Сорино : другие произведения.

Исступление аёры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Глава СЕДЬМАЯ)
  Прежде чем читать... Позволю себе несколько слов упреждающего характера.
  Текст внизу имеет в своем составе сцены немотивированной жестокости.
  Вместе с иными видами жестокости, эти сцены нарисованы яркими образами и легкими штрихами к размышлениям. Сатанинский максимализм, с которым некоторые герои подходят к разрешению своих проблем, - игры разума и проделки воображения, всего лишь.
  
  Я предупредил.
  
  
  
  Проект Антиготика.
  
  
  
  Глава 7.
  
  
  
  Исступление аёры.
  
  
  
  Красивое место для смерти...,
  Позвольте мне здесь умереть?..
  Мольбам о пощаде не верьте!
  Но бойтесь убить, не успеть...
  
  
  
  
  
  
  Порывы раскаленного ветра, смешанные с колючими частицами белого песка, струями городского смога и лепестками магнолий, трепали волосы и обжигали бледное лицо незнакомца. Его пронзительные синие глаза пристально и, вместе с тем печально, всматривались в расплавленную даль. Город, раскинувшийся перед ним до самого горизонта, дышал и пел, словно гигантское и мистическое существо: горячий сирокко был дыханием этого города, безумный вой сирокко был его песней.
  Ветер высушил слёзы на бледном лице незнакомца, который смотрел в знойное полуденное марево большого города под ногами, ветер шептал ему магические заклятия, как безумный шаман, ветер: то кричал, то шептал, то бормотал что-то невразумительное, то пел свою страшную песню. Горячий сирокко взмывал из раскаленной бездны города, распростертой под его ногами, из мерцавшего расплавленного марева, в котором сверкали и дрожали огромные квадратные окна, блестели гигантские стальные конструкции, громоздились белые башни небоскребов, и черные полосы скоростных магистралей были похожи на тонкие резаные раны, оставленные безумцем на уродливом и одновременно прекрасном теле.
  Он стоял на краю стальной площадки и смотрел в знойную бездну города. Он слушал песню сирокко. А тот, чья тень ныряла в пропасть справа от него, что-то говорил у него за спиной, говорил, говорил, говорил...
  -...шанс.
  -Что?
  -Вы не слушали меня... Однако вам следует серьёзнее отнестись к своей новой работе.
  -К работе? Разве я уже работаю на вас?
  -А разве нет?
  -Я..., еще не решил. Мне нужно подумать..., взвесить все за и против...
  -Бросьте вы думать о напрасном! Лучше думайте о том, как вам хочется попасть в сказку. Это и, правда, красивое место, мой дорогой. Особенно летом. Только представьте: древние леса вокруг сонного городка, дивные яблоневые и вишневые сады, старинные замки с окнами бойницами и с одичавшими оранжереями в белых мраморных колоннадах, озёра... Да, что там, mien ami Yuma, всех красот не перечесть! И городок наш, смею утверждать, - самое расчудесное место на всём белом свете. И что не маловажно - отдельный домик в хорошем районе, тихая школа и покладистые ученики.
  -Ученики? Но разве летом...
  -В нашей школе не бывает каникул. Никогда. Даже выходных не бывает.
  -Но...
  -На то есть свои причины. У каждого, кто живет в том городке, есть свои причины и свои... Впрочем, вам стоит всё рассмотреть самому. Итак, ваш окончательный ответ?
  -Хорошо..., я согласен. Мы будем подписывать договор?
  -Мы? Нет-нет, мой дорогой друг, не мы..., а вы подпишите контракт с Неузнанным Благотворителем. Он просил за вас, и..., я внял его просьбе. Потому, что у вас тоже есть своя причина оказаться в том маленьком и уютном городке.
  -Что за причина?
  -Давнее и тайное желание поработать простым учителем родной речи в маленькой сельской школе. Желание - не причина. Оно - ваш шанс всё вернуть.
  -Я что-то потерял? Разве?
  -Да. Вы потеряли себя. Но я дам вам последний шанс найти утерянное и расплатиться за ошибки.
  
  
  
  1.
  
  Жарко...
  В просторной учительской комнате было невыносимо жарко и светло.
  Июль бушевал и никого не щадил... В квадратной рамке окна появилась бабочка..., она выпорхнула из солнечных пятен, растворенных в горячем воздухе белым атмосферным золотом..., пёстрые крылышки..., трепетная тень...
  Постойте-ка, бабочка? Разве смогла бы выжить бабочка в белом июльском пекле?
  Такая тонкая бабочка.
  Из белого раскаленного марева, что слепило стеклянными оконными отблесками, в которых покачивалась прозрачная серая тень акации, выпорхнула..., да, она - бабочка. Она села на стекло, медленно поводя крыльями. Ей тоже было жарко...
  В окно, распахнутое настежь, наискось били белые лучи июльского солнца - самой его середины, самой раскаленной летней поры. А за окном качались ветки акации с тяжелыми гроздьями белых цветов. На нежно-белых кромках лепестков сверкали и кололи глаз капли росы, как золотые иголочки...
  Откуда роса в такую жару? Роса... Прозрачные капли скатывались по гроздям акации..., медленно..., истаивая в жарком свете..., дрожа и мерцая.
  Учительская...
  Стул посредине.
  На стуле - разморенный жарой молодой мужчина. Светлые волосы, бледная кожа, тонкий профиль лица. Его белая рубашка была расстегнута до половины..., одна рука обессилено свисала вниз..., кончики пальцев касались пола. (Умру я здесь от жары..., тихо спекусь, как пирог с фрикадельками)
  Пронзительно-синие зрачки глаз..., в них отражался раскаленный квадрат окна и белые шторы..., горячий ветер надувал прозрачно-белесую ткань, как паруса. Глаза лениво глянули в сторону, на стол..., на стопку синих тетрадей и рулон географической карты на краю. Сквозняк дунул сильнее, обдав лицо сухим зноем, качнул рулон..., тот подкатился к самому краю стола.
  Нужно бы встать и начать работать, в конце концов.
  Глаза лениво отвернулись от стола и снова принялись созерцать лучи солнца, бившие из окна.
  Как бы написал Сорино, если бы взялся за мою историю?.. Возможно так?
  "Посреди учительской, расслабившись на стуле и закинув одну руку за витую спинку, сидел светловолосый молодой человек в белой рубашке. Он изнывал от жары и мечтал о холодном чае с лимоном в высоком запотевшем стакане... Серая тень полосой протянулась от стула к двери. В шкафу с методической литературой отражался слепящий обруч наручных часов на тонкой кисти руки. И в трёх стеклянных колбах с заспиртованными лягушками, (которые учитель по биологии Зак Бор, как всегда забыл на своем столе в учительской), отражались три благородных профиля одного и того же человека. Ему было плохо и приятно в эту жару, он любил солнце..., он любил лето. И ненавидел собственную разомлелую лень"
  Возможно, так бы и написал.
  Но... Как там уже написал Сорино для солнцепоклонников Большого Города? - "солнечная проказа на коже и на сердце..., жарко..., томно..., тошнит от неги и..., еще её хочется..., еще и еще! Не остывай моя солнечная проказа! Съешь мою голову, выжги внутренности..., но только не остывай!"
  Ах, эти чертовы писатели со своими проклятыми образами..., они отравили моё воображение..., и особенно этот, - который с чертом на ты - теперь любую картину сравниваю с его проклятой эпитомией.
  
  "А вы, Юма, в каких отношениях с чертом?"
  "Ах, оставьте, я стесняюсь..., хи-хи"
  Молодой человек хмыкнул и чуть шевельнулся на стуле. Шутник-с.
  
  И всё-таки..., откуда роса на таком солнце? - подумал молодой человек и заново попытался сфокусироваться на золотых иголках отраженных лучей. Глазам стало больно..., молодой человек недовольно сощурился и безнадежно посмотрел на стопку тетрадей на столе. Упаси вас боже загреметь в этакую глухомань, как Ройбала, устроиться в ней учителем по родной речи и в самую расчудесную летнюю пору, (когда на желтом пляжном песочке пусто, солнечно и тихо), с тоской смотреть на стопку ученических тетрадей, штук около двадцати, (а речка плещется тихонько и слепит золотой рябью..., где-то).
  Одна радость, продолжал лениво думать он, в одной из этих тетрадок имеется сочинение Акиры. Я оставлю его напоследок, себе на закуску... Сначала проверю девятнадцать стандартных и чудовищно унылых сочиненьиц на свободную тему...
  Мне интересно..., почему выпускной класс так вяло относится к тому факту, что он таки выпускной?
  И кстати, вчера в классе имел место быть маленький бунт..., или мне просто показалось? Это чудесное непослушание рассказало кое-что новое о моих учениках, в особенности об одной из них.
  Молодой человек снова хмыкнул, вспомнив вчерашнюю реакцию класса на его предложение написать сочинение на свободную тему. Он просто высказался в звенящую тишину классной комнаты и не стал наблюдать за скисшими лицами и переглядываниями от парты к парте. Он стоял возле окна, наблюдая за мальчишками на школьном футбольном поле, которые резво гоняли мяч от ворот до ворот с криками и веселыми свистами. Затем он рассмотрел гроздья своей любимой акации и наконец, начал прислушиваться к звукам из класса. И поначалу звуков не было вообще... Затем круглая отличница Мира Фокс заявила, что она, знаете ли, не писательница и оной становиться не собирается. Ей, знаете ли, господин новый учитель Юма Романа, желательно конкретную тему узнать, дабы не напрягать мозг в поисках того - не знаю чего. Класс поддержал круглую отличницу одобрительным гомоном. Господин новый учитель Юма Романа вздохнул, повернулся к классу и, осмотрев его опечаленным, (и почти разочарованным), взглядом, подошел к своему столу. Здесь он вынул из папки стопку листков со списком заранее приготовленных тем и поманил отличницу Миру Фокс к себе. Девичьи щечки зарделись..., (шестнадцать годиков, как-никак..., Юма хмыкнул про себя), (нравится - не нравится?.., и не терпится, и так кусается), но Мира быстро взяла себя в руки. Он передал ей листочки, молча, и вернулся к окну, думая про себя, что мог бы смело поспорить на своё месячное жалование, что из полутора десятка тем будут выбраны всего две: "За что я люблю свою семью" и "Как я провожу это лето"...
  На мгновение учитель скосил глаза в сторону и глянул на крайнюю парту в дальнем левом углу... Там сидел Акира. Один. Бледный и взъерошенный, как всегда... Моя надежда... Парнишка, кажется, и не подозревает, что в его вихрастой голове растет и развивается себе потихоньку, невзирая на отвратительные внешние обстоятельства, будущий гениальный писатель. Возможно, я ошибаюсь или спешу с выводами, возможно... Но... В шестнадцать лет так рисовать словами... Так передавать настроения и чувства... Так красиво и точно описывать природу... Нет уж, друзья мои и добрые соседи, придёт время, и он очень громко заявит о себе. Если... У него, кажется, проблемная семья? Нужно поговорить об этом с директором школы.
  Или всё сделать самому?.. Нет..., знаете ли, я не профессиональный педагог..., могу ведь и дров наломать. Сделаем-ка мы ход конем на официальную клетку.
  Щелкнула дверь за спиной... Молодой человек поморщился и, запрокинув голову назад, посмотрел на вошедшего..., то есть на вошедшую. Белое платьице, белый портфель, красивый белый силуэт в двери - картинка в рамке..., с той лишь поправкой, что вверх ногами, (смешно должно быть?)... Ах, я вас умоляю, избавьте меня от общества круглой отличницы из добропорядочной семьи, где наш папа владелец трёх скобяных лавок, двух булочных и одного ресторана, а наша мама тайная пописательница мелодраматических пьес и председатель всех местных благотворительных комитетов. Все эти Ройбальские моды на белое, и сто тридцать три традиции, из которых первая и пресвятая - молчать, потупив глазки...
  Впрочем, в лице нашей Миры Фокс нужно срочно заиметь себе союзника, (и навсегда забыть о тихих классных бунтах), в её характере имеются и положительные стороны, - думал молодой человек, продолжая рассматривать перевернутую ученицу. - Во-первых - она лидер в классе... И мне - ой, как! - стоит учитывать это обстоятельство, чтобы иметь удобный ручной рычаг воздействия на класс. Во-вторых - ум. Она единственная, (прибавим молчаливое одобрение Акиры), кто принял мой новый подход к обучению. Всем остальным было..., (как это говорится на местном диалекте?.., буа-муа?.., а мне плевать?), всем остальным было без разницы. Ведь за окном бушевал июль, речка плескалась и отсвечивала серебряными бликами..., и кошмарное просиживание драгоценного летнего времени в классе было, по меньшей мере, невыносимой пыткой. В третьих...
  -Учитель Романа? - она, кажется, была удивлена и сразу опустила глаза долу, (ну?.., что я говорил?!). - Я искала... Вы не знаете где директор Сорри Рор?.. Извините.
  Так-так...
  Юной барышне занадобился директор, не смотря на то, что классный руководитель сидит перед ней, (хотя и совершенно в несерьёзном положении)... И еще вопросик можно? Почему они все называют меня именно так "учитель Романа"? Все. И дети, и взрослые.
  Учитель Романа принял благопристойное положение, вздохнул и принялся рыться в карманах в поисках пачки сигарет.
  -А тебе он зачем? Может быть, я смогу чем-нибудь помочь?
  -Вряд ли.
  Она ответила сразу, не задумавшись ни на секунду. Так-так...
  Он перестал ковырять свои карманы и поднялся на ноги. Глянул искоса на отличницу, которая уже переминалась с ноги на ногу, остро желая покинуть данное помещение.
  Я не местный... Поэтому ко мне такое отношение, да?
  -Кстати, он тоже нужен мне..., господин директор Рор. Поищем вместе?
  Она покачала головой, не подняв глаз, и шагнула назад, в серую тень коридора.
  -Я... Я позже... Извините.
  -Постой-ка... - он направился к ней, прихватив две верхние синие тетрадки из стопки. Подошел и сунул одну тетрадь в руку. Девочка автоматически взяла её..., затем удивленно посмотрела на учителя... - Ты кажется староста класса, Мира?
  -Да.
  -Это сочинение написал Анди Вуур. Он сидит сзади, в трёх партах от тебя... Почитай и..., обрати внимание на ошибки. - Юма улыбнулся, а девочка, как зачарованная смотрела в пронзительную синеву его глаз. - Ошибки простенькие, но очень упорные. Мне кажется, в его случае вы сможете помочь. Ты и остальные ребята. Если захотите, конечно.
  Он посмотрел вглубь коридора... Бледно-зеленые стены, доска объявлений, шкафчики для верхней одежды, сетка со старыми баскетбольными мячами...
  -Я понимаю тебя, Мира...
  Она вздрогнула от мягкой пронзительности его голоса.
  -Понимаю твое желание помочь ему. Более того, разделяю его. Поэтому, мы поступим следующим образом. Ты займешься Анди Вууром, а я... - Он глянул на Миру и тихо улыбнулся ей. - А я займусь Акирой. Договорились? - Учитель Романа махнул тетрадкой в воздухе.
  -Но... - она не могла отвести взгляда от его глаз.
  -Есть такие дела, девочка, которые следует решать взрослым между собой..., по-взрослому. И то, что происходит в семье Акиры - именно такое дело. Оно не под силу детям. Даже таким серьезным девушкам, как ты. Итак, договорились?
  Она кивнула и снова зарделась.
  "Это стыд..., - думал Юма. - Точнее сказать, я впервые вижу стыдливость..., настоящую..., не деланную..., не показушную. Удивительно. Две недели присматривался к этим деревенским детям, две недели меня коробило - не пойми от чего..., а оказалось, я искал подходящее слово, которое точно определило бы вот это - нервные руки, румянец и глаза вниз. Стыдливость... Это когда же, в последний раз я видел настоящую стыдливость, хотя бы на чьём-нибудь на лице?.. Да что там лицо!"
  -Как вы догадались? - Мира смотрела в пол. Он не мог видеть её лица, но был уверен, что щеки были уже ярко-пунцовыми.
  -Догадался..., о чем именно? Видишь ли..., я о многом догадался за две недели в Ройбале. Посмотри мне в глаза.
  Она глянула..., опомнилась..., попыталась отвести взгляд..., но так и застыла - зачарованная.
  -Теперь ты веришь мне?
  -Наверное, да... Я не знаю почему, но всё-таки - да.
  -Потому, что я никогда не обманываю и не предаю. Просто. Никогда и никого.
  -Даже детей?
  Юма усмехнулся.
  -Даже детей.
  
  
  Он задумчиво смотрел ей вслед. Умная девочка Мира, которая так точно всё рассчитала... Впрочем, я снова всё усложняю. Проще нужно смотреть на людей, господин учитель Юма Романа, проще.
  Да, да, конечно, но...
  Странно всё же, что подросток, (или сказать - ребенок?), искал директора для разговора о судьбе другого подростка. Более естественным, в ее возрасте, было бы попробовать самой, (а если она не одна, то и..., - самим!), помочь ему или попытаться соорудить небольшую такую детскую революцию.
  Юма привычным жестом принялся выискивать пачку сигарет в пустом кармане.
  Отсюда напрашивалось несколько выводов. Либо директор зарекомендовал себя среди ребятни достаточно по-свойски, так, что к нему можно обращаться запросто по любому вопросу. Либо девочка Мира сыграла для меня талантливую сценку... Но таки она была талантлива, медам и месье!
  Юма усмехнулся.
  Он глянул на опустевшее футбольное поле, затем на ветвистую акацию и вздохнул. Найти директора Рора было не трудно. В это время он обычно бывал на заднем школьном дворе, и, либо читал книгу в тенистой виноградной беседке, либо поливал свои розы в большой круглой клумбе.
  Юма обошел школьное здание, прикрыв глаза от слепящего света и наблюдая лишь за колющими блёстками в асфальте, миновал школьные клумбы, вдохнув сладкий аромат ирисов, и вышел на задний двор. Он приостановился в тени старинной разлапистой липы, и с некоторой опаской осмотрел пустой школьный двор и марево, поднимавшееся от раскаленного асфальта. Ему очень не хотелось выходить на пекло... Но... Он вздохнул и поплелся вперед. Солнце жгло. Его лучи давили на плечи и голову. Волосы нагрелись, тело стало потным... Еще пятнадцать шагов и я смогу зайти в распахнутые гаражные ворота. А там меня ждет тень и прохлада... И возможно, если школьный механик не смылся пораньше домой, то и стакан игристого холодного эля из холодильника.
  Юма нырнул в живительную прохладу, с удовольствием вдохнув аромат машинного масла и железа. Когда глаза привыкли к тени..., он с удивлением обнаружил, что механика нет на месте, а вместо него, под открытым капотом старинного директорского бентли, возился какой-то старшеклассник. Он подошел ближе, пытаясь узнать того, кто звенел и щелкал запчастями в машине. Старшеклассников в школе было всего двадцать душ, едва-едва на пару классов наскребли... Он осмотрел помещение общим взглядом, отметив белую рубашку, висевшую на приоткрытой дверце покосившегося шкафчика и плоский черный портфель на столе с инструментами. Возле ног старшеклассника блестели две конфетные обёртки. Он пошарил рукой возле себя, нащупал гаечный ключ в раскрытом кожаном футляре, ловко подбросил его в ладони, (Сейчас мы тебя отвинтим..., ох, как отвинтим), и принялся что-то со скрипом откручивать.
  Юма остановился возле машины, как раз напротив нырнувшего старшеклассника, и кашлянул.
  -Решили всё же остаться, Макс?
  Макс, значит. Полагаю, что Макс Фрай, наш школьный механик. Он принял меня за него... Очень интересное развитие сюжета. Посмотрим, что там дальше будет.
  -На улице, наверное, зверская жара... Подайте мне ключ на девятнадцать, раз уж вы здесь.
  Юма взял ключ и опустил его внутрь машины, стараясь не запачкаться об двигатель.
  -Спасибо, Макс. Через десять минут новенький бензонасос будет подсоединен и господин директор даже не узнает, что машина не желала заводиться с утра.
  Судя по голосу - это Арин Бун. Молчаливый юноша, совершенно ничем не выдававшийся, тихий, серый, но... Кто бы подумал, что он знаком с нашим наимрачнейшим Максом?! И более того, так свободно чувствует себя в его присутствии. И это с Максом-то, которого школяры прозвали "Зверомакс".
  -Кстати, спасибо за конфеты... Только не стоит их подсыпать в портфель тайком... Мне неловко, право слово.
  Юма скосил глаза на масляный пол, по которому сквозняк гонял обертки... Он хотел что-то сказать, но передумал и пошел к раскрытой задней двери.
  -Макс? Вы уходите?
  -Да.
  -Можно я переночую в гараже?.. Пожалуйста.
  Юма остановился и оглянулся... Парнишка так и не узнал меня. Спина Арина напряглась. Он ждал ответа..., но из машины не выбрался и в глаза не посмотрел. (Наверное, это не в первый раз...)
  -Да.
  -Спасибо, Макс. Вы отличный взрослый. Я починю машину и приберусь здесь. Всё будет, как всегда - чисто и уютно.
  Юма пошарил по карманам. Уютно... Курить захотелось так сильно, что заскребло в горле. Тайны, тайны, тайны маленьких городков. Почему они кажутся такими загадочными и мрачными? Потому, что в маленьких городках всегда так - чем меньше город, тем больше тайны?
  Юма вышел из гаража в яркий свет. Впрочем, здесь имелась огромная беседка увитая виноградом. Посреди ее забетонированного пола торчала накренившаяся чугунная колонка с завитушкой на вентиле. Под ней стояло белое эмалированное ведро с водой..., золотые блики сверкали на поверхности и прыгали по резным виноградным листьям вверху. Юма глянул вперед... Директор Рор сидел за столом в дальнем углу, и читал книгу. Он курил тонкую папиросу, стряхивая пепел в латунную чашу пепельницы, и отпивал по глотку холодного чая из стакана с запотевшими стенками.
  Юма вздрогнул... Он словно очнулся и заметил, что директор школы смотрел на него. Подошел к столу... Кивнул в ответ на приветственный кивок...
  Рор подвинул к нему золотой портсигар.
  -Угощайтесь. Чаю вам не предложу, это последний стакан. Но в ведре плещется чистая прохладная вода. Кружка вон там, на столике.
  Юма взял папиросу и прикурил.
  -Спасибо. Я, собственно, вас искал.
  -По-поводу? - Рор снова оторвался от книги и посмотрел на Юму поверх сиреневых очков без оправы.
  -По-поводу... - Юма сжал синюю тетрадку, свернутую в тугую трубку. - Одного из моих учеников.
  Сорри Рор вздохнул, сунул закладку между страниц и закрыл книгу.
  -Ну что же..., давайте, выкладывайте, что там у вас стряслось? - директор показал на свободный стул. - Нужно бы позвать Макса, что бы и вам чаю раздобыл...
  -Макс ушел домой..., кажется.
  -Вот как? - Рор глянул на раскрытую гаражную дверь. - Мне казалось, что я слышал чьи-то голоса. Впрочем..., наверное, замечтался. - Он положил книгу на стол и погладил её, задумчиво рассматривая рисунок на обложке. - Люблю романы этой писательницы, я брожу в её фантазиях, как зачарованный странник. А вы, любите читать, господин Романа?
  -В последнее время ограничиваюсь только методической литературой. Ну, и так кое-что, когда готовлю новые уроки.
  -Зря... Иногда нужно позволять себе читать хорошую литературу, чтобы не потерять чувство сопричастности красоте.
  -Для этого вполне сойдут и розы под окном.
  -Что же это вы так пренебрежительно..., вполне сойдут... Розы - совершенные творения. Точно, как некоторые книги, о которых не говорят на каждом углу и не восхищаются вслух, но читают и плачут, и любят. Для себя. Просто потому, что есть такая человеческая потребность в красоте. И не только человеческая. Скажу вам точно, мой дорогой, что некоторые книги читают ангелы. Эти книги словно написаны для них.
  -Например?
  -А вот об этом поговорим как-нибудь в другой раз. Итак, что за надобность привела вас сюда?
  -Акира.
  Рор смотрел на него.
  -Талантливый мальчик. С ним какие-то проблемы? Мне всегда казалось, что он принадлежит к той группе школьников, которых я называю покладистыми. Это не так?
  -Так. Он действительно хороший и талантливый мальчишка... Вот только... - Юма еще крепче сжал рулон тетрадки. - Мне кажется, в его семье назревает проблема. И... - он старался подбирать осторожные, но точные слова. - И эта проблема не рассосется сама собой, как старый рубец.
  -Продолжайте.
  -Он всё глубже уходит в себя. Закрывается от одноклассников, и вообще не принимает участия в жизни класса. Он пишет всё лучше и лучше, но... То, что он пишет, начинает меня тревожить.
  Директор скосил глаза на тетрадь в руке Юмы.
  -Полагаю, в этой тетради как раз то, что вас тревожит?
  -Я просмотрел его сочинение. Это талантливый рассказ и возможно, я попрошу своего друга, редактора литературного журнала в Большом Городе, напечатать его. Но название...
  Рор отпил глоток чаю и отвернулся.
  -Займитесь.
  -Что? Я не понял, наверное...
  -Я сказал - займитесь. Ведь вы его классный руководитель. Кому, как не вам, заняться проблемой Акиры. Тем более в преддверии выпуска.
  -Мне? - Юма удивленно смотрел на директора, а тот, словно потеряв к теме разговора всякий интерес, рассматривал свою клумбу с розами, сквозь виноград и переплетения металлических прутьев беседки. - Но... Я не знаю, что делать. Ведь я, по большому счету, не учитель.
  -А кто вы, Юма? - директор неожиданно пристально посмотрел в глаза.
  -Ну... Я... Я могу научить правильно и без ошибок писать. Но все эти семейные дела... - Юма едва удерживался, чтобы не отвести взгляд в сторону. Смотреть в черные-черные глаза Рора было невыносимо... - Эта проблема не по мне, господин директор.
  -Если вы пришли ко мне, значит Акира, небезразличен вам? Я прав?
  -Да, но...
  -Вот и займитесь этой проблемой, Юма. Что мешает вам проявить свои лучшие человеческие качества?
  -Я боюсь, что сам наделаю ошибок.
  -Не разочаровывайте меня, господин Романа. Знаете, не выношу, когда умные и сильные люди начинают, вдруг, мямлить и оправдываться. Если мальчик небезразличен вам, значит, примите участие в его судьбе и не отвлекайте меня от чтения любимой книги. Вы свободны. - Директор взял книгу и раскрыл её на закладке.
  
