империи Ксарг. Послезавтра с утра будем на месте. Подготовь все необходимое. Увидимся.
   С Уважением, Аэт-Шай'-Йада"
  
   Джон усмехнулся и кинул письмо на пол. И оно тут же исчезло. Джон не обратил на это никакого внимания. Он прекрасно знал, что подобные письма являются официальными. Несмотря на довольно-таки дружеский тон послания, оно содержало очень важную информацию: дату и время прибытия Черных Всадников. К тому же подписано настоящим именем Мастера Пространства, тоже информация не для широкого круга лиц. Конечно же, с языком, на котором оно было написано, здесь навряд ли кто был знаком, но таков уж заведенный порядок. Вся переписка Черных Всадников после прочтения адресатом автоматически попадала в Центральный Архив, где заботливо подшивалась к остальным документам. Да, что и говорить, бюрократия появилась вместе с письменностью, с ней она, вероятно, и исчезнет.
   Нельзя сказать, что сомнения полностью рассеялись. Но по крайней мере у Джона появилась некоторая определенность. "Значит, послезавтра... - пробормотал он. - Конечно, знакомые замашки. У нас, мол, неотложные дела, а ты тут все равно ничего не делаешь, так что займись..."
   А работа ведь не такая уж и простая. Легко сказать "подготовь все необходимое", гораздо сложнее это сделать. Организация конца света требовала тщательной подготовки. Во-первых, необходимо проштудировать местные священные книги. Хотя бы те их главы, которые касались конца света. Во-вторых, и это самое сложное, необходимо это претворить в жизнь. И, главное, все надо успеть сделать за один день. К тому же, необходимо написать отчет о пребывании, в котором должны быть отражены мельчайшие детали: события, разговоры, встречи - что ж поделать, таков порядок. Прочие Черные Всадники этим заниматься не любили, да почти никогда и не занимались. В основном, всю подготовительную работу делал Джон, а они либо прибывали в самый последний момент, либо все дни напролет пьянствовали в каком-нибудь местном кабаке.
   Вообще-то, воплощение вестников апокалипсиса занятие абсолютно бессмысленное и даже глупое. Сами посудите, кому они нужны, если через несколько часов все зрители спектакля канут в Бездну? Может быть, какие-то объективные причины и были: вроде того, что люди увидев приближающийся конец света покаются и сделают шаг от Бездны. Но на практике ничего подобного, конечно, не происходило. Сколько раз уже это повторялось, и везде было одно и тоже: им было абсолютно наплевать на всяческие знамения. Нет, все же находились некоторые - рвали на себе одежды и предрекали скорый конец, но над ними, как правило, смеялись. "Подумаешь, птицы с небес попадали. Может, болезнь какая. Подумаешь, река красной стала, так это, наверное, химический завод что-нибудь сбросил." В более примитивных мирах все объясняли более поэтично, но в таком же духе. Так что Джону иной раз было просто обидно за напрасный труд.
   "Итак, - рассуждал он вслух, - за сегодняшний вечер я постараюсь написать большую часть отчета, а завтра прогуляюсь последний раз по городу, соберу необходимые материалы, устрою знамения и отосплюсь перед прибытием остальных."
   Так он и сделал. В первую очередь позвонил в бар и заказал парочку бутылок пива, затем включил кондиционер на полную мощность и закурил трубку, обдумывая, как же лучше, а главное - побыстрее, написать отчет.
   К счастью, форма отчетности была абсолютно свободной. Язык, стилистика и размер отчета никак не оговаривались. И поэтому, Джон издевался над Центральным архивом как мог. Однажды он написал целую поэму о конце света в одном из довольно примитивных миров. И все бы ничего, но написал-то он ее клинописью на глиняных дощечках. Он надеялся, что когда-нибудь им это все-таки надоест и они пожалуются на него кому следует и его наконец-то выгонят с этой дурацкой работы. Но нет. Отчет приняли и даже похвалили за оригинальность. Вообще-то Джону всегда казалось, что будь у него немного больше свободного времени, он мог бы сделаться хорошим поэтом в каком-нибудь из миров. Но увы, мечта эта была абсолютно бесплодной. Единственной возможностью заняться хоть каким-нибудь творчеством было написание этих отчетов.
   Правда, очень неприятно, что туда необходимо вносить абсолютно все, включая даже интимные подробности его пребывания, что явно оскорбляло его достоинство. "Чего бы такого придумать на этот раз", - ломал голову Джон, выпуская колечки фиолетового дыма. Но особо оригинальных идей в голову не приходило. От размышлений его отвлек стук. Джон открыл дверь, расплатился с официантом, не забыв и про чаевые, и с двумя бутылками в руках направился к столу.
   Пиво было холодное, обжигающе холодное. В удушающей жаре большого города это было весьма актуально. Несмотря на то, что оно оказалось темным и имело странный привкус. От жары не спасал даже кондиционер. Она проникала в самое сердце и терзала его. Нет, жара не мучила тело, она измывалось над душой. Палящее солнце было символом этого города и символом этого мира. Не обжигающие лучи, но яркий свет, от которого некуда скрыться, наводили тоску. Но быть может, это лишь иллюзия, а тоскливо на душе у Всадника было совсем по-другой причине. Ничего особенного не происходит: послезавтра быстренько все провернем, и еще очень долго я не увижу неба и земли исчезающих за надвигающейся стеной пустоты. Все это лирика. Хотя Джон и считал себя поэтом, пускай и непризнанным, но сейчас необходимо отбросить все эти плаксивые мысли о смысле бытия и сконцентрироваться исключительно на отчете.
   Джон отглотнул пива и достал из дорожной сумки небольшую книжечку в черном кожаном переплете. Страницы ее были пусты, и их необходимо было заполнить. Самое простое, что пришло в голову: написать рассказ от третьего лица. Где он - главный герой. Он достал все из той же сумки старинный чернильный прибор. Джон сам уже не помнил, откуда он у него, но вещь в дороге полезная, особенно для составления отчетов.
   Он аккуратно раскрутил крышечку чернильницы, обмакнул туда перо и, пробормотав парочку непонятных слов, встал из-за стола. Перо осталось стоять в чернильнице. Но это ничуть не смутило Джона. Он глотнул пива, откашлялся и громко и четко начал свое повествование.
   Книга, словно по мановению чей-то невидимой руки открылась на первой странице, а перо, легким и плавным движением выпорхнув из чернильницы, принялось записывать все, что говорил хозяин.
   Изредка он останавливался и делал глоток из бутылки. При этом перо терпеливо ждало, когда же хозяин начнет диктовать снова. Джон говорил на местном языке, а перо записывало все на его родном, аккуратно выводя каждый символ. В принципе, этому чудесному предмету было под силу записать все что угодно, причем абсолютно на любом языке.
   Несмотря на такое хорошее подспорье в работе, Джон закончил приблизительно во втором часу ночи. Он записал все, что успело приключится с ним в этом мире, стараясь не упустить ни одной детали. В своем повествовании он дошел как раз до того момента, когда начал писать этот отчет.
   Он с сожалением посмотрел на две пустые бутылки и вышел на балкон перекурить. На небе сияло несколько звезд, плавно сливавшихся с огнями города. Было тихо, необычно тихо для города даже в такой поздний час. Город спал, видя странные, только одному ему понятные сны, а высоко в небе сияли два огромных желтых глаза, внимательно и беспристрастно наблюдающих за происходящим внизу.
  
   Роллано проснулся от острого чувства опасности. Это чувство еще ни разу не подводило его. Он всегда ощущал момент, когда ему что-нибудь угрожает. Вернее сказать, людей, которые агрессивно к нему настроены. Все произошло в считанные мгновенья. Темноту осветила молния электрического разряда. В воздухе появился запах озона и горелой ткани. Разряд ударил в подушку. Роллано сидел на полу, потирая ушибленный при падении локоть.
  -- Свет! - раздался взволнованный голос Кэтеры.
   В свете, исходившем от потолка и стен, Роллано увидел Кэтеру, державшую в руке небольшое устройство прямоугольной формы, направленное в сторону Роллано. Он снова успел вовремя среагировать. Разряд ударил в стену, едва не задев плечо.
  -- Стоп! - повелительно крикнул Роллано.
   Кэтера замерла на месте, будто невидимые путы мгновенно сковали ее движения. Роллано поднялся с пола, потирая ушибленный локоть.
  -- Поигрались и хватит, - более спокойно сказал он.
   Кэтера силилась что-то сказать, но поняла, что ее собственный рот теперь неподвластен ей. Она замерла в неестественной позе, с вытянутым в руке прибором. Роллано подошел и с трудом вынул устройство из крепко сжатых пальцев Кэтеры.
  -- Любопытная вещь, - сказал он, рассматривая смертоносный прибор.
   Устройство было размером с ладонь. В пластиковый корпус был вмонтирован небольшой плоский экран, на котором отображался уровень заряда батарей. На корпусе имелся рычажок, регулирующий мощность разряда, и кнопка приведения механизма в действие.
  -- Насколько мне известно, в вашем мире уже несколько веков не производят оружие.
   Кэтера снова попыталась, что-то сказать, но не смогла произнести ни слова.
  -- Садись и без глупостей. Помни, одно лишнее движение и ты мертва. Мне только достаточно подумать об этом.
   Кэтера послушно села на кровать, кутаясь в домашний халат. От страха ее бил озноб. Роллано неторопливо оделся.
  -- Я думаю, нам есть о чем поговорить. Но спальня это не лучшее место для серьезных разговоров. Предлагаю вернуться в комнату для любимых гостей.
   Кэтера послушно встала и вышла из спальни. Роллано пошел вслед за ней. Они вернулись в комнату, в которой пили коктейль, но теперь уже уселись в кресла за круглым столиком.
  -- Ты вся дрожишь, - отметил Роллано, - Я налью тебе что-нибудь.
   Он подошел к стойке бара и налил в два бокала из первой попавшейся бутылки. Затем взял их и вернулся к столику. Кэтера боялась шевельнуться. Случившееся вызвало у нее сильнейший шок. Она дрожащей рукой взяла бокал и жадно осушила его. Роллано сделал маленький глоток и поставил бокал на столик.
  -- Теперь я понял, чего могут испугаться люди в этом мире. Они могут испугаться, если встретят кого-нибудь сильнее их. Но такого давненько не случалось. Наверное, первый случай за множество лет.
  -- Кто ты? - охрипшим от страха голосом прошептала Кэтера.
  -- Нет. Вопросы теперь задаю я, а ты будешь на них отвечать. И отвечать честно, - голос Роллано был удивительно спокойным, но Кэтера чувствовала, как он проникает ей в мозг, подавляя волю. Невозможно было не подчиниться этому голосу.
  -- Итак, я весь внимание, - Роллано достал из кармана кисет с трубкой и закурил. По комнате распространился странный аромат его табака.
  -- С чего мне начать? - спросила Кэтера.
  -- Кто ты?
  -- Налей мне еще.
   Роллано снова взял бутылку и налил Кэтере полный бокал. Она, выхлебав и его, начала рассказ:
  -- Много лет тому назад, когда человечество решило, что наконец-то покончило со всеми проблемами, веками мучившими мир, и образовался Большой совет, который стал управлять объединившимися странами, возник насущный вопрос: может ли в будущем что-нибудь угрожать нашей цивилизации? В то время начали активно претворяться в жизнь проекты исследования космоса. Но мы так ничего и не нашли. Тем не менее, вселенная огромна. И где-то может существовать планета, населенная разумными существами, способными представлять угрозу для нашей цивилизации.
  -- Вы - единственные разумные существа в вашем мире. Продолжай.
  -- В каждом городе была создана специальная служба, которая должна была отслеживать любые аномалии. Совет пришел к единогласному мнению, что службу должен возглавлять человек.
  -- Интересно, - Роллано сделал маленький глоток из бокала, - И почему вы обратили внимания на меня?
  -- Кабины для перемещения проектировались еще очень давно. Каждая из них отслеживает и запоминает человека, когда-либо пользовавшегося ей. Сведения поступают в компьютерный банк данных, установленный в нашей организации.
  -- Но если пришельцы никогда не воспользуются кабиной?
  -- Датчик в кабине для перемещений это всего лишь одна из мер предосторожности. Еще есть спутники, следящие за всеми перемещениями вблизи нашей планеты. Есть несколько спутников, вращающихся вокруг соседних с нашей планет. Датчики установлены на всех важных объектах и зданиях.
  -- И если бы не кабина, то вы бы меня никогда не вычислили?
  -- Рано или поздно ты бы появился в одном из крупных городов. Поэтому я и удивилась, когда ты говорил, что бывал в столице.
  -- Ваша система несовершенна. Если вы освоили мгновенные перемещения на небольшие расстояния, то почему бы не предположить, что пришельцы могут перемещаться через всю Галактику? И потом, зачем им сразу появляться в крупных городах? Чтобы получить представления о вашем мире, достаточно вот такого небольшого курортного городка. Ладно, продолжай.
  -- К проекту быстро потеряли интерес: началась эта долгая морока со штрих-кодами для клонов. Безусловно, система работала, но в дальнейшем не совершенствовалась. Это просто стало развлечением, игрой в шпионов, если хочешь. А кабины, между прочим, проектировались таким образом, чтобы легко можно было вычислить любого клона. В то время люди боялись того, что клоны могут взбунтоваться и начать войну против людей. Каждый клон находился под жестким контролем и каждый его шаг отслеживался. Но потом люди научились подавлять агрессивность в клонах на генетическом уровне.
  -- Но все же мне до сих пор не понятна схема, по которой меня вычислили.
  -- Все очень просто. Об этом мало кто знает, но человек тоже подвергся некоторым генетическим изменениям, которые теперь передаются по наследству.
  -- Значит, вы и себя изменили. Изменили свой первоначальный облик?
  -- Да, но внешне это никак не заметно. Как я уже говорила, изменения можно уловить только с помощью специальных приборов. Искомый объект сравнивается с образцом нашего генетического кода. Я обратила на тебя внимание, когда на мой терминал поступило сообщение о том, что некий человек впервые воспользовался кабиной для перемещений, хотя анализ показал, что твоему организму не менее двадцати пяти лет. Это абсурд. Я забила тревогу. И, с помощью портативного прибора для анализа твоего генетического кода, незаметно просканировала тебя, когда ты вчера гулял по городу. Прибор показал сильные отклонения. Согласно инструкции, ты должен быть уничтожен.
  -- Кто-нибудь еще знает обо мне?
  -- Нет, только я.
  -- Но почему ты решила скрыть такое важное событие от начальства?
  -- Не знаю, думаю что мне захотелось прославиться.
  -- Героическая женщина в одиночку спасла человечество от злобного пришельца, - Роллано рассмеялся.
  -- Для меня это была игра, необычное приключение.
  -- Твоя гордыня обратилась против тебя же самой, - Роллано улыбнулся. - А что же за изменения были сделаны в человеке?
  -- В человеке, как и клонах, тоже была подавлена агрессивность. Не так сильно, конечно же. Просто за счет этих изменений в человеке исчезла склонность к преступлениям, к насилию по отношению к себе подобным.
  -- Но как же клоны? Я сам был свидетелем случаев жестокого обращения с клонами.
  -- Не забывай, что клоны не люди. Ни у одного человека никогда не появится мысль, что клон равен ему.
  -- Не кажется ли тебе, что люди слишком много на себя взяли? Кто вам дал на это право?
  -- А ты кто такой, чтобы указывать людям, что им следует делать, а что нет? - Кэтера слегка опьянела и сделалась посмелее.
  -- Мне трудно объяснить тебе. Было бы намного проще, если бы у вас существовала какая-нибудь религия. Но я все же попытаюсь. Представь себе существ, которые намного могущественней, чем люди. Ваши достижения для них не более, чем игра детей в песочнице.
  -- Значит, я была права, и ты пришелец?
  -- Нет, - вздохнул Роллано, - В более примитивном мире меня смогли бы быстрее понять.
  -- Ты же говорил, что человечество одиноко?
  -- Здесь - да. Но есть другие миры. Это не другие галактики. Просто другое место, в которое обычный человек никогда не сможет попасть.
  -- И что же вам здесь понадобилось?
  -- Мы - творцы миров, творцы разумных существ.
  -- Постой-ка. Я что-то припоминаю из древнейшей истории. Ты хочешь сказать, что вы "боги"?
  -- Да.
  -- Но это же абсурд, это просто чушь. Ты хочешь, чтобы я, принадлежащая к могущественной и развитой цивилизации, поверила в первобытные суеверия наших предков?
  -- Это твое личное дело. От того, веришь ты мне или нет ничего ровным счетом не изменится.
  -- Ну, хорошо. Допустим, что я поверила. И что это вам, великим и могущественным понадобилось в нашем жалком мире? - Кэтера зло улыбнулась.
  -- Мы пришли уничтожить ваш мир. Вы погрязли в гордыне, вы взяли на себя божественные функции, изменив самих себя. То, что вы стали создавать себе подобных, это еще полбеды. Но вы стали угнетать их, словно ваши предки в древности.
  -- Я готова признать, что ты обладаешь некоторыми возможностями. Ты можешь подчинять себе чужую волю. Но я никогда поверю, что ты сможешь разрушить целую планету. У нас огромные города, по орбите вращаются сотни спутников. Не представляю, какие силы должны для этого понадобиться. А время?
  -- Солнце не успеет достигнуть зенита, как мы вчетвером до основания разрушим не только вашу планету, но и все остальное: другие планеты, звезды.
  -- Теперь я поняла: ты просто безумен, - Кэтера рассмеялась.
  -- Ты все увидишь сама.
  -- Значит ты не будешь меня убивать?
  -- Я в этом не вижу никакого смысла. Все равно через несколько часов все будет кончено, - его голос был спокоен.
   Роллано поднялся из кресла и направился к двери.
  -- Да, чуть не забыл, - сказал он уже в дверях комнаты, - Если ты выйдешь за пределы этого дома или попытаешься с кем-нибудь связаться, то тут же умрешь.
   В глазах Кэтеры читался страх. Роллано знал - она не посмеет ослушаться. Она не поверила в разрушение мира, но в то, что он сильнее и сможет до нее добраться даже на расстоянии, ей поверить пришлось. Когда он сказал "стоп", то она поняла, что не может сдвинуться с места. Когда он сказал, что, если она попытается что-нибудь предпринять, то умрет - она тоже это почувствовала. И теперь она каким-то непостижимым образом понимала: за порогом дома стоит смерть. Роллано спустился вниз по лестнице и вышел из дома. Кэтера продолжала сидеть в кресле, не решаясь даже подняться. Дрожащей рукой она налила себе еще один полный бокал и выпила до дна. Затем она откинулась на спинку кресла и, закрыв глаза, истерически рассмеялась. По ее щекам впервые в жизни текли слезы. Но это были злые слезы. Кэтера плакала от собственного бессилия.
  
