Ну, здравствуй, читатель. Вот ты и добрался до этой замечательной книги. Жаль, что мы еще не начали ее писать, но не стоит пугаться, нам осталось уточнить лишь некоторые детали - и мы начнем. На самом деле деталей достаточно много, потому что мы относимся к нашей работе серьезно и не делаем ни для кого скидок. Пока что мы определились только с именем главного героя, его зовут Джон или Джек, в крайнем случае, Иван.
А глаза, какие у него глаза, давай остановимся здесь подробнее. Ведь это очень важно, какие у главного героя глаза. Всегда напишут голубые, или зеленые, или серые - и все. А какие именно голубые или зеленые? Многие не уделяют этому достаточного внимания, а ведь это очень важно - какие глаза у главного героя. Но ничего не пиши про его лицо и фигуру. И так ясно, что он не плох собой, ведь это главный герой женского романа, но, прошу, избавь меня от всех этих прямых носов, мускул, щетин, подбородков и скул, особенно скул. Хотя такого, наверное, и не бывает, но давай попробуем представить, что у нашего главного героя не было скул.
Действительно, в некотором смысле, наш главный герой не плох собой, во всяком случае, одинокие женщины средних лет находят его таковым. Даже несмотря на полное отсутствие скул. Что же касается цвета глаз, то здесь обычно говорят о цвете радужки вокруг зрачка. Как правило, если присмотреться, то в радужке глаза можно увидеть какую-нибудь космическую туманность, чаще всего это Крабовидная туманность, а в радужке нашего главного героя, давайте уже называть его Джоном или Джеком, в крайнем случае, Иваном, в его радужке видна туманность Ориона. У Джека радужка состоит из двух цветов: снаружи серая, слегка голубоватая, навевающая прохладу, иногда даже обдающая холодком, а внутренняя часть рядом со зрачком зеленая, темно-зеленая. Когда зрачок сужен, эта часть видна особенно хорошо, а когда расширен, то ее почти не видно, она превращается в зеленую кайму по краю черного зрачка. И вот когда зрачок сужен, на границе зеленого и серого цветов можно различить линии туманности Ориона.
Хорошо, но пусть у Джека будет родинка на щеке, ладно? Это так мило, когда у главного героя маленькая родинка на щеке.
На левой щеке у Джона была маленькая родинка.
А где и как мы видим Джона впервые? Первое появление - один из ключевых моментов книги, именно в этот момент в голове читателя складывается образ Джека, который он пронесет через всю книгу и который впоследствии будет сложно изменить. Возможно, первое появление должно даже немного шокировать читателя.
Когда мы впервые видим Джека, он сидит на земле спиной к стволу сосны, которая растет на берегу озера. И сосна, и лицо Джека, и родинка на его левой щеке, и весь остальной Джек отражаются в глади озера. Такое возможно потому, что погода очень тихая, и все деревья вокруг озера стоят неподвижно, даже тонкие березы.
А растет ли на дереве, к которому прислонился Джек, мох?
Вероятно, да, растет, потому что это очень глухой лес и в нем очень много всего растет. Впрочем, утверждать ничего нельзя. Возможно, что это даже совсем и не мох, а лишайник, что в корне меняет дело. Ведь мох нелюдим, одинок, сам по себе, а лишайник - это целое сообщество, симбиоз гриба и водоросли. Симбиоз - это что-то такое интимное, личное, чему лучше не мешать и не помогать. Это должно произойти само собою, постепенно, подальше от чужих глаз. Совместная жизнь на юге гораздо проще, чем на севере, вот почему гриб и водоросль предпочитают южную сторону деревьев.
Даже гриб и водоросль могут ужиться вместе, а люди почему-то не могут. А с какой стороны растет мох или лишайник относительно Джона или Джека? Растет ли он с той стороны, с которой ему следовало бы расти, чтобы заходящее солнце, отражаясь в спокойной глади озера, освещало мягким солнечным светом лицо Джона с маленькой родинкой на левой щеке?
Да, мох или лишайник растет именно с той стороны. Солнце живописно освещает лицо Джека самостоятельно, без посредников, и еще добавляет света, отражаясь в озере, так что лицо Джека очень хорошо освещено и можно рассмотреть каждый волосок, каждую пору, каждую неровность, каждую ресничку, трещинку на губе и, разумеется, маленькую, слегка выпуклую родинку на левой щеке. Отсутствие скул позволяет нам сосредоточиться на родинке.
А не слепит ли такой яркий и насыщенный солнечный свет глаза Джона, в которых в этот момент можно разглядеть туманность Ориона, не приходится ли ему прищуривать их, чтобы насладиться видом заката над лесным озером?
Нет, свет не слепит глаз Джека, потому что они закрыты. По этой же причине Джон не может насладиться закатом над лесным озером.
Почему же Джек не желает насладиться закатом над лесным озером? На это должна быть веская причина, возможно, Джон заснул, разнежась под теплыми лучами солнца?
Джон находится без сознания.
О Боже! Когда мы впервые видим Джека, он находится без сознания? Что же случилось? Может быть, кто-то пытается ему помочь, побрызгать на лицо водой, дать нашатыря, легко похлопать по щекам? Должно быть, Джон склонил голову на грудь и она повисла безжизненно? В таком случае солнце никак не может освещать лицо Джека без посредников, а только отражаясь в глади озера!
Нет, голова Джека не повисла безжизненно, потому что на дереве, к которому прислонился Джон, выступило немного или даже много смолы, и волосы Джона прилипли к смоле и к самому дереву. Вот почему Джек держит голову прямо, как и подобает главному герою книги, даже несмотря на то, что он находится без сознания.
Ох, как это все волнительно! Но почему же, почему он без сознания, что же случилось?
Джек ранен в грудь острым и длинным предметом, и из его груди сочится кровь. Чувствуя подкатывающее бессилие, Джон присел на берегу, чтобы слегка перевести дух, прислонился к дереву спиной и откинул голову, волосы на его затылке прилипли к выступившей смоле, но он не почувствовал этого, потому что впал в беспамятство.
Я знаю, его ранил главный злодей! Во всех женских романах всегда есть главный злодей, который всем делает гадости и иногда даже кого-нибудь ранит. Надеюсь, это не будет одна из тех книг, где главный герой умирает в конце (или, что еще хуже, в самом начале). В женских романах главные герои не умирают, а конец всегда счастливый.
Умрет Джек или Джон или нет зависит только от него самого, от его подготовки, от его выносливости, от его здоровья и крепости. Как правило, подобные вещи закладываются еще в детстве и зависят от многих причин: кормили вас в детстве молоком из пакета или свежим из-под коровы, много ли вы двигались в детстве, достаточно ли было витаминов и питательных веществ в еде, которую вы ели, нет ли у вас генетических патологий, была ли экологическая обстановка в вашем районе благоприятной или не очень, не сутулились или не гнулись ли вы в какую-нибудь сторону, сидя на уроке в школе. Думаю, еще очень много всего могло повлиять на Джона или Джека в детстве, в юности и уже в зрелом возрасте, в котором мы и видим Джека.
То есть, Джек уже в зрелом возрасте, ага. Но в детстве Джон был необычным мальчиком, он выделялся среди своих сверстников.
Конечно, ведь это же главный герой, он не мог быть обычным мальчиком в детстве.
Впрочем, нельзя сказать, что он был очень уж особенным и имел какие-то суперспособности, но, например, кости его росли быстрее чем мышцы, оттого в 15 лет он казался не по возрасту высоким и худым. Возможно, если бы он занимался спортом, то впоследствии стал бы высоким и мускулистым, но он не занимался никаким спортом, поэтому так и остался высоким и худым. Ладони у него стали вытянутыми, руки походили на ту часть экскаватора, которая отвечает за перемещение ковша.
У его родителей не было достаточно денег, чтобы оплачивать спортивные секции, а сам Джон не питал страсти к чему-либо. Вообще, Джон, один из тех несуразных, нескладных простых людей - с кожей, покрытой грязным загаром, с глубокими морщинами на лице, с мускулами, вернее, с жилами, которые бывают от работы, а не от спортивного зала - которых часто можно встретить среди сантехников, электриков, слесарей.
Постой, ты хочешь сказать, что главный герой женского романа простой сантехник, ты уверен, что все идет по плану?
Да. Мало кто знает, но по статистике у сантехников самые крепкие семьи. Не зря же их называют sunтехник - солнечный техник. На самом деле, действие романа происходит в будущем и Джон работает на Солнце техником. Это я, конечно, выдумал, но было бы здорово.
В действительности, к сожалению, Джек или Джон обычный сантехник, он смотрит телепрограммы или ролики в интернете, где девушки с яркими надувными губами без умолку что-то говорят и задают бесчисленные вопросы. И кто-то орет, машет руками в ответ, создает шум и гам - и это называется ток-шоу, или блог, или еще как-нибудь. Я бы назвал это разжижением мозгов. Если бы была такая болезнь, как окаменение мозга, то эти передачи отлично подошли бы в качестве лекарства. Но Джону такая болезнь не грозит, мозг у него очень-очень жидкий, ему нечего бояться, главное, сохранять герметичность.
