Сонечка Ли

Астрал, черт бы его подрал

- Лёнчик, - говорит мне Мишка, - у тебя есть проблемы с общением?

А у меня только что ножик сломался швейцарский, и вообще настроение ни к черту.

- Отстань, - говорю, - Боборыкин. Нет у меня никаких проблем. У меня точка есть в журнале, мне историю весь вечер зубрить. Пошел я.

- Погоди, Пуго, - хлопает он меня по плечу. - Имеется идея поинтересней.

"Пуго" - это кликуха, а Мишка - мой лучший друг и сосед. Идеи у него обычно стоящие, так что я мигом развернулся.

- Чего там еще? - бурчу вроде как недовольно и кошусь на непонятный футляр, что Мишка из сумки достал.

- Это, мой дорогой ботанический друг, универсальное оружие. Ответ на все вопросы и панацея от всяческих бед.

Любит Мишка вот так загнуть - оттого, должно быть, что сам немножко ботан.

- Ладно, - говорю, - панацея-гопцацея. А внутри чего?

Он ухмыляется и крышку с футляра снимает. Под крышкой лежит пластинка металлическая, вроде медная: плоская, длинная - как линейка, только без делений.

- Ну? - спрашиваю. - Чего ты довольный такой? В лоб я тебе и голыми руками могу дать, без подручных средств. Зачем мне эта ковырялка?

- В носу у тебя ковырялка, - гогочет мой друг, - а это - прибор для выхода в астрал.

- Куда-а?

- Значит,так, - снизошел до объяснений Мишка, - сегодня с утра мать уехала к бабке в деревню на два дня. Ну, я первым делом полез за своим "Геймбоем" - она его реквизировала, когда я на прошлой неделе пару за поведение заработал. Сказала, до каникул не видать мне его как своих ушей... Хы! Ушами в зеркале можно полюбоваться, а все нычки в доме я наперечет знаю. Она думает, если шкаф запирается, так в него и залезть нельзя. "Хы" два раза!

- Короче, - продолжает Мишка, - достаю "Геймбой", никого не трогаю, смотрю - коробочка. Ну, а я чё, рыжий, что ли? Все человеческое мне, что ли, чуждо? Дай, думаю, посмотрю, что это за неопознанные предметы обретаются в моей квартире. Смотрю. Не понимаю. Фигня какая-то гладкая, с чего ее под замок прятать? Пошарил рядом, вытащил книжечку какую-то цветную. Название, - Мишка сделал выразительную паузу, - "Астральная коммуникация. Руководство для начинающих."

Я шмыгнул носом.

- Темный ты, Ленчик, - укорил меня друг. - Ничего не втыкаешь.

Я почесал шею.

- Астрал, - поясняет Мишка, - это такое место, куда выходят. Вот ты сейчас здесь, стоишь, глазами хлопаешь, шею чешешь, а если я тебя сейчас сумкой по голове шарахну со всей дури, что с тобой будет?

- Что будет? Навешаю так, что дворники потом лопатами тебя от асфальта будут отскребать. Тоже мне, шарахальщик...

- Не, - гнет свое Мишка, - если со всей дури, то ты вырубишься. Тело будет на земле валяться, а сознание вылетит в астрал. Туда, от тела не отделившись, не попадешь. Понял?

- Ну, понял... А этой линейкой, что ли, туда провожают? По башке, и привет?

- Да не линейка это, а специальный прибор. В книженции написано, что секрет его изготовления знают только шаманы племени Кытху... - Мишка помолчал и добавил: - Ну и авроры книженции, наверно. Так вот, маман моя недавно записалась на очередные курсы. Расширение границ, адепты древнего знания, пятое-десятое... Ну, ты мою мать знаешь.

