Соловьев Станислав Владимирович : другие произведения.

Ad Infinitum

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  С.В. Соловьев
  
  Ad Infinitum
  
  (избранные стихотворения)
  
  
  
  (с) С.В. Соловьев, 1994 г.
  Все права защищены законом. Публикация всего произведения или отдельной его части только с письменного разрешения автора.
  
  
  * * *
  Вот кричат: Эй, падает снег! -
   укрывает земли труп саваном белым;
  И нет голубей, и солнце жгуче палит меж глаз,
  Посох сломан и выбит из рук
   из-за угла вылетевшим неожиданно ветром;
  Я иду по льду босиком,
   мои пятки обжигает белый огонь запоздалой зимы,
  И в одеждах моих нет кошелька для сокровищ,
   собранных мною из мира глазами,
  Чтоб звенеть при ходьбе мелочами
   жизни - колокольным звоном годов,
  Тем пугать бегущие тени домов
   и играть с ними в прятки:
  Если вы, дома, найдете, где я, то я - в небо паду,
  Упаду в небеса, волосами запутаюсь в тучах,
  Захлебнусь высотою полета
   и останусь там навсегда.
  Буду сверху с печалью глядеть
   на скулящую во дворе собачонку,
  И от жалости к ней буду плакать я,
   превращая слезы в летящий снег,
  Чтоб кричали все: Эй, падает снег!
  И ловили жадно его широко раскрытыми ртами.
  
  
  
  Бог Зимы
  
  Бог Зимы я, еще и к тому - миноискатель добра.
  Мои лямки пришиты к столбам,
   что вокруг дороги,
   ведущей в Небесное Царство.
  Там солнце не имеет тени своей
   и птицы играют в воздушную жизнь,
  И растут там плоды, вкусившие крови,
   произросшие на человеческом теле.
  Уберите руки! Я пойду сейчас туда,
   перешагивая через явь сновидений,
  А граница пускай лежит
   давно сдохшей пятнистой змеей.
  Муравьи, пробегите в нутро ее,
   прогрызите ходы в нем,
   слейте мир с его пустым отражением,
  И тогда, я, будучи там, останусь и здесь -
   тем успешнее я укреплюсь
   в Божественной роли...
  
  
  
  Гордеев узел
  
  Смотрите, смотрите -
   все равно ничего не увидите;
  Слушайте, слушайте -
   все равно ничего не услышите;
  Делайте, делайте -
   все равно ничего не сделаете;
  Думайте, думайте -
   все равно ничего не придумаете.
  Все равно ничего,
  А ничего - это ветряная мельница,
   в крыльях ее запутались мы
  В Гордеев узел.
  
  
  
  Колесо повернулось
  
  Дождь упал на крышу и разрушил ее.
  Крестьянин Исса не мог прокормить сына,
   отдал в монастырь Тоэ.
  Сын стал Буддой, познал суть всего,
  Тем прекратил сильный дождь,
   грозивший миру.
  Мир ослабил пол, сын Иссы провалился,
   дух забрало небо.
  Колесо повернулось.
  
  
  
  Ветер-I
  
  Слышите ль, слышите ль вы ветер?
  Ветер, летящий оттуда, где нет крыши,
  Оттуда, где нет стен, стволов, оград,
   холмов, заборов,
  Где нет высокой травы, переплетенных лиан,
   паутин, сеток...
  
  Слышите ль ветер свободный вы,
   соткавшие паутину,
  Вы, воздвигшие стены вокруг себя,
   замкнутые в скорлупе своей жизни,
  Бойтесь ветра оттуда, где нет преграды, -
   смерть несет он вам,
   но и второе рожденье
  В степной лошади, в птице, в споре,
   цветочной пыльце, в пыли.
  
  Станьте разрушителями косной ограды
   от горьковатого дыханья,
  И в разрушенных стенах перекати-поле
   будет играть со струями ветра...
  
  
  
  То, что мы
  
  То, что делается нами,
  То, что мы переводим в осень,
  Вырываем руками отраженье,
  Перебрасываемся сотой частью,
  То, что мы видим у верха,
  Слышим визги застывшей породы,
  Можем искать крупицы соли в сахаре,
  Гоном гнать третью сторону
  (Выходя из собственной иллюзорности),
  Медь - из золота, храп - из слезности,
  То, что мы решаем скоростью...
  
