Сорино Сони Ро : другие произведения.

Королевство

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
  
  
  
  Мне снились сны... Долго снились. Сны о каком-то сказочном Королевстве.
  
  Я не умел управлять этими снами, хотя был главным действующим лицом, и вместе с тем присутствовал в них сторонним наблюдателем. Это раздвоение личности не казалось мне странным, а наоборот удобным, позволяя наблюдать за течением загадочной сонной истории одновременно изнутри и извне. Те обрывки воспоминаний, что оставались в памяти некоторое время утром и в первой половине дня, вызывали непонятную тревогу... и я мечтал о том, чтобы скорее вернулась ночь и Королевство.
  
  Каждый новый день я говорил себе по утрам, что было бы неплохо записывать эти манящие сновидения, но... Мне хотелось узнать, что нового появится в знакомой истории. Как далеко она продвинется в своей запутанной сюжетной линии. И я не писал. Я ждал прихода ночи.
  
  И вот однажды... Эти странные сны покинули меня. Точнее, закончились так обыкновенно, как и следует заканчиваться всякой, даже сложной, истории. Раз и навсегда. У всего есть начало и конец. Это так естественно.
  
  Я долго ждал, ждал, ждал, когда Королевство вернется ко мне... Но тщетно. История закончилась, отвернулась и ушла, хотя финала я так и не увидел.
  
  Я записал, всё же, то, что удалось сохранить в памяти.
  
  Как странно, правда, странно... Если осень снится в середине лета.
  
  
  
  ~~1~~
  
  
  
  –Маэстро, у нас посетитель!
  
  Я был в библиотеке.
  
  В полдень, сразу после легкой трапезы, я любил выкурить свою послеобеденную трубку в большой пыльной комнате с огромными шкафами от пола до потолка и плотно зашторенными окнами, которые светились коричнево-золотистыми пятнами в полумраке. В полдень я любил полистать старинные поэтические сборники в твердых обложках с золотистым тиснением на кожаных корешках. Право слово, не знаю почему я испытывал, (и по сию пору испытываю), удовольствие, прикасаясь кончиками пальцев к пожелтевшим страницам, пролистывая их волной от начала и до конца. Останавливаясь то на одном стихотворении, то на другом, наугад. Прочитывая про себя или вслух...
  
  –Маэстро? Вы в библиотеке?
  
  Я сел в кресло, стоявшее посредине библиотеки, и продолжал листать книгу. Я не мог позволить себе оторваться взглядом от страниц, которые с мягким шелестом растекались под пальцами; в них строчки и абзацы казались загадочными конструкциями, квадратами и смещенными прямоугольниками. Иногда между серых форм проскальзывали редкие иллюстрации, как черные пятна или ажурные овалы. В эти мгновения большой палец прижимал томик сильнее, останавливая бумажную волну, и я рассматривал поблекшие графические зарисовки, на которых дамы в изысканных нарядах о чем-то беседовали со своими кавалерами. Широкополые шляпы с пушистыми перьями, шпаги, сабли, тяжелые металлические пояса, мраморные террасы и дивные заросли одичавших садов, в которых пели соловьи.
  
  –Маэстро! Что же это такое-то?! Опять он где-то зарылся и не отзывается специально... Маэстро? Вы в библиотеке? Вот сейчас проверю!
  
  Я рассматривал очередной рисунок над коротким стихотворением. Тонкая дева в воздушном платье слегка склонилась над розой, лежавшей на столе. Она неосторожно коснулась острых шипов... и заворожено смотрела на каплю крови, выступившую на тонком запястье.
  
  
  
  ~*~
  
  
  
  Эта царапина на белом запястье,
  Бисера тонкая нить.
  Ягоды крови, красные-красные,
  Мне б на губах растворить.
  
  
  Ты оцарапала руку об розу?
  К острым шипам прикоснусь.
  Чтобы ты знала, нет в них угрозы,
  Просто безмолвная грусть.
  
  
  Эта царапина, тонкая-тонкая,
  Знак моей тайной любви.
  Что же ты плачешь, моя неспокойная?
  Просто на кровь не смотри.
  
  
  
  ~*~
  
  
  
  Так коротко..., так мало слов..., когда их хочется больше и больше...
  
  Я закрыл книгу и посмотрел на светящееся пятно в коричневой шторе. Окно за ней было приоткрыто, и прохладный ветерок приподнимал край тяжелой ткани, отчего свет брызгал в пыльную комнату ослепительными вспышками. В этих белых полосках просматривались стеклянные квадраты большого окна и океан оранжевой листвы за ними. Я встал и подошел к окну. Отогнул край шторы...
  
  Сентябрь рассыпался золотом по парку перед усадьбой. Всё ещё сухой сентябрь, шуршащий золочеными кожицами кленовых листьев по гранитной брусчатке дорожек. Упоенный свежестью и прохладцей сентябрь, вдыхавший глубоко, запоминавший всё: желтые и оранжевые деревья, дорожки, чугунные фонари со стеклянными колпаками в ажурных кантах, сиреневые полоски дыма из редких костров. Тихий шепот опадавшей листвы рассыпался неслышимыми заклятиями в косых солнечных лучах, в которых бурлили на свету белые паутинки. Кленовые листья, как сказочные бабочки, разлетались над дорожками, кружились, плавно падали, скользили...
  
  –Маэстро! Всё-таки вы здесь!
  
  Пришлось оглянуться назад и прищуриться, позволив привыкнуть глазам к полумраку библиотеки. В противоположной стороне светился прямоугольник открытой двери, в которой просматривался расплывчатый черный контур юного Габриеля. Нелепая и гротескная фигура, словно вырезанная из черной бархатной бумаги и положенная на фонарь. Фигура шевельнулась и неловко, тяжело хромая на левую ногу, вошла в библиотеку.
  
  –А я вас ищу-ищу... – юноша подошел к столу, который был завален книжными горами, и покачал головой. – Я же давеча прибирался здесь у вас... Эх, маэстро. – Он взял томик со стихами, безразлично полистал его и вернул на положенное место на полке.
  
  –Ну? – мне всё ещё хотелось впитывать глазами красоту своего парка, и Габриель однозначно мешал этому таинству.
  
  –У нас... – он глянул на меня искоса, и снова принялся якобы рассматривать книги на столе. – То есть, у вас посетитель. Я не смог отказать ему.
  
  –Габриель, посмотри на часы, – я и сам глянул на золоченый циферблат больших напольных часов с тяжелым маятником в виде магической звезды. Я показал на часы возле коричневого шкафа со стеклянными дверками, за которыми просматривались рисованные обложки старых поэтических журналов из Мидоранда, не выпускавшихся уже лет сто как. – Что обыкновенно я делаю в этот час?
  
  –Курите трубку и читаете наивные стишки в старинных книгах, – проворчал Габриель, всё же смутившись оттого, что пришлось нарушить мой послеобеденный покой. Он снова провел рукой по книгам и взял ту, которую я листал только что. Раскрыл, почитал и поморщился. – Снова кровь, – прошептал он. – Нет уж, лучше примите посетителя, чем читать такое... – он не договорил и вернул книгу на горку.
  
  –Есть еще один повод для того, чтобы ты оставил меня в покое хотя бы на час!
  
  –Мне-то что…, а вот как это объяснить посетителю? – Габриель улыбнулся.
  
  А я…
  
  Я не умел сопротивляться его улыбке. Этот негодник хорошо знал все мои слабости и пользовался ими, как ему заблагорассудится. Он мог просто улыбнуться, тем самым вынудив меня на некое действие нужное ему. Он мог просто вздохнуть...
  
  Однако в этот раз я решил, что буду сопротивляться до конца.
  
  В два приема я раздвинул шторы на окнах. Тяжелая ткань собралась волнами, полосками света и тени. Скрипнули стальные кольца на карнизах.
  
  И в комнату ворвался вихрь пыльного света – белесого, как молоко разбавленное водой. Сноп света разлился по противоположной стене, ослепив стеклянные дверки на шкафах, высветив потемневшие от времени книжные корешки, разрисовав золочеными полосками ажурное литье на медных ручках. Пробежавшись волною по дальней стороне библиотеки, свет застыл в её середине и заклубился драгоценными вихрями в дымчатом облаке. Габриель прищурился. А я поманил его к себе. Юноша недовольно вздохнул, но подошел и стал рядом со мной.
  
  Он смотрел в окно. На посеревший от времени мраморный балкон с дождевыми подтеками возле фигурных стоек. Он видел ту же самую красоту, которую видел я. Оранжевые кленовые листья на массивных каменных перилах, и прозрачную бездну чистого воздуха, подсвеченную снизу пылающим багрянцем поздне-сентябрьского парка.
  
  –Ты понимаешь меня, Габриель?
  
  Юноша смотрел, смотрел, смотрел в окно и не отвечал... Я улыбнулся и вернулся взглядом к парку за окном.
  
  –На улице пахнет свежестью, старым прудом и дымом, – прошептал Габриель. Он коснулся окна, проведя пальцами по стеклянным квадратам. – Я нашел его, посетителя то есть, в парке, возле входа.
  
  –Что ты делал в парке, и тем более возле входа?
  
  –Ходил проверять ворота, – он коротко глянул в мою сторону. – Они снова оказались открытыми.
  
  –Они были сделаны на заказ из магического чугуна. Запомни же, наконец, что ворота предчувствуют появление посетителя и всегда открываются перед ним сами собой.
  
  –А я предчувствую, когда они раскроются. Но, как дурачок, хожу проверять.
  
  Я похлопал его по плечу.
  
  –Привыкнешь.
  
  Он кивнул, не отрываясь от золотого вихря над парковой дорожкой. Кленовые пергаменты с острыми краями кружились между солнечных лучей-карандашей, пронзавших алые кроны, рассыпаясь кориандровой охрой по фиолетовому граниту. Часть вихря отлетела в сторону, царапая дорожку хрупкими коготками, надрывая свет на лоскуты, прикасаясь своими высохшими ладошками к черным стволам, к веткам, и опадая в костер.
  
  –Этот человек сидел на скамейке возле ворот, и мне показалось, что он... – Габриель снова глянул в мою сторону невидящими глазами. – Мне показалось, что ему больно. Больно оттого, что он находится здесь. Но не потому, что ему было отвратительно это место... А потому, что он считает себя недостойным его.
  
  –Мне нравится, что ты умеешь чувствовать необъяснимое, но... – я положил руку на плечо Габриеля. – Но меня тревожит твоя чувствительность к чужой боли.
  
  –Это плохо? – прошептал юноша, разглядывая парк над которым, тут и там, поднимались клубящиеся полоски дыма.
  
  –Неплохо, нет... – я отошел от окна, чтобы решительно перебороть сентябрьскую магию. – Это больно. Вдвойне. Я знаю.
  
  –Знаете? – Габриель посмотрел на меня. – Но ведь не чувствуете сейчас? А между тем, он сидит в южной беседке и смотрит на чашку чая, которую я поставил перед ним. Смотрит и не видит. Он сидит там, на холодной мраморной скамье, так и не подложив мягкую подушку..., просто не заметив её.
  
  Я подошел к письменному столу и принялся выбирать трубку, одну из десяти, что лежали в специальной деревянной коробке. В этот раз взял черную, небольшую, вырезанную из вишневого корня, на прямом мундштуке. Щепоть табака, коробок спичек…
  
  –Зачем ты отвел его в самую дальнюю беседку?
  
  –Разве вам нужен ответ?
  
  –Что за привычка отвечать вопросом на вопрос? – буркнул я.
  
  Габриель смотрел на меня какими-то странными глазами, словно пытаясь что-то понять или нечто увидеть в непроницаемо алых зрачках. Он сделал тяжелый шаг в сторону двери, однако остановился и опустил голову.
  
  –Иногда мне кажется, что вы играетесь со мной, как с игрушкой, маэстро Симон, – прошептал он и робко глянул на меня.
  
  –Ты забавный зверек, Габриель, а не бесхребетная игрушка. Мне интересно, знаешь ли, успею сломать твой колючий хребет или сможешь выскользнуть из руки, – усмехнулся я сквозь ароматные облачка дыма, первая затяжка была горькой, вторая сразу показалась сладкой. – И прекрасно знаешь, на каких условиях я взял тебя в свои ученики.
  
  –Конечно, ведь я служу. А вы... Ведь вы знали... Точно знали, что я впустил к нам чужака.
  
  –И что?
  
  –Однако и виду не подали, – Габриель направился к двери, хромая и опираясь на стол, заваленный книгами. – Не сказали да, не сказали нет... Пойду приготовлю чаю. Вам, как всегда, три ложки сахару?
  
  –А что если не знал? – я с интересом наблюдал за тяжелым волочащимся шагом моего служки, вместе с тем признавая, что он не выглядел беспомощным калекой. Он был похож на юного солдата, вернувшегося с войны с тяжелой контузией. Впрочем, так и было…
  
  –Полно вам, всё-то вы знали.
  
  –Наш гость не пьет чай. Принеси ему чистой воды в высоком стакане.
  
  Габриель хмыкнул.
  
  –Именно в высоком? Первый раз слышу, чтобы вы проявляли заботу о ком-то.
  
  –Ещё и о тебе забочусь, – я наблюдал за его реакцией на эти слова.
  
  Габриель приостановился в дверях. Я видел, как напряглись его плечи... Но мой юный друг решил проглотить это замечание, оставив без комментария.
  
  –Он в южной беседке. Если вы насладились видами сентябрьского парка сполна, то соблаговолите выйти к нему.
  
  –Сахар в чай не клади. Вместо него пусть будут фруктовые карамельки вприкуску.
  
  –Как скажете, – он кивнул и скрылся за дверью.
  
  Еще сколько-то времени я курил и смотрел на приоткрытую дверь, размышляя над вопросами, что задавал Габриель. Духмяные теплые струйки табачного дыма обволакивали лицо, скоро расплываясь по комнате сизым облаком.
  
  А ведь и правда, не почувствовал. Ничего не почувствовал. И даже, когда Габриель вел гостя по парковой дорожке... – не чувствовал. И когда тот испытывал боль своего унижения... Ничего. Я просто читал стихи и предвкушал тот момент, когда раскрою шторы, чтобы смотреть на сентябрьский парк. Совсем забыл о том, что у меня есть свои чувства. Словно они умерли давно, стали холодными трупами и просто занимали место в сердце. Холодно... так холодно.
  
  Выкурив трубку я выбил пепел об тяжелый хрустальный бортик пепельницы, и заново забил её табаком другого сорта.
  
