Кажется, я могу вспомнить, когда именно впервые услышал о графе, хотя в таком деле, как воспоминания, ни в чём нельзя быть уверенным на все сто. Если я и сталкивался с этим человеком до поступления в институт, то в памяти моей ничего подобного не сохранилось. Значит, первое влияние на мою судьбу граф Соколовский оказал потом, уже в годы учёбы на журфаке.
И по сей день не могу понять, почему проявил интерес именно к журналистскому мастерству в решающий момент поступления в вуз. В школьные годы я не испытывал ни малейшего желания следовать требованиям минуты, что было совершенно необходимо журналисту. Но документы подавал не колеблясь и нисколько не сомневаясь в выборе.
Возможно, в этом месте пространные рассуждения о роковом и фа-тальном добавили бы солидности моей истории, но ими не стоит увлекаться. Факты должны интересовать нас куда больше. А они вкратце (дабы не раздувать рассказ без меры) таковы...
В августе 19.. года я поступил на факультет журналистики. Про-фессию эту невзлюбил сразу же и учёбе отдавал очень мало времени, но кое-как всё-таки успевал. Присмотревшись к преподавателям и представителям ре-месла, я убедился, что понятия вроде журналисткой этики в них отклика не находят. До вершин мастерства им тоже было далеко. Куда больше пользы ваше-му покорному слуге удавалось извлекать из бесед с однокурсниками, среди которых встречались весьма интересные люди.
Тогда журфак не был ещё престижным, и кое-кто шёл туда просто с горя или по ошибке. Прирождённых журналистов попадалось мало, но они-то интересовали меня всего менее, как явствует из вышесказанного. Люди прихо-дили и уходили, переводились с других факультетов или брали академические отпуска, но костяк того кружка, к которому присоединился я, образовался уже на первом курсе. Надо сказать, что не будучи ревностным студентом, я целыми днями находился в институте - правда, не в аудиториях, а в фойе на первом этаже. Здесь и собирались ребята, составлявшие наиболее интересный контин-гент в среде молодых журналистов. Помимо всех возможных (при нашем скуд-ном достатке) развлечений, решались и кое-какие интеллектуальные проблемы. Не буду пересказывать содержание тех бесед: многое в них устарело, многое просто неважно для нынешних читателей. Но однажды в диспуте проскользнуло упоминание имени графа Соколовского. И я - впервые! - не забыл об этом. Кто-то из собеседников коснулся судьбы новых общественных организаций на данном отрезке времени и освещения их деятельности в прессе. Обсуждая сие, однокурсник мой Иван Викторов заметил между делом:
- Вот и граф обещался подкинуть материал про новые союзы - на статью, а то и больше. Конечно, это ещё вилами по воде...
- То-то и оно, - перебили Викторова. - А проблема не из последних. Без людей организаций нет, а журналисты...
Я негромко поинтересовался у Ивана:
-Что это за граф такой будет?
-Да студент один, - загадочно улыбнулся он. - Будет возможность - познакомлю.
Этим дело и ограничилось - по крайней мере, тогда. Но моё любо-пытство было основательно задето...
Следующее столкновение с именем Соколовского произошло в сте-нах институтского общежития. Туда я захаживал нечасто: большое скопление людей на небольшой территории - зрелище не из приятных: сор, грязь и прочие атрибуты совместного проживания людей, их неадекватные(вплоть до патологии) эмоциональные реакции - ничего менее привлекательного я в те годы не знал.