Я знал. Мишкина мать вообще была известной личностью. Дома у них было навалом пятого-десятого: хрустальные шары, там, разноцветные свечи, книги с загогулистыми рисунками. В коридоре вечно пахло чем-то чудным - хотя, может, и просто котом - а сама Веленика Петровна (Мишка уверял, что ее и правда так зовут, по паспорту), ужасно похожая на одну американскую актрису, которая всегда играет полицейских, и еще на певца Николая Баскова, выплывала навстречу и улыбалась так загадочно, что у меня мурашки ползли по спине. Когда я у них бывал, я старался не высовываться из Мишкиной комнаты, которая была единственным нормальным местом в квартире, а когда приходила Веленика, так и вовсе делал ноги. Однажды я прохлопал момент и напоролся на нее, когда шел из туалета. От растерянности согласился остаться на чай и целый час слушал какую-то жуть про музыку сфер и вливание в мировую симфонию. Или гармонию, не помню уже. Еле вырвался... Отец рассказывал, что как-то неосторожно чихнул, здороваясь с Веленикой, а потом спасался бегством. "Оля, она на меня порывалась возложить руки. Говорила, что хочет излечить недуг", - говорил он матери с ужасом, а мать неодобрительно качала головой и хмурилась. Я до конца не понял, что за лечение такое, но рассказом проникся. Я бы тоже смотался. На всякий случай. У Веленики много способов докопаться до человека, у нее одних колдовских дипломов штук тридцать, и фотография таинственного мужика в оранжевом стоит на столе - с дарственной надписью. Мишка клянется, что это далай-лама, но, может, и врет.

Так что если нашлась на свете такая вещь, как тайны Кытху, то Мишкина маман обязательно к ним приобщится. Вопрос в другом.

- Ты хочешь сказать, Боборыкин, - говорю я недоверчиво, - что эта дребедень работает?

- Так приходи, опробуем. Лоза-то сработала.

Лозой почему-то называлась железячка, которую пару лет назад мы стащили у Веленики. Стащили и отправились в лес на поиски клада. В лесу мы ничего не нашли, но когда возвращались домой, из лужи на троллейбусной остановке выудили тысячу рублей одной бумажкой. Железячка, правда, в тот момент лежала в сумке, но Мишка сказал, что это все равно, что она притягивает богатство разными способами. Мы сразу взбодрились и в следующие выходные опять отправились на охоту, но, наверно, штуковина размагнитилась, или мы чего-то в ней сломали - одним словом, больше нам ничего не подвернулось, и мы забросили это занятие. Но Веленики после того случая я стал сторониться еще больше: кто знает, что у нее еще в арсенале имеется. Я, во всяком случае, знать не хотел. Так что Мишкино предложение меня не вдохновило.

- Точка у меня в журнале, - бурчу. - Некогда мне.

- "Туго" ты, а не Пуго, - вопит Мишка радостно. - Дожидаемся ночи, выходим в астрал, связываемся с Марьей, внушаем, чтобы тебя завтра не спрашивала и точку потерла. Ты свободен, как ветер, и ничего зубрить не надо. Вопросы есть?

Я слегка озадачился. Заманчиво, конечно, но малоубедительно.

- Это как? - спрашиваю.

- А так. Я тут переписал кое-что, - тянет Мишка листок из кармана. - Слушай сюда. "Во время пребывания в астрале сознание податливо, доверчиво и открыто общению. Адресный волевой посыл, обладающий достаточной твердостью, практически не встречает сопротивления и прочно укореняется в энергетической памяти объекта. По возвращении объект воспринимает усвоенную установку как автономное желание, и стремится реализовать его незамедлительно."

Мишка торжествующе уставился на меня. Я молчал. Он закатил глаза.

- Запускаешь прибор, вступаешь в контакт, отдаешь приказ, а наутро Марья считает, что она сама вдруг решила тебя не вызывать. Всем спасибо, все свободны.

- Так прямо и считает? - не поверил я. - А почему наутро?

- А потому что надо дождаться, чтобы она уснула. Как иначе она в астрал попадет, по-твоему?

По-моему? По-моему, не существовало в природе способа заставить историчку стать податливой и доверчивой. Хотя я, конечно, не специалист по астралу.

- Ну, ладно, - говорю. - Уговорил. Промоем мозги враждебному элементу.

 

 

Весь вечер мы с Мишкой резались в онлайновый покер, а потом пошли в кино на последний сеанс. Вернулись в пол-второго ночи, пока полопали, то-се, смотрим: на часах уже два.

- Ну, все, - говорит Мишка. - Марья уже десятый сон видит. Пора.

И начал орудовать. Выставил кота за дверь, отодвинул журнальный столик в угол, посередке комнаты раскатал круглый коврик со странными узорами, зажег свечей штук двадцать и музыку какую-то дикую включил.

- Вроде ничего не забыл, - объявляет. - Садись в круг.

И "линейку" в руки сует. Взял я ее, хотя уже заробел слегка.

- Между ладонями зажми, - командует Мишка. - Глаза можешь закрыть. Так. Теперь мычи.

- Чего-о?