  
  
  2.
  
  -Должно быть, на улице очень жарко?
  Юма кивнул, (Да уж, припекает...), он с большим интересом рассматривал пирожные, аккуратно разложенные на стеклянных полочках по цвету и форме. Его очень заинтриговало одно, что лежало посредине, с клубникой на кремовой горке... Этакая красота..., и вкусное, наверное, божественно.
  -Наш кондитер сегодня в ударе. Вы позволите предложить вам его новый шедевр, господин учитель Романа?
  Юма глянул на розовощекого господина Фокса в неизменном белом колпаке. (Новый шедевр, говорите?..) Однако мелькание и блеск в зеркале, что мерцало за спиной хозяина, сразу отвлекло его от улыбчивого ресторатора и приковало к себе всё внимание. В зеркале, помимо кругленького Фокса, отражалась стеклянная дверь кафетерия, и солнечные блики, прыгавшие по надписи "Ресторан Фоксов", и где-то в глубине стеклянного света..., промелькнул старинный бентли с хромированной решеткой, который, не торопясь и мягко качнувшись на асфальтовом валике, покатил по улице дальше..., в сторону поместья.
  -Господин директор изволили... - прошептал ресторатор.
  Юма посмотрел на Фокса.
  -И что за новый шедевр?
  Фокс вздрогнул и сморгнул, словно на секунду потерял чувство реальности, а вернувшись - не понял где он находится. Он смущенно засуетился и, открыв стеклянную дверцу в витрине, вынул оранжевое пирожное с коричневыми полосками, горделиво возлежавшее на белом блюдце.
  -Их всего было два. Одно было куплено утром... - господин Фокс посмотрел на блики в дверях. - Утром...
  Юма подождал некоторое время...
  -Что утром?
  -Господин директор зашли ко мне сегодня поутру и купили пирожное. Вот это. Наш кондитер назвал его "Шоколад и апельсин". Только взгляните, господин учитель, какое интересное сочетание...
  -Нет!
  Фокс испуганно вздрогнул и, наконец, перевел взгляд со стеклянной двери на Юму.
  -Господин учитель?
  Бледный Юма смотрел на пирожное с отвращением. (Кровь..., капли крови, стекавшие со стального прута..., и еще..., вязкие струйки крови, падавшие в рыхлый снег..., и еще..., шоколад и апельсин в стеклянной чаше, наполненной кровью..., боже, боже что это и откуда?!) В голове помутилось на мгновение, и Юма пошатнулся, едва успев вцепиться в прилавок. Фокс удивился реакции Юмы, но сразу убрал пирожное с глаз долой.
  -Извините. Я не...
  -Никогда... Слышите? Никогда не предлагайте мне ни того, ни другого!
  Его рука сама собой нырнула в карман за сигаретами... Стоп, Юма, стоп! Чего ты взбеленился?!
  Он вздохнул и хмуро глянул на удивленного и слегка испуганного ресторатора.
  -У меня..., аллергия на эти продукты.
  Господин Фокс только моргал и таращился на Юму. Тот искоса глянул вглубь ресторации, отмечая повернутые к нему головы и удивленные лица. Посетителей всего было трое... Я, наверное, крикнул?.. Он заметил среди этих троих девочку со светлыми кудряшками и её маму, (женщина неосознанно положила свою ладонь на ладонь малышки), чуть дальше старик библиотекарь Калеф застыл с ложечкой над мороженым в стакане. Вот и поползут слухи, дорогой мой учитель Романа. Ты только что создал повод... К черту. Он вернулся глазами к Фоксу.
  -Я не знал, господин учитель...
  -Вот это, с клубникой, пожалуй.
  Ресторатор без лишних слов вынул то пирожное, на которое показал Юма, и, положив в картонный пакетик с ручками, протянул через прилавок.
  -Сколько с меня?
  -Нисколько. В качестве моего извинения за ..., - господин Фокс покачал головой. - Пожалуйста, просто так. Без лишних слов, пожалуйста.
  
  Он остановился возле старинной мельницы, чтобы передохнуть в тени. Над потрескавшимися ступенями из старых досок всё ещё громоздился широкий шиферный навес... Юма сощурился, наслаждаясь видом тонкого бисера оранжевого света, пульсировавшего по неровной кромке навеса. А ведь уже вечер, часов около семи? Он загородился ладонью от бушевавшего свечения неба, в котором оранжевые сполохи солнечного пламени тускнели, теряли свою контрастность и в них всё отчетливее проступали сиреневые облака. Да, сиреневый цвет становился всё глубже, в нем появился серебристый отлив, а оранжевое и золотое стекало по гигантской небесной сфере вниз, за горизонт.
  Но пока все еще было душно и достаточно светло. Юма расстегнул верхнюю пуговицу, глянул в последний раз на тускневший перелив точек света на кромке навеса и сел на лавку. Пирожное растает, наверное... И пусть себе... Посижу... Он достал измятую пачку сигарет, вытряхнул одну и прикурил. Полоска дыма изогнулась в изящный завиток...
  А хорошо, ведь.
  Юма прислонился спиной к шершавой стене и расслабился. Он, верно, все понял, - этот загадочный Рор, хороший друг Неузнанного Благотворителя. Мне не хватало этого... Стрёкота цикад не хватало. Вялого душного ветерка в лицо. Чувства жара в глазах и легкого пощипывания от высохших капель пота. Этого каменного канала с теплой водой, в которой было растворено солнце, и неспешно проплывали травинки. Мне не хватало тишины и...
  Юма посмотрел влево, туда, где за журчавшим мельничным каналом с чистой проточной водой, за пшеничным полем, над которым носились ласточки, за фиолетовой полоской далекого леса..., высились остроконечные черепичные крыши Ройбалы. Странно, что поселок был разделен этим полем на две половины... Впрочем... Он глянул вперед... Там на невысоком холме, из зеленого моря кленов, выглядывали шпили и башенки поместья, которое, собственно, и дало название поселку. Не полем был разделен поселок, а поместьем.
  Он зачем-то достал из внутреннего кармана синюю тетрадку, свёрнутую в рулон. (Дома положу под толстый справочник...) Он раскрыл её и прочитал оглавление...
  
  Акира Мизобата.
  Красивое место для смерти.
  
  Закрыл тетрадь. Ах, Акира, мой маленький гений... Юма вынул из нагрудного кармана карандаш с ластиком на другом конце, кое-что подчистил и кое-что дописал... Глупо..., глупо, черт возьми... Он бросил недокуренную сигарету на землю и придавил её каблуком. Ну, что же, нужно идти. Очень нужно.
  
  Домик семейства Мизобата был последним на улице "Белых каштанов". Сразу за ним, если посмотреть влево, тихо шелестел небольшой яблоневый сад, огороженный покосившимся забором, и начиналось пшеничное поле, тянувшееся далеко, почти до самого Окраинного леса. Юма остановился посредине улицы, рассматривая дом, отмечая его неухоженный вид, потрескавшиеся ступени, покосившиеся перила, криво висевший номер. Он смотрел в светившиеся окна, плотно зашторенные и закрытые наглухо, затем обратил внимание на старенький велосипед без переднего колеса, привалившийся к углу домика... Сорная трава, растрескавшиеся плиты дорожек, лавочка, наполовину вросшая в землю... Неприятное место, однако... Я бы не хотел здесь жить.
  А ведь он живет.
  Вместе с отцом и теткой, кажется. Из дома он приносил в школу ссадины и ушибы на груди и на руках. Тот, кто одаривал Акиру этими знаками внимания, очень хорошо понимал, что делает, и не трогал лица. Лицо видно сразу, а багровый кровоподтёк на плече - поди ты, рассмотри... И еще, однажды я случайно встретил его в магазинчике Пруфа, с бутылкой молока, которую он принялся смущенно запихивать в потрепанную сумочку, лишь завидев меня. Странное это было смущение...
  Юма шагнул к домику и приостановился... Что это за звук? Или мне показалось?
  Он прикурил..., два раза нервно затянулся и выбросил сигарету.
  Не показалось. Вот опять. Детский плач... Точнее сказать, тонкий и жалобный голосок ребенка пяти или шести лет от роду.
  Юма поднялся по скрипящим ступеням и поискал глазами дверной звонок. В конце концов, он просто постучал в дверь. За неимением, так сказать...
  
  "Эй, Акира, ты слышишь? Кто-то колотит в дверь... Пойди, прогони их! Всех гони! А потом принеси мне элю... Как нет?! Что значит закончился?! Значит, живо в лавку, ленивый сучонок!"
  
  Однако... Совсем пьяный мужской голос. Отвратительный голос. Нагонявший тоску - серую и безысходную, (трусы, майка, небритая рожа, мутные глаза, замусоленный окурок в прогнивших насквозь зубах, ленивые почесывания задницы и мерзкая отрыжка), мурашки по коже. И первая мысль: "Уйти! Сейчас же! Не раздумывая и не оглядываясь! Пусть они там сами..., пусть варятся в своем отвратном бульоне..., но без меня... Без меня! Не хочу грязи..."
  Он отступил..., всего на ступеньку вниз...
  И услышал шаги за дверью. Кто-то подошел к ней с той стороны и заглянул в дверной глазок.
  Удивлённое "Ах..."
  Щелчок замка...
  Юма напряженно смотрел на дверь, (нет..., если пришел..., значит, он небезразличен мне...)
  Дверь открылась..., на пороге стоял испуганный и бледный Акира. Вслед за тем, из образовавшейся полоски света, наружу вырвались звуки и запахи этого дома, (Юма едва удержался, чтобы не передернуть плечами). Протяжный и однообразный детский плач, (мама, мама, мамочка), грохот телевизионных динамиков, (трансляция смертобола, кажется, из Большого Города), грохот сковород и кастрюль вместе с проклятьями, (это был истеричный женский голос: "Акира, черт тебя подери..., заткни пасть своей сестре или я зашибу её половником!), знакомый мужской голос вторил ей "Акира, твою мать, заткни эту маленькую дрянь или я выброшу её в окно!"...
  Юма смотрел на нахохлившегося парнишку...
  Синий-синий взгляд Юмы заворожил его, выключил все звуки в мире..., оставил только синее, синее..., бесконечное синее...
  Тише, тише... Смотри, смотри... Читай, читай.
  Акира смотрел в глаза Юмы.
  Он взял парнишку за руку и выдернул из ада с запахом пригоревших овощей на сковороде. Дверь закрылась. Ад остался где-то..., где-то далеко.
  -Учитель Романа... - шепотом. - Вы?
  -У тебя есть минута или две, пока они там не опомнились. Я умею разговаривать глазами. Ты видишь в них те слова, которые я не могу сказать вслух?
  Акира смотрел..., смотрел неотрывно. В свете из окон..., синие-синие глаза Юмы, казалось, светились своим внутренним магическим свечением...
  -Да.
  -Ты понимаешь, что это значит?
  -Да.
  -Этому правилу меня научил серафим, который был моим Учителем. Мой адрес и телефон ты знаешь. И всё остальное тоже, - что в любую минуту и прочее, и прочее, и прочее. Не хочу произносить их вслух.
  -Учитель... - Акира всё-таки опустил голову. - Вы здесь из-за моего сочинения?
  -Слишком много крови для шестнадцатилетнего парня, пусть и гения.
  -Мне стыдно... Но я не смог не написать.
  Он протянул тетрадку Акире.
  -Я подправил кое-что в твоем четверостишье. Возможно, оно не стало лучше... Но смысл точно поменялся.
  -Оно неправильное и..., плохое...
  -Это вопрос?
  Акира пожал плечами, глядя в пол.
  -Твоё стихотворение необычное. Особенно учитывая твой возраст. Посмотри мне в глаза, Акира. Я хочу увидеть в них твое последнее слово...
  Акира смотрел на Юму.
  -Ну, что же... Это твое решение. Хотя, руки так и чешутся... - он неприязненно глянул на дверь. - Все мои слова - в силе. И твое решение - за тобой.
  -Да, учитель.
  Юма, вдруг, поддался неожиданному порыву и потрепал мальчишку по волосам.
  -Крепись, малыш. - Он развернулся и решительно шагнул в ночь.
  
  Акира закрыл дверь и прижался к ней спиной. В его измученной душе затеплился белый лучик надежды. Неужели я не один? Неужели... Он раскрыл тетрадь...
  
  Красивое место для смерти...,
  Позволим им здесь умереть?
  Фальшивым мольбам не поверим!..
  Убить бы..., убить бы успеть.
  
  "Акира? Ну, где ты запропастился, дрянной мальчишка?! Долго я буду ждать свой эль?! И заткни ты свою полоумную сестрицу, наконец! А то ведь точно грохну её!"
  
  Черные-черные глаза.
  
  -Чертова маленькая дрянь орёт весь день не переставая... - зло пробормотал пьяный голос отца из приоткрытой двери в большую комнату. - Эй, Матильда, неси кухонную тряпку, черт подери! Я сам вкручу её в пасть этой крикливой сучке!
  -Ха, ха - послышался веселый пьяный голос тётки из кухни. - Сейчас! Я хочу на это посмотреть!
  
  Черные-черные глаза Акиры.
  
  
  Юма присел на чугунную лавочку, что стояла возле калитки его дома. Он вздохнул и с облегчением прислонился к спинке, поставив пакет с пирожным рядом. "Не хочу сладкого, - думал он, - просто хочу тишины и..., - он уселся удобнее, раскинул руки по всё еще теплой спинке скамьи и глянул в лиловое небо, усыпанное мириадами звёзд. - Хочу ночного неба безмолвия"
  Сладкий аромат цветущей акации вызывал в душе необычное чувство упоения тишиной и аёрой летней ночи. Юма смотрел на звёзды... Вот странность..., я совсем забыл свой любимый Большой Город. Аёра Ройбалы отравила меня?
  Сегодня был странный день. Я поступал так, как велело мне сердце... Но я не уверен, что сам точно понял его велений. Я видел их цвет - алый. Обонял их - кровавый запах с толикой сахарной пудры.
  "Красиво" - пробормотал Юма и встал. Он последний раз глянул на гигантскую золотую россыпь звёзд млечного пути в лиловом свечении южной ночи, затем на акацию и..., пошел домой.
  
  
  Ему снился удивительный сон. (Юма ворочался в постели, скинув мокрую от пота простынь, жадно вдыхая тонкую сладость цветущей акации..., он спал с открытыми глазами..., спал или бредил)
  Ему снилось, что вдруг он стал прозрачной тенью, что сделался невесомым, поднялся над собственной постелью, как легкое облако, и вылетел в окно. Он безразлично осмотрел свой дом, открытое окошко, белую тюль выпроставшуюся наружу, и кресло качалку возле крыльца. Он поднимался выше и выше. Затем он окинул взглядом асфальтированные улочки Ройбалы, которые были окантованы белыми точками фонарей, и полетел дальше.
  Дальше, дальше...
  И вот, совершенно неожиданно, он оказался внутри незнакомого дома.
  Юма удивленно осмотрелся вокруг..., зацепив взглядом свое отражение в овальном зеркале, что висело в прихожей. Два шага вперед. Открытая дверь...
  Он заглянул в комнату.
  Черные тени по краям..., покосившаяся старая мебель..., мигавший серыми помехами телевизор..., напротив старенький диван с прогнувшейся спинкой... На диване лежал и пьяно храпел неряшливый мужчина в трусах. Его небритое горло издавало отвратительные звуки: свистящий храп, бульканье, постанывание, клокотанье. Он иногда чесал свой огромный пивной живот и при этом громко травил воздух.
  Юма поморщился. Что за отвратительный тип, скажите на милость?
  И только он собрался выйти из комнаты..., как вдруг заметил, что находится здесь не один. Юма глянул в сторону, на худенькую сгорбленную тень...
  Акира?
  И что это у него в руках?
  Серая тень, стараясь не скрипеть половицами, прошмыгнула в комнату и стала возле дивана. Голубоватое свечение телевизионного экрана придало этой тени форму и объём..., - парнишка в одних плавках..., с тяжелой бутылкой эля в руке. Он шагнул к дивану и склонился над пьяным мужиком, словно проверяя, точно ли его глаза закрыты.
  "Акира?" - с трудом произнес Юма. - "Акира..., нет?"
  А тот не видел его и не слышал. Он вдруг выпрямился, взял бутылку плотнее за горло..., размахнулся...
  "Акира!" - крикнул Юма.
  Со всей возможной силой он ударил тяжелой зеленой бутылкой по лицу спящего отца. Тот хрюкнул, затем дернулся и замахал руками... А бутыль, теряя тяжелые капли крови, снова поднялась вверх и снова опустилась на ненавистное лицо. Во второй свой удар Акира вложил столько ненависти и силы, что стекло громко треснуло в кровавом месиве лица..., и в третий раз над головой парнишки поднялась лишь ее половина с острыми краями.
  Выплюнув кровь и зубы с агоническим хрипом, человек на диване закричал...
  Но кричал он недолго. Разбитой бутылью Акира вспорол его горло..., а затем остервенело, выкрикивая страшные и непонятные слова, принялся бить по нему ощерившимся стеклом, разбрызгивая багровые капли крови по обоям, по пледу на диване, по полу. Юма отступил на шаг...
  Акира остановился только тогда, когда полностью отделил голову от тела. Он тяжело дышал..., и когда оглянулся назад, словно почувствовав чьё-то присутствие, снова что-то сказал на птичьем языке. (Симарутта реи? Кёйте рутта, рутта, рутта) Его лицо было похоже на маску - страшное, оскалившееся, перекошенное, как у демона. И в тоже время..., в тоже время... Он плакал. Слезы на его бледном лице светились в голубоватом свечении телевизионного экрана, отражая расплывчатые черточки мелькавших по экрану полос. Он тяжело дышал..., и светился.
  "Братик?"
  
  Чей это голос? Знакомый такой голосок...
  Акира вздрогнул и посмотрел на дверь. Его лицо изменилось, в нем появилась капля тепла и любви. Он смотрел сквозь Юму..., насквозь..., навылет.
  Юма, повинуясь неясному порыву, вышел из комнаты, и направился в противоположный конец дома, прислушиваясь к тоненькому, болезненному голоску. Наконец, перед ним возникла дверь со стеклом, грубо замазанным белой краской... Он взялся за ручку...
  
  "Братик?"
  
