Сорокин Вадим Викторович. Созвездие Гребца

Вадим Сорокин

Созвездие Гребца

поэма

Фёдору Конюхову и его одиночному переходу на вёсельной лодке "Акрос" от Новой Зеландии до островов Диего-Рамирес в проливе Дрейка посвящается.

"Безумству храбрых поём мы песню!.."

Максим Горький Песня о Соколе

"Громкое фырканье рядом с моим судном заставило меня выскочить на палубу как раз в тот момент, когда кит ударил лопастью хвоста по воде и окатил меня с ног до головы..."

Джошуа Слокам

На Украине есть село,

там как-то в прошлый век

в тельняшке сразу и с веслом

родился ЧЕЛОВЕК.

Лишь стал ходить, так понесло -

чем дальше, тем быстрее.

И вот уже себе назло

на самой верхней рее

сидит и смотрит "фон-барон"

на свет звёзды далёкой.

Такой же яркой, как и он,

такой же одинокой.

Кронштадт огни домов зажёг,

волна луну качала.

Вдруг крикнул громко паренёк:

- Да мне планеты мало!!!

Так закричал, что паруса

на мачтах затрещали.

И мог ли знать тогда курсант

кем станет он?

Едва ли.

Ох, рано выпал из гнезда.

Ну, всё - теперь держись!

Велосипеды, поезда...

И закружила жизнь!

То он один наверх средь льдин,

то вниз, с мольбой о чуде,

то средь песков, как бедуин

на сгорбленном верблюде.

То на собаках к полюсам,

то к облакам на шаре...

Куда, зачем? Не знает сам

в кочующем угаре.

Ему б как всем - тепло, обед,

да в дом к жене и детям.

Но был рождён на этот свет

он видно не за этим.

Высотки красил, пас, грузил -

работы не боялся.

Духовно верующим был -

сует мирских стеснялся.

И так отчаянно мечтал

остановить мгновенья,

что как умел, так закреплял

в картинах впечатленья.

Писал здоровым и в бреду.

В них жил, молился им же.

Теперь они в одном ряду,

где Рерих и Куинджи.

Знобило, жгло, бросало в дрожь,

швыряло ветром в море.

Он лишь кричал:

- Не сдамся, врёшь! -

в ребяческом задоре.

Торчком стояла борода -

то в соли, то в ледышках.

В глазах огонь горел всегда

упрямого мальчишки.

Вершины мира покорял -

полз не жалея плоть.

Всё как безумный повторял:

- Прости, спаси Господь!

Вернусь назад - довольно жертв.

Уйду в мир ряс и риз.

Но каждый раз срывался вверх,

едва спускался вниз.

Нет на земле таких дорог,

чтоб приводили в рай.

Молил, просил, как только мог:

- Пусти, не искушай!

Исколесил, мол, этот свет

и вдоль, и вперемешку.

Но получал всегда в ответ

лукавую усмешку.

И снова в бой шёл как шальной,

хромую смерть седлая.

Нет, рано видно на покой.

Эх, выноси кривая!

Какой бы ни была страна,

у всякой есть свой край.

Уже сдалась, покорена,

гора Матачингай.

Триумфа собственных побед

никто не украдёт.

Он вновь даёт себе обет,

и дальше вновь идёт

С молитвою, но не с мольбой.

Даст бог - свинья не съест.

Всегда хранит, всегда с собой

на шее дедов крест.

Ему он в детстве клятву дал

и не изменит слову -

он поклониться обещал

Георгию Седову,

когда до полюса дойдёт.

Так в голове засело,

что только наступил черёд

решил исполнить дело.

Не трусят только дураки -

им не страшна беда.

Торчат торосами куски

арктического льда.

Лежат сугробы и молчат,

сковало стужей рот,

и зубы пляшут и стучат

отчаянный фокстрот.

Идёт МУЖИК, глотая снег,

не чуя боль в ногах,

боясь, как всякий человек,

но побеждая страх.