  Затем вышел из библиотеки и по боковой лестнице спустился на первый этаж. Большую его часть занимал огромный светлый холл, на стенах которого было развешано множество старинных гравюр в тонких черных рамках. На овальном столе посредине стояла высокая стеклянная ваза с бордовыми розами моего любимого сорта – королевская голова. Я нащупал в кармане жилетки коробок спичек и направился в противоположную от входа сторону. Там имелась неприметная дверь, которая выходила в короткий коридор. А он, в свою очередь, упирался в дверь со стеклянными вставками.
  
  А за ней…
  
  Я вышел на невысокое крыльцо, почти сплошь заросшее одичавшим хмелем, который оплел большую часть стены моего древнего дома, и даже скрыл несколько окон на втором этаже. Далее мне предстояло пройти по петляющей дорожке между невысоких яблонь. Мимо давно засохшего фонтана с диковиной рыбой посредине. Из её рта когда-то била упругая струя воды... И как же так случилось, что я не заметил смерти фонтана? Я постоял возле мраморной чаши, и даже провел ладонью по теплому, нагретому солнцем, камню. Бортик уже начал трескаться, от него откололось несколько кусочков, валявшихся неподалеку на брусчатке. Так жаль... Когда-то я любил приходить к фонтану утром, чтобы полюбоваться игрой света в разлетавшихся алмазах ослепительных капель.
  
  Жаль, что приходится уходить.
  
  Дорожка бежала, бежала, бежала... Мимо старого флигеля с забитыми окнами. В нём когда-то я ставил свои опыты... Всё прошло. Дальше, дальше, дальше.
  
  Я приподнялся над брусчаткой на пару сантиметров и полетел. Быстрее, быстрее, быстрее.
  
  По петле. По краю парка. Мимо, мимо...
  
  
  
  Я остановился и стал на дорожку, когда оказался в одичавшем винограднике. Могучие лозы оплетали покосившиеся стойки, расползаясь змеями по траве, по черной земле, по сиреневой брусчатке. Лозы-змеи обвивали мраморные арки и ажурные беседки из тонких чугунных прутьев. Здесь воздух был пропитан винным ароматом увядавшего винограда. Я шел не торопясь, наступая на осыпавшиеся виноградины, на покрасневшие листья, перешагивая через небольшие лужи... Вдыхая пьянящий аромат второй половины сентября. А солнечные лучи стлались по земле золотистой дымкой, завязнув в переплетении веток, гибких стволов, багряной листвы и переспелых винных гроздей.
  
  
  
  Единственная целая беседка была занята моим гостем. Я узнал его издали.
  
  Подошел ближе, рассматривая ссутулившуюся фигуру доктора Акаме.
  
  –Привет, док.
  
  Он вздрогнул и посмотрел в мою сторону, неловким движением попытавшись поправить очки.
  
  Однако, что время делает со смертными. А ведь доктору не более сорока лет, кажется...
  
  Я зашел в беседку, нашел взглядом подушку и, подстелив, сел напротив него.
  
  –Маэстро, – только и прошептал доктор.
  
  –Я.
  
  Он был рад увидеть меня, но в тоже время испытывал то, что и должен был испытывать – страх и стыд. Я принялся раскуривать трубку, перед тем придвинув к себе латунную пепельницу. Кинув в неё спичку, затянулся.
  
  –Какими судьбами... – кашель... в горле отчего-то запершило. – Вот уж не подумал бы, что когда-нибудь скажу эти слова вам.
  
  Несчастный доктор в блеклом камзоле мышиного цвета скукожился под моим насмешливым и одновременно сердитым взглядом. Он зачем-то принялся мять полы своей шляпы, лежавшей на скамье возле руки. Тонкие изысканные черты всё ещё имели место быть на его лице, но той наивной беззащитности, что так выгодно отличала его глаза от глаз прочих придворных крыс короля Генриха, не было и в помине. Сейчас это были уставшие и выцветшие глаза. Он не выдержал моего взгляда и отвел в сторону свой.
  
  –Мне очень нужно было увидеть вас. Я боялся, что этот сердитый мальчик не впустит меня в поместье…
  
  –Сердитый мальчик? О ком это вы?
  
  –Тот, который прихрамывает.
  
  –Габриель... – я хмыкнул. Надо же, сердитый мальчик. – Ладно, оставим моего ученика в покое. И вернемся к насущному. Зачем вы здесь?
  
  И вдруг подумал, что впервые вслух обозначил статус Габриеля перед посторонним человеком. И ведь не сказал, что он служка, например... А именно – ученик.
  
  –Я пришел к вам по поручению его величества, – прошептал доктор и в это момент по одичавшим виноградным зарослям пробежался легкий ветерок, смешавший винную сладость с теплым запахом земли.
  
  Я прислонился спиной к мраморной колонне и подвигал плечами, дав привыкнуть спине к прохладце, проступившей сквозь ткань.
  
  –Ну-ну, продолжайте.
  
  Доктор скукожился еще сильнее, совершенно замяв и без того неважную шляпу. Видимо совсем худые времена наступили в королевстве Мидоранд, если уж личный врач короля имел настолько затрапезный вид.
  
  –Его величество опасался, что вы не примете официальное приглашение... в свете тех событий, что были... когда-то…
  
  –Попросту, когда его величество выгнал меня. Вы об этом?
  
  –Выгнал? – Акаме робко глянул вверх, однако вид моих алых зрачков, видимо, совсем додавил те крохи уверенности, что оставались на данный момент.
  
  –А вы не знали?
  
  –Я был очень занят в те дни, – пробормотал доктор.
  
  –Акаме... Хотите, я расскажу вам, как на самом деле происходит изгнание волшебника из королевства? Это касается любого волшебника и, соответственно, любого королевства. Хотите, я расскажу вам об этой несложной и жутковатой процедуре?
  
  –Нет, простите, маэстро, но всё это... не для меня. Я всего лишь доктор. И я ведь был вам другом? – он судорожно сглотнул.
  
  –Ваш король всегда был удивительно талантливым стратегом, – я заметил Габриеля, который нес на подносе чайные принадлежности и высокий стакан с водой. Несмотря на тяжелый и кривой шаг, юноша очень ловко управлялся с подносом, то приподнимая его, то приспуская, впрочем, не пролив и капли воды. Я перевел взгляд на доктора. – Вот и сейчас он прислал вас, и я в очередной раз убеждаюсь, что, всё же, проиграл сильному противнику.
  
  –Десять лет назад у нас очень много говорили о заговоре, – нерешительно произнес Акаме. Он тоже заметил Габриеля. – Придворные шушукались по углам... Я не верил, но... Что я мог сделать, маэстро?
  
  –Заговор, – усмехнулся я и принялся выбивать раскаленный табак из трубки. Оранжевый комок тлел на ветру. – Если бы вы знали, как всё это глупо звучит сейчас.
  
  Габриель аккуратно поднялся по ступеням и зашел в беседку. Он поставил поднос передо мной, а стакан перед доктором. Затем он налил янтарного чаю в чашку самого тонкого фарфора..., настолько тонкого, что я бы не решился размешивать в ней сахар. Установив чашку на блюдце напротив меня, он выставил на стол стеклянную вазочку с конфетами. Затем поклонился и направился к выходу.
  
  –Постой, – я протягивал в его сторону трубку. – Набей.
  
  Габриель тяжело вернулся и забрал трубку. Он вынул кисет из кармана и хмуро посмотрел на меня.
  
  –Уверен был, что ты захватишь с собою кисет, – я весело парировал этот беззвучный укор.
  
  –А если бы забыл? – проворчало в ответ мое юное дарование.
  
  –Ты и забыл? Не бывать тому! – я хмыкнул и выпил глоток чаю, затем развернул блестящую обертку и надкусил карамель. – Замечательно, с вишневым вкусом. – Показал доктору на вазочку. – Рекомендую.
  
  –Не люблю сладкое, – промямлил Акаме.
  
  Я насмешливо смотрел на него.
  
  –Итак, что привело вас, уважаемый доктор, в мою глухомань?
  
  Акаме не притронулся к стакану с водой. Он продолжал мять свою шляпу и уже не знал с чего начинать. Видимо, он как-то иначе представлял встречу со мной.
  
  –Его высочество, принц Эрик…
  
  –Помню-помню этого шустрого сорванца, – я взял трубку из рук Габриеля и снова принялся раскуривать её от спички. – Признаться честно, во всём вашем Мидоранде только вы, доктор, и этот пострел радовали меня. А прочая свита... – я бросил спичку на стол и вдруг заметил, что пепельницы на нём не было в помине, вместо неё лежали спелые яблоки и рассыпанная красная алыча. Я глянул на Габриеля, который выглядел, как самодовольный гусь. Пришлось проворчать ему: – Пепельницу верни. И лучше хрустальную, как в кабинете.
  
  Доктор не заметил волшебства, свершившегося только что. Он не поднимал глаз.
  
  –Так вот, вы и этот мальчишка радовали меня. Вся прочая свита была под стать своему королю.
  
  –Эрик умер две недели назад, – прошептал доктор Акаме. – Я не смог спасти его. Понимаете? Не смог!
  
  А я курил и вспоминал белокурого мальчика десяти лет. Его улыбку и задорные глаза. Его интерес к книгам, за который его наказывали розгами, кстати... Здоровый такой был, умный, веселый мальчуган. Хотя, что это я? Прошло десять лет с тех пор. И мальчик превратился в прекрасного принца, должно быть... если его не испортила среда. Я мрачно смотрел на доктора.
  
  
  
  
  А ведь я планировал взять Эрика в ученики. У него была замечательная предрасположенность к феерическому фантазерству, и если бы учить и направлять в правильное русло, вполне могла трансформироваться в волшебство.
  
  Однажды я шел из библиотеки, которую по приказу мрачного дуболома Генриха, поместили на самом верху северной башни королевского замка.
  
  Я нес с собой книгу чудесных магических рецептов, совершенно бесполезных в практическом применении, но написанных таким живым языком и с искрометным юмором, что хотелось перечитывать снова и снова. Свечу с собой не брал, ибо одним из свойств настоящего волшебника есть умение видеть в абсолютной темноте. Я спускался по крутым осклизлым ступеням и предвкушал, как положу книгу на стол и раскрою старинный фолиант, прислушиваясь к мягкому поскрипыванию нитей в переплете. Книга должна была скрасить мой очередной тоскливый вечер за чашкой душистого травного чая и трубкой хорошего табаку.
  
  Выход из башни был расположен крайне неудобно. Крутая лестница резко упиралась в тяжелую дубовую дверь, и надобно было хорошенько исхитриться, чтобы не упасть, открывая её. Дверь выводила на северную площадку, которую замковые вояки использовали в качестве тренировочного полигона для занятий по фехтованию.
  
  Выйдя из узкого и затхлого коридора, прикрыл дверь..., и вдруг обнаружил, что на площадке в этот поздний час шло какое-то занятие при свете факелов. Решив проскользнуть незамеченным, я уже почти дошел до лестницы, спускавшейся в центральный двор... Но тут услышал...
  
  –Эрик, сражайся, черт тебя подери! – это был голос короля. – Ты даже саблю держишь, как изнеженная девчонка!
  
  Я приостановился и глянул в сторону мельтешащих темных фигур, которые смешивались с расползавшимися фиолетовыми тенями и оранжевыми бликами факельного пламени.
  
  И всё же, я рассмотрел тех, кто занимался фехтованием в столь поздний час. Это были его величество и принц. Судя по выкрикам и площадным ругательствам король был изрядно пьян. Он воинственно размахивал своей саблей, нападая на белокурого мальчишку, который вяло и неумело отбивал грубые атаки отца.
  
  –Разве этому тебя научат никому не нужные книжонки этого проклятого колдуна Симона, провались он в ад?! – кричал король, начиная очередную атаку, разрезая белый шелк рубашки на щуплом мальчишке, пиная его грубым сапогом, щедро рассыпая подзатыльники и пощечины. – Мы, Стеравиты, маги по рождению! Нам нет нужды в книжонках! Сражайся! Я научу тебя! Я сделаю из тебя настоящего воина!
  
  Выпад. Удар плашмя.
  
  Мальчик вскрикнул и тяжело упал на колени. Тяжелая сабля выпала из его рук. Эрик закрыл лицо ладонями и зарыдал.
  
  Король возвышался над ним черной горой. Он с отвращением рассматривал своего сына, словно не его крови тот был... Наконец, он убрал саблю в ножны и направился к лестнице.
  
  –Не забудь! Завтра в это же время!
  
  А мальчик... белокурый мальчик, которому так не повезло быть единственным сыном короля…
  
  –Папа... папа... папа... – шептал он, захлебываясь слезами.
  
  Я дождался когда Генрих скроется из виду, и подошел к мальчишке. Принц сжался, словно пытаясь раствориться в тени. Он не убрал рук от лица.
  
  Я присел рядом с ним и погладил по мягким волосам, другой рукой крепко прижимая книгу к груди.
  
  –Это даже ещё не выбор, принц Эрик, – шептал я. – Ваш настоящий выбор впереди.
  
  –Я боюсь, дядя Симон. Отец смотрел, и мне показалось он так ненавидит меня, что готов убить.
  
  –Не убьет, – мрачно, хотя и незаметно для принца, усмехнулся я. – Вы единственный его наследник. Вы должны вытерпеть.
  
  –Но зачем?
  
  Вполне резонный вопрос. Я встал и посмотрел влево, на далекие и редкие огоньки Эстеборо, столицы этого королевства. В мрачной фиолетовой глубине лишь храм Неведомого Бога светился как пестрая елочная игрушка. Теплый ветер коснулся лица. Я глянул на принца. Его красивые светлые волосы растрепались на ветру... На ветру, который принес запах ржавого железа и крови из Черной Башни, что стояла неподалеку.
  
  –Затем, что это ваша судьба, – сказал я ему.
  
  Принц глянул на меня снизу вверх.
  
  –Но ведь вы говорили, что слово судьба придумали невежды. Вы говорили же, что каждый человек сам выбирает свою судьбу! Как же я, в таком случае?! Зачем мне это всё? Зачем?!
  
  –За вас выбрало происхождение, Эрик. Короли и принцы первенцы обычно подчиняются совсем иным законам мироздания, придуманным специально для них.
  
  –А если я не хочу?
  
  –В любом случае, – я помог ему подняться на ноги. Затем одним магическим движением убрал порезы с рубашки и синяки с лица. – Вы должны знать, что выбор есть. Всегда есть выбор. Просто вам следует подождать того момента, когда он встанет перед лицом и потребует ответа. И вот оттого, какой ответ вы дадите – будет зависеть вся дальнейшая судьба.
  
  –Маэстро... – мальчик грустно вздохнул и посмотрел вправо, на замковые окна-бойницы, в которых тлелись свечные огоньки. – Вы так красиво говорите, что хочется верить. Отец постоянно напоминает мне, что Стеравиты маги по рождению, но... Я даже не могу превратить воду в вино, как вы.
  