  Юма зашел в комнату и сразу задохнулся от смрадной атмосферы, что густым облаком повисла в ней. Здесь пахло камфорным маслом, горьким скипидаром и еще чем-то..., чем-то..., (кислым потом и застарелыми гниющими ранами?). Он осмотрелся вокруг, пытаясь рассмотреть во мраке хотя бы что-нибудь. В бледном лунном луче из окна он рассмотрел лишь низенький столик с мутными склянками и ворохи бинтов с черными кляксами. За спиной послышался шорох... Юма оглянулся... В комнату зашел Акира.
  -Братик? - слабый голосок. - Братик больно..., больно..., больно.
  -Поли, сестрёнка..., я здесь. Всё хорошо... Теперь всё будет хорошо... Подожди минуту, я загляну к тётушке, - и Акира скрылся в дверях.
  Юма прошел глубже в комнату. Его глаза постепенно привыкали к серебристой темноте, замечая убогонькую обстановку, покосившиеся шкафчики с мятыми плюшевыми мишками на полках, зеркало с ржавчиной по краям и, наконец, кроватку в углу. Еще шаг... Он остановился возле кровати и склонился над ней. Кто здесь? Почему из душных ворохов грязных одеял пахнет так сладко и мерзко?
  Что это?!
  Из смрадного вороха, вдруг, выпросталась вверх тоненькая бледная ручка. Юма с ужасом рассматривал на хрупком запястье многочисленные шрамы. И не только на запястье! Грубые синюшные шрамы чиркали руку до локтя и выше, закручиваясь на бледной кожице в спирали и ужасные узоры.
  Рука резко махнула в сторону Юмы.
  -Ты?! Ты?!
  Юма отпрянул.
  -Зачем ты пришел, проклятый дурак?! Почему не оставишь нас в покое?! - странно было слышать надрывавшийся детский голосок, произносящий такие страшные слова.
  -Кто ты? - спросил Юма.
  Рука застыла..., затем нырнула обратно в одеяла.
  -Уходи.
  И в тот же миг, из другого конца дома послышался страшный женский крик. Всего секунда животного ужаса... А затем, знакомые чавкающие удары острых стеклянных осколков по плоти.
  
  Проснись!
  
  Он встрепенулся и сел на постели. Это был сон?
  Юма оглянулся назад, посмотрел в открытое окно, в посеребренной рамке которого качались гроздья акации, источавшие сладость. Он опустил ноги на пол, взял со стола сигарету и зажигалку... И в этот момент звякнул телефон. Всего одно коротенькое "треньк"
  Он взял трубку. В ней послышалось тяжелое астматически-свистящее дыхание. Затем голос... Такой знакомый тонкий голосок.
  -Юма...
  -Да?
  -То, что видел - забудь. Забудь ради собственного блага.
  -Кто это?
  -Я знаю, что ты спишь с открытыми глазами.
  Юма прикурил.
  -Ну, и что с того?
  -В Ройбале все знают, что с открытыми глазами спят только демоны.
  -Я человек.
  -Ты? Ты... - (в трубке послышался шорох и далекий голос Акиры: Поли? С тобой всё хорошо, сестрёнка?). Щелчок, гудки..., на том конце провода положили трубку.
  А ведь странно... Юма прислонился спиною к стене и снова посмотрел в серебряное течение лунного света в окне. Как странно, всё-таки.
  
  
  
  3.
  
  Третий день Акиры не было в школе.
  Юма отвернулся от окна и окинул класс общим взглядом. Где-то в раскаленном воздухе, его взгляд встретился с взглядом Миры. Она спрашивала. Юма снова отвернулся и принялся рассматривать пустое футбольное поле.
  -Вопросы по оценкам у вас есть?
  Тишина. Затем из класса раздался чей-то робкий возглас:
  -А почему такие низкие отметки, учитель?
  -Если бы мы читали твое сочинение вслух, Поль, то ручаюсь - умерли бы от скуки. Все, поголовно. В страшных мучениях.
  -Да ладно вам... Я же не писатель там какой-то...
  -Ты простой ленивый болван, Поль, который боится напрячь свою голову. Возможно потому, что в ней нечего напрягать.
  -Это непедагогично называть меня болваном, между прочим, - буркнул Поль.
  Юма глянул на него через плечо.
  -У тебя есть претензии, Поль?
  Тот нахохлился.
  -Мне не нравится трояк за сочинение без ошибок.
  -Ты, верно, заметил, мой дорогой, что это было сочинение, а не изложение. А если бы в нём были еще и ошибки... - Юма недобро усмехнулся. - Я хочу, что бы вы пользовались своими головами по назначению, а не в качестве противовеса. Если ты не согласен с моей методой, то можешь сейчас же маршировать к директору с просьбой о переводе в другой класс. Я думаю, что господин Рор не откажет тебе.
  -Я не хочу в другой класс, - снова буркнул Поль, и Юма улыбнулся в распахнутое солнечное утро. Ненадолго же тебя хватило, чтобы упереться в твердую волю взрослого и подчиниться ей, мой дорогой. Нужно закрепить достигнутое.
  Юма снова глянул в класс и поманил Поля к себе.
  -Выйди-ка, почитай нам вслух.
  -Вам же не понравилось мое сочинение.
  -Ты прочтешь то, которое мне понравилось.
  Поль сверкнул сердитым взглядом в сторону пустовавшей парты Акиры.
  -Знаю я, чьё это сочинение.
  -Поль?
  Здоровяк вздохнул и поплелся к доске. Здесь Юма вручил ему синюю тетрадку, (глаза Поля стали удивленными на миг), на верхней строчке красивым почерком были написаны имя и фамилия владельца - Мира Фокс.
  -Видишь ли, дорогой мой Поль, тот факт, что Мира была против свободной темы и взяла для себя обычную, стандартную - "Как я провожу это лето" - не изменило другого факта. А именно, - таланту все темы покорны. А тебе, прежде чем громко вопить из задних рядов, нужно было учесть это обстоятельство и сидеть себе тихонечко, не высовываться и стараться сделаться ниже травы. Мне думается, что даже если бы Мира взяла себе тему "Как я готовлю яичницу глазунью", то у неё получился бы яркий и смешной рассказик, в котором было бы солнце, светлая кухонька, не выспавшийся младший братишка, стакан молока и акация за окном. В нём присутствовал бы целый, хотя и маленький, мир. И это очень важно - уметь создавать или видеть миры. А ты, дорогущий мой, темы такой не придумал бы даже под пыткой. - (А хотел ведь сказать - под дозой!.., спасибо боженька, что уберег) В синих глазах Юмы сверкнули точки-чертики, и улыбка была совсем не веселой. Поль был повержен, он потел и готов был провалиться сквозь землю. - Мне удивительно наблюдать за неучем, который гордится своим невежеством. А теперь скажи, ты усекаешь разницу?
  Поль топтался на месте и смотрел в пол.
  -Читай, Поль, читай.
  
  
  После уроков Юма засел за учительскую рутину.
  Он оторвался от классного журнала и глянул вперед. Перед ним стояла Мира. Обе руки напряженно вцепились в ручку портфеля, взгляд был потуплен, и плечи собраны.
  -Третий день - сказала она.
  Юма вздохнул и закурил.
  -Это не педагогично, конечно, но... - он перевел свой синий-синий взгляд на тяжелые гроздья акации за окном. - Я собирался сегодня зайти к нему домой.
  -Спасибо - она кивнула, но всё еще не собиралась уходить. - Акира говорил, что вы приходили к нему... Он был... Я давно не видела его таким.
  -Каким?
  -Воодушевленным, наверное.
  -Мы просто поговорили.
  -Он тоже так сказал, что вы просто поговорили. Но...
  Он мельком глянул на неё, (Мира ни на йоту не изменила своего положения), и снова восхищенный взгляд на акации, для которых школьный садовник Курт устроил солнечный дождь из пожарных шлангов.
  -Извините. Я пойду. - Она всё-таки не решилась продолжить свое но. (Что же, возможно, это к лучшему)
  Юма проследил за ней... Мира неожиданно остановилась возле двери и прямо глянула на учителя.
  -Вы знаете, что из Ройбалы можно выбраться только двумя путями? Или по воздуху, на нашем стареньком самолете с лавками вместо кресел, или на поезде... - её взгляд не выдержал холодной синевы глаз Юмы и привычно опустился вниз. - Иногда..., отчаявшиеся дети..., делали разные попытки сбежать отсюда. Обычно они все погибали в лесах... Но некоторые..., те, кто шли по рельсам... Говорят, что они смогли выбраться во внешний мир. Ведь их тел так никто и не нашел.
  -Это не повод для оптимизма. То, что не нашли их тел - не значит, что не было трупов.
  Мира кивнула.
  -Да, но... - Её глаза всё же посмотрели в синие глаза Юмы. - Но ведь это надежда? Разве нет?
  Юма пожал плечами. Ему нечего было добавить.
  
  Он стоял на раскаленном асфальте школьного двора и рассматривал белое двухэтажное здание школы, вокруг которого были рассажены роскошные ветвистые акации и пышные кусты боярышника. Небольшая квадратная площадь перед парадным входом была засажена тонкими липами. Темно-зеленая листва, посеребренная июльской жарой, сверкала на свету. И коротенькие аллеи, расходившиеся от мраморных ступеней школы лучами на три стороны, казалось, мерцали блёстками квантов света, и воздух в них, смешавшись с золотыми солнечными зайчиками и клочками дымчатых теней, был тягучим и горячим, как сироп. А дальше, по границе школьной территории, стояли горделивые пирамидальные клёны, звеня листвой в раскаленном мареве.
  Юма почувствовал прилив необычного чувства, которое было похоже на луч солнца. В нем не было никакого смысла, его невозможно было описать словами... Точнее, одним словом всё-таки можно - аёра. Аёра... Я так давно не испытывал этого удивительного томления в сердце, которое похоже на тихий оргазм и одновременно на боль от старых заживающих шрамов. Я считал себя поклонником красоты и не понимал, что истинное значение слова "поклоняться" совсем не означает - охать и ахать перед пошлыми тётками с тремя образованиями и с сотней ароматизированных презервативов в сумочке, дабы выказать себя истинным ценителем и обожателем. Поклонение красоте - вот оно, когда душа кричит, когда в голове пьяно, но, вместе с тем, и отчетливо ясно. Когда безразличен весь мир и все люди..., когда хочется просто умереть и стать частью этой красоты.
  Рядом с ним на асфальт легла чья-то черная тень. Юма оглянулся... Рядом стоял директор Рор в белом костюме. Верхняя пуговица рубашки расстегнута, в руках сложенная подзорная труба с золоченым кантом, во рту тонкая белая папироса. Он улыбнулся Юме и тоже принялся рассматривать школьный двор.
  -Мне всегда казалось, что наша школа это как раз то место, где всегда хочется бывать. Даже просто..., просто прийти и посмотреть. Вот так, как мы сейчас. И зайти по мраморным ступеням внутрь, может быть, и спросить у технички стакан воды...
  -Да..., наверное.
  -Мне кажется, что у вас есть, что сказать мне..., или спросить.
  Юма принялся рыться в карманах, но перед ним сразу возникла рука Рора с раскрытой коробкой папирос.
  -Спасибо, - Юма взял одну..., его пальцы нервно и коротко покрутили картонный мундштук папиросы. - Это правда, что из Ройбалы нет выхода?
  -Не правда. Их целых два. По воздуху и по железной дороге. И более того, для жителей Ройбалы билеты на самолет и на поезд заранее оплачены Неузнанным Благотворителем.
  -Но..., - Юма слегка опешил. - Сегодня я узнал, что из Ройбалы иногда убегали дети. Почему они не уезжали, например, на поезде?
  -Возможно, они не хотели, что бы в Ройбале узнали об их решении.
  -Это странно...?
  -Видите ли, Юма. - Директор Рор стряхнул пепел на асфальт и посмотрел на него поверх сиреневых очков без оправы. - Всё дело в том, от чего вы убегаете. Подумайте сами и представьте наш сонный вокзал с красивыми фресками на стенах и большими полукруглыми окнами, по которым солнце стекает, как тёплая вода. Вот вы зашли в него, прислушиваясь к гулкому эху шагов. Вы подошли к кассе, постучали в окошко пальцем и сказали в черный микрофончик: "Э-э, мне один билет во внешний мир" Что же сделает кассир? Он ни о чем не спросит, смею вас уверить. Он не назовет вам цену, ведь все билеты заранее оплачены. Он просто даст вам билет на ближайший поезд. Что же останется делать вам? Просто подойти к расписанию и внимательно его изучить. И когда подойдет поезд, вы преспокойно сядете в уютный вагон и укатите в свою любимую метрополию. Вот и всё, что будет.
  -Но ведь дети бегут?! Возможно, они не знают, что из Ройбалы так просто выбраться?
  -Ох, умоляю вас, скажите мне чего не знают эти маленькие проныры?!
  -В чем же дело, господин директор?
  -Всё дело в аёре Ройбалы. Здесь она приобрела несколько уникальных особенностей и стала чем-то другим, чем-то в гораздо большей степени мистическим. Вроде бы аёра это, - директор Рор окинул школьный дворик общим жестом. - Но в тоже время и не аёра. Дети особенно остро чувствуют этот диссонанс. И возможно, поэтому в их головках возникают странные планы и мысли. А что касается Акиры... Мне кажется, вы найдете его на Безымянной станции, которая пылится на южной границе Ройбалы. Берите моё авто и поезжайте за ним.
  -Вы догадались...
  -Стоило лишь глянуть на ваше лицо, господин Романа. И еще..., прежде чем вы отправитесь на поиски своего ученика..., не забывайте об особенностях аёры Ройбалы. Иногда она становится причиной умопомешательств. Человек вдруг впадает в странное нервическое состояние и..., иногда..., совершает непоправимые глупости.
  -Это похоже на амок?
  -Здесь это состояние называют - аёррода.
  -Грубое слово.
  -Страшное, я бы сказал... Да, кстати, и не забудьте вернуть машину в поместье. Я распоряжусь, что бы ворота ни закрывали.
  Юма смотрел на господина директора, а тот наслаждался игрой теней и солнца в липовых аллеях.
  
  "Этак нужно уметь, - думал Юма, выруливая со школьного двора. Полоска света чиркнула по глазам, и он отпрянул назад, вдавив себя в скрипящую кожу сиденья. - Ответить на часть вопросов и совершенно увести в сторону от самого главного из них. Я узнал про аёрроду, но... Что это знание дало мне? Наоборот, оно породило массу других вопросов, и каждый из них мрачнее ночи"
  Бентли шустро выкатился на центральную улицу Ройбалы и, набирая скорость, двинул к южной окраине города, в которой Юма ни разу не бывал. Он миновал семейный ресторанчик Фоксов, в большой витрине которого Юма заметил хозяина заведения, прильнувшего к стеклу. Господин Фокс очень удивился, узнав в водителе Юму. Он совершенно прилепился к витринному окну, мигая удивленными глазами и, наконец, выскочил на улицу, провожая авто теперь уже испуганным взглядом. (Что это с ним?)
  Юма расслабился и закурил с превеликим удовольствием. Он закрыл все окна и поискал на приборной панели из красного дерева рычажки управления кондиционером. Но панель, не смотря на всю роскошь отделки, была проста и кондиционер на ней отсутствовал. "Чертов Бентли, - думал Юма. - Модель, наверное, начала пятидесятых..., а может и того раньше..., я не разбираюсь в чопорных британских авто с их чопорным аристократическим минимализмом. Всегда предпочитал японские или немецкие"
  Окно со своей стороны, всё же, пришлось открыть.
  Он рассматривал краем глаза проплывавшие виды Ройбалы, (в этой части городка он так и не побывал ни разу), отмечая про себя удивительную аккуратность подворий, чистоту окон, в которых отражались белые шали облаков, низенькие заборчики, выкрашенные в зеленый или синий цвет. Прохожие, фланировавшие от тени к тени, солнце в витринах магазинчиков, парики, выставленные напоказ в витрине цирюльни старины Могга. Солнечный свет растворялся в пышных кронах особенных Ройбальских лип, стройных, низкорослых и словно постриженных в зеленые воздушные шары на тонких ножках. Эти красивые деревца росли в квадратных клумбах, специально огороженных тонкими бордюрами, через одно дерево, рядом, стояли изящные скамеечки со спинкой и питьевые фонтанчики в серебряных чашах.
  "Что же твориться здесь, за красивыми фасадами" - пробормотал Юма и принялся нащупывать пепельницу..., которой не оказалось на месте. То есть ее вообще не было. Юма хмыкнул и выбросил окурок в окно. Уж извините, но кто знал, что в бентли не окажется простейшей пепельницы?
  Он повернул руль вправо и помчался вперед по пустынной улице с цветущими каштанами по бокам. За резной листвой каштанов, за белым роскошеством соцветий, мелькали окна и заборы. Людей на улице не было, в самое полуденное пекло они предпочитали прятаться в своих красивеньких домиках с кондиционированным воздухом. Юма вдруг испытал ненависть... Странно?.. Но это была именно "внезапно вспыхнувшая ненависть" к красивым пряничным домикам под красными черепичными крышами, в которых жили себе страшненькие людишки со страшненькими пороками и вселенским безразличием ко всему прочему миру. Мерзенькие развратнички и страстные почитатели порнушки потными ночами... Ах, как же, как же ненавижу я вас!
  
  
  Южная окраина Ройбалы оказалась на редкость пыльной и заброшенной. Её наполняли фабрики и мрачные складские ангары, заросшие вокруг пожухлой сорной травой. Бентли ровно ехал по отличному асфальтовому покрытию, Юма специально сбавил скорость, что бы рассмотреть старенькие фабричные корпуса с покосившимися трубами и распахнутыми настежь железными воротами, в которых просматривались застывшие грузовички, электрокары, стеклянные будки и пустынные автостоянки. Он обратил внимание на дорожную разметку, словно обновленную совсем недавно. Затем на высокие стеклянные магазинчики с пустыми прилавками и с раскрытыми дверями, на которых болтались таблички на проволочках "Закрыто".
  Ну, и где же здесь станция Безымянная, позвольте вас спросить?
  Он еще сбавил скорость, когда заметил возле могучего тополя, выкрашенного белой известкой до середины ствола, сгорбленного старичка в шортах, который возился со своим стареньким велосипедом. Юма осмотрел пустынную дорогу и плавно подкатил к нему.
  -Э-э..., бог в помощь, - сказал он приветливо, полностью опустив стекло.
  Старичок вздрогнул и резко глянул назад из-за плеча. Юма удивленно моргнул. Черт возьми, то был не старик, однако, а очень загорелый мальчишка лет пятнадцати, хотя и невероятно худой для своего возраста.
  -Привет, - повторил Юма. - Уже и не чаял встретить здесь живую душу.
  Мальчик подозрительно рассмотрел машину и водителя, подумал недолго и, сделав вывод, что ни то, ни другое, не опасно, - снова вернулся к своему открученному велосипедному колесу. Юма вытряхнул сигарету из пачки и выбрался из машины, потягиваясь и разминая затекшую спину, (сиденья в бентли были крайне неудобными). Он посмотрел вправо, на блестящий, на солнце асфальт, по которому горячий ветер гонял облачка пыли, затем влево - та же картина...
  -Я ни разу не видел тебя в школе, мальчик.
  Тот тяжело вздохнул и всем своим видом показал, что не собирается заводить разговор с незнакомцем, приехавшим на бентли. Юма прикурил...
  -Ты живешь в Ройбале?
  Мальчик снова чиркнул по Юме резким взглядом из-за плеча.
  -Ну.
  -Если твое "ну" означает "да", то я должен знать тебя. Но я почему-то не знаю.
  -А вы что, знаете всех в Ройбале?
  -Детей - всех. Я учитель. А школяров в нашей милой гимназии, сам знаешь, - раз, два и обчелся.
  -Я не хожу в школу - буркнул мальчик, но всё-таки повернулся к взрослому лицом и сразу засунул руки в карманы своих шортов, наверное, по локти. Этакая универсальная форма детского вызова взрослому - руки в карманах, напряженная шея, взгляд исподлобья, и огромная неоновая надпись за спиной "А пошел ты, дядя!"
  Юма стряхнул пепел и рассмотрел неприветливого ребенка более внимательно. Странное впечатление вызывал этот мальчик, не зря он показался Юме издалека старичком. Крепкий загар на его лице и вообще на всём теле, каким-то образом изменил облик его возраста. Его кожа казалась высохшей, как старинный коричневый пергамент, жилы на руках перекатывались как плотные веревки, а участки светлой кожи на изгибах локтей наоборот были нежно-розового цвета, и артерии под ней имели сиреневый отлив. Мальчик действительно был похож на старика..., на какого-то невозможного юного старика.
  Юма посмотрел в глаза ребенка и нахмурился. Странные глаза..., мутно-синие зрачки, словно были растворены в желтоватой белизне..., на его взгляде было невозможно зафиксировать свой взгляд, он ускользал в сторону, хотя мальчик смотрел прямо и даже дерзко. Его глаза казалось, всё время смотрели сквозь тебя или чуть в сторону. А это, согласитесь, не самое приятное впечатление, которое складывалось о незнакомом человеке, хотя он был и ребёнком.
  И волосы... Жесткий колтун бардово-рыжих волос, словно кто-то в насмешку надел на него парик из медной проволоки.
  -Как тебя зовут, мальчик?
  -Ну, Гаспарро.
  -Гаспарро, - задумчиво повторил Юма и посмотрел ему за спину, в пыльное и раскаленное марево над блестящим асфальтом. - Я ищу Безымянную станцию, Гаспарро. Может, подскажешь дорогу?
  -А зачем вам Безымянная станция?
  -Где-то там прячется маленький запуганный мальчик по имени Акира. Точнее, не запуганный..., его невозможно запугать..., а уставший от всего, с высыхающей душой. Он сбежал из дома, а я хочу найти его и вернуть.
  -Зачем? Если он сбежал из вашей чертовой Ройбалы, значит, его там крепко допекли.
  -В любом случае..., - Юма отбросил сигарету щелчком и посмотрел в глаза Гаспарро. - Побег - это проявление слабости. Он не решает проблем.
  -А может наоборот?!
  -Не слишком ли много вопросов, для мальчика, который не ходит в школу и ничего не знает о жизни сверстников? Ты подскажешь мне дорогу на станцию?
  -А если нет?
  -Я потрачу лишний час и всё-таки найду её.
  -А если я опережу вас и предупрежу этого вашего Акиру о том, что вы ищете его?!
  -Он дождется меня - уверенно сказал Юма.
  -Точно-точно? - прищурился Гаспарро.
  Юма усмехнулся. Эх, мальчишки.
  -Можешь проехаться со мной и сам всё увидишь.
  Мальчик заглянул за Юму и недоверчиво рассмотрел чопорный автомобиль.
  -Это машина директора школы.
  -Да, старый отвратительный продукт британского автопрома. Мерзкая машина, но в Ройбале, насколько я успел заметить, она первая из трех. Автомобили не прижились в поселке почему-то. Всё больше трехколесные грузовички и мопеды.
  -Да, странно... В Ройбале всего три автомобиля... - пробормотал мальчик, рассматривая хромированного ангела на бампере и прочие украшательские излишества. Затем он глянул на Юму, и в этот раз его взгляд стал другим, потеплевшим и одновременно мальчишеским. - Хорошо, я покажу вам дорогу на Безымянную станцию.
  Юма направился к машине и махнул рукой, дескать, не отставай.
  -Я не поеду... Просто покажу.
  -Боишься? - Юма приостановился, но не оглянулся. Спина, горячий ветер, надувавшаяся рубашка, тень на асфальте...
  -Не боюсь, - буркнул мальчишка, подошел и стал рядом. Юма искоса глянул на него и хмыкнул. Вид нахохлившегося подростка, глубоко засунувшего руки в карманы выцветших на солнце шортов, напомнил ему что-то из собственного детства. Мальчик тоже глянул на взрослого искоса и, заметив улыбку на его лице, вдруг, расслабился. Он вздохнул и посмотрел вперед.
  -Водонапорную башню видите? - он махнул рукою вперед.
  Юма посмотрел на расплывавшееся облако раскаленного воздуха впереди. Воздух плавился над асфальтом, в нём искажались здания и тополя по бокам дороги, как в мутной линзе, он поднимался вверх трепетными струями и растворялся в бездонной небесной синеве. Вдали виднелся черный дрожавший перст водонапорной башни...
  -Вижу.
  -Поезжайте к ней. Там будет три тополя и поворот влево, рядом с ними. Сворачивайте и метров через двести попадете на Безымянную станцию. Вот только...
  Новая сигарета уже дымилась в руках Юмы. Он глянул на подростка.
  -Вот только что?
  -Это не хорошее место - Безымянная станция. Пыльное и какое-то..., какое-то голодное. Не спрашивайте, что это значит. Я не знаю. Просто, когда попадете в неё, то сами всё поймёте.
  -Спасибо, я учту. - Юма открыл дверь автомобиля и глянул на подростка в последний раз. - И всё-таки, почему ты не ходишь в школу?
  Подросток сверкнул на Юму коротким взглядом, (снова за своё?), и вернулся к своему разобранному велосипеду.
  -Не ваше дело.
  