Его медведь преследует,

ему цинга грозит.

С медведем он беседует,

с цингой под снегом спит.

Идёт упрямо, как солдат,

чуть приоткрыв глаза,

а в голове стучат, звучат

родные голоса.

Губами белыми твердит:

- Не дрейфь, не пропаду!

Рвёт жилы, стонет и хрипит:

- Я должен, я дойду!

Колени ломятся, хрустят.

Дорога - сущий ад!

Мороз десятый день подряд

за минус пятьдесят.

Дойти, дойти любой ценой!

Не сметь стоять! Не спать!

Он тащит сани за собой.

Их вес - сто тридцать пять.

Такое сможет не любой.

Зол, собран, напряжён.

Ещё шажок, ещё другой...

ДА!! ПОЛЮС ПОБЕЖДЁН!!!

И краше нет других побед,

чем к близким возвратиться.

Пора домой! Ну, что же, дед -

тебе есть, кем гордиться!

Залив Порт-Джексон. Утро.

Десять двадцать. Осень.

Над Сиднеем давно в зените село

шальное солнце. Ветер тёплый вдаль уносит

за синий горизонт мятежный парус белый.

Сбылась мечта - как Магеллан

вокруг земного шара!

Один! Через моря и океаны за край света

сбежал, сбежал Ионой от житейского кошмара -

искать в страданиях всевышнего ответа.

Зыбь на воде - зарифил грот

под ветер встречный.

Петляя галсами, меняя направленье,

ушёл. Пусть светит ярко пояс млечный!

Вперёд! Вперёд - искать земное закругленье!

Похолодало. Бейдевинд на вест сменился.

Прочёл молитву из священного писанья.

Ночь наступила - стаксель осветился

волшебным светом. "Южного креста" сиянье,

сродни знаменью в небе ясно-чёрном,

своё давало на поход благословенье.

Как хорошо, когда нет в море шторма,

читать под музыку и кофе пить с печеньем!

Душа кричала, ликовала и звенела.

Над головой летела быстрая комета,

а мимо что-то проплывало и горело,

фосфоресцируя в ночи зелёным светом.

Но тихо в океане долго не бывает.

Упал барометр, вздымая метр за метром

волну. И вот уж руки в кровь и воду забивает

в кокпит порывистым

холодным шквальным ветром.

Чем ближе к Антарктиде, тем сильнее холод.

Тем чаще айсберг айсбергом менялся.

В каюте лёг. Из одеяла сделал полог.

Стучал зубами так, что зуб сломался.

Почти не спал - чтоб не замёрзнуть

шевелиться нужно.

Поговорить бы с кем, да только птицы рядом.

И ветер воет громко и натужно...

И дождь косой навстречу вместе с градом.

Эх, "Караана", друг добросердечный!

Тебе ли ругань человеческую слушать!

Борт заливает, ящик сбит библиотечный,

колбасит так, что невозможно кушать.

Шторм пролетел. Ну, вот тебе и передышка -

остановиться, раны зализать, поспать немного.

Осмотр снастей, уборка, ужин, книжка...

Но в сердце зреет новая тревога.

Заходит солнце в тучу - значит снова буря.

Задуло. Яхту лагом на волну всё время тянет.

Надулся серый океан и небо, тучи хмуря,

рвануло в паруса, срывая ветром ткани.

Разверзлось море преисподней ада!

Животным страхом миг на миг нанизан!

Здесь только жизнь является наградой

за всё. ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКОМ

БРОШЕН ВЫЗОВ!!!

Мотало долго так, что потерялся

во времени, но стихло -

ветра кончились ресурсы.

Вдруг, горизонт фонтанами взорвался -

киты шли строем, обгоняя тем же курсом.

Величественно спины выгибая,

пыхтели тяжело и монотонно,

за разом раз устало поднимая

над рябью волн резиновые тонны.

О мысе Горн давно дурные ходят слухи.

Погоды доброй нет в проливе Дрейка.

Так получай от жизни оплеухи,

коль занесла сюда судьба-злодейка!

Неясно пики гор вдали мелькнули,

пустынный чёрный берег зубы скалил.

Вода бурлила, словно суп в кастрюле -

вот так-то Новый год сегодня справил.

От грубых шкот ладони все в мозолях.

Вода морская разъедает раны.

В глазах темно от напряжения и боли,

а за кормой лишь белые барханы.

Ну что ж, теперь в тепло -

к экватору поближе.

И пусть пока трещат под гул набатный

борта, вода в лицо и труд до грыжи,

и палец вывихнутый ноет неприятно.

Всё страшное прошло,

осталось длинной тенью за спиною.

Незримо что-то изменилось даже в атмосфере.

И грезилось ему уже, что он подобно Ною,

шатаясь, сходит на заветный берег.

Ночь бросила на небо редких звёзд-жемчужин -

величие момента чувствовалось кожей.

Невольно вырвался из горла крик наружу:

- Какой прекрасный мир ты создал, Боже!

А где-то далеко на родине, качаясь

на тонких глиняных ногах, страна вздыхала.

Смеясь, ругаясь, плача и кривляясь,

она как призрак с карты мира исчезала.

Её, подобно судну в ветер ураганный,

швыряло, било, рвало и мотало,

испытывая волею нежданной,

и за бедой бедою накрывало.

Но океану нет про то печали.

И облегченье оказалось ложным.

И вновь с небес отчаянно звучали

и стоны стариков,

и детский плачь тревожный.

В топ мачты молнии

назойливо попасть пытались.

Гремела дико грозовая канонада.

Остатки парусов безропотно болтались

в потоках мощных водопадного каскада.

В Атлантике, как видно, тоже не до песен -

свои особенности у любого океана.

Тепло в Индийском,

но быстрее вырастает плесень,

непредсказуемей и злее ураганы.

Итак, за штормом штиль,

за штилем снова буря.

Сменяло утро ночь - недели шелестели.

И вот, вконец устав, глаза больные щуря,

он всё-таки достиг

заветной долгожданной цели.

Друзья, вопросы, встречи, поздравленья,

в колонках новостных статьи

о смелом мореходе,

триумф, признанье, гордость, восхищенье...

А он в мечтах о следующем походе.

80®08'46 '' ю.ш., 80®11'20 '' з.д., 9 ноября 1995 года

"Не иду. Не стою. Завалило. Пурга.

Лёд в ресницах, на сердце кручинушка.

Знала б только, как ты мне сейчас дорога,

мой спаситель, мой ангел, Иринушка!

Каждый следующий шаг

в мыслях только с тобой.

Как нужна ты сейчас мне, простуженному.

Я судьбу в сотый раз вызываю на бой,

пробиваясь полюсу Южному..."

80R41'41 '' ю.ш., 80R11'40 '' з.д., 16 ноября 1995 года

"В Антарктиде нет времени - летом лишь день,

а у нас уже тёмные ночи.

Без тебя одиноко и ужинать лень.

Я люблю тебя Феденька! Очень!"

81R05'26 '' ю.ш., 80R25'15 '' з.д., 19 ноября 1995 года

"Навалилась позёмка, сплошь белая мгла -

твой сегодня мерещился окрик.

Грусть-тоска камнем в сердце на дно залегла.

Мерзко. Холодно. Сыро. Весь мокрый..."

82R41'24 '' ю.ш., 80R49'12 '' з.д., 29 ноября 1995 года

"А я всё думаю - как ты один там идёшь?

Вот ведь выпал на долю нелёгкий путь.

Как ты эти несчастные нарты везёшь?!

Я с тобой поседею когда-нибудь!"

84R08'08 '' ю.ш., 80R31'55 '' з.д., 7 декабря 1995 года

"Очень плохо идти. За застругом заструг.

Тишина в фиолетовом небе.

Никого рядом нет, только ветер вокруг

Ох, и тяжкий же выпал мне жребий..."

87R40'38 '' ю.ш., 80R33'56 '' з.д., 24 декабря 1995 года

"Ты за нас не волнуйся. Всё у нас хорошо.

Скоро праздник, у метро ёлки скучились.

Нам-то что, лишь бы ты там нормально дошёл.

Мы ужасно, ужасно соскучились..."

89R56'34 '' ю.ш., 79R01'21 '' з.д., 4 января 1996 года

"Вот и всё. Полюс, кажется, близко совсем.

Если б знала ты, как это здорово!

Финиш рядом. Я первый. Здоровья всем!

Завра буду у цели. До скорого!"

Шли дни. Очень много воды утекло.

А всё за дорогой дорога...

Потери случались, но чаще везло -

жизнь выдала сразу и много.

Улыбку фортуны и смерти оскал

познал он и принял любовно.

Народную славу и зависть снискал

и в них закалился духовно.

Довольно всего натерпеться ему

пришлось - видел радость и горе,

тонул, мёрз, болел, падал в шторм за корму,

встречался с пиратами в море.

Лез в горы, бродил средь безлюдных степей,

в санях по Аляске мотался.

В Атлантике с яхтой законной своей

и вовсе давно прописался.

Но залп прозвучал, и он снова застрял

в тисках параллелей ревущих.

Вокруг Антарктиды в пути повторял:

- Дорогу осилит идущий.

В попутной волне ветер давит на грот,

плоть выжата потом и морем.

Сковало морозом - не вытравить шкот.

Каюта в солёном растворе.

Ты "Южным" идёшь - не зевай, капитан!

Здесь айсбергов до горизонта.

Здесь смертью завис над тобою аркан

с петлёй атмосферного фонта.

Так спой утром серым "Во славу Тебе" -

что чудом вчера выжил, вспомни!

И день проведи за штурвалом в мольбе,

и "Отче наш" на ночь исполни.

За всё поклонись - да прибудут с тобой

удача и высшая воля.

Пусть дико устал, будь доволен судьбой,

что выдержал, жив и не болен.

Холод собачий, идёт мелкий снег,

к металлу не прикоснуться.

Хочется встать на нормальный ночлег -

спать лечь и дома проснуться.

Но вновь по погоде неважный прогноз.

Затих океан перед бурей.

И вот уж в волну зарывается нос,

и ветер со всей своей дури

обрушил на яхту безудержный гнев

бушующей дикой стихии.

Канатом гудит перетянутый нерв.

Потоки летят ледяные,

пытаясь снести в воду за леера,

всё то, что привязано плохо.

И баллер скрипит рулевого пера,

и в воздухе дьявольский грохот...

А в голове, словно в быстром кино,

сменяют друг друга картинки -

таёжная нодья (бревно на бревно),

в костре тают снега крупинки.

И запах, который не спутать ни с чем,

уютного тёплого дыма

на миг показался реальным совсем,

и даже вполне ощутимым.

- Пред Господом страх, сколько не привыкай,

всё кажется невыносимым.

К тебе обращаюсь я, сын Николай -

будь мужественным и терпимым!

И будет в тебе добродетельный свет,

как солнышко в злую погоду,

светить, защищая от всяческих бед,

даруя святую свободу.

Могила моя - лишь начало пути

для всех, кто собрался в дорогу.

А знать, сколько каждому к цели идти,

под власть одному только Богу.

Я душу оставил свою за кормой,

в проливе у Фрэнсиса Дрейка.

Надеюсь, она обретёт там покой.

Помянем погибших - налей-ка!

Ну вот - наконец берег стал узнавать,

да всё одна мысль беспокоит...

А стоит ли жизнью вот так рисковать?

Немногие скажут, что стоит.

Пусто в груди. Сердце бешено бьётся.

Ветер. Во рту мокрый снег со слезами.

Гималайское белое блёклое солнце

зацепилось под самыми небесами

за могилу для тех, кто нашёл здесь свой крест,

за мечту альпинистов - за пик Эверест.

На такой высоте каждый словно калека.

Четыре баллона на человека.

Здесь не делят людей на "своих" и "чужих".

Здесь обычная связка одна на двоих.

И тому, кто добрался до самой вершины,

спотыкаясь о камни, хрипя и слабея,

надо помнить ещё про закон половины -

путь обратно быть может в сто крат тяжелее.

Мимо "полок", "балконов", опасных уступов,

мимо ярких, ветрами обглоданных трупов.

"Кулуарами", "рёбрами", по "перилам" вверх-вниз.

То предательский "сброс", то опасный "карниз".

И куда не взгляни - только горы видны,

а внизу километры отвесной стены.

Ночью вышли на штурм, в темноте с фонарями,

чтобы над облаками в янтарной заре

встретить утром восторженно вместе с друзьями

бесподобный восход на великой горе!

В этой жизни пока что немногим везёт

наблюдать с "крыши мира", как солнце встаёт.

Ну, теперь только вниз, сквозь сознанья дурман,

а навстречу наверх из людей караван

тонкой длинной цепочкой цветастых голов.

Нет, не всем покорится "обитель снегов".

Стиснув молча от боли холодные пики

белоснежных зубов горы тихо стонали.

Ветер эхом таскал их протяжные крики,

когда в них ледорубом крюки забивали.

Вверх, ползком друг за другом! Сил нет оглянуться!

А ведь кому-то уже никогда не вернуться -

камни станут могилой на долгие годы...

да ещё ледопады... да снежные сходы...

Здесь с Земли открываются в рай ворота.

И над всем этим сказочная КРАСОТА!!!

Из Конкона, что в Большом Вальпараисо,

и до солнечного Брисбена в Австралии

путь давным-давно в рекорды вписан

и получены все званья и регалии.

Но если был рекорд, то непременно новый

должен быть - такая доля их рекордная.

А у рекордсмена путь тернистый и тяжёлый,

хоть и слава, правда, всё же всенародная.

Ночь, луны нет -

хоть выкалывай глазами тьму.

И вода, и небо - всё слилось в одно.

Пропасть бесконечная под килем - никому,

сколько не ныряй, живым не обнаружить дно.

Звёзды полушария скопились - удивляются.

Вылупились - ишь, ничтожная горошина,

по волнам на лодке ночью шляется,

щепкой в океане богом брошена!

Льют лениво с любопытством

сверху тусклый свет.

Скучно путеводным - зрелищ требуют.

Смотрят, спорят - выживет-не выживет.

На тотализаторе на звёздном ставки делают.

А он закрыл глаза и видит липы с соснами.

Всё считает - сколько будет, если по прямой.

И выходит, что четыре миллиона вёслами

взмахов нужно сделать, чтоб доплыть домой.

Шквал стоит такой, что не открыть окно.

Ситуация на грани - часто "или-или".

А его интересует только лишь одно -

направленья курс и пройденные мили.

- Курс и мили, курс и мили... - как молитву он

произносит тихо, осторожно раз за разом.

Двадцать три часа работы,

по секундам час на сон

между гребнями поочерёдно каждым глазом.

Низвергается вода с огромной высоты,

бьётся зверем в лодку, крутит и ломает.

Океан взбесился, выгнув белых волн хребты.

Это ерунда, что Тихим называют.

Не хватает сил руки напрячь.

Вот попал же, чёрт возьми,

в коварную ловушку!

"Тургояк" бросает сверху-вниз как мяч,

снизу-вверх швыряет

словно детскую игрушку.

Ветер, забивая лодку вглубь воды,

дует зло и непрерывно с юга.

Небо вспухло, звёзды не видны.

Никого вокруг: ни недруга, ни друга.

Но сменил свой гнев на милость океан

и вот уже волна

снова ласково качает,

прекратился ветер резкий.

Одиночество, тоска... тоска и тишина...

Из всех звуков - только вёсел всплески.