   Глава 10
  
   В такую жару никуда не хотелось идти. Но идти все-таки придется. На подготовку оставался всего лишь один день, а дел еще немало. Джон не спеша оделся, спустился в бар и заказал завтрак. Сон пошел ему на пользу и настроение немного улучшилось. Да и вообще, когда есть какие-нибудь дела, то не хочется думать о плохом. Депрессия начинается от безделья.
   Когда Джон вышел из гостиницы, солнце уже стояло довольно высоко. День выдался такой же жаркий, как и вчера. Под слепящими лучами медленно просыпался город. Он потягивался, зевал и постепенно приходил в себя после спокойствия ночной прохлады. Но людей на улицах было не много. Все уже давно забились в конторы с кондиционерами и решали свои насущные проблемы.
   Стоя у дверей гостиницы, Джон рассеяно озирался по сторонам, думая с чего бы начать. Для начала нужно просто прогуляться по городу. Такси в этом случае абсолютно бесполезно. Чтобы ехать на такси необходимо знать, куда же все таки хочешь попасть, а Джон этого не знал. Гостиница "У Вика" находилась почти в центре города, но все же поблизости не было ничего интересного. Конечно, было бы совсем неплохо заполучить в качестве гида кого-нибудь из местных, но Джон не стал рисковать.
   По словам Вика, где-то поблизости находилось метро. Довольно странный вид транспорта, но вполне обычный для этого мира. Джон решил ни у кого не спрашивать, где находится ближайший вход в это самое пресловутое метро, и пошел наугад. Из позавчерашней вечерней прогулки по окрестностям он, к сожалению, мало что запомнил. По крайней мере, ничего похожего на вход в подземелье он не встречал. И поэтому решил на этот раз идти в направлении противоположном маршруту его предыдущей прогулки.
   Через двадцать минут ходьбы у него возникло странное ощущение, что, несмотря на то, что он выбрал противоположное направление, он идет той же дорогой, что и позавчера. Сначала старые пятиэтажки с магазинчиками на первом этаже, затем громадные дома, уходящие в небо, и нигде не видно этого дурацкого метро. Да, пожалуй, легкомысленность не стирается даже временем. Можно было хотя бы карту купить. Джон был в полной растерянности, совершенно не представляя, куда дальше идти. Можно было бы, конечно, напрячь мозги и воззвать к мудрости Центрального архива. Но тогда это еще очень долгое время было бы предметом анекдотов. И так, даже в своих кругах, про Черных всадников ходило множество самых невероятных россказней. И Джону совсем не хотелось, чтобы эта коллекция пополнилась.
   Он огляделся вокруг, в поисках подходящего магазина, где бы можно было купить карту. Как ни странно, на этот раз ему все же повезло: оказывается он стоял напротив небольшого магазинчика с вывеской "Книги", расположенного на первом этаже одной из пятиэтажек, которые уже все реже стали попадаться ему на пути. Ведь он двигался по направлению от центра города. Не долго думая, Джон открыл дверь и зашел в магазин.
   Помещение было небольшое, но довольно уютное. На окнах висели симпатичного вида жалюзи, на подоконниках красовались цветы в пестрых глиняных горшках. В магазинчике было два отдела под вывесками "Художественная литература" и "Учебные пособия и научная литература". По-видимому, карту города надо было искать в последнем отделе. Молоденькая продавщица увлеченно разгадывала кроссворд. Похоже, что от наплыва покупателей магазин не страдал. Чтобы не напугать девушку своим неожиданным появлением, Джон галантно кашлянул. Девушка нехотя подняла голову и, сладко зевнув, выжидающе посмотрела на новоявленного покупателя.
  -- Мне нужна подробная карта города.
  -- Пожалуйста, вот самая последняя версия, здесь обозначены все магазины, предприятия и станции метро, - оживленно защебетала продавщица.
  -- То, что нужно.
   Расплатившись, Джон рассеяно сунул сложенную карту в сумку и собрался уже уходить, но все-таки решил заглянуть в отдел "Художественная литература". Вообще-то он не был большим поклонником литературы. Исключением была поэзия. Он знал наизусть тысячи стихов на самых разных языках. И тут ему было трудно удержатся от искушения пополнить свою коллекцию поэтическими произведениями мира, который вот-вот исчезнет без следа.
   Он подошел поближе к прилавку и стал внимательнейшим образом изучать его содержимое. К сожалению, ассортимент не отличался большим разнообразием. В основном, это были книги с яркими обложками, на которых красовался здоровенный детина, то с мечом и в набедренной повязке, то в камуфляжной форме и с внушительного размера ружьем, или в скафандре, гордо попирая ногой метеорит.
  -- Вас что-нибудь интересует, молодой человек? - спросила седая благообразная продавщица, уже успевшая его заметить, когда он покупал в соседнем отделе карту.
  -- Мне бы какие-нибудь стихи. Затрудняюсь с автором, видите ли я....хм... из другой страны.
  -- Стихи? - удивилась продавщица. - За последние несколько лет мало кто интересовался стихами.
  -- В самом деле? - так же удивился Джон
  -- Нынче читатель все больше любит чтиво попроще, чтобы не сильно загружать свои мозги. Фантастика, детективы, любовные романы - вот, что сейчас пользуется наибольшей популярностью. А мы идем навстречу нашим покупателям. Сожалею, но ничем не могу вам помочь.
  -- Обидно, - покачал головой Джон, - Ну ладно, все равно спасибо.
   Всадник уже взялся за дверную ручку, когда услышал как его окликнула продавщица:
  -- Молодой человек, подождите.
   Джон вернулся в отдел "Художественная литература".
  -- Молодой человек, - снова обратилась к нему женщина, - Я вот подумала... - на лице ее читалось смущение. - Было бы обидно, если бы вы уехали из нашей страны, так ничего и не узнав о нашей поэзии.
   Всадник молчал.
  -- Возможно, я смогла бы для вас что-нибудь достать, может быть, найти какое-нибудь старое издание. Вы не смогли бы зайти в начале следующей недели?
  -- Не знаю, - он улыбнулся женщине.
  -- Постарайтесь, - женщина тоже ответила ему улыбкой.
   Джон вышел из магазина и развернул перед собой карту, пытаясь определить, где же он все-таки сейчас находится. Город оказался не таким уж большим, как сначала ему показалось. Сейчас Джон находился в районе, расположенном недалеко от центра. Ближайшую станцию метро он нашел довольно быстро. Оказывается, он уже прошел мимо нее. Нужно было перед предыдущем кварталом завернуть в переулок. Там и был вход. Кстати, она называлась... Вообще-то у нее не было названия. Под ней на карте просто стоял номер 3. Такие же незамысловатые названия носили и все остальные станции, а всего их было пятнадцать. Кстати, улицы тоже не имели названий, как и станции подземки они носили номера. Обычно номер улицы соответствовал номеру станции метро. Видимо, градостроители не отличались большой фантазией. Хотя, номер вместо названия имел все же ряд плюсов. Например, при смене власти названия менять бы не пришлось. Хотя перекресток межу "Цветочной улицей" и "Солнечным бульваром" звучит гораздо приятнее, чем перекресток между "5" и "6". Но местные жители, к большому сожалению Джона, так, видно, не считали или же им было все равно: жить на "Цветочной" или же просто на "Шестой".
   Изучая карту, Джон долго размышлял, куда же ему направиться в первую очередь. И после перебора возможных вариантов решил направиться в Центральный храм.
   Вообще-то до Центрального храма можно было бы дойти пешком минут за тридцать, но пришлось бы опять возвращаться к гостинице Вика и оттуда еще минут десять. Поэтому Джон решил все же воспользоваться метро. Да и заодно посмотреть на что же это похоже. В цивилизованных мирах он не был очень давно. А в последнем из таковых в подобном виде транспорта не нуждались, потому что местные ученые изобрели устройства для мгновенного перемещения.
   Вернувшись на квартал назад и завернув за угол, Джон наткнулся на вход в подземелье. Огромная стрелка указывала вниз. По-видимому, это и был вход в метро. Он спустился по ступенькам. В небольшом коридоре было две двери. На одной висела табличка "Вход", на другой, соответственно, "Выход". Войдя в первую дверь, Джон оказался в небольшой зале. Перед ним был вход, перегороженный рядами железных стенок с узкими проходами между ними, непосредственно ведущий к поездам. Тут и пригодились знания, полученные из Центрального архива. Чтобы пройти дальше, необходимо купить специальную карточку и просунуть ее в отверстие в одной из железок. Так он и сделал.
   Конечно, если бы он был обычным смертным, невесть как попавшим сюда из глубины веков, то он, безусловно, упал бы в обморок при виде надвигающегося синего чудовища, издающего душераздирающие звуки. Но за свою долгую жизнь он повидал всякого, и вид грохочущего синего змея не вызвал никаких эмоций. Двери открылись и он вошел в утробу монстра. Согласно карте метрополитена, висевшей на стене вагона, ему нужно было выходить на следующей остановке. Так что подземное путешествие не слишком утомило его. Правда и ничего привлекательного он в нем тоже не нашел. Особенно если представить, что для местных жителей это не веселый аттракцион, а всего лишь средство передвижения. Выйдя из подземки и оглядываясь по сторонам, он попытался на память вспомнить расположение храма. Возможно, его рассеянный взгляд и привлек внимания молодого человека, стаявшего у самого входа в метро с кучей каких-то брошюр.
   На вид он был немного младше Джона. Долговязая тощая фигура с копной длинных русых волос. Вежливо-извиняющаяся улыбочка, громадные очки и гроздь крупных бус с крестом на шее. Он уже спешил по направлению к Джону. Всем своим видом, а в частности улыбкой до ушей, молодой человек старался явить собой пример дружелюбия. Выдавали его лишь глаза, хищно смотревшие из-за громадных стекол. Глаза охотника, притаившегося в кустах со взведенным ружьем, который ждет, когда же собаки выгонят прямо на него запыхавшегося зайца.
  -- Добрый день, - сказал он Джону, не меняя размеров улыбки.
  -- И вам день добрый, - ответил Джон, думая про себя, что все-таки он действительно невезучий.
   Стереть память было бы слишком просто. В конце концов он вышел погулять в город, а какой же город без людей?
  -- Во что вы верите? - прямо в лоб задал вопрос молодой человек
  -- В себя, - не задумываясь, ответил Джон.
   Проповедник был явно озадачен таким поворотом событий. Наверное, он никогда не встречал людей, веривших в подобные вещи.
  -- Поясните, - попросил он, скорее для собственно любопытства.
  -- Ну, - почесал затылок Джон, - я верю в себя и в свои возможности. Я существую, двигаюсь, дышу, что-то делаю - значит я есть. Не будь я уверен в этом, стоило бы мне тогда жить?
  -- А вам не кажется, что в этом мире все происходит не просто так? - проповедник решил на этот раз начать издалека.
  -- Не кажется, а я в этом уверен. Само собой ничего не происходит. Все вокруг зависит от чего-либо другого.
  -- Но ведь этим кто-то должен управлять?
  -- Я согласен. Если я захочу, моя рука будет двигаться.
  -- Нет. Вы, вероятно, меня не понимаете. Ведь звезды, небо и, наконец, эта земля и человек ведь они не появились просто так.
  -- Конечно, их создал Бог.
  -- Вот! - восторженно воскликнул проповедник, - Значит вы верите в Бога?
  -- Верю.
  -- А вот в Библии нигде нет места, в котором говорилось бы, что человек должен верить в себя.
  -- Ну, - усмехнулся Джон, - там и нет места, в котором говорилось бы, что он не должен в это верить.
   Проповедник на некоторое время задумался, но понимая, что упустит возможного клиента, продолжил дискуссию дальше.
  -- А вам не кажется, что мы во всем должны уповать на Бога. Вот в Библии есть такие строчки: "Посмотрите на птиц небесных, они не сеют, не жнут..."
  -- Нельзя же так буквально. Если уж говорить попроще, то если ты с утра штаны на себя сам не наденешь, никто на тебя их натягивать не станет. А не заработаешь денег, то и самих штанов-то не будет. Я же понимаю: это твой бизнес - людям голову морочить. Но мозги запудривать тоже надо с умом, а не то тебя слушать никто не станет, так и будешь, как птички небесные.
   При этих словах Джон от души рассмеялся и дружески хлопнул побледневшего проповедника по плечу.
  -- Но, ведь я... - смутился молодой человек, - я это делаю не только ради денег. Я и сам тоже верю в Бога. В этом-то я людей не обманываю.
  -- Я тебя ни в чем не обвиняю. Я просто советую: поработай над своей проповедью. - Джон дружески улыбался, - Кстати, не скажешь, дружище, как мне к Центральному храму пройти, а то я в городе первый раз.
   Проповедник, хотел было что-то ответить, но лишь молча указал направо.
  -- Спасибо. Успехов тебе.
   Джон пожал его бесчувственную руку и, не торопясь, двинулся в указанном направлении.
   Храм поражал своими размерами и великолепием. Золотые купола горели ярким огнем, слепящим глаза. Джон перекрестился в точном соответствии с тем, как делают это именно в этом мире и вошел внутрь. Внутри было, правда, не столь красиво как снаружи. К потолку поднимались леса. Большинство фресок еще не были отреставрированы. Народу немного. Человек двадцать для такого внушительного здания - всего ничего. Сейчас как раз служили обедню. Джон подошел поближе к алтарю и еще раз перекрестился. Здесь он почувствовал себя намного спокойнее. Все сомнения и проблемы слегка померкли. Он чувствовал присутствие Хозяина, которому служил с самого своего появления на свет. Воздух был пропитан энергией Света. Если бы люди только смогли видеть, как яркие белые искры с невероятной скоростью носятся вокруг мириадами ослепительных стай, то вспыхивая, то снова угасая...
   Хор пел красиво и профессионально. Ни одной фальшивой ноты, ни одного непопадания в такт. Вероятно, храму пришлось сильно раскошелиться. Пожалуй, никто уже не считает за честь просто петь в храме, хотя кто знает? Неподалеку от Джона совсем древняя бабуля наставляла молодую, весьма растерянного вида девушку к каким иконам и в какой последовательности необходимо ставить свечи. Девушка кивала и, казалось, старалась все это запомнить. Молодой священник с едва прорезавшейся бородкой, облаченный в черную рясу, с Библией и большим серебряным крестом в руках важно прошествовал принимать исповедь. В общем, жизнь в храме шла своим чередом. Кто-то в исступлении молился, периодически касаясь лбом мраморного пола, кто-то громко зевал, а кто-то поучал других. Джон минут десять наслаждался прекрасным пением и любовался потоками частиц светлой энергии, резвящихся под потолком. А затем решил все же вернуться к тому, зачем он сюда и пришел.
   Он подошел к прилавку, где можно было купить всевозможные предметы культа, начиная от свечей и кончая разнообразной церковной литературой. Именно последнее интересовало Джона более всего. Он внимательнейшим образом изучил названия книг, а их было, кстати, не мало. Здесь были и различные сборники молитв с комментариями и без таковых, книги по истории религии. Ну а уж о Библии и говорить нечего: Библия с комментариями, Библия для детей, просто Библия... Было много и всяких научо-теологических брошюр типа "Домыслы о переселении душ", "Отношение церкви к НЛО", "Когда наступит конец света?" и тому подобное. Джон решил выбрать самую обычную, без всяких комментариев, Библию и заодно брошюру "Когда наступит конец света?". Расплатился с благообразного вида бабулей, с умным видом посоветовавшей Джону для полного набора взять тоненькую брошюру в "В помощь кающемуся".
  -- Возьми, сынок, ее у нас последнее время часто берут.
  -- Спасибо, матушка, не нужно, - ответил Джон и опустил довольно крупную купюру в копилку на ремонт храма.
  -- Спасибо, - улыбнулась бабуля
  -- Спаси Господь, - ответил Джон, абсолютно уверенный, что Бог уже не в силах здесь ничего сделать.
   Он был единственным выходящим из храма верующим, который не приходил что-то просить или за что-то благодарить. Он приходил к Богу, чтобы просто послушать, посмотреть и кое-что для себя понять.
   Когда Джон вышел из храма, то он сразу же почувствовал на себе пронзительный взгляд. В этом взгляде не чувствовалось ненависти. В нем был лишь безудержный страх и отчаянье. На паперти стояла старая монашка. На шее у нее висела копилка для сбора пожертвований. Джон готов был поклясться, что, когда он заходил в храм, ее здесь не было. Монашка смотрела на Джона изучающим взглядом, но в ее глазах он не мог прочитать ровным счетом ничего. Она смотрела не на лицо Джона, а в самую глубину его сущности. Она смотрела на него, не видя его человеческого облика, но отлично понимая то, кем на самом деле был молодой человек в черном костюме. Монашка была слепа. Она видела не глазами, а сердцем. И уведенное ею превратило ее испещренное морщинами лицо в гримасу ужаса.
   Проходя мимо старухи, Джон невольно остановился. Не каждый день ему приходилось видеть человека, способного узреть его истинный облик. Опирающаяся на клюку монашка приблизилось к Джону вплотную, но он не отошел ни на шаг. Монашка потянулась к нему свободной от клюки рукою. Ее костлявые пальцы с силой сжали локоть Джона. Даже сквозь одежду он чувствовала прикосновение руки монашки, подобное раскаленным клещам. Ее слепые глаза продолжали смотреть на Джона, а рука все крепче и крепче сжимала локоть. Джон стоял неподвижно.
  -- Ангел смерти, - прошептал старуха, - Ангел смерти спустился на землю дабы покарать людей за зло и равнодушие.
   Джон молчал.
   Старуха все сильнее сжимала локоть Джона
   - Ты, - продолжала говорить монашка, - пришел, чтобы покарать людей. Я давно уже не вижу, но вместо этого Бог дал мне способностей узреть человеческую душу. И я вижу, что твоя душа чиста, несмотря на то, что твои одежды черны и дело, которое ты пришел совершить, черно, как предначальная тьма.
  -- Это так, смертная женщина. - ответил Джон, - Ты узрела меня таким, каков я есть. Да, я пришел, что бы разрушить этот мир.
  -- Люди мечутся в поисках своего места в жизни. Они не знают к кому обращаться и кого молить. Истинно, этот мир ужасен. Никто, никто не хотел слушать смасшедшую женщину, и она стала слепой страшной старухой, согбенной бременем лет. Но есть немногие, кто искренне верит в Бога. Те, кто готов пожертвовать собой ради других. Пусть Бог рассудит этот мир. Кайтесь, кайтесь люди ибо день страшного суда пришел. Ангел смерти спустился на землю, и одежды его черны. Покайтесь, люди! - последнюю фразу старуха выкрикнула.
   Затем она отпустила руку Джона. Всадник не стал больше слушать монашку и пошел прочь. Но сердце его продолжало хранить обжигающий взгляд слепой старухи. Обернувшись, он заметил, как старуха входит в двери храма.
  
