Вся жизнь театр, а люди в нем актеры! Спорить со стариком Шекспиром я не берусь, но сомнения время от времени все же в душу закрадываются. Глядя как наш главный бухгалтер необъятная Галина Петровна, в очередной раз, сопя и кряхтя пытается пробраться в маленькие двери моего кабинета (когда-то там хранили инструмент для уборки, а потом с барского плеча передали мне в индивидуальное пользование), чтобы вручить очередной отчет для налоговой, я попыталась представить ее в роли Джульетты, или, скажем, Офелии. И хотя воображение бурно запротестовало и отказалось выдавать требуемые картинки, внутренний голос уверенно подсказал, что хоть Галина Петровна и не похожа на возлюбленную Гамлета, утопить мне ее определенно хочется!
Вздохнув, я вылезла из своего чуланчика и попыталась миновать бухгалтерский будуар Галины Петровны, оставшись незамеченной. Увы, мне так и не удалось пропустить мимо ушей ее напутствия и язвительные намеки на то, что налоговая находится на соседней улице и мне вовсе не к чему ходить в нее через весь город.
Я закрыла за собою входную дверь, зажмурилась от яркого солнца, вдохнула полной грудью загазованный воздух, и ... мое настроение испортилось окончательно. Из соседнего ларька, торговавшего шаурмой, раздавалась ненавистная песня не менее ненавистной певицы Амалии. Она завывала про зонтик, который она зачем-то держала в руках, при этом шлепая по лужам. Обращалась она, судя по всему, к инопланетному возлюбленному, сообщая ему, что живет на третьей планеты от солнца. Очевидно, зонтик служил Амалии чем-то вроде средства межпланетной коммуникации.
Какая несправедливость, такая умница и красавица как я вынуждена прозябать в жалкой коморке папы Карло, в то время как кошмарные создания, именующие себя певицами, живут в свое удовольствие. И как это не ужасно сознавать, приносят своим существованием радость другим. Ведь в отличие от меня Рустем, владелец ларьковой ресторации, явно кайфовал от стенаний Амалии. Вздохнув, я оглянулась в поисках ближайшего кафе, где можно было бы заесть свое горе мороженным, но вместо этого мой взгляд наткнулся на объявление, напечатанное в домашних условиях на бумаге пронзительно желтого цвета. Объявление было немногословным.
Театр. Набор желающих. Телефон 233...
Гениально! Служение Мельпомене это определенно то, что может помочь выбраться из жизненного кризиса! Недолго думая, я отодрала номер телефона и спрятала его в карман. Отойдя на пару шагов, и немного поколебавшись, я вернулась обратно и отодрала все объявление. Зачем мне лишние соперники на пути к всенародной славе?
Окрыленная собственной смелостью, я мухой слетала в налоговую, вернулась на работу, и радостно напевая, демонстративно прошлась мимо кабинета Галины Петровны. К этому времени я окончательно решила, что, став знаменитой, я ее утоплю. Едва досидев до конца рабочего дня и покрутившись для приличия немного перед зеркалом, я стремительным шагом отправилась навстречу своей славе!
Искомое мною заведение находилось в еврейском общинном центре под типичным еврейским названием "Соняшник". Решительно войдя в театральный храм, я оглядела потенциальных соперников. Где-то в глубине души шевельнулся противный ком.
Публика, собравшаяся в Соняшнике, разительно отличалась от меня, моих подруг, коллег по работе, знакомых по чатам и вообще, всех кого я когда-либо видела. Нимфы, с длинными волосами, одетые в стиле детей цветов или моей сорокалетней соседки Нины в период брачного кризиса. Парни, которым только кокарды и балалайки не хватало, для полного сходства с молодым Маяковским. И, как не странно, все они лучились дружелюбием (в котором я немедленно рассмотрела признаки позерства и зарождающейся звездой болезни) и горели желанием познакомиться с каждым, пришедшим на просмотр. Они наливали чай, угощали конфетами и трещали без умолку: Клим, Каролина, Зоя, Аксинья. Я, забившись в уголок, решила, что лучше прикинусь немой, чем признаюсь, что меня зовут Оля.
К моей великой радости моя скромная персона никого особо не заинтересовала. Будущие цари подмостков немедленно переключились на вновь прибывающих персонажей, куда более колоритных, чем я. Тугое кольцо застенчивости, к этому времени прочно обосновавшееся вокруг моей шеи, стало потихоньку растягиваться, и я смогла тихонько перевести дух. Похоже, не все так страшно, как мне кажется!
