Тихая Пустошь все больше повергала меня в уныние. Рассвет у моря был прекрасен. Столько невероятных красок не сыщешь в палитре ни одного смертного художника. Но из окон каморки, которую я делила с Марил, были видны лишь высокие стены тюрьмы да камни. Серость, холод, безмолвие. Нужно иметь недюжинное мужество, чтобы добровольно жить в этом месте годами. Быть может, кухарка Лавентия потому вечно и хмурилась. Я ни разу не видела улыбки на ее лице, а ведь она была еще совсем молода, не намного старше меня. Самое время радоваться жизни.
В ожидании я принялась выдергивать торчащие нитки из платья и вязать шнурок из узелков, чтобы не сойти с ума от страха. Выпросила у Марил несколько стеклянных бусин - прозрачных, красных, зеленых и желтых, и по одной вплетала их в шнурок. Неописуемой красоты у меня не вышло, но когда себя чем-нибудь занимаешь, мысли о грядущем не лезут в голову так настойчиво.
Марил по обыкновению сидела рядом и на этот раз была занята вязанием. Послушницы не могли похвастаться сытой жизнью и изобилием еды и одежды. Потому матушка беспрестанно что-то вязала, штопала, вышивала, шила, валяла, плела. Ни одна минута не проходила у нее в праздном бездействии. И время незаметно проходило, и монастырю была польза. То салфетка, то носок, то поясок вышитый для самой молодой послушницы. Радостей в Тихой Пустоши немного. Жизнь там чем-то напоминала мне свору. Послушницы так же выживали день за днем, находя радость в мелочах. И все же, все было по-другому. Они не причиняли вред, не довольствовались благами, отнятыми у других. Они помогали тем, от кого, казалось, отвернулись даже боги. Эти сильные духом женщины стремились принести хотя бы частичку света в это темное место. Я восхищалась ими. Должно быть, непросто добровольно отречься от себя и посвятить жизнь другим.
- Принеси девочке воды, - попросила Марил, когда Лавентия заглянула в комнату спросить, не нужно ли чего. - А лучше нет. Завари-ка нам раптак.
- Чего-чего заварить? - удивилась я, услышав незнакомое название.
Лавентия насупилась, бросила на меня испепеляющий взгляд и залебезила:
- Матушка Марил, раптак кончился весь. Вы уж простите, я нашей травнице, Куменье, скажу, она в полнолуние...
- Врешь ты все, - перебила старушка, и Лавентия тут же скисла. - Есть раптак. Знаю даже, где ты его прячешь.
Кухарка нахмурилась.
- Ну и что! - даже уличенная во лжи, она продолжала упрямиться. - Не дам его этой... этой...
- Вильгельмине, - подсказала Марил.
- Вильгель... - машинально повторила Лавентия, но вдруг осеклась. - Этой разбойнице!
- Лавентия... - в голосе Марил прозвучало предупреждение.
- Я не дам ей раптак! Куменья говорит, это волшебная трава! - затараторила кухарка.
- Не стану ее на эту непотребную девку тратить!
- Лавентия, - уже настойчивее.
- От норильи и сил прибавляется, а Рину помните? Ну ту, что с такой длиннющей косой была, мы ее все вместе плели еще. Так вот она понесла!
- От кого понесла? - испуганно прошептала я, а воображение услужливо подсовывало самые невообразимые картины.
- Лавентия! - прикрикнула Марил, и только тогда кухарка, наконец, умолкла, прикусив губу. - Если бы мне требовалось, чтобы ты языком тут чесала, я бы так и сказала!
- Да, матушка Марил... - едва не плача, проговорила молодая женщина.
- Поди завари раптак. И не вздумай подсунуть вместо него зверобой! А то я тебя знаю...
Не сказав больше ни слова, глянув на меня как на внезапно пробудившегося дракона, Лавентия бочком протиснулась к дверям и выскользнула ужом в коридор. Марил считала петли, а я, так и застыв с недовязанным шнурком в руке, боялась сказать хоть слово.
- Чего притихла? - спросила матушка, прочитав мои мысли. - Не бойся. Раптак - это трава такая.
Я вскинула бровь. Да старушка, должно быть, потешается надо мной.
- Так... матушка Марил, поблизости же не растет ничего. Камень сплошной.
- А вот и нет. В воде растений много.
- В воде? - благоговейно прошептала я. - В морской воде?..
- А то в какой еще? В морской, конечно.
Все знают, как опасны воды Фах-рейн. Даже ноги в ней мочить и то опасно. А уж водоросли собирать, так подавно. Сунешь руку, а тот, кто живет на дне, ее и отхватит. Или еще хуже - за собой в пучину утянет.
- И... не боитесь в воду соваться? Там же...там...
- А чего бояться-то? Куменья наша любое чудище задобрит. Песенку споет, усыпит, раптак соберет, и обратно бежит. Пока демоны за ноги в воду не утащили.
Куменья - одна из послушниц. Девушка поразительной красоты. Глаза у нее цвета вод Фах-рейн - фиолетовые, волосы белее снега, лежащего на вершинах Хребта Семерых, и сама она будто не от мира сего была. Куменья с севера, из Гевронии. Она говорила, там все люди такие, да только я ей не верила. Мне приходилось знаваться с северянами. Близнецы Альвин и Ниваль тоже родом с севера, и они на Куменью совсем не были похожи.
- Матушка Марил, - позвала я.
- Чего тебе? - откликнулась женщина.
- А та девушка, про которую говорила Лавентия... Рина.
- Ааа... Уже напридумывала себе чегось? Ну и зря. Рина одной из первых у нас была. Воплощенная богиня Веху. Красивая, полнотелая, девка в самом соку. А к нам как раз один паренек с лихорадкой попал. Еле живого принесли. Рина его выхаживала...
- Она с преступником спуталась? - выдала я скороговоркой, боясь услышать ответ.
Сама мысль об этом казалась мне грязной.
Марил как-то странно посмотрела на меня, оторвавшись от вязания и положив спицы на колени.
- Говоришь так, будто это невозможно.
- Но она же монахиня, - пожала я плечами. - А он...
- А он ничем от тебя не отличается, - отчеканила Марил, твердо глядя мне в глаза. - Или с памятью твоей совсем плохо стало?
Я прикусила язык.
- Пусть твой же пример тебя и научит. Никогда не дели людей на белое и черное, девочка, - задумчиво произнесла Марил, глядя в окно и наверняка разглядывая вовсе не уродливую стену тюрьмы. - Никогда.
Я усмехнулась, вспомнив Верлену и Свермира. Я старалась. Видят боги, я старалась.
***
Меченый прибыл в монастырь, когда солнце уже было высоко. Я увидела его еще из окна. Встала, посмотрелась в зеркало, поправляя прическу. Спохватившись, поддержала кряхтевшую Марил под руку и вытянулась рядом с ней по струнке.
В кружке дымился отвар раптака, который я едва пригубила. Матушка Марил утверждала, что снадобье, приготовленное из синей фах-рейнской водоросли чудодейственное, едва ли не волшебное. Страхи прогоняет. Не знаю, так ли это, но успокоиться мне не удалось. Наоборот, меня колотило так, что аж зубы стучали.
Он вошел, глядя себе под ноги и о чем-то размышляя. Поднял взгляд и замер, разглядывая меня. И все не мог найти слов. Даже поздороваться забыл. Я услышала смешок Марил. Только тогда Меченый очнулся, коротко поклонился, целую матушке руку.
Я взглянула на усталое лицо. И невольно подумала, что за время, что мы не виделись, у Меченого прибавилось морщин. Он посерел, осунулся и выглядел измученным. Все же его жизнь не так приятна, как мне представлялось. Счастливые люди выглядят иначе.
Обменявшись дежурными фразами с матушкой, справившись о ее здоровье, Меченый повернулся ко мне.
- Вижу, платье впору, - сказал он вместо комплимента.
Я кивнула и выдавила скупые слова благодарности.
- Я сожалею, - сказал Меченый виновато. - Но я должен надеть на тебя это...
Это оказалось парой широких металлических браслетов, соединенных короткой цепью.
- И что? - уперла Марил руки в бока. - Будете водить ее вот так по городу, как дрессированного медведя?
- Госпожа Марил, не стоит усложнять...
- Она ренора, по статусу вам равная, а то и выше, Аскалот. А вы собираетесь сделать из нее посмешище!
Я взглянула на Меченого. Аскалот. Это имя ему подходило как нельзя лучше. Острое и холодное, как лезвие кинжала.
- Я не собираюсь делать из нее посмешище, - отрезал Меченый. - Но мы не на прогулку собираемся. За этими стенами Вильгельмина Эльмьери дель Асквель - разбойница, а не благородная девица. Больше нет.
Марил фыркнула, но спорить перестала. Мне казалось, я слышала скрежет ее зубов. Серебристые наручи защелкнулись на моих запястьях. Проверяя их, Аскалот едва прикоснулся к коже и тут же отдернул руку, будто обжегшись. Я поджала губы. Можно и не показывать свое отвращение столь открыто, ренор. Мне ваше присутствие, быть может, так же неприятно, как ивам мое.
Я шла впереди, Меченый держался чуть в стороне. Услышав, как Марил шепчет молитву богине, улыбнулась, мысленно поблагодарив ее. Помощь милосердной Веху мне точно не помешает. Выходя за порог, я даже не бралась предполагать, вернусь ли. Кто знает, чем обернется встреча с сестрами Ли'вэй. Да что там говорить, после почти месяца на койке сама дорога до столицы казалась мне непреодолимой.
У самых ворот, что вели из Тихой Пустоши, топталась серая в яблоках кобыла. Аскалот долго натягивал перчатки, и я успела разглядеть скарабея на его запястье. Впрочем, 'успела' - не совсем подходящее слово. Меченый показывал мне знак, таким образом отвечая на вопрос о том, кто он такой. Я слышала, что элитные стражники Йефиалии продвигались по службе, становясь тайными агентами Совета Девяти, наемными убийцами и шпионами. Вспомнить хотя бы Регарда. Должно быть, и у Грото был такой же скарабей, но он свел его, чтобы не выдать себя. Интересно, что с ним сталось... Аскалот собрал в хвост растрепавшиеся русые волосы, достававшие ему до плеч, усадил меня в седло. Сам устроился за моей спиной. И, стоит признаться, я была не против. С удивлением я осознала, что мне не хватало его. Я вновь чувствовала спиной тепло и защиту. Стену, отгораживавшую меня от мира, ощетинившегося копьями и мечами. Пусть в этом не было ничего личного. Он исполнял долг перед Вафали-рейн. И делал это искренне, отдавая себя без остатка. Но с ним было тепло, с этим человеком из стали.
Мы торопились. Лишь на узкой горной тропе Меченый щадил лошадь, да и то, наверняка, не из жалости, а лишь потому, что понимал: если лошадь сломает ногу, придется возиться со мной дольше. Но едва мы спустились на плато, Аскалост пустил лошадь в галоп. За всю дорогу он не проронил ни слова. Да и о чем говорить столь разным людям? Мы казались гостями из разных миров. Он - благородный ренор, стоявший на страже порядка, а я... а я уже и сама не знала, кто я.
***
- Спрячьте руки, - шепнул Аскалот, когда мы въехали в город.
- Зачем? - спросила я равнодушно.
- Чтобы люди не видели кандалы.
- Пусть знают.
- Поднимется шум. В нас полетят камни и несвежие овощи. А может, нас стащат с лошади и...
- Пусть.
Меченый фыркнул.
- Знаешь, кого я вижу сейчас перед собой?
- Кого?
- Избалованную девчонку.
Я нахмурилась и хотела возразить, но оказалось, мужчина еще не договорил:
- ...но одна достопочтенная дама сказала мне, что Вильгельмина Эльмьери дель Асквель благородных кровей. Это предполагает соответствующее поведение.
Вздернув брови, я невольно улыбнулась. Каков хитрец. Должно быть, конфликты между воинствующими лихмерами и людьми, защищающими свои земли, улаживает именно он. Никому другому не под силу сделать это так изящно.