   Когда Роллано ушел в город, остальные остались сидеть в номере Мастера Душ. Теперь же все, наверняка, отправились спать, чтобы набраться сил перед тяжелой работой. Но Роллано все таки решил заглянуть к Мастеру Душ. Дверь открыл Мастер Пространства. У него был несколько возбужденный вид, а на голове красовался серебристый обруч ментовизора. Из гостиной доносились громкие голоса Мастера Душ и Мастера Времени. Они о чем-то оживленно спорили.
   "Заходи", - бросил Мастер Пространства и тут же присоединился к остальным. В комнате стоял пряных запах табака, разноцветные облачка дыма поднимались к потолку. Под столом в два ряда выстроились пустые бутылки. Все трое сидели за столом и, смотря на плоский экран, вмонтированный в стену, оживленно обсуждали происходящее. На экране разворачивалась панорама колоссального сражения. Комнату заполняло бряцанье доспехов, звон мечей, стоны умирающих и ржание обезумевших лошадей. Два воинства, закованные в доспехи, сошлись на огромном поле. На экране то и дело менялся ракурс. Вид с высоты птичьего полета перемежался кадрами, выхваченными прямо из гущи сражения.
  -- И после этого ты еще будешь со мною спорить! - не унимался Мастер Душ. - Левый фланг остался не прикрытым. Резерв тоже вовремя не успели ввести.
  -- Дело не в резерве, дело в соотношении сил, - возражал ему Мастер Времени, - если бы я располагал достаточным количеством панцирной пехоты, то прорыва на левом фланге не было.
  -- Если бы, если бы... - процедил Мастер Душ, - в итоге решающее сражение проиграно, и теперь я не знаю, как ты сможешь удержать столицу.
  -- Это мы еще посмотрим, - огрызнулся Мастер Времени.
  -- Могу предложить неплохой выход из сложившейся ситуации, - вмешался Мастер Пространства, - Взгляните на экран. На экране появилась карта с участками, окрашенными в разные цвета. Стрелки указывали передвижения войск. - Если сосредоточить крупные силы на востоке от...
  -- Господа, извините, что прерываю вас!
  -- А, Мастер Бездны, - оторвался от экрана Мастер Душ, - Заходи, заходи!
  -- Господа, у нас осталось еще что-нибудь выпить для Мастера Бездны? - спросил Мастер Времени
  -- Кажется, все выпили, - отозвался Мастер Душ, - Видишь, - он посмотрел в сторону Мастера Бездны, - Пока ты гулял по городу, у нас возникла оживленная дискуссия о судьбе одного мира.
  -- Эх, если бы я знал, - сокрушенно вздохнул Мастер Времени.
  -- Не отчаивайся, - успокаивал Мастер Душ, - Я вот закончу кое-какие дела и загляну к тебе. Вместе, может, что-нибудь придумаем.
  -- Если Фигур Света к тому времени не вытеснят с этой клетки, - ответил Мастер Времени.
  -- Ладно. Давай пока оставим эту тему, - улыбнулся Мастер Душ и снова посмотрел на Мастера Бездны, - Что-то у тебя вид не веселый. Как прогулка по городу?
  -- Неплохо. Неприятный, я вам скажу, мир.
  -- Кто бы сомневался в этом, - отозвался Мастер Пространства. - Стал бы Дай-мэ-рак посылать нас сюда, если бы дела обстояли по-другому.
  -- В каждом мире свои пороки. Но в одном все миры схожи: люди не умеют ценить то, что у них есть. Жадность, гордыня, ненависть. Они хотят всего сразу и не думают о последствиях. - Поддержал Мастера Времени Мастер Душ. - Но завтра утром справедливость восторжествует!
  -- Однако, господа, пора ложиться, - потягиваясь, сказал Мастер Пространства, - Завтра нам предстоит тяжелая работа.
  -- Мне еще необходимо сделать знамения. Я так до сих пор и не решил, какие. У них нет религии, а их многочисленные философские учения противоречат одно другому. Но время уже поджимает.
  -- Не беспокойся, Мастер Бездны, я уже все устроил, - ответил Мастер Душ.
  -- Ты? - удивился Мастер Бездны, - Обычно этим занимаюсь я.
  -- Я ждал тебя, но потом подумал, что и сам прекрасно все устрою. Не беспокойся - это великолепный удар по их гордыни.
  -- Но что ты сделал? - не унимался Мастер Бездны.
  -- Если хочешь, то я могу тебе это продемонстрировать с помощью ментовизора. Кстати, неплохое изобретение. Интересно, приживется ли оно в каком-нибудь другом мире?
  -- Что для одного мира нормально, то для другого может стать началом его конца, - философски заметил Мастер Времени.
   С экрана исчезло поле битвы, и он некоторое время оставался темным. Затем на нем появилась другая картина.
   - Попрошу внимания, господа, - торжественно произнес Мастер Душ. Но все и без его слов внимательно смотрели на экран.
   На землю обрушился звездопад. Сотни огненных росчерков осветили ночное небо по всему миру. Огромные куски раскаленного метала обрушивались на города. И превращались в руины величественные дворцы, погибали в огне прекрасные картины, на сотни осколков разлетались белоснежные статуи. В эту ночь с орбиты сошли все спутники и, подгоняемые могущественной Силой Мастера Душ, с безумием устремились вниз. Но не один из спутников не упал в ненаселенной местности. Города окутал черный дым пожаров. Грохот рушившихся строений мешался с криками умирающих под обломками людей. Были выведены из строя энергетические станции и улицы погрузились во мрак. Только яркие зарева пожаров освещали ночь багровыми отсветами. А среди руин пышных дворцов, обугленных деревьев, которые некогда были цветущими садами, люди убивали друг друга. В эту ночь у всех клонов пропали штрих- коды со лбов. И вместе с этим у них исчезла покорность к своим хозяевам.
   Клоны больше не чувствовали страха перед человеком. И они, пробираясь сквозь руины, искали бывших хозяев, чтобы отомстить им за все те мучения, которые они испытывали вот уже несколько веков. В них проснулась ненависть и жажда убийства, которые, как думали люди, исчезла у клонов навсегда. Сквозь огонь и завалы они шли по городу и искали своих хозяев. У каждого из них был свой персональный счет к людям. В эту ночь все поменялось местами. И люди в ужасе метались по заваленным обломками улицам. Но не было возможности отличить человека от клона. Только теперь люди узнали, что между ними и клонами нет никакой разницы. И в безумии все набрасывались друг на друга, не разбираясь, кто перед ним. В этом мире уже давно не было оружия, и люди убивали друг друга голыми руками. Они разрывали руками плоть, ломали кости, выцарапывали ногтями глаза, разбивали камнями и кусками арматуры друг другу головы и на землю вытекали мозги. Кровь мешалась с обломками и пеплом. И рушащиеся стены домов хоронили под собой сцепленные в безумии тела, а руки, сомкнутые на горле у друг друга, не разжимались до тех пор, пока не переставало биться сердце. Ненависть и зло, так долгое скрываемые, вырвались на свободу и гуляли, уничтожая все вокруг. Равнодушие горело в безумных глазах, мешаясь с огненным заревом. Кошмар продолжался до рассвета.
   Только один город оставался целым и невредимым. И по-прежнему до самого утра здесь горел свет и играла музыка, а клоны-официанты разносили подносы, ожидая в любой момент гнева своих хозяев. Некоторые люди с недоумением обнаруживали, что ни один из телевизионных каналов не работает, но связаться с телевизионной компанией не было никакой возможности. Город был отрезан от окружающего мира. Обломки последнего спутника связи остывали в руинах здания Большого Совета. И тогда люди находили себе какое-нибудь другое занятие или просто шли спать.
   Мастера молчали до тех пор, пока экран ментовизора не погас. Затем наступило минутное молчание, после чего трое мастеров начали аплодировать Мастеру Душ.
  -- Должен признать, что получилось у тебя лучше, чем я даже мог ожидать, - Мастер Бездны поднялся из-за стола и, подойдя к Мастеру Душ, пожал ему руку.
  -- Более впечатляющего зрелища я не видел с момента нашей прошлой встречи, - произнес Мастер Пространства, - Просто великолепно!
  -- Присоединяюсь, - улыбнулся Мастер Времени. - Я наблюдал за этим страшным и в то же время величественным зрелищем, и даже на время забыл о волновавших меня проблемах.
  -- Этот мир получил по заслугам. Жаль только, что жители этого города ничего не увидели, - сказал Мастер Бездны.
  -- У них еще будет завтрашнее утро, - ответил Мастер Душ, - А теперь всем спать. До рассвета осталось всего несколько часов.
   Небо до горизонта было затянуто черными грозовыми тучами. Лезвиями зачарованных клинков вспыхивали молнии. Оглушительные раскаты грома напоминали звуки гигантского боевого барабана, призывающего на последнюю битву. Словно черный злой ветер, неслись четверо Всадников по улицам города. И в ужасе дрожала земля от копыт четырех черных коней. Закованные в черные доспехи, в черных рогатых шлемах, Всадники неслись быстрее ветра и искры сыпались ярким дождем на мостовую. Они скакали к морю. Там, недалеко от берега, словно гигантский зуб давно умершего чудовища, из воды поднималась скала.
   Черные Всадники неслись по песчаному пляжу и на песке оставались следы от раскаленных подков. Когда они приблизились к воде, Мастер Бездны простер руку, указывая Место Силы, а Мастер Пространства начертил в воздухе знак, который тут же вспыхнул ослепительным белым пламенем. И тогда черные кони понеслись по воде, словно по суше. Зашипели раскаленные подковы и заклубился над водою пар, а в стороны полетели соленые брызги.
   Достигнув скалы, четверо Черных Всадников взошли на нее. И взметнулись вверх четыре сверкающих клинка. Замелькали вокруг них в безумном хороводе тысячи ослепительных искр. Всадников стала наполнять Сила. Искры, в безумной пляске, сталкиваясь с друг другом, образовывали вокруг каждого из Всадников сверкающий кокон из искрящихся частичек Силы. Засиял меч Мастера Бездны, и направил он его перед собой. Появилась в том месте маленькая черная точка. Затем стала она стремительно расти и превратилась в огромный зев Бездны, разверзшийся от земли до неба. И услышали четверо дивный голос, раздававшийся из зева, то пела сама Иншай'а. Но не дано никому понять, о чем она поет, хотя и пела она на языке Первых, ибо она суть все и ничего. Пустота.
   Загорелся ярче других меч Мастера Времени и прозвучал его голос громче, чем раскаты грома. Говорил он на древнем языке, что знали только Первые, и остановилось по его приказу время во всем мире: затих ветер, остановилась волна, готовая ударится о берег, замерли птицы в полете, застыли звери, бегущие в лесах и полях. И не единого живого звука не раздавалось нигде. Только лишь властно было время над скалой, где стояли четверо разрушителей. Закружился, завертелся тогда в зеве Бездны смертоносный вихрь. Ярче всех загорелся теперь меч Мастера Пространства, и громовым голосом приказал он миру идти в Бездну. И все - от горы, уходящей к поднебесью, до самой маленькой травинки - ушло в ничто. И навсегда исчезло небо, солнце и звезды. Не будет больше ни рассвета, ни заката. Одна лишь пустота
   Стояли Всадники в пустоте и опорой им была вместо тверди Сила. А вокруг них носились души людей, погибших при знамениях или потерявших свою плоть только сейчас. Громкими, пронзительными криками, полными безумия и отчаянья, оглашали они пустоту. И тогда засиял ярче всех меч Мастера Душ, и приказал он душам идти в Бездну. С дикими воплями исчезали души людей в гигантском водовороте. И закрылся по повелению Мастера Бездны зев Иншай'а до тех пор, пока не настанет время для другого мира уходить в ничто.
   И теперь стояли четверо на Дороге. Вокруг росла изумрудная трава, а небо было ярко-синим. Но не было в том небе ни облаков, ни солнца, ни звезд ибо это было небо над Дорогой, по которой ходили только Первые, путешествуя из мира в мир. И разошлись тогда четверо Черных Всадников по разным мирам, чтобы снова когда-нибудь встретиться для разрушения. И хотя Дорога была одна, каждый шел по ней своим путем и вскоре каждый из них уже потерял из вида остальных, хотя и шли они рядом, и Дорога никуда не сворачивала, а вела все прямо и прямо - до самого горизонта.
  
   Глава 11
  
   Джон понял, что уже проголодался. Но в гостиницу идти почему-то не хотелось. День только начинался, и он успеет подготовить все необходимое до завтрашнего утра. В кафе или ресторан Джон решил не идти. Он чувствовал себя очень неуютно в людных местах, особенно в этом мире, где любое лишнее слово может обернуться неприятностью, а неприятностей уже и так было более чем достаточно. Поэтому, не долго думая, Джон купил бутылку пива и внушительных размеров бутерброд и устроился на скамейке в сквере, что был неподалеку.
   Здесь было тихо и никто не мешал поразмышлять. К тому же старые деревья заботливо укрывали Джона своими ветвями от нестерпимой жары, которая начала раздражать даже его.
   Сидеть на скамеечке и пить пиво было одно удовольствие. Джон очень любил такие моменты и ценил каждую свободную минуту, когда ему удавалось побыть в относительном спокойствии. А случалось это крайне редко. Его работа предполагала постоянные активные действия и общение с различными разумными существами, некоторые из которых могли вывести из себя кого угодно за считанные секунды. Несмотря на тяжесть возложенных на него обязанностей, Джон в общем-то был доволен тем, что провел эти несколько дней ни с кем не сражаясь и ни за что не борясь. Быть героем тоже рано или поздно надоедает, что бы про это не говорили.
   На скамейке напротив сидели юноша и девушка. Молодому человеку было приблизительно восемнадцать, девушка немного моложе. У девушки были светлые волнистые волосы и смешные веснушки на носу и щеках. Черные волосы молодого человека были взъерошены. Над губой вместо усов - пушок. Юноша держал девушку за руку и что-то взволнованно шептал ей на ухо. Девушка сидела, потупив глаза. На ее щеках выступил легкий румянец. Продолжая говорить, юноша свободной рукой робко обнял ее за плечи. Вздрогнув от его прикосновения, она подняла глаза и увидела Джона, с любопытством наблюдавшего за ними и при этом улыбающегося. Девушка покраснела еще больше. Она убрала со своего плеча руку молодого человека и что-то негромко сказала ему. Затем они встали со скамейки. Юноша бросил на Джона суровый взгляд, безмолвно осуждая его за испорченное уединение. Джону захотелось рассмеяться, но он понимал, что для этих двоих ситуация слишком серьезна. Взявшись за руки, юноша и девушка пошли вдоль аллеи.
   Джон проводил их взглядом. Затем улыбка пропала с его лица. И снова что-то заныло в груди, заскреблось в закрытую дверь, умоляя выпустить. Ему хотелось заткнуть уши, но голос исходил изнутри. "В чем они виноваты? Скажи только в чем? У Джона не было ответа на этот вопрос. Он вздохнул и сделал очередной глоток из бутылки с пивом.
   Его мысли нарушило чью-то настойчивое покашливание. Джон открыл глаза. У него была такая скверная привычка думать с закрытыми глазами. При определенных обстоятельствах она могла сильно повредить ему. Впрочем, он, как правило, всегда чувствовал приближение к себе.
   Человеку было около сорока лет, но с виду можно было бы дать и все пятьдесят. Трехдневная щетина, синева под воспаленными глазами, замызганные штаны и рубашка, которая когда-то была белой, - все говорило о том, что человек злоупотребляет выпивкой. Портрет стандартен. Пьяницы во всех мирах выглядят одинаково.
  -- Молодой человек, - с трудом выговаривая слова, начал он, - мою душу терзает горе и помочь мне можете только вы...
   Джон порылся в кармане и достал мелкую монету.
  -- Нет, деньги мне не нужны, - покачал головой мужчина, обречено взглянув на Джона.
   Джон виновато развел руками, дав понять пьянице, что ничем не может помочь. Человек расстроился, обречено махнул рукой и плюхнулся на скамейку.
  -- Послушай, ты думаешь я не знаю кто ты такой? - заикаясь, сказал он, - Я ведь давно тебя здесь жду...
   Джону абсолютно не хотелось вступать в беседу с этим человеком. Тем более, что запах, исходившй от него, оставлял желать лучшего
  -- Нет, ты послушай, не уходи. Я ведь такой же как и ты. Первый. Ях-мэ-ляш ай'-й'-а хэш мель-й'-а. Ин-аш' тэ-ла-й'-а.
   Джон решил, что ему все же стоит задержаться. Он внимательно посмотрел на незнакомца, пытаясь проникнуть в его сущность, но обнаружил лишь умело поставленный барьер. Сомнений больше не оставалось: рядом с ним сидел не человек, а существо подобное ему.
  -- Ладно верю, - сказал Джон, стараясь, чтобы его голос звучал как можно суровей. - Теперь говорить буду я, а ты будешь отвечать. Понял?
  -- Да, - несколько испугано ответил мужчина.
  -- Имя, принадлежность. И не заставляй меня узнавать это самому.
  -- Тай-а-кар, Фигура Света. Я был одним из созидателей этого мира, а затем началась Великая Игра. Мы сражались за этот мир. Сражались долго и упорно. На протяжении многих веков никто не мог взять верх: ни Фигуры Света, ни Фигуры Тени, а потом что-то случилось. Я до сих пор так и не могу понять, что именно. Победа была почти у нас в руках, темные отступали, как вдруг мы услышали, что надо уходить. Приказы не обсуждаются. Все ушли: Фигуры Света, Фигуры Тени и Фигуры Знания. Я остался один. Я не мог по-другому. У каждого есть свой любимый мир. Ты ведь знаешь... Когда все уходили, я понял, что не могу. Для меня это было бы предательством. Когда из мира уходят бессмертные, то вскоре должны придти Черные Всадники. Я поселился в городе, который был ближе всего к Месту Силы, и стал ждать...
  -- Зачем? - Всадник заглянул ему в глаза.
  -- Я хотел спросить. Почему? Чем провинился этот мир перед Дай-мэ-раком? Ответь, и мне будет легче умереть.
  -- Ты Фигура Света и ты не имеешь права оставаться, потому что ты не человек.
  -- Знаешь, - Тай-а-кар вздохнул, - иногда мне кажется, что я давно уже человек. Я всегда хотел понять людей, помочь им. Но как же трудно смотреть на них их же глазами, будучи Первым, как же трудно этому учиться.
   Всадник молчал.
  -- Так все же - продолжал Тай-а-кар, - Почему вы пришли разрушать этот мир?
  -- Ты же сам сказал, что приказы не обсуждаются. Но я не могу допустить, чтобы Фигура Света погибла. Перевес хотя бы в одну Фигуру даст Шайраху лишний шанс на победу. Пещера забвения лечит любые раны.
  -- Мар-дэна? Что ж... Возможно, другого выхода у меня нет.
  -- Ты готов?
  -- Да, Всадник. Я готов. - В глазах Тай-а-кара читалась суровая решимость.
   Джон встал со скамейки и подошел вплотную к сидящему на ней бессмертному и пристально посмотрел ему в глаза. В эту же секунду тот исчез. Словно его никогда и не было. Джон быстро оглянулся. Он совсем позабыл, что вокруг могли быть и люди. Но, к счастью, поблизости никого не оказалось.
   Домой он решил возвратиться пешком. Снова ехать на гремящем синем змее ему хотелось. Тем более, что идти было не так уж и далеко.
   Джон вернулся в номер около трех часов дня. Пора было приниматься за дело. Он повесил пиджак на стул и, взяв брошюру и книгу, взгромоздился на кровать. Брошюра оказалась абсолютно бесполезной. Суть ее сводилось к тому, что если не совершать плохих поступков и любить ближнего своего, то апокалипсис не наступит никогда. Может быть на самом деле все так и было, только вот про сам апокалипсис там не было ни слова. Джон отложил брошюру и раскрыл Библию. В принципе, Библии в разных мирах почти ничем не отличались. События, описанные в книгах Ветхого и Нового завета, были практически идентичны. Не совпадали лишь некоторые имена да откровения пророков. А откровения и были как раз самым важным материалом для подготовки знамений апокалипсиса. Листая Библию, Джон пытался вспомнить, у кого там из святых или пророков было про конец света. Немного помучившись, он вспомнил, что в прошлый раз был не то Исаак, не то Иов. Он начал листать Книгу пророков в поисках имени, начинавшегося с "И". Иоким было единственное подходящее имя. Джон, не задумываясь, пролистал до тринадцатой главы. Все пророки были довольно суеверными людьми и самые страшные предсказания помещали именно под этой цифрой. Пусть будет нарушена хронология, зато самое страшное - под чертовой дюжиной.
   Джон начал внимательно читать, комментируя вслух: "И стоял я на берегу мутной реки и вместо лица своего видел в отражении лишь чудовище, поглотившее мою душу."
   "Что ж , очень даже не плохо. Чистых речек без примеси химических отходов здесь не найдешь. Тут и менять ничего не надо." - обрадовался Джон. Прочитав тринадцатую главу до конца, он совсем разочаровался. Все, о чем писал древний пророк, случилось и без вмешательства Черного Всадника: болезни, уносящие миллионы жизней, огненные грибы, вырастающие прямо на небе, и всякое такое, наподобие "дети убивают своих родители", "родители бросают новорожденных в помои", "вера продается за золото", и так далее. Правда Джон ухитрился найти нечто, что все же можно было использовать: "И в конце времен огненные птицы падут с небес на землю". Не очень-то хотелось творить этих огненных птиц, но, с другой стороны, неизвестно же, что именно имел в виду Иоким. Можно просто сделать так, чтобы все самолеты, находящиеся в небе, упали на землю. Зрелище будет впечатляющее и, главное, по Иокиму. Финальные строки главы повествовали о приходе Ангелов Господних, судивших мир и обрекших его на гибель: "Черный снег застилал мне глаза и я с трудом видел то, что свершалось над миром. Грешники в ужасе скрежетали зубами, а твердь земная рушилась у них под ногами." "Так, это тоже очень хорошо, - пробормотал Джон, - Черный снег я им под занавес устрою - пусть порадуются..."
   Покончив с падением всех "огненных птиц" с небес, Джон понял, что несколько утомился. Последнее время было очень мало практики. Но получиться должно было все отлично. На сегодня его рабочий день завершен. Если не случится каких-нибудь непредвиденных обстоятельств, то до завтра можно было просто поспать. Скинув одежду и растянувшись на кровати, он закрыл глаза и постарался уснуть.
  
   "И призвал Дай-мэ-рак к себе четыре Фигуры Света. Были они одними из самых сильных и могущественных его Фигур. И говорил он с каждой из них наедине и по способностям каждой из них доверил он: кому души, кому время, кому пространство, а кому Врата Бездны".
   Сказал он им: "Идите и делайте каждый свое дело, что делали до этого. Но придет час и я призову каждого из вас, где бы вы ни были, и встретись вы вместе и пойдете, и разрушите для меня ту клетку Игрового поля, на которую я укажу."
   Сказал так Дай-мэ-рак и ушли те четверо. И тяжела была их ноша и омрачился Дай-мэ-рак, глядя на них, и наказал он им вечно ходить в одеждах черных, словно Фигуры Шайраха, чтобы помнили они о долге своем перед Дай-мэ-раком и о своем тяжелом бремени."
   (Книга Откровений Знающих стихи 84-87)
  