- "М-м-м-м", - загудел Боборыкин, выпучив глаза, как жаба.

- Это еще зачем?

- Помогает настроиться и сконцентрироваться. Мычи без разговоров. Думай только об объекте - то есть о Марье, представляй ее мысленно и вызывай все время, вроде как по телефону дозвониться пытаешься...

- Может, я лучше и правда по телефону позвоню? - затосковал я.

- И чего скажешь? "Здрасте, Марьиванна, это Пуговкин. Извините, что разбудил. У меня тут точка в журнале. Так вы поставьте мне вместо нее пятерку, а то я ничего не выучил"... Хочешь пятерку, Пуго?

- Хочу.

- Мычи.

Я набрал воздуху побольше, закрыл глаза и затянул, как Мишка велел: "ммм". Воздух кончился, я опять вдохнул. И еще раз. И еще. Полоска в руках теплая стала и словно задрожала чуть-чуть. Я сжал ее покрепче, и опять давай концентрироваться. Полоска трясется все сильней, мне все больше не по себе, но я не отвлекаюсь, вызываю историчку. Вдруг в голове раздается:

- Здесь... Я здесь.

Марья! Голос счастливый, будто только что учителем года стала. Я сразу онемел, натурально язык отнялся.

- Кто звал меня? - спрашивает историчка. - Пуговкин? Это ты?

- Я, Марьиванна, - брякнул я от растерянности.

- Что тебе, Пуговкин? - говорит она уже совсем не так радостно.

Я замямлил:

- Точка у меня... А тут такие дела... Завтра - никак не смогу. Четверку бы...

(Пятерка, как ни крути, - перебор).

- Четве-о-орку? - проскрипела Марья уже совсем обычным своим голосом, ехидным-преехидным. - Может, сразу за триместр? Или годовую? Чего мелочиться? А, Пуговкин?

- Не надо годовую, - совсем стушевался я. - Мне бы обычную...

- Будет, Пуговкин. Все будет. Завтра урок посвящаю тебе. По всему пройденному материалу пройдемся, ничего не упустим. Даю торжественное обещание.

Я совсем струхнул, и полоску бросил. Марьин голос пропал, а Мишкин послышался:

- Ну чего? Получилось?

- Получилось, как же, - говорю, а сам пот со лба утираю. - Разве Марье внушишь? Да еще такое? Она сроду мне выше тройки ничего не ставила... Дурак я. Только хуже сделал. Она меня завтра весь урок гонять будет, а я не учил ничего.

- Ты, Пуго, сам виноват. Тебе русским по белому сказали: приказывать надо. Четко и решительно. А ты - "да, Марьиванна, я, Марьиванна"... Это разве установка? Это чепуха какая-то. Ну-ка, дай я попробую.

- Пожалуйста, - говорю. - А ты с кем коммуникачить собрался?

Мишка засмущался.

- Я Бочаровой хочу внушить, чтобы на свидание меня пригласила.

Ишь, разбежался.

-Ну ты даешь, - хмыкнул я. - Бочарова? Да еще чтоб сама пригласила? И ключи от квартиры, где деньги лежат?

- Спокойно, - говорит друг. - Главное - уверенность. Смотри и учись.

Сел на мое место и загундосил-занастраивался. Через несколько минут вдруг вздрогнул, выпрямился и говорит:

- Мне Лену.

Ага, есть контакт.

- Неважно, - продолжает Мишка. - Мне Лена нужна.

С кем это он? Не с Бочаровой, это точно.

- Знакомый, - Боборыкин стал совсем хмурый. - Нет, не из класса... Нет, не Попов... Не Попов!.. Отвяжитесь вы от меня.

Прибор шаманский летит на пол, а Мишка вскакивает на ноги, весь красный и злой.

- Что, - говорю, - нелегка ухажерская доля? Не узнала тебя Бочарова?

- Это не Бочарова была, - пыхтит Мишка. - Это Бочаровская бабка. Чё-то я плохо как-то представлял, мне вместо Ленки все адрес ее в голову лез. Потому меня, наверно, на бабку и замкнуло. Вцепилась в меня: что, да кто, да как фамилия. Просто допрос с пристрастием.

- Знаешь, Мишка, хватит с меня развлечений на сегодня. Наобщался выше крыши. Пошли спать, а?

- Пошли, - вздыхает Боборыкин. - Непростая штука этот астрал.

Кто бы спорил.