Но весной мы с Иваном и ещё двумя друзьями заглянули к Валере Игнатевичу, некстати захворавшему в предсессионный период. Объяснялось это просто: постоянно путешествуя на Юг России, где жили его родители, Валера с трудом переносил перепады температур. И в этот день он лежал на помятой кровати в неприбранной комнате, обмотав горло шарфом и являя нашим глазам типаж хворающего студента. Приход сокурсников резко изменил расположение Валеркиного духа, и он собрался угостить компанию чайком (со съестным, кажется, было плоховато). Тут и обнаружилось прискорбное для всех отсутствие совершенно необходимого в данной ситуации чайника. Валера не растерялся: подойдя к стене, он изо всех сил забарабанил по её поверхности кулаками. Моё мнение о кажущейся нелогичности поступка рассеялось через минуту, когда на пороге комнатушки возникла симпатичная девушка с огорчённым выражением лица:
- Ой, Валерик! Ты насчёт чайника, что ли, беспокоишься?
- Ещё как! - сжал губы Игнатевич.
- Извини нас, пожалуйста, но я у графа его оставила - чай там пили. А сейчас нет никого и комната заперта... Ну, я пойду.
- Иди уж, Марина! А то бы чаю выпили... - покачал головой огор-чённый хозяин искомого предмета (оба его соседа, люди весёлые и пьющие, на-ходились неведомо где и своего отношения к случившемуся никак выразить не могли). - Вот Соколовскому везёт: и бабы - ему, и чайник мой!
Мы дружно расхохотались: настолько комично выглядел Валера в эту минуту.
- Вы же без чаю и остались! Ну да ладно... Скажите-ка лучше... Потянулась беседа об институтских делах и о предстоявшей сес-сии (оказавшейся нелёгкой). О графе я в тот день больше не вспоминал. Зато сохранил в памяти несколько фактов, упомянутых в разговоре.
Сессию мы дружно сдали, хотя и с опозданием. А на втором курсе в нашей группе появился новый студент - Евгений Неведов. Факт при тогдашней текучести не слишком примечательный - если бы не многочисленные особенности нового однокурсника. Конечно, по-столичному богемный вид и нестандартная (тоже по моде) сексуальная ориентация в провинции уже никого не шокиро-вали. Больше всего меня поразила методика учёбы Неведова, о тонкостях ко-торой я впервые узнал от Валеры:
- Всё получается очень просто: семестр учения - и академ, следующий семестр - опять академ. Хотя по закону больше трёх студенту не пола-гается, но у Женьки на каждый закон справочка или отговорка найдётся. Вот увидишь - до тридцати доучится. Нам таких успехов не добиться...
Неведов отнюдь не страшился армейского призыва: поглощённый разнообразными делами, он в период занятий не находил для всего времени. Способность устраиваться в жизни, прилагая минимум усилий, была доведена у Евгения до гипертрофии, что меня всегда раздражало (и не меня одного). наши отношения так и остались поверхностными.
Я был очень удивлён тем, что Неведов проживает в общежитии, а не где-нибудь на квартире - этого он с лёгкостью бы добился. На мой вопрос, обращенный на сей раз к Ивану, последовал ответ:
- Хитро выходит - на период академического и из общаги его не выписывают. Да Женька там не бывает почти - графу одному приходится жить..
Я не отстал от приятелей, пока не узнал, что граф учится на четвертом курсе истфака, и он действительно граф - с восходящим ко временам Ивана Грозного родословным древом, малоизвестными, но вроде бы значительными предками с незапятнанной репутацией и благородными чертами лица. Кроме этих общих фраз, друзья не сообщили ничего нового, но моё любопытство могло быть возбуждено и меньшим...
Однажды, покинув обитель учёности раньше обыкновенного и бесцельно прогуливаясь по городу, я буквально столкнулся с Викторовым. Иван был непохож на себя: лицо исцарапано, брюки разодраны, куртка - в грязи.
- Что с тобой, дружище? - я был искренно озабочен, что и постарался выразить участливостью тона. - Неужели обычный твой стиль - чистота и аккуратность - вышел из моды? Или это какая-то катастрофа?
- Скорее роковая случайность, - уныло ответил Иван. - Пострадал по неосторожности...
Мне он рассказал всё не сразу и со многими оговорками:
- Вот, ходил к Предводителю...
