Ромка, накинув халат, незаметно юркнул в палату к матери. Делал он это тихонько, приходил когда ему было удобно, а не в часы посещений, поскольку в это время он убирал в трёх классах за мать, которая работала в школе уборщицей. Болели плечи, ныла спина, но он не подавал виду, что ему трудно, чтоб не расстраивать больную. Городишко у них был маленький, все друг друга знали хорошо, поэтому врач от него не стал утаивать, что "дни матери сочтены, случай безнадёжный, ну если только Господь Бог вмешается"...и, повернувшись, пошёл прочь, бурча что-то о заслуженном наказании. Ребёнок ничего не понял, он только слышал, что раньше у матери была высокая должность, хорошая зарплата, не пьющий муж, и что с ними жили её родители. В этот раз она не спала, явно ждала Рому.
--Покаяться хочу, сынок перед тобой, скоро уйду из жизни и останешься сиротинушкой, папка алкаш не в счёт.
--Не говори, пожалуйста так, он нас любит, переживает, пьёт, потому, что слабый. Я его покормил и сюда побежал...плачет он по тебе.
--Прости! И его жалко. Всем жизнь поломала . И дочерью плохой оказалась, родителей своих обидела и прогнала.
--Мам, но ты ведь любишь всех как умеешь, и жалеешь, что так всё получилось, значит, все тебя простят...
--Хочу тебе всё открыть сама, чтоб никто ничего потом не переврал, в чужую душу ведь не заглянешь - и Степанида грустно улыбнулась и подняв глаза - а если родители видят меня сверху и слышат, может и простят свою непутёвую дочь. Ты спрашивал как-то, почему чернявый, ты весь в моего папу, Рамира, и характером тоже. Я вот только глазами. Он на половину цыган. Его отца вывезли откуда-то из Черногории, потомок древнего рода, православной веры. Он вырос в таборе, женился на дочери барона, а Рамир их сын. До войны он жил кочевой жизнью, уже имел жену и детей. А когда началась Отечественная, вся семья его с табором погибла разом под бомбёжкой. На войне он познакомился с моей мамой, по окончании вернулся к ней, в наш городок. Был кавалером ордена Красной Звезды. Герой. Появился на свет мой брат. Потом отца посадили как предателя, в то время многие так пострадали ( раскрылось одно обстоятельство, якобы он с командиром развед роты неделю пропадали у немцев в тылу, но вернулись, а после войны тот пропал). Мама пыталась помочь ему, но командира так и не удалось найти, как в воду канул. От горя она сильно болела, а братик не выжил. В 1953 году отец вернулся. А в 1955 родилась я, поздний ребёнок. Родители очень меня любили, баловали, берегли, и никогда мне о том, что было с отцом после войны, не рассказывали, и про братика молчали. Рамир был хорошим человеком, очень трудолюбивым, за что ни брался, всё оживало в его добрых, волшебных руках. Нет ни одного двора в городе, где б он ни помог в послевоенную разруху. Спокойно отдавал "последнюю рубаху", "кусок хлеба". Все вокруг удивлялись, что имея в жилах горячую, цыганскую кровь, он был человеком очень спокойным, честным, уравновешенным, отзывчивым. В нашем провинциальном городке его уважали и не считали чужаком. Всегда был молчалив. После девятого класс 1971год, я уехала в Ленинград, поступила в Полиграфический техникум, на печатное отделение, вступила в комсомол. Учёба давалась легко и общественная работа мне нравилась, хоть родители были против комсомола. Но я считала их дремучими невеждами, замшелыми провинциалами и не прислушивалась к их словам. Письма писала редко, и то, в основном, когда нужны были деньги. Практику проходила на одном из передовых предприятий Ленинграда, где мне потом и предложили работу. Родители звали сюда, отец даже место выхлопотал, но я не вернулась. Мне дали угол в общежитии, у меня была хорошая должность и зарплата, одной пока хватало. Со мной работал Серёга, мы и техникум вместе кончали. Когда ещё учились, у нас с ним была любовь, он стал моим первым мужчиной, я даже сделала от него втихаря аборт, потому, что впереди была защита диплома, карьера, вся жизнь...и ребёнок пока не входил в мои планы. Потом мы как то разбежались, у него были свои симпатии, у меня свои. В городишко наш я не приезжала, родителям о себе ничего не докладывала, мне хотелось пожить на полную катушку, узнать все прелести жизни, ведь она так коротка. Завела роман с женатым мужчиной из партийного аппарата, через него хотела по быстрей получить " место потеплей и кусок пожирней". И в 1977 году мне предложили работу в ГДР, но отправляли туда только семейных. Вот тогда то мы и сошлись опять с Сергеем, твоим отцом. Мы были не брезгливы, и ради карьеры и денег, закрыв глаза на наши романы, расписались, считая этот шаг выгодным для нас обоих. Мой "протеже" сказал, какие документы нам теперь осталось до собирать, и через два месяца все наши мечты сбудутся...И опять я ничего не сообщала родителям, вспоминая их заунывные нравоучения. "Они там вдвоём, кусок хлеба есть, крыша над головой тоже, живы, здоровы, а значит, совесть моя чиста, напишу из Германии" - так я себе говорила. Но через две недели меня срочно вызвали в партком Василеостровского района, и ...Там я узнала впервые про то, что мой отец сидел, как предатель Родины. Со мной была истерика, я кричала, что это ошибка, что этого не может быть...Меня оставили в кабинете с каким-то человеком, который сказал, что был особистом в полку моего отца, лично знает все детали дела, хоть того и реабилитировали и отпустили в 1953 году, командир его, Степан( а вы Степанидой наверно в его честь названы) так и не найден ни среди живых, ни среди мертвых, поэтому органы могут заинтересоваться, почему мне так хочется попасть в ГДР. И ещё он добавил, что со Степаном вырос в одном дворе, что их родные погибли в блокаду, и что он друга отцу не простит. Я этому человеку стала объяснять, что уже шесть лет не видела родителей, они даже не знают, что я собираюсь на работу за границу, если надо, я могу от них отказаться...На него это так подействовало. Видно было, что человек этот очень был доволен моими словами, взгляд был ликующий, ухмылка во весь рот. Голос сразу подобрел, дав мне свой носовой платок утереть слёзы, он пробурчал, потирая хищные ( да, да, именно хищные) руки, что подумает, как мне помочь. А потом пригласил к накрытому журнальному столику у уютного дивана, которые находились за неприметной дверью. Только тогда я заметила на его левой скуле старый безобразный шрам в виде креста. На столе стояли бутылки "Шампанское" и "Водка" (розлив на экспорт) и красное вино" Алазанская долина", были фрукты, бутерброды с красной и чёрной икрой, сырокопчёной колбасой и швейцарским сыром. Коробка дорогих шоколадных конфет (тоже на экспорт) и большое блюдо с фирменными пирожными из ресторана "Север". Поняв, что от меня хотят, сказала себе "для дела!". Старикашка, смотри не рассыпься, от меня не убудет, я победительница ( уже празднуя победу, говорила я себе. Наивная!).
...Утром служебная машина отвезла меня в общежитие, где я с удивлением обнаружила записку в двери, что мне предлагается освободить койко-место в течение 24 часов, за подписью коменданта. На работе меня встретил Сергей, вид у него был потерянный, он сказал, что нас ждут в отделе кадров. Когда мы пришли, нам сообщили, что могут предложить перевод в мой родной город в местную типографию, добавив, что это самое лучшее в нашем положении. В недоумении я попросила дать мне возможность сделать один телефонный звонок, но инспектор по кадрам, многозначительно подняв брови, сказала, что не стоит этого делать, и добавила шепотом - " Это распоряжение самого "протеже"!.. Муж мой ничего не понимал, попросил объяснений. Мы пошли в кафе, я ему всё рассказала о предыдущем событии, (как меня надул особист), заодно мимоходом сообщила, что когда-то сделала аборт, и призналась, что кажется, опять беременна... Вот собственно и всё! Он сидел молча, намазывая горчицей чёрный хлеб с тарелки на столе и машинально отправляя его в рот. Приправа видно была ядрёная, из его глаз потекли слёзы, а он всё автоматически, ...намазывал, кусал и, почти не прожёвывая, глотал. Что-то происходило в его душе, варилось в его голове, я думала, предложит развод, а он как-то неожиданно сказал
--Слышь, Степанида, ты для меня самая лучшая, жаль ребёночка, но нам ещё дали... Фиг с ним, этой Германией, места в твоём городке хорошие дают, по специальности, думаю, проживём.