  –Возможно, первые из вашего рода были магами.
  
  –А сейчас?
  
  –А сейчас это более средство пропаганды и идеологии, нежели, правда, – я легонько потрепал его по волосам. – Пойдем, провожу вас в комнату и дам сонной воды, чтобы хорошенько выспался и набрался сил.
  
  –Я бы хотел быть вашим учеником, – мальчик смотрел мне в глаза. – Знаете, с тех пор как вы начали преподавать мне основы магии, я постоянно смотрю в зеркало. Всё чаще... Утром, днем и вечером.
  
  –Зачем это?
  
  –Жду, когда мои зрачки станут алого цвета, как у вас.
  
  –Не обязательно алого, – я улыбнулся этому мальчику и он мне в ответ. – У волшебников в основном золотистые зрачки.
  
  –Золотистые? – мы направились к лестнице, Эрик неосознанно прижался ко мне. Мальчишка, в сущности. – Но почему они бывают разными? Почему они алого цвета у вас?
  
  –Всё просто, ваше высочество. Подумайте сами, что в природе имеет тот же цвет?
  
  –Ну, много чего... – он вдруг напрягся и испуганно глянул на меня. – Кровь?
  
  –У волшебника, который хотя бы раз лишил человека жизни, глаза становятся ярко алого цвета. Я надеюсь, что всё же, ваши останутся золотистыми навсегда.
  
  –Значит, вы... – он испуганно сглотнул и опустил голову. – И еще... вы не называете себя магом.
  
  –Я маэстро Арквидар Симон, это звание было дано мне по рождению. Новомодного нынче слова маг в этом титуле никогда не было.
  
  
  Я не смог заснуть в эту ночь. И книга так и осталась лежать нераскрытой на белой бархатной скатерти. Среди прочих книг, перьев, чернильниц, пары свечей... и чашки остывшего чая.
  
  Просто стоял возле окна и смотрел на далекую сиреневую полоску горизонта, над которой мерцало оранжевое зарево занимавшегося восхода солнца.
  
  О чем я думал в ту ночь? Да мало ли... Просто ждал, когда же наступит день.
  
  
  
  
  –От чего он умер? – я посмотрел на Акаме.
  
  Доктор опустил голову. Затем его трясущаяся рука взяла стакан. Он кое-как выпил глоток воды и вернул стакан на стол, расплескав воду на колени. Освободившаяся рука начала судорожно шарить по скамейке в поисках шляпы.
  
  Нашла...
  
  Смяла край...
  
  Доктор посмотрел на меня...
  
  –Редкий минерал офтан, который встречается лишь в северных пределах королевства... – невнятно ответил доктор.
  
  Я отвернулся и посмотрел в оранжево-алое небо над горизонтом. Вдали серебристые тучи наползали на черту горизонта и клубились там, отсвечивая молниями в своей глубине. В середине небо было грозного синего цвета, в котором солнечное золото таяло без остатка, лишь подсвечивая его словно извне, как гигантскую хрустальную чашу.
  
  –Я учил его, что алхимический офтан – это яд. И предназначен для недоброй магии.
  
  –Он знал. Специально соскоблил несколько крупиц, растворил в горячем вине, и... выпил. Сам. Запершись в заброшенной алхимической лаборатории, которую построили по вашим чертежам, маэстро. Она пустовала десять лет, словно ждала... И синий брусок офтана в шкатулке... И бокал в стеклянном шкафу... Все эти предметы словно дожидались нашего принца и своего часа.
  
  –Значит, мальчик дал свой ответ... – в этот момент дым Аль-Тиграмского табака показался мне невыносимо горьким и я снова принялся выбивать трубку об бортик хрустальной пепельницы, которая стояла между яблок и алычи.
  
  Габриель смотрел то на доктора, то на меня.
  
  Я отложил трубку и взял чашку.
  
  –Слушаю вас, доктор, – глоток и благодарный взгляд в сторону моего замечательного ученика. Пока мы разговаривали, а я предавался воспоминаниям, Габриель с помощью особого волшебства не дал чаю остыть на сквозняке. – Я догадываюсь, но хочу услышать это от вас.
  
  Акаме вынул из внутреннего кармана своего потертого камзола небольшой сверток. Осторожно положил его на стол и развернул ткань. Я рассматривал плоскую черную шкатулку с магическим символом «выгонь» на крышке, начертанным по всем законам древнего магического учения «злодня», которому я был враг. Белый символ слепил мне глаза, поэтому пришлось вынуть из воздуха очки с круглыми черными стеклами в золотой оправе. Лишь надев их, я мог спокойно рассмотреть знак на шкатулке.
  
  –Вы знаете, что находится внутри? – я глянул на доктора поверх очков.
  
  –Его величество показал мне... – доктор нерешительно потянулся рукой к шкатулке, отцепил миниатюрный крючок и поднял крышку. – Его величество сказал, что этот золотой медальон называется «печать выгонь». Я не знаю, что это означает и как это сможет помочь убедить вас вернуться... Но король сказал, что вы всё поймете.
  
  –Убедить меня? – я с трудом оторвал взгляд от печати на красном бархате и отвернулся, чтобы глаза отдохнули от мерзкого вида смертельного колдовства. – В чем?
  
  –Вернуться в Мидоранд, – прошептал Акаме.
  
  –На десять лет он запечатал для меня вход в королевство такой отвратительной магией, а сейчас... Так просто присылает мне гарант своей безопасности? Ради чего? Ради чего было затевать изгнание, чтобы потом... – я не договорил и лишь махнул рукой.
  
  –Я ничего не знаю об этом, – испуганно отшатнулся доктор.
  
  Видимо я позволил своему голосу выдать злость... последнее из чувств, которое осталось во мне. Чтобы не раздражаться далее, я глянул на Габриеля. Юноша набивал трубку. Он был бледен и избегал встречаться взглядом со мной. Небо за его спиной расплывалось осенней синевой, в которой уже было больше ночи, всё же, несмотря на яркий дневной свет...
  
  –Вы ничего не знаете, - мрачно усмехнулся я. – Значит, придется рассказать. Только перед тем, мне стало интересно... Генрих нанимал ещё какого-нибудь волшебника на службу?
  
  –Нет, я слышал, как первый министр Эстебан говорил, что после изгнания маэстро Симона король Генрих, да и весь Мидоранд заработал себе плохую репутацию и не один уважающий себя маг не пойдет на службу к такому королю.
  
  –А я добавлю, как традиционно нанимается волшебник. Он и король подписывают договор о взаимном не пересечении интересов. Из этого следует, что нанявшись волшебник не становится королевским слугой, а всего лишь помогает монарху решать какие-то задачи. По заведенной традиции король жалует волшебнику пост первого советника со всеми причитающимися вознаграждениями. А тот в свою очередь принимает активное участие в той части государственных дел, которые не связаны с политикой. Обычно договор подписывается на пятьдесят лет, в течение которых ни та, ни другая сторона не имеет право его расторгать. Впрочем, у королей из древних магических фамилий есть способ разорвать договор, с позором выгнать волшебника из своей страны и запечатать ему вход обратно на неопределенное количество лет. На моей памяти этот способ применялся только однажды, и... по моему поводу.
  
  Габриель положил трубку на стол передо мной. Я взял её и раскурил простым встряхиванием. От досады.
  
  –Способ? – совсем уж тихо сказал доктор.
  
  –Да, и он на древнем языке яаритов называется «злодня велит выгонь». Вот она, – я показал на золотой медальон в шкатулке. Теплый ветер из виноградника коснулся лица... и... я... не смог ему сопротивляться. Глянул на багряную листву и фиолетовые грозди, качавшиеся на растрескавшихся мраморных арках... – Для этого надобно расплавить большую королевскую печать и особым образом выплавить из неё магический медальон. Для того чтобы проклятье сработало наверняка... всё еще горячий медальон нужно омыть кровью младенца.
  
  –Маэстро... нет... нет... – доктор опустил голову. Он всё повторял и повторял это свое глупое нет-нет-нет.
  
  –Злодня поет тьму, и поэтому способ срабатывает наверняка.
  
  –Но зачем так... Неужели…
  
  –Он очень хотел, чтобы я ушел.
  
  –Его величество не смог бы так... – Акаме глянул на меня страдальческими глазами. – Ради простого желания выгнать пусть и ненавистного мага, разве можно сделать такое?!
  
  –Это желание не было простым. Генрих жаждал побед на всех фронтах с соседними королевствами, которые мечтал присоединить к Мидоранду. Он хотел выигрывать войны с помощью магии. Я же прямо сказал его величеству, что не буду участвовать в этих отвратительных авантюрах. Мы поспорили... Очень дурно поспорили тогда. Генрих был пьян и орал, что найдет на меня управу. Глупец. Армия генерала Стокка Вона потерпела поражение на северном фронте, и через неделю... меня выбросило из Мидоранда проклятьем злодня, как листок, подхваченный вихрем.
  
  –Ради этого? – прошептал сгорбившийся Акаме. – Через год Стокк Вон перешел на сторону королевского дома Гаргаронов, правящего Зараптиром и Лавалином со Страною Разлитых Рек, с которыми мы воевали, и... – Акаме горько вздохнул. – Они легко захватили большую часть северных земель Мидоранда.
  
  –Я в курсе всех поражений вашего Генриха, – чашка чаю, глоток... Всё такое безвкусное. – Впрочем, теперь меня это мало волнует. И даже это, – я кивнул в сторону медальона. – Забирайте эту штуку обратно и передайте королю, что это мой ему подарок...
  
  Я не договорил... потому что меня перебил Акаме... шепотом:
  
  –Его величество просил вас приехать в Эстеборо, чтобы оживить Эрика... Он сказал, что вы не сможете отказать ему... ведь вы по-своему любили этого мальчика.
  
  Я почувствовал, как напряглась атмосфера в беседке. Габриель... он... побледнел...
  
  –Еще его величество сказал, что вы последний из магической школы Сима Тори, в которой учили воскрешать мертвецов, – доктор с надеждой посмотрел на меня.
  
  А я разглядывал яблоки и алычу, раскатившиеся по мраморной столешнице. Удивительным образом смешивались ароматы в это безветренное мгновение. Пьяная сладость подвяленного на солнце винограда впитывала яблочную свежесть... Мне захотелось дождя. И ровно в это момент над поместьем заклубились фиолетовые тучи, в глубине которых вспыхивали молнии. В тишине и безветрии на огненную листву упали первые капли.
  
  –Была еще причина, – сказал я. – Но она столь отвратительна, что не хочу вспоминать о ней.
  
  –Не говорите мне больше ничего, маэстро, прошу вас... – доктор Акаме был раздавлен, его плечи безвольно опустились, и так обреченно поникла голова. – Еще одна страшная причина... Я не смогу её выдержать. Вы же знаете... я просто доктор.
  
  –Причина, связанная с возрастом короля.
  
  –Нет, нет, нет, пощадите мое сердце, маэстро.
  
  Я глянул на Габриеля. Мой юный ученик стоял возле выхода из беседки и смотрел на дождь.
  
  
  
  
  А ведь, и правда...
  
  Дождь...
  
  Дождь шептал что-то оранжевой листве в парке. Он робко касался виноградных гроздей, рассыпаясь по переспелым ягодам каплями, каплями, каплями.
  
  Он плакал.
  
  Ронял свои теплые слезы на гранитную брусчатку. Точки, точки, точки.
  
  Рассыпался тонкими ожерельями по пожухлой траве, прилипая своими крохотными алмазами к шелковым паутинам между колосков и веток. Кап, кап, кап...
  
  Оплакивая окна.
  
  Опутывая белесыми нитями увядающие розы в клумбе. Скатываясь, скатываясь каплями-точками по лепесткам внутрь бутонов. Вытекая, вытекая из них алмазными пунктирами. Оплетая стебли, разрываясь об колючки. Больно, больно, больно…
  
  Дождь тихо плакал. Грустный сентябрьский дождь.
  
  Что же мне было делать, и как не согласиться? Мне не жаль было того мальчика, который так не хотел и совсем не умел учиться фехтованию? Сколько таких по миру белокурых мальчиков? Моя кормилица сказала бы: Ой-ей, Арки, на всех сердца не хватит.
  
  А я думаю. А, что если... Что если хватило бы?
  
  Я думаю, а в праве ли я отказывать в помощи тому, кто даже и не рассчитывает на помощь?
  
  В праве ли я даже просто отвернуться от... не протянутой руки? От не протянутой, не зовущей, не просящей руки... Потому что не у кого просить. Потому что не знает, что есть кто-то... Кто-то, умеющий помогать. Ведь он есть? Ведь не может такого быть, чтобы не было его?!
  
  И в тот миг, когда отчаяние задушило бы насмерть крепкой петлей... Вдруг появится кто-то…
  
  Кто-то скажет:
  
  Эй, парень, я рядом. Ты только посмотри, как красиво вокруг. Оглянись, парень, а ведь осень тихо тлеет оранжевыми огоньками на кленах. И лужи... Ты только глянь, как они похожи на зеркала. В них отражается небо. И белые облака. Ты дыши, парень. Вдыхай эту осень всей грудью. Ты попытайся сам, но... Если не сможешь... Да, я рядом. Посмотри на меня просто. И этого будет достаточно, чтобы моя рука потянулась к твоей руке. Чтобы крепко-крепко взять, и... Ты только дыши. Дыши этой осенью, парень.
  
  
  
  
  Я посмотрел на сгорбившегося доктора и понял, что уже дал согласие. Дал согласие, когда переступил порог этой беседки. Допустив саму возможность переговоров... Это был мой неосознанный ответ... – да.
  
  Решил ли я воскресить принца Эрика?
  
  Не знаю...
  
  Захотел ли увидеть королевство, которому отдал пять лет своей жизни?
  
  Возможно...
  
  Или...
  
  Решил воспользоваться возможностью отомстить?
  
  Но кому? Они и так наказаны сверх всякой меры.
  
  Почему же дал свое согласие?
  
  Возможно, у меня была одна причина. Главная. Неоспоримая. И причина эта пряталась не в Мидоранде..., а в Тартостваре, в огромном здании маэстрата... В одном из кабинетов на втором этаже.
  
  Не знаю. Не знаю.
  
  
  
  
  Вечером я с трудом уговорил доктора занять дальнюю спальню, чтобы выспаться перед дальней дорогой. Как оказалось, он прибыл в мое поместье на перекладных. Я не стал его спрашивать, почему же Генрих не отрядил специальный экипаж, если придавал миссии доктора такое большое значение... Пустое. Король был скуп и не добр, как бы пошло это не звучало.
  
