Сорино Сони Ро : другие произведения.

Satanatomia

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Глава ДЕВЯТАЯ)
  Проект Антиготика
  
  
  
  Глава 9
  
  
  
  Абсолютный фантазёр.
  
  
  
  Я выполнил твою просьбу. Это рассказ о твоем последнем дне, Рони.
  
  
  
  1.
  
  (Ночная вылазка)
  
  
  Ночь в конце мая пахнет жасмином и дождём...
  
  
  В большом доме, ночью...
  
  "Эй, тише, разбудишь всех!" - сердитый мальчишеский шепот.
  "Сам не кричи..." - сонный ответ.
  И скрип половицы.
  Тишина.
  Луна выглянула из-за сиреневых облаков и плеснула серебристым светом в окно. Призрачное сияние прокатилось волной по коридору, отсвечивая слепыми блесками в стеклянных квадратах фотопортретов, висевших на стене, и высветило два мальчишеских силуэта испуганно застывших на серебристой лунной дорожке. Как раз посредине коридора. Отбрасывая тонкие черные тени на стены.
  
  "Вот если бы отец был дома... Вот задал бы нам..."
  
  Один из мальчишек, тот, который стоял первым и выглядел старше, оглянулся назад и подмигнул второму. Тот взбодрился и сделал еще один осторожный шаг вперед... Половица скрипнула снова. Он застыл и беспомощно посмотрел на старшего брата.
  
  "Шагни в сторону, Рони. Просто иди по другой половице. Она не скрипит"
  "А откуда ты знаешь, что она не скрипит?"
  "Ну, я же шел по ней!"
  "Опять ты сердишься..." - обиженно и чуть-чуть насуплено.
  "Не сержусь я, не сержусь. Давай, Рони, просто переступи на другую половицу... - Старший брат глянул дальше, на серебристый квадрат окна в другом конце коридора. - Скоро луна совсем скроется"
  Младший приподнял ногу и аккуратнейшим образом переступил на соседнюю половицу. Застыл прислушиваясь... Сделал еще один пробный шажок... Тишина. Он глянул на старшего брата с восхищением.
  "Не скрипит!"
  "Тише ты" - прошипел тот в ответ.
  Младший зажал рот двумя ладонями.
  
  В большом доме, ночью, по коридорчику на втором этаже, который упирался одним концом в широкое окно с декоративной розой в горшке на подоконнике, а другим в невысокую дверку с черным висячим замком, тихонько крались двое мальчишек. Старшему, если присмотреться, можно было смело дать лет пятнадцать, младшему не более двенадцати лет. Они оба были в одних трусах, (как выскользнули из постелей, так и пошлепали босиком по скрипучим половицам), их бледные в лунном сиянии лица были загадочны, (как у всех мальчишек, которые ночью тайком крались по спящему дому), и целью своей имели - именно невысокую дверь в конце коридора. Старший на всякий случай пощупал голой подошвой следующую половицу и, убедившись, что она не скрипит, смело шагнул вперед. Младший прыгнул за ним, как цыпленок и едва не оступился в сторону. Рука старшего брата вовремя подхватила его за локоть.
  -Я не хотел...
  -Мы уже на месте, - и старший брат показал на дверь. - Однако такими темпами мы и до утра не управимся.
  Младший выглядывал из-за брата. Он смотрел на круглый висячий замок.
  -Ишир? Но дверь заперта!
  -Конечно, заперта. Я сам вечером видел, как Найра запирала её вот этим... - и он, жестом достойным великого фокусника, извлек, словно из воздуха, маленький ключ, блеснувший белым серебром в лунном свете. - Вот этим ключом. Та-дам!
  -Ты стащил ключ у Найры? - восхищенным шепотом из-за спины.
  -А вот и нет. Просто... Я взял его на некоторое время. И после того, как мы сделаем свое маленькое дело, положу на место, под белое полотенце возле вазы с сиренью. И вообще, что это за слово такое - стащил? Где ты его откопал? Пойди и закопай его обратно.
  -Бра-ат...
  -Ты чего?
  Рони державшийся за Ишира одной рукой, потянулся свободной рукою вперед и потрогал ключ пальцем. Настоящий.
  -О, старший брат..., это..., это так круто!
  -А, ну, тише!
  И они оба испуганно замолкли. Рони с опаской оглянулся назад, глянул на дверь в отцовский кабинет, (словно он бывал там по ночам), затем проследил взглядом дальше по коридору, по отблескам лунного света на стенах и в стеклянных квадратах, и дальше..., по окну. Тихо и пусто. Только их гротескно тонкие тени ломались на стенах.
  -Вот теперь я точно проснулся - прошептал Рони, вернувшись взглядом к двери.
  Ишир дернул плечом.
  -Не цепляйся за меня, щекотно.
  -Я боюсь.
  Ишир глянул на младшего брата из-за плеча и хмыкнул.
  -Ведешь себя, как девчонка.
  -Я не девчонка..., - снова насуплено, но..., всё-таки уткнулся лбом в костлявую спину старшего брата. - Обзывака.
  -Хы... Ну, щекотно же, Рони.
  Тот вздохнул и убрал руку. Ишир сразу же всунул ключ в замочную скважину и медленно повернул его по часовой стрелке... Щелк!
  В это раз они оба, как по команде, оглянулись назад. Этот тихий и непримечательный звук днем..., ночью показался громче выстрела. Вот ведь глупость, - думал Рони. - Отца даже нет дома. Сегодня вечером он позвонил из школы и сказал, что останется в городе по важному делу. Его нет в доме - точно нет. Но..., страшно всё же. Никогда не скажешь точно, что отец там-то или там-то. Он мог возникнуть, словно из воздуха совершенно неожиданно и в самый неподходящий момент. С ним всегда так - ждать, только ждать. И никогда не разочаровывать.
  Ишир снова дернул плечом, потому, что Рони цеплялся за него, и вздохнул с дрожью. Он аккуратно снял замок с петелек и повернул круглый набалдашник дверной ручки. Дверь тоненько скрипнула и открылась. Рони принюхался... Там, за черной полоской, была витая лестница на чердак. Из черной щели дохнуло запахом пыли и старинных вещей. Удивительное место - чердак. Страна неведомых сокровищ. Побывать бы там днем, чтобы всё хорошенько рассмотреть и покопаться в древних шкафчиках и сундуках. Но отец и слышать не желал об этом. Он лишь на мгновение оторвался от книги, чтобы глянуть на Рони. Лишь на мгновение...
  Рони почувствовал знакомый озноб, пробежавшийся по спине..., как всегда, когда он вспоминал отца. Один короткий взгляд отца в пронзительно-зеленые глаза младшего сына - был всего лишь взглядом. И возможно, отец не вкладывал в свой взгляд особенного смысла, и тем более в нем не было строгого запрета - не было, точно. Но Рони уже никогда не заговаривал о чердаке, ни перед отцом, ни перед братом. Всего один короткий взгляд..., на мгновение оторвавшийся от книги. Папа.
  -Идем? - над плечом снова возникли глаза Ишира.
  -Раз уж пришли.
  Он толкнул дверь и шагнул в тень первым, прошептав "Не забудь прикрыть дверь за собой"
  Здесь тоже был лунный свет... Рони смотрел вверх на узенькое оконце, которое было вмонтировано в крышу. Из него бил белесый луч, цвета молока разбавленного водою. Он упирался в ступени, крутой спиралью поднимавшиеся вверх, растекаясь по ним серебристой лужицей. Так красиво...
  Тень брата застыла на половине дороги, он смотрел на Рони.
  -Ты чего там стоишь?
  -Луч...
  Ишир вытянул руку в сторону, окунул ее в луч и помахал Рони.
  -Давай-давай, братишка. Этак мы точно будем тут бродить до утра.
  Рони вздохнул и пошел по ступенькам вверх, придерживаясь за гладкие и пыльные на ощупь перила. Он шел медленно, рассматривая старинные портреты в тяжелых рамках и между ними тяжелые подсвечники, которые отсвечивали тусклым бронзовым блеском узоров в рассеянном лунном луче. (Лиц не разобрать..., - думал Рони. - мрачные фоны, мрачные фигуры и тонкие белые кисти рук) Ступеньки пронзительно скрипели под ногами, но всё же, здесь их скрип не казался таким громким и пугающим, как в коридоре. Он снова глянул вверх, на узкий прямоугольник окна, в котором серебрилась луна и тонкие фиолетово-серые облака чертили полоски на ее полотне.
  О-о-оп, чуть не оступился...
  Рони глянул вперед на тщедушную спину старшего брата, на его светлые плавки и тощие ноги... Он казался таким хрупким, его старший брат... Хрупкий он..., но в тоже время такой сильный.
  На память пришел совсем недавний случай, когда Ишир остановил разгоравшуюся драку между воинственными ангелами Симсабаса и сынами Берендера. Он просто вошел в ощетинившуюся толпу разгоряченных мальчишек, дошел до середины и..., осмотрел их всех своими спокойными и бездонными глазами. Просто осмотрел... Кажется, не прошло и пяти минут, как здоровяк Вир Симсабас тихо сказал в наступившей тишине: "Брат наш..., старший брат... Прости нас. Прости!"
  И это сказал Вир, которого Рони тайком называл "железным буйволом". Его слова и признание дорогого стоили, - решил тогда Рони, затерявшийся в толпе мальчишек, которые недоуменно оглядывались вокруг, словно только, что с них сняли наваждение.
  
  "Я очень легко столкнул их лбами, этих маленьких тупиц, но..."
  
  Но еще легче Ишир остановил разгоравшуюся драку, которая должна была стать восхитительным и веселым кровопролитием по замыслу Младшего Сына. Сначала он был зол на Ишира, но скоро... Рони решил, что простит старшему брату свое неудавшееся развлечение. Простит за это чудо, которого он не смог понять - как он сделал ЭТО?
  Он был огромной скалой, одиноко возвышавшейся над бушующим морем - вот, каким он виделся Рони в его редких и подчас кошмарных сновидениях. Он был так огромен, на самом деле, что тень его настоящего, (хотя и невидимого обычными глазами), роста, казалось, накрывала континенты, и его - маленького и глупого, - тоже накрывала тень старшего брата. Первый. Старший. Даже учителя в школе относились к нему, как к равному себе. И в том не было заискивания перед отцом - директором школы. ЭТО - шло впереди Ишира. И Рони не мог придумать слов, которые могли описать ЭТО. В глазах отца было ЭТО и в глазах Ишира..., - страшное и непостижимое ЭТО. (Воля?.., Вера?.., Знание?.., что же оно такое, что?!) Задумавшись, он и не заметил, как снова уперся головой в спину Ишира. (Или ЭТО любовь?)
  -Ты мне спину проломишь своей головой.
  Рони вздохнул, промолчал, но голову не убрал.
  -Э-э? - Ишир помахал рукой за спиной, словно отгоняя назойливую муху.
  -Тебя дома не было целую неделю..., - Рони смотрел вниз, на ступеньку с краешком лунной лужицы. - А когда приехал, то сразу помчался в свою разлюбимую школу, чтобы поговорить с отцом. И торчал там до вечера... - совсем тихо и обиженно. - В футбол там гонял... А я... Ждал тебя...
  -Ну, парни Симсабасы, как вцепились в меня всей гурьбой: давай, да давай сбацаем хотя бы один тайм... Рони? Ты чего..., обиделся?
  Рони вздохнул и отлепился от вредной костлявой спины. Тайм он там сбацал. Бацальщик. А ты жди тут...
  -Правда, обиделся?
  Он вдруг взял Рони за руку и мягким упругим рывком выдернул к себе наверх. Рони даже не успел испугаться, как вдруг очутился на небольшой площадке перед еще одной дверью. Здесь в потолке тоже было оконце с серебряным диском луны за стеклом. Ишир разглядывал его с интересом. И руку не отпускал.
  -А я думал, почему Рони прячется от меня и отворачивается... Говори, обиделся или нет?
  Рони попытался выдернуть руку. Но Ишир только крепче сжал пальцы.
  -Друзья тебе важнее, чем младший брат...
  -Глупый ты! - Ишир весело взъерошил волосы Рони. - Зато я покажу тебе настоящую красоту! Её никто не узнает, кроме тебя!
  -Настоящую красоту...?
  Ишир толкнул дверь, ведущую прямо на крышу, за которой засветилась полоска лиловой ночи с мириадами звезд.
  -Идём. Я покажу тебе.
  Две тонкие тени выскользнули из двери и осторожно, разведя руки в стороны для равновесия, прошлись по пологому скату крыши до квадратной площадки с большой кирпичной трубой посредине. Ишир потрогал трубу рукой и оглянулся на Рони.
  -Еще теплая.
  Тот тяжело вздохнул.
  -Ну, и где твоя красота?
  -Сядь.
  Рони пошаркал ногой по бетону, прислушавшись к шороху пыли под тонкой подошвой тапочка. С недоверием глянул на Ишира...
  -Садись, садись, так будет удобнее наблюдать за красотой.
  Ну, что тут поделаешь? Рони подчинился и сел, морщась от неприятных покалываний сквозь тонкую ткань трусов. Камушки, пожухлые листья, пыль..., грязь какая-то, в общем. Ишир тоже сел, примостившись рядом с Рони, глянул на него, подмигнул, (надо же, какой яркий лунный свет..., я четко вижу его лицо..., каждую черточку), и показал вверх.
  -Смотри.
  Рони глянул. Небо. Обыкновенное ночное небо, лиловое с примесью фиолетового оттенка. Звёзды... Хотя нет, лунный свет застил тихое мерцание звезд вокруг себя. Край серебряной лунной монеты был словно надрезан тонким серым облаком... Облако? Их было много в небе, разных, огромных, словно орлиные крылья, светящиеся по краям, и совсем тонких, как дорожка из перьев. Лунное сияние изменяло их цвет, раскрашивая то в серый, то в бурый даже, а то и в фиолетовый цвет - и они казались легкими вуалями, которые плавно парили в ночной прохладе или громоздились неровными комками. Лунный свет, как, оказалось, имел еще одно свойство, которое точно отличало его от солнечного блеска - изменчивость. Лунный свет, то прилипал к облакам тонкой белесой пленкой, то парил в воздухе, словно потрепанный парус, то, снова изменив свое свойство, делался жидким и вязко стекал по черепицам, здесь и по крыше недалеко стоявшей отцовской мастерской. Проливаясь на слепые тёмные окна спящего дома, и на пыльные окна мастерской с чертежным рулоном на веревочке, впитываясь в стекло и делая его твердым светом.
  И если присмотреться дальше..., и словно пролететь над двориком с ручейком, через всегда распахнутые ворота, мимо громоздкой старинной кареты, примостившейся возле ворот, через дорогу..., в поле... Лунный свет мерцал в бесконечном пшеничном поле, что окружало дом, свободно и мягко, сделав эту картину глубокой и таинственной. В отличие от солнечного света, лунный - был серебристой дымкой над невыносимой бесконечностью поля. Он словно подменил собою воздух, сделав его разновидностью драгоценности, которую, если захотеть, можно было зачерпнуть стаканом и выпить в три глотка..., чтобы тоже ею стать. Таинственная драгоценность - вот, чем был лунный свет.
  Рони с трудом заставил себя оторваться от этой мистической картины и посмотрел на брата. Ишир тоже смотрел в поле, обхватив руками свои острые коленки.
  -Пойдем спать, братик?
  -Да...
  Рони вздохнул и привалился к Иширу плечом. Хорошо всё-таки, когда у тебя есть старший брат, к которому можно вот так бесцеремонно привалиться и не бояться быть осмеянным за непонятные слабости. Просто плечом, чувствуя своей холодной кожей его горячую кожу, и своей слабостью - его силу, которая никогда не оттолкнет.
  -Ну, пойдём, а? Завтра ведь в школу...
  -Ты увидел её?
  -Её?
  -Красоту... Увидел?
  -Луна, поле. Да, наверное.
  -Я не о том, - Ишир глянул на Рони. Его глаза в лунном свете были большими и непроницаемо черными, словно вместо них на Рони посмотрела бесконечность. Он ненавидел такие моменты, когда брат казался далеким и совсем не родным - он был исполинским космическим объектом, как говаривал их учитель по астрономии. И, кроме того, что он был на крыше, сидел рядом с Рони..., кроме того..., он был где-то еще. Рони отлепился от брата и зябко повел плечами.
  -Не понимаю, о чем ты?
  -Красота. Она здесь. Но она - не в поле, не в луне, она не ветер с реки... Она что-то большее, чем луна, чем поле и ветер. Она вокруг нас... Ты видишь? Она воздух, которым мы дышим. И эта ночь, всего лишь, её часть. Точно, как день - другая половина этой красоты. Ну же, Рони, скажи, что ты тоже видишь её!
  -Ты мечтатель... А я, наверное, не умею мечтать.
  -Не глупи...
  -Помнишь фарфоровую бутылочку, которую я нашел возле школьной мастерской? Мы еще спорили, для чего она... Такая небольшая сиреневая бутылочка с широким горлом и странным символом на боку... Помнишь?
  -Да, - Ишир смотрел на Рони. И тот опустил глаза долу.
  -Я считаю, что она - красивая. Понимаешь? Я вижу ее красоту, потому, что я могу пощупать её, повертеть в руках, рассмотреть на солнце. А это... - он посмотрел вперед на лунную дорожку, серебрящуюся по пшеничному морю. - Это просто ночь, просто луна, просто поле.
  Ишир встал.
  -Пойдем спать. Завтра рано вставать.
  
  Рони укрылся одеялом с головой, он кожей чувствовал разочарование Ишира. Но через пять минут, не выдержав всё-таки, он выглянул из одеяла и посмотрел в сторону окна... Ишир сидел на подоконнике и смотрел на звездное небо, изогнувшееся гигантской чашей черного хрусталя с вкраплениями золота. Он ждал, когда уснет Рони. Таков был их договор.
  -Ишир, иди в свою комнату. Я уже почти сплю.
  Тот кивнул, не отрывая взгляда от неба. Лиловое. Где же его край?
  -Ишир?
  -Ветер..., - прошептал он. И в тоже мгновение ночной ветерок с запахом ручья и пшеницы коснулся лица младшего брата.
  Удивительно - подумал тот. - Нота сырого воздуха и дорожной пыли звучат вместе... Это мелодия? Да? Нота ручья, плеск которого я слышу даже здесь, и нота дороги... Я вижу эту мелодию. Пыльная дорога в свете луны - серебряная, убегающая в поле, ее пересекают тени облаков и нити лунного света. Она становится тоньше, тоньше и упирается в далекое и разбавленное свечение на горизонте. А там тонкая фиолетовая полоска леса - это я знаю точно, - она там. Над ней фиолетовый свет, в котором смешаны оранжевые сполохи городских огней Арая и лиловые тени.
  -Красота, - прошептал Рони и, откинув одеяло, вытянулся на кровати во весь рост. - Я всё-таки увидел ее, братик. Ты всё-таки... - он глянул на окно, запрокинув голову на подушке. Ишир смотрел на него.
  -Запах дождя чувствуешь?
  -Запах есть..., но я точно знаю, что дождя не будет.
  -Не будет, - согласился Ишир, встал с подоконника и подошел к Рони. - У тебя лицо светится, ты не заснешь еще долго.
  -Засну, честно. Иди к себе... - он запнулся.
  Ишир наклонился к нему близко-близко, (так близко, что Рони почувствовал мятный запах его спокойного и чистого дыхания); он заглянул в глаза младшего брата. Рони почувствовал необычную дрожь, охватившую всё его тело от макушки до кончиков пальцев. Глаза Ишира..., его бездонные глаза... Они заглянули в сердце маленького Рони и увидели там всё..., все, что в нём было. Тени и пятна света. Тени..., тени..., и маленькие мерцающие пятнышки света. Ничего не укрылось от бездонных глаз Ишира.
  -Брат?
  Ишир провел рукой по волосам Рони, и младший брат почувствовал дремоту, которая совершенно неожиданно накрыла его, словно, мягким облаком. Он закрыл глаза, (брат..., брат...)
  -Я знал, что ты увидишь красоту вместе со мной. - Прошептал Ишир, подмигнул Рони и направился к двери. - Спокойной ночи, младший брат.
  -Спокойной..., ночи..., старший брат, - пробормотал Рони. - Не забудешь положить ключ на место?
  -Уже иду.
  
  
  (Мои малые радости)
  
  "Обожаю, первые пять минут после душа. Они - самые чистые минуты. Обожаю свою светлую квартирку в эти мгновения и свои чувства - чистота в чистоте. Обожаю этот особенный солнечный блеск из больших окон и золотые квадраты света на паркете. Чистый воздух наполняет квартиру из всех распахнутых окон и в нем плавают призрачные золотые нити - обожаю и это. И дождь за стеклом... Постойте-ка... Дождь? Но откуда? Еще несколько минут назад его не было..."
  Он удивленно смотрел в окно на солнечный июльский дождь и вытирал влажные волосы большим и мягким полотенцем. (Вот тебе и душ..., отлучился ведь всего на десять минут в ванную комнату..., а тут..., - слепой дождь) Он глянул на свою любимую белую фарфоровую чашку с остывшим кофе, которая стояла на подоконнике, как раз в проеме распахнутого окна. Тяжелые теплые дождевые капли плюхались в неё, разбрызгивая кофе на блюдце и на чешуйки облупившейся белой краски подоконника. Рядом с чашкой стояла стеклянная пепельница и в ней погасшая и уже мокрая сигарета с белым фильтром.
  Он повесил полотенце на плечи и подошел ближе к окну.
  Там внизу...
  Он прислонился плечом к прохладной стене, наблюдая за радугами, нырявшими в ослепительном июльском дожде. Блестящая мокрая листва каштанов и белые пирамидки соцветий дрожали под ударами капель. Нити солнечного света, отяжелев влагой, опадали на листву и, растворившись в теплой влаге, стекали жидким золотом вниз..., переливаясь..., проблескивая огненными черточками между листьев... Тихий шорох городского дождя оглушал и ласкал одновременно, словно ненавязчивая мелодия, наигранная тонкими пальцами по белым клавишам фортепьяно. В этом шорохе смешались и далекие ноты автомобильных клаксонов, и отголосок электронной мелодии из распахнутого окна в доме напротив, и детский смех, (босыми ножками по теплым пенным лужам!), и невнятный гул города откуда-то..., откуда-то... Он посмотрел вверх на белые пятиэтажки, утопавшие в каштановой зелени, на мокрые крыши дворовых беседок и почерневший влажный асфальт. А дальше, за ними, зеркальные небоскребы и солнечные зайчики, весело прыгавшие по окнам. Дождь и солнце..., что может быть прекрасней?
  Выйти, что ли? Прогуляться под зонтом? Я соскучился по обыкновенным человеческим радостям.
  Сказочник вздохнул, кинул полотенце на спинку стула и пошел в свою комнату. Здесь он быстро надел джинсы и легкую летнюю рубашку. Пошарив рукой в нижнем ящичке одежного шкафа, достал из него пару носков, еще нераспечатанную с красным лейблом. Надорвал целлофан и надел носки, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. (Увидел бы меня кто-нибудь из моих персонажей..., о-хо-хо..., представить страшно) Так, что еще? Сказочник похлопал по карманам джинсов, (деньги на месте, они мне понадобятся), сигареты в прихожей... Ну и всё, пожалуй. Он вернулся в прихожую и стал возле зеркала. Эка меня..., растрепало. Он взял расческу со стеклянной полочки и причесался. Так-с, добавим каплю хорошего одеколона на воротник и на горло. Достаточно. Чисто выбрит еще с утра. Что еще? Телефон..., на месте. Сигареты, зажигалка...
  Он осмотрелся вокруг. Затем бросил последний взгляд в зеркало и вышел из квартиры.
  
  Он смотрел на мигавшие кнопки лифта поверх сиреневых очков без оправы, прислонившись спиной к пластмассовой стене.
  13, 12, 11, 10, 9...
  А ведь забыл. Зонт. Головушка дырявая, точно тебе говорю. Вот промокнешь сейчас в два счета и начнешь злиться. А чего злиться-то?
  Радуйся.
  ...8, 7, 6, 5, 4...
  "А я радуюсь" - тихо сказал сказочник. Он закрыл глаза и махнул рукой. В ней появился черный зонт с бамбуковой ручкой крючком. Сказочник я или нет?
  
  "Я радуюсь" - повторил он, выйдя из лифта, и грустно вздохнул. Две ступени вниз, слева почтовые ящички с трубкой газеты в одном из них, пыльная площадка перед стеклянными дверями. Он остановился возле дверей.
  "Дождя нет... Капризный какой" - он сунул зонт в тень и тот сразу в ней растворился.
  Рука на стекле..., легкое нажатие... Дверь открылась.
  Он вышел на крыльцо и осмотрелся. Дождь прекратился, лишь только блестящие алмазы последних капель носились в воздухе и мерцали в нем, как распыленная алхимическая драгоценность. Небо снова сияло пронзительной синевой, и даже солнца не было видно в нём. Только прозрачные белесые облака медленно разлетались по сторонам. Каштаны блестели влажной листвой и на белых пирамидках цветов ослепительно сверкали капли последождевой росы, истаивающие на солнце. Тени деревьев уже вытянулись по высыхавшим серым пятнам на асфальте... Сказочник вздохнул полной грудью и, наконец, улыбнулся. Хорошо. Просто. Беспричинно.
  Сказочник спустился с крыльца под прозрачным козырьком и пересек асфальтовую дорожку. Мимо пронеслась стайка мальчишек в одних шортах, (кто-то обмотал футболку вокруг головы чалмой, кто-то завязал её на поясе, кто-то просто размахивал своей футболкой, как флагом: эй! Эй!), они, кажется, собирались гонять в футбол по лужам на размокшем поле, (что было в самом конце дворика). Сказочник вчера побывал на поле, (не выдержал, бросил писать на пол слове и, глянув в окно..., вышел), на стареньком футбольном поле, по краям которого, с одной стороны росли густые жасминовые кусты, а с другой заброшенные клумбы с развалившимися самодельными бордюрчиками из кирпичей. Он не смог отказать себе в этом маленьком удовольствии - ударить по мячу в тяжелые ворота из ржавых труб, с облупившейся белой краской. Мяч улетел в рваную сетку, стукнулся об бетонную плиту, наполовину вросшую в травяной покров, и укатился в липкий и пахучий жасминовый куст. А сказочник посмотрел вверх, в оранжевое закатное небо, по которому медленно проплывали сиреневые облака. Аёра..., всё же..., аёра.
  Он улыбнулся, взглядом проследив за мальчишками, которые, наплевав на все законы физики и физиологии, бежали и одновременно отбивали мяч босыми ногами. Он взмывал вверх, почти доставая влажной листвы каштанов в аллее, падал, но, не успев коснуться асфальта, был сразу подброшен ногой следующего мальчишки.
  Он усмехнулся и направился по аллее из дворика. Едва она закончилась, перед ним блеснуло ослепительное солнце и в лицо дохнуло асфальтовым жаром с запахом высыхавшей влаги. Он приостановился на неровно очерченной границе тени и света. Осмотрелся. Впереди возвышалась пятиэтажка с огромным витринным окном внизу, на котором имелась надпись большими буквами, выгоревшими на солнце: Ателье Мориса. За пыльным и тусклым стеклом лежали горки тканей разных расцветок и одинокий манекен, в нелепой шляпке с пластмассовым цветком, (он стоял в углу с вытянутой рукой). Сказочник заметил чье-то отражение в витрине - высокий и худой мужчина в сиреневых очках без оправы. Светло-серая рубашка навыпуск. Джинсы. Слепящий браслет часов на левой руке... Кто это?.. Я?.. Неужели - это я?
  Он достал пачку сигарет и вытряхнул одну. Снова глянул на свое отражение в витрине ателье... Печально. Вон сколько седых волос, посмотри-ка... Печально. Всё-таки время берет свое, друзья мои. Всё-таки когда-нибудь тебе случается увидеть свое отражение в витрине. И серебряные нити в волосах. И эту сутулость. И усталый взгляд поверх очков... Всё-таки этот момент когда-нибудь приходит, и ты понимаешь, что течение времени совсем не абстрактное понятие - оно совершенно точно отражается на твоем лице и особенно в глазах. Как там говаривал дядюшка Кинг? Время - это мой упрямый маленький пони?
  
