Соловьёв Михаил Юрьевич
Рыбка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Испокон веков речные гномы жили и процветали на берегах Темзы. Но с приходом паровых технологий в Лондон река становится грязной и мёртвой. Шестерня - единственный из своего народа, кто остался здесь. Рыбы больше нет, но каждый день он запускает в грязную воду свой шедевр - механическую рыбку, пока однажды не понимает: пора отпустить прошлое.
  Темза встречала очередной рассвет без особого энтузиазма. Мутная, словно отработанное масло, вода лениво катила к морю отбросы великого города: тряпьё, дохлую живность, стоки с красилен, и всё это под слоем угольной пыли с бесконечного потока барж. Над рекой висел запах костров, смешанный с химической горечью заводских шлаков и сладковатой вонью гниения. На противоположном берегу сквозь туман проступали силуэты труб - целая армия кирпичных столбов, изрыгающих чёрный дым в небо, давно забывшее, что такое синева.
  Шестерня сидел на своём обычном месте - покосившемся деревянном причале, что когда-то принадлежал его соседу-лодочнику. Старый стримлинг - а простыми словами, речной гном, - опирался спиной о почерневшую сваю, вытянув ноги и с удовольствием разминая затёкшие пальцы. Одежда на нём была опрятной, хоть и старой: повидавший жизнь синий жилет, голубая рубаха с заштопанным локтем, потёртые штаны, заправленные в высокие сапоги. Седая и жёсткая борода Шестерни была подстрижена ровно и перехвачена у подбородка медным кольцом.
  Гном достал из кармана жилета свёрток и бережно развернул его. На ладони тускло заблестела латунь. Его любимая механическая рыбка.
  Рыбка была изготовлена настолько искусно, что иной простак легко бы перепутал её с настоящей. Это был своего рода opus magnum Шестерни, который на своём веку создал немало диковинок. Каждая чешуйка была выточена отдельно и с ювелирной точностью собрана в единый покров тела. Под чешуёй скрывался стальной каркас со сложным часовым механизмом, а хвост и плавники на шарнирах создавали ощущение того, что эта рыбка по-настоящему плывёт, а не просто барахтается.
  Для создания глаз Шестерня использовал крошечные стеклянные бусинки, которые - как тут обойтись без гномской магии - позволяли находить ей путь даже в самой мутной воде. А особый лак, сваренный по старинному рецепту стримлингов, защищал латунь от любой воды - хоть пресной, хоть солёной.
  Из другого кармана гном извлёк маленький ключик на цепочке и вставил в отверстие на животе рыбки. Раз, два, три. Послушный механизм щёлкнул, тонко запел, и плавники малышки затрепетали.
  Шестерня наклонился над водой и аккуратно опустил рыбку, которая тут же понеслась вперёд, оставляя за собой тонкую дорожку среди грязи.
  Когда-то этот ритуал сопровождался раскуриванием трубки, но после 'Великого Лондонского зловония', как называли это местные, гном принципиально решил перестать загрязнять воздух - и свои лёгкие. Тогда Шестерня обратился к музыке.
  Вот и сейчас гном вытащил глиняную, потемневшую от времени окарину и взял несколько пробных нот. Провожая рыбку взглядом, он тихо пробормотал:
  - Ну что, красотка? Посмотрим, что нам сегодня даст река.
  
  ***
  
  Сыграв пару старых гномских песен, Шестерня отправился проверять свои латанные-перелатанные сети. В одних запуталась тощая рыбёшка, которая отправилась в садок, в остальных - пусто. В былое время речные гномы только за утро могли вытаскивать по несколько щук в человеческую руку толщиной, а к каждой щуке - по паре налимов. Рыбный рынок приносил хороший доход, а остатков добычи семьям стримлингов хватало с большим запасом. Нынешний же улов гарантировал лишь скудный завтрак.
  Через полчаса механическая рыбка вернулась. Старик наклонился, подхватил её и сразу же тщательно протёр тряпкой, попутно проверяя шарниры.
  - Не твоя вина, - сказал он рыбке, словно та могла его услышать. - Рыбы-то нет. А ты работаешь как надо.
  Он снова завёл механизм и опустил рыбку в воду.
  Рыбалка давно перестала кормить. Те жалкие рыбёшки, что попадались в сети скорее случайно, нежели с помощью механической рыбки-приманки, годились только на похлёбку. Но Шестерня не голодал. Руки помнили ремесло - и он наловчился делать игрушки. Заводные, машущие крыльями птички, прыгучие лягушки, змейки. Каждую неделю он относил их старьёвщику, а тот всегда брал - не за большие деньги, но отовариться на местном рынке хватало.
  Гномские игрушки пользовались спросом: дети любили их, но не щадили. Тонкие механизмы детского любопытства не выдерживали и ломались, родители выбрасывали их и покупали новые. Шестерня знал это, но не обижался. Он делал их хорошо, но не вкладывал в них душу. Для души у него была рыбка.
  
  ***
  
  Механическая рыбка двигалась под водой плавно, чувствуя ритм течения. Гном смотрел на волны и вспоминал, как два века назад стоял на этом же самом месте, будучи даже ещё не Шестернёй, а Шестерёнкой, мальчишкой-гномом с грязными руками и жадными глазами. Имя ему дал отец-мельник, работавший на водном колесе: 'Будет сын - Шестерня. Чтоб руки были золотые, и чтоб легко чинил всё, что сломалось, а не ковырялся, как батя'.
  Шестерёнка была символом мастерства и штучной работы - тогда входили в моду механические часы, каждая деталь которых делалась вручную. Если б только родители знали, что уже через сто пятьдесят лет шестерёнками будет завален весь Лондон. Что их будут штамповать тысячами на фабриках - дешёвые, одинаковые, которые проще выкинуть, чем чинить. Несмотря на это, Шестерня гордился своим необычным для речного гнома именем.
  Так вот, он стоял на причале, а рядом на складном стульчике восседал дядька Багор, обучавший пацана рыбацкому ремеслу. В руках тот держал деревянную учебную рыбку с плавниками и хвостом из проволоки.
  - Смотри, - сказал дядька, тыкая пальцем в воду. - Видишь, как движется рыба?
  По чистой - речные боги, какой же чистой! - воде скользили окуни и плотвички.
  - Это не просто хвостом туды-суды, - двигал проволочный хвост своими толстыми пальцами дядька. - Это ритм! Вода - живая, она дышит, течение - её дыхание. Рыба это чует. И если ты мастеришь приманку - она тоже должна чуять! Сечёшь?
  Шестерёнка послушно кивал. Вокруг слышались голоса стримлингов, чинивших сети, их смех, стук молотка в мастерской за спиной. Пахло рыбой, речной тиной - чистой, живой, а не этой покрытой угольной пылью мертвечиной.
  - Запомни, паря - сказал дядька, опуская в воду приманку. - Если делаешь приманку, делай так, чтобы она понимала, для чего живёт. Объясни своей рыбке, что её удел загонять крупную рыбёху в твои сети. Учи её. И уважай ремесло.
  
  ***
  
  Шестерня протёр глаза. Рыбка плавала в мутной воде, следуя известному лишь ей одной ритму, точь-в-точь как учил Багор. Вздохнув, гном достал из своего безразмерного кармана моток бечёвки и принялся латать сети. Пальцы двигались сами - столько раз это делал, что и думать не надо.
  Мимо по берегу шли двое рабочих в грязных куртках и громко что-то обсуждали. Они прошли в трёх шагах от Шестерни и не зацепили его даже взглядом, словно причал был пуст.
  Люди и раньше не слишком замечали стримлингов - маленький скрытный народец, живущий своей жизнью на берегу Темзы и её многочисленных притоков. Но тогда хоть приходили за помощью - подсмолить лодку, заговорить крючки, вернуть со дна пропажу. Нынешняя Темза рыболовов уже не привлекала.
  Занимаясь починкой, Шестерня смотрел вокруг. Рыбный рынок давно исчез, теперь на его месте стоял склад. Кирпичный, широкий, как сейчас строят, с грязными окнами. Чуть дальше, на том месте, где стримлинги собирались по вечерам, выросла свалка. Битые ящики, ржавое железо, вездесущий угольный шлак... На противоположном берегу чадили трубы новой фабрики.
  Шестерня закончил ремонт и поднялся. Колени ныли: старость - не радость! Он прошёлся вдоль берега ещё немного, собирая коряги для растопки. Нашёл вдобавок пару сухих досок от разбитой лодки, на вечер хватит.
  Потом он вернулся к причалу и сел на край. Рыбка вернулась, и Шестерня подхватил её рукой.
  - Ты бы видела, какие щуки тут водились, - сказал он, глядя на рыбку. - Вот такие.
  Показал руками - по локоть. Рыбка смотрела на него немигающими глазами-бусинами.
  - Да не вру, клянусь! И голавли - во! А, бывало, выковыряешь засевшего в яме сома, огромного, ммм...
  Он помолчал, глядя на воду и смакуя воспоминание.
  - Теперь и лягушки передохли. Помнишь лягушек? - Он осёкся, усмехнулся. - Ладно, хоть ты со мной осталась.
  
  ***
  
  Приманки раньше играли скорее ритуальную роль. Рыба сама шла, её было столько, что сети трещали. Лосось поднимался из моря каждую весну, стримлинги жмурили глаза - так блестели спины этих благородных рыб на перекатах. Угорь жирный, с руку толщиной, прятался в корягах. А осётры... осётры были редкостью даже тогда, но Шестерне удалось повидать одного - огромного, длиной с лодку. Дядька Багор тогда сказал: 'Не трогай, это королевская рыба, нам ловить такую нельзя'.
  Шестерня достал из кармана чёрствый кусок хлеба и принялся жевать его, смотря на реку. Рыбка отдыхала в мягком, выделенном специально для неё кармане жилета.
  Время близилось к полудню. Солнца на затянутом смогом небе почти не было видно, но стало чуть светлее и теплее. Неподалёку медленно пришвартовывалась угольная баржа. Речной гном сжал кулаки. Как же он их ненавидел!
  Рабочие взялись за лопаты и начали сбрасывать груз - пыльный угольный шлак - за борт. Они спешили и то и дело сыпали уголь в воду, которая на глазах превращалась из просто мутной в чёрную. Шлак шипел, оседая на дно, туда, где недавно плавала рыбка.
  Наконец, баржа отчалила. По поверхности воды плыли чёрные хлопья.
  Шестерня потрепал рыбку в кармане:
  - Извини, красотка... Не самое чистое место я тебе нашёл. Кажется, на сегодня твой день закончен.
  
  ***
  
  Дома Шестерню ждала работа. Редкий случай - игрушку ему специально заказали. Гном трудился над ней четвёртый день: заводная мышка из листовой меди, наверняка для мальчугана из богатой семьи. Внутри помимо обычного механизма Шестерня поставил крошечные стальные пластинки. Когда мышка бежала, они тёрлись друг о друга, издавая тонкий писк - почти как настоящий. Оставалось чуть доделать и выставить баланс, чтобы игрушка не заваливалась на бок.
  Раньше гном делал всё это быстро, но пальцы уже не те, приходилось перепроверять каждое движение. Но эта ювелирная работа сулила огромное по меркам Шестерни вознаграждение, целый фунт стерлингов - столько он обычно зарабатывал за месяц.
  Шестерня медленно шёл вдоль берега, прихрамывая на левую ногу - старая травма, которую он получил по молодости, во времена безумного короля Георга. Мимо мчались люди - торопились, кричали, смеялись. Мир крутился, не замечая старого гнома.
  Когда-то здесь его соплеменники устраивали праздники. Они собирались здесь семьями, разводили костёр и жарили рыбу. В центре всегда восседал старый Сом, он курил длинную трубку и рассказывал удивительные истории. Сколько ему было - четыреста лет? Пятьсот?
  Стримлинги жили и процветали на этих берегах ещё до прихода римлян. Теперь здесь пусто. Одни сбежали на материк, другие - за океан, в поисках лучшей жизни. Третьих сожрал новый, неуютный Лондон.
  Шестерня смахнул слезу и продолжил путь.
  
  ***
  
  Жил Шестерня в хижине, прилепившейся к старому каменному зданию у воды. Стены из досок, крыша из толя, но внутри сухо и чисто. У окна стоял верстак, по сторонам от него - полки: слева - снасти, справа - посуда и инструмент. Напротив двери - массивный очаг. В углу примостилась узкая кровать с шерстяным одеялом, рядом вешалка для одежды - вот, пожалуй, и всё. Снаружи, под навесом, висел рукомойник, а рядом - бочка с дождевой водой, без которой в этих местах просто не выжить. На верстаке под тряпицей лежала недоделанная мышка.
  Шестерня сел за работу, положив свою рыбку на видное место. С игрушкой пришлось провозиться до вечера: последняя шестерёнка - крошечная, с ноготь гномьего мизинца - никак не хотела вставать в пазы. Наконец, мышка была собрана. Гном поставил её на пол, завёл и несколько минут любовался, как та нарезает круги по хижине и забавно пищит.
  Потом довольный собой Шестерня подкинул в камин деревяшек и принялся варганить суп из пойманной рыбёшки с куском луковицы. Поел, вымыл миску, стянул жилет и завалился на кровать. За окном несла воды равнодушная Темза. Кричали чайки, вдалеке, на заводе, гудел паровой свисток, оповещавший рабочих о конце смены.
  Заснул усталый Шестерня быстро. Он даже свечи тушить не стал - пусть попляшут огоньки, какое-то время на мелочах можно будет не экономить. Гном смотрел тени, пляшущие на потолке, и не заметил, как пришёл сон. Как всегда, снилась ему чистая река, полная рыбы.
  
  ***
  
  Утро было таким же серым, как вчера, и позавчера, и все остальные дни. Шестерня по привычке проснулся с рассветом - хотя, честно говоря, спешить ему было некуда. Умылся, позавтракал остатками ухи, положил в один карман мышку, в другой - рыбку и вышел из дома. Перед визитом к старьёвщику он планировал запустить рыбку пару раз - вдруг сегодня река будет доброй к нему?
  Гном доковылял до причала и увидел внизу что-то светлое. Он спустился посмотреть поближе и замер. Участок берега был завален мёртвой рыбой, в основном крупными, по паре фунтов весу, окуньками. Брюхо окуней было вздуто, чешуя потускнела, а из жабр сочилась тёмная слизь. И глаза - мутные, неживые.
  Шестерня присел рядом, осторожно взял рыбу в руки. Отравленная... Видать, где-то вверху был большой сброс дёгтя или аммиака, и уже умирающую рыбу принесло ночным течением. Гном видел подобное сотни раз за последние годы, но впервые - так много. И Шестерня искренне не понимал, что у него, речного гнома, давно не получается выудить что-то приличное, но заводская химия, наоборот, не щадит самый крупняк.
  Употреблять в пищу этих окуней, разумеется, было невозможно.
  Гном выкопал ямку подальше от воды, перетаскал туда рыбу, засыпал песком и придавил сверху камнем. Постоял, прошептал старую молитву. И добавил:
  - Простите... Не уберегли...
  Потом Шестерня вернулся к причалу и извлёк из кармана свою рыбку. Он погладил её по чешуе, ощутив холодный приятный металл.
  - Хорошо, что ты механическая. Тебе хоть не больно.
  Завёл и опустил в воду. Латунь заблестела в мутной толще, и казалось, это единственное живое существо, что двигалось в этой реке.
  Он достал окарину и заиграл прощальный рыбий гимн. Сколько ещё он будет бродить здесь и ловить рыбу, которой нет? Год? Два? Десять? Шестерня не был глубоким стариком, но двести лет - уже почтенный возраст для стримлинга. Отец умер в сто пятьдесят, Багор - под двести. Сом был долгожителем, но Шестерня понимал, что жизнь того прошла в те времена, когда небо было голубым, реки - чистыми, а магия потоками струилась в воздухе. Если не считать Сома, Шестерня пережил всех.
  И зачем? Чтобы сидеть на берегу мёртвой реки и копать рыбам могилы?
  
  ***
  
  Предаваясь раздумьям, Шестерня слишком поздно сообразил, что рыбка не вернулась в положенное время.
  Он метался по берегу, всматриваясь в мутную воду. Ничего - ни движения, ни блеска латуни.
  - Эй, красотка? Ты где?
  Паника - глупая, какая-то детская - сжала горло. О том, что при желании он сможет себе сделать другую, Шестерня даже не думал. Это была его рыбка, единственная.
  Он стянул жилет, штаны, и вошёл в воду. Ледяная стихия приняла его как своего. Дно было склизким, ноги скользили и постоянно натыкались на какие-то осколки и обломки.
  Гном шёл вдоль берега, обследуя по пути каждую корягу, камень или клок прилипших к сваям водорослей. Холод пробирал до костей, сердце колотилось, но он продолжал поиски и уже морально готовился к следующему этапу - обследовать дно.
  Но нырять не пришлось. Далеко от причала, меж двух гнилых брёвен, в спутанном клубке водорослей, тряпья и ила Шестерня обнаружил свою прелесть. Рыбка зацепилась за обрывки ткани и запуталась, а молотящий воду хвост, вдобавок, помог увязнуть ей ещё глубже. Плавники рыбки были острые и легко разрезали всё, кроме металла, но такое случилось в первый раз.
  Дрожащими руками Шестерня распутал своё сокровище, прижал к груди и выбрался на берег. Его трясло, зубы стучали, вода стекала с одежды и бороды. Речные боги, как же холодно.
  Кое-как он доковылял до дома, повесил бельё на просушку и устроился голышом у пышущего жаром камина. Рыбка была заляпана илом, с виду целая, но механизм на ключ не реагировал. Ещё чего не хватало!
  - Извини, красотка, - сказал он рыбке. - Починим. Я в тебе каждую пружинку знаю.
  
  ***
  
  Рыбку Шестерня всё-таки починил, хотя пришлось повозиться. Вечером он лежал на кровати, слушая чаек, и размышлял.
  Что дальше? Завтра он придёт к причалу, запустит рыбку, она снова застрянет. Ну ладно, не завтра, так через неделю. Лезть в воду речной гном не боялся - обычный человек замёрз бы насмерть, а у Шестерни даже нос не хмыкнул. Но... он же говорил не раз, что не заслуживает его красотка этой мёртвой воды. Это не жизнь, это медленное доживание - его и рыбки.
  Шестерня взял рыбку в руки и бережно погладил своё сокровище по спинке.
  - Прости меня, красотка, - прошептал он. - Я тебя не для такой реки делал.
  Решение уже созрело. Поход к старьёвщику придётся отложить ещё на несколько дней.
  
  ***
  
  Утро встретило Лондон густым молочным туманом. Шестерня оделся в чистое, причесал бороду, надраил до блеска медное кольцо. Положил в дорожную сумку фляжку, немного хлеба, овощей, взял посох. Рыбку, завёрнутую в лучшую тряпицу, он спрятал за пазуху. Вместо привычного жилета нацепил пальто, открыл дверь, оглянулся - ухожу, но ненадолго! - и шагнул за порог.
  Старый гном поковылял вниз по течению, мимо чадящих фабрик, цехов, складов. Туман редел и расползался, солнце пробивалось сквозь дым и копоть.
  Лондон тянулся бесконечно - заводы уступили место докам, пакгаузам и корабельным верфям. Шестерня часто останавливался отдыхать, пил воду, жевал что-нибудь и шёл дальше.
  К вечеру ноги отказывались идти, колени ныли, и разболелась спина, непривычная к долгим прогулкам. Он нашёл для ночлега сухое, защищённое от ветра место под старым мостом и устроился у стены. За спиной шумела Темза - здесь она звучала как-то по-другому, спокойно и умиротворяюще. Рыбка под пальто грела лучше всякого костра, и довольно быстро Шестерня уснул.
  К полудню второго дня гном с рыбкой вышли из города. Река становилась всё шире, а течение - сильнее. Воздух тоже менялся. Запах угля и химии больше не ощущался, и появлялось что-то другое, давно забытое. Солёное, бодрящее, живое.
  Шестерня шёл и глазел вокруг, удивляясь, как всё вокруг поменялось с того времени, когда он в прошлый раз был здесь. Но ориентировался он, как любой уважающий себя рыбак, хорошо и понимал, что близок к цели.
  И наконец, забравшись на очередной холм, речной гном увидел море.
  В этом месте Темза переставала быть рекой и уходила в бесконечную гладь. Вода здесь была другой, хотя чистой назвать её было сложно - грязь из Лондона прибывала именно сюда. Но огромные волны бились о камни, заглушая крики чаек, ветер весело развевал бороду, а вдали маячили, словно игрушечные, десятки рыбацких судёнышек.
  Здесь кипела другая жизнь.
  
  ***
  
  Шестерня стоял на берегу - маленькая сгорбленная фигурка на фоне величавого моря. Он достал тряпицу и вытащил рыбку. Чешуйки блестели под полуденным солнцем, глазки-бусинки смотрели на него, словно живые, и гном замер, любуясь.
  Рука машинально потянулась за ключом, но, повинуясь неожиданному порыву, он положил рыбку на песок, опустился на колени и коснулся лицом воды. Речные боги, как же он соскучился! По родне, друзьям, по знакомым рыбакам, мастерам, лодочникам. Он безумно соскучился по солнечному свету. По чистой воде. По свежему, чистому воздуху без гари и пыли.
  Он случайно вдохнул воды и тут же отпрянул. Солёная! Тогда Шестерня сел на песок, обнял колени и стал смотреть на огромное серое море. Всё и сразу навалилось, словно удар под дых.
  Один за другим речные гномы уходили, умирали, исчезали. Всё ушло, всё умерло. Остался лишь седой Шестерня, тоскующий по старому миру и совершенно ненужный и забытый в мире новом. Он сидел, сжимая рыбку в ладони, и плакал. Слёзы катились по морщинам, по бороде, капали на круглые морские камни и парадные гномские штаны. Он не рыдал, не всхлипывал, он вообще не издавал каких-либо звуков - просто сидел, а слёзы текли рекой.
  Сколько он не позволял себе слёз? Десять лет? Сто? Стримлинги не плачут. Надо быть сильным, терпеливым и нести свою ношу достойно. Но здесь - на краю мироздания, где никто не видит - можно.
  Шестерня горевал долго, пока не кончились слёзы, и внутри не стало непривычно пусто - но легко. Он утёрся рукавом, ещё немного полюбовался рыбкой и привычным движением вставил ключ.
  - Прости, красотка, - сказал он хрипло. - Ты заслуживаешь хорошей воды. А я... я просто устал притворяться.
  Гном провернул трижды ключ и опустил рыбку в воду. Она качнулась на волне. Плавники быстро двигались, хвост молотил сильно, чётко, как в первый день. Отлаженный механизм работал безупречно.
  Рыбка поплыла от берега, сделала привычный круг, а потом взяла курс на восток, в открытое море. Латунь сверкала на солнце словно золото. Рыбка плыла легко, свободно, будто всегда здесь и жила.
  
  ***
  
  Шестерня ещё долго смотрел туда, где она пропала из виду. Потом медленно поднялся, колени хрустнули, заныла спина. Отряхнул пальто, умылся холодной водой, подобрал на память гладкий камешек и отправился назад.
  На горизонте проступали очертания вечернего Лондона. Там осталась его хижина, его верстак и инструменты. Но жить, как прежде, старый гном уже не сможет. Как жить по-новому - пока не знает. Бремя стримлинга - хранить верность своему месту, своему народу и его традициям. Но можно это делать, цепляясь за прошлое, а можно - смотря в будущее.
  Река всегда найдёт путь.
  Шестерня не спешил. Он больше не был привязан к Темзе. Может быть, он сделает ещё много игрушек. Может, будет сидеть целыми днями на причале и играть на окарине, наблюдая за баржами. А, может статься, построит корабль и уплывёт искать место, где вода чиста и всегда хороший клёв.
  Главное - прожить эту жизнь с достоинством. Как и положено всякому уважающему себя речному гному.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"