Я попросила мужа ничего не рассказывать родителям, пусть думают, что я у них очень любящая дочь, вот и приехала. Он удивлённо согласился. У него из родных была только тётка, за которой ухаживал сын подруги по коммуналке, и мы спокойно уехали. Родители мои были на седьмом небе от счастья, когда мы неожиданно появились в доме. Квартира у нас была в старом фонде в центре городка, две большие светлые, смежные комнаты, высота потолков три с половиной метра, огромные окна, и, в отдельной третьей комнате, жила бабушка на подселении. Отец пристроил просторную кухню, а потом и туалет с ванной ( это уже с Сергеем). Соседка была как родня. Вот и зажили все вместе. И опять родители не могли на меня надышаться, я ж ещё и беременная теперь. Сергея приняли как родного, отец возился с ним, как с сыном и всё у них получалось ладно и быстро, за что не брались, мама тоже в зяте души не чаяла. А меня разрывает, нашли кого любить, и вообще... не так сказали, не так посмотрели, не то купили, не вкусно сготовили, не так дышат, не так живут... Все это оправдывали моей беременностью, а я всё вспоминала разговор с особистом и корила себя за то, что наверно надо было письменно написать отказ от этих провинциалов, замучивших своей любовью. А Сергей был как никогда счастлив, и меня это тоже стало раздражать. Когда беременности было четыре месяца, произошло то событие, которое, думаю, теперь уводит в могилу... Но я рада этому наказанию, счастлива, что меня хоть что-то остановило, вот только тебя, сын, жалко.., и Серёгу тоже.
Степанида замолчала и закрыла на минутку глаза. Рома взял её за руку и неуклюже погладил. Он видел, как тяжело матери говорить, но сердцем понимал, что ей важно это и молча ждал, пока она отдохнёт. А сам в это время вспомнил, как скверно бывает на душе, когда с кем-то повздорил, и какая приходит радость от прощенья и примиренья.
--О чём я, ах да...Четвёртый месяц беременности. Тогда прошла Пасха. Конец Светлой седмицы, Воскресенье - Красная горка. У нас дорогой, выгодный заказ. С субботы всю ночь были в типографии. Когда уже к обеду мы с Сергеем вернулись с работы, дома стол накрыт, цветы в вазе, и старики мои нарядные, счастливые, помолодевшие, особенно отец в форме при медалях и ордене Красной Звезды. Соседка уже за столом, сидит, шамкает беззубым ртом и тоже, счастливая!..Тут мои родители сообщают, что они обвенчались. Больше всех радовался отец, все что-то "буровил" про грех, что без венца жили, сына из-за этого потеряли, ну хоть у дочки все хорошо. И..! Меня понесло. Я им выложила, как они мне до тошноты надоели со своей лживой любовью, тайнами. Я первый раз слышу, что у меня был брат!!! Но про отца знаю всё, он предатель! Ещё верующим прикидывается. Что я их ненавижу, хотят казаться святошами, а сами лицемеры. С мамой случился сердечный приступ, после которого она так и не оправилась, через два месяца в больнице скончалась. Отец как верный пёс всё это время просидел у её постели, сам за ней ухаживал. А у меня случился выкидыш, после которого врачи сказали, что детей не будет. У матери в больнице ни разу не была, чтоб не видится с отцом, проститься с ней пришла тайком, когда он куда-то вышел, и на кладбище меня не было. Сергей поддерживал отца, помогал ему как сын. В нашем доме он больше не появился, после сорока дней уехал к маминой сестре в деревню. И я успокоилась. А вот Сергей стал с тех пор молчалив, замкнут. Это был 1978 год. Началась у нас не жизнь, а рутина. Мы вместе ходили на работу, вместе приходили, вместе что-то делали, но это было всё молча. Иногда твой отец уезжал "в командировку на выходные", я знала, что он ездил к Рамиру в деревню, но никогда ни о чём не спрашивала, мне было так удобно. Соседка наша прожила ещё с нами как раз до твоего рождения в 1985году, умерла, ей исполнилось 98 лет. И квартира стала вся наша. Отец твой к этому времени стал директором типографии, а я мастером печатного цеха. Это он тебя Ромкой назвал, в честь деда. Я стерпела. Когда тебе был год, я поехала в Ленинград, на встречу однокурсников, а Сергей в моё отсутствие поехал к деду, где они тебя окрестили ( крест я с тебя сняла). Он уверен, что если бы не молитвы Рамира, Бог нам не дал бы тебя. В 1990 году отец умер, Сергей ездил в деревню на похороны, а я нет. Уже прошло три года. Всё не могла простить, что он умел просто любить, а не за что-то или ради чего-то. Знаешь, сынок, я теперь поняла, что мои родители не смотря ни на что, были счастливы, потому, что они отдавали любовь, и ничего не просили взамен, я от них никогда не слышала упрёка...Они любили меня просто, потому что я есть, и Серёгу, и всех вокруг, а не за что-то. Это великое счастье, такая любовь, она настоящая. Вот после этого твой папка запил, да так, что сначала его "ушли" с директорского места, потом с мастера, резчика, а затем и из сторожей попросили. Но он всегда помнит о тебе, любит, помогает, поскольку мне стало некогда заниматься тобой, я принялась за старое -"бери от жизни всё", часто стала составлять отцу компанию в попойках...и очень быстро потеряла работу, и если бы не память о Рамире, меня бы и уборщицей не взяли. Вот так я разрушила жизнь свою и самых близких мне людей, и понимаю, что наказание неизбежно и справедливо. Есть Господь Бог на свете.
Степанида замолчала, на щеках появился румянец, глаза светились радостью. За последние годы ей никогда не было так хорошо и легко, физическая боль отошла, вот только сердце ныло за сына и мужа. Скрипнула дверь, появился Сергей, на удивление трезвый.
--Привет, милая, а ты хорошо выглядишь, даже румянец есть. Яблоки принёс, Ромочка забыл, торопился к тебе сильно - и он чмокнул жену.
Степанида улыбнулась, волна искреннего счастья всколыхнула её, как ей думалось безчувственное сердечко, никогда не была так рада видеть Серёгу, голубчик, а измученный какой. Она взяла своих мужчин за руки, сжала их холодными пальцами на сколько хватило сил
--Родные мои, простите...Это справедливо, что я наказана, я счастлива, поэтому вы не должны грустить. Спасибо за любовь. Спасибо, что сейчас рядом. Берегите друг друга - ладошки её самопроизвольно распахнулись ...и жизнь выпорхнула из её измученного тела.
С похоронами помогли и школа, и типография. Степанида теперь лежала рядом с матерью. После смерти жены, Серёга перестал пить, его взяли опять сторожем и они с Ромкой убирали теперь всю школу. Им этих денег хватало. Ездили они и на могилку к Рамиру. Рома как-то спросил отца, знает ли он хоть что-то про деда, и любил ли тот внука. Сергей стал каким-то торжественным. Он попросил сына подождать минуту и ушёл в другую комнату. Скоро вернулся с жестяной коробочкой от монпансье и ситцевым платком, в который было что-то завёрнуто.
--Это Рамир просил передать, если ты когда-нибудь о нём спросишь. Хороший был мужик, я своего отца не помню, но этот мне много любви подарил за всех, кого у меня не было, многому научил. Достойный человек, ты должен гордиться дедом и стараться быть похожим на него. Тут всё посмотри, а я пойду ,ужин приготовлю, не буду тебе мешать, - и он тихонько вышел, прикрыв дверь.
В платочке были фотографии. 1945 год. На Ромку смотрят счастливые лица, молодая женщина с огромными добрыми глазами и очень толстой русой косой и чернявый мужчина, жгучий взгляд его внимательных, спокойных глаз заглядывал в самое сердце. Ромке стало так хорошо. Была фронтовая карточка, 1943 года., вернее половина. Там был Степан, наружность которого была очень интеллигентна. Вторая половина видно досталась Степану, где был Рамир. И еще был конверт, адресованный " внуку моему, Роману". Там лежало письмо. Почерк был аккуратный, ровный, крупный, и как у Ромки, красивый. Читать было легко.