Браслеты с цепью исчезли в широких рукавах платья.
- Я знал, - послышался довольный смешок из-за спины. - Марил никогда не ошибается.
Мы спешились, и по главной улице, на которой находились Палаты Совета, шли, уже никуда не торопясь. Я уже видела белые мраморные ступени, по которым мне предстояло подняться.
- У вас есть еще немного времени, чтобы собраться с мыслями, - сказал Аскалот. - Надеюсь, вы хорошо подготовились.
Признаться, я не готовилась вовсе. Мне казалось глупым репетировать перед зеркалом речь, сочинять и заучивать. Слова должны рождаться в душе за секунду до того, как будут произнесены. И только они будут правильными. Все остальное - фальшь. И наставницы, знающие меня, как облупленную, без труда отличат искренность от отработанного выступления.
Аскалот отдал лошадь служке, взял меня под руку и указал на лестницу приглашающим жестом.
- Смелее, - подбодрил он.
Мне казалось, будет трудно сделать лишь первый шаг. Но каждый следующий давался сложнее предыдущего. Дыхание сбивалось, но вовсе не от усталости. Мне было страшно взглянуть в глаза наставницам и увидеть в них разочарование, холод и ненависть.
Коридор, который вел в зал для аудиенций, казался мне бесконечным. У высоких дверей, выкрашенных белой краской и украшенных резьбой, Аскалот оставил меня и пообещал ждать возвращения. Мужественно сражаясь с паникой, я даже не смогла ответить. Поборов нерешительность, я кивнула охране, и двери передо мной открылись.
Зал для аудиенций был куда меньше и скромнее главного. Никаких вычурных украшений, позолоты и статуй. На мгновение я ослепла от бившего в окно солнца. Когда зрение вернулось, я разглядела их. Златовласки, неотличимые друг от друга. Самые красивые женщины Йефиалии. Время не оставило на их лицах ни морщинки. Наоборот, они казались моложе и еще красивее. Как мне хотелось, чтобы и в моих жилах была хоть капелька эльфийской крови.
Эрминь стояла у окна, сложив руки на груди и смотрела на меня, поджав губы, с немым укором. Тирэль сидела рядом на деревянном стуле со светло-зеленой обивкой и улыбалась. Мне стало невыносимо больно. Вопреки данным себе обещаниям держаться во что бы то ни стало, я расплакалась. Проклиная себя, я утирала бегущие по щекам соленые ручейки, а они все не останавливались.
Презрительно сморщившись, Эрминь отвернулась к окну. Я решила, что все пропало. Страхи начинали сбываться.
- Подойди, дитя, - позвала незрячая эльфийка и протянула руку.
Во мне колыхнулась надежда. Сделав несколько шагов, я опустилась перед ней на колени, прижалась мокрым от слез лицом к атласной ладони, умирая от страха, что наставница в любой момент отдернет руку.
Первой нарушила тишину Эрминь.
- Как можно быть такой беспечной? - воскликнула она, и я дернулась, как от удара. - Ты хоть понимаешь, что ты сделала? Ты поставила под удар не только себя. Твоя репутация бросат тень на нас, на акадамию и...
- Сестра, прошу тебя, - мягко осадила ее незрячая эльфийка. - Разве ты не видишь? Девочка и так напугана.
- Нет, Тирэль! Прошло немало времени. Почти пять лет. Она уже не ребенок, пора перестать ее щадить!
- Человеческие дети так быстро растут, - улыбнулась эльфийка. - Я и забыла.
Эрминь всплеснула руками.
- Ты меня не слушаешь!
- Кажется, сестра, мы собрались здесь, чтобы послушать одну из нас. Но не тебя, - спокойно возразила Тирэль.
Фыркнув, эльфийка сложила руки на груди и выжидающе посмотрела на меня. А я, как назло, растеряла все слова.
