Аннотация: Вот! Герасим! Отличное имя! Должно быть в произведении что-то серьезное...
"Ха-ха-ха... Жил-был... глухонемой крепостной! Это истерика у всех будет! Сдохнут все... А как же его зовут-то, а? Акакий! Вот! Акакий будут звать его! Жил-был глухонем... А, не, Акакий - это чересчур смешно. Файхутдин! Вот! Глухонемой Файхутдин! Отлично, отлично! Глух... Нет, Файхутдин - это чересчур! Два раза мужику не повезло: мало того что глухонемой, так еще и имя такое! Вот! Герасим! Отличное имя! Должно быть в произведении что-то серьезное..."
"Тургенев пишет Му-му", Гарик Мартиросян
http://video.ukrhome.net/watch/1803/1147/3588/
"Эти часы были на руке твоего папы, когда его сбили над Ханоем. Его взяли в плен и посадили во вьетнамский лагерь. Он понимал, что если чучмеки увидят часы, они их сразу конфискуют. А твой папа считал, что эти часы принадлежат тебе, и он скорее умер бы, чем позволил этим узкоглазым забрать то, что принадлежит его сыну. Поэтому он спрятал их в единственном месте, куда он мог что-то спрятать - в своей заднице. Пять долгих лет он носил эти часы в заднице. Умирая от дизентерии, он передал эти часы мне, и я носил этот неудобный металлический предмет в своей заднице еще два года. Прошло семь лет, и я смог вернуться домой к моей семье.
И вот теперь, малыш, я отдаю эти часы тебе..."
"Криминальное чтиво", Квентин Тарантино
***
Рассматриваю только сильные рассказы потенциально хороших авторов. По мнению читателей. "Моё мнение будет представлено в виде тотального глума и стёба, что делает слова более доходчивыми, а зрелище привлекательным для зрителей." Разбираю на штампы, оцениваю "матрешечность" и "сентиментализм" призведения, ищу логические и стилистические небрежности.
Колбаса (пародия на рассказ Р.Мусина)
*когда я читал этот рассказ, то вспоминал Герасима, часы Тарантино, рассказ Чехова "Тонкий и толстый" и...*
- Парниша!
Он поднял плешивую голову в некотором изумлении. Давненько его так не окликали. Но лицо застыло гипсовой маской, и гирю на ногу не уронил.
- Парниша! Послушай... мне бы доску, колбаски порезать на закусь. Нет у меня никого... и доски нет... и колбаски...
Бабища. Здоровенная, жирная. С перепоя, и огромным цветастым фингалом на роже.
- Заходи, - произнес он с трудом... Как давно не работал языком! Кажется - за всю жизнь так ничего и не облизал.
- Мне бы метр двадцать... в длину... и потолще. Пузырь у меня есть. Стаканы есть. А колбаски нет. Одни потроха... и кости попадаются. А у тебя вон сколько валяется... только крысы всё жрут. А? Спаси больную, - гундела болящая..
Хозяин сказал - в цех никого не пускать. Правило первое. Бомжей с рук не кормить. Правило второе.
Иногда бывшему учителю казалось, что он случайно родился. Или отправила его на землю Жанна Агузарова. За что? Как? Все было таким простым. Перед ним - класс. В десяти метрах - кабинет завуча. И вдруг - двадцать лет несвободы. Слишком он любил детей. Слишком увлекся. Но ведь не он придумал этот УК.
С тех пор перестал общаться с людьми. Пахан приголубил, и учитель вышел из зоны живым, почти целым. Устроился сторожем на мясоперерабатывающий завод. Жил здесь. На женщин и детей не смотрел. Принял хозяйство как свое, родное. Другого просто не было.
Кстати, многие замечали, что ему бесполезно приказывать. Как и просить. Был он туг на оба уха. Единственное, что признавал Директор (кличка осталась с зоны) - язык жестов. Хозяин на него нарадоваться не мог. Покажет, бывало, невзначай:
"Как бы нам...", - а сторож на следующий день, глянь - в женском белье щеголяет. Тощий такой, мелкий, бороденка козлиная, а все туда же - в стриптизерши.