- Это ещё что за птица? Уж не от него ли тебе досталось?
- Нет...его как раз и не застал.
- Что, охрана?
- Ну...вроде того...
Но мало-помалу Иван разговорился, а на моё замечание о вреде, который повышенная секретность принесла Варшавскому Договору, ответил, что особой тайны здесь нет. Действительно, в полном изложении факты представали весьма прозаичными и не со-держали никаких экстраординарных разоблачений.
Оказалось, что на одном из политических митингов (в нашем городе почему-то донельзя любили подобные мероприятия) Иван, Валера, Дима Немцов и ещё парочка студентов познакомились организатором губернского дворянского собрания. То, что губернии не существовало и в помине, данного деятеля не обескураживало - он собирал под свои знамена дворян. Поскольку внимание прессы гарантировало определённую популярность, Борис Сергеевич Барский (так звали предводителя) пригласил ребят поучаствовать в организации и деятельности собрания, на что получил их незамедлительное согласие. Иван в диалоге призвал и меня к дворянской работе, что доказывало отсутствие у него интереса и наличие чувства товарищества. Вообще-то теперь мне кажется, что Иван не раскрыл своих планов сразу по вполне объяснимой забывчивости, а не умышленно. Сам он вступил в собрание тотчас же после беседы с Барским, представив определенные документы. За ним последовал и Валера. По поводу дворянского происхождения Игнатевича мы впоследствии прохаживались и чуть было не поссорились из-за этого - хватило ума. Валера пролез в дворяне, что называется, на безрыбье: голубая кровь в его жилах не преобладала. Тем не менее оба вошли в созданный Борским клуб.
Прежде чем поговорить о дворянском периоде на журфаке, остановлюсь на личности того, кто заварил всю кашу. Борис Сергеевич, с которым я встречался два или три раза после организации собрания, оказался фигурой колоритной. Неприметный старичок в пыльном пиджачном костюме, постоянно прогуливавшийся с палочкой по улицам, являлся собственником двух мерседесов и просторного каменного дома за городом. Особняк был окружён высокой стеной, сверху - протянута колючая проволока. Иван, приглашенный по делам собрания, не дозвонившись у калитки, решил перемахнуть забор, понадеявшись на силу молодых ног. И совершенно зря. О проволоке он не подозревал, как и о здоровой овчарке, беспрепятственно бродившей по участку вокруг дома. Результатом тот плачевный вид, которому я был свидетелем.
А старичок, оказывается, совсем забыл о назначенной встрече с активистом. На одном из мерсов он укатил с кем-то из влиятельных друзей. Таковых у Борского было немало: и в законных сферах, и в прочих. Мне удалось узнать, что незадолго до того, как осесть в нашем городке, Борис Сергеевич отмотал срок. О причинах оставалось только догадываться...
Самоуверенность, напористость и упрямство сделали бы Борского неплохим патриархом провинциального дворянства, если бы не один недостаток - предводитель совершенно не разбирался в делах аристократических союзов. Несмотря на дворянские газеты самых разных уклонов, постоянно торчавшие из карманов пыльного пиджака, Борис Сергеевич не понимал проблем, волновавших соответствующие организации (похоже, он и газет этих не читал). Поэтому не смог принять верное решение в момент раскола в императорской фамилии - то есть в её сохранившемся к концу века составе - и последующего расщепления среды доморощенных аристократов. Борский то порицал одну половину династии, то хулил другую, то пытался безосновательно примирить всех Романовых. Его поведение и стало причиной краха. Но до этого было ещё далеко...
Борис Сергеевич объяснился с Иваном по поводу прискорбной случайности, их отношения вошли в прежние рамки. Однако повторного приглашения Викторов от предводителя так и не дождался.
