Земля так и не просохла за день от вчерашнего ливня, и в воздухе висела жаркая сырость. В обмазанной глиной круглой хижине, под конической соломенной крышей было темно и душно. Чарли просунул голову в занавешенный коровьей шкурой проем, и его замутило от запаха мокрой соломы, прелого одеяла и кислого пива.
- Ташинга, - тихо позвал он, - Ташинга, ты спишь?
- Уже нет, - проворчал хриплый старческий голос, - заходи, муридзи*.
- Душно, - недовольно протянул Чарли, - темно.
- Дождь будет, - голос подобрался ближе, и Чарли откинул шкуру, помогая старику выбраться из хижины, - ночной дождь.
- Ну и что? - рассмеялся Чарли. - Мы под акацией посидим. Там сухо. Или ты боишься?
- Ташинга не боится, - старик поправил старое одеяло, наброшенное на левое плечо на манер тоги, и втянул ноздрями ночной воздух, - Ташинга знает.
Чарли пожал плечами и направился к старой акации, растущей у самой колючей изгороди, окружавшей ферму Арбутнотов. В прошлом месяце ему исполнилось четырнадцать, и отец подарил ему на день рождения винтовку Мартини-Генри, признавая в нем взрослого мужчину. Домой, на ферму в пяти милях от деревеньки Горомонзи, Чарли приехал на рождественские каникулы и уже успел опробовать подарок, поохотившись на стенбока, карликовую антилопу с рыжеватой шкурой и большими смешными ушами. Отец похвалил его за меткий выстрел и обещал взять на охоту в буш, когда вернется из Солсбери, куда он поехал за подарками к Рождеству. Чарли уже предвкушал, как расскажет в школе о своих приключениях. Было бы славно свалить буйвола или даже носорога. Но и импала - почетный трофей для первого раза.
Ташинга потащился к дереву, кряхтя и подволакивая ногу, и мальчик усмехнулся. Все хитрости негра он знал наизусть. Конечно, молодой силы и проворства в старом охотнике из племени шона с годами поубавилось, но ни зоркости, ни чутья он не потерял, и все еще мог с утра до позднего вечера трусцой бежать по заросшему высоким разнотравьем бушу, неся за мистером Арбутнотом второе ружье или помогая тащить на ферму добычу. Черная кожа Ташинги влажно поблескивала в сгустившихся сумерках, чуть отливая краснотой позднего заката.
- И чего муридзи не спится? - спросил старик, опускаясь рядом с мальчиком на подстилку из прелых листьев. - И старому Ташинге ни сна, ни отдыха.
- Да ладно тебе, - усмехнулся Чарли, - не ворчи. Вот, держи.
Он протянул негру пачку жевательного табаку, и Ташинга, одобрительно кивнув, тут же откромсал кусок вытянутым из складок одеяла ножом и оправил его себе в рот.
- Расскажи сказку, - тихо попросил Чарли и тут же смущенно опустил глаза.
Взрослые мужчины, наверное, не слушают сказок. Но голосом старого охотника говорила сама Африка, загадочная и прекрасная, опасная и дикая. И Чарли завороженно слушал ее древние слова.
- Зембени - великая женщина. Она родила двух дочерей. Но она ела людей в той стране, где она была, пока не прикончила их, ела их и зверей; убивала человека вместе со зверем; варила мясо человека и зверя вместе. Случилось так, что люди были целиком прикончены, оставалось она сама с ее двумя дочерьми. Ее дочери славились среди племен, они славились из-за красоты. Одну свою дочь, случилось из-за уничтожения людей, которые были прикончены, она схватила, оторвала с одного боку щеку, сварила и ела ее: щека была горькой; и она не захотела ее кончать, ибо мясо щеки раздражало ее горечью: она удивлялась, не понимала, почему это мясо горчит? Через это ее дочери избавились от нее, из-за этой горечи.
Ташинга замолчал, смачно сплюнул темную табачную струю на землю, принюхался к ветерку, доносившемуся из буша.
- Будет дождь, - повторил он, хмурясь и раздувая широкие ноздри, - муридзи лучше вернуться на ферму.
- Вчера тоже был дождь, - Чарли тоже принюхался, но, кроме запахов сырой земли и влажной травы, не уловил в воздухе ничего, - чем сегодняшний плох?
- Тсс... - Ташинга приложил палец к вытянувшимся губам, - тише, муридзи, тише. Слушай, что говорят коровы, они тоже знают.