  Где-то..., где-то... Так высоко..., там.
  Небо.
  Жаркое. Синее..., синее..., синее.
  Это июнь? Самое начало? Самое-самое его начало, которое обогнало май на день или два? Он?
  И нити...
  Гибкие воздушные паутинки. Тонкие дуги. Порхающие.
  Они невидимы - эти нити. Лишь только иногда проблёскивают на солнце и слепят глаза. Черточками. Тонкой болью. Сладкой. Золотой тенью солнца по глубокой черной воде. Нет..., не больно. Совсем не больно.
  Смотри!
  Это небо - синее, синее, синее. Это облаков прозрачные штрихи.
  И...
  Слышишь?
  Чувствуешь?
  Ветер. Ветер нежится в кронах каштанов и роняет капли росы на асфальт. Он большой ленивый зверь - этот мягкий июньский ветер. Он качается на ветках вишен, там вдали... А за ними...
  За ними...
  Там...
  Золотые пятна в зеркальных окнах. Солнце и тени на ровном асфальте. Белые и алые клумбы. Алмазные нити фонтанов. Эхо..., растворившееся в музыке клаксонов и спешащей толпы.
  Моя красота.
  Моя аёра.
  И твоя. Дарю.
  
  Он не стал прикуривать сигарету, просто выбросил ее в урну. Сказочник пересек небольшой дворик, очерченный железными периллами, выкрашенными в красный цвет, в последний раз глянул на свое отражение в витрине ателье и вышел из дворика.
  Улица.
  Он приостановился, чтобы впитать ритм города, его формы и его звуки. Лица, лица, солнечные зайчики в стеклах очков и скользящие золотые точки света на цепочках и на браслетах. Лица, лица, белые блузки, прозрачные футболки, сумочки, таявшее мороженое в вафельных рожках, декоративные собачки, туфли, туфельки, сандалии и кеды... Витрины с одной стороны и отражения витрин в лобовых стеклах машин, наискось стоявших на обочине, возле побеленных бордюров. Круглые кроны каштанов, пёстрые скамейки, питьевые фонтанчики в белых мраморных чашах, чистый асфальт.
  Шаг. Еще шаг...
  Возле огромной витрины магазина одежды стояла миленькая девушка в красной юбке. Она зачарованно рассматривала сумочки на красивых стойках. Возле неё переминался парень в белой рубашке навыпуск. Он очень хотел идти дальше, но... Он глянул на свою девушку, вздохнул и приготовился ждать, хотя и до вечера.
  Сказочник улыбнулся и пошел в обратную сторону, (с удовольствием отметив горьковатый привкус свежести, который бывает сразу после внезапного летнего дождя). Он точно знал куда пойдет. Кажется, через квартал должен быть..., должен быть...
  Да. Вот он.
  Кафетерий с витриной во всю стену, в которой отражения вспышек и золотых перемигиваний в кронах каштанов смешивались с блеском хромированных стоек и больших кофейных машин с блестящими носиками. Еще вдохнув горькой свежести, он толкнул дверь и зашел внутрь, окунувшись с головой в мягкую атмосферу кафетерия, наполненную запахами кофе, и свежей выпечки.
  Сказочник улыбнулся.
  Да, оно должно быть так - вот она истинная атмосфера маленького городского кафетерия. Ненавязчивый, но в тоже время преобладающий, запах кофе. Чистый пол. Несколько столиков, пять или шесть. Полукруглая стойка с хромированной окантовкой. Две горки кофейных чашек в глубоких подносах с гербами на бортиках, (узкие и беленькие справа, зеленые и широкие слева), на чашках и на блюдцах сверкают капли влаги. Чистые салфетки сложены аккуратной стопкой с краю. И две кофейные машины посредине - мужской и женский вкус. Только так, никаких тебе примесей малины или шоколада. Кофе с малиной - это компот. А компоты сказочник на дух не выносил.
  Он подошел к стойке и не смог не ответить на улыбку молоденькой девушки в красивой униформе. Однако перед ним сразу возник менеджер в белой рубашке. Он широко улыбался и держал перед собой какой-то блокнот...
  И почему все менеджеры во всех кафетериях, (и даже в кошмарных Макдональдсах), имеют такой идиотский вид? Блестящие, словно мокрые волосы, зачесанные назад, (полагаю жменя бриолина, не меньше). Белая рубашка с красным галстуком и плакеткой на кармашке, и этот непонятный загадочный блокнот в руках... Что они в него записывают? Или зарисовывают...? Может быть там записаны страшные заклинания против вредных и придирчивых клиентов?
  Сказочник с неудовольствием посмотрел на молодого менеджера. Эх, такой чудесный вид испортил... Он выглянул за плечо молодого человека с блокнотом, чтобы глянуть на девушку в униформе - не привиделась ли она? Вот она. Лет около двадцати. Ямочки на щечках.
  Он улыбнулся ей. Обожаю красоту.
  -Мы рады приветствовать вас снова! - жизнерадостно сказал менеджер.
  Сказочник глянул на него и почувствовал острое желание закурить. Кто он такой? И чему это он так рад..., то есть не он, а они?..
  -Я тоже рад, - пробормотал Сказочник, чувствуя себя крайне неловко в присутствии белозубой улыбки и чистой рубашки с плакеткой.
  -Ваши предпочтения не изменились?
  -Мои предпочтения? - теперь Сказочник смотрел на менеджера с нескрываемым удивлением. - Кофе, вот из этой машины с зеленым гербом.
  -Мужской вкус, как всегда. - Он махнул девушке за стойкой. - Зеленую чашку, полную порцию, три кусочка сахара.
  -Э-э...
  -Четыре? - удивленный взлет брови.
  -Нет, трех вполне достаточно. Вот только...
  -Неужели желаете свежей выпечки? - почти разочарование.
  -Полно вам, чтобы вкус кофе испортить дрожжевой булкой. Просто вместе с кофе... Понимаете?
  Он смотрел на Сказочника, совершенно не понимая, что тот хотел сказать, но не решался. А сказочник думал: "Наверное, я обнаглел окончательно и бесповоротно. Мало того, что появляюсь здесь раз в месяц... Теперь еще и это... Эх, сразу видно, что этот менеджер, черт бы его подрал, никогда не курил. А жаль"
  -Знаете... Чашка крепкого кофе, сквознячок откуда-нибудь слева. Лёгкий такой сквознячок. Теплый. Летний.
  -У нас прекрасные кондиционеры. Они отлично справляются с уличной жарой.
  Сказочник безнадежно кивнул и глянул на девушку за стойкой. Она наполнила чашку и поставила ее на поднос.
  -Я отнесу, не беспокойтесь. Прошу. - Менеджер опередил руку Сказочника, сам взял чашку, и решительно двинул в направлении свободного столика возле окна.
  (Это он принуждает меня идти к этому столику..., или я слегка не понял?.., нет, ну, какой же упрямый менеджер попался)
  Ему ничего не оставалось, кроме как последовать за менеджером. Напротив стола сверкал витринами буфет с пирожными и Сказочник нахмурился. Этого еще не хватало. Запах сдобы убивает кофе, но особенно ее вкус. Дрожжи - живые существа и я, почему-то, их боюсь.
  Он сел, проследив взглядом за тем, как его чашка мягко фланировала в руках молодого человека и, на удивление, правильно стала на стол. Не колыхнув кофе. Точно. Лишь пена растеклась по краям, оставляя в центре нити истаивающего кремового бисера. Черный кружок кофе в центре чашки. Сказочник наклонился. Понюхал... Хочу.
  Возле глаз мелькнула рука менеджера... Дзинь - ложечка на блюдце.
  Сказочник мельком глянул на молодого человека с плакеткой, взял ложку и окунул ее в кофе. Коснулся её краем кусочка сахара, разрезал его там, цокнув ложечкой по дну..., покрутил слегка и вынул. Куда бы ее? Не на блюдце же класть... Рука менеджера положила рядом с чашкой салфетку, сложенную вчетверо. Так, с ложкой определились.
  Он отпил первый глоток. Закрыл глаза. Мягкое, золотистое сияние возникло перед ним.
  Так, именно так.
  Правильный кофе, он затмил своим вкусом и ароматом все остальные запахи, которые просто перестали иметь значение, (запах кофе во рту убивает все посторонние вкусы и ароматы..., однако он весьма капризен - этот запах, - он умеет убегать и уносить с собой все свои оттенки надолго..., или навсегда). Вкус кофе... Вкус наполнивший его полностью. Аромат, словно рожденный его телом, а не привнесенный извне. Сначала он жидкий, (точно, как в чашке)..., но скоро он - облако вкуса. Свечение аромата.
  Еще глоток.
  Сказочник устало откинулся на спинку стула. Эти чувства..., которые рождает всего один глоток кофе - тяжелая, хотя и приятная работа. Все кофейные оттенки, которые раскрывались постепенно, - каждый из них - требовали к себе особенного внимания. Каждый из них был драгоценностью, которую невозможно было проигнорировать. В этот раз он почувствовал тонкий, - ускользнувший сразу, едва появившись..., - привкус хлеба... Да?.. Сказочник открыл глаза, пытаясь вспомнить промелькнувшее ощущение. Да, это была нота золотистой корочки на свежем хлебе... И вслед за ней возникла еще одна картина...
  Тополя. Высокие, как копья. Расплавленное небо над ними - акварельное, синее в белом. Черные тополиные пики подпирали его, а листва..., серебряным шелестом..., тихим вздохом - листва, трепетавшая на горячем ветру, пела песню скорого забвения. Пыльная белая дорога на холм... Удушливый и плотный, как дым, запах чабреца... Кланявшийся вереск... Чья это тень перед глазами? Мальчик в шортах... Это я, босиком в пыли?.. Легким взглядом вверх... На тополя... На белый домик за ними... На распахнутое окно...
  Отец? Это он с трубкой во рту? Возле руки, на подоконнике, чашка кофе. И запах хлеба из окна.
  Да. Вот он, этот новый оттенок кофейного вкуса.
  Сказочник улыбнулся...
  
  -Спасибо...
  Он глянул вверх. Бледный молодой человек с плакеткой на кармане, смотрел на Сказочника. Он обессилено уперся руками в стол, чтобы не упасть.
  -Спасибо..., - снова прошептал он. - Я боялся, что в прошлый раз это было..., просто моей непонятной галлюцинацией.
  -В прошлый раз?
  -Вы были здесь месяц назад. Заказали чашку кофе и сели за этот столик. Я просто проходил мимо, как вдруг... - Он закрыл глаза и блаженно улыбнулся. - Как вдруг, меня накрыло. То было воспоминание о сентябре. В нем была беседка, увитая виноградом. Еще там было солнце. Особенное. Оранжевое солнце на чистом хрустале сентябрьского неба. И столик, накрытый выцветшей скатертью. И виноградинки на столе. И терпкий запах увядающего винограда..., горячее вино. Боже, я думал, что схожу с ума от сладости и красоты.
  -Понятно. Я расплескиваюсь, как всегда. Так и не научился держать свою аёру при себе. То были мои детские воспоминания, точно, как сейчас. - Сказочник посмотрел в окно. - Странно, правда? Детские воспоминания живут так долго. Другие, взрослые, затерявшись в толпе себе подобных, быстро теряются, блекнут и совсем исчезают. А детские...
  -У вас было волшебное детство? Почему мне так больно и сладко? Даже ноги не держат... - он тяжело сел на стул. - Что же за детство было у вас?
  -Мы летали в небе, как птицы... - прошептал Сказочник, не отрывая взгляда от мельтешения света и теней за окном. - Мы впитывали солнце кожей. И стояли на острых верхушках тополей, как сказочная стража, всматриваясь в расплавленную блистающую даль. Империя летающих детей... Недолго она жила - эта удивительная империя. И закончилась кровью в пыли... Кровью, стекавшей по серебристым тополиным листьям.
  -Замолчите..., - он тяжело дышал и смотрел в стол. - Продолжайте... Что же вы делаете со мной? Кто вы?
  -Просто прохожий.
  -Просто... Прохожий... Не останавливайтесь, умоляю вас!
  Сказочник усмехнулся.
  -А я как раз подыскивал место, где мог бы спокойно писать эту новую сказку. Возможно, оно здесь?
  -Да! Да! Здесь!
  -Вот и договорились, - Сказочник отодвинул от себя чашку кофе. - Остыл.
  -Я принесу еще...
  -Хватит на сегодня. Я получил от кофе то, что хотел получить. И мне пора идти.
  -Но вы точно будете придумывать свою новую сказку здесь?
  -Точно. Здесь я напишу свою вторую сказку из трех, что должен написать.
  -А первая..., она уже написана?
  -Осталось несколько глав. Всего лишь.
  -О чем была эта сказка?
  -Она была..., - янтарные глаза Сказочника посмотрели на менеджера поверх сиреневых очков. - Мое последнее слово для учителя и друга. Мое прощальное слово.
  -Я буду ждать вас... - он смущенно опустил голову. - Даже если ждать придется сто лет.
  -Не так долго. Сначала мне нужно разобраться... - Сказочник встал и положил на стол купюру в десять евро. - Этого достаточно?
  -Вы можете вообще не платить...
  -До встречи, - и он направился к выходу.
  А молодой менеджер всё смотрел ему вслед. Какой странный человек..., растворившийся в стеклянных радугах двери... Вместе с солнечными лучами... До встречи?
  До встречи!
  
  Он вышел и посмотрел на небо. Снова дождь. Дождь из солнечного неба.
  Гибкие дождевые нити ниспадали на асфальт, выбивая из него пузыри тончайшего стекла. Тонкие хрустальные ожерелья рассыпались на глазах, и скользили вместе с ветром вдоль улицы. Каштаны снова заблестели, белые свечи цветов качались в ритме короткого прозрачного дождя.
  Промокну. Точно промокну...
  Но он все-таки пошел по улице и не смог заставить себя шагать быстрее. По мокрому асфальту шоссе, за каштанами, промчался мотоцикл, разбрызгивая прозрачные теплые лужи... Сказочник прислушался и кивнул. Да удивительно гармоничное сочетание звуков: рокот мотора и шорох разлетавшейся влаги. Он закрыл глаза, и представил фейерверки капель в скошенном солнечном луче, который, вдруг, пробился из потемневшей каштановой кроны. И вот, слепящим потоком сверху, золотые стрелы легко пронзили деревья, (высветив изумруды в листве), и начертили символы света в лужах-стёклах на асфальте.
  Разбитый вдребезги мягкий хрусталь лужи..., - его осколки кружились и сверкали возле грубого колеса: неспешно, от одного к другому, мерцающей золотой волной, (р-р-рамм). И радуга, мигнувшая на солнце - короткая..., ослепшая сразу..., растворившаяся в дождевых нитях. Семицветный блик в глазах.
  Рокот мотора... Он глянул вперед. Черный мотоцикл сбавил ход и, неожиданно вильнув передним колесом в сторону, перескочил через высокий бордюр. Секунда, две... Мотор заглох.
  Однако, какое сильное животное - этот черный байк.
  Сказочник глянул выше. Мотоциклом, оказывается, управлял тонкий юноша в непроницаемом зеркальном шлеме. Он ловко слез со своего байка, снял шлем и повесил его на руль. Взглядом снизу вверх... Простенькие белые кроссовки, выгоревшие на солнце джинсы, футболка..., тонкая шея..., острый подбородок... Ишир?
  Сказочник подошел к нему, обходя прозрачные лужи.
  -Запах каштанов и дождя... - юноша вздохнул и посмотрел вверх на золотившиеся лучи солнца в кроне каштана. - Мне понравилась эта твоя фантазия. Она твоя прощальная аёра?
  -Верно, угадал, - Сказочник рассматривал юношу. - Вот же странность... Ты выглядишь младше Рони. Но... Ты старший сын - это видно сразу.
  -Он так и остался в детстве..., мой Рони.
  -А ты?
  -А я..., - Ишир глянул на Сказочника, и тому пришлось прятать свои глаза. - А я не могу остановиться. Мне хочется побывать везде, везде, везде!
  -Зачем ты пришел, Ишир?
  Тот коротко рассмеялся.
  -Ну, просто... Просто захотелось увидеть вас. Ты не рад мне, Сказочник?
  -Нас?
  -Тебя и..., - Ишир усмехнулся. - И моего Сими Роххири.
  -Ты догадался...
  -Наверное, ты придумал правильный выход из этой отвратительной ситуации, которую создал Рони. Он не посмеет причинить вред Сими, пока ты с ним.
  -Значит, это правда... Спасибо, что предупредил.
  -Я не предупреждал тебя Сказочник. Просто..., я устал исправлять за Рони его нелепые и жестокие ошибки. Понимаешь меня?
  -Увы... Их будет еще сколько-то... Мне пришлось придумать их для Рони... Ишир?
  Тот наклонился вперед и погладил большого белого волка, который стоял у ног Сказочника. Волк сел и коротко глянул вверх, словно спрашивая разрешение. Сказочник кивнул.
  -Как жаль... - прошептал Ишир и потрепал волка за мохнатым ухом. - Всё могло быть иначе... Я помню, как наблюдал за ним в Санкт-Петербурге. В жарком Питере... Оказывается, этот город тоже умеет быть по-настоящему знойным..., или это ты принес жару с собой?
  -Возможно.
  -Так спокойно были и тихо. Ты придумывал сказку в своей светлой квартирке, возле распахнутого окна, а белый волк исследовал каменный город. Твоя квартира..., она нравилась мне необыкновенно. Внизу цветочная клумба - лишь выгляни в окно. И одинокая флейта по ночам. Ты, кстати, узнал, кто наигрывал эту волшебную мелодию?
  -Японец по имени Субару.
  -А ты, Сим, помнишь то лето? - Ишир сел на корточки перед волком и обнял его большую голову. Волк заскулил. - Неожиданный дождь и пену возле бордюров, помнишь?.. Ах, Сказочник, как жаль, что ты придумал такой печальный финал для своей сказки.
  -Она лишь часть Игры.
  -Жаль, что ты понимаешь это, как игру. - Ишир встал и вздохнул. - Но это твоя сказка, я не буду вмешиваться в неё.
  -Спасибо... Мы, наверное, пойдем. Сим?
  Волк глянул на Сказочника. В его удивительных янтарных глазах промелькнула серая тень грусти.
  -Ведь это не последняя наша встреча? - он не смог посмотреть в глаза Ишира.
  -Если захочешь ты, Сказочник.
  Если захочу...
  
  Он сидел на мокрой скамейке в пустом дождливом парке и смотрел на влажную эстраду с покосившейся стойкой для микрофона. Рядом, возле его ног, лежал большой белый волк.
  -Тебе тоже жаль, Сим?
  Волк не поднял головы. Сказочник погладил его по голове, затем выбил сигарету из пачки и просто тряхнул рукой. Тонкая петля сиреневого дыма. Затяжка...
  -Я расскажу тебе сказку, Сим. Страшную сказку о первом убийстве Рони. И если ты почувствуешь в своем сердце ненависть к мастеру..., то лучше возненавидь меня, чем его. Ведь Рони просто изучал мир тем способом, который считал самым подходящим. А я... Я с большой любовью опишу тебе его опыт. Я вколю тебе сладкую и ядовитую инъекцию красоты, и постараюсь подсадить на этот наркотик в очередной раз. В том заключена моя миссия, Сим, - распространять наркотик красоты. И мне нет дела до того, покалечит она кого-нибудь или погубит... Так, что, лучше возненавидь меня, друг мой, чем Рони.
  И еще..., я выполню его просьбу.
  
  
  (Симикура Рони)
  
  Реальность была такова - он точно знал, что скоро умрет. И это не было его обычным фантазерством, которое всегда так строго осуждал Ишир. Реальностью была..., реальность его приближавшейся смерти, которую он страстно желал и лишь искал подходящие повод и средство, чтобы придать этой реальности законченные очертания. (Каламбур, однако..., - Рони мрачно усмехнулся) Он научился хорошо разбираться в тонких материях мира, в котором он жил. И когда к своему удивлению он обнаружил, что его нота звучит диссонансом в гармоничной и совершенной симфонии Арая, и когда он понял, что не сможет звучать с ней в унисон... Тогда-то он и открыл для себя эту новую реальность - скорую собственную смерть. Она не пугала его, ибо Рони не имел опыта физиологической смерти. (Этого опыта не было и в его крови, - ведь ангелы бессмертны.) Наоборот, она манила его, глубже и глубже проникая в сознание, растворяясь в нем и, наконец, сливаясь с ним в наркотически красивой элегии приближавшейся собственной смерти. Он не придумывал себе КАК умрет. Он хотел знать, ЧТО поможет ему умереть. И еще... Был еще один маленький пунктик, который Рони обдумывал постоянно. Он искал. Он хотел увидеть своими глазами кое-что, прежде чем умереть и исчезнуть навсегда.
  Но прежде...
  Он лениво рассматривал акацию и персиковые деревья в школьном саду из окна классной комнаты на втором этаже. Его взгляд скользил по раскаленному школьному двору, окруженному зарослями роскошной белой акации. По плоским черным крышам школьных мастерских. По блестящему куполу бассейна. Но она..., акация..., всё-таки притягивала его взгляд к себе.
  Белая цветочная пена, в которой бушевало полуденное солнце..., ослепительно белая..., сладкая...
  Рони искоса глянул вверх на солнце, поморщился, (спекусь я здесь, как гусь с яблоками), снял рубашку и бросил ее на ближайшую парту. Душно. Он прислонился спиной к покрашенному белой краской оконному бруску, поелозил по нему змейкой позвоночника, привыкая и, наконец, расслабился. Вот, так-то лучше.
  Солнечный лучик сразу нарисовал на его белой коже золотую черточку, лаская теплом. Затем, высветив на тонкой шее прозрачный узор артерий, скользнул вверх, (блеснул в пронзительно-зеленых глазах, как в изумрудах), и позолотил виски. В его светлых волосах, собранных в короткую косицу, просвечивали редкие огненные нити, словно разряды электричества коротко скользящие по ним. (Везде, где нет Ишира... - скучно до смерти..., ну, что это такое?) Он глянул вглубь класса, на Рамира, склонившегося над какими-то химическими склянками. Зануда.
  -И не лень же тебе, - прошептал Рони и снова отвернулся. - В такую-то жару...
  Он сидел на подоконнике, расслаблено вытянув ноги вперед, (благо все окна в школе были поистине огромными, особенно применительно к мальчику четырнадцати лет), и рассматривал школьный двор безразличными глазами. Ему было скучно. Отчаянно скучно. Невыносимо... (Истинная реальность всё не наступала) Рони потянулся и сложил руки за головой.
  -Ты обращал внимание, что солнце в это время дня белого цвета?
  Рамир оторвался от записи в блокноте и глянул на красивого мальчика Рони, (он снова без рубашки, словно дразнит..., - подумал Рамир, смущаясь, - белый, тонкий, изящный..., ах, почему ты не девочка, Рони...). А стройный мальчик Рони смотрел куда-то вниз, (там двор..., всего лишь горячий школьный двор..., и акация вокруг), темный элегантный контур на фоне ослепительного дневного света. Запах акации проник и сюда. Пьянящий запах... Щеки Рамира подернулись румянцем, и он опустил глаза.
  -Дневной свет всегда одного цвета - белого.
  Рони снова коротко глянул на своего друга.
  -Ты так считаешь?
  -А разве нет?
  Тонкая рука, вдруг, появилась на фоне неба в окне. Изящные пальцы сыграли волну в воздухе, тонко касаясь солнечных лучей. И свет ответил Рони - лучики заиграли в горячем воздухе неслышимой музыкой - драгоценным мерцанием солнечной мелодии. Рамир наблюдал за рукой Рони, как зачарованный слушатель. По его смуглому лицу скользили отблески солнца и во влажных карих глазах затеплились разноцветные искорки.
  -Рони... Ты околдовываешь меня... Как ты делаешь это?
  -Что именно?
  -Такая красота... - прошептал Рамир. - Ты бог красоты.
  -А ты мой первосвященник - ответил с усмешкой тот.
  Рамир с трудом оторвался от созерцания солнечного блеска в руках Рони, и посмотрел в его магические глаза.
  Шутит?
  Рамир опустил глаза.
  Смотрит.
  Он один умеет так посмотреть, чтобы и наотмашь, и насквозь. Он слишком хорош для этого города - подумал Рамир. - Другого слова не придумаешь, именно - слишком. Слишком хорош или слишком отвратителен. И хотя он умеет читать тайные символы сердца..., пугает не это. Меня пугает то, что я не понимаю его. Никогда точно не скажешь, - шутит он или говорит всерьез, (а если всерьез, то..., страшно..., так страшно и томно, что даже просто думать об этом - грех).
  Рамир не понимал этого красивого мальчика, который однажды просто сказал ему - ты будешь моим другом.
  С Рони всегда так... И страшно..., и сладко. Он умеет быть сильным и..., и...
  Рамир закрыл глаза и попытался выгнать из головы образ того вечера, когда Рони вдруг прыгнул в окно его спальни из оранжевого сияния в заброшенном саду. И пока удивленный Рамир моргал и не мог выдавить из себя даже простого звука, он подошел и...
  Стоп! Ну, стоп же!
  Где тот тростник, который шептал чужие тайны в ночи?
  Он поцеловал меня в губы.
  Рамир смотрел в парту и чувствовал, как удушливый стыд сдавил горло горячей петлей. Но... Я помню до сих пор вкус его поцелуя. Он был сухим и чуть солоноватым. А поэты писали о сладости... Глупцы.
  Потом они сидели в саду на большой и теплой мраморной скамейке, и пока Рони увлеченно рассказывал об отцовской лаборатории Яара, Рамир боялся смотреть и..., не мог не смотреть на этого красивого мальчика. Он ловил глазами все его движения и черточки. Он наслаждался странным для мальчика запахом Рони - карамельной сладостью, смешанной с золотистой горечью. Он слушал музыку его голоса... И не выдержал... В какой-то момент, когда Рони замолчал и задумчиво посмотрел на оранжево-розовые оттенки вечернего неба над Арая, Рамир коснулся его руки.
  Его рука была холодной..., (в отличие от его горячих губ)... Холодной и твердой.
  Рони посмотрел на Рамира своими пронзительными зелеными глазами и сказал:
  -Убери.
  Рамир сам не понимал, откуда в нем взялась решительность. Он почти крикнул:
  -Но ты сам поцеловал меня!
  -И ты решил, что красивый мальчик Рони хочет сыграть перед тобой девочку?
  -Но..., - неописуемый стыд накрыл Рамира, словно волной вязкого кипятка по оголенным нервам.
  -Но что? - усмехался Рони.
  Пальцы Рамира дрожали на ладони Рони. Они, то крепко сжимались, то разжимались... Рони ловко перехватил его пальцы и сжал так сильно, что Рамир вскрикнул от боли.
  -Я ненавижу грязь, чтобы ты знал. И если ты решил, что я поцеловал тебя для игры - ты ошибаешься Рамир. Мой поцелуй был подтверждением доверия. А что подумал ты?
  -Я? - пристыженный и красный Рамир смотрел в землю и не знал, что ответить.
  -Ты достоин моего доверия, Рамир?
  -Прости, Рони...
  Он отпустил руку Рамира и снова посмотрел в затухавшее свечение над Арая. Где-то там тренькали игрушечные трамвайчики, смешно раскачиваясь на крутых поворотах и блистая красным золотом в овальных окошках, там..., играл оркестр в парке, и смеялись дети. И запах персиковых садов с восточного холма, вместе с теплым ветром и прозрачной влагой белой реки, пьянил и наполнял душу тихим восторгом. Рамир робко глянул на Рони.
  -Однажды я услышал странную считалку в городе детей, в Арвинаре.
  -Арвинар... Никогда не слышал о таком городе.
  -Что ты вообще знаешь, кроме Арая? - Рони грустно усмехнулся и вдруг..., его пальцы коснулись пальцев Рамира на скамейке. Лицо Рамира снова стало алым от смущения. Он робко глянул на Рони... - Арвинар... Там живут дети ангелы, которых взрослые собираются выловить всех до одного, как диких зверей, и убить.
  -Но зачем? Кто придумал это безумие?!
  -Я, - Рони глянул на Рамира. - Я придумал. Я хочу увидеть своими глазами беспрекословное подчинение ангелов Яара. Я хочу, чтобы всех детей собрали на атомном ледоколе "Смерть" и увезли в ледяную страну. И там..., хочу, чтобы всех детей сбросили в бездну Хеддаса. Как думаешь, это будет веселое представление?
  -Рони...
  -Я хочу, чтобы играла веселая музыка, когда детские тушки, (раскачав за руки и ноги, опля!), будут забрасывать в оскаленную ледяную пасть бездны.
  -Рони, ты пугаешь меня.
  -Слушай считалку детей Яара и скажи потом, что я ужасен.
  