   Глава 12
  
   Настойчивый стук в дверь постепенно вытаскивал Джона обратно в реальность. Гибкие, но сильные клешни монотонного звука тянули его из черного колодца. Это не было вежливое приглушенное постукивание работников гостиницы, так могла стучать, пожалуй, только лишь полиция, да и то, если у нее имелся ордер на арест.
   Джон нехотя встал с кровати. Идти открывать ужасно не хотелось. Он небрежно накинул на плечи рубашку и поплелся к двери.
  -- Кто там? - спросил он сонным и слегка рассерженным голосом.
   Ответа не было. "Кого же принесла нелегкая на этот раз?" - пытался сообразить Джон. Мысли постепенно возвращались в обычное русло. "Ну, если опять это..." - что именно он не успел додумать. Дверь снова сотряслась от двух сильных ударов, и Джон, не мучая себя излишними раздумьями, отворил, правда, предварительно приготовившись отразить любой физический удар, да еще на всякий случай поставил барьер Силы. Мало ли что?
   То, что ждало его за дверью, никак не хотело укладываться в сознании. Он ожидал Святую инквизицию, наряд полиции, Кота в сопровождении десятка головорезов, да что там говорить, сам Шайрах в сопровождении черной свиты не был бы такой уж большой неожиданностью. В общем, он ожидал увидеть кого угодно и что угодно, но только не ее.
  -- Ты! - воскликнул он и машинально протер глаза.
  -- Я, я! - усмехнулась девушка. - Так я и знала, что застану тебя именно в таком состоянии: сонного и с жуткого похмелья.
  -- Я не... - но слова почему-то не захотели сходить с языка.
   Это был абсолютный нонсенс, чтобы Черный Всадник да заикался. Последний раз такое случилось очень много лет назад. Причем, как ни странно, в тех же самых лицах и обстоятельствах.
   Сон как рукой сняло. Джона словно ошпарили кипятком и окатили ледяной водой одновременно. Сердце бешено колотилось. Словно птица, зажатая в руках, оно стремилось расправить крылья и выпорхнуть в небо.
  -- Подожди секунду, я хоть оденусь, - собрав остатки самообладания, пробормотал он.
  -- Будто я тебя без одежды никогда не видела, - ехидно усмехнулась девушка.
  -- Подожди, - нервно рявкнул Джон и захлопнул прямо перед ее носом дверь.
   Джон решительно отказывался понимать, что с ним происходит. Все это давно сыгранный спектакль. Ведь он же тогда успокоился и смирился. Все было давно кончено. Можно было вообще ей не открывать. Он ведь раз и навсегда решил, что у него больше не будет ничего общего с этой стервой. Равно как понял, что не забудет ее никогда. Он быстро оделся, кое-как застелил кровать, вытряхнул пепельницу и, почти подбежав к двери, открыл ее трясущимися руками. Она все еще стояла на пороге и лениво озиралась вокруг. Вид у нее был самым непринужденный. Она умела держать себя в руках, да и, наверное, не десять минут собиралась сюда. И даже Джон, видевший все и вся насквозь, не заметил, как едва заметно подрагивает ее бровь.
   Девушка вошла в комнату. Она выглядела точно так же как и тогда, в самый первый раз. Задолго до их последней встречи. Черные, как океан во время шторма, волосы, ниспадающие ниже плеч. И глаза, - пожалуй, самое удивительное в ней. Они меняли цвет от нежно-серого до небесно-голубого в зависимости от ее настроения и того, кто в них смотрел. На ней было длинное платье цвета хвойных иголок, обтягивающее ее высокую худенькую фигуру. Она была та самая, прежняя, словно тот день, когда они впервые встретились, был лишь вчера.
   Трудно сказать, сколько же лет прошло с тех пор. Джон был тогда в одном из самых сумасшедших миров. Борьба за эту клетку велась долго и ожесточенно. Бесконечные революции вспыхивали одна за другой. Сотни прекрасных и смелых, трусливых и жадных шли на эшафот нескончаемым потоком. Вчерашних победителей казнили их же сподвижники. Сражение шло с переменным успехом, и люди в своей смертельной наивности протягивали руки то к Свету, то к Тени. И битва продолжалась веками.
   За окном была уже почти что ночь, и была такая же маленькая комната в третьесортной гостинице на окраине города. Он и она, знавшие друг друга всего лишь несколько часов. Джон был очень утомлен от бесконечной борьбы, которая никому не давала преимущества. Силы были на исходе. И опять же не с кем было поделится. Некому было просто рассказать о себе. Всюду недоверие и вражда. Даже Фигуры переходили с одной стороны на другую. В этом хаосе никому нельзя было доверять.
   В небе яркими, но холодными огоньками вспыхивали далекие, но сейчас казавшиеся такими близкими, звезды. На столе догорала свеча - на закоптившейся медной подставке. Там же стояла пустая бутылка вина. Они сидели на старом покосившемся диванчике. И он говорил. Говорил, не переставая, совсем не задумываясь, интересно ей это или нет. Джону даже не пришло в голову, что в этой хрупкой девушке заключено столь грозное могущество. Мысль о том, что она может оказаться бессмертной, не приходила ему в голову. Она сидела, положив голову на его плечо. Он, в дорогом, но несколько поизносившемся камзоле и она, в длинном зеленом платье с открытыми плечами. Он рассказывал о многочисленных мирах, где он побывал, о грандиозных сражениях, о своих победах и поражениях. И даже не задумывался, что девушке это все надоело так же, как и ему. Она тоже искала чьей-нибудь поддержи. И ей было просто приятно прижиматься к его плечу, и не нужно было никаких слов. "Пусть говорит. Ему сейчас тяжело. В конце концов ему нужно мое терпеливое молчание, а мне - его плечо", - думала она.
   Туча заслонила новорожденный месяц, а легкий ветерок задул почти догоревшую свечку. По крыше еле слышно стучал теплый летний дождик. Маленькую комнатку в зачуханой гостинице окутала ласковая, убаюкивающая темнота...
   Может быть и было бы все хорошо. Но, хорошо, так же как и плохо, вечно никогда не бывает. Время не постоянно, оно несется в бешенном галопе, почти бесследно стирая воспоминая и хрупкие мечты. Оно приносит нечто новое, пока еще неизведанное, но абсолютно неизбежное. Наутро Джона арестовали, а на рассвете следующего дня казнили на площади.
   Было раннее утро. Солнце ни за что не хотело выглядывать из-за туч, словно протестуя против того, что происходило сейчас на площади. Их было трое молодых и красивых. Впрочем, старость никогда им не грозила. Их не убивали, навечно отправляя туда, откуда никто из смертных не возвращался. Их просто на время выводили из Игры. Но люди на площади жаждали зрелища. И их нельзя было разочаровывать. Поэтому все трое добросовестно отыгрывали свою роль. Мрачные, но с гордо поднятой головой, они стояли на эшафоте и слушали приговор.
   Джон искал ее. Толпа затопила всю площадь, и найти в этом море тонкую изящную фигурку в зеленом платье было совершенно невозможно. Наконец, все формальности были соблюдены, и их стали по одному подводить к гильотине, хитрому инженерному устройству, предназначенному для быстрого и аккуратного срезания ненужных голов. Не только священные книги, но и оружие, и орудия для пыток и казней в разных мирах были так похожи. И в этом не было ничего необычного. Что нового можно придумать для двух рук, двух ног и одной головы? Наконец, подошла и его очередь вновь поприветствовать старую знакомую. В который раз даже уже и не упомнишь. Он бросил последний взгляд в толпу, и на мгновение ему показалось, что там мелькнул яркий зеленый лучик. Быть может, просто показалось...
  -- Мне почему-то сразу показалось, что ты устроился именно в этом клоповнике, - сказала она, оглядывая придирчивым взглядом комнату.
  -- Гостиница как гостиница. Чем обязан? - стараясь придать голосу холодную невозмутимость, спросил Джон.
  -- Так, - пожала она своими изящными плечиками, - узнала, вот, что ты здесь и решила проведать старого друга.
  -- Понятно... - вздохнул Джон.
  -- Ну, что ты стал как столб? Предложил бы девушке сесть. Разве так встречают старых друзей?
  -- Друзей, - язвительно передразнил ее Джон и, сняв трубку, заказал бутылку вина.
  -- Это другое дело, - улыбнулась она. - А то уж я подумала, что ты все еще на меня сердишься.
  -- Да ладно, - Джон обреченно махнул рукой, - На тебя обижаться все равно, что....
   Дальше он запнулся, подбирая слова, так, чтобы вышло и не очень грубо, но в то же время - обидно.
  -- Прости, что ты сказал?
   В дверь постучали. Джон отмахнулся и пошел открывать официанту.
   Они пили красное вино, сидя на кровати, потому что другого места, где было бы можно сесть вдвоем, в комнате не было. Начатая бутылка стояла рядом на полу.
  -- За что пьем? - спросил Джон.
  -- Давай за любовь, - сказала она, игриво подмигнув.
  -- Вот еще, - буркнул Джон
   На самом деле он ужасно ее стеснялся. А когда Джон кого-то стеснялся, что происходило крайне редко, он начинал походить на старого ворчуна и зануду еще больше, чем обычно.
  -- Тогда за что?
  -- Давай просто за встречу.
  -- Ну, как скажешь.
   Они чокнулись полными до краев стеклянными фужерами и выпили до дна. Джон смотрел на нее, а она смотрела на него. Сколько раз каждый из них вспоминал их последний разговор, сколько раз представлял, как они встретятся снова. И каждый, конечно же, мечтал, что любимый или любимая бросится в объятья. Но каждый из них старался гнать эту мысль прочь, повторяя про себя: "Кто угодно, но только не ты". Ведь гордость - самый злейший враг любви.
  -- Ну что молчишь? - спросила она, хитро потупив глазки.
  -- Ты пришла, ты и говори, - буркнул Джон.
  -- А что тут сказать? Сказать тут совсем нечего. Разве только то, что ты вел себя, как идиот. Наговорил всяких глупостей и исчез, как всегда в неизвестном направлении.
  -- Ну, скажем, все было не совсем так. - усмехнулся Джон, - Тебе напомнить?
   При этом он вызывающе посмотрел на девушку и демонстративно отвернулся.
   Она положила руку ему на плечо и промурлыкала в самое ухо:
   - Ты ведь всегда меня неправильно понимал.
  -- Тебя поймешь...
   Джон с большой неохотой снял с плеча ее руку и вздохнул.
  -- Так все же... Меня ведь не обманешь. Ты пришла больше по делу, нежели, движимая личными интересами.
  -- Если честно, и то, и другое.
  -- Ладно, давай начнем сначала с дел.
  -- Ну, как скажешь... - она лукаво усмехнулась, и тут же ее лицо приняло маску серьезности.
   Джон повторно наполнил бокалы до самых краев.
  -- А вот теперь за любовь, - проговорил он, ехидно улыбаясь
  -- За любовь так за любовь, - равнодушно ответила она.
   Они чокнулись и снова выпили до дна. Красное, словно кровь, вино взыграло в жилах, но он и она оставались притворно холодными. И это была своеобразная игра. Игра, которой никогда не будет положен конец. Игра, делающая их обоих несчастными, но не позволяющая ни в ком случае проявить слабость.
  -- Так все же...
  -- Не хочу теперь я об этом говорить, - сказала она, надув губки.
  -- Да ладно уж, что могла, ты уже испортила и без этого.
  -- Я испортила? - от возмущения у нее порозовели щеки.
  -- А кто же? Не ты ли мне говорила, что я могу остаться только твоим другом... После всего, что между нами было.
  -- Ты это сам все придумал.
  -- А многочисленные смертные мужчины, которых ты меняла в своей постели, чаще чем простыни?
  -- Я меняла? - теперь уже совершенно пунцовый румянец отчетливо полыхал на ее лице.
  -- Ну вот и расстроилась, - несколько мягче, но все в том же язвительном тоне ответил Джон.
  -- Да не спала я с ними! Не спала! Мне хотелось позлить тебя и у меня это получилось....
   Она сама взяла бутылку и разлила остатки вина. Они еще раз выпили, на этот раз без всяких тостов и не чокаясь. А после... Ох уж эти женщины! Их коварству не способен сопротивляться ни смертный, ни даже бессмертный. Она громко всхлипнула и бросилась Джону на шею. Ну, что же он мог поделать? Да, он действительно любил ее, любил все эти годы. Да, безусловно, она была порядочной стервой и фурией. Но сердцу ведь не прикажешь. Безусловно, все, что она говорила, было наглой ложью от первого и до последнего слова. Во всяком случае, такая мысль в гоове у Джона мелькнула. Она же искренне верила в свое вранье и отдавалась ему со всем пылким чувством, на которое только была способна.
   Крупные слезы катились по ее личику. Она уткнулась в грудь Джону и плакала навзрыд. Что тут можно было поделать, кроме как утешить несчастную девушку?
  -- Ну ладно, я был несколько груб. В общем, я виноват. И тогда и, наверное, сейчас.
   Девушка продолжала безутешно рыдать, ее руки непроизвольно обвили его шею, а он неловко гладил ее по мокрой щеке.
  -- Айша, - ласково шепнул он ей на ухо.
   Это слово имело множество самых разный значений. Одни были поэтическими и довольно абстрактными, другие же имели самое прямо отношение к женской физиологии. Но в данном контексте это следовало понимать как "любимая", "желанная". И самое приятное и нежное, что мог бы сказать не-человек, обладающий знанием языка Первых. Девушка часто и глубоко задышала и легла головой на его колени. Глаза ее закрылись, слезы просохли, а на лице проступила счастливая улыбка.
   Трудно простому смертному понять, как действуют подобные слова на двух таких влюбленных. Бессмертные обладают способностью действовать друг другу на подсознание, вызывая в памяти партнера причудливые образы, прекрасные сюриалистические картины, воплощенные в реальность мысли, понятные только им одним. Это невозможно описать словами даже на языке Первых. Лишь одно еще можно добавить по этому поводу: их воспаленные страстью сознания, сливаясь воедино, создают нечто, что по своей мощи равно энергии, потраченной на создание новой вселенной. А если уж встречаются разные силы, например, темная и светлая или даже светлая и знание, как это и происходило сейчас, получается совсем уж гремучая смесь. И если смертный хоть раз увидит то, что происходит в мире, созданном их слившимся воображением, - он навсегда потеряет рассудок.
  -- Как тебя сейчас зовут? - спросила она, чуть приоткрыв глаза.
  -- Даже и не напоминай мне про здешние убогие имена. Может ты мое настоящее позабыла?
  -- Нет, Эльтай-а-ши, Грустно Смотрящий На Звезды.
  -- И я тоже, Фе-ай-та, Танцующая На Морской Волне.
   Он наклонил голову и поцеловал ее. Она лишь сильнее сжала своим тоненькими руками его шею и еще ближе притянула к себе.
  -- Ты никогда мне не говорила, что любишь меня, а я готов это повторять сотни тысяч раз.
  -- И никогда не скажу...
  -- Но почему? Может ты меня не любишь и по-прежнему играешь моими чувствами?
  -- Ох, ты опять ничего не понял.
  -- Наверное, ты опять права. Я уже понял, что бороться с тобой совершенно бесполезное дело.
   Он вздохнул и решил больше ни о чем ее не спрашивать и ничего, кроме приятного, ей не говорить, по крайней мере до утра.
   Спустя долгие годы они снова были вместе, как тогда, в самый первый раз. История имеет тенденцию повторятся снова и снова. Но на этот раз он не ступит на эшафот, а сам наденет маску палача. И это случится именно тогда, когда он плевать хотел на все, кроме хрупкой женской фигурки, лежащей рядом с ним на и без того тесной кровати.
   Утро бесстыже заглянуло своим единственным ярко-красным глазом к ним в комнату. Джон уже не спал более двух часов. Нахлынувшие эмоции и предстоящий тяжелый день забивали его голову самыми различными мыслями. Он слез с кровати и посмотрел на беззаботно спавшую Фе-ай-та. Лицо ее сияло радостью и она улыбалась во сне, а больше ему и ничего не было надо.
   Он принес ей кофе. Она все еще безмятежно спала. Но все же надо было со всем этим завершать. Совсем скоро заявятся остальные, и тогда начнется заварушка. Он взял ее руку и поцеловал чуть выше запястья. "Просыпайся", - прошептал он ей на ухо.
   - Уже утро? - спросила она сквозь сон, лениво потягиваясь.
  -- Да, уже утро, айша.
  -- Но зачем нам так рано вставать? Давай еще понежимся в кровати, хоть она и такая жесткая.
  -- Нам пора, - ответил Джон, протягивая ей чашку.
   Она спустила ноги с кровати, и жмурясь от солнечного света, стала пить кофе. Джон сидел и молча смотрел на нее. Ему так хотелось, чтобы это все продолжалось вечно. Но всегда у них было или слишком мало времени, или же времени было столько, что они успевали тысячу раз поссориться.
  -- Мне надо с тобой серьезно поговорить.
  -- Мне кажется, что после того, как ты произносишь эту фразу, мы потом не видимся очень долгое время.
  -- Ты помнишь о том, что я избран Дай-мэ-раком быть одним из Черных Всадников?
  -- Да, я это помню. И можешь мне не говорить, что ты пришел, чтобы разрушить этот мир. Не надо, я и без тебя знаю. Вчера в новостях по телевизору только и говорили, о том, что неизвестно почему во всем мире попадали самолеты, находивщиеся в воздухе. И не один не упал на этот город. На город, рядом с которым есть Место Силы. "И упадут огненные птицы с небес". Так ведь?
  -- Да, - тихо ответил Джон, - это так.
  -- Именно об этом и хотела с тобой поговорить. Но ты...
  -- Почему ты опять начинаешь меня обвинять?
  -- Я не обвиняю тебя. Я просто констатирую факты: ты увидел, что я слегка пьяна и к тому же несколько расстроена, и воспользовался этим.
  -- Опять все сначала.
  -- Да нет. Это только продолжение.
  -- Ладно, я не хочу с тобой спорить. Не нужно это, и даже смешно. Пойми, сегодня прибудут остальные Мастера и этот мир уйдет в Бездну. Тебе надо отсюда уходить и чем скорее, тем лучше.
  -- Вот еще, - фыркнула она.
  -- Пойми, Иншай'а абсолютно все равно, смертная ты или нет. Она поглотит весь этот мир, и он станет Бездной.
  -- Послушай, неужели ты не понимаешь, что уничтожать целый мир - это безумие. Неужели тебе все равно, что с ним будет?
  -- И без тебя тошно. Думаешь, я не думал об этом с самой первой минуты, как здесь появился?. Не ты первая и не ты последняя, кто говорит мне подобное. Тебе действительно нет никакого дела до меня. Ты, как всегда, полностью поглощена своими амбициями. Ты хоть понимаешь, что как бы мы не сокрушались о судьбе этого мира - это воля самого Дай-мэ-рака и против нее идти нельзя?
  -- Почему? - невозмутимо спросила она.
  -- То есть как почему? - взорвался Джон, - Потому, что Его воля священна, а помыслы Его столь глубоки, что нам их не понять никогда.
  -- Заучил словно стихи. Дай-мэ-рак велик, Дай-мэ-рак мудр. А может, и нет его вовсе?
  -- Что ты несешь? Как это нет? А кто же создал тебя?
  -- Нет его, как нечто материальное, то чем вы все остальные его пытаетесь представить. Ты сам-то его хоть раз видел?
  -- Нет. Нет, в том смысле, что это было совсем по-другому...
  -- Вот видишь.
  -- Но причем тут это? Я получил ясный и четкий приказ. И потом, даже если бы я захотел, что я могу сделать? Ты ведь знаешь остальных...
  -- Увы. Знаю. Я принадлежу к Фигурам Знания. Я не хочу сражаться и убивать. Моя миссия заключается в том, чтобы наблюдать за правилами Игры. Фигуры Света и Тени ушли из этого мира. Вслед за ними ушли и Фигуры Знания. Все знают, что это значит.
  -- Так почему же ты тоже не ушла? Фигуры Знания следят за правилами Игры, но они не должны вмешиваться в дела Черных Всадников.
  -- Может быть, я хотела увидеть тебя.
  -- Не верю, - Джон сурово посмотрел на девушку
   Фе-ай-та покраснела от злости.
   - Вы никогда не думали о том, что все было бы совсем по-другому, если бы вы не превратили в поле битвы все миры? - она почти кричала, - Миллионы людей гибнут за ваши идеи. И не важно, хороши они или плохи. Самое главное, что они уходят и, в отличии от нас, не возвращаются обратно. А ведь никто из нас не знает, что же там на самом деле. Никто из нас никогда не умирал по-настоящему. За последние сто лет в этом мире отгремели две мировые войны. Многие были убиты или погибли от болезней и голода. Я уже не говорю о слезах, пролитых на могилах любимых и близких. Правила Игры были соблюдены, но людям-то от этого не легче.
  -- Все правильно, но это лишь слова. Идет закономерный процесс развития цивилизации и война играет здесь очень важную роль. На самом деле, никто не заставлял людей воевать. Борьба может идти и без оружия. Они это сделали сами, по доброй воле. В этом и заключается свобода выбора.
  -- Да, Дай-мэ-рак подарил людям свободу, но не сказал, что же с ней все-таки делать!
  -- Опять всего лишь слова. Что ты можешь предложить взамен тому, что существовало всегда?
  -- Дать людям истинную свободу: оставить их наконец в покое и разбираться между собой где-нибудь в необитаемых мирах.
  -- Но без участия человеческих душ Игра становится неинтересной. Это все равно, что играть в карты без денежных ставок.
  -- Как ты не можешь понять, что они не бумажки с циферками и буковками?
  -- Но и ты не забывай, что ты тоже Фигура. Следя за правилами Игры, ты в ней принимаешь участие.
  -- Я это никогда не забывала. Так же как никогда не забывала то, что вы однажды разрушили мир, который почти встал на ноги. Он долгое время был мне домом.
  -- Философские рассуждения хороши только тогда, когда их можно претворить в жизнь. Иначе они не стоят даже того, чтобы о них говорили. Этот мир болен. И он обречен на гибель.
  -- А ты думаешь, человек со сломанной ногой на следующий день будет танцевать?
  -- Больных надо лечить, но только тех, которые поддаются лечению. Но об этом никогда нельзя сказать наверняка. Попытаться стоило бы, хотя теперь уже слишком поздно. Ладно, тебе пора. Если ты, конечно, не хочешь пообщаться с остальными Черными Всадниками.
  -- Вот уж не горю желанием.
  -- Но ты останешься или уйдешь из этого мира?
  -- Какое тебе до этого дело? Ты все равно исполнишь приказ независимо от того, буду я здесь или нет.
   Джон молчал. Ему нечего было возразить. В таком споре каждый неизменно останется при своем. Конечно же, она уйдет в самый последний момент, если не сделает это сразу после того, как перешагнет порог этой комнаты. И мысль эта отрадно грела сердце. Ему совсем не хотелось, чтобы Фе-ай-та с ее утопическими планами глобального масштаба провалилась в Бездну вместе с этим несчастным миром. Конечно, она была в чем-то права, но как можно винить Свет в содеянном темными силами беспорядке? Мы всего лишь хотим сделать миры свободными от зла и ненависти. Безусловно, возможны некоторые потери, но что стоят они по сравнению с тем, что будет, если клетка окрасится в белый цвет. Возможно, этому миру стоило дать последний шанс, но Джон не пытался, как некоторые, взять на себя функции Бога, который создал все это и которому виднее. "А мы лишь Фигуры, скромные слуги Дай-мэ-рака."
   Он проводил ее до дверей гостиницы, и за это время они больше не сказали друг другу ни слова. Она ушла. Джон не стал провожать ее взглядом. Нельзя. Он знал, чем это закончится. Она, конечно, обернется, и он, словно мальчишка, побежит к ней сломя голову через всю улицу. Нельзя, потому что скоро прибудут Мастера и все это будет только мешать его работе. Нет, конечно, в душе останется еще одна рана, которая со временем зарубцуется, чтобы начать кровоточить, когда в дверь снова раздастся настойчивый стук.
  