  Выпив несколько бокалов глинтвейна, Акаме совсем расклеился. Он пытался всучить мне печать, я отнекивался и доктор... даже расплакался. Пришлось забрать эту штуковину, перед тем взяв с него слово, что он без лишних уговоров уйдет в спальную комнату и заснет. Габриель приготовил постель для гостя без лишних разговоров.
  
  Когда доктор дал-таки себя уговорить, я отвел его на второй этаж и показал комнату. Акаме был изрядно пьян, его шатало из стороны в сторону, что, впрочем, свидетельствовало скорее об усталости и нервическом напряжении, в котором милый доктор пребывал все две недели пути. Он упал на кровать, не раздевшись, и сразу уснул.
  
  
  
  ~~2~~
  
  
  
  Я ушел на кухню пить подогретое вино. Не знаю, почему именно сюда... без явных причин... просто любил эту большую светлую комнату с парой плит у дальней стены, невысокими шкафчиками с продуктами, столом возле окна и креслом, накрытым кружевной накидкой. Пока Габриель смешивал ингредиенты моей любимой каши, добавляя в неё орехов, изюма и сушеных фруктов из стеклянных банок, я курил трубку, пил вино и смотрел на медальон в раскрытой шкатулке.
  
  Мой юный ученик знал, когда следовало разогревать вино в медном ковшике и подливать мне в бокал. Он молчал, был бледен и как-то болезненно в этот раз хромал.
  
  –Скажи мне что-нибудь, Габриель, – попросил я.
  
  Юноша как раз деревянной ложкой размешивал сухую кашу в серебряной кастрюльке. Он глянул на меня в отражение на полированном подносе, что висел на крючке напротив.
  
  –Я хотел спросить…
  
  –Спрашивай.
  
  Он отодвинул кастрюлю и накрыл её чистым полотенцем. Затем взял с полки еще один стеклянный бокал и ковшик, решительно подошел к столу, выдвинул табурет и сел. Он подлил горячего вина в мой бокал и наполнил свой наполовину.
  
  –Там, в беседке, вы сказали, что была еще одна причина, – Габриель поднял свой бокал, но передумал пить, просто покрутил его в руке, касаясь большим пальцем золоченого канта. – Это не дает мне покоя. Что... Что еже еще отвратительного придумал король Генрих? Я пытался прогнать эти вопросы, но не смог.
  
  –Хорошо, расскажу, – просто согласился я.
  
  Габриель недоверчиво прищурился и покачал головой.
  
  –Знаю я вас. Точно потребуете взамен что-нибудь.
  
  –Не потребую, а попрошу рассказать историю вот этого, – я показал трубкой на его контуженую ногу, которую тот отодвинул чуть в сторону, чтобы было удобнее сидеть. – Я тебе свою тайну, а ты мне свою. Разве это не равноценный обмен?
  
  Он задумался. Впрочем, думал не долго.
  
  –Договорились, – сказал он. – Хотя и не понимаю, зачем вам это нужно.
  
  Я допил вино и отодвинул от себя бокал. Габриель поднял ковшик, чтобы подлить еще, но я отрицательно качнул головой. Достаточно. Иначе сделаюсь пьяным, как доктор Акаме.
  
  –Вы, правда, с ним дружили?
  
  –В каком-то смысле более он, чем я, – я не торопясь набивал трубку. – Он добрый человек и хороший врач. Вот только, нерешительный и слабый.
  
  –А вы, маэстро? Вы сильный человек?
  
  –Не знаю, – в ответ прошептал я, глянув в окно, за которым фиолетовые сумерки наполняли оранжевый парк.
  
  
  
  *
  
  
  
  Той ночью...
  
  Той сиреневой ночью...
  
  Я не мог заснуть, поэтому спустился на кухню в королевском замке, чтобы в одиночестве пить вино и листать книжку стихов старины Тинто Ди Псито.
  
  
  
  Над сиреневой чертою горизонта
  Фейерверки разрывали небосвод.
  Континенты грозового фронта,
  Плавились над гладью медных вод.
  
  
  Не надышимся полуденной жарою,
  Выпивая знойный поцелуй.
  Раскалённою воздушною стеною,
  Этот полдень в мареве заснул.
  
  
  Плавилось дыханье океана,
  Рассыпая молнии вдали...
  Фиолетово-оранжевою стала
  Неба бесконечность... Посмотри!
  
  
  
  Замковая кухня была куда как больше моей домашней. Однако ночью, в полумраке с одной свечой на столе, почему-то казалось, что я дома, просто спустился выпить бокал вина перед сном и покурить в приоткрытое окно. Жасминовые заросли истаивали сладкими ароматами, которые втекали в окно вместе с лунным светом, и будоражили воображение. Недавно прошел дождь, отчего медвяный запах листвы приобрел горьковатый оттенок, не раздражавший, впрочем, а наоборот ласкавший... Шершаво чуть, и робко.
  
  Спустя час решил, что всё-таки попытаюсь заснуть. Отнес бокал в мойку и вернулся к столу, чтобы затушить свечу и забрать книжку, как вдруг…
  
  Я почувствовал, что здесь, в темноте, есть кто-то еще.
  
  Решив не подавать виду, взял свечу, но...
  
  Голос короля Генриха остановил меня.
  
  –Не спится, колдун? – сказал он и вошел в круг света, что отбрасывала свеча. Он был одет просто. Белая рубашка с кружевными манжетами и брюки. Мне странно было видеть этого вечно сердитого и воинственного человека в каких-то невообразимо растоптанных туфлях с оторванными кожаными бантами. Не знаю, почему я смотрел на них и даже мельком не глянул на лицо монарха…
  
  –Согласно мирному соглашению, принятому между Империей Ангелов, Тартостваром и государствами Североземья, человек с ярко выраженными магическими способностями обязан пройти специальное обучение, под присмотром яаритов, получить сертификат маэстрата и, соответственно, именоваться Маэстро, и никак иначе, – я всё же глянул вверх, стараясь сохранять беспристрастное выражение на своем лице.
  
  Грубый профиль, глубокие морщины, глаза навыкате... Отвратительно. Я отвел взгляд в сторону.
  
  –Что мне ваши соглашения... – усмехнулся король и подошел к стальной мойке. Вынув мой бокал, его величество понюхал его и снова хмыкнул. – Сладкое вино, черт, – вернул бокал в мойку и глянул на меня. – Ты колдун, и этим всё сказано.
  
  –Полагаю, вам тоже не спится? – я решил сменить тему, но, как оказалось, начал ту, которую задумывал он.
  
  –С некоторых пор, да, – король стоял и смотрел на меня. – Сон пропал ко всем чертям. И знаешь почему?
  
  Я пожал плечом. Мог позволить себе.
  
  –Потому что я невезучий король, – сказал он, не поменяв интонацию в голосе и выражение лица. – Мне не повезло с наследником, который не хочет быть королем. Мне не повезло со страной, которую населяют ленивые и подлые людишки. Мне не повезло с волшебником... – он кашлянул, всё же, – который не хочет выполнять свою работу, а деньги получает исправно.
  
  –Не вижу никакого смысла в ведении захватнических войн, ваше величество. Мне кажется, я внятно изложил вам все свои доводы в прошлый раз. Зачем возвращаться к вопросу, который закрыт?
  
  –Чхал я на твои доводы, колдун, – король шевельнулся и на мгновение закрыл глаза, справляясь с раздражением. – Но в этот раз я хотел поговорить с тобой о чем-то другом.
  
  –Слушаю, ваше величество.
  
  –Мне бы были безразличны все твои доводы, помощь и прочее, если бы... – он посмотрел мне в глаза. – Ты знаешь, сколько мне лет?
  
  –Возраст короля нельзя упоминать вслух по мидорандским законам...
  
  –Шестьдесят пять, – он вздохнул и подошел к шкафчику возле стола. Раскрыл стеклянные дверки, по которым соскользнул оранжевый блик свечного огонька, достал бутылку вина и бокал. Застыл... – Это много, колдун. А я так и не успел сделать ничего стоящего. Понимаешь меня?
  
  –Не совсем.
  
  –Я хотел прославить свое королевство в веках... – бутылка тренькнула об край бокал, и в гулкой тишине пустой кухни послышалось бульканье. Он наполнил бокал до краев. – И вообще, много чего хотел. Однако смирился бы с тем, что не сам осуществлю свои планы. Но Эрик... Этот маленький изнеженный ублюдок... Не сможет и не захочет. Он пошел в свою мать, (покойницу, пусть земля ей будет пухом). Те же черты лица, тот же характер.
  
  –Каждому свое, – ответил я. – Это правило касается королей в той же степени, что и простолюдинов.
  
  –Если бы ты знал, колдун, как жестоко я разочарован, – зло прошептал король и залпом осушил весь бокал.
  
  Он стоял ко мне спиной, поэтому я мог позволить себе смотреть на него. Однако скоро заметил его глаза в отражении стеклянной дверки... и отвел свой взгляд. Его широкие плечи были напряжены. Бокал снова наполнился до краев. Его величество поставил бутылку на полку и повернулся ко мне.
  
  –Но ты поможешь, – злая усмешка. – Нет, ты не сможешь отказать своему королю! Слышишь?! За это я пожалую тебе титул регента!
  
  Видимо на моем лице не возникло ожидаемого восторга. Поэтому король снова нахмурился.
  
  –Еще ни один колдун из Тартоствара не удостаивался такой чести! – сказал он, впрочем, без воодушевления.
  
  –Слушаю ваше величество, – (Что еще я мог сказать?)
  
  Король подошел ближе и поставил бокал на мраморную столешницу. Громко поставил, едва не разбив тонкое стекло.
  
  –Я знаю, что ты... – он смотрел мне в глаза, всем своим видом показывая, что не боится необычного цвета зрачков. – Ты последний оставшийся в живых студент пятого курса магической школы Сима Тори, которую курировал проклятый в веках Антон. Я знаю, что вас было пятнадцать человек и после того, как Антон Сима Ра был приговорен к сожжению на костре за свои поганые опыты, вы все рассеялись по землям Яара. Пятьдесят лет специальные истребительные отряды ловили вас в южных и восточных землях. Выловили почти всех... кроме одного... кроме тебя, Симон.
  
  –У вас устаревшие сведения, ваше величество, – теперь и я прямо смотрел в глаза королю. – Вот уже как десять лет я нахожусь под присмотром магической инквизиции Тартоствара, кровью подписав пергамент со смертьзацепом на свое имя. Вы знаете, что такое смертьзацеп? Вижу, что знаете. Единственное в своем роде заклинание для которого так и не придумали отговор. Говорят, что заклятьем смертьзацепа можно убить дважды и даже трижды. И если кто-нибудь в инквизиции даже просто усомнится в моей лояльности... Так что, вознаграждения за поимку беглого колдуна вы не получите, могу вас уверить.
  
  Король холодно улыбнулся... О, это была поистине королевская гримаса, как оскал хищника.
  
  –А мне не нужно вознаграждение, Симон. – он поднял руку и коснулся моего лба, (могу признаться честно, что мурашки по спине пробежали от этого касания). – Мне нужно то, что ты прячешь в своей голове.
  
  –Большая часть того, что в ней находится... – я отступил от него на шаг, а рука короля не опустилась и улыбка осталась такой же страшной. – Так вот, большую часть своих знаний я еще не осознал сам.
  
  –Главное то, что они есть, и ты можешь ими воспользоваться, – Генрих убрал руку и взял бокал. – По слухам вы практиковали воскрешения мёртвых, и... самое важное для меня... – перемещение душ из одного тела в другое. – Резкий взгляд в мою сторону. – Это так?
  
  –Возможно...
  
  Снова эта улыбка похожая на оскал.
  
  –И вот я думаю, что возможно я не невезучий король. Если уж судьба даровала такой подарок в виде удачного стечения обстоятельств.
  
  –Я не понимаю... – но, кажется, я начинал догадываться к чему вел король.
  
  –Мой сын... – Генрих шумно отхлебнул глоток вина. – Только подумай, ЧТО из него вырастет и КАК сложится его жизнь в дальнейшем? Неприспособленное к королевскому статусу существо, которое министры двора сместят с трона в первый же год после моей смерти. И хорошо, если не задушат в постели, как моего прадеда.
  
  –В истории Мидоранда имеются такие примеры, – согласился я.
  
  –Примеры? – усмехнулся Генрих. – Да вот хотя бы возьми меня. Ведь только свергнув своего престарелого отца Эдварда Справедливого я заполучил долгожданную власть над королевством. Хотя отца и его министров не убивал, как некоторые мои предки, а отправил в вечную ссылку на север, всего лишь.
  
  –Всего лишь...
  
  –И вот я думаю, - король пропустил мое замечание на выдохе, или просто сделал вид. Он качал вино в бокале, рассматривая в его бордовой глубине оранжевые искорки света. – Если бы мой опыт соединить с юностью... – он глянул на меня. – С твоей помощью. Насколько я знаю, по слухам, процедура перемещения душ занимает всего-то час времени. Я усыплю принца, и...
  
  –И?
  
  –В Мидоранде появится молодой перспективный король, который осуществит все свои замыслы.
  
  –А что будем делать со старым, то есть, на самом деле, молодым? – холодным голосом спросил я. И снова король то ли не заметил, то ли сделал вид...
  
  –А старый, он же молодой... – Генрих вытянул руку и закатал рукав до локтя, обнажив дряблую обвисшую кожу с точками пигментных пятен. Он сжал пальцы в кулак, который всё ещё был полон силы. Глянул на меня. Ухмыльнулся. – А старый король просто умрет во сне, – заметив мой взгляд, он пожал плечами. – Ну или впадет в беспамятство, если хочешь. Эрика, то есть меня в его теле, возведут на престол, а ты станешь регентом. Не плохо?
  
  –Вы всё продумали.
  
  –Я же король, – самодовольно заявил Генрих.
  
  –А если мне захочется воспользоваться ситуацией? – я знал, что мои глаза темнеют, становясь красными, как кровь. – Что если обновленный Эрик так и не увидит престола?
  
  –Э-э? – Генрих удивленно смотрел на меня.
  
  –Я говорю о том, что если уж совершу одно преступление, то почему бы не пойти еще дальше?
  
  –Ты о чем мне толкуешь, колдун?
  
  -Ведь я смогу переместить вашу душу не в Эрика, например, а в муху, чтобы тут же её прихлопнуть. И без вашего соизволения вполне могу стать регентом, а напугать министров, погрязших в интригах и коррупции, парой зловещих фокусов не составит труда. И они присягнут мне в вечной преданности на коленях.
  
  –Ты не посмеешь! – он был испуган и взбешен одновременно.
  