 

 

Школу на следующий день пришлось прогулять. Пара по истории в мои планы не входила, а Марьино сознание, по всей видимости, твердо вознамерилось мне эту пару влепить. Шаманскую пластинку я выпросил у Мишки еще на денек. Мне пришла в голову идея. Один из ухажеров моей сестрицы, Юрка, занимался серфингом и однажды пообещал научить меня. На беду, через неделю после этого разговора сестрица дала Юрке отставку, и, понятное дело, он тут же утратил ко мне всякий интерес. Жутко разбирало напомнить ему об уговоре, но я стеснялся. Веленикина штуковина давала отличную возможность добиться цели исподтишка. Я решил рискнуть. Вчерашний опыт я учту. На этот раз все сделаю правильно: никаких "бе-ме", сразу быка за рога.

После того, как Мишка отчалил, я еще продрых часа два, но все равно не выспался. Голова гудела, и состояние было так себе. Любопытно, думал я, сколько времени пройдет, пока Марья забудет о том, что ей ни с того ни с сего приспичило устроить мне настоящий экзамен. Не могу же я теперь вообще не ходить на историю. А, с другой стороны, заучивать весь учебник тоже не улыбается. Ладно, поживем - увидим. В конце концов, если с Юркой все пройдет, как надо, я буду уже опытный пользователь, и можно заново попытаться убедить Марью оставить меня в покое.

Я быстро сжевал бутерброд с сыром и приступил к делу. Зашторил окна, раскатал коврик и даже врубил завывания, что Мишка вчера для настроя запускал. Расчехлил линейку и закрыл глаза. В этот раз контакт налаживался как-то туго. Я представлял Юркину долговязую личность изо всех сил, скрипел зубами и грозно раздувал ноздри, но пластинка теплела неохотно, словно не желала соединять меня с таким неприятным типом. Наконец Юрка отозвался. Голос у него был удивленный.

- Это чего такое?

- Молчи и слушай меня внимательно, - отчеканил я жестко. - Запоминай: больше всего на свете тебе хочется научить Леньку Пуговкина кататься на доске. Как только откроется сезон, заходишь за ним, и вперед в Строгино...

- Шкет? Людкин брательник? - еще больше удивился астральный Юрка. - Ты как это изловчился мне в мозги залезть?

- Не перебивай, - грозно говорю я. - После того, как залезешь обратно в тело...

- Обратно? - тут же снова перебивает Юрка. - Я вроде никуда из него не отлучался. Вот оно на тахте валяется, телевизор смотрит. И я вместе с ним. Ты мне зубы не заговаривай. Говори, как наладил фокус, а то устрою тебе такое Строгино, что неделю сидеть не сможешь.

Мне словно дубиной по голове врезали. Я вспомнил, что Мишка говорил: объект должен сначала выйти в астрал, и только потом можно связь налаживать. Сейчас же день, с какой стати объекту, то есть Юрке, туда выходить? Он же не спит. Эх, баран я, баран.

Контакт я прервал и решил: все. Хватит с меня чертовщины всякой. Одни неприятности от нее. Пальцем больше не прикоснусь к Веленикиным сокровищам, будь то хоть джинн в бутылке или золотая рыбка в аквариуме. Положил прибор обратно в футляр и домой пошел.

Дома пусто. Родители на работе, сестра в институте. Я налил сока и начал по комнатам слоняться, размышлять о своей нелегкой доле. Тут звонок. Я и не подумал открывать - мало ли кто там, объясняй потом, почему не в школе. Но звонок все трезвонит и трезвонит, а потом в дверь забарарабанили так, что просто беда.

- Открывай, шкет, - слышу. - Я тебя в окне видел. Поговорить надо.

Юрка.

Что поделаешь, впускаю.

- Рассказывай, - говорит он, - что за чудо ты учудил.

Я так устал уже от всей этой истории, что сил не осталось отпираться. Все выложил, как было - и про Кытху, и про Марью, и про Ленку Бочарову. У Юрки уши стали, как спутниковые тарелки, а в глазах заблестели искры. Когда я закончил, он посидел минуты две молча, сверкая искрами, а потом выдает:

- Гениальная штука. Только вы, салаги, мелко мыслите. Пятерки там, девчонки, дрянь всякая... Ладно. Предлагаю такой расклад. Я тебя прощаю, забываю о том, что ты мне мозги прополоскать покушался, и о том, что вы чужую нычку распотрошили, никому ни гу-гу. Насчет серфа тоже заметано - за пару недель поставлю тебя на доску, не вопрос. А взамен вы мне даете прибамбас шаманский на одну ночь.