1986 год, день крестин Романа.
""Дорогой мой внук, с днём Крещения тебя. Когда человек рождается, он плачет, поскольку не знает, что его ждёт. Живёт, совершает какие-то поступки, ошибается, падает, встаёт, делает добрые дела... Много в жизни будет всего. Старайся жить по любви. Если ошибаешься, проси прощения, это не стыдно. Никого не осуждай, никому не мсти. Люби своих врагов. Тогда, когда придёт последний час, будешь улыбаться. Это будет правильно. Прости, что не рядом с тобой. Да хранит тебя Господь.
Передаю тебе наш фамильный, нательный крест. Пусть он тебя хранит, как берёг нас. На нём три раны. В мирное время тоже идёт брань добра и зла. Надейся только на Бога. Он никогда нас не покидает, запомни это. Береги крест, а он сбережёт тебя.
Я очень сильно вас люблю, Рамир. ""
Ромка открыл коробочку и там, в белоснежных накрахмаленных тряпочках он нашёл орден и крест. Кровь от волнения прилила к голове. Орден, настоящий... Вот какой дед у меня был ( он по детски погладил Рамира на фотографии). Разглядев награду по внимательней, отложил и... Первый раз в жизни он держал крест. Ощущение было странное, какая то сила разлилась по всему телу, в области солнечного сплетения появились радость и покой, и все невзгоды, страх, усталость, которые как саркофаг, сковали за последнее время, как то разом исчезли. Надо же, железный, должен быть холодным, а он как живой, таинственным образом передаёт необыкновенное тепло (так подумалось Ромке). На соединении перекладин, вмятина с внутренней стороны, с внешней ниже "шрам", будто кто-то топором рубанул...а где же третья рана, вот наверху, что-то было воткнуто
--Живой, израненный, но не побеждённый Крест, - прошептал мальчик, рассматривая каждую царапинку, бережно проводя пальцем, слёзы потекли как-то сами собой, поцеловал святыню и прижался лбом.
Когда Сергей вошёл звать сына на ужин, тот мирно посапывал, уронив голову на стол, крепко сжав в руке дедов подарок. Отец тихонько перенёс его на диван и накрыл пледом. Продел черный шнурок, одел сыну крест. Ребёнок проспал больше двух суток. По прошествии недели мальчик спросил
--Пап, вот дедушка к нам больше не вернулся, почему? Надо же прощать обиды. Сердцем чувствую, он прав, а объяснить не могу.
--Правильно чувствуешь. Не возвращался от большой любви, а не по обиде. Он говорил "не соблазняй соблазняющегося"...
--Как это?
--Cтепанида не видела и не раздражалась, не грешила против него. Не почитание родителей большой грех. И он берёг дочь от этого, как мог.
--Да, сильный человек, я не знаю, смог ли бы так. Мама в больнице надеялась, что родители на небе услышат её и может простят, а получается, они, ещё живя рядом, простили. Вот только она этого не знала, верней, не поняла - он с надрывом, болью и досадой вздохнул.
1995 год. Прошло два года после смерти Степаниды. Сергей совсем забыл про пьянство и зажили они душа в душу. Сделали в квартире сами ремонт: покрасили окна, побелили потолок, поклеили новые недорогие обои. Приватизировали квартиру. Когда Ромке исполнилось десять лет, отец, накопив денег, одел сына во всё новое, да ещё прикупил ему новый диван, смастерил стол и полки для книг. В комоде нашлись новые шторы и у юбиляра получилась очень уютная обновлённая комната ( где раньше жила соседка). Мальчик учился на одни пятёрки, в школе пользовался авторитетом не только у детей. Мужики даже умудрились накрыть сладкий стол для школьных друзей. Пришёл почти весь класс вместе с учительницей. Она была приезжая. В эти годы много новых людей появилось в городке. Казалось, ничего не предвещало беды. Но жизнь в стране была зла и суетна. Через три дня Ромка сквозь сон слышал, что кто-то позвонил в дверь... и опять уснул. Утром он проснулся от странных звуков, раздававшихся за стенкой, выйдя из своей комнаты, он учуял запах табака и спиртного, сердце сжалось от тревоги. На вешалке висело женское лёгкое, не по сезону, пальто и милицейский китель. Дверь в зал была распахнута. На диване лежал одетый и обутый отец в очень неудобной позе, что говорило о том, что тот был вусмерть пьяный, а из спальни раздавался очень громкий храп, от которого дрожали стекла. На столе стояли не допитые вино и пиво, на блюдцах (значит закуска была скудная, отметил Рома) остатки колбасы, сала, селёдки, солёных огурцов, огрызки хлеба валялись на столе и на полу вместе с тремя пустыми бутылками от водки и пятью из под пива. Хрустальная конфетница, взятая из серванта, была доверху наполнена окурками. Заглянув в спальню, он увидел незнакомых людей, спавших на кровати. Вокруг была разбросана одежда. Нижнее бельё и мужское и женское было не первой свежести и чистоты, от этого мальчика передёрнуло. Он тихонько по открывал в комнатах форточки, разул отца, уложил его поудобнее, накрыл пледом...Собрал всё со стола, помыл посуду, привёл в порядок пол, прикрыл дверь в спальню, зал и...побежал пораньше в школу, убирать классы, воскресный день, везде влажная уборка, сегодня придётся работать одному, отец не помощник...Как потом выяснилось, гость, милиционер, был двоюродный брат учительницы, его из Москвы перевели в провинцию (начальником уголовного розыска) за какие-то нарекания по службе, и в звании его тоже понизили. Женщина была его сожительница. Они с учительницей уговорили Сергея сдать им дальнюю комнату, спальню, мол лишняя копейка не помешает. Роме это очень не понравилось, тем более, что квартиранты стали спаивать отца со страшной силой. Игорь Петрович был очень агрессивным и хамоватым. Через неделю он выселил Сергея из зала на кухню, а в дверь врезал замок, и две комнаты получились "окупированными". Соседи из окон слышали нецензурную брань квартиранта на хозяев. Ромка пытался отстаивать отца и себя, но...Сергей, никакой от пьянки, валялся в углу на кухне, а квартирант не церемонясь, через десять дней проживания, избил пацана, а прибывшему наряду милиции заявил, что тот у него украл деньги. Участковый, отец троих детей, пробовал заступиться за Рому, заверяя начальника, что он ошибается, мальчик очень порядочный. На другой день был "уволен по несоответствию", а ему до пенсии оставалось дослужить пол года...Этот случай отбил у всех охоту встревать в дела Игоря Петровича, себе дороже, "терять место из-за какой-то пьяни"... В округе часто стали слышать, как Ромка ругался с постояльцем, грозился сбежать из дома, а квартиру спалить...Но никому и в голову не приходило, что мальчик лежал связанный с кляпом во рту, а за него кричала сожительница. Рома чувствовал беду, но он никак не мог понять, что от них хотят. Когда оставались одни дома, он пытался привести отца в чувство, может он знает, что этим хищникам надо, но тот был невменяем, его чем-то опаивали, лежал как половая тряпка. Игорь Петрович не разрешил взять отца в комнату и предупредил, "если Ромка будет вякать, то его отец умрёт в муках, это он обеспечит, но никто ничего не докажет и ни до чего не докопается". На работах их никто не искал, все считали, что москвичи щедро платят за квартиру и ребятам хватает этих средств. Прошёл месяц этого кошмара. Мальчик проснулся среди ночи от разговора за стеной. Тихонько вышел в коридор, заглянул в зал. За столом сидели квартиранты и отец. Он был чем-то сильно напуган, плакал, но что он говорит, Рома разобрал.
--Умоляю вас, не трогайте мальчика, я всё подпишу, только пусть он живёт. В деревне Дубки есть сестра бабки, если жива, она его примет...Только не убивайте. Со мной делайте, что хотите, а его не трогайте.
--Да сын на тебя не похож, цыганщина какая-то - пропищала сожительница
--Мой, точно знаю, только он в своего деда.