Собрание было поставлено поначалу на широкую ногу: еженедельные вечера, банкеты, торжества и - организация всевозможных департаментов. Все наши ребята нашли себе места в этой ветвистой структуре: Иван - в департаменте связей с общественностью, Валера - в департаменте экономических связей. Все функционеры отпечатали в какой-то фирме визитки (разумеется, не бесплатно), но поделиться ими с друзьями не спешили. На карточке Игнатевича, которая попала мне в руки некоторое время спустя, красова-лось следующее: Зам. директора департамента экономических связей. Я иронически высказался насчёт того, что Валера, оказывается, не один в своём департаменте, и спросил о личности директора
- Граф, кто же ещё... - пожал плечами спец по экономике. - Он туда одним из первых затесался, всех опередил. Вот и хозяйствует.
Да, мои сведения о графе Соколовском медленно, но неуклонно пополнялись. Не следовало игнорировать представившуюся возможность, и я продолжил:
--
И чем же вы занимаетесь, экономисты?
- Ну, пока... Больше оргвопросы, - замялся Валера. - Но вообще налаживаются связи. Скоро к торговым сделкам перейдём. Да, Борис Сергеевич...
Нерешительность его породила во мне понятный скептицизм, перекинувшийся вскоре на все дела графа и прочих местных дворян. Впоследствии это отношение все крепло, и дальнейшие впечатления не меняли его. В основном...
После того, как общество (и студенчество) свыклось с существованием в городе Дворянского собрания, произошла моя первая встреча с графом Соколовским. Не встреча даже, а так - оч-ное столкновение.
Насидевшись в дешёвом баре (на журфаке как раз закончилась третья пара), мы с Иваном и Димой вышли на улицу. Учиться, естественно, не собирались, строили планы на вторую часть дня. Вдруг Димa указал рукой на противоположный тротуар:
- Смотрите-ка, граф стоит!
Я с первого мгновения понял, к кому относился жест Немцова. На автобycной остановке находился молодой человек в дымчатых очках. Производили впечатление высокий рост, царственная осанка и сквозившее в каждом движении легкое пренебрежение, a также - пожалуй, в наибольшей мере - тёмно-красный шикарный костюм, заставивший меня поморщиться.
Эта реакция на униформу новых русских для вашего покорного слуги была обычна в тот период, когда его (то есть моё) отвращение к данному классу могло сравниться силой только с его (то есть опять-таки моим) пацифизмом. Символы потребительского общества и доморощенного провинциального капитализма меня пугали. Именно поэтому разговор с графом не состоялся. Я отговорился нежеланием и головной болью (что было недалеко от истины), простился с друзьями и зашагал дальше, отказавшись перейти улицу...
Во время следующей сессии (на сей раз всё прошло как по маслу и журналисты торжествовали не зря) мы, забредя в изрядном подпитии далеко от дома, буквально врезались в притормозившую на красный свет белую Тойоту. Человек, который высунулся из машины и окинул нас недобрым взглядом, неожиданно оказался знакомым Викторова и предложил подвезти всех троих. Естественно, предложение было с благодарностью принято. Благодетель, названный Иваном Тимуром Николаевичем, оказался молодящимся лысоватым мужчиной лет сорока, весьма близким на первый взгляд к классическому типу нового русского - если это определение уместно.
В ошибочности первого взгляда мы убедились с огромным изумлением, когда, подъехав к месту назначения, Тимур Николаевич углубился в какие-то подсчёты:
- Так, восемнадцать кэмэ... 0,7 литра минус... Э-э... 24 в уме... Ну, за бензин с вас, ребята, по... - отчётливо произнёс он в итоге.
Разинув рты от удивления, мы с Димкой кое-как расплатились (благо, сумма, поделенная на троих, была невелика) и поскорее вылезли из автомобиля. Иван столь сильных переживании не испытал: он уже не в первый раз наблюдал радушие Тимура Николаевичa, путешествуя в распроклятой Тойоте.
