Ярко мигало весеннее светило, и задорно чирикали воробьи. Воздух, пропитанный ароматами базилика и кориандра, смешно щекотал полости гайморовых пазух.

Диоген и Синяк, взявшись за руки, вприпрыжку бежали по мощенной булыжником улочке. Весело позвякивали поварские ножи, тесаки и поварешки, пристегнутые полуавтоматическими карабинами к широким жестяным поясам. И каждый раз, когда бедра приятелей соприкасались, то сердце Синяка вспархивало к горлу и трепетало в глазах радужной бабочкой.

- Дзинь-динь, клон-клан... - звенел и лязгал тогда кухонный реквизит, надежно притороченный к чреслам поварят.

Оба приятеля свободно размещались в костюмах поварят седьмого разряда: белые колпаки, серо-буро-малинового цвета* фартуки поверх салатовых скаутских рубашек и шорт. К худосочным кадыкам присосались желто-зеленые пиявки в виде шейных платков, стыдливо прикрывающих синеватые гортани. При недостатке кислорода кровопускание освобождало организм работников кухни от опасного увеличения числа красных кровяных телец. Армейские ботинки гордо венчали нижнюю часть этого изысканного гардероба.

* На нем не так сильно заметны пятна соусов и пальцев.

Синяк скосил левый глаз, наблюдая за игрой солнечных зайчиков в золотистых локонах Диогена. И не удержавшись, он с такой силой хлопнул приятеля по плечу, что испуганные зверьки, резво спрыгнув с дернувшейся головы Диогена, попрятались в фарах летящих мимо автомобилей.

- Держи удар, приятель! - засмеялся Синяк, в животе его радостно урчали голодные мартовские валторны.

- Ой, - пискнула Диоген, чуть не попав под колеса красного лимузина. - Козёл! Старый Козёл!

- Я ближе к сорока, чем к тридцати, но когда-то и мне было пятнадцать. - Смутился Синяк - он не знал, как иначе выразить переполнявшие его чувства.

- Ничего. Ты меня извини! - Диоген встала на цыпочки и поцеловала Синяка в лоб.

***

Откровенно говоря, Шеф Повар не любил девочек, и все его ученики гордо носили пенисы. Кроме Диогена, которую Шеф поймал в бочке и воспитал как собственного сына. Повар любил усаживать на свои монументальные колени мальчиков и осыпать их розами и поцелуями.

Когда-то давным-давно, после рождения очередной дочки - тринадцатой по счету пальцев, Шеф сделал себе обрезание, маникюр и ушел в плавание вокруг Света. Путешествуя вдоль меридианов и поперек параллелей, несчастный отец наконец нашел усладу в изучении кулинарных искусств аборигенов разных стран и народов. Вернувшись, он открыл ресторацию, которая служила для сублимации его либидо в произведения культа чревоугодия, а также центральным местом тусовки великосветского бомонда.

Вскоре слава повара стерла все границы приличий.

Тайное общество анонимных гурманов совершало в ресторации Шефа гастрономические ритуалы. Папа Римский втихую отлучил негодяя от церкви, звал его за глаза сатаной и регулярно заказывал карамельных петушков на палочке. Простые люди глотали слюни и проклятия, проходя мимо обители разврата.

Впрочем, мы отвлеклись.

***

Завтра поварятам предстояло сдать экзамен на следующий разряд, изготовив деликатес из тухлого баклажана - "баклажан по-пекински". Однако они не отправились в морг, где отоваривались все, кому не лень, а пустившие сок овощи разбирали в первую очередь.

Зная о ловушке, приготовленной из дикой лазаньи конкурентами, Диоген решила пойти налево, тем более что перемерзшие полуфабрикаты не отвечали её эстетическим запросам. Она заранее договорилась о поставках с Крюком, инспектором Министерства Социального Питания, который частенько заглядывал в ресторацию и пялился на угловатую мальчишескую фигуру Диогена.