--Заткнитесь! - нервно рявкнул Игорь Петрович - пьянь, подписывай документ на квартиру. Руки об малого марать не буду, слово офицера, даже дам ему возможность кусок хлеба зарабатывать...в Москве.
Сергею подсунули какие-то документы на подпись. Через три дня Ромку разбудил звон бутылок. Он стрелой бросился на кухню. Отец на полу дергался в судорогах, увидев сына, потянул к нему руки, уронив какую-то бутылку, запахло химикатом, глаза смотрели виновато
--Прости, сынок... Помни всегда, что тебе Рамир завещал жить по любви - взгляд стал стеклянным, на губах выступила пена, он умер.
Ромка забежал в комнату, быстро оделся, бросил в рюкзачок кое-какие вещи, положил фотографии, завёрнутые в платок, коробку от монпансье с орденом...
На кухне в углу взял кусок доски, подпёр дверь квартирантам, за которой раздавался храп. В прихожей взял флягу с бензином, которую принёс постоялец, облил подпёртую дверь, коридор и чиркнув спичкой, выбежал на улицу. Вспыхнуло яркое пламя.
--Я же тебе говорил, пацан обработан, сделает всё, как надо, психологическая загрузка сработала, только по времени ошибся, у него получилось быстрей, чем я рассчитывал - Ромка оказался в цепких руках Игоря Петровича, который поджидал его на улице у заведённой машины ( номера были московские) с каким-то не местным мужиком - Что, Роман Сергеевич, не ожидали меня встретить!? Ладно, Хвост, забирай его, а мне пора пожарных вызывать. Да, ты с него там потом вычти за причинённый мне ущерб (ехидно засмеялся).
--Будь спок, Игорёк, все будет в лучшем виде, ты прав, экземпляр хорош - и, уже обращаясь к Ромке - Ну, ромалэ, садись в машину, и без глупостей.
--Куда ещё, что вам надо от меня?
--Я, человек слова, обещал твоему папаше, что жить будешь...в Москве, и работу подыскал. Хвост отвезёт тебя к хозяину.
--Если я не хочу...
--Тогда, сейчас загремишь в тюрьму за поджёг, за отравление папаши. Всё, уезжайте!
Ромка дернулся, но Хвост его вырубил ударом, посадил в машину, и они уехали. Из-за поворота появилась пожарка. В городе где-то с месяц говорили о случившемся, в конце концов "сарафанное радио", выдумав страшилку революционных времён, пришло к выводу, что на доме проклятье... все беды от него! Такое оправдание равнодушия всех устроило. Новые хозяева пригласили священника, освятили квартиру и зажили припеваючи, как ни в чём, не бывало.
Проснувшись, Ромка почувствовал, сильно проголодался. Сев, увидел, что находится на диване в комнате, в окно заглядывало солнце. Потянувшись встал и направился к двери, открыв, обозрел другую комнату, побольше, в ней никого не было, только тихонько работал старенький телевизор и откуда-то доносились приглушённые мужские голоса, наверно из кухни. Пацан потопал туда. Обстановка квартиры была холостятская. Там сидел Хвост к двери спиной и пожилой мужчина, очень тоскливой внешности.
--Спасибо, я не балуюсь пивом. Где у вас можно сходить в туалет и умыться?
--Загляни направо, увидишь, - когда Ромка ушёл, добавил - привет от Игорька с характером! Успел таки легаш смердящий должок вернуть пока я коньки не отбросил.., что с этим ромалой делать?...В карты его учить играть у меня уже сил и времени нет. У него такой домашний вид, этот и воровать не пойдёт.
--Воровать!?. Зачем? Всегда заработать можно, работы везде хватает - раздался Ромкин голос.
Хозяин от неожиданности подавился пивом и закашлялся, Хвост растерялся тоже, мальчик вошёл и ловко стукнул мужика ниже шеи, кашель прекратился. Чуть помолчав, указав на стул, хозяин спросил, цедя слова сквозь зубы
--Есть хочешь?
--Не отказался бы - гость искренне улыбнулся.
--Загляни в холодильник, что нароешь, твоё.
Ромка открыл холодильник и, по деловому всё окинул взглядом, заглянул в морозилку.
--Пельмени оставим на потом, а сейчас...так, чуть макарон, сосиска...яйца. Всё соединим и все позавтракаем.
Мужики, округлив глаза, молча наблюдали, как мальчик ловко управляется у плиты, а тот, нисколько не смущаясь, закинув всё в сковороду, нашёл тарелки не первой свежести, промыл, поставил на стол, нарезал хлеб, с полочки взяв солонку, наполнил её солью и тоже поставил на стол, положил каждому вилку.
--Тряпка где, взять сковороду?
--Полотенце в ванной...- растерянно прохрипел мужик.
--Понятно - он быстро обернул газетой ручку сковороды, - и лопатки тю-тю, чтоб выложить блюдо, не хозяйский ты мужик.
Ловко подцепив куски трапезы широким ножом, всё разложил по тарелкам и сел, потирая руки
--Приятного всем аппетита - и с таким удовольствием стал уплетать, что мужики сглотнув слюну, тоже принялись есть.
Завтрак! Слово то какое забытое, домашнее. Хвост, откушав, быстро удалился, ещё о чем-то пошептавшись у двери с хозяином. Тот вернулся на кухню, чуть улыбаясь. Давно он не встречал такой неподдельной доброты и искренности, давно! Дождавшись, когда мальчик закончил хозяйничать на кухне, жестом пригласил сесть. Слова уже говорились не сквозь зубы, но голос был усталый
--Зовут как?
--Ромка.
--А по отчеству?
--Сергеевич.
--Роман Сергеевич значит. Спасибо, завтраком уважил. Да, досталось тебе...а ты, смотрю, не озлобился. Знаешь, думал меня в жизни уже ничем не удивишь, не обрадуешь, одна мерзость и плесень кругом, а тебя увидел. Накась-выкусь! (он хлопнул себя ладонями по коленям) Есть ещё добро на земле, живёт! - и в его мёртвых мутных глазах блеснул огонёк жизни, а в голосе появились торжественно радостные нотки, он на мгновенье погрузился в свои мысли - Профукал я жизнь, много сделал худого. Крышка гроба почти закрылась, так, малюсенькая щёлочка ещё есть, надо торопиться, может успею ( многозначительно поднял палец)...
Он встал, думая о своём, пошёл в комнату, жестом приглашая идти за ним.
--Роман Сергеевич, поможешь побриться?
--Не вопрос, вы садитесь, а я всё принесу, в ванной видел - Рома вернулся с бритвенным прибором и полотенцем, взбил в пену остатки крема для бритья, намазал впалые щеки и ловко сбрил седую щетину.
--Глянь, где-то прятал в шкаф новые носки, трусы, майку, в гроб приготовил, неси сюда, для дела тоже сгодятся, это сейчас поважнее смертушки. Штиблеты лаковые на нижней полке посмотри, я в душ. Только прислушивайся, силы тают, как мартовский снег. И костюм, костюм с рубахой и галстуком тоже достань...
Зашумела вода, Рома стал из шкафа доставать вещи. Когда-то это всё дорого стоило, костюм и галстук из Польши, рубаха и обувь - Венгрия, классический стиль, поэтому и сейчас смотрелись хорошо. Интересно, кто этот человек? По-моему, ему и поговорить не с кем. Что смерть возле него крутиться, это чувствуется, вид не здоровый, подземельный. Мальчик вспомнил маму...ему подумалось, "что это людям перед смертью видеться, что они о добре и зле задумываются..." Хозяин вышел тяжело, но преобразившийся
--Молодец, Сергеевич, не ушёл. Погодь, чуть передохну, оденусь и поеду тебя пристраивать. Перестройка, везде бардак, но идея есть. Игорёк, паскудник, дело своё знает, на люди тебе где-то годик нельзя, сразу в колонию загремишь, - вышел одетый, на минуту остановился у двери - никому не открывай, телефон не бери, сиди тихонько, закройся, ключи я взял...
--Только не торопитесь, вам тяжело. С Богом...
Мужик на мгновение замер от таких слов, благодарно, но с какой-то тоской посмотрел на мальчика и резко отвернувшись, чтоб тот не увидел навертывающихся слёз, вышел.