- Да ты что? - я аж поперхнулся. - Обалдел совсем?

- А в чем проблема? Ты же говорил, хозяйка только завтра возвращается - так я вещь утречком доставлю в лучшем виде. Все довольны, все счастливы... Но если ты против, так я вечером могу зайти с твоими родичами потолковать. А завтра к мамаше твоего другана, ей любопытно будет узнать, что сынок в ее отсутствие вытворяет.

- Гад ты, Юрка, - говорю я. - Не надо мне от тебя ничего, ни серфа, ни прощения. Зачем тебе-то коммуникатор понадобился?

Я не думал, что Юрка ответит, но он, оказывается, не собирался скрывать своих планов.

- Объясняю, - потирает он руки. - Сегодня ночью выхожу в эфир и обращаюсь к населению с горячим призывом переслать сто рублей на благое дело. От жалкой сотни ни с кого не убудет. С миру по нитке - голому рубаха.

- А голый, это ты, конечно... А вдруг в милицию пойдут? Ты же адрес собираешься дать, куда деньги отправлять?

- С чем пойдут? Что вдруг захотел кому-то денег подарить? Типа, спасите, люди добрые, мне вдруг приспичило благотворительностью заняться?

Ушлый какой этот Юрка. Все продумал.

- Но насчет адреса хорошо, что напомнил, - нахмурился вдруг тот. - Не в общаге же мне переводы принимать. Ящик абонентский, может, завести? Ладно, покумекаю на досуге. А ты давай, дуй за прибором. В восемь буду тебя на детской площадке ждать. Не явишься - опять в гости заверну, только на этот раз не к тебе, а к предкам твоим. Бывай.

После Юркиного ухода я совсем загрустил. Не понравилось мне, как обстановка складывается: все сильнее и сильнее я с этим проклятым коммуникатором в неприятности ввязываюсь, а как развязаться - понятия не имею. Делать нечего - дождался, когда Мишка из школы вернулся, и поплелся прибор одалживать. Мишка дал, глазом не моргнул: мы же договорились, что я еще один заход предприму; он же знать не знал, что я, лопух помойный, уже все предпринял - себе на беду. В восемь часов вручаю футляр Юрке.

- Семь тридцать утра, - бурчу. - Чтоб как штык был. Мне его еще на место надо положить и следы замести.

- Не дрейфь, шкет. Все будет оки-доки, чики-поки. Да, вот еще что. Я тут поворочал извилинами и вот что решил: чтобы на почту не таскаться и внимания лишнего не привлекать, я адрес твой дам.

Я чуть не подпрыгнул.

- Э! - говорю. - Так не пойдет. Это с какой такой радости?

- А я тебе с каждой сотни буду отстегивать пять рублей... Ну, ладно, уговорил, десять. Это, между прочим, десятая часть. Практически на халяву. Будешь перед школой ящик проверять и конверты мне сдавать.

- А если родители заинтересуются, откуда мне вдруг столько почты повалило ни с того ни с сего, что я скажу??

- А ты вставай пораньше. Ты, что же, хотел десятую часть прикарманить и пальцем не пошевелить?

- Не хотел я никакой части! Я вообще с тобой никаких дел иметь не собираюсь!

- А придется, - зловеще говорит Юрка. - Я ведь и к училке твоей могу заглянуть. Она, наверное, гадает, что это ей за сон сегодня такой странный приснился, где ученик ей велит оценку себе поставить.

- Поверит она, как же, - бормочу я неуверенно.

Юрка помахал футляром перед моим носом.

- Вещдок, - добивает он меня.

- Черт с тобой, - говорю. - Вороти, что хочешь. Все равно у тебя ничего не получится. С этой штукой обращаться уметь надо.

- Поглядим, - подмигивает Юрка.

Потащился я домой. Иду, еле ноги передвигаю. На полпути меня вдруг посещает жуткая мысль. К кому Юрка обращаться надумал? Ко всему населению земного шара? Если у него и впрямь получится, это сколько же писем придет? Вагон и маленькая тележка, вот сколько! Как мне такое в секрете сохранить прикажете??

Рванул я обратно, да поздно. Ушел Юрка. А где искать его, понятия не имею. Побежал домой расспрашивать сестру. А она плечами пожимает:

- Стану я голову забивать таким болваном. Я с ним встречалась пару раз всего, с охламоном.

- В общаге он живет, - напоминаю я. Но сестрица только головой мотает. - Ну, учится он где?

- А он учится? - удивляется она.

Что с ней поделаешь, с бестолковой? Я рукой махнул. Последняя оставалась надежда: что прибор опять не сработает, как надо, и что ничего из Юркиной затеи не выйдет. Я за эту надежду ухватился, как утопающий за последнюю соломинку. Сам себя уговариваю, что шанс еще имеется: во-первых, Юрка может взять и проспать ночью сеанс связи; во-вторых, у него нужных инструментов нет - ни коврика с узорами, ни музыки специальной, в-третьих... в-третьих, он вообще, может, к выходу в астрал не приспособлен.

Но, оказалось, зря я надеялся. К выходу в астрал Юрка оказался даже слишком хорошо приспособлен. Обошелся без книженции с инструкциями и без свечей ароматических. И результат получился такой, что я и вообразить себе не мог. Кошмарный получился результат.

- Накладка приключилась, шкет, - деловито сказал мне Юрка утром.

Я похолодел.

- Попалили меня, - вбивал гвозди в крышку моего гроба Юрка. - Я даже речь не успел до конца толкнуть, когда какая-то морда влезла и говорит...

- Морда? - спросил я обалдело. - В комнату прямо влезла?

- Да не в этом смысле, - отмахнулся Юрка. - Голос какой-то хриплый начал вещать: мол, грубое нарушение, астральный баланс, ля-ля-тополя. Я дослушивать не стал - сливай воду, туши свет.

- Воду? - от расстройства я совсем перестал соображать.

- Воду, воду, - ласково повторил Юрка и сунул мне в руки черный футляр. - Кстати, о воде. Тебе, это, на дно, наверно, пока лучше залечь.

Я похлопал глазами.

- Адрес-то я твой объявлял, - пояснил он. - И фамилию. Так что, сам понимаешь...

Я понял и сел на край песочницы. Лучше бы Юрка меня шандарахнул доской для серфа - так бы я сразу отмучался.

- Извиняй, шкет, - говорит мой убийца. - Кто ж знал?

Я знал, хотел заорать я. Я ж предупреждал! Но у меня что-то такое со ртом случилось, я только пискнуть смог неразборчиво.

- Бывай, - и только я Юрку и видел.

Двинул я к Мишке прибор сдавать.

- Ну и рожа у тебя - говорит Мишка. - Как будто ты к чаю осу вместо конфеты съел. Всю ночь, что ли, в астрале кого-то обрабатывал?

- Если бы, - вздыхаю я горестно. - Пошли, по дороге доложу.

Ну и доложил. Все, как было, ничего скрывать не стал. Мишка слушал молча, только кряхтел и затылок чесал.

- Ладно, - хлопает он меня по плечу. - Чего ты разнюнился? Мало ли чего Юрка напортачил - ты-то тут при чем?

- Так я же ему коммуникатор дал, - тоскую я. - И помогать согласился.

- А вот об этом молчи в тряпочку. Если тебя и в самом деле будут звонить и спрашивать, отпирайся, и точка. Никакого Юрки ты не знаешь, никакого прибора в глаза не видел. Называется "идти в отказ". Вот ты и иди.

Я немножко приободрился. В самом деле, чего я в панику ударился раньше времени? Может, вообще не позвонят. Может, обойдется.

 

 

Не обошлось. Последним уроком был английский. До звонка десять минут. Я сижу, секунды считаю, потихоньку сумку собираю, чтобы из школы сразу вылететь, как пуля: с Марьей ненароком не столкнуться. Весь день в коридор носа не высовывал, даже на завтрак не пошел, боялся на нее нарваться. Сую ручку в карман, и тут - бац!

- Ой, - выдаю я во весь голос. Народ загоготал. Англичанка постучала по столу указкой и говорит:

- Пуговкин, еще одна выходка, и дневник на стол.

- Извините, - бормочу, - Анна Геннадьевна. Я нечаянно. Можно выйти?

Все опять заржали, а англичанка нахмурилась.

- Иди, - говорит, - раз так приспичило, что блажишь на всю Ивановскую.

Приспичило, еще как приспичило, да только не то, что надо. Выскочил я, как ошпаренный, и прямиком в туалет. Запер дверь на всякий случай и только тогда отвечаю:

- Господин Пуговкин - это я.