  Ничего не изменяется
  В том, что мы понять немощны -
  То, что мы.
  
  
  
  * * *
  Даны: песок, слезы, ветер и листья,
  Солнца кусок в стекле разбитом,
  Паутина мелькнувшей тени,
  Сон - явление пробужденья,
  Мокрый шорох, кашель сухости,
  Полу ясное мерцание,
  Руки, держащие тонкости...
  Нужно - знать, к чему все данное.
  
  
  
  * * *
  Мир, который отравился утром,
  Мир, который прогорк ночью,
  Вызывает во мне улыбку,
  Которая постоянно сходит на нет.
  
  Что, что мне думать,
  Что, что мне делать
  С тем, что я давным-давно понял?
  Это - рождение моих сомнений.
  
  В мире, в котором воцарствовал день
  С уже зародившимися вечерними сумерками,
  Опору не найти, постоянно сносит то вправо, то влево,
  То - в нестерпимый свет, то - кромешную тьму.
  Это - моя дилемма.
  
  
  
  * * *
  Я ушел в горизонт,
  Я ушел Туда, где меня ждут упрямые ветры,
  Соль в зубах, боль в мозгах, сбивчивый шаг,
  Непонятные мне сомнения
  И дрожание пальцев, особенно тогда,
  Когда стоишь по стойке "смирно",
  Не понимая, перед кем
   и дураком себя чувствуя.
  
  Сзади - страх слепой, впереди -
   инфантильное упоение,
  Посредине - я, то, что в трех углах
   ищет глупо четвертый угол,
  Измеряя небо никчемным метром земным,
  Грязным, скользким, допотопным аршином,
  
  Словно вязь языка, смысл которого не постигнешь,
  Не познав странных букв,
   потому что спросить - нет смысла:
  Это - мертвый язык, да язык ли вообще?
  Может, просто узор от скуки.
  
  Я стою как идол, чурбан, телеграфный столб,
  Локатор, ищущий в выси большие объекты,
  Но находящий только усталых уток,
  Летящих на иллюорно далекий северо-юг.
  
  
  
  * * *
  Этот мир мы построили вдвоем.
  В нем есть все, чего нам недостает -
  Мизантропическая скорбь сердца,
  Филантропическая горечь бреда
  
  Сна, приснившегося между и между,
  Периода, о котором молчат камни,
  Случая, происшедшего в неизвестном будущем,
  И, наконец, полета мутной птицы
  (именно мутной - подсказывает шизоидное воображение).
  
  Тут - лес, но в нем ничего нет, кроме этого слова.
  В нем рыскают голодные наши желания,
  Обнаруживая иногда распывчатость понятия "наши",
  Обнаруживая, и тем обижаясь на время,
  Что идет постольку, поскольку
   мы забываем напрочь о нем.
  
  Реки полны отчаяньем детства,
  Где слепота перемежается с прозрением,
  Которое, к сожалению, рушит половое искушение.
  
  Звери. Рычание, исходящее из
   промежутков сознательности,
  Очаровывает немыслимую идею Бога,
  Задохнувшегося в мифологических испарениях лжи.
  Фальшь Золотого Руна - цена намерений,
   связанных с реальностью.
  
  Этот мир мы построили вдвоем,
  Я - и мое параноидальное отражение.
  Это - не двойник, это - просто я, но наоборот,
  Это - то, что является плюсом, изничтоженным
   диалектикой бытия до минуса,
  А также - полное отсутствие и первого и второго.
  
  Мы ищем себя, а находим расплывчатое изображение
  В зеркале ложных представлений Эго,
  Разбавленных серенькой водицей тщеславия.
  А когда видим, наконец, определенную линию - изумляемся,
  Тогда становимся арбитрами между
   собственным мнением и ничтожеством.
  
  Время течет в нашем оскудевшем воображении,
  Время течет, растворяя в себя отбросы пространственности,
  Превращая бред интеллектуальщины
  В неосознанную радость уничтожения.
  