Так случилось, что в детстве у Джека не появилось никакого увлечения. Он слонялся, думая о том, чем бы он занялся, будь у него много денег, вместо того, чтобы действительно чем-то заняться. Его привлекали игры, но не потому, что ему нравилось играть или выигрывать, а потому что играли все, и он тоже вместе со всеми. Джон никогда не был очень сильным, потому, в некотором роде, не был свободен в принятии решений. Ему всегда приходилось на кого-то оглядываться, говоря да или нет, хочу или не хочу. Так он привык не давать волю своим желаниям, которых и без того было немного, привык искать ответ в интонации вопроса, а не отвечать.
В школе учеба не казалась ему интересной. Он не понимал, что ему дают информацию о мире, он думал, что это все ненужные глупости. Солнце светит, трава зеленая, небо голубое или синее - что еще нужно знать? У меня есть глаза и уши, зачем мне нужны буквы и цифры? - думал он. Из-за этого его мозг так и не начал думать, думать по-настоящему, проверяя возможности и варианты, находя выходы и переходы из одной мысли в другую. Если в его голове что-то появлялось, он считал, что этого достаточно. Какое-нибудь новое слово? Хорошо, буду говорить его при каждом случае, пока не забуду.
Но однажды с ним случилось то, что хотя бы раз в жизни бывает с каждым, назовем это - открытие Вселенной. Ему было лет семнадцать, мать и отец его уже развелись, и он жил с матерью. На их старой кухне все время текла облупившаяся эмалированная мойка, после мытья рук внизу образовывалась маленькая лужа, а после мытья посуды озеро. Мать все время нервничала из-за этого и кричала, наконец она попросила знакомого сантехника починить. Сантехник привез новый сифон, и это устройство поразило Джона до глубины души, в самом центре его мозга что-то вспыхнуло и волна начала распространяться к окраинам, захватывая все новые места и уголки, и вот уже вся его голова, все его мысли были заняты этим волнением. Как же все это продумано! - восхищался он. Это - воронка, сюда сливается вода со всей раковины. В воронке есть специальная крышка, которую можно закрыть, и вода перестанет стекать в канализацию и начнет набираться в раковине. Из воронки вниз идет труба, на другом конце которой закручена через резиновую прокладку куполообразная крышка - отстойник. Отстойник нужен на тот случай, если вы уроните бриллиант в раковину - он не смоется в канализацию, а останется в отстойнике. Вбок от трубы идет гибкая труба в канализацию, она прикручивается гайкой через конусную резиновую прокладку: чем сильнее затягиваешь гайку, тем плотнее прижимается прокладка, если потекла вода, то можно просто подтянуть гайку. А еще сбоку от раковины отверстие для перелива, если кто-то закрыл воронку крышкой и забыл выключить воду, то она не затопит весь дом, а будет сливаться через отверстие по переливу в канализацию. Какая гениальная мысль во всем этом устройстве!
И после этого Джон решил стать сантехником?
Нет, он ничего не решал. Сантехник, увидев интерес, предложил ему стать помощником, и Джек начал держать трубы, менять резиновые прокладки, наматывать на резьбу белую тефлоновую ленту. А потом и сам стал сантехником, потому что знал и понимал это. Больше он ничего не знал и не понимал, но сантехником был очень хорошим. Он всегда знал, что купить лучше, а чего покупать не стоит, сколько нужно того или этого, и всегда получалось ровно и точно, потому что Джон в своей голове с самого начала представлял всю водопроводную схему, которую ему предстоит сделать или починить, со всеми кранами, прокладками, штуцерами, уголками, муфтами.
Женился он так же, у него была возможность жениться, и он сделал это. Ни он, ни его жена не знают, зачем так случилось. Было такое время, все вокруг женились, и они тоже поженились, как бы за компанию. Зато после этого никто и никогда их не спрашивал, когда они собираются жениться. Даже не знаю, может быть, оно того стоило.
Что-то я совсем запуталась. Итак, женский роман будет о совместной жизни солнечного техника и его жены? О том, как они преодолевают тягости жизни на Солнце?
Не стоит забегать вперед, до начала нам еще далеко. Я не знаю, о чем будешь ты, разве это так важно? Вообще, расскажи как ты предпочитаешь, чтобы тебя писали? Ведь тебя уже многие писали до меня.
Ну, знаешь, я люблю, чтобы написание занимало время. Когда быстро, что это? Пшик и все. Я даже не успела ничего заметить. Я люблю, чтобы долго, старательно, глубоко, проникновенно, чтобы человек потрудился, чтобы я почувствовала его частичку в себе, тогда это хорошо. И прошу тебя, поменьше сюсюкайся. Будь жестче, тверже. Будь, пожалуйста, каменнее.