  –Предавший однажды, предаст и другой раз. Совершив одно злодеяние, ты никогда не остановишься, и будешь сеять зло вокруг себя снова и снова, и снова. Этому нас учил Антон. За эту нелицеприятную правду, которую говорил сильным мира сего, он и поплатился на самом деле... – я лишь глянул на бокал. В тот же миг он разбился вдребезги, словно по хрупкому стеклу ударили камнем. Вино разбрызгалось по столу. – А я иду своим путем. И наши дороги не пересекаются, ваше величество.
  
  –Мерзкая тварь! – закричал Генрих, отскочив от стола. – Вот сейчас крикну – измена! И тот час тебя в Черную башню упекут! Ты слышишь?! Понимаешь, проклятый колдун?!
  
  Я был расстроен... И только поэтому сделал то, что сделал. При иных обстоятельствах, возможно, постарался бы закончить этот разговор мирно и во всём обвинить крепкое вино. Но... Я лишь глянул на короля – в то же мгновение невидимая сила приподняла его над полом и повернула вниз головой. Король судорожно дышал и хрипел, однако боялся даже просто шевельнуться.
  
  –В любой момент, ночью ли, днем ли... – я подошел к Генриху и присел на корточки перед его перевернутым лицом, искаженным страхом. – Только попробуйте сделать что-нибудь во вред Эрику или мне. Вы говорили, что тот час... Скажу и я. Тот час же вас приподнимет в воздух и со всей силы ударит головой об пол. Так, что она разобьется вдребезги. Вы поняли меня?
  
  –Да, – выдавил из себя он.
  
  Я встал и отошел в сторону. Неведомая сила вернула короля в нормальное положение и аккуратно поставила на пол. Генрих пошатнулся, однако устоял на ногах, схватившись за край стола. Он тяжело дышал и смотрел на меня выпученными от страха и ненависти глазами. Через мгновение он выбежал из кухни, не проронив ни слова.
  
  А я...
  
  Я вышел во двор.
  
  Дышал жасминовым воздухом и наслаждался запахом теплых луж на серой брусчатке.
  
  Чуть позже, когда возвращался к себе, проходя мимо окон спальни принца Эрика... к своему удивлению заметил огонек в его окне на втором этаже.
  
  Та же сила, которая перевернула короля, приподняла меня и над землей и поднесла к окну. Одна его створка была приоткрыта и свежий ветерок трепал край белой шторы. Я отогнул кружевной кант и заглянул внутрь.
  
  Эрик спал в своей кровати, беспокойно и жарко, совершенно разрушив всю постель и скинув одеяло на пол. А под его рукой лежала раскрытая книга сонетов.
  
  Я приоткрыл окно и влетел в комнату. Осторожно, чтобы не разбудить принца, поправил постель, поднял с пола одеяло и накрыл тщедушное тельце в ночной рубашке. Затем вынул книгу из-под руки и поставил её на полку.
  
  Однако, какой упрямый мальчуган, – думал я, с улыбкой рассматривая беспокойное лицо Эрика и прислушиваясь к его частому дыханию. – Ведь знал, что если утром эту книжку обнаружит слуга, то обязательно нашепчет королю и... не миновать розги вместо завтрака.
  
  Я дунул на свечу и вылетел из комнаты.
  
  
  
  *
  
  
  
  –Вот, собственно, и вся история.
  
  –Грустно, – вздохнул Габриель, болтая вино в бокале. Он посмотрел в сиреневую ночь за окном. – Зато теперь я понимаю почему король Генрих так жестоко поступил с вами. Вы не оставили ему выбора, маэстро. Не всякому королю понравится, что его подвешивают в воздухе вверх ногами. И когда представился случай...
  
  Я похлопал юношу по руке.
  
  –А вот и нет. Я сам закрылся в поместье, избегая позора в Тартостваре, а король... – я тоже посмотрел в окно. – Король так и остался с тем, что хотел изменить или вовсе уничтожить. После того, как он вышиб меня из Мидоранда, у него не осталось шансов воплотить свои мечты в жизнь. Ни одного.
  
  –А если бы ему попался более покладистый маэстро? – Габриель искоса глянул на меня.
  
  –Не думаю, что хоть кто-нибудь из ныне действующих магов захотел бы портить отношения с маэстратом в магической столице Яара. Тартоствар не прощает предателей и бунтовщиков. И это я познал в полной мере на собственной шкуре.
  
  –Маэстро Антон? – Габриель поставил бокал на стол, отодвинул его дальше, и посмотрел на меня прямо. – За что он попал в немилость маэстрата?
  
  –За слишком смелые опыты и невероятные идеи.
  
  –Его сожгли?
  
  –Да, на площади перед тюрьмой для магов.
  
  –Вы видели его казнь?! – воскликнул Габриель.
  
  –Прятался в толпе.
  
  –И не помогли своему учителю?!
  
  Я отвернулся.
  
  –Не помог, – ответил шепотом.
  
  Юноша покачал головой и вздохнул.
  
  –Я бы так не смог, - он боялся смотреть в мою сторону. – Я бы попытался вызволить... вас.
  
  –Тебя просто схватили бы и упекли в тюрьму. Не забывай, всё же, что Тартоствар магическая столица Яара. В той толпе прятались ищейки маэстрата, переодевшиеся в обычных горожан. И уж поверь, в магии они были так же сильны, как и ученики Антона. Мне ничего не оставалось делать...
  
  –А я бы всё равно попытался, – упрямо заявил Габриель. – Просто наблюдать за тем, как сжигают твоего учителя... не смог бы. Я бы объединился с остальными учениками на площади и вмазал бы этим гадам по полной!
  
  –Была еще одна причина, по которой никто из нас так и не объединился, чтобы вызволить учителя.
  
  –Дайте-ка угадаю, – проворчал мой юный максималист. – Предатель?
  
  –Обожаю тебя, маленькая рыжая колючка!
  
  –Так и знал. – Габриель опустил голову. – Поэтому вас всегда не более одного ученика?
  
  –Именно! – с нескрываемым удовлетворением я рассматривал его. – А тогда мы не знали кто он, настрочивший донос в Коллегию Блюстителей Чистоты при маэстрате.
  
  –Странно, что одного доноса хватило для того, чтобы осудить и казнить уважаемого маэстро.
  
  –Антон давно был у них, как шило... в одном месте. Он слишком быстро шел вперед и наплевательски относился к запретам на опыты с органической материей. А когда взялся за человеческие преобразования... Просто маэстрату был нужен предлог.
  
  –И они его получили, – Габриель прикоснулся к бокалу, тихо тренькнул по тонкому стеклу ногтем, и сразу же вино сделалось чистой водой. – Это отвратительно само по себе... маги, сжигающие на кострах магов.
  
  –Саморегулирование, навязанное правителями этого мира, яаритами, – пожал плечом я. – Для того и существует маэстрат.
  
  Габриель снова легонько ударил по тонкой кромке бокала. Вода преобразовалась в янтарную жидкость. Он искоса глянул на меня и снова тяжело вздохнул.
  
  –Теперь вы хотите, чтобы я рассказал вам свою историю?
  
  –Не всю, – парировал я. – А лишь ту её часть, которая касается ранения, – пришлось заново раскуривать потухшую трубку. – Помнишь, как я нашел тебя?
  
  –Помню, – буркнул в ответ Габриель. – Вы зачем-то пришли в госпиталь. И обнаружили меня на ступенях возле входной двери...
  
  –Поздним вечером, – закончил я. – Что спросил у тебя, тоже помнишь?
  
  –Вы сказали, что уже осень. И спросили, почему я еще здесь, а не в теплой палате?
  
  –И что ты ответил?
  
  –А вот этого не помню.
  
  –Ты выругался при мне, – напомнил я. – А потом сказал, что нет денег, чтобы платить за лечение.
  
  –Ну, уж извините, что при вас... ругнулся, – Габриель отвернулся, однако скоро и неожиданно для меня улыбнулся снова. – Вы так смешно смотрели на меня.
  
  –До этого случая меня никто не обзывал, знаешь ли.
  
  –Вы же не обиделись? – чудо мое рыжее скромно глядело в стол и краснело до ушей.
  
  –Ты ведь здесь, а не на паперти?
  
  –Ну вот, что за привычка отвечать вопросом на вопрос, – не сердито проворчал он и улыбнулся. – А нога... Это совсем неинтересная история, маэстро. Я два года только тем и жил, что грабил квартиры зажиточных горожан. Не один, конечно. У нас была своя настоящая банда, смелый главарь и пара заветных человечков из полиции, которые давали наводки. Просто однажды мне не повезло... – Габриель грустно усмехнулся. – То ли наводчики ошиблись, то ли наш главарь... В моей последней квартире хозяин оказался на месте, он не уехал за город, как мы ожидали. И у него был хороший мушкет на стене. Я выпрыгивал в окно последним, а он успел выстрелить. Хорошо, что пуля прошла навылет. Вот и всё.
  
  –Ты не побоялся прийти в госпиталь?
  
  –Это вопрос или подковырка? – снова усмехнулся Габриель. – Выбора не было. Через неделю рана на ноге начала гнить. У нас в банде был свой лекарь, но... – юноша снова тренькнул по бокалу ногтем и тот превратился в маленькую стеклянную вазочку с конфетами. – Сами подумайте, маэстро, что за доктор получится из спившегося ветеринара, живущего на свалке? Он осмотрел рану, выпил чарку прокисшего эля, закусил огурцом, затем сказал, что ногу нужно ампутировать.
  
  –Да уж, дела.
  
  –Я ни черта с этим не согласился. Дождался когда все уснут и пополз к госпиталю. Теперь точно всё.
  
  –Ты снова ругаешься, – улыбался я.
  
  –Угу, – буркнул в ответ мой рыжий гений.
  
  
  
  *
  
  
  
  Той осенью... год назад…
  
  Я шел в госпиталь, чтобы навестить старинного приятеля, который держал небольшой книжный магазинчик на улице Свободы. Он был хорошим человеком и частенько доставал для меня старинные магические книжки по одному ему известным каналам. Перед тем я случайно встретил в городе его супругу, спешившую на рынок за мясом, чтобы сварить ему бульон. Так я узнал о болезни друга и пообещал навестить его сразу же.
  
  Не откладывая дело в долгий ящик я направился в госпиталь, благо располагался он недалеко от станции дилижансов.
  
  Был вечер и шел дождь. Обычная такая сентябрьская морось, уже почти по-настоящему осенняя, почти октябрьская. Пришлось глубже нахлобучить шляпу и застегнуть камзол на все пуговицы. Я смотрел себе под ноги, переступая через лужи и любуясь роскошным сочетанием оранжевого цвета опавших листьев на потемневшей от влаги мостовой. Резные кленовые кожицы прилипли к квадратной брусчатке и словно светились в сгущавшемся мраке. Мимо проносились пароэкипажи, разбрызгивая мутные лужи, но я не обращал на них внимания. Я шел и думал, что, наверное, приятель обрадуется, увидев меня. Ведь в последний раз мы виделись три месяца назад.
  
  Задумавшись, я едва не прошел мимо ворот ведущих в госпиталь. Пришлось вернуться на пару шагов. Я вошел в больничный двор и столкнулся с прехорошенькой девушкой в черном пальто и белом медицинском чепчике на голове. Она испугалась, видимо... Верно, испугалась темной фигуры в широкополой шляпе и черных очках. Отступив от меня на шаг, девушка непроизвольно подняла руки и прошептала:
  
  –Извините.
  
  Мне пришлось учтиво поклониться даме и чуть приподнять шляпу. Она осторожно обошла меня вокруг и почти побежала по улице, иногда испуганно оглядываясь назад. Топ-топ-топ по мокрой мостовой.
  
  А я, пока шел к посеревшим на дожде колоннам перед входом в госпиталь, корил себя за то, что не извинился перед барышней. Её испуганный взгляд... приподнятые руки... приоткрытый рот... Ах, как мне было жаль, что не сказал и словечка себе в оправдание.
  
  За этими мыслями я и не заметил, как подошел к массивным ступеням и начал подниматься.
  
  Как вдруг...
  
  Увидел перед собой совершенно невероятное существо, закутанное в какое-то рванье, и сидевшее прямо на каменных ступенях. Рыжий паренек лет шестнадцати, судя по лицу... Хмурому лицу и сердитым глазам. Он видимо не собирался отодвигаться, чтобы пропустить меня. Просто плотнее запахнул полы своего рваного пальто и поправил какую-то серую тряпку на шее, которая, по всей видимости, выполняла функцию шарфа. Я вытянул руку и посмотрел на мелкие капли холодного дождя, которые рассыпались по черной коже перчаток. Затем на него...
  
  –Сейчас осень же, – пробормотал я. – Холодно. Почему ты здесь, а не в теплой палате?
  
  –А вам какое дело? – буркнул он и сердито посмотрел на меня.
  
  Странные у него были глаза. Зеленые. Злые. Непроницаемые. Но что-то еще было в них... Что-то почти погасшее, едва теплившееся... Что?
  
  –Я тепло одет и всё равно холодно как-то, а ты...
  
  Он оборвал мои несвязные оправдания невероятнейшей руганью. Честно признаюсь, – оторопел в первое мгновение. От такой неожиданной и яростной реакции... Поэтому лишь вздрогнул, обошел его и весьма быстро преодолел оставшиеся ступени. На входе в госпиталь я оглянулся, всё же... И мне стало жаль его. Сгорбившийся и жалкий, но такой воинственный.
  
  –У меня денег нет на доктора, – проворчал паренек, даже не повернувшись в мою сторону.
  
  Шаг в его сторону...
  
  –Только не вздумайте мне милостыню подавать! – крикнул он, почувствовав мое приближение.
  
  Я остановился, пожал плечами и вошел-таки в теплое и сухое помещение.
  
   Друг мой занимал вполне приличную одноместную палату. Он обрадовался визиту, как я и ожидал, усадил на табурет напротив кровати и принялся расспрашивать о новостях из Тартоствара. Новостей у меня было немного, поэтому скоро говорил только он, а я слушал и смотрел на фиолетовую ночь за окном.
  
  Радужное сияние уличных фонарей...
  
  –Арки, ты здесь? – мой приятель смотрел на меня с некоторым неудовольствием. – Я, понимаешь, так красиво расписываю для него новую технологию сшивания, а он в окно смотрит!
  
  –Извини, – шепотом. – Я всё слышал, правда. Продолжай, пожалуйста. Ты хороший рассказчик.
  
  –Ну, так вот... – он успокоился, удобнее устроился на кровати, и продолжил... о каких-то нитках и клее.
  
  А радужное сияние за окном так манило меня. Свет уличных фонарей растекался тонкими шелковыми радугами по каплям и извилистым подтекам. Ещё я думал о том заморыше на ступенях... Как он там? В дождь.
  
  –Арки?
  
