Lord Dunsany. Sword of Welleran and other stories (1908)
А.Ю. Сорочан, перевод, 2004
Тексты предоставлены для публикации исключительно на сайте www.lib.ru. Любое использование без разрешения переводчика запрещено.
Примечание переводчика: Все рассказы из этого сборника, за исключением двух, вошли в сборник "Рассказы сновидца" (1910), уже были переведены и изданы на русском языке. Два оставшихся текста - последние в сборнике - печатаются ниже. NB: Просьба не путать эту книжку Дансени со сборником "Меч Веллерана и другие волшебные рассказы" (1954), существенно отличающимся по составу.
Конец Травиаты
Вечер бежал из таинственных стран и опустился на улицы Парижа, и дневной мир укутался сумерками и исчез, и прекрасный город странно изменился, и с ним изменились людские сердца. И с огнями и музыкой, в тишине и в темноте, явилась другая жизнь, жизнь, которой знакома ночь, и черные коты выползли из зданий и направились в тихие места, и тускло освещенные улицы наполнились сумрачными призраками. В этот час в обычном доме неподалеку от "Мулен Руж" умерла Травиата; и причиной ее смерти были ее собственные грехи, а не груз лет, отпущенных Богом. Но душа Травиаты вслепую двигалась по улицам, где она грешила, пока не ударилась о стену Нотр-Дам де Пари. Отсюда душа помчалась вверх, как мчится морской туман, когда сталкивается с утесами, и достигла Рая, и там начался суд над ней. И казалось мне, когда я находился в краю моих грез, что Травиата явилась и стала в судилище и что облака прибыли с далеких райских холмов и собрались вместе над главой Бога и стали одним черным облаком; и облака стремительно неслись, как ночные тени в свете раскачивающегося в руке фонаря, и облака все собирались и собирались, и, пока они собирались, облачный ореол над головой Бога нисколько не увеличивался в размерах, а только становился все чернее и чернее. И нимбы святых опускались все ниже на их главы, сужались и бледнели, и пение серафимов дрожало и затихало, и произнесение благословений внезапно прекратилось. И такая суровость отразилась на лике Бога, что серафимы склонились перед Ним и святые последовали их примеру. Тогда Бог отдал приказ, и семь великих ангелов медленно поднялись сквозь облака, что укрывают Рай, и жалость была на их лицах, и глаза их были закрыты. Тогда Бог объявил о начале суда, и огни Рая погасли, и голубые кристаллические окна, устремленные на мир, стали темными и бесцветными, и я больше ничего не мог разглядеть. Потом семь великих ангелов вышли один за другим из небесных врат и обратили свои лица к аду, и четверо из них несли юную душу Травиаты, и один ангел шествовал впереди, а еще один двигался позади. Эти шестеро широкими шагами шли по длинной и пыльной дороге, которую называют Путем Проклятых, Но седьмой ангел летел над ними, и свет огней Ада, который был скрыт от шести других пылью ужасной дороги, вспыхивал на его оперении.
И потом эти семь ангелов, приблизившись к аду, произнесли речь.
"Она очень молода", сказали они; "Она очень красива", сказали они. И они долго смотрели на душу Травиаты, глядя не на пятна греха, а в ту часть ее души, где таилась любовь к давно умершей сестре, которая парила теперь в саду на склоне одного из небесных холмов, где солнечный свет озарял ее лицо; она ежедневно общалась со святыми, когда они проходили мимо этого сада, чтобы благословлять мертвых с самого края Небес. И поскольку ангелы долго взирали на красоту всего, что осталось прекрасным в душе Травиаты, они сказали: "Это всего лишь юная душа". И они могли бы принять ее на одном из небесных склонов, и там могли бы дать ей цимбалы и кимвал, но они знали, что Райские врата были закрыты для Травиаты. И они приняли бы ее в мирной долине, где было очень много цветов и громко журчали ручьи, где птицы всегда пели и в церквях по воскресеньям раздавался колокольный звон - только и этого они не могли сделать. Так что они несли душу все ближе и ближе к адским пределам. Но когда они совсем уже приблизились, и яркий свет озарил их лица, и они увидели, что ворота уже раздвигались и отворялись наружу, они сказали: "Ад - ужасный город, а она устала от городов"; тогда они внезапно опустили ее у дороги, взмахнули крыльями и улетели. Но большой розовый цветок, ужасный и прекрасный, вырос из души Травиаты; и у него было два глаза, но не было век, и эти глаза были постоянно устремлены на лица всех прохожих, которые шли по пыльной дороге в преисподнюю; и цветок рос в ярком свете огней Ада, и увядал, но не мог умереть. Только один лепесток вернулся к небесным холмам, подобно листу плюща, разворачивающемуся к свету дня, и в мягком и серебристом свете Рая этот листок не увял и не исчез: он слышал время от времени обрывки бесед святых, доносящиеся с дальнего расстояния, и иногда улавливал аромат садов, приносимый с небесных холмов, и чувствовал, как слабый бриз овевал его вечерами в тот час, когда святые направлялись к самому краю Небес, чтобы благословить мертвых.