  И примитивизм момента ускользает от нас как рыба,
  Окунувшаяся в глубину, махнув на прощанье
   грязным хвостом.
  
  Время течет, точнее - колышится,
  И в том нам чудятся раскаты далекого грома,
  Который всего лишь предвещает бурю в стакане,
  В стакане, который мы не испили до дна.
  
  Не испили, обнаружив гладкую
   и сухую пустоту стекла,
  Пустоту стекла, смотрящую на нас
   нашим же отражением;
  Тогда, именно тогда мы видим
   бесплатную картину обреченности.
  И все наши переплетенные ухищрения
  Становятся просто ничем и ни к чему...
  
  Этот мир мы построили вдвоем...
  
  
  
  * * *
  Эх, туманное шушево - обреченность глядит из окна
   на улицу Солнца.
  Там Амон-Ра проснулся внезапно, пробудился от зимнего сна
  И скончался в капель несносно талого снега,
  Растворился в грязи непромытых лиц,
  И по швам разбежались нити священного нимба.
  
  А лев лишку хватил и язык прикусил,
  И застыл каменеющей глыбой на Невских мостах.
  Страх - его господин и унылая зимняя темень.
  
  Тает где-то судьба, воскресая, наверное, там,
  Где всегда восходящее солнце.
  Словно в псарне, когда перегрызлись за тонкую кость
   египтянских царей,
  Что рассыпались в порох, не зная иисусова гнева.
  
  Месяц третий смерти пошел, пропустив полустанок
   по имени "кома".
  Удавилась луна длинной солнечной тьмой,
   что рождает последнее в зимнее бденье.
  Удавилась и сгинула с глаз на небесный намаз
  В перестуке сестриц по млечному своду,
  
  Дабы нам не мешать, чтобы нам не играть
   ни в любовь, ни в бессоницу и ни в поэму,
  Чтобы нам пропадать, растворяясь как Амон-Ра,
   чьи глаза - неумытые снегом лица прохожих,
  Что идут как в бреду, отражаясь в желтеющем зубие встречных
  Как во льду, что трещал канителью вчера под ногами.
  
  А светла ли печаль? Ей себя ли не жаль?
  Кто поплачет о ней, горемыке?
  Кто венок возложит и понурит главу?..
  Лишь туманное шушево обделенности нашей.
  
  
  
  
  * * *
  Мои пальцы играют в игру, непонятную мне,
   заплетаясь в клубок иероглифов.
  Мне бы их разгадать, чтобы пальцы разнять
  И спастись от сновидческого влечения,
  Вынуть дух из колодца, что стоит за окном
  
  Посредь пней древ, срубленных дровосеком слепым,
  Посреди пустынной земли, пересыпанной
   сгнившим золотом осени,
  Посреди - как центр незнакомой, странной земли,
  Что названье свое утеряла в полупьянном ходе
   чьей-то истории,
  Утеряла на перевале, что меж двух ветвей
   бледно-желтого месяца.
  
  Мои пальцы как звери друг друга грызут,
  С жадной алчностью впиваются синими клювами,
  Умножая нестерпимо дурной сон, что
   как тот дом без окон,
  В коем дивен мир, но дверь богом заперта...
  
  Мои пальцы играют в игру, непонятную мне,
   заплетаясь в клубок иероглифов...
  
  
  Муха
  
  Слышишь жужжанье? - Забрела муха
  Меж двух сторон одного окна. Сухо
  Во ятаганной стали улиц, Она -
  В ножнах листвы золоченной.
  Сомой летит играючи в небе зенит,
  Что-то говорит небесный иврит.
  Все молчит оголтелая стрелка часов,
  Крутясь в белой пустыне цифр.
  Вот наползает свинцовый шифер,
  Свет отражая не в нашу пользу.
  
  
  * * *
  Открой мне алые двери,
  Замкни засов на тучу,
  Возьми в руки поленья,
  Чтобы играть с жаром
  Огня, мной принесенного,
  С целью, как стрела острой,
  Как меча лезвие,
  Режущей быль тихую.
  
