Соловьев Станислав Владимирович :
другие произведения.
Et cetera
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Оставить комментарий
© Copyright
Соловьев Станислав Владимирович
(
arian@netex.com.ua
)
Размещен: 16/03/2001, изменен: 17/03/2001. 15k.
Статистика.
Сборник стихов
:
Поэзия
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
С.В. Соловьев
ET CETERA
стихотворения из сборника
(c) С.В. Соловьев, 2000 г.
Все права защищены законом. Публикация всего произведения или отдельной его части только с письменного разрешения автора.
* * *
Серый божественный свет -
это дневная луна.
Тени изрезали снег
в цвет сухого вина.
Нежное масло белья,
тающего под ногами.
Говорю, только зря:
я буду с вами -
куклы в замочном окне
взгляда, идущего врозь
с тенью, снегами, но не
с прошлым, в котором я гость
хуже татар и войны:
память - затупленный меч, -
мятый кушак луны,
снятый небрежно с плеч.
январь 2000 г.
Актеон
Мне говорят, что я живу в томленье,
когда все улицы - мои,
и город, спящий словно приведенье,
что тает от несбывшейся любви
к себе - в моих глазах, в моих печалях.
Закрою веки, простираю длань:
Мне кажется, что где-то за плечами
трепещет ускользающая лань
любви в чащобе будничных метаний.
Шепчу заклятья, снятые с лица,
оставленной за горизонтом тайны
в вселенском ожидании конца.
2000, январь, 19-ое
С рассвета до рассвета
Я счастлив тем, что я несчастлив,
несовершенен в совершенстве,
я не пластичен, но податлив,
я голодающий - в блаженстве
быть узником, но по свободе
стенать с рассвета до рассвета,
и слыша фальшь земных рапсодий,
не ждать небесного ответа
на тот вопрос, что задан мною
сквозь зубы, сквозь кулак, сквозь веко,
и быть избитою судьбою
в обличье бога-человека.
2000, январь, 23-ое
* * *
Забудь этот город, забудь жену,
которой, впрочем, и нет. Забудь календарные дни,
профиль любви, мелкий скарб, - идя на войну
с временем, забудь провиант. Никого не вини,
споткнувшись о волны пространства и падежей,
когда устал говорить языком перспектив.
Забудь о сраме своём - ты всегда в неглиже
венозных мелодий - они на один мотив.
Забудь арифметику - ничего не счесть,
кроме потерь, их сумма всегда равна
нулю. Не впитывай ухом весть:
это - не твой народ, не твоя страна.
На каменном судоржье разных эпох
не пытайся слиться с историей, прильнув щекой
к монументальному, не восклицай: "мой бог!" -
он, такой же как ты, изгой.
Забудь вердикты судей подъездных врат:
фотография юности отцвела, потеряв лоск.
Напрасно шарить рукой, взбивая гладь
обыденного, напрасно морщинить мозг,
пытаясь понять шёпот вакуума. Но немота стола
говорит гораздо громче резины или свинца.
Забудь полуправду жизни, - она постоянно лгала,
что будет что-то ещё, помимо конца.
2 апреля 2000 г.
Диалог на фоне молчания
Мы с тобой говорим на разных языках:
я - на языке времени, ты - пространств.
Красота ландшафта застыла в твоих глазах,
у меня - недоверие к блеску убранств
Флоры с Фауной, Купидона с царём
преисподней - Аида, и прочая, и прочая.
Ты отдал свою речь в долгосрочный наём
многословию жизни, я - многоточию.
Любое слово, ровным счётом, ничто
на фоне молчания, любой жест - не искренен
актёра в отсутствие зрителя, даже в самом простом
он - предосудителен.
В этой игре в некое подражание ей же
остаётся место лишь для совместного отчаянья:
ты и я - только длинные паузы между
словами богов в диалоге на фоне молчания.
2000, апрель, 4-ое
* * *
Я тихо, как проклятье, прошепчу,
гортань свернув в попытке умолчанья:
не столько видеть я тебя хочу,
как сам момент венчанья
и не на царствие, и не на брак,
на жизнь, что пополам с извёсткой смерти,
куда вплетён узор тенистый бра
и Шостакович с Верди.
Раздвину комнатный покой рукой,
и волны сновидений поднимая,
нарушу, может быть, далёкий твой покой,
тебя уже не принимая;
ты помнишь, вечер тёплым был,
асфальт чурался зелени, и губы извивались
при поцелуях, южный город плыл
в закате молодильном раздеваясь
до наготы холодных звёзд, до пустоты
часов отлива тел, - она отчасти наполнялась нами...
Так оседала накипь прошлого, так ты
переродилась спутанными снами
теперь и здесь. Закат и вечера,
отлив телес, стук о стекло ветвей, огрызки смеха...
Шепчу проклятья. В свете жёлтом бра
густеют тихо осложненья эха:
"Я тихо, как проклятье, прошепчу,
гортань свернув в попытке умолчанья:
не столько видеть я тебя хочу,
как сам момент венчанья..."
2000, апрель, 4-ое
На переправе
Пусть надо мною сук скрипит корявый,
каблук изранит пыльный гравий,
быть может, лишь на переправе
коней менять.
Глазницей мир делить не в праве,
когда везде Помпей и Марий,
стоять на брошенной заставе,
не удирать.
Ветра порвут голосовые связки,
дни сокращая для острастки,
под глиной чужеродной маски
опять играть.
Следы в асфальтье снова вязки,
жизнь наполняют - шум и дрязги,
но в каждой скоротечной встряске -
не умирать.
2000, май, 14-15
* * *
Храни меня мой ангел куцекрылый,
мечом затупленным напасти отводить
пытайся, - ведь душа уже простила:
доспехам ржавым дух не защитить.
Твой перст неверный мне дорогу
укажет, по которой вновь кружить,
а имя бесхарактерного Бога
пустым заклятьем может послужить.
Посмейся лик, истёртый небесами
над тщетною попыткою не быть
средь бытия, но слабыми руками
тебе меня вовек не осенить.
2000, май, 16-ое
Не скульптору
Переродившись в желтизну ствола,
утыканного прелостью изжоги,
природа суточно брала
губами свежевымытой дороги
мои корявые следы, мои глаза,
слезящийся путь пули траекторий -
мой взгляд - он перспективам указал
тщету пространственных викторий.
Забытый след, забитый тяжестью в асфальт
как гвоздь, как выдох, как асматик-диктор
запутался в делах, в дождях, во снах,
в лакунах диалога, в зыбких титрах.
Твоя рука, лианой вытянувшись, - штрих
к наброску автора, чьё имя - томик биографий,
но голос чей уже замолк, притих
на виноградных гроздьях чьих-то эпитафий.
Пока что каменеет этот чёрный год,
тебе - не скульптору, но Герострату, -
укором стылым тычет: твой черёд
судьбе отцеживать посильно плату
в мозолях рук, в истерике щеки,