Но Бог восстал с Его мечом, и рассеял Его непослушных ангелов, как молотильщик рассеивает мякину.
На твердой земле
Над болотами повисла великолепная ночь, увенчанная роскошными нитями блуждающих звезд, и казалось, что весь небесный свод, подмигивая, наблюдает за творящимся в мире. По безопасной сухой земле с востока, серого и холодного, протянулся первый бледный след рассвета, нисходящего на главы бессмертных богов.
И тогда, как только они приблизились наконец к безопасной сухой земле, Любовь взглянула на человека, которого так долго вела через болота, и увидела, что его волосы стали белыми, когда их коснулась бледность рассвета.
И они ступили вместе на землю, и старик утомленно опустился на траву, ибо они вместе блуждали в болотах много лет; и полоса рассвета над главами богов становилась все шире.
И Любовь сказала старику: 'Теперь я покидаю тебя'.
И старик ничего не ответил, только тихо заплакал.
Тогда Любовь ощутила укол жалости в своем бесчувственном сердечке и сказала: "Тебе не стоит жалеть, что я ухожу, не стоит сожалеть обо мне и вообще обо мне заботиться.
Я очень глупое дитя, и я не была никогда честна или дружелюбна. Я никогда не заботилась о твоих великих мыслях или о том, что было в тебе хорошо, я только смущала тебя, ведя вверх и вниз по опасным болотам. И я была настолько бессердечна, что твоя погибель на этом опасном пути была бы мне безразлична, и я оставалась с тобой только потому, что с тобой было забавно играть.
И я жестока и вовсе ничего не стою и обо мне ни к чему сожалеть, если я ухожу, и ни к чему меня вспоминать и вообще обо мне думать".
И тем не менее старик ничего не отвечал, только тихо плакал; и Любовь сильно огорчилась.
И Любовь сказала: "Поскольку я настолько мала, моя сила была скрыта от тебя, и вместе с ней скрыто зло, которое я творила. Но моя сила велика, и я бесчестно использовала ее. Часто я сталкивала тебя с настилов в болотную топь и не заботилась о том, что ты можешь утонуть. Часто я дразнила тебя и принуждала к тому же других. И часто я вела тебя к тем, которые ненавидели меня, и смеялась, когда они мстили тебе вместо меня.
Так что не плачь, ибо нет никакой доброты в моем сердце, только злоба и глупость, и я неподходящий спутник для такого мудреца, как ты; напротив - я так фривольна и глупа, что смеялась над твоими благородными мечтами и препятствовала всем твоим начинаниям. Взгляни, теперь ты все знаешь обо мне, и теперь ты прогонишь меня, и будешь здесь жить непринужденно, и, безмятежный, будешь видеть блаженные сны о бессмертных богах.
Теперь взгляни, здесь рассвет и безопасность, а там темнота и опасность".
И все равно старик тихо плакал.
Тогда Любовь сказала: "Что же с тобой поделать?" И теперь ее голос был серьезен и тих. "Ты так опечален? Старый друг стольких лет, в сердце моем - печаль о тебе. Старый спутник в рискованных делах, я должна покинуть тебя теперь. Но я скоро пошлю к тебе мою сестру - мою маленькую сестрицу Смерть. И он выйдет к тебе из болот и не оставит тебя, но будет верна тебе так, как никогда не была верна я".
И рассвет все ярче сиял над бессмертными богами, и старик улыбнулся сквозь слезы, которые заблестели невиданным блеском в нарастающих потоках света. Но Любовь ушла по направлению к ночи и к болотам, на ходу оглядываясь на старика через плечо и прелестно улыбаясь. И в болотах, куда она уходила, посреди великолепной ночи, под сенью блуждающих звезд раздались радостные крики, звуки смеха и музыки.
И через некоторое время, с лицом, обращенным к утру, из болот вышла высокая и красивая Смерть и со слабой улыбкой, темнеющей на ее губах, нежно подняла на руки одинокого человека, и, напевая своим низким глубоким голом древнюю песню, понесла его к утру, к богам.