- Пуговкин Леонид Сергеевич? - уточняет незнакомый голос у меня в голове.

- Да, - говорю как ни в чем не бывало, а у самого в горле пересохло. - А в чем дело?

- Вы обвиняетесь в нарушении кодекса астрального поведения, попытке манипуляции массовым сознанием и несанкционированном использовании коммуникатора разряда Ю-4.

- Я не... - попытался я "пойти в отказ", но голос не дал.

- От лица Малого Кабинета Эфирной Безопасности уведомляю вас о необходимости не позднее двух дней от сегодняшней даты явиться для дачи показаний. Запишите адрес.

Я записал.

- При себе иметь коммуникатор, документы, удостоверяющие способ его приобретения, и разрешение на применение технических средств класса Ю.

- А если я потерял? - спрашиваю.

Тишина.

- Эй!

Молчание. Вот тебе и "отказался".

Мишку я ждал в подъезде на подоконнике. Он только глянул - тут же сообразил, что все плохо. Физиономия у меня, должно быть, была соответствующая: несчастнее она быть просто не могла. Даже если бы я ос горстями ел.

Пока я вводил его в курс дела, Мишка накрывал на стол.

- Котлеты греть не буду, они холодные вкусней, - сообщил он. - Наворачивай.

Какое там "наворачивай", у меня кусок в горло не лезет.

- Не хочу, - говорю.

- Жуй, сказано. Значит, так. Придется прибегнуть к крайним мерам.

- Ну?

- Сейчас пообедаем, к отцу поеду. Он меня в свой отпуск на рыбалку должен был взять, а отпуск накрылся медным тазом. Мать ругалась сильно, а отец сказал, что искупит. "Что хочешь, - говорит, - проси". Я собирался мотороллер заказать, ну да перебьюсь пока без мотороллера. Так и так, день рожденья скоро, может, мать раскошелится.

Я не очень понял. Про Мишкиного отца я знал только, что он с ними не живет давным-давно. Мишка о нем не распространялся, а я не спрашивал. Чем он поможет? Впрочем, судя по Веленике Петровне, можно было предположить, что ее бывший муженек тоже какая-нибудь нехилая личность в их магических кругах.

Между тем Мишка проглотил котлету и засобирался.

- Адрес давай, что мужик продиктовал, - командует он. - Уходить будешь, дверь захлопни.

Взял бумажку и исчез, словно его ветром сдуло.

Я рассиживаться не стал. Тарелку помыл, сумку взял и домой пошел, историю учить. Только не лезет мне в голову ничего. Все мысли о том, как же мне теперь выкручиваться. К вечеру совсем разволновался. Позвонил было Мишке, но к телефону Веленика подошла, собственной магической персоной, и я с испугу дал отбой. Это ж из-за того, что мы ее коммуникатор без спросу взяли, вся каша заварилась. Мишка так и не объявился, и я спать бухнулся. И хотя глаза закрыл не без опаски - кто знает, что с моей астральной провинившейся сущностью могут сотворить, - отрубился в момент.

Встал по будильнику, почти бодрый. Выспался я знатно, никаких там снов или коммуникаций. Насколько, помню, конечно. К Мишке заходить не стал, чтобы с маман его не столкнуться. Понесся в школу. Уже звонок, а Боборыкина все нет. Начался русский, а он не появляется. Физра - мимо. Два труда - фигушки. Инглиш - дырка от бублика вместо Мишки. Последней в пятницу идет история, туда меня самого не заманишь. Дунул я к Боборыкину домой. Веленика, думаю, на работе - а даже если и нет, мне все равно, я уже все ногти от нетерпения сгрыз. Мишка открывает и хмыкает при виде моей переколбашенной личности:

- Чего ты ржешь? - возмущаюсь. - Чего ты прогуливаешь?

- Простудился, - отвечает Мишка. - И вообще, чья бы корова мычала, а твоя бы, Пуго, помалкивала в тряпку... Опять на историю забил. Всю жизнь теперь от Марьи прятаться будешь?

- Может, мне этой самой жизни осталось - кот наплакал, - хриплю я. - Не томи, выкладывай, что там про мою горькую судьбу решили. Ходил твой отец в этот чертов Комитет?

Мишка еще поизгалялся минут пять, но под конец смилостивился.

- Отдыхай, - говорит, - криминалитет ты наш астральный. Пронесло на этот раз. Никаких претензий у Комитета больше не имеется.