- Вот так дела! - развел я руками, когда клубы пыли, поднятые отъехавшей машиной, рассеялись. - Что же будет с человечеством, если среди богачей развелось такое крохоборство?!
- Ты ошибаешься, - заметил Иван. - Он скорее не новый русский, а интеллигент. Преподаватель на истфаке, кстати, научный руководитель у Графа. Потому и познакомились...
- Что за приятели у нашего аристократа! Впрочем, шут с ними... Спать пора!
Какую тему избрал граф Соколовский для диплома, мне не довелось узнать. Зато других фактов со временем прибыло в изобилии...
Ежегодные Дни города стали единственными праздниками, которые я предпочитал проводить в компании большой - огромные скопища народа, которого становилось больше чем людей, меня уже не столько подавляли, сколько утомляли. На втором курсе Валера, Дима и Иван сообщили в предпраздничные дни о перемене в своих планах - моему шумному обществу (и обществу моих друзей) они предпочли более узкий круг. Говоря проще, ребята решили отдохнуть с графом вместе. Пригласили и меня, сообщив, что допоздна будут на городском стадионе.
Об этом я не забыл и, заинтригованный, выкроил все же полчаса, чтобы повидать однокурсников. Шел благотворительный футбольный матч, и логично было бы предположить их присутствие на трибунах. Ан нет - я удалился в разочаровании, оставив любопытство неудовлетворенным. А на следующий день на мой недоуменный вопрос Дима ответил следующим разъяснением:
- Мы до самой ночи были на стадионе. Конечно, не на поле. Знаешь, там за трибунами закоулок недалеко от офисов? Рядом теннисный корт находится. Сначала граф с кем-то играл. Ты знаешь, он ведь большой специалист по лаун-теннису. Играет только на деньги или за оные. Вот... Потом сторож, его знакомый, собирался корт закрывать, но Соколовский упросил оставить ключи. А дальше - решили мы подзаработать. Корт в аренду на время сдавали. Деньги - поровну, на четверых.
- И много ли досталось? - улыбнулся я.
Названная в ответ сумма оказалась незначительной: даже на бутылку не хватило бы.
--
Что же, так до вечера и трудились?
--
До ночи, пока не стемнело...
Я только плечами пожал. И с этих пор стал потешаться над графом как мог, сделав его центральной мишенью для развития собственного остроумия. Может, шутки и дурацкими казались, может нехорошо шутить над незнакомым человеком, может, Соколовский и не заслужил подобного, но были поводы...
Вскоре после каникул в общаге, в комнате Игнатевича, где предметы роскоши не задерживаливь дольше того времени, которое было необходимо на их продажу, - в этой комнате неожиданно появился телевизор. Правда, старый, черно-белый и неисправный.
- Что, какую-то антикварную лавку закрыли? - поинтересовался я.
- Ничего подобного; это граф оставил. Он же отсюда съехал, как только диплом получил. Распалось их с Неведовым сообщество.
--
А барахло, значит, друзьям оставил?
--
Никак нет, - возразил Иван. - По приезде из Риги обещал забрать.
--
Откуда? - я поначалу не поверил своим ушам.
Валера охотно пояснил:
- Предки у Соколовского - тамошние граждане... А он сейчас решает, прибалтийское или российское гражданство окажется выгоднее. Зесь - армия, там - общая нестабильность...
- Ищет места потеплее, - улыбнулся я. - Будто он один такой умный!
- Кстати, об уме... - встрял в разговор Иван. - Граф как-то помянул о тебе. Любопытствовал вроде... Считает тебя интересной личностью.
- Очень лестно. Спасибочки.
На том разговор и кончился. А телик еще долго пылился у Валерки в комнате. Учеба продолжалась, место графа в общежитии занял кто-то другой, дворянское собрание перестало быть новинкой. Но о Соколовском не забыли.