  Черные звёзды,
  Золотые лужи,
  Щепотью и горстью,
  Третий нам не нужен.
  
  Красное солнце,
  Синие деревья,
  Ангелом займёмся,
  Третий будет съеден.
  
  Белые стены,
  Красные оконца,
  А второй успеет,
  Убежать от солнца.
  
  Мёртвые дети,
  В озере утонут,
  Первый стал последним,
  Он игру и водит.
  
  -Это..., детская считалка?
  -Я жил среди них целых сорок лет - пустых сорок лет... А здесь прошло всего сорок минут..., никто и не заметил моего отсутствия. Я страстно захотел убить всех детей Яара. Знаешь почему?
  Рамир посмотрел на Рони. Он боялся шевельнуться, чтобы вдруг не исчезла магия прикосновения. И даже то обстоятельство, что пальцы Рони были холодными, как лед, - не имело никакого значения. Важным было то, что Рамир начинал догадываться о спрятанной черной глубине, которая таилась в словах Рони. Впервые в его ангельской жизни к нему обращались, как к ангелу, а не простому мальчишке из средней школы. Впервые он почувствовал свое ангельское предназначение. (Сорок лет, - думал Рамир, - Я знаю, что теоретически это возможно..., я знаю, что дети ангелы проходят три невыносимо долгих этапа взросления и при этом, внешне почти не изменяются..., нас этому учат в школе..., но, чтобы такое...)
  -Они были похожи на детей Арая. Такие же ангелы... Понимаешь?
  -Нет.
  -А всё так просто, на самом деле... Ладно, не бери в голову.
  -Ты такой...
  Сейчас, когда небо погасло, и оранжевые оттенки сменились мягким сочетанием алого и фиолетового цветов, лицо Рони выглядело бледным и тонким, (страдальческим?), словно он медленно, но верно умирал от неизлечимой болезни. День за днем. Капля за каплей. Рамиру стало жалко его почему-то.
  -Всё дело в твоей красоте. Она кажется такой хрупкой...
  Рони посмотрел на Рамира и усмехнулся.
  -Никогда не говори лишнего, иначе я буду думать, что ты такой же глупец, как и остальные ангелы.
  -Извини.
  -Не извиняйся так часто. Можно привыкнуть.
  
  Солнце... Рони смотрел вниз, на школьный двор и скучал. Он думал о том, что от скуки можно сойти с ума. Он не мог сказать точно даже себе - чего хочет, - но солнечный покой Арая угнетал его всё сильнее.
  (Чего же я хочу по-настоящему?)
  Ответ был... Он был рядом, только руку протяни. Ответ был очевиден, и... Ответ был ужасен.
  Иногда он смотрел в класс..., иногда ловил на себе стыдливые взгляды Рамира, иногда позволял себе усмехаться, но... Но он кожей чувствовал пустоту, (настоящую, берущую свое начало где-то внутри него), пустоту, которая съедала его, как неизлечимая и неизвестная науке болезнь. Пустота внутри и вовне. Везде пустота...
  Солнце, жара, пустой класс, парты..., - пустота.
  Не сбежать... Не сбежать?
  Рамир, красный от смущения, (которого не понимал и презирал Рони), смешивал какие-то жидкости в мензурках, рассматривал их на свет, окунал в склянки стеклянные палочки и что-то записывал в блокнот. Рони отвернулся от него...
  А может Рамира? В общем-то, какая разница - кого? Ведь нет разницы..., ведь нет её? Особенно в свете приближавшейся собственной смерти. Хотя, постой... Он мой единственный знакомый химик. А химия точно мне поможет, (снова каламбур, хы)
  Рони посмотрел в окно. Сколько же солнца может вместить школьный двор? Его так много здесь - белого-белого солнца, что казалось и воздуха не осталось... Только солнце, тонкие полоски теней по асфальту, акация по краям...
  Вдруг, он заметил какое-то движение в зарослях акации. Кто-то осторожно пробирался между тяжелых и сочных гроздьев цветов, обвисших до земли, раздвигая их руками и застывая от каждого шороха или дуновения ветра. Кто-то боялся шуметь. Он хотел спрятаться здесь, этот кто-то. Рони продолжал лениво наблюдать за ним... Кто это там? Кто?
  Изумрудные зрачки, белая-белая кожа вокруг глаз. (Возможно, он тот, кто мне нужен?)
  Маленькая и тщедушная фигурка мальчика в какой-то нелепой рубашке с рисунком из серых и синих квадратов. Бесформенные шорты. Тонкие ноги. Руки, словно две узловатые палки. Светлый хохолок волос. И глаза...
  Рони усмехнулся и пробормотал:
  -Кто-то прячется в зарослях. Рамир, поди-ка сюда, глянь. Кто это?
  Рамир вздохнул, отложил в сторону свой блокнот и подошел к Рони. Он выглянул в окно и посмотрел в ту сторону, куда показывал Рони.
  -А..., это Криспи. Фамилию не помню. Он из младших классов.
  -Криспи... Почему он прячется в кустах?
  -Ну..., если я правильно понимаю расклад сил в нашей школе, он прячется от Берендеров.
  Белесая бровь на тонком лице изогнулась в удивленную дугу.
  -Не понимаю.
  -Два брата Берендера, кажется Люк и Оссок, изводят его вот уже два месяца.
  -Изводят? Почему?
  -Не знаю.
  -А что значит - изводят?
  -Ну..., - Рамир как-то нерешительно исподлобья глянул на Рони и, заметив его пристальный взгляд на себе, сразу отвернулся. - Тебе не понять, потому, что тебя никогда не изводили.
  -В общих чертах сможешь описать?
  -Это когда..., над тобой насмехаются..., зло насмехаются, - бледный Рамир смотрел вниз и с трудом подбирал слова. - Или подкладывают мёртвую мышь в портфель..., или сдёргивают трусы перед классом на уроке физкультуры...
  -Тебя тоже изводили, Рамир? - (странный взгляд - вопрошающий и насмешливый одновременно)
  -Всё изменилось..., - он коротко глянул на Рони и неожиданно улыбнулся. - Как только ты назвал меня своим другом... Всё сразу изменилось. Тобиас Берендер однажды подошел ко мне и..., попросил прощения за себя и за своих братьев. - В его глазах снова появилось то, что всегда смешило Рони - отчаянная влюбленность и страх перед ним. - Это ты всё изменил.
  -Тобиаса Берендера я окунул лицом в унитаз, - Рони перевел взгляд своих пронзительных глаз на тщедушную фигурку в зарослях акации. - Ему необыкновенно повезло, что унитаз был чистым в тот момент, а с белого кафеля в туалете очень легко смывается кровь. Он просто везунчик, я так ему и сказал. И еще... Я люблю своих друзей и буду драться за них до смерти.
  -Так просто...
  -Что? - Рони коротко глянул на Рамира.
  -Ты сказал это так просто..., люблю..., драться до смерти... Я бы не смог так... Наверное, я слабак.
  -Каждому свое.
  -Мне сложно представить, как ты окунал здоровенного Тобиаса в унитаз.
  -Сменим тему. Ладно? - короткий укол взглядом. - Где живет этот Криспи?
  -Где-то на западной окраине Арая, кажется. За городской чертой.
  В глазах Рони промелькнула заинтересованность. На окраине..., это просто удача.
  -Не смотри на меня так..., - Рони мельком глянул на Рамира в отражение окна. - Эти твои просящие глаза печального спаниеля..., они раздражают меня.
  -Изви...
  Рони строго глянул на Рамира и тот кивнул. (И, правда, я слишком часто, к месту и не к месту, произношу это слово - извини..., другими словами - вини)
  Рамир вздохнул и оглянулся назад, на стол со своими склянками и блокнотом. Мне нужно уйти. Рони умеет дать понять своим видом, что кому-то нужно уйти. И этот кто-то, конечно же, я.
  -Мне нужно сходить в школьную лабораторию. Учитель Авраил даже ключи дал...
  -Иди.
  -Ну, значит, я...
  Рони вяло махнул рукой. Отстань и проваливай.
  Звяканье склянок, шаги, скрип двери...
  -Вечером...
  -Я не знаю. Возможно, вечером я буду занят, - Рони наблюдал за испуганными движениями мальчика внизу. И его лицо... Рони закрыл глаза на мгновение, чтобы сохранить в тайном уголке сердца мелькнувший затравленный взгляд мальчишки. Сколько ему лет, навскидку?
  -Я буду ждать тебя, в любом случае. И мама... Она обожает общаться с тобой, ты же знаешь, и к тому же, сегодня она собирается испечь твой любимый пирог с яблоками. К чаю...
  -Как всегда в беседке?
  -Да, как всегда.
  -Я подумаю.
  -Она говорит, что наконец-то у меня появился настоящий друг. И требует, чтобы я держался за тебя руками и ногами.
  Рони хмыкнул.
  -Передавай привет маме. И проваливай, наконец.
  Рамир вздохнул, вышел и закрыл дверь. (Он не спросил, за что изводят Криспи, - почему-то подумал Рамир, когда шел по гулкой и пустой рекреации. - Странно... Хотя..., лучше не думать об этом)
  
  Он вяло наблюдал за мальчиком, который прозрачной тенью крался в зарослях акации. (Криспи..., какое нелепое имя) Тот обнаружил узловатое дерево с пышной кроной, которая, под тяжестью цветов, опустила свои гибкие ветви до земли. Он оглянулся назад и шмыгнул в заросли. Роскошные гроздья акации шевельнулись чуть, роняя капли душистой и теплой росы в траву..., мальчик скрылся в цветах.
  Однако Рони он был виден, как на ладони, хотя и не замечал интереса к своей персоне откуда-то сверху. Глупый. Берендерам достаточно глянуть на внутренний двор из любого окна на втором этаже... Впрочем, эти загорелые остолопы, хороши были на футбольном поле или просто подраться, интеллектуальные напряжения были неведомы им. Так, что Криспи вполне спокойно мог пересидеть опасный момент и там, под гроздьями белой акации.
  Рони слез с подоконника, взял со стола рубашку и направился к двери. Рука, бронзовый набалдашник дверной ручки, (простое такое ничтожество), теплый сквозняк в лицо, (никчемное, отвратительное, глупое существо). Рони остановился напротив распахнутого рекреационного окна, в котором мельтешили солнечные блики и тени. Ветер растрепал его светлые волосы и что-то прошептал на ухо, (я смогу?)... Из окна доносились детские голоса, свист и веселый гомон на футбольном поле..., (где я?) Эхо шагов... Он осмотрел пустую рекреацию, (я знаю..., да, я точно знаю, как сделаю это), надел рубашку и пошел влево, к большой мраморной лестнице, невпопад застегивая пуговицы рубашки... (Вырвать сердце, выпустить всю кровь, разорвать мясо пальцами на мелкие кусочки?) Возле тяжелых каменных перилл он остановился, глянул на себя в зеркало и заново перестегнул все пуговицы. Он думал. Он напряженно думал и решал для себя один вопрос.
  Он заметил учителя Сорино на первом этаже. Этот странный взрослый с янтарными глазами, внимательно рассматривал карту Арая, висевшую на стене. Он даже пригнулся чуть, чтобы лучше рассмотреть тонкий завиток какого-то окраинного переулка. Белая рубашка, закатанные до локтя рукава, руки за спиной. Рони подумал, что сейчас Сорино был похож на провинциального доктора, который случайно попал в больницу большого города и теперь внимательнейшим образом всё в ней рассматривал. Рони быстренько прошмыгнул мимо, чтобы учитель ни заметил его. Он кивком поздоровался с Конти Орсбари, который, конечно же, ждал своего друга Раоя, сидя на пестрой лавке возле выхода..., еще два шага и Рони толкнул тяжелую дверь.
  Горячий полуденный зной дохнул ему в лицо. Рони остановился, словно запнулся об сгустившийся воздух. Сердце, как отяжелевший кусок ожившего мяса, недовольно зашевелилось в груди, с трудом продавливая горячую ангельскую кровь, как вязкий сироп, по тонким артериям. Всё это солнце... Он прикрыл глаза ладонью и ретировался на шаг назад, в тонкую полоску тени.
  Солнце Арая и зной Арая.
  Не понимаю, за что учитель Сорино так любит солнце и зной, и на своих уроках обязательно открывает все окна в классе, наполняя помещение белой жарой и этим невыносимо сладким ароматом цветущей акации? Зачем он каждый раз в начале урока читает новое стихотворение сумасшедшего поэта Дасито? И почему грустно смотрит в окно, а не в класс, когда читает эти стихи?
  
  Золотые пятна света...,
  Выгорело сердце..., Я пустой,
  Пусть меня наполнит ветер...,
  Солнечной проказой и росой.
  
  Я счастливый и пустой под солнцем,
  Точка черная в бездонной синеве...
  А вдали шумят серебряные сосны,
  И сверкают волны на реке.
  
  Солнечной проказой покрываюсь...,
  Солнечной..., удушливая смерть!
  Погибаю..., в свете растворяюсь...,
  Среди бездны..., без остатка..., весь.
  
  
  И почему я запоминаю все стихотворения Дасито, а потом злюсь по пути домой лишь на то, что губы, словно сами собой, шепчут его странные и неправильные рифмы?!.. Ненавижу Дасито, (и особенно эти слова - солнечная проказа)... И Сорино ненавижу, (и его любовь к странным стихам)...
  Он глянул вперед на раскаленную полосу солнечного света на белом мраморе.
  А всё-таки идти придется...
  Он шагнул вперед, и когда глаза привыкли к яркому свету, осмотрелся. Так-так, вот ты где. Он мрачно рассматривал костлявую загорелую спину перед собой.
  На верхней ступени крыльца, нагретой солнцем, сидел жилистый Оссок Берендер в одних шортах, футболка висела потным жгутом на шее. Он напряженно кого-то высматривал в блиставшей солнечной прозрачности школьного дворика. Рони бесшумно подошел к нему и легонько пнул ногой в спину. Оссок вскочил и, кажется, собрался распустить руки, (как говаривал ироничный физрук Реймс, лениво глянув на какого-нибудь взмыленного сорванца на своем уроке: распускание рук признак глубокого дисбаланса между хорошей физической формой - раз, и слабой умственной активностью - два. А теперь, мой друг, два заслуженных штрафных круга вокруг школы. Приготовился?! На старт!.. Внимание... Марш!)
  Итак, что мы имеем на сей раз? А имеем мы младшего сына из воинственного семейства Берендеров, (я таки поссорю их когда-нибудь, Симсабасов и Берендеров, и с удовольствием понаблюдаю, как они будут лупить друг друга до крови), и это очень хорошо, что мы Оссока имеем в наличии. С Симсабасами всё не так просто. Среди них попадаются и вменяемые экземпляры. Оссок смотрел на Рони испуганными глазами, (ах, как легко твое бешенство превращается в страх, маленький тупица). Рони всего лишь улыбнулся ему и Берендер окончательно изменился в лице.
  -Ты чего? - почему-то прошептал Оссок.
  -Пшел вон отсюда, - тихо сказал ему Рони, не изменив добрейшего выражения лица. - И брата с собой прихвати.
  -Мы..., у нас..., внеклассные занятия...
  Рони взял его за руку, чуть ниже локтя и сжал так, что побелели суставы. Оссок побледнел.
  -Да, сейчас.
  -Сейчас же. А это, примерно, в три раза быстрее, чем сейчас.
  -Рони отпусти..., больно.
  И Рони отпустил его руку, с удовольствием заметив белые следы от пальцев на смуглой коже. Оссок попятился назад и едва не свалился со ступеней. (Ты, что, чокнутый?) Зеленые глаза Рони смотрели на сорванца. Мягко смотрели. Но в тоже время насквозь и наотмашь. Оссок, вдруг, подхватился и побежал прочь. (Утренняя звезда, мы еще встретимся, и брат тебя не спасет!) "Испуганный и бледный побежал, - подумал Рони, вернувшись взглядом к зарослям акации. - И это очень хорошо. Люблю наблюдать за драпающими остолопами"
  Рони спустился со ступеней...
  
  "Рони?" - знакомый голос за спиной.
  Он остановился. (Ну, кто там еще?) Оглянулся назад. По ступеням спускался учитель Сорино. Он рассматривал мальчика поверх сиреневых очков без оправы. Поравнявшись с Рони, он остановился и глянул в сторону акаций.
  -Вчера днем я имел разговор с твоим отцом. - Учитель достал из кармана золотой портсигар, но раскрывать его не стал. Он вертел в руках этот слепящий на свету квадрат, и так и этак. Рони смотрел на мерцавшее золото, и не мог отвести от него глаз. (Он, что, гипнотизирует меня?) - И это был странный разговор, доложу тебе. Я задумался.
  -О чем?
  -О тебе.
  Рони, наконец, оторвал взгляд от вертящегося квадрата и посмотрел на учителя Сорино. А тот всматривался в заросли акации. Так внимательно всматривался, что Рони забеспокоился. Может он видел Криспи из своего окна? Ведь его класс Араянги тоже находится на втором этаже и окна, как раз, выходят на эту сторону.
  -Твой Отец попросил..., - Сорино всё же глянул на Рони. - Он сказал, что дал тебе задание написать особенное сочинение и попросил помочь советом.
  -Он назвал тему, которую дал мне?
  -Да, - учитель открыл портсигар..., подумал..., и закрыл его со щелчком, так и не вынув из него свою обычную тонкую папиросу. - Вот тема-то и заставила меня задуматься. Ведь ты ангел и ничего не знаешь о том, что некоторые существа называют..., - (как бы мягче сказать?) - ...называют смертью.
  -Некоторые существа? - Рони рассматривал учителя недобрым взглядом. - А вы... Кто вы, учитель Сорино?
  -Я очень удивился бы, (и даже разочаровался), если бы ты не догадался, если не почувствовал бы... Я симари. - и он усмехнулся, заметив непонимающий взгляд Рони. - Ты еще не знаешь, кто они такие - симари. Во всей вселенной никто ничего не знает о них. Хотя здесь, в Арая, это общепринятое название людей с планеты Ра.
  -Очередной лабораторный эксперимент Отца.
  -До недавнего времени так и было... Впрочем, всё это не важно... Важно другое, я не знаю, как тебе помочь, потому, что сам не представляю, что оно такое - смерть.
  -Вы бессмертный, симари с планеты Ра?
  -Я?.. Не знаю. - Он окинул школьный двор грустным взглядом. - Я даже не знаю, как попал сюда и зачем...
  Рони хмыкнул.
  -Узнаю папин стиль.
  Сорино посмотрел на Рони, вернул портсигар обратно в карман и направился к большим чугунным воротам на выходе со школьной территории.
  -Хочу предостеречь тебя от необдуманных поступков, - сказал Сорино походя. - Симари умеют думать, как Бог, в отличие от ангелов. И иногда, им в голову приходят удивительные догадки. Возможно, именно это должен был сказать я, по замыслу твоего Отца.
  -Я не понимаю вас, учитель.
  -Завтра загляни в мой кабинет. Возможно, я придумаю, как объяснить тебе, что такое смерть.
  -А если я догадаюсь раньше?
  Сорино покачал головой и направился в сторону школьных ворот.
  -Всё равно зайди. Мне будет интересно выслушать твою гипотезу.
  -А если это будет не гипотеза, а правдивое описание? - тихо произнес Рони.
  Сорино приостановился и оглянулся на белокурого мальчика поверх плеча... Краешки глаз... Краешки догадок?
  -Тебе придется кого-нибудь убить, чтобы описать смерть, - (внимательный и острый взгляд)
  -Убить? - Рони опустил глаза. - Я не понимаю, что это такое - убить.
  -Ангела убить не просто. Почти невозможно.
  -Но ведь..., иногда..., ангелы умирают?
  -Ангелы умирают только по двум причинам: или они лишены благодати Арая, или оказались вне своего предназначения. Завтра. Я выслушаю твои мысли и, возможно, выскажу парочку своих предположений. А сейчас..., - Сорино глянул вперед. - Беседка в персиковом саду, чай и хорошая книга... Пока, Рони. До завтра.
  Рони смотрел ему вслед и думал: о чем он догадывается? Неужели... Нет, быть такого не может. Какой-то симари. Забудь.
  Пронзительно-зеленые глаза Рони рассматривали белый контур учителя в мерцании солнечного золота...
  Аёра. Она пришла, как всегда, неожиданно и полностью поглотила Рони. (Странное слово - аёра..., но так точно передает это особенное волнение в душе, когда наблюдаешь за красотой..., волнение и негу одновременно)
  По асфальтовой дорожке ползли золотые пятна света. Солнце золотилось в кронах акаций, мелькая слепящими точками в листве. Свет растворялся в бурной пене белых цветов, скользя золотыми нитями в росе. И вдруг, из мельтешения света и цветов, начали выстреливать тонкие лучи, когда мягкий ветер разыгрался в роскошных кронах. Они робко касались черного асфальта, разбиваясь на осколки тонкого стекла в лужицах возле бордюра. Солнечные зайчики прыгали вверх и плавали в горячем воздухе, смешиваясь с ним и нагревая его... Золотые пятна ползали по белой рубашке Сорино. Он шел в обрамлении мигавших лучей... А дальше... За черной чугунной вязью ворот... Там было марево зноя, в котором бурлил тополиный пух и пятна золотого света.
  Рони вздохнул и опустил голову. Аёра. Спасибо Сорино. Но..., уже поздно что-либо отменять. Вчерашний ваш разговор с Отцом... Вы ничего не заметили, учитель Сорино?.. Вы никого не заметили... А мне осталось пройти вперед всего несколько шагов, и там... Там вечное забвение. Там смерть.
  
  Рони раздвинул тяжелые ветки акации, пригнулся и..., попал, словно в шатер, сплетенный из веток, листвы и белых цветов, тяжелых и ароматных, как гроздья винограда.
  