  Я очнулся и глянул на приятеля. И наверное смутился. Однако приятель не обиделся. Улыбнулся и махнул рукой.
  
  –Я молчу уже полчаса.
  
  –Извини.
  
  –Что с тобой поделаешь. Сколько лет знаю, ты всегда был таким задумчивым, – он приподнялся на кровати, чтобы взять с тумбочки стакан чаю.
  
  Я лишь глянул на стакан, и он плавно подлетел к его руке.
  
  –Спасибо, Арки, что выслушал, – он давно перестал пугаться моего волшебства, просто взял стакан из воздуха и начал размешивать сахар серебряной ложечкой, отпивал по глотку. – Правда, спасибо. Мне не с кем поговорить о новых тенденциях в книгопечатании. Эх, это не я такой рассказчик, а ты хороший слушатель.
  
  –Тебе уже лучше?
  
  –О, да, простуда стремительно сдает свои позиции. Думаю, что послезавтра меня отпустят, – он шумно пил чай и щурился от ароматного пара, как ребенок.
  
  –Это хорошо... – я снова посмотрел на окно.
  
  –Тебе, наверное, пора уходить? Поздно уже.
  
  –Наверное, да...
  
  Мы попрощались. Я пожелал скорейшего выздоровления и пообещал заглянуть в его магазинчик на следующей неделе. Однако всё стоял у двери, испытывая непонятную неловкость.
  
  –Иди-иди, на последний дилижанс опоздаешь, – он тут же оживился. - Хотя знаешь, если опоздаешь всё-таки, то не расстраивайся. Иди ко мне домой, супруга позволит тебе переночевать.
  
  Я кивнул.
  
  –Ну, чего ты, Арки?
  
  –Что?
  
  –Какой-то ты... грустный.
  
  –Осень. Наверное поэтому – я надел шляпу и вышел.
  
  
  
  А на выходе из госпиталя...
  
  На ступенях...
  
  Скукожившись в своем рваном пальтишке...
  
  Сидел тот рыжий и колючий паренек.
  
  Я остановился возле него. Просто. Ничего не сказав. Рассматривая фонари у дорожек и блестки света в холодной мороси.
  
  Он приподнял голову и глянул на меня сонными глазами.
  
  –Ты есть хочешь? – спросил я, не глянув на него.
  
  Он снова уткнулся головой в свои острые колени. Промолчал. Упрямый.
  
  –Горячего бульону с куском мяса, – я глянул на него и просто хлопнул в ладоши. В тот же миг его одежда преобразилась. Новое пальто. Чистая рубашка. Брюки. И мягкие туфли.
  
  Юноша встрепенулся и неуклюже вскочил на ноги, испуганно и одновременно восторженно рассматривая свою новую одежду, приподняв руки и вертя головой из стороны в сторону. Я обратил внимание, что росту в нём было не более полутора метров. Низкорослая колючка, – тепло подумалось мне.
  
  –Что это? – крикнул он и потряс руками, словно призывая небо себе в свидетели.
  
  Я пожал плечом.
  
  –Вы волшебник?
  
  Я смотрел на фонари.
  
  Он сделал шаг и поморщился от боли.
  
  –Лучше бы ногу вылечили.
  
  –Когда-нибудь вылечу, – я глянул на него. – Ты не ответил. Есть-то хочешь?
  
  –А что? Накормите?
  
  –Угу, – хмыкнул я. – И если не будешь ерепениться возьму к себе в ученики.
  
  –Так просто? – недоверчиво прищурился он.
  
  –Нет, не просто. Для того, чтобы стать волшебником мало даже очень хорошего учителя. Нужно, чтобы здесь... – я протянул руку и коснулся его веснушчатого лба, – имелось очень бурное воображение. Я не оговорился – очень. Ты должен представлять себе не только сам факт волшебства, но и предпосылки с последствиями, вплоть до мельчайших деталей.
  
  –А если не смогу? Прогоните?
  
  –Посмотрим, – я хлопнул его по плечу. – Итак, идем ужинать в таверну?
  
  –А почему вы не спрашиваете, как меня звать и почему я оказался здесь? – его плечо напряглось и сбросило мою руку.
  
  –Ты скажешь?
  
  –Меня зовут Габриель. А почему я здесь и вообще, кто такой... Не ваше дело.
  
  –Не мое, так не мое. Идем?
  
  Он подозрительно рассматривал меня.
  
  –У вас очки черные, хотя сейчас темно.
  
  Я глянул на него поверх затемненных стекол.
  
  –Ого! Красные глаза! – юный Габриель не скрывал своего мальчишеского восхищения. – Точно! Вы волшебник! Я слышал, как старик Моор с Большой Свалки рассказывал, что существует единственный способ отличить настоящего колдуна от простого человека, – заглянуть ему в глаза! Но он говорил, что обычно у волшебников золотистые зрачки. А у вас красные.
  
  –Волшебники тоже бывают разные.
  
  В таверне я с улыбкой наблюдал, как Габриель уплетал ужин. Он заедал суп сладким пирогом, а второе блюдо запивал разбавленным вином. Я беспокоился по поводу вина, ибо считал и считаю, что до восемнадцати лет юношам не следует употреблять его. Однако Габриель лишь махнул рукой на мое замечание, пробубнив с набитым ртом «знали бы вы, что я только не пил на свалке». Пышная официантка то и дело подходила к нам и интересовалась, не принести ли еще чего-нибудь. Габриель качал головой, не отводя взгляда от её груди, что не мешало ему, впрочем, черпать суп ложкой, отламывать по куску от жареной курицы, пить вино и поедать огромный пирог просто с фантастической скоростью.
  
  Я раскурил трубку и откинулся на спинку стула, разглядывая этого маленького обжору с интересом и участием.
  
  –Вы чего? – не выдержал и спросил он, отодвинув от себя пустые тарелки.
  
  –Ты смешно ешь... – облачко сиреневого дыма расплывалось и таяло в удушливой атмосфере.
  
  –Поголодали бы с моё, посмотрел бы на вас... – но он не сердился и вполне благодушно смотрел на меня.
  
  Зеленые глаза... Я отвернулся. У него был острый, изучающий взгляд. Он не стремился заглядывать глубоко в глаза собеседника специально, просто... это выходило у него само собой. Признаюсь, не много я знал людей, которые пронзали взглядом просто потому, что таково было собственное их врожденное умение собственных. И наоборот, знавал несколько магов, которые по половине жизни положили на изучение искусства проникновения, а в итоге так и остались со своим неумением, помноженным на ошибочные учения. Алый цвет моих зрачков пугал обычных людей, но... то был всего лишь цвет. Глаза Габриеля имели свойство острых копий по факту своего рождения, плюс непростой и ранний жизненный опыт... Наверное…
  
  Я усмехнулся своим мыслям.
  
  –Вот снова, – буркнул Габриель и насупился. – Я вам не клоун, между прочим.
  
  –Просто ты еще слишком юный, чтобы понимать некоторые свойства в себе или в других. И даже несмотря на отвратительный жизненный опыт, в сущности... ты еще ребенок.
  
  Габриель вздохнул, словно решил, что злиться бессмысленно.
  
  –Вы не злой, хотя глаза у вас пугающего цвета.
  
  –Один поэт... Мы с ним дружили когда-то... – затяжка, взгляд в сторону. Пьяные лица, круглые столы, кружки с элем, сизый туман... – Он написал стихотворение и посвятил его мне. Знаешь, я до сих пор не понимаю... почему именно мне?
  
  –Я люблю стихи, – ответил рыжий юноша. – Прочитайте, а?
  
  –Хорошо, может быть, ты поймешь.
  
  
  
  Белый шелк, белый-белый, с тонким рисунком,
  В середине крыла... – бархатистый рубец.
  А в бордовых зрачках так натянуто струнно,
  Дай надорванных горл для умерших сердец.
  
  
  Белый шелк мягко рвался об шипы и колючки,
  Рассыпаясь в пунктирную тонкую нить.
  Не срывай моих взглядов острые крючья,
  Не вымаливай милостынь, чтобы ожить.
  
  
  Белый шелк, белый-белый, с багряным рисунком,
  Жабры в горле прорезаны битым стеклом.
  Сердце грудь пробивает отчаянным стуком,
  И пульсирует кровь под разбитым виском.
  
  
  Оцени же шелков моих белых касанье,
  И приятий моих оцени глубину...
  Не смотри, уходи... это наше прощанье,
  Ну, а если посмотришь... то сразу умру.
  
  
  
  Он долго молчал и думал, рассеянно всматриваясь в фиолетовые сумерки за окном.
  
  –Тот, кто это написал, наверное... Любил вас, – тихо-тихо сказал Габриель.
  
  –Наверное...
  
  –А вы? – он посмотрел на меня и сразу смущенно отвернулся. – Извините, я умею быть неуклюжим болваном.
  
  –Хорошо, что еще ты можешь это признавать.
  
  –Мне нравится с вами... – прошептал он, и снова робко глянул на меня. – За этот час... вы отрезали для меня все пути назад. Понимаете?
  
  –Понимаю.
  
  –Если вы прогоните меня... – он сжался весь, словно вдруг здесь стало холодно. – Я умру. Точно знаю, что так и будет, но... Не знаю, почему?
  
  –Возможно, потому что ты доверился мне?
  
  –Возможно... – шепотом ответил Габриель.
  
  
  
  *
  
  
  
  Я наблюдал за тем, как Габриель превращал стеклянный бокал в различные предметы и украшения. Чай остыл и трубка погасла.
  
  –Ты всё ещё доверяешь мне?
  
  Он кивнул.
  
  –Чем я заслужил твое доверие? – не унимался я.
  
  –Маэстро, отстаньте от меня, а? – нахмурился Габриель. – Идите лучше спать. Сами же говорили давеча, что рано встаем и едем в этот ваш Мидоранд.
  
  –А ты хочешь поехать со мной?
  
  –Вас же одного никуда нельзя отпускать, – с деланной строгостью начал разглагольствовать мальчишка. – То у вас башмаки промокнут, то пуговица от камзола оторвется. А то, еще хуже, начнете буянить, как тогда в поместье Берроузов.
  
  –Они хотели меня обмануть!
  
  –И что? Это повод превратить двухэтажный дом в груду пыльных досок?
  
  –Я, конечно, погорячился... – пришлось скромно замолчать.
  
  –Вот-вот, – Габриель в последний раз коснулся стеклянной розы, что лежала перед ним, и та снова стала бокалом, наполовину наполненным вином. – Так что, маэстро, идите-ка спать. Я разбужу вас в семь часов.
  
  
  
  И снова... и снова я долго не мог уснуть.
  
  Сидел полночи перед окном в спальне и смотрел на луну, скользившую по серебристым облакам над парком.
  
  
  
  ~~3~~
  
  
  
  Через три королевства и четыре княжества.
  
  На границе Мидоранда мы вышли из комфортабельного вагона и пересели в неудобный конный дилижанс с деревянными скамейками по бокам, вместо мягких сидений. Запасливый Габриель дал Акаме и мне небольшие подушки, снабдив сие действо насмешливым комментарием «берите, не ерепеньтесь, это чтобы не отбили свои благородные попы». Доктор, молчавший всю дорогу, совсем скис и не реагировал на шутки Габриеля, который рассыпал их всё больше, чем ближе был Эстеборо. Я тоже молчал, разглядывая в мутное дребезжащее оконце тоскливые пейзажи, черные деревни, более похожие на руины, и скрипучие деревянные мосты через многочисленные речушки. Два раза дилижанс останавливался, завязнув в грязи до половины колес. Благородные господа, в количестве пяти человек, включая нашу троицу, деревенского учителя и какого-то аптекаря с большим деревянным коробом, стояли в траве на обочине, пока обычные крестьяне и горожане выталкивали неуклюжий экипаж из очередной лужи.
  
  Весь путь до столицы занял чуть более двух дней. За это время мы два раза останавливались на ночь в небольших и убогих деревеньках, на станциях дилижансов, и ночевали в пропахших клопами постоялых дворах. Габриель умел раздобыть неплохой еды и кормил меня с каким-то просто остервенением. На доктора он уже почти не обращал внимание. Едва мы занимали свои комнаты, Акаме сразу ложился на постель, не сняв камзола, и отворачивался к стене. Габриель только хмурился в сторону доктора и принуждал меня поедать кисловатый крестьянский хлеб и какой-то прозрачный суп, всё же, радуя десертами в виде любимых карамелей с фруктовой начинкой. Чай он заваривал только по утрам, и на второй день перестал предлагать доктору. Проснувшись Акаме сразу уходил на станцию, стоял там, как привидение, привалившись к стене, и наблюдал за тем, как заспанный кучер с копной свалявшихся волос запрягал тощих лошадей.
  
  Габриель каким-то образом исхитрялся возить с собой и не разбить хороший чайный сервиз. Утром он прибирался на одной половине дощатого стола, стлал белую скатерку и расставлял на ней чайные принадлежности в наистрожайшем порядке. Затем он грел воды и будил меня, не подозревая, что я и не спал вовсе, а тихонько наблюдал за ним.
  
  Чай по утрам, да ещё и в этакой глуши, имел совершенно иной вкус, чем например в поместье. Завтрак представлял собой некое священнодействие, долженствующее доказать, прежде всего себе, что цивилизация вкупе с милыми бытовыми радостями имела место быть. И мы являлись её проповедниками в царстве хмурой разрухи.
  
  
  
  –Ваш чай, маэстро.
  
  Я наблюдал за янтарной струйкой ароматного напитка и думал о своей первой трубке.
  
  –Где Акаме?
  
  –Уже ушел, – Габриель подвинул ко мне вазочку с мармеладом и тонко нарезанный белый хлеб на блюде.
  
  –Где ты хлеб-то достал? – удивился я.
  
  –Наколдовал, – проворчал Габриель, принимаясь намазывать масло на ровные кусочки.
  
  –Свежей сдобой пахнет же...
  
  –Она и есть свежая. Этот рецепт я вычитал в одной из ваших магических книжек. Просто нужно иметь с собой все ингредиенты, а я запасливый, сами знаете. Дальше дело техники, пара заклинаний... – он щелкнул пальцами. – А вы еще не хотели брать меня с собой, – Габриель самодовольно хмыкнул и в качестве контрольного выстрела положил в чай три кусочка настоящего белого-белого сахара.
  
  Я был сражен, поэтому принялся смиренно размешивать сахар в чае.
  
  –Ведь завтра мы приедем в нормальный город, так? – Габриель сел за стол, напротив, рассматривая мою персону с эдакой покровительственной улыбкой, аки глупого младенца. – Большой город, большие дома, чистые комнаты, ванная и уютная спальня.
  