  Бентли плавно повернул возле трёх тополей, (Юма мельком посмотрел на водонапорную башню и пробормотал: три тополя и поворот рядом с ними), машина прибавила ходу и, миновав громадный ангар с побитыми круглыми окнами, выкатилась на небольшую квадратную площадь. Здесь бентли сбавил обороты и, мягко подкатившись к железнодорожному вокзалу с окнами-арками, остановился возле распахнутых тяжелых дверей. Юма выбрался из машины и принялся рассматривать вокзал, загородившись ладонью от солнца. Вокзал был вполне себе приличным зданьицем красного кирпича, со шпилем посредине, на котором красовался большой круглый циферблат часов с римскими цифрами. Его большие окна были покрыты давнишней пылью и казались особым видом серого хрусталя, в котором тени не исчезали даже на ярком свету. Зеленые скамейки тянулись вдоль всей вокзальной стены, и на одной из них Юма рассмотрел старенький чемодан с замочками под ключ. Серый гранит ступеней с сиреневым отливом. Давно высохший питьевой фонтанчик. Мёртвый почерневший клен в изящном чугунном ограждении... Юма глянул в сторону окон... Неужели?.. Он покачал головой и пошел к большим вокзальным дверям. Кажется, за серым хрусталем окон, он рассмотрел..., барную стойку! Точно!
  Ступени..., латунный дверной косяк со странными магическими знаками..., гулкое помещение с рядами деревянных сидений, заполнившими почти всё вокзальное пространство..., огромная и пустая доска для расписания поездов, (он легонько чихнул от пыльного воздуха, и эхо сразу же разнесло этот звук по всему вокзалу)..., шаги, шаги, шаги..., приоткрытая дверь...
  Юма зашел в серый сумрак бара. Подошел к стойке и сел на высокий табурет с хромированной ножкой... Как странно... Он провел пальцами по полировке, оставляя на сером пыльном полотне две темные полоски. Как странно.
  Скажите, ведь не много нужно приложить усилий, что бы представить себе этот бар в рабочем состоянии? Совсем немножко фантазии и вот..., вот уже стойка перед глазами сверкает рядами бутылок самых разных мастей и расцветок. Справа засверкала горка с фужерами, и изогнулся пивной кран с деревянным набалдашником на ручке. Слева, словно из воздуха, появилась массивная стеклянная пепельница... Кстати... Юма достал пачку сигарет, вытряхнул последнюю мятую и, скомкав пачку, бросил её в пепельницу.
  Сразу из сверкавшего пространства бара к нему протянулась рука с зажигалкой. Щелчок, затяжка. Спасибо, бармен.
  Юма выдохнул струйку дыма и попытался рассмотреть того, кто маячил в слепящих зеркальных переливах. Кто-то высокий в белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, с черной бабочкой у горла. Лица не разобрать... Нет, не разобрать.
  -Желаете выпить? - спросил незнакомец бармен каким-то удивительно знакомым голосом.
  -Выпить?.. Звучит не дурно..., выпить. Да пожалуй, коньяку. И чтобы в нем плавал острый кусочек льда. Организуете?
  -Один момент.
  Юма оглянулся назад и окинул сумрачное помещение бара внимательным взглядом. Пять или шесть столиков, на каждом лампа под зеленым абажуром... Он заметил сгорбленную черную тень за крайним столиком, (Акира?)... Повернулся обратно к бармену...
  -Э-э, дружище, позволь мне самому отколоть себе льда. Не подумай, что я не доверяю тебе, нет... Просто... Давно, знаешь ли, не практиковался.
  -Пожалуйста. Всё, что пожелаете.
  Рука бармена вынырнула из искрящегося пространства и поставила перед Юмой плоский коньячный бокал. Затем плеснула в него граммов этак пятьдесят..., и, с изяществом фокусника, выудила из-за стойки бара небольшой круглый поднос с плавящимся в тепле куском льда. Скоро на стойке клацнул нож для колки льда.
  -Всё так?
  -Так, так, именно этого я хотел. А теперь... - Юма взял нож и посмотрел на точку света на его острие. - Мне не хватает старенького блюза в жарком воздухе... Впрочем, и так сгодится.
  Юма коротко размахнулся и..., вонзил нож в мягкое, на удивление, и податливое дерево стойки. В тот же миг зеркальные отблески исчезли, бар сделался пустым и пыльным, а в том месте, где торчал нож, появилась липкая бардовая лужица. Юма выдернул нож, улыбнулся своему отражению в пыльном зеркале и снова с силой всадил его в стойку. В этот раз густая красная жидкость, похожая на кровь, брызнула в серый воздух тугой струйкой.
  -Зачем? - спросил Юму голос из воздуха.
  -Я не остановлюсь, пока ты не вернешь мне мальчишку.
  -Я буду защищаться!
  -Неужели?
  Юма выдернул нож и резким движением чиркнул им по стойке... И словно кожа отделилась от неё... Уродливая черная кожа с белыми прожилками нервов и жгутами мускулов. Юма с интересом рассмотрел представшую ему картину и снова чиркнул ножом по подрагивавшей коже чудовища.
  -Остановись! Кто ты?
  -Друг твоего господина.
  -У Неузнанного Благотворителя нет друзей!
  Юма хмыкнул, вынул сигарету изо рта и затушил ее в розовой плоти чудовища. Оно ахнуло от боли и что-то затараторило на щелкающем языке всех чудовищ... Стойка задрожала и принялась съёживаться, как тело громадной ящерицы.
  -На его же беду - есть друзья. Есть. Отдай мне мальчишку, и я сразу же уйду.
  -Не могу... В его голове так много черного, страшного и..., алого, как кровь... А я так проголодался...
  -Всё то, что находится в его голове - тебе не принадлежит. И к тому же... - Юма прошептал несколько слов на странном птичьем языке и сразу же вся черная кожа чудовища с громким треском и чавканьем, - словно невидимые руки вцепились в неё крепко и рванули со всей силой, - была содрана со стойки и отброшена к окну. Чудовище завыло и забулькало, захлебываясь своей темно-бардовой кровью. Где-то в мутных размывах пыльных зеркал промелькнула его отвратительная голова, похожая на плюшевого крокодила. Оно разевало пасть с белыми фаянсовыми зубами.
  -Остановись!
  -Я только начал. Давно не практиковался, говорил же. А теперь дай мне дочитать мой любимый смертьзацеп до конца. Он высшее проявление поэзии, - ты не считаешь? Каждое его слово делает реальность всё лучше и лучше. Всё совершеннее.
  -Я отдам, отдам тебе мальчишку! Только остановись!
  -Отдашь, конечно. Куда же ты денешься?! Слушай, как красиво звучит! В ангельском языке нет слова смерть. Есть слово - "синой"... Знаешь, что оно означает?
  -Нет! Не знаю! Откуда мне знать!.. О, только остановись! Умоляю!
  -Его сложно перевести на человеческий язык, (а, как мы знаем, универсальный человеческий язык один - английский). Так вот, слово синой, можно перевести так - killing, да и то - это лишь примерный перевод.
  Юма принялся читать вслух странно звучавшие слова на птичьем языке. И каждое новое приносило невыносимую боль чудовищу. Каждое слово вспарывало его отвратительную плоть, отрывало по куску и бросало в дверь, рвало на части, пробивало дыры в корчившемся теле. Кровь хлестнула по пыльным окнам... И чудовище, вдруг, перестало умолять. Лишь только скулило тихонько.
  -Ты всё-таки жив... Я стал мягок..., слишком мягок... Где мальчик?
  -Он за твоей спиной... Ты... Ты сделал так, что он ничего не увидел... Почему? Думаешь, он испугался бы?
  -А ты здраво рассуждаешь для покалеченной твари. - Юма похлопал по карманам в поисках пачки сигарет, но вспомнив, что недавно смял её и выбросил, грустно вздохнул. - Мальчишке предстоит прочитать свой смертьзацеп в свое время. Пусть он будет оригинален.
  -Ты..., чудовище!
  -Ой-ой, не бросайся такими словами, тварь. Умирай себе тихонько и не мысли больше питаться детьми. Иначе я тебя съем. - Юма клацнул белыми крепкими зубами и обворожительно улыбнулся в зеркало, заляпанное кровью.
  
  
  Они стояли возле машины. Акира нахохлился, как воробей, и боялся смотреть в глаза Юмы.
  -Я рад, что нашел тебя. А ты?
  Мальчик пожал плечами и коротко сверкнул взглядом, в котором Юма прочел всё, что хотел прочитать. Он расслабленно вздохнул и посмотрел на серое вокзальное окно, посредине которого пенилась клякса крови чудовища.
  -Почему именно сюда?
  -Сначала я прятался на перроне. Там, на первом пути стоит старая электричка с раскрытыми дверями и мутными окнами. Дети говорят, что... - Акира снова виновато и коротко посмотрел на Юму. - Они говорят, что эта электричка, иногда..., когда ребенку совсем плохо и он очень хочет убежать из Ройбалы..., - она вдруг оживает и становится, как новенькая. В динамиках раздается веселый голос клоуна, который объявляет следующую станцию - Детский Рай... Это плохо, да? Плохо, что я не выдержал и захотел убежать?
  -Не знаю..., - Юма смотрел в раскрытую дверь автомобиля на крышку бардачка, выделанную коричневой кожей и серебряными нитями. Он нырнул в салон, став на сидение коленом, и раскрыл бардачок. Так и есть! Коробка с директорскими папиросами лежала здесь и словно ждала, что бы её нашли. Он достал одну, здесь же прикурил её и выбрался наружу, с облегчением вздохнув.
  -Господин учитель?
  -Я же сказал - не знаю. Возможно, электричка еще одно местное чудовище и детский рай находится на дне его желудка.
  Акира испуганно смотрел на Юму.
  -Еще одно? А разве...
  -Не бери в голову.
  -Я не знал, что чудовища существуют... Они опасны?
  -Не более чем твой вечно пьяный папаша. Просто нужно не бояться их и..., обязательно убивать. Я не верю в добрых чудищ - этот точно сказка. Уродливая тварь, как правило, злобное и тупое творение Неузнанного Благотворителя. Не знаю, для чего он придумывал в свое время, (и всё еще придумывает теперь)..., может, у него было плохое настроение или разыгралась мигрень. Во всяком случае, что человек-чудовище, что оно само в чистом виде - обычно бесполезные и мерзкие твари, цель существования которых всего одна - поедать чистые человеческие души. В особенности же, они любят детей. Это просто помешательство какое-то, каждая тварь считает, что она вправе съесть ребенка.
  -Причем здесь мой отец? - Акира смотрел в раскаленный асфальт.
  -Он мерзкая тварь. Он пожирает тебя по кусочку, каждый день. И только тебе решать, что с ним делать.
  -Мне?.. Что мне делать, господин учитель?
  -Ну..., сбежать ты уже попробовал. Осталось, либо продолжать терпеть, либо...
  -Либо?
  -Думай сам. Твоё решение - это твой выбор. И не забывай, что Неузнанный Благотворитель поддержит любое твое начинание. И даже - ссудит тебе совести в долг и оплатит непогашенный кредит.
  -Но..., он что-нибудь захочет себе взамен?
  -Тебя. Всего. Без остатка.
  -Я..., не хочу быть его рабом, - прошептал Акира.
  -У него нет рабов, мой юный открыватель. У него есть только друзья. Легион верных друзей, которые тайно творят его волю..., и, заметь, не по принуждению.
  -Вы тоже его друг, господин учитель?
  -Всем сердцем своим и всей душою своею.
  
  
  Ты имеешь право на такое суждение, Юма?
  
  
  Они возвращались в Ройбалу. Юма иногда поглядывал на Акиру, забившегося в уголок, к самой двери, и весело попыхивал папиросой. Он включил радио и покрутил верньером, но в динамике раздавалось лишь потрескивание и шипение. Он выключил радио, заметив поворот во вторую половину поселка, (как раз туда, где жил Акира), еще раз глянул на парня..., и, решительно вывернув руль влево, прибавил скорости.
  -Господин учитель? - сразу же отозвался Акира. - Но это другая дорога...
  -Не мямли, черт возьми. Говори громче, я не слышу тебя из-за стрекота этого чертового английского мотора!
  -Мы не туда едем..., нет?
  Юма подмигнул Акире.
  -Ты хотя бы раз бывал в поместье?
  Акира с удивлением смотрел вперед, на чистую дорогу, которая серпантином поднималась вверх на пригорок... А там, из темно-зеленого моря кленов, по которому прокатывал ветер и волновал листву - выглядывали башенки поместья. Машина, всё набирая и набирая обороты, мчалась к нему.
  -В поместье?.. Ни разу.
  -Я тоже там не бывал. Как думаешь, хозяин выгонит нас сразу или предварительно угостит вкусным чаем с неизменными ройбальскими бисквитами?
  -Хозяин поместья..., это ведь господин директор Рор?
  -Он самый.
  -Он точно нас выгонит, - пробормотал Акира неуверенно, но неистребимая мальчишеская любознательность и страсть к приключениям, всё же, пересилила страхи. Он подался вперед и неотрывно смотрел на приближавшееся поместье Ройбала, выплывавшее, подобно громадному фрегату из зеленого облака, блиставшее всеми своим окнами - чирк по глазам, слепящим золотом..., чирк, чирк!
  Точки золотого света застыли на флюгере в виде мальчишки горниста, скользнули по нему вниз, пробежались волнами света по черепичной крыше и, словно густой солнечный сок, стекали и скапывали на окна-арки, растворяясь в них драгоценными радугами и до боли слепя глаза. Машина шустро преодолела последний вираж и выкатилась перед небольшим арочным мостом из больших грубых камней. Юма сбавил скорость..., бентли недовольно ворча, поплелся по булыжной мостовой, поскрипывая всеми своими креплениями. Перед ними вырастали изящные чугунные ворота, распахнутые настежь. Акира заметил золотую табличку на гранитной колонне возле ворот "Ройбала. Ангельская станция ожидания номер 5"
  Табличка проплыла мимо, и Акира оглянулся назад.
  -Ангельская станция ожидания... - прошептал он.
  -Что?
  -Там на фиолетовом столбе...
  -Смотри лучше вперед, парень. Вот оно, ваше загадочное поместье!
  Акира послушно глянул вперед. Роскошный дворец Ройбалы предстал им во всей свое красе. Беломраморный, стройно-колонный, хрустально-фонтанный... Акира обратил внимание на роскошную клумбу с розами, над которой сверкали фонтанчики и ныряли маленькие радуги. Возле него стояла большая белая скамья с забытой книгой, страницы которой листал слабый ветерок. Дальше, за ней росли семь персиковых деревьев, и уже за ними начинала свой бег черная асфальтовая дорожка, нырявшая в спасительную прохладу бесконечных кленовых аллей.
  Юма остановил машину возле покатых мраморных ступеней и дважды нажал на клаксон.
  -А вот и мы, господин директор Рор, - пробормотал он, вынув из коробки предпоследнюю папиросу. - Ладно, куплю ему новую коробку завтра. - Он прикурил, и с облегчением выдохнув дымок, откинулся на спинку сиденья. - Нравится Ройбала?
  -Она похожа на сказочный дворец.
  -Она? - хмыкнул Юма. - Интересно. Я как-то не думал о том, что этот домик - она.
  -Домик?!
  Юма покрутил рукой в воздухе.
  -Ну, извини. Домище. Я ненавижу излишнюю роскошь, мой маленький друг.
  Акира приспустил окно со своей стороны и выглянул наружу. Он смотрел вверх, на слепящие окна и башни...
  -Мне кажется, Ройбала не может быть другой. - Сказал он, вернувшись на место. - Она должна быть такой..., такой величественной!
  Юма снова хмыкнул.
  Они ждали целых двадцать минут, (Юма засекал), но никто так и не вышел из массивных дверей с золотым кольцом. Докурив папиросу, он совершенно беспечно выбросил окурок в окно, хлопнул себя по коленям и сказал:
  "Идём"
  Акира неуверенно покачал головой.
  -А куда?
  -А ты как думаешь? В дом, конечно!
  -А нам можно?
  -Нам всё можно. Мы просто поищем господина директора.
  Он решительно открыл дверь, вышел из машины и направился к дому, по пути похлопав по крыше бентли со стороны Акиры, дескать, не отставай. Парнишка не заставил себя долго ждать и вот уже торопился за Юмой, который насвистывая веселый мотивчик, быстро поднимался по ступеням. Возле двери он перестал свистеть, взялся за кольцо, что бы постучать...
  -Глянь-ка, а дверь-то открыта.
  Акира подошел ближе. И правда, массивная дубовая дверь была слегка приоткрыта, из тенистой щели тянулся прохладный сквознячок с тонким истаивающим ароматом какого-то сладкого благовония.
  -Окатэдр-кэгги... - задумчиво, сам себе, сказал Юма. - Как же давно я не чувствовал этого запаха... Странно...
  -Что странно, господин учитель?
  -В храмах Большого Города масло окатэдр-кэгги используют в паникадилах, когда очищают его ароматным дымом кельи Неведомого Бога возле золотых окон. Ты бывал в храмах Большого Города?
  -Я и в городе-то никогда не бывал.
  -Ты многое потерял. Там..., - Юма толкнул дверь. - Там божественно красиво.
  
  Они вошли в большой и гулкий холл, на деревянных панелях которого были развешаны скрещенные мечи и копья, самых разных форм и убранства. Здесь были удивительные клинки, с алмазной отделкой. Вместе с ними висели совершенно проржавевшие мечи с иззубренными лезвиями и простыми деревянными рукоятями. Пока Акира рассматривал эту роскошь, Юма пошел дальше, сунув руки в карманы брюк и хмурясь от чего-то. Он глянул на широкую мраморную лестницу, поднимавшуюся сразу из середины огромного круглого холла, по бокам которой стояли белые мраморные волки. Он подошел к одному из них и зачем-то почесал каменного зверя за ухом. (Обожаю волков..., почему-то)
  Затем он глянул вверх, на широкую прямоугольную площадку, начиная с которой лестница словно делилась надвое, заворачивая одной своей частью вправо, другой - влево. Там на белой стене с золотым кантом висел громадных размеров портрет.
  -Эй, Акира, подойди-ка сюда.
  Тот нехотя оторвался от созерцания совершенно замечательного меча с белой рукоятью, (который к тому же висел один, на белом щите), и подошел к Юме. Мраморный волк заинтересовал парнишку, он тоже погладил его за ухом.
  -Ты когда-нибудь видел вашего легендарного Неузнанного Благотворителя?
  -Нет, никогда.
  -А хочешь посмотреть на него?
  Акира проследил за взглядом Юмы и..., застыл. Портрет, что висел впереди, на стене, поразил его. Юма похлопал своего спутника по плечу и начал подниматься по лестнице. Чем ближе они подходили к нему, тем больше становился портрет. На полу, под массивной золотой рамой, похожей на сплетения змеиных тел, стоял серебряный треножник с курильней, в которой истлевали последние капли окатэдр-кэгги. Акира не мог оторвать своего взгляда от картины, он не чувствовал своих ног, он не слышал ироничного голоса Юмы, он вообще престал воспринимать себя, как личность..., лишь удивительный и такой красивый человек на огромном портрете занимал все его чувства.
  
  
  То был молодой король. Высокий и гордый владыка с мечом в руке.
  Тонкие струйки крови стекали с блестящего и тонкого клинка, сплетаясь в алые узоры на серебрившемся лезвии, скатываясь и падая бардовыми каплями-ягодами.
  Владыка был печален.
  Он смотрел в сторону, возможно на побежденного врага, который корчился у его ног и просил пощады.
  Его пронзительные глаза, словно драгоценные изумруды, светились своим особенным светом - не добрым, но и не злым. Он был печален - этот король королей. Он был разочарован - владыка мира.
  По белому запястью его руки, что держала тонкий меч, стекала алая кровь с золотыми нитями. Кровь испачкала прозрачными кляксами кружевную манжету - чуть..., чуть..., завиток..., жилка на запястье. Капли крови, словно рубины, украсили его роскошный королевский камзол с золотым рисунком. Несколько кровавых мазков алели на белой-белой рубашке..., и всего одна капля крови застыла на бледной коже лица.
  Светлые волосы ниспадали на широкие плечи. Светлых волос водопад на спине..., и золотой шнурок, державший всего одну выделявшуюся платиновую прядь. Шелковая челка, укрывшая тонкую изогнутую бровь. Благородный контур и прозрачная черточка тени...
  Взгляд.
  В нем было столько печали и одиночества, что Акира почувствовал острую боль в сердце. И то была не жалость, в этом чувстве не было и толики унизительного для короля сочувствия..., это чувство было бездонной черной печалью. Острой печалью. Смертельно острой.
  Владыка был одинок. Снова и снова.
  Он только что повергнул своего бывшего друга, который предал его и попытался убить, чтобы захватить трон. Король просил его одуматься и вернуться в лоно его святой дружбы... Но друг не внял мольбам короля. Друг решил, что умоляющий король - слабый король... И был сражен холодным клинком. Владыка отрубил ему руки и ноги и, тонко касаясь шеи побежденного остриём меча, начертил на ней поперечную линию... Чирк-к. Здесь, здесь.
  Владыка думал, пока его бывший друг кричал и молил о пощаде, копошась в липкой луже своей крови.
  Он размышлял о дружбе и, возможно, искал в своем сердце последние осколки веры в человека. И печалился.
  Снова один. Снова и снова.
  