   Глава 13
  
   Джон, по обыкновению, устроился за самым дальним столиком бара. Завтрак был давно съеден. И он, куря трубку, терпеливо ждал Мастеров, которые вот-вот должны были нагрянуть. Мысли в голове крутились бешенной каруселью: бурная ночь, тяжелый утренний разговор, молчаливое прощание. Да вот еще Всадники прибудут с минуты на минуту. А уж тогда покоя точно не жди.
   Как-то все не так с ней получилось. Нечего было ей сказать, нечем возразить ему. И ушла она, ни слова не вымолвив. Грустно и тоскливо было на душе у Джона. Но другого пути не было и нет. Все таки, как была она для него призрачным туманом, так и осталась. Пришла, словно сладкий хмельной сон, и растаяла с первыми лучами солнца. А про сон лучше не вспоминать, дурной ли был, хороший ли, - все равно не реален.
   Он уже собрался пойти да подремать часок-другой. Не сидеть же тут все время, может только к вечеру заявятся. Но тут отворилась входная дверь и на пороге появились трое мужчин. "Явились", - усмехнулся про себе Джон.
   Все они были одинаково высокого роста. Молодые и плечистые, они были неуловимо похожи друг на друга. Да и Джон тоже был на них похож. Тот, что стоял слева был в сияющем черном камзоле, расшитом золотыми и серебренными нитями и украшенном всевозможными драгоценными камнями. На рукаве у него красовались искусно вышитые красными и золотыми нитками два перекрещенных топора - знак главы гильдии палачей империи Ксарг, которая находилась в одном из миров Великой Игры, - это был Мастер Душ. У него были не очень длинные черные волосы, зачесанные назад, и массивная золотая серьга в ухе - знак принадлежности к высшему сословию империи. В середине стоял человек в антирадиационном скафандре, шлем от которого он держал в левой руке - это был Мастер Пространства. Он имел очень бледный вид и был абсолютно лыс. На лице отсутствовали даже брови. Годы в условиях сильнейшей радиации было для него серьезным испытанием. Но после разрушения этого мира ему предстояло вернутся обратно. Справа в старомодном черном костюме, какие в этом мире носили в конце прошлого столетья, стоял Мастер Времени. У всех у них был гордый и невозмутимый вид. Они молча стояли, не переговариваясь и не переглядываясь. Зоркие, почти не мигающие глаза искали того, кто должен был их встретить.
   Джон не спеша вышел из-за стола. Он и они. Суровые лица, не выражающие абсолютно ничего. Джон поднял руку и начертил в воздухе знак, означающие его имя. Мгновенная вспышка ослепительно-белого света промчалась по очертаниям знака и тут же исчезла. Трое тоже вскинули руки и начертили в воздухе свои знаки. И три белых вспышки на мгновение появились и исчезли. Это был своеобразный ритуал приветствия, незыблемая традиция Черных Всадников, которую, как и многие другие, они придумали сами. Трудно сказать, зачем. Скорее всего, от скуки. Но выглядело это все довольно таки впечатляюще. Жаль, что немногочисленные утренние посетители бара ничего не увидели. Джон поставил мощный барьер. И, начиная с того момента, как он поднялся из-за стола, все четверо перестали существовать для окружающих.
  -- Приветствуем тебя, Мастер Бездны, - с некоторым пафосом сказал Мастер Душ.
  -- И я приветствую вас, Мастера, - в том же тоне ответил Джон.
  -- Да, давненько все мы не виделись, - вздохнул Мастер Времени.
  -- Да... Давно. А что ж вы, господа, так и разгуливали в столь шокирующем виде по городу?
  -- А какая разница? - презрительно усмехнулся Мастер Душ, - Все равно, ведь этому миру конец. Скажи лучше, все ли готово?
  -- Да, все сделано как надо. Завтра утром можно начинать.
   Он достал из кармана ключи от их комнат и вручил каждому: - Переоденетесь и все сразу ко мне.
  -- А... м... - пытался что-то вставить Мастер Пространства.
  -- Знаю, о чем ты. Об этом я тоже позабочусь. Идите.
   Мастера не спеша начали подниматься по лестнице. Джон же взял в баре ящик крепкого спиртного и четыре стакана - все это словно исчезло, причем ни Вик, ни проходившая мимо официантка не заметили пропажи.
   Через полчаса все собрались в номере Джона. Отодвинули стол от стены, так чтобы можно было сидеть всем четверым. Каждый принес из своего номера по стулу. В общем, кое-как разместились и налили каждому по полному стакану. Джон печально посмотрел на свой стакан, смутно припоминая, как же ему было плохо в прошлый раз. Увы, традиция есть традиция. Джон никогда не считал себя слабаком, но, что касается выпивки, тут уж ничего не мог поделать: пьянел удивительно быстро. Нет, он не хочет снова упасть со свого черного коня и смотреть, как остальные недоуменно озираются на него, не испытывая ни малейших признаков похмелья. Джон быстренько создал небольшой силовой барьер, который по идее должнен был снизить действие алкоголя процентов эдак на восемьдесят. Оставшихся двадцати с лихвой хватит, чтобы голова пошла кругом.
   Мастер Душ провозглашал тост первым. Тоже, кстати, давняя традиция. Он встал и, высоко подняв стакан, продекламировал: - Господа! Так уж сложилось, что я произношу наш первый тост: за пыль под ногами!
  -- За все, что будет скоро пылью под нашими ногам! - хором ответили остальные и залпом осушили свои стаканы.
   Первоначальное напряжение спало, и все принялись доставать свои трубки. Хотя у них впереди был целый день, поговорить нужно было о многом.
   Четыре тоненьких разноцветных хвоста поднимались к потолку от четырех трубок, сливаясь в причудливые полупрозрачные узоры. Четыре неповторимых аромата сливались в один. Четыре направленных друг на друга взгляда сливались в одно сознание, порождая одну единственную мысль: РАЗРУШЕНИЕ..
  -- Все же неплохо, что хоть изредка встречаемся, - сказал Мастер Пространства.
  -- Для нас может быть и да, но для них - нет, - усмехнулся Мастер Душ.
  -- Так как там с подготовкой, Мастер Бездны? - спросил Мастер Времени.
  -- Все нормально. Позавчера получил ваше послание. За вчерашний день все подготовил. Тут и рассказывать-то собственной нечего: пошел в храм, купил местное Святое писание. В общем, как обычно...
  -- Реки полные крови, небеса, падающие на землю, и тому подобное, -усмехнулся Мастер Душ.
  -- Да нет. Тут, кстати, и делать-то ничего не пришлось. Люди и без нас хорошо справились со знамениями апокалипсиса. Только вот я еще заставил упасть с неба все их самолеты. Это такие транспортные средства, которые могут летать.
  -- Я в курсе, - сказал Мастер Пространства, заново забивая свою трубку.
  -- Ладно. Рано утром быстро все проведем и по своим мирам. Дел, я так понимаю, у каждого предостаточно.
  -- А время никогда не стоит на месте, если его не остановить, - подметил Мастер Времени.
  -- Ладно, господа, - Мастер Душ разлил еще раз всем по полной, - давайте за встречу.
   Они еще раз выпили. Джон, к счастью, обнаружил, что заклинание действует, и он лишь слегка опьянел.
  -- Ну, господа, рассказывайте, как у кого дела. - предложил Мастер Душ. - Начни ты, Мастер Бездны.
   Джон откашлялся и начал рассказывать:
   - В моем мире все получилось как нельзя лучше. Перед самым моим перемещением сюда, мы праздновали захват столицы. С Шайхаром я сражался на крепостной стене и сбросил его вниз. Все таки, он оказался очень серьезным противником, и победа досталась нелегкой ценой. Но клетка стала полностью нашей. Правда, там еще темные века, но я думаю, теперь ее будет не так уж сложно удержать.
   - Шайхар - очень серьезный противник. Я знаю его по многим мирам. Это одна из самых сильных Фигур Тени, - прокомментировал Мастер Пространства.
  -- А в империи Ксарг дела как нельзя хуже. Мне даже пришлось из-за этого немного задержаться. Так что, господа, прошу у всех прощения.
   Все закивали, поддерживая Мастера Душ и ожидая продолжения рассказа.
  -- Никто не обращал внимания на собирающиеся на западном побережье силы неприятеля, - продолжал Мастер Душ, - но буквально за неделю они совершили дерзкий марш-бросок, преодолев половину пути до столицы. Сметая все на своем пути, они беспрепятственно подошли к воротам белоснежного Майошит. Была холодная осенняя ночь, сотнями огней взвились факелы. И все выкрикивали имя одной из Фигур Тени. А наутро начался штурм. И как раз в это время я и получил приказ явиться сюда. Но, как вы понимаете, я не мог оставить мир, на который было потрачено столько наших сил.
  -- И чем все кончилось? - задумчиво спросил Мастер Времени.
  -- Я уходил, когда штурмовали дворец императора. Он к тому времени был уже давно мертв, хотя этого, кроме его личной охраны, Гильдии палачей, не знал никто.
  -- Печально, - вздохнул Мастер Времени и сразу начал рассказывать про свой мир, - На этот раз наш противник, господа, изобрел более хитроумный способ. Страшная болезнь, чем-то похожая на чуму и проказу одновременно, охватила весь мир. Я набрал из местных неплохую команду врачей, и нам удалось таки найти противоядие. Но к тому времени погибло почти половина населения. Клетка наша, но какой ценой!
  -- Ну, про мои дела вы уж, наверное, наслышаны, - начал Мастер Пространства. - в порученном мне мире закончилась ядерная война, но уровень радиации падает очень медленно. Запасов еды не хватает. К тому же, в правящих кругах зреет очередной переворот. Вероятность потери этого мира составляет примерно шестьдесят процентов.
   Все очередной раз повздыхали, а затем выпили еще по стакану.
  -- Все таки, все это как-то не так, - пробормотал Джон.
  -- Что именно, Мастер Бездны? - поинтересовался Мастер Душ.
  -- Да все это. Победа, поражение, поражение, победа. Свет и Тень идут друг на друга, сталкиваются и вновь начинают свой неистовый разбег. А все, что попадается на их пути, перемалывается, как зерно в жерновах.
  -- Да что ты такое несешь? - возмутился Мастер Времени, - Ты, видно, невнимательно слушал мой рассказ?
  -- Я слушал очень внимательно. Но если бы не было Великой Игры, то не было бы войн, смертей и болезней.
  -- И не было бы ничего. - усмехнулся Мастер Душ, - Пойми же, весь мир держится на противодействии Света и Тени. Не может быть все время хорошо или все время плохо. А люди, они всего лишь смертные. Их не стоит жалеть. Они лишь глина под нашими сапогами, материл из которого мы лепим себе игрушки. Им же все равно, под каким флагом биться, без разницы, с чьим именем на устах погибать. Если и светлым, и темным просто уйти из всех миров, то придется расширять штат Черных Всадников. Человек не может ни без Света, ни без Тени. Такова его сущность.
  -- Может ты в чем-то и прав. Пожалуй, основных законов мироздания нам не изменить, но все же не обидно ли разрушать мир? Может здесь еще можно, что-то исправить?
  -- Ты, видно, думаешь, что Дай-мэ-рак глупее тебя.
  -- Нет, но... - Джон немного замялся. - Я успел походить по городу. Он ничем не отличается от многих других. Я не вижу в людях этого мира вины. Есть плохие, но есть и хорошие. Борьба Света и Тени продолжается даже без Фигур.
  -- Все это очень и очень хорошо. Но ты же знаешь, что приказы не обсуждаются, - объявил менторским тоном Мастер Душ.
  -- Знаю, и меня от этого тошнит.
  -- Налей-ка, Мастер Душ, ему еще полный. У него такое бывает иногда, - подмигнул Мастеру Душ Мастер Времени
   Мастер Времени улыбнулся и похлопал Джона по плечу:
   - Не переживай так, Мастер Бездны, ведь недаром же все это называется Игрой, пусть даже и Великой. Смертные, они всего лишь хорошо организованные животные. У них множество пороков, и что бы ты им не делал, они вечно будут недовольны. Так что не строй из себя Спасителя, а то быстро на кресте окажешься.
   Джон промолчал. Он уже сто раз пожалел, что затеял этот бессмысленный разговор. Все же, кое в чем он убедился: поддержки ему не будет. Может быть следовало смириться, перетерпеть? Потом, это рано или поздно забудется. Кот да и Фе-ай-та изрядно разбередили старую рану, только это все равно без толку. Ничего нельзя изменить или поправить. Джон чувствовал себя полным идиотом: надо же, купился на речи смертного и Фигуры Знания! Эх, если бы у него была такая же уверенность в правоте своего дела, как у остальных, то жить было бы значительно легче. Ибо сомнения, как камень на шее: все время вниз тянут.
   Они пили и вспоминали былые времена. У каждого была неимоверно большая по меркам людей жизнь. Жизнь, бьющая ключом, но все же несколько однообразная. Наверное, так кажется всякому, кто увидел и почувствовал все, что было только можно.
   Сделав перерыв на обед, они снова вернулись в номер Джона и просидели до двух часов ночи. Мастера, шатаясь и зевая, разбредались по соседним номерам, оставив Джона в прокуренной комнате, наедине с рядами пустых бутылок. Пройдет последняя ночь, а потом настанет последнее утро. Думать об этом не хотелось. К тому же, Джон для себя все уже решил.
  