Несмотря на внешнее сходство, сестры-близнецы Ли"вэй были совершенно разными по характеру. Эрминь - огонь. Легко вспыхивает, и быстро гаснет. Тирэль - вода. Всегда спокойная, но твердая и упрямая, как река, которая прокладывает себе дорогу средь камней. Ее ничем не проймешь. Но уж коли удалось кому разозлить Тирэль, она сметет всех, кто посмеет встать у нее на пути, и даже серьезный недуг не сможет ее удержать.
- Расскажи, - сказала незрячая эльфийка. - С самого начала.
Я подняла голову и взглянула на нее, надеясь, что не выгляжу, как та собака, что хозяин пнул под зад, как только животина стала приносить больше неудобств, чем пользы. И вновь я была рассказчиком. Но, на удивление, собственная история уже не резала меня ножом по сердцу. Рана начала зарастать.
Заново переживая события прошедших четырех лет, я старалась не отрываться от реальности и следить за реакцией наставниц. Я не понимала, что может измениться от моего рассказа. Но, быть может, если я покаюсь, сестры захотят мне помочь.
Тирэль все больше мрачнела. Эрминь недоверчиво сузила глаза и выдала:
- Наглая ложь.
Я вскинула глаза.
- Я знаю, вам сказали, что я... что я сама, да? - прошептала я с замиранием сердца. - Что я сама пошла к ним.
Тирэль вскинула руку раньше, чем ее сестра успела заговорить.
- Я тебе верю, - сказала она с улыбкой.
- А я - нет, - выплюнула Эрминь.
Это можно было понять. Когда все вокруг говорят, что вот у того торговца на рынке яблоки гнилые, волей-неволей начинаешь верить, что это действительно так. А самому пойти удостовериться - помилуйте, зачем? Ведь все говорят...
- В лесу Лунгур я встретила человека, - выдавила я, сознавая, что все равно мне терять нечего. - Он рассказал, что у моего отца были враги... влиятельные. Настолько, что он мог только прятаться от них... Это они распространяли слухи.
- Снова ложь, - рыкнула Эрминь.
- Сестра... - тонкие пальцы Тирэль побелели.
- Приговоренный все что угодно скажет, чтобы избежать повешенья, - Эрминь была непреклонна. - Выдумает такую несусветную чушь...
- Как звали этого человека? - перебила Тирэль, и, осмелившись бросить на нее короткий взгляд, я уловила беспокойство на прекрасном лице.
- Регард, - ответила я. - Его имя было Регард.
Эрминь побледнела и поджала губы. Казалось, обвинения застряли у нее в горле. Улыбка Тирэль стала каменной, но эльфийке удалось удержать ее.
- Встань, - сказала она. - Сестра, подойди.
Мы сели в круг. Тирэль по-прежнему не отпускала мою руку. Мне отчего-то стало страшно.
- Наставницы, я...
- Помолчи, Вилья, - оборвала меня Эрминь.
И тут я поняла: она сердится не на меня. На себя или кого-то другого.
- Такого с нами еще не происходило, а, сестра? - в голосе Тирэль слышался упрек.
Я ничего не понимала. Снова.
- Я не виновата! - бросила Эрминь.
- Это правда. В том не только твоя вина. Виноваты мы обе, - кивнула незрячая эльфийка.
- Прошу вас, объясните! - не выдержала я.
Демоны Худшего из Миров, да сколько ж можно? Все вокруг только и делают, что лгут, утаивают правду и притворяются. За последнее время узнала так много, что меня вряд ли можно чем-то удивить.
Улыбка Тирэль померкла.
- Кажется, нас всех обманули, - сказала она со вздохом.
Глава 4
Маски долой
Из грустных историй вырастают хорошие книги.
Халед Хоссейни. Бегущий за ветром
Иногда воспоминания, самые важные, теряются в глубинах памяти. Когда мы боимся, когда нам больно или отчаянно не хочется помнить неприятное, оно стирается. Мы прячем это в самом дальнем сундуке и запираем на семь замков, дабы никогда и никто не отыскал это, наше сокровенное, пугающее. Никто. Даже мы сами.
Нам принесли травяной отвар, сахар, молоко и пироги. Эрминь зачем-то задернула шторы, испуганно косясь на сестру. Слуги зажгли свечи.