  –Эстеборо древний город, – сказал я, нерешительно глянув на ученика. И чтобы сразу не отвечать на неприятные вопросы откусил половину бутерброда и принялся его пережевывать, как полфунта жилистого мяса.
  
  Габриель нахмурился.
  
  –Другими словами вы хотите сказать, что в столице целого королевства нет больших домов и чистых комнат?
  
  –Ну... во дворце... – пришлось отвернуться, якобы заинтересовавшись игрой света в мутном окне.
  
  А свет, и правда... Косым золотистым лучом пронзал пространство комнаты и упирался в плетеный половик посредине. Облака пыли светились в луче... переливались... таяли и вспыхивали вновь.
  
  –Маэстро?
  
  Я рассеянно глянул на Габриеля.
  
  –В этом вашем Эстеборо нет больших домов? Или мы говорим о разных городах?
  
  –В нём есть королевский замок на холме, посредине города, – я отодвинул чашку и взял трубку, туго набитую хорошим аль-тиграмским табаком. Спичка, огонек, затяжка... – Еще в нём есть Черная Башня, тюрьма с полутораметровыми стенами и окнами бойницами. Храм Неведомого Бога и несколько приличных домов, сразу под замком, которые принадлежат вельможам.
  
  –А остальной город? – Габриель, кажется, не верил, что такое может быть. За этот год он успел привыкнуть к хорошей архитектуре в Тартостваре. И к моему поместью... – Зачем вы нанимались придворным волшебником в такую глушь?
  
  Я знал, что он спросит это.
  
  –Именно потому что Эстеборо глушь. Ты же знаешь, я долго был беглым колдуном, это правда. Одним из условий, выдвинутых мне маэстратом, перед тем как выдать лицензию, было это – покинуть на десяток лет магическую столицу.
  
  –Но почему? – искренне не понимал Габриель.
  
  –Память... – я смотрел на клубившиеся в свете золотые вихри пыли. – Память о маэстро Антоне и его учениках... В Тартостваре имеется привычка ненавидеть школу Сима Тори. С этим ничего не поделаешь.
  
  –Понятно, – юноша тоже посмотрел на солнечный луч посредине комнаты.
  
  
  
  Через полчаса мы шли в сторону станции дилижансов. Я искоса поглядывал на Габриеля, который нёс большой черный саквояж на плече, но не решался предложить ему свою помощь. Мальчишка тяжело хромал и обходил даже небольшие лужи, вместо того чтобы просто перешагивать через них. На станции нас уже ждал дилижанс и сонные растрепанные пассажиры, которые выглядывали из мутных окошек в экипаже. Доктор Акаме тоже был внутри и занял для нас два места.
  
  Еще один день пути. Он был длинным и тоскливым. Лишь глухое бормотание, скрип колёс, и капли дождя на сероватом стекле. Я читал книжку, пытаясь держать её так, чтобы на ухабах рука не прыгала в лицо. Доктор дремал на своем месте, Габриель просто смотрел в окно, и, судя по выражению лица, не ждал ничего хорошего от этого путешествия.
  
  
  Рощи, поля... Рощи, поля...
  
  
  Следующим утром мы прибыли в Эстеборо. Столица королевства Мидоранд ничуть не изменилась за десять лет.
  
  Это был всё тот же уродливый городишко, расползшийся коричневыми домиками и кривыми улочками по холму вокруг замка. Пара церквей возвышалась серыми шпилями над неприметными строениями, ивовый парк на южном склоне и несколько мраморных дворцов, принадлежавших министрам двора.
  
  Наш дилижанс остановился в середине города, возле накренившегося зданьица станции. Рядом на лавочках сидели какие-то хмурые личности в рваных или грязных сюртуках. Недалеко располагался унылый рынок под посеревшими от дождей дощатыми навесами, по которому бродили тощие собаки, куры, гуси и угрюмые покупатели, в основном женщины с корзинами и продуктовыми коробами. Где-то там заунывно плакали дети, и вяло переругивались продавцы.
  
  Габриель мрачно рассматривал город и молчал. А доктор Акаме чуть повеселел и сразу предложил пойти к нему домой, чтобы позавтракать и принять ванную. Мне хватило одного взгляда на своего ученика, чтобы сразу и решительно отказать доктору.
  
  –Но куда вы пойдете? – спросил Акаме, тоже заметив угрюмое недовольство Габриеля.
  
  –А вот в замок и пойдем, – ответил я. – Чего уж нам ждать.
  
  –Вот, – доктор вынул из кармана своего камзола сверток с печатью и протянул мне. – Возьмите.
  
  Я взял. Черт знает, почему... Доктор коснулся моей руки, и не сказав больше ни слова, развернулся и пошел по грязной немощеной улице в сторону больницы, возле которой, собственно, и жил.
  
  Я смотрел ему в след некоторое время и почему-то думал, что больше никогда не увижу...
  
  
  
  Мы долго шли в сторону ивового парка. Габриель молчал, тяжело хромая позади. И хотя я уменьшил саквояж особым волшебством, сделав его размером со спичечный коробок, всё же этому упрямцу было трудно идти по неровной брусчатке с огромными лужами и пятнами грязи. Он не спрашивал, почему мы идем не во дворец, а в парк. Мрачные виды Эстеборо у кого угодно отбили бы всякую охоту разговаривать на отвлеченные темы.
  
  Наконец, мы миновали покосившиеся темные домики, таверны и склады в окраинном квартале. Часть нашего пути пролегала по вполне чистому полю, в котором серебрилась роса на пожелтевшей траве. Дорога была отвратительной, размытой дождями, однако она не печалила глаз архитектурными уродствами. Здесь-то мой ученик чуть повеселел, прибавил шагу и скоро догнал меня. Он посмотрел выше, на полуразрушенную каменную изгородь вокруг парка, выглядывавшую из травы и оранжевых можжевеловых кустов. Одна половина ворот отломилась от массивной арки уже лет двадцать как, другая была раскрыта и подперта суковатой палкой.
  
  –Почему сюда? – всё же, не выдержал юноша.
  
  Я остановился, чтобы дать ему передохнуть. Оглянулся назад... на поле и город, покрытые сизым туманом…
  
  –Когда-то Эрик показал мне тайный вход в замок, который скрыт в парке.
  
  –А вы, что же, хотите проникнуть туда незамеченным?
  
  –Да.
  
  Габриель покачал головой и вынул из кармана заранее приготовленную и набитую трубку. Он прошептал огненное заклинание, и табак затлелся в коричневой чашечке.
  
  –Совсем разбалуешь меня, – пробормотал я, взяв трубку.
  
  –Вы же помогли с этим, – он вынул из кармана своего нарядного камзола крохотный саквояж, посмотрел на него с улыбкой и сунул обратно. – Я, как ни старался, так и не смог уменьшить его.
  
  –И к тому же, был таким сердитым и едким, что я не решался предложить помощь.
  
  –Хорошо, что предложили её вовремя. – Он вздохнул и решительно глянул в сторону парковых ворот. – Идем?
  
  –Ты в порядке?
  
  –Могу хоть всё это королевство обойти! Эй, маэстро, не отставайте! – Габриель направился в парк.
  
  И я за ним.
  
  
  
  Дождь сыпался над ивами... холодный... печальный.
  
  Разрушенные мраморные статуи...
  
  Заросшие сорной травой фонтаны...
  
  Петляющие дорожки, лужи, лужи...
  
  
  
  Мы пришли в середину парка, где была устроена мраморная морская раковина, посеревшая от дождей и испачканная голубями. Когда-то её использовали как своеобразную сцену для театральных постановок и концертов для знати. Но сейчас небольшой амфитеатр вокруг неё был разрушен, на верхние скамьи спускались лишь ивовые пряди, а в проходах росли молодые клены. В один из них направились мы.
  
  Прорвавшись сквозь густые заросли, подошли к неприметной железной двери с большим амбарным замком на петле.
  
  –Попробуй ты, – я показал Габриелю на замок и отступил в сторону.
  
  Замечательному моему ученику хватило одного заклинания, чтобы замок раскрылся и тяжело ухнул в траву.
  
  Дверь открылась... мы вошли.
  
  
  
  –Красиво, – лаконично подытожил Габриель, когда мы подошли к открытой террасе с белыми колоннами, окружавшими дворец полукругом с южной стороны. – Только они здесь просто помешаны на ивах. Везде их насажали, даже в клумбы с розами.
  
  –Это дерево изображено на гербе Мидоранда, – я смотрел вперед на высокую дверь, закованную в железо. – Символ Мидоранда имеет свою историю, но по тому как тщательно её оберегают от чужестранцев, могу предположить, что недобрую.
  
  –Аккуратненько так, – юноша осматривался вокруг. – Вот только странно, что мы не встретили здесь ни одного человека... – Габриель посмотрел на меня. – Даже стражников нет.
  
  –Наверное, Генрих ничего не боится, или... – я направился к двери.
  
  –Или? – Габриель догнал меня.
  
  –Или ему уже всё равно.
  
  Я надавил на тяжелую стальную ручку, мы вошли в королевский дворец.
  
  
  
  Залы...
  
  Картины...
  
  Вазы с увядшими цветами...
  
  Доспехи на стенах...
  
  Я знал где найти короля в этот час, поэтому шел уверенно, не обращая внимание на потускневшие красоты вокруг. Габриель же наоборот постоянно задерживался, чтобы рассмотреть какую-нибудь шкатулку на столике или портрет на стене. Он отчаянно стучал каблуками своих новеньких туфель по давно не полированным полам, отчего громкое эхо быстро разносилось по комнатам и коридорам, наполняя давно оглохший дворец забытой жизнерадостностью. Я не удивился, когда увидел перед собой первого министра двора, неожиданно появившегося из темного прохода. Он постарел с тех пор. Дряхлый старик в несвежей одежде. Только золотая цепь с символом власти на его дряблой шее сверкала на свету и резала глаз, как когда-то.
  
  Мы остановились перед министром. От подслеповато щурился, разглядывая меня, затем Габриеля.
  
  –Кто вы и что здесь делаете? – прошепелявил старик, стараясь придать своему голосу строгости.
  
  –Привет Эстебан, – я грустно рассматривал его голову с клочками седых волос. А ведь когда-то первым интриганом был...
  
  –Не имею чести вас знать? – то ли спрашивал он, то ли утверждал.
  
  –Имеешь... честь, – усмехнулся я. – Его величество завтракают, как всегда, в северной столовой?
  
  Эстебан нерешительно оглянулся назад, туда, где белелась дверь в столовую, и снова глянул на меня.
  
  –Я стражу позову... Назовите свое имя!
  
  –Арквидар Симон.
  
  Он вздрогнул и снова принялся подслеповато рассматривать меня.
  
  –Долго же вас пришлось ждать, – прошептал старик и опустил голову. – За это время мы потеряли последние крохи надежды.
  
  –И что?
  
  –Просто сделайте то, что не доделали когда-то...
  
  –Раз уж я здесь, – я обошел первого министра и направился к двери в столовую.
  
  –Маэстро! – печальный старческий голос был похож на уханье совы в ночном парке.
  
  Я приостановился и оглянулся.
  
  –Его величество уже неделю не выходит из своих покоев. И завтракает там, и министров принимает, – Эстебан поник и пошаркал в противоположную сторону.
  
  Я посмотрел ему вслед, затем направился вправо, в раскрытые двери с золотым рисунком.
  
  
  
  Скрип двери...
  
  Мы зашли в огромную королевскую спальню, погруженную в дымчатый полумрак. Высокие окна были закрыты шторами. Справа столик, грязная посуда с засохшими объедками, пара мутных бокалов и бутылка в оплетке. Слева большая кровать со всклокоченной постелью, рядом с ней пара ночных горшков...
  
  Его величество король сидел за столиком возле окна, и вяло водил ложкой в тарелке с кашей. Он не удивился, увидев нас, и тем более не обрадовался.
  
  И... он постарел... подряхлел... обесцветился.
  
  –Колдун? – ложка звякнула по фарфору. – Я уже и ждать перестал... А ты пришел.
  
  Его волосы были белее снега.
  
  –Я удовлетворен, – сказал я, насмешливо рассматривая это приведение, которое когда-то было грозным королем, мечтавшим о войнах с соседними странами.
  
  –Доволен этим? – он коснулся свалявшихся волос и опустил голову. – А ты выглядишь всё так же молодо.
  
  –Каждому свое.
  
  –Ты поможешь мне, колдун? – прошептал король, закрыв лицо ладонями.
  
  Я смотрел на узловатые пальцы и пигментные пятна на кистях, и внутренне содрогался, поняв... за него поняв, что за проклятье навлек Генрих на себя и свое королевство выгнав меня. Видимо, и он это понял.
  
  –Надеюсь, вы осознаете чего хотите, ваше величество?
  
  Король убрал руки от лица и посмотрел не на меня, а чуть дальше. Заметил Габриеля...
  
  –Кто это?
  
  –Мой ученик, – я положил руку на плечо юноши.
  
  –Акаме говорил, что ты когда-то хотел взять в ученики моего Эрика?
  
  –Когда-то хотел. Но шансов не было... ни одного.
  
  –Кто же знал, колдун? Кто же знал, что всё так обернется?!
  
  
  Эхо...
  
  Эхо...
  
  –Верни мне сына, колдун!
  
  
  
  
  Генрих накинул на плечи длинный халат, расписанный символами восточных магов, черная вязь на белом шелке.
  
  Он сгорбился, одной рукой держась за край стеклянного гроба. Король смотрел, смотрел, смотрел на своего мертвого сына, обложенного кусками льда. Белая-белая кожа... Мокрая прядь светлых волос на холодном лбу... Закрытые глаза... Руки, сложенные на груди... Тонкие пальцы...
  
  Я оглядывался по сторонам, рассматривая усыпальницу мидорандских королей: грубые колонны квадратного сечения, железные гробы на высоких каменных постаментах, символы власти, стальные ивы, увенчанные короной на гербах. Свет пробивался в усыпальницу из маленьких окошек вверху. И всё же, странно, что она располагалась сразу под дворцом.
  
  Топ-топ-топ каблуками по холодному полу. Габриель подошел ко мне и подал небольшую круглую шкатулку с магическими порошками. Я взял её и потрепал его по плечу.
  
  –Лучше бы ты остался наверху.
  
  –Я всегда буду с вами, – юноша отступил на шаг. – Это не обсуждается.
  
  Король глянул на меня.
  
  –Сделай это, колдун, – прошептал он.
  
  Я подошел к гробу.
  
  –Нам придется открыть крышку, ваше величество.
  
  –Делай же! Делай хоть что-то!
  
  
  Эхо...
  
  Эхо...
  
  
  Стеклянная крышка гроба поднялась в воздух... отлетела в сторону и легла на каменный пол.
  