Когда Синяк ловил небрежно брошенный взгляд Крюка, то внутри у Синяка обрывались трепетные струны, и пульсирующий слизень из груди сползал прямо в таз и предательски сжимал копчик.

Инспектор ничего не заказывал, но исправно платил по счетам.

- Как ты можешь терпеть этого наглеца? - однажды не выдержал Синяк.

- А какие мурашки от него! - Диоген запустила в распахнутый ворот своей рубахи руку Синяка и провела ею по двум небольшим холмикам с острыми вершинами. - Вот посмотри! Так щекотно, я от них просто без ума! - Она счастливо засмеялась.

Мурашки вначале затеяли веселую возню под кожей Синяка, но почувствовав его холодный взгляд, впали в спячку. Синяк стряхнул их с ладони вместе с инеем.

- Предательница... - прошептал он.

- Я люблю только мои мурашки...

***

Чем ближе поварята подходили к гранитному монолиту Министерства, тем отчетливей рисовалась картина запустения и разрухи, разъедавшая своими унылыми красками окрест лежащие кварталы.

Вскоре витрины перестали узнавать отражения поварят в немытых стеклах, съёжились и попрятались в тени раскидистых фонарей. Дома склонились к земле и дрожали. Местами они полностью сбросили штукатурку, обнажив старческую плоть кирпичей и подгнившие ребра балок.

Уставшая Диоген прислонилась к боку зашедшейся в судорогах аптеки, и прислушалась к звукам, раздававшимся из полуоткрытой двери: стены дома натужно дышали, наполняя воздух запахом плесени и пылью.

Шум накатил волной, словно треск попкорна на жаровне.

Внезапно створки дверей широко распахнулись и на улицу, с писком и стрекотом, высыпала стая пупырчатых кукумберов. Диоген ойкнула и спряталась за спину Синяка. Спустя мгновение темное чрево дома отрыгнуло две тощие фигуры в черных кожаных плащах, на рукавах которых белели повязки с перекрещенными ножом и вилкой.

Полевые инспектора Министерства, перемещаясь по-собачьи на четвереньках и воровато оглядываясь по сторонам, ловко орудовали телескопическими сачками. Вскоре большая картонная коробка доверху наполнилась извивающимися тельцами кукумберов, их серебристая чешуя отливала капельками света.

- Что здесь происходит?

- Что вы делаете? - хором произнесли поварята, изумленно пялясь на работу инспекторов.

Те, словно не замечая нечаянных свидетелей, вынимали из коробки одного кукумбера за другим, ввинчивали им в головы разноцветные радиолампы, а вместо задних лап приделывали маленькие колесики-электрогенераторы.

- Что бы мы ни делали, вы должны молчать, - проворчал худой изможденный инспектор, вероятно страдающий от язвы. - Ваше счастье, что вы ученики Шефа.

- А-а-а... - только вымолвил Синяк и отступил на шаг назад, нащупывая на поясе тесак.

- Мы разыскиваем лежбища баклажан, - пояснил второй. - Радиолампы посылают сигнал, а по разноцветным огонькам мы легко отслеживаем передвижения кукумберов, которые питаются объедками.

- Зачем они вам нужны? - тихо спросила Диоген.

- А вот это уже не ваше дело! - Тощий инспектор зловеще ухмыльнулся. - Вы сочувствующие?

- Ох!

Занятые разговором собеседники не сразу заметили, как за их спинами пустили корни и выросли фиолетовые тени. Они становились все выше и темнее. Инспектора принялись угрожающе размахивать своими сачками.

Внезапно в небе ослепительно сверкнула молния, сорванная внезапным порывом холодного ветра: завихрения воздуха возникли от развивающегося из-за быстрого бега плаща. На мгновение все ослепли.

А посередине улицы, широко расставив ноги, стоял старший инспектор Крюк. Он окинул поле боя взглядом, и ни одна морщинка не дрогнула на его мужественном лице.