Хлев, где в длинных стойлах разместились два десятка племенных голландских коров, прибывших полгода назад из Европы, находился на другом конце фермы. Тихое мычание привычно вливалось в тихие ночные шорохи, мешавшееся со звоном цикад и шелестом листьев под первыми порывами сырого ветра, предвещавшего ливень. Чарли покосился на Ташингу, прислонившегося к широкому стволу акации и целиком отдавшегося любимому занятию - жеванию табака.
- Ничего они не знают, - обиженно сказал Чарли, - и ты тоже. Хочешь спать - так и скажи.
Он поднялся с земли и громко свистнул. Темная тень метнулась из-за хижины к его ногам, завертелась волчком, разразилась радостным лаем. Буллит, рыжий кхойкхойский пес, ткнулся носом в колени Чарли, требуя, чтобы его почесали за ухом, дружелюбно помахал хвостом Ташинге, и замер, приподняв свисающее ухо и вслушиваясь в ночные звуки.
- Пес тоже знает, - Ташинга провел ладонью по вздыбившемуся гребню растущей в обратном направлении шерсти на спине Буллита, - умный пес.
- Да что все такого знают, чего не знаю я? - фыркнул Чарли.
Негр плотнее закутался в одеяло под порывом ветра, швырнувшим в лицо первые тяжелые капли дождя и легонько подтолкнул мальчика по направлению к хозяйскому дому.
- Шумба*, - почти в самое ухо прошептал он, - шумба любит дождь.
Ливень стучал по крыше всю ночь, и Чарли, добравшийся до дому чуть не бегом, проспал до утра безмятежным сном. Буллит, скуливший в коридоре и царапавший дверь, свернулся калачиком на цветном тряпичном коврике под окном и тихонько посапывал темным бархатистым носом. Миссис Дороти Арбутнот, не одобрявшая подобных вольностей, на этот раз промолчала. Чарли вернулся из школы всего на три недели, из которых одна уже подходила к концу, и ссориться с сыном из-за пустяков ей вовсе не хотелось.
Завтрак накрыли на веранде. Солнце еще не успело наполнить воздух влажными испарениями, ветерок осыпал цветами сирени песчаную дорожку, ведущую к дому, вьющаяся роза, стараниями миссис Арбутнот, прижившаяся в Родезии, стряхивала капли ароматной росы на вышитую белую скатерть. Миссис Дороти и девочки, Пегги и Сара, вышли к завтраку в светлых утренних платьях, а Чарли надел твидовую куртку, чтобы порадовать мать благопристойным видом. Круглолицая черная повариха Муци разлила какао из большого чайника, и Буллит, узревший этот знак окончания завтрака, взбежал на крыльцо, призывно колотя хвостом по дощатому полу.
- Мам, я погуляю? - Чарли едва не обжегся, опустошая чашку огромными глотками. - Если тебе не нужна помощь, конечно.
- Ты обещал нам почитать книжку, - скуксилась Пегги, - еще вчера обещал.
- После обеда, - Чарли поднялся с места, и Буллит радостно залаял, - а вообще тебе самой пора читать, семь лет уже, не маленькая.
- После обеда, - постановила миссис Дороти, - а сейчас сходи, посмотри, сколько молока надоили сегодня. Потом можешь погулять, если дождя не будет.
- Спасибо, мам! - Чарли подхватился с места и сбежал с крыльца, и Буллит вприпрыжку помчался за ним с радостным лаем.
По дороге к коровнику Чарли поздоровался, по меньшей мере, с дюжиной чернокожих работников, торопившихся успеть как можно больше, пока снова не полил дождь. Голландки в стойлах довольно жевали душистое сено, молоко в больших жестяных бидонах уже погрузили в тележку, запряженную парой ослов. Чарли пересчитал бидоны, заглянул под крышку, где уже начинали отстаиваться желтоватые сливки, из которых тут же, на ферме, делали сыр на продажу, и довольно рассмеялся. Легкое беспокойство, не отпускавшее его после вчерашнего разговора со старым негром, разлетелось, как лепестки сирени на ветру.