  **
  Это было красивое укромное местечко для загнанного мальчика с рыжими конопушками на круглом лице. Место словно по волшебству возникшее в нужный момент специально для него. Неожиданное убежище, в котором хотел спрятаться только тот, у кого никогда не было настоящих друзей. Очередное, в длинном списке всех его тайных убежищ, разбросанных на всём пути от дома до школы. У малыша Криспи был исключительный талант находить такие места. Мама называла его "моим забавным чуланным крысенком", когда бывала пьяной, (а пьяной она бывала всегда..., ну, разве, что, за исключением посещений мэрии раз в месяц, в которую она ходила за кредитом предназначения). Она была хорошей, его мама, она когда-то была доброй и нежной... Когда-то... Криспи всё чаще задумывался о необратимом и жутком течении времени, (что оно такое?), хотя учитель Сорино утверждал, что в Арая времени нет. Однако..., когда-то..., то есть какое-то время назад..., его мама была совсем другой. "Хорошая мама. Добрая мама - шептал маленький Криспи потирая ушиб на плече или вытирая кровь из разбитого носа. - Когда-нибудь она вернется прежней мамочкой: доброй и веселой. Когда-нибудь она прижмет меня к себе и скажет..., и скажет..., - Криспи не всегда умел справляться со слезами, которые наворачивались на глаза и жгли кожу на щеках. - Она скажет, как когда-то... Малыш, а давай этим вечером устроим наше маленькое семейное чаепитие прямо в саду?.. А я отвечу..., отвечу ей... Мама..., мамочка..., ты вернулась... Когда же ты вернешься, мама?!"
  Малыш Криспи был несчастным ребенком. Впрочем, он не осознавал этого. Все до чего додумался он - это обидеться на время, которое текло себе вперед и что-то отбирало у него. Сначала это был их уютный дом с цветником и садом в центре Арая, из которого их выселили постановлением мэрии за номером 666. Потом это была мамина работа в загадочной лаборатории номер два, которую мама иногда называла "Огненным Яара" И, наконец, это была мама...
  Однажды она вернулась поздно вечером, зашла на кухню, не зажигая света, достала из кухонного ящика бутылку варей-рея и глубокий бокал. Она заметила тщедушную тень в дверях..., ее рука дрогнула, но..., через мгновение наполнила бокал до краев. Мама выпила свой первый бокал и тяжело села на табурет возле окна, за которым догорало оранжевое свечение закатного солнца.
  -Спроси меня, Криспи, где ты была, мама? - сказала она и наполнила второй бокал. Криспи задрожал и не смог выдавить из себя даже один слабый звук. Он никогда не видел маму такой пугающей. Черной тенью на фоне оконного квадрата с оранжево-сиреневым сиянием в небе.
  -Ну, хорошо... - и вдруг, мама впервые передразнила своего маленького сына. Она сказала тоненьким отвратительным голоском. - Где ты была, мама?
  Мама выпила второй бокал в три глотка и в этот раз бухнула бокалом по столу так сильно, что с хрустом отвалилась его тоненькая хрустальная ножка. Она повертела бокал в руках, роняя ароматные капли варей-рея на белую скатерть.
  -Я была за городом... Я была у Него... Вот, где была я. - мама наклонилась и выбросила сломанный бокал в ведро для мусора. Затем взяла бутылку... - А теперь спроси, зачем ты ходила к Нему, мама?
  Криспи заплакал. Тихонько. Она не услышала его всхлипов.
  -Я хотела спросить, за что Он лишил меня предназначения... Понимаешь? - мама отпила глоток из бутылки. - Он уволил всех сотрудников второй лаборатории. Просто мы пришли на свою любимую работу утром, а двери лаборатории оказались закрытыми. Мало того... На двери висел тетрадный листок и на нем, почерком Ишира, было написано: "Лаборатория номер два закрыта навсегда. Если вы желаете изменить свое предназначение, то обращайтесь в мэрию, в комитет араянги" И все. Так просто. Тетрадный листок, детский почерк и замок на двери.
  Мама отхлебнула из бутылки..., всхлипнула, как маленькая несчастная девочка..., согнулась над столом... Бутылка выпала из ее руки и покатилась по полу, разливая пахучий варей-рей.
  -Они не впустили меня в свой Дом... Битый час я простояла возле ворот, пока ко мне вышел тощий дворецкий в черном фраке. Он подошел ко мне и сказал: "Не соблаговолите ли вы, сударыня, покинуть это место как можно скорее..." Всё. Точка. Смерть. Понимаешь?! Это моя смерть!
  Услышав последнее слово, Криспи не выдержал и подбежал к маме. Он обнял ее крепко. Он просил ее успокоиться. Говорил, что он будет с ней всегда. Ведь он мужчина и хороший сын, он будет заботиться о своей любимой маме!.. Но... Она закрыла лицо руками и прошептала:
  -Уйди. Мне плохо.
  И с этой поры всё изменилось. В первую очередь, изменилась мама. Изменилась до неузнаваемости. Она пила, много пила и часто повторяла Криспи, что ненавидит его, презирает его, считает его уродцем, выродком, он - проклятое шестое поколение ангелов неудачников. И не удивительно, что скоро Криспи сломался. Ему казалось, что он точно знал, когда это случилось. Ему казалось, что он слышал звук сломавшегося сердца - тихий стеклянный хруст, точно такой, когда отломилась ножка от бокала. Он стал забавным чуланным крысёнком.
  С тех пор в доме начали появляться тайные места, в которых он пережидал бури, когда мама пьяная бродила из комнаты в комнату с бутылкой в руке и кричала ему страшные стыдные слова. Этих мест становилось всё больше и больше... Как жаль. Ах, как жаль.
  **
  
  В школе этих мест было еще больше - целых пять.
  И на улице...
  Впрочем, сейчас...
  Это неожиданное место... Это место, совершенно отрезанное от внешнего мира, как тайная комната, наполненное солнечными блестками, но не впускавшая лишние шумы - это было его место. Место, в котором пахло так сладко, что хотелось просто прислониться к теплому шершавому стволу и заснуть.
  Лишь только зашелестела листва, и в укромном месте Криспи появился Рони, худенький мальчик, (бледный от страха, что его всё-таки нашли), встретил гостя затравленным взглядом. Его зубы громко стучали, словно от холода и на глаза навернулись слезы, (ну, что я сделал им, что?).
  Рони с интересом рассматривал нелепого мальчишку, как редкого зверька, случайно замеченного в кустах. Он подошел к несчастному Криспи, который сидел на выступе узловатого ствола, собранный, как пружина, готовый вскочить и убежать в любую секунду, и, вдруг..., улыбнулся ему. Криспи икнул.
  Жалкое зрелище, - думал Рони. Маленькое существо, совершенно безвольное и некрасивое. Кажется, крикни ему сейчас громко простое слово "Привет!" и Криспи умрет от разрыва сердца. Поэтому он сказал тихо:
  -Привет Криспи. Ты чего здесь сидишь?
  -Рони..., - прошептал совершенно сбитый с толку Криспи. Верить или не верить своим глазам? Он был отнюдь не выдающимся ребенком, его отметки всегда были низкими, а сочинения состояли из двух абзацев по пять строк, но даже он понимал, что большие планеты, такие как Рони, редко сходят со своих высоких орбит. И если они сходят с них, то только по существенному поводу. И этим поводом совершенно точно не могло быть нелепое существо с большими растопыренными ушами. Криспи снова икнул и зачем-то зажал рот руками.
  -Ты знаешь, как меня зовут? - Рони склонил голову к плечу, рассматривая тщедушного мальчишку своими красивыми смеющимися глазами. (Его глаза смеются..., - удивленно подумал Криспи, успокаиваясь, себе на удивление, и убрав руки ото рта - но не насмехаются..., я сплю?)
  Криспи совсем потерялся. Он не знал, что ему делать: бояться или радоваться, (Берендеры точно не посмеют издеваться и бить меня в присутствии Рони, - решило его натренированное бедами сознание, - но с другой стороны...).
  Он вместе с ними?.. Нет... Не может быть, чтобы Рони, (красивый и светлый), был заодно с хулиганами!
  -Тебя все знают, - снова прошептал Криспи.
  -А почему ты шепчешь?
  -Я?
  -Хотя..., я тоже почему-то шепчу..., - пробормотал Рони и рассмеялся.
  Криспи тоже захотел рассмеяться, но, как всегда, пересилил себя и только едва-едва улыбнулся. Он хорошо знал главный закон подлости, который в его случае срабатывал точно и без иных вариантов: лишь только расслабишься, и сразу найдется кто-нибудь сильный, который захочет ударить тебя по голове. Всегда будь начеку!
  Он попытался встать, но ослабевшие ноги подкосились и Криспи неловко сел обратно на выступ. Он постарался придать своему лицу хотя бы какое-то подобие достоинства настоящего ангела Арая, как учил Сорино..., но... У него не было сил сопротивляться очарованию улыбки Рони и магии его пронзительно-зеленых глаз. Всё, что мог выжать из себя маленький Криспи в этот момент - это восхищенно молчать и смотреть на Рони. Зачарованно, с открытым ртом. Это всё, что он смог сделать.
  (Мне жалко его?)
  Для маленького и затюканного Криспи этот безумно красивый мальчик был кумиром, о дружбе с которым он не только не мечтал, но считал, что его ничтожного вообще быть не должно, (и не могло быть в принципе!), в кругу друзей божества. Он был недостоин даже в его тени постоять. Он глупый и слабый, а Рони...
  -Хочешь, я провожу тебя домой?
  -Ты?.. - огромные глаза, тонкая бледная кожа с сиреневым отливом и точки рыжих веснушек возле глаз.
  (Я вижу его второе имя..., оно словно витает в воздухе над ним..., странное второе имя..., - Ассиор)
  -Мне кажется, что сейчас это единственное, что мог бы хотеть ты. Я прогнал Берендеров. Но не могу поручиться, что они не поджидают тебя на трамвайной остановке.
  Криспи едва удержался, чтобы не застонать. Эта фраза, которую произнес Рони, то, как он её произнес и, как составил, - было для него волшебной музыкой из другого мира. Из мира, в котором живет божество... Криспи сглотнул и опустил голову.
  -Я живу далеко от школы, - прошептал он первое, что пришло на ум.
  -В твою сторону ходят трамваи?
  Криспи глянул на Рони и кивнул. Он боялся дышать... Неужели это происходит со мной?
  -Ну, вот и отлично. Где твой портфель? Бери его и пошли.
  Мальчик снова опустил голову.
  -Они..., спрятали его куда-то...
  -Не переживай, завтра я вытрясу из Оссока всю его душонку и он принесет тебе портфель в класс.
  Рони солнечно улыбался ему и думал: "Завтра тебя не будет..., тебя не будет уже сегодня..., и вообще, никогда не будет тебя"
  Криспи всё-таки встал. Он не знал, что делать, и куда бежать, (или просто глупо прыгать от счастья?)... Неужели это не сон? Неужели...
  
  Трамвайчик дал круг по небольшой площади с овальной мраморной чашей посредине, в которой высыхали остатки дождевой воды, а на дне мерцали точки золотого песка. Сверкнув искрами на проводах, он остановился на конечной остановке. Тяжелая дверь сдвинулась в сторону, впустив в салон раскаленный воздух с запахом асфальта и травы. Под полом трамвая что-то лязгнуло, щелкнуло, и сразу затих электрический гул моторов.
  Трамвайчик стоял как раз напротив стеклянной остановки..., рядом с ней был полосатый столб с желтой табличкой расписания движения трамваев. А еще дальше..., (Рони смотрел на плавившийся свет в проеме двери, и впитывал глазами незатейливую и тихую красоту этого места), дальше был потрескавшийся асфальт дороги, деревянная лавочка, черная урна и возле неё блестящая обертка мороженого... Рони встал и украдкой сморщился, когда потная спина отлипала от горячего деревянного сидения. Он глянул на Криспи, (Здесь?) Тот кивнул и как-то боком пошел к сдвинутой двери. Рони повесил школьный ранец на одно плечо.
  -Они ждали тебя.
  -Я заметил, - Криспи приостановился возле двери и оглянулся на Рони. - Спасибо тебе.
  (Он, что, не собирается пригласить меня в гости?)
  -Не за что. - Он подошел к худенькому мальчику, который нервно вцепился в поручень, и выглянул наружу. - Ни разу не бывал на окраине Арая.
  -Здесь совсем не так, как в центре города.
  -Здесь тихо, - Рони рассматривал густые заросли белой сирени неподалеку, дорогу, нырнувшую в них, и брошенный магазинчик с пыльной витриной справа.
  -Трамвай стоит здесь пятнадцать минут... - прошептал Криспи. - Совсем недолго подождать и...
  -Что там дальше, за сиренью? - спросил Рони, пропустив слова Криспи мимо ушей.
  -Футбольное поле.
  -Правда?! - Рони весело глянул на Криспи. - Настоящее футбольное поле?
  Криспи неуверенно улыбнулся.
  -Ну..., оно почти заросло, и нет ворот на одной стороне...
  -Покажи!
  -А трамвай...
  -Ну, за пятнадцать минут, мы управимся, надеюсь.
  Рони вышел из трамвая и направился к зарослям сирени. Криспи спустился по железным ступеням, (ш-ш, подошвой сандалии по золотому песку на горячем асфальте), сделал нерешительный шаг и остановился.
  -Ты можешь опоздать на трамвай! - крикнул он в спину Рони. - А следующий будет только утром!
  Тот отмахнулся и даже не оглянулся назад.
  -Пойдем-пойдем, покажешь мне местные достопримечательности. Кстати, ты умеешь играть в футбол?
  -Играть..., в футбол? - Криспи медленно пошел за Рони. - Ну..., иногда..., я гоняю здесь мяч...
  Рони оглянулся и Криспи сразу остановился, прижав руки к животу.
  -Правда? Гоняешь? А где прячешь мяч?
  -Я не прячу его..., - прошептал Криспи. - Просто оставляю его под лавкой..., возле колонки...
  -Колонка... Вода! Идем, идем, идем, я жутко хочу пить!
  Рони оглянулся назад. Криспи смотрел на него и снова чувствовал себя глупым и счастливым. Он давно отвык от простого дружеского общения. Этот удивительный мальчик... Криспи боялся моргнуть, он боялся, что эта красота и это мгновение, всего лишь, плод его воображения, натренированного одиночеством. Чтобы вместе с ним... Этот удивительный мальчик, который был черной тенью, по контуру которой метались золотые точки закатного сияния. Черная тень на лице. Золото, вплетенное в его светлые волосы, которые растрепал горячий ветер. Пронзительно-зеленые глаза... Как странно, я вижу его глаза из тени...
  -Погоняем мяч вместе?
  -А как же трамвай?
  -А ну его, - Рони рассмеялся. - Сначала футбол. Потом... Ну, переночую в твоем доме. А завтра с утра вместе поедем в школу. Можно?
  -Но... Я...
  -Вот и решили, - резюмировал Рони и снова направился к сирени. - Где колонка, кстати? Я просто умираю от жажды!
  Малыш Криспи, побледневший от волнения и восторга одновременно, всё же, не смог не сделать самой последней попытки вернуть свое божество на его божественную орбиту.
  -Постой!.. Ты же знаешь, кто я... Я... - Криспи опустил голову и прошептал. - Я уродец. Ты не должен играться со мной
  -Почему нет? - крикнул Рони, не повернувшись назад.
  -Потому, что над тобой тоже все будут насмехаться..., за то..., что ты водишься со мной.
  Рони остановился и вздохнул. Оглянулся.
  
  Последняя остановка и оранжевое солнце в синем-синем небе. Горячий ветер переливался и плавился над огненными полосами трамвайных рельсов. Золотой песок струился по раскаленной брусчатке, подгоняемый ветром. В сандалиях тоже песок... Позолоченные послеполуденным солнцем стекла окраинного магазинчика с вывеской "Холодные соки, воды, чай" Небо в окнах - перевернутое и блеклое, как старинный хрусталь.
  
  -Не бери в голову. Пойдем!
  
  Запыхавшиеся и потные они сидели на лавочке. Рони снял рубашку и бросил ее на свой ранец. Криспи мельком глянул на него, и его лицо сразу стало пунцовым, (да, он должен быть таким - мой бог, - совершенным в каждой своей черточке!).
  Рони смотрел на догоравшее закатное пламя в западной стороне неба. Оранжевое свечение расплескалось по перьевым облакам, которые прозрачными рваными линиями и гигантскими дугами очертили небесную сферу и стекали куда-то за горизонт. В самом центре еще сохранилось синей акварели чуть, (...чуть..., совсем чуть..., капель золотого воздуха - чуть), но темно-синяя гуашь наплывавшего ночного сумрака уже принялась растворяться в ней, темнеть, скрадывать белые облака, которые в этот час становились серебряными и малиновыми одновременно..., но скоро угасали и поднимались выше, выше, выше в бездну неба, исчезая в ней до утра, - да, ночь была близка. Рони вздохнул.
  -Сейчас полетать бы..., - прошептал он, разглядывая таявшие облака, (синева в синеве, с золотым отсветом извне). - Ты любишь летать, Криспи?
  -Мама говорит, что у меня слабые крылья, и я могу упасть.
  -Глупости, - Рони взмахнул руками и откинулся назад так резко, что едва не свалился с лавки. - Сила у всех ангельских крыльев одинаковая. Она не зависит от твоей силы или бессилия... - он уперся руками в лавку за спиной, не в силах оторваться от созерцания темневшего неба. - А я полетал бы... Жаль, что в Арая это запрещено... Знаешь, иногда я ухожу на восточную окраину города. Там волнуется бескрайнее море травы... Я люблю просто парить над ним. Просто, чтобы запах горячей травы, чтобы ветер, чтобы бездна неба...
  -Зато здесь пахнет сиренью.
  Рони удивленно глянул на Криспи. Тот пил воду из стеклянной кружки, которую они прихватили с собой возле колонки, (не забыть бы вернуть ее обратно). Оранжевый солнечный зайчик растворился в воде, как капля апельсинового сока. Криспи пил солнце, не замечая этого.
  -Сиренью?
  -Да, - серьезно кивнул Криспи и поставил кружку на лавку между ними. - В центре Арая не осталось сирени. Только здесь последние кусты доживают свой век.
  -Почему они исчезли в городе? - Рони смотрел на Криспи.
  -Не знаю, - пожал плечами тот.
  Тонкая шея... Рони закрыл глаза и отвернулся. Тонкая шея, прозрачная кожа, сквозь которую просвечивали сиреневые артерии... Я знаю, КАК сделаю ЭТО.
  Он ударил ногой по мячу и проследил за тем, как он откатился на середину поля, почти заросшего сорной травой, с проплешиной из песка посредине. Мяч остановился, и от него вытянулась полоска короткой фиолетовой тени. Рони взял кружку и тоже отпил глоток.
  -Пойдем домой? - спокойно спросил Криспи.
  В глазах Рони промелькнула острая искорка торжества. Он надел рубашку и встал.
  -У меня дома бывает очень плохо, иногда. Но мне кажется, мама сделает для тебя исключение, - Криспи тоже встал, но в глаза не посмотрел.
  -Ну, что же, посмотрим.
  Криспи улыбнулся, (благо, что сумеречный фиолетово-алый свет смазал черты лица), он был уверен, что Рони не задаст глупого вопроса. И Рони не задал его!
  
  Они шли по старой дороге, асфальт которой растрескался в середине и обкрошился по краям, по ней давно никто не ездил. Желтые разделительные полосы посредине были едва видимы в сумраке, круглые дорожные знаки на обочине поржавели и накренились на тонких столбиках. Вечерний воздух, ставший едва-едва прохладным и почти ночным, со свежестью недалекого озера, был напоен густым и сладким ароматом цветущей сирени. Сирень... Она высилась стеной слева, сквозь отяжелевшие вечерней росой белые гроздья просвечивали угасавшие разноцветные пятна далеких городских огоньков. Рони вытянул руку в сторону и провел ладонью по прохладным цветам. Криспи, который шел сзади, тоже коснулся цветов и вздохнул.
  -Вот тысячу раз проходил здесь..., а только сейчас..., - он прибавил шаг и поравнялся с Рони. - Тебе, правда, понравилось, как я играю в футбол?
  -Ты юркий.
  -Я не умею думать во время игры. Просто на меня нападает какой-то жар и..., и я вижу только мяч, по которому нужно стукнуть ногой.
  -Все так.
  -Не все. Ты ведь думаешь, когда играешь. Это видно сразу. Хотя я не знаю, как объяснить то, что я вижу. Наверное, твоя игра в футбол скорее напоминает игру в шахматы. Все твои движения на поле и удары по мячу - они неспроста... В общем, у меня мурашки ползают по коже от твоей игры. - Криспи устал произносить такую длинную речь и совсем запутался в словах. Затем украдкой глянул на Рони. - Не передумал идти ко мне?
  Рони покачал головой.
  -С чего ты так решил?
  -Ну..., я заметил, что тебе скоро стало скучно играть со мной. Ты, наверное, разочарован?
  Рони усмехнулся.
  -Потренируешься, и всё будет отлично. Ты еще этих засранцев Берендеров за пояс заткнешь..., мой Ассиор.
  Криспи вздрогнул и глянул на Рони.
  -Ты... Откуда ты знаешь мое второе имя? - прошептал мальчик, снова став маленьким и запуганным. Он остановился, с ужасом всматриваясь в темный контур Рони. Глаза его божества светились, как радиоактивные изумруды. - Нельзя! Нельзя! Нельзя вслух произносить второе тайное имя! Нельзя!..
  -Что ты заладил: нельзя, нельзя... Второе ангельское имя должно отражать твою суть, но... Ас (без) сиор (сердца) - не отражает ровным счетом ничего. Я слышу, как бьется твое сердце. Твое второе имя - загадка.
  -Загадка, - прошептал Криспи. - Но ведь сиор - это не сердце. То есть не то сердце, которое бьется в груди...
  -И что оно такое?
  -Сиор - это мое личное предназначение! - крикнул мальчик. - Так мне сказал Сорино на комиссии по определению предназначения! Он сказал, что мое предназначение - это спрятанное сокровище!
  Его крик застрял в плотном воздухе, напоенном ароматом цветущей сирени и влажного ночного тумана, который уже стелился по полю справа от дороги. Крик растворился в сладости и влаге. Мальчик почувствовал тонкое прикосновение прохлады к разгоряченному лицу. А темный контур стройного мальчика Рони даже не пошевелился, словно стал частью ночи..., словно тенью от тени...
  -Ты не правильно понимаешь свое второе имя, а какому-то симари с планеты Ра это вообще не дано - понять ангельскую суть. Второе значение сочетания слов Ас и Сиор - ожидание. Тебе предназначено ждать. Всего лишь ждать своего момента, как и всем ангелам шестого поколения.
  -Ты и это знаешь... Сорино тоже говорил...
  -Не упоминай имя этого человека при мне. И не забывай, всё же, чей я сын.
  -Но чего мне ждать, Рони?! - крикнул мальчик, его сердце принялось бешено колотиться в груди.
  -Возможно, этого вечера и меня. - Рони глянул назад. За густыми зарослями сирени проскользнул желтый свет трамвайной фары, громче загудел электромотор в заснувшей тишине и железные колеса принялись выбивать свою ритмичную чечетку. Тише, тише, тише...
  -Значит..., ты нашел меня..., чтобы исполнить мое предназначение?
  -Я думал, что это случайность..., то, что я нашел..., тебя... - Рони сделал еще пару шагов и почувствовал, что переступил городскую черту Арая. Это был звук. Низкий неслышимый звук, от которого на мгновение заложило уши. - Но теперь я знаю, что исполню твое предназначение.
  -Мое предназначение..., - малыш Криспи подошел к Рони..., остановился..., опустил голову, почувствовав его жар и едва уловимый запах пота, смешанный со сладостью сирени и тонкой горчинкой какого-то незнакомого смоляного запаха. - Ты мой бог, Рони?
  -Я твое предназначение.
  -Нет, не то... Скажи, ты мой бог?!
  -Что изменится, если я отвечу - да?
  -Всё изменится, - твердо сказал Криспи. - Абсолютно всё. Я чувствую, что оживаю рядом с тобой. Словно я был мертв, а теперь... - его тонкие пальцы робко коснулись ладони Рони. - Ведь это правда, да? Ты оживишь меня?
  Глаза изумруды погасли. Теперь Криспи видел только черную тень. И его холодная ладонь не ответила на прикосновение мальчика, не взяла, не пожала крепко по-дружески...
  -Рони?
  Холодная, твердая ладонь... Криспи начал задыхаться от слез, которые пришли неожиданно, - слезы отчаяния, - его душа наполнялась печалью. Но в этот миг, ладонь Рони шевельнулась и вдруг..., его пальцы коснулись лица Криспи. Самыми кончиками они проскользнули по виску, по щеке, по горлу.
  -Я подумаю над этим.
  -Не отталкивай меня, господь мой. Я стану сильным ради твоей любви! Я уже становлюсь сильным! Дай мне немного времени и тебе не будет стыдно за меня!
  -Я подумаю..., - Рони убрал руку и вытер ладонь об шорты. Затем он снова прикоснулся к прохладной росе на пышных гроздьях сирени. - Идем?
  
  Старый каменный домик под высокой крышей утопал в цветущей сирени. Два фонаря освещали его и небольшой дворик. Желтые пятна света на облупившейся штукатурке стены казались рельефными и живыми, они расползались и плавно угасали на острых углах, словно пятна необычной световой плесени. Маленькие окна домика были темными, кроме одного, возле крыльца с развалившейся мраморной периллой. Рони остановился в распахнутых чугунных воротах, просевших на обе стороны, рассматривая бледный свет, растворенный в зарослях белой сирени.
  Свет в этом заросшем травой дворике, с обвалившейся чашей фонтана посредине, имел несколько оттенков, каждый из которых словно существовал сам по себе или имел свой отдельный источник. Свет, который касался каменного дома, был бледно-желтым и черные тени в нём имели четкие очертания, словно рисунки черной гуашью на старом пожелтевшем пергаменте. Свет, мерцавший в середине дворика, был белесым, как молоко разбавленное водой. Он лучился сиреневыми оттенками, упруго вонзался в густую сирень и, вдруг, потеряв в ней весь свой напор, просто растекался по глянцево-черной листве, по веткам и по белым цветочным гроздьям. Свет, витавший над двориком, был желтоватым и белесым одновременно. В нем купались трепетные ночные бабочки, и металась мошкара. Они кружились вокруг фонарей, бились об толстое стекло, отскакивали и снова подлетали к нему.
  -Ты чего?
  Рони глянул на Криспи.
  -Здесь красиво.
  -Правда? Тебе понравилось? - Криспи расплылся в счастливой улыбке. - Здесь особенно красиво утром. Вот увидишь!
  -Увижу, - Рони снова посмотрел на дом. (Я-то увижу, а ты...) Блеклый свет из одного окна..., (ах, какая удача!).
  -Я всегда умываюсь возле старого колодца. Вон там, - Криспи махнул куда-то рукой. - Сейчас его не видно за сиренью. Возле колодца стоит большой каменный желоб, он почти врос в траву... В нем всегда бывает вода. Дождевая, наверное. А утром открывается вид на поле вдали, по которому туман стекает, как парное молоко...
  -Куда стекает?
  -В ручей, наверное. Там, за зарослями сирени и боярышника, есть ручей и полуразрушенный мраморный мост. Рядом с ними каменная площадка с непонятными символами и стеклянным шаром в середине.
  -Красиво.
  -А еще дальше заброшенный дворец с огромными колоннами и овальными окнами. Вокруг него растут древние сосны и густые заросли дикой розы. Я часто играюсь там.
  -С кем играешься?
  Криспи опустил голову.
  -Один.
  Рони ухмыльнулся.
  -Одному не интересно, наверное?
  Смущенный Криспи пожал плечами и шагнул вперед... И сразу на его плечо легла холодная и твердая рука Рони. Его пальцы сжали плечо Криспи. Тонкие губы Рони прошептали возле уха:
  -А если я захочу убить тебя?
  Криспи застыл и напрягся. Выдох застрял где-то на половине пути, как холодный ком. Он смотрел вперед широко раскрытыми глазами. В сирени струились белесые лучи света и над дорожкой, вымощенной замшелыми гранитными плитами, кружились ночные бабочки. Он не смог просто выдохнуть воздух..., точнее..., он смог, но только вместе с вопросом.
  -Но зачем?
  -Я хочу увидеть смерть ангела.
  -Смерть..., ангела... Но..., я..., не хочу умирать.
  -Думаешь, у тебя есть выбор, Ассиор?
  Рука Рони погладила его по плечу. Затем поднялась чуть выше и прошлась по шее, (мягко коснувшись кожи матовой кромкой ногтей), по скуле..., по виску.
  -Рони...
  -Ангелы бессмертны, так утверждает отец. - Его губы были возле самого уха. - Но что если... Что если?
  -Рони..., мне страшно...
  -Не бойся. Я буду с тобой. Мы всё сделаем вместе.
  -Они все узнают о моей смерти..., ангелы Арая.
  -За пределами городской черты? - тонкие холодные пальцы Рони коснулись побелевших губ Криспи. - Ничего они не услышать и не узнают. Арая оканчивается точно на городской черте. Ни миллиметра больше.
  -Рони, - хрипло прошептал ангел Криспи, когда тот обнял его крепко и прижался к тщедушной спине всем телом. - Зачем тебе видеть смерть?
  -Чтобы понимать. - Он шептал, шептал, шептал, отравляя маленького Криспи своим сладким и ядовитым дыханием. - Ассиор..., мой Ассиор..., надежда моя, Ассиор.
  -Так сладко и горько, - в глазах Криспи всё поплыло. Расплывались круги и пятна света над сиренью, они мерцали и плавали над двориком, растворялись в тенях, блеснув серебром напоследок, словно речная волна.
  -Я всегда один. Понимаешь?.. Да, ты всё понимаешь. Ты тоже всегда один... Одиночество - это страшная пытка. Об этом мучении никому не расскажешь, никому не пожалуешься. Один, один, один...
  -Я..., могу быть твоим другом...
  -Да, ты сможешь. Сможешь. Ведь ты сильный.
  -Я сильный..., - прошептал Криспи безвольным шепотом. Его худенькое тельце купалось в горячечном жаре Рони. Этот жар был подобен радиации, которая незаметно отравляла и убивала юного и глупого ангела.
  -Мучительная смерть подобна наркотическому экстазу. Верь мне!
  Криспи сглотнул, словно в горло попал сухой кленовый лист.
  -Верю, - прошептал он.
  -Боль расцветет, как красочный цветок. Ты будешь наблюдать её красоту, словно со стороны.
  -Боли не будет... Не будет?
  -Только наслаждение. И новые знания. Бесценный опыт, которого нет ни у одного ангела во всей вселенной. Опыт смерти.
  -Да...
  -Помоги мне, Ассиор. Дай мне увидеть таинство ангельской смерти. Прошу тебя, - шептал Рони, всё крепче прижимаясь к несчастному ангелу. Его руки ласкали, успокаивали и будоражили одновременно. Криспи задыхался от сладости и жалости к этому красивому обманщику. Он расплакался и, когда рука Рони снова ласкала шею, взял ее и поцеловал в ладонь. Только не плачь, умоляю, Рони! Твои слезы..., твой голос..., твое дыхание...
  -Только пожелай, господь мой.
  В тени над плечом Криспи на мгновение мелькнул изумрудный глаз Рони. Он торжествовал!
  