  Возьми в руки поленья
  И возложи курганы,
  Будем играть вместе
  В богов вечных и странных,
  В богов добрых, темных,
  С густыми волосами,
  В которых запутались олени,
  Бегущие от звука трубного
  Охотников, их преследующих.
  
  Я - тот олень испуганный,
  Охотники - страхи мои, сомнения,
  Нет сил спастись от них,
  Открой же мне алые двери,
  Замкни засов на тучу,
  Возьми в руки поленья...
  
  
  
  * * *
  Рождаясь и умирая,
  Падая сквозь кашу звездную,
  Сквозь листву, снегом присыпанную,
  Снегом, давно истаявшим,
  Превратившимся в лужи мутные,
  Высохшие от ветра холодного,
  Улетевшего в сторону запада,
  Там, где Бог некий, таинственный,
  Превращается из одного в разное,
  Рождаясь и умирая, падает,
  Падает сквозь кашу звездную...
  
  
  
  * * *
  Сине-знаменеющим закатом
  Ты отринешь боль от сердца,
  Вынешь и положишь наземь,
  Возьмешь в руки серебряную лопату,
  Долго будешь тревожить мерзлую почву,
  Долго ворошить бледно-теплые листья,
  Полусгнившие клубни и корни,
  Долго будешь ворочать камни,
  Что лежали вечность до твоего рождения,
  Что хранили пустоту под собою,
  То драгоценное, что сейчас тебе нужно.
  Вот наконец найдешь ты это
  И кинешь боль, землею присыплешь,
  Камнями, снегом, завыванием ветра,
  Стоном деревьев, совиным криком.
  И тогда вздохнешь с ясным облегчением,
  И в глазах твоих запылает солнце,
  И зажжет оно в груди твоей
  Доселе неведомое что-то.
  
  
  
  На глубине
  
  Мои руки пусты
   в них лишь пепел, вернувшийся с неба;
  Мои руки глядящие глаза
   разрезаны на куски перевернутым горизонтом;
  Мои слова утонули
   в красной реке слез, уже пролитых;
  Мои мысли так далеки от земли
   и так близки к земному;
  Мое я возненавидело себя,
  Ушло в глубину
   неисследованных разумом последствий
  Того, что я называю полусном-полужизнью,
  Потерявши одинокий след
   ушедшего в ночь солнца...
  
  
  
  Будущее
  
  Хэ-х. Покачиваясь на проволочных ногах,
  Пах подмочив о новогоднюю изморозь,
  Закусивши удила облачные
   до разрыва стратосферно-небесного,
  В скрежет искрящий
   плюющейся золотой оскоминой,
  Ширью ладони загородив
   же-карлик в неусветицу ватт
  (Где-то заклинило в выключателе!),
  Веером капая на стекло воды,
  Жар отгоняя щекастым движением,
  Путаясь в утопиях модернистских тенет,
  Спотыкаясь об... сноб не придумает!;
  Сюром загаженный,
   отягощенный протухшей классикой;
  Стоит, раскорячившись,
   перевернув бесконечностью глаза,
  Существованьем в смазанный анфас,
  Пытаясь вспомнить то,
   что переварили исторические извилины;
  Пытаясь вспомнить,
   откуда, зачем, тут вертикалью "небо - не-небо"...
  Спившееся, горячечное,
   есть оно под именем "будущее".
  
  
  
  * * *
  В оконной луже
   засохшей крови стекольной
  Падает вниз
   мерно сходящий с ума циклоп,
  Вырвав руки из мертвых деревьев,
  Нервы - из почвы кабелями,
  Ворох слов, надтреснутых в корне
  И перекрученных в окончанье,
  Сверху льет - песком заливает,
  Жадно открывшись, высосав воздух,
  Падает дальше,
   увязнув в невидимом море
  По колено, по локоть, по подбородок,
  Крылья смочив в лунном блике,
  Глаз приоткрыв
   канализационным люком,
  Ветошью-гарью, б/у газетной,
  Тонким пыльным разводом
   в бархате паутины...
  