- Ты с детства везучая, - улыбнулась Тирэль.
Я удивленно взглянула на нее.
- Человек, который встретился тебе в Деньше... мы почти уверены, что именно он - причина всех наших бед.
- Регард? - вздернула я брови. - Этого не может быть.
- Почему же? - спросила Эрминь.
Я передернула плечами.
- По мне, так он просто обманутый мужчина, снедаемый жаждой отмщения, - пояснила я. - У него со Свермиром личные счеты.
- Все это неправда, - отмахнулась Эрминь. - Что бы он тебе ни сказал, сдается мне, он все выдумал.
- Он рассказал мне правду, - возразила я. - О матери, об отце и его недругах. Он рассказал то, о чем вы все молчали столько лет.
- Это в его духе, - кивнула Эрминь. - Полуправда во всем.
- Регард Арриан появился в Йефиалии двадцать пять лет назад, - сказала задумчиво Тирэль, помешивая ложечкой сахар в чашке с травяным отваром, и улыбнулась. - Совсем юнец. Полный надежд, стремлений и мечтаний. Он хотел попроситься в Совет...
- Но ему отказали, - подхватила Эрминь и взяла с блюдца кусок пирога с вишней. - В Совет с улицы никого еще не брали. Мы могли бы сделать для него исключение, но не знали о нем ничего. Ни семьи, ни бумаг, ни прошлого. Даже мало-мальски влиятельных знакомых, которые могли бы за него поручиться. Ничего. Чистый лист. Но он не сдался. Влекомый мечтой, он прошел обязательную военную подготовку и устроился в стражу, чтобы всегда быть на виду.
- Я видела у него скарабея на запястье, - сказала я, не прикасаясь к собственной чашке.
Эрминь кивнула.
- После семилетней службы он попал в Совет как элитный стражник. Наверное, тогда он встретил твоего отца. Регард помогал ему управлять делами...
- Шахтой, - подсказала я.
- Ты знаешь, - то ли вопрос, то ли утверждение.
- Он рассказал.
- Этот человек никогда не упускал возможности показать свое превосходство, - вздохнула Тирэль. - Особенно если оно не в силе, а в знании.
- Сотрудничество ренора Эльмьери дель Асквель и Регарда Арриана продлилось удивительно долго. Почти десять лет. Оно продолжалось и после того, как ренор продал шахту. Часть денег ушло на твое обучение и содержание, другую часть он вложил в новое дело - ювелирную мастерскую. Спустя пару лет их было уже не меньше пяти только в Вафали-рейн. А потом случилось предсказуемое, - сказала Эрминь. - Регард стал тянуть одеяло на себя. У него амбиций было побольше, чем у твоего отца.
- Ренор Эльмьери дель Асквель заботился только о том, чтобы его семья была в достатке, - подтвердила Тирэль. - Если бы он знал, чем обернется эта затея с шахтой твоего деда, не стал бы ввязываться.
Сестры умолкли, давая мне время, чтобы осознать сказанное.
- Что потом? - спросила я.
- Регард Арриан ушел в тень, - пожала плечами Эрминь. - О нем долго не было слышно..
- Постойте, - я на мгновение задумалась. - Так сколько, говорите, лет прошло? Нет... Наставницы, мы, должно быть, говорим о разных людях. Человеку, о котором вы говорите, должно быть не меньше пятидесяти лет.
- Пятьдесят три года, если быть точнее, - кивнула Эрминь.
- Но тому Регарду, что я встретила в Лунгуре, не больше тридцати пяти.
Эрминь взглянула на сестру. По улыбке на губах незрячей эльфийки я догадалась, что меня ждет очередное открытие, и приготовилась удивляться.
- Когда Регард Арриан впервые стоял на пороге Палат Совета, ему было двадцать три года, - сказала Эрминь. - А я не дала бы ему и четырнадцати. Мне тогда показалось это крайне странным. Этот феномен можно было бы объяснить эльфийской кровью, но в его жилах не было ни капли.
- Как вы это узнали? - удивилась я.
- Мы чувствуем сородичей, - объяснила Тирэль.