  Тонкая рука постучала в дверь. Криспи оглянулся назад...
  Рони стоял на гранитной дорожке, перед просевшими каменными ступенями. На границе света и темноты. Он улыбался..., (или хмурился?).
  Его глаза...
  Криспи снова испытал эти удивительные, и неведомые досель, ощущения в своем теле, (в отравленном теле..., в насмерть отравленном).
  
  
  Ночь шептала ему что-то, её голос тревожил маленькое сердце, которое трепыхалось в груди, как взъерошенная канарейка... Голос ночи - это шорох мотыльков и капли, (по капле на треснутую мраморную плиту), из старой бронзовой колонки с резным вентилем. В разгоряченном воображении Криспи всё перемешалось. Воображение и чувственность одинокого ангела слились в искрящийся наэлектризованный жгут... Он свернулся упругой петлёй в сердце и..., вдруг..., взорвался, разгоняя горячую кровь по жилам. Перед глазами мелькали картины его ангельской страсти, в голове рождались загадочные звуки и внизу живота, (там, где пряталась подлая будоражащая визиррэкки), острая игла истомы мучила тело. Эхо, (хриплый стон?)... Звуки..., капли вязкой ангельской крови с запахом терновника, растворенные в молоке... Ягоды крови. Бусины. Его кожа молочная..., и по коже ползали раскаленные серебряные нити... По артериям царапалась вскипевшая кровь..., больно изнутри и сладко..., гадко..., холодно в заводи сердца, до судорог. Криспи сглотнул сухой горячечный ком... Ночь шептала ему голосом Рони:
  -Ты любишь стихи Дасито?
  -Я не знаю, кто это такой...
  -Он поэт..., неправильный поэт... Я ненавижу стихи Дасито и в тоже время не могу без них... Вот, послушай, это стихотворение он посвятил смертельно больной шлюхе из Вермы.
  
  ...
  А кожа на спине ёжи..., - ёжи..., - ёжилась,
  Острыми точками выкалывалась..., - выкололо..., - лась..., - всласть...
  Тронь меня - искру высечешь - скр..., - скр!
  Остро колет кровь в артериях, (ах..., ах!).
  Сердце рвётся..., разрыв... - ается! (И не кается!)
  Было? (Есть сейчас!)
  И внизу живота, (низом..., низ о..., мра-азь я.., я, хочу..., хочу, еще..., еще)
  Негою..., медвяною..., отпусти-и!
  (Не отпускай, нет!)
  Сладко, (мне..., мне..., да?)
  Карамелью пахло - там..., там..., из...
  И жасмином.
  Липко.
  А сиренью - свежее..., сиренево, и в глазах багряно. Вырвано.
  Хо-о..., хочешь? Будешь? Ешь?.. Ешь!
  Не забудешь?
  Выгрызешь..., выедешь..., и размажешь по мрамору. Рви, рви!
  Кровью упивайся..., выкрови..., всю до капли..., высуши капилляров сеть. Иссуши!
  ...
  Нет меня... Раство - ... растворилась вся.
  ...
  Уходи?
  ...
  
  
  Его глаза...
  
  Он посмотрел в пол, чтобы схлынула волна горячей страсти.
  -Шлюхе? Но зачем ты прочел его мне?
  -А сам подумай..., в твоей крови растворено столько дегтя..., что я чувствую его запах - Рони хмыкнул и показал на дверь.
  -Она, наверное, спит, - хриплый шепот. (Что ты сделал со мной, что?)
  -Попробуй еще раз. Она точно откроет.
  Криспи глянул на дверь, (я истаиваю, как кусочек сахара в стакане горячего чая..., и мне так хорошо), и снова постучал. В этот раз за ней послышались тяжелые шаркающие шаги.
  -Кто там? Криспи? - пьяный мамин голос, (ненависть?.., ненависть!). - Иди в сарае переночуй. Не хочу тебя видеть крыса.
  Криспи отступил на шаг от двери. Впервые она не впустила его в дом... Еще шаг... Рука Рони снова легла на его плечо. Криспи вздрогнул и оглянулся назад, (бледный, несчастный, плачущий). Рони улыбнулся ему и сам постучал в дверь.
  -Открой Мирель, к тебе гость из Дома.
  -Кто это? - шепот..., затем послышались судорожные лязганья замка..., дверь приоткрылась, и в щели показался мутный глаз мамы. - Криспи, ты кого привел с собою, маленькая дрянь?!
  Рони шагнул вперед и лучезарно улыбнулся глазу.
  -Открывай, Мирель..., - он чуть пригнулся и клацнул зубами, (клац!), мама вздрогнула и отпрянула от двери. А Рони закончил шепотом: - Иначе я тебя съем! Отщипывать буду или отрезать. Буду поедать тебя за столом, с ножом и вилкой. Отрезать по кусочку, класть в рот, тщательно пережевывать и глотать. И глотать!
  -Кто ты?! - крикнула она и попыталась захлопнуть дверь.
  Рони удержал рывок Мирель, а затем толкнул дверь обратно с такой силой, что та, резко ударив женщину по голове, отбросила протрезвевшую Мирель на середину коридора. Светловолосый мальчик Рони стоял в дверном проеме и рассматривал валявшуюся на полу ангелицу с нескрываемым отвращением. А Мирель с ужасом всматривалась в черный контур в дверях, по которому скользила серебряная нить света из дворика. Точки белого света мельтешили вверх и вниз, выстреливая тонкими лучами в удушливый сумрак неряшливого жилища. Рони шагнул вперед, (скрипнули старые половицы), приостановился и оглянулся назад.
  -Хочешь, я накажу её, мой Ассиор?
  Мирель посмотрела в дверь. Теперь там, в разбавленных лучах белого дворового освещения, стоял ее мальчик..., ее забавный чуланный крысёнок..., ее Криспи. Вот только... Она испуганно икнула и попыталась отползти глубже в тень, чтобы не видеть, (чтобы ее не увидел?), этого страшного некто в дверях. Она увидела только нижнюю половину его лица. Верхняя, там, где глаза, скрывала тень. Он был безучастен, он словно был под гипнозом. Его осанка стала другой - свободной. Он просто стоял и без интереса смотрел на мать. Просто стоял, а не сгибался, словно желая юркнуть в свою крысиную норку, как всегда. Она даже предположить не могла, что Криспи мог так стоять. Что он, оказывается, стройный. Что он, оказывается, может испугать своим спокойствием.
  Шаг.
  -Накажешь? - тихо-тихо спросил он, (голос сына все более пугал Мирель).
  -За все мучения, что она причинила тебе. Хочешь?
  Рони осмотрелся вокруг и заметил каминные инструменты, сваленные кучей пыльного железа в углу. Он шагнул в угол и выбрал из кучи длинную кочергу с острым крючком.
  -У вас есть камин? - (глаза в полосе света), он глянул на Криспи.
  -Да, в большой комнате, которая в конце дома..., но мы его ни разу не разжигали. Камин и высокие шкафы с книгами вдоль стен..., там..., - голос Криспи заставил Мирель задрожать. Это был безучастный и почти сонный голос. Это был голос бездушной куклы.
  Рони вернулся к матери Криспи и улыбнулся ей.
  -Ты потеряла предназначение, да?
  -Кто ты? Откуда ты знаешь...
  -Ты поэтому такая? Из-за того, что теперь у тебя нет предназначения?
  -Кто ты? - прошептала Мирель.
  -А знаешь..., - Рони лучезарно улыбался ей. - Ангелы умирают только по двум причинам. Без благодати Арая и..., без предназначения.
  Красивый мальчик размахнулся и ударил кочергой по ее лицу. Кровь ангела брызнула на стену. Острые алые капли искололи бледную кожу на руках и его белую рубашку. Рони размахнулся еще раз, (мельком глянув назад на безучастного Криспи..., улыбнулся ему...), и вонзил тяжелую чугунную кочергу в голову Мирель крючком внутрь. Фонтан алой крови упруго ударил по руке и горячей полосой чиркнул по рубашке на животе, (ткань сразу прилипла к телу, словно пропитанная горячим сиропом). Её левый глаз выскочил из глазницы и прилип к стене, как улитка на розоватой слизи.
  Мирель не смогла закричать. От страха и боли она потеряла сознание и поэтому следующие ужасы пронеслись мимо неё. Те ужасы, которые Рони сотворил с ней. И те, что творились в большой зале несколько минут спустя.
  
  -Разденься.
  Криспи глянул на своего господина, который вальяжно развалился в большом пыльном кресле посредине комнаты, в котором мама частенько засыпала пьяной с книжкой в руке. Он принялся расстегивать пуговицы на рубашке, не отводя взгляда от красивого мальчика в золотистом луче торшера с широким бархатным колпаком. Рони рассматривал комнату. Его взгляд задержался на окне с широким подоконником. На нем стояли разномастные горшочки с высохшими цветами. И стопка выцветших журналов. Правее стоял стол, заваленный невообразимым хламом, в котором преобладали пустые бутылки из-под варей-рея и бокалы разных форм и расцветок. Еще чуть дальше высился черной горбатой тенью комод, с фотографиями в рамочках, которые были расставлены на кружевных салфетках. Красивая женщина в соломенной шляпке и веселый мальчик с воздушным змеем в руке... Рони посмотрел на Криспи. Черные тени растекались по его прозрачной коже, выливаясь дегтем из-под острых лопаток, опоясывая его серым ремнем и набросив серых теней лоскуты на плечи и грудь. Криспи дрожал от холода, но не боялся смотреть на своего господина. Его влюбленные глаза... Рони отвернулся и состроил брезгливую гримасу.
  Он продолжил рассматривать комнату. Возле стены напротив него стояла красивая посудная горка, прикрытая пыльной шалью. Посуда давно поблекла. Тарелки, чашки и блюдца, бокалы на тонких ножках. Правее серебрилась ангельская карта на резных деревянных ножках. Рядом с ней два черных стула с наваленной одеждой, которая уже была похожа на ворох истлевшего тряпья.
  
  Короткий взгляд на Криспи. Тот уже снял рубашку и зачем-то держал ее в руке.
  -Полностью раздевайся, Ассиор.
  
  Он вернулся к рассматриванию комнаты, в которой тени и блеклые золотые пятна света растекались по дощатому полу и по стенам с облупившейся штукатуркой. Даже свет в этом доме был похож на плесень... Рони вытянул руку и посмотрел на нее. Она была покрыта алыми точками крови от предплечья до кисти...
  -Эй, Криспи. У вас есть вода?
  Тот застыл, опустив шорты до колен. Глянул на Рони.
  -Да, на кухне всегда есть вода в медном бачке.
  -Принеси в тазике... Эх, не дергайся ты, как заводная кукла. Сначала разденься..., я хочу видеть предмет своего исследования. - Рони вяло махнул рукой и отвернулся. Он наблюдал за Криспи в овальное зеркало, которое висело возле портрета сурового господина в старинной шляпе. Несчастный Криспи смотрел на Рони целую минуту, затем нерешительным движением спустил шорты. Его пальцы нерешительно коснулись резинки на белых плавках... Рони едва удержался, чтобы не сказать грубость. Тощее существо. Отвратительное бесполое существо. Меня тошнит от твоего вида! И убивать тебя буду с удовольствием, - просто потому, что таких выродков, как ты, необходимо истреблять!
  Он посмотрел на пыльную посудную горку, чтобы укротить до времени свою злость..., и снова на Криспи. Тот стоял голым и смотрел на Рони.
  -Воды.
  Криспи снова вздрогнул и опрометью бросился выполнять приказание. Он едва не упал в коридоре, спотыкнувшись об тело матери. Мельком глянув на изувеченное лицо и бардовые брызги на стенах, мальчик поспешил на кухню. Здесь он ринулся к нижнему шкафчику, резко открыл скрипучие дверки и выдернул небольшой тазик из плотно слежавшейся стопы тазов и ведер. Вслед за эмалированным тазиком посыпалась и остальная посуда, громыхая по каменному полу и раскатываясь во все стороны, но Криспи не обратил внимания на шум. Он поставил тазик на подоконник, открыл тяжелую крышку медного бака и принялся черпать из него дождевую воду почерневшим латунным ковшиком. Наполнив таз, он схватил его и направился к двери... Однако, не сделав и двух шагов, Криспи остановился.
  Его задержало собственное отражение в мутном зеркале, что висело возле дверного косяка. Глаза Криспи не выражали эмоций. Они были погасшими, как остывшие угольки из печки. Он рассматривал собственное тело с некоторой долей интереса. Тонкое и костлявое тело с ввалившимся животом и пупком пипочкой. Криспи покачал головой и вышел из кухни, (хотя до недавнего времени, только собственное тело разжигало в нем хотя бы какое-то подобие ангельской варроды).
  Было еще кое-что... Криспи резко остановился в коридоре, словно наткнулся на невидимую стену, вода в тазике колыхнулась и пролилась на грудь. Холодная вода. Что-то ворочалось в его голове и прыскало в сердце тонкими струйками тревоги. Он смотрел на свою мать глазами-угольками и думал... Вопрос первый: почему мой бог называет меня: то Криспи, то Ассиор?
  Мальчик переступил через тело матери, не обратив внимания на ее тихий булькающий стон и надувавшиеся кровавые пузыри в той части лица, где у нее был рот. Он поскользнулся на кровавой кляксе, но устоял и подошел к двери в большую комнату. Вопрос второй: почему мне не страшно, хотя я точно знаю, что мой бог сделает со мной совсем скоро?
  Разве я не должен бояться смерти?
  Он вошел в комнату и застыл... Рони стоял возле посудной горки и рассматривал кухонные приборы в красивой коробке, обтянутой темно-синим сафьяном. На красном бархате в ней были аккуратно разложены ножи разных мастей, а так же всевозможные вилки и ложки... Рони положил на стол два ножа, (один с большим лезвием и массивной ручкой, другой с лезвием тоненьким и ручкой, словно набранной из кусочков янтаря), остальные инструменты он убрал обратно в коробку и её саму спрятал под пыльную шаль.
  Почувствовав присутствие Криспи, красивый мальчик Рони оглянулся и улыбнулся ему.
  -Этого будет достаточно, - сказал он, показав на ножи.
  Криспи приподнял тазик.
  -Вода, как ты просил. Ты хотел вымыть руки?
  -Руки? - Рони шагнул в сторону объекта своего исследования. - Да, руки...
  Он показал на стол и Криспи отнес тазик туда. Рони подошел к столу и опустил руки в прозрачную холодную воду до локтей.
  -Полотенце есть?
  Пока Криспи искал полотенце в шкафу, Рони вымыл руки, зачерпывая воду ладонью и поливая кожу тонкими струйками. "Разорванное ожерелье из стеклянных шариков..., - думал он, заворожено наблюдая за рассыпавшимися каплями. - Тихо-то как..., вокруг". Вода сразу смешалась с капельками крови и медленно стекала в тазик вязкими алыми ручейками.
  Рони смотрел в воду..., в его пронзительно-зеленых глазах и на бледной коже красивого лица отражались круги и пятна отраженного света.
  На поверхности воды в тазу переливались блестки света, а в глубине растворялись кляксы ангельской крови. Они доставали эмалированного дна клубящимися струйками и растекались по нему медленно, как густые красные чернила. Он провел ладонью по запястью, наблюдая за тем, как собиралась кровь в темный вязкий жгут и плюхалась в таз, словно комочки плоти. Криспи снова стоял рядом. Рони глянул на него искоса и взял протянутое полотенце.
  -Ты ведь не боишься крови?
  -Не знаю, - пожал плечами Криспи.
  Рони опустил полотенце в воду и намочил его. Затем достал и легонько отжал над тазом, (в глазах Криспи мелькали серебряные точки света, отраженные ударами капель об воду). Затем Рони повернулся к нему, вытер его острые плечи, впалую грудь и прикоснулся полотенцем к животу Криспи... Глаза Криспи расширились, и кожа напряглась на мгновение. Но тихий шепот его господина успокоил, словно голос Рони был наркотической дозой - инъекция искристого золота в стеклянном шприце. (Вколите мне в вены золотых нитей..., чтобы улетел!) Голос Рони проникал в кровь, он становился воздухом, которым дышал Криспи. Все звуки прекратились для несчастного ангела шестого поколения, кроме голоса его господина. И перед глазами... Сирень распустилась перед глазами Криспи: белая, сочная, душистая... Он ловил звуки своего господина и впитывал его запахи... Он был почти мертв от счастья.
  -Ты напряженный... Боишься, всё же?
  -Да..., прости меня, господь мой...
  Рони, придерживая полотенце на животе Криспи левой рукой, оглянулся назад и протянул правую руку в сторону стола. В тот же миг большой нож с массивной ручкой спрыгнул со стола прямо в руку мальчика Рони.
  Он глянул в глаза Криспи и улыбнулся солнечно.
  -Вот, сейчас.
  Полотенце упало на пол...
  Широкое лезвие ножа, сверкнув на последок в бледном комнатном освещении, легко вонзилось в расслабленный живот Криспи.
  Губы ангела задрожали, он задохнулся от боли и судорожно вцепился в руку Рони.
  -Отпусти, - тихо сказал Рони, не подняв глаз.
  -Я..., боюсь...
  Рука Рони дернулась и, легко пересилив хватку тщедушного ангела, рванула нож вверх. Кровь хлынула на белую рубашку Рони. И по старому пыльному дому пронесся отчаянный крик боли.
  
  Он сидел в кресле и рассматривал окровавленное тело посредине комнаты. Тело все еще шевелилось и что-то бормотало, выплевывая сгустки крови. Над бардовым ковром поднялась рука, на которой болтались лоскуты кожи. Рука тянулась в сторону Рони. Пальцы шевелились, словно хватали воздух жменями, между сочащихся жил просвечивали кости.
  -Рони, - прохрипело тело на полу, и рука упала со стуком.
  Рони резко встал с кресла, подошел к Криспи и наступил на его руку. Он наклонился, подобрал с пола тяжелый нож, лезвие которого было запачкано алой кровью, размахнулся и... И одним мощным ударом отсек половину руки несчастного ангела, возле локтя. Криспи захрипел от боли, ибо на крик уже не хватило сил. Рони отфутболил руку, и она улетела к стене.
  -Когда же ты умрешь? - пробормотал красивый мальчик Рони и отступил на шаг, с отвращением разглядывая дело рук своих.
  Он снова наклонился над корчившимся телом и перевернул его на спину.
  -Прошел целый час...
  Рони размахнулся и вонзил нож в сердце ангела. Тело Криспи согнулось от новой невыносимой боли, изо рта хлынул фонтан крови. Рони провернул нож, (прислушиваясь к хрусту ребер..., тяжелое лезвие смалывало кости грудины, как мясорубка), и воткнул его глубже, ударив по рукояти кулаком...
  -Умирай же!
  А Криспи всё не умирал.
  Он вытащил нож из тела и снова вонзил. Струйка крови брызнула в лицо, но Рони не отпрянул, просто сплюнул кровь, попавшую в рот, и недовольно дернул головой. (Умирай!.., Умирай!) Он продолжал терзать тело ангела, вонзая и выдергивая нож. Снова и снова. Снова и снова.
  А Криспи всё не умирал.
  
  Он стоял на кухне возле черного окна и жадно пил воду из позеленевшего латунного ковша. (Краем глаза глянул на свою руку..., запястье сплошь было покрыто лакированными черными точками высохшей крови) Рони посмотрел в окно. Почерневшая рама с облупившейся краской, белёсые разводы в уголках стёкол, истончившийся от времени клок паутины с засохшей мухой... Он посмотрел сквозь окно, сквозь прозрачный камень стекла..., (ненавижу!)
  Дворик, угол каменного сарая вдали, разбавленный свет - молоко с водою. Рони рассматривал сирень, над которой мерцало призрачное сияние дворовых фонарей. Дорожку... И на мгновение ему показалось, что на светлой петле гранитной дорожки кто-то стоит. Кто-то большой и черный. Кто-то пристально всматривавшийся в блеклое кухонное окно, за которым был он.
  Рони застыл на мгновение... Сердце испугано ухнуло в груди...
  Нет, показалось.
  Он снова окунул ковш в бочонок и зачерпнул воды. Он не стал пить, просто полил из ковша на руку. Чужая ангельская кровь на коже жгла острой болью, словно крапива... Вода звонко проливалась на белый пол, разлетаясь розовыми каплями по квадратным мраморным плитам. Смешиваясь с пылью, скопившейся на стыках, растекаясь тонкими гибкими ручейками во все стороны.
  За стеклом что-то мелькнуло...
  Рони резко поднял голову...
  Ему показалось, что возле окна стоял... (Но этого не может быть?!)
  Он поставил ковшик на стол и отступил на шаг от окна. Краем глаза он заметил черный металлический стержень в углу. Странная штуковина с деревянным набалдашником на одном конце и остро заточенная на другом. Он взял стержень и махнул в воздухе... Тяжелый такой предмет, и хорошо лежит в руке.
  Бросив на окно последний взгляд, он развернулся и вышел из комнаты. Он заставил себя думать вскользь. Он не фокусировал свою мысль на предметах или обстановке. Просто наблюдал, просто реагировал на импульсы сердца.
  Он остановился возле входа в комнату и оглянулся назад. Мирель тихо стонала... Мышцы и кости её лица шевелились, хрустели, брызгались кровью. Ангельское тело запустило процесс самовосстановления... Так-так...
  Рони зашел в комнату и хмыкнул.
  Криспи стоял посредине комнаты. Новенький. Свеженький, как только родился. О недавних мучениях напоминала только кровь, размазанная по телу. Криспи пошатнулся, но устоял. Он сделал шаг..., снова пошатнулся. Его тонкая узловатая рука выпросталась вперед и боязливо касалась пустоты... Рони глянул в сторону, туда, где лежала половина недавно отрубленной руки. Там и лежит, в уголке. (Так быстро выросла новая?..., однако...)
  -Рони? - прошептал Криспи, слепо махая перед собой одной рукой, а другой, протирая густо заляпанные кровью глаза. - Больше не надо, Рони. Это очень больно, Рони. Пожалуйста... Пожалуйста, Рони!
  Криспи шел в противоположную сторону. (Ненависть..., ненависть..., НЕНАВИСТЬ!) Рони, осторожно ступая по ковру, подошел к нему со спины и коснулся шеи заточенным концом стержня.
  -Не разочаровывай меня, Ассиор.
  -Рони? - Криспи вздрогнул и обернулся...
  А красивый мальчик Рони размахнулся и, изо всех сил, ударил прутом по тонкой шее. Криспи не успел крикнуть... Точнее его крик, вместе с упругим гейзером крови, брызнул на окно и растекся бардовой пузырящейся пеной по пыльному стеклу, (Рони пощади!). Его голова отлетела в сторону, вертясь, как юла, (глаза - затылок, глаза - затылок, широко раскрытые глаза - затылок). Она глухо стукнулась об ковер и откатилась к столу, упершись лбом в массивную резную ножку. А тело Криспи всё стояло. А тело не падало. Оно лишь пошатывалось, словно пьяное безголовое тело.
  Рони снова размахнулся прутом и принялся кромсать это ненавистное тело. Его Варрода, наконец, проснулась и грозно зарычала в слепой пыльной комнате. Она взорвалась в голове и докатилась огненной лавой до сердца, - слепящая вспышка алой энергии, - и Рони легко отрубил некрасивые узловатые руки на обезглавленном теле, (раз и..., два!). Затем двумя мощными ударами он перерубил тело посредине и верхняя половина туловища, словно подкошенный тонкий ствол деревца, упала на пол. Внутренности расползлись по ковру, как сонные красные змеи. Нижнюю половину он разрубил сверху вниз, (Сдохни, наконец!), и она развалилась надвое, брызгая кровью в потолок.
  -Да!
  Он хрипло дышал, рассматривая куски тела, лежавшие вокруг. Тяжелый стержень выпал из руки и вонзился в пол.
  -Да, - прошептал Рони и подошел к креслу. - Да..., да..., да..., - он сел, (пружины в кресле тихо скрипнули).
  Красивый мальчик Рони всхлипнул и подобрал ноги под себя. Он обхватил плечи руками, (размазывая кровь по белой ткани), и вжался в угол большого кресла, шепотом повторяя одно и то же слово: да, да, да, да...
  