  
  В поиске утраченного смысла
  
  Я скажу, скажу вам от всего сердца,
  Распахнув заржавевшие ворота настежь,
  Выдохнув торнадо прелых мыслей,
  Выдохнув - забросив боло в центр небо,
  Руки распустив в погони новой,
  В поиске утраченного смысла,
  Смыслом - между бденьем-сновиденьем,
  Кой сквозь пальцы ускользнул и затерялся,
  Не найти его, не разыскать вовеки,
  Тщетный бег, напрасные усилья,
  Потому скажу, скажу от всего сердца:
  "Люди, люди, смысла нету!"
  
  
  
  * * *
  Растревоженный снег, словно бред наяву,
  Покоробил меня, рану в душу вложил,
  Распахал, распахал степь, укрытую сном,
  Распахал грубо так, комья почвы - вразброс,
  Распахал и открыл жестким ветреным ласкам.
  
  Растревоженный снег, словно бред наяву,
  Покоробил меня, рану в душу вложил,
  Воспламенилась она, жар по телу гоня,
  Омрачила мне разум тучей порванных слов.
  
  Растревоженный снег потревожил мой сон,
  Я проснулся в бреду весь объятый огнем,
  Я проснулся и понял: зима не прошла...
  
  
  Хронос
  
  Четыре связанных линии в пучок,
  Четыре луча, четыре игры,
  Четыре цвета, стрелы, поры,
  Четыре дракона, руки и страны,
  Четыре угла, кита, колеса,
  Четыре звезды, земли, острова,
  Четыре эпохи, народа, войны,
  Четыре рыбы, зверя, птицы, травы,
  Четыре любви, времени суток,
  Четыре святых, писаний, слова,
  Четыре числа, колесницы, знака, -
  Все держит в руке бог по имени Хронос.
  
  
  
  * * *
  Сквозь кольца Ориентали,
   сквозь крылья электропроводки,
  Сквозь метаболизм печали,
   сквозь скорость затопленной лодки,
  Сквозь ветхость пихтовых игл,
   сквозь анахронизм Селены...
  Сквозь то, чего нету, - будет,
  Придет, удивит, изменит...
  
  февраль 1994 г.
  
  
  
  * * *
  Лакеи дверных ручек,
  Петлицы забытых страхов,
  И вазы, в которых рыбы
  Плескаясь, знают цену
  Полуоткрытого неба
  В окне, отраженного лужей,
  Лежащей в печальном взгляде
  Его, проходившего мимо
  Того, что не вернешь вовеки,
  Чье славное, славное имя
  Охаяли мы, человеки...
  
  февраль
  
  
  * * *
  И радости полные окна,
  Фанфары взорвавшегося сердца,
  И клены, пронзившие ночью
  Архитектуру неба,
  
  И лоск одичавших игр,
  И похоть студеной каши,
  Где все смешалось и стало
  Унылою жизнью нашей...
  
  февраль
  
  
  * * *
  Родивший некогда горе,
  Познавший некогда счастье,
  Забывший свое безумье
  Предался пагубной чаше,
  
  В которой яд плескался,
  Дном отражая правду,
  До извращенья в обмане,
  
  И пенился край, и лилось
  Вино отупения жизнью,
  Вино обольщения мнимым,
  Проклятым, забытым, незримым...
  
  февраль
  
  
  * * *
  Не скажите нам, не скажите,
  Не губите избитые души,
  Не тревожьте остатки сомнений,
  Не пожните плоды наших страхов,
  
  Стебли их - грубы, ядовиты,
  Зерна - блеф, листья - пустое,
  Не просеете их через сито,
  Не найдете в грязи золотое...
  
  февраль
  
  
  
  
  * * *
  А ты все говоришь, шепча немилосердно,
  А жесты превращаешь в карнавалы,
  И пальцы - тонкошеевые серны -
  Неутомимо тенью танцевали.
  
  И где-то проносился шорох
  Забытых слов гостей забытых,
  И призрачным был полнолунный молох
  Деревьев, тучами укрытых...
  
  Я видел сон, вернее, он мне снился,
  Я силился проснуться в одночасье,
  Вдруг разыгрался дождь и вниз полился,
  Тем умножая местное ненастье.
  
  Сквозь скрип дверей и перестуки веток,
  Сквозь плотно сомкнутые веки
  В души искрилось ярко лето,
  И полыхали молнии, и бушевали реки...
  