Ноги у меня на радостях подкосились, и я плюхнулся на табуретку.

- Это, - спрашиваю, - все твой отец провернул?

- А то кто же. Он, конечно, разозлился не на шутку, когда я ему картину обрисовал. Но, по-моему, больше на мать, чем на нас с тобой. Он всегда бесится, когда слышит про ее штучки. При нем-то она ничем таким не увлекалась, он все эти колдунские выкрутасы на дух не переносит. А тех, кто ими занимается, называет жуликами и еще покрепче. Так что его недолго пришлось убеждать. "С утра, - сказал, - заеду. Разберусь."

- И разобрался?

- Разобрался. Позвонил сегодня в начале двенадцатого и буркнул: всё, мол.

- Всё?

- В смысле, все окей, - поясняет Мишка.

- И больше ничего не прибавил?

- Прибавил, что, если я еще хоть пальцем прикоснусь к материным инструментам, он мне самолично руки оторвет и собакам скормит.

Я одобрительно закивал. Я к шаманским тайнам теперь тоже на пушечный выстрел не подступлюсь.

- А как он их убедил? - поинтересовался я. - Я-то думал, он типа крутой авторитет в этих самых колдунских выкрутасах, а ты говоришь, он в них не верит вовсе.

Мишка захохотал так, что аж закашлялся.

- Ой, не могу, - заливается он. - Батя - маг в законе! Ой, держите меня!

- Не лопни, - советую я ему. - От смеха-то.

- Отец у меня, знаешь, кто? Майор милиции. Майор, Пуго! Не хухры-мухры.

Вот уж сюрприз так сюрприз.

- Не сомневайся, Ленчик, - подмигивает Мишка. - Авторитетности милиции не занимать, и методы у них не хуже в смысле эффективности. Им для налаживания коммуникации никакого прибора не требуется.

- Да-а, - говорю.

Что тут еще скажешь?

 

 

Вот так закончилась наша катавасия. Пару по истории я таки схлопотал. Ну и ладно. Во-первых, я ее заслужил. Во-вторых, Марья успокоилась и перестала меня буравить подозрительным взглядом при каждой встрече. А в-третьих, до конца триместра еще далеко - как говорится, еще не вечер. Исправлю. Может быть.

К Бочаровой Мишка сам охладел. Заявил, что ради такой дурищи не стоило и огород городить. Как будто бывают такие, ради которых стоило бы...

С Юркой я встретился дней через пять. У магазина столкнулись. Вроде как случайно.

- Здорово, - заулыбался он, - шкет!

- Здорово-здорово, - отвечаю я серьезно.

- Как там у тебя, нормалек? Отбрехался?

- Нет, - качаю я головой. - Не стал я брехать. Рассказал все по правде. Астральный кодекс нарушать - это тебе не шуточки.

- Ну? - слегка затуманился Юрка.

- "Ну" - в зад пну, - поджал я губы. - Выговор сделали и отпустили. А вот тобой заинтересовались.

- Сдал меня, что ли? - Юркина физия на глазах приобретала серый оттенок.

- Это кто кого сдал?! Натворить бед, и в кусты - это, по-твоему, как называется?! Короче, некогда мне. Майор Боборыкин, отец Мишкин, ждет. Показания буду давать. Теперь мой тебе совет: ложись-ка на дно. У тебя неслабый наборчик получается: шантаж, вымогательство, мошенничество. Загреметь можно. Не веришь - в кодекс загляни. Только, сам понимаешь, не в астральный.

Больше в своей жизни я Юрку не видел. Был Юрка - и сплыл. Испарился. Словно в другое измерение переместился.

Так что все образовалось. Одна загвоздка: дружба с Боборыкиным у нас слегка разладилась. Трудно стало вести себя, как раньше: то ли стыдно, что я такого ваньку свалял, то ли неудобно, что из-за меня Мишке от мотороллера пришлось отказаться. Рука не поднимается подзатыльник отвесить по-приятельски, нога не гнется пенделя отвесить товарищеского - чувства не те, не хватает чего-то. Может, я Мишку по-другому воспринимать стал? Раньше он был сам по себе, а теперь я как-то до конца не могу забыть, что он - сын своих родителей. Я же даже подраться теперь с ним спокойно не могу: ночью буду астральных посягательств бояться, днем от милиционеров шарахаться. Дурь, конечно... Наверное, у меня просто появились проблемы с общением.