Сначала выяснилось, его исключили из собрания. Борский, по словам очевидцев, рвал и метал: руководитель работы с молодежью перстал посещать еженедельные рауты. Однако мнение предводителя у тех, кто по-прежнему относился к графу с несомненным уважением и пиететом (а этим, несмотря на мои нападки, продолжали грешить журналисты-дворяне), уже потеряло свой вес, как и само собрание. Вскоре забрал оттуда свои документы и Валера. Только Иван продолжал по свойственной ему склонности к инерции захаживать во дворяне...
Молодежь, как известно, не может жить без интересов и массовых увлечений. Когда аристократия оказалась не стоящей внимания, журфак захлестнула демократическая волна. Всяческие партии и движения плодились в политике как грибы.
Но момент был уже упущен. Громогласные манифесты молодежного лидера никого из обывателей не впечатляли - в силу выработавшейся привычки. Иван предпринял даже телефонный экспресс-опрос на партийную тему и опубликовал его результаты в газете. Их плачевность была столь очевидна, что лидер партии, посетив наш городок с рабочим (или коммерческим) визитом, не упомянул вовсе о молодежной фракции. Может, этот сытенький и богатенький толстяк боялся каких-то внутрипартийных разногласий, может, просто забыл о малозначащей подробности, но его пренебрежение глубоко оскорбило младую поросль. Так бесславно завершилась эпоха демократии на журфаке - и в графской биографии.
За следующий год сведения о Соколовском были крайне скудны. Он продолжал зарабатывать на жизнь теннисом, снимал квартиру и путешествовал в Москву и Ригу и обратно, так и не решив вопрос с гражданством... Однажды я задержался на даче у Димы Немцова. Последняя электричка уже ушла и, чтобы скоротать вечерок, мы уселись за шахматы. Я неожиданно добился ус-пеха, хотя играл очень редко. А после партии Дима поведал сле-дующее:
- Кстати, лучше нам сыграть в шашки... В них-то я мастер! Только графу и удавалось меня постоянно обыгрывать. Хорош в скоростном мышлении!
К шашкам я относился пренебрежительно, как к корот-кой и упрощенной донельзя игре. Сообщение Димы дало повод пройтись с улыбочкой по поводу специфического склада мозгов Соко-ловского. Но, проиграв хозяину дачи три партии подряд, я поостыл и высказался миролюбивее. Больше эта тема не возникала.
В следующем семестре нас ожидал итоговый экзамен по иностранному языку, всерьез напугавший кое-кого из братии. Мне повезло с автоматом, и я со спокойной совестью поддерживал коллег советом и ободрением. Собственно, изучал я немецкий, но кое-что понимал и в английском, поэтому вмешивался в подготовку всех однокурсников.
Димка в тот день одиноко сидел внизу, уткнувшись в учебник английского. В кресле рядом с ним, скрытый тенью, находился кто-то еще. Не обратив на него внимания, я немного поболтал с Немцовым, что-то посоветовал и зашагал наверх, решив вопреки обыкновению посетить текущие занятия. А после пары встреченный мною Дима заметил:
- Ты почти все верно подсказал. И граф подтвердил...
- Так это... он с тобой внизу околачивался?! А я и внимания не обратил!
- Я было подумал, - заметил Немцов, - что ты на него нарочно не реагируешь.
- Что ты! Я ж видел его всего-то раз...
Так состоялась моя вторая встреча с Соколовским, столь же безрезультатная, как и первая. А вскоре довелось вновь услышать о нем. Бывший партийный деятель решил выступить на предстоявших выборах в качестве независимого кандидата. Соколовский почему-то был уверен, что все голоса студенчества ему обеспечены. Но кандидат еще не был российским гражданином. Сменить паспоpт он так и не успел. И эта инициатива оказалась пшиком... К краху новой попытки графа пробиться наверх я отнесся с хо-лодной ycмешкой: скепсис окончательно перевесил в моем к нему отношении. А Иван сказал мне:
- Междy прочим, Соколовский опять тобой интересовался. Похоже, ты как-то произвел на него впечатление. Чувствует равный своему интеллект, что ли?