Насвистывая невесть откуда прицепившуюся к нему африканскую песенку о зайце и черепахе, Чарли направился к задней калитке, за которой зеленел вдоволь напившийся дождевой воды буш. На горизонте серой стеной темнели горы, заросли акации и мимозы цветущими островками высились в колыхающемся травяном море. Рыжими точками вдалеке промчалось стадо антилоп. Высокие силуэты жирафов окружили одинокий куст акации, осторожно объедая листву и мелкие желтые цветы. За тонкой сияющей нитью Чиньяки иссиня-черные слоны, помахивая широкими ушами, спускались к реке на водопой. Буш полнился жизнью, дикой, первозданной, свободной, и у мальчика от восторга защемило в груди.
От созерцания природы Чарли отвлек стремительно приближающийся Буллит. Пес задержался, чтобы пометить большой валун, вросший в землю ярдах в десяти от калитки, вприпрыжку помчался к мальчику, словно опасаясь, что его не возьмут на прогулку, но у самой изгороди резко остановился и заскулил, тычась темным носом во влажный желтый песок. На песке отчетливо проступал след огромной кошачьей лапы.
- Шумба, - Ташинга удовлетворенно кивнул, и ожерелье из леопардовых когтей на морщинистой шее качнулось, - теперь муридзи знает.
- И что мне делать, Ташинга?- чуть сдавленным голосом спросил мальчик. - Я маму пугать не хочу, может, он еще и не вернется.
- Шумба вернется, - покачал головой негр, - Ташинга утром ходил следы смотреть. Когти стертые, лапы в морщинах, след глубокий. Большой зверь, старый. Один ходит. Шумба вернется.
- Отец приедет только послезавтра, - вздохнул Чарли, - если лев утащит корову, работники разбегутся. Как мы без них управимся? А что делать, я не знаю.
- У муридзи есть ружье, - ухмыльнулся старик, - муридзи знает.
- Я ночью возле коровника покараулю, - нерешительно предложил Чарли, - не пристрелю, так спугну.
Он задумался и почесал в затылке, растрепав тщательно приглаженные перед завтраком каштановые густые пряди.
- Мама выстрел услышит, спрашивать будет. Скажешь ей, что мне померещилось, и ничего не было, если я промажу?
Ташинга не ответил. Мальчику показалось, что негр изучает его внимательным взглядом блестящих черных глаз, словно впервые видит. Наконец, старый охотник кивнул.
До обеда оставалось еще часа полтора, и Чарли проскользнул в дом на цыпочках, сдерживая участившееся дыхание. Мать он видел возле сыродельни, девочки играли в саду, но в любой момент кто-то из них мог вернуться, а объяснять, зачем ему понадобился отцовский Гринер, мальчику вовсе не хотелось. Операция по извлечению из чулана тяжелого ящика с разобранным ружьем четвертого калибра, с которым Джереми Арбутнот ходил изредка на слона или носорога, прошла успешно. В полутемной хижине, под пристальным наблюдением Ташинги, одобрительно кивавшего головой, ружье было собрано и заряжено.
Небо снова затянулось низкими темно-синими облаками с золотистой каймой по краям. По зеленым волнам буша неслись темные тени, с юга, от гор, доносились приглушенные раскаты грома.
- До ливня не успеем, - Чарли проводил обеспокоенным взглядом ветвистую молнию, но тут же просветлел. - Зато мама не услышит.
Мальчик и старик торопливо скрылись в небольшой рощице мопана в полумиле от фермы. Ташинга вытащил из складок наброшенного на себя одеяла пару консервных банок и выставил их на широкий плоский камень ярдах в двадцати от Чарли. Мальчик поднял ружье, плотно прижимая приклад к плечу, медленно опустил ствол, задержал дыхание. Палец плавно нажал на спусковой крючок Гринера.
От оглушительного грома у Чарли заложило уши. Дюймовая пуля весом в четверть фунта ударилась в ствол мопана, пролетев на целый фут выше цели. Мальчика развернуло на месте ударом в плечо, и он с трудом удержался на ногах. Ружье, вырванное из рук полной унцией черного пороха, улетело в куст гревии, сшибая на землю бархатистые красные ягоды.
- Я думаю, можно не продолжать, - удрученно вздохнул Чарли, потирая плечо, - Гринер пока мне не по зубам. Придется обойтись старушкой Мартини.
- У муридзи есть ружье, - Ташинга сверкнул зубами в улыбке, - муридзи знает.