Каменея, Джон думал порой о своей роли в круговороте воды в природе. Мельчайшие частицы водяного пара собираются в небе, образуя облака, и проливаются дождем. Эта вода, стекая со всей Земли, течет в реки, озера, водохранилища, а из них поступает по водопроводам, которые делает Джек, людям. И потом через канализацию, которую делает Джон, снова попадает в реки, испаряется и собирается в белые облака или в черные тучи. Тайную, теплую гордость ощущал Джек или Джон в такие моменты. И Посейдон, древнегреческий покровитель сантехников, оберегал его.
Так Джон прожил до сорока пяти лет. Раз в неделю он думал о недельном цикле своей одежды, рассказывал жене о необычайном унитазе, гоготал над шутками вечернего шоу, подключался к бесплотной вай-фай сети, выбирал Президента, производил миллиарды половых клеток, ходил в гости и пил водку, находя в алкогольном тумане какое-то освобождение, беспричинную радость и любовь ко всему - то, о чем он никогда не думал и даже не подозревал. Его печень увеличивалась пропорционально числу его друзей, но об этом он тоже не догадывался.
Хорошо, я уже поняла, что это будет необычный женский роман. А расскажи про главную героиню, про жену Джона? Ведь я правильно предположила, что жена Джека - главная героиня? Какая она? Я уже даже поспорила сама с собой, будет она красивая или нет. И расскажи про знакомство! Ведь в женских романах знакомство всегда определяет всю дальнейшую жизнь героев.
Как они познакомились? Попробуй угадать.
Угадать? О, нет! Только не так, прошу, не надо!
Джек ремонтировал в доме главной героини водопровод.
О, господи. И что же, они после этого жили счастливо?
Пожалуй, да, иногда они действительно были счастливы. Не так часто, им не всегда хватало времени быть счастливыми, каждодневные заботы и одолевавшая с каждым днем тупость отнимали у них счастье, но в некоторые дни им действительно удавалось радоваться тем мелочам, которые составляют человеческое счастье.
Хоть ты и не писал об этом, но я уже поняла, что главная героиня не была красавицей. Но у нее должен быть хороший вкус, она должна быть элегантна, как все главные героини, это должно быть у нее в крови, с рождения. И это не обсуждается, наша главная героиня весьма элегантна, и причем без всякой претенциозности или напыщенности. Но только не описывай одежду, ее всегда так много описывают: какая-то бахрома, вырезы, рюш, - терпеть не могу этого. Мы должны понять, что главная героиня элегантна, но не прикасайся к одежде.
Глупейшее занятие - описывать женскую одежду. Нет-нет, конечно. Она голая, главная героиня совершенно нагая - и в этом ее элегантность.
А почему она голая, ведь это не просто так, ведь должна быть причина! Может быть, необычная, аномальная для данного времени года жара?
Нет. Она голая потому, что лежит распростертая на пыточном столе, на столе для пыток.
О, господи! Распростертая! Хочешь сказать, что ее руки и ноги раскинуты в стороны, и она совсем-совсем голая, даже никакой лоскут разодранной ткани не задержался на ее бедре?
Ни единый. Более того, ее руки и ноги привязаны грязной веревкой - грязным канатом - к деревянным, отшлифованным, кое-где потрескавшимся рычагам пыточного стола. И эти рычаги, дай им только шанс, только маленькую возможность, - разорвут ее на куски, на клочки.
Но разве можно разорвать человека на куски, потянув за руки и ноги. Мне кажется, здесь нужно быть честным с читателем - у нее всего лишь могут оторваться руки или ноги. Но ведь это тоже не безболезненно? Я так мало знаю об этом, в женских романах про такое не пишут.
Не думаю, что мы когда-нибудь узнаем об этом. Вернее, я на это надеюсь, не хотелось бы мне знать о таких вещах.
А откуда взялся стол для пыток, это старинный стол? Ведь такую вещь не купишь в мебельном магазине.
Это самодельный пыточный стол, его сделал, изготовил - кто-то. Но если не знать заранее, что он самодельный, то и не скажешь сразу, настолько все подходит одно к другому.
Что подходит?
Например, старые черенки от лопат и грязный канат, которым к ним привязана главная героиня, очень подходят друг к другу и к грязному столу.
Ох, боже мой! А как ее зовут, как зовут главную героиню?
Мария. По-моему, это лучшее женское имя на Земле, не находишь?
Не знаю, но мне нравится. Главных героинь женских романов часто зовут Мариями, и они обычно хорошо рисуют.
Как ни странно, наша Мария тоже хорошо рисовала в молодости. А еще в юности она мечтала о том, какого жениха встретит и как будет с ним счастлива. Он должен быть сильный, - думала она, - но не грубый, красивый, но не чересчур, не приторный, мужественный, но не черствый, чуткий, но чтобы не накручивал себя по пустякам. Ох, как же сложно сформулировать свои желания словами! Вот бы чувства сразу становились желаниями!