Кое-какие вещи отдалённо напоминали забытое присутствие женщины в квартире. Ромка обрадовался, увидев пылесос, но вспомнив, что ему указали сидеть тихо, подошёл к тумбочке. На ней "жёлтая пресса" с какими-то хозяйскими пометками на полях. Ещё что-то лежало завёрнутое в женский шерстяной платочек. Мальчик взял и развернул, там было зачитанное Евангелие и школьная тетрадь на 96 листов, аккуратно обернутая в свежий ватман и подписана "Марусин дневник". Зная, что чужие дневники читать нельзя, он завернул его обратно в платок и, забравшись на диван с ногами, открыл Евангелие... на страницах говорилось о прощении...
Ромку кто-то тряс за плечё, он, открывши глаза не сразу сообразил где он и что. За окном уже было темно. Хозяин, увидев рядом с мальчиком сверток, смотрел на него с разочарованием, болью и гневом
--Простите, вы сказали сидеть тихо, я даже убираться не стал. Не сердитесь, я взял Евангелие почитать, а в дневник даже не заглядывал, не переживайте, это личное, и я знаю, что такое читать нельзя. Поверьте, я не хотел вас огорчать.
Хозяин обезсиленно сел на диван, тяжело дыша.
--Прочитал о прощении, мне и дед завещал прощать всех, никого не осуждать, никогда не мстить - и Рома быстро ему ослабил галстук. - Воды принесу...
--Погодь, а себе мстить можно? - отчаянно прохрипел тот
--Наверно нет, никому, значит и себе...
--А если падаль последняя, как тогда?
--Может добром зло победить в себе...Есть плохие поступки, дела, мысли, а людей плохих нет.
--Как это...
--Любой человек может поступить и хорошо и плохо...значит плохой или хороший выбор, а не человек...
--Философ...А если уже нет времени...
--Ну-у! Желание есть, значит и время дадут, я так думаю.
--Чистый ты человек, Сергеевич. Дали время...договорился я - и он усмехнулся одними глазами, в которых появились признаки жизни.
--Вот видите.
--Есть у меня один должник, он тебя приютит, хавчик будет и коечка, этим должок и спишется. Будешь у него в ресторане жить, работать, чем надо, он обеспечит. Тебе б год, полтора прокантоваться, чтоб про тебя все забыли. А там Бог позаботиться. Вот, к сожалению всё, что я могу для тебя сделать, чтоб ты не воровал, не побирался.
--Спасибо вам за всё.
--Поди проголодался, я в твои годы ох прожорлив был. Кто-то пельмешки обещал. Вот тут тебе бульона куриного принёс, обед давно прошёл. Отобедоужинаем, и на боковую, а с утречка отвезу тебя.
--Сейчас пельмени облагородим, мы их в бульоне сварим, будут, как домашние...
--Голова, ты Сергеевич.
Мужики поели, убрали и легли спать. Лежа в разных комнатах, благодарили Господа об одном и том же, что дал время сотворить добро. Хозяин поднял Ромку рано, в пол шестого, сам был уже готов, пока мальчик одевался, пришло такси.
--К ресторану "Ветер странствий", если можно, побыстрей - голос был очень тихим и уставшим.
Ромку это встревожило. Он даже не смотрел из окна машины на столицу, а украдкой косился на своего неожиданного спасителя. Тот периодически закрывал глаза и что-то бурчал себе под нос. Глаза его открывались, странно бегали и закатывались, потом он приходил в себя и говорил
--Сейчас приедем, Роман Сергеевич, сейчас, еще минут пять.
Когда подъехали, он высадил Ромку, отдал ему рюкзачок, и сказал, чтоб тот пошёл и позвал директора Глеба, но сам не возвращался...Охранник пустил мальчика в помещение и указал куда пройти. Навстречу вышел мужчина лет сорока
--А, приехали... - увидев растерянные глаза мальчика - Что!?.
--Глеб? Вас зовут! Ему, кажется совсем плохо, помогите, там в такси...
-- Заходи в кабинет, я сейчас...- и уже охраннику, - Вася, накорми пацана, я скоро!
Он вернулся часа через два.
--Ну что, чуть освоился? Когда-нибудь выигрывал в лотерею? Ты мой счастливый билет, а я твой...Он умер - и Глеб разразился истерическим смехом сквозь слёзы, закрыв лицо своими огромными трясущимися ладонями. - Умер..!
--Вы теперь меня выгоните?
--Да что ты такое говоришь, кто ж гонит от себя удачу - и он сгреб мальчишку в охапку, у того аж косточки захрустели - прости, это от счастья.
--Да что там, не девчонка...Только я ничего не понимаю, совсем ничего - и он ловко высвободился от неуклюжих объятий - Человек умер, а вы счастливы?
--Ты называешь эту...(подбирает слово помягче) падлу человеком? Я проиграл ему всё...по глупости. Если б не ты, он пустил бы меня по миру.
--Как понять, проиграл?
--В карты. Постой, так ты ничего не знаешь? Это же Колода, профессиональный игрок, он пол страны обыграл, один из самых богатых...
--По его квартире не скажешь...Больной и несчастный...И говорил, что надо спешить, крышка гроба уже почти закрыта.
--Повезло тебе, мальчик, знаешь, сколько из-за него людей с жизнью простились, бомжами стали.
--Вы сказали, проиграли всё по глупости? Какой? - Ромка стал серьёзным
--Решил на курорте перед тёлками покрасоваться, сел играть.
--Что такое курорт?
--Это где люди отдыхают - удивленно ответил Глеб.
--А что там делало стадо?
--Какое стадо?
--Сами сказали, тёлки...
--Уморил - расхохотался мужик, - тёлки, это девки молодые, сисястые, пардон, с которыми развлекаются мужики.
--А-а-а! И Колода силой заставил вас играть...
--Я сам, с друзьями.
--Так почему же вы сам, а он падла получается?
Смущенная пауза.
--Наверно, потому, что проигрался...а виноватым быть не хочется - растеряно задумываясь, ответил Глеб - ты не прост, как сначала кажешься. Спасибо за науку. Тут сверток для тебя...он передал.
--Чего - нибудь сказал?
--Всё там...
--Хорошо, я посмотрю.
--Кажется, Романом зовут, не перепутал. Пошли, устроим тебя. Перед душевой комната, там кресло-кровать, постель можно прятать в него, есть спец шкафчики, один будет твой, если будет мало, второй поставим. Когда проверки там какие, инспекции, будешь уходить. Устроит такой вариант? Будешь помогать на кухне, Колода сильно хвалил. Деньги кое-какие тоже будут тебе капать...
--Осмотрюсь, решим. Вам придётся в библиотеку записаться, чтоб брать книги, учебу запускать не хочу...
--Серьёзный ты мужик, уважаю, но учебников тут не будет. И ещё. Что ты разговариваешь, будем знать только мы с Василием. Для всех ты немой, как думаешь, получится у тебя молчать? Постарайся быть незаметным даже для персонала...
--Запросто. Когда у родителей были запои, говорить то не с кем было, я молчал, правда читал много - и, посмотрев на Глеба одобрительно - Думаю, правильно придумано, не будут приставать и расспрашивать.
--Если что надо, скажи...Сегодня не работаем, Василий тебе всё покажет, введёт в курс дела. За книгу подумаю. А ты свёрток-то посмотри, он просил.
--Заглядывал, там Евангелие и личный дневник какой-то Маруси. Можно мне вымыться в душе? Ведь с продуктами поставят работать.
--Ну, Евангелие тоже, своего рода, книга. Давай, младший по кухне, приводи себя в порядок, и мы тебя ждём...
Рома появился минут через двадцать. Василий показал ему кабинки, малый зал, банкетный, кухню, кладовки, другие подсобки и подвал, там потайной выход...Роме понравилось! Интерьер, дизайн соответствовали названию "Ветер странствий".
--Глеб, там в подсобке с ведрами и швабрами широкая скамья, есть окошко и батарея, я лучше там жить буду, а то, душ для персонала...и я там, как тополь на Плющихе...
--А что, пацан прав. Ему на пол пару циновок кинуть, что б теплее было, да и к выходу ближе, если что...Дело сделал, и сиди себе спокойно.