--
Не знаю, считать ли это комплиментом... - улыбнулся я.
Больше мы с графом не виделись. Была, правда, попытка отметить Новый год в общем кругу. Подобралась небольшая компания, профинансировать дело (только частично) собирался граф с неким своим приятелем. Но непосредственно перед торжеством мы не застали спонсора на квартире. Дела, как выяснилось позже, настоятельно требовали присутствия Соколовского в Москве. И он не колеблясь подвел компаньонов.
Учеба наша подходила к концу и становилась, как ни странно, все тяжелее. Времени на посторонние дела оставалось немного. Один только случай могу припомнить, да и тот касается не героя моих заметок, а его научного руководителя (бывшего, конечно).
Однажды Иван, купивший по дешевке потрепанный Запорожец, пригласил прокатиться Тимура Николаевича и Диму Немцова. Был как раз День города, и те согласились, рассчитывая с комфортом рассмотреть фейерверк. Иван, правда, ближе к вечеру ненадолго покинул своих пассажиров, отправившись домой поужи-нать. Условились встретиться на Речной площади. Но вернувшийся Иван обнаружил, что не сможет остановиться в указанном месте из-за обилия других машин и решил сделать круг, дабы подобраться к друзьям с противоположной стороны.
Реакция Тимура Николаевича была молниеносной: несмот-ря на возраст и комплекцию, он крайне резво взял с места, по-лагая, чтo не был замечен водителем. Зрелище едущего по кругу Запорожца и несущегося за ним во весь опор преподавателя на-долго заполнилось собравшимся. Услышав об этом событии, я вдоволь посмеялся и высказал пару нелицеприятных суждений.
- Кстати, графа ты к этому случаю не притягивай! - возразил Валера. - Он давно охладел к Tимypy, даже квартиру сменить хочет.
- Понятное дело! Конъюнктура сменилась, а он опять ищет, где теплее...
В следующем семестре я взял академический отпуск. Не потому, что преподавателям удалось наконец загнать меня в угол. Пpocтo - надоело, и все... Из родных мест я уехал, о чем сожалею весьма мало. Иногда удавалось написать письмо-другое друзьям, реже - получать ответы. Я много путешествовал, а настигнуть человека в пути почте нелегко. Из одного письмa Немцова я узнал, что граф тоже покинул город. Наверное, перебрал-ся на родину...
Но продолжения не последовало: наша переписка как-то вдруг прервалась. И я потерял следы графа...
Лет шесть спустя, направляясь к родственникам на Украину, я с комфортом путешествовал в купейном вагоне (деньги старался экономить, но в плацкарт не оказалось билетов). Поезд отправлялся из Москвы вечером, прибывал утром, так что можно было всю дорогу продремать на верхней полке. Так большин-ство и поступало. В купе я оказался один, стеснить никого не мог. А поднялся только для того, чтобы выпить стакан чаю, затем улегся снова. Уже засыпая, я услышал голоса - в купе появились соседи. Ясно, что было их как минимум двое. К разговору я расположен не был, поэтому отвернулся к стене, попутчики не обра-тили на меня внимания и продолжалн начатый разговор. Сквозь сон просачивались реплики:
Услышав знакомое имя, я попытался подняться, но сон оказался сильнее... А проснувшись утром, ваш покорный слуга не обнаружил в купе никого из ночных пассажиров. Видимо, сошли они еще до рассвета...
С тех пор я о графе ничего не слышал. Но частенько вспоминаю о нем, видя в последнем случае некое указание. Зачем он появлялся в моей жизни и куда исчез? Повлияли ли мы друг на друга, сталкиваясь так случайно? Я склонен искать в этом План или Путь. Однако другие трактовки возможны...
Кстати, звали его Андрей. Андрей Владимирович Соколовский...