  
  Ветер-II
  
  Всюду ветер, все пронзает языками,
  Студенистою стихией атмосферы,
  Мир заносит древней пылью,
  Покрывает, словно одеялом,
  Чтоб не в силах было вспомнить,
  Что есть что на Континенте Ветра.
  
  Все искажено, умолкла память,
  Позабыла то, что называется покоем,
  Позабыла тишину и ясность,
  Что когда-то омывала жизни...
  
  Наметает ветер, и бессильно
  Тень скользит под стылый камень,
  Не рябит вода - влага испарилась,
  Не шумит листва - унесло порывом,
  Не скрипят петлицы - насквозь проржавели,
  В пыль рассыпались и улетели,
  Вмиг подхваченные быстрой стужей.
  
  И окно не дребезжит - выбиты все стекла,
  Обвалилась крыша, рухнули колонны,
  И деревья уж повалены и мертвы
  Возлежат на лоне стылой почвы...
  
  Где луна? - Сорвалась и упала.
  Где трава? - Мукой играет ветер.
  Эхо? - Не услышишь, растворилось,
  Словно не исторгли губы слово.
  
  Мир - туннель, ветер где играет,
  Мир - труба оглашенных звуков,
  Мир - стакан, где бушует небо.
  
  Нету ничего. Шум. Свист. И холод.
  Наши души, помыслы, сердца
  Сплющены на наковальне. Молот
  Поднимается, чтоб изничтожить сущность
  И оставить то, что хаосом зовется.
  
  Ветер. Ветер. Только ветер.
  Ночь темна. Безжалостные струи
  Извлекают музыку предсмертья,
  Содрогают все, оно трясется.
  Холодно ему и неуютно.
  
  Ветер. Ветер шлет всему проклятья
  И надгробну песень напевает...
  
  
  Он, привыкший повелевать
  
  Он, привыкший повелевать,
  Он, привыкший делать сон явью,
  Отвергает любую попытку возвращения
  Туда, где он был наг и ничтожен,
  Ничтожен как червь, копошащийся в земле,
  Земле, которую он сейчас попирает ногами.
  
  Он, привыкший повелевать,
  Он, привыкший притуплять терзания,
  Забывает о несчастливом конце,
  Что ждет его по прошествии этого пути,
  Там кончаются все его дороги,
  Там - конец всем его желаньям,
  Силам, мысли, мощи, слову,
  Там навечно обретет забвение
  Он, привыкший повелевать...
  
  март
  
  
  
  * * *
  Рыбы, хранимые мною рыбы,
  Выпушены в океан волею случая,
  Уплыли от меня - удача и благоразумие,
  Смысл жизни и покой - от меня уплыли.
  
  Где я теперь их найду? Как поймаю?
  Я - не рыбак, и дырявы сети.
  Как буду глядеть теперь в глаза я
  Моему отражению в зеркале?..
  
  март
  
  
  В поиске утраченного смысла-II
  
  Ищу смысл, ищу его повсюду,
  Нет смысла и в поисках этих.
  Где мне найти его, в поиски не вдаваясь?
  Где мне его обрести,
   не производя лишних движений?
  
  Лишних слов не говоря,
   не создавая лишних мыслей,
  Лишних биений сердца, мучений ночью.
  Где мне найти то, чего может и нет вовсе?
  Где мне ухватить то,
   чьи следы абсолютно эфемерны!
  
  Смысла нет ни в чем, он безвозвратно утерян.
  Миром? - Нет, он никогда не содержал его в себе.
  Мною. - Я заблуждался, думая, что все понимаю.
  Приглядевшись, увидел только
   пустые оконные рамы.
  
  Смысла нет. Это - приговор
   для моего существования.
  Я не знаю теперь, как быть, что делать.
  Делать не что-то, а с самим собою,
  Куда теперь девать меня, на что настраивать?
  
  Все улетело, рассеялось. Вокруг - один хаос.
  Бессмысленность пожрала меня,
   как огонь - сухую щепку.
  Я сгорел, зачем - не понимая.
  Превратился в холодный мягкий пепел.
  