После обеда, за которым Чарли с трудом удавалось сохранять приличествующий истинному джентльмену и, пусть временному, но главе семейства невозмутимый вид, пришлось исполнять обещание. Для чтения он выбрал "Пятнадцатилетнего капитана" Жюля Верна, книгу, возможно, не слишком подходящую для еще не доросших до приготовительной школы девчонок, но вдохновляющую на ночное приключение. Чарли решил, что год разницы между ним и Диком роли не играет, и он, как настоящий африканец, просто обязан ни в чем не уступить своему любимому герою. Дальше второй главы чтение, впрочем, не продвинулось. Сестры, которым многие слова в книжке были незнакомы, донимали его вопросами, а в голове крутились мысли не о море, а об удобном месте для засидки и об укрытии от почти неизбежного ночного ливня. Гроза за окнами умчалась на юг, но над горами снова громоздились черные тучи, цепляясь за низкие обветренные гребни вдалеке.
Миссис Арбутнот вернулась с фермы, зажгла свечи в темнеющей гостиной и вместе с двумя черными служанками принялась за штопку носков и рубах. Девочки вытащили из шкафа книжку с картинками и Пегги, наконец, решила доказать брату, что она уже совсем большая, взяв на себя чтение. Чарли нарочно уронил со стола томик Жюля Верна, чтобы мать подняла голову от шитья и заметила, что он забрал свечу и отправился к себе в комнату. Чтение миссис Дороти считала занятием полезным и сына от него отрывала лишь по крайней необходимости.
Оставшись один, Чарли принялся готовиться к ночному караулу. Почистил и смазал винтовку, завернул горсть патронов в промасленную бумагу и засунул их в старый отцовский кисет из свиной кожи. Остальные патроны распихал по карманам саржевой куртки, вытащил из-под кровати еще до обеда унесенный из кладовой кусок брезента, походную флягу с водой и свою величайшую драгоценность - карманный фонарь Эвереди, подаренный отцом на прошлое Рождество. Тщательно упаковав все снаряжение в брезент, Чарли тихонечко опустил сверток за окно и улегся на кровать, раскрыв книгу.
Дождь зарядил с вечера, ровный, усердный, долгий. Небо нависло плотной низкой пеленой, огни потушили рано, и в темноте Чарли с трудом нащупал мокрый сверток, утонувший в прибитой дождем траве. Буллит, выскочивший словно из-под земли, потерся мокрым боком о холщовую штанину, заставив Чарли поморщиться. Ташинга выступил из темноты, поблескивая круглыми белками глаз.
- Кажется, все готово, - Чарли взвалил на плечо тяжелый сверток, - идем.
Место для засидки нашлось как нельзя более удачное. Прямо напротив коровника, маленький сарайчик с плоской крышей, где хранился садовый инвентарь и стояла лохань для мытья молочных бидонов. Чарли взобрался наверх, и Ташинга подал ему сверток.
- Для двоих здесь места мало, - заметил Чарли, разворачивая брезент, - иди домой, Ташинга. Буллит покараулит внизу, разбудит меня лаем, если засну. Хотя, надеюсь, этого не случится.
- Ташинга пойдет к дому, - в короткой вспышке фонаря блеснула черная кожа и струящиеся по ней потоки дождевой воды. В руке старый охотник сжимал короткое копье с широким наконечником, а из одежды на нем было лишь ожерелье из леопардовых когтей. - Женщины боятся выстрелов. Ташинга их успокоит, когда муридзи убьет шумбу.
- Маме понравится твой наряд, - усмехнулся Чарли, - иди, Ташинга, покарауль их. А я здесь подожду.
Он очень надеялся, что дожидаться будет некого, но решил оставить эту мысль при себе, побоявшись показаться трусом.
Под мокрым брезентом было душно. Нога затекла, во рту появился мерзкий привкус простуды, патроны в кармане куртки давили в ребро. Но Мартини оставалась сухой, и это было все, что имело значение. Чтобы не заснуть, Чарли принялся вспоминать историю Дика Сэнда, но это мало помогло, ближе к полуночи мальчик начал клевать носом. Тревожное мычание в хлеву разбудило его, и он высунул голову из-под брезента, вглядываясь в ночь. Но ничего, кроме обычных звуков фермы и ровного шума дождя не услышал, и снова забрался в укрытие, умоляя про себя утро наступить поскорей.
Дождь почти утих, Чарли снова задремал, почти уверившись, что льва так и не дождется, когда снизу донесся разъяренный лай Буллита. Пес кинулся по дорожке, в ту сторону, где стояли хижины работников, и снова вернулся, задрав морду и захлебываясь лаем, словно призывая хозяина следовать за собой. Чарли слетел с сарайчика, сжимая в руках винтовку, и бросился вслед за собакой.