- Мы начали искать причину, - продолжила незрячая эльфийка. - И нашли.
- Регард пришел не из Деньши, - продолжала Эрминь. - Не из Гевронии или диких южных земель, хоть утверждает, что он именно оттуда. Он с Аметистовых островов.
- Я слышала о них в детстве, - усмехнулась я. - Не думала, что вы верите в сказки, наставницы...
Тирэль склонила голову.
- Тогда, должно быть, из сказок, ты знаешь, что люди, родившиеся в этом удивительном месте, долгожители. Море Фах-рейн, со всех сторон окружающее острова, отдает всю магическую силу этим землям. Говорят, родившийся на Аметистовых островах не падет от руки смертного. Ему нельзя причинить вред.
Я вздернула бровь.
- Иначе объяснить его неестественную молодость мы не в силах, - поведала Эрминь.
- Может, он обращается к услугам колдунов? - пожала я плечами. - Или пьет зелья?
- Нет, - покачала головой Тирэль. - Мы проверяли.
Я помолчала, ожидая продолжения. Неспроста ведь наставницы заговорили об этом странном человеке, который сначала изъявил желание помочь мне, а потом едва не убил.
- Вы говорили, что вас обманули, - напомнила я. - И что Регард Арриан может быть причиной всех бед. Что вы имели в виду?
- Дело в том, - вздохнула Эрминь, что пять лет назад Регарда Арриана приняли в Совет. Путем голосования Мудрейших. Шесть голосов "за" против двух...
- Вы голосовали против, - догадалась я. - Почему?
- Мы по-прежнему ничего о нем не знали, - ответила Эрминь. - Он заработал себе репутацию в Йефиалии, был знакомцем твоего отца, но что за человек Регард Арриан, неизвестно. Он не женился, хотя в его возрасте и при его положении пристало иметь семью. Над прошлым все так же - завеса. У нас были все основания ему не доверять.
- Они с твоим отцом разругались, - сказала Тирэль. - И в момент превратились из верных друзей и союзников во врагов. Да, Регард был одержим жаждой мести. Но разбойник тут был не при чем. Дело в реноре Эльмьери дель Асквель.
- Но в силу определенных причин даже такой человек, как Регард, не мог дотянуться до столь влиятельного ренора, - вновь подхватила Эрминь. - И он решил действовать по-другому.
- Через его дочь, - выдохнула незрячая эльфийка.
- Мы считаем, что в Совет он попал нечестным путем, - вздохнула Тирэль. - И лишь с одной целью - удлиннить собственные руки, усилить влияние, обрести власть, чтобы окончательно уничтожить ренора Эльмьери дель Асквель.
- Так в чем же вы себя вините? - спросила я.
Эрминь взглянула на сестру.
- Если приголосовании возникает спорная ситуация, если есть хотя ы один голос против, считается, что претенденту не повезло, и он не попадает в Совет, - ответила она неохотно.
- И? - протянула я.
- Нас убедили отказаться от своих голосов и переголосовать, - голос Тирэль дрогнул.
- Убедили? - я все еще не понимала. - Что это значит, наставницы?
- Это значит, что Регард пожертвовал академии, в которой ты училась, крупную сумму денег, - тведо встретив мой взгляд, отчеканила Эрминь.
- То есть... он вас купил? - я не верила своим ушам.
- Ты не понимаешь! - взвизгнула Эрминь.
- Дитя, - вмешалась Тирэль, - мы тоже иногда ошибаемся. И в тот момент мы решили, что, должно быть, зря наговариваем на благородного человека. Академия умирает. Состоятельные люди Йефиалии не желают больше жертвовать на нее. И вдруг человек, не обладающий богатством, отдает едва ли не целое состояние. Мы не могли не оценить этот жест.
Я прикусила губу. Мне ли их судить? Мне приходилось быть свидетелем куда худших деяний. К тому же, быть может, все именно так, как говорят наставницы. Иногда нам хочется поверить в доброту человека, которому не то, что жизнь, собственный рваный сапог доверить нельзя.
- А моя мать? - неслушающимися губами произнесла я.