  Где я? - он выглянул из-за плеча и осмотрел ее сонными глазами.
  
  Пыльный ковер..., что-то красное на нем, (что это?), стол..., чья-то рука на ковре, раскрытая ладонь..., подрагивающие пальцы. Запах..., живой и сладкий. Чем же так сладко пахнет? Что за цветок источает этот тонкий и, в тоже время, будоражащий аромат? Рони сильнее вжался в кресло, до немой боли в плече.
  Комната поплыла в его глазах... И случилось необычное что-то - Рони заснул. И сон его был, как обморок.
  
  **
  
  Ему снилось, что он стоял на Восточном холме Арая, за которым обычно пряталось вечернее солнце.
  Но сейчас, (снилось ему), был день в самом разгаре.
  Он стоял по пояс в траве, волновавшейся зелеными волнами на ветру, и смотрел вниз на цветущие сады и веселые пестрые крыши Арая. Он чувствовала робкие сухие прикосновение травы к голым коленям. Рони провел ладонью вокруг себя по самым краешкам колосков, (точки прикосновения), и по мягким травяным цветам, чувствуя восторг, переполнявший его душу солнечной вспышкой. Он вспомнил, что однажды отец водил его и Ишира сюда на пикник. Пока старший брат помогал отцу расстилать белую скатерть прямо на траву, он, по неоспоримому праву младшего брата, просто резвился, бегая вокруг них, то и дело, провоцируя Ишира.
  -Ну, догоняй же! Ну, догоняй, Ишир!
  Наконец, когда Рони совершенно устал носиться из конца в конец, он сел в траву, словно нырнул в духмяное марево и..., утонул в нём.
  Он испуганно задышал... (Утонул!)
  -Рони? - голос Отца. - С тобой всё в порядке, малыш?
  Младший сын удивленно озирался вокруг... Трава, трава, цветы, трава... И запах... Душистый аромат, густой и одновременно чистый, как вода из ручья. Рони сорвал пучок травы перед собой, сложил его надвое и понюхал. Он закрыл глаза, наслаждаясь этим удивительным ароматом, добрым, почти домашним, но и диким в тоже время, не прирученным до конца.
  -Почему так пахнет трава? - прошептал Рони.
  Над ним появился Отец, большой-большой на фоне слепящей синевы неба.
  -Ты чувствуешь красоту этого запаха, Рони? - спросил Отец.
  -Наверное, да.
  -Это запах крови.
  Рони удивленно глянул вверх на отца.
  -Кровь?
  -Кровь земли, на которой мы живем.
  -А разве она живая?
  -А разве нет?
  Отец потянулся к нему, (Позволь?), и взял из рук Рони пучок травы. Он поднял его и тоже понюхал, закрыв глаза.
  -Кровь земли говорит со мной... Она шепчет... Тихо-тихо... Иногда, она поет песню.
  -Пап? - Рони встал и обтряхнул шорты от травинок. - Снова ты за свое. Это сок. Сок не умеет петь песни.
  -Ты уверен? - Отец открыл глаза и коротко глянул на Рони. - Когда-нибудь ты услышишь голос крови. И когда ты услышишь его - берегись.
  -Эй, эй! - крикнул им Ишир и помахал рукой. - У меня всё готово! А молоко такое белое, а булочки такие аппетитные!
  Отец и Рони оглянулись назад... И Рони прошептал, (тихо-тихо прошептал, пока отец смотрел в другую сторону..., иначе не решился бы в глаза сказать...):
  -Ты не любишь меня...
  Он глянул на младшего сына. Резко повернулся, словно Рони не прошептал, а громко крикнул в лицо.
  Глаза отца. Удивленные глаза...
  -Рони?
  -Ты называешь меня своим прекрасным ангелом, но... Но любишь только Ишира.
  -Рони...
  -Пап..., я не обижаюсь. Я всё понимаю.
  -Что ты понимаешь? - он был огромной черной тенью на фоне бездонной небесной синевы.
  (Мурашки по коже..., Господь мой!.., истинный, единственный..., Господь!)
  Золотой свет лучился по краю этой непроницаемой тени. И запах..., его запах... Запах дождя, спелой пшеницы и яблоневых цветов. Рони почувствовал дрожь в своем больном черном сердце. По краешкам этой жестокой глыбы пробежались искры восхищения. Запах отца..., такой родной запах.
  -Ведь я не сын твой... Я всего лишь..., ублюдок.
  -Не смей...
  -Пап, вот, за что люблю тебя - ты..., - Рони всхлипнул и робко коснулся большой и теплой отцовской ладони. Другой рукой он вытер слезы на глазах и улыбнулся отцу. - Прости, я, как всегда, увлекся фантазерством.
  Он не ответил на прикосновение. Рони убрал руку... А слёзы скоро высохли на ветру.
  Этот день они провели весело. Дети пили молоко и ели аппетитные булки, а папа рассказывал смешные истории о своих учениках.
  
  Рони?.. Рони?!.. РОНИ!!
  
  Кто это зовет меня? Чей это голос? Странный голос, как шепот и крик... Кто ты?
  
  Ему снился школьный двор, залитый солнечным блеском от края до края. Дети, гонявшие мяч на поле, казались мерцающими тенями в испепеляющем солнечном свете. Смех и гомон, пение птиц и..., из раскрытого окна музыкального класса на первом этаже слышался печальный перебор клавиш фортепьяно; и еще..., откуда-то доносилось цоканье цветочного секатора. В общем, тишина и покой, - думал Рони, поддаваясь послеполуденной дрёме.
  Особенная тишина, наполненная негромкими звуками, которые не нарушали её гармонию. И свет.
  Свет был везде... Золотой свет вспышками отражался в школьных окнах и переливался волнами белого сияния на пирамидальной крыше школьной оранжереи. Он струился в кронах каштанов и лип, но особенный чистый его оттенок был в пышных кронах белой акации, - переливаясь слепящими точками белого воздушного золота. Солнце... Рони прищурился и глянул в сторону главного входа... Меж распахнутых чугунных ворот с ажурным рисунком, плавали тополиные пушинки. Белые, легкие, светящиеся...
  Рони потянулся на скамейке и откинулся на спинку. Он закрыл глаза..., (хочется заснуть)... И в это момент услышал голоса.
  Рони напрягся и оглянулся назад... там, за спиной, в бриллиантовом мерцании нежной зелени и в мельтешении красных цветов дерева роз, просматривались две фигуры. Взрослые? Кто это? Знакомые голоса...
  -Вы вызывали меня, директор?
  Тихо цокнул секатор.
  -Да, кажется... Хотите чаю, учитель Сорино? Я принес из дому кувшин холодного чая со вкусом персика. Как вы относитесь к вкусу персика, Сорино?
  Рони встал и быстро пересек лужайку по упругому травному ковру. Он подобрался к дереву роз и застыл возле его волнистых ивовых ветвей с маленькими бутонами, облепившими их до кончиков. Он разглядел отца возле его любимой клумбы, (ах, да, в это время он всегда занимается в саду, перед второй сменой). Отец рассматривал роскошную белую розу с изогнутым стеблем. Учитель Сорино тоже посмотрел на розу.
  -Вон там, на столе... В стеклянном кувшине..., - отец наклонился к розе и отрезал стебель секатором возле земли. - Как жаль, но...
  Цок.
  -Я хотел бы знать, зачем...
  -Я тоже хотел бы это знать, - отец держал розу и рассматривал ее на свету. - Красивая, правда?
  -Зачем же вы срезали её?
  -Всё дело в стебле. Я не могу допустить кривого стебля в своей клумбе, Сорино.
  -Даже не смотря на то, что бутон так хорош?
  -Бутон хорош, да..., - отец глянул на Сорино и показал в сторону столика, на котором сверкал стеклянный кувшин с янтарным чаем и рядом поблескивали высокие стаканы. - Всё же хочу угостить вас чаем, учитель Сорино. Как раз и поговорим.
  Сорино вздохнул и, окинув роскошную клумбу последним взглядом, пошел за отцом, сунув руки в карманы белых брюк. Отец достал откуда-то стеклянную вазу с узким горлом, опустил ее в мраморную чашу с водой для полива, зачерпнул воды и поместил розу в неё. Он поставил вазу на середину стола и показал Сорино на стул возле себя. Тот, испытывая некоторую неловкость, сел. Отец подвинул к нему стакан и налил в него чаю.
  Рони забрался глубже в низкую крону дерева роз, чтобы лучше видеть и слышать. Он чувствовал сладкий и одновременно кислый аромат этого удивительного растения, на тонких ветках которого не было листьев, а только маленькие бутоны роз: лёгкие, алые.
  -Попробуйте чаю. Он прохладный и смотрите..., - Отец постучал краешками пальцев по стеклу. - В нем плавают листочки мяты. Вкус необыкновенный, вам понравится.
  Сорино взял свой стакан и отпил глоток.
  -Вкусно..., - он поставил стакан на стол и полез в карман за портсигаром.
  -Не могли бы вы..., - Отец покачал головой.
  Сорино смутился и сунул портсигар обратно, (Извините..., эти старые вредные привычки...). Он снова взял стакан.
  -Насчет разговора..., - Сорино принялся жадно пить чай, тонкое стекло покрылось белёсой испариной. Допив, он вернул стакан на стол.
  -Еще чаю?
  -Хватит, пожалуй.
  Отец кивнул и сел на свой стул. Чаю себе он так и не налил.
  -Кажется, вы ведете шестой класс, в котором учится мой младший сын?
  -Кажется, да.
  Отец сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. Он глянул в сторону, где за пенными волнами акации на ветру, просвечивали слепящие вспышки школьных окон. Ветер растрепал его мягкие светлые волосы, солнечные лучики из каштановых крон касались его кожи золотыми черточками.
  -По всей видимости, вы сложили свое мнение о Рони?
  Сорино вздохнул и тоже глянул на волновавшееся море акаций.
  -Да.
  Рони напрягся. Он осторожно ступил еще на шаг вперед и подвинул к себе гибкие ветви с красивыми маленькими цветами. Крохотные бутоны робко касались лица. Тёплые сухие прикосновения.
  -Я хотел бы услышать ваше мнение, учитель Сорино. Как родитель.
  -Он сложный мальчик...
  Рони вздрогнул... Сорино смотрел на дерево роз так, словно видел в зарослях спрятавшегося мальчишку.
  А Отец смотрел на учителя. Он ждал продолжения, не торопил.
  -Он скрытный и очень умный. Внешне он создает безупречные мотивировки для всех своих поступков или бездействия. Он пишет правильные сочинения и решает задачки по математике, как орешки щелкает. Но... Если бы ни его красота, если бы ни редкие всплески харизмы и если бы ни старший брат... - Сорино исподволь глянул на Отца и сразу отвел глаза. - Ему было бы трудно в школе.
  -Он пишет правильные сочинения? Объясните.
  -Он пишет ровно то, что должен писать мальчик-ангел в его возрасте. Или скажем так, то, что, по его мнению, должен в них увидеть взрослый.
  -Но..., - отец коротко глянул на Сорино.
  -Но..., - тот развел руками. - Как убедить его писать в полную силу, я не знаю.
  -Хорошо, пока оставим это... Теперь насчет мотивировок.
  -С ними точно тоже, что и с сочинениями. И вообще, вся его деятельность в школе подчинена одной цели - не высовываться. Хотя, я должен признать, что это всё не от боязни перед сильными ребятами.
  -Тогда, что же это?
  -Я не знаю... Возможно, это должны знать вы. Как родитель.
  Отец улыбнулся и весело глянул на Сорино. Затем он взял кувшин и наполнил стакан учителя чаем.
  -Вы первый, кто говорит мне такое о Рони... Знаете, после такой характеристики..., я бы не решился спросить вашего мнения об Ишире...
  -О, Ишир, совсем другой характер! - Сорино всплеснул руками. - О нем я бы говорил долго и в самых восторженных интонациях! Он просто душа этой школы! И знаете... Я даже завидую вам, как отцу... Честно... Такой сын - благословление для родителей.
  Отец внимательно смотрел на Сорино. Учитель перестал улыбаться и застыл со стаканом в руке.
  -Он и есть благословение, - Отец, всё же, улыбнулся..., но как-то напряженно. Что-то там было, за его словами. Что-то таинственное, что учитель Сорино понял..., а Рони нет. Стакан стал на стол.
  -О Рони в восторженных интонациях вы ничего не скажете?..
  -Собственно, нечему восторгаться... Он хочет казаться посредственностью... И это не моя проблема.
  -А чья она? - Отец снова глянул на учителя заинтересованными глазами.
  -Она ваша.
  -Вот как..., - он грустно вздохнул и покачал головой. - Это не так, учитель Сорино. И вам придётся принять самое живое участие в судьбе Рони.
  -Это, что, наказание? - Сорино смотрел на Отца и, кажется, был недоволен и напряжен одновременно.
  -Наверное, да... За эти слова, что Рони не ваша проблема... Я ведь позвал вас в Арая ради Рони. Забыли?
  -Я человек. Всего лишь человек..., - Сорино снова понял что-то скрытое в словах Отца, (а Рони снова не понял ничего), он грустно усмехнулся и опустил голову. - Кто я, чтобы принимать участие в жизни самого красивого ангела Арая?
  -Вы полюбите его, обещаю.
  -Кого? Рони? - учитель недоверчиво качнул головой. - Извините, но... Не за что. Он пустышка.
  Взгляд отца. Взгляд...
  -Не говорите слов, которых не понимаете, пожалуйста.
  -И к тому же, я не хочу за него отвечать. Перед вами..., знаете ли..., страшно держать ответ.
  -Страшно? - Отец нахмурился. - Вы хотите разочаровать меня, Сорино, или просто испытываете границы моего терпения?
  "Вот это да, - Рони поёжился и осторожно переступил с одной ноги, занемевшей от неудобного стояния, на другую. - Давненько я не слышал такой тон!"
  -Вы позволите задать вопрос? - бледный Сорино всё же посмотрел в глаза Отца. - Раз уж наш разговор свернул на тропинку, что петляет над обрывом...
  -Попробуйте. Однако вы можете рассчитывать только на односложный ответ.
  Учитель вздрогнул на последних словах. (О чем они говорят? - думал Рони. - Я ничего не понимаю... То есть, я чувствую, что в словах, которые они произносят вслух, таятся непроизнесенные..., другие... О чем же они говорят?!) Горячий ветер пробежался по саду.
  -Хотя бы задать..., - Сорино отвернулся и снова посмотрел на заросли, в которых прятался Рони. Теплый порыв ветра взволновал гибкие ветки, срывая алые розы и кружа их над поляной. Рони глянул на мельтешащий рой цветов и, почему-то, подумал: Хорошо, если они договорятся...
  - Зачем я здесь?
  Рони снова сфокусировал всё внимание на Отце и Сорино. Учитель всё еще смотрел на дерево роз...
  (Он видит меня? - думал Рони и ёжился, вздрагивая от прикосновений нежных цветов к коже)
  (Почему он так пристально смотрит на дерево роз?)
  -Я же предупредил. Точнее формулируйте свой вопрос, учитель Сорино.
  -Остальные вопросы, которые прятались в этом - уже не имеют значения. Я понял ваш ответ. Спасибо.
  -Возможно, я не ошибся в вас, учитель Сорино?
  -Это вопрос? - Сорино грустно усмехнулся и показал на стакан с чаем. - Он, кажется, решился. Но перед тем...
  -Это плохо..., то, что он решился - плохо?
  -Не мне решать.
  -А кому?
  -Вам?
  Отец снова едва заметно качнул головой. Он взял кувшин и наполнил стакан учителя до краев. Янтарный чай чуть перелился на стол. Золотые пятна света метались по белой скатерти с красным кантом. И ветер... Сорино глянул на качавшиеся кроны деревьев. Ветер поет свою грустную песню.
  -Еще? - Отец поставил кувшин и посмотрел на Сорино. - Для него..., не будет ли достаточно?
  -Достаточно? Вряд ли. После. У меня дома.
  -Вы позволите ему?
  -Разве это не ваша воля?
  -Я не вмешиваюсь в личные решения ангелов. Особенно если эти решения приняты под жемчужным светом утренней звезды. Лишь иногда позволяю себе дать совет..., да, и то, если меня хотят выслушать.
  -Вы можете позволить себе это... А вот, он...
  Отец мельком глянул на дерево роз и Рони задохнулся от страха.
  Он не просто глянул в мою сторону!.. (Он на меня глянул?!)
  -Я попросил Рони написать сочинение на заданную тему. Помогите ему, учитель Сорино.
  -Тема?
  -Смерть.
  Учитель удивленно посмотрел на отца.
  -Неужели... - он побледнел, этот странный учитель по странному предмету, со странными янтарными глазами... - Но если так..., значит..., зачем вы мне определили эту роль? - Он вдруг что-то понял и..., опустил голову. - Ему?
  -Возможно, не ему..., но точно для вас... Всё возможно, учитель Сорино.
  -Неопределенность, которая является предопределением... Я не уверен, что вынесу бремя утренней звезды.
  -Полно вам. Бремя... Что вы знаете о бремени, беззаботный сказочник?
  Отец вздохнул и встал. Он отвернулся и тихо произнес.
  -Я удовлетворен нашей беседой, Сорино. Вы можете быть свободны.
  Сорино тоже встал. Он всё еще был бледен и всё еще смотрел на Отца своими удивительными глазами, в которых всё еще прятался страх.
  -Кстати, вам понравился дом, который я определил вам для проживания?
  -Да. Уютный домик с большими окнами во всю стену.
  -И вас не напрягает то, что он находится за городской чертой?
  -Всегда любил окраины...
  Отец коротко глянул назад и кивнул.
  -Значит, договорились. После всего.
  
  О чем они говорили?
  Рони просыпался...
  Какой удивительный сон. Я так не хочу возвращаться... Оставьте меня здесь, пожалуйста!
  Он видел себя со стороны. Он видел красивого светловолосого мальчика с короткой косой, в которую была вплетена черная шелковая ленточка. Он стоял среди колыхавшихся гибких ветвей дерева роз. Наблюдал за понурой фигурой Сорино, который медленно шел к школе, сунув руки в карманы брюк. Розы кружились на ветру, они уносились в синее небо, словно стая алых колибри.
  
  -Рони?
  Он открыл глаза. Перед ним был Сорино. И он был печален.
  -Учитель Сорино? - прошептал мальчик Рони, и попытался осмотреться. - Где я?
  -Ты..., - Сорино сделал над собой усилие и не сказал того, что собирался сказать. - Пойдем, Рони. Уже поздно.
  -Но..., как вы..., здесь...
  -Не имеет значения. Поднимайся.
  Рони попытался встать, но руки и особенно ноги, свело судорогой. Он едва сдержался, чтобы не крикнуть от боли. Однако это движение кое-что открыло его глазам. Он заметил большую пыльную комнату за спиной Сорино. Круглый стол на массивных резных ножках и... Влажное пятно на тёмно-бардовом ковре.
  -Где я?
  -Хорошо, что ты ничего не помнишь. Давай-ка я помогу тебе, - учитель склонился над Рони, одной рукой обхватив его за спину, другой за ноги, ниже колен, и поднял. Рони хотел возмутиться, но... Тело не слушалось его. Руки безвольно болтались внизу, как веревки, в ногах остро кололись горячие иголки боли.
  -Что со мной?
  -Скажем так, ты слегка перенапрягся.
  -Я был в школе... Потом, кажется, пошел домой... Хотя, нет..., я помню трамвай и сирень.
  -Да, здесь на окраине везде растет сирень. Белая пышная сирень.
  -В Арая больше нигде не осталось сирени, говорят.
  -Она пришла со мной. И если она исчезает, значит... - Сорино улыбнулся Рони, (не весело как-то улыбнулся), и направился к большим стеклянным дверям. - Ты тяжелый...
  -Поставьте меня!
  -Не ворчи ты... Ох, и заставил же ты меня потрудиться здесь. Впрочем, это была единственная возможность попрактиковаться в араянге.
  -А что вы делали? - сонно спросил Рони.
  Сорино промолчал.
  Сквозь сладкую дрёму Рони видел потолок и старинную бронзовую люстру с вычурными вензелями и пыльными стеклянными колпачками. Он видел коридор и уголок шкафа из красного дерева. Затем снова дверь и... Перед ним распростерлось молочно-розовое утреннее небо Арая. Серебристые облака медленно истаивали в занимавшемся свете солнца. И сквозь розоватое утреннее свечение в небе, проступали пятна яркой синевы.
  -Который час?
  -Что-то около четырех утра.
  -Папа, наверное, волнуется. И..., Ишир.
  Он наблюдал за лицом Сорино. И, к своему удивлению, Рони неожиданно понял, что ему понравилось это лицо. Острый подбородок..., нос горбинкой..., сиреневые очки без оправы...
  -Зачем вы читаете стихи Дасито на своих уроках?
  Сорино скосил глаза на сонного Рони и усмехнулся.
  -Он мой единственный друг здесь, в Арая.
  -Но ведь Дасито не живет в городе...
  -Он ушел за своим предназначением..., да... И мне стало одиноко в раю. Я читаю его стихи и вспоминаю друга.
  -Одиночество..., опять одиночество, - прошептал Рони и закрыл глаза. - А хотите..., я стану вашим другом?
  -Ты ангел ребенок... Хотя и старше меня на много тысяч лет... И, правда, странно.
  Рони приоткрыл один глаз. Над ним промелькнула витиеватая арка чугунных ворот. Он напрягся, почувствовав сладкий аромат сирени. Но скоро расслабился, закрыл глаза и прошептал.
  -Так быстро... Мы летим?
  -Летим.
  -Если не хотите вы... То я сам стану вашим другом.
  -Засыпай, Рони. Засыпай, малыш. Когда-нибудь так и будет... Всему свое время.
  И он заснул, перед тем обхватив Сорино за шею. Просто уснул. Сладко. Крепко.
  
  Снов он не видел. Как обычно. Просто провалился в теплую тьму и словно умер на время.
  
  Он проснулся, словно очнулся от обморока. (Больно!) Резко сел и осмотрелся вокруг. Яркие лучи солнца ударили по глазам слепящей вспышкой... Рони заслонился от света ладонью.
  Где я?!
  Лишь только его глаза привыкли к яркому свету, он убрал руку и... И рассмотрел большую комнату с парой картин на белой стене слева, и с невысоким стеклянным столиком посредине, на котором стояла ваза с увядшими розами. Сухие лепестки белых роз расскальзывались по стеклу волнами и по одному, (вертясь и подпрыгивая..., да, да), подхваченные теплым сквозняком, и ссыпались на пол, покрытый широким пушистым ковром. В противоположной стороне комнаты блестела стеклянная стена в белом канте тонкой рамы, служившая и окном, и дверью одновременно, часть её створки была сдвинута в сторону и сквозь мелькавшие на ветру белесые шторы, просматривался сад с желтой дорожкой и увитая диким виноградом беседка вдали.
  Рони шевельнулся и осмотрел себя...
  Кто-то положил его на широкий старинный диван прямо в одежде и сандалиях, поверх плюшевых подушек, каких-то журналов, книг, яблок, гибких кукол клоунов кукол с печальными глазами, курительных трубок и стеклянных шаров с замками в воде... Рони недоверчиво провел рукой по этому великолепию... (Это, что, пистолет?) Поразительный диван! Он был обтянут золотистой парчой, потускневшей и вытертой местами. Узоры на ткани мерцали на свету и словно ползали, сплетались и закручивались в спирали, как сказочные змеи. Вся его громадная площадь была завалена разнообразными вещами, а на лакированном подлокотнике стоял графин с узким горлом, на дне которого алело вино. Бокал с высохшей липкой бардовой полоской вина на тонкой стенке лежал рядом, на зеленой подушке с кисточками.
  Рони слез с дивана и стал на мягкий ковер. Он потоптался на месте, наслаждаясь ощущением упругой податливости под ногами, затем принюхался... (Знакомый аромат..., табак и свежая мятная горчинка с частичкой специи, от которой слегка першит в горле) И вообще... Эта комната, на первый взгляд, неряшливая и неухоженная - была наполнена светом и запахами сада. Она была уютной и совершенно точно характеризовала своего хозяина - затворника и чудака.
  Он заметил открытую дверь справа и направился к ней... Однако на середине пути приостановился и оглянулся на диван. Что-то там привлекло его внимание..., что-то простое и в тоже время необычное... Рони присмотрелся и заметил скомканный блокнотный лист, белый плотный шарик, закатившийся в угол. Мальчик вернулся, взял его и расправил.
  
  "Вера там, где легко твоему сердцу"
  
  Хмыкнув, он бросил листок обратно на диван и вышел из комнаты.
  Удивительный дом... В нем почти не было мебели, лишь картины висели на стенах, редкие разномастные стулья стояли невпопад тут и там, и несколько диванов посреди пустынных комнат так же были завалены невообразимыми вещами. Стол был всего один в овальной комнате с распахнутым окном. Совершенно пустой стол, если не считать золотой иглы посредине. Еще в доме было много света из громадных окон со шторами крыльями. Свет наполнял дом какой-то особенной атмосферой, - чистой и грустной чуть. Свет легко смешивался с мягкими запахами цветущих персиковых деревьев из сада за стенами-окнами и словно превращался в особенный вид воздуха, который пьянил и освежал одновременно. Рони остановился посредине одной из комнат и вдохнул этот воздух. "Чистота" - прошептал он.
  Штора поднялась от ветра...
  Он заметил кого-то за окном, на лужайке перед садом... Кто-то сидел в гамаке, растянутом между двумя высокими соснами... Этот кто-то покачивался в гамаке и курил... Тонкий завиток папиросного дыма свернулся в изящную петлю и уплывал в сторону сада.
  Рони пересек комнату и вышел на белую мраморную террасу. Тёплый ветер коснулся лица ароматом персикового цвета... Что это..., в воздухе?! (Целуя..., выцеловывая алые бутоны на белой-белой коже..., мурашками по спине..., мур-р..., колючими мурашками по белёсой бархотке на руках..., ожи...- оживляя кожу)
  (Я слышу ритм в тишине..., что за ритм..., откуда он?)... (Солнечные карандаши сквозь листву чертили золотые зигзаги на дорожке и на траве..., чиркали огненными полосами по стеклу..., теплом чиркая..., кожей чувствую..., спиной..., восторженно) Ритм. (Расчерчивая..., вычерчивая..., золотою фольгой выстилаясь по темному стеклу на дне зрения..., за ним) Ритм!
  Тот, кто сидел в гамаке почувствовал его присутствие и оглянулся. Тонкая папироса. Белая черточка. Дымок свернулся в круг и расправился в линию. Блёстки в сиреневых очках без оправы - слепо с золотом - фыскр.
  Сорино. (Я почему-то не удивлен) Это его ритм?
  -Присоединяйся. У меня здесь чай и сладкие пирожные.
  Рони спустился по ступенькам, которые были стилизованы под волны, наплывавшие одна на другую. Неудобно, но красиво. Он пересек дорожку перед домом, переступил через гранитный бордюр и пошел по траве. Сорино понаблюдал за Рони и, вздохнув, отвернулся. Ритм сделался тише, но не исчез. Утренний такой ритм.
  -Ты спал всего-то час... Как чувствуешь себя, Утренняя звезда?
  Рони разглядывал тонкие сосны, между которыми качался гамак, они были словно исполинские знаки препинания - черные скобки - на ослепительно белом листе солнечного света. И гамак, который, казалось, качался в воздухе. И черточка дыма. И сладкий запах пионов из маленькой клумбы неподалеку... Ветер снова коснулся лица Рони и в этот раз принес собой пение соловья.
  -Не люблю, когда меня так называют.
  -Лучше называть тебя Рони, да?
  Мальчик подошел к Сорино. Возле его ног, (белые остромысые туфли), стоял невысокий столик, сервированный на две персоны. Поднос, чайник, две чашки, блюдца, ложки со срезанными кончиками и плетеная корзинка с разномастными пирожными. Сорино махнул рукой в сторону.
  -Где-то там должен быть стул..., - папиросный дымок выгнулся дугой в воздухе и потянулся в сторону высокого куста можжевельника на границе лужайки и сада. И пока он струился в воздухе, солнце игралось пятнами света в его изящной ленте. Возле куста он остановил свое плавное течение и свернулся вокруг стула, заваленного на бок.
  Рони усмехнулся. Ритм и волшебство. Мне нравится.
  Денница поманил стул к себе. Тот дрогнул... Затем резко стал на ножки... Взмыл в воздух и подлетел к столу.
  -Не дурно, - пробормотал Сорино.
  Рони сел и вздрогнул... Стул был холодный и влажный от утренней росы. Шорты сразу пропитались прохладной росой и прилипли к коже. (Всё-таки твоя взяла, Сорино...)
  -Чаю, наверное..., - учитель поставил перед Рони чашку и плеснул в нее чаю. - Люблю бывать на этой лужайке ранним утром.
  Рони взял чашку и отпил маленький глоток. Мокрые шорты..., это унизительно, почему-то..., - думал он, искоса поглядывая на Сорино. Ты хотел унизить меня?
  Тот затушил папиросу и сразу прикурил новую.
  -Куришь?
  -Я?!
  -Глупо задавать этот вопрос себе, - Сорино покрутил папиросой в воздухе. Затем тряхнул рукой, и она раскурилась сама собой. - Я не удивлюсь, если ты куришь.
  Рони смотрел на стол. Возле корзинки со сладостями стояла невысокая хрустальная чаша и в ней распушились сиреневые пионы. Сладкий цветочный аромат перемешался с запахом свежего чая, (один дополняя другой). И это восхитительное сочетание поразило Рони, - не аппетитное совершенно, - просто красивое, мягко стелившееся по горлу, как вязкий сок. И к тому же..., этой вазы с пионами не было на столе еще мгновение назад.
  -Заметил, - хмыкнул Сорино. - Я был уверен, что ты обратишь внимание на это сочетание. Я спрятал в нем разгадку.
  -Разгадку? - Рони взял чашку белого фарфора и понюхал парок. Теперь ему точно захотелось поесть. - А разве я задавал загадку?
  -Ты? - Сорино глянул на Рони поверх сизой струйки дыма. - Ты не умеешь их задавать.
  -Вы уверены?
  -Более чем.
  Учитель взял из корзинки круглое пирожное с кремовой розой и положил на блюдце перед Рони. Звякнула десертная ложечка...
  -Загадка появится сама собой. Из воздуха.
  Рони взял ложку и аккуратно надрезал край пирожного. Глянул на Сорино...
  -А если всё-таки задам? - он отправил кусочек пирожного в рот и принялся жевать. - Вкусно!
  -Я убью твою загадку, едва она будет произнесена. Но..., попробуй.
  -О чем я думаю сейчас?
  -Ни о чем. Ты вообще не любишь думать. Всё, что ты делаешь - это здесь и сейчас. Твои размышления - это фрикции инфузории туфельки в тот момент, когда в неё ткнули иголкой.
  Рони покачал головой, отложил ложку в сторону и взял пирожное руками.
  -Я запомню это, Сорино.
  -Еще попытка?
  Рони проглотил пирожное и взял чашку.
  -Ваша ненависть ко мне - это ненависть или любовь? - он отпил глоток чаю и вернул чашку на стол.
  Сорино промолчал. Только стёкла очков поблёскивали на солнце. Рони взял следующее пирожное из корзинки и начал есть его с аппетитом.
  -Ты умный мальчик, Рони..., умный и очень жестокий.
  -Это не ответ.
  -Ты задавал вопрос?
  Рони усмехнулся. Отодвинул пустую чашку и посмотрел на учителя невинными глазами.
  -А сегодня я умру. Вы знали?
  Сорино взял папиросу, покрутил её в пальцах...
  -Опыт говорит, что это невозможно.
  -Чей опыт?
  -Твой, - учитель прикурил папиросу. - Ты хорошо постарался в доме на окраине, Рони. Однако..., Криспи жив.
  -Если бы вы не увели меня, - мальчик махнул рукой "ву а ля". - Возможно, я нашел бы способ добить его.
  -Зачем?
  -А почему нет? Кто помешает мне? Вы?
  -Отец...
  -Это вопрос? - Рони усмехался.
  Сорино покачал головой и отвернулся. Он задумчиво рассматривал золотые иголки света в каплях росы на листве.
  -Зачем ты раскрыл свою тайну, Рони?
  -Потому, что я боюсь умирать.
  Сорино мельком глянул на улыбчивого мальчика, его лицо еще более побледнело, и его изумрудные глаза стали пугающе пронзительными в прозрачном утреннем свете. Золотые пятна и тени ползали по его бледному лицу. И оно казало безобразным и совершенным одновременно.
  -Зачем тебе умирать, Рони?
  -А почему нет?
  -Жить - это идти вперед.
  Мальчик опустил голову и тихо сказал:
  -Еще больше чем умереть, я боюсь жить. Впереди - пустота.
  -Ты хочешь попросить меня о чем-то?
  Рони кивнул, не подняв головы.
  -Обещайте мне, что я не умру по-настоящему.
  -Хочешь, чтобы я солгал?
  -Да!
  Сорино выдохнул струйку дыма в солнечный луч, наблюдая за тем, как она переливалась в воздушном золоте и меняла свой цвет.
  -Ты ведь нашел способ...
  -Нашел, - прошептал Рони.
  -Верный, как смерть.
  -Как смерть.
  -Значит, ты хочешь, чтобы я поработал для тебя курьером и отнес в будущее... - Сорино повернулся к Рони. - Что я должен отнести туда?
  Рони тоже посмотрел прямо в глаза Сорино.
  -Всего лишь то..., что на самом деле Рони мёртв.
  
  
  В девять утра они вместе пришли в школу.
  
  
  1.
  
  
  Виды Арая из школьного окна были прекрасны в этот полуденный час. Невысокие холмики, мраморные арочные мосты и белые домики, выглядывавшие из густой зелени, пёстрые крыши и трамвайные рельсы, яркими полосками слепившие глаз, - всё было пропитано спокойствием и величественной красотой. Рони, сидел на широком белом подоконнике, расслаблено привалившись спиной к оконному косяку, лениво покачивал ногой, щурясь от солнца и насвистывая какой-то модный мотив. Иногда он поворачивал голову и бросал вопросительные взгляды вглубь классной комнаты. Серая тень делила его лицо на две половины: тёмную, (с черным глазом) и светлую, (изумруд в глазнице). Скоро он перестал свистеть, словно собираясь что-то сказать, но всё-таки передумал и снова вернулся к созерцанию летнего городского пейзажа. Из окна доносился знойный стрекот цикад и эхо звонких детских голосов, с первых этажей школы, где еще шел последний урок. Рони проследил взглядом за группкой старшеклассников, направлявшихся в сторону блестящего стеклянного купола школьного бассейна.
  -Люди отдыхают вовсю, - пробормотал он. - А мы торчим здесь уже целый час... Тоска.
  -Это от безделья, - ответил ему голос из глубины классной комнаты. - Занялся бы чем-нибудь... Кстати, ты дописал свое домашнее задание?
  Рони вяло махнул рукой и тихо добавил:
  -Оно бессмысленно.
  -Бессмысленно что: само задание или то, что именно тебе его поручил написать отец?
  -Всё бессмысленно. Ты в курсе, какую тему он мне дал?
  Горячий июльский ветер ворвался в окно и, растрепав волосы Рони, надул белую рубашку и рукава, понёсся дальше, в комнату. Скоро громко хлопнула дверь.
  -В курсе.
  -И ты считаешь, что это моя тема? - Рони всё-таки повернул голову и посмотрел в класс.
  Тот, на кого он смотрел, сидел за первой партой и, подперев голову руками, рассматривал странный прибор, лежавший перед ним на столе. Мальчишка пятнадцати лет с черными, как смоль, волосами и благородными чертами лица. Он убрал одну руку и посмотрел на младшего брата.
  -Так считает отец.
  Ишир снова подпер голову и принялся рассматривать прибор, похожий на планку толстого стекла с впаянным в него золотым узором энергетических дорожек и с тысячью тончайший оптических волокон, словно силиконовая трава из футуристического сна. Периодически по скрипящей белесо-прозрачной поверхности пробегали волны мерцающего света, волокна начинали шевелиться и наклонялись вслед волне.
  -Этот прибор... Он и есть твоё домашнее задание, Ишир?
  Ишир коротко глянул на Рони.
  -Это моё хобби. А задание я уже давно сделал и сдал отцу.
  Рони тяжело вздохнул.
  -Уже сделал и сдал... А что это за хобби?
  -Я думаю ветер.
  -Ты хотел сказать, думаешь о ветре?
  Ишир нахмурился, и в тот же миг по силиконовой траве прошла неоновая рябь, словно отблеск на речной глади, в которую только что бросили камень.
  -Что хотел, то и сказал. Думать о ветре и думать ветер не одно и то же. Думать ветер это... Пустое. Забудь.
  Рони пристально смотрел на брата... Через минуту он вернулся к созерцанию дворцов Араята, переливавшихся в мареве полуденного зноя.
  -Не понимаю я вас... Ни тебя, ни отца. Как можно думать ветер?.. Не понимаю.
  -Вместо того, чтобы лазить по старым заброшенным лабораториям, лучше бы учился.
  -И что? Думаешь, я тоже научился бы думать ветер?
  Ишир пожал плечами. Он хотел глянуть на Рони, но...
  -Возможно, ты научился бы чему-нибудь другому. Чему-нибудь полезному, например.
  -Например, тому, что отец написал в теме моего домашнего задания?
  Ишир всё-таки поднял голову и резко глянул на младшего брата. Он хотел сказать нечто строгое и разумное, но... Но, ведь и, правда, то, что было написано рукою отца в теме домашнего задания для Рони, было не более разумно, чем скрип двери или шорох занавесей на окне. Всего одно слово.
  Такое неожиданное слово.
  -Спорить с отцом бесполезно, ты сам это знаешь, Рони. Просто сделай своё домашнее задание и всё.
  Рони усмехнулся. Ишир этого не заметил. Он снова смотрел на силиконовую траву. Его тонкая мальчишеская ладонь поднялась над оптическими волокнами и плавно подвигалась, вправо и влево. Прозрачные травинки, со светящимися точками на кончиках, зашевелились и потянулись за ладонью Ишира, вправо и влево. Влево и вправо.
  -Однажды ночью мне приснилась...
  Рони посмотрел на старшего брата.
  -Однажды ночью мне приснилась ОНА.
  -То была женщина?
  -Не знаю... Не помню... Просто, когда я проснулся, точно знал, что это была ОНА... - ладонь Ишира застыла над силиконовым прибором и волокна затрепетали, издавая тихий скрип. - Когда я проснулся, то первое, что увидел, были звёзды в окне. Мириады белых точек на тёмно-фиолетовом небе. Знаешь, мне стало очень страшно... Открытое окно, звёзды, белые шторы, которые качал ветер. А ведь я всегда закрываю окно, перед сном. Закрыл и в ту ночь.
  Рони смущенно опустил голову.
  -Я приподнялся и увидел тебя... Ты спал, свернувшись калачиком, на коврике перед моей кроватью, - Ишир коротко глянул на Рони и снова перевел свой взгляд на траву. - Возможно, я понимаю, почему ты приходишь в мою комнату каждую ночь и ложишься на коврик. Но в ту первую ночь, мне стало по-настоящему страшно.
  -Извини... Я не контролирую себя... Просто...
  -Ничего не говори, Рони. Я перестал закрывать окно с тех пор. Потому что я всё понимаю.
  -Ишир...
  -Мне кажется, что ОНА неспроста приснилась мне в ту ночь. Мне кажется, что я видел не свой сон тогда.
  -Чей сон ты видел, брат?
  -Твой сон, - черные глаза Ишира прямо смотрели на Рони. - Ты ведь знаешь, что я умею заглядывать глубже, чем хотел бы... Я видел твой сон, Рони, просто потому, что ты был рядом. На самом деле ОНА снилась тебе.
  -Мне не снятся сны, - Рони нахохлился и, поджав ноги под себя, обхватил колени руками.
  -Или ты просто не помнишь их.
  Рони выглядел жалким и несчастным ребенком в этот момент.
  -Иногда мне тоже кажется, что ОНА снится мне. Снится каждую ночь. Мне кажется, что во сне я понимаю, что ОНА такое... Но проснувшись утром - совсем ничего не помню. - Мальчишка, сидевший на подоконнике и поджавший под себя ноги, посмотрел на Ишира. - А ты помнишь свои сны, братишка?
  Ишир кивнул, он тоже смотрел в глаза своего младшего брата.
  -Помню. Но мне снятся простые сны, как рисунки Рамира. В основном то, как я летаю в синем-синем небе Арая.
  В пронзительно-зеленых глазах Рони, в колдовских и необычных глазах, появилось что-то... Что-то... Он склонил голову к плечу.
  -Небо Арая... Я тоже хотел бы видеть такие сны.
  Пронзительно-зеленые глаза младшего брата смотрели в черные глаза старшего.
  Рони видел в глазах Ишира то, что хотел видеть в них. То, что он любил в них наблюдать. В черных-черных глазах Ишира был свет. Особенный свет. Он не был лучом, как, например, луч фонаря на ярмарочной площади, если рассматривать его в тихую ночь. Он не был похож и на солнечный луч, в жаркий полуденный час, пробегавший золотой рябью по листве, по озерцу и по окнам. Это был удивительный свет - свет его сердца. Рони не смог бы найти сравнение для него, как не смог бы объяснить своей любви к Иширу.
  Свет старшего брата радовал, согревал и в то же время - пугал его. Этот свет, как огонь в маленькой кузне на заднем дворе отцовской усадьбы, - он был слишком ярким, слишком горячим, слишком чужим для его тёмного сердца.
  У тебя красивое сердце, однажды отец сказал Рони. А у твоего старшего брата - оно огромное. В нём слишком много всего, чтобы быть просто красивым или просто добрым.
  Рони вздохнул и, убрав руки с колен, спрыгнул с подоконника.
  -Хорошо. Я попытаюсь сделать свое домашнее задание.
  -Отнесись к нему серьёзно. Отец не так часто лично дает нам внеклассную работу.
  -Так точно, мой генерал! - отсалютовал Рони и подмигнул Иширу. - Я не разочарую вас.
  
  
  2.
  
  Он хотел, чтобы получилось так.
  Коротко. Быстро. Привет, привет. Приготовил? Спасибо. Пока.
  Но вышло так...
  
  Рони зашел в класс для уроков химии. Дверь, как всегда была открыта. Сквозняк гонял по коридору и свистел в распахнутых окнах, как самый настоящий хулиган. Ветер дёргал занавеси на междуэтажном окне, как девочку за косички. Раскачивал портреты первых учителей школы из "Золотой капеллы". Хлопал незакрытыми дверями...
  Рони зашел в класс.
  Он осмотрел пустые парты, шкафы со склянками и аккуратными рядами коробочек с реактивами, диаграммы и фотографии каких-то химических реакций в рамках, развешанных на стенах, как картины. Глянул в открытое окно...
  -Эй, Рамир! Ты здесь?
  Пусто здесь было, солнечно и пахло чем-то едким, хотя и почти выветрившимся. Рони посмотрел на приоткрытую дверь в лабораторию, что находилась рядом с большой классной доской с меловыми разводами на черном полотне и скомканными тряпочками на специальной подставке. На доске имелась на половину стёртая надпись мелом "Пять состояний фризорака..."
  В дверной щели появился настороженный карий глаз. Рони строго в него посмотрел и спросил:
  -Где Рамир?
  Глаз моргнул, затем тонкий голосок сказал в ответ:
  -Вышел на минуту...
  -Ты кто?
  -Я Лиза...
  Рони сделал шаг в сторону двери. Глаз расширился от испуга и исчез в серой тени. Сразу же за дверью что-то грохнулось и рассыпалось по полу. Рони покачал головой и отступил назад на пару шагов. Он сел на краешек парты.
  -Куда он пошел?
  Шорох, шорох, шорох... Глаз снова появился в щели, сантиметрах в двадцати над полом.
  -Не знаю...
  Рони искоса и мельком глянул на глаз, и тот снова сразу же скрылся в серой глубине.
  -Он разве ничего не оставил для Рони?
  Шорох и тихий звук медленно раскатывавшихся железных шариков.
  -Для какого Рони?
  Рони хмыкнул. Однако... Интересный контекстный вопрос, как сказал бы Ишир.
  -Ты знаешь еще одного Рони сына Ихаваха в нашей школе?
  Глаз.
  -Нет...
  -Ну, так что?!
  -Что?
  Рони возвел очи горе и махнул рукой. Подожду.
  Он ждал Рамира десять минут.
  Целую вечность!
  За это время Рони успел задать себе вопрос и... Ответить на него вслух "Да".
  Он подошел к окну и посмотрел на клумбу с роскошными бардовыми розами, на бархатных лепестках которых сверкали капли росы. Этот сорт назывался севаринки... Он оглянулся. В дверях стоял Рамир и с удивлением смотрел на Рони.
  -Ты?.. Я не ждал тебя сегодня.
  -Я пришел забрать то, что ты обещал сделать для меня.
  Рамир глянул назад, мельком осмотрев рекреацию, зашел в класс и закрыл за собой дверь.
  -Не говори мне слова, Рамир, которые сейчас придумываешь. Я знаю, что ты сделал для меня то, что я просил.
  Рамир вздохнул и посмотрел на приоткрытую дверь в классную лабораторию.
  -Знаешь, где я сейчас был?
  Рони с улыбкой смотрел на Рамира. Этот юноша с роскошной копной волос, заплетенных в особенную косу, вызывал двоякое чувство в его душе. С одной стороны, он знал, что Рамир его друг. Но с другой..., он начинал его раздражать.
  -Меня вызвал директор, - Рамир снова опасливо оглянулся на дверь. - И знаешь... Я думал, что он будет отчитывать меня за недавний взрыв в лаборатории. Я даже придумал приемлемое оправдание, но...
  -Но?
  -Он ничего не сказал мне. Вообще ничего! Просто оторвал свой взгляд от записей и даже ручку не отложил... Он просто посмотрел в мои глаза. На пару секунд заглянул в них... И снова принялся что-то писать в тетради.
  -И что дальше?
  Рамир пожал плечами.
  -Ничего. Я понял, что мне нужно уйти и... И я вышел из кабинета.
  Рони покачал головой.
  -Ты испугался, что отец всё узнал по твоему виноватому виду?
  -Я не знаю... Но его взгляд...
  Рони смотрел на Рамира своими магическими пронзительно-зелеными глазами. Он улыбнулся и протянул руку.
  -Просто отдай мне маленький бумажный пакетик, который лежит в заднем кармане твоих брюк. И всё. Я сразу же уйду.
  Рука Рамира непроизвольно коснулась заднего кармана.
  -Рони... Это очень опасное вещество. Оно...
  -Я в курсе.
  Рамир, не в силах отвести свой взгляд от глаз Рони, вынул пакетик из кармана. Пальцы сжали его...
  -Просто, отдай мне, дружище Рамир.
  -А если отец всё понял?
  -Понял что?
  Рамир опустил голову и положил пакетик в ладонь Рони.
  -Для кого это, Рони? - прошептал Рамир. - Что ты собираешься с этим делать? Я могу и дальше притворяться, что мне неинтересно то, для какой цели тебе занадобилось это вещество... Но... Но что мне делать по ночам, когда останусь наедине с собой? Что мне делать и какие оправдания придумывать? Ведь я знаю, что...
  -Слишком много слов, Рамир. Хватит.
  Пальцы Рони сжали пакетик. Рамир смотрел в его глаза...
  Он увидел в них нечто, что испугало его. Испугало так, что мальчишка с необычно завязанной косой роскошных волос, отшатнулся и схватился за горло, словно в него вцепилась невидимая рука и принялась душить.
  -Рони!
  -Скажешь отцу - убью.
  -Что?!
  -Полностью убить, возможно, не смогу. Ведь ты, всё-таки, бессмертный ангел. Но я очень постараюсь, дружище. Я так постараюсь, что твоя смерть станет легендой во всех вселенных, что придумал папа. У меня есть опыт. Поверь.
  -Но, Рони... - Рамир медленно отступал от него. Шаг за шагом отступал назад, пока не уперся спиной в стену. - Зачем?! Зачем так?!
  Рони улыбнулся. Его светлое лицо, его пронзительные глаза были прекрасны. Они были совершенны. Они были... Рамир начал медленно сползать вниз по стене.
  Они были само совершенство!
  О, Рони!
  Глаза во всю вселенную! Глаза! Глаза! Глаза!
  
  
  3.
  
  -Отец? Можно к тебе?
  Ишир зашел в кабинет директора школы. В огромной комнате, наполненной золотым светом и тонкими тенями акации, что росла поблизости, было прохладно и свежо, хотя за открытым окном переливалось раскаленное марево середины июля. Отец стоял спиной к Иширу возле противоположной стены и рассматривал старинную карту Яарата. Высокий мужчина в белой рубашке, сцепивший руки за спиной... Он казался таким большим и непостижимым... Ишир снова испытал это удивительное чувство, которое испытывал всегда при виде отца - (восторг?). Словно сердце на секунду провалилось в груди и перестало биться... Всего одна секунда. Секунда падения в бездну света.
  Тихий и задумчивый голос отца.
  -Ты со мной, малыш? Всегда со мной? Со мной, не смотря ни на что?
  -Пап? Ты о чем?
  -Просто скажи мне: да или нет?
  Ишир сделал пару шагов... Приостановился...
  -Всегда с тобой, пап. Не смотря ни на что.
  Золотые полосы ползали по паркету песочного цвета, а вслед за ними серые тени, как змеи. Роскошные гроздья белой акации покачивались на ветру за окном.
  -Пап? Что-нибудь случилось?
  Отец вздохнул и, расцепив напряженные руки с некоторым затруднением, отошел от карты. Он не посмотрел на сына. Просто подошел к своему столу и сел в кресло, скрипнувшее пружиной. Он взял золотое перо и подвинул к себе тетрадь.
  -Чувствуешь магию в школе?
  Ишир напряженно смотрел на отца.
  -Поэтому я и пришел. Это проделки Рони? Что он снова натворил?
  -Ничего особенного. Просто чуть-чуть загипнотизировал Рамира. - Отец раскрыл тетрадь. Глянул на ровные строчки и красивые формулы..., закрыл глаза на мгновение, (если бы всё было так просто, как мои восхитительные расчеты...). Скоро его теплые глаза задумчиво рассматривали семейную фотографию в серебряной рамке, стоявшую перед ним. - Просто ему нужен час. Всего лишь час до того, как Рамир, (не сумев переубедить свою совесть), придет ко мне каяться.
  Ишир испуганно сглотнул.
  -Рони задумал что-то плохое?
  Отец устало улыбнулся и, положив перо на тетрадь, прикоснулся к фотографии.
  -Мне тоже нужен час, малыш.
  -Пап?.. Я не понимаю... - глаза Ишира начали слипаться. Он зевнул и осмотрелся вокруг. Заметив кресло, с белой кружевной накидкой на спинке, подошел к нему и сел. Его качало даже в кресле, как юнгу, которого старые моряки напоили ромом для смеха. Иширу хотелось спать. Спать... Спать... Спать...
  -Пап?.. Что со мной? - прошептал Ишир, завалившись набок, на мягкий подлокотник, и удобно поджав под себя ноги. - Мне так хочется спать...
  Отец посмотрел на своего старшего сына.
  -Впервые за свою долгую и красивую жизнь, малыш, я стою перед выбором. Единственное, что меня успокаивает это то, что выбор этот - мой собственный. Я волен принять любой из вариантов и сделать его единственно верным. Но... Но сделать его таковым и то, какой он на самом деле - не одно и то же. Понимаешь, малыш?
  Ишир, сонно пробормотав "да, да, понимаю", свернулся калачиком в кресле и засопел. Отец улыбнулся и посмотрел в окно. По его лицу тоже ползали золотые и серые тени. Сладкий аромат цветущей акации пьянил, пьянил, пьянил...
  -Возможно, вариантов больше чем два. Возможно, их нет, ни одного, вообще. Но всё-таки, если разобраться внимательно, один имеет место быть. Я не хочу придумывать для него оправданий. Поэтому всё сделаю сам... И всё же... Передо мной выбор. Впервые. Это так необычно.
  -Любой твой вариант - лучший.
  Глаза отца в полоске света. Внимательные глаза.
  -Конечно же, я выберу единственно верный вариант... Видишь ли... Других вариантов не должно быть. Если бы они были, то не было бы меня.
  -Да, да, да...
  -Так восхитительно, сынок, - прошептал отец. - Так восхитительно чувствовать сомнение в душе. Так возбуждающе - вслух, громко задать себе ТОТ САМЫЙ вопрос. И так интересно попытаться найти на него ответ... Я нашел ответ на вопрос, мучивший меня давно, малыш. Всё-таки нашел. Задолго до...
  Ишир ничего не ответил. Он спал.
  -Точнее сказать, я его создал, как и весь остальной мир.
  Он встал из-за стола и подошел к сыну. Его широкая ладонь опустилась на голову мальчишки, словно из света. Отец ласково погладил Ишира по волосам.
  -И этот ответ - ты.
  Высокий мужчина в белой рубашке рассматривал своего спящего сына, постепенно растворяясь в солнечном блеске. Его шепот тоже превращался в частички света, которые разлетались по кабинету, как светящиеся тополиные пушинки.
  -Так необычно. Так необычно... Ответ появился раньше вопроса. Ответ спровоцировал появление вопроса... Разве это не чудо, Ишир?!
  