Да туман, противный, скользкий, как грехи,

наползает покрывалом вязким

капель мерзких.

Сколько ж, боже, дней ещё таких -

одиноких, грустных, тяжких, дерзких...

ДЕНЬ ЗА ДНЁМ ОДИН - стучит в виске.

В карте навигационной

ломаной чертой по сантиметру

на замызганном исписанном листке

девять тысяч миль морских -

семнадцать тысяч километров.

Но кто собрался до "победного" идти,

тот тому сполна познает меру.

Да поможет страннику в пути

дух, помноженный на истинную веру.

Шторм прошёл, за ним ушла гроза.

Что за звук?! Не верят счастью уши!!!

Потускневшие усталые глаза

обожгло фрегатами - предвестниками суши!

Долгожданная, заветная ЗЕМЛЯ

(ТВЁРДАЯ, НАДЁЖНАЯ, ЛЮДСКАЯ)

показалась, сердце веселя,

к монохромности привыкший взгляд лаская.

Ну, теперь-то точно доплывёт -

вон уже, где горизонт, винтом сверкая,

вылез красной точкой вертолёт

и завис, приветливо встречая.

Там на пляже собрались сейчас

люди встретить русского героя.

- "Herald Sun", скажите пару фраз!

- Надо отдохнуть немножечко от моря...

И уставший, но счастливый что ЖИВОЙ,

добродушный, обаятельный и кроткий

замолчит, качая удивлённо головой,

очищая от моллюсков корпус лодки.

Небо, вот куда ещё манило с детства!

А мечты, известно, формируют цели.

Выбрано воздушное плавсредство -

серебристый шар, в котором древний гелий!

Южной ночью встал гигант блестящий,

заиграв символикой российской,

и завис огромною шипящей

тенью над пустыней австралийской.

По сигналу якорь отстегнулся,

вырвался горячий газ со свистом.

Закричали люди. Шар качнулся,

оторвался и покинул "пристань".

Сотни глаз с восторгом наблюдали,

как феномен мысли инженерной

уплывал в заоблачные дали

воплощать фантазии Жюль Верна.

Маленькая жёлтая гондола,

вся в сиянье солнечного света,

растворялась в диске ореола

цвета типа ультрафиолета.

Стихли звуки - он уже сосредоточен.

Всё в руках его. Его и Бога!

От того насколько будет точен

он теперь зависит слишком много.

Руки белые, не чувствуют мороза.

По приборам взглядом оловянным

скорость, курс, погодные прогнозы

контролируются строго, постоянно.

Нарастает коркой и не тает

иней на тросах его "коляски".

Как в горах он снова привыкает

жить в надетой кислородной маске.

В "зоне смерти" даже птиц не встретить -

только облака да самолёты.

Но как же круто снова кругосветить!!!

Чёрт возьми, какие здесь красоты!

А за красоту необходимо,

знают все, платить ценой особой.

И в грозу бросает "пилигрима",

испытать на прочность снова чтобы.

Шансы на спасение ничтожны,

если молния в баллон аэростата

попадёт. О, как сейчас тревожно

за отца, за мужа и за брата!

Он один за всех, как перст известный,

борется с коварной атмосферой...

Впрочем, причитанья неуместны -

здесь помочь возможно только верой!

За борт сброшены давно мешки с балластом.

Даже питьевой воды запасы

вместе с парашютом первоклассным

скинуты для уменьшенья массы.

Но что в молитве отпускается с грехами,

никакою мерой не отмерить...

И в просвете между облаками

отворились узенькие двери!

Чудо чудное свершилось, не иначе!

Вот оно спасение святое!

А внизу родные слёз не прячут.

Каково им пережить такое?!

Повезло, но путь, увы, не близкий

остаётся до конца полёта.

Холод, высота - всё те же риски.

Вновь под ложечкой сосёт тревогой что-то.

К Антарктиде сносит постепенно -

там уже пропан кипеть не станет...

- Не волнуйтесь! Выйдем, непременно!