  
  -Владыка - хрипло прошептал Акира.
  Рука Юмы легла на его плечо. Парнишка вздрогнул, возвращаясь в реальность, и оглянулся назад.
  -Ты плачешь? Почему?
  -Он так одинок.
  -Он владеет всем миром.
  -Тогда почему он так одинок?!
  Юма пожал плечами и глянул на портрет. Заметив черные черточки в нижнем правом углу картины, он подошел к ней ближе и наклонился, что бы рассмотреть. Скоро он выпрямился и махнул Акире.
  -Читай, что написано.
  Тот стал рядом с Юмой и тоже наклонился к картине.
  -Сима Тори - шепотом произнёс он. - Что означают эти слова?
  -Неведомый Бог. Мы знаем его под другим именем. Мы знаем его, как Неузнанного Благотворителя. А кто-то считает его своим другом и..., самое страшное в этом то, что и он так считает. Он очень любит своих друзей и никогда не предает их.
  -А они?
  -Друзья..., - Юма окинул картину взглядом, и этот взгляд был слишком красноречив, что бы испортить ответ словами.
  -Всегда предают, - прошептал Акира. - Но почему? Почему?!
  -Потому, что люди не умеют дружить и не умеют любить, - произнес голос со стороны.
  Юма и Акира одновременно оглянулись назад. На левой боковой лестнице стоял господин директор Рор, как всегда одетый с иголочки. Он курил свою тонкую папиросу и рассматривал неожиданных гостей поверх сиреневых очков без оправы.
  -Но ведь это неправда, - робко сказал Акира.
  -Мастер Рони Симатори утверждает, человек - ошибка творца. В древней книге Иова об этом очень интересно написано.
  -Но тот незабываемый спор с Вседержителем, кажется..., - Юма внимательно смотрел на Рора. - ...мастер Рони проиграл, хотя и старался.
  -Наоборот, он доказал свою правоту. Он показал Вседержителю, сколь много их - отмеченных печатью сомнения. И на каждого нового Иова приходится сто новых спорщиков.
  Господин директор сделал руками жест "вуаля" и спустился на одну ступень. Акира заметил большого белого волка, стоявшего в ногах Сорри Рора, глаза парня расширились от восхищенного удивления. Зверь навострил уши и смотрел на Юму... Акира глянул на учителя и, вдруг, понял, что тот волка не видит.
  -Вы читали эту старую книжонку, господин Романа?
  -В контексте с остальными, - парировал тот.
  -Должно быть, и судьбу Мудреца вы помните? - глаза директора прищурились хитро. Он пошел вниз, а волк остался.
  -Ищите женщину, господин директор, и она точно приведет вас за руку в самое пекло ада.
  -Не верно, мой друг. Учите матчасть лучше.
  -Не верно?! - Юма был возмущен.
  Господин Рор спустился на площадку и, пройдя мимо Юмы, прошептал ему: "Как ваша нога?"
  -Нога?.. С ней всё в порядке.
  -Берегите левую ногу, которую выкупили только что.
  Директор остановился возле Акиры и вздохнул.
  -Что же мне с тобой делать, мальчик? - он достал из кармана брюк маленький хрустальный флакон, вынул из него пробку и стряхнул золотистую каплю в курильню. Тот час из неё потянулись сизые струйки ароматного дымка. - Ну, что же..., для начала напою тебя чаем. Господин Романа, не желаете ли отведать свежего чаю с бисквитами?
  -Желаю - буркнул Юма.
  
  Сорри Рор совсем низко склонился к Акире и прошептал ему на ухо:
  -Тебе понравился он?
  -Он? - щеки Акиры почему-то зарделись, и ему стало душно.
  -Да, он, тот, кого ты видишь на картине. Владыка! - директор заговорщицки подмигнул парнишке. - Его зовут Рони.
  -Просто Рони?
  -Друзья называют его Рони. Для своей свиты он Король Рони. Ученики обращаются к нему: мастер Симатори. Враги называют его сатаной... Скажи, ты хочешь быть его другом? Только не думай, отвечай сразу.
  -Да.
  -Хорошо, - Сорри Рор выпрямился и потрепал Акиру по волосам. - Постарайся поймать его взгляд, когда мы будем возвращаться назад.
  -Он добрый король?
  -Он Владыка. Мне не ведомы его чувства и мысли.
  -Эй, о чем вы там шепчетесь? - Юма недовольно рассматривал директора и парня, которые переглядывались, как самые настоящие заговорщики.
  -Полно вам, господин Романа, - Рор махнул рукой на Юму и, легонько подтолкнул Акиру к лестнице. - Ну, что за подозрительный народ эта творческая интеллигенция? Вот станешь писателем, малыш, и тоже будешь грызть себя и окружающих нескончаемыми подозрениями.
  
  Они втроем пересекли огромный кабинет господина директора, который был наполнен переливчатым светом, свежим воздухом и книжными шкафами до потолка, (что произвело на Акиру неизгладимое впечатление).
  Акира во все глаза рассматривал большой письменный стол с мерцавшим экраном компьютера посредине. Стол был тоже завален книгами и тетрадями, на самом краю стояли три фотопортрета в эбонитовых рамках..., и в одном из них Акира узнал Владыку, которого только, что рассматривал на портрете. Мальчик приостановился даже, сердце, вдруг, заколотилось, как золотой колибри в клетке... Рони... Веселый молодой человек на фотокарточке обнимал за плечи совершенно растерянного юного Рора, на фоне зеркальных небоскребов и синего неба.
  Акира поспешил за взрослыми. Значит, он реален... Светлый и красивый. Любящий друг.
  Господин Рор и Юма подошли к стеклянной стене, заменявшей в кабинете окно, над которой взмывали и опадали воздушные занавеси. Их силуэты стали черными, словно нарисованными на прозрачной бумаге... Акира засмотрелся и, сделав еще пару шагов, остановился. Неясное чувство вдруг забрезжило в его сердце, словно первый утренний луч солнца, выскользнувший из-за росистой яблоневой ветки, - тёплое золото солнечного добра, которое нежно коснулось глаз и проникло в кровь квантами мистического света. Эти двое, совершенно посторонние люди, почему-то, показались родными, (Боже, я не хочу уходить..., пожалуйста, господи, оставь меня с ними!). Акира вздохнул и случайно глянул в сторону... В высоких дверях кабинета с золотыми узорами по краю, стоял большой белый волк с янтарными глазами. Он внимательно рассматривал Акиру..., понюхал воздух..., затем развернулся и скрылся.
  
  Акира бегом поспешил за взрослыми, он поверил, что только один видел загадочного волка, и это видение было добрым знаком. Огромное окно было раздвинуто, и сразу за ним начинался большой балкон с массивными мраморными поручнями. Посредине него, как раз там, где клены, росшие вокруг балкона, создавали красивую игру света и теней, стоял круглый столик, накрытый белой скатертью. Он был сервирован к чаю на три персоны. Господин директор показал Юме его стул и ждал Акиру.
  -Присаживайся. Сегодня будем пить замечательный чай, которого больше нет нигде во всем мире. Ты не откажешься от кремового пирожного?
  -Нет..., то есть..., не откажусь - смутился Акира.
  -Ройбала - волшебный дом. Закрой глаза, представь себе, какое пирожное ты хотел бы попробовать и оно тот час появится на столе на белом фарфоровом блюдце. Попробуй-ка!
  Акира закрыл глаза. Он был счастлив.
  
  Они спускались по мраморной лестнице, Сорри Рор о чем-то тихо разговаривал с Юмой. Акира нес в руках бумажный пакет с пирожными для младшей сестренки... Его сердце принялось вдруг гулко биться в груди..., когда он заметил, что Владыка на портрете, смотрел не в сторону, как прежде...
  Король смотрел ему в глаза!
  Еще две ступени... Нет, показалось... Просто показалось... Но почему же, так радостно бьётся сердце?! Почему я готов кричать от непонятного восторга..., лишь потому, что мне показалось, что человек на портрете посмотрел мне в глаза?!
  Но ведь он смотрел?
  Смотрел!
  
  Директор сам отвез их в поселок. Он остановился в центре и заглушил мотор. Затем прикурил и посмотрел на Акиру в зеркало.
  -Если тебе будет трудно - молись ему. Истово молись! И он подскажет тебе, как следует поступить.
  Акира заметил короткий настороженный взгляд Юмы. Однако он сразу отвернулся, посидел недолго в раздумье и вышел из машины.
  -Спасибо за чай, господи директор.
  Рор даже не глянул на Юму, он всё смотрел и смотрел в глаза мальчика.
  -Ты понимаешь то, что я сказал тебе, малыш?
  -Да.
  -Зови его по имени. Просто по имени. И знай, что Король Рони никогда не оставляет своих друзей.
  -Но разве я друг Рони?
  -Это будешь знать только ты и он. Это тайна, которую Рони разделяет с каждым своим другом лично. А теперь иди. И завтра не забудь прийти в школу.
  
  Они расстались на краю пшеничного поля, там, где старая мельница громоздилась фиолетовой тенью в оранжевых вспышках заката. Юма постоял недолго возле канала с теплой проточной водой, бросил в него травинку, которую жевал всю дорогу вдоль поля, и махнув на прощанье рукой, направился в свою половину Ройбалы.
  -Господин учитель!..
  Юма приостановился.
  -Спасибо вам..., что нашли меня.
  Он кивнул и продолжил путь.
  -А вы верите в Рони?
  -Да.
  -И вы молитесь ему?!
  -Нет.
  -Но..., почему нет, учитель?!
  -Не твое дело.
  Акира смотрел вслед удалявшемуся Юме и думал о том, какой удивительный был день. Целый день волшебства. Сегодня он увидел своего бога... Акира вздохнул и посмотрел на свою дорогу домой. Его глаза стали черными-черными. Он начал молиться Неведомому Богу и просить его о помощи.
  
  
  
  4.
  
  Прошла неделя...
  Юма оторвался от литературного журнала с новомодными рассказами в стиле атомной постапокалиптики. Трепыхания бездарей всё это, черт подери! Когда-то, в пору расцвета Старой Империи, талантливыми братьями фантастами была написана замечательная повесть о пришествии инопланетян. Спустя годы она благополучно умерла, и пылилась себе тихонько на книжных полках, как яркий образчик имперской фантастики и осколок une nostalgie по студенческому прошлому... Но спустя еще несколько десятилетий её вспомнили гейм-мейкеры, рывшие землю своими длинными носами в поисках "сюжетца", и яко экзорсисты поколдовали над усопшей и воскресили из тлена и пыли, подкрасили-подмазали и сделали из ожившего трупа живёхонький и кровавенький такой киберквест с мутантами, ржавыми танками и ядовитыми парами над радиоактивными болотами... И понеслось, друзья мои! "Небо в голову дало и пошло, пошло, пошло!" Литературная лимита страдавшая хроническим отсутствием всяческого намека на фантазию и уж тем более на талант, принялась рвать древний труп на части, высасывать из него мёртвую кровь и заключать каждый выдранный кусок в храм новомодной "фанфиковской" субкультуры, в которой все романы это всего лишь сиквелы, (или как там эта дрянь называется?!), а куски от святаго мученика, подавались к столу с перцем и с сольцой, под соусом "moar!". И шепот могучий раздавался над кладбищем старых фантастик: волею кошеля моего живоядящего, да приумножатся и процентами обрастутся тиражи, брелоки и майки с моими логотипами, аминь. Братья фантасты лишь посмеивались, наблюдая за этой возней опарышей в универсальном литературном могильнике. Гениальные братья, в отличие от лит-лимиты, знали секрет настоящей хорошей книги, которая даже став трупом, всё ещё манит, манит и манит своей особенной атмосферой и своим неподражаемым имперским стилем.
  Юма закрыл журнал и посмотрел в класс, который корпел над новым сочинением на свободную тему. Даже здоровяк Поль, весь красный от натуги, пытался писать что-то там такое, от усердия даже прикусив язык. Юма хмыкнул и скользнул взглядом дальше по головам своих учеников. Мира Фокс пишет - это хорошо. В этот раз она покорно приняла свою судьбу и старательно выписывала какую-то цитату из толстой книги. Интересно, однако, почитаю с удовольствием. Взгляд прыгнул в сторону..., на Акиру. Юма нахмурился. Тот, был бледнее, чем обычно, и смотрел в окно пустыми глазами.
  "Кажется, пришло время для повторного визита в дом семейства Мизобата - думал Юма, отвернувшись к своему окну и рассматривая пробегавшие по футбольному полю серые тени от низко летящих облаков. - К вечеру точно пойдет дождь... О чем они там думают, я не понимаю?! Почему не оставят мальчишку в покое? Ну, ладно им надоела его младшая сестра, страдавшая какой-то труднопроизносимой формой паралича..., ладно, я допускаю, что она могла всех достать своими вечными воплями! Но Акира в чем виноват? Почему они терзают его еще больше?!"
  Юма сердито отодвинул от себя литературный журнал, раскрыл чистую тетрадь и принялся рисовать на первой странице... Спустя две минуты он испуганно убрал карандаш от тетради. Так-так... Его рука самопроизвольно нарисовала опухшее от вечной пьянки лицо папаши Акиры..., половину которого рассекло мачете.
  И брызги черной карандашной крови вокруг.
  Он резко встал, окинул класс еще одним предупреждающим взглядом, (что бы ни гу-гу!), и вышел. Юма быстро пересек рекреацию с портретами классиков высоко на стенах, рванул на себя дверь в учительскую и, не сбавляя скорости, подошел к открытому окну. Здесь он вынул сигареты и нервно прикурил. Черт!
  Волна прохладного ветерка с запахом лесного озера коснулась лица. Юма закрыл глаза. Таки будет дождь. Освежающий. Хочу.
  -Господин Романа?
  Юма приоткрыл один глаз и глянул вглубь учительской. За последним столом, возле стены, сидел Макс Фрай, перед ним лежал красочный автомобильный журнал, рядом склонился Арин Бун. Они удивленно, и даже отчасти испуганно, смотрели на Юму.
  -Что-нибудь случилось, господин Романа?
  -Ничего.
  Они переглянулись и снова взялись за журнал..., вот только живого обсуждения новой модели "бугатти" не получалось. Ворвавшийся в учительскую сердитый Юма Романа всё испортил. Арин бросил на Юму робкий взгляд... Ему, вдруг, показалось, что когда-то он знал или видел этого высокого и красивого блондина с пронзительной синью глаз... Ему показалось, что когда-то или где-то он очень хорошо знал этого блондина...
  -Вы любите детей, господин Фрай? - неожиданно спросил Юма, не повернувшись к ним. Завиток синего табачного дыма свернулся в тонкую петельку над его головой, был сразу подхвачен крепчавшим ветром и унесён куда-то вглубь школьного двора.
  Макс Фрай слегка опешил. Не часто Юма Романа снисходил для общения с ним.
  -Ну..., я не знаю..., у меня нет своих детей, - слукавил тот.
  -А он? - Юма коротко глянул назад и взгляд его синих-синих глаз, словно железная указка, ткнул в Арина Буна.
  -Что он? - Макс, сам того не желая, начал краснеть.
  -Вы любите его, господин Фрай? Насколько я понимаю ситуацию, Арин из не совсем благополучной семьи... Вы поможете ему, если потребуется ваша настоящая помощь?
  Слишком многое сказал Юма в этой короткой фразе. Слишком многое он понимал, этот умный блондин с пронзительными глазами. И слишком многое видел... Впрочем, люди этого типа, (а Макс Фрай хорошо разбирался в людях..., тот самый Макс Фрай, которого когда-то давным-давно, в определенных кругах в Большом Городе, называли Максом Кишкодёром)..., так вот, люди этого типа, обычно, держали свои мысли и выводы при себе. Люди, подобные Юме Романа, умели видеть и молчать. А если говорили, то всегда напоследок и с глазу на глаз. Люди, подобные Юме, не зарабатывали себе репутацию многословием... Ох, нет, разлюбезные мои судари, могу поклясться, что нет.
  -Смотря, что вы подразумеваете под словами - настоящая помощь.
  -То самое, господин Фрай, то самое.
  -Наверное, я не понимаю то, о чем вы говорите.
  Юма затушил сигарету и, молча, вышел из учительской.
  
  -Учитель Романа!
  Он остановился, словно ждал, что дверь в учительскую откроется сразу, как только он выйдет, и в рекреацию выскочит красный Фрай. Он повернулся к Максу.
  -Вы..., наводили справки обо мне, господин учитель?
  Юма смотрел, а Макс Фрай всё больше смущался. Он топтался возле Юмы, как нашкодивший школяр, который не знал, что придумать учителю в свое оправдание.
  -Извините... Конечно, нет. Извините... Я иногда бываю чересчур подозрителен и глуп... Вы спрашивали об Арине. Он хороший мальчишка..., вы правы..., его семья - это сущий ад, для простого хорошего человечка. Его семья, словно дана ему в наказание. Но за что?! Что мог натворить подросток, которому месяц назад исполнилось пятнадцать лет? Я..., мне просто жаль парнишку.
  -Он - ваше искупление, Макс?
  -Да, - Макс Фрай, красный и взмокший от волнения, смотрел себе под ноги.
  -Так решил директор Рор?
  -Нет, - Макс покачал головой и, наконец, нашел в себе силы посмотреть Юме в глаза. Впрочем, не долго. - Так получилось. Арин любит технику..., а я, как, оказалось, люблю детей. На том мы сошлись и я..., привязался к парнишке. Ведь это не плохо, учитель Романа?
  Он хотел подойти ближе, но холодная синева глаз Юмы остановила его на определенной дистанции. Юма смерил его взглядом.
  -Не плохо.
  -Знаете, в Большом Городе я был...
  -Мне не интересна ваша история, господин Фрай. Мне хотелось узнать, лишь, помогли бы вы своему Арину..., если бы от вас потребовалась настоящая помощь, а не горсть конфет тайком в портфель.
  -Вы и об этом знаете...
  -Я услышу ваш ответ, Макс?
  Макс Фрай оглянулся на дверь в учительскую и прошептал:
  -Да, если бы потребовалось придушить его сумасшедшего папашу..., ради спокойствия мальчишки..., я бы придушил его. Говорю вам это, как бывший душегуб по прозвищу Макс Кишкодер, господин учитель. Совершенно точно.
  -Убийство - это выход? - Юма внимательно рассматривал лицо Макса, которое покрылось красными пятнами и блестело от липкого пота.
  -Иногда..., другого выхода нет. Вряд ли кто-нибудь смог бы убедить его папашу, что ежедневная утренняя порка ремнем - это не есть хорошо. Вы понимаете меня, господин Романа?! Ребенок не должен страдать от руки тупого ублюдка, который по недоразумению стал родителем! - последнюю фразу Макс почти прокричал.
  -Родители даны богом..., разве нет?
  -Полно вам, господин Романа. Если бог дал ему такого отца..., значит..., мне отвратителен такой бог.
  Юма холодно усмехнулся.
  -Вы обратили внимание, Макс, что таких историй полно в Ройбале? Иногда мне кажется, что Неузнанный Благотворитель вместе с директором Рором, проводят здесь какой-то странный эксперимент. Я не знаю их мотива... Но если они организовали здесь некий адский пансионат для искупления наших прошлых грехов, то я не дам им повода радостно потирать руками и говорить друг другу "Вот и еще один стал на путь исправления". Если потребуется убить ради блага ребенка - я убью. И это тоже совершенно точно, господин Фрай.
  -Вы поняли меня! - восхищенно прошептал тот.
  Юма долго рассматривал Макса. Наконец, он дал ему руку для пожатия.
  
  
  Они вместе шли вдоль пшеничного поля. Юма иногда бросал на Акиру короткие взгляды и хмурился. Ему очень не нравился потерянный вид парнишки.
  -Присядем возле мельницы?
  Акира вздрогнул и непонимающе посмотрел на Юму. Наконец, слова учителя дошли до его затуманенного сознания, и он кивнул.
  -Твое сочинение... Акира, там нет ни слова.
  -Я не смог.
  Юма сел на потрескавшуюся доску мельничного крыльца и похлопал ладонью возле себя. Акира сел рядом и поставил школьный ранец на колени. Юма обратил внимание, что от него, словно собранного в тугую пружину, веет болезненным жаром. Он вынул из кармана пиджака спелую грушу с красным боком и протянул её Акире.
  -Угощайся. Возле моего дома растет роскошное грушевое дерево. Его ветки просто ломятся от плодов..., а я не знаю, что с ними делать.
  -Спасибо, - мальчик взял грушу. Взял не глядя.
  -Как..., - Юма от неловкости полез за сигаретами. - Как твоя сестра?
  -Нормально.
  -Знаешь..., директор Рор сказал мне, что будет рад, если мы нанесем ему визит в пятницу после занятий. Он сказал, что покажет нам Ройбальскую библиотеку и игральную залу.
  -Игральную? - в глазах Акиры промелькнул слабый огонек интереса. Он глянул на Юму..., затем, с удивлением, - на грушу в руке, словно только сейчас её обнаружил.
  -Да, он так и сказал - игральную залу. Что это такое и во что там играют - я не знаю. Но, судя по дому, не удивлюсь чему-то экстраординарному.
  -Я не смогу..., завтра.
  Юма прикурил и разогнал перед собой облачко дыма.
  -Почему?
  -Мне..., не хочется веселиться.
  -Из-за родителей? Думаешь, что отец не отпустит тебя?
  -Нет.
  -Сестра?
  -Ей очень плохо... Я не могу... Понимаете? Не могу чувствовать себя веселым и здоровым! Это..., предательство!
  Акира откусил от груши кусочек. Он жевал его, как вату. Жевал и..., безмолвные слёзы стекали по его щекам.
  -Понятно, - Юма выбросил недокуренную сигарету в траву. - Если ты захочешь..., - если ты захочешь когда-нибудь! - я смогу помочь тебе, Акира.
  Мальчик покачал головой.
  -Это не касается вас, учитель Романа.
  