  
   Глава 14
  
   Джон с трудом слез с кровати и пошел открывать дверь. Голова все же немного кружилась. "Незачем так ломится", - проговорил он, борясь с зевотой. На пороге стоял Мастер Душ: "Через пятнадцать минут выходим", - сказал он и тут же отправился к себе.
   Мастер Бездны зашел в ванную и залез под прохладный душ. Немного, но все- таки помогло. На часах было половина пятого. Выспаться, как всегда, не дали. Но делать нечего, такие дела - тоже по традиции - совершаются ранним утром, и сном придется пожертвовать. Он начал застегивать рубашку, но тут же спохватился. Он снял ее и повесил обратно на стул. Для подобных случаев существовала универсальная спецодежда. Мастер Бездны пристально посмотрел на костюм, и одежда стала менять свои очертания.
   Через пятнадцать минут все четверо встретились в коридоре. На них были одинаковые иссиня-черные доспехи, а на головах - рогатые шлемы. На поясе у каждого висел меч. Поверх доспехов были накинуты черные плащи, с вышитыми на них знаками Времени, Пространства, Души и Бездны.
  -- Так, все готовы? - спросил Мастер Душ.
   Остальные лишь молча кивнули в подтверждение.
  -- Тогда вперед, господа.
   Они спустились по лестнице, громко бряцая доспехами, но никто их не услышал - еще не время. При этом Джон, оступившись на крутой лестнице, чуть не полетел вниз, но Мастер Пространства успел таки его подхватить в самый последний момент. Племянник Вика спал за столом рецепшина, уткнувшись лицом в раскрытую книгу. А больше в гостинице в столь ранний час они никого не встретили. Выйдя на улицу, Мастера увидели своих коней. Четыре громадных черных красавца нетерпеливо ждали хозяев, переминаясь с ноги на ногу. Они, как и седоки, были очень похожи друг на друга, но все же несколько отличались. Правда, об этих, столь незначительных отличиях могли поведать разве что их хозяева.
   Залезая на лошадь, Джон был очень рад, что вчера применил силовой барьер. Сломанная после падения на всем скаку нога мучительно ныла при перемене погоды еще долгие годы.
  -- Ну, тронулись! - скомандовал Мастер Душ.
   Небо только-только начало светлеть. Запоздавшие звезды погасали одна за другой, а два больших глаза совсем потускнели. Четыре черных тени стремительно неслись по пустынным улицам, а из под копыт коней сыпались яркие искры. Ветер с нарастающим интересом пытался сорвать с их плеч плащи, а в небе между тем собирались тучи - черные громадины, похожие на сказочных великанов. За считанные минуты они заполонили весь небосвод до самого горизонта. Неуклюже двигаясь и переговариваясь гулкими раскатами грома, великаны неспешно прохаживались и кое-где можно был заметить отсвет от гигантской зажигалки, а затем услышать чей-то оглушительных кашель. Иногда от их сигарет летели искры, превращаясь в молнии. А потом тучам стало совсем скучно, и пошел снег.
   Белые пушистые хлопья летели целыми охапками. Снежинки кружились под музыку ветра в одним им только понятном танце, а падая, меняли свои белые праздничные платья на черные погребальные саваны. На земле и крышах домов стали скапливаться снежные шапки. Черные сугробы хвастались друг перед другом своими размерами и формой. Это выглядело зловеще, но неповторимо красиво. И весь мир был лишь белой полосой сверху и черной снизу. А между ними в безудержном полете мчались Черные Всадники. И ветер, запыхавшись, оставил их плащи в покое, поняв, что Всадников ему не догнать.
  -- Хорошая работа, - прокричал Мастер Душ, поравнявшись с Джоном.
  -- Старался, - улыбнулся Джон.
   Они скакали по пустынным улицам еще не проснувшегося города. Мимо мелькали сотни темных окон, сотни чьих-то жизней, которым скоро наступит конец. А город все еще нежился в постели, проводя свои последние часы в сладком забытьи. Пусть лучше будет так. Никто ничего не узнает, когда время остановится и пространство тихими скорбными шагами уйдет в Бездну.
   Город остался далеко позади, они мчались по пустынному шоссе. Очень уж не повезло бы какому-нибудь бедолаге-водителю попавшемуся по дороге. Всадники просто смели бы его на своем пути, оставив лишь кучку пепла. Но на шоссе было пустынно. И в покрывавшем его черном снегу оставались следы от раскаленных подков. Джон замедлил ход и постепенно перешел на легкую рысцу. Остальные последовали его примеру. Они свернули в подлесок около шоссе и, преодолев его, оказались на некошеном поле с холмом посредине.
  -- Вот мы и на месте, - сказал Джон, озираясь по сторонам. - Только холм стал немного больше.
  -- С появлением всех четырех Сила многократно возрастает, - сказал Мастер Пространства
  -- Похоже на гнойный нарыв, который вот-вот прорвет, - усмехнулся Мастер Душ.
   Всадники стояли на холме. Ветер совсем стих, а снег шел не переставая. Липкие черные потоки стекали с рогатых шлемов. Но никто не обращал на это никакого внимания. Каждый был сосредоточен на своих обязанностях и концентрировал внутри себя потоки Силы.
   Джон тоже накапливал Силу, чувствуя как энергия переполняет его, выплескиваясь наружу пока что легкими волнами. Но с каждой секундой Силы становилось все больше и больше, и она вырывалась наружу штормовыми валами. В небе, среди непроглядной тьмы грозовых облаков, стали чаще сверкать молнии. В голову Джону вдруг пришла совершенно дурацкая мысль, что если идет снег, то грома с молнией вроде быть не должно, но он быстро выбросил подобную чушь из головы. Сила была готова разорвать его по полам и вырваться наружу. Но выпускать ее все же было рано. Мастер Бездны дождался того момента, пока не начали летать в безумном танце маленькие искрящиеся огоньки. При их столкновениях друг с другом сверкали тоненькие молнии. И создавалось впечатление, что вокруг Джона постепенно сплетается искрящаяся сеть. Но вот Мастер Бездны вытащил из ножен меч и все частички энергии рванулись к нему, словно металлические стружки к магниту, исчезая от соприкосновения с лезвием. Когда последняя частица исчезла, меч запылал ослепительным белым огнем. Мастер Бездны чувствовал рукояткой сильную вибрацию. Он поднял оружие вверх и медленно направил прямо перед собой. Раздался оглушительный звон, будто сотни хрустальных фужеров одновременно упали на металлических пол.
   В месте, куда указывало острие, появилась маленькая черная точка. Она стала стремительно расти, превращаясь в гигантскую бездонную воронку, внутри которой с бешеной скоростью вращался вихрь. Вот она, Великая Иншай'а, воспетая поэтами. Прекрасная и уродливая, завораживающая и отталкивающая, все и ничего. Сейчас ее страшный зев раскроется от земли до небес и за работу примутся другие. Она росла и пела нежным женским голосом. Это был язык Первых, но смысл слов уловить было нельзя. Может, слишком сильно завораживала красота голоса, а может и суть песни было ничто, как и сама Бездна.
   Джону потребовалось приложить все свои усилия, что бы она не расширялась столь быстро. Ведь стоит лишь на миг ослабить путы, и она ринется на свободу, словно вода из прорвавшейся плотины. Черная воронка росла, а вихрь внутри нее был подобен гигантскому языку, который нетерпеливо ворочался во рту, предвкушая трапезу. Остальные Черные Всадники заворожено смотрели на работу своего коллеги. Хотя они и видели это уж далеко не в первый раз, но все же зрелище было потрясающее. И каждый раз в Бездне можно было разглядеть что-то, чего как будто бы не заметил в прошлый раз.
   И ни у кого из них даже не возникло предчувствия, что что-то не так. Мастер Времени, опьяненный входящей в него Силой, представлял себе стрелку огромных часов, вращающуюся с сумасшедшей скоростью и которую он вскоре должен будет остановить. Он был полностью поглощен Силой и с нетерпением ждал своей очереди. И ему не показалось странным, что вихрь в Бездне появился почему-то до того, как в этом мире остановилось время. Вихрь все ускорял свой бег против часовой стрелки, постепенно подбираясь к краю черной пасти. Но никто не обращал на это внимания. Ибо все были уверены в себе и остальных.
   Мастер Бездны еще крепче сжал рукоять меча. Вены на висках набухли от напряжения и по щеке потекли капельки липкого пота. Он резко вознес меч, и рука тут же бессильно опустилась. Гигантский вихрь радостно вырвался на свободу. И огромная черная волна накрыла всех четырех. Это была рука Бездны, вырвавшаяся на свободу. Она искала что-нибудь живое. Что-нибудь, что чувствует и дышит, но уже не принадлежит этому миру, потому что в душе давно поселилась маленькая частица Бездны. Холодная и прекрасная, но равнодушная ко всему, кроме себя сомой. И нет спасения тому, в ком Иншай'а признала себе подобных.
  
   "Как же болит голова!" - это была первая мысль, появившаяся в голове у Джона. Мастер Бездны был очень удивлен этому. Если есть боль, то значит есть чему болеть. И это могло означать только одно: ОН ЖИВ. Значит, все таки ничего не получилось, или кто-то в последний момент успел ему помешать. До последней секунды все шло очень хорошо. Никто не удивился слишком раннему появлению вихря. Каждый, как и он сам, был полностью поглощен Силой и мыслями о ней. На это и делал ставку Джон. Но может, все таки кто-то догадался, и в последний момент... А что бы он смог? Врата Бездны подчинялись только ему и остановить вихрь мог только он. Или все же кто-то, кроме него, мог это сделать?
   Джон попробовал пошевелить рукой. Рука по-прежнему сжимала меч. Он ясно чувствовал тепло рукояти. Но рука не двигалась. Все его тело словно онемело. Куда-то пропали все ощущения. Джон даже не мог понять, стоит он или лежит.
   Постепенно чувства начали возвращаться к нему и он понял, что лежит на земле лицом вниз. Он сделал еще одну попытку пошевелится и на этот раз ему это удалось. Он разжал левую руку и попытался облокотится. Правой руки словно и не было. Видимо, она была под туловищем и сильно затекла. Он приподнялся на левой и, встав на колени, сразу почувствовав приток крови в правую руку. Она стала нестерпимо болеть, но все же теперь ей можно было кое-как двигать. Он протер ладонями лицо, очищая его от черного талого снега, и открыл глаза. Уже совсем рассвело. И начался новый день. Такой не похожий на все предыдущие. Было очень пасмурно и довольно таки холодновато. Джон поднялся и огляделся вокруг, ища остальных. Он стоял на абсолютно ровной поверхности, лишенной растительности проплешине, которая раньше была холмом. Вокруг никого не было. Джон почувствовал сильное головокружение и сел. "Неужели все получилось?" - промелькнула сумасшедшая мысль. Он еще раз посмотрел по сторонам, а потом на пасмурное небо. "Так и есть. Все получилось." - стремительно пронеслось в голове.
   Он поднял с земли меч и всунул его в ножны. Первые мгновения восторга бесследно улетучились, уступив место довольно резонной мысли: "А что же дальше?". О том, что будет дальше, думать совсем не хотелось, потому как перспективы вырисовывалась безрадостные. Во-первых, он не выполнил приказ и полностью сорвал всю операцию. Во-вторых, он отправил вместо этого мира в Бездну троих Черных Всадников - лучших Фигур Света. Какое наказание его за это ждет, даже и представить трудно. Наверняка, сам Дай-мэ-рак явится на суд, и он предстанет перед ним, закованный в кандалы. "По крайней мере, хоть раз Его увижу", - подумал Джон.
   Скрываться было делом бесполезным да и постыдным. Он сам должен прийти с повинной. Правда, в Чертог Света он войдет с гордо поднятой головой и в случае, если ему предоставят возможность сказать что-нибудь в свое оправдание, он не станет молчать. Джон хотел было открыть Ворота Перемещения, как подумал, что не мешало бы кое с кем попрощаться. Вряд ли потом у него появится такая возможность. За все в этой жизни нужно было платить. И не Дай-мэ-рак карает и вознаграждает людей, а сама жизнь. Потому что все всегда возвращается на круги своя. И это такой же вечный закон, как бесконечная борьба Света и Тени. Закон, который создал Дай-мэ-рак, чтобы никто не остался ни обиженным, ни неотомщенным.
   Джон совершенно не представлял, где ее искать. Он даже не удосужился спросить у Фе-ай-та, где она живет. Хотя, возможно, поиски будут бесполезны, потому что она ушла из этого мира. Но попробовать стоило. У Мастера Бездны почти не осталось сил. Но все же самая маленькая частица Силы все еще жила внутри него, и ее хватило бы для последнего дела. Если она еще в этом мире, то он сможет до нее добраться, в какой бы его части она ни была.
   Джон закрыл глаза и постарался в мельчайших подробностях воссоздать в памяти ее лицо. Это оказалось нелегко. Силы были на исходе и голова болела немилосердно. Он постарался сосредоточится и отбросить прочь усталость и боль, думая лишь о ней. Черты ее милого личика стали постепенно проступать в сознании. Сначала возникли глаза, он помнил их лучше всего, затем и лицо. Она смотрела и по обыкновению хитро улыбалась. Джон открыл глаза и понял, что стоит перед дверью самой обычной городской квартиры.
  