Ничего, до финиша дотянем!

Вот и завершилось приключенье.

Далеко Америка и Анды...

Всё закончилось удачным приземленьем

и победой слаженной команды.

А ему за эти все страданья

будут пусть почёт и уваженье,

пара синяков, как наказанье,

с перелом рёбер при паденье.

Кто-то упрекнёт героя в фальши,

кто-то будет следовать примеру.

Ну а кто-то спросит: "Что же дальше?"

А дальше план - подняться в стратосферу!

Чем старше, тем острей нужда

и злее дух свободы.

А всё-таки всегда вода

в любое время года

для прирождённого гребца

была важней пустыни -

она для Фёдора отца

"и присно, и отныне..."

Опять как зверь рычит волна -

бросает лодку, гнёт.

Гудит вода, не видно дна,

а дедушка гребёт.

На бывшей родине война -

беснуется народ.

Там балом правит сатана,

а дедушка гребёт.

Кричит он сам себе: "Давай!

Не спи! Греби!! Греби!!!

Держи штурвал, брат Николай!

Брат Пётр, подсоби!

Бороться, рук не опускать!

Молиться! Драться! Жить!

Скакать, лететь, идти, нырять!

Отечеству служить!"

Вот беспокойный блудный сын!

Куда ж ты, человече?

Ведь ты не Бог, лишь он один

един и бесконечен.

А он смеётся: "Так-то так,

но как же быть иначе,

когда душа, что твой маяк,

кричит, зовёт и плачет?"

И будут дочери взрослеть,

а сыновья расти,

все в невесомости лететь,

а дедушка грести.

И будет он один грести

до самого конца,

сбивая, Господи прости,

ладонью пот с лица.

Грести один за всех за нас

всем трудностям назло

и не закроет своих глаз,

пока в руках весло.

Ну, а когда пора придёт

и все мы прочь уйдём,

он всё же в космос попадёт

и растворится в нём.

Скопленье звёздное найдут

на куполе Творца

и в честь героя назовут

созвездием Гребца.

17.09.2019

Фон-барон - важная, значительная личность

Зарифить - уменьшить площадь паруса, подбирая рифы.

Риф - одна из поперечного ряда продетых сквозь парус завязок, при помощи которых можно уменьшить площадь паруса.

Грот - на одномачтовых судах гротом, как правило, называется задний парус

Галс - положение судна относительно ветра.

Бейдевинд - курс, при котором угол между направлением ветра и направлением движения судна составляет менее девяноста градусов.

Вест- западный ветер.

Стаксель - треугольный парус.

Кокпит - открытое или полузакрытое помещение в средней или кормовой части палубы для рулевого и пассажиров.

"Караана" - название яхты Фёдора Конюхова, на которой он совершил первое одиночное кругосветное плавание.

Лаг - здесь борт судна.

Шкот - снасть бегучего такелажа, предназначенная для растягивания нижних (шкотовых) углов парусов.

Топ - верхняя часть мачты.

Заструг - одна из форм снежного рельефа, неподвижный, вытянутый поперёк ветра узкий и твёрдый снежный гребень длинной до нескольких метров и высотой иногда до 1,5 метров.

Леер - палубное ограждение.

Баллер - ось вращения руля.

Рулевое перо - вертикальная пластина, поворачивающаяся на оси (баллере) в кормовой подводной части судна.

Нодья - таёжный долго- и слабо горящий, тлеющий костёр, сложенный из брёвен.

Киль - нижняя, как правило, горизонтальная балка, проходящая посередине днища судна от носовой до кормовой его оконечности.

"Тургояк" - название вёсельной лодки, на которой Фёдор Конюхов пересёк Тихий океан.

Оставить комментарий © Copyright Сорокин Вадим Викторович (dibidumba@yandex.ru) Размещен: 10/02/2020, изменен: 05/05/2021. 245k. Статистика. Поэма: Поэзия Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:

Сорокин Вадим Викторович : другие произведения.

Созвездие Гребца