  Юма смотрел вслед понуро бредущему Акире. Его сгорбленный фиолетовый силуэт, на фоне небесной роскоши, в которой преобладали благородные пурпурные оттенки с серой оторочкой облаков по краю небосклона, был так прекрасен и так печален. (Где же вы, поэты ренессанса, черт бы вас забрал в глубины ада?!) Узкая тропинка в Ройбалу прорезала пшеничное поле, как серебряная стрела, над ней метались ласточки, и в воздухе, насыщенном особенной преддождевой прохладой, казалось, текли и переплетались прозрачные ленты вечерней свежести... Юма с удивлением глянул на свои занемевшие руки. Он не заметил, как пальцы собрались в побелевшие кулаки.
  
  
  Дождь так и не пошел.
  Он погрохотал где-то над окраинным лесом, слабое эхо приносило его хриплые раскаты и как-то неловко роняло их, как прохудившиеся подушки, над поселком.
  Юма раскрыл окно и сразу принялся ловить занавески, которые, как крылья, затрепыхались и захлопали на ветру... Он сердито сунул их за уголок рамы, вздохнул и сел на подоконник.
  Небо вдали расцвечивалось синими сполохами и вспышками. Иногда лиловую тьму прорезали слепящие зигзаги молний, и лишь спустя минуту доносился гром. Дождь определенно прошел стороной. Юма потянулся к столу, вытряхнул из мятой пачки сигарету и прикурил. Определенно.
  Спустя полчаса Юма понуро бродил по дому, из комнаты в комнату, ругая себя за то, что так и не удосужился прибрать следы пребывания прошлого постояльца, в изобилии разбросанные во всех пяти комнатах. Вот здесь, сразу за дверью стоял чемодан бывшего жильца, всего с одним замочком. Из него выглядывал уголок белой сорочки, словно тот, кто жил здесь до него, собирался в бешеной спешке, но так и забыл все свои вещи. В следующей комнате, которая бывшим постояльцем использовалась, как кабинет, имело место быть кромешная книжная свалка. Прямо на полу. Целая гора. Однажды Юма попытался разобрать её и рассортировать хотя бы по цвету, но на втором десятке книг по методике преподавания литературы, сомлел и бросил это занятие. Пообещав себе больше никогда не входить в эту комнату.
  Он тоже был учителем, тот, который жил здесь раньше. И покинул дом в спешке.
  Почему?
  Юма зашел на кухню и сразу открыл окно. Он заварил себе цейлонского чаю в японском заварнике. Затем покопался в навесном шкафу и, выудив из его темных недр пыльный кусочек бисквита, положил его на белую десертную тарелочку. Тарелку на стол. Сел.
  Встал. Пусть чай заварится крепче.
  Он зашел в спальную комнату, в которой недавно обнаружил груду порнографических журналов, когда выметал пыль из-под кровати. Здесь он тоже открыл окно и искоса глянул на сетчатую сумку с журналами. Выбросить бы нужно... Учитель, живший здесь до него, был большим охотником до женских прелестей...
  Юма прикоснулся рукой к паху... Да и я тоже, признаем честно. Однако ни одного романа так и не завернул. Всё как-то не до романов. Работа, дом, работа, дом...
  И поселок этот..., эта чертова Ройбала..., совершенно не располагала к романам с милыми провинциальными барышнями.
  Он оглянулся назад и напрягся... Затем осторожно вышел в коридор... Бесшумно подкрался к двери... И резко открыл её.
  На пороге дома стояла Мира Фокс с домашним узелком в руках. Она смущенно смотрела вниз... А глаза Юмы не смоги не отметить того факта, что свежий ночной ветерок трепал её юбку..., трепал и обнажал стройные загорелые ноги.
  Юма выдохнул и строго глянул на Миру.
  -Ты зачем здесь?
  -Вот - она протянула свой узелок в аккуратной белой салфетке.
  -Что это?
  -Ваши любимые пирожные и мёд к чаю.
  -Я, кажется, не заказывал ни того, ни другого.
  Мира, вдруг, посмотрела в глаза Юмы. Тот побледнел и..., сдался.
  
  Она быстро добавила его холостяцкой кухне тех деталей, которых этому помещению не хватало всё время, что он кипятил здесь воду для чая и жарил плоские и твердые, как куски фанеры, яичницы. Мира подправила что-то, одной ей известное, что-то добавила, (и откуда взяла?!), что-то убрала, (нет, это уже слишком..., хотя), - и вот, сие угрюмое помещение снова было не стыдно назвать кухней. Она поставила веточку акации в наибанальнейшую молочную бутылку, подвязала шторы специальным шнурком, сдвинула стол к окну..., и, друзья мои! - что стало с моей кухней?! Она ожила!
  Остывшая заварка была безжалостно вылита, на плиту был водружен вымытый, (и, как оказалось - блестящий), чайник для воды, откуда-то выпорхнула красивая ваза для пирожных, (коих было ровно шесть), еще одна для мёда...
  Юма прикурил, сев с краю на подоконник. Он искоса наблюдал за домовитой суетой красивой девушки Миры Фокс и слушал её милое щебетанье в пол уха. Мира говорила много. А Юма, вдруг, обнаружил, что не раздражается на то, что в обычной жизни назвал бы "бестолковым трёпом". Он даже заинтересовался историей её матери, которая прозрела в тёмную душную ночь, выскочила из постели с криком "Да будет свет!" и тотчас взялась писать большой исторический роман о Ройбале, хотя все в семье решили, что с мамой приключился неожиданный приступ кишечного недомогания. Маман решительно взялась за писательский труд, забросила все свои домашние обязанности и принялась раздражаться на домашних по любому поводу, особенно же доставалось добрейшему муженьку, которого мать прозвала "медведем пироженщиком". Юма смеялся от души. А щечки Миры алели от этого чистого и сильного мужского голоса, (её сердечко стучало быстро-быстро..., и глазки, то и дело тайком, касались взглядом его тела, рук, сильной шеи и там, где не должны были касаться даже очень коротко и совершенно невинно..., Юма, Юма, Юма!)...
  Она вдруг натолкнулась на взгляд его завораживающих синих глаз, как на стеклянную стену.
  "И как не заметила, что он перебрался за стол и так внимательно смотрит на меня, (хотя, увы, не совсем так, как хотела бы)"
  -Сколько тебе лет, Мира?
  Она снова зарделась и опустила взгляд долу.
  -Шестнадцать.
  Юма вздохнул и кивнул.
  -А если быть совсем точной, то...?
  -Шестнадцать! Честно! Вы ведь выпускной класс ведете. Забыли?
  Он похлопал по столу напротив себя.
  -Садись. Чай готов. Выпьешь со мной чашечку?
  Она вытерла руки передником, затем сдернула его и села на краешек стула.
  -Дома знают, куда ты пошла поздним вечером?
  -Да, - кивнула она, не подняв головы.
  -Это хорошо. Но мне придётся проводить тебя домой. Ночь, знаешь ли, в Ройбале, очень темная.
  -Наш дом в десяти минутах ходьбы от вашего. Всего-то чуть-чуть пробежаться и...
  Звякнул чайник. Он налил в её чашку заварки на самое дно и добавил горячей воды. Подвинул чашку к ней... Налил себе... Звяк, звяк-к... Она дрожала от каждого звука. Она дрожала...
  -Зачем ты пришла?
  -Честно?
  Юма усмехнулся.
  -Конечно, честно.
  Мира встала и подошла к нему.
  Она наклонилась к Юме близко-близко, всё время пряча глаза..., кончики пальцев коснулись его рубашки...
  И тут же отпрянула... Вернулась на свой табурет... Сцепила пальцы до белых суставов...
  -Понятно. Искала отвращения... Нашла?
  Она отрицательно качнула головой.
  -Я думала..., что хотя бы запах пота..., или изо рта.
  -А на самом деле?
  -От вас пахнет..., чистым..., - Мира совершенно смутилась, но продолжила. - Чистым телом и горьким одеколоном чуть...
  -Ненавижу запах свиньи от человека.
  Мира кивнула.
  -И теперь я не знаю, что мне делать... - Она робко глянула на Юму снизу вверх. - Что мне делать, учитель?!
  Юма отпил глоток своего крепкого чаю и прикурил новую сигарету.
  -Чего бы ты хотела, Мира?
  -Я? - её пальцы коснулись стола..., самыми кончиками коснулись..., - А можно?
  Юма усмехнулся той своей надменной и властной улыбкой, которая обычно сводила женщин с ума... Наивная девочка смотрела на него..., на сигарету в уголке рта..., на прищуренный от дыма глаз..., на вздутые жилы на шее... Девочка закрыла глаза и с дрожью вздохнула.
  -Простите меня... Я поняла.
  -Умная девочка. За это я тебя обожаю. И к тому же решительная и смелая девочка.
  -Вы не сердитесь на меня, учитель?
  -Давай сделаем так, - этот вечер запомним и никому не расскажем. Всё останется между мной и тобой.
  Она вздохнула с облегчением, впервые за эти три недели.
  
  Они долго сидели за чаем и переговорили, кажется, обо всём, что касалось школы и Ройбалы. Мира оказалась на редкость умным ребенком и невероятно начитанным. Юма впервые в жизни получал удовольствие от хорошей беседы с тринадцатилетней девочкой.
  
  Это странно?
  И почему, вдруг, принялась болеть левая нога?
  
  Несколько раз он порывался спровадить девушку домой, но в самый последний раз, (Ты сама уйдешь, дитя мое неугомонное?.., или мне вытолкать тебя в шею?), она сама позвонила на свой домашний номер и выпросила у отца еще часик в доме учителя. Отец дал свое высочайшее "Ну, ладно..., только ты же ему голову забьешь своей трескотней... Эх, ладно, ладно, не канючь. Оставайся"
  Юма, почему-то, ожидал иного результата. Своей дочери бы он точно не разрешил остаться в доме учителя мужчины. Точно вам говорю.
  
  И только в дверях, когда он уже зевал и только того и ждал, чтобы закрыть за нею дверь, Мира сказала:
  -Мне кажется, Акира принял какое-то решение...
  Юма так и застыл возле открытой входной двери. Сонливость, как рукой сняло. Он глянул на Миру.
  -Откуда эти выводы?
  -А вы разве не видели, какой он был?!
  -Он был..., - Юма снова принялся вытряхивать сигарету из пачки, (эх, черт, за вечер все сигареты выкурил). - Он был чуть рассеяннее, чем обычно... Хотя..., может ты и права.
  -Вы вместе возвращались домой, учитель?
  -Вместе. Вот только разговора у нас не получилось.
  Мира многозначительно посмотрела на Юму. Тот выдохнул струйку дыма и показал ей на дверь.
  -Спасибо за пирожные, и тебе пора.
  Она шагнула за порог..., приостановилась...
  -А можно..., я поцелую вас?
  Он ткнул пальцем в спину девушки, поднажал и вытолкнул за порог.
  -Иди-иди, моя влюбленная невинность.
  -Ну, хотя бы, когда-нибудь..., пожалуйста! - она сжала плечи..., боялась повернуться назад..., и уйти без ответа тоже боялась.
  -Вот исполнится тебе двадцать пять... Тогда и подумаем.
  -Двадцать пять?! Я уже буду старухой! Вы, что извращенец?!
  -Вот-вот, самый натуральный извращенец. Мне нравятся старушки от двадцати пяти и старше. Усекла малявка?
  Она всё-таки посмотрела на него. (Глазами влажными..., из тёмной глубины) Юма поперхнулся дымом и удивленно сморгнул...
  -Ты чего?
  -Вы..., вы лучший, учитель! - она медленно спустилась по ступеням и, вдруг, припустила к калитке, крикнув. - Я люблю вас! Люблю!
  
  Он долго крутился в постели, открывал и закрывал окно и даже пару раз бросал заинтересованные взгляды на сетку с журналами. (Нет, черт возьми, не дождешься!) Его терзало собственное тело, которое хотело упиваться женщиной, а вынуждено было совсем недавно подавить горячечный всплеск тестостерона, причиной которого стала красивая девочка со стройными ногами. Юма проклинал себя за это тягучее и странное возбуждение, такое неожиданное и мучительное. В обычной жизни в Большом Городе у него всегда, точнее сказать - почти каждую ночь, была женщина или женщины... Женщины любили его, любили его крепкое и гибкое тело, любили его ласки, любили его бешенный и долгий секс... И он привык-с, так сказать, к скромным мужским радостям.
  Ройбала сломала обычное течение его жизни. И организм не преминул напомнить, что хочет, (нет, таки требует, настоятельно и безоговорочно!), крепкую оргию, женский запах и вкус, (чтобы пьянил), гибкое тело в руках, медвяную податливость вагины..., и всё это желательно на сутки..., до изнеможения.
  Он вдруг застыл.
  А ведь есть выход!
  Записка Дайны Фольки, нашей скромной учительницы по истории! И такая, доложу вам, откровенная записка...
  Юма выбрался из постели, мгновенно оделся и, прихватив с собою пачку сигарет, вышел из дома.
  
  Он вернулся домой в половине шестого утра, с красными от недосыпа глазами..., но удовлетворенный и успокоившийся до такой степени, что со стороны мог показаться пьяным. Первым делом он сменил свою потную постель с откровенным мужским запахом, (затолкав старые простыни в пакет и сунув их в проржавевшую стиральную машину в белокафельной ванной, которая не стирала уже лет сто, но прекрасно справлялась с обязанностями хранилища для грязного белья). Затем он перебрался на кухню, заварил себе чаю и сел на подоконник с фарфоровой чашкой в одной руке и сигаретой в другой, что бы насладиться восхитительным Ройбальским восходом.
  
  Утро занималось над Ройбалой медленно и величаво. В серой прозрачности сада, что открывался его взору сразу за окном, в хрустальных переливах росы и в низко стелящемся тумане..., вдруг, начинало что-то меняться. Солнца еще не было видно, но природа ждала его появления, словно задержав дыхание, приглушив все звуки и застыв на мгновение... И вот, над сиреневой полоской окраинного леса промелькнул первый золотой сполох, который сразу жадно впитало в себя небо, как живительный глоток, и начало менять свой цвет из фиолетового в бездонно-синий. Полоска леса тоже изменила свой цвет, став светло пурпурной, и над ней уже вовсю бушевало солнце, разбиваясь золотом в росе на серебристой траве, расплёскиваясь по окнам, отсвечивая в распустившихся белых розах. Утро растекалось по Ройбале, подобно жидкому золоту, выгоняя тени из подворотен, нагревая асфальт и наполнив кроны деревьев особенным изумрудным свечением.
  
  Юма вздохнул и слез с подоконника. Ради этой таинственной красоты он поднимался с постели в половине шестого утра каждый день. Поставив чашку в мойку, он осмотрел кухоньку и неожиданно заметил мигавший красный огонек на телефонном аппарате, что висел на стене. Ночью кто-то звонил..., пока он всецело предавался плотским утехам со страстной Дайной Фольки.
  Он подошел к телефону и нажал кнопку автоответчика.
  
  "Если я не отвечаю, значит, меня нет дома. Говорите после гудка... Да, и еще..., вы позвонили в дом учителя Романа, на тот случай если вы попутали номер"
  
  Шорохи щелчки... И еще какой-то странный звук..., тихий такой и... Стон? Плач?
  Юма нахмурился, разглядев, наконец, на миниатюрном дисплее громоздкого аппарата номер звонившего. 3-550-889..., - это был номер дома Мизобата.
  
  Голос Акиры:
  "Учитель... Ведь вы обещали..., что в любую минуту. Я..., сделал это!.. Простите меня..., они..., моя маленькая Поли... Я не смог им простить... Учитель..., учитель..., учитель..."
  
  Хлопнула входная дверь.
  В распахнутое окно было видно, что Юма бегом пересек свой маленький дворик, толкнул калитку так, что та едва не слетела с петель, и побежал в сторону второй половины Ройбалы.
  
  
  Он давил на кнопку звонка, прислушиваясь к хриплому жужжанию, доносившемуся из-за закрытых дверей. Он колотил в дверь, уже совсем не надеясь на то, что ему откроют. Он кричал, чтобы ему открыли, кто-нибудь, эй...
  
  
  Юма обошел дом вокруг, спотыкаясь об мешки с мусором, гнилые доски, и битые кирпичи, наваленные кучами по всему двору. Здесь он обнаружил открытое окно склеенное скотчем крест-накрест... Юма подобрался ближе и осторожно коснулся прогнившей рамы... Затем заглянул внутрь комнаты...
  
  
  Серое лицо, синие глаза..., в белой рамке окна - призрачный силуэт. Страшный застывший взгляд.
  Прыжок.
  Доски пола жалобно скрипнули под ногами. Шаг. Еще шаг... Рельефный звук каблуков.
  
  Кровать, смятая постель и..., подушка. Чахлая такая подушка, с коричневыми подтёками.
  Подушка лежала на голове маленькой скорчившейся девочки. Её тонкие ручки..., её тонкие-тонкие пальчики судорожно вцепились в серую несвежую наволочку... Юма подошел ближе и отогнул край потной подушки.
  Глаза.
  Открытые глаза маленькой девочки.
  Мертвые глаза, наполненные слезами.
  Свалявшиеся волосы.
  И высохшая струйка крови изо рта.
  
  Рот.
  Судорожно открытый рот..., перекошенный в мучительной агонии...
  Тот, кто душил её подушкой, пьяно хрипел: "Заткнись, маленькая сучка! Заткнись, наконец! Заткнись!"
  И она замолчала..., вдруг выгнулась..., рванулась вперед и..., застыла навсегда.
  Тот, кто душил ее подушкой, радостно прошептал: "Тишина?.. Тишина! Тишина!"
  Он отогнул край подушки, этот страшный кто-то - (черный силуэт в мерцавшем прямоугольнике двери), - он улыбался и хихикал, ему очень понравилось синюшное лицо задушенной девочки.
  "Ты, наконец, заткнулась, дрянь!"
  
  
  Рука Юмы... Он закрыл ладонью мученические глаза девочки.
  Холодные мёртвые слёзы потекли по белым-белым щекам.
  
  
  Приоткрытая дверь.
  Он увидел свою руку, толкнувшую дверь.
  Коридор.
  Что-то там, в конце..., что-то развалившееся на пороге кухни. Что-то...
  Он подошел ближе.
  Это была развеселая тетушка Акиры в мятой ночной сорочке..., с кровавыми пятнами на подоле. Её голова лежала чуть дальше, возле электрической плиты. Левая рука в углу. Правая просто рядом с телом.
  
  Он прошел дальше вглубь дома. Вот еще одна приоткрытая дверь, в которой мерцали синие сполохи телевизионного экрана. Юма лишь заглянул сюда краем глаза... И первое, что он увидел, было большое мачете с рукоятью обмотанной синей изоляционной лентой.
  Мачете торчало в толстом пивном брюхе... Но предварительно, оно совершенно искромсало голову того, кто лежал на диване, пил свой прокисший эль и смотрел смертобол по телевизору.
  Каждый взмах большого острого мачете разбрызгивал кровь, и мозги по потолку и по окнам.
  Каждый удар мачете по голове визжавшего и булькавшего толстяка разбрызгивал кровь по дивану и по стене...
  Мутный глаз толстяка, как протухший желток куриного яйца, сполз по кровавой слизи на пол.
  Еще взмах, (струя крови ударила по экрану телевизора), и последний удар. Мачете завязло в животе толстяка. Бледная рука парнишки отпустила рукоять обмотанную синей изоляционной лентой. Он посмотрел на свою дрожавшую руку..., затем на телефон, стоявший на треногой тумбочке.
  Волочащиеся шаги. Тяжелое дыхание. Палец, испачканный кровью, медленно и тяжело нажимал на кнопки. Густеющая кровь сползала с руки и кляксами плюхалась на светившуюся клавиатуру телефона.
  Гудки вызова.
  Веселый голос учителя, словно из другого, лучшего, мира:
  "Если я не отвечаю, значит, меня нет дома. Говорите после гудка... Да, и еще..., вы позвонили в дом учителя Романа, на тот случай если вы попутали номер"
  Бледные губы мальчика возле трубки. Шепот или крик?
  "Учитель... Ведь вы обещали..., что в любую минуту. Я..., сделал это!.. Простите меня..., они..., моя маленькая Поли... Я не смог им простить... Учитель..., учитель..., учитель..."
  
  
  Юма отпрянул от двери... Постоял недолго и вернулся в первую комнату.
  Он старался не смотреть на труп маленькой задушенной девочки... Подошел к окну... И только здесь заметил следы по росистой траве, убегавшие в поле и дальше, дальше, в сторону окраинного леса.
  
  
  
  5.
  
  Юма зашел в кабинет директора Рора, прихрамывая на левую ногу. Рор сидел за своим столом, курил неизменную тонкую папиросу и разговаривал по телефону. Иногда он помешивал ложечкой крепкий чай в стакане, (Да, я понимаю..., но и вы поймите меня тоже..., вся эта суматоха...), возвращал ложку на блюдце и словно забывал о своем давно остывшем чае с традиционным ройбальским бисквитом. Завидев Юму, он просто махнул в сторону свободного кресла и показал рукой, что тот может пока подождать и покурить.
  Юма, тяжело ступая на левую ногу, добрался до кресла и, морщась от боли, осторожно сел, придерживаясь за подлокотники. Курить он не стал. Он просто принялся разглядывать роскошный школьный кабинет Рора, в котором не бывал ни разу.
  "Он уже здесь. Думаю, да, вы сможете поговорить с ним. Он адекватен, да, не беспокойтесь"
  Директор убрал трубку от уха и посмотрел на Юму.
  -Вас хочет выслушать наш Неузнанный Благотворитель. Вы готовы повторить свой рассказ, Юма?
  Он всё-таки полез в карман пиджака за сигаретами.
  -Ничего нового в моем рассказе не появилось.
  -Неузнанный Благотворитель хочет узнать о роли Акиры в этой драме.
  -О роли? - Юма мрачно глянул на директора школы.
  Тот откинулся на спинку кресла, поразмышлял минуту, затем нажал кнопку громкой связи и положил трубку на рычаги.
  -Да, о роли мальчика, господин Романа. Например, где был Акира в тот момент, когда отец душил его младшую сестру?
  Юма прикурил.
  -Возможно, тётка держала его. Не пускала в комнату.
  -Вы уверены? - раздался голос из динамиков.
  -Нет..., то есть, я предполагаю, что так было.
  -А как было, господин Романа?
  Струйка дыма в чистой размытости, в которой мелькали солнечные зайчики из открытого настежь окна.
  -Мне кажется... Понимаете... Я не полицейский. Но... - он поискал глазами пепельницу... - У меня есть три пункта, с которыми я ничего не могу поделать. Убийство девочки Поли - раз. Убийство тётки - два. Убийство отца - три. Пункт первый - равно неизвестность.
  -Пункт первый - тире..., Акира?
  -Думаю, нет. Всё-таки папаша. Потом... Акира сбегал в сарай за старым мачете и...
  -Вам не кажется всё это странным, господин Романа?
  -Настоящие ответы на эти вопросы знает только Акира. Вот, когда его найдут, тогда мы и спросим.
  -Господин Рор, как продвигаются поиски мальчика?
  Сорри Рор покачал головой и повернулся на кресле к окну.
  -Шесть поисковых групп по десять человек прочесывают Окраинный лес, но..., пока безрезультатно.
  -А ведь я предупреждал вас!
  Рор резко глянул на мигавший глазок интеркома..., но отвечать не стал, отвернулся и снова принялся рассматривать пустой школьный двор.
  -Господин Рор, я жду от вас результатов. Надеюсь, вы понимаете всю серьёзность вашего положения? Господин Романа, а от вас я жду подробного письменного отчета. Сегодня же! Всё, отбой.
  Короткие гудки.
  
