Аннотация: Несколько странных и, возможно, забавных вампирических историй на потеху искушенной публике;) История о красивом голосе, который проникает, куда дальше, чем клыки или клинок.
Пурпуроза.
История третья: Лиза Джеррард.
*
Спой мне темноту... Спой. Подыши в плечо... Укуси.
То ли любишь, то ли ешь, волк... Ну, так что же, загрызи, загрызи.
Разгрызай же шею... целуй. Слушай и проглатывай стон.
А влюбиться, волк, не рискуй. Чтобы явь не превратилась в сон.
*
Пока я занимался тем, что нервно разрывал целлофан на новой пачке папирос, Рози не терял времени даром. Он сел возле лэптопа и принялся шустро в нём что-то высматривать, иногда бросая в мою сторону настороженные взгляды. Я нервничал, хотел курить и чертовски злился на Кри-Кри, который, как всегда не вовремя, сообщил по телефону сногсшибательную новость. Новый заказ от старцев из комиссии..., (осиновый кол им в сердце!). Как не вовремя! Как некстати! Вот именно сейчас, когда моя голова занята новыми мыслями, а сердце новыми чувствами... Именно сейчас старым пердунам со стершимися клыками занадобилось получить от меня новый рисунок. Черт!
Целлофан рвался неровными полосами и отвратительно скрипел под пальцами. Я сел на подоконник, чтобы не выпсиховывать последние остатки нервов. Мартовская прохлада касалась спины и слегка успокаивала. Ветер приносил с улицы горький и одновременно сладкий запах набухавших почек на старой иве под окном. И ещё дождём пах этот ветер...
–Фи, – совершенно неожиданно воскликнул Рози и отстранился от компьютера. Он откинулся на спинку стула, свесив одну руку, и глянул на меня. – У тебя в компе нет ни одной порнографической картинки. Так не честно. А я хотел развлечь себя, хоть чем-то!
–Порнографией себя развлекают только те, кто не умеет понимать и чувствовать красоту в реальности; или она недоступна им, или непонятна, или противопоказана. И вообще, не держи порнографических снимков на своем компьютере. Мой тебе совет. – Я неожиданно для себя начал успокаиваться. Целлофан оторвался-таки от коробки, и одна вожделенная папироса упала на раскрытую ладонь. Я прикурил, затянулся и подержал дым в лёгких некоторое время, чтобы насладиться вкусом и необыкновенным чувством облегчения.
–Что, вообще никаких не держать?
–В идеале, да. Вообще. И никаких.
–Ты такой правильный, Рой... – Рози прищурился и склонил голову к плечу.
Я заметил это его движение, которое обожал... и закрыл глаза.
Улыбнулся, наверное...
–Порнография размягчает чувство хорошего вкуса, и очень скоро, вовсе лишает его. И еще она убивает доступностью очень тонкое и робкое предвкушение открытия.
–Непонятно говоришь.
Рози глянул на экран лэптопа и хмыкнул.
–Ну, хорошо. Если пейзажи и натюрморты, – не скучно, ладно, переживу. Мне плевать, это твои картинки. А музыка здесь есть?
–Поищи в папке с соответствующим названием, – я расслабился окончательно и даже позволил себе прислониться спиной к оконной раме, чтобы рассматривать оживавшую иву в сиреневом свете фонаря.
Рози долго молчал. Так долго, что мне пришлось напрячься и отвлечь себя от созерцания переливчатой городской ночи. Я глянул на него. Рози хмуро смотрел в экран. На его голове громоздились большие наушники, которые то и дело сползали назад по белым волосам, прокручиваясь на висках.
–Что это за дерьмо?! – наконец, сердито спросил он, сдёрнув наушники одним нервным движением руки.
–Что именно?
–Вот это! – он нажал на клавишу, и роскошная музыка Клауса Шульца расплылась из динамиков по комнате серебристой дымкой. Вместе с ней в воздухе появились..., взмыли... и плавно разлетелись тонкие серебристые нити-паутинки красивого женского голоса. А Рози не унимался, – Это, что, песни?!