  
  4.
  
  Рони смотрел на колыхавшееся марево первого послеполуденного часа, поднимавшееся над мраморными плитами небольшой безымянной площади возле школы. Расплавленное марево смешалось с дрожащими воздушными отблесками и сухим шелестом разомлевшей на солнце листвы. В стеклянном кубе трамвайной остановки было очень жарко... Он расстегнул две верхние пуговицы рубашки и тяжело вздохнул. Очень жарко.
  Воздух над площадью словно плавился, прозрачные раскаленные воздушные массы, клубясь, поднимались вверх. Перемешиваясь. Растекаясь по переулкам, обжигая окна нарядных белых домиков до хрустящей чистоты, сжигая листву на акациях. Он закрыл глаза и дотронулся до лба.
  -Я тоже горячий... Сейчас взорвусь, - прошептал мальчик в белой рубашке.
  Однако он не потел. Его кожа приобретала восковый оттенок, словно подсвеченный изнутри. Мальчик, не в силах больше оставаться неподвижным, встал и вышел из-под округлой стеклянной крыши. Он подошел к бордюру, за которым ослепительно белели на солнце мраморные плиты, и посмотрел вправо. Домики, акации и тележка мороженщика с пёстрым зонтом... Рони непроизвольно облизнулся, увидев этот зонт... Тонкие изогнутые дуги трамвайных рельсов, как раскаленные полоски, выныривали из зелени и, пробежав мимо остановки, поворачивали на Холмы Тогамы. Солнечные зайчики, слепя глаза, яркими точками проносились по рельсам. Рони снова посмотрел на зонт мороженщика. Еще одно? Последнее. Самое-самое последнее...
  Издали тренькнул трамвайный сигнал.
  Рони снова вздохнул. Последнее мороженое отменяется. А жаль. Из-за поворота показался вагончик с большими окнами, он медленно пересекал площадь сквозь колыхавшееся марево. Рони наблюдал за ним...
  -Эй, Утренняя Звезда, ты один? Где же твоя охрана?
  Рони скосил глаза в сторону. Возле остановки стоял Вир Симсабас. Здоровенный детина с копной непослушных соломенных волос. Он ухмылялся этой своей отвратительной фирменной улыбочкой и демонстративно потирал ладонью кулак. Рони снова глянул на трамвайчик. Как же медленно ты ползешь!
  -Я с кем разговариваю, Утренняя Звезда? Игнорируешь?
  -А здесь еще кто-нибудь есть? - тихо сказал Рони.
  -Эй, что ты там бормочешь, выродок?
  Рони нахмурился. И, правда, почему это я без Ишира? Если бы рядом стоял старший брат, то Вир Симсабас подошел бы к нам, лишь для того, чтобы поздороваться с Иширом. Он вел бы себя крайне вежливо и краснел бы от неловкости, как помидор. Ишир не умеет выбирать себе друзей, это факт. И этот тупица ему друг, и Шамба Ва ему друг, и все, все, все... Я так не могу. Мне противно.
  -Без брата ты и выглядишь выродком, - тяжелая ладонь Вира легла на плечо Рони. - Как же тебя угораздило одному в городе появиться? Осмелел, Звёздочка, обнаглел?
  -Не называй меня звёздочкой, - прошипел Рони и сбросил руку Вира с плеча.
  Улыбка Вира стала угрожающей.
  -Ох, какие мы недотроги, - детина снова положил руку на плечо Рони, но в этот раз еще и больно сжал его. - Ишир бы тебя защитил... Но! - Вир наклонился и громко прошептал в ухо Рони, как прокричал. - Но его здесь нет!
  Рони покачал головой.
  -Ты, что, серьезно думаешь, что он защищал меня от вас? Ты серьёзно веришь в то, что одного из сыновей Ихаваха нужно защищать от тупых кретинов?
  Вир хлопнул Рони по шее.
  -Не смей произносить ЕГО имя своим грязным ртом, выродок!
  -Дурак! - прошипел Рони и закашлялся. Удар Вира по шее оказался таким сильным, что заслезились глаза, и хрипом перехватило горло. - Он вас защищал! От меня!
  -Э? Ты о чем здесь толкуешь?
  Рони вытер слёзы боли и посмотрел в глаза Вира. Улыбка здоровенного детины начала меркнуть и в его глазах появилась неуверенность.
  -Э? Ты чего?
  Со стороны могло показаться, что старшеклассник придирается к насупившемуся мальчишке из младших классов. Обычное дело.
  Обычное дело.
  Но.
  Из спины Вира брызнула кровь. Брызнула упругой струей, в которой заиграли радуги. Поток крови ударил в стеклянную стену трамвайной остановки и расползся по ней пенистой кляксой.
  Затем из спины Вира показалась мальчишеская ладонь. Показалась всего на мгновение и сразу же нырнула обратно с негромким чавкающим звуком.
  Вир удивленно смотрел в пронзительно-зеленые глаза Рони. Он не верил, что это происходит с ним. Он снова сказал:
  -Э? Звёздочка?
  Струйка алой крови с запахом терновника вытекла изо рта... Быстро сбежала по подбородку... И принялась капать на воротник его чистой рубашки.
  -Опыт смерти - бесполезен для ангелов. Проверено. Но для тебя он будет уроком вежливости на будущее. Ничего личного, Вир. Просто урок.
  Рони размахнулся и толкнул здоровяка. Тот успел лишь охнуть... Его тело согнулось пополам и отлетело в стеклянный куб остановки, словно никогда не было большим и тяжелым, а наоборот легким, как воздушный шарик. Голова Вира ударилась об угол скамейки... Послышался хруст и... И из его глаз потекли кровавые слёзы.
  -Воняет... - прошептал Рони, с холодным спокойствием рассматривая корчившегося в агонии Вира. - Это и есть запах ангельской крови? Отвратительно. Это скорее запах паслёна, чем терновника. Ты не находишь?
  Он мельком глянул на приближавшийся трамвайчик. И в тот же миг раскаленный послеполуденный воздух собрался высокой волной, мерцавшей в солнечных лучах, и обрушился на тренькавший вагончик. Пространство исказилось в мареве, солнечные лучи, словно зигзаги из горячего стекла метались в колыхавшемся облаке зноя, отсвечивая в блестящих ободках колёс, в окнах, в начищенных до блеска поручнях. Солнечные лучи разбивались вдребезги, как хрупкое стекло... Трамвайчик продолжал свое движение и в то же время не сдвинулся вперед ни на сантиметр.
  А Рони внимательно рассматривал Вира Симсабаса.
  -Дурья твоя голова... Ну, зачем подошел ко мне? Зачем подошел в мой последний день?.. А теперь смотришь глазами умирающего спаниеля... Смотришь своими глупыми-глупыми глазами...
  Рони поднял руку и сделал пальцами вырывающее движение. Глаза Вира выскочили из глазниц, вместе со струйками крови. Они упали на горячий асфальт и покатились к ногам Рони.
  И Рони наступил на них. Раздавил, как тараканов.
  А Вир начал кричать. Он так громко кричал от боли и страха!
  -Понимаешь, всё дело в том, что отец дал мне задание. Он попросил меня написать свободную литературную аллегорию на тему... Ах, что за тема, Вир! Что за тема! - Рони поднял голову и посмотрел в небо. Он улыбался. Если бы Вир мог видеть, то всё-таки умер бы от страха при виде улыбки Рони. - Но я не знаю, что писать, Вир. Чтобы правильно было... Понимаешь?.. Я ничего не знаю о том, что должен написать по заданию отца.
  Рони вздохнул и опустил голову. Он устало махнул рукой...
  
  
  Он очнулся с криком.
  Вир сидел на скамейке в стеклянном кубе трамвайной остановки и ошарашено озирался вокруг. А вокруг него были чистые стеклянные стены и ни капельки...
  (Ни капельки чего на них?)
  (Ни капельки крови?!)
  Он громко сглотнул и дотронулся до груди. Пощупал рубашку, прикоснулся к верхней пуговице и с облегчением вздохнул. Показалось? Привиделось? Что это было?
  -Это всё жара, - пробормотал Вир Симсабас и встал.
  Он вышел из стеклянного куба и глянул в сторону удалявшегося трамвая. В заднем окне маячил тонкий контур Рони, дрожавший и словно нереальный в блеснувшей на стекле солнечной волне. Вир непроизвольно вздрогнул и снова прикоснулся к своей груди, чтобы еще раз убедиться, что в ней нет кровоточащей сквозной раны. Ему показалось, (снова галлюцинации от этой кошмарной жары?), что всего минуту назад он мучительно умирал... Умирал... Умирал и слушал, что ему говорил этот странный подросток с пронзительно-зелеными глазами. Вир не мог не слушать магический голос Рони. Голос этого жуткого существа заполнил собой всю вселенную и даже вытеснил агоническую боль...
  
  "Отец всего лишь написал вверху страницы тему. Своим золотым пером написал... Написал и отдал мне стопку бумаг... Там было:
  Тема домашнего задания.
  Смерть"
  
  Вир смотрел на удалявшийся трамвайчик, колыхавшийся в знойном мареве послеполуденного часа. В заднем окне уже никого не было.
  -Монстр в раю, - прошептал он, не осознавая, что шепчет. - Черт пришел к нам в гости.
  
  
  5.
  
  
  Нет, Вир, ты не прав..., на самом деле он собрался уйти.
  
  
  
  Он стоял в салоне трамвая один и смотрел в окно на проплывавшие мимо виды родной Арая, словно прощаясь с ними. Рони вытер пот со лба...
  А что, собственно, я собираюсь сделать?
  Слёзы потекли из его глаз. Разве это справедливо, отец? Разве ты не знал, что я сделаю, когда пойму, что эта тема мне не по силам?
  Папа! Почему я?!
  Трамвайчик, звонко тренькнул колокольчиком, и свернул вправо. Центральные кварталы Арая остались позади и в окне появились вздымавшиеся и опадавшие холмы южной окраины. Его любимый район когда-то... Рони наклонился ближе к окну...
  Холмы южной окраины. Персиковые сады. Белые каменные заборы. Дорожки, вымощенные гранитными плитами. Фонтаны в мраморных чашах. Стайка ребятни, перебежавшая через рельсы и помчавшаяся к персиковому парку по тёплым лужам на мраморе. Разбрызгивая воду голыми ногами. Улыбки. Смех. Светящиеся радостью глаза...
  У меня никогда не было такого детства, подумал Рони. Никогда.
  Оно было светлым, да... Но... В нем не было этого, даже не знаю, как ЭТО назвать. Не было этих брызг на солнце. Не было девочек с косичками. Не было... Не было беззаботности.
  От самого рождения я должен был помнить, ЧЕЙ я сын и соответствовать положению.
  Я был обязан...
  Рони закрыл глаза и прошептал:
  "Надоело! Не хочу! Не буду!"
  
  
  Он стоял на конечной остановке и смотрел на удалявшийся трамвайчик, постепенно растворявшийся в знойном мареве. Рельсы последний раз сверкнули огненными черточками, чабрец между ними последний раз дохнул в лицо горячим ароматом, смешавшись со щекочущим горло запахом креозота... Рони отвернулся от Арая, в колыхавшейся расплывчатой дымке и посмотрел вперед.
  Там было поле. Огромное бескрайнее поле. Там были духмяный ветер и волны по сочной траве. И четыре тополя вдалеке, и сквозь пирамидальные кроны острые иглы солнечных лучей... Поправив школьный рюкзачок на плече, Рони отправился по мягкой траве в сторону качавшихся на ветру тополей.
  Мне туда. Скорее! Скорее!
  
  
  Он положил рюкзак на траву и посмотрел вверх, на серебристые листья, шептавшие на ветру. Тополиные кроны качались из стороны в сторону, могучие стволы поскрипывали, словно по-стариковски задумчиво бормоча древние заклинания. Пронзительное синее небо, сквозь качавшиеся кроны, слепило глаза.
  Ах, что это?
  Рони прикоснулся к своей щеке.
  Это слёзы?
  Но почему?
  Ведь я знал, что этим всё закончится? Ведь знал?
  "Но почему?" - прошептал Рони и закрыл глаза. - "Я люблю отца. Люблю Ишира, но... Как Вир Симсабас назвал меня? Выродок?.. Выродок... Так и есть. Выродок!"
  Рони наклонился к рюкзачку и, раскрыв его, достал две вещи. Маленький бумажный пакетик и термос с травяным чаем, который готовила кухарка по утрам перед школой, каждому из братьев по термосу.
  -Найра, - прошептал Рони. - Спасибо, Найра.
  Он отвинтил колпачок с термоса, и налили в него янтарного напитка наполовину. Затем поставил термос в траву и надорвал белый треугольный пакетик. Горячий ветер ударил в лицо... Рони посмотрел вперед...
  Рони... Рони... Рони...
  Черные хлопья высыпались из пакетика в чай. И ветер затих.
  Рони посмотрел на выглядывавший из рюкзака уголок белого листа. Листа бумаги, так и оставшегося чистым. Мне нечего там написать. Я ничего не знаю - глупый я, глупый. Я ничего не чувствую - монстр я, монстр. Я ничего не хочу - бесполезный я, бесполезный.
  Рука поднесла колпачок ко рту.
  Рони крепко зажмурился и...
  И выпил всё до капли в два глотка.
  
  Я не хочу жить, - в этом всё дело. Я уже не хочу жить так, как этого хочет Ишир. Я не вижу в жизни той ценности, которую в ней видит Ишир. Я не понимаю того, что она дар... Подарок отца... Я считаю, что она - его каприз. Отцу стало скучно быть одному, и он придумал себе развлечение - жизнь. Сначала он придумал огромное пшеничное поле и уютный домик посредине. Затем он придумал Ишира... Затем создал Арая. Построил в ней красивые дома, рассадил сады, населил город ангелами и установил посредине свою Школу. И уже гораздо позже, он придумал меня.
  Отец принёс меня в свой дом ночью. Ишир, когда рассказывал о том, как я появился в доме отца, плакал от радости. Только при мне он не стесняется плакать... Спасибо тебе и за это, братишка!
  Отец принёс в дом маленький живой комочек..., из своей первой лаборатории.
   Младенца с молочно-розовыми пухлыми щечками и пронзительно-зелеными глазами...
  Зачем ты придумал меня, отец? Зачем обрёк на мучительное непонимание цели своего существования? Я знал, всегда знал, что ты ждёшь от меня чего-то главного, что я должен был совершить в твоем мире...
  Но я так и не понял, ЧТО ИМЕННО ТЫ ЖДЁШЬ ОТ МЕНЯ!
  А всё потому, что я красивая и, увы, бесполезная, безделушка. Я глупый брелок, который висит на блестящей цепочке и красивенько так себе брякает. Это всё, на что я способен, пап, - быть красивым и бесполезным.
  Ты захотел, чтобы я написал аллегорическую фантазию о смерти. О смерти! Ты захотел, чтобы я написал эту аллегорию неспроста. Ты подталкивал меня к какому-то решению или к пониманию чего-то... Ты подсказывал мне, что пора, пора Рони сделать, наконец, то, ради чего я тебя придумал и привёл в этот мир!
  Но это всё, что я понял. Понимаешь, пап? Это всё, на что оказался способен мой мозг!
  Я не гений, пап! Не гений!
  Поэтому... Лучше не быть мне совсем, чем так мучительно не понимать!
  Вот только...
  Ишира жалко.
  Так жалко Ишира!
  Мне кажется, что он единственный во всей Арая, кто по-настоящему любит меня. Мне кажется, что только он будет горевать... Прости, старший брат. Ты был лучшим старшим братом! Лучшим во всех вселенных!
  
  
  Небо Арая. Такое прекрасное небо. Такое манящее...
  Ласточки кружили в бездонной синеве, как стремительные черные точки, лавируя между солнечными нитями, свободно плывущими в воздушном океане. Пронзая снопы солнечного света. Беззаботно играясь и кружась.
  Небо...
  Хочу в небо, господи, господи!
  Последний раз хочу почувствовать упругую силу крыльев за спиной!
  Дайте мне неба кусочек во тьму, в которую иду!
  
  
  Рони с удивлением рассматривал свою алую душистую кровь. Горячее кровяное облако.
  Неужели всё-таки умру?!
  Он захотел рассмотреть свою руку поближе, но обнаружил, что она взорвалась. Фонтан его собственной крови ударил в лицо, больно хлестнув по глазам.
  Воняет! Такой сладкий, режущий горло запах терновника!
  Рони захотел отойти в сторону и в этот миг его ноги тоже взорвались, разбрасывая вокруг белые куски костей и полоски плоти. Он вскрикнул и рухнул на землю, как подкошенный.
  Пронзительно-зеленые глаза с напряженными красными прожилками выглядывали из травы. И плакали. И плакали...
  Светлую челку волос, ласкал теплый ветерок Арая.
  Рони застонал, и, вцепившись в траву изуродованными пальцами, (срывая её пучками с комками земли на корнях), оттолкнулся и перевернулся на спину. Кровь пошла горлом. Кровь била вверх, в блистающую синеву, упругим алым фонтаном.
  Папа! Ишир!
  Через минуту агонизирующий обезображенный Рони взорвался. Его алая кровь с запахом терновника разлилась по траве, по тополиным стволам и даже достигла листьев. Один миг - и Рони перестал существовать, превратившись в расползавшееся бесформенное облако густого кровяного тумана.
  
  
  **
  
  
  Кто-то спешил издали... Кто-то шел, (почти бежал), по полю к тополям. Кто-то черный в золотом солнечном луче. Кто-то, чья тень пересекала поле непроницаемо-черной чертой.
  Этот кто-то прошептал:
  "Рамир... Рамир... Зачем отдал моему мальчику порошок?"
  И в ту же секунду мальчишка, спавший гипнотическим сном за передней партой в кабинете химии, что находился на первом этаже городской школы, застонал и заворочался. Одна прядь в его роскошной копне волос стала седой. Она стала отметиной для отвергнутого херувима. Отметиной предстоящего воздаяния.
  
  (Тебя назовут повелителем мух..., а мог бы управлять солнечным ветром.)
  
  Кто-то, казавшийся черным в ярком солнечном луче, спешил к тополям. Чем ближе он подходил, тем ярче и чище становился свет. И в свете появился тихий рокочущий отзвук. Контуры деревьев истончались в этом, набиравшем силу, белом потоке. Природа становилась похожей на фотографию, передержанную на свету. Звуки застывали в воздухе, как тополиные пушинки в знойном мареве.
   Тени тополей ползали по траве. Капли крови с яркими солнечными точками дрожали на кончиках травинок.
  Солнечные лучи чертили золотые полосы на черно-бардовой траве. Выхватывая из серой тени красные пятна. Капли. Куски...
  Тень промелькнула между деревьев... На поляне перед тополями стоял Отец.
  Он смотрел на почерневший от крови рюкзачок и на выглядывавший из него уголок бумажного листа алого цвета. Он подошел к рюкзачку. Наклонился. И вынул лист, с которого стекала кровь.
  -Рони... Глупый ребенок... Что же ты наделал, Рони?!
  Свет прошелся волной по поляне, преображая её, стирая кровь, как ластик стёр бы старые карандашные рисунки. Не прошло и трёх секунд, как на поляне не осталось и следа напоминавшего об Рони. Всего лишь трава, редкие пушинки и серебристая тополиная листва.
  Отец повернулся в сторону города...
  В это мгновение вся вселенная, сложилась надвое, как листок бумаги.
  На поляне стоял мальчишка лет двенадцати, он смотрел на зеленоватую полоску садов Арая вдали. Он смотрел на белые и золотые точки зданий и дворцов, прикрыв ладонью глаза от яркого света.
  -Пап? - прошептал мальчик.
  Золотые блики запрыгали вокруг него, замелькали, сливаясь в слепящий золотой узор...
  -Прости меня, Рони, малыш. Прости, что не успел, - в ответ прошептал отец. По его ссутулившимся плечам и поникшей голове прыгали солнечные блики. Они замельтешили быстрее, быстрее, быстрее и скоро преобразовали высокого мужчину в мальчишку в белых шортах.
  -Пап? Ты о чем?.. Что мы здесь делаем, пап? Это окраина Арая?
  Мальчишка вытянул руку...
  Которая стала мужской рукой.
  Она стала рукой отца.
  Рука потянулась дальше и...
  И погладила Рони по голове. Погладила по мягким светлым волосам, стянутым на затылке в короткую тугую косу, с вплетенной в неё черной шелковой лентой.
  -Не бери в голову. Пойдём домой. Найра обещала сегодня приготовить к обеду нечто особенное.
  Мальчишка кивнул и, взявшись за невидимую руку, пошел через поле в сторону сверкавших шпилей Арая. Рядом с ним по траве стелилась непроницаемо-черная тень.
  В колыхавшемся знойном мареве могло показаться, что по траве весело шагал мальчишка в белой рубашке и в белых шортах. Но иногда, сквозь искаженный горячий воздух, вместо мальчишки из марева проступала высокая мужская фигура. Сгорбившаяся фигура. Несчастная.
  То мальчик...
  То его отец.
  То мальчик...
  То его отец.
  
  
  Ишир проснулся от ноющей боли в затекшей ноге. Он потянулся и сразу же поморщился от боли, снова кольнувшей иголкой. С трудом выпрямив ноги, он встал с кресла и с удивлением осмотрелся вокруг.
  Кабинет отца? Но что я здесь делаю?
  Открытое окно, трепещущие шторы, ветка с гроздьями цветущей акации за окном, подоконник, простая стеклянная ваза, (солнечный луч переливался в воде золотом и тенью), алая роза в вазе.
  Ишир сделал шаг и остановился. В ноге снова закололи иголки.
  -Выспался?
  Он вздрогнул и посмотрел в противоположную сторону. Отец стоял возле карты Яарата, сложив руки за спиной.
  -Извини, пап. Что-то на меня нашло...
  -Ты выглядел усталым, малыш. Хорошо, что поспал.
  Ишир осмотрелся. Ему показалось, что в кабинете что-то изменилось... Но что именно? Вот отцовский стол, на котором тёплый сквознячок листал тетрадь. Вот книжный шкаф, по стеклянным дверцам которого прыгали солнечные зайчики. Вот карта Арая...
  Ишир глянул на отца.
  -Рони...
  Что-то не так с Рони?
  Отец покачал головой, но не повернулся.
  -Представь себе, он сдал мне домашнее задание.
  -Но ведь... Он говорил, что не может ничего написать.
  Отец расцепил руки и показал на стол.
  -Сам посмотри. Весьма достойная работа получилась.
  Ишир нахмурился и подошел к столу. Ну, что там еще придумал этот неугомонный сорванец? Однако... Он взял стопку листов... Однако, братишка, ты сделал это! Я так горд за тебя!
  -Присядь за стол и сам почитай.
  -Можно? - он робко глянул на отца.
  Тот глянул на Ишира и улыбнулся.
  -Да. Читай.
  
  Через полчаса Ишир поднял голову и посмотрел в окно невидящими глазами. Он всё еще был под впечатлением.
  -Пап... Это что-то!
  Отец был возле окна и рассматривал розу в вазе. Он прикоснулся к бутону кончиками пальцев, погладил его, как котёнка и, вдруг, солнце заиграло яркими точками по контурам лепестков, словно золотая проскальзывающая нить.
  -Это так похоже на него и... И так не похоже... Я даже не знаю, что сказать. В творческую силу Рони я верил всегда, но чтобы написать такое... Это гениально! Пап, наш маленький Рони гений!
  Отец вздрогнул... И отвернулся.
  Ишир смотрел на солнечные блики, ласкавшие голову Отца.
  -Да, сынок, да. Мой маленький Рони - гений. И знаешь... Мне кажется, придет то время, когда он не побоится задать мне ТОТ САМЫЙ ВОПРОС.
  -Думаешь, этот вопрос придет в его голову?
  Отец вздохнул.
  -Уверен.
  Ишир снова посмотрел на рукопись. Странно это всё...
  -Где он сейчас, пап?
  -Дома. Сказал, что поработает в нашей мастерской.
  -Рони поработает в мастерской?! - удивленные глаза Ишира смотрели на отца. Они верили и не верили.
  -Возможно, его заинтересовали части приводящие механизмы в движение.
  Ишир глянул на заглавную страницу литературной аллегории "Смерть", которая начиналась со слов "Дружище, смерти нет, на самом деле. Впрочем, точно так же нет жизни... Всё это поэзия. На самом деле, есть ТВОЁ МЕСТО В ЗАМЫСЛЕ. А если его там нет, то это и есть смерть. Мне видится такая картина..."
  -Пап, это всё Рони? Ты уверен, что это всё Рони?
  (Как странно, как странно...)
  Отец устало вздохнул и кивнул. Но так и не повернулся к своему старшему сыну.
  
  
  ***
  
  
  Я смотрел в расплавленную даль, мерцавшую между тополей. Солнечные лучи пробивались сквозь кроны и слепили глаза белыми вспышками, в которых плавал и бурлил тополиный пух. По дороге иногда проезжали редкие машины, вздымая за собой бураны. И мальчишки на велосипедах проносились по краю дороги, (ах, сорванцы). Как, однако, жарко. И зонт не спасает... Уличное кафе было почти пустым, я и Сим Роххи занимали крайний к дороге столик, одинокий официант то и дело подходил к нам и осведомлялся - не закажем ли чего?
  Я выпил глоток остывшего кофе и, вдруг, заметил пушинку в чашке.
  -Еще кофе? - возле нас снова появился официант.
  Я вопросительно глянул на хмурого подростка, который сидел напротив. Лимонад в запотевшем стакане так и остался нетронутым.
  -Сим?
  Тот глянул на меня мельком и сразу отвернулся.
  Я кивнул официанту. Закурил. И снова посмотрел вдаль.
  Там... На краю дороги... Стоял Рони. Белый костюм, шляпа, одна рука в кармане брюк...
  Я напрягся, кажется.
  Он махнул рукой и направился к нам через дорогу. Красивый, элегантный, как всегда...
  
  Кто же ты на самом деле, Рони?
  
  Я махнул рукой ему в ответ. Сим смотрел на мастера красными, как кровь глазами, (острые плечи, жилы на шее..., он тоже напрягся?).
  
  Кто же ты, КТО?
  
  Я выполнил твою просьбу, Рони.
  Но сейчас я не уверен..., - твою ли?
  
  И мне, почему-то, так жаль светловолосого мальчишку, из неистового прошлого. Он ждал... Да, он ждал, что я спасу его...
  А я не смог.
  
  -Привет, друзья, - сказал нам Рони, когда подошел. - Заждались меня?
  
  
  КОНЕЦ.
  
  
  Сони Ро Сорино.
  
  2009.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"