- Мы не знаем, - ответила Эрминь. - Ее смерть - тайна, покрытая мраком. Как и причина, по которой распался столь перспективный союз.
- Мы сомневаемся, что дело было только в стремлении Арриана к еще большим высотам, - кивнула Тирэль.
Я поднялась, глубоко вздохнула. Внезапно стало трудно дышать, захотелось ослабить шнуровку на платье.
- Надеюсь, - выговорила я, - хотя бы это - правда. Я уже не знаю, чему верить.
- Если нельзя верить находящимся в этой комнате, - усмехнулась Эрминь, - то нельзя боле никому.
Тирэль встала, подошла, обняла меня за плечи и, приподнявшись на цыпочки, коснулась губами моего покрывшегося испариной лба.
- Как ты выросла, - рассмеялась она. - Придется теперь слугам носить мне скамейку.
Я невольно улыбнулась. В это время подошла Эрминь.
- Мы сделаем все, чтобы очистить твое имя, - сказала она. - Но мы не сможем сделать этого, пока наши опасения не подтвердятся.
- И доказательство вины Арриана или же свидетельство его невиновности ты должна добыть сама, - в голосе Тирэль было сожаление.
- Как мне это сделать? - спросила я. - Я не знаю, где искать его.
- Твой новый друг тебе поможет, - лукаво подмигнула Эрминь и чуть отодвинула шторку.
Под окном ходил взад-вперед Меченый.
- Думаете, я могу доверять ему? - засомневалась я.
- Как нам, - кивнула Тирэль. - Как самой себе. Он будет верен тебе, как пес.
- Мы тем временем пустим слух, - улыбнулась Эрминь, - о том, что ты сбежала из Тихой Пустоши. Так сказать, забросим удочку. Не волнуйся, моя дорогая. Он клюнет. Твой враг сам тебя найдет.
- И ради всех богов, - Тирэль стиснула мои руки, - будь осторожна...
- Она везучая, - хмыкнула Эрминь прежде, чем я успела ответить. - Осторожность ей ни к чему.
***
"Признаться, ренора, я не сразу узнал вас..."
Мне было лет шесть или семь, когда нас посетил странный улыбчивый господин, напоминавший кота. Плавные движения, неторопливая речь, певучие интонации и взгляд теплых глаз цвета ореховой пасты. Это необычное лакомство незнакомец привез с юга, где долго путешествовал. Он вручил мне баночку, завернутую в белоснежный платок, в уголке которого были вышиты синими нитями две буквы. "Р.А.". Должно быть, его инициалы.
Потом он приехал снова. И снова. И каждый раз приносил в холодный замок немного южного тепла и ореховую пасту. Я утыкалась в баночку, соскребала тягучую массу пальцами и облизывала их. Поведение, недостойное истинной леди. Зато я была занята, а отцу и его гостю только это и нужно было. Я не помнила ничего из их разговоров.
Но последний визит господина Кота невольно врезался мне в память.
Они с отцом поругались. Сильно. Я сидела на подоконнике и ела ореховую пасту из банки большой ложкой. Из-за двери кабинета отца доносились крики, ругань. Потом что-то упало и разбилось. Этот грохот заставил меня оторваться от лакомства. Единственной хрупкой вещью в кабинете отца была изящная фарфоровая статуэтка в виде девушки, тянущейся к солнцу. Золотые кудри обрамляли ее идеальное кукольное лицо, Бело-голубое платье задралось, обнажив босые ступни. Я любила эту вещицу. Отец говорил, фарфоровая девушка была копией его умершей жены. Тогда я не знала, что она - моя мать, но все равно отчаянно жалела, что не могу познакомиться со столь прекрасной леди.
Дверь распахнулась, господин кот вылетел из кабинета, едва взглянув на меня, и быстро сбежал по лестнице. Служанка поспешила следом. Вскоре шаги стихли, и я, поставив банку на подоконник, вся перемазанная пастой, отважилась заглянуть в кабинет. Оттуда не доносилось ни звука. А потом я услышала нечто похожее на всхлипы. Отец сидел на полу и собирал осколки разбитой статуэтки.