Квартира была закрыта, но не заперта. Постояв в раздумьях пару секунд, Лидия Ивановна решительно вошла. На первый взгляд, следов постороннего вторжения не было. Женщина прислушалась - ничего, только шум капель на кухне. Успокоившись, она тяжело опустилась на низкий шкафчик и посмотрела на себя в висящее напротив зеркало. Отражение уставилось на нее замученными глазами. Усталое, серое лицо, опухшие веки... Лидия Ивановна вздохнула и принялась стягивать обувь. Сапоги были старые, почти развалившиеся, но приходилось донашивать. И пальто тоже приходилось... Она еще раз вздохнула, встала и, уронив печальный взгляд на зеркало, пошла прямо на кухню. По пути ей пришлось захлопнуть дверь в ванную и выключить там свет. Раздражаясь, Лидия Ивановна удивилась, почему только она в этом доме думает о счетах за электричество.
Стол встретил ее горой тарелок, оставленных с утра семьей. Помянув про себя мужа и сына, не потрудившихся даже убрать объедки, Лидия Ивановна включила радио и принялась перекладывать посуду в раковину. С каждой новой тарелкой ее злость все росла. Ее злил счастливый женский голос героини радиосериала, злило дребезжание холодильника, злила ржавая раковина и таз под ней - чтобы вода из слива не капала на пол, злили побитые чашки, а больше всего злило, что она, как рабыня, должна прислуживать в собственном доме... Вода шумно хлестала из крана, Лидия Ивановна продолжала с ожесточением работать губкой, а слезы текли и текли по ее лицу. Закончив мыть посуду, она включила чайник и села за стол, обхватив голову руками. За что же, за что же это все, думала женщина.
Чайник призывно засвистел, и ей пришлось встать и выключить его. Доставая из шкафа любимую чашку с котятами, опуская на стол вазочку с вареньем и наливая чай, Лидия Ивановна начала понемногу успокаиваться, а через пять минут уже даже ругала себя за глупые слезы. Ничего страшного, жизнь как жизнь, у людей и хуже бывает.
На часах было семь - как раз начинался ее сериал, и Лидия Ивановна поспешила в комнату к телевизору. Довольная, что никто не донимает жалобами и придирками, она смаковала каждый эпизод, и даже рекламу не переключала.
Около восьми женщина удивилась было мельком отсутствию сына, но волноваться не стала - он часто возвращался затемно, а то и вовсе не приходил ночевать. Последнее время тот был сам не свой: чуть что начинал кричать, обижался, что мать про него забыла, а потом требовал, чтобы она перестала лезть в его жизнь. И друзья у него странные стали. Вот Никита был хороший мальчик, а эти... наркоманы какие-то. Только он и слушать не хочет, говорит, что только они его понимают...
Мысли это были грустные, и, чтобы поскорее разогнать их, Лидия Ивановна пошла греть ужин.
Ровно в восемь вошел Николай Семенович и с порога заорал: "Хозяйка, подавай на стол!". Отмечая краем глаза, что муж наследил в коридоре, женщина кинулась собирать ужин. Хозяин уселся на табуретку и забарабанил по столу.
- Ну что ты там копаешься! Давай быстрей, жрать охота!
- Подождешь, не переломишься! Хоть бы руки помыл! Свинья и есть свинья - всю квартиру изгадил! Только вчера пол мыла! Я тебе что, кухарка?!
- Да ты не ори, не ори! И без тебя башка болит!
- Ах у него голова болит! Ой-ей-ей! А у меня ничего не болит на вас спину гнуть?! Ты зарплату принес?
Зарплату Николай Семенович принес, но не всю. Впрочем, виноватым он себя не чувствовал, сказал, что отдал ее же, Лидии Ивановны, долги за телевизор. Тут же они принялись выяснять, чей же все-таки телевизор, и кто имеет право его смотреть. Потом вспомнили и протекающую раковину, и все еще не заклеенные окна. Уже в истерике Лидия Ивановна кричала, что соседке муж шубу купил, а ее не может даже зарплату целиком до дома донести, одним словом - полный неудачник. Последний аргумент возымел на Николая Семеновича совсем уж неожиданное действие, и он с размаху врезал жене по лицу.
Пошатнувшись, Лидия Ивановна, отступила назад. Муж зло посмотрел на нее, развернулся и ушел в комнату, довольный, что последнее слово осталось за ним. Женщина, держась за щеку, поплелась в кухню. Ей хотелось зареветь в голос, но она знала, что нельзя, что надо молчать. В голове у нее было совсем пусто, и только одна фраза звучала без остановки: "Господи, за что, за что?". Стало больно рукам, и Лидия Ивановна с удивлением поняла, что сидит, намертво вцепившись в край стола. С усилием она оторвала руки и, словно впервые, посмотрела на них. Загрубевшие, красные... она вдруг поняла, что что-то забыла... что же это... ну что...
Вымыть руки. Она забыла вымыть руки. Перед едой надо мыть руки.
Словно в трансе Лидия Ивановна вошла в ванную. И увидела. От ее крика вздрогнули стекла.