  Рор глянул на него, и устало сказал:
  -Поезжайте в лес, Юма. Просто, проконтролируйте поиски.
  -Что делать с подробным отчетом?
  Директор поморщился, и вяло махнул рукой.
  -Поезжайте и больше не думайте ни о чем.
  Юма встал и направился к двери.
  -Юма?
  Он приостановился.
  -Что с вашей ногой?
  -Болит.
  -Вы обращались к врачу?
  Он взялся за ручку двери.
  -Вряд ли мне поможет врач.
  
  
  Он сел на траву и облегченно вздохнул.
  Весь последний час, что он шел по лесу, боль в ноге усиливалась, она росла и проникала в каждую жилку и в каждый нерв, превращаясь из тихо-ноющего болезненного недоразумения в острую и почти невыносимую пытку. Завидев пригорок, напротив болота, он с трудом дохромал до него и тяжело сел.
  -Учитель Романа, как вы? - крикнул кто-то из группы, проходя мимо.
  -Нога что-то... Вы идите. Я посижу десять минут, и догоню вас.
  -Если что - кричите. В этом чертовом Окраинном лесу все компасы словно сошли с ума. У нас один ориентир - башни поместья. И одна надежда - громкий крик.
  Юма кивнул, затем с облегчением лег на траву. Господи, как же тихо и спокойно... Листья одуванчиков касались лица, и солнце мелькало где-то высоко в кронах деревьев...
  Он не заметил, как заснул.
  
  
  Ему снилось, что он сразу проснулся. (Или всё-таки проснулся по-настоящему?)
  Он резко сел и осмотрелся вокруг... Кажется всё на месте? Лес, пригорок, поросший желтыми одуванчиками, черное болото, щебетанье птиц.
  Юма расслабился на мгновение, но вот..., ему показалось, что за спиной хрустнула ветка. Он напрягся и попытался встать... Но ноги не послушались его. Юма рванулся вперед, уперся руками в мягкую и прохладную землю, (Ну же, ты, вставай!), жилы выступили на его горле...
  Но он так и остался сидеть в траве. А боль в левой ноге вспыхнула с новой силой.
  Снова хруст ветки. В этот раз ближе.
  -Эй, кто там?!
  Юма с трудом лег на бок и посмотрел назад...
  И картина, представшая его взору, испугала до оторопи.
  Боже...
  Из серой тени леса вышла маленькая девочка в замызганных маечке и трусиках. Её глаза были закрыты, по щекам текли кровавые слёзы. Девочка с трудом волочила по земле тяжелый и ржавый мачете, с рукоятью перемотанной синей изоляционной лентой.
  Она подошла к Юме, наконец... Остановилась, покачиваясь от изнеможения...
  -Ты..., - прошептал он, перекатившись на спину, (прохладное прикосновение одуванчиков..., нежно-нежно). Он смотрел на страшного ребенка снизу вверх, замечая синюшные пятна на коже, смазанную кровавую дорожку в уголке рта, мельтешение бисера света по контуру свалявшихся волос.
  -А ведь я предупреждала тебя, - страшным голосом сказала она и открыла глаза. Черные земляные глаза.
  Тихонько засмеявшись, девочка обхватила рукоять мачете двумя руками, подняла его..., размахнулась...
  -Просила не трогать нас!
  Мачете, блеснув на солнце, ударил вниз.
  
  
  Юма открыл глаза.
  Приснилось, всё-таки.
  Он резко сел и осмотрелся. Вокруг него были всё те же картины: лес, пригорок, столбы света между могучих стволов древних сосен, болото.
  Болото?
  Юма уперся руками в землю и легко встал на ноги. Прихрамывая, он спустился с пригорка и стал на позеленевшем мягком берегу, на который, тихо плескаясь, накатывали маленькие волны, а на них покачивался плотный ковер ярко-зеленой ряски и слепили глаза белые-белые кувшинки болотной лилии. Юма смотрел вперед..., туда, где тени от деревьев расступились и уползли обратно к берегу, где солнце блестело в мелкой ряби, и болотная вода казалась чистой, словно озёрной. Там на прозрачной волне покачивался белый кроссовок. Один белый кроссовок. Точно такой, что носил Акира.
  
  
  Юма налил себе рому и выпил залпом. Вжик и готово. Вот так, дамы и господа. Он снова наполнил стакан...
  Однако его отвлек странный звук из прихожей. Шаги? Чей-то голос? Эй, кто там бродит по моему дому?!
  На кухню заглянул Сорри Рор, как всегда одетый с иголочки с белой папиросой в руке. Он зашел и осмотрелся. Затем подошел к окну и раскрыл его настежь, с удовольствием подставив лицо живительной прохладе, которая бывает только летним вечером после дождя.
  -Какого черта, Рор?
  Тот оглянулся назад и как-то странно посмотрел на Юму поверх очков. Затем его взгляд скользнул ниже...
  -Что с вашей ногой?
  Юма нахмурился и с трудом задвинул окровавленную ногу под стол, размазав красное пятно по белому линолеуму. И еще... Его раздражал запах собственной крови. Удушливый такой и приторный запашок.
  Он всё-таки подлили рому в стакан и, взмахнув им, (расплескав янтарный ром по руке), "Чин-чин, мать вашу!", выпил одним глотком. Бацнул стаканом по столу и принялся выковыривать сигарету из пачки. Она оказалась пустой. Черт, как не вовремя. Юма хмуро глянул на директора Рора, который рассматривал его с большим интересом, как подопытного кролика.
  -Угостите-ка пьяного идиота..., э?
  -И это тот, кто желал меня убить?
  -Вы о чем?
  Рор усмехнулся, достал из кармана коробку с папиросами и положил ее перед Юмой на стол. Затем он немножко похозяйничал, налил воды в чайник и поставил его на плиту. (И где же вы прячете свои чашки, позвольте поинтересоваться?)
  -Кроме Ройбалы..., что еще вы помните о своей прошлой жизни, господин Романа? - спросил Сорри Рор, не обернувшись.
  -Я?.. Всё помню... Всё!
  Директор подошел к окну, сел на подоконник и с наслаждением вдохнул вечерней прохлады.
  -Это хорошо... - он коротко глянул на Юму. - Задаю не те вопросы, да?
  -Плевать мне на ваши вопросы.
  -Хотите я задам правильный вопрос?
  -Я же сказал...
  -Что вы увидели в лесу, Юма? - перебил его Рор. - Смею предполагать, что это было нечто из ряда вон..., ведь так?
  -Не ваше дело!
  -Что-то настолько испугавшее вас, что вы третий день беспробудно пьёте. Что же вы нашли в Окраинном лесу, Юма? Неужели нашли тело Акиры?
  -Слушайте вы..., директор! - Юма попытался грозно встать, но невыносимая боль в ноге повалила его обратно на табурет. - Кто вы такой, чтобы...
  -Или вы встретили его живого и даже поговорили с ним? - Рор теперь брезгливо рассматривал Юму, наблюдая краем глаза за струйкой алой крови вытекавшей из-под стола.
  -Я..., никого не встретил. Разболелась нога и я вернулся в Ройбалу. Всё... Понимаете? Это всё!
  Рор кивнул, встал и подошел к вскипевшему чайнику. Поставив его на деревянную подставку, он раскрыл шкафчик и порылся в его пыльных внутренностях.
  -Где-то здесь..., точно помню, что приносил... Вот же она! - он достал жестяную баночку с кофейным порошком, насыпал в чашку две ложки, добавил пять кусочков сахара и залил водой. - Этот кофе я принес учителю Робсону, который жил здесь до вас.
  Юма смотрел на Сорри Рора.
  -Он, знаете ли, очень любил хороший бразильский кофе, хотя был стопроцентным американцем. Джон Робсон... вы когда-нибудь слышали это имя?
  Молчание.
  Рор взял чашку и понюхал кофейный парок.
  -Жаль, что ему пришлось так спешно уехать из Ройбалы, - короткий недобрый взгляд. - Так спешно, что даже свои вещи не взял. И кстати, Юма, он сделал кое-что правильное и не сделал другого..., гораздо более правильного. Именно того, чего не сделали вы.
  Страшные глаза Юмы. Он понимал, что их разговор принимал совершенно иную интонацию. Теперь все слова Сорри Рора имели свой вес и свою силу, словно магические заклинания. Каждое слово недоброго волшебника Сорри Рора могло раскрыть страшную тайну или..., запутать окончательно.
  -За три недели мистер Робсон пять раз бывал в Большом Городе. Он, как вы понимаете, воспользовался предварительно оплаченными билетами. Что он делал в городе - я не знаю. Хотя..., - директор усмехнулся. - Груда порнографических журналов под кроватью наводит на определенные размышления..., возможно. Но! Но, то всё неверные размышления. Груда появилась в этом доме задолго до Робсона. Я бы даже так сказал - эта груда появилась вместе с домиком для учителя, (и тому были свои причины). Почему и зачем, может быть, спросили бы вы...
  -О чем вы, Рор? Я не понимаю вас...
  -Он вляпался. Хорошо вляпался. Так, знаете, плотно вляпался, что ему было не отмыться никогда. Беда просто с этими американцами. Они всегда во что-нибудь вляпываются из добрых побуждений, а потом либо откупаются от проблем своими волшебными долларами, либо ведут долгие и нудные переговоры, либо бросают бомбу - бац и все проблемы решены.
  -Я не...
  -Погодите вы перебивать меня! Джон Робсон был хорошим человеком и отличным учителем истории, который умел создавать на своих уроках атмосферу. Понимаете? Это важно - создать атмосферу на уроке... Нашей милой Дайне Фольки не дано этого, хотя она старается. Впрочем, не об этом речь... Джон Робсон... Он, как нормальный во всех отношениях good man, принимал активное участие в судьбе своих учеников. Он познакомился с их родителями, (чего вы, кстати, не сделали), он водил их в походы и даже однажды выпросил у меня одну экскурсию по поместью. То был, признаюсь, великолепный день. Я оставил его в своей коллекции красивых дней, в качестве ярких картинок эпитомии, штук около двадцати. И сложил их в отдельную папку, и спрятал глубоко в шкаф, что бы Рони не нашел их... Я снова отвлекся от Джона Робсона, да? Итак, спустя неделю..., он нашел меня на заднем дворе, (точно, как вы), застукал, так сказать, в беседке, за чтением замечательного романа Урсулы о зиме. Я, знаете ли, не люблю, когда меня отвлекают от хорошей книги. Иногда раздражаюсь и даже могу наговорить грубостей... Но глаза Джона Робсона... Знаете, иногда один короткий взгляд говорит больше, чем сотня умных слов. Конечно, вы знаете, да-да..., вам ли не знать... Так вот, он долго не решался начать разговор..., а когда всё-таки начал, я вдруг обнаружил, что имею большую и неудобную проблему в лице наидобрейшего Джона Робсона.
  -Что за проблема?
  -Он сказал, что заметил несколько странностей в людях населявших мою обожаемую Ройбалу. Да и в ней самой - не мало... Например, Акира Мизобата - чистый японец. Но его родители - ярко выраженные европейцы и к тому же - рыжие. Он так и сказал - red hair. Понимаете?
  Юма вцепился в стол и во все глаза смотрел на Рора.
  -Далее, он сказал, что не верит возрасту своих учеников. Он так и сказал, что на самом деле им не по пятнадцать лет. Они старше и он даже боится предполагать, сколько им на самом деле. Но более всего боится думать о том, кто и зачем всё это здесь устроил. И навели его на эти размышления взгляды девочек..., прямо скажем - не детские взгляды. - Рор с удовольствием отпил глоток кофе и хитро посмотрел на Юму. - Скажите, Юма, у вас тоже возникли подобные подозрения?
  -Девочки? - Юма тяжело привалился спиной к подоконнику, вспомнив посещение Миры Фокс. - Не знаю.
  -Это потому, что вы не американец. Джон Робсон продолжал говорить... Следующим пунктом были проблемные семьи. Он сказал, что никогда в жизни не видел такой плотной концентрации проблемных семей в одном отдельно взятом городе. Он назвал это пандемией семейной жестокости. И перечислил мне все без исключения семьи, в которых с детьми обращались или просто плохо или откровенно жестоко. Список получился, прямо скажу, пугающий... Но знаете, что я ответил ему?
  -Наверное, да.
  -Вот как? - Рор усмехнулся. - Ну и?
  -Вы сказали, чтобы он попробовал всё изменить в лучшую сторону, а потом отвернулись к своему роману о зиме, черт бы его подрал.
  Сорри Рор щелкнул пальцами, (Бинго!), и подошел к столу. Он взял папиросу и прикурил её простым встряхиванием руки. Затем похлопал Юму по плечу.
  - Обожаю вас, Юма. Обожаю ваш мозг, если так можно сказать... Да, я предложил ему принять активное участие в жизни своих учеников. И он понял это по-своему.
  -Он что-то сделал? Что-то..., плохое?
  -Он сбежал, в конце концов. Не один. - Директор Рор достал из внутреннего кармана фотокарточку и положил её на стол перед Юмой.
  -Что это?
  -А вы посмотрите.
  Юма подозрительно глянул на Рора, но всё-таки взял фотографию в руки. На ней имелся групповой снимок класса вместе со своим учителем. Они стояли на широких школьных ступенях, на фоне колонн и распахнутых настежь дверей. Два десятка улыбчивых мальчишек и девчонок, и посредине высокий молодой человек с аккуратной интеллигентной бородкой. Юма обратил внимание на красивую белокурую девочку, которая стояла рядом с учителем и в отличие от остальных - смотрела только на него влюбленными глазами.
  -Вы понимаете меня, господин Романа? Вы понимаете, сколь много вариантов реальности существуют одновременно? Понимаете ли вы, мой разлюбезный Юма, что не оригинальны в своих измышлениях?
  Рор отпил глоток кофе и улыбнулся в пространство, словно вспомнил о приятных деньках.
  -Что было дальше? - Юма положил фотографию на стол.
  -Однажды ночью, мистер Робсон сбежал. Не один, как вы успели понять. - Директор Рор щелкнул пальцем по изображению красивой белокурой девочки с влюблёнными глазами. - Они вдвоем пришли на станцию, получили свои билеты, дождались поезда и уехали в Большой Город.
  Юма смотрел на Сорри Рора.
  -Но это не конец истории..., так?
  -Я, кажется, говорил вам, что все местные жители не просто так попали сюда, в Ройбалу. У каждого из них, (точно, как у вас), есть своя причина или повод жить здесь и..., и что-нибудь терпеть, например. Все жители Ройбалы имеют свои страшные истории из прошлого, которые не дают спокойно спать по ночам.
  -И даже у детей?
  -Детские истории..., скажем так - некоторые детские истории..., гораздо страшнее взрослых историй, уж поверьте мне.
  -У Акиры тоже есть такая история?
  -Да.
  Юма почувствовал, что совершенно протрезвел. Только что горело лицо, и немела кожа на руках от выпитого рома... А сейчас... Он сглотнул сухой комок в горле. Сорри Рор, наблюдавший за ним с некоторой долей иронии, заметил эти изменения. Он достал из внутреннего кармана пиджака еще две фотокарточки и бросил их на стол.
  -Я приготовлю вам кофе. А пока буду заниматься этим... Посмотрите эти фотографии, Юма.
  -Что-то мне подсказывает..., - Юма вздохнул и придвинул фотографии к себе. - Кофе покрепче и без...
  Он не договорил.
  Юма смотрел на первую фотографию и не верил своим глазам. Этого не может быть... Точнее, не бывает таких фотографий в природе..., чтобы так просто и так художественно..., и так страшно.
  Трясущейся рукой он взял папиросу и принялся судорожно шарить по столу в поисках зажигалки, так и не найдя в себе сил оторваться от красочной фотографии.
  -Что это?
  -Точнее было спросить - кто это, - вы не находите?
  Он снова сглотнул горький комок и всё-таки глянул на Рора. Тот размешивал растворимый кофе в чашке.
  -Зажигалка справа от вас, на подоконнике.
  Юма схватил её и прикурил. (Так не бывает..., точнее бывает, наверное, и страшнее..., но чтобы сфотографировать такое...) Наконец он отодвинул снимки от себя.
  -Фотомонтаж, надеюсь... И бумага какая-то..., не такая. Плотная и не гнется.
  -Вы полагаете, что я буду носить с собой фотомонтажи? - Рор поставил кружку с кофе перед Юмой и ткнул пальцем в верхний снимок. - Это photima. Особый вид..., э-э, так сказать фотографирования. На самом деле эта картинка больше в размерах и несет в себе дополнительные виды информации. Их много, я не знаю и половины возможностей этого стандарта. Сейчас я продемонстрирую вам, что смогу.
  Сорри Рор надавил на фотокарточку... И сразу из снимка вытекла струйка крови. Она изогнулась на столе и принялась собираться в бардовую лужу посредине.
  -Что это?!
  -Недостающий вид информации, мой дорогой. Photima может гораздо больше. Например... - он снова что-то надавил и над струйкой крови лениво закружились толстые зеленые мухи, недовольно жужжа и сталкиваясь. Еще одно нажатие и в чистом воздухе кухни, в котором витала лишь тонкая кофейная горчинка..., в чистом воздухе появилась вонь старой гниющей свалки. Рор глянул на Юму и надавил на снимок еще раз...
  Юма резко отпрянул, едва не ударившись затылком об стену.
  На столе лежала отрубленная мужская рука... Нет, не отрубленная. Судя по ране... Руку вырвали с корнем, так сказать. Хрясть и готово.
  -Прекратите... Прекратите, Рор, черт подери! Уберите это со стола!
  Юма тяжело дышал и смотрел в пол.
  -Его разорвали на части в Большом Городе. Я не знаю, зачем он пришел на старую городскую свалку и привел с собой девочку. Не знаю. Но факт остается фактом. Они оба умерли страшной смертью.
  -Откуда у вас эти фотографии?
  -Рони прислал их в конверте, вместе с партией новых тетрадей для школы и с медовыми круасанами для ресторации Фокса.
  Директор Рор надавил на другой уголок фотографии и всё исчезло. Юма облегченно вздохнул.
  -Photima имеет хождение только внутри корпорации Simatory Imagine. Она их изобретение для внутреннего употребления. Так, что, теперь вы вполне можете сделать еще одно умозаключение.
  -Не одно.
  Рор усмехнулся.
  -Возможно два или три. А чуть позже, еще пара невеселых выводов.
  -Что же здесь происходит, Рор?!
  -Вы требуете ответа, Юма?
  -Я..., - он глянул на директора, а тот в свою очередь, подвинул ближе к Юме кружку кофе, (Остывает же...) - Я всего лишь хотел, что бы Акиру оставили в покое... Мне всего лишь было жаль мальчишку. Теперь я понимаю..., пытаюсь понять - почему нет. И неужели у него не было шанса?
  -Возможно, его шансом были вы, Юма.
  -Был?
  -Возможно, Акира мне тоже небезразличен. И я попробую дать вам еще один шанс. Точнее, возможность.
  -Как...
  -Сегодня утром мне пришел факс.
  -Что?
  -Факс. Знаете, такая бумажка, на которой напечатаны слова, - Рор раздраженно сунул фотографии обратно в карман и тоже взял себе новую папиросу. - Факс из Simatory Imagine. Так вот, на той бумажке было всего два слова. "Сегодня ночью" Это и есть ваш шанс Юма.
  -Я не понимаю вас...
  Рор тряхнул рукой, и папироса затлелась оранжевым огоньком на фоне серебристой литографии ночи. Юма заворожено наблюдал за плавными движениями огонька и за тонкой струйкой фиолетового дыма. Он не смог не обратить внимание на грушевое древо, убранное в алмазную росу. Он не смог не заметить ночной туман, тянувшийся по пшеничному полю. И чуть в стороне уютные огоньки в пряничных домиках... Как тихо. И..., как страшно от этой красоты.
  -Сегодня ночью Король будет в окраинном лесу, вот что это значит. - Продолжал Сорри Рор. - Я не знаю, для чего он бывает здесь..., просто не знаю. Изредка жители Ройбалы видят мелькание факелов в лесу..., ночью. Говорят, что королевская свита, разбивает посреди леса большой белый шатер и готовит пир, на который собираются демоны. Сам Король, говорят, что-то ищет в лесу, пересекая его из одного края в другой верхом на высоком черном коне. Не спрашивайте меня, что он ищет в пустом лесу. Я буду вынужден ответить вам банальным - не знаю. Король не приглашал меня на свой пир. Никогда не приглашал. Но у вас Юма появится шанс встретить Короля в лесу, если вы того захотите. Вы понимаете меня, Юма?
  Он смотрел на Рора.
  -Понимаю.
  Директор устало вздохнул, затушил недокуренную папиросу в пепельнице и направился к выходу.
  -Вместо предостережения скажу вам... Помните о картине, что висит в Ройбале. Это всё, что я могу сказать вам.
  
  
  
  6.
  