--С этим определились. Вася, ты в магазин, а мне Ромик экзамен сдавать будет - и они пошли на кухню. - Набираешь маленькое ведро картошки и чистишь в такое же ведро, время пошло.
На удивление Глеба, Рома не побежал бегом и не стал судорожно суетиться, как это делали все новенькие. Он спокойно, по-хозяйски одел фартук, повязал косынку, как бандану и пошёл за картошкой и пустым ведром. Нашёл нож, вымыл картофель и сел спокойно за работу. Очистки у него выходили тонюсенькой спиралькой. Глеб загляделся. Работа мальчика его просто заворожила, и даже вздрогнул, когда тот сказал
--Готово. Что ещё..?
--Ты где этому научился, я даже в армии такого не видел...У нас на пополам, считается нормой, а у тебя очень мало отходов и рекордное время. А мясо приготовишь? Есть хочется.
--Костёр бы...
--В малом зале камин запалим...Мы там над дровами готовим "Глинтвейн" в котелке, думаю мясо тоже можно сделать.
--Не мороженое?
--Охлажденное.
--Где специи и пряности... - Рома стал на нюх что-то искать и, потирая руки - Здорово, есть. Лук тоже. А трав, случайно, нет?
--Вот тут, мы чаи готовим...
Мальчик стал нюхать теперь внимательно травы...
--Ура, и трава есть. Я постараюсь, как готовили мои предки в таборе. Если понравиться, можно будет сделать фирменным рецептом, ведь ресторан "Ветер странствий". Только это не так скоро.
--Ну, кудесник, ради такого потерплю.
Глеб, разжигая камин, поймал себя на мысли, что ему так радостно рядом с этим человечком, хорошо и спокойно, как в его милом и добром детстве, хотя у самого мальчика совсем не солнечное детство. Где, Глебушка, растерялись твои простота и чистота, куда ушло добро и порядочность...На уме одна выгода, лукавство, изворотливость, а в результате серая тоска внутри, которая, как ржа, все разъедает. Мысли прервал Василий, пришедший из магазина.
--Я все принёс, что заказывали, только игрушку купил у бабки старенькую, неказистую, чтоб никто не позарился, нам выгодно и ей копейка - и он поставил на стол старого пластмассового Незнайку, в высоту сантиметров двадцати, изрядно пошарпаного временем, но тщательно вымытого старушкой. - Это будет твоим банком, я тут сделаю щель, директор будет туда опускать твою зарплату. Деньги будут всегда при тебе, если какой "атас" берёшь и бежишь.
--Но это на твоё будущее, на текущие расходы будешь просить у меня - добавил Глеб.
--Спасибо, я понял - на минуту подняв озорные глаза, загадочно сказал Рома и стал дальше заниматься делом.
--А что тут происходит интересного? Я не пропустил...
--Рома готовит новое фирменное блюдо "Ветер странствий"...
--Шеф, тогда я накрываю стол по высшему разряду, такое событие бывает не каждый день.
--Валяй. В малом зале. Там я уже камин разжег.
Никогда в жизни Рома не видел и не сидел за таким богатым и красивым столом, ни до, ни после этого дня...Читал однажды в какой-то книге, а так...Приятный аромат витал в малом зале.
--Шеф, а помнишь, у тебя в кабинете был диск с цыганскими песнями...
Приёмная комиссия утвердила фирменное блюдо "Ветер странствий". Так началась у Ромы новая, взрослая жизнь. У него не было родителей, дома, школы, что такое детство, он не понимал, ему запрещено было говорить, рекомендовано меньше появляться на людях, но он был по-своему счастлив! Есть светлая, теплая коморка, он всегда сыт, посильная работа под боком. Где-то неделю мальчик привыкал к новым обстоятельствам, но всё очень быстро вошло в нужное русло и жизнь потекла размерено. Шеф-повар Борисыч, был очень доволен. Только два момента смутили мальчика. Уволили кухонную рабочую. Но когда она стала кричать, что "не собирается ворам и хапугам экономить "картоплю" и "корешковые плоды", он успокоился... Второй момент. Он оставил после себя скользкие, настороженные отношения...Рома показывал Борисычу "фишку" в приготовлении фирменного мяса. Две порции запороли, ему пришлось расписать на бумаге, после этого всё получилось и шпаргалку сожгли...Второй повар Ашёт стал клянчить у него рецепт, тот ему отказал. После этого кто-то стал пакостить у него в коморке. Пацан терпел и никому не жаловался. Где-то через месяц Василий застал повара у Ромки, хоть мальчик и показал, что ничего не пропало, того уволили. Зато пацан наткнулся на свёрток, переданный ему Колодой, про который было забыто. Он очень обрадовался, увидев Евангелие. "Это та, что заменит все книги мира! - вспомнив прочитанное, осенило Ромку. Ещё "Марусин дневник" и предсмертную записку Колоды, ему адресованную. Он её писал в последнюю ночь, видно когда мальчик спал.
Вот содержание. "Роман Сергеевич! Я ведь не зря спросил, можно ли мстить себе...Хочу тебе открыть глаза, чтоб ты не обольщался в мой адрес. Я профессиональный картёжник, меня этому учил мой отец, мать не помню, рано померла. Я сначала отказывался, но его зверские побои, сидение без пищи и воды, сделали своё дело,..я стал примерным учеником и даже превзошёл своего родителя. Для дела он выбил из меня деревенский говор ( я десять лет в деревне у бабки жил), научил одеваться с иголочки...Когда уже втянулся в это гиблое ремесло, мне было шестнадцать, папаша мой довольный, сказав, что я теперь сам смогу о себе позаботиться, а у него любовь, исчез. Игра стала моей жизнью. По пол года я жил на югах - курортный сезон, время больших барышей. Пол года в Москве. Иногда выезжал по приглашению "коллег", когда речь шла об очень больших деньгах. Когда мне встречались "папенькины сынки", говорящие о том, что они хотят доказать, что что-то могут сами, я зверел, втягивал их в игру, долги...и ломал им жизни. После тридцати одного года встретил Лилию, ночная бабочка поселилась у нас, с ней мы придумали развлечение, ещё изощрённей способ воспитания "таких, мать, сынков". Жили в строительной общаге, поблизости от метро "Тульская". Рядом, в подвальчике было кафе, где в потаённой комнатке мы играли в карты, я обыгрывал сосунков...когда говорили, что нет денег, "играли на бабу, которая выйдет из метро в (...придумывали примету - куртку, шарф, сумку...) они ее бесчестят". За стеночкой сидел человечек, звонивший в общагу, передавал приметы, и "подставная жертва" была готова...Участковый был в курсах. Наши сосунки завязали ещё глубже - шантаж, вытягивание денег. Год план работал безупречно. Но однажды...Нам с участковым сообщили, что "подстава" из общаги не успела дойти, и жертва получилась реальная барышня. Мы вмешиваться не стали. ...Прошла неделя, я уехал на юга. Когда вернулся через пол года, меня ждал "сюрприз", вот тогда мои мозги первый раз "закипели". Та барышня, случайная жертва, оказалась моей сестрой по отцу, ей было всего шестнадцать лет, такой у меня резвый старик. Отец и её мать разбились на машине, и она приехала ко мне в Москву. После нападения, чуть тронулась умишком, пролежала месяц в больнице, а потом пришла в общагу искать меня. Участковый, проверив документы, взвесил ситуацию, открыл ей мою конуру, и пока я не приехал, опекал, мою бедную девочку. Она была очень самостоятельной и не хотела его покровительства, он устроил её в кафе посудомойкой. Вот так, за мои мерзости поплатился честью и здоровьем чистый и светлый человечек. Она не знала, чем занимался её отец, кто такой её брат, очень любила нас и гордилась. Мне пришлось купить небольшую кооперативную квартирку, ты видел, и мы стали там жить. Маруся кончила "Курсы кройки и шитья", шила детскую одежду, пелёнки, всё отвозила по детским домам. Ходила в храм. А я всё играл, поскольку другого ничего не умел. Уезжая на юга, брал сестру, устраивал в каком-нибудь пансионате. Она была очень худенькой, бледненькой. Маруся через десять лет умерла, за последние пол года увяла на глазах, у неё было больное сердце, а она ни разу не пожаловалась. Врачи сказали "поздно что-то делать, хотя бы годика три назад обратились". После смерти я обнаружил её личный дневник, из которого прочитал, что сестре рассказала Лилия (когда с ней расстался), кто виноват в давней трагедии. Но я не услышал упрёка от этого ангела. После этого я стал долговые расписки складывать в дневник. Раньше мог сделать подставу, перепродать кому-нибудь. И, "бумеранг вернулся" - "вскипевшие мозги", это воспаление головного мозга. Деньги на операцию у меня были, но в случае плохого исхода я бы стал идиотом. Оставил всё как есть... Ты думаешь, я очень старый, нет, всего года на три, четыре старше Глеба. Это меня болячка сгрызла... А теперь главное. У меня не хватило духу уничтожить расписки - это очень большое состояние. Сделай это ты, ночью не стал тебя будить, ты так сладко спал. Будь очень осторожен, сожги сразу, поскольку за ними многие будут охотиться, например Хвост и тот же Игорёк. Ведь недаром они тебя мне подсунули...но я благодарю судьбу за это. Знаю, Роман Сергеевич, у тебя рука не дрогнет, ты настоящий. Не поминай лихом. Виктор."