  Я вернулся взглядом к мертвому Эрику и раскрыл шкатулку.
  
  Две щепотки синего порошка. Щепоть белого. Три щепоти черного.
  
  –Вы уверены, ваше величество? – спросил я Генриха, прежде чем рассыпать порошок.
  
  –Да, – король смотрел на мою ладонь, на которой искрился порошок. В его мутных глазах рассыпались отражения разноцветных искр... – Эрик единственная надежда Мидоранда. Я хочу...
  
  Он так и не договорил. Чего же он хотел?
  
  
  
  Мертвый юноша открыл глаза, черные, как комки земли.
  
  Шевельнулся в гробу, разворошив острые куски льда, которые падали на пол и рассыпались по сторонам, оставляя за собой мокрые глянцевые дорожки на камне.
  
  Схватился рукой за рубашку на груди... рванул белый шелк...
  
  Открыл рот, сведенный судорогой, будто крича от боли...
  
  Дернулся всем телом, словно невидимые веревки неведомого кукловода потянули его вверх... Сел…
  
  Посмотрел по сторонам... Затем на отца... на меня...
  
  
  
  
  –Вы довольны, ваше величество?
  
  Генрих лежал в углу. Избитый тяжелым канделябром, валявшимся тут же, подле него. Он с трудом поднял голову и глянул на меня. Из рассеченной брови сочилась кровь.
  
  –Я хотел искупления, – прохрипел он. Кровь стекала по нижней губе. – Я хотел получить его... любой ценой.
  
  Я сел перед ним на корточки и несколькими магическими движениями остановил кровь в многочисленных порезах на изуродованном лице. Затем помог ему подняться и отвел к ближайшему креслу. До кровати он не дошел бы, качаясь как пьяный и едва переставляя ноги. Монарх тяжело сел и склонился вправо, держась за левый бок.
  
  –Если бы тогда ты послушался меня, колдун, – он наклонился еще ниже, и осторожно выдохнул, чтобы не корчиться от боли в переломанных ребрах.
  
  –Никогда не пошел бы на это, – я наколдовал обезболивающей воды в бокале и подал ему. – Выпейте хотя бы глоток, вам станет легче.
  
  Он оттолкнул мою руку. Вода разлилась на пол.
  
  –Завтра... – он с трудом проглотил ком в горле. – Я отрекаюсь от трона в пользу своего сына.
  
  –Вам безразличны слухи, которые уже поползли по королевству? Ведь все знали, что Эрик умер.
  
  –Может быть, хоть это расшевелит это вонючее болото, – он усмехнулся и снова схватился за бок. – Всё возвращается... Да, колдун? И мне... сторицей. Если бы я был добрым отцом тогда, возможно, он не избивал бы меня сейчас.
  
  –Не знаю, ваше величество. Я ведь спрашивал вас, понимаете ли, чего хотите. Я не уверен, что это существо с глазами цвета черной земли – ваш сын. У него та же форма, но...
  
  –Голос... Громкий скрипучий голос... – Генрих попытался перевалиться на другой бок, но боль не позволила сделать этого. – Почему у него такой страшный голос, колдун?
  
  –Я оживил тело, черт подери, ваше величество! Неужели вы так ничего и не поняли?!
  
  –Но ведь Антон мечтал об обществе бессмертных людей... Я знаю, читал его трактаты когда-то...
  
  –Однако он строго-настрого запретил ученикам воскрешать его после казни.
  
  –А я всё думал и удивлялся, почему последний верный ученик даже не попытался сделать этого с любимым своим учителем.
  
  Я отступил на шаг.
  
  –Попытался.
  
  Генрих смотрел на меня. Страшно смотрел, не мигая.
  
  –И что?!
  
  –Просто теперь наверняка я знаю способ уничтожения живого мертвеца. У него всего одно слабое место – голова. Её следует отсечь от тела и сразу сжечь.
  
  –Ты сделал это с Антоном? – король плакал.
  
  –Пришел день и он сам, измученный своим неестественным существованием, попросил меня об этом. Сам же и руководил своей второй казнью. – Что произошло дальше я не стал рассказывать, потому что это была совсем другая история. И сутью ее, или лучше сказать, секретом было то, что из себя представлял Антон при жизни.
  
  –Значит, его опыты по переселению душ... - он смотрел в пол и беззвучно рыдал.
  
  –Требовали всё больших жертв, но очень медленно двигались к своему завершению. Скорее всего, этот обряд убил бы вас тогда, десять лет назад.
  
  Генрих сполз на пол... он корчился и кричал в пустоте холодного зала. Он воздевал руки к небу и бил кулаками по полу до крови.
  
  Он выл, как раненый зверь.
  
  И эхо...
  
  Эхо уносило этот отчаянный вопль вверх, разрывая его об серый сводчатый потолок.
  
  Я оставил монарха выпивать свою горькую чашу в одиночестве. Положив возле него на полу печать выгонь.
  
  –Прощайте, ваше величество.
  
  
  
  
  Мы нашли Эрика возле клумбы с увядающими розами в конце парка. Габриель неосознанно старался держаться как можно ближе ко мне. Я знал, зачем он держал одну руку в кармане камзола. Там был пакетик с огненным порошком..., на всякий случай.
  
  Принц Эрик наклонился и сорвал алый бутон. Красный, как кусочек плоти в белых-белых пальцах.
  
  –Вы уже покидаете нас, маэстро? – страшно проскрипело его мертвое горло.
  
  –Да, – я положил руку на плечо Габриеля. Он напрягся, но впервые не сбросил её одним сердитым рывком. Просто стоял напряженный и смотрел на тонкого принца. Ветер растрепал светлые волосы... светлые и влажные под мелкой осенней моросью.
  
  –Я убил Акаме этой ночью... знаете?
  
  Габриель напрягся еще более, и я просто почувствовал, как его вспотевшие пальцы сдавили пакетик с порошком.
  
  –Отныне Мидоранд погрузится во тьму. И я не знаю, плохо ли это, или хорошо.
  
  Принц сжал розу и начал крошить на лепестки. Холодный ветер подхватил их и закружил над дорожкой.
  
  –Зачем вы сделали это со мной, маэстро? Зачем вернули? – Эрик закрыл глаза. – Я ведь хочу убить вас.
  
  –Лучше себя. Поверьте, так будет лучше.
  
  –Зачем?! – страшно крикнул принц, не открыв глаз.
  
  –Надеялся на лучший исход.
  
  –Это не ответ!
  
  –Когда решитесь на самоубийство, ваше высочество, найдите надежного человека, который отрубит голову и сразу бросит её в огонь. Это всё, что я имею сказать вам.
  
  
  
  Эрик открыл свои черные глаза и вдруг бросился на меня.
  
  Обманное движение рукой...
  
  Я видел... как его тонкие пальцы... самыми кончиками... коснулись шеи Габриеля...
  
  Однако я успел выкрикнуть разрывающее заклинание.
  
  Тело Эрика развалилось на несколько частей... Хотя голова осталась на месте...
  
  Куски упали в розы, разволновав цветочное море... утонув в нём...
  
  Но через мгновение они начали сползаться... соединяться...
  
  А еще через несколько минут целый Эрик встал из роз на ноги и поправил порванную рубашку на плече.
  
  
  
  –Не мог не попробовать, – он смотрел на розы, словно ничего и не происходило несколько минут назад.
  
  Мой бледный Габриель с ужасом смотрел на принца.
  
  –Прощайте, ваше высочество, – я подтолкнул своего ученика в сторону ворот.
  
  –Это верный способ, маэстро? – Эрик снова наклонился и сорвал розу. – Отсечь и в пламя?
  
  –Главное не дать соединиться голове с телом, для того и нужен огонь.
  
  –Я постараюсь.
  
  
  
  ~~~
  
  
  
  Перед тем как вернуться в поместье, мы задержались в Тартостваре. Железнодорожный вокзал был огромен и наполнен суетливою толпой, что, впрочем, не обрадовало Габриеля. Всю дорогу домой он молчал и если отвечал мне, то как-то вяло и односложно. Паровозы, пыхтящие белым паром, длинные перроны под гигантскими мраморными арками, внушительные залы, исполинские круглые окна, в которых истаивали волны солнечного света, и гранитные статуи, кажется, совсем не радовали его, хотя до того он только и говорил о том, что хотел бы скорее вернуться в цивилизацию. Эстеборо таким не являлся, по его мнению. Но возможно..., что-то другое печалило его... Я перестал донимать его вопросами, просто сообщил по приезду, что мы ненадолго заглянем в маэстрат, а потом сразу отправимся домой.
  
  Габриель лишь пожал плечом.
  
  На вокзальной площади я поймал пароэкипаж. И уже скоро мы направлялись в центр города, к огромному и мрачному маэстрату, который в большей степени был похож на готический собор, нежели на административное здание. Габриель привалился к двери и смотрел в окно, безразлично рассматривая проплывавшие мимо аккуратные каштановые улицы, приятные глазу здания и чудесные парки с фонтанами и белыми мраморными беседками. Осень в Тартостваре была теплым времнем года, таким ее наколдовывали местные маги до самой зимы.
  
  Довольно скоро мы прибыли на место. Я обратил внимание на то, как тяжело и болезненно в этот раз хромал Габриель. Он отказался идти в здание, сказал что подождет меня в парке перед маэстратом, который был разбит по правую сторону от внушительного здания. Я не стал уговаривать его, просто кивнул и направился по массивным ступеням вверх, не отрывая взгляда от тяжелой двери с бронзовой ручкой в форме оскалившейся волчьей головы.
  
  Однако оглянулся на мгновение, перед тем как войти... Габриель сидел на лавочке и смотрел на оранжевые клены в парке.
  
  Маэстрат, как всегда, был суетлив, наполнен разнообразным людом, канцелярским в основном, и просто поражал воображение своими размерами. О каждом помещении или коридоре в нём можно было говорить в восхищенной степени. Стеклянные стены, статуи, мраморные лестницы с массивными канделябрами в основании.
  
  Я поднялся на лифте на второй этаж. Недолго поплутал по коридорам, и, наконец, подошел к большой черной двери с медной табличкой вверху «Секретарь распорядитель». Постучал. Вошел.
  
  Его светлость, господин секретарь, был за столом и что-то писал в большом раскрытом журнале. Перо тонко поскрипывало в тишине. Черный контур моего куратора, на фоне огромного светлого окна за спиной, в этот раз... почему-то... напряг меня.
  
  Я подошел ближе.
  
  –Доброе утро, Арки, – сказал господин секретарь, не подняв головы. Он махнул рукой в сторону. – Присаживайся. Извини, я занят отчетом и не могу уделить тебе много времени.
  
  –Доброе утро, учитель, – тихо сказал я.
  
  Перо скрипнуло и застыло на мгновение... Однако скоро возобновило свое лёгкое порхание над страницей.
  
  Еще шаг... Достаточный, чтобы рассмотреть белый шелковый шарф, который плотно обматывал его шею.
  
  –Я только что из Мидоранда... – прошептал я.
  
  –Как всё прошло?
  
  –И в этот раз неудача.
  
  –Ты так и не решился на обряд перемещения души? – перо снова застыло на мгновение.
  
  –Между кем и кем, маэстро? У меня в наличие были мертвец и старик.
  
  Он всё-таки глянул на меня. Внимательно посмотрел в глаза... И скоро снова вернулся к своей работе.
  
  –Ты же знаешь, Арки, что я не верю в души. И тебе не советую. Вот такое, прямо скажем, чудесное противоречие, которое называют парадоксом Антона. К тому же, я сам по себе являюсь прямым доказательством своей же теории. Обряд прошел гладко, я вполне комфортно себя чувствую в теле секретаря и даже, как видишь, справляюсь с его обязанностями уже который год.
  
  –В таком случае, что мы переместили?
  
  –Матрицу самосознания. Главное в этом деле, вовремя и при жизни снять магический слепок.
  
  –Но шрам... – я смотрел на его шею.
  
  Господин секретарь поправил шелковый шарф неосознанным движением.
  
  –Ты отсекал мне голову дважды. Потому и шрам. – Он коротко глянул на меня и усмехнулся. – Но если бы был чуточку аккуратнее…
  
  –Извините, маэстро.
  
  –Черт подери, Арки! Когда ты говоришь маэстро, я начинаю опасаться, что присовокупишь к званию еще и мое настоящее имя. Я прошу тебя, будь осторожнее. И забудь слово «учитель» раз и навсегда. Мне тебя учить нечему. Мы партнеры.
  
  –Да, маэстро.
  
  Перо порхало над листом.
  
  –Ты свободен, Арки, на неделю. Практические опыты продолжим чуть позже, у меня на примете есть одно чудесное королевство, которым управляет престарелый монарх. А у монарха есть юный племянник.
  
  Я встал и направился к двери.
  
  –Арки?
  
  Я задержался на полпути и оглянулся. Господин секретарь внимательно смотрел на меня.
  
  –Ты же со мной, Арки? Я хочу верить в то, что ты не саботируешь мои старания завершить опыты по переселению самоосознаний. И в этот раз у тебя была вменяемая причина. Ведь так?
  
  –Да, маэстро.
  
  Он улыбнулся мне, подмигнул и вернулся к работе.
  
  
  
  
  Чуть позже в парке я сел на лавочку возле Габриеля и тоже посмотрел на клены.
  
  –Маэстро? – юноша искоса глянул на меня. – Вы бледный... Что-то случилось?
  
  –Нет, просто осень... – я вдохнул сентябрьского воздуха. – Поедем домой?
  
  
  
  
  Я закрыл книгу и посмотрел на светящееся пятно в коричневой шторе. Окно за ней было приоткрыто, и прохладный ветерок приподнимал край тяжелой ткани, отчего свет брызгал в пыльную комнату ослепительными вспышками. В этих белых полосках просматривались стеклянные квадраты большого окна и океан оранжевой листвы за ними. Я встал и подошел к окну. Отогнул край шторы.
  
  Сентябрь рассыпался золотом по парку перед усадьбой. Всё ещё сухой сентябрь, шуршащий золочеными кожицами кленовых листьев по гранитной брусчатке дорожек. Упоенный свежестью и прохладцей сентябрь, вдыхавший глубоко, запоминавший всё: желтые и оранжевые деревья, дорожки, чугунные фонари со стеклянными колпаками в ажурных кантах, сиреневые полоски дыма из редких костров. Тихий шепот опадавшей листвы рассыпался неслышимыми заклятиями в косых солнечных лучах, в которых бурлили на свету белые паутинки. Кленовые листья, как сказочные бабочки, разлетались над дорожками, кружились, плавно падали, скользили...
  
  
  
  
  
  Конец.
  
  
  
  
  Сони Ро Сорино (2010)
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"