  ...c"est un festin royal
  
  Он тяжело привалился к дереву и едва удержал стон. Из последних сил Юма сделал шаг и опустился на землю, придерживаясь за смолистую кору древней сосны. Он вытянул левую ногу вперед, сгребая мягкий слой опавшей хвои каблуком, и приподнял брючину... Черт, как не вовремя... В неровном свете факела, который искрил и шипел неподалёку, привязанный к могучему копью, вонзенному в землю, - он попытался рассмотреть причину своей адской боли. Ему показалось, что лодыжку покрыли черным липким лаком. Кровь. Он прикоснулся пальцами к ране, которая раздавалась всё шире на ступне, и стиснул зубы, что бы ни вскрикнуть. Ах, как не вовремя.
  Стенаниями делу не поможешь. Он вынул из кармана носовой платок и, как мог, перевязал рану, чувствуя пальцами, что тонкий шелк сразу пропитался кровью, лишь только прикоснулся к обнажившейся плоти.
  Так, с этим покончили. Перейдем к следующему пункту нашей обширнейшей программы.
  Юма посмотрел вперед, туда, где в метавшемся свете факелов просматривался огромный белый шатер с золотыми буквами M.R.S., вышитыми над входом. Дорожка из факелов, большие барабаны, перетянутые кожаными ремнями, копья, пушечки на резных колесах. И флаги... Так много пёстрых флагов, что у него зарябило в глазах.
  Юма поднялся, вцепившись рукою в нарост на стволе сосны, и сделал осторожный шаг. Кстати, почему я никого не вижу вокруг шатра? Рор что-то говорил о свите... И где же она?
  Еще шаг. Юма глянул вниз, на почерневшую от крови брючину и сразу приказал себе больше на неё не смотреть. А то ведь начну себя жалеть. А то ведь сяду и..., точно не встану.
  Мне нужно идти. Мне нужен Король. Мне нужно выпросить у него милость для Акиры.
  И к тому же...
  Если не думать о ноге, если воспринимать боль, как песню... Да, точно, как песню! Какую, например? Например, старую и всеми забытую Аои Инори... Точно! Пусть она будет песней моей боли! Пусть песня заглушит мою боль!
  Юма приостановился и нахмурился, вспоминая мотив. Этакое тихое и почти храмовое пение... Он тихонько напел себе мелодию Аои, (уу-у, ля-ля-у-у..., что-то в этом духе, да?)... Певец ты мой. Сладкоголосый соловей, твою мать. И всё же... Не забыл ведь! Да-да, не забыл!
  Он так и шел вперед, бормоча себе под нос нечто невразумительное, которое в горячке невыносимой боли казалось ему такой прекрасной мелодией. Пространство перед ним принялось дрожать и выгибаться. Юма начал смотреть вниз, что бы ни упасть в обморок. Я должен дойти! Я должен встретить Короля!
  Бормоча, он прошел по аллее факелов. Затем миновал флаги, которые хлопали на ветру, как крылья огромных птиц. Он прошел мимо стоек с мечами, мимо столов с арбалетами, мимо горок из мощных черных копий. Юма ничего не замечал вокруг. Он просто шел к шатру и напевал себе прекрасную мелодию.
  Он очнулся только когда вплотную подошел к шатру. Глянул вверх на золотые буквы "МРС" и прошептал: "Мастер Рони Симатори" Затем он пригнулся, отодвинул полог и заглянул внутрь шатра... Никого... Только свечи и мечи... И еще...
  Посредине шатра стоял золотой трон, на который сверху была небрежно брошена алая мантия.
  Юма отшатнулся и едва не упал на спину.
  Всё-таки король... Король!
  Ему показалось, что слева мелькнула тень. Он шатнулся влево, как пьяный... Что там? Кто там?
  "Тихо - прошептал голос из темноты..., из лиловой темноты ползавшей, как зверь, за трепетной границей факельного света. - Тихо. Сюда едет Король"
  -Король? - Юма глянул вперед. - Вы не поверите, но именно его я жду... А скажите, он примет меня? Я, знаете ли, не имею возможности заранее просить у него аудиенции...
  "Тихо. Тихо. Тихо"
  Юма сделал еще один неловкий шаг, ударился ногой об тяжелое древко копья и повалился на спину. Он чихнул от пыли...
  И в этот миг послышался какой-то шум. Юма приподнялся на локтях и увидел...
  Он увидел печального белокурого всадника на черном коне. Он стоял на границе поляны и смотрел в сторону Ройбалы. Затем пришпорив своего горячего коня, он повернул к шатру. Вздымая облачка пыли и разбрасывая комки земли, конь промчался по факельной аллее, и вскоре оказался перед шатром.
  Белокурый Король похлопал своего коня по загривку и легко спрыгнул на землю. Он не заметил Юму, взялся за белый стяг, скрывавший вход в шатер...
  -Ваше величество!
  Король приостановился и осмотрелся.
  -Я здесь, Ваше Величество - Юма барахтался в пыли, пытаясь встать на ноги. - Здесь! Здесь!
  И Король заметил Юму. Поразмышляв, он показал рукой на отдёрнутый полог и зашел внутрь.
  Юма встал и, подпрыгивая на здоровой ноге, чтобы не опоздать, подобрался к шатру. Здесь он приостановился на мгновение..., оглянулся на далекие мерцавшие огоньки Ройбалы, и зашел в королевский шатер.
  
  
  Тканевые стены дышали, вздымались и опадали, и черные тени метались по ним. На белых воздушных полотнах шатра висели щиты с красивыми гербами... Юма обратил внимание на круглый щит, ближайший к нему, на черном поле которого была нарисована капля крови, словно разбившаяся об стекло. "Где-то я видел этот герб... Вот только где?" Посреди огромного шатрового пространства, на полу, застеленном роскошными коврами, стоял пиршественный стол, ломившийся от яств.
  Король шел вдоль стола, по пути снимая тонкие перчатки. Его серебристый меч с белой рукоятью тихо звенел, словно пел, оставляя за королем хрустальный расплавленный след своей музыки в воздухе. Его черный камзол с золотой вязью на рукавах был расстегнут... Король подошел к большому черному щиту без герба..., постоял, недолго всматриваясь в зазубрины на грубом металле..., вздохнул и вернулся к столу.
  "Я чувствую запах терновника... Откуда он здесь?"
  Из тени показалась рука, и она указала на Юму. Затем шепот, шепот, шепоток...
  Король невесело усмехнулся и продекламировал негромко:
  
  Милости прошу у Короля!
  Милости прошу..., не для себя!
  "Я тебя не слышу, рыцарь гордый,
  И о милости забудь на эшафоте"
  
  Король стал во главу стола. Он брезгливо осмотрел роскошество блюд, вытянул руку, (на тонком указательном пальце - перстень с кроваво-красным рубином), и взял золотой бокал из сверкавшей горки. Сразу же замельтешили тени на стенах, и в пространстве, в котором неровный свет свечей пробивался сквозь серую мглу, появились неясные черные фигуры. Одна из них подошла к королю, взяла со стола кувшин с вином и налила в золотой бокал до краев. Юма невольно сглотнул. Этот восхитительный журчащий звук...
  -Налейте ему, - сказал король и махнул рукой в сторону Юмы.
  Тени появились за спиной Юмы. Одна из них подала ему стеклянный бокал, другая наполнила его... И прошептала: "Стеклянному гостю - стеклянный бокал" Юма резко оглянулся назад - никого. Вернулся, понюхал вино... Какой восхитительный запах! Он отпил глоток... Глянул на Короля, который насмешливо рассматривал его... (Я что-то не так сделал?)
  Тень за спиной прошептала: "Не пить и ни есть, пока не разрешит Его Величество!"
  Юма испуганно поставил бокал на стол и отодвинул от себя.
  Глаза Короля.
  Он застыл...
  Глаза Короля. Пронзительные, зеленые, проникающие в душу.
  -Ваше величество..., - прошептал Юма. Он был не в силах отвести свой взгляд от колдовских глаз Короля. - Милости прошу... Прошу вашей милости!
  Король отпил глоток вина и поставил бокал на стол. Он чуть наклонил голову назад и спросил у метавшихся теней:
  -Он что-то говорит..., или мне так показалось? Шумно, шумно-то как вокруг.
  
  -Ах, какое четверостишье! Его величество непревзойденный чтец!
  Юма вздрогнул от неожиданности и посмотрел назад. Рядом с ним стояла дама в кринолинах, она прижимала руки к груди и влюблено смотрела на короля.
  -Не правда ли, такое чудесное, хотя и короткое, стихотворение?! - она вынула шелковый платочек из сумочки вышитой золотыми нитями и бисером, и промокнула несуществующие слёзы восхищения. - А как вы считаете?
  -Я? - Юма удивленно осматривался вокруг.
  Вдруг, весь шатер наполнился блистательными кавалерами и дамами в роскошных нарядах. Они появились неожиданно, словно из воздуха и пространство шатра сразу наполнилось низким гулом голосов, тонкими ароматами духов, звуками, шорохами, звяканьем столовых приборов, журчанием вин, разливаемых в бокалы, мельтешением слуг... Юма озирался по сторонам и отступал всё дальше к белой полотняной стене шатра. Он уже не видел Короля за париками и перьями в изящных дамских шляпках. И его нога..., в ней снова появилась мучительная боль, которая казалась, исчезла, когда Король смотрел на Юму.
  Но ведь я должен увидеть Его Величество! Я не забыл, зачем пришел к нему!
  Юма решительно оттолкнул слугу, который остановился возле него с подносом полным виноградных гроздей, и принялся протискиваться сквозь толпу.
  "Вы слышали? Слышали? Но кто автор этого стихотворения?"
  "Ах, полно вам..., стихотворение. Так себе, четыре строчки"
  "Тише, тише, здесь полно внимательных ушей, так сказать"
  "Когда же подадут главное блюдо? Мне не терпится испробовать изысканной пищи! Вы видите, я ничего не ем! Не хочу, знаете ли, портить аппетит перед основным блюдом"
  "Кто был в прошлый раз?"
  Юма приостановился, услышав последний вопрос из толпы. Что он сказал?
  "А потом охота! Обожаю королевскую охоту! Я ждал ее целый год!"
  "...пальчики были просто восхитительными! Представляете, на ноготках еще оставался перламутровый лак! Ах, я просто пришел в некое восхитительное неистовство! Я лобызал ноготки и плакал, плакал от..."
  "Всё сделали правильно. Таких тонких гурманов еще поискать, друг мой. И не старайтесь, и не сыщете нигде таких знатоков королевской кухни! Вот осмотритесь вокруг! Они все здесь при дворе Его Величества! Дитя было живо два часа, ровно, сколько продолжался банкет"
  
  
  Юма заметил угрюмого господина в белом фраке. Он стоял в сторонке и с ненавистью разглядывал чавкавшую публику.
  -Извините... Я... Мне неловко отвлекать вас... Но, о чем говорят эти господа?
  Угрюмый коротко глянул на Юму.
  -О еде. Разве не слышите? Жрать, жрать, жрать... Они не знают других разговоров.
  -О еде. Да, наверное... Просто мне послышалось нечто странное...
  
  
  И в этот момент громкий голос произнёс заветные слова:
  "Основное блюдо, господа!"
  
  
  Публика ахнула и оживилась необыкновенно. Она подалась вперед, она шептала на разные голоса, она ждала.
  Юма с трудом протиснулся между двух кавалеров в золоченых камзолах, и словно выпал из толпы... Как раз в том миг, когда из дальней тени, на столике с колёсиками, выкатили то самое основное блюдо. Слуги поставили столик, накрытый золотой парчовой накидкой, посредине шатра и застыли, ожидая знака от Короля. Толпа за спиною Юмы все шепталась и шепталась, толпа звякала ножами и вилками, и звенела хрустальными флаконами с экзотическими маслами и приправами.
  Король с усмешкой рассматривал толпу. Наконец, он приподнял руку.
  Слуги сразу же сдернули накидку, и толпа восхищенно выдохнула:
  
  "Ах, какой милый!"
  
  
  Юма смотрел на столик посредине и не верил своим глазам.
  На столе лежал Акира, прикованный к нему серебряными кольцами за руки и ноги. Он тяжело дышал и с ужасом смотрел на блестящую, алчущую толпу. От страха мальчишка не мог даже кричать... Лишь черные влажные глаза... Боже, что здесь происходит? Это же Акира!
  Юма оглянулся назад, окинул толпу взглядом, (А толпа алкала: еда, еда, еда!), затем посмотрел на Короля...
  Шепотки, шепотки...
  "Смугленький, ах. Кровяной, да, да! Точно вам говорю, кровь из артерий брызнет упругой горячей струёй, поверьте моему опыту. Возьмите салфетку..., да, да, эту. Кожу протирайте тщательно и не ошпарьтесь. И острые приправы оставьте. Что же вы за неуч такой, милостивый государь?! Возьмите лучше сладких корешков горсточку..., и нож... Что за нож у вас в руке? Этаким тесаком только баранов резать. Нет, здесь нужен тонкий инструмент. Как у меня, например. Это ланцет. Он режет так точно, что лишней капли крови не выпустит!"
  
  Король прикрыл глаза ладонью. Осталась видна только его улыбка.
  
  "Его нужно приготовить к трапезе. Эй, кто-нибудь из слуг! Отрежьте ему гениталии - это важно! И смажьте его тело, наконец, благовониями. Ведь мы не хотим чувствовать пот на языке? Режьте же, сил больше нет терпеть!"
  
  Слуга глянул на Короля. Тот кивнул.
  
  Пространство, наполненное золотыми сполохами свечного света.
  (Они собираются съесть Акиру?)
  Размытое пространство..., разбавленное испарениями..., с примесями пота и приторных духов.
  
  Нож..., взмах..., полоска света на лезвии...
  
  Юма рванулся вперед и выбил тонкий нож из рук слуги.
  -Стой! Не сметь!
  Тишина. Удивленные глаза. Непонимание.
  "А кто он такой? Как этот оборванец попал на Королевский пир?"
  Юма смотрел на Короля.
  "Что вы слушаете его? Эй, Жан, гоните этого нищего! И отрежьте, наконец, гениталии мальчишке. Я не хочу этого горького привкуса в мясе... Ладно, я сам проучу зарвавшегося простолюдина"
  Из толпы показался молодой кавалер с густо напомаженным лицом. Он подошел к Юме, смерил его надменным взглядом и ткнул пальцем в грудь.
  "А ну, пошел вон, наглец!"
  Юма, недолго думая, вмазал ему от души, прямо в напомаженный нос. Кавалер хрюкнул и отлетел в сторону, разбрызгивая кровь по пушистым коврам. Толпа снова ахнула и замолчала.
  -Вы что собираетесь делать? Вы в своем уме? Это же ребенок! - крикнул Юма в толпу.
  
  "Он наша еда!"
  
  Юма посмотрел на Короля.
  -Ваше величество..., ведь он..., всего лишь несчастный ребенок! Неужели его жизнь закончится в желудках этих омерзительных животных?! Ваше величество! Прошу вашей милости для Акиры! Вашей высочайшей милости!
  
  Король смотрел на Юму.
  -Я не могу оставить свою свиту голодной.
  -Но ведь он - ребенок.
  Король покачал головой.
  -В ином месте и при иных обстоятельствах, ты отзывался о нем по-другому... Впрочем... - Король усмехнулся. - Я могу предложить тебе только один вариант..., - замену.
  -Замену? - прошептал Юма. Он смотрел в магические глаза Короля.
  
  "Замена!" - утробно пробурчала толпа.
  
  -Я всегда кормлю своих избранных. Я даю им разную пищу вовремя... И я помилую мальчика, если ты добровольно согласишься заменить его на трапезном столе.
  Юма глянул на Акиру. Одного взгляда хватило, что бы сердце сжалось от жалости к запуганному ребенку...
  
  
  Я согласен.
  
  
  И сразу безликие слуги-тени закружились вокруг стола. Щелкнули кольца-замки..., бледные руки помогли мальчику слезть со стола..., накинули на его плечи белую накидку и подтолкнули в сторону выхода.
  Он шел и оглядывался назад..., на учителя.
  Черные-черные глаза, наполненные слезами.
  (Учитель!)
  
  "Всё в порядке, малыш. Уходи скорее! Беги в поместье! Слышишь? В поместье!"
  
  
  А слуги-тени набросились на Юму и в миг сорвали с него всю одежду.
  "Ах, какой красавец! Что за тело - само совершенство!"
  Слуги-тени окружили Юму и толкнули на стол. Они быстро и аккуратно застегнули серебряные замки на его руках и ногах. А Юма просто смотрел вверх, на колыхавшийся купол... Как красиво. И главное..., так спокойно. Я..., спас..., Акиру.
  "Жилистый какой-то... Ну, не знаю... Суховат будет, наверное"
  "Теперь берите другую приправу. Ту, что была в начале... И горчицу, горчицу не забудьте. И где ваш большой нож, кстати? Знаете, резать и кромсать все эти мышцы - мало удовольствия. Придётся их рубить... Надеюсь, что хотя бы он будет терпеть и не испортит нам трапезу своими криками"
  "Эй, господа, этого самца точно нужно оскопить для начала"
  "Угомонитесь, Ази, вы снова за свое! Это..., я заберу. Вот, отрежу и съем под сладким соусом"
  
  Тени..., уродливые лица монстров..., оскаленные пасти..., жадные до прикосновений пальцы..., крепкие зубы..., блестящие столовые приборы..., шепотки, шепотки, шепотки...
  
  Юма смотрел вверх и молчал, даже когда большой блестящий нож принялся резать его руку. И даже тогда не кричал, когда этот же нож начал рубить кость...
  Кто-то наклонился к нему и вцепился зубами в сосок...
  Кто-то сделал надрез на горле и подставил под рану бокал...
  
  Он не кричал.
  Он просто смотрел вверх, на колыхавшийся белый купол.
  И вдруг... Он начал напевать мелодию. С трудом, но всё-таки... Я стал похож на клоуна, дети. Из моего горла так и вылетают алые пузыри... Песня... Давайте-ка напоем все вместе... Тихо-тихо... Синее-синее небо... Синее..., синее... Я засыпаю? Неужели можно заснуть, когда тебя поедают?
  Я..., засыпаю...
  
  
  
  7.
  
  Жесткое, однако, сидение.
  И солнце... Так много солнца в трамвайном окне.
  Он прищурился и отвернулся от окна. Нет, это не выход. Тогда он достал из верхнего кармашка своего светлого пиджака солнечные очки и надел их. Вот. Совсем другое дело.
  Он осмотрел салон..., и незаметно потянулся. Затем подвигал затекшими плечами и неожиданно застыл... Ого, гляньте-ка!
  Он смотрел на девушку в белом платье. Ах, ну, что за красота!
  Её легкое платье колыхалось от сквознячка, (все окна в трамвае были открыты по причине невыносимой жары), её смуглая кожа..., розовый браслет на запястье..., сумочка в руке...
  И неожиданный взгляд на него. Сверкнувшая иголочка интереса...
  Он смущенно отвернулся и принялся смотреть в окно. Но..., что за девушка, друзья мои! Я просто влюблюсь сейчас, как мальчишка...
  Он смотрел в окно на проплывавшие мимо домики, на слепящие блёстки в больших витринах, на уютные тенистые перекрёстки, на малышню, бегавшую с разноцветными воздушными шариками.
  Его голова легонько покачивалась, когда железные колеса под полом начинали громыхать на стыках рельсов и трамвайчик сворачивал на стрелке. Он глянул на наручные часы... И всё-таки не удержался..., краешком глаза - на девушку в белом платье.
  Остановка.
  Девушка посмотрела на него в последний раз и вышла из трамвая. И только она исчезла из виду, сразу же, в трамвай вбежала шумная ребятня в черной униформе. Школяры. Младшеклассники.
  Двери закрылись. Трамвай поехал дальше.
  Он глянул в окно. И грустно смотрел на удалявшуюся девушку в белом платье... Она легко спустилась по массивным ступеням городского парка и остановилась возле мороженщика. А если посмотреть дальше, туда..., куда стремились влажные асфальтовые дорожки..., в размытом зеленом океане листвы..., сверкал шпиль Симаториума...
  Он вздохнул.
  Он грустно наблюдал за городскими видами, проплывавшими мимо. Домики, витрины, кафе, фонтаны, пёстрые цветочные клумбы... И почему мне не весело? И почему в глазах так и стоит воздушный образ девушки в белом платье?
  Остановка. Моя.
  Он вышел из трамвая и вздохнул полной грудью. Мимо пронеслась ребятня в школьной форме. Он проследил за ними взглядом. Мальчишки перепрыгнули через лужу и сразу полезли на забор, хотя центральный вход в школьный двор был в десяти метрах от них. Эх, сорванцы. Он улыбнулся и направился к школе..., приостановился..., украдкой осмотрелся и..., легко перепрыгнул через лужу. Хорошо. Ну, просто, сказка, а не лужа.
  Он с удовольствием рассматривал клумбы с розами за черными прутьями забора. Затем глянул вверх, на кроны старинных кленов и на острые башенки школы. Настроение приобретало настоящие солнечные оттенки. Сегодня точно выпрошу у директора Рора школьный автобус и повезу свою малышню на экскурсию в Ройбальский парк. А то ведь скоро каникулы, а мы так и не побывали в Симаториуме всем классом. Непорядок. И его нужно исправлять.
  
  "Учитель Романа!"
  
  Он приостановился..., оглянулся назад...
  К нему бежал смуглый мальчишка с раскосыми глазами.
  Он удивленно смотрел на этого мальчишку...
  
  "Подождите меня, учитель Романа!"
  
  Он, наконец, догнал учителя и остановился запыхавшийся, упершись руками в колени.
  -Что-нибудь случилось?
  Мальчик покачал головой и рукою показал, чтобы ему дали хотя бы полминуты, чтоб отдышаться. Ком болтается в горле, знаете ли...
  -Идти сможешь?
  Мальчик выдохнул и выпрямился. Его смущенная улыбка позабавила учителя.
  -Ну и?
  -Я исправил, как вы и сказали.
  Он вынул из ранца синюю тетрадку и, стесняясь, протянул ее учителю. Тот взял её, раскрыл...
  
  "Акира Мизобата.
  Такая простая красота..."
  
  -Там в конце... Вы только не сердитесь.
  Он перелистал несколько страниц.
  
  "Посвящается моему другу и учителю.
  Его зовут Юма Романа и он..., - ЛУЧШИЙ УЧИТЕЛЬ В МИРЕ"
  
  Юма глянул на Акиру.
  -А вот это зря.
  -Я же говорил, что будете сердиться.
  -Я не сержусь. Просто... Зачем всё это? И тем более большими буквами.
  -Значит, сердитесь.
  -Ну, что ты заладил одно и то же. Повторяю, я не сержусь. Просто эти слова излишество. А ты прекрасно знаешь, как я отношусь к излишествам...
  -Сердитесь, сердитесь.
  -Акира, не вынуждай меня применять в своей речи идиоматические выражения.
  -Ага, вот, значит, до чего дошло. А это уже давление на неокрепшую писательскую душу!
  -По шее ведь дам.
  -И к тому же - рукоприкладство.
  -Ну, держись сегодня на уроке, школяр. Кстати, ты помог Анди Вууру с домашним заданием?
  -Так точно, сэр. Он сегодня пригрозился поразить вас своими познаниями.
  -Посмотрим-посмотрим.
  
  Они шли к школе в веселом детском потоке.
  А солнце отражалось в лужах и золотило окна школы.
  И акация пьянила.
  И небо над городом было волшебно прекрасным.
  
  ...
  
  
  
  
  Он умер, так и не крикнув ни разу. Он просто провалился в темноту.
  Он просто перестал существовать.
  Его съели.
  
  
  
  
  КОНЕЦ.
  
  
  Продолжение следует.
  
   Сони Ро Сорино.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"