Ах, как плакал Ромка. Как ему жалко было всех - Виктора, Марусю, и Рамира, и маму, бабушку, папу, Глеба и ...да и Хвоста с Игорьком, и всех-всех. Он спрятался ночью на заднем дворе, развёл костерок и жёг эти злосчастные расписки, даже не заглядывая в них, и Марусин дневник. Рома не помнил, чтоб когда-нибудь плакал, а тут и остановиться не получалось. Осталось расписки три, его кто-то тронул за плечо...он резко повернулся
--Э-э-э, мужик, плачешь что ли, ты чего...- Василий присел рядом на брёвнышко, потрепал пацана по голове - никак расписки жжёшь, хорошо, только Глебушке не говори, что нашёл их, он с ума сойдёт,..всё правильно делаешь.
Ромка, всхлипывая, дал письмо Колоды и, уткнувшись в колени охранника, всё ещё плакал...Тот прочитал и помолчавши, заговорил
--Я в Чечне воевал, офицерский состав, первый раз столько крови видел, смерти, с предательством столкнулся...видел, как матери-одиночки приезжали деньги зарабатывать. Однажды чувствую, мол всё, нет больше моих сил, не принимаю, почему всё так...сейчас разорвёт,- "Куда ж небесная канцелярия смотрит!" Тут в расположении появился маленький, щупленький, старенький священник, мы их "батьками" звали, подсел рядом и говорит , обращаясь ко мне, строго- "Ни-ни, на Господа гневаться!" и пальцем пригрозил, а потом сказал всем "Детушки, милые, в раю и то соблазн нашёлся...а что сейчас твориться ( он скорбно вздохнул)...так, что не осуждайте...лучше просите "Господи, прости грешного, убереги, не допусти..." , встал, и прежде, чем мы что-то успели сказать, скрылся в тумане. И я почувствовал, что "дрожжи перестали внутри меня пыхтеть", отчаяние и гнев отошли. И стал я очень часто повторять эти слова "Господи, прости грешного, убереги, не допусти"...
--Господи, прости грешного, убереги, не допусти - как эхо, повторил мальчик, всхлипывая - расскажи ещё что-нибудь
--Очень запомнилось. На тебя смотрю, а его вспоминаю. Солдат у нас был белобрысый такой, лопоухий, выглядел таким хлюпиком. Каждый считал своим долгом подтрунить над ним, отпустить шутку, иногда не лесную. А он как будто и не замечал ничего, многих это ещё больше распаляло. Когда ему осколком покалечило ногу, на удивление всем, он мужественно терпел боль, не проронил ни звука, ни слезинки, только всё что-то шептал и крест нательный целовал. Нас в овражке лежало шесть человек, ждали своих...На кусток села маленькая птаха и так звонко защебетала на всю округу, чувствовалась скорая весна. Пацанята подняли головы и щурясь от солнышка, заулыбались, глядя на певунью... Выстрел снайпера и безголовый комочек упал к ногам этого мальчишки. И он расплакался так горько и всё повторял, "Мы присягу давали, Россию защищать, а её то за что?"
--Этот мальчик выжил? - уже шмыгая носом, спросил Ромка.
--Да.
--И где он теперь?
--Священник в каком-то районе.
Прошло пол года Ромкиной трудовой деятельности. Он не расставался с Евангелием. Чтение укрепляло, оно было чудодейственным, одни и те же страницы, а каждый раз открывается что-то новое. Самая "человеколюбивая" книга, так её окрестил мальчик. И молчать он настолько привык, что даже оставаясь наедине с Глебом, Василием, или обоими, часто писал записки, а не говорил. Наступило лето. Охранник уговорил директора, чтоб тот разрешил взять пацана на рыбалку, на свежий воздух, тем более, что шеф-повар не возражал и с удовольствием отпустил кухонного. Богатый улов они привезли в ресторан, Василий смеялся, что Рома "наверно мазал крючок мёдом", почти вся его рыба. Пацан был счастлив. А дня через три...
Мальчик через окошко своей коморки увидел как подъехал кортеж из четырёх машин. Из одной вышел мужчина в светлом костюме. О! Он был знаком Ромке по его городку, добрый, справедливый и хороший человек. Видно у него теперь какое-то высокое положение по должности в Москве, поскольку у него была машина охраны. Из другой вышел человек, с длинными сальными волнистыми волосами, очень "отталкивающее" впечатление, тоже с машиной охраны. Рома чуть посидел и пошёл в душ, дверь за углом, никто не увидит, все будут заняты приезжими. Им накрыли в кабинете и оставили одних, видно разговор был очень важным и секретным. Охрана осталась снаружи, её тоже пригласили закусить в малом зале.
Мальчик уже собирался выйти из душевой, когда в "предбанник" кто-то вошёл...
--О, сартир, пойду отолью...иди первым.
--Не-е, я в кресло, ноги сегодня что-то горят, покурю пока.
Кто-то зашёл рядом с душем в туалет, журчание, потом зашумела вода и запахло табачным дымом.
--Слышь, Толян, и сколько "пахан" будет окучивать этого...Тошнит от светлых костюмов, смотрите, мол все, какой я чистенький, тьфу ( сплюнул).
--Кто его знает. Слышал, мужик не подкупный, дитя провинции, ещё знаком с совестью.
--Паяльник в задницу и вся любовь. Надоел.
--Фу, Лёлик, как не эстетично. Не горячись, придумал наш "замазуху", главное, чтоб тот к нему в машину сел...уж никогда не отмоется - охранники покинули помещение.
Рома тихонько вышел, не зная, как поступить. Выглянул за угол, увидел Глеба, поманил рукой. Когда они зашли к нему в подсобку, тот тихонько рассказал о слышанном.
--Ну, а от меня то ты что хочешь, подвига?!. Нафига мне чужая головная боль. Каждый сам за себя. И тебя что б не было видно, опасно. Эти никого не пожалеют.
--Василий где?..- засопел Ромка.
--Где-то на крыльце. Всё, я пошёл,.. тут без глупостей, лучше завтрак доешь - и закрывая дверь, шёпотом, как бы оправдываясь - ну что ты можешь сделать, что б он не сел в машину?!..
--Для хорошего человека, сделаю - упрямо пробурчал Ромка, схватив вилку с тарелки, хотел её в серцах кинуть, вдруг лицо его просияло. - Есть! Точно сделаю, прости дядя...
Гости с охраной вышли из ресторана. После вкусного обеда все с удовольствием стояли на крыльце, ветерок ласково обдувал... Пацан вооружившись, вышел через потаённый выход, пробрался до машин, дёрнул Василия, и что-то прошептал на ухо. Тот удивленно кивнул, и Ромик исчез. Никто не обратил на это внимания, на всех напала "сытая расслабуха". ...Когда мужчине в белом костюме осталось спуститься на последнюю третью ступеньку, Василий рядом уронил ключи,(все остановились, кто-то даже лениво потянулся) извинившись, подобрал, сказав гостю, что у того развязан шнурок. Тот наклонился, чтоб его завязать (объект готов!). Полуденная жара разморила, последующее событие произошло молниеносно.. Ромка быстро подбежал сзади и вонзил две вилки в ягодицы наклонившемуся. Исчез. С правой руки вошла хорошо и осталась торчать, слева, оставив четыре кровяных пятна, упала на ступеньки. Мужик какое-то мгновение стоял молча, потом взвыл от накатившей боли, и повернулся ко всем задом. Пацан так скоро всё состряпал, что никто его и не заметил. Все стояли в растерянности от такой наглости, ведь кругом "свои"...