  Смысла нет. Я плачу по его смерти.
  Он умер для меня, он от меня скрылся.
  Нет надежды, веры - ничего не осталось,
  Только я один и полное отсутствие смысла.
  
  Обезумел мир, он был всегда безумным.
  Обезумел я от всеобщего безумства.
  Смысла нет - это крик самого большого горя,
  Если есть такое, если существует...
  
  Смысла нет, поиски напрасны,
   тщетны силы отыскать былое,
  Нет покоя мне, понимания, то есть смысла,
  Я один на один с бессмысленностью своею,
  Словно призрак, заглянувший в пыльное зеркало,
  Не узревший ничего, впавший в бешенство...
  
  Только слова два, два знаю я слова.
  Это - надгробная эпитафия,
   эпиграмма к моей жизни,
  Это - лозунг мой, проклятие мира,
  Камень на шее - слова:
   "Смысла - нету".
  Нет, будь это проклято, нету!
  
  
  
  
  
  Сонеты живого воплощения
  Императора
  Цезаря Марка Аврелия Антонина (Элагабала) Августа
  
  
  И тусклый наждак наши души сточил,
   их превратил в серебрены поручни...
  
  И руки хватали их, но те обжигали нашу естественность
   и непосредственно
   направили сердце в хадж...
  
  Мы штилем морским отделены, глаза - водою прострелены,
  Придавлены штилем желтеющим на фоне зеленой тоски...
  
  Нам нету вины, она - как в огне, бессвязна и плачет о космосе,
   о Тутмосе
   прожитых лет...
  
  О космосе снов, где каждый нес ересь монофизитскую,
  И все похожи на всех, и каждый подобен Яхмосу,
   предавшись царскому пафосу,
   и Красную и Белую Короны забыли на час...
  
  Лицо - и в блюдце со свечкою играет оду гомерову,
   не так, чтобы плохо, но - стервою, -
   Афина-Паллада глядит...
  
  А тучи проносят упущенный шанс назвать позабытое звание,
   беспамятство - наше призвание
   от начала веков...
  
  И Господь Бог научил нас молчать,
   молчать, утонув в прозябании
   разбитого зеркала...
  
  Вот черно-белых полос кутерьма, обрывков осенних крошево,
   плетем мы дурацкое кружево
   из цифр часов...
  
  Мы шли непреклонно на юг пылать сухою соломою,
   и мудростью не-соломоновой
   себя забавлять в крематории Всебессилия...
  
  Нас ждали они, их имена, от корня слова "восторженность" -
   возможные имена...
  
  Тень падает вниз - пленник избитого зрения, -
   уносит отлив,
  Отпечаток звезд в болотное стихотворение,
   где нету смысла и ритма,
  Безсвязица слов, нанизанных на прут свежеизломанный;
   я - про-голгофованный
   их извергаю без окончания...
  
  И на руках алеют слова, забытых запахов - мидии -
   блаженство в иридии
   нам ветер принес из-за горизонта...
  
  Перебираем зерна в степи подобно грачам голодающим,
   и гласом страдающим
   скучаем в ночи постепенно...
  
  Синклит не закончился и драхмы не обесценены,
  И даже сестерции - сестрицы злата - в цене
   у торговцев утилем...
  
  В тиши паутинной сети плетет Бессмертие,
   отмеривая километрами
   Сета египетский шаг в Нубийской пустыне...
  
  Мне кажется, я - солнцезатемение, в Элагабала нарцисского,
   отнюдь не в Франциска Ассизского,
   я превращаюсь сейчас по недоразумению...
  
  Привет шлю бесконечности,
   в плену у беспечности мамлюком я состою
   в службе бессрочной...
  
  Я занял место курульное
  И слово сказал не огульное,
  Я - то, что пристало цензору, читающему трагедии,
   говорить про себя шепотом...
  
  И кесарьское беззаконие нам путь ограничило,
   кто виноват, что приспичило
   свободу искать в метрополии
   в условиях рабства души?..
  
  И звезды глумятся проконсулом на фоне мобутовой физии,
   и требовать лунной ревизии
   нет сил,
  Не тот Гильгамеш из эпосов, что хаосу пасть разорвал,
   с богами не посоветовавшись...
  
  
  Больно ль в сердце иль где жить под тяжестью
   горя-отрешенности-радости,
   что как из железа узор,
  Клеткой вокруг меня -
   мой Тадж-Махал, мой Ангкор, мой Баальбек...
  
  Свет притупил свою лихорадку сахарскую,
   вызвал из тьмы как есть,
   стал жечь, ласкать одновременно с разною силою,
   с разным спектром сути своей, диапазоном радуги...
  
  И медные колья проткнули меня насквозь,
   копья ливийские
   и аравийскою
  Черной печалью наполнилось сердце мое
   в Антиохии
   у Митрадохия
   на постоялом дворе в полуденный зной:
   Что со мной?
   Что сталося?
   Может усталости
  Ибиса крылья сморили меня без предупреждения...
  
  И мелкий песок сквозь пальцы стекал жгучим оловом,
  Электром был во глазах духа Сераписа,
   в глазах играли тоска и Елена Троянская,
   звенело монетой фистимильянскою,
  То ль звало евреев -
   черных ворон
   на мой сон,
   то ль просто маялось,
   душа с-Ваал-илась
   и стала почти ничем...
  
  Подошвы звуков рыбака пустынного из Ифракии,
   а во Фракии
  Я потерял любовь к странным женщинам,
   совсем не одалискам...
  
  Мы ноги сломали о певучий слог
  Парфянских восточных степей и сельджуков безумных,
   горло сдавил сапог из кожи коней необузданных,
   обшитый жемчугом с Пиратского Берега...
  
  Следом - янычарство османское...
   Во мне - что-то шаманское
   радеет, упрямо ждет,
   позабыв о туннеле пути в себя...
  
  Немного славного имени и пыли алмазной
   в замутненных зрачках,
   а в мечтах -
   то, что описать нет воображения.
   В отражении -
  Мой, только мой мир...
  
  За спиною манипулы или центурии,
   мысли - как фурии,
  Все жаждут Августа, - где его взять, если нет, если убили в Галлии,
   в аномалии
  Человеческих отношений...
  
  Под аккадо-шумерские песни мы хвалили Энлинль
  И проклинали в сердцах Хаммурапи законы
   в поиске нейтринной сетки конечности,
   с безупречностью
   многих Ньютонов,
   все без устали,
   без результативности...
  
  Мы создавали пространные гимны финикийскому Молоху,
  Жертвы ему принося, заклания,
  Чушь взгромоздили на чушь помпезную,
   меры чувство утратили...
  
  Озеро слез разошлось под ногами как сновидение,
   с Бореем борение
   нам удалось на миг...
  
  Лица, застывшие в камне гробницы Эхнатоновой,
   стали сфинксовой зоною
   гибели истинных чувств...
  
  Сердце пропало в большой глубине трещин Синайских,
  И кануло в пропасти каменем,
  Лишь отблеснув на волосах Ра, в них не запутавшись,
  Полет свой продолжило в притяжении дна...
  
  Меч, заржавевший от долгих молитв и метаний по богам,
   вновь обретет свою мощь не там,
   где обронили его за ненадобностью...
  
  Услышавши месяца скрип, цапля поднебесная
  С поля взлетела легко в неясном для нас направлении,
   видимо, не на юг, не на восток...
  
  Сколько мы звали в гости Викторию
   через златые тории
   к нам она не пришла,
   нас не окликнула и через забор...
  
  Каявшись, мы исправно каялись,
   время потратив даже в кредит,
   Хронос ли нас простит -
  И даст нам жизнь вечную,
   пусть небеспечную,
   хоть бы чуть-чуть более срока...
  
  Я, закинув совместные жалобы и пустые хваления,
   удалюсь в имение,
  Имя которому - край земли,
  Место - которое там,
   где нас нет,
   и не будет,
   и не было...
  
  Там все буду смотреть без устали в сторону Махди Небесного,
  Который принесет мне от себя же спасение,
   без благодарения,
  А просто так, просто,
   по простоте иль с равнодушием,
   мне все равно, как, все равно, где...
  
  
  май
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"