Баклажаны остановились и заворчали.

Старший инспектор протянул руку к заплечному ранцу, резким движением вынул из него поваренную книгу и медленно, глядя в невидящие глаза врагов, повернулся вокруг оси, очертив протянутой книгой круг.

Также медленно он открыл заложенную страницу и принялся читать:

- Рецепт "Соте из баклажан". Чисто вымытые овощи...

Баклажаны заверещали от ужаса, съежились и растворились в тени развалин, будто никого тут и не было. Лишь камни мостовой хранили их теплые следы.

Крюк пнул тела инспекторов носком сапога.

- Из-за этих двух недоумков, устроивших шум, вы легко могли бы попасть в переплет, - буркнул он, убирая поваренную книгу.

- Нам надо спешить, иначе ваш заказ перезреет. - Не дав приятелям перевести дух в спокойное место, инспектор схватил Диогена за руку и рванул к заднему проходу Министерства Социального Питания.

Они карабкались по пожарной лестнице, пока ступени не задрожали под ногами, а из глаз Синяка не посыпались искры. Запищала обожженная сирена, и лестница сложилась в гладкий желоб, так она складывалась всегда, чтобы помочь служащим как можно быстрее покинуть здание.

Инспектор Крюк схватил Синяка за руку и рывком вытянул на крышу Министерства. Синяк лежал и любовался Диогеном. Она была прекрасна. Её нежное лицо, охваченное пламенем румянца, оживляло розовыми отблесками скучное бетонное поле, местами заставленное мусорными баками с торчащими в разные стороны трубами и манометрами.

Инспектор положил на пол наручные часы и легонечко подтолкнул их: они шли с трудом.

- Черт! Мы опоздали!

Крюк откинул герметическую крышку ближайшего бака, нажав одновременно на знаки Венеры и Меркурия. Внутри бурлил фиолетовый бульон.

Лицо Диогена побелело, губы стянулись в тонкую полоску, и она тихонько заплакала:

- Я теперь не сдам экзамен...

- Прости, прости. Дорогая... милая... любимая моя! - Руки Крюка хаотично гладили Диогена по спине и бедрам, а инспектор вился за ними следом, словно голодный ленточный червь.

Внутри Синяка закипала ярость, и он пошире раздул ноздри, чтобы выпустить пар. Но рука его уже тянулась к разделочному тесаку.

- Что ты наделал! - закричала Диоген, придерживая за талию слабеющего Крюка.- Ты убил моего брата!

- Я хотел, чтобы вы были счастливы. Диогена я любил как сестру ...а тебя... - инспектор протянул немеющие руки, - ...тебя, Синяк, я любил больше всего на свете!

Синяк ошеломленно молчал.

- Я мечтал пожертвовать собой ради любви. Вы сдадите экзамен! - Инспектор подтянулся на руках и нырнул в мусорный бак. Диоген молча захлопнула крышку.

И тут в глазах Синяка померк свет - так снизошло озарение. Сердце одиноко запульсировало у самого корня его позвоночника, и Синяк понял: любил он Диогена, только потому, что видел в ней отражение её брата. А теперь он не может жить без Крюка!

- Я знаю всё и теперь опять могу стать счастливым, - спокойно произнес Синяк.

- Пусть будет так, - равнодушно ответила Диоген. - Когда я жила в бочке, то много путешествовала по свету и научилась в Пекине одному приему - укусу, который освобождает от всего лишнего.

Диоген прильнула губами ко рту Синяка.

Синяк умиротворенно лежал на полу. Тело его, став пустым и прозрачным, медленно остывало, воздух становился все прохладней, и лужицы грязи вокруг покрылись тонкой корочкой льда. Последнее, что он видел - счастливое лицо Диогена. Светила полная луна, Диоген чесалась, и поверх её искрящихся волос образовался призрачный нимб из танцующих мурашек.