Но с тех пор минуло много лет, и Мария уже ни о чем не мечтает, и никто уже не знает, как Мария рисует, даже она сама. Когда-то нежные, ее руки сейчас похожи на руки сапожника или руки деревенского мужика.
Как жаль, руки крайне важны для женщины, на руках можно носить кольца, и лак, и браслеты, и шелковые перчатки, а еще можно вскидывать руки и мягко касаться лица, удивляясь или умиляясь маленькому котенку или красивому платью.
К сожалению, Мария уже давно не вскидывает руки к лицу и почти ничему не удивляется, даже красивому платью. Она продает помидоры и огурцы, виноград и сливы, морковь и картофель. Обычно все это лежит в картонных коробках на лестнице рядом с входом или выходом из метро. И яркое, сильное летнее солнце незаметно, но непреклонно вызывает необратимые изменения в помидорах и в сливах, в винограде и в лице Марии - коричневом, в еще более коричневых родинках. Крашеные в медь жидкие волосы Марии растрепаны, фартук весь в пятнах, под коротко остриженными ногтями на толстых пальцах грязь и высохший помидорный сок.
Однажды Мария разговорилась со своей покупательницей.
- А откуда у вас овощи?
- Из Краснодара, брат возит.
- А вы и сами из Краснодара.
- Да, и сама оттуда.
- А огурцы свежие.
- Свежие, вчера только привез. Это по сто.
- И как вам здесь, назад не собираетесь?
- Да куда же я поеду, мне еще дочь три года учить. Пока тут.
- Давайте мне еще виноград.
- Спасибо, приходите еще, я каждый день здесь. Все свежее, сами возим, -прокричала она уже вдогонку, но на лестницах возле метро люди всегда так спешат. А ведь вдогонку, как правило, говорят самые важные слова - таким образом их пытаются сделать чуть менее важными. Почему-то люди избегают важных слов, Мария тоже из таких. Она, кажется, никогда не говорила своему мужу, что любит его. Вероятно, она не говорила это даже своей дочери. Важные слова - это как хорошие помидоры - боишься отдать дешево, продешевить - так они и гниют.
Кажется, Мария должна знать в этом толк? Странно, что она так неумело обращается с чем-то похожим на помидоры.
Проблема в том, что Мария совершенно ничего не понимает. Объясняют ей что-нибудь, как ехать, к примеру, она смотрит большими глазами, кивает, говорит угу, мугу, даже не моргает - так слушает, а потом человек уходит, и она даже предположить не может, куда же ей теперь податься, вперед ли, назад ли, влево или вправо. Или объясняют ей, как зажечь газовый котел, она смотрит, смотрит, что-то вдумчиво уточняет, кивает, угукает, а когда настает ее очередь зажигать, спрашивает: "А как делать-то?"
Газовый котел?
Неважно.
А как же читатель поймет, что Мария была элегантна, если после продажи помидоров она лежит совсем голая на пыточном столе, связанная канатом?
А разве это не элегантно, лежать абсолютно голой на столе? И не просто на столе, а на столе для пыток, пусть и самодельном, да еще связанной канатом? Разве что-то может быть элегантнее?
Может быть, лежать на столе для пыток в красивом, кружевном платье?
У Марии нет красивых кружевных платьев. Иногда она смотрит на красивые платья, на дорогие духи, на красивых мужчин в часах и костюмах - особенным, тайным взглядом. Так смотрят сироты на детей, у которых есть родители.
Но ведь ты говорил, что она была счастлива со своим мужем, с Джеком или c Джоном, расскажи, пожалуйста, о том моменте, когда они были счастливы.
Это был солнечный осенний день, теплый, почти летний. В такие дни солнце светит ярко и низко, прямо в лицо, так что хочется чихать. Джон пришел с работы как всегда немного утомленный и недовольный тем, что он сантехник, всего лишь простой сантехник, хоть и знающий свое дело. Нужно иметь много моральных сил, чтобы каждый день быть сантехником.
Мария вошла в дом вслед за Джеком, они встретились взглядами и вдруг оба разом вспомнили, что в доме совсем нет еды, утром Мария съела два последних яблока, а Джон пил чай с горбушкой, и невольно рассмеялись своей забывчивости, которая продолжалась второй день подряд.
Джон снова завязал шнурки, и они вдвоем пошли в магазин, что бывало совсем не часто. Почему-то так получалось, что они совсем редко ходили вдвоем. И вот теперь они шли вместе, высокий Джон и Мария, едва достававшая макушкой ему до плеча. И всю дорогу, и в магазине они находились под влиянием какого-то общего чувства, словно они хотели приблизить, призвать счастье, то телевизионное счастье счастливой семьи. И каждая покупка способствовала этому: и мука, и гречка, и бананы, и особенно - маслины.