–Это Лиза Джеррард. И ты прав. Это не песни. Это само совершенство. Поищи в списках воспроизведения Yulunga. И только попробуй сказать об этой композиции что-то плохое.
–Иначе, что?
–Иначе?
Иначе... Иначе... Пальцами в волосы...
Иначе...
Глубже, если иначе...
Острее, если нет...
Я склонился над ним и поцеловал в шею.
–Никак не привыкну... – шептал и задыхался Рози, больно впиваясь тонкими холодными пальцами в мою руку. – Не привыкну, что ты тоже умеешь молниеносно перемещаться в пространстве. Никак... не...
Я прикусил артерию. Чуть... Слегка... Лишь бы выступила капля крови... Одна бисерина алая.
–Выпьешь? – шепотом спросил он.
–Съем... – я сотворил над собой насилие и оторвался от Рози. И пока он цеплялся за мои руки и взглядом умолял продолжать... Я холодел..., холодел..., холодел.
–Рой?
–Люблю Лизу Джеррард. Иногда она поёт тьму, – мои пальцы выстукивали ритм песни по столу, расплёскивая из-под холодных подушечек нити... Тонкие золотые нити... Тяни... Вытяни... Растяни... Рви... Или лучше надорви.
–Рой?!
Нити кружили вокруг Рози, запутываясь в его мягких, белых волосах. Прилипая к лицу. Оставляя на бледной коже красные полоски... Кровоподтеки. Он начал задыхаться. Его тонкие руки размазывали моё живое золото по своей коже. Тонкой пленкой. Золотистым отблеском. РаззззмаааззззыВая... да... да.
Ритм песни проникал в его организм вместе с золотом, которое так жадно впитывала кожа. Ритм песни выскоблил его дрожь – она стала целенаправленным желанием. Этот ритм играл с ним, вонзаясь в глаза – прокалывая, проникая, продавливая в них тёмных омутов круговерть. Светом золотым застя... Слепой..., слепой..., слепой!
–РОЙ! Что ты делаешь со мной?! Рой, остановись! Рой!
Я залепил его рот комком тёплого золота. Чтобы задохнулся. Чтобы попытался вдохнуть золото... и навсегда бы запомнил его вкус. Ни прожевать. Ни проглотить. Кости грудины только выломать в спазме – дай вздохнуть! Дай! Дай же1 Потому что кости трещат..., жилы рвутся..., кровь вязнет в истончившихся артериях, как ароматная смола. Ах..., багряно так... так больно!
Дыши! Нет, черт..., ЗАДЫХАЙСЯ!
Я отстранился от Рози. Рассмотрел тело, корчившееся в агонии вожделения... И вернулся обратно на подоконник.
Весенний ветер и папироса. И ночь, плюс десять по Цельсию.
Сиреневый завиток папиросного дыма улетел в фиолетово-лиловую ночь, по выгнутому краю которой мигали и расплывались городские огоньки.
Я глянул на Рози мельком.
–Теперь, что скажешь?
Он скорчился на полу. Дрожал. Хватал себя за плечи, словно замерзал.
–Что это было? – прохрипел он, разбрызгивая кровь на паркет.
–Музыка и голос Лизы Джеррард.
–Я почти умер...
–Почти не считается.
Он посмотрел на меня через плечо.
А я... щелкнул пальцами... выбросив в воздух тонкую золотую нить ритма.
Рози сжался.
–Нет!
Я расслабился. Значит... Ах, как хорошо! Значит, не только ты имеешь власть надо мной.
Зазвенел телефон. Я взял трубку и невнятно отвечал Кри-Кри. Что-то там снова с комиссией. Какой-то там из них умер. Меня назначили на его место. Это высокая честь, оказанная мне, и всё такое прочее...
Я убрал трубку от уха и снова посмотрел в фиолетовую ночь за окном. Фонари отражались в лужах на черном асфальте. И ветер целовал в губы.
Я оглянулся... И вовремя... Чтобы заметить испуганные и влюбленные глаза Рози.