- Муридзи! - тихий голос Ташинги показался Чарли громом с ясного неба, пот заструился по спине, довершая работу ночного дождя, промокшая насквозь рубаха липла к телу, ружье чуть не выскочило из взопревших ладоней.
- Идем.
Негр бесшумными шагами заскользил вперед, и Чарли последовал за ним. Буллит, почувствовавший, что происходит что-то важное, перестал лаять и затрусил вслед за мальчиком.
Дождь прекратился, облака разошлись, пропустив тусклый и бледный свет молодой луны. Коровы затихли, петух в курятнике еще не пропел, люди спали в предрассветный час мертвым сном. Ташинга крадущейся походкой приблизился к хижинам, в которых ночевали черные работники фермы, отгороженным от хозяйственных построек невысокими зарослями мимозы, усыпанными желто-лиловыми цветами. Буллит тихо заскулил, и негр, принюхавшись, остановился, разглядывая неприметный клочок влажной сырой земли возле самой изгороди. Чарли присоединился к нему, включив фонарик.
На земле лежал кусок черного человеческого уха с большой медной серьгой, впечатавшейся в раскисшую грязь. Ташинга осмотрел колючий куст и протянул Чарли клочок жесткой желтоватой шерсти. Мальчик сглотнул и часто задышал, преодолевая тошноту. Старик, не дожидаясь разрешения, выхватил фонарь из руки Чарли и двинулся к задней калитке, согнувшись почти до самой земли. Пес, сообразивший, что от него требуется, уже бежал впереди, вынюхивая след.
След заканчивался у изгороди, ярдах в десяти слева от калитки. На верхних ветвях акации Ташинга обнаружил еще пару клочков львиной шерсти, а там, где лев истоптал землю задними лапами, готовясь к прыжку, уже загустевшую лужицу крови.
Чарли уселся на землю, сжимая поставленную между колен винтовку, и попытался думать. Мысли никак не хотели собираться в кучу, пока одна, яркая, как ночная молния, не озарила темноту в его голове. Ташинга знал. Он знал, что лев придет не за коровой, надежно запертой в крепко сколоченном коровнике. Ташинга отправил его подальше от дома и с одним копьем вызывался охранять маму и девочек. Но лев нашел себе другую добычу. Кунаше, миловидная негритянка лет шестнадцати, доившая коров по утрам, очевидно, выбралась из хижины, где работавшие на ферме девушки спали вповалку на глинобитном полу, по нужде, и лев, воспользовавшись случаем, унес ее в буш.
- Может быть, она еще жива? - без всякой надежды спросил мальчик, и совсем не удивился, когда негр покачал головой. - Когда он вернется, Ташинга?
- Сегодня, - не задумываясь, ответил старик, - Кунаше маленькая, шумба скоро проголодается.
- Завтра вернется отец, - Чарли поднялся, опираясь на ружье, - а сегодня я выпущу корову. Пусть забирает, зато люди останутся целы.
- Корова большая, - кивнул Ташинга, - у коровы рога и копыта. Корова сильная. И жесткая. Человек мягкий, слабый. Шумба вернется за человеком. У муридзи есть ружье. Муридзи знает.
- Я его боюсь, - Чарли опустил голову, чтобы не встречаться взглядом с Ташингой, - может, отец вернется раньше, чем он снова придет?
- Только глупец не боится шумбы, - Ташинга взял Чарли за подбородок и заглянул в расширившиеся от ужаса зеленые глаза мальчика, - муридзи убьет шумбу. Муридзи убьет свой страх.
Они торопливо затерли обнаруженные следы, ухо с серьгой Ташинга забрал к себе в хижину, чтобы сжечь потом вместе с останками девушки, обследовали все кусты по дороге от места нападения до изгороди в поисках львиной шерсти, но так ничего и не нашли. Работникам Ташинга пообещал сказать, что Кунаше приходила к нему утром, жалуясь на боль в животе, и он отправил ее в Горомонзи, где разместился фельдшерский пункт. Маме и сестрам Чарли, конечно, ничего говорить не собирался. Винтовку и флягу он отдал Ташинге, чтобы негр принес их к назначенному месту встречи, и влез в окно своей спальни минут за пять до того, как миссис Арбутнот пришла будить его к завтраку.