А обратно они решили пойти через набережную. Джек нес два распухших пакета, а Мария щипала длинный торчавший батон, и бросала кусочки уткам. Утки прилетали от другого берега и, приземляясь на воду, скользили на растопыренных лапах как на водных лыжах.
А когда это было, то есть я имею в виду, давно ли это было, давно ли Мария была счастлива?
Неизвестно, было ли это вообще, возможно, ничего такого и не было. Мария очень хотела, чтобы это было, но совсем не понимала, как это может быть, потому что она совсем ничего не понимала.
Но ведь сейчас Мария старее, чем тогда, теперь она стала понимать больше, стала мудрее?
Напомню, что сейчас Мария лежит абсолютно нагая на самодельном пыточном столе, и судить о степени ее мудрости не представляется хоть сколько-нибудь возможным.
О, господи, опять ты об этом! Почему ты вообще решил написать женский роман, ты раньше писал хоть что-нибудь до этого? Думаешь, написать женский роман так легко!
По статистике, женщины читают больше мужчин, оттого женские романы столь популярны, хорошо продаются, и на этом можно неплохо заработать - такое сейчас время. И не надо думать, что я совсем ничего не понимаю в писательстве. Как мне кажется, главное не усложнять, все-таки это женский роман.
О-хо-хо! Значит, по-твоему, женщины совсем ничего не понимают и им можно подсунуть всё что угодно?
Нет, я хочу сказать, что в женском романе не должно быть никаких заморочек, все должно быть доступно.
Ах вот как! Тогда можешь ты мне без заморочек - доступно - объяснить, почему Мария лежит голая на каком-то самодельном пыточном столе?
Разве не понятно, Мария лежит на пыточном столе потому, что кто-то ее туда положил и привязал - кто-то.
О, нет, ты издеваешься надо мной, это пытка какая-то. И кто же этот кто-то?
Ну вот, ничего ты не понимаешь, а еще говоришь. Ну подумай хоть немного, кто бы это мог быть, это же так просто.
Ладно, знаю-знаю, это сделал злой и страшный Злодей.
Конечно, конечно Злодей! Только не злой и страшный, а добрый и обаятельный.
В женских романах Злодей должен быть Злодеем, а не добрым и обаятельным.
Хоть я и стараюсь сделать свою книгу простой и понятной, в то же время я избегаю штампов, иначе книга будет скучной и неинтересной. И в моем женском романе Злодей добрый, умный, интеллигентный и обаятельный.
Отчего же он тогда Злодей, если он такой хороший?
Кажется, что это простой вопрос, но на самом деле он сложный. И, может быть, женский роман не самое подходящее место для ответов на такие вопросы, но, как я уже говорил, мы относимся к нашей работе серьезно и не делаем ни для кого скидок, даже для тебя, уважаемый читатель.
Так вот, Злодей не всегда был Злодеем, но в какой-то момент он потерял над собой контроль - и зло наполнило его жизнь. Иногда так бывает: ты что-то делаешь, чем-то очень занят и сам не замечаешь того, как зло тихо овладевает тобой. Например, ты читаешь какое-нибудь проникновенное место в хорошей книге и вдруг слышишь, как на кухне убегает молоко, бежишь вслед за ним и по дороге вспоминаешь мать молока, но потом понимаешь, что корова тут совсем ни при чем. Или долго и упорно пытаешься развязать запутавшийся шнурок и в какой-то критический или закритический момент бросаешь беззащитный ботинок на пол, извергая над ним ругательства. Или разговариваешь по телефону, по важному делу, а какой-нибудь твой родственник или знакомый начинает тыкать тебя пальцем: "Посмотри, посмотри, как снег идет!" - а ты ему: "Да отстань ты от меня!"
То же самое случилось и со Злодеем. Он был так занят написанием картины, или выбором картофеля, или ремонтом машины или дома, или скучной или веселой работой, или одинокими прогулками, или многолюдными шествиями, или чтением стихов, или сочинением музыки, что совсем не заметил, как смастерил пыточный стол и стал привязывать к нему голых женщин.
Как много занятий у нашего Злодея, какой он разносторонний человек!
Да, пожалуй, его даже можно назвать Злодеем эпохи Возрождения.
Но что же с ним случилось, почему он стал привязывать к своему столу ни в чем не повинных женщин?
К великому несчастью, наш дорогой Злодей поражен страшной неизлечимой болезнью.
Какой бедняжка, что же с ним, что за болезнь?
У него окаменение мозга, его мозг тверд как алмаз.
И ничто не может ему помочь?
Ему могли бы помочь телепрограммы и видеоблоги, если бы его болезнь не находилась в такой запущенной и тяжелой стадии. Сейчас же, при любой попытке посмотреть телепрограмму или видеоблог, наш несчастный Злодей испытывает жуткие, нестерпимые боли, к его голове со всего тела приливает кровь, в глазах надуваются красные жилки, на лбу вспухают и пульсируют вены, но кровь не может проникнуть внутрь его каменного мозга, от этого голова Злодея распухает, а обескровленное тело валится набок и дрожит в мелких судорогах. Так что, вероятно, его мозг окаменел совершенно и безвозвратно.
Но ведь в его каменном мозгу есть мысли?
Конечно - много мыслей - нагромождение мыслей - критическая плотность мыслей. Возможно, если бы мыслей было меньше, его мозг и не стал бы таким твердым, таким каменным, и Злодея можно было бы спасти, или хотя бы облегчить страдания передачей Здоровье на первом канале.
Сейчас же одна мысль в его голове сменяет другую со скоростью звука или света в камне. О, как же я вас всех ненавижу! - думает он. - Как же это прекрасно - всех ненавидеть! Обожаю, что бы я делал без ненависти, это так сладко, так восхитительно, так высокомерно! Всех ненавижу, всех вас. О, да, какие же вы все ничтожные! А через секунду эту мысль сменяет другая: Да, наш президент упорядочил воровство - и это большое дело, не стоит недооценивать такое, можно даже сказать, достижение, но теперь нужно двигаться дальше, нужно уменьшать, а в конце концов и прекращать, искоренять воровство. Сколько же можно?
Немного побаиваюсь я людей, которые регулярно ходят в церковь. Не знаю, почему, как-то я им не доверяю. Не просто так они туда ходят - вот что! А в церковь надо просто так ходить.
Ну, понимаешь, ее зовут Кристина Васильевна, отца у нее зовут Вася. Вот как я его буду называть? Вася или Василий? Эй, Василий, подойди, пожалуйста. Я же смеяться буду как дурак. Я ничего не имею против Васей и Василиев во всех их проявлениях, но просто ведь смешно это - Вася, Василий, Василииий! - как в мультике. Это же невозможно, я же не выдержу и буду хохотать. Да я боюсь даже случайно его увидеть, где-нибудь встретить около ее дома - я же умру со смеху. Ну почему не Коля или хотя бы Станислав.
Вообще, если говорить о профессии, о занятии, я бы хотел стоять на мосту, когда уже опустились сумерки и горят фонари, и смотреть на проходящие по мосту поезда, на их светящиеся в темноте прожекторы, на проплывающие под мостом лодки и баржи и на их светящиеся в темноте фонари, на пролетающие над мостом самолеты и на их светящиеся в темноте огни. И не важно, какие это будут самолеты, лодки, поезда: грузовые или пассажирские, быстрые или медленные, обшарпанные и старые или новые и блистающие в ночном фонарном свете.
Как порой влияет на нас случайно услышанное слово! Может быть, даже не услышанное, а перевранное, прорезанное скрипом, придавленное гулом, поистрепавшееся в дороге. Какой-то он клеклый. Или блеклый, или дохлый, или духовный. Что, я клеклый? Почему я клеклый? Совсем не клеклый, где, покажите, что, морщинки вокруг глаз? Да это я просто не выспался, сейчас вот воды попью - и к обеду расправятся. И человек начинает поглощать воду галлонами, лишь бы только не быть клеклым, а сам думает, может быть, все-таки не клеклый, а духовный? Ну конечно же, духовный, разве я не духовный? Очень духовный, добрый, душа компании, разве про такого скажут клеклый? Еще стаканчик, пожалуй. А кто-то всего лишь рассказывал, как подавился утром клецкой.
Социализм - ведь мы шли в правильном направлении! Но как будто задом вперед. Не так давно мы развернулись лицом в правильном направлении, но, видимо, по инерции продолжили двигаться в сторону кормы - и пошли назад. С новым Президентом мы наконец прекратили свое движение назад, и даже сделали несколько шагов вперед - туда, куда нам так хочется попасть! Но на этом мы остановились - вожделенно глядя в чарующую даль, перебирая ногами, теребя пуговицы - но совершенно не двигаясь с места.
Знай, парень, если ты стал слесарем, или сантехником, или механиком, то тебе не повезло. Повезло тем, кто стал хоккеистом, футболистом, биатлонистом, аквапланеристом, брауншвейгским колбасистом. А тебе не повезло. А если тебе совсем не повезло, то ты будешь вставать в пять утра, напяливать пропотевшую, стоящую колом спецовку и идти вывозить смердящий мусор. Вот так, без удачи сейчас никуда.
Почему нельзя оставлять вещей просто так? Почему вокруг них обязательно нужно строить стены, заборы, замки, замки? Я бы не хотел иметь вокруг себя и своих вещей стен, заборов, замков. Пожалуй, я бы хотел быть Человеком в Пространстве.