--Вроде кто-то промелькнул - охранник-шофёр побежал за угол, но отпрянул, дворняга, видя столько здоровенных мужиков, стала отчаянно отгавкиваться - Падла хвостатая, всегда колёса метит, это не то...
Вдруг один из охранников "пахана" схватился за живот и стал ржать, да ещё притопывать ногой, указывая пальцем
--Два удара, восемь дырок!..Сейчас у-у-уссусь. Я думал, это прикол такой, а, а, а, (постанывал он) их действительно восемь - и, подобрав упавшую вилку, залился гомерическим хохотом...- Не-ет, это не покушение, подлянка какая-то.
"Пахан" Лютый позеленел. Озираясь, извинился и они погрузившись, уехали.
Пострадавший что-то шепнул начальнику охраны.
--Быстро по машинам и в ближайшую больницу, всё потом... - и они загрузив своего патрона, уехали.
Глеб стоял очень бледный в дверях ресторана. Ромка из окошка своей коморки увидев, что коварные планы сорваны, все разъехались в разные стороны, чуть посидев, смиренно поплёлся в кабинет директора, получить порцию наказания. Дверь была приоткрыта
--Ты понимаешь, во что он нас втянул, перешёл дорогу самому Лютому - это Глеб
--Понимаю, что спасать пацана надо, думаю к вечеру опомнятся, приедут разбираться - голос Василия.
--Пацана! Я его сдам...
--Они всё равно ничего не оставят, Глеб. Ты же говорил, он твой выигрышный билет.
--"Черный ящик"он! - завизжал Глеб - Где состояние Колоды, не известно?!. Вася, они же нас всех порешат.
--Ах вот что ты ждёшь, Глебушка, ещё одного подарка от судьбы...Он нашёл и сжёг все расписки через месяц.
--Ты откуда знаешь? - поперхнувшись, спросил тот
--Видел.
--Почему не остановил, почему мне не сказал - топает ногами, как капризный ребёнок, сжав кулаки.
--Надоело тебя всю жизнь из дерьма вытаскивать. Ромка мужик правильный, всё благородно сделал, исполнил волю умершего, зачем останавливать. У него учиться надо, как жить - и, уже смеясь - только его пытливый ум мог придумать, так чётко выполнить задачу, чтоб объект, с минимальными потерями, не сел в машину.
Рома понял, что теперь он может войти, обречённо опустив голову, зашёл в кабинет.
--А-а-а! Как вас теперь называть изволите, господин террорист!? - Глеб в седцах поднял мальчишку за грудки - "черный ящик" на мою голову...
Пацан сопел и не сопротивлялся.
--Я всё возьму на себя, только помогите, наврятли кто-то признается, что болтал лишнее...
--Верно, это экстренная стратегия, - сказал Василий - а сейчас иди, собирайся, я тебя вывезу.
Но в коридоре послышался топот, дверь распахнулась и в кабинет вбежали Хвост, три охранника "пахана" и Ашёт, выгнанный повар. Где-то минуту все молчали. Физиономия Хвоста расплылась в довольной улыбке
--Ромалэ, какая встреча! Мы уж тебя обыскались, весь город перерыли, пол года ни слуху, ни духу - и обращаясь уже к Ашёту - эй, урюк гнилой, он что ли карлик немой?
--Да-а-а!
--Что ты блеешь, блеешь что, козёл араратский (досадно сплюнул), какой он карлик!..Сука, я ещё с тобой разберусь, мы б давно его взяли - стукнул кулаком повара, (тот схватился за разбитый нос), потом обратился к Глебу - откуда он у тебя?
--На улице подобрал, жалко сироту. Вот, за похлёбку работает, хорошо работает.
--Почему Ашёт говорит, что он немой?
--Молчит мальчишка, писать может, говорить нет.
--Кто-нибудь видел пацана, когда было нападение? - Хвост обратился к охранникам.
--Нет. Мы с Толяном и в хозчасти до этого были, в душевой, не видели ни его, никого.
--А базарили о чем-нибудь?
--Не-не, как можно, Хвост, мы молча всё обошли.
--Уроды, если узнаю, что болтали что-то, урою. Вилки-то из ресторана. Ну, что, карлик немой, пойдешь с нами, с "паханом" тебя познакомлю.
--С сальными волосами, который Лютый? - спросил Ромка.
Василий и Глеб выказали удивление.
--Ну ты феномен, пол года молчал - Василий повернул пацана за плечи и, внимательно глядя в глаза - хороший работник, жалко отдавать.
Взгляд друга заставил включить память. "Господи, прости грешного, убереги, не допусти".., помолился мальчик и сказал, поняв, что охранники будут молчать
--Это я мужику зад вилками попортил, с ним в одном городе жил, припомнил кое-что...
--А почему немым прикидывался? - спросил Глеб, подыгрывая Ромке.
--Так жальче, и что б меньше приставали - хныкающим голосом отозвался пацан.
--Точно - Хвост засмеялся - дырявый из твоего городка. За что так-то?
--Касается только меня и его, понял.
--Всё, базар окончен, вещички есть, забираем и сваливаем, Лютый ждёт. Такой сюрприз, ромалэ нашёлся...
Ромка под охраной в коморке собрал рюкзачок, захватил Незнайку и,.. его посадили в машину, завязали глаза и увезли. Глеб трясущимися руками распечатал коньяк "Наполеон" и залпом опустошил пол бутылки, сидя в кабинете и не мог поверить своему счастью, что эти бандюги не тронули ресторан. Василий нервно курил на кухне одну за одной сигареты, но на этот раз Борисыч его не ругал, а всё успокаивал
--Не кори себя, ну не отдал бы пацана, они на его глазах тебя порешили бы и забрали всё равно, он и так видно навидался...- смахнул рукой скупую слезу - как ты думаешь, вернут его нам? Уж больно хорош помощник был.
--Если поверят, что сбежал...На кону были большущие деньги, власть над должниками...
--Я не понял, что толкуешь?
--А тебе дед и не надо. Молись за пацана, если докопаются до истины, ему не простят - и уходя с кухни, тихо добавил - да и нам тоже.
Василий понимал, надо уходить, у Лютого везде свои люди, если правда откроется, в живых не оставят, но привязанность к пацану и, маленькая надежда на везучесть Ромки, взяла верх, он остался...Глеб тоже понимал, но информация, что состояние Колоды уничтожено, и его надежда о лёгкой наживе испарилась, заставила остаться в ресторане, "это всё, что у него есть и бросить, даже под страхом смерти, "кишка тонка"...
Ромку везли долго. Когда ему развязали глаза, перед ним был загородный трехэтажный дом. Вокруг было всё вылизано, аккуратно подстрижено, красиво рассажено. Его завели в дом, охранник показал на стул и позвонил по внутреннему телефону, Хвоста почему-то не пустили. Через несколько минут на втором этаже появился другой охранник, позвал привезённого. Когда тот поднялся, его обыскали и, забрав вещи, провели в кабинет, где находился "пахан". Сидя за столом, нервно барабаня пальцами, хозяин пригласил жестом Рому сесть. Они молча сидели напротив минуты три, изучая друг друга.
--Вижу не из робкого десятка. Как зовут? - спросил, раскуривая сигару, хозяин скрипящим голосом.
--Роман.
--Как умер твой прежний хозяин и где его документы?
--Не понимаю.
--Хвост тебя привёз к мужику, помнишь...
--А-а, тот... не знаю. Ему было плохо, я и сбежал где-то сразу после того, как ушёл Хвост.
--Что дальше.
--Ходил долго по городу, замерз, утром постучал в ресторан, прикинулся немым, написал, что сирота.