   Глава 15
  
   Джон уже секунд тридцать не отрывал палец от дверного звонка. "Ну, давай, подойди и открой дверь. Бесполезно, скорее всего она ушла. Но почему же тогда я перенесся именно сюда?" Он отпустил кнопку и присел, прислонившись к стене. Все было совсем не так, как он хотел. Джон надеялся, что она поверит в него и будет ждать, но она ушла. Просто решила не рисковать. Да и кто бы на ее месте поступил по-другому?
   Дверь бесшумно отворилась и на пороге появилась Фе-ай-та в домашнем халате. Вид у нее был очень сонный. Она зевала, прикрывая рот маленькой ладошкой. Посмотрела на Джона сверху вниз и усмехнулась.
  -- А, это ты. Чего пришел в такую рань? Еще раз попробовать меня уговорить уйти?
   Джон был ошарашен. Она просто беспечно спала. Спала, ничего не подозревая о том, что сейчас происходит. Или, может, она так и не приняла все это всерьез? Просто поразительная беспечность! Джон долго не мог сказать ни слова, но наконец собрался с мыслями и выразил все, что думал всего лишь двумя словами: "Апокалипсис отменяется!".
   Фе-ай-та посмотрела на него. Ее глаза ровным счетом ничего не выражали. Казалось, будто они смотрели сквозь него и даже сквозь стену, на которую он облокотился спиной.
  -- Заходи, - еле слышно сказала она.
   В квартире было уютно, сразу видно, что здесь похозяйничала женщина, хотя все довольно скромно: старенькая мебель, белоснежные шторы, полка с книгами. А на стене картины. И с первого взгляда ясно, кто был их автор.
  -- Я сейчас, - сказала Фе-ай-та и ушла на кухню.
   Он присел на диван, который сразу продавился под тяжестью доспехов. Он уже пожалел, что явился к ней в таком виде: с кучей железок на теле и весь заляпанный грязью. Впрочем, об этом он тогда не думал - была очень небольшая вероятность, что вообще он сможет ее найти.
   Вернулась Фе-ай-та, принесла кофе. Джон проглотил горячий напиток залпом. Он еще раз взглянул на картины:
  -- А ты, я вижу, все рисуешь.
  -- Рисую. А вот ты, наверняка, стихи уже не пишешь.
  -- Да, ты права. Некогда, да и не получаются такие, как раньше. Но тебе все равно не нравилось.
  -- Опять ты сам додумываешь. Просто про такие вещи не говорят... Ну, рассказывай.
  -- Что рассказывать?
  -- Я не знаю, ты же пришел, а не я.
  -- Да что тут можно сказать, кроме того, что конца света не будет. Я вместо этого мира отправил в Бездну троих Черных Всадников. Прежде всего я это сделал, потому что сам этого хотел. А насчет тебя... Признаться, я был сильно удивлен, увидев тебя заспанную и в халате. Просто поразительная беспечность.
  -- Я думала, что вы как минимум неделю пропьянствуете.
  -- Такие дела никогда не откладываются. И потом, мы за один день выжрали столько, что и за неделю не выпьешь... Ну, что скажешь?
  -- Да нечего тут уж сказать. Хотя подожди... Ты сказал, что сделал это ради себя. Чтобы совесть не мучила, или я ошибаюсь?
  -- Не знаю. Совесть - понятие абстрактное. Понимаешь, на тему почему я сделал так, а не по-другому, можно говорить до бесконечности. Скажем, я просто это сделал. И еще... Я тут с одним человеком пообщался. Ты наверное давно здесь живешь и знаешь его. Все называют его Котом.
  -- Знаю. Я долго жила в этом городе, ожидая пока ты прибудешь к Месту Силы.
  -- Так вот, мы с ним долго разговаривали на ту же тему, что и с тобой. И он мне сказал поразительную вещь: "Пускай я заслужил такой конец, но есть и другие." Если хотя бы один человек понял это, то уже не стоит разрушать этот мир. Но я видел и других хороших людей. Их немного, но они все-таки есть. И... ты тоже в чем-то права. Конечно, борьба Света и Тени неизбежна, но это же только Игра. И так хотелось бы, что бы в ней не было настоящих убитых.
   Она молчала. Джон встал и направился к выходу.
  -- Куда же ты теперь?
  -- Я иду к Нему. Мне кажется, что каждый должен отвечать за свои поступки. Хорошо ли, плохо ли я сделал, но, тем не менее, я нарушил приказ.
  -- Они тебя убьют.
  -- Возможно это будет справедливо. Но я попробую объяснит Ему...
  -- Ты не понял. Нет никакого Дай-мэ-рака. Есть только твоя совесть. А убьют тебя те же Фигуры Света.
  -- Посмотрим, - он улыбнулся, - Знаешь, наверное, я тебя не люблю, потому что если бы любил, то остался.
  -- Ты ошибаешься. Ты уходишь только потому, что любишь меня. Хотя это трудно понять даже тебе самому. А я вот, действительно, тебя не люблю, потому что не пойду с тобой. Прощай.
  -- Может быть, еще встретимся. Я всегда говорил тебе, что две кривые неизменно где-нибудь пересекутся.
  -- Наши точно уже нет.
  -- Увидим, - усмехнулся Джон и ушел.
  
   Он шел по прямой Дороге, уходящий за горизонт. Вокруг зеленела изумрудная трава, а в небе не было ни облачка. В этом месте никогда не светило солнце, и не появлялась луна в окружении звезд. Здесь всегда был день и никогда ничего не менялось. Лишь ярко-зеленая трава, голубое небо и Дорога, уходящая за горизонт. По Дороге этой могли ходить только Первые, путешествуя из мира в мир. И хотя Дорога была одна, для каждого был свой путь и здесь никогда не встречались случайно. Только, если очень хотели кого-то увидеть или идти с кем-то вместе. В этом месте было всегда удивительно тихо. Ветер не смел потревожить даже самую маленькую травинку. И все, кто когда-либо шли по Дороге, могли думать только о ней, потому, что Дорога всегда была только одна, а идешь ты по ней только туда, куда хочешь сам.
   Время над этим местом было не властно. И поэтому Джон никак не мог себе представить, сколько же времени он по ней идет. Может быть, десять минут, а может -целое тысячелетие. Он, как всегда, думал о Дороге и о том, куда хочет попасть, а Дорога все не кончалась, уходя все дальше и дальше за горизонт. Наконец, Джону расхотелось куда-либо идти и он сел на обочине и стал ждать, сам не зная чего.
  -- Почему ты остановился? - спросил его громкий голос сверху.
  -- Не знаю, - пожал плечами Джон, - Я хотел увидеть Того, кому я служу.
  -- Зачем? - поинтересовался голос сверху
   Джон задрал голову, чтобы увидеть, с кем же он разговаривает. На безмятежно гладком полотне неба почти во всю его ширину проступали контуры лица. Это лицо сразу показалось Джону удивительно знакомым. И тут его осенило. Сверху на него смотрело отражение его собственного лица, только уж очень большое. Джон в изумлении смотрел в небо, словно в воду кристально чистого озера, наблюдая как лицо в небе в точности повторяет всю его мимику. У него был такой же растерянный вид и грустные глаза.
  -- Я кажется задал тебе вопрос: зачем?
   Джон встал на колени:
   - О, Великий Дай-мэ-рак! Я не выполнил твой приказ, я не разрушил тот мир, в который ты меня послал. Я убил лучших твоих Фигур.
  -- Ты сожалеешь о том, что ты сделал?
  -- Мне стыдно, что я не выполнил приказ, но я не жалею о том, что я сделал. Мне хотелось бы многое объяснить людям. Хотя бы тем немногим, которые захотят меня слушать. Незачем им вставать под боевые знамена, какого бы цвета они не были. Для человека должно существовать лишь знамя здравого смысла и совести. А еще у него должна быть цель. Но для этого нужно очень много сил, а главное, время. И я верю, что тот мир тоже можно изменить...
  -- И что же ты хочешь от меня?
  -- А разве ты не покараешь меня за то, что я ослушался тебя?
  -- Ты, кажется, забыл, что я наделил всех без исключения свободой воли. И тебя тоже. Как же легко разрушить, и как же тяжело снова что-то сотворить. Я долго наблюдал за вами четверыми. И ждал, когда же у вас достанет храбрости спросить меня, зачем же это нужно. Я надеялся, что кто-то из вас когда-нибудь все же захочет что-то изменить. Конечно, умертвить смертельно больного - тоже выход, но если найдется хотя бы один, кто захочет его лечить, то почему бы ему не дать шанс? Кто знает, может у него что-нибудь и получится. А что касается остальных, то равнодушные Фигуры Света - это уже не Фигуры Света. Я не разочаровался в тебе. Многие нарушают заповеди и не исполняют приказы, и даже не думают об этом. Среди моих Фигур такие тоже есть. Никто не может избежать ошибки, разве только я. Но признаться в ней никогда не бывает поздно.
   Мастер Бездны стоял на коленях и слезы стекали по его щекам. Он плакал первый раз в своей жизни. Ему хотелось, хоть что-нибудь сказать, но сказать было нечего. Дай-мэ-рак существовал, и это было ясно. Когда Он посвящал его в Черные Всадники, то виден был лишь яркий свет. А сейчас он видел свое лицо. Ведь все в этом мире всегда представляется таким, каким ты его хочешь видеть: со Всадником говорила его совесть.
  -- Прощай же, Мастер Бездны. А напоследок я исполню для тебя любую просьбу.
  -- Я хочу стать человеком, чтобы понять людей, научиться чувствовать то же, что и они. И быть может, тогда я смогу им помочь.
  -- Ты просишь невозможного. Ты бессмертен от рождения и тебе некуда идти после смерти. Но пусть будет по-твоему. Ты будешь рожден человеком, и каждый раз, умирая, будешь рождаться, а потом стареть вновь. Ты будешь испытывать все, что человек может испытать за свой короткий век. И ты станешь одним из них, почти одним из них. Я забираю твое старое имя и все, что было связано с ним. А взамен даю тебе новое: Ай-шама, что значит Изгой. Ты будешь вечно скитаться средь миров и нигде тебе не будет приюта. Ты станешь чужим и для бессмертных, и для людей, потому что будешь вечно стоять между ними. И заметь, ты сам выбрал этот путь.
   Джон снова шел по Дороге. И на этот раз он не знал, куда идет. Дорога сама вела его. Кто знает, сколько Первых прошло по ней и скольким суждено пройти еще множество раз? Дорога существовала с самого начала времен. И ей было виднее, куда вести того, кто по ней шел. Джон твердо ступал, старясь смотреть только вперед. Ему было все равно, куда идти, лишь бы там были люди. Он шел, и с каждым шагом чувствовал, как очертания окружающего мира начинают растворятся в густой дымке тумана. А где-то вдалеке плакал младенец, первый раз в жизни вдохнувший своими легкими воздух.
   Эпилог
  
   Странным было это летнее утро. Как многие вспоминали впоследствии, на рассвете их охватило странное щемящее чувство. Люди просыпались, тщетно стараясь вспомнить страшный сон, который их так напугал. Необъяснимая тревога и страх овладевали тогда людьми по всему миру. Многие звонили друзьям и родственникам и делились своими ощущениями. Среди них были и те, которые за много лет впервые позвонили своим родителям, чем несказанно их удивили. Почему-то в памяти всплывали старые, давно забывшиеся грехи, и многие чувствовали стыд и раскаянье. Были и те, кто вообще не спал последние две ночи. Постигшая мир катастрофа до сих пор отзывалась горем в сердцах людей. За день до того странного утра потерпели аварию сотни самолетов. Тысячи людей потеряли родных и близких. Еще больше погибло от падения на их дома "огненных птиц". Точное число жертв и объем разрушений сразу было не установить, но и без того понятно, что они исчислялись многими тысячами. Ученые и официальные лица выдвигали множество версий. Самой распространенной из которых был версия о глобальной магнитной буре, которая нарушила работу навигационных приборов. Во всех странах мира был объявлен траур по погибшим и вывешены черные флаги.
   Самые странные события произошли в одном небольшом городке. Вопреки всем законам природы и прогнозам синоптиков в разгар лета пошел снег. Самым невероятным было то, что снег этот был угольно-черного цвета. Но как только разошлись тучи и выглянуло солнце, снег начал таять и немногим посчастливилось увидеть это необычное зрелище. Это событие породило множество разных слухов и сплетен. Говорили, что в этот день в Центральном Храме города начали кровоточить иконы. Длилось это, правда, не очень долго. Хотя, как ни странно, в это утро в храме было очень много людей. И все как один утверждали, что лики святых и Спасителя действительно плакали кровью.
   Многие жители города, чьи дома расположены в центре, рассказывали, что рано утром слышали громкий стук копыт на улице. Некоторые даже утверждали, что видели, как за окном очень быстро промелькнули силуэты всадников, одетых в старинные рыцарские доспехи. И многие, слушавшие эту историю, почему-то верили ей. Хотя Вик, хозяин гостиницы почти в самом центре города, утверждал, что ничего необычного не слышал. В эту ночь ему впервые за долгие годы приснилась покойная мать и он долго ворочался в своей постели и снова заснул только на рассвете.
   В это утро Кот проснулся раньше обычного. Всю ночь его преследовали кошмары, но вспомнить хотя бы один из них он не смог. Его жена, услышав, что он уже проснулся обняла его и расплакалась.
  -- Что с тобой? - спросил Кот.
  -- Котик, милый, мне снился очень страшный сон этой ночью.
  -- Что же тебе приснилось?
  -- Как будто все мои друзья и родные умерли. И ты тоже умер. А я осталось совсем одна.
  -- Все хорошо. Это был всего лишь сон, - успокаивал ее Кот, глядя по голове, словно маленького ребенка.
   На работу ехать не хотелось. При одной мысли, что сегодня ему снова придется с головой окунуться в грязь, Кота передернуло. Странно, таких мыслей у него никогда раньше не возникало. Но он был не из тех, кто поддается сиюминутным капризам. Поэтому, после завтрака он сразу же отправился к себе в контору. По дороге его не переставали терзать странные ощущения. Какие-то смутные воспоминания о встрече с кем-то. То ли обрывки ночных кошмаров, то ли что-то, что он забыл. Машина Кота ехала по загородной трассе. Лесистая местность перемежалась полями. Кот отрешенно смотрел на дорогу. Вдруг что-то неясное заворочалось внутри него, что-то требуя, к чему-то побуждая. Эта непонятная сила заставила его остановить машину. Кот свернул на обочину.
   Странное место. Местные жители рассказывали про него разные байки. Почему он остановился здесь? В памяти снова всплывали какие-то смутные воспоминания. Коту показалось, что он уже останавливался здесь совсем недавно. Но что ему могло здесь понадобиться?
   Кот вышел из машины и осмотрелся. В поле вела широкая полоса примятой травы. Кот подошел поближе. На машину не похоже. Это словно... Внезапная сумасшедшая мысль пронеслась в голове Кота. Словно здесь проскакали лошади. Но не одна, а несколько. Кот решил пройтись и выяснить, куда ведет след в траве.
   Его догадка оказалась верна, он несколько раз натыкался на совершенно отчетливые следы копыт. Полоса примятой травы обрывалась в подлеске, а затем снова возобновлялась. Трава была мокрой, ботинки Кота промокли насквозь. Но он, не обращая на это внимания, продолжал идти. Странно, может быть он что-то перепутал, но здесь должен был быть небольшой холм. Ему приходилось бывать в этом месте, правда, очень давно. Но холма словно никогда и не было. След обрывался совершенно неожиданно и дальше зияла черная проплешина. Будто бы неизвестные всадники, доехав до того места, где был холм, провалились сквозь землю вместе с ним. Кот возвращался к машине, удивляясь почему его вдруг понесло в поле. Он открыл дверь, сел и хотел завести мотор и тут его словно прорвало. В памяти неожиданно стали проступать события, которых, как он думал до этого момента, никогда не было.
   Была пятница, утро. Все началось с того, что к нему пришел Вик. Затем он ехал, чтобы встретиться... Встретиться с каким-то человеком. Джон. Черный костюм, добрые глаза. Пистолет в руке, дуло направлено в голову сидящему рядом человеку. Кот зажмурил глаза и обхватил голову руками.
   "Подождите, Джон. Я хочу сказать вам кое-что напоследок. Понимаете, тогда, в машине, ну когда вы заснули. Я вас хотел застрелить. Правда, я не думаю, что это причинило бы вам какой-нибудь существенный вред. Но все же я этого не сделал. Знаете, почему?"
   "Почему?"
   Кот застонал. И крепче сжал руками виски.
   "Котик, а все же, кто был тот человек?"
   "Какой человек?"
   "Ну тот, что был у нас в гостях".
   "У нас в гостях? Когда?"
   Кот все сидел в машине, беззвучно шевеля губами. Затем на лице появилась еле заметная улыбка, и он прошептал: "Спасибо тебе!" Завел двигатель и, развернувшись прямо посреди трассы, поехал обратно домой.
  
  
  
   Москва 1999-2001 гг.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"