Замечен в бахвальстве? Когда? Поверьте мне, крайне сложно найти человека скромнее меня. Нет, скажите пожалуйста, когда я вообще в последний раз хвалился чем-нибудь? Возможно, стоило. Ну нет, нет, это не про меня. А может быть, отмечен начальством? Вот это может быть, меня ценят на работе. Отдыхал в Провансе? Ну нет, в Провансе я никогда не был. Может, поехать, раз уж про это говорят? Не могут громче говорить, бормочут что-то там себе под нос - про меня.
Раз уж мы заговорили о профессии, то я предпочитаю делать какую-нибудь простую и полезную работу: собирать мусор, кормить птиц, чистить снег, сажать или поливать деревья, граблить осенние листья, - а в обеденный перерыв садиться в тени высокого здания в центре города - и отдыхать в этой прохладе, пить простую чистую воду, смотреть на проходящих людей. Я бы улыбался им, и, возможно, кто-то садился бы отдохнуть со мной вместе: в тени высокого здания в обеденный городской час, думая, наверное, что я нищий или бездомный. И на вопрос, как меня зовут, я бы отвечал Джон или Джек.
А в доме, в самой большой комнате, на стенах будут нарисованы деревья, стволы деревьев, они будут подниматься к потолку, расходиться в стороны, ветвиться, а на потолке будет небо: синее, белое, голубое, - и кроны деревьев, листочки, веточки, тоже будут на потолке - на фоне неба. В этой комнате мы, все мы - вместе, будем лежать на полу и смотреть сквозь веточки, сквозь всевозможные листочки на облака и на небо, и даже облака будут плыть, потому что нам так хочется.
Это так сложно, я понимаю, мне ли не понимать! Но ничего, ничего, главное сосредоточиться, я смогу, я знаю. Нужно просто соединить все вместе, подобрать одно к другому, и тогда мы узнаем друг друга, мы точно встретимся, не можем не встретиться. И я подойду к тебе и скажу: я - то, что ты имела в виду.
- Папа, а в чем же главное предназначение книг, в чем?
- Развить тонкость чувств - больше от них никакого толку.
- А почему чувства должны быть тонкими?
- Потому что толстых чувств не бывает.
- А почему у вон того дяди рыба ловится больше чем у нас? Потому что у него удочка больше, да? А вот если бы у меня была удочка размером с телевышку, я бы поймал целого кита!
Хорошо, я поняла, что в голове у нашего Злодея было много разных мыслей, даже чересчур много.
Да, он слишком много думал о том, что есть: о дырочках на носках, о взглядах в транспорте, о доходах и расходах - и слишком мало о том, чего нет: о любви, о счастье, о радости. Мозг воспротивился этому и наполнил его жизнь любовью и счастьем, покрыв пеленой доходы, расходы, дырочки, женщину на столе. А ведь человеческий мозг и существует для того, чтобы думать о несуществующих вещах. А он так мало, слишком мало думал о том, чего нет. Но сейчас все наоборот - и он счастлив как никогда!
А где же в романе мы видим Злодея, какое место ему отведено?
Ему отведено одно из главных мест - он лежит рядом с пыточным столом на полу, и из груди его торчит окровавленный металлический прут, металлическая арматура, вернее, железная.
Ох, боже мой! Он жив?
Возможно.
А где находится сам пыточный стол?
Пыточный стол находится в заброшенном черном доме. Черный он оттого, что в нем когда-то был пожар, а теперь нет ни дверей, ни окон. Дом стоит на холме, на берегу лесного озера, так что парадная дверь выходит к озеру, и вид из закопченного проема открывается замечательный.
А это то самое озеро?!
Да, это то самое озеро.
Послушай, что-то я не очень понимаю, а в чем же конфликт между Героем и Злодеем? Должен ведь быть конфликт, столкновение, борьба. Где это все?
Конфликт внутри, он всегда внутри, то, что напоказ, на виду у всех - это не конфликт. Понимаешь, Герой и Злодей, они ведь знают друг друга давно, может быть, они даже учились в одной школе. И началось все с какой-нибудь мелочи, с какого-нибудь взгляда или смеха из-за стены, с чернильной кляксы, или с тепла на ручке двери, ведь так всегда бывает, самые жестокие противоборства начинаются с мелочи. Но это поверхностный взгляд. Если взглянуть изнутри, то мы увидим, что этот конфликт существовал всегда, может быть, сама Вселенная родилась из этого конфликта, и наши Герои и Злодеи - лишь его проявления. А та мелочь, с которой все началось - это сердечный приступ у человека, вероятно, самоубийцы, падающего с дцатого этажа.
Ох, как много деталей нам нужно учесть, у меня голова идет кругом. Все ли мы рассмотрели, со всех ли сторон, под всеми ли углами?