Сторожа с завода знала вся округа - и люди, и женщины, и вокзальная проститутка. А в свое время знала вся страна. Да вот, была история...
- Заходи. - Открыл он дверь. - Пойдем, выберем тебе колбаску.
- Метр двадцать! - заорала она.
- Точно?
- Мне на пятерых мужиков!
- Ладно, намотаем метр двадцать.
- Под водку!
- С перцем, я думаю, красным.
- Сожителя, козла, схоронила! Праздник у нас!
- Подожди, я быстро.
Прошло не больше десяти минут с тех пор, как он нырнул в подсобку. Бабища переминалась - по жирным окорокам тек пот, нетерпеливо ждала.
Директор с удивлением смотрел на свои руки. Вот оно как! Все знают, все умеют, помимо него. Тонкие узловатые пальцы впились в колбасу, ласкали. Нож пел. Можно не проверять длину. Откуда такое? А, вспомнил... Директор хорошо помнил - как он умеет. Но не работать. Учить детей. Или, все-таки - работать? Молчание - золото? Колбаска оказалась славная. Языком по ней, языком!
- Вот, держи. - Сторож вышел и протянул тетке длинную колбасу в синюге. - Надо бы спрятать...
- А куда её? - Бомжиха развела руки в стороны: в каждой - по полному ведру отбросов.
- Да хоть в задницу!
Они вышли во двор. И, тотчас же - по нервам. Сразу несколько голодных взглядов уперлись в спину. С трудом бывший учитель подавил желание упасть на землю, откатиться, дать очередь... Ах, вот оно как...
Стоят, гаврики, у ворот. Начальник цеха, начальник охраны, с ними - пара незнакомцев. Смотрят.
Мелкий, козлобородый Директор шагнул назад, пытаясь скрыться за колбасой, торчащей из задницы бабищи. Потом понял, что выглядит просто глупо. Захотелось двигаться короткими перебежками. Внимательно посмотрел на стоящих в отдалении. Нехорошо. Как в прицел...
Кивком указал бомжихе на выход. Та замолкла, опустила голову, подобралась, став похожей на Му-му. Схватился за свой конец и понёс.
Как в замедленной съемке они минули ворота.
- Иди, красавица, - спокойно и тихо проговорил он.
Честно говоря, мне было весело читать этот рассказ: с самого начала перед мысленным взором нарисовался Герасим*, а сравнение старушенции с собачкой доконало меня окончательно. Честно говоря, я все время ждал, что он ее, если не утопит, так непременно задушит. Не повезло, автор решил сразить меня своим сентиментальным гуманизмом.
*Судите сами: здоровенный дворник с бородой, который и сам не говорит и остальных не слушает, придурковат малость.
Что вышло?
Во-первых, получился образ - клише. А если сюда добавить ещё и геройское прошлое, и зону - анекдотичный набор. Образ старушенции тоже карикатурен, поскольку выписан навязчиво, с выпирающими деталями и многократными повторами: 'Бабка. Старая. С клюшкой, и огромным цветастым платком на голове'. Далее по тексту просто рябит.
Старая немощная бабка и как-бы-благородный мужиковатый полудурок. Задача прошибить читателя на слезу ставится и решается в лоб, балаганными образами. Но в рассказе нет морали, поскольку не ясны мотивы поведения главного героя. Внутренний конфликт сводится только ко внешнему противостоянию героя со враждебным окружением, что также является штампом, учитывая предысторию (война, зона).
Во-вторых, использовав прием противопоставления (контраста) образов - антитезу, (а надо сказать, что это, не смотря на внешнюю простоту, один из самых сложных литературных приемов) автор свалился в пародию.
Вышло так называемое 'ироническое противопоставление', более свойственное сатирическим рассказам А.П. Чехова ('Тонкий и толстый', например), когда противоположные образы ставятся рядом, и один поясняет другой.
Для Пи: смешение низкого и высокого - типичный прием постмодернизма.
Забавно, что некоторые читатели сетуют о дохлых рыбках и трехногих собачках, которыми конкурс завален, а затем тут же умиляются над нищей старушенцией (я только не пойму, что там за концлагерь такой, в котором Полковник не мог доску за свой счет старушенции выпилить - ситуация мне кажется надуманной). Разумеется, рассказ более или менее добротный, но все те же сопли только в профиль.
Что так могло поломать психику здоровенного бугая, который врагов в прицел видел, а зону почти невредимым прошел - загадка. Может, поленом ему по голове съездили - не знаю.
Удивляет и другое: после 12-ти лет на зоне у героя остались армейские рефлексы - не верю.
Рефлексы также обозначены чудовищными штампами:
1. "С трудом бывший полковник подавил желание упасть на землю, откатиться, дать очередь..."
2. "Внимательно посмотрел. Нехорошо. Как в прицел..."
Это не просто штампы, но штампы, неоднократно подвергшиеся осмеянию:
1. При запахе газа, вы не бежите открывать форточку, а сначала даете беглую очередь в кухонную дверь.
2. Гуляя по парку, с трудом подавляете желание двигаться короткими перебежками.
...и т.д.
Не менее замусоленный штамп использован для того, чтобы дать возможность читателю заглянуть в душу главному герою:
"...а дворник на следующий день, глянь - цветы сажает. Бугай такой, бородища седая, а все туда же - в цветоводы".
Эта умилительная картина (основанная на антитезе) написана гротескной кистью Рабле - зверский цветовод плачет над цветочком аленьким. Надо сказать, что аналогичными приемами раскрытия прекрасного внутреннего мира политических персонажей постоянно злоупотребляет пропаганда - вождь треплет ребенка по щеке, например.
Хватит.
Эту часть хочется завершить известными словами:
в 5 кб вмещена абсолютно издевательская, неправдивая история, которую автор украсил штампами и сдобрил сентиментализмом, из чего я делаю вывод, что автор просто решил порезвиться и поиздеваться над читателями.
Остались совсем мелочи:
1. Где старушенция, ища доску метр двадцать на тридцать, 'одну трухлю да гниль' находит?
2. Старушка стояла[,] и терпеливо ждала.
3. 'Бог помог, и полковник вышел из зоны живым, почти невредимым'. - Кстати, забавное слово - 'почти'. Она была почти невинна.
4. Не [из] зоны. На зоне(у) - языковая норма, а не в зоне(у). Антонимические пары образуются предлогами в -- из, на - с. Розенталь, параграф 199. Выбор предлога
5. '-Заходи[,] - [о]ткрыл он ворота'. - Заходи. - Открыл он ворота.
Хватит. Автор грамотный, техничный, написал качественный рассказ, сам найдет.
И теперь, прочитав этот расссказ, я хочу задать автору вопрос Числа Пи:
И я не понимаю, зачем это автору-то нужно было. И зачем нужно мне. И почему он думает, что это мне нужно. И как он думает: зачем?
Далее мы поговорим о вреде сентиментализма.
***
"Один человек из царства Сун поехал в Юэ торговать шапками, а в тех краях люди бреются наголо, носят татуировку, а шапок им вовсе не нужно".
Чжуан-цзы
Гость (пародия на рассказ С.Малицкого)
*когда я читал этот рассказ, то вспоминал притчи Джуан-Цзы и анекдот про адвоката*
Он пришел на рассвете. Высверлил дверной глазок, сунул в дыру отполированный яблоневый сук, назвал меня по матери, метался и гадил по углам подъезда, пока я пытался его поймать.
Затащил внутрь, тщательно стер о ковер его старые кеды, усадил на калошницу в прихожей. Он продрал мутные глаза. Коричневый плащ разъехался на штанах, открывая острые колени. Поля шляпы с хрустом сломались о настенное зеркало за спиной. Пальцы лихорадочно полировали коленные чашечки. В бороде запутались мухи. Какие мухи в декабре?