Как же наивной я была! Знакомство было только цветочками! Ягодки ожидали меня впереди. По прошествии некоторого времени нас всех привели в большой зал, усадили и попросили представиться. Как оказалось, большая часть экзотических экземпляров пришла во второй раз. В первый их попросили подготовить стих, песню, или танец, наиболее выражающие их сущность. Я радостно сообщила помрежу, что не знала о подобной необходимости и, удобно умостившись на стуле, принялась тихонько наблюдать за происходящим.
Спустя пятнадцать минут мне хотелось вскочить с места и громко призвать психиатров всех стран объединиться!... Юнгу, Фрейду, Ковалевскому и их именитым коллегам, ТАКОЕ даже не снилось! Все присутствующие были людьми или в конец творческими, или полностью лишенными того, что называется комплексами. Климы, Зои и Аксиньи пели, читали стихи, изредка срывая с себя одежду и катаясь по полу (с целью придать большую выразительность своему выступлению).
Сам режиссер был смертельно напуган. Я искренне сочувствовала бедолаге. Режиссер театра "Соняшник" Борис Моисеевич ростом едва дотягивал до полутора метров и весил при этом не более сорока килограмм. Он испуганно жался к стенке, пытаясь вклиниться в страстные монологи и направить присутствующих в конструктивное русло.
Неимоверными усилиями ему удалось остановить двух девушек, собиравшихся продемонстрировать отрывок из спектакля о чистой женской любви. Их место заняла молодая деваха с румянцем во всю щеку, решительно заявившая "А я люблю українське село за часiв Панщини". Режиссер затравленно пискнул в углу: "А почему именно Панщины?", на что девушка ответила, как отрезала: "А що? Йшли на панщину - спiвали! Йшли з панщини - спiвали! Весело було! Навiть вагiтнi жiнки в полi працювали i нiчого, теж спiвали!".
Ее реплика чрезвычайно вдохновила сидящего рядом со мной молодого человека, который уже целый час как пытался рассказать мне про свои экстрасенсорные способности. Любительница украинского села заставила его серьезно задуматься, и он шепотом сообщил мне, что тоже очень любит смотреть, как его бабушка доит корову.
Отчетливо понимая, что по части креатива я безнадежно отстала от всех присутствующих, я не нашла ничего лучше чем спросить его - почему? Задав вопрос, я на всякий случай пересела на соседний стул, волнуясь, что любовь к селу может оказаться заразной. Не ответив мне, экстрасенсорный селянин ушел в астрал.
В это время присутствующие перешли к исполнению песен собственного сочинения. Первая была посвящена Максимилиану Волошину, и звучала приблизительно так "Здесь лежит человек великан, звали его Максимилиан". Пока эта строчка около двадцати минут повторялась на разные лады, то с завыванием, то шепотом, то с диким криком я пыталась судорожно вспомнить, какие еще слова рифмуются с именем Максимилианом. Получился пеликан, таракан, но пассаран, и еще пара интересных рифм. К этому времени я уже всерьез задумалась над тем, чтобы заняться поэзией и переквалифицироваться в поэта песенника.
Вдохновленный песней о герое Волошине, режиссер решил перейти к экспромтам и попросил присутствующих рассказать о героическом подвиге из своей жизни или поведать всем смешную историю. Очевидно, мой ясновидящий сосед, на тот момент, вернувшийся из астрала, в тот день был в ударе. Он решительным шагом направился к сцене и поведал всем о своем героизме. Когда-то у него появились деньги, он купил 5 килограмм картошки и принес их маме. Мама его отругала и сказала, что дома уже есть мешок картошки. На что мальчик резонно ответил, что не одной же маме картошку в дом покупать!..
Но героизм космического мальчика был просто ничем по сравнению с маленькой тихой девочкой, которая до последнего сидела молча, а потом рассказала историю про хомячка: "Я была маленькой, и у меня был хомячок. Однажды он выполз из банки, я на него наступила и раздавила. Но я вначале не поняла, что случилось, взяла раздавленного хомячка и кинула его на сестру. Сестра закричала и кинула его на меня. И мы кидали дохлого хомячка друг на друга и кричали. Вот такая смешная история".
К этому моменту я была уже в полуобморочном состоянии. Малютке режиссеру, судя по всему, тоже требовались сердечные капли. Тихонько пробираясь к выходу я решила еще раз оценить все преимущества своей работы, дать Галине Петровне пожить еще немного, пока я не прославлюсь на другом поприще. И вообще, серьезно рассмотреть в качестве альтернативы живопись! Помнится, в детском саду мои рисунки признавали одними из лучших!