Идти пришлось почти по пояс в мокрой траве. Дождь прекратился, но сырой, резкий ветер продувал до костей, заставляя плотнее кутаться в толстую охотничью куртку. Винтовка оттягивала саднящее после вчерашнего эксперимента плечо, челюсти сводило зевотой после бессонной ночи. Но глаза смотрели зорко, выискивая в разнотравье чуть заметную примятую дорожку, по которой лев тащил свою добычу. Буллит, низко пригнув голову к земле, трусил рядом, принюхиваясь к следу. Ташинга, завернувшийся в одеяло, сжимал в руке старое копье и вглядывался в дальние заросли колючих кустов. Через час идти стало легче, высокие злаки сменились жесткой кустистой травой, с широкими проплешинами бурого суглинка. Львиный след стал четче, слева от него тянулась неширокая борозда, прочерченная откинувшейся рукой жертвы.
Ташинга неожиданно положил руку на плечо Чарли, и мальчик вздрогнул. Буллит заскулил, и тронулся вперед, нерешительно оглядываясь на людей. Впереди, у высокого куста акации, темнела бесформенная куча, на которой яркими пятнами выделялись желтые лоскутки ткани. Льва поблизости не было.
Старик быстро двинулся вперед, сорвал с себя одеяло и накрыл останки девушки. Но подошедший Чарли приподнял одеяло за угол.
- Я должен это видеть, - Чарли стиснул зубы, разглядывая кровавые ошметки и осколки костей, еще вчера звавшиеся Кунаше, - если я хочу его убить, я должен.
Буллит, на несколько минут сбитый с толку запахами растерзанного человеческого тела, подтвердил слова охотника, залившись отчаянным лаем, и снова пустился по следу.
Через полчаса Ташинга снова остановил мальчика, указав протянутым копьем на густые заросли дальбергии, покрытые мелкими сиреневыми цветами. В тот же миг из зарослей раздалось угрожающее рычание.
- Муридзи знает, - тихо сказал Ташинга и наклонился, поднимая с земли увесистый камень.
Чарли утер выступивший на лбу пот рукавом куртки, снял с плеча Мартини, зарядил винтовку, положив запасной патрон в открытый верхний карман куртки. Времени на второй выстрел могло не хватить, но подстраховаться все равно стоило.
Они сократили расстояние до тридцати ярдов, и Чарли услышал глубокие и тяжелые вздохи, перемежающиеся утробным ворчанием. Негр выступил вперед, перекинув копье в левую руку, и швырнул камень в заросли. Рычание стало громче, злоба и ярость слышались в низком глухом голосе, раздававшемся словно из-под земли, из самого ада. Ташинга запустил в кусты второй камень, и от львиного рева вздрогнула земля. Зверь выступил вперед, оскалив широкую пасть, его пшеничная грива, достигавшая мощных передних лап, была измазана кровью, в желтых глазах пылала ненависть.
Лев опустил голову, почти коснувшись мордой громадных лап, изогнулся, присел, царапая когтями землю. Кисточка на хвосте зверя вздрогнула и затряслась. Чарли опустил ствол, прицелился, нажал на спуск. Пуля ударила льва в правое плечо, он снова заревел, разевая страшную пасть, и кинулся вперед длинным прыжком.
Буллит вылетел вперед, звонким лаем вызывая огромного зверя на бой. Лев остановился, и презрительно махнул лапой, но пес отскочил, продолжая облаивать противника с безопасного расстояния. Лев снова подобрался для прыжка, и взгляд его не отрывался от торопливо достающего второй патрон мальчика.
Ташинга бросился к зверю, поднимая копье. Лев летел на охотника, как громадное пушечное ядро, сжимаясь в воздухе в желто-рыжий комок, отталкивая землю мощными лапами, скаля кинжальные клыки. Чарли едва не выронил патрон, но успел перезарядить Мартини, когда между львом и Ташингой, застывшим с зажатым в кулаке копьем, оставалось всего десять ярдов. Чарли выстрелил, и лев, сделав в воздухе сальто, рухнул рядом со стариком, сбив его с ног. Между угасающих желтых глаз темнело отверстие, и струйка крови стекала по широкому носу льва.
Чарли опустился на землю, все еще судорожно сжимая в руках Мартини. Ташинга, не торопясь, вытащил из заплечного мешка полпачки табаку, нож, отправил в рот добрую порцию и принялся срезать когти с львиных лап.
- Амулет, - ответил он на немой вопрос мальчика. - Для муридзи. Только глупец не боится. Убей шумбу. Убей свой страх. Муридзи знает.