- Три вопроса, - проговорил он глухо. - По пятьдесят рублей за каждый.
- Вопросы... - Не понял я.
- Три. - Пальцы сложились в дулю. - Я отвечу на любые три вопроса. Недорого. Только соображай быстрей.
- Подождите! - Я начал волноваться. - О чем вы говорите?
- Два вопроса, - повторил гость.
- Любые? - Мне было смешно и страшно одновременно.
- Вопрос! - повторил он громче. Пальцы скользнули по коленке.
- Вы ко всем приходите? - растерялся я.
- Ко всем. - Он приготовился встать.
- Так почему же... - Я неопределенно повел головой в сторону города, обернулся к квартире, пожал плечами.
- Не все слышат дрель. - Он по-прежнему не смотрел на меня. - Не все открывают. Не у всех есть деньги.
- Подождите! - Я начал лихорадочно соображать.
- Гони сто пятьдесят рублей!
- Но... - в голове замелькали дети, жена, мама, автомобиль с лысыми покрышками. - Кто вы?
- Двадцать пять за четвертый!
- Вы можете ответить на любой вопрос? - спросил я. - Тогда определите сами, дам я вам деньги или нет.
У меня появился синяк под глазом. Как у бомжа. Он посмотрел на меня, взял мой бумажник и ушел. А я так и не понял, на какие вопросы он ответил.
***
Претензии к рассказу "Гость", С. Малицкого
*детально*
Данное произведение позиционируется как сказка, однако многозначительный финал намекает на то, что сказка может обернуться притчей: т.е. содержит некую мораль, которую читатель должен изыскать сам.
Поэтому я предпринял попытку выяснить, какой смысл был заложен автором и каким самостоятельным смыслом обладает данный текст, в т.ч. и по той причине, что меня изрядно забавляют комментарии вроде: "понравилось, заставляет задуматься!"
Такого рода восторженные критики умалчивают, о чем именно они думают и к какому выводу приходят в результате непомерных умственных усилий, но такое думанье, как правило, сродни холостой работе двигателя.
Самое простое допущение лежит на поверхности: если главному герою ничего не нужно в этой жизни то он - или счастливый идиот, или пребывает в глубокой депрессии. По этой причине золотая рыбка виляет хвостом и исчезает в морской пучине, и никаких перемен главный герой не наблюдает.
Таким образом вся мораль сводится к известной притче Джуан-Цзы: "Один человек из царства Сун поехал в Юэ торговать шапками, а в тех краях люди бреются наголо, носят татуировку, а шапок им вовсе не нужно".
Однако несмотря на хаос в голове, главный герой выписан положительно и первое, о чем он задумывается - о нуждах других людей. О своих желаниях он сообщить затрудняется и просит помочь ему в выборе. Таким образом, резонно предположить, что просит он золотую рыбку не исполнить какое-либо насущное желание, а желание особенное: понять, что ему нужно от этой самой жизни.
Странно другое, что предполагаемые перемены в самопознании (и познании мира), если мои размышления о смысле рассказа являются верными, не приводят главного героя ни к какому результату: "И ничего не изменилось. Ни тогда. Ни через год. Ни теперь".
Любое изменение - это движение из точки "до" в точку "после". Подать изменения достаточно не каким-то наглядным образом, а лишь одним штрихом обозначить новый строй мысли главного героя.
Но несмотря на утверждение автора, которое я не могу принять на веру, в тексте вектор движения главного героя по Пути я обнаружить не могу. К сожалению, далее автор отказался от нашего взаимного сотрудничества по разбору его произведения. Поэтому многозначительный финал обернулся для меня туманной дымкой, а приятная сказка осталась приятной сказкой.
Однако мы - я и Джуан-Цзы - готовы придти на помощь автору, поскольку откуда угодно способны извлечь философский смысл: нас согревает яркий шарф, а мир должен раскрывать нам свою душу.
"Возможным называют то, что кажется возможным, а невозможным -- то, что кажется невозможным. Дорога появляется, когда ее протопчут люди. Вещи становятся такими, какие они есть, когда им дают названия. Каковы же они? Они такие, какие есть. Почему они не таковы? Они не таковы потому, что такими не являются. Каждой вещи изначально свойственно особое качество, и каждая вещь изначально имеет свои возможности. Нет вещи, которая была бы лишена присущих ей качеств и возможностей. Посему, если кто-то произвольно противопоставляет прокаженного красавице Сиши, былинку -- столбу, а благородство -- подлости, то пусть собирает все это воедино. Их разделение -- это их созидание, их созидание -- это их разрушение. Но все вещи -- рождающиеся и погибающие -- друг друга проницают и сходятся воедино. Только человек, постигший правду до конца, знает, что все приходит к одному. Он не прибегает к частным суждениям, но оставляет все сущее на обычном месте. Обычное определяется полезным, полезное -- проникновением в суть вещей, а проникновение -- доступным. Как только мы приходим к доступному, нам уже нет нужды идти далеко. Тут наши утверждения исчерпывают себя. Остановиться на этом и не знать, почему так происходит, -- вот это и значит пребывать в Пути".
Тут, извините, мой друг немного перемудрил и ушел в сторону, но я доведу до читателей смысл сказанного всего несколькими словами: всё, что человек на самом деле желает, происходит в его жизни самым естественным образом. Только учтите, что "желанием" является сам отказ от каких-либо желаний.
В этом суть Пути. Дарю вам, уважаемый автор. И вам, дорогие двигатели.
***
Теперь перейдем к технической части рассказа.
Центральное место занимает диалог (точнее - прямая речь) героя и золотой рыбки в образе деда-бомжа или гнома-переростка, кто их там разберет. К сожалению, диалог оформлен неправильно, с типичными самиздатовскими ошибками.
- Одно, - пальцы чуть дрогнули.
- Одно. - Пальцы чуть дрогнули.
Краткая авторская речь содержит небольшие стилистические заусенцы и логические неточности.
"Он пришел после полудня. Вызвонил меня в домофон, назвал мое имя, кашлял и морщился в загаженном подъезде, пока я рассматривал его через глазок".
Вот тут я рекомендую сменить неопределенное понятие "подъезд" на более конкретное "лестничная клетка", а еще лучше - "площадка", поскольку затруднительно старику метаться по всему подъезду, кашлять и морщиться во всех углах, а главному герою - наблюдать за метаниями старика. Но тогда встает резонный вопрос, а какого, простите, черта лысого, главный герой не убирается на своей загаженной площадке?
( "...я неопределенно повел головой в сторону подъезда..." - аналогичная замена.)
Далее. Можно догадаться - определяющее подлежащее "он", но избыточная череда слов создает впечатление, что главный герой рассматривает в глазок не незнакомца, а загаженный подъезд. Пять сказуемых - тоже перебор. Простое изменение порядка слов не спасает, тут нужна иная конструкция: Вызвонил меня в домофон, назвал мое имя, кашлял и морщился, стоя на загаженной площадке, пока я рассматривал его через глазок.
Честно говоря, меня достаточно сильно покоробили два аллитерационных ряда глаголов с ударением на "л". Я понимаю, что они нужны для ритма и для динамики в авторской речи, но в миниатюрном рассказе этот прием слишком сильно выхолащивает язык.
Далее, не очень понятно происхождение "полированного сука": ...сел на галошницу в прихожей. <...> Пальцы застыли на отполированном яблоневом суку.
Перед глазами возникает галошница из полированной яблони со спилом сука на поверхности. Если автор хотел указать на палку (сук) в руках старика, то вышло это неоднозначно.
Что сказать? В принципе текст удался. Разумеется, он выше средней температуры по конкурсу.
А! Что еще! Рекомендую автору избавляться от вредного влияния Вадима Субботина: Поля шляпы сломались... старик иссяк... тело его подломилось...