Двери электрички захлопнулись со страшным треском - будто совершался некий мистический процесс. Потом поезд тронулся; я приподнял воротник пальто и прислонился щекой к стеклу.
Подвыпивший мужчина, сидевший напротив, открыл глаза и встряхнул головой:
- Слышь, Раменское скоро?
- Уже проехали... Тебе лучше выйти на следующей станции и назад вернуться следующей электричкой, - ответил я.
- Вот черт! - Сосед не слишком огорчился. - Надо же! И как все тут переменилось. Ни рожна не узнать... Поневоле прокатишься мимо! - Он беззлобно ругнулся еще раз и снова улегся на сиденье.
Под грохот колес я продолжал следить за сменой картин. Нет, мужчина ошибался: за окном открывался обычный вид - промзона, бараки и склады, редкие дачные поселки. Все было по-осеннему серым, грязным и пустым. А чего я мог еще ожидать, отправляясь в ноябре в райцентр?
В десятый раз я спрашивал себя, зачем еду. Неужели не могу продержаться без этой подработки? Да и чего можно ожидать от лекции в библиотеке по какому-то случайному поводу? Культуру, что ли, спасаю? Нет, ерунда... Просто еду - и все... Обещал, ввязался, обстоятельства вынудили...
За окном тянулись трубы огромного комбината. Из них валил дым - поначалу густые белые клубы окутывали верхушки труб, потом поднимались выше, таяли, открывая свинцовую гладь небосвода, потом превращались в тонкие, почти неразличимые нити, потом вовсе исчезали - без следа. Но в следующее мгновение дым поднимался вновь, вновь растворялся и пропадал.
И больше ничего не останется... А с другой стороны, подумал я, если бы все было так безнадежно, я никуда бы не поехал, не следил бы за клубами дыма, не думал бы о печальных в своем величии вещах и не говорил бы о них с другими. Ничего, кроме дыма, нет, но он-то, значит, все-таки существует.
С этой успокоительной мыслью я задремал. А проснулся час спустя от того, что меня